Читать онлайн Выйти замуж за итальянца и выжить

Глава 1

I

Ольга влюбилась в Италию ещё в шестом классе. Да не в какого-нибудь Ваню из шестого «Б» с пупырчатым лицом и рыбьими глазами, а в Пуппо. А точнее в голос Пуппо. Он лился из радиоприёмника, как сгущёнка из банки, и у Ольги мгновенно отключался мозг, а коленки превращались в макароны «аль денте».

Потом её догнали мощным музыкальным комбайном: Риккардо Фольи, Челентано, Рафаэлла Карра и прочие волосатые боги сцены. Всё, что звучало по-итальянски, действовало на неё сильнее, чем «Санта-Барбара» на бабушку. Хотелось прилепиться к радиоприёмнику, как кот к тёплой батарее, и немедленно эмигрировать в Неаполь. Или в Рим. Или хотя бы в соседний магазин, где продавали спагетти и томатный соус.

Тогда, в славные восьмидесятые, итальянская эстрада была как пыль, проникала везде- из каждого утюга, чайника и даже из уха соседа, который, подрабатывал сантехником. У кого не было кассеты с Кутуньо, тот, считай, не жил, а существовал. А «Felicità» могла вызывать цветение не только у роз, но и у свёклы.

В школе, конечно, почти все учили английский. Некоторые, особо отчаянные – немецкий. А итальянский был как НЛО, вроде где-то есть, но никто не видел. Переводчиков с итальянского было столько же, сколько честных гаишников, т.е. ноль. Ни тебе словарей, ни «Как понять Эроса Рамаццотти для чайников». Только три священных слова, передающиеся из поколения в поколение- «аморе», «чао» и «паста». Всё остальное – догадайся сам, желательно на слух и желательно с первого раза.

А годы летели. Пуппо сменялся Кутуньо, Кутуньо ещё каким-нибудь бархатноголосым доном с причёской, как у председателя колхоза после выходных. Итальянская музыка менялась, а любовь Ольги к этому языку только крепла. Теперь она знала точно, даже если в следующей жизни родится кофейником, будет петь «Сара перке ти амо» и шипеть, если кто-то включит Пугачёву.

В двадцать лет Ольга вышла замуж за простого деревенского парня из самой глубины Сибири – глубже только шахта, и то угольная. Он её поразил тем, что тоже был неравнодушен к итальянской попсе, а на стенах его скромной каморки висели вырезки из журналов с улыбающимися итальянскими кумирами.

В те времена Ольга играла на пианино, исполняя итальянские мелодии с таким чувством, что у соседей наворачивались слёзы, а борщ закипал прямо в холодильнике. Читала горы книг, мечтала, училась, на дискотеки и в бары не ходила, не пила и не курила, в общем была сущим занудством для молодёжи своего круга. Но после свадьбы пианино было безжалостно обменяно на корову, книги пошли на растопку, а вдохновляющие арии сменились бодрым «Ко-ко-ко!» и криками козла Яшки, который почему-то любил выкрикивать своё «бе-е-е!» в три часа ночи.

И не гондолы катали её по каналам, а тачка по грядкам, вместо романтических ужинов её ждал козёл в тапках, появившихся неизвестно откуда и не «Аморе мио» шепталось ей на ухо, а «Матрёна, где ключ от сарая?!»

Муж Оли действительно стал превращаться в козла. Не сразу, конечно, процесс шёл поступательно, как в сказке. Вначале он просто стал чаще бухтеть и чесать пузо, потом у него на работе появился какой-то веселый алкаш с горящими глазами и самогонным аппаратом, и всё покатилось по ухабам.

Пьянки пошли через день, потом каждый день, потом он начал путать кровать с туалетом. Утром Оля просыпалась либо в луже, либо под философский вопрос: «А ты меня уважаешь?». Бурда в двадцатилитровых бутылях настаивалась прямо на кухне, как святой эликсир скотской мудрости. А дальше по классике жанра- в доме стало тесно от его придирок, пустых бутылок и женщин.

Муж медленно, но, верно, мутировал из нормального парня в домашнего алкоголика и ловеласа в том числе.

Изменял он с кем попало. Главное, чтобы давали и не возражали. А в деревне с этим строго: нормальных мужиков на пальцах пересчитать, зато дам, как одуванчиков по весне.

II

И вот однажды Оля пришла с работы, усталая, как балерина после гастролей в Сахаре, и вдруг увидела в коридорном зеркале что-то странное. На кровати явно кто-то валялся, а её полуголый супруг возился над этим «кем-то», как ветеринар над капризной козой.

Оля тихонько прокралась в спальню… и застыла. На её кровати полулежала Маринка, золовка, в обнимку с какой-то левой девицей. Обе, заметив Олю, синхронно прикинулись мёртвыми – глаза в потолок, дыхание затаили, будто участвуют в конкурсе «Кто не моргнёт, тот и не любовница».

Муж в этот момент делал вид, что ищет совесть.

Когда Оля подошла к этой живописной горке тел на их супружеской кровати, муж наконец-то её заметил. Покачнулся, поймал равновесие и выдал грозно:

– А чё?! – поднял бровь, как пьяный мушкетёр. – Я щас тебе как врежу!.. – и, пошатнувшись, чуть не обнял тумбочку.

