Читать онлайн Мой свет

От автора.

Если вам претит сюжет, режет слух слог или вызывает отторжение ход истории, прошу вас, закройте эту книгу и пройдите мимо. Я пишу то, что люблю.

Всем, кто заворожен миром мафии, силой главного героя и хрупкостью главной героини, добро пожаловать в этот мир!

Для тех, кто жаждет истории об одержимом герое, идущем наперекор всему мирозданию ради своей возлюбленной, Арсений Белов распахнет двери своей души на страницах этого романа.

ПРИЯТНОГО ПОГРУЖЕНИЯ!

Пролог.

«В этом мире, где честь и беспринципность сплетаются в смертельном танце, где деньги решают все, а жизнь не стоит и ломаного гроша, рождается любовь. Любовь, способная разрушить империи и возвести на пепелище новый мир. Любовь, которая станет испытанием для обоих героев, заставит их переступить через собственные принципы и взглянуть в лицо своим страхам».

Плейлист.

ALEKSEEV – Океанами стали.

Пара нормальных – Не улетай.

TRIDA – Клятва.

Ваня Дмитриенко – Настоящая.

ALEKSEEV – Пьяное солнце.

SOLIDNAYA, SAKXRA – Пахнешь как.

Артём Пивоваров – Кислород.

TARAS feat. Каспийкий Груз – Не улетай.

Мот, Артём Пивоваров – Муссоны.

Artik & Asti – Держи меня крепче.

Эльвира Т – Свадебная.

Миша Марвин – Как тебе живется.

Баста – Я почти погиб.

Ваня Дмитриенко – Шелк.

Юля Паршута – Амели.

Глава 1.

ЭЛЛИ. 18 лет.

Яркий луч, наглый и настойчивый, пронзил веки, вырывая из плена сновидений. Сонно нашарив на прикроватной тумбочке телефон, активирую экран. Семь утра. Какая ирония! Выходной, а организм, словно верный пес, привычно проснулся по будильнику. Проклятая сила привычки, выдрессированная монотонными буднями, когда каждая минута на счету, чтобы не опоздать на лекции.

Скользнув пальцем по экрану, погружаюсь в бездонную ленту соцсетей. Пустота. Как всегда. Уже собираюсь отложить гаджет, но тут дисплей вспыхивает, словно молния в ночи.

Арсений Белов:

Доброе утро, соня!

Уголки губ невольно дрогнули в робкой улыбке.

– Арсений, – прошептала я, словно заклинание, – опять эта заноза…

Дело не в том, что он мне неприятен. Вовсе нет. Скорее, наоборот. Просто до боли, до щемящей тоски, не хватает этой наглой, самоуверенной физиономии. Как ни крути, друг детства.

Элли Орлова:

Доброе утро, – и прикрепила улыбающийся смайлик – не думала, что ты жаворонок.

Арсений Белов:

Ради твоей задницы, готов и не спать.

Вот он, Сеня, во всей красе. Стоит намекнуть, что я сегодня одна дома, он сорвется с другого конца света первым же рейсом.

К слову, этого самоуверенного наглеца я не видела целых шесть лет. Шесть лет с тех пор, как его родители, под благовидным предлогом смены обстановки и новой работы, сбежали в другой город.

Элли Орлова:

Свою задницу увидишь в зеркале, а на мою даже не заглядывайся, – и добавила смеющийся смайлик.

Прочитав сообщение, Сеня моментально исчез из сети.

Что ж, ничего нового. Закатив глаза, блокирую телефон и бросаю его на тумбочку. Потерев глаза, поднимаюсь с кровати.

Плетусь, словно тень, в ванную. Принимаю душ, совершаю все утренние ритуалы, облачаюсь в уютную домашнюю одежду и выхожу из комнаты.

– Доброе утро, милая, – раздается голос дедушки, увлеченно колдующего над плитой.

– Доброе утро, дедуль, – подхожу к нему, целую в гладко выбритую щеку. – А ты чего сегодня так рано?

Дедушка смотрит на меня долгим, немигающим взглядом, и только тогда до меня доходит весь ужас моей бестактности.

Я совершенно забыла об этом дне.

Двадцатое декабря. Хлопаю себя по лбу, выдавливая жалкую улыбку.

– Прости, – обреченно шепчу, смахивая предательскую слезу. – С этой учебой совсем из головы вылетело…

– Ничего, – тут же подбадривает старик, – все в порядке.

– Где папа? – спрашиваю, присаживаясь за стол.

– Уже уехал, – дедушка ставит передо мной тарелку с аппетитными, тонкими блинчиками.

Смотрю на высокую горку ароматной еды, но комок подступает к горлу. Так всегда. Каждый год, двадцатого декабря, за одиннадцать дней до Нового года, в нашей семье наступает день траура.

Ровно восемнадцать лет назад не стало моей мамы.

Полина Михайловна, как нежно называл ее дедушка. С гордостью рассказывал о ее успехах в школе, в институте. О ее непростой судьбе.

Хоть я и не помню ее лица, но сердце разрывается от тоски.

– Прости, дедуль, – отталкиваю тарелку. – Не хочу.

– Эль, я тебе уже говорил, – вздыхает он угрюмо, – завтрак – залог хорошего дня и крепкого здоровья.

– Дедуль, я же не маленькая, чтобы в это верить, – поднимаюсь со стула, наливаю стакан воды.

– Элли, так нельзя, – качает головой. – И так вон какая тощая, еще и завтраки пропускаешь.

– Ну, не могу я, кусок в горло не лезет, – ставлю стакан в мойку.

– Поедешь? – выдыхает тяжело.

Я понимаю, как ему тяжело. Особенно сейчас, после перенесенного инфаркта. Тогда я думала, что потеряю еще одного родного человека, но, слава богу, обошлось. И теперь мой старик живет на таблетках, которые принимает строго по расписанию.

Не хочу отпускать его на кладбище, для него это лишние нервы. А нервничать ему категорически запрещено. Но и запретить ему поехать не могу, ведь это его дочь. Его родная девочка, о которой он любит рассказывать вечерами.

– Поеду, – киваю решительно. – Только переоденусь.

В два прыжка взлетаю по лестнице, врываюсь в свою комнату. Сбрасываю домашнюю одежду, натягиваю джинсы, толстовку. Хватаю зимний пуховик, телефон и пулей вылетаю вниз.

Дедушки на кухне уже нет. Значит, пошел прогревать машину. На ходу натягиваю куртку, выбегаю из дома, запираю дверь.

Морозный ветер обжигает лицо, пробирается под распахнутую куртку, заставляя плотнее закутаться. Подхожу к машине, забираюсь на пассажирское сиденье.

Тяну руки к теплой струе из печки. По коже бегут мурашки. Чувствую вибрацию телефона в кармане. Не сейчас… Слишком замерзли руки, хотя на улице я пробыла от силы пару минут.

– Едем?

– Конечно, – неохотно убираю руки от тепла, пристегиваюсь и тянусь к карману за телефоном.

– Эль, в цветочный заедем?

– Да, обязательно, – достаю телефон.

Экран вспыхивает, разблокируется, и я вижу уведомление.

Арсений Белов:

Фото.

Открываю нашу переписку. Опять скинул свой голый торс? Самоуверенная задница! Но для нас, а точнее для Сени, это в порядке вещей. Он обожает свое тело, и считает, что его должны видеть все. А если за день не получишь от него хотя бы одного фото, значит, ты теряешь друга.

Фотография медленно загружается – связь за городом оставляет желать лучшего – и я впадаю в ступор.

К такому повороту событий я не была готова никогда.

Я приблизила фото, надеясь, что мне это лишь кажется. Что мозг и разыгравшееся воображение рисуют нереальную картину. Но нет, изображение оставалось неизменным.

Прикрыла глаза, пытаясь унять тошнотворный комок, подкатывающий к горлу.

Вновь посмотрела на фото, присланное моим другом. С этого момента – бывшим другом.

На снимке – изувеченное тело, утопающее в багровой луже. Лицо обезображено до неузнаваемости, глаз не видно – то ли их вырвали, то ли их просто нет. На обрубках рук не хватает пальцев. Сотни ножевых ран, словно змеи, расползлись по коже. Сотни ожогов.

Я не представляю, что за чудовище это сотворило. Но если Арсений был рядом, а он, судя по всему, был там, то он даже не попытался помочь. Бессердечный трус.

Смахнула фото, вызвала клавиатуру. Пальцы дрожали, готовые выстучать сотни сообщений, полных ненависти и презрения. О том, какой он бесчеловечный.

Но фото исчезло с экрана так же внезапно, как и появилось.

И тут же пришло новое сообщение.

Арсений Белов:

Малышка, прости. Надеюсь, ты не успела это увидеть.

Успела! Успела, черт побери! Хоть и жалею об этом сейчас. Лучше бы я оставила телефон дома. Пусть бы я никогда этого не видела, и наша дружба крепла бы и дальше.

Арсений Белов:

Малышок, это всего лишь игра. Сделал скрин другу, но случайно отправил тебе. Не накручивай себя, пожалуйста.

Черт! Он знает меня, как свои пять пальцев. Знает, что сейчас в моей голове проносятся сотни мыслей. Что я начинаю нервничать и психовать. Потому что, если это правда – нашей дружбе конец.

Я просто не хочу дружить с убийцей.

Арсений Белов:

Звездочка, клянусь, это просто игра.

Услышав детское прозвище, которым меня называет только Сеня, я таю. Снова сдаюсь без боя, и это невыносимо бесит!

Элли Орлова:

Сень, я тебе верю. Но, пожалуйста, больше никогда так не делай.

Арсений Белов:

Обещаю, звездочка, – и улыбающийся смайлик, а в конце – черное сердце.

Не знаю почему, но я не верю. Может, потому что фото выглядело слишком реалистично? Или я просто сама себя накручиваю?

В груди нарастает тревожный комок, сигнализируя о лжи. И пока я не докопаюсь до правды, не представляю, как смогу общаться с Сеней. Мы столько лет вместе, дружим, доверяем друг другу, что я уже не мыслю своей жизни без него.

Устало тру лицо, закрывая глаза. Надеюсь, что это всего лишь игра.

Машина остановилась у ворот кладбища, рядом с отцовским внедорожником. Я выпрыгнула, поправила сумку на плече и направилась к цветочной лавке.

– Добрый день! – поздоровалась я, оглядывая прилавок.

– Добрый день! Вам что-нибудь подсказать?

– Пятьдесят белых роз, пожалуйста, – услышала я за спиной голос дедушки.

– Секунду, – девушка с округлившимися глазами принялась собирать букет.

– А ты? – спросил дедушка, глядя на меня.

– Даже не знаю, сколько роз нужно принести, чтобы не выплакать у могилы море слез, – я тяжело вздохнула.

И это правда. Каждый раз, приезжая к маме, я не могу остановить этот поток. Мне это дается очень тяжело. Хоть я и не помню ее лица, но я безмерно ей благодарна. Благодарна за то, что она подарила мне жизнь. И я порой не понимаю, почему жизнь так несправедлива.

Люди, не ценящие свою жизнь, свою семью, не боящиеся смерти, пьющие, употребляющие наркотики, доживают до старости, умирают никому не нужными. А те, кто боролся за жизнь, подарил жизнь ребенку, цеплялся за каждый шанс, сейчас лежат в сырой земле.

– Выбрали? – голос продавщицы вырвал меня из раздумий.

– Да, сто белых роз.

С каждым годом букеты становятся все больше, но на душе от этого не легче. Наоборот, я увядаю под этой ношей. Ведь такие букеты мы могли бы дарить хоть каждый день, если бы мама была жива.

– Извините, но, – замялась женщина, но все же договорила, – сто штук я вам не наберу. Может, соберем белые и розовые?

– Да, конечно, – в нынешнем состоянии я не могла принимать решения. А ругаться перед посещением самого светлого человека в нашей семье я не собиралась. Не хотела, чтобы мама это видела.

Взяв букеты, мы направились к золотой арке. Я попросила установить ее на пятнадцатую годовщину маминой смерти.

Нет, я не хочу сказать, что раньше было хуже, просто, по-моему, у мамы должно быть все самое лучшее, пусть даже здесь.

