Дрянной вечерок опустился плавным пологом пыльного тумана на улицы остывающего города. Ещё пару часов назад здесь заливалось выжигающей жарой солнце, раскаленным воздухом поднимаясь с земли извилистыми линиями, дрожащими и мутными. Изнуряющий июнь давал о себе знать с самых первых дней, пока люди с хлипкими головными уборами, обданные, как спасением, водой, что тут же выветривалась, бегали по горячим дорогам к маленьким коробочкам, – к домам, магазинам или офисам – где могли спокойно выдохнуть.
Гаджеты грелись в разгоряченных руках, натираясь липкостью пота и грязью, появляющейся больше из-за горячего ветра, что обдумывал и так краснеющие лица. Никакой тенёк уже не спасал, вынуждая забегать в охлажденные с трудом помещения, в которые с натугами вдували прохладу работающие днями и ночами кондиционеры. Радостные дети кружились под фонтанами, промокая до нитки, пока строгие взрослые вытирали влажными платками свои преющие лбы.
Быстрым шагом ретируясь по улицам в сторону угасающего солнца, грызущего сощуренные глаза, белокурый мужчина нервно сжимал дипломат в левой руке, пока пытался нажать выученный до автономии номер по неприятно испачканным клавишам, которые при попытке оттереться пальцем загрязнялись еще больше, смазываясь теплым потом. Он нервно набирал, звонил, злился на отклоненный вызов, набирал, звонил и вновь по привычному кругу. Его брови морщились, а подбородок неконтролируемо дрожал, потому что вот-вот из глаз намеревались податься солёные капли, неприятно контактируя с кожей колким жжением.
Бейдж с логотипом известной компании, именованный крупным шрифтом имени и фамилии – Александром Бурчаловым, – крутился на шее, шатаясь по разным сторонам шалостью ветра, пока владельцу, Саше, было отнюдь несмешно:
– Дмитрий Сергеевич, возьмите трубку, пожалуйста…
Мужчина жалостливо скитался по улицам, обреченный на хандру и печаль, несмотря на всех проезжающих и проходящих мимо, которым было так интересно посмотреть вслед колеблющемуся человеку, столь охваченному собственным разочарованием. Он даже не реагировал со злостью и раздражением на тех, кто кидал на него смешливые взгляды, хотя его строгий костюм, обмоченный пятнами пота, действительно уже не выглядел так презентабельно, как утром, и вызывал лишь улыбку. Увидел бы он себя сейчас сам со стороны – застыдился и сам пустил бы в ход пару улыбок и смешинок, но молчащий телефон в руке портил предзнаменование даже тех крохотных эмоций, которым он так редко давал волю.
Вчерашний отчёт поспешно был отклонён начальством, как и вся его работа в целом. Забывчивость и трудоголизм давно выбивали его из колеи, совсем не в удачную сторону, а самую ужасную, так как руководитель давно грозился уволить его за плохие результаты и неважный вид, неподходящий к глобальной корпорации, славящейся самыми важными и прекрасными результатами. И даже сумбурно взятые выходные не помогали, а закапывали всё глубже в землю, так как он вовсе не умел отдыхать, лишь упиваясь горем в компании очередного спиртного. Можно сказать, что всё было предрешено, и внезапное увольнение его не удивило, лишь заставило понять, что он дошёл до крайней точки своего бичевания. И Дмитрий Сергеевич, часто закрывающий глаза на всё это, заливая свои последний надежды той крошечной подпиткой – его успешной работой ранее, – которая и так иссыхала в последнее время, не смог продолжать своё святость и некое благородство в укрытии ненужного, но преданного работника.
Он был уволен пару часов назад, но оповещен совсем недавно, невинно работая на своём комфортном рабочем месте, уставленном его вещами: кружкой с надписью «Генерал компьютерных войск», где ещё теплились остатки чая с бергамотом, запах которого соблазнял всех присутствующих на обед, любимый чемодан-дипломат черного цвета, который уже потрепался с того первого рабочего дня, в который и купил его, но всё равно остался самым родным, да пару шоколадных конфеток, которые стали его частью ещё с детства. Будто бы с того самого письма на рабочем аккаунте почты и пошло всё крахом, но всё покатилось в бездонную яму давным-давно.
Мужчина шёл в туманном состоянии, которое так крепко его обволакивало, загребая под себя и разум и чувства, что сам того не заметил, лишь опомнившись при резком толчке, как врезался в маленькую девочку, мороженое в руках которой резко полетело на её белоснежное платьице. Клубничное пятно разрослось обильным кругом на ткани, окровавливая нарисованного кролика, пока удивленные карие глаза наблюдали за масштабами происшествия. Саша медленно застопорился, не сводя отошедший от дымки эмоций взгляд с похмуревшего ребёнка. Шестилетка недовольно скрестила крохотные руки на груди, чуть ниже пятна, и укоризненно посмотрела на вскопошенного взрослого, который неловко обнажил нижний ряд зубов, виновато скорчив лицо с легким шипением средь плотно сжатых челюстей, попутно осознавая свою прямую причастность к этому досадному инциденту.
«Вновь я что-то испортил», – прокрутилось у него в голове, съежившись от пристальных детских глаз.
Он стыдливо оглянулся по сторонам, не зная, как реагировать и вести себя в такой ситуации с ребёнком. Будь это взрослый, возможно, он бы буркнул быстро извинения с последующим гнётом лёгкой брани, мол, надо же быть аккуратнее и смотреть на дорогу, а не безмятежно уплетать мороженое, но тут ситуация абсолютно иная. Александр не самый вежливый и добрый человек, более того, он порой считал, что весь мир против него, гневно пиная ни в чем не виноватые камушки, словно они были виноваты в его печали.