Читать онлайн Клетка

Глава 1. Не жизнь, а сказка

– Лена, что происходит? – устало спрашиваю я свою подругу.

Ленка не собиралась отвечать, виновато украдкой поглядывая на меня и совершенно избегая прямой зрительный контакт. Она вытирает слезы ладонями, размазывая косметику и снова отворачивается.

– Даже не хочу комментировать! – вмешивается Катя, медленно потягивая коктейль через трубочку.

– Ничего, – бурчит Ленка и отворачивается в сторону танцпола.

– А отчего у тебя тогда лицо красное? – я пытаюсь перекричать громкую музыку в клубе. – Не хочешь говорить, понятно.

Я усаживаю ее на небольшой диванчик, достаю из сумочки зеркало и вручаю ей.

Я вглядываюсь в темноту, рассекаемую яркими лучами софитов, и, кажется, вижу большую проблему моей подруги – Мирон Романов. Мой друг детства.

Он не может не привлекать внимание – высокий, широкоплечий, с идеальным загаром и белоснежной улыбкой. Светлые волосы немного взъерошены, а глаза – словно кусочки льда, равнодушно скользят по окружающим. В нашем университете он популярный и успешный, но в нем нет ничего настоящего. Внутри – лишь пустота, которую он тщательно скрывает за своим обаянием. Я когда-то знала его совсем с другой стороны. Сейчас же – он красивый, но пустой изнутри, и это пугает больше всего.

Он танцует с одной из девушек с параллельного потока, даже не помню ее имени. В его движениях прослеживается какая-то змеиная грация, а во взгляде – безжалостная расчетливость.

Замечаю, как он прижимает ее, я уверена, что эта девушка – его новое развлечение на эту ночь.

– Пойдем, – я поворачиваюсь к Ленке и жестко хватаю ее за руку.

– Да, уведи ее подальше, а то в слезах будет весь танцпол, – язвит Катька.

Я не испытываю к Лене особой жалости. Я знала, что все так и произойдет. Раз она не прислушалась – это теперь ее проблема, пусть даже не жалуется на свое разбитое сердце. Я сейчас так зла на нее, не на него. С ним все ясно.

А ведь мы с Мироном крепко дружили лет до десяти. У наших отцов совместный бизнес, приходилось часто проводить время вместе.

– Какая я идиотка. Я ведь полная дура, да, Лика? – она продолжает доставать меня своим нытьем, как только мы вваливаемся в женский туалет.

Я включаю холодную воду и опускаю ладони.

– Да, Лен. А чего ты ожидала? – задаю я скорее риторический вопрос. – Даже не отвечай.

Я начинаю умывать ее, одновременно пытаясь привести в чувство.

– Он такие вещи мне говорил… Я его люблю больше жизни!

– Ой, больная, – я качаю головой и роюсь в сумке в поиске бумажных салфеток. – Забудь.

– Не могу забыть. Если ты у нас – бесчувственный робот, то я так не могу! Меня предали – я реагирую, как умею. Как получается! – со злостью кричит она.

– Надо было реагировать до того, как ты ноги перед ним раздвинула! – мне не удается унять праведный гнев. – Теперь уже поздно.

– Но жизнь его накажет. Так всегда бывает, – словно в трансе говорит Ленка, уставившись в одну точку. – Карма.

– Бред это. Ему все, как с гуся вода, – отвечаю я.

Ленка внезапно отворачивается и ее рвет на раковину.

Мои нервы уже достаточно сегодня натерпелись. Это было последней каплей. Я вытаскиваю телефон и заказываю в приложении такси.

– Я много выпила, – Ленка садится на пол и ползет к стене, чтобы опереться. – Прохладно, хорошо.

– Такси приедет через восемь минут. Сиди тут, я сейчас вернусь.

Я выхожу из туалета и направляюсь прямиком к Мирону.

Он целуется с той девчонкой, совершенно никого не замечая, медленно и с наслаждением.

Не могу на это смотреть, хочется ему чем-нибудь заехать, да побольнее.

Я подхожу и резко дергаю его за плечо, отрывая от увлекательного занятия. Мирон поворачивается и сверкает злыми синими почти черными глазами, ожидая увидеть кого угодно, но не меня.

– Курагина, присоединиться хочешь? – удивляется он, поглядывая на меня сверху вниз.

Его ухмылка, этот нарочито небрежный тон – все во мне кипит. Не верю, что десять лет назад он был классным парнишкой, который катался со мной на роликах.

– Присоединиться? – повторяю я его слова, иронично приподняв бровь. – Боюсь, у меня аллергия на твои дешевые интриги, Мирон.

– Я просто догадываюсь, что тебе есть, что скрывать под этим платьицем, Анжи.

– Не называй меня так.

Девушка, которую минуту назад он обнимал, в недоумении ретировалась.

Мирон пробегается взглядом по моей фигуре, огоньки софитов отражаются в его глазах, не выдавая истинных намерений. Он приближается медленно, словно хищник, играющий со своей жертвой, и в его взгляде читается явное удовольствие от моей очевидной неприязни.

– Анжелика, какая претенциозность, – протягивает фразу Мирон, склонив голову. – Слишком длинное имечко, как и твои моральные принципы, подозреваю. Анжи… Гораздо сексуальнее, правда? Или, может, мне звать тебя просто «проблемой»? Ты, безусловно, ею выглядишь. Ты же намеренно портишь мне вечер.

Он останавливается в шаге от меня, соблюдая небольшую дистанцию.

– Знаешь, Анжелика, или как там тебя… Мне нравятся проблемы. Особенно такие красивые. Ты пахнешь корицей и грехом. Опасная комбинация, – несмотря на громкую музыку, я могу разобрать каждое слово, которое он мне шепчет. И могу с уверенностью сказать, его слова мне неприятны. Они, словно ледяные иглы, колют мою кожу. Он нарочно играет на грани, и я чувствую, как внутри меня зарождается гнев. Я не могла предположить, что он когда-либо скажет мне подобное. Но я не собираюсь что-то доказывать ему и пытаться изменить.

– Проблемы не решают, Мирон. От них избавляются, – парирую я, оттолкнув его плечом. – И ты, кажется, из тех проблем, от которых избавляются в первую очередь.

Не дожидаясь его ответа, я грациозно разворачиваюсь и направляюсь прочь, оставляя его стоять и смотреть мне вслед с лукавой улыбкой. Знаю, что он не отстанет. Такому, как Мирон, отказы только подогревают интерес. И, признаться честно, меня это немного пугает. И даже немного заводит. Проклятье.

Я давно заметила, как он ухаживает за Ленкой, но всегда знала, что у этой истории будет лишь одно завершение – и это не хэппи энд. И мне вовсе не хочется ее утешать и начинать с избитой фразы «А я говорила…».

В сумке вибрирует телефон – такси на месте.

Я стремительно направляюсь в женский туалет и пытаюсь растолкать спящую на полу Ленку. Ей явно нехорошо – она прижимается голой спиной к холодной стене и, кажется, дремлет.

– Лена, пойдем, просыпайся ты уже! – нервничаю я. – Такси здесь.

Она не реагирует. Я снова подхожу к раковине и охлаждаю руки водой, после чего прикладываю к ее лицу. Ленка неохотно открывает глаза.

– Комната кружится, – Ленка закрывает ладонями глаза.

– Давай, поднимайся.

– Ну вы даете! – ругается Катька. – Я помогу.

Нам с трудом удается поднять Ленку на ноги и вести ее сквозь шумную толпу. Мы кое-как добираемся до выхода из клуба.

О, божественный глоток свежего воздуха, ничто на свете с тобой не сравнится. Я не курю, и эта удушливая клубная дымка действовала на меня, как дурман, от которого першит в горле.

Я усаживаю свою безутешную подругу на заднее сиденье и разворачиваюсь, направляясь к месту рядом с водителем. Катя обнимает меня и возвращается в клуб.

– Анжи! – зовет меня Мирон, медленно покручивая зажигалку в руках. – Мы же еще договорим?

Я оборачиваюсь, стараясь сохранить на лице маску безразличия. Этот парень выводит меня из себя. И одновременно с этим вызывает странное, тревожное непонятное чувство, которое я всеми силами пытаюсь подавить.

– Если тебе есть что сказать, Мирон, говори сейчас, – отвечаю я, скрестив руки на груди.

Он медленно подходит ко мне, все так же играя с зажигалкой. Запах его парфюма, терпкий и соблазнительный, заполняет собой пространство вокруг нас.

– Неужели ты не хочешь узнать, какие темные мысли бродят в моей голове, когда я смотрю на тебя? – шепчет он, проведя кончиком пальца по моей щеке. – Я ведь еще не успел рассказать о своих самых грязных планах на… тебя.

– Мне противны твои мысли, Мирон. И ты сам, – отвечаю я, стараясь говорить, как можно более убедительно.

Он смеется, этот звук словно лезвие, полоснувшее по моему сердцу.

– Ну-ну, не стоит так злиться, Анжи. Я ведь знаю, что в глубине души ты хочешь того же, чего и я, – говорит он вполголоса, пытаясь снова приблизиться ко мне, – признайся, тебе нравится играть с огнем. В детстве ты была непослушной девчонкой.

Я чувствую, как по моему телу пробегает дрожь от неуместной беседы.

– Мне абсолютно все равно, что ты там себе придумал.

– Знаешь, я всегда любил сложные головоломки, – продолжает он, игнорируя мои слова. – И ты, Анжелика, определенно самая сложная из всех, что я когда-либо встречал. Такая неприступная крепость… интересно, сколько времени потребуется, чтобы ее завоевать?

Он щелкает зажигалкой, и в его глазах отражается пламя. Мирон также, как и я, на долю секунды залипает взглядом на этом маленьком, но обжигающем огоньке и захлопывает крышку зажигалки.

– Ты ошибаешься на мой счет, – отвечаю ему также тихо я, отталкивая от себя. – Я не играю в такие игры. И тебе советую остановиться, пока не стало слишком поздно.

Мирон ухмыляется, покачивая головой.

– Слишком поздно для чего, Анжи? – произносит он, глядя мне прямо в глаза. – Признаться, что я могу свести тебя с ума? Поверь, для этого никогда не бывает слишком поздно.

Он подмигивает мне и, разворачиваясь, небрежно направляется прочь, оставляя меня стоять, как громом пораженную. И отчего-то я догадываюсь, что этот дьявольский вампир не оставит меня в покое, только начиная свою игру.

Я сажусь в машину и стремительно удаляюсь от этого места.

Сначала я решаю завести Ленку домой. К счастью, подниматься и тащить подругу до квартиры мне не пришлось – ее сестра, Аня, спустилась сама.

Пока водитель везет меня к дому, странные запутанные мысли крутятся в голове. Мне не по себе от слов Мирона. С чего бы мне вообще думать об этом? Я столько лет не общалась с ним. Мы почти и не здоровались, забыв о былой дружбе. Он на пятом курсе юрфака, я только заканчиваю первый год обучения на инязе. Нас больше ничего не связывает, кроме отцовского бизнеса и общего университета.

Тем временем такси подъезжает к моему дому, облагороженному насыщенным цветом кирпича, оттенка меди с золотом. Аккуратные газоны, ухоженные клумбы и изящная беседка в саду смягчают строгие линии архитектуры. В моей семье не принято выставлять богатство и статус напоказ, оно как бы деликатно вплетено в канву повседневной жизни.

Моя мама была дизайнером и вложила душу в наше семейное гнездышко. Она умерла от рака, когда мне было пять лет. С тех пор отец не привнес ничего нового в дизайн дома. Он такой же, как и много лет назад.

Я легонько толкаю дверь и вовсе не удивляюсь – в коридоре меня встречает именно он. Отец демонстративно приподнимает рукав свитера и смотрит на часы – почти четыре утра.

– Пока ты не начал ругаться, – пытаюсь я остудить его гнев, разуваясь, – я помню, что обещала вернуться в два. Но Ленка выпила лишнего. Я не пила. Честно.

Он манит меня пальцем ближе, не произнося ни слова.

– Ладно, один коктейль, честно. Я в себе.

– Анжелика, ты нарушила слово – меня это огорчает больше всего. Уговор есть уговор. Отчего я должен не спать всю ночь пока ты развлекаешься?

– Пап, прости. Я правда не думала, что так получится, – продолжаю я, скидывая джинсовку.

– Ты же уходила в другом платье, – в недоумении отец разглядывает мое короткое синее платье.

– Да… – я поджимаю губы. – У Ленки переоделась.

– Домашний арест. Никаких клубов, никаких гулянок. Если ты имеешь наглость мне врать – пожинай плоды, дорогая!

– Ой, пап, серьезно? Мне вообще-то уже девятнадцать!

– Ты живешь в моем доме и учишься за мой счет, не обремененная другими проблемами. Я разве многого прошу?

С этими словами он поднимается на второй этаж.

– Вообще-то я сама поступила на бюджет! – кричу в негодовании я, но ответа не последовало. – А это бес-плат-но!

Я понимаю, о чем он, но отчего-то у него имеется привычка принижать мои небольшие достижения.

Ладно, он отходчивый. Пару дней буду вести себя хорошо, возможно, он забудет.

На следующее утро я спускаюсь на кухню. И иду я по запаху чудесных сырников от бабули.

– Доброе утро! – я чмокаю ее в щеку.

– Солнышко, так поздно проснулась, – обнимает меня она.

Я смотрю на часы – половина двенадцатого.

– Ага. Но сегодня воскресенье, можно подольше поваляться в кровати.

Я перекладываю со сковороды в тарелку сырники и уже предвкушаю чудесную трапезу, даже слюнки текут.

– Сметанки возьми, Лика. Вкусно, сытно. Что ты всухомятку кушаешь? – причитает бабуля, доставая из холодильника сметану и джем.

– Ага, я и так и так могу, – улыбаюсь я.

– Кушай, кушай. А мне уходить надо, – она вытирает полотенцем мокрые руки.

– Бабуль, а папа очень злится на меня?

Она хмурится и грозит мне пальцем, я сдаюсь, поднимая руки вверх.

– Лика, Лика. Наказать бы тебя. Один ребенок в семье – всегда избалованный, не понимает чувств других.

– Я понимаю, но ситуация вышла из-под контроля, бабуль.

– Чтобы никаких ночных клубов, что за непристойности там происходят страшно подумать. Нормальные девочки в такие места не ходят. Нечего делать там.

– Хорошо. Последний раз был, – лукавлю я.

– А сама улыбаешься, – она машет в мою сторону рукой и направляется в коридор. – Проводи меня и уроки делай.

– А все сделано давно. Хоть одно хорошее качество вам удалось мне привить.

– Это какое? – удивляется она, высоко подняв брови.

– Ответственность, бабушка, – я крепко ее целую, и она, улыбаясь, закрывает входную дверь.

После завтрака я возвращаюсь в свою комнату и вижу непрочитанное сообщение на дисплее телефона «Тук-тук».

Глава 2. Трагедия

Незнакомый номер не из моих контактов пишет мне в мессенджере. Я нажимаю на миниатюру аватарки и узнаю самодовольную физиономию Мирона.

«Откуда у тебя мой номер?» – пишу я.

«Расскажу при личной встрече». – почти мгновенно получаю ответ от него.

«Сделаем проще – удали. Такие сложные парни не для меня». – продолжаю я, выглядывая в окно.

«Сложные? Я прост, как мой пароль от ноутбука».

«Мне плевать».

«Признайся. Папочка посадил малышку под замок?»