Оля на всякий случай не стала уточнять, за что именно он собирался ей «врезать», молча развернулась и выбежала из комнаты. На троих, а там, и четвёртый где-то храпел, одной идти в рукопашную было глупо. Она побежала к свекрови – спасение, как говорится, не в храме, а в доме напротив.

– Мама! – захлёбываясь от слёз, возмущения и пыли, влетела Оля. – Он там, с.… этими… на нашей кровати! Пойдёмте выгоним их, а то мне одной страшно с ними связываться!

Свекровь была бабой серьёзной, со стажем. Глаза сузила, ничего не сказала, только хмыкнула и, проходя мимо вишни, на автомате выдрала из дерева ветку толщиной с венскую палку. Получился импровизированный прут длиной метр и гневом натёртый до блеска.

В дом они влетели как спецназ. Но тут перед ними предстала картина маслом. Все уже чинно сидели у печки, будто в клубе кройки и шитья. Даже брат мужа, которого до этого Ольга обнаружила без сознания у плиты, теперь бодро пил кисель и строил вид, что в их доме царит уют и семейное тепло.

– А чего ты орёшь, Оль? – спросил муж с лицом Будды. – Тебе, может всё что было на кровати приснилось?

– Ага, – подала голос Маринка с таким лицом, будто читает стихи детям в библиотеке. – Ты, Оль, поспала бы лучше, всё-таки с работы и поменьше бы нервничала…

В общем, как и положено в деревенской драме- ни тебе извинений, ни покаяний только коллективная галлюцинация.

Когда непрошенные гости, притворяясь добропорядочными соседями, наконец убрались восвояси, Оля повернулась к мужу и хладнокровно заявила:

– Завтра я подаю на развод.

Муж хмыкнул с видом «у тебя кишка тонка», закатил глаза и, гордо пошатываясь, вышел из дома, будто отправился в поход за медалью "За измену на брачном фронте".

Свекровь запаниковала. Она прекрасно знала характер своей снохи, слово у неё, как топор, если уж махнёт, так пополам.! А перспектива остаться без невестки и опять стирать сыну носки, штопать кальсоны и искать по деревне того, кто будет лечить его похмелье и, не дай бог, венерические заболевания, совсем её не радовала.

– Доченька… – начала она заискивающе, сжав руки в мольбе, ну остынь ты. Мужики они… такие. Вот мой дед, так она называла своего мужа, тоже был не подарок. Ни одну юбку не пропускал. Один раз вообще приперся ко мне в роддом… с одной из своих прошмандовок!

Оля вскинула брови.

– Спрятал её за углом, а сам давай меня звать. Я выглядываю из окна, а эта курва уже к нему подрулила, обняла за локоточек, моргает мне ласково, как будто мы с ней в самодеятельность собрались. Я с третьего этажа деду как заору:

– «А это кто такая рядом с тобой?!»

А он, морда хитрая, хвостом виляет:

– Это, говорит, коллега по работе! Дочку свою пришла навестить!

– Ах ты ж, зараза! – кричу ему на весь двор. – А ну пошли вон, пока я не спустилась и обеим вам клизму не вставила! А она, гадина, мне в ответ улыбается, деда разворачивает и уводит, как будто у них свидание у фонтана. Представляешь моё состояние?! Я в роддоме, швы ещё не сняли, выйти не могу, а то, я бы им шею намылила! Хорошо хоть молоко у меня не пропало. А ты говоришь – развод!

– Мамка, ну не могу я жить с изменщиком! – взорвалась Оля.

– Ты о детях подумай! – взмолилась свекровь, хватаясь за последнюю соломинку, – им же отец нужен!

– Так я и не против! Пусть видятся, дружат, хоть по утрам друг друга в щёчку целуют, но без меня. У нас с твоим сыном всё закончилось. Отношения стали как пельмени без уксуса, вроде и есть можно, но радости никакой. Всё, хватит это всё терпеть!

Свекровь приуныла, но быстро сообразила:

– Ты не горячись, доченька. Утром он протрезвеет, поговорите спокойно. Может, и образумится. Я же говорю, у меня дед такой был… юбки сам нюхом чуял, но вот 50 лет в браке прожили, и ничего, как-то устаканилось.

Оля, вздохнув, кивнула, не ради мужа, а ради приличия. Но на всякий случай поставила будильник на шесть утра, чтобы успеть на электричку в город, в ЗАГС, с полным пакетом документов и пустой душой.

Муж, хоть и шатался как парусник в шторм, но мозги кое-где ещё плавали. Услышав, как заводится будильник, смекнул, что дело пахнет официальной бумагой. подловил момент, когда Оля заснула, и, крадучись как кот у миски, выключил будильник.

Но Олю так просто не проведёшь. Организм у неё уже был запрограммирован на месть. Проснулась она сама, без будильника, как по внутреннему таймеру «вставай на смертный бой!» Собрала документы, сунула в сумку паспорт, свидетельство о браке и фотографию мужа времён трезвости, чтоб в загсе вспомнили, кого именно она хочет отправить в свободное плавание и уехала в город с видом Розенбаума под баян.