Подходя к арке, я заметила в углу отца, сидящего на стуле. Он с улыбкой что-то рассказывал и смахивал одинокую слезу. Хотя, возможно, он уже не в первый раз проводил рукой по лицу.

Раньше, когда мы приходили сюда все вместе, я видела, как плачут старшие. Они не сдерживали слез, не пытались их скрыть. Они показывали все свои чувства и эмоции, и я им за это благодарна. Именно папа и дедушка научили меня не бояться слез, боли и радости. Именно они научили меня проявлять их.

– Папуль, – я подошла ближе, погладила его по плечу, – давно приехал?

– Около полутора часов, – он поднял руку, взглянул на часы.

– Не устал? – я прошла к надгробию, сдерживая первый всхлип.

– Хочешь побыть одна? – спросил дедушка, укладывая охапку белых роз.

– Если вы не против, – проговорила я сдавленным голосом и все-таки всхлипнула.

– Подойдем через полчаса, – обняв меня сзади, папа покинул свое место.

Он всегда здесь. Каждый день, на протяжении всех этих лет, он приезжает к маме. Не было ни дня, чтобы он пропустил. Каждое утро, перед работой, его можно найти только здесь.

Папа рассказывал, что у них с мамой была любовь. С его стороны она была даже сильнее, чем ему хотелось бы. Сначала он любил ее издалека, потом – вблизи. Но как только их чувства достигли своего апогея, когда они были готовы принять главное решение в своей жизни – прожить ее вместе, мамы не стало. После чего все внимание отца переключилось на меня.

Смахнув слезы, я положила розовые и белые розы рядом с надгробием. Провела пальцами по улыбающейся фотографии мамы, поцеловала ее в лоб и отстранилась. Присела на стул, оставленный отцом, закрыла лицо руками и громко зарыдала.

Через пять минут я оторвала руки от лица, вытерла слезы.

– Я так по тебе скучаю, мам, – проговорила я неразборчиво из-за дрожащего голоса, – я так хочу тебя обнять, поцеловать. Лечь рядом с тобой, как все дети, укрыться в твоих объятиях и почувствовать себя самой счастливой девочкой на свете. Я знаю, что говорила это сотни раз, но мне так тебя не хватает. Твоей женской любви, поддержки и заботы.

Проговорив так еще около двадцати минут, я почувствовала на себе тяжелый взгляд. Оглядевшись, я заметила дедушку. Встав с кресла, я еще раз поцеловала фотографию самого дорогого мне человека, вытерла слезы и пошла к своим родным.

– Дедуль, а Мия скоро вернется? – спрашиваю, отводя взгляд к замутненному стеклу окна, словно там кроется ответ.

Мия – дедушкина и бабушкина дочь, хотя об удочерении в нашей семье говорить не принято. Эта тема – табу, негласный запрет, оберегающий тайну, которую Мия и сама не знает. Отец проговорился однажды, у маминой могилы, когда земля еще хранила тепло летнего солнца.

Тогда и открылось, что Мия – приемная, и не только для деда с бабушкой, но и для моей матери. Четыре года она купалась в ее любви, но что произошло потом, осталось тайной, погребенной под слоем молчания.

В тот момент во мне вспыхнула ненависть. Четыре года! Четыре года материнской ласки, заботы, которые должны были принадлежать мне. Но время лечит. С годами пришло понимание, что Мия ни в чем не виновата. Жизнь – штука непредсказуемая, плетущая полотно судьбы по собственному узору.

Сейчас мы с сестрой близки как никогда. Я знаю, через какой ад ей пришлось пройти. И речь не только о тяжелом детстве, но и о тех кошмарах, что обрушились на нее два года назад.

Смогла бы я выстоять на ее месте? Не знаю.

– Завтра должна быть, – дедушка отвечает с теплой улыбкой, трогающей уголки губ.

– Соскучилась, – улыбаюсь в ответ, вспоминая ее неугомонный нрав.

– Все по ней скучают, а эта егоза, – дед усмехается, – домой не спешит. Любовь, видать, там.

– Любовь? – удивляюсь искренне. Мне она ничего не говорила.

– Звонила вчера, щебетала. Сказала, что приедет не одна. Жениха везет знакомиться.

– Вот это новости, – бурчу себе под нос, но продолжить допрос не успеваю – телефон взрывается от вибрации. Достаю смартфон, взгляд цепляется за имя на экране: Арсений Белов.

Арсений Белов:

Чем занимаешься?

Элли Орлова:

Еду домой, а ты?

Арсений Белов:

Собираюсь навестить свою любимую звездочку, примешь?

Сердце замирает. Не может быть! Неужели он прилетел? В голове – сумбур, в глазах – недоверие.

Глупая улыбка растягивает губы, щеки сводит от напряжения. Пальцы дрожат, набирая ответ:

Элли Орлова:

Ты не шутишь? Правда прилетел???

Арсений Белов:

Уже готовимся к посадке.

Элли Орлова:

Конечно!!! Я тебя даже лично с цветами и шариками встречу!

В ответ – смеющиеся смайлики.

– Что там? – интересуется дед, – Чего это ты расцвела?

Казалось, сегодняшний день будет самым тяжелым, как и все последние годы, но сейчас я готова взлететь до небес.

– Арсений прилетел! – радостно взвизгиваю и бросаюсь на шею деду.

– Вот это да, – смеется дед, целуя меня в макушку, – встречать поедем?

– Непременно! – отрываюсь от него, пристегивая ремень, – Но сначала – в одно местечко заглянем. – Мысленно потираю руки в предвкушении сюрприза.

Через час мы паркуемся у аэропорта. Взгляд мечется в поисках знакомого лица, и когда находит – теряюсь.

Он изменился до неузнаваемости. Возмужал, окреп.

Широкие плечи, облаченные в пальто, двигаются плавно, уверенно. Арсений убирает телефон в карман и поворачивается к нам. Темные, коротко стриженные волосы, густые брови, глубокие карие глаза, проникающие в самую душу. Высокие скулы, прямой нос, губы, к которым невольно притягивается взгляд. С чего бы вдруг?

Встряхиваю головой, открываю дверь и выскакиваю из машины. Открываю заднюю дверь, вынимаю связку розовых шаров, букет цветов и подарочный пакет. Хлопаю дверью, киваю деду и иду навстречу лучшему другу.

В его карих глазах – удивление, затем – раскатистый, гортанный смех.

Улыбаясь во весь рот, протягиваю букет:

– Это тебе. – Улыбка приклеилась к лицу. Протягиваю шары. – И это тоже, – вручаю пакет.

– Элли, – сквозь смех произносит он, – ты невыносима.

– Сеня! – кричу и прыгаю на него, обвивая ногами талию, – Как же я скучала!

– Что в пакете? – от резкой смены тона я смущаюсь. – Признавайся, звездочка, там сексуальный пеньюарчик? – хрипло шепчет на ухо и снова смеется.

– Дурак, – бью его по груди, спрыгиваю на землю. – Ты надолго?

– Навсегда, – лукаво улыбается, ставит пакет на землю и притягивает меня в объятия. – Невыносимо скучал, – шепчет в волосы, вдыхая аромат духов.

– Я тоже, – шепчу в ответ, прижавшись к его груди. Разница в росте позволяет мне достать только до подбородка.

– А теперь, – отстраняясь, Арсений отдает букет мне и отпускает шары в небо, – пару минут, и я буду готов.

Непонимающе смотрю на него, кривлю губы. Но, следуя за его взглядом, замечаю пятерых мужчин, приближающихся к нам с огромными корзинами в руках. Когда они подходят ближе, я издаю тихий писк восторга. В корзинах – красные пионы.

– Мои любимые, – смотрю на Арсения, и он подмигивает, беря одну из корзин.

– Твои любимые, – соглашается он.

В этот момент я готова расплакаться от счастья.

– Зачем так много? – шепчу я, смахивая с ресниц счастливые слезинки.

– Эль, ты достойна большего, – Арсений лукаво прищуривается и кивком указывает мужчинам, куда отнести охапки цветов. – И в следующий раз их будет еще больше, вот увидишь.

Сейчас, глядя на свой скромный букетик, который кажется жалкой потугой, я чувствую себя полнейшей дурой. Он уделал меня, даже не подозревая об этом. Ведь я, узнав о его приезде, сломя голову помчалась в цветочный и собственноручно собирала эту композицию, вкладывая в нее частичку своей души. Ну ничего, Белов, мы еще посмотрим, кто кого. В голове уже зреет коварный план самой изощренной, сладкой мести.

– Я хотела тебе кое-что рассказать, – начинаю я, собираясь с духом, чтобы признаться Арсению в своих чувствах, но он меня обрывает:

– Элюш, я жутко устал и безумно голоден. Может, перенесем разговор за столик в ресторане?

Арсений смотрит на меня с выжиданием, мягко подталкивая к выходу.

– Давай не сегодня? – виновато улыбаюсь я, зная, как Сеня не любит отказы.

– Почему? – он прищуривается, склоняет голову набок и обнимает меня за талию. – Точно, я совсем забыл, Эль. Прости.

– Все хорошо, правда, – произношу я и отворачиваюсь, чтобы скрыть замешательство, переводя взгляд на дедушкину машину.

– Может, тогда просто поедем к вам? Я помню, что вы устраиваете семейные вечера в такой день.

Действительно, каждый год мы накрываем стол, чтобы почтить память мамы. В такие дни для нас не существует никого и ничего важнее. Мы откладываем все дела, чтобы просто побыть вместе, нашей маленькой семьей.

Но сейчас, вопреки всему, я понимаю, что отказывать Арсению совсем не хочется, поэтому выпаливаю то, что вертится на языке:

– Да, конечно, – улыбаюсь сквозь нахлынувшую душевную боль. – Ты нам уже как родной, за столько лет. Думаю, даже папа будет рад видеть своего… – запинаюсь я, подбирая слова, – как он говорит, «сына».

Погрузив несколько корзин с благоухающими пионами в багажник, мы покидаем парковку аэропорта. Всю дорогу дед увлеченно болтает с Арсением. И если бы я не знала этого ворчливого старика так хорошо, ни за что бы не поверила своим глазам, видя, как он смеется и травит Сене байки. В редкие моменты улыбка трогает и мои губы, а порой даже вырывается смех.

По пути заезжаем в супермаркет, чтобы купить все необходимое для праздничного ужина. Набираем продуктов на целую неделю вперед, обсуждая, что будем готовить. Мнения расходятся, но в итоге решаем остановиться на запеченной утке с яблоками, салате «Цезарь» и «Греческом». Закупаем вино, виски, колу, соки. Подходим к кассе, и тут Арсений неожиданно дергает меня за руку, указывая на полку с презервативами.

– М? – я вскидываю бровь, не понимая. Парень подмигивает.

– Что? – выгибаю я одну бровь, демонстрируя полное недоумение.

– Не хочешь налить туда воды и скинуть кому-нибудь на машину? – с трудом сдерживая смех, произносит он с абсолютно серьезным видом.

– Ты дурак, а таких не лечат, – чуть посмеявшись, отхожу к дедушке.

– Ну вот, и у вас история любви разворачивается, как у твоих родителей… – тихонько бормочет дедуля. – Лишь бы ваша история нашла счастливый конец, – изрекает он угрюмо, доставая банковскую карту.

– Михаил Степанович, я оплачу.

Расплатившись за покупки, Арсений с дедушкой забирают пакеты. Мы садимся в машину и направляемся домой.

Подъезжая к дому, первое, что я вижу – вереницу черных внедорожников, из которых тут же выходят мужчины. Второе, что бросается в глаза – телосложение этих людей. Впрочем, людьми их назвать сложно, скорее это горы мышц, шкафы. Третье – отца, спокойно выходящего из нашего дома с грустным лицом.

Такое выражение лица знакомо мне с самого детства. Он безумно тоскует по маме, так же, как и я. Если бы существовал хоть малейший шанс вернуть ее, я бы отдала все, что у меня есть.

От этих мыслей по щекам невольно катятся слезы. Я стираю их большим пальцем и пытаюсь вернуться к реальности.