В воображении мгновенно всплывает его наглая ухмылка.

«Откуда ты знаешь?» – меня раздражает его осведомленность.

«Твой отец рассказал моему про твое непристойное поведение, хотя ты даже не знаешь, каково это на самом деле». – продолжает он.

«Знаю».

«Не знаешь, но… Хочешь я покажу тебе?» – не унимается он.

«Разговор окончен».

Я блокирую его номер и со спокойной совестью направляюсь к компу поиграть в «Доту».

Единственным правильным решением будет – просто его игнорировать. Не понимаю, с чего вдруг такой интерес с его стороны? Неужели весна и гормоны заиграли. Пусть издевается над другими глупышками типа Ленки, которые глядя на него слюни пускают. Я еще помню, как его унижали соседские ребята, не всегда он был крутым мачо, которого так усердно из себя строит.

Спустя пару часов поступает групповой видеозвонок – Ленка и Катя.

– Ну, что ты, пьяная морда? – смеюсь я. – Пришла в себя наконец?

– Черта с два она пришла, уже ныла, как ей хочется повторить. – флегматично сдает ее намерения Катюха.

– Вот ты ж мигера, Катька! – злится Лена.

– Повторить неудачный опыт общения с Мироном или заблевать раковину? – веселюсь я.

Я ставлю телефон напротив, вслушиваясь в их торопливую болтовню и выбирая очередного персонажа в игре.

– В голове словно бал у чертей, я не могу унять этот шум. Он просто глушит все звуки вокруг, – жалуется Лена.

– Надо клин клином вышибать, глупая! – продолжает смеяться Катя. – Наверняка у вас в холодильнике имеется, чем опохмелиться.

– Ой, все, – закатывает глаза Ленка. – Я думала вы, подруги, поддержите меня, соберемся. Я одна, между прочим, дома.

– Так-то уже почти два дня, – я смотрю на часы.

– В упор не помню, что произошло после туалета, совсем ничего. Лика, ты что делаешь?

– Кого выбрать: Рики, Тайдхантера или Виндранер?

– Пошла ты, – устало отвечает Ленка, – давай лучше прогуляемся, а то я тут сдохну.

– Не могу, я под домашним арестом. Кстати, хотела тебя за него отблагодарить, как следует. Радуйся, что ты не рядом со мной.

– Ты ему много позволяешь, – вмешивается Катя. – Тебе уже не восемнадцать. Какой к чертям арест?

– Прости, – бормочет Ленка, припоминая, что мне надо было вернуться домой к двум ночи. – Отец сильно орал?

– Неа, – спустя некоторое время отвечаю я, полностью погружаясь в игру. – Ладно. Я занята. Лен, заедешь завтра за мной?

– Лика, тебе придется завтра задержаться, репетиция спектакля. Я не хочу краснеть за тебя, как в тот раз, – с обидой говорит Катька.

– Я помню… – протягиваю я, концентрируя все внимание на игре и быстро клацаю мышкой. – Я приду.

– А то получается главную роль дали тебе, а Джульетта и не приходит на репетиции, потому что ей, похоже, наплевать.

– Это случилось один раз, отстань.

– Да, вы с Ромео сорвали репетицию, Константин Олегович был вне себя. Радуйся, что у него нет подходящих кандидатур на эти роли. Просто между вами с Гошей химия, как он говорит.

– Ой, занимаетесь какой-то херней, – влезает Ленка. – Нравится же людям время на это тратить.

– А на что тратить надо, Сотникова? – доказывает свою правоту Катя. – С Мироном и ему подобными по подъездам шляться?

Меня передергивает от этого имени, я даже на мгновение забываю, что хотела сделать.

– Да сидите в своих театрах, когда всех парней разберут – так и останетесь целками, – возмущается Ленка.

– На скользкую дорожку встаешь, Леночка, – не упускает момент съязвить Катя.

– Вы созвонились поругаться в очередной раз? – пытаюсь прервать их я. – Лена, что на завтра по машине?

– Блин, маман машину отцу отдала, я сама без колес, – виноватым голосом отвечает Ленка.

– Ой, как плохо, – расстраиваюсь я, продолжая играть. – Очень плохо. Ну, ок, на остановке встретимся.

– Я к первой паре не пойду.

– Чего так? – искренне удивляюсь я.

– Я не сделала домашку по немецкому, приду ко второй.

– А в чем проблема сейчас сделать? – не унимается Катя. – Вот, девочки, смотрю на вас и пребываю в шоке. Одна в игрушки играет, другая – вообще дурная. И даже не определюсь, что хуже.

– Не хочу, вот совсем не хочу, ничего делать! – бухтит Ленка. – Мне лень. Мое право лениться. Студенческие годы должны быть самыми лучшими в жизни, а не это вот… все.

– Ладно, вы меня отвлекаете, пока.

Я отключаюсь от разговора и продолжаю играть.

Скучное воскресенье. Я выглядываю в окно – тучи сгущаются, но солнце все еще проглядывает сквозь них.

Я заглядываю в комнату к отцу. Он, как всегда, сидит за ноутбуком и работает.

– Папочка, – я обнимаю его за шею, – ты завтра меня отвезешь в универ?

– Нет, малышка, – он целует мою ладонь и осторожно снимает очки. – У меня самолет рано утром.

– Далеко улетаешь?

– В Китай.

– Надолго? – расстраиваюсь я.

– Два-три дня. Еще сам не знаю.

– Я буду скучать, – я целую его в шершавую щеку.

– Я тоже, дочка, – он поправляет фотографию в рамке на столе: маленькая я, он и мама. Мы отдыхали на побережье в Испании. Последний наш совместный отдых. Потом маме стало резко хуже.

– Пойдем прогуляемся? – предлагаю я.

Отец переводит взгляд на окно.

– Завтра дождь передают, надо ловить солнце, – отвечает он и поднимается с кресла.

Довольно быстро мы собираемся и вывозим во двор велосипеды.

– Ты не разучилась? – улыбается отец.

– Раньше было больше практики, чем сейчас.

– Раньше и работы столько не было, малыш, – отвечает он.

Отец отлично катается на велосипеде, мне всегда приходится сначала долго «раскачиваться» и какое-то время отставать.

– Поворачиваем вон там, – он указывает на съезд в сторону чудесного парка с отличными велодорожками.

Спустя несколько кругов по парку, которые по данным фитнес-браслета заняли почти час, мы останавливаемся, чтобы отдохнуть на лавочке и поесть мороженое.

Отец задумчиво вглядывается вдаль, вечерние последние солнечные лучи тепло согревают.

– Мне нравится есть мороженое вместе с тобой, – говорю я и улыбаюсь.

– В компании оно вкуснее? – улыбается он и кладет руку мне на плечо.

– Может перенесешь поездку?

Отец глубоко вздыхает и поправляет очки.

– Нельзя. Нарушение сроков – неустойка. Неустойка – лишние траты для компании. Были проблемы на таможне, нельзя усугублять ситуацию.

– Эта твоя бесконечная работа. Мы почти не отдыхаем вместе, – обижаюсь я и откусываю ледяное мороженое так, что сводит зубы. Зато не плачу, как маленькая девочка.

– Анжелика, давай после сессии поедем в Эмираты, там чудесно. Отдохнем. Я покажу тебе свои любимые живописные места. Вдохновишься, снова начнешь рисовать.

– Было бы здорово. Если сдам сессию.

– Сдашь. Все сдают рано или поздно. Даже нервы, – смеется он.

– Умеешь ты ободрить.

– Пора домой и ужинать. Бабуля испекла такие ароматные сырники, еще ни одного не попробовал. С утра не могу оторваться от проклятого ноутбука.

– Возможно, я тебе оставила парочку.

Отец как бы издалека смотрит на меня.

– Не в коня корм. Иногда я думаю, ты совсем ничего не ешь.

Я загадочно улыбаюсь.

Мы приезжаем домой очень вовремя – сильный ливень барабанит по крыше.

Перед сном я снова заглянула в кабинет к отцу – он все там же – за ноутбуком, разглядывает графики, огромные таблицы с цифрами.

Мой отец – финансист в крупной компании, специализирующейся на торговле с Китаем. Они заключают многомиллионные сделки, поэтому отец всегда сосредоточен и внимателен. И сейчас – он даже не замечает моего присутствия.

– Я сварила тебе кофе. Ведь ты все равно не пойдешь спать в ближайшее время, – я аккуратно ставлю кружку на стол.

– Спасибо, солнышко, – он с любовью целует мою руку. Так может только он.

– Я спать. Спокойной ночи.

– Спокойной ночи. И, Анжелика, я тебя люблю.

– Я тоже.

Я спала неспокойно. Глубокой ночью я открыла глаза и начала смотрела на мансардное окно в крыше – крупные капли дождя с силой разбиваются о толстое стекло. Это выглядит даже страшно. Будь я маленькой девочкой – сочла бы это плохим знаком. Будто какое-то чудовище сейчас выпрыгнет и пробьет дыру в крыше, потом схватит меня и унесет далеко-далеко, где меня никто не сможет найти.

Глупости – думаю я и поворачиваюсь на бок.

Собираясь с утра в универ, я решаю заглянуть в комнату отца в надежде, что он передумал улетать. Но его уже нет.

– Рано ушел, очень рано, – выглядывает из-за угла бабуля.

Я киваю и подхожу к зеркалу.

– Он совсем не спал ночью. Я в этом уверена.

– Работает сыночек мой. Ни покоя, ни жизни нормальной не знает, – начинает причитать бабушка.

Я спускаюсь на первый этаж и осматриваю коридор.

– Бабуля, а где зонт?

– В шкафу посмотри! – слышится голос с верхнего этажа.

Я накидываю плащ, хватаю рюкзак и зонт.

Погодка не балует – проносится мысль в голове. Раскрыв зонт, я медленно направляюсь в сторону остановки.

Лужи размером со слона, ненавижу беспросветный дождь.

Автобус подъезжает вовремя – мне удается успеть и я, довольная своим утренним везением, позволяю себе вздремнуть десять минут.

Почти на подходе к универу меня с головы до ног окатывает водой из лужи проезжающая мимо машина. Я, выкрикивая ругательства, пытаюсь совладать с зонтом, который меня не слушается, постоянно выгибаясь от резких порывов ветра.

Рядом останавливается машина и опускается тонированное стекло – Романов.

Спицы зонта нелепо торчат в разные стороны, напоминая жалкого, подбитого орла. Дождь хлещет нещадно, пропитывая одежду насквозь, но Мирон, словно завороженный, просто продолжает смотреть. Его ухмылка становится все шире, будто он наблюдает за каким-то забавным представлением.

– Анжелика, – протягивает он нараспев, словно пробуя мое имя на вкус. – Какая досада. Сильно промокла?

Его тон нарочито сочувствующий, но я отчетливо вижу огоньки насмешки, пляшущие в его лживых глазах.

– Можешь просто проехать мимо, как и планировал, – процеживаю я сквозь зубы, стараясь не выдать своего раздражения.

– О, нет, что ты, – мурлычет Мирон, покачивая головой. – Не могу же я бросить такую красивую девушку в беде. Особенно когда она так… живописно выглядит.

Он снова окидывает меня взглядом, от которого по коже пробегает толпа мурашек, дружно держась за ручки. Словно сканирует меня, изучая каждую деталь. Кажется, я просто замерзаю.

– Знаешь, Анжи, ты мне сейчас напоминаешь русалку, выброшенную на берег, – продолжает он. – Такая же прекрасная, такая же беззащитная… и такая же мокрая.

Я презрительно фыркаю от столь навязчивого подката.

– Ты редкостный мудак, Мирон, – отвечаю я.

– Может быть, – смеется Мирон, выстукивая какой-то ритм пальцами по рулю.

Он выдерживает паузу, словно предлагая мне подумать над моими словами. Дождь усиливается, и я ощущаю, как дрожу от холода.

– Ладно, не буду тянуть кота за хвост, – говорит он наконец. – Садись. Подвезу. Если, конечно, гордость тебе это позволит.

Я колеблюсь. Принимать его помощь – унизительно, но перспектива промокнуть до нитки и заболеть предстает еще менее привлекательной. Я тянусь замерзшими пальцами к двери.

– И что ты хочешь взамен? – внезапно останавливаясь, спрашиваю его с подозрением.

Мирон ухмыляется, его глаза блестят.

– Всего лишь вашу компанию, Анжелика Викторовна, – он довольно улыбается. – И, может быть… немного вашего времени.

Я ощущаю, как щеки предательски заливаются краской. Черт, я становлюсь похожа на Ленку в своем нелепом поведении.

– Ты слишком самоуверен, – отвечаю я, стараясь скрыть свое замешательство.

– Ага, – соглашается Мирон, – но тебе ведь это нравится, правда?

Я закатываю глаза и направляюсь в универ, минуя его машину. Пусть я промокну до нитки, но не хочу быть ему ничем обязана.

Максимально быстро я пытаюсь привести себя в порядок – но все тщетно. Джинсы, куртка, обувь – все насквозь мокрое. Сухой из воды выбралась лишь футболка.

– Самодовольный засранец! – ругаюсь я, глядя на свое непривлекательное отражение в зеркале.

Я выбегаю из туалета и едва не врезаюсь в Гошу.

– Лика, привет! – он обнимает меня и прижимается губами к моей щеке. – Вся мокрая. Ты так и пойдешь на пары?!

– Да, милый, я же не взяла с собой запасную одежду, – злюсь я.

– Так, пойдем со мной, – он хватает меня за руку и куда-то тащит.

Мы проходим в спортивный зал, Гоша машет Милане и к нам неохотно побегает девчонка с копной рыжих, связанных в хвост, волос. В руках она держит баскетбольный мяч, который ловко перекидывает из руки в руку.

– Привет! Гошан, только быстро, – торопится она.

– Мил, дай Лике свои шмотки пока у тебя треня.

Милана смотрит на мои мокрые волосы и переводит взгляд на джинсы.

– Вижу катастрофу, – смеется она. – Ладно. Только через две пары – обратно.

Милана отдает мне ключ от шкафчика, и я направляюсь в раздевалку, чтобы переодеться в сухую одежду.

Надо признать, Гоша умеет решать сложные задачи – находчивости ему не занимать.

– Так ведь лучше? – он нежно целует меня, всем видом показывая, как гордится собой.

– Гораздо, – я целую его в ответ и быстрыми шагами мы отправляемся по коридору в лекторий. – Ты спас мой день.

– Я всегда готов это делать, – подмигивает он.

– До вечера.

– Уже жду начала репетиции, – он уходит в другую сторону, а я с грустью провожаю его.

Я прохожу в огромный лекторий.

Объединили потоки с первых курсов. Обожаю совместные занятия – это означает новую тему и отсутствие расспросов со стороны преподавателя.

– Курагина Анжелика, – зовет меня Инна Сергеевна. – Анжелика, прочитай первый абзац и дальше по цепочке. Потом переводим в таком же порядке. Читаем – переводим. Всем понятно? Начинаем.

Мысленно я чертыхаюсь на чем свет стоит. Сегодня просто не мой день.

До обеда моя одежда полностью высыхает, и я отправляюсь в столовую, где меня и ловит Ленка.

– Лика, что там было?

– Читали, переводили. Ничего сверхъестественного.

– А домашку она так и не спрашивала?

– Ноуп, – отвечаю я, разглядывая варианты своего будущего обеда. – Зря ты не пришла, трусиха.

– Лик, но я же не выучила, а перестраховаться по нашей жизни – самое то. – отвечает Ленка, усердно чавкая жвачкой.