III

Муж же после пьянки проснулся поздно, потянулся, попробовал сглотнуть слюну, но во рту было сухо, как будто ночью ел мел вперемешку с наждачкой. Зевнул, почесал ниже живота и только потом понял, что в доме подозрительно тихо. Ни шороха, ни запаха жареных яиц, ни привычного ворчания Оли.

Только сейчас до него начало доходить, что он натворил. Муж почесал ещё и затылок, на всякий случай, сел, подумал… и решил, что пора страдать. Сбегал в единственный деревенский ларёк, купил самого философского вина за три рубля пятьдесят копеек, и к вечеру, когда Оля могла теоретически вернуться, он уже был весь в чувствах и почти готов к серьёзному разговору.

Он надел свою "парадную" майку алкоголичку, выдул из окна остатки вчерашнего перегара, уселся за стол, поставил перед собой кружку с вином и приготовился говорить красиво. Репетицию начал вслух:

– Оля… я был неправ… Оля, мы же одна семья… Оля, ну не будь ты как твоя мать!

Но как только скрипнула калитка, он вспотел так, будто не покаяние ждал, а контрольную в десятом классе.

Оля вошла молча, с пакетом документов в одной руке и взглядом, от которого даже пыль под шкафом захотела извиниться.

Ты чего это…не уехала? – попытался пошутить муж, глотнув «философии».

– Уехала, – ответила она холодно. – И документы подала.

Муж моргнул.

– Куда подала?

– В ЗАГС. На развод.

Он молча взял кружку, допил остатки винца, огляделся по сторонам в поисках поддержки, но ничего подходящего не нашёл… и не нашёл даже кота. Кот оказался умнее, чем о нём думали, сбежал заранее от греха подальше…а то вдруг и ему достанется.

– А поговорить? – выдавил муж.

– Двадцать раз говорили. Двадцать первый – в суде. Там и поговорим.

Через неделю их развели с такой скоростью, будто это не брак был, а ошибка в налоговой декларации. Муж и вовсе не понадобился – его отсутствие лишь добавило процессу элегантности. Судья взглянул на Ольгу, кивнул, молча пробормотал что-то вроде «сочувствую» и с почти отеческим участием предложил сразу подать на алименты «пока злость свежа, а память ясна».

Ольга не собиралась, но тут же кивнула, ради принципа ..или для будущей автобиографии.

С документом о разводе в руках она выдохнула с эффектом пара. Всё! Финито. Официально. Теперь каждый живёт своей жизнью: она, как свободный человек, он, как предупреждение для других женщин.

IV

Но не тут-то было! Видимо, кто-то наверху решил, что Оля живёт слишком весело. Надо бы ей жизнь подсолить, подперчить, слегка обжарить до хрустящей корочки и оставил их жить вместе ещё на двадцать лет. Она хотела продать деревенский дом, по-честному поделить деньги с уже бывши мужем и культурно разбежаться. Но дом, как назло, встал, как вкопанный, ни в какую ни продавался, ни обменивался и целый год стоял, как памятник семейным неурядицам.

Оля продолжала жить с бывшим и уже начала разговаривать с курицей как с подружкой, обсуждали жизнь, мужчин и цены на комбикорм. И только когда начала подумывать, не начать ли писать письма в "Поле чудес", появились люди, готовые махнуть свою городскую квартиру на этот самый дом с живописным видом на козла Яшку. Оля прыгала от счастья так, что козёл испугался и куда-то удрал.

В городе была школа, кружки, магазины, и самое главное – цивилизация! Дети уже доросли до шести лет, пора было думать об образовании, а не о том, как нарисовать азбуку палкой на снегу.

Муж, видимо, тоже обрадовался, что теперь можно пить под крышей с электроплитой, а не с угрожающим видом печки. То, что их развели, его вообще не смущало, и когда они обменяли свой дом на квартиру, он даже вдохновился и начал делать там ремонт! Правда, с перекурами, а "перекур" у него был в форме поллитровки. Но пить стал вроде меньше и не от желания избавиться от вредной привычки, а потому что начальство сменилось и завезли алкотестеры. Теперь перед работой он вообще не пил, потому что это было гарантировано увольнением.

Казалось бы, жизнь налаживается. Но не тут-то было. Стоило на горизонте появиться практиканткам – стройным, свежим, с глазами, полными бухгалтерской наивности и у бывшего снова поехала крыша. Причём на этот раз без тормозов и под музыку из 90-х. Начались юбки, шуры-муры, мятные жвачки в карманах, и тут терпение у Оли лопнуло в очередной раз, зато уверенно и с нажимом.

Как человек с опытом, она на этот раз выставила уже не дом, а квартиру на размен, ну мало ли, вдруг на этот раз звёзды сойдутся и хотя бы не в комету. Но квартирка была такая, что, если лечь, ноги оказывались на кухне, а голова уже выползала в ванную. Район – мечта сталкера: глухой, мрачный, и, если выйдешь ночью в магазин, назад можешь не вернуться.

Так и жили они, как два кактуса под одним пледом: колко, тесно и никто не доволен. Бывший, почувствовав, что его пока ещё терпят, начал наглеть, как кот, который понял, что за обоссанный диван никто ругать не будет. Переписки с любовницами больше не прятал, наоборот, оставлял телефон на зарядке посреди кухни, чтобы, не дай бог, не пропустить, как ему пишут «солнышко, я скучаю».