Глава 2.

АРСЕНИЙ.

Элли… Моя Элли. Самое сокровенное, что трепетно храню в глубине души. Бриллиант, затмевающий все сокровища мира.

Неделю назад сквозь толщу лжи и интриг просочился ядовитый шепот: мою девочку хотят уничтожить. Хотят оборвать ее жизнь лишь за то, что она – мое безумие, моя слабость. И кто эта гадюка, осмелившаяся разболтать о моей тайной, всепоглощающей одержимости, – вопрос времени. Я нутром чую, эта тварь притаилась где-то рядом, дышит мне в спину.

Семь дней я, словно загнанный зверь, мечусь в поисках крысы, сливающей информацию из офиса. Информацию, касающуюся и Элли. Поэтому я превратил поместье Орловых в неприступную крепость, утроил охрану.

Своим людям я не доверяю безоговорочно. Рискнуть жизнью Элли? Никогда. Доверия к ним – меньше, чем пыли на ветру. Нужно сорваться с места, лететь к моей малышке, пока беда не настигла ее.

– Лех, закажи пионы! Целое море пионов! – рычу в трубку помощнику, с трудом сдерживая клокочущую ярость.

Я еще мальчишкой запомнил, как загораются ее глаза при виде этих цветов. Эта маленькая зараза умела выносить мне мозг! Помню, как однажды, окрыленный юношеской глупостью, притащил ей букет ромашек, а она, со слезами на глазах, доказывала, чем величественные пионы отличаются от этих простофиль.

Нет, я не считаю ее меркантильной. Просто эта женщина заслуживает самого лучшего. И в плане мужчин – тоже. А лучшее для нее – это я! Безальтернативно.

– Две корзины хватит? – робко спрашивает Лех, явно пожалевший о своем существовании.

– Лех, ты в своем уме? Для нее это – слезы единорога! – после короткой, зловещей паузы добавляю: – Красные, Лех! Красные, как пролитая кровь! Как символ моей безграничной любви и готовности разорвать любого, кто посмеет к ней прикоснуться!

– Понял, Арсений! Сделаю! Час – и все будет!

Отключаюсь и бросаю секретарше короткое распоряжение: забронировать билеты на ближайший рейс. Затем связываюсь с правой рукой, обрисовываю ситуацию в двух словах, требую самых надежных людей. Через два часа все готово, команда на местах, и мой личный самолет рассекает небесную гладь, унося меня к ней.

Приземлившись, пишу Элли короткое сообщение. Описывать мой шок, когда я увидел ее с этими жалкими, дурацкими шариками? Челюсть едва не отвисла от удивления! В ее руках – какой-то убогий, чахлый букетик. Но ничего, я был готов к любому повороту событий. Подаю едва заметный знак своим людям, и они, словно тени, возникают из ниоткуда, вынося корзины, утопающие в багровом море пионов.

Мой внутренний зверь издает победный рык, наслаждаясь видом ее ошеломленного лица. Она удивлена до глубины души, ее грудь часто вздымается, приковывая мой взгляд. Я понимаю, что мой член не должен так предательски реагировать, но ничего не могу с собой поделать. Пытаясь скрыть этот предательский бугор в брюках, подталкиваю Элли к выходу и направляюсь к их скромной машине.

Я не стал предупреждать, что мой водитель уже ждет нас у входа. Мне необходимо как можно больше времени провести с ней, вдохнуть ее аромат, утонуть в ее глазах. Я не видел ее целую вечность, и нужно наверстать упущенное.

Пока мы неспешно колесили по магазинам, я ловил на себе ее взгляд. Взгляд дикой кошки, загнанной в клетку. В последнем магазине, перед тем как ехать к ней, я решил немного поиграть с ней, подразнить мышку. Отпустил двусмысленную шуточку, которую она, конечно же, не оценила. Но ее дед – мудрый старик, не осудил. Хотя презервативы я все же прихватил, на всякий случай.

По дороге, словно случайно, касался ее руки. Как же хотелось схватить ее за затылок, зарыться пальцами в шелковистые волосы, резко притянуть к себе и впиться в эти манящие губы.

Вспоминаю, как впервые коснулся ее губ в одиннадцать лет, по-дружески, мимолетно. Но с того дня я мечтал только об этом – попробовать их, насладиться каждым миллиметром этих сладких губ. Повалить на кровать, вылизать до дрожи, войти до самого конца и подарить первый, незабываемый оргазм. Я уверен, он будет первым. Ведь я долгие годы отгонял от нее всяких придурков, не подпуская никого на пушечный выстрел.

Подъезжаем к дому, и я вижу через лобовое стекло свою охрану. Что-то не так. Чувствую неладное нутром. Выхожу из машины, беру пакеты с продуктами и галантно предлагаю Элли локоть. Она, не раздумывая, хватает меня за руку, инстинктивно ища защиты. Уголки моих губ дергаются в едва заметной, хищной улыбке.

– Что здесь происходит? – спрашиваю Михаила и Максима ледяным тоном, не обращая внимания на присутствие Элли.

– Арсений Александрович, нашли, – коротко и четко докладывает Михаил, прожигая взглядом предателя, не обращая внимания на растерянную Элли.

– Арс, – Элли поворачивает голову и смотрит на меня испуганными, полными тревоги глазами, – что случилось?

– Все хорошо, мой свет, – касаюсь губами ее лба, вдыхаю пьянящий аромат ее волос, пытаясь успокоить ее. – Идем в дом, – подталкиваю ее к двери и бросаю через плечо своим людям: – Вы свободны, разберемся с этим завтра. Глаз с него не спускать.

Сегодняшний вечер я планирую провести в объятиях самого любимого человека. И ничто не сможет мне помешать. Ни-что.

Вместе с Элли раскладываем закуски по тарелкам, но взгляд мой скользит по её пальцам, нервно комкающим край скатерти. Предчувствие ползет под кожу змеей.

– Элли? – мягко перехватываю её за локоть, разворачивая к себе.

Окидываю взглядом кухню – Михаил, как алхимик, колдует над мясом, шкворчащим на сковороде, Максим, словно скульптор, сосредоточенно шинкует овощи. Пытаюсь выудить из глубины её серых глаз причину этого беспокойства, что словно тень легла на её лицо.

– Что случилось? – шепчу, наклонившись к её уху, чувствуя, как тепло её дыхания касается моей щеки.

– Все хорошо, – отвечает она, но я не могу отвести взгляд от плавного движения её груди, от нежного изгиба шеи. Отвожу взгляд, боясь, что мысли мои потекут по руслу, далекому от предстоящего ужина.

– Не лукавь. Выкладывай.

Отпускаю её руку, отступая на шаг. Взгляд мой – немой вопрос. Знаю это её пугливое выражение, как свои пять пальцев. Что-то скрывает, что-то гложет её изнутри, и она боится это озвучить. А мне жизненно необходимо знать, что творится в этой прекрасной, ухоженной головке, словно в шкатулке с секретом.

– Ну? – В общем, Сень… – она закусывает нижнюю губу, выдавая своё волнение с головой. – Я хочу познакомить вас кое с кем. Он приедет с минуты на минуту, а как сказать родным – я просто не знаю.

– Кто это? – напрягаюсь всем телом, словно струна, сдерживая рваное дыхание и нестерпимое желание разнести все вокруг к чертям собачьим. Или кого-нибудь.

– Сень, – виноватая улыбка трогает губы моей девочки, словно луч солнца сквозь тучи. – Это Кирилл, и он уже подъехал. Помоги мне, – складывает руки в умоляющем жесте, и как тут ей отказать?

Слышу приглушенный гудок автомобиля. Дверь распахивается, впуская охрану Орловых – безмолвных теней, всегда готовых к действию.

– Там приехали, – звучит коротко и ясно, словно удар хлыста.

– Пропустите, – отдаю приказ, сжимая кулаки до побелевших костяшек, пока луна не проступит сквозь кожу.

Делаю глубокий вдох и выдох, но это не помогает! Дикое желание сбежать туда, где мой мир, где властвуют пытки, убийства и тот киллер, что был нанят для Элли, ждет своего часа.

Хватаю телефон со стола, отхожу к окну и набираю номер.

– Да, милый? – воркует Снежана, словно кошка, греющаяся на солнце.

– Через полчаса буду, – бросаю трубку, пряча телефон в карман брюк.

Снежа – моя домашняя секретарша, живущая за мой счет. От квартиры в центре города до отпуска на Мальдивах. В благодарность она делится со мной всей информацией об Элли, докладывая о каждом её шаге и о сплетнях, которые плетутся вокруг моей девочки, словно ядовитый плющ.

Неправильно, знаю. Но иначе держать под контролем эту чертовку я не могу. Так я знаю, чем Элли занимается в час ночи, когда её нет дома, и с кем она делит свою постель.

– Кирилл! – радостный визг разрывает тишину, словно хрустальный бокал, упавший на каменный пол.

Поворачиваюсь и вижу того, кто в ближайшее время роет себе могилу собственными руками.

– Элли, любимая, – он заключает её хрупкое тело в объятия, словно боясь выпустить. Челюсти сводит так, что, кажется, зубы рассыпятся в крошку.

ЭЛЛИ.

Этой встречи я ждала полгода, словно путник ждет глотка воды в пустыне. После отъезда Кирилла первые недели рыдала в подушку, пока она не намокала до самого нутра. Я влюбилась в него без оглядки, не подозревая, что можно так сильно любить, что сердце может биться так бешено, словно птица, запертая в клетке.

Я боялась рассказать о наших тайных отношениях своим близким, потому что Кирилл просил:

«Эль, давай пока сохраним это в секрете, словно драгоценность, спрятанную от чужих глаз. Не думаю, что твои родные сразу меня примут. Мне как раз нужно уехать на полгода, а когда вернусь, познакомимся с твоим отцом и дедом. Надеюсь, они привыкнут к мысли, что их девочка уже выросла».

Каждую ночь я прокручивала в голове, как преподнесу эту новость, словно репетировала роль на сцене. Боялась, что Кирилла не примут, выгонят и запрут меня в доме, словно птицу в золотой клетке. Хотя мне и не пятнадцать, страх никуда не делся, он лишь затаился в глубине души.

И вот, сейчас Кирилл стоит на нашей кухне и обнимает меня, словно мы – два магнита, притянутые друг к другу. Пути назад нет, мосты сожжены. Целую его в гладко выбритую щеку, нежно улыбаюсь и поворачиваюсь к ошарашенным отцу и деду, словно иду на эшафот.

– Пап, дедуль, – мечусь между ними взглядом, выдавая своё волнение, словно нашкодивший ребенок. – Это Кирилл, мой любимый человек. Прошу вас, примите его.

Умоляюще смотрю на Сеню, которого просила о помощи, словно на последнюю надежду. Надеюсь, мой друг поможет в этой ситуации. Ведь его в нашей семье уважают больше всех, его слово – закон.

– Что ж, – Сеня подходит к нам, протягивая руку, словно подписывая смертный приговор. – Добро пожаловать. Надеюсь, в этой семье ты задержишься ненадолго, – произносит он убийственным тоном, сжимая руку Кирилла так, что на ней вздуваются вены, словно корни старого дерева, пробившиеся сквозь асфальт.

– Арсений, – шепчу, не отрывая взгляда, – отпусти.

– Надеюсь, в вашей семье все такие же ангелы, как Элли, – процедил Кирилл, одергивая руку.

Тьма между нами сгустилась до удушья, заставляя мечтать о бегстве на улицу, о жадных глотках колючего морозного воздуха, о том, чтобы упасть на обледенелые ступени и почувствовать себя в безопасности.

Я никогда не видела Арсения таким. Натянутым, как струна, злым, как раненый зверь. В глубине карих глаз клокотала лава, взгляд обжигал, словно раскаленное клеймо, а на губах застыл хищный оскал, от которого по коже бежали мурашки. Кирилл невольно прижал меня крепче к себе, словно заслоняя от опасности.

– Дети, – словно луч спасения, прорезал тишину голос дедушки, – идите к столу, ужин стынет.

С облегчением выдохнув, мы, как по команде, направились в столовую.