– Приветики, – равнодушно произносит Катька, пытаясь протиснуться между нами. – Котлетки… из чего они? Один жир. Отрава.

– Ой, твою же мать, – злюсь я, – иди аппетит портить куда-нибудь в другое место. Я очень голодна.

Катюха смеется.

– Единственное, что здесь можно есть, – она указывает на тарелку непривлекательного овощного салата взглядом и ставит его на свой поднос.

Вдруг Ленка встает, как вкопанная, и смотрит в одну точку.

– Лен?

Я перевожу взгляд в ту же самую сторону – Мирон, ну конечно. На этот раз он не один. На его коленях сидит Кира, задницу которой он сильно сжимает, демонстрируя свой довольный оскал, иногда приближаясь губами к ее лицу. Он явно шепчет ей что-то непристойное, от чего Кира заливается краской и застенчиво улыбается. Иногда она прижимается к его щеке и даже что-то отвечает.

– Это омерзительно, – произношу я, хватая Ленку за подбородок и отворачиваю ее от этого типа. – Забей.

– Не могу, Лика, ведь сердцу – ему не прикажешь.

– Мозгам прикажи. Мне даже смотреть на эти лобзания противно. Пошли обедать.

Мы направляемся к Кате, которая заняла столик и машет нам рукой.

Ленка все еще бросает украдкой грустные взгляды в сторону Мирона и Киры, но старается, чтобы я не заметила. Как бы не так.

– Ну, а кто, если не он? – грустно вздыхает Ленка, откусывая кусок от пирожка.

– Хотя бы Макс – он не такой чокнутый. – равнодушно отвечаю я.

– Макс? Раньше вообще на него не смотрела. – Ленка переключается на картошку «Фри» и пристально разглядывает Макса, сидящего напротив Мирона, Сени и Толика.

– У него уже есть девушка или вы слеповаты? – Катя намекает на Марину, которая явно не по-дружески прижимается к Максу.

– Это ничего не значит. Мимолетное увлечение, – противится Ленка.

– Я Макса давно знаю, мы вместе посещали профильные курсы по инглишу, а теперь в театральном играем. Он прикольный, – отвечаю я.

– Ну, не знаю… – мямлила Ленка. – Мое сердце все еще разбито.

Катя лишь ухмыляется в ответ.

– Кстати про пьесу, – Катька строго смотрит в мою сторону. – Не думай свинтить иначе тебя поменяют. Желающих на главную роль теперь предостаточно.

– Я тебе клянусь, – я кладу руку на сердце. – Больше ни одного прогула.

Я смотрю на часы. Мы второпях доедали обед и торопились на следующие пары.

Суматошный понедельник. Просто понедельник – беспредельник. Нельзя же так неделе начинаться. Следующие две пары оказываются контрольными, что просто выбивает меня из колеи. Я стала какой-то очень нервной. Папа сказал бы, что надо меньше играть в компьютерные игры, тогда и нервы будут в порядке.

После пар я направляюсь в актовый зал: все, задействованные в пьесе студенты, уже были на местах.

Заметив меня, Катя улыбается и машет мне рукой.

– Все в сборе. Начинаем с первой сцены. Я кое-что урезал, почитайте в мессенджере. У каждого участника свои изменения, – произносит наш преподаватель, Константин Олегович, который является руководителем драмкружка, также ставит эту пьесу.

Я осматриваюсь, пока прохожу за кулисы вместе с Катькой – в зале сидят наблюдатели, возможно, им просто скучно, и они решили посмотреть нашу репетицию.

У меня были сложности с ролью Джульетты – Константин Олегович долго искал интересную внешность, и я уже думала, что я в пролете, хотя очень даже подхожу по типажу.

Кроме того, роль Ромео молниеносно отдали моему парню – Гоше. Он идеально подходит – такой харизматичный и горячий, мы с ним отлично смотримся рядом, а в пьесе важна химия между персонажами. И я не могла допустить, чтобы его подобрали другую Джульетту.

– Любовь – это дым, поднимающийся от вздохов, – артистично произносит Катя, грациозно выходя на сцену. – Очищаясь, она становится огнем, сверкающим в глазах влюбленных. Раздражаясь, она становится морем, питаемым слезами влюбленных.

На сцене пахнет пылью кулис и старыми декорациями. Он этого постоянно свербит в носу.

Сердце бьется в бешеном ритме, заглушая слова Константина Олеговича, доносящиеся откуда-то из темноты зала.

Я – Джульетта, и сегодня я чувствую эту роль как никогда остро. Слова Шекспира, обычно заученные, теперь оживают во мне, наполняясь моей собственной страстью. Я стараюсь вжиться в эти события, чтобы сыграть хорошо и никого не подвести.

Я стою на балконе, мой силуэт, облаченный в легкое платье кремового цвета, очерчен мягкими лучами прожекторов.

Гоша, в роли Ромео, стоит внизу, его лицо, обрамленное темными кудрями, выражает пылкую страсть и искреннее восхищение – я даже не сомневаюсь, что он не играет, а действительно рад быть здесь со мной. Он красив и полон энтузиазма, как и подобает истинному Ромео.

Гоша начинает свой монолог, его голос, немного дрожащий от волнения, постепенно набирает силу и уверенность.

– Но что за свет мелькает в том окне? Там золотой восток, Джульетта – солнце! Завистницу-луну убей, о солнце. Она от зависти бледна, больна, что ты, ее служанка, стала краше.

Я улыбаюсь ему в ответ, мое лицо сильнее озаряется светом прожектора, словно и вправду становится солнцем.

– Гоша, не переигрывай, – вмешивается режиссер.

Он отходит к кулисам, давая нам возможность сосредоточиться. Я снова смотрю на Гошу, и вдруг… мой взгляд скользит дальше, в темный зал.

И я вижу его. Мирон.

Он сидит в тени, словно хищник. Его глаза горят темным недобрым огнем, и я чувствую, как по спине пробегает холодок. Он здесь, он наблюдает за мной, он чего-то ждет.

Я отворачиваюсь, стараясь не показывать своего волнения. Я не должна позволить ему разрушить этот момент, этот спектакль. Я должна быть Джульеттой, только Джульеттой. Глубоко вдохнув, я подхожу ближе к импровизированному краю балкона.

– Ромео. Почему Ромео ты? – отвечаю я чистым и звонким голосом в ответ, стараясь говорить ровно. – От имени и дома отрекись. А если не захочешь, поклянись в любви – и я не буду Капулетти.

– Послушать ли еще или ответить? – Гоша делает задумчивое выражение лица и шагает вперед, его голос становится более тихим и интимным.

– Не ты, а имя лишь твое – мне враг, – отвечаю ему, склонив голову. – Ты – это ты, хоть ты и не Монтекки. Что значит Монтекки? Ни рука, ни нога, ни плечо, ни лицо, иль что-нибудь еще, что человеку принадлежит? О, будь это другое имя! Что в имени? Роза пахнет розой, как ее ни назови. Свое совершенство сохранишь и безымянным ты. Сбрось, Ромео, имя. Отдай то, что не часть тебя – возьми меня ты всю.

Константин Олегович распахивает от восхищения глаза, боясь ступить ближе, лишь медленно поднимает и опускает руки, поддерживая нашу игру.

Каждой клеточкой я ощущаю на себе прожигающий взгляд Мирона. Я мельком смотрю на дальние ряды и готова отдать все, лишь бы он встал и ушел прямо сейчас.

Гоша направляется к балкону, ловко перебираясь по декорациям, его глаза горят любовью и решимостью. Мирон впивается взглядом в сцену и наклоняется ближе, отчего-то я тоже смотрю на него.

Гоша, приближаясь ко мне, берет мои руки в свои и с любовью смотрит.

– Как ты вошел сюда и для чего?

– Любовь на крыльях пронесла меня. Ведь для любви и камень не преграда, – Гоша продолжает смотреть на меня таким проницательным влюбленным взглядом, что я не могу не поверить ему. Все происходящее будто обретает другое значение – настоящее.

Я чувствую волнение – щеки горят, но Константин Олегович с восхищением наблюдает, прекращать нельзя, надо закончить эту сцену.

– Ночная маска на моем лице, иначе б видел ты, как я краснею, что ты сейчас слова мои подслушал.

Гоша нежно обнимает меня за талию, притягивая к себе.

– Благословенной я луной клянусь, что серебром деревья обливает… – он замирает, давая мне подготовиться, опуская ладонь еще ниже по моей талии.

– О, не клянись изменчивой луною, что каждый месяц свой меняет лик.

– Но чем же клясться? – едва улыбаясь, произносит он.

– Не клянись совсем: иль, если хочешь, прелестью своею. Самим собою, божеством моим – и я поверю.

– Если сердце страсть… – Гоша выжидающе облизывает губы.

Я всматриваюсь в его лицо и становлюсь ближе, голова будто кружится от количества наблюдающих глаз – они пронизывают нас насквозь, требуя больше.

– Покойной ночи. Пусть в тебя войдет покой, что в сердце у меня живет, – я отстраняюсь, но Гоша требовательно хватает меня за руку.

– Не одарив меня, прогонишь прочь? – таким серьезным тоном спрашивает Гоша и, снова привлекая к себе, бережно обнимая мое лицо ладонями.

– Какой же дар ты хочешь в эту ночь? – возбужденно шепчу я.

– В обмен на клятву – клятву я хочу.

– До просьбы поклялась тебе в любви я, теперь бы заново хотела клясться.

– Зачем ту клятву хочешь ты отнять?

– Чтоб щедрой быть и снова подарить.

Гоша медленно проводит пальцем по моим губам, не отрывая пристальный взгляд, и нежно целует. Поцелуй длится долго, мы искренне этим наслаждаемся. Гоша прижимает меня еще крепче, и я ощущаю чистый кайф от его нежных рук и горячих губ.

Все замирают, очарованные этой сценой.

Я знаю, что Мирону это не нравится, возможно, он даже ревнует. Надеюсь, мне удалось расставить все точки над i в вопросе моих предпочтений.

Наблюдатели в зале хлопают, краем взгляда я вижу, как улыбается Катька, явно довольная, что сегодня я хорошо сыграла свою роль.

Полностью измотанная я приближаюсь к дому и замечаю на обочине знакомый «Мерседес». Если память не изменяет – он принадлежит отцу Мирона – Андрею Романову. Он владеет частью доли в нашем семейном бизнесе. Занимается оформлением договоров и отвечает за организационные моменты.

Странно, неужели они уже вернулись… Это невозможно.

Медленно я подхожу к входной двери и прохожу в коридор. С кухни раздаются всхлипывания и слышится мужской голос. Что говорят – непонятно. Я, предчувствуя недоброе, иду на звук.

– Ликуся, – плачет бабушка, – дочка.

Я подбегаю и падаю перед ней на колени, обнимая ее руки. С немым вопросом в глазах я смотрю на Андрея Игоревича.

– Анжелика… – начинает он и глубоко вздыхает.

– Что случилось, Андрей Игоревич? – не выдерживаю я.

– Горюшко мое, – бабушка гладит меня по щекам, – папа разбился, доченька.

Я не сразу поняла, мой взгляд метался между ней и Андреем Игоревичем.

– Анжелика, – снова пытается объяснить он, – пилот допустил ошибку при посадке и Витя… никто не выжил.

В ужасе я зажимаю рот рукой и зажмуриваюсь, осознавая, что произошло. Я плачу так сильно, навзрыд, как никогда.

Бабушка садится со мной на пол и крепко меня обнимает, что-то бесконечно причитая. Я ничего не слышу, мои собственные мысли перебивают другие слова, а всхлипывания будто разносятся по всему телу, сжимая сердце стальной хваткой.

Теперь мы с ней остались вдвоем.

Андрей Игоревич стоит отстраненно, наблюдая за нашей болью.

– Я все сделаю, как полагается. Помогу вам организовать похороны и решу все, что связано с юридическими вопросами. Я должен уехать. Позвони мне завтра, Лика.

Он направляется к выходу, а я переживаю, лишь бы с бабушкой ничего не случилось. Я надеюсь, что она сможет пережить эту утрату. Если она переживет, значит и я смогу.

Глава 3. Слишком много тебя.

«Мой мир больше не будет прежним» – размышляю я, сидя в отцовском кресле и разглядывая наше семейное фото на столе.

Сегодня я поеду на опознание. Тело моего отца доставили частным рейсом в Москву – все благодаря Андрею Игоревичу.

Мои размышления прерывает стук в дверь. Нарушителем спокойствия оказалась Мария – помощница Андрея.

– Лика, пойдем.

Я неохотно спускаюсь за ней на первый этаж. Ее оранжевый «Миникупер» выглядит совсем нелепо на фоне обыденной серости. Тучи сгущаются не только над городом, но и, кажется, над моей жизнью.

По пути в морг, я обращаю внимание на миллион сообщений от друзей. Все уже знают, что произошло. Только мне все равно. Какое-то равнодушие овладело душой.

– Лик, зрелище будет не из самых приятных, ты же понимаешь. Если вдруг передумаешь… всякое может быть, то откажись. Не надо смотреть.

– Я хочу увидеть, – раздраженно произношу я.

– Как знаешь. Только это будет преследовать тебя всю жизнь, ты же осознаешь?

– Я все равно хочу, не надо меня переубеждать, – резко обрываю Машу я.

Она оставляет автомобиль возле какого-то невысокого здания, похожего на больницу, и мы направляемся к проходным.

Вход в морг представляет собой тяжелую металлическую дверь, окрашенную в темно-зеленый цвет. Ржавчина, словно зловещая плесень, покрывает ее поверхность, а облупившаяся краска обнажает металлическое нутро. От одного взгляда на эту дверь становится не по себе, словно она ведет не просто в здание, а в преисподнюю.

Мрачный, безликий морг. Стены, выкрашенные в грязно-серый цвет, кажется, впитали в себя всю скорбь и отчаяние, витающие в воздухе. Облупившаяся краска, потрескавшаяся штукатурка – какой-то фильм ужасов, напоминание о неумолимом течении времени и неизбежном конце всего живого.

Окна, узкие и высокие, пропускают в помещение скудный, рассеянный утренний свет. За некоторыми стеклами просматриваются силуэты металлических столов, холодных и безжалостных, как сама смерть.

Позади санитары везут очередного покойника, скрип колес каталки нарушает тишину и заставляет меня нервничать еще сильнее.

Запах здесь специфический и узнаваемый. Смесь формалина, хлорки и еще чего-то неуловимо медицинского, вызывает тошноту и головокружение. Он проникает в одежду, в волосы, в саму душу. Запах смерти, запах тлена, запах неизбежности.

Перед нами открывают дверь, ведущую в настоящую зимнюю стужу. Я одета в джинсы, футболку и летний кардиган. Совсем забыла, что в морге вовсе не будет так тепло, как за его пределами.

– Анжелика Курагина приехала для осуществления процедуры опознания отца – Виктора Сергеевича Курагина. – четко сообщает Мария.

К нам поворачивается равнодушный полный мужчина в медицинском халате и очках с толстыми стеклами.

Он медленно подходит к столу и берет какие-то бумаги.

– Заполните перед уходом.

Мария берет несколько листов, и мы подходим к одной из камер.

Санитар сверяется с журналом и уверенно направляется к одной из камер, после смотрит на меня и… резко тянет за ручку выезжающей камеры.

Я затаила дыхание и, когда увидела тело своего отца, то удивилась, что он выглядит… будто спит. Всего несколько ссадин на лице.