Начал уходить из дома и демонстративно хлопал дверью так, будто на дуэль шёл, а возвращался под утро, пахнущий чужими вонючими духами, как дешевая реклама влюблённого таксиста. На вопросы Оли отвечал философски: «Где был? А ты сама с собой поживи, поймёшь почему я хожу туда, где был».

Ко всему, у него ещё открылся талант критика. Только он критиковал не кино и художественные произведения, а Олю. То у неё «плечи как у борца», то «живот как у беременной ламы», а однажды и вовсе сказал, что "в ней вообще ничего женственного не осталось, кроме тапок с розочками".

Говорил ей гадости с такой легкостью, будто подписался на марафон «Оскорби жену и получи печеньку». Терпение у Оли было железобетонное, но срок годности у него тоже был и однажды она не выдержала. Собрала чемодан, детей, остатки нервов, и ушла в квартиру дедушки, которую он когда-то великодушно ей завещал.

V

Бывший муж Оли долго не горевал. А если быть честными, вообще не горевал. Погрустил для приличия полторы минуты, вытер нос рукавом и укатил к одной из своих любовниц. К удивлению, всех, у них всё закрутилось, как в латиноамериканском сериале- бурно, громко и с запахом шашлыка. Они ездили вместе на рыбалку и охоту, пили бурду, готовили на мангале и обсуждали, у кого из соседей больше всего уродилось кабачков и капусты.

А потом, как вишенка на торте, купили большой дом в другой деревне, но не по любви к пейзажам, а чтобы мамка мужа не выносила мозг новой пассии. Мать так и норовила напомнить: «Это Оля тебя любила, а эта твоя – курва последняя!» Чтобы заткнуть маме рот, муж даже женился. На зло всем, на радость новой жене и по методике: «женюсь, чтобы доказать серьёзность намерений и прекратить поток претензий».

Но мама была не из тех, кто заткнётся от кольца на пальце. Она работала по другой методике: «я вас породила, я и рассуждать буду, с кем тебе жить».

На их свадьбе она села на самое видное место, надела траурное выражение лица и всем своим видом показывала, что на этом торжестве ей не до веселья.

– Не нравится она мне, – говорила мама с рюмкой в руке, будто это тост. – Оля – золото, а эта…

Новая жена, к её чести, держалась стойко. Ни слезинки, ни скандала. Только натянутая улыбка и вежливое молчание в духе восточной философии. Как будто перед свадьбой начиталась Лао-Цзы и твёрдо решила, что «лучшее слово это несказанное слово», особенно, если свекровь с характером огнемёта.

Гости переглядывались, некоторые пытались перевести тему на что-то нейтральное, на погоду, курс доллара, салат с крабовыми палочками. Но мама возвращалась к теме, как хомяк к колесику.

– А вот у Оли пирог выходил такой, что пальчики оближешь. А у этой кирпич в тесте. И вообще, у Оли душа была! А тут…

Кто-то шепнул – Может, маме бокальчик?

– Не рискуй. Последний, кто ей налил, потом долго думал о смысле жизни.

И вот так с первых дней новая невестка узнала, что терпение – это вовсе не суперсила, особенно если свекровь строит алтарь в честь бывшей невестки прямо в гостиной. Но, как говорится «в браке главное не свадьба, а то, что будет после». А после было то, что мама осталась при своём. Она не простила сыну, что он упустил «драгоценную женщину», то есть Олю. Потому что Оля была не просто хорошей, она была с руками, сердцем и мозгом в комплекте.

Когда свёкры заболели, Оля не стала мстить или устраивать торжественное «а я вам кто теперь?» – нет. Она ездила к ним по больницам, мыла полы, носила бульон в банке и уговаривала врачей назначить КТ. Даже когда отец мужа заболел раком, вся забота легла на неё, как на самую ответственную и человечную. Ольга не играла в благородство, она поступала, по совести, и зову души, не ожидая благодарности.

И именно за это свекровь Олю любила. С новой же невесткой они общались ровно до слова «здравствуйте», дальше следовал молчаливый взгляд, полный укора, и томительного сопения.

VI

Когда Ольга собирала вещи, уходя от мужа, среди Достоевского и Чехова вдруг обнаружился… самоучитель итальянского языка. Словно крошка надежды в ворохе прошлой жизни.

«О!» – воскликнула она, прижимая книгу к груди. – «Наконец-то наступило моё время!» Словно вселенная кивнула: "Ora o mai più" – сейчас или никогда!

К тому же в книжных лавках, как грибы после дождя, расплодились самоучители, разговорники и приложения с говорящими попугаями на всех языках мира. Некоторые даже пели на японском и ругались на португальском.

Ольга смотрела на это лингвистическое безумие и решила: если уж учить язык любви – то сразу по-крупному!

А что лучше практики? Конечно же, носитель языка!

То есть – настоящий итальянец. С жестами, акцентом, криками «Мама миа!» и желательно живой.