Семейный ужин прошел на удивление спокойно. Папа и дедушка, словно опытные дипломаты, искусно сглаживали острые углы. И, надо признать, у них это неплохо получалось.

После ужина достали настольные игры. Шашки, уно, "крокодил" со смешными картинками. Атмосфера постепенно оттаивала, становилась непринужденной и даже веселой. Арсений включился в игру, смеялся вместе с отцом. Кирилл и дедушка, отойдя в сторону, потягивали коньяк и о чем-то негромко беседовали.

Внезапно накатила усталость, веки отяжелели. Арсений заметил это.

– Может, пора по домам?

– Думаю, да, – папа, бросив на меня взгляд, провел рукой по волосам. – Возраст уже не тот, чтобы бдеть до утра, – тихонько посмеявшись, поднялся с дивана.

– Элли? – Кирилл подошел ко мне, присаживаясь рядом. – Мне пора ехать?

– По-моему, ты выпил, – заметила я.

– Мой водитель его отвезет, – стальной голос Арсения не оставлял возражений.

– Так будет лучше, – Кирилл коснулся щекой моей щеки на прощание, накинул пальто и вышел следом за охраной.

Поднявшись, я подошла к Арсению, сжимая кулаки.

– Больше никогда не лезь не в свое дело, ясно?

– Мой свет, отчего ты так злишься? – притворно-ласковый тон резал слух. – Что я не позволил ему остаться на ночь? Или ты хотела чего-то большего? Могу и сам это устроить.

Не дав мне опомниться, он подхватил меня на руки, перекинул через плечо, словно пещерный человек свою добычу, и понес наверх.

Арсений распахнул дверь в мою комнату, решительно вошел и грубо бросил меня на кровать.

– У тебя есть ровно две минуты, чтобы уснуть, – с этими словами он хлопнул дверью, погружая комнату в непроглядную темноту.

– Скотина! – проворчала я себе под нос, вскакивая с кровати.

Сбросив одежду, шаркая ногами, поплелась в ванную. Смыла с себя остатки этого дня, натянула майку и короткие шорты. Выйдя из ванной, замерла, как вкопанная, от увиденного. В полумраке на моей кровати вырисовывалась массивная фигура.

Я стояла, словно статуя, боясь даже дышать.

– Ну? Чего застыла? – хрипло донесся знакомый голос. – Ложись спать, мой свет.

Очнувшись, в несколько шагов добралась до кровати. Сдернула с него одеяло, выхватила подушку и швырнула на пол. Забралась на Арсения сверху и принялась колотить его кулаками по плечам.

– Ты совсем псих? – прошипела сквозь зубы. – Я чуть от страха не умерла!

– Тише, тише, – перехватив мои руки, Арсений закинул их над головой. – Я не хотел тебя напугать. Честно! – склоняясь ко мне, опалил мятным дыханием мои губы.

– Что ты… – не успела договорить, как его губы накрыли мои, заключая в плен порочной, жадной страсти.

Он целовал так, что губы саднило, а внизу живота разливался жар. Сердцевина тела изнывала от желания ласки, требовала прикосновений. Арсений проник языком в мой рот, хозяйничая там, как у себя дома. Отвечая на поцелуй, я ощутила привкус металла. Кровь! Он искусал мои губы до крови! Животное!

Его правая рука скользнула вниз, проникая под резинку шорт. Пальцы коснулись самой чувствительной точки. Легкое надавливание, и из моих уст вырвался приглушенный стон.

– Ты же хочешь меня, – прошептал он сквозь поцелуи.

– Это неправильно, – попыталась я отстраниться, когда сознание немного прояснилось.

– Ты хочешь меня, Элли, не обманывай хотя бы себя, – с этими словами Сеня впился зубами в нежную кожу моей шеи, оставляя на ней метку, словно клеймя меня как свою собственность.

Но я не его игрушка! Я не позволю ему играть со мной, как он играл с другими.

Оттолкнув его руку, я поднялась с кровати.

– Уходи! – резко бросила я, хватая одеяло.

– Элли, – он смотрел на меня взглядом, затуманенным похотью, протягивая руку.

– Уходи! – повторила я громче, чтобы услышал только он.

– Хорошо, давай так, – Арсений сел на край кровати и схватил меня за руку, – ты сейчас ложишься на свое место, я ложусь рядом и просто спим в обнимку. Договор?

– Нет, – попыталась я унять бешеное сердцебиение, прижимая руку к груди. – Тебе лучше переночевать в другой комнате.

Взбешенный, Арсений резко встал с кровати, двигаясь ко мне, словно хищник к своей добыче, схватил подушку и бросил ее на кровать. Бросив на меня испепеляющий взгляд, он вышел за дверь.

Тихо выдохнув, я легла на подушку, укуталась в одеяло и начала проваливаться в сон, чувствуя, как под моими боками прогибается матрас, и тепло окутывает мое тело. Сквозь дрему я услышала приглушенный шепот:

– Ты все равно будешь со мной, мой свет. Я буду защищать тебя, пока жив.

Теплое прикосновение к моему лбу, и я окончательно уплыла в царство Морфея.

Рассвет вонзился в комнату слепящими кинжалами солнечных лучей. Нечастый гость в зимние дни, он вырвал меня из объятий сна, заставив проснуться с улыбкой. Странно… Моя половина кровати хранит лишь отголоски моего тепла, в то время как на соседней простыня еще помнит едва уловимое тепло чужого тела, а подушка смята, словно на ней совсем недавно покоилась чья-то голова, оставив отчетливый отпечаток.

Всё это лишь призраки воображения, вызванные вчерашним вечером? Глупое оправдание для ускользающей памяти. Отбросив сомнения, решаю оставить эту загадку на потом. Сейчас в приоритете утренний душ, ароматный кофе и, конечно же, предновогодняя гонка за подарками. До заветного боя курантов остаётся всего девять дней, а я, как обычно, оставила всё на последний момент. Но первым делом, хватаю телефон, открываю ВК и набираю сообщение Снежане:

Элли Орлова:

Снеж, привет! Как насчет небольшой вылазки в торговые центры?

Снежана Исаева:

С превеликим удовольствием! Уже собираюсь! Набери, как будешь в городе. Целую.

Собираюсь на удивление быстро: высушиваю волосы феном, придавая им вид небрежных локонов, и наношу легкий, едва заметный макияж. Сегодня какое-то особенное настроение, хочется выглядеть безупречно.

Спускаюсь вниз, где на кухне уже восседают трое мужчин: дедушка, папа и… Арсений.

Не знаю, что вызывает большее замешательство: то, что он всё ещё здесь, или подспудное опасение, что он всё-таки уедет? Как друг, Арсений мне безумно дорог. Но после его ночной выходки, стоит серьезно пересмотреть наши отношения.

– Всем доброе утро! – говорю громко, присаживаясь за стол.

– Доброе утро, – отвечают в унисон, не отрываясь от созерцания жареной яичницы с беконом.

Насыпаю в тарелку хрустящие хлопья, заливаю их холодным молоком и добавляю ложку тягучего меда. Начинаю свой утренний ритуал, украдкой поглядывая на Арсения.

Он ведёт себя так, словно ночью не врывался ко мне в комнату, не прижимал к себе и не целовал так, будто нуждается во мне больше, чем в воздухе.

Чувствую, как щеки вспыхивают предательским румянцем. Пытаясь скрыть смущение, опускаю лицо к тарелке, но внезапно слышу тихий смешок. Поднимаю взгляд и вижу, как Сеня смотрит на меня с довольной ухмылкой.

Гад, – проносится у меня в голове. Он явно понял, о чём я сейчас думаю.

– Я собираюсь поехать в город, – откашливаюсь, стараясь придать голосу уверенность.

– Могу подбросить, мне как раз нужно отлучиться, – предлагает он, как ни в чем не бывало.

– Нет, – протестующе качаю головой. Остаться с ним наедине равносильно тому, чтобы добровольно войти в клетку к дикому зверю. – Вызову такси, в крайнем случае, сама сяду за руль.

– Элли, – перебивает меня отец, качая головой, – ты поедешь с Арсением. Так будет безопаснее.

Мысленно закатываю глаза, но киваю. Проще согласиться сейчас, а потом как-нибудь выскользнуть из его лап.

Доев свой завтрак и допив крепкий кофе, отношу посуду в раковину. Бросив взгляд в сторону стола, вижу, что мужчины увлечены оживленной беседой, и делаю шаг к выходу. Шаг, два, три… И как только моя рука касается холодной дверной ручки, талию обвивают сильные, татуированные руки, притягивая моё хрупкое тело к себе.

– Куда это ты собралась? – хриплый голос шепчет над ухом, и снова эта дьявольская усмешка. – Я же предложил тебя отвезти!

– Это будет лишним, Арсений, – не понимаю, почему мой голос вдруг стал таким… уязвимым. – Я прекрасно доберусь сама, спасибо за великодушное предложение.

– Я не предлагал, – отпуская меня, Арсений снимает с вешалки длинное чёрное пальто, набрасывает его на широкие плечи и кивает на дверь. – Мы можем ехать.

Спустя десять минут мы уже сидим в тишине салона автомобиля. Сеня заводит двигатель, пристегивается, осматривается по сторонам и выезжает на заснеженную дорогу.

– Я хотел с тобой поговорить, – немного сбавляя скорость, он поворачивает голову в мою сторону. – То, что было ночью, забудь. Я не хотел так сильно напирать на тебя. Прости.

– Всё в порядке, – отмахиваюсь я, глядя в окно на проплывающие мимо заснеженные ели. – Я уже и не помню, что там было, – лгу. Если я признаюсь ему, что помню всё до мельчайших деталей, это даст ему повод для издевок. А этого я точно не могу допустить.

– Что тебе нужно в городе?

– Купить подарки и встретиться с подругой.

– Со Снежаной? – недовольно хмурит брови, не отрывая взгляда от дороги.

– Откуда ты знаешь?

У меня иногда проскальзывают мысли, что Арсений и Снежана тайно встречаются, но я яростно отгоняю их, стараясь не верить в этот бред. Не могу понять, почему не хочу видеть их вместе. Может быть, это банальный инстинкт собственничества? Нет, чушь! Просто боюсь потерять такую близкую подругу, как Снежа.

Она очень мне дорога. Мы познакомились два года назад, когда подавали документы в университет. Потом случайно оказались рядом на лекции и разговорились. Выяснилось, что Снежана уже второй раз получает высшее образование. С первой профессией у неё не сложилось, поэтому она решила кардинально сменить направление. Я не осуждаю её за это – каждый человек вправе сам выбирать, где ему будет комфортно.

Да и, в принципе, у меня не так много настоящих подруг. Есть знакомые, с которыми можно поболтать о чём-то поверхностном, но чтобы доверить сокровенные тайны… Нет.

– Элли, – вырывает меня из раздумий голос Арсения. – Ты меня слышишь?

– А? – оглядываюсь по сторонам. Машина остановилась. – Ты что-то спрашивал?

– Нам всё-таки стоит поговорить, – запустив руку в мои волосы, Арсений резким движением притягивает меня к себе и впивается в губы. Но на этот раз я реагирую молниеносно. Звонкая пощёчина и яростный взгляд напротив.

Трясу рукой, чувствуя болезненное покалывание от силы удара.

– Ещё раз ты меня ударишь… – перехватив мою руку, он опасно дергает ее на себя.

– Что тогда? – упираюсь второй рукой в его широкую грудь.

– Я тебя разложу на этом сиденье и покажу, что такое грубость.

– Ты озабоченный, – выдыхаю я вместе с этими словами.

– С тобой рядом я всегда такой, мой свет.

– Отпусти, – шепчу, боясь разбудить в нем зверя. Нет, я знаю, Арсений не причинит мне вреда, но всему есть предел, за которым таится леденящий душу страх. В памяти всплывает школьный кошмар – одноклассник, травивший меня из-за отсутствия матери.