Не могу сдержать слезы и прижимаюсь к плечу Маши.

– Вы подтверждаете, что это Виктор Сергеевич Курагин? – спокойно спрашивает работник морга.

Я киваю.

– Да, это мой отец.

После оформления всех бумаг, Маша отвозит меня обратно домой.

Теперь – находиться здесь сплошная пытка. Бабуля осталась у себя дома, у нее поднялось давление.

Я провела весь день, разглядывая наши совместные фотографии на компьютере. Плакала, пока к вечеру не уснула.

Завтра – день похорон.

На кладбище присутствует много неизвестных мне людей – партнеров моего отца по бизнесу. Всех их знает Андрей Игоревич, потому что, выразив свои соболезнования мне, они сразу направляются к нему.

Я стою рядом с бабушкой и поддерживаю ее. Больше всего на свете я теперь переживаю за ее здоровье, иногда украдкой поглядывая на ее бледное измученное лицо.

Церемония затягивается, в храме сильно пахнет свечами, благовониями и от этого даже моя голова начинает кружиться, что уж говорить о бабуле.

– Пойдем на свежий воздух, надо подышать, пойдем, – настаиваю я, но бабуля упрямится.

– Иди, солнышко, я еще побуду.

Я не решаюсь оставить ее одну и дожидаюсь окончания церемонии.

Гроб выносят на улицу, и мы медленно направляемся вслед за процессией.

Я стараюсь не плакать, но, как выясняется, эмоциональная часть меня совсем не поддается какому-либо контролю.

День длится бесконечно долго, хочется куда-то забиться и не видеть никого. Пережить свое горе так, как хотелось бы мне, а не как принято в обществе.

– Ты бы меня послушал! – громко кричу, снова сидя в его кресле. – Как мне теперь жить без вас с мамой?

Пустота.

Ладно, завтра надо идти в универ, а то я так крышей поеду от переживаний.

Внезапно играет рингтон на телефоне – Ленка.

– Лик, привет, тебя подвезти завтра в универ? Ты пойдешь вообще? – неуверенно спрашивает она.

– Пойду.

– Слушай, мне так тебя жалко, – хлюпает она носом в трубку.

– Прекрати, я больше не хочу рыдать и слышать, что всем меня жалко. Я сегодня на всю жизнь вперед наслушалась соболезнований.

– Не буду. Прости. До завтра.

– Пока, – я завершаю звонок и отправляюсь в кровать.

В универе все разглядывают меня, как будто я здесь новенькая. Просто бесят. Ненавижу, когда люди ведут себя так: любопытные взгляды, перешептывания и прочее.

Я едва сдерживаюсь, чтобы бесконечно не лить слезы, буквально в одном шаге от срыва, а они смеют меня провоцировать своими назойливыми взглядами.

Первая пара – английский. Слава всевышнему, сегодня тест и все студенты сосредоточены и заняты своими делами, а не пялятся на меня, как на привидение.

Внезапно ко мне подсаживается Гоша и кладет руку на плечо, прижимая к себе. Он ничего не говорит и даже не смотрит на меня, просто находится рядом.

Почему-то от этого мне становится даже сложнее себя контролировать: ком подкатывает к горлу, хотя я изо всех сил пытаюсь проглотить его. Но… не в этот раз. Я тихо лью слезы, копаясь рукой в рюкзаке в поисках салфеток.

– Тшш, – он поправляет очки и касается губами моей соленой щеки.

Я поворачиваюсь к нему и целую.

– Анжелика, можешь выйти и привести себя в порядок, – Анастасия Константиновна, наш преподаватель, замечает мои тщетные попытки исправить непоправимое салфеткой.

Я медленно направляюсь к женскому туалету по почти безлюдным коридорам.

И, по иронии судьбы, ловлю на себе холодный взгляд Мирона. Он идет со стороны столовой с Кирой и своими друзьями. Все взгляды сразу приковываются к моему заплаканному лицу, хотя я и стараюсь не придавать этому значения, мне все же неприятно.

Я быстро скрываюсь в женском туалете и включаю воду, чтобы умыться. Холодная вода чудес не делает, но помогает прийти в себя.

– Я не знал, что у тебя кто-то есть.

Вдруг раздается голос Мирона за моей спиной.

– Романов, ты не в себе? Это женский туалет! Значки на дверях не различаешь? – гневно реагирую я, вытирая мокрое лицо руками.

Он игнорирует и разворачивает свой телефон дисплеем ко мне. Кто-то отправил ему видео с Гошей. Вот он меня обнимает, и я его целую. Такое наглое вмешательство в личную жизнь обескураживает.

– Это все-таки твой парень? – с интересом смотрит Мирон. – Я думал вы всего лишь играете в ваших скучных пьесах, как плохие актеры.

– Какое тебе дело? Уходи!

Но Мирон не собирается меня слушать.

Он лишь кривит губы в самодовольной ухмылке, словно я сказала какую-то глупость. Я с презрением смотрю на него и подбираю варианты самых непристойных ругательств.

– Значит, есть дел, – продолжает он, не дожидаясь моего ответа. – Гоша, кажется? Забавный парень. Но, Анжи, можно я спрошу тебя… Он тебя действительно заводит?

От его прямого вопроса я краснею, как рак. Это было слишком интимно, слишком дерзко, даже для него.

По моим большим глазам он явно понимает, что я не ожидала услышать ничего подобного.

– Это не твое дело, – повторяю я, стараясь говорить, как можно более спокойно, но получается сквозь зубы. – И не смей лезть в мою жизнь.

Мирон делает шаг вперед, сокращая расстояние между нами. Я отступаю, упираясь спиной в холодную плитку стены.

– Но ведь ты сама позволила мне это. Своими взглядами, даже своим раздражением.

От его слов по спине пробегает дружный отряд мурашек. Он умеет говорить так, что внутри все переворачивается. И я знаю, что он прав. Я сама дала ему повод так думать. Когда требовалось всего лишь отвесить ему пощечину – я стерпела и ушла. Я замахиваюсь и… он перехватывает мою руку в сантиметре от своей щеки. Его хватка неожиданно сильная, пальцы сжимают мое запястье так, что я ощущаю легкую боль.

– Не стоит, Анжелика, – понижает тембр он, а взгляд такой темный и пугающий. – Это только вынудит меня ответить. А тебе ведь этого совсем не хочется, правда?

Я пытаюсь вырвать руку, но он держит крепко, не давая мне ни единого шанса. Близость между нами становится почти невыносимой. Я чувствую его дыхание на своей щеке, вижу так близко радужку его глаз, замечаю, как подрагивают его губы. Что-то выдает в нем опасность и мне уже не по себе, хочется скорее сбежать и больше никогда с ним не пересекаться.

– Отпусти меня! – огрызаюсь я, безрезультатно пытаясь освободиться.

– Только если ты пообещаешь, что больше не будешь замахиваться на меня, – отвечает Мирон, все еще удерживая мою руку.

– Я сделаю все, что угодно, чтобы ты оставил меня в покое!

Его глаза недобро блестят.

– Значит, ты готова на все?

– Не играй со мной, Мирон, – отвечаю я, сдерживая гнев, – ты знаешь, что я не имею в виду.

– А что, если я захочу, чтобы ты просто поцеловала меня? – продолжает он, склонив голову. – Что тогда? Как давнего друга… лучшего друга или как Ромео. Можешь сама выбрать. Попробуем подружиться?

Мое сердце бешено колотится в груди. Поцеловать его… Признать, что он победил, что он контролирует меня, как и всех остальных. Он не в себе. Или я не в себе, что даже смею задуматься над этим.

Мирон сильнее сжимает мое запястье, но я не подаю вида, что мне уже ощутимо больно… До слез.

– Никогда! – возмущенно отвечаю я, стараясь говорить, уверенно. – Я тебе не по зубам.

– Посмотрим, – Мирон переводит взгляд с моих губ в глаза. – Посмотрим…

– Тебе ничего не светит. Я вполне довольна своим парнем, – уверенно отвечаю я, также глядя ему прямо в глаза. – Я не очередной трофей!

Он искренне смеется и отпускает мое запястье. Его смех словно хлыст, которым меня больно бьют.

– Трофей? – повторяет он. – Анжи, я не охочусь за трофеями. Я охочусь за удовольствием. А ты, детка, – самое большое удовольствие, которое я видел за последнее время.

Он небрежно проскальзывает пальцем по моей щеке, и я невольно вздрагиваю. Его прикосновение кажется обжигающим и неприятным и.… знакомым.

– И потом, – спокойно продолжает он, – разве ты не хочешь немного удовольствия? Разве не хочешь немного безумия?

Он в чем-то прав. Мне действительно было скучно в последнее время. Хотелось чего-то нового, чего-то захватывающего. И Мирон предлагает мне все это, упакованное в обертку из опасности и запретных желаний.

– Не говори глупости, – отвечаю я, отворачиваясь от него. – Мне пора идти.

Я пытаюсь протиснуться мимо него, но этот черноглазый демон снова преграждает мне путь, уперев руку в стену.

– Постой, я же знаю тебя. Ты боишься, Анжи. Боишься признаться себе, что я тебе нравлюсь.

– От тебя всего лишь требовалось высказать соболезнования и свалить, – едва получается сказать срывающимся, выдающим обиду, голосом.

Внезапно в туалет заходят несколько девчонок с параллельного потока и резко останавливаются, с любопытством разглядывая нас.

Мирон отстраняется, но не отводит от меня колючий взгляд. Он медленно выходит из туалета, оставляя меня в полном замешательстве, с дрожащими коленями и сильно бьющимся сердцем. Я не знаю, что делать. Надо прекращать наше с ним общение. Мирона внезапно стало слишком много в моей жизни.

Глава 4. Потасовка

Неделя тянется медленно. Вечерами становится просто невыносимо находиться одной в доме. Пустота подстерегает не только в сердце, но и в жизни.

Сегодня я абсолютно не подготовилась ни к одной паре. Это была не лень, а какое-то внутреннее опустошение. Как только я оказываюсь дома одна – меня душат безмолвие и пустота комнат. Стараюсь вообще меньше находиться там.

Вчера весь вечер разговаривала с бабулей по телефону, пыталась поддержать ее. Но, я – так себе собеседник. Буду надеяться, что ей просто было приятно слышать мой голос. Загляну к ней после пар, привезу ее любимый слоеный торт. Дожить бы до большой перемены.

– Лик, это, конечно, просто абсурд. Теперь я понимаю, что Мирон – мерзкий тип. Какая я была дура! Еще так напилась с горя. – причитает Лена, доедая бутерброд. – Думала, последние органы выблюю в туалет.

– Да, вместе с мозгами, – улыбаюсь я, допивая чай. – Меня напрягает лишь то, что теперь эти слухи про меня и этого маньяка гуляют по универу.

– Вот Романов уже переключился. – Катька смотрит на Ленку хитрющими глазами.

Ленка не понимает, о чем речь и крутит пальцем у виска, глядя на Катюху.

– Хватит, ей требуется время, чтобы отпустить, – улыбаюсь я, поддерживая Катю.

– Лик, признайся, он к тебе подкатывает? – не унимается Ленка.

– Я бы это так не назвала. Он меня раздражает.

В обеденный перерыв столовая забита до отказа. Каждый пытается пристроиться за свободным столиком, количество которых стремительно сокращается.

– Это даже правильно, Мирон похож на неуправляемого психа. Я бы тоже не повелась, а вот Ленка… – Катя громко смеется, теперь долго будет ей припоминать этот неудачный роман.

– Что Ленка?! – возмущается подруга. – Он мне нравился и, возможно, еще нравится. Ты достала уже. Однако, в группе не меня с ним обсуждают.

Ленка сказала это даже с какой-то обидой, переводя взгляд на меня.

– Мне неприятны эти беспочвенные слухи. Этот человек не видит границ. Многих ты знаешь, кто так просто заходит в женский туалет и не испытывает при этом ни малейшего зазрения совести?

– Может, писсуары ему надоели? – продолжает смеяться Катя.

– Слухами мир полнится. А как ты думала? Универ – это маленькая экосистема, где мы живем, обнимаемся, целуемся, ревнуем и… деремся, – внезапно произносит отстраненная Ленка, сосредоточенно наблюдая за кем-то за моей спиной.

Я слежу за ее взглядом и широко распахиваю в удивлении глаза, замечая, как на всех парах к столу Мирона и компании уверенной и быстрой походкой целенаправленно идет… Гоша.

Я вскакиваю с места и направляюсь туда, пытаясь протиснуться среди людей с подносами.

Мирон, вальяжно развалившись на стуле, как всегда излучает самодовольную уверенность. Гоша, напротив, напряжен, как натянутая струна, взгляд прикован к Мирону. Их короткий диалог, обрывки фраз доносятся до меня сквозь гул столовой, наполненной студентами, занятыми своими обедами и разговорами. Но я чувствую – что-то должно произойти. Эта атмосфера наэлектризованности, как перед грозой, нависает в воздухе, заставляя меня нервно сжимать ладони.

Но не успеваю я перевести дух, как Гоша что-то резко предъявляет Мирону, его голос, обычно мягкий и дружелюбный, звучит сейчас жестко и требовательно. Мирон, в ответ, лишь самодовольно ухмыляется, словно его ничуть не смущает ярость в глазах Гоши, а даже вполне удовлетворяет. Гоша хватает со стола напиток и содержимое стакана расплескивает на всех, присутствующих за столом студентов.

Мирон явно недооценивает противника, не подозревая, что за плечами у Гоши годы тренировок и звание КМС по рукопашному бою. Эта надменная самоуверенность Мирона меня раздражает, и в то же время я испытываю какое-то болезненное предчувствие. Знаю ведь, что ничего хорошего от этого противостояния ожидать не стоит.

Мгновение спустя Мирон едва успевает среагировать и увернуться от резкого удара Гоши. Молниеносный выпад, кулак, просвистевший в сантиметре от щеки, и выражение полной растерянности на лице Мирона. Кажется, он до последнего момента не верил, что Гоша действительно посмеет поднять на него руку. Все случилось настолько быстро, что большинство студентов даже не успели понять, что это было.

Мирон вскакивает со стула, отшвырнув его в сторону, словно стул сделан из картона. Это был инстинктивный жест самозащиты, попытка выиграть время. Стул, описав дугу в воздухе, с грохотом врезается в стол, за которым сидит пара первокурсниц, заставляя их вскрикнуть от испуга. Но Гоша даже не вздрагивает. Он лишь усмехается, словно это действие Мирона его только раззадорило.

Гоша разбегается и, упершись крепким плечом в грудную клетку Мирона, с силой прижимает его к стене. Раздается глухой удар, Мирон стонет от боли – его спина ощутила всю твердость кафельной плитки.

Столовая, словно проснувшись от оцепенения, взрывается криками и возгласами. Студенты в панике вскакивают со своих мест, пытаясь отбежать подальше от эпицентра назревающего конфликта. Кто-то пытается утихомирить дерущихся, но их голоса тонут в общем гвалте.

Гоша, как разъяренный бык, продолжает напирать на Мирона, прижимая его все сильнее к стене. Я вижу, как искажается от боли лицо Мирона, как он пытается вырваться из хватки Гоши, но все его попытки тщетны. Гоша быстрее и явно настроен решительно.