Она долго ломала голову, как осуществить мечту юности, и в итоге зарегистрировалась на сайте знакомств с иностранцами. Так началось её великое путешествие в мир итальянского языка и культурного обмена… иногда весьма темпераментного Правда, обмен происходил не знаниями, а предложениями показать то «писю», то «сисю». Словарный запас кавалеров был ограничен, но выразителен. Переводчиком они не пользовались «лень писать», говорили, а Ольга в ответ: «Ну хорошо. Тогда чао, язык тела не мой профиль».

Фрейд бы плакал от восторга, Юнг от ужаса, а Сократ бы сказал: «Познай себя, но не в таком формате».

Миф об итальянцах начал слегка потрескивать, но всё изменилось, когда ей написал один приличный мужчина. Переводчиком пользовался исправно, не приставал, вёл себя, как человек, выросший среди людей. Через пару месяцев переписки он пригласил её в гости:

– Приезжай, – писал он. – Жить будешь у меня, готовить не надо – я сам шеф-повар, продукты тоже на мне. Твоя задача – взять отпуск, сесть в самолёт и наслаждаться жизнью. Ольга была в восторге. Даже не в восторге, а в оркестре радости. Закружилась по квартире, как пчела на кофеине. Договорилась на работе про отпуск летом, а это было почти как пробиться в Ватикан без записи. Потому что летом отдыхали только начальство и «их приближённые». Остальным доставалась осень, дождь и облезлая каша в санатории.

Оля оформила загранпаспорт, шенген, купила билет и при следующей встрече в скайпе со своим мужчиной весело ему сообщила:

– Я готова! Я лечу к тебе! А ты готов меня терпеть весь мой отпуск?!

Он тоже был в восторге. Правда, вскользь упомянул, что в этот период ему надо будет «поехать в больницу на химию». Оля немножко опешила и спросила:

– У тебя онкология?

– Нет-нет, – ответил он. – Просто мне так периодически делают.

Она немного напряглась, а потом подумала: «Ну, может, в Италии это как маникюр – раз в месяц на химию. У них там вообще всё своё, особенное, особенно культура».

Как говорил Конфуций: «Когда не понимаешь – лучше спросить. Но если уже поздно, просто смирись и наблюдай».

И Ольга смирилась. Чемодан собран, сердце бьётся. Вперёд – к Италии, к синьору с загадочной “химией” и новым приключениям, в которых всё обязательно будет molto interessante, другими словами, очень интересно!

За день до отъезда Ольга и её будущий кавалер согласовали, как они будут узнавать друг друга в аэропорту, ну чтобы не получилось, как в фильме, где одна девушка жаждет романтики, а в итоге встречает таксиста с табличкой "Катя". Ольга сказала:

– Я буду в розовом обтягивающем платье. Как на аватарке, не перепутаешь.

Он, не желая отставать по креативу, торжественно показал ей через скайп рубашку:

– Я буду в этой! – заявил он, повесив рубашку на спинку стула и покрутив камерой, как будто снимал лукбук для каталога. Видимо, хотел, чтобы Оля запечатлела этот модный момент. Рубашка как рубашка, ничего особенного, но хоть какая-то ориентирующая зацепка.

Всю ночь перед поездкой Ольга ворочалась без сна, а утром её накатила настоящая паника. С трудом подавив волнение, она заставила себя сделать макияж, привести волосы в порядок, натянуть улыбку и спуститься вниз, где её уже ждало такси.

В аэропорту от нервов ей внезапно, приспичило в туалет. Она как раз туда направлялась, когда зазвонил телефон – это был Он. Ольга вся в радости закричала в телефон:

– Алло-о-о!

А там на другом конце полился поток итальянской речи с интонациями, как будто у него дом горит и собака рожает одновременно. Ольга застыла. Переводчик она не включила, субтитров не было, дубляжа тоже. Мужчина, уверенный, что она в совершенстве владеет языком Данте, продолжал тараторить, уже повышая голос, видимо, от любви и недопонимания.

Она напрягла всю свою школу, институт и пару самоучителей, вслушалась и со всей уверенностью сообщила:

– Да-да, я лечу! Я уже жду посадку на самолёт!

Он облегчённо выдохнул:

– Окей, я тебя жду.

Ольга выключила телефон, выдохнула, вытерла пот со лба и подумала:

«Наверное, он спрашивал: ты вообще летишь или просто фотки присылаешь?»

И, гордо поправив розовое платье, пошла к гейту – в новую жизнь. Или, на крайний случай, в хороший отпуск.

VII

На стойке регистрации Ольга с достоинством подала свой загранпаспорт с шенгенской визой, как будто это была не просто виза, а личное приглашение от Папы Римского. С чарующей улыбкой на вопрос чиновника о цели визита, она сообщила, что едет в Италию как туристка. Не как невеста, не как эмигрантка и не как шпионка под прикрытием, а просто туристка. А значит, никаких лишних вопросов, пожалуйста, не задавайте. Она тренировала эту улыбку всю дорогу к аэропорту, вдруг пригодится для убеждения пограничников и случайных итальянцев, что у неё всё под контролем.

Когда её посадили в самолёт, Ольгу снова накрыла волна волнения. Не от страха, а на этот раз от восторга. Самолет оказался шикарным, итальянским, с креслами, в которых можно было уснуть и не бояться проснуться от того, что тебе в ухо кто-то сопит. Такой самолёт она видела только в кино и один раз в рекламе. И вообще, последний раз летала лет… ну, минимум сто пятьдесят назад. Тогда ещё на борту сигареты раздавали и стюардессы были в шапочках.