Иван – так звали этого мальчишку, чья ненависть преследовала меня с пятого класса. Жвачки в волосах, клей на стуле, снег за шиворотом, мерзкие надписи на доске:

«Элли – сирота»

«Элли Орлова – детдомовская подстилка»

Когда чаша моего терпения переполнилась, Арсений, словно ангел-хранитель, встретил меня после уроков. Встретил заплаканную, с обкромсанными волосами. Ничего страшнее его ярости я никогда не видела. Он ворвался в класс, выволок Ваню за шиворот и сломал ему руку, процедив слова, врезавшиеся в память навсегда:

– Еще раз пальцем ее тронешь – сломаю ногу. Натравишь класс – переломаю позвоночник, и до конца жизни будешь инвалидом.

С этими словами Сеня, бережно обняв меня за плечи, увел домой.

– Элли, – его голос вырывает меня из плена воспоминаний, и горячие пальцы касаются пряди моих кудрей. – Я хочу попробовать с тобой… все.

– Что? – прикрываю глаза, жадно вдыхая его пьянящий аромат. Зря! От этого терпкого запаха по телу пробегает предательская дрожь.

– Отношения, секс, поцелуи… Хочу просыпаться рядом с тобой, быть рядом каждую минуту твоей жизни. Хочу создать с тобой, черт возьми, семью. Я хочу быть твоим единственным мужчиной, во всех смыслах этого слова. Понимаешь?

– Арсений, мы друзья… и я не люблю…

Тяжелый выдох, и его грубый голос, как раскат грома, разрывает тишину салона:

– Я, блять, не умею дружить, Элли! Запомни это. Выбей на лбу, если надо!

– Но…

– Никаких «но», Элли. Неужели ты думала, что я способен просто дружить с тобой?

– Ты эгоист! – взрываюсь я, чувствуя себя вещью, которой он волен распоряжаться. – А мои чувства? Ты хоть раз подумал о том, что я чувствую? Слышал, что я тебе говорю? Я не люблю тебя, Арсений Белов!

– Значит, я заставлю тебя полюбить.

– Мое сердце занято, и ты это прекрасно знаешь! – шиплю сквозь зубы, прожигая взглядом его надменный профиль.

– Освободится! – рычит он, и машина, взревев мотором, срывается с места.

АРСЕНИЙ.

Руль в моих руках сжался так, что хруст костей казался предвестником бури. Пальцы побелели, словно их вымазали мелом, а Элли, беспечная птичка, щебетала о пустяках: новая коллекция Dolce, какое-то хипстерское гнездо на Патриарших. Словно и не было тех минут, когда я, обезумев, прижимал ее к сиденью, глуша смех жадными, почти отчаянными поцелуями. Я слушал вполуха, с трудом сдерживая ураган, готовый вырваться из груди.

Кирилл.

Её парень.

Какого, черт возьми, Кирилла?

Мы с Элли связаны нитью воспоминаний, тонкой, как паутина, но прочной, как сталь.

Она – луч солнца, пробивающийся сквозь копоть моего прогнившего мира. Всегда рядом, опора, понимание… Я всегда знал, что чувствую к ней нечто большее, чем просто дружбу. Но я…

Я изломан, испачкан грязью по самые кости. Разве нужна такой девушке моя тьма? И она выбрала свет. Успех, лоск, правильность. Правильный выбор, Элли. Правильный… и мучительно болезненный, как удар ножом под ребра.

– Арс, ты вообще меня слушаешь? – ее голос, словно хрустальный колокольчик, вырвал меня из омута мрачных мыслей.

Я натянул жалкое подобие улыбки, кривую гримасу отчаяния.

– Конечно, солнышко. Просто задумался.

– О чем задумался? – она склонила голову, пытаясь заглянуть в душу своими бездонными, наивными глазами.

Ее невинность обжигала хуже раскаленного железа. Как объяснить ей, что мои мысли – это сплетение ядовитых змей, готовых задушить ее, если подпущу слишком близко?

– О работе, – солгал я, как дышал, как жил. – На носу крупная сделка.

Элли трогательно сморщила носик, словно почуяла неладное.

– Опять твои дела… Ты вечно пропадаешь.

В голосе прозвучала еле уловимая обида, и это ранило глубже любого клинка. Я отдал бы все, чтобы посвятить ей жизнь, не размениваясь на эту грязную суету. Но не сейчас. Не пока не выберусь из этого болота, грозящего засосать нас обоих в свою мерзкую трясину.

Мы подъехали к торговому центру.

– Спасибо, что подвез, – она коснулась моей щеки легким, дружеским поцелуем. Дружеским… но оставившим на коже пылающий ожог, клеймо отвергнутого.

Я смотрел, как она уходит, как ветер играет ее светлыми волосами, словно сотканными из солнечных нитей. Такая хрупкая, чистая, невинная… Она не должна видеть чудовище, скрывающееся за маской успешного бизнесмена Арсения.

Я сорвался с места, вдавив педаль газа в пол. Мне нужен был выброс адреналина, нужно было выпустить пар, найти кого-нибудь, на ком можно сорвать злость, выплеснуть накопившуюся желчь.

Но куда бы я ни поехал, кто бы ни подвернулся под руку, это не поможет. Внутри меня разверзлась бездонная пропасть, величиной с Элли. И эта рана будет кровоточить, пока я не признаюсь себе в том, что уже давно потерял ее. Я лишился ее, когда решил запятнать руки грязью, стать тем, кем стал, в надежде, что смогу дать ей всё.

Руль бился в конвульсиях, словно разъяренный зверь, жаждущий вырваться на волю. Я направил машину в сторону клуба, в этот храм порока, где можно утопить совесть в алкоголе и забыться в мимолетных, лишенных души объятиях. Но даже ядовитый свет стробоскопов и оглушающая музыка не могли заглушить ни ее заразительный смех, ни теплоту ее взгляда, ни ту нежность, которую я так бездарно растоптал.

Она была повсюду, как навязчивая мелодия, въевшаяся в подкорку и отравляющая каждый миг.

Я просидел у стойки бара до рассвета, осушая один бокал за другим, смешивая виски с горечью сожалений, с пеплом надежд. Рядом вились охотницы за легкой наживой, предлагая себя в качестве панацеи от одиночества. Но я видел в их глазах лишь тусклое отражение собственной пустоты, ту же безнадежность, замаскированную под блеском дешевых украшений.

Элли была другой. В ней пульсировала жизнь, горела искра, притягивающая меня, словно мотылька к смертельному пламени, обрекая на вечные муки.

Вынырнув из душного клуба на улицу, я жадно вдохнул морозный ночной воздух. Он немного протрезвил, но боль осталась, въевшись в каждую клетку тела. Я дрожащими пальцами набрал ее номер.

Томительные гудки тянулись, словно резиновые, испытывая мое терпение, терзая душу.

Наконец, она ответила.

– Арсений? Что-то случилось? – в ее голосе сквозила еле уловимая тревога, тень беспокойства.

– Нет, все в порядке, – соврал я, в который раз, словно заклинило. – Просто… хотел услышать твой голос.

На другом конце повисла гнетущая тишина, давящая, словно плита. Я знал, что она чувствует фальшь, видит сквозь мою ложь, понимает, как мне тяжело, но помочь не может.

– Спокойной ночи, Арсений, – прошептала она, словно прощаясь навсегда, словно ставя точку в нашей истории. И бросила трубку.

Этот короткий разговор был равносилен удару под дых, смертельному проклятию. Я ощущал зияющую пропасть, растущую между нами с каждой секундой, с каждой ложью, с каждым несказанным словом.

И это было правильно… но, Боже, как же это больно.

Обессиленный, я рухнул в кресло автомобиля. Холод пробирал до костей, но дело было не в ночном морозе. Внутри меня поселилась ледяная пустота, которую не заполнить ни алкоголем, ни мимолетными связями, ни бессмысленными развлечениями. Запустив двигатель, я дал газу, уносясь прочь от клуба, прочь от фальшивых улыбок и лживых обещаний, прочь от самого себя.

Дорога домой казалась нескончаемой, петляющей сквозь мрак. Луч фар выхватывал из кромешной тьмы лишь короткие отрезки пути, словно мою жизнь, разбитую на бессвязные фрагменты, ложные ориентиры.

В голове всплывали обрывки воспоминаний: наши встречи, задушевные разговоры, ее беззаботный смех, ее нежный взгляд. Каждая деталь врезалась в память, словно заноза, причиняя нестерпимую, почти физическую боль. Я осознавал, что своими руками разрушаю хрупкое счастье, но не мог остановиться, не находил в себе сил. Страх, словно парализующий яд, сковал мою волю, лишил возможности сделать хоть что-то.

Припарковавшись у дома, я долго сидел в машине, невидящим взглядом уставившись на темные окна, на эту безжизненную коробку, ставшую моей тюрьмой. Не хотелось подниматься, сталкиваться лицом к лицу с реальностью, с горьким осознанием собственного бессилия, с крахом надежд. Но выбора не было.

Собрав остатки сил, я вышел из машины и, спотыкаясь, побрел к подъезду, словно старик, сломленный жизнью.

В квартире царила зловещая тишина, давящая и угнетающая. Я щелкнул выключателем и застыл, увидев свое отражение в зеркале. Измученное лицо, потухший взгляд, жалкая тень былого себя, некогда уверенного и счастливого. С отвращением отведя взгляд, я направился в спальню, в свое убежище от мира. Рухнул на кровать, не раздеваясь, и закрыл глаза, пытаясь убежать от самого себя. В сознании отчетливо возник образ Элли, ее милое лицо, лучистые глаза, полные любви и надежды.

И я окончательно осознал, что потерял ее.

Наверное, навсегда.

Глава 3.

ЭЛЛИ.

Солнце, несмело прокравшись сквозь заледеневшее кружево окна, играло причудливыми зайчиками на паркете. Вдохнув колкий воздух морозного утра, я невольно улыбнулась.

Снежа уже поджидала меня у мерцающего огнями входа в торговый центр, утопая в необъятном шарфе и встревоженно поглаживая картонный стаканчик с кофе. Вечно спешащая Снежана, словно боялась, что мир без нее провернется на целую ось.

– Ну что, готова к забегу? – крикнула она, и мы нырнули в клокочущий водоворот предпраздничной лихорадки.

Первым делом – Мие. Снежана, чей вкус был безупречен, как ограненный алмаз, сразу же устремилась к витрине, за которой роились шелковые платки. Перебрав ворох переливчатых тканей, ее взгляд остановился на нежном, словно весенняя листва, фисташковом оттенке.

– Ей идеально подойдет, – безапелляционно заявила она. – Точно под цвет ее изумрудных глаз.

Потом был папа. Тут задача оказалась куда сложнее. В итоге решили преподнести ему кожаный портфель – элегантный, добротный и безусловно практичный.

Дедушке, конечно же, именную ручку. Я выбирала долго, придирчиво изучая изгибы корпуса и тонкость гравировки. Хотелось подарить ему не просто пишущий инструмент, а вещь, на которую он будет смотреть долгие годы, бережно храня как счастливый талисман.

Между выбором подарков мы, как две болтливые птички, щебетали обо всем на свете: о рабочих буднях, о капризах любви, о дерзких планах на Новый год. И, конечно, об Арсении.

Снежана, верная себе, не упускала случая подколоть меня, намекая на его очевидную симпатию. Я отмахивалась, притворно возмущаясь, но в глубине души знала, что она права, как никогда.

В конце дня, утомленные, но окрыленные, мы расположились в уютном кафе, согреваясь густым горячим шоколадом. Под горой пестрой упаковочной бумаги, словно драгоценные россыпи, мерцали наши сокровища – скромные символы любви и трепетной заботы. И, глядя на сияющее лицо Снежаны, я понимала, что самый бесценный дар в моей жизни – это наша нерушимая дружба.

Сумерки опустились на город, словно сотканное из бархата покрывало, укутывая его в мягкую негу. Снег, озорной и легкий, закружился в вальсе, рассыпая мириады искр в свете фонарей. Аромат хвои и мандаринов, пряный и волшебный, безошибочно возвещал о приближении праздника.

Вынырнув из теплого чрева кафе, мы несли в руках пакеты, полные подарков и приятной усталости от завершенных дел.

И тут телефон взорвался трелью звонка. Имя Арсения, высветившееся на экране, заставило сердце трепетно забиться, словно пойманную птицу.