Мирон поднимает локоть настолько высоко, насколько получается, и начинает бить Гошу – тот отпускает его, но сразу же наскакивает повторно, сбивая Мирона с ног. Начинается борьба, она перерастает в жестокое противостояние, все попытки разнять их – проваливаются. Они валяются на полу, как в самых сумасшедших боевиках, никто не собирается отступать. В конце концов, тяжело дыша, Гоша отходит на несколько метров.

– Ты пожалеешь об этом! – кричит Мирон, его голос срывается от напряжения.

– Это тебе стоит пожалеть! – рычит Гоша в ответ, его лицо искажается от гнева. – За то, что трогаешь тех, кто тебе не принадлежит.

Он говорит это, глядя в глаза Мирону, словно пытаясь прожечь его взглядом. Я чувствую, как внутри меня все сжимается от ужаса. Гоша не похож сам на себя. В нем проснулась какая-то первобытная ярость, которая пугает меня даже больше, чем драка.

– Это было предупреждение, – говорит Гоша, продолжая сверлить Мирона взглядом. – Еще раз увижу тебя рядом с Анжеликой, и тебе так легко не отделаться!

– Григорий, ты переходишь черту, указывая мне, что делать. – блестит хитрыми глазами Мирон.

– Григорий – это Гриша, а я – Георгий. Запомнил? – с этими словами Гоша разворачивается и направляется к выходу из столовой, оставляя Мирона стоять в полном оцепенении, с растрепанными волосами и разбитой губой. В столовой воцарилась тишина. Все взгляды прикованы к Мирону в ожидании его реакции.

Но Мирон молчит. Он стоит, словно окаменевший, его лицо отчетливо выражает злобу. А потом, внезапно, он смеется. Этот смех какой-то безумный, зловещий, от него меня передергивает.

Мирон вытирает кровь с разбитой губы и направляется в другую сторону, прочь от этого места. Я стою и наблюдаю за тем, как расходятся в разные стороны эти два разъяренных зверя, оставив после себя хаос и предчувствие грядущей бури. В этот момент я понимаю – все только начинается. И я волей случая оказалась в самом эпицентре этого конфликта.

– Гоша ахуенный, – раздается над моим ухом восторженный голос Ленки.

– Ну, да, ничего так дерется, – соглашается Катя.

– Единственное, что он сделал ахуенно – это огреб проблем, – пребывая абсолютно в этом уверенной, произношу я.

Остаток дня я пытаюсь найти Гошу, он не отвечает на звонки и сообщения.

Наконец, я замечаю его в коридоре.

– Гоша! – я подбегаю к нему и прижимаюсь, выдыхая, будто год не видела его.

Ощущая крепкий поцелуй в макушку, я позволяю себе искренне улыбнуться.

– Я телефон потерял, Лик. Ты меня искала?

– Да. Я волновалась, ты так быстро скрылся.

– Не мог больше себя сдерживать, чтобы не убить его. Почему ты не рассказала мне, Лик? Почему я должен был узнавать это через третьих, десятых лиц? – он растерянно смотрит мне в глаза.

– Я думала, что сама решу эту проблему. Я знаю Мирона, мы раньше дружили… в детстве.

– Я помню, но вы уже не дети. Он перегибает, не позволяй, Лика. Если еще хоть раз он приблизится – скажи мне. Обещаешь? – не унимается Гоша.

– Обещаю, – я снова обнимаю его и закрываю от удовольствия глаза.

После пар я зашла в кондитерский магазин и купила любимый бабушкин торт. Несмотря на пустоту в сердце, сегодня мне все же удалось выдавить из себя новые эмоции. Пусть они были и не самыми приятными, но все же.

– Анжелика, почему без берета? – вместо объятий начинает критиковать бабуля.

– На улице тепло. Почти четырнадцать градусов и даже солнце, – отбиваюсь я, снимая обувь.

– Тепло, тепло – с носа потекло, – ворчит она, включая электрический чайник.

– Бабуля, ты как? Надо что в аптеке заказать? Я знаю, отец покупал тебе лекарства.

– Все есть, деточка, все есть. Как понадобится – я сразу тебе скажу.

– Не забывай.

– Такое не забудешь. Здоровье, его беречь надо. Что по учебе у тебя?

– Да, как обычно.

– Уроки делаешь? – серьезно смотрит она.

– Все хорошо. Не переживай. Делаю уроки.

Она обнимает меня и плачет.

– Бабуль, не плачь, я ведь тоже не сдержусь, – я закрываю глаза и стараюсь сдержать слезы, успокоиться.

Вернувшись домой, я занялась домашними заданиями. Ленка постоянно отвлекает меня своими сообщениями – отправляет скрины из университетских групп с обсуждениями и фотками сегодняшней потасовки.

Мне было плевать. Но за Гошу я серьезно беспокоюсь. Мирон действительно больше не тот мальчишка из моих воспоминаний. И в этом я убедилась.

Сыграв несколько каток в доту почти до двенадцати ночи, я решила, что лучше бы пойти спать.

Я начинаю проваливаться в сон, но меня тревожит телефонный звонок. Я, не глядя, сбрасываю, но кто-то настойчиво звонит. Неизвестный номер. Мгновение поразмыслив, я решаю ответить.

– Кому не спится? – недовольно спрашиваю я.

– Ночь – время молодых, – раздается голос Мирона. – Поговорить надо.

– Конкретно. У тебя десять секунд и абонент отключится. Десять, девять… – начинаю отсчет я, не размыкая веки.

– Про твоего парня.

Я подскакиваю с кровати, заподозрив неладное.

Повисла пауза, я напряженно вслушиваюсь.

– Так-то лучше. Спускайся вниз, я в соседнем дворе.

– Проклятье. Иду, – я завершаю звонок.

Я быстро одеваюсь и перехожу через дорогу в сторону ближайшей девятиэтажки. Найти Мирона не было сложно – его припаркованный темно-синий «Бентли» приковывает взгляд.

Вот черт. Надо было послать его, а не идти на его условия. Глупая.

Мирон вальяжно выходит и, приглаживая непослушные волосы, направляется ко мне.

В глубине души я радуюсь, когда вижу его разбитую губу, – у дьявола есть кровь.

– И, как же мы будем решать проблему с твоим… парнем, – начинает он, с интересом разглядывая мое сонное лицо.

– Я не вижу никакой проблемы, – мой голос звучит гораздо увереннее, чем я ощущаю себя на самом деле.

В воздухе висит напряжение, и я знаю, что Мирон не успокоится, пока не добьется своего. Он зачем-то приехал сюда, зачем-то конкретным. И так просто он не уедет. Его взгляд прожигает меня насквозь, словно пытается заглянуть в самые потаенные уголки моей души.

– О, правда? – он останавливается в шаге от меня. – А разве не он пытался сломать мне пару ребер? Я бы назвал это, как минимум, небольшим недоразумением.

Я довольно улыбаюсь, припоминая, как Гоша преподал ему урок.

Мирон слегка наклоняется ко мне, и я ощущаю легкий аромат его парфюма. Терпкий, соблазнительный запах, от которого у меня кружится голова. Я делаю шаг назад, стараясь сохранить дистанцию.

– Гоша просто заступился за меня, – отвечаю я, стараясь говорить, как обычно. – Ты проиграл. Прими это и забудь.

– О, нет. Я не проиграл. Я позволил ему уйти. Тем не менее, я воспринял это нападение, как оскорбление.

Он выдерживает паузу, словно давая мне время обдумать его слова.

– Отец всегда говорил, что влезать в мужские дела – удел глупых женщин. Гоша сам разберется со своими проблемами. Можешь вызвать его на дуэль, если ты настолько оскорблен.

Мирон усмехается.

– Ты уверена? – вполголоса спрашивает он, закуривая сигарету. – Ты уверена, что он сможет противостоять мне?

Я ничего не отвечаю. Я знаю, что Мирон хитрее и опаснее Гоши. Но я надеюсь, что Гоша сможет защитить себя. И меня.

– Не о чем говорить.

Я собираюсь уходить и отступаю на несколько шагов.

– Я предлагаю тебе порвать с ним отношения, – ставит условие Мирон. – Прилюдно. Чем больше будет свидетелей – тем больше буду доволен я.

Его резкие слова останавливают меня.

Он смотрит на меня в упор, в его глазах неподдельное любопытство. От его требования мне не по себе. Предать Гошу, растоптать его чувства перед всеми… Это жестоко и унизительно.

– Ты спятил, псих? – тихо спрашиваю я, с трудом стараясь не послать его. – Я никогда этого не сделаю!

Мирон усмехается, словно мои слова его ничуть не задели.

– О, Анжи, не стоит так драматизировать. Это всего лишь небольшая плата. В обмен на… безопасность твоего друга.

Он делает паузу, выжидающе поглядывая на меня. Я похолодела. Неужели он действительно способен на это? Неужели он готов причинить вред Гоше, чтобы добиться своего?

– Ты угрожаешь? – спрашиваю я, не скрывая тревожность.

– Я всего лишь предрекаю ближайшее будущее, – отвечает Мирон, пожимая плечами. – В этом мире все имеет свою цену, Анжелика. И за свою ошибку ему придется заплатить.

Я чувствую, как внутри меня закипает ярость. Этот парень переходит все границы.

– Ты не посмеешь, – возмущаюсь я, – если ты хоть пальцем тронешь Гошу, я…

– Что ты сделаешь? – перебивает меня Мирон, насмешливо приподняв бровь. – Вызовешь полицию? Расскажешь всем, какой я плохой? Поверь, мне плевать.

Он делает шаг вперед, сокращая расстояние между нами.

– А вот твоему парню – не плевать, – почти шепчет он, наклоняясь к моему уху. – Он будет страдать, если ты не согласишься на мои условия. И ты будешь страдать вместе с ним.

Я ощущаю мелкую дрожь. Он играет на моих слабостях, осознавая, что я не смогу вынести боли близкого человека. В детстве Мирон всегда все доводил до конца, надеюсь, он достаточно взрослый, чтобы осознавать последствия.

– Что ты хочешь, чтобы я сказала?! – спрашиваю я, чувствуя, как слезы обиды подступают к глазам. Обидно больше от того, что он когда-то был моим близким другом, а теперь даже хорошие воспоминания разбивает вдребезги.

– Скажи ему, что он тебе больше не нужен, – равнодушно отвечает Мирон, – скажи, что ты полюбила другого. Скажи что угодно, лишь бы он понял, что все кончено.

Он отстраняется и смотрит на меня с ожиданием. В его глазах лишь предвкушение мести.

– У тебя есть двадцать четыре часа, – произносит Мирон. – Если ты не выполнишь мое условие, я не гарантирую безопасность твоего… друга.

С этими словами он выбрасывает окурок, разворачивается и уходит, оставляя меня стоять одну, в полном отчаянии и с чувством, что я попала в ловушку. Как я могу предать Гошу и в то же время защитить его от Мирона? Я не вижу выхода. И это пугает меня больше всего.

Он блефует.

Глава 5. Горькое решение

На следующий день я словно находилась в прострации. Ленка решила, что это шок от пережитых потрясений. Я с ужасом наблюдаю, как время утекает: минута за минутой, час за часом.

Еще тяжелее от того, что Гошу я старательно избегаю, иначе он заметит мои душевные терзания и обо всем узнает. И от этого будет только хуже!

Я не собираюсь принимать условия этого психа, но и игнорировать Мирона – слишком самоуверенно. А что, если он просто… проверяет меня. Да, так и есть. Он не посмеет причинить вред другому человеку, это незаконно. Он же не конченный отморозок. Папочка старается не вмешиваться в его дела и точно не будет прибирать за ним.

Помню, в детстве я могла получить все, что хотела. Мирон же мог получить только кнут и добыть себе пряник самостоятельно. Его отец применял нетипичный подход в воспитании.

Когда мне было восемь лет я делилась с ним конфетами, стараясь облегчить боль от поставленного отцом синяка. Какая я была глупая. Не догадывалась, что в будущем боль он будет причинять мне.

– Лика, что с тобой? – удивляется моему отрешенному состоянию Лена.

– Все отлично.

– Тогда погнали на пары, – смотрит на время в телефоне она.

– Я не пойду на последние пары.

– Я тоже. Давай в парк пойдем погуляем?

– Ну-ну, – влезает молчаливая Катька. – Вылететь из универа решила? Идиотка. Нас с Ликой отпросил Константин Олегович. Все, кто задействованы в пьесе – освобождены от последних пар.

– Ну, вы даете, – обижается Ленка, – секретничаете постоянно. Найдется место для меня в массовке?

– Прости, Лен, бревна в этой пьесе не нужны, – смеется Катя.

– Шутки такие у тебя – ахренеть. Можешь в стенд-ап податься, корова, – обижается Ленка.

– Я-то корова? У меня идеальный вес! – продолжает веселиться Катька.

Я торопливо смотрю на часы.

– Нам пора. Созвонимся.

– Да идите уже, зануды.

Ленка отворачивается от нас и направляется к выходу уверенной походкой.

Пока мы переодеваемся в костюмы, на сцене уже репетируют другие студенты. Константин Олегович сегодня особенно требователен: слышится его недовольный голос и постоянные правки.

– Читаем пьесу, запоминаем! На премьере у вас не будет суфлеров, – ругается он.

Прожекторы светят на балкон Джульетты, где замерла я, отчего-то вспоминая, как в нашу прошлую репетицию за действием наблюдал Мирон.

Гоша стоит снизу, теперь он в костюме Ромео, мне это определенно нравится, хотя выглядит немного смешно. В зале тишина, лишь на задних рядах Константин Олегович что-то шепчет себе под нос, нахмурив брови.

– О, будь ты всем иным! Но будь моим! – произношу я голосом, полным тоски.

Константин Олегович внезапно вскакивает с места.

– Стоп! Стоп! Стоп! Анжелика, что это за надрыв? Ты же не о картошке просишь! Это любовь, первое, чистое чувство! – он подходит к сцене, жестикулируя руками. – Гоша, ты где? Ты каменный? Где восторг, где порыв? Где желание обладать ею, вот, сейчас же, здесь и сейчас?

Гоша, смущенно опускает голову.

– Простите, Константин Олегович. Я стараюсь.

– Старайся лучше! – рявкает тот. – Любовь – это не старание, это пламя, которое должно вырываться наружу! Анжелика, дай ему это пламя! Растопи его!

Я с пониманием киваю и собираюсь с мыслями. Я смотрю на Гошу и легко улыбаюсь ему.

– Ужель мне слушать дальше? – снова начинает Гоша. – Или отвечать на этот зов, что сердце из груди готов исторгнуть?

– Вот, уже лучше, уже теплее… – едва слышно произносит Константин Олегович.

– Твои уста произнесли лишь имя, враждебное душе моей. О, как мне ненавистно все, что между нами, имена и родословные пустые! Ты сам есть мир мой, сердце и судьба!

Гоша, вдохновленный моими словами, срывается с места и начинает взбираться по декорациям, стремясь к балкону, как к свету, задевая ногой одну из импровизированных ламп, и они по цепочке начинают падать вниз.

– Перелезу через эту стену, в мир, где мы с тобой одни!

– Стоп! – кричит Константин Олегович снова. – Что это за альпинизм? Ты же Ромео, а не горный козел! Двигайся плавно, изящно, словно кот, крадущийся к сметане! И главное – взгляд! Он должен говорить больше слов!

Гоша смеется и снова занимает исходную позицию.

Я, сдерживая смех, подмигиваю ему и поднимаю вверх большой палец.

– Прекрасна ты, – снова звучит полушепот Гоши, – как ангел во плоти, и свет луны меркнет пред тобой!