Сначала Ольга подумала, что, может, рейс частный. Потом, что перепутала день. А потом решила, что это судьба. Судьба лететь с комфортом и без назойливых соседей с бутербродами с яйцом и жареным окорочком. В самолёте была почти музейная красота. – просторно, чисто, сиденья мягкие, наушники не воняют резиной. И при этом полсамолёта пустое. Вроде июль, отпускной сезон, а у них, видимо, корпоративный заговор – летим втроём на Боинге.

Однако был один минус. Говорить было не с кем! Обычно в полёте можно завести полезное знакомство, расспросить, куда бежать после посадки, где паспортный контроль, а где кофе. А тут…спросить не у кого, и английский давно растворился в памяти, как прошлогодний снег. Итальянский держался в голове только как «бонжорно» и «грацие».

Прицел она взяла на колоритную парочку – она в леопардовом, он с чемоданом цвета ядерной фуксии. Сразу видно, что не местные, а значит, свои. Поэтому, пока другие пассажиры пытались устроиться с ногами на сиденье, Ольга занималась разведкой- пристально высматривала себе «паровоз», тех, за кем можно будет пристроиться и уверенно шагать в Римском аэропорту.

"Буду держаться их, – решила Ольга, – вдруг они знают, где тут выход на итальянскую свободу."

И, вцепившись в ремень безопасности как в соломинку, приготовилась к взлёту. В новую страну, в новые приключения и, возможно, к новым отношениям, но с видом туристки, знающей, что делает.

Когда самолёт наконец оторвался от земли, Ольга, прижав нос к иллюминатору, пыталась разглядеть, над какими городами и деревнями они летят. Может, там внизу её родной балкон машет ей тряпочкой? Или муж, опомнившийся, догоняет самолёт на велосипеде?

Но вместо городов и домиков ей показали фигу в виде облаков. Они были такие плотные, что хоть вилкой ешь, и без стыда и совести закрыли весь обзор. Видно только белое молоко, как будто кто-то забыл закрыть крышку над кипящей манной кашей.

– Ну и ладно, – подумала Ольга. – Видимо, пока рано смотреть на Европу сверху.

Она решилась немного поспать. Всё-таки ночь была бессонной, сердце трепыхалось, как ёжик в центрифуге, всё же летит в другую страну, к другому мужчине, с другой жизнью в багаже. Но мозг наотрез отказывался выключаться. Стоило закрыть глаза, как начинался театр абсурда: как она скажет ему «бонжорно» с шармом Моники Беллуччи, как изящно рухнет в его объятия, желательно не лицом в асфальт, и что делать, если он не придёт. Или ещё страшнее – придёт, но в футболке с Дартом Вейдером.

Ольга, решив отвлечься, вытащила самоучитель итальянского. Открыла страницу со спряжениями глаголов и поняла, что спрягаться собирается не глагол, а она сама – по лицу, судьбе и нервной системе. Голова не варила, а сердце долбилось, как инспектор с утра в дверь за неуплаченные счета по коммуналке. И, как вишенка на торте, прихватило живот. Не насмерть, но так, чтобы ты не забыла: ты не дома, детка. Ты в небе, в алюминиевой банке на высоте десяти тысяч метров, так что терпи. И не шевелись, а то стюардесса уже подозрительно смотрит.

В этот момент мимо поплыли стюардессы с тележкой. На ней дружно выстроились в ряд соки, вода, еда. Это изобилие выглядело, как новогодний стол, только на колёсиках. Ольга скептически взяла предложенный поднос, уже готовая к тому, что внутри будет что-то между «резиновым омлетом» и «вчерашней картошкой». Но, о чудо! – еда оказалась вкусной. Настолько вкусной, что она чуть не написала благодарственное письмо повару прямо на салфетке.

Потом стюардесса протянула журнал с товарами на борту. Ольга листала его с жадностью человека, впервые попавшего в интернет-магазин:

– Вот эту помаду хочу. И эти духи. И вот эти часы! Какая прелесть!

Но через пару страниц пришло озарение вместе с ценами в евро.

– Так, стоп. – Ольга сглотнула, – Не горячимся. Это не мой уровень. Это уровень тех, кто летит бизнес-классом и пьёт шампанское, а не томатный сок из коробки.

– Ага… томаты, соль, ароматизатор натуральный… натуральный?! – Ольга кивала, как будто читала законы мироздания. Она вежливо улыбнулась стюардессе в духе «спасибо, но у меня уже всё есть», и уткнулась в упаковку сока, делая вид, что очень увлечена изучением состава.

Стюардесса поняла, что клиент сорвался, забрала журнал с видом: «ну и ладно, сама потом пожалеешь», и важно покачивая бёдрами, уплыла дальше.

А Ольга осталась одна с соком, волнением, самоучителем и мыслями о том, что скоро её встречает итальянец. В той самой рубашке со стула, а если нет?

VIII

И вот, наконец, самолёт начал снижаться. Ольга поняла это по тому, как внезапно всё накренилось вниз, как будто пилот решил скатиться с горки. Из динамиков бодро прокукарекал о чём-то голос на итальянском. Всё звучало жизнерадостно, но абсолютно непонятно.