Снежана, лукаво блеснув глазами, подтолкнула меня локтем. Ответив, я постаралась придать голосу непринужденную легкость.

– Арсений? Что-то случилось? – Голос предательски дрогнул, выдавая смятение, которое я отчаянно пыталась скрыть за маской равнодушия.

– Нет, все в порядке. Просто хотел услышать твой голос.

Меня словно парализовало. Сердце на мгновение замерло, оглушенное тишиной, а затем сорвалось в безумный галоп, отбивая нервную дробь тревоги.

– Спокойной ночи, Арсений, – прошептала я, нарушив колдовство затянувшейся тишины. Слова, словно вспорхнувшие ночные бабочки, беззвучно растворились в густой темноте.

В трубке повисла тяжелая, осязаемая тишина, лишь изредка пронзаемая шипящим шепотом статики. Что это было? Неосторожная оговорка, глупая игра в чувства или… робкая попытка приоткрыть врата в его сокровенный мир?

Арсений… вечно такой непроницаемый, замкнутый, словно изваянный из холодного мрамора, вдруг допустил эту странную, необъяснимую откровенность.

Я спрятала телефон в карман. В голове, словно осколки разбитого зеркала, хаотично мелькали обрывки воспоминаний: редкие встречи, мимолетные, почти случайные прикосновения, украдкой брошенные взгляды, в которых я отчаянно искала подтверждение своим надеждам. Пыталась разглядеть робкий проблеск чего-то большего, чем невинная детская симпатия. Но раз за разом натыкалась на непроницаемую стену его загадочности, словно сотканную из тумана и недомолвок. Или… эту непреодолимую преграду я воздвигла сама, в воспаленном лабиринте своего воображения?

Может быть, я требую невозможного? Мы просто друзья, и не более. Но почему тогда его простые слова отозвались во мне таким оглушительным эхом, взбудоражив целый океан скрытых чувств? Почему этот короткий, неожиданный звонок заставил сердце трепетать, словно пойманную в ловушку бабочку?

Я бросила взгляд на часы.

Поздний час.

Завтра важный день, нужно отдохнуть. Но мысли об Арсении крепко держали меня в плену. Я закрыла глаза, отчаянно пытаясь воссоздать в памяти его лицо, его темные, бездонные глаза, в которых всегда мерцал какой-то ускользающий, непостижимый секрет.

"Просто хотел услышать твой голос".

Эта фраза, как навязчивая мелодия, терзала мой разум, вырываясь из глубин подсознания и бередя душу. Что же ты на самом деле хотел сказать, Арсений? Что скрывается за этими словами?

– По домам? – вырвал меня из омута мыслей голос Снежаны.

– Да, – ответила я, будто чужим голосом.

Дома меня встретила уютная, предпраздничная кутерьма. Папа, самый главный человек на кухне, творил волшебство над рождественским пирогом, наполняя дом ароматом ванили и корицы. Дедуля, увлеченный инженер, боролся с непокорной гирляндой, стремясь зажечь ее всеми цветами радуги. Я с головой окунулась в этот радостный хаос, чувствуя, как тепло разливается по венам.

Вечером, стоя у окна и любуясь мерцающими огнями, я вдруг осознала простую истину: счастье соткано из таких вот незамысловатых мгновений. Из запаха свежей выпечки, из звонкого смеха родных, из теплого взгляда друга. И, конечно, из трепетного предвкушения чуда, которое неизменно приходит вместе с Новым годом. И, быть может, из робкой симпатии, что несмело стучится в мое сердце, словно первый снег в окно.

 Первые лучи рассвета, холодные и акварельные, прокрались сквозь неплотно задернутые шторы. Сонно зажмурившись, кутаюсь глубже в теплое одеяло. Предновогоднее утро пахло хвоей и мандаринами, даже сквозь сон. Внизу, в кухне, уже звенела посуда и слышались приглушенные голоса – дедушка и папа, как всегда, поднялись ни свет ни заря.

Спустившись вниз, я увидела картину, знакомую с детства: дедушка в своем любимом клетчатом фартуке колдовал над плитой, а папа, с чашкой кофе в руке, читал газету. Запах свежеиспеченных блинчиков с корицей щекотал нос.

Завтрак был тихим и уютным.

Дедушка рассказывал истории о прошлых Новых годах, когда снега наметало по крышу, а папа подливал мне горячий шоколад.

В разговорах то и дело всплывало имя Мии. Сегодня она прилетала! После долгих месяцев в Европе, Мия возвращалась домой, чтобы встретить Новый год с семьей.

После завтрака началась предпраздничная суета.

Папа проверял маршрут до аэропорта, дедушка достал из кладовки старую елочную игрушку – стеклянного ангела, который всегда вешали на самое видное место. Волнуясь, я перебирала в шкафу вещи, выбирая, что надеть для встречи с сестрой.

В животе порхали бабочки – ведь я не видела Мию целую вечность!

Наконец, все были готовы, и машина тронулась в путь, навстречу аэропорту и долгожданной встрече.

Но всю эйфорию, словно внезапный порыв ледяного ветра, оборвал телефонный звонок. На экране высветилось имя Арсения.

– Привет, мой свет.

– Привет, – отозвалась я, чувствуя, как радостное предвкушение сменяется смутным беспокойством.

– Я знаю, что сегодня прилетает Мия, и я хотел бы встретить ее с вами.

Мое сердце на мгновение замерло, а потом бешено заколотилось, словно пойманная в клетку птица. Арсений хотел встретить Мию? Зачем?

– Арсений, мне кажется, это не лучшая идея, – попыталась я возразить, хотя голос предательски дрожал. – Мия очень устала с дороги, ей нужно отдохнуть. Да и вообще…

– Не придумывай, – перебил он, в его голосе послышались стальные нотки. – Я просто хочу поздороваться с твоей сестрой. И с тобой, конечно. Встретимся в аэропорту, у выхода из зоны прилета внутренних рейсов. В три часа. Не опаздывай. И не ревнуй, я буду не один.

И он повесил трубку, оставив меня в состоянии полного смятения. Что он задумал?

***

Я стояла, оцепенев, пытаясь осознать происходящее.

Кто этот Матвей? И почему моя сестра так странно реагирует на него? Почему при виде его, улыбка до этого озарявшая её лицо, вдруг словно померкла, оставив лишь тень смятения?

Её глаза, обычно такие лучистые и полные жизни, сейчас были полны какой-то непонятной тоски и тревоги. Она словно пыталась спрятать что-то, что-то глубоко личное и болезненное, за этой внезапно возникшей маской отстраненности.

Матвей… Имя казалось знакомым, будто я уже где-то его слышала. Но где? И почему именно сейчас, когда все было так хорошо, он появился и нарушил эту идиллию? Он стоял, облокотившись о дверь машины, с каким-то вызывающим спокойствием, будто был здесь хозяином положения. В его глазах читалась смесь иронии и… чего-то похожего на печаль?

Вопросов становилось все больше, а ответов не было. Я чувствовала, как внутри меня нарастает волна беспокойства за сестру. Что-то не так, что-то серьезное происходит, и я должна это выяснить. Должна защитить её от всего, что причиняет ей боль.

Набравшись смелости, я сделала шаг вперед, намереваясь нарушить эту напряженную тишину.

– Здравствуй, Матвей, – произнесла я, стараясь, чтобы голос звучал ровно и уверенно, хотя внутри все дрожало от предчувствия неминуемой бури. – Мы, кажется, не знакомы. Я – её сестра, Элли.

Теперь все зависело от того, что он скажет. От его слов, от его взгляда, от его реакции. Я замерла в ожидании, готовая ко всему, лишь бы узнать правду. Правду, которая, судя по всему, была спрятана глубоко в прошлом моей сестры.

– Я знаю, – медленно произнес Матвей, отрываясь от машины и смотря прямо на меня. В его взгляде не было ни тени удивления, лишь какое-то тяжелое понимание. Он словно давно знал, что этот момент наступит, и теперь был готов встретить его. – Здравствуй, Элли. Я много слышал о тебе.

Мия, всегда такая лучезарная и открытая, вмиг превратилась в замкнутую и настороженную. Обычно ее лицо светилось счастьем, когда речь заходила о новых знакомствах, но сейчас в ее глазах плескался испуг, смешанный с… болью?

Я попыталась поймать ее взгляд, но она упорно отворачивалась, словно боялась, что я прочитаю в ее глазах какую-то страшную тайну.

Матвей, заметив ее замешательство, попытался разрядить обстановку неловкой шуткой, но сестра лишь сжала губы в тонкую линию, не удостоив его даже подобием улыбки.

Непонятное напряжение в воздухе сгущалось с каждой секундой. Я ощущала себя лишней, не зная, как поступить. Спросить прямо сейчас? Или подождать, пока Мия придет в себя и сама захочет рассказать?

Но любопытство, как назойливый комар, не давало мне покоя.

Кто этот Матвей и какую роль он сыграл в ее жизни, что при одном его появлении ее мир словно перевернулся с ног на голову?

Решив, что затягивать ситуацию – только усугублять ее, я аккуратно коснулась ее руки.

Она вздрогнула, словно от прикосновения раскаленного металла.

– Все хорошо? – прошептала я, стараясь, чтобы мой голос звучал как можно более мягко и успокаивающе.

Она взглянула на меня, и в ее глазах я увидела ту самую боль, которую заметила ранее.

– Поговорим позже, – выдавила она, с трудом скрывая дрожь в голосе. И я поняла, что сейчас лучше отступить.

Я кивнула, понимая, что сейчас любое давление может только навредить. Но отступать совсем не собиралась. Слишком много вопросов роилось в моей голове, и я не успокоюсь, пока не найду на них ответы.

Когда мы вернулись домой, весь вечер прошел в тягостном молчании.

Матвей и Арсений, как ни в чем не бывало, продолжали шутить и рассказывать какие-то истории, но Мия оставалась непроницаемой. Она лишь изредка бросала на Матвея короткие, полные тоски взгляды, от которых у меня сжималось сердце.

Я чувствовала, как между ними натянута невидимая нить, полная невысказанных слов и непрожитых эмоций.

Арсений, казалось, нарочито громко смеялся над каждой шуткой Матвея, словно пытаясь заглушить тишину, образовавшуюся вокруг нас. Он то и дело похлопывал Матвея по плечу, стараясь вовлечь его в какой-то бессмысленный спор о медицине. Матвей поддерживал игру, но я видела, как его взгляд украдкой возвращается к Мие, словно он проверял, как она реагирует на их показное веселье.

Мия сидела, скрестив руки на груди, и смотрела в окно. За окном медленно плыли серые облака, отражая ее внутреннее состояние.

Она казалась такой хрупкой и беззащитной, что мне хотелось подойти и обнять ее, оградить от той боли, которую она явно испытывала. Но я понимала, что это было бы неправильно, что ей нужно самой пройти через это, пережить и отпустить.

Я чувствовала себя сторонним наблюдателем в этой сложной драме, в которой были замешаны чувства, обиды и разочарования. Мне оставалось только молча поддерживать Мию и надеяться, что они смогут найти в себе силы поговорить и разобраться во всем.

Ведь молчание, как известно, лишь усугубляет проблемы и отдаляет людей друг от друга.

Когда Матвей засобирался домой, Мия словно ожила. Она проводила его до двери, и я заметила, как она крепко сжала его руку на прощание. В этот момент в ее глазах промелькнула такая нежность, такая боль, что я поняла – их связывает что-то очень глубокое и важное.

Едва за Матвеем закрылась дверь, Мия обернулась ко мне. В ее глазах стояли слезы.

– Нам нужно поговорить, – тихо произнесла она, и я поняла, что сейчас мне откроется тайна, которая мучила меня весь вечер.

– Я знала, что ты заметишь, – начала Мия, дрожащим голосом усаживаясь в кресло напротив меня. – Мы с Матвеем… у нас было что-то. Давно. Еще до Ильи.

Она замолчала, словно собираясь с духом, а я молча ждала продолжения, чувствуя, как внутри меня нарастает напряжение.