– Ты здесь, и ты есть воля высших сил! Какая цель ведет тебя сквозь тьму? Не бойся ничего, иди ко мне скорее, ведь без тебя мир мой – лишь тень во тьме. – Я протягиваю руку к Гоше.

Олег Константинович снова вскакивает с места, отмахиваясь рукой и прерывая нас.

– Руку вытяни, а не палку, ну что ты как кукла? Нежно, чувственно, словно виноградную лозу тянешь к солнцу! И, Гоша, поймай ее, как самую большую ценность в мире!

Я протягиваю руку более чувственно, Гоша целует ее.

– Я знаю, что тебя во мне пленило, и верю, что твоя душа, во мне нашла покой, – продолжаю я томным голосом. – Я дам тебе совет: ты должен чаще забавляться. Будь же моим, я буду твоей, и будем мы делить печаль и радость в этом мире.

Гоша, берет меня за руку и мои щеки немного краснеют, но Константин Олегович кричит еще до того, как Гоша едва касается моей руки.

– Я говорил тебе, не дотрагиваться до Джульетты? А что делать? Да, точно, поцелуй! И это должно выглядеть как в первый раз. Как будто до этого не было сотни других раз! Ты должен гореть! Я хочу видеть пепел!

После этого, Гоша хватает меня за руку и медленно притягивает к себе. Я, едва сдерживая смех, обнимаю его, чтобы поцеловать. Поцелуи Гоши такие нежные и легкие, мне не хочется отпускать его.

Константин Олегович подходит и останавливается нескольких шагах.

– Остановитесь! Анжелика, это не просто мужчина! Это Ромео! Покажи любовь, я хочу видеть страсть! Гоша, что ты делаешь? Не стой столбом, ты же Ромео!

Я понимающе киваю, Гоша следует моему примеру.

– Кто ты? И как ты оказался на этом месте? – продолжаю я.

– Что ты несешь, Анжелика? Не место, а в этом месте! Вот это да. Переигрываем! – опять влезает Константин Олегович. – Тексты учить надо!

– Как ты смог попасть в это место? – произношу точнее.

– С легкостью перелезу через любую стену ради тебя! – с усмешкой произносит Гоша.

– Что за улыбочки? Ты должен показать, что все это ради любви, а не ради забавы. Ты должен смотреть ей в глаза, чтобы она дрожала. Если этого не будет, можешь идти на улицу торговать газетами. А Анжелика должна показать, что ей приятно, что ради нее готовы на любые жертвы. – Константин Олегович разошелся не на шутку.

– И если они увидят тебя, то убьют, – с опаской произношу я.

– У меня больше страха и ненависти в глазах, чем у них!

– Вот теперь я вам верю! Отлично! – сверкает глазами режиссер.

– …Только если ты смотришь на меня с неприязнью, – Гоша подходит ближе, хватает меня и целует, нежно так и сладко, протяжно, до приятной боли в животе.

После изматывающей репетиции, Гоша решает проводить меня до дома бабушки.

Я не могу собрать мысли воедино. Я просто не буду делать ничего. Не вмешиваться же в мужские разборки. Они уже взрослые мальчики, сами разберутся. Тем более, я уверена, что Мирон всего лишь блефует.

– Лика, давай я пока займусь делами, а потом заберу тебя? – предлагает Гоша, передавая мне рюкзак.

– Не надо, милый, я доберусь сама.

– Набери, если передумаешь, – он целует меня на прощание, нежно придерживая за локоть.

Я навещаю бабушку – снова высокое давление. Ничем не могу ей помочь. Она наблюдается у лучшего кардиолога, который сегодня приезжал к ней на дом по приглашению Андрея Игоревича. Надеюсь, скоро ей станет лучше.

Жестокие слова Мирона преследуют и не отпускают, будто я попала в сети, как золотая рыбка. И должна исполнять его желания. Нет, не должна. На что он рассчитывал? Я же не дурочка какая-нибудь вестись на его провокации.

Несмотря на свою уверенность, я все равно с опаской поглядываю на часы.

Начинаю учить текст пьесы, подхожу к зеркалу, провожу ладонью по волосам. Я готова.

Совсем ничего не получается, нервы – ни к черту, а настроения и подавно нет.

Ближе к вечеру погода совсем портится – ливень угрожающе стучит по крыше. Я не устояла перед искушением пролить немного слез по своей горькой доле, в очередной раз взглянув на одну из фотографий, где изображены мы с отцом. Чтобы как-то отвлечься, я включила игру и погрузилась в более приятные обстоятельства, нежели моя реальная жизнь.

Совсем потеряв счет времени, я смотрю на часы – отлично. Время вышло. Ничего не произошло.

Я выиграла в этом сражении.

Довольная тем, что предвидела развитие событий и не повелась на угрозы Мирона, я завалилась спать и спокойно проспала всю ночь.

Сегодня пятница, мы с Ленкой собираемся вечером в клуб. Она мне все уши прожужжала, как там будет весело. Осталось пережить одну пару французского, и я полечу домой, как птица.

Мне же просто хочется отвлечься от своих переживаний, сменить обстановку.

Внезапно я чувствую, как меня обнимают сзади – Гоша. Я поворачиваю голову вправо и натыкаюсь на его губы.

С ним я ощущаю себя в безопасности.

– У меня есть подарок для тебя, Лика, – улыбается он.

Ссадины на его щеке остались, как напоминание об их ужасном столкновении с Мироном, но выглядят до ужаса сексуально.

– Какой? – улыбаюсь я.

– Скоро узнаешь, – он поворачивает меня к себе и целует так, что мне с нетерпением хочется продолжения, – всему свое время.

Гоша смотрит на часы.

– Заинтриговал Лику, негодяй, – смеется Ленка. – И меня тоже.

– До вечера. Я за тобой заеду.

– Согласна.

– Тебе придется как-нибудь еще раз это повторить, – он подмигивает мне и, схватив рюкзак, в спешке скрывается за углом.

– Ну ты поняла, да? – подмигивает мне Ленка, подражая Гошке. – Ну, ну?

– Конечно.

– Ничего ты не поняла, он же тебе предложение будет делать.

– Ты с ума сошла?! – удивляюсь я. – Не то время сейчас, чтобы замуж выходить.

– Отчего же? – упрямится она. – Плохие события надо перекрывать хорошими. Я бы с радостью потанцевала на вашей свадьбе!

– Ты спятила. – смеюсь я.

С трудом удается высидеть все пары. Учиться не хочется от слова совсем. Этого паскудника, Мирона, нигде не видно. И это меня радует.

Я несколько раз поговорила с бабулей по телефону. Я очень переживаю за нее. Мне иногда кажется, если я ей не позвоню прямо сейчас – случится что-то ужасное и от этой мысли пальцы холодеют. Я боюсь остаться совсем одна. Ей не нравится такое навязчивое внимание с моей стороны, она даже ругается.

По пути домой мне звонит Мария, помощница Андрея Игоревича.

– Лика, привет, ты как?

– Добрый вечер. Потихоньку прихожу в себя.

– Это хорошо. Я вот по какому вопросу. Твои документы на вступление в наследство я постараюсь подготовить к понедельнику, но не обещаю. В любом случае, тебе придется отпроситься с пар, чтобы приехать.

– Это не проблема, – отвечаю я. – Как долго это будет тянуться?

– Придется несколько подходов сделать. К нотариусу, потом к адвокату, но ты не беспокойся. Андрей Игоревич подключил важных людей – все будет сделано быстро.

Даже не сомневаюсь. Вообще, отец Мирона взял на себя всю ответственность за эти непонятные мне дела. Лишь бы потом не выставил мне счет, как его сын.

Ладно, я загоняюсь. Он просто дружил много десятков лет с моим отцом. Нельзя постоянно думать о людях плохо.

Я, отбросив все плохие мысли, зарываюсь в гардеробной комнате.

Боже мой, кажется, я скупала все, что видела в магазинах. Надо бы разобраться, выбросить ненужные вещи.

Мне безумно хочется одеть фиолетовое коктейльное платье с глубоким вырезом. Оно удобное, до колена, отлично сидит по фигуре. Небольшая россыпь страз будет привлекательно переливаться в ярком освещении клуба.

Я собираю волосы в высокий хвост, крашу губы и подвожу глаза коричневым карандашом. Красота.

Я пытаюсь улыбнуться себе в зеркале. Получается по-прежнему грустно.

Услышав звонок, я быстро спускаюсь и открываю дверь.

– Привет, – Гоша обнимает меня и вдыхает запах моих волос, – выглядишь… восхитительно.

Я дерзко улыбаюсь и показываю ему язык, за что снова получаю поцелуй.

Гоша учтиво открывает передо мной дверцу «Фольксвагена», сам спешит на место водителя.

Лена без остановки отправляет мне голосовые сообщения. Она ждет нас с новым парнем и, похоже, что ей одной не совсем с ним комфортно. Но мы опаздываем.

– Пунктуальность – это сегодня не про нас. Еще минут десять и на месте, – спокойно произносит Гоша.

Мы застреваем в вечерней пробке. Ничего не остается, кроме как ехать со скоростью черепахи.

«Тик-так» – на дисплее моего телефона высвечивается сообщение. Сердце сразу же начинает биться в своем адском ритме, накрывая меня неуемной дрожью.

Это он.

Не забыл.

– Ты чего? – замечает мою нервозность Гоша.

– Ничего, просто замерзла немного, – я неловко улыбаюсь и приподнимаю окно.

Спустя пятнадцать минут мы все-таки доезжаем до клуба.

Лена сразу замечает меня и подходит со своим новым парнем – Кириллом. Я его знаю, он с физико-математического факультета. Тихий и спокойный. Я уже догадываюсь, что такой типаж взбалмошной Ленке не подойдет. Ей нужен мальчик-огонек, безустанная батарейка.

Кирилл же вежливо улыбается мне и жмет руку Гоше.

– Лика, что тебе взять? – интересуется Гоша. – Как обычно?

– Да, – отвечаю я, ожидая свою привычную «Пина Коладу».

– Я буду тоже самое, – говорит Ленка.

Пока парни ожидают свободного бармена, Ленка без устали трещит мне на ухо и делится планами.

– Катя решила не идти?

– Ой, да забей ты на эту клушу. Она тусуется на своей йоге с такими же, как она, занудами. – не хочет отвлекаться она от более интересной темы. – Кстати, вы с Гошаном отрепетировали огонь, видела в университетской группе кусок видео. Я думала он тебя прям там и трахнул бы, нет?

– Ты дура что ли? У нас до этого пока не дошло. – возмущаюсь я, не ожидая услышать такое откровение от подруги.

– Любишь ты кота за яйца тянуть. Дала бы давно парню, вон, как старается ради твоей недоступной жопы.

Она продолжает болтать о Кирилле и посвящать меня в свои любовные планы, но мне совсем не до этого. Все место в моей голове, как не странно, снова занимает Мирон и его угрозы.

В клубе гремит музыка, толпа танцует, сливаясь в едином ритме, и в этой какофонии звуков и света я почему-то чувствую себя потерянной.

– Лика, ты меня совсем не слушаешь? – обижается Лена. – Кого ты высматриваешь? А, я поняла. Боишься, что Мирон где-то рядом. Нет его. Не беспокойся.

– Откуда ты знаешь?

– Диана с филфака, которая подружка Сени, сказала, что Мирон уехал с отцом по важным делам. Он же требует его присутствия. Типа учит, наверное, щенка, азам ведения бизнеса. – ехидно смеется она.

– Тогда я выдыхаю. Можно, получается?

Ленка смеется и кивает. Мы вместе делаем глубокий вдох и выдыхаем.

– Ваша «Пина Колада», мисс, – произносит Гоша, вручая мне высокий бокал.

– Благодарю, ваши усилия не будут забыты, – улыбаюсь я.

– Тогда я бы хотел получить свою награду прямо сейчас.

Он настойчиво притягивает меня к себе.

– Гош, а вот целоваться с очками удобно? – влезает Ленка.

– Я всегда могу сделать вот так, – отвечает он и демонстрирует – снимает очки и прячет их в нагрудный карман рубашки.

Весь вечер Гоша не дает мне скучать. Он постоянно рядом, улыбается и рассказывает какие-то смешные истории, пытаясь отвлечь от гнетущих мыслей. И ему это почти удается. Почти.

Гоша берет меня за руку и ведет на танцпол.

Сегодня он особенно настойчив, раскрепощен. Видимо победа над Мироном так на него повлияла и вселила уверенность больше, чем обычно. Нас еще обсуждают в университете, шепчутся за моей спиной, строят догадки, и я чувствовала на себе оценивающие взгляды, когда мы вместе заходили в клуб.

Гоша встает позади меня, медленно поглаживая горячими ладонями мои ребра – то поднимаясь выше, то опускаясь к бедрам, пока не фиксирует свои ладони именно на них.

Алкоголь в крови заставляет полностью расслабиться и от удовольствия я закрываю глаза.

– Пойдем, – громко произносит Гоша, стараясь перекричать музыку. – Я знаю одно местечко, где можно спокойно поболтать.

Я послушно следую за ним, не зная, куда он меня ведет. Мы идем через весь танцпол, мимо столиков, за которыми сидят парочки, и наконец останавливаемся у небольшого, почти незаметного коридора, ведущего куда-то вглубь клуба.

– Здесь тихо, – говорит Гоша, заглядывая в коридор. – Пойдем, присядем где-нибудь.

Коридор узкий и темный, освещенный лишь несколькими тусклыми лампочками, висящими на стенах. Мы проходим по нему несколько метров и оказываемся в небольшой, уютной комнатке с мягкими диванами и приглушенным светом. Здесь действительно намного тише, чем в основном зале клуба.

Гоша жестом предлагает мне присесть на диван, и я, не раздумывая, сажусь, чувствуя, как внезапно нахлынувшее напряжение немного отступает. Он садится рядом, совсем близко, так, что наши плечи соприкасаются.

– Ну вот, – улыбается он. – Здесь можно спокойно поговорить. Как ты себя чувствуешь? Ты какая-то грустная сегодня.

Я вздыхаю, раздумывая, что бы ему ответить. Я не могу рассказать ему о Мироне, о его угрозах, о том, что мне нужно с ним расстаться. Это было бы слишком жестоко, слишком несправедливо.

– Все в порядке, – стараюсь улыбаться я. – Просто немного устала. И все навалилось внезапно.

Гоша, кажется, не верит моим словам. Он внимательно смотрит на меня, словно пытаясь прочитать мои мысли.

– Анжелика, – он берет мою руку в свою, – я же вижу, что что-то случилось. Ты можешь мне все рассказать. Я всегда буду рядом, веришь?

Его слова, его теплое прикосновение едва не ломают меня. Я чувствую, как слезы подступают к глазам. Мне так хочется ему все рассказать, довериться ему, найти у него поддержку. Но я не могу. Это подвергнет его еще большей опасности. Он может снова столкнуться с Мироном и на этот раз все закончится гораздо хуже, чем в столовой.

– Гоша, – шепчу я, с трудом сдерживая рыдания. – Все действительно хорошо. Просто… давай не будем об этом. Давай просто насладимся вечером.

Он хмурится, но, разглядев мое состояние, решает не настаивать.

– Хорошо, – он слегка сжимает мои пальцы. – Как скажешь. Но помни, что я всегда готов тебя выслушать.

Он молчит, словно собираясь с мыслями. Я чувствую, как нарастает напряжение, и, чтобы как-то расслабиться, целую его.