– Наверное, говорит: «Пристегнитесь, держитесь, и попрощайтесь с Родиной», – подумала Ольга и поспешно защёлкнула ремень.

Когда колёса коснулись земли, она чуть не зааплодировала, как это раньше делали в чартерных рейсах в Турцию. Но вовремя вспомнила, что она теперь взрослая, приличная женщина, летящая к жениху, а не на шведский стол.

Однако радость была недолгой. Как только самолёт остановился, её организм решил:

– Ну, раз мы больше не в небе, самое время устроить маленький бунт, – решил организм и начал операцию «Ни минуты покоя». Сначала лёгкий зов природы, потом уверенное напоминание, а затем уже настоящая тревога уровня: "Тревога! Срочно эвакуируйтесь из зоны приличия!"

– Куда бежать? – металась Оля в мыслях. – За людьми, которых она выбрала как «ориентировочную стаю»? Или всё-таки в туалет, пока не стало совсем поздно?

Краткий стратегический анализ дал следующее:

Если бежать за людьми, то есть шанс не потеряться. Если не бежать в туалет – потеряешь штаны. Лицо. И возможно потенциального мужа.

Приоритеты определились быстро, и Оля рванула к туалету, одновременно прокручивая в голове возможный сценарий:

– Ну не сидеть же потом у него дома в розовых трениках, на унитазе, корча из себя умирающего лебедя…

Она влетела в кабинку, как спецназ в захват – без стука и переговоров.

Страдальчески вдохнула, и через некоторое время благоговейно выдохнула. Жизнь вновь приобрела смысл. На всякий случай Оля побрызгалась духами, чтобы перебить запах тревоги и авиастресса. Заодно она скинула родные, удобные кроссовки, втиснулась в элегантные туфли, и вышла из туалета с независимым видом, будто только что дегустировала парфюм в duty free, а не спасалась от позора века.

Но, увы, спутников-ориентиров уже не было.

– Всё. Уехали без меня. Может, и жених уже передумал, – мелькнуло у неё в голове.

Оля постояла в панике, крутанулась на каблуках и посмотрела по сторонам. Вроде бы аэропорт, но выглядит как в декорациях к фантастическому фильму: туда-сюда ездят какие-то вагончики и совсем непонятно куда идти. К кому подойти? Язык то только русский. И тот от страха уже плохо работает, да и диарея снова норовит вернуться.

Но тут её взгляд упал на сотрудницу аэропорта. Оля пошла к ней как к спасательному кругу.

– Простите, – сказала она на чистом русском, – как добраться… ну, туда…

– В аэропорт? – переспросила сотрудница с лёгкой ухмылкой на непонятном языке, но каким-то образом Оля её поняла.

– Да-да-да, – с радостью закивала она, будто узнала пароль от жизни.

Женщина ткнула пальцем в сторону одного из загадочных вагончиков. Ольга заметила, что люди заходят туда без колебаний, и тоже, не раздумывая, последовала за ними.

– Ну, в худшем случае отвезут в технический отсек, – подумала она. – Если спросят, что я здесь делаю, скажу, что потерялась от любви к Италии.

К счастью, вагончик отвёз её туда, куда надо. Люди вышли, и Оля, как в старой доброй игре «повторяй за толпой», вышла вместе с ними и оказалась в настоящем аэропорту.

– Ну вот, – подумала она, – один квест пройден. Остался следующий – найти жениха в рубашке со стула.

Но следующим квестом оказалась вовсе не встреча с женихом, а нечто гораздо коварнее – прохождение таможни. Понимая, что итальянский ей пока не поддаётся, Ольга решила идти ва-банк и включила режим «обаяшка на максимум». Улыбалась абсолютно всем – от пограничников до уборщика с половой шваброй. Улыбка у неё была такая широкая, что один чей-то чемодан, кажется, чуть не растаял от умиления.

Но она не знала одного важного нюанса, что итальянцы это те ещё приколисты. Когда Ольга спросила, куда идти, чтобы пройти таможню, один из работников аэропорта, еле сдерживая смех, ткнул пальцем в сторону хитроумного лабиринта из натянутых верёвочек, похожего на мини-гольф для бюрократов.

– Туда! – бодро сказал он.

– Туда – это куда? – хотела переспросить Ольга, но решила не позориться, кивнула и бодро зашагала по маршруту.

Шла она долго. Минут десять, не меньше. Верёвки петляли, кружились и пару раз она подумала, что, возможно, прошла то же место уже третий раз. Наконец- то, она пришла в очень интересное место…в тупик.

– Ну всё, это квест с секретным финалом, – подумала она медленно разворачиваясь. И там, откуда она начала свой путь в этот лабиринт, она увидела у входа, двое работников, один из которых её сюда направил. У коллег явно день удался. Они весело наблюдали за шоу с Ольгой, которое они устроили, и хихикали, будто смотрят комедию в прямом эфире.

Ольгу это слегка… «напрягло».

– Сейчас я вам сама эти верёвки на шее затяну… шутники, – подумала она, возвращаясь с гордым видом и зловещей улыбкой.