– Это была такая наивная, юношеская любовь с моей стороны, – продолжила Мия, смотря куда-то в пустоту. – Я мечтала о будущем с ним, мы строили планы… Но потом все рухнуло. Просто в один момент я ушла, ничего не объяснив. Исчезла из его жизни. Это было больно…

Она вытерла слезы тыльной стороной ладони.

– Я долго не могла прийти в себя, пыталась навязать себе, что это моя больная фантазия была в тот день. Пыталась забыть и сделать вид, что его никогда не было в моей жизни. Но он постоянно жил в моих воспоминаниях. А потом я встретила Илью, и он помог мне забыть Матвея. Или, по крайней мере, я так думала…

В ее голосе звучала горечь.

– И вот Матвей вернулся в мою жизнь. Как ни в чем не бывало. Но нас теперь связывает нечто гораздо большее, чем он смеет предполагать. Наш сын…

– У тебя сын? – вырвалось у меня, словно удар грома.

За эти три года мне и в голову не приходило, что у Мии может быть ребенок.

Мия нервно одернула прядь, скользнувшую по щеке. В глазах ее плеснулся страх, мимолетный, как тень, но она тут же взяла себя в руки.

– Да, – прошептала она, словно выдавала страшную тайну. – Его зовут Мирон. Ему два года.

Земля ушла из-под ног, мир поплыл.

– И ты молчала? Почему?

В голосе Мии зазвучало отчаяние.

– Я боялась… боялась. Матвей… что он узнает и попытается…

Я понимала ее. Теперь мне стало понятно, почему она была такой отстраненной весь вечер. Она разрывалась между прошлым и настоящим, между старой любовью и чувством долга. И этот груз молчания давил на нее, не давая дышать.

Я взяла ее руку в свою. Холодные пальцы дрожали, выдавая бурю, бушующую внутри.

– Тебе нужно рассказать ему, – тихо произнесла я, стараясь подобрать самые нужные слова. – Ты не можешь жить в неведении и заставлять его жить в неведении тоже. Это несправедливо по отношению ко всем вам.

Она отвернулась, глядя в окно на мерцающие огни ночного города.

– Я боюсь, – прошептала она. – Боюсь его реакции, боюсь, что он меня возненавидит. Боюсь, что Матвей никогда не простит мне этого.

– Но ты боишься еще больше, если будешь молчать, – возразила я. – Этот страх будет преследовать тебя всю жизнь, разъедая изнутри. Лучше столкнуться с правдой, какой бы горькой она ни была.

Она долго молчала, обдумывая мои слова. В комнате повисла тяжелая тишина, нарушаемая лишь тиканьем часов на стене.

Наконец, она повернулась ко мне, и в ее глазах я увидела решимость.

– Ты права, – сказала она, вытирая остатки слез. – Я должна рассказать ему. Только не в ближайшее время.

АРСЕНИЙ.

Ночная тишина давила на виски. Я проснулся резко, словно от толчка. Тревога, скручивающая внутренности в тугой узел, требовала немедленного действия. И действие это было одно – к Элли.

Не раздумывая, я вскочил с кровати, накинул куртку и, миновав спящую квартиру, уже мчался по ночной трассе к загородному дому. Фары выхватывали из темноты лишь полоску дороги, но в голове отчетливо стоял образ Элли.

Ее улыбка, ее глаза, полные понимания и тепла.

Того, чего мне так отчаянно не хватало.

Добравшись до дома, я оставил машину у ворот и тихо пробрался внутрь. Знал, где ее комната. Знал каждый скрип половиц в этом доме.

Дверь поддалась бесшумно.

Элли спала, укрытая легким одеялом. Лунный свет, проникавший сквозь неплотно задернутые шторы, мягко освещал ее лицо. Она выглядела такой беззащитной, такой хрупкой. Хотелось укрыть ее от всех бед, от всего, что могло потревожить ее покой.

Я долго стоял в дверях, не в силах оторвать взгляд. Мое сердце, обычно такое сдержанное, бешено колотилось в груди.

Не в силах сопротивляться нахлынувшему порыву, я тихо прикрыл дверь и подошел к кровати. Сбросив обувь, осторожно лег рядом, стараясь не потревожить ее сон. Запах вишни и дорогого шампанского ее тела, наполнил меня блаженством. Наконец-то я дома.

Рядом с ней.

Даже если она об этом не знает. Даже если это всего лишь иллюзия.

Но сейчас, в эту ночь, это все, что у меня есть. И этого достаточно.

Осторожно, словно боясь спугнуть видение, я провел пальцами по ее волосам. Мягкие, шелковистые пряди скользили между пальцами, успокаивая, принося умиротворение. Я закрыл глаза, вдыхая ее аромат, и попытался отпустить тревогу, терзавшую меня. Попытался забыть о проблемах, оставивших глубокие шрамы на душе. Здесь, рядом с ней, я мог быть собой. Слабым, уязвимым, нуждающимся в защите.

Прошло, наверное, несколько часов. Я не спал, просто лежал, наслаждаясь близостью Элли, ощущая ее тепло. Боялся пошевелиться, боялся нарушить эту хрупкую идиллию.

И вдруг она повернулась ко мне, во сне уткнувшись лицом в мою грудь. Я замер, боясь даже дышать. Ее дыхание было ровным и спокойным.

Я осторожно обнял ее, прижимая к себе. Так крепко, как только мог, словно боялся, что она исчезнет. И в этот момент я понял, что моя жизнь без нее – пустой звук. Что все мои достижения, все мои амбиции – ничто без ее поддержки, без ее любви. Что она – мой якорь, мой маяк, моя единственная надежда, мой луч света в темноте.

Медленно проведя рукой по ее спине, я почувствовал, как Элли вздрагивает под моими пальцами, словно испуганная птица. Веки ее дрогнули, и, медленно распахнувшись, глаза выдали беззвучный крик ужаса. Я бережно накрыл ее губы ладонью, шепнув одними губами:

– Это Сеня, все в порядке. Тише…

Она едва заметно кивнула, и тогда я ощутил бешеный стук ее сердца, отголоски страха, бьющиеся о мои пальцы. Комната тонула в приглушенном свете ночника, мягкие тени ласкали стены, создавая зыбкий, нереальный мир.

Элли приподнялась на локте, ее волосы рассыпались по плечам, словно темный шелк. В ее глазах плескалось нечто, что я не мог до конца понять – смесь тоски и вызова. Я видел в них отражение собственной души, израненной прошлым, но все еще жаждущей тепла и близости.

Приблизившись, касаюсь губами ее лба. Легкий, невесомый поцелуй, словно перо, коснувшееся кожи. Я чувствовал, как она расслабляется в моих руках, как уходит напряжение, сковывавшее ее тело.

Я знал, что она боится, что прошлое тянет ее назад, но я был готов бороться за нее, за наше общее будущее.

Снова коснувшись ее губ, на этот раз более уверенно, более настойчиво. Её губы ответили робко, но искренне. Углубив поцелуй, позволяю своим чувствам выплеснуться наружу.

В этом поцелуе было все: и нежность, и страсть, и надежда.

Комната словно перестала существовать, остались только мы двое, объединенные в единое целое. Я чувствовал ее сердцебиение, слышал ее дыхание. Знал, что этот момент – переломный, что от него зависит наша дальнейшая судьба.

Отстранившись, заглянул ей в глаза. В них больше не было тоски, только доверие и ожидание. Улыбнулся Элли, знал, что сделал правильный выбор. Взяв ее руку в свою и крепко сжал.

– Я буду рядом, мой свет, – прошептал, и Элли ответила легким кивком головы.

 ЭЛЛИ.

Шелк на постели обволакивал кожу, словно бархат. Сердце билось где-то в горле, заглушая морозный ветер за окном. Комната, обычно такая знакомая, казалась сейчас таинственной и чужой. Арсений смотрел на меня, и в его глазах плескалось волнение, зеркально отражая мое собственное.

Поцелуй был робким, неуверенным, но от этого еще более волнующим. Губы дрожали, соприкасаясь, и по телу пробежала первая искра. Его руки коснулись моей спины, нежно очерчивая контуры, и мурашки побежали по коже. Одежда казалась сейчас лишней, ненужной преградой. Медленно мы избавлялись от неё.

Его прикосновения были нежными, почти невесомыми, как дуновение ветра. Сеня целовал мою шею, плечи, спускаясь все ниже, и с каждым его касанием во мне рождалось новое, незнакомое чувство.

Страх постепенно отступал, уступая место восторгу и предвкушению. Казалось, что время остановилось, и существовали только мы вдвоем, в этом коконе из шелка и страсти.

Дыхание участилось, стало прерывистым. Его губы нашли мои, на этот раз более уверенные, требовательные. Поцелуй углубился, перерастая в неистовый танец. Я отвечала на него, отдаваясь нахлынувшим чувствам. В голове не осталось ни одной мысли, только желание, всепоглощающее и всевластное. Ни одной мысли, что завтра я об этом могу пожалеть.

Элли, – кричит мой разум, который еще не до конца заволокло дымкой похоти – ты идешь на осознанную измену. Остановись!

Но я уже не слышала сама себя.

Арсений обхватил меня руками, прижимая к себе так сильно, словно боялся отпустить. Я чувствовала тепло его тела, биение его сердца, и это ощущение наполняло меня до краев. Мы стали единым целым, переплетаясь в объятиях, теряясь друг в друге.

Нежность сменялась страстью, и наоборот. В этом калейдоскопе ощущений я растворилась, забыв обо всем на свете. Арсений касался меня так, как будто я была самым драгоценным сокровищем в мире. Его взглядом, каждым прикосновением он дарил мне уверенность в моей красоте и желанности.

Мир сузился до размеров нашей комнаты, до размеров наших тел, до размеров нашего дыхания. Все остальное перестало существовать. Остались только мы и его одержимость, воплощенная в каждом жесте, в каждом вздохе, в каждом прикосновении.

И вот, когда я думала, что достигла предела, когда казалось, что больше чувств просто не может войти в мое тело, Арсений шепнул мне на ухо что-то такое, от чего мир перевернулся.

Слова были простыми, но в них звучала такая неподдельная страсть, такая глубина, что они пронзили меня насквозь. Я вздрогнула, отвечая на его шепот тихим стоном.

Новая волна наслаждения окатила меня с головы до ног.

Я чувствовала, как Арсений ускоряется, его движения становятся более напористыми, более требовательными. Я отвечала ему тем же, отбрасывая остатки сомнений и страхов. В этом танце двух тел, в этом сплетении душ не было места ничему, кроме нас.

Вспышка.

Ослепительный свет, пронзивший темноту. Я закричала, не в силах сдержать этот поток переполняющих меня чувств. Арсений замер, прислушиваясь к моему крику, словно пытаясь понять, что со мной происходит. Я прижалась к нему еще сильнее, пытаясь удержать ускользающее ощущение.

И вот, когда все стихло, когда буря утихла, мы лежали в объятиях друг друга, обессиленные и счастливые. Дыхание постепенно выравнивалось, а сердце билось в унисон с его сердцем.

Я чувствовала себя так, словно родилась заново.

Тишина в комнате была оглушительной. Нарушал ее лишь стук наших сердец. Я боялась пошевелиться, боялась разрушить это волшебное мгновение. Но знала, что за этим последует пробуждение.

И вопрос: стоило ли оно того?

Медленно, словно боясь спугнуть хрупкое очарование момента, я приподняла голову и взглянула на Арсения.

В полумраке его глаза казались бездонными, в них отражался отблеск пережитой страсти и нежность, предназначенная только для меня. Он улыбнулся, этой своей обезоруживающей улыбкой, которая всегда заставляла мое сердце трепетать. И в этот момент я поняла, что все сомнения отступили, словно их и не было.

Стоило ли оно того? – вопрос повис в воздухе, не требуя ответа.

Потому что ответ уже звучал внутри меня, громкий и уверенный.

Да.

Каждое мгновение, каждое прикосновение, каждый стон – все стоило того, чтобы испытать это безумное, всепоглощающее чувство. Стоило того, чтобы на миг забыть обо всем на свете и просто быть вместе, в этом сплетении тел и душ.

Арсений нежно провел рукой по моей щеке, его прикосновение было легким и ласковым.

– Ты в порядке? – прошептал он, и я почувствовала, как тепло разливается по всему телу.

Я кивнула, прикрыв глаза от переизбытка чувств.

– Я даже лучше, чем в порядке, – прошептала я в ответ.

И это была чистая правда. Я чувствовала себя обновленной, преображенной, словно после долгого и мучительного путешествия, наконец, обрела свой дом. Дом в его объятиях, в его взгляде, в его сердце.

И пусть впереди нас ждет пробуждение и возвращение в реальный мир. Я знаю, что эта ночь навсегда останется в моей памяти, как яркий маяк, освещающий наш путь.

Ночь, когда мы были вместе, когда мы были настоящими, когда мы были… одним целым.

Закат нахально бьет в глаза, пробиваясь сквозь неплотно задернутые шторы. Застонав и перевернувшись на другой бок, пыталась спрятаться от назойливого света.

Три дня… всего три дня прошло с той ночи, когда Арсений, стал чем-то большим. Или наоборот, сломал что-то важное?

В голове всплывали обрывки той ночи. Поцелуй. Один, второй, и вот уже наши губы слились в одно целое. А дальше… все как в тумане. Я помнила тепло его тела, его нежные прикосновения, его шепот на ухо. Но еще помнила ту неловкость, которая повисла в воздухе наутро. Мы оба старались вести себя как ни в чем не бывало, но напряжение ощущалось кожей.

Вздохнула и села в постели.

Нужно вставать.

Нужно что-то делать. Нужно отвлечься от этих навязчивых мыслей. Может, позвонить Арсению? Или лучше нет? Я встала и поплелась в ванную, глядя на свое отражение в зеркале. Уставшие глаза, растрепанные волосы… и легкая тень страха в глубине души.

Три дня… и целая пропасть между тем, что было, и тем, что будет.

Холодная вода помогла немного взбодриться. Умывшись и стараясь не смотреть на свое отражение слишком долго, включила кофеварку, и, пока варился кофе, вышла на балкон. Наш городок просыпался. Машины спешили по своим делам, люди торопились на работу. Все жили своей обычной жизнью, как будто ничего и не произошло.

Но для меня все изменилось.

Сделала глоток кофе, чувствуя, как горечь обжигает горло.

Может, и правда позвонить Арсению? Просто поговорить, как раньше. Выяснить, что он думает. Но что, если он не захочет говорить? Что, если он жалеет о той ночи? Страх сковал движения. Поставив чашку на перила и вернулась в дом.

Телефон лежал на прикроватной тумбочке. Я взяла его в руки и долго смотрела на номер Арсения в списке контактов.

Набрать? Не набрать? Пальцы дрожали. Глубоко вздохнула и нажала кнопку вызов.. Гудки тянулись мучительно долго.

– Алло? – раздался в трубке сонный голос Арсения.

Я молчала. Слова застряли в горле.

– Элли? Это ты? Что-то случилось? – в голосе Арсения прозвучало беспокойство.

– Мне… Мне нужно с тобой поговорить, – наконец выдавила из себя.

– Я могу приехать? – спросил он.

– Да, – прошептала и отключила телефон.

Но тут раздался новый звонок.

Кирилл….

Что мне ему говорить? Как теперь смотреть в его глаза?

Сердце бешено колотилось в груди. Кирилл… Зачем он сейчас? Ответить или сбросить?

Страх перед неизбежным разговором парализовал. Но звонок продолжал разрывать тишину комнаты. Глубоко вздохнув, я приняла вызов.

– Привет, Элли. Как ты? – в голосе Кирилла звучала привычная теплота, от которой стало еще хуже.

– Привет, Кир. Все нормально, – попыталась я изобразить беззаботность, но голос предательски дрогнул.

– Ты как-то странно звучишь. Что-то случилось? – он был слишком чутким. Слишком хорошо меня знал.

– Нет, все в порядке. Просто немного устала, – соврала я. – Что-то хотел?

– Да, хотел предложить поехать сегодня за город. Шашлыки, свежий воздух… Ты как? Поговорим о нас? О тебе и твоем друге?

И тут в дверь позвонили. Арсений. Время остановилось.

– Кир, прости, не могу сейчас говорить. Я перезвоню позже, – выпалила я и отключилась.

Арсений стоял на пороге, взъерошенный и немного растерянный. Наши взгляды встретились. В его глазах я увидела отражение своей собственной тревоги. Неловкое молчание затянулось.

– Проходи, – тихо сказала я, отступая в сторону.

Сейчас все решится.

Арсений вошел, неуверенно оглядываясь. В воздухе повисла напряженная тишина, которую казалось, можно потрогать руками. Он прошел в гостиную, не произнося ни слова, и остановился посреди комнаты. Я закрыла дверь и, повернувшись к нему, почувствовала, как по спине пробежал холодок.

– Что происходит, Элли? – наконец спросил он, нарушая молчание. Его голос звучал тихо, но в нем чувствовалась сталь. – Я чувствую, что что-то не так.

Я глубоко вздохнула, собираясь с духом. Как объяснить ему все, не ранив еще больше? Как сказать, что прошлое вернулось, и я не знаю, что делать?

– Мне звонил Кирилл, – тихо произнесла я, опуская взгляд. – Он звал за город.

Арсений молчал, и это молчание давило сильнее любых слов. Я подняла глаза и увидела в его взгляде боль и непонимание. Он ждал продолжения, и я знала, что должна быть честной. Сейчас или никогда.

– Он просил о встрече. Сказал, что должен мне кое-что рассказать, – продолжила я, чувствуя, как голос дрожит. – Сказал, что это касается нас обоих.

Арсений сделал шаг вперед, его лицо исказилось от боли. Он подошел ближе и взял меня за руку. Его прикосновение было холодным и неуверенным.

– И ты поедешь? – спросил он, и в его голосе звучала обреченность. – Ты действительно поедешь к нему, после всего, что между нами было?

Я отвернулась, не в силах смотреть ему в глаза. Как объяснить ему, что это не просто любопытство, что меня терзает какое-то странное предчувствие? Что если то, что хочет сказать Кирилл, изменит все?

– Я не знаю, – прошептала я, чувствуя, как слезы подступают к горлу. – Мне нужно узнать, что он хочет. Я должна… понять.

После не продолжительного разговора, он уехал.

А я… я осталась дома. Взяв телефон, села на кровать и начала листать соц сети. Но тут, новое уведомление.

Неизвестный номер:

– Арсений убийца. Посмотри первые три видео и ты сама все поймешь.

– Сейчас я пытаюсь помочь тебе, оградить тебя от этого зверя. Посмотри.

Открыв видео, тело парализовало.

Это… шутка?

Он не мог. Он клялся! Не уже ли…?

Открыв диалог с Сеней, пишу ему:

Элли Орлова:

– Это правда? – пишу сообщение, с замирающим сердцем.

Арсений Белов:

– Что, звездочка?

Он и правда сейчас не понимает о чем я говорю?

Человек, который общался и дружил со мной почти четырнадцать лет, сейчас строит из себя дурака? Это просто бред. Я не хочу в это верить. Он ведь не мог меня так предать, ведь … правда?

Элли Орлова:

– Ты убил… того человека? Это ведь была не игра?

Сглатываю ком в горле, отправляя это сообщение.

Я не могу до сих пор придти в себя, после того сообщения. После того, как неизвестный человек раскрыл все карты, которые прятал Арсений. Мой лучший друг! Друг моего детства! Я же верила ему, всю себя доверяла.

Почему это так больно?

Почему так больно терять близкого и родного человека?

Пока жду ответа, спускаюсь на первый этаж. Подхожу к холодильнику, достаю кастрюлю с пюре, котлетки. Ставлю на стол, беру тарелку.

– Па, – кричу из кухни.

– Что моя девочка?

– Ты будешь есть? – выдаю не своим голосом.

Скорее, так на меня действует стресс.

– Нет, – отзывается папа, после чего я ставлю тарелку в микроволновую печь.

– И что мне теперь делать? – шепчу себе под нос.

Громкое пиликание, уведомляет меня о том, что еда разгорелась. Но я стою и просто гипнотизирую телефон.

Сейчас мне хочется что бы это все оказалось просто шуткой. Банальной, глупой шуткой. Я хочу забыть все это как страшный сон. Но увы, когда смартфон загорается, вся моя выдержка летит к чертям.

Арсений Белов:

– Я честно хотел тебе об этом рассказать, но не было возможности. Я знал что после всей правды, ты посмотришь на меня другими глазами. Я – убийца, и этого не изменить. Я просто пытался оградить тебя от этого мира. Хотел, что бы ты с таким же огоньком в глазах, смотрела на меня как и всегда. И я знал, что если скажу тебе все как есть, твой огонь в глазах погаснет. Ты больше не будешь светить для меня.

Перечитывая это сообщение в четвертый раз, я задаюсь вопросом.

А знала ли я вообще тебя настоящего, Арсений Белов? Или ты всегда играл особую роль со мной? И кто ты вообще такой?

Арс знал, что я боюсь смерти. Любой! Пусть это даже человек, которого я не знаю.

Он знал, что в месяц я лишилась мамы. И что после этого, я всегда переживаю за тех, кто умирает. Он все это знал, но наплевал на мои чувства.

Взяв телефон в руки, я пишу то, что однозначно перевернет мою жизнь.

Элли Орлова:

– Надеюсь наша дружба дала тебе намного больше, чем убийство того невинного человека.

Сообщение прочитано в ту же секунду, как я его отправила, после чего появляются три точки. Показывая, что Сеня пишет ответ.

Арсений Белов:

– Звездочка, не говори сейчас, что ты прощаешься со мной?

С бегущими дорожками слез, отправляю ответ.

Элли Орлова:

– Я прощаюсь с тобой!

Кинув телефон, на барную стойку, достаю тарелку и ставлю на стол.

Отец входит на кухню, обеспокоенно смотрит на меня. Видит слезы, красные глаза. Молча подходит, обнимает за плечи.

Я прижимаюсь к нему, чувствуя такую нужную сейчас поддержку. Хочется рассказать все, выплеснуть боль, но слова застревают в горле. Как объяснить отцу, что человек, которого я считала другом, оказался чудовищем?

Как сказать, что мир, который казался таким понятным и безопасным, рухнул в одно мгновение?

Пытаюсь есть, но кусок не лезет в горло. Все кажется безвкусным, будто я ем вату. Слезы продолжают течь, смешиваясь с пюре.

Отталкиваю тарелку, поднимаюсь из-за стола.

– Я не голодна, – шепчу и ухожу в свою комнату.

Беру телефон, смотрю на экран.

Ни новых сообщений, ни звонков.

Арсений молчит.

Неужели он действительно отпустил меня так просто? Неужели все, что между нами было, ничего не значило? Чувствую, как внутри нарастает злость, смешанная с обидой и разочарованием. Хочется кричать, бить посуду, вымещать свою боль на всем, что попадется под руку.

Но вместо этого просто падаю на кровать и смотрю в потолок. Перед глазами проносятся обрывки воспоминаний: наши детские игры, совместные походы в кино, долгие разговоры по ночам.

Все это было ложью? Он всегда притворялся? Неужели я настолько слепая, что не видела правду все эти годы? Вопросы роятся в голове, не давая покоя.

Закрываю глаза, пытаясь уснуть, но сон не приходит. В голове только одно:

Арсений – убийца.

Эти слова звучат как приговор, разрушая все, во что я верила.

Я прощаюсь не только с ним, но и со своим прошлым, со своей наивностью. Впереди – неизвестность, и страшно представить, что меня ждет. Но одно я знаю точно: моя жизнь больше никогда не будет прежней.

В комнате темно и тихо, лишь слабый свет от уличного фонаря проникает сквозь неплотно задернутые шторы.

Лежу неподвижно, словно парализованная, и чувствую, как страх сковывает каждую клеточку тела. Кажется, что стены давят, а потолок вот-вот обрушится на меня. В этой тишине особенно отчетливо слышно, как бьется сердце – бешено, неровно, словно загнанная птица.

Внезапно в дверь тихо стучат. Не отвечаю, притворяюсь спящей. Но стук повторяется, настойчивее, увереннее.