Я уже достаточно выпила, за что не перестаю корить себя. Мне приятны его прикосновения, его решительность и я, кажется, даже хочу его. Я откидываюсь на спинку кресла, запрокинув голову, позволяя ему целовать мою шею, нежно и продолжительно.

Гоша кладет уверенную ладонь мне на бедро, увлекая поцелуями, поглаживая и запуская странные процессы, похожие на множественные электрические удары, распространяющиеся от его пальцев по всему телу.

Когда его рука медленно поднимается выше, я дергаюсь и свожу бедра. Он убирает руку, накрывая ею мои холодные ладони.

– Анжелика, – его голос звучит немного неуверенно. – Я давно хотел тебе сказать… Я…

Я распахиваю глаза и чувствую, как к горлу подкатывает ком. Я знаю, что он собирается сказать. И знаю, что не могу этого допустить.

– Гоша, – перебиваю я, вскочив с дивана и поворачиваюсь к нему лицом. – Пожалуйста, не надо.

Он удивленно смотрит.

– Что? Что не надо?

– Не надо говорить то, что ты собираешься сказать, – я стараюсь говорить спокойно. – Пожалуйста, Гоша. Я не хочу этого слышать.

– Но почему? – он хмурится, его глаза наполняются разочарованием. Гоша не понимает, что со мной не так. – Я думал… Я думал, что ты чувствуешь то же самое, что и я.

– Я не чувствую, – отвожу неловкий взгляд, – я не хочу этого.

– Ты врешь, – он встает и направляется ко мне, – я же вижу, что это неправда. Зачем ты говоришь это?

– Это правда, – повышаю голос я. – Я не хочу быть с тобой. Пойми это.

Он молчит, словно оглушенный моими словами. В его глазах мелькает боль и обида, непонимание и недоверие.

Я чувствую себя ужасно. Мне так хочется обнять его, сказать, что все это неправда, что я хочу быть с ним, возможно, даже любить его. Но я не могу. Я должна была его оттолкнуть, чтобы защитить. Да, так я решила. Но это всего лишь временная мера.

– Хорошо, – произносит он, отступая назад. – Если ты так говоришь… Я не буду настаивать.

Виновато улыбнувшись, он направляется к выходу из комнаты.

– Гоша.

Он останавливается, не поворачиваясь ко мне.

– Я… Я ценю нашу дружбу, – голос – не мой, он срывается от волнения. – Я не хочу ее терять.

– Дружбу? – повторяет Гоша, горько усмехнувшись. – Но, как мы сможем дружить, Лика?

И, не дожидаясь моего ответа, он выходит из комнаты, оставляя меня одну, в полном отчаянии и с чувством, что я потеряла близкого человека. Я выполнила условие Мирона, оттолкнула Гошу, чтобы защитить его. Я достаю из сумочки телефон и заказываю такси. Я все верну обратно, я смогу. Он обязательно поймет причину моих действий.

Я добираюсь до дома, игнорируя неумолкающий телефон. Мне сейчас абсолютно плевать на всех. Я же не собиралась делать этого. Не понимаю, что меня вдруг так напугало? Это глупое сообщение…

Уставшая, я упала в кровать и уснула. Сквозь сон я различаю звучание своего рингтона, но совсем не до него.

Я просыпаюсь в субботу около часа дня. Во всю светит солнце, предвещая отличную погоду. Можно было бы столько всего спланировать, вот только я, кажется, вчера испортила свою жизнь. Спрятавшись за несколькими подушками, я продолжила спать. Наломала дров. Мне в этом нет равных.

– Лика! – строго зовет меня бабушка. – Анжелика!

– Я сплю, бабуль, – едва слышно бормочу я.

– Лика, это что еще такое?! Уже час дня, а ты даже и не вставала! Быстро в ванную комнату. А запах-то какой, фу! Что ты пила?

Бабушка грубо тормошит меня, попутно открывая большое панорамное окно.

– Ой, нет! – упрямлюсь я. – Можно я полежу?

– Ты сегодня на учебе была? Паршивка такая!

Да, припоминаю, сегодня я забила. Чтобы не злить бабулю сильнее, я решаю набрать себе джакузи и погрузиться в приятные ощущения, скрыться с глаз. Неохотно я тянусь к телефону – двадцать один пропущенный звонок и миллион сообщений: Ленка, Мария, Андрей Игоревич, ректор… что еще ей надо… и… Гоша.

Я с тяжелым сердцем проверяю мессенджер – сообщение от него!

Я в нетерпении читаю – «Сегодня в 23.00 на заброшенной стройке».

Сердце пляшет, что есть сил. Я невероятно рада, совсем не ожидала, что он захочет вообще со мной общаться после всего, что произошло этой ночью между нами. Просто дура, конечно, он все понял и простил меня. Как я его недооценила. Я набираю номер Гоши, чтобы лично извиниться, чтобы все объяснить, что я идиотка, что я.… – гудки.

Ну, ладно. Отправляю ему сообщение.

"Прости, я такая глупая. Мирон заставил меня это сделать. Надо поговорить"

Посвежевшая и ароматная, я решаю спуститься вниз что-нибудь перекусить. Бабуля готовит и недобро косится на меня.

– Ешь всякую ерунду. Что это? Что за фантики? – она открывает холодильник и удивленно смотрит на меня.

– Это не фантики, бабушка, это суши так упакованы. Брикеты на один раз.

– Я и говорю – не ешь ничего. Вот картошечка, грибочки, курочка – нормальная еда, человеческая.

Она принимается расставлять контейнеры на столе.

Я направляюсь к холодильнику и открываю полку с овощами и фруктами.

– Ну, вот же – манго, яблоки, авокадо, зелень, – я открываю еще одну створку. – Сыр, творог. Ты преувеличиваешь.

Она недовольно фыркает и достает тарелку.

– Картошечки побольше, пожалуйста, – нагло улыбаюсь я, ощущая, что жизнь скоро снова наладится. – А вот лука – поменьше, пожалуйста.

– Лук для иммунитета полезен.

– Но, не когда я собираюсь на свидание, – также нагло улыбаюсь я, забирая у нее тарелку.

– Свидание? С кем это свидание?

– А вот не скажу, – упрямлюсь, откусывая кусок куриной ножки. – Секрет.

– От бабушки секретов быть не должно!

– Он из моей группы. Зовут Гоша.

– И куда вы собираетесь? В кино?

– Может быть.

– Руки пусть не распускает. Не позволяй. Слышишь? – вдруг она становится серьезной.

– Бабуля, он интеллигентный молодой человек с манерами и в очках, – веселюсь я, пока бабушка серьезно меня выслушивает.

– Только допоздна не гуляйте.

– А ты что будешь делать?

– На могилку к сыночку поеду. Свежих цветов положу, – неохотно делится планами она.

– Бабуль, не надо так часто ездить. Остановись. Я бы поехала с тобой, но я не могу. Мне тяжело там находиться. Даже думать тяжело об этом.

– Не надо. А я должна, – она кладет руку мне на плечо и слегка сжимает.

После обеда я собираюсь заглянуть в студию, где часто раньше рисовала. В последние несколько месяцев абсолютно не было вдохновения. Я не могла держать кисть. Что-то вертелось в голове, какие-то мысли, но это не пейзаж и не скетч и даже не портрет.

Сейчас я жаждала изобразить влюбленную пару на фоне полной луны в цветущем саду.

Я затачиваю несколько грифельных карандашей разной твердости. Сделав набросок, я принимаюсь работать красками.

Спустя полтора часа я уже могу оценить первые результаты. Получается отлично.

Я устала, на сегодня достаточно творчества, предпринимаю еще одну попытку позвонить Гоше. Опять гудки. Может, он все-таки обиделся? Или готовит какой-то сюрприз, ведь я даже не дала ему и слова сказать.

– Алло, Лена. Привет. Прости, я вчера с Гошей поругалась.

– Да знаю уже, – с обидой отвечает она. – Но ты могла хотя бы в известность меня поставить. Подруга называется.

– Я была не в себе. Наговорила всякого Гоше, но все уже хорошо.

– Его сегодня не было на парах. И ты не пришла, прогульщица.

– У меня в семье проблемы, – отвечаю я. – И состояние ужасное.

– Не прикрывайся. Ты часто забиваешь в последнее время. Даже чаще, чем я. Подумай, тебя итак вызывают к ректору.

– Знаю, висит пропущенный от нее. Я в понедельник к ней зайду. Все, пока, мне пора собираться на свидание.

– Расскажешь потом?

– Ага.

Я завершаю звонок и захожу гардеробную комнату.

На улице дождь. Я выбираю любимые узкие джинсы, коричневую кофту из кашемира, косуху и ботинки на толстой платформе, чтобы было удобнее шагать по лужам.

Уютно устроившись в такси, я постоянно размышляю над своим вчерашним поведением. Выглядела, как дура. Сначала позволяла ему всякого и не запрещала, а потом отрезала так жестко. Никакой последовательности действий. Зачем вообще поехала с ним в клуб?! Могла возле дверей послать, а не давать надежду.

Что он хочет показать мне на этой стройке? Мы давно там не тусовались. Возможно, что-то интересное готовит. Но везде так грязно, слякоть. Лучше бы пошли в кино, как предлагала бабуля.

Выбираясь из такси, я с трудом перешагиваю огромную лужу и быстро пролезаю в знакомую дыру в заборе. Я быстрее бегу вперед под крышу и в нетерпении достаю телефон.

Мгновение – и я смотрю на него, как вкопанная, ощущая, что сердце ушло в пятки, а руки холодеют сильнее с каждой секундой. Какой, к черту, телефон? Он же… он же сказал, что потерял его.

А, возможно, нашел?

Внезапно я чувствую вибрацию – сообщение от Гоши. Я не тороплюсь его читать, продолжая нервно соображать, стоит ли это вообще делать.

Определенно.

«Третий этаж. Я очень жду».

Глава 6. Время вышло

Я свечу фонариком с телефона себе под ноги, чтобы не упасть на ступени, ведь уже темно. В тишине сначала слышатся только мои неуверенные шаги, но, когда я поднимаюсь на третий этаж, то едва не падаю в обморок от увиденного.

Три парня с пятого курса крепко держат Гошу, двух из них я знаю – Сеня и Толик, они всегда тусуются с Мироном.

Лицо Гоши – в крови, очки разбиты, он едва удерживается на ногах.

– Ну, вот. Все в сборе, – слышу я голос Мирона за спиной и резко оглядываюсь, забывая, как дышать.

В нос бьет запах сырости, строительный материалов и.… крови. Я стою, словно парализованная, не в силах пошевелиться, наблюдая за этой жуткой сценой. Гоша, мой Гоша, избитый и окровавленный, в руках этих отвратительных громил. И Мирон, с сосредоточенным выражением лица, словно он – режиссер этого кошмарного спектакля.

– Что ты наделал?! – кричу я Мирону. Разворачиваюсь и бросаюсь к Гоше. Но Мирон резко перехватывает меня, крепко сжимая плечо. Я дергаюсь, пытаюсь разомкнуть его пальцы, но тщетно!

– Не так быстро, Анжи, – шепчет он, притягивая меня к себе. – Представление только начинается. Ты же актриса? Сыграй хорошо.

Я снова предпринимаю попытку вырваться, но его хватка слишком сильна. Он держит меня, как в тисках, не предоставляя ни единого шанса выкрутиться.

– Отпусти меня, Романов! – кричу от страха и ужаса. – Я сделала все, как ты просил!

– Очень жаль, но время давно вышло. Ты, как оказалось, не пунктуальна. После сегодняшней ночи это качество будет для тебя самым главным.

– Отпусти его, выродок!

Мирон игнорирует мои крики. Он лишь усмехается и поглядывает на Сеню и Толика.

– Ну что, ребята, – он с издевкой смотрит на Гошу, – покажите ему, что мы думаем о таких самоуверенных выскочках.

Сеня и Толик переглядываются, демонстрируя довольные лица. Они явно наслаждаются своей властью над уязвимым Гошей.

– С удовольствием, – отвечает Сеня, сжимая кулак.

– Давай разберемся вдвоем! – только и успевает выкрикнуть Гоша.

Сеня уже замахивается и сильный удар прилетает в живот. Гоша сгибается и стонет от боли.

– Хватит! – кричу я, заливаясь слезами. – Прекратите это!

Но никто не слышит меня. Сеня и Толик продолжают избивать Гошу, нанося ему удары по лицу, по животу, по ребрам, третий – одобрительно кивает.

Длинные пальцы Мирона крепко впиваются мне в плечи, он втягивает ноздрями запах моих волос, обдавая горячим дыханием затылок.

Гоша пытается сопротивляться, вырываться из их хватки, но силы неравны. Он уже был слишком слаб, слишком измучен, чтобы противостоять им.

Мирон наблюдает за этой сценой с равнодушным видом. Он не выражает никаких чувств: ни жалости, ни сострадания. Зато явно испытывает удовлетворение от того, что добился своего.

– Мирон, прошу тебя, – молю я. – Останови их. Не трогай Гошу. Чего ты хочешь? Только останови это! Мы все обсудим.

Мирон поворачивает меня и серьезно смотрит в глаза.

– Чего я хочу? – повторяет он, прищурившись. – Ты уверена, что хочешь знать, детка? Ты готова на все, чтобы спасти своего дружка?

Я киваю в знак согласия, умоляю его одними лишь глазами.

– Видишь ли, – он без жалости смотрит на окровавленного Гошу, – я не могу принять твое запоздалое предложение.

Он жестом приказывает Сене и Толику остановиться, но Сеня не унимается, он с силой бьет Гошу в затылок.

– Хватит, ребята, – повторяет громче Мирон. – Вы достаточно повеселились.

Сеня и Толик, неохотно, но подчиняются приказу Мирона. Они отпускают Гошу, и тот падает на пол, словно подкошенный.

– Мы даже и не начинали еще, очкарик, слышишь? – Сеня легонько пинает Гошу ногой.

– А теперь, главное, ради чего мы здесь собрались. Надо преподать такой урок, чтобы он запомнился на всю жизнь.

Мирон дьявольски улыбается.

– Мирон… Мирон, пожалуйста, послушай меня, – я даже не пытаюсь вырваться из его хватки, лишь бы он прислушался и остановил эту пытку.

Мирон крепко сжимает мне руку и подводит к обрушенному краю здания, пустота которого в темноте кажется зияющей бездной.

– Кажется, высоко, да? – он смотрит на меня возбужденными глазами, будто пытается транслировать мне одну из своих ужасных идей. – Как там в вашей пьесе? Нет повести печальнее на свете, да?

Мирон подводит меня к самому краю, придерживая за плечи.

– Нет, не надо, пожалуйста, – шепчу я. – я не хочу умирать.

– Знаешь, я тоже, – выдыхает он мне в висок. – Ведите его сюда!

– Мирон, что ты хочешь сделать? Не надо, только не это!

– Что ты задумал, Романов? – с трудом произносит Гоша, когда его подхватывают сильные руки и тащат к самому краю.

– Нет, нет, нет, – причитаю я сквозь слезы. – Ты же не такой, Мирон.

– Ты действительно еще так думаешь? – спрашивает он больше своими злыми ревнивыми глазами, чем словами.

– Я хочу так думать, – тихо отвечаю я.

– Надеюсь, ты не ангел – не взлетишь, – продолжает Мирон, с интересом разглядывая Гошу. – Ну тут не высоко.

Он взглядом показывает парням, что надо сделать, они веселятся от происходящего, предвкушая дальнейшие события.

Сеня и Толик с силой толкают Гошу вниз, а я зажмуриваюсь, боясь разомкнуть веки.

Дождь больно хлещет по щекам. Слезы смешиваются с каплями и тяжело открыть глаза из-за колких комочков туши.

Но я все же делаю это.

– Да… смотри, – довольно произносит Мирон. – Не ангел…

– Да ты больной! – только и могу выдавить из себя я.

Мирон хватает меня за руку и молча тянет за собой вниз.

Мы все идем туда, где лежит Гоша. Он не подает признаков жизни.

Каким-то чудом мне удается оттолкнуть Мирона, потерявшего бдительность, и подбежать к Гоше.

– Гоша! – кричу я, осторожно дотрагиваясь ладонью до его груди. – Гоша, очнись!

Он не отвечает. Мне кажется, что его сердце не бьется!

Я чувствую, как внутри меня что-то обрывается. Ярость, боль, отчаяние – все смешивается в один клубок эмоций, готовый взорваться.

– Ну, он готов ко второму раунду? – смеется Толик.

– Очень сомневаюсь, – довольно хмыкает Сеня.

– Ты заплатишь за это! – я поднимаюсь с земли и смотрю ему в глаза. – Я клянусь, ты заплатишь за все, что ты сделал! Вы все!

Мирон улыбается с какой-то пугающей неподдельной радостью.

– Не стоит угрожать мне, Анжи, – он моментально меняет улыбку на стеклянный взгляд. – Угрозы от тебя больше возбуждают, чем пугают.

– Я не боюсь тебя! – отвечаю я, стараясь говорить увереннее.

Мирон щурится, словно оценивая мои слова, вовсе не принимая их за правду.

– Ты думаешь, что сможешь меня остановить? – он смотрит сверху вниз, гордо подняв подбородок. – Ты думаешь, что у тебя есть хоть один шанс?!

– Ты сошел с ума! – отвечаю я, отступая назад. – Я завтра же напишу заявление в полицию! Тебя засадят туда, где тебе самое место!

Мирон делает глубокий вдох, словно разочарованный моим ответом.

– Ты такая наивная девочка.

Он подходит ко мне ближе, все невольно сжимается внутри, даже стук сердца едва различим.

– Я могу сделать твою жизнь ебаным адом. Я могу отнять у тебя все, что тебе дорого. Ты все еще мне не веришь? Я тебе прямо сейчас это доказываю.

– Откуда у тебя такая ненависть ко мне?

– Это не ненависть, – он приближается к моему уху, будто пытается пересилить себя и выдать глубокую тайну. – Это любовь.

Наверное, я не могу поверить в происходящее, настолько ужасно это выглядит.

Мое тело бьет дрожью, но я боюсь отвести взгляд. Этот садист что-то говорит, продолжая резать меня словами, а мой мозг уже представляет страшные картины, щедро приправив их глубинными ужасами из моих самых страшных снов.

– Я клянусь, тебе это не сойдет с рук, проклятый психопат! – с ненавистью выкрикиваю я.

Мирон кривит губы, будто ему не нравится, как я его назвала. Конечно, кому понравится такая правда…

Он отстраняется от меня и идет к Гоше. Мгновение – он рассматривает его лицо, потом прикладывает пальцы к шее и набирает номер в телефоне.

– Здравствуйте! Я стал свидетелем того, как самоубийца решил скинуться с недостроя на Кропоткинском проезде. Кажется, он ещё жив, – он делает вдох. – Да, вы все правильно поняли.

– Подгоню тачку, – говорит неизвестный мне тип и скрывается из виду.

Сеня и Толик следуют за ним, бросая равнодушные взгляды на Гошу.

Мирон строго смотрит на меня и демонстративно бросает телефон Гоши у моих ног.

– Увидимся, Анжи.

Он направляется к своей машине, оставляя меня стоять одну, посреди этого кошмарного места, с разбитым сердцем и с жаждой мести. Нет никого, кто мог бы меня защитить от этого монстра.

Я и сама справлюсь. Надо только прийти в себя.

Слезы градом катятся по щекам, пока я сижу возле Гоши в ожидании кареты скорой помощи под дождем.

Он не подает признаков жизни. Кажется, что все это бесполезно, никто ему уже не поможет.

Скорая приезжает через десять минут и быстро увозит нас.

К нему подсоединяют трубки, одевают кислородную маску и делают укол.

Фельдшер серьезно смотрит на врача и качает головой.

– Повреждения грудной клетки, возможно, внутреннее кровотечение, – врач внимательно смотрит на монитор.

Они разговаривают, используя медицинские термины, но я проваливаюсь в свою собственную пустоту, не замечая никого вокруг, кроме Гоши.

– Заполните в бланке ФИО, его возраст, кем вы ему приходитесь… – в спешке мне дают стандартную форму документа и снова переключаются на Гошу.

Я понимаю – ситуация очень серьезная и нет никаких гарантий, что он вообще выживет.

С тяжелым сердцем я выхожу из скорой под проливной дождь, наблюдая, как осторожно вывозят Гошу. Его сразу же встречают сотрудники медучреждения и завозят внутрь.

Холодно… дрожь все еще бьет до боли по коже, внутри разыгрывается симфония хаоса, где сердце играет свою партию в безудержном ритме.

Я прохожу в здание и прислоняюсь к стене спиной, сжимаю нервные пальцы в кулаки, чтобы как-то успокоиться.

Спустя почти час извращается медсестра, которая принимала Гошу на улице. Я в нетерпении подхожу к ней.

– Извините, я хотела узнать о состоянии Георгия Иванова, его час назад привезли на скорой.

– Он в очень тяжелом состоянии, его сейчас осматривает врач. Кем вы ему приходитесь?

– Я его девушка, – дрожащим голосом шепчу я.

Можно ли меня теперь таковой назвать после предательства? Я не его девушка. Больше нет. Я просто лгунья, из-за которой он пострадал.

– Пожалуйста, присядьте, – она поднимает телефонную трубку и начинает с кем-то говорить.

Я сижу на диване, не отрывая взгляда от двери реанимации, и молюсь, чтобы все обошлось. Молюсь за Гошу, за себя, за то, чтобы все это поскорее закончилось. Но я знаю, что это только начало. Мирон сошел с ума.

Я такая дура, пошла вступаться за Ленку и привлекла его внимание. До этой необдуманной наглости с моей стороны, он даже не вспоминал про меня.

Спустя полчаса дверь реанимации открывается, и ко мне подходит врач. Его лицо серьезное и печальное, уставшие глаза смотрят на меня равнодушно, не выражая никаких эмоций.

– Мы сделали все, что могли, – медленно произносит он, ожидая моей реакции. – Но, к сожалению…

Я замерла, ожидая самого страшного.

– Он в коме. Состояние тяжелое, прогнозы давать сложно.

Мир вокруг меня рухнул за секунду. Гоша в коме… Это слишком жестоко, слишком несправедливо.

Я рыдаю, закрыв лицо руками, не в силах простить саму себя. Это все моя вина. Это я виновата в том, что случилось с ним. Если бы я не связалась с Мироном, ничего этого не произошло бы.

Я недооценила его, хотела поиграть с ним, хотела доказать, что не боюсь его. Доказала?!

– Скоро приедет полиция. Им нужны будут ваши показания. А пока – оставьте свои данные сотруднику регистратуры, – говорит врач ровным голосом и уходит.

Я подхожу к кофемашине, чтобы купить один из тех самых скверных напитков, которые имеют привкус мыла. Но, сейчас это мне нужно.

Взглянув на часы, я удивляюсь, что полиция так долго едет.

Сил моих нет, я так устала.

Внезапно дверь открывается и в здание заходит Мирон в сопровождении своих бессменных друзей. Он уверенным шагом направляется ко мне.

Сердце, словно обезумев, отчаянно заметалось в груди, пытаясь разорвать грудную клетку.

Он здесь!

После всего, что произошло, он является сюда, как ни в чем не бывало. Ярость захлестывает меня с новой силой, играя в висках свой особенный ритм. Но страх перед ним, кажется, сейчас сильнее.

– Что тебе нужно? – я поднимаюсь с кресла и смотрю на него в упор. – Ты доволен? Гоша в коме. Ты добился своего! Теперь ты сядешь надолго в клетку!

Мирон недовольно разглядывает мое заплаканное лицо.

– Не стоит так злиться, Анжи, – раздраженно отвечает он, понижая голос. – Я просто хочу, чтобы ты сейчас поехала со мной. Спокойно, без скандалов и криков. Не привлекая внимания.

– Куда? – заподозрив неладное, отдаляюсь я.

– Домой, – спокойно отвечает Мирон. – Тебе нужно отдохнуть. Ты выглядишь измученной.

– Я не поеду с тобой! – отрезаю я. – Я останусь здесь. Гоша…

– Ты не можешь ему помочь, – сдерживаясь, говорит Мирон. – Сейчас ему нужна профессиональная помощь. А тебе – отдых.

– Сейчас приедет полиция и я все им расскажу. Так что, не спеши уходить, Романов!

– Что ты расскажешь? Ты ничего не видела. Ничего не было, – рычит Сеня. – Рот свой закрой.

Он делает шаг ко мне, и я чувствую, как ноги прирастают к полу.

– Поехали, детка, – вполголоса просит Мирон, – я не хочу применять силу.

– Оставь меня в покое! – я уверенно пресекаю его попытку увести меня в неизвестность.

Мирон сверлит меня взглядом. Была бы его воля – схватил бы уже давно и уволок, не занимаясь уговорами, но тут камеры и персонал.

– Я не уйду без тебя, – спокойно отвечает он.

Я отхожу подальше. Мои ноги снова мне подчиняются. Похоже, не все потеряно.

– Уходим, – говорит он, поворачиваясь к Сене и Толику.

Они сразу же приближаются ко мне. Я пытаюсь убежать, но Сеня хватает меня и скручивает руки за спиной, в то время, как Толик пытается скрыть происходящее своей широкой спиной от камер.

– Отпустите меня! – в ужасе кричу я, вырываясь из хватки Сени. – Помогите!

– Что происходит? Я сейчас вызову полицию! – вздрагивает девушка за стойкой регистратуры.

– А у нас все в порядке, просто девушка устала и неадекватно реагирует на помощь. – уверенно отвечает Мирон. – Если я ее не увезу, она точно уляжется спать на этом диване.

Он обаятельно улыбается и производит впечатление добропорядочного заботливого парня.

Мирон подходит ближе и берет меня за подбородок.

– Тшш, Анжелика, – едва слышно шепчет он. – Слушай меня. Слышишь?

Он пытается поймать мой рассеянный встревоженный взгляд.

– Не надо сопротивляться.

Сеня тащит меня к выходу из больницы. Я кричу, вырываюсь, судорожно хватая ртом воздух, но все бесполезно.

Мирон идет рядом со мной, словно конвоир. Он доволен, что никто не способен ему помешать.

– Куда ты меня везешь? – спрашиваю я, смахивая слезы с глаз, усаживаясь в машину.

– Домой, – не глядя, отвечает Мирон. – К тебе домой. Честно.

Он садится рядом со мной на заднее сиденье, а Сеня и Толик занимают места впереди. Машина резко трогается с места и мчится прочь от больницы, прочь от Гоши.

– Что ты собираешься делать? – не унимаюсь я, чувствуя, как страх сковывает тело и слезы снова подкатывают.

– Ничего, – закуривает Мирон. – Просто хочу, чтобы ты отдохнула. И подумала о своем поведении.

– Ты ненормальный, – шепчу я себе под нос.

– И не поспоришь, – соглашается Мирон, – но тебе ведь это нравится, правда? Тебе раньше нравилось быть рядом со мной, нравилось играть с огнем. Помнишь, как мы часто залезали на высокий дуб? Как тебе было тяжело сначала, страшно… Но потом, ты довольно быстро освоилась, забираясь на него более ловко. Да? Помнишь этот адреналин внутри? Чистый кайф.

Я ничего не ответила. Я знала, что он прав. Раньше что-то во мне тянулось к нему, к этой опасности, к этой непредсказуемости. Но я ненавижу себя за это. Сейчас все происходит в моей реальности, вмешиваясь в мою размеренную жизнь, а не в далеком прошлом. И это мне совсем не нравится.

Машина останавливается у моего дома. Мирон выходит под дождь, поправляет воротник куртки и открывает мне дверцу.

– Выходи, Анжи, – он указывает рукой в сторону здания. – Видишь? Твой дом.

Я выхожу из машины, не поднимая глаз. Мирон берет меня за руку и ведет к дому. Я в шоке, словно не узнаю эти ворота, эту лужайку, этот гараж.

– Что ты здесь делаешь? – спрашиваю я, когда мы входим внутрь.

– Убеждаюсь, что ты в безопасности, – отвечает Мирон, скидывая кожаную куртку. – И что ты не натворишь глупостей.

Он осматривает комнату, словно проверяя, нет ли здесь чего-то подозрительного.

Мирон подталкивает меня на кухню. Я будто нахожусь в чужом доме, ноги отказываются идти вперед пока он здесь.

– Присаживайся, – он указывает на диван. – Я сейчас принесу тебе чай.

– Я не хочу чай, – нервно отвечаю я. – Я хочу, чтобы ты свалил.

– Не стоит быть такой неблагодарной, – невозмутимо произносит Мирон. – Я всего лишь пытаюсь тебе помочь.

Он уходит на кухню, а я остаюсь сидеть на диване, придумывая, как его прогнать. Я чувствую себя в ловушке, словно почва уходит из-под ног.

Мирон возвращается с подносом, на котором стоят две чашки чая, тарелка с печеньем и бабушкины оладьи.

– Вот, – он оставляет поднос на журнальном столике. – Выпей чай и расслабься.

Я не притрагиваюсь к чаю. Мирон вальяжно присаживается рядом, небрежно касаясь меня плечом, и берет одну из чашек.

– Твоя бабушка… всегда обожал ее стряпню. – он с наслаждением поглощает оладьи.

– Уходи.

– Ты не доверяешь мне? – он с наигранным подозрением смотрит на меня. – Где те времена, когда мы были так близки? Помнишь, эти твои секретики? Девчачья забава, но это было мило.

– Я тебя ненавижу, подонок. О каком доверии ты вообще смеешь говорить?!

Мирон усмехается.

– И правильно делаешь, – он одобрительно кивает. – Не стоит доверять таким. Но я – исключение, мне можно. Я всего лишь немного перегнул палку, признаю. Ты была не готова к такому развитию событий.

– Ты издеваешься?! Я просто не могу в это поверить! – я убираю влажную прядь волос со лба.

Он делает глоток чая и ставит чашку на столик.

– Знаешь, Анжелика, мне нравится твоя строптивость. Ты не такая, как остальные девушки. В детстве ты тоже меня подстегивала чем-то, не знаю, чем именно, но мне нравилось с тобой время проводить.

– Ты давно не мой друг и мне не семь лет. Мне плевать, что тебе нравится, а что – не нравится.

Мирон смеется.

– Ты веришь в какие-то свои идеалы, в свою правду. Но жизнь – она совсем другая, – он искренне удивляется сказанному мной, потом придвигается ближе и пытается дотронуться до моей щеки.

– Не надо, – я не подпускаю его.

– Наверное, именно это и делает тебя такой привлекательной, – продолжает он, игнорируя мои слова, – я признаюсь, в последние несколько дней я хочу только тебя. Может быть, ты ведьма? И тебя надо сжечь на костре?