Оля демонстративно вышла из этого лабиринта, не сказав ни слова, и, применив дедовский метод наблюдения, пристроилась к группе прилетевших, которые уверенно двигались в сторону настоящей таможни. С этим шествием "понаприлетавших" она, как верблюд с дипломом, прошла контроль без проблем.

Дальше – багаж. Тут она уже чувствовала себя опытным скаутом. Увидела петроглиф с человечком и чемоданом, догадалась, что это истинный путь. Там она с триумфом отыскала свой чемодан, всё ещё с биркой «Москва – счастье», вцепилась в него как мать в дитя, и пошла к следующему испытанию, искать выход.

Но надо было найти не просто «выход», а важно было выйти именно в том месте, где её должен был встречать тот самый загадочный жених итальянец. Созвониться с ним не получалось. Wi-Fi, как назло, не ловился, интернет молчал как партизан, а звонить с русского номера на итальянский – это всё равно что купить билеты на Луну. С неё бы всё списали в минус, и банк бы начал рыдать.

– Ладно, – решила Оля, – пойду с толпой, авось попаду не в морг.

К счастью, выход был всего один. Как только она шагнула в светлое пространство зоны прилетевших, среди чужих лиц заметила знакомый флаг – рубашку! Но не на мужчине, как было обещано в скайпе, а в руке. Он держал её как плакат, мол, "ищу невесту". Заметив Ольгу, итальянский кавалер помахал ей рукой, вроде как, я тут, но Ольге показалось, что он говорит «беги ко мне».

И она рванула, сшибая натянутые ленточки, перелезая, подныривая, переступая, будто участвовала в «Смех без правил, версия таможня». Итальянцы замерли в восхищении. Это был настоящий танец страсти и решимости.

Жених, заметив это зрелище, осознал масштаб грозившейся встречи.

– Щас она долетит до меня и всё, я теперь или с ней, или с полицией…

И мужчина мгновенно ретировался за ближайший угол. Не из трусости, конечно. Просто не хотел привлекать излишнее внимание и совсем её не стыдился. Нет!

– Ну всё. Я победила аэропорт. Можно и любовь теперь строить! – воскликнула она, подбегая с чемоданом к выходу

IX

Наконец Оля вышла из аэропорта на улицу – и замерла.

– Так вот ты какая, Италия… – прошептала она, зажмурившись от золотого света.

Воздух был особенным. Тёплый, мягкий, будто бы ласкал кожу и обволакивал, словно шёлковый платок. Она жадно вдохнула и ощутила, как в груди щёлкнуло что-то родное. Пахло солнцем, камнем, оливками, морем и свободой.

Был уже пятый час вечера, солнце стояло низко, заливая всё вокруг медовым светом. И казалось, будто Италия обняла её в ответ, словно сразу поняла, что Оля пришла по любви.

Постояв так несколько минут, она вдруг вспомнила, что её должен встречать итальянец с рубашкой в руках, или с рубашкой на стуле, или вообще в рубашке? Нет, точно с рубашкой в руках. Она вертелась на месте, как антенна в грозу, выискивая взглядом знакомое лицо или хотя бы свободную рубашку, и тут кто-то снова энергично замахал рукой.

Оля заулыбалась, схватила свой чемодан на колёсиках и медленно направилась по направлению этой руки.

Но чем ближе она подходила, тем меньше улыбка становилась на её лице.

– Это не может быть он… – думала она. – Ну не может!

Мужчина, тем временем, бодро шагнул ей навстречу. И когда расстояние сократилось до неприлично близкого, Оле захотелось развернуться и убежать, даже без чемодана. Причём так, чтобы чемодан остался в недоумении, где хозяйка.

Но вежливость в ней взяла верх. Она робко улыбнулась и произнесла:

– Меня зовут Оля.

– Меня зовут Антонио, – бодро отчеканил мужчина. – Пошли быстрее, тут стоянка платная. Ещё минуту постоим, и мы банкроты.

Оля застыла. В прямом смысле. Внутри у неё всё оцепенело- органы, эмоции, даже надежда. Потому что этот человек… выглядел как побочный герой фильма ужасов, уволенный за переигрывание.

Худощавое лицо с острыми скулами, рост чуть выше чемодана, глаза, как у усталого хорька. По Скайпу он казался другим. Или это у неё ноутбук был с фильтром "Идеальный Мужчина 90-х"?

– Так… ты точно Антонио? – переспросила она с последней надеждой.

– Конечно я! Ну пошли уже, у меня часы тикают! – и он махнул рукой, как будто это она опаздывала на свою собственную свадьбу с разочарованием.

Оля обречённо посмотрела на багаж.

– Ну что, дружок… похоже, у нас с тобой начинается настоящее итальянское приключение…– с разочарованием подумала она.

Когда они подошли к машине, Антонио, не теряя командирского тона, открыл багажник и скомандовал:

– Клади чемодан сюда!

Оля покорно взялась за ручку, крякнула, втащила чемодан внутрь удивлённо покосившись, а чего это кавалер не помогает? Может, у него аллергия на чемоданы? Или на помощь?

Но решила молчать. Мало ли, какие они итальянские традиции.

Она с достоинством села рядом с ним, отряхнула платье и приготовилась к долгожданной поездке в страну своей мечты. Правда, мечта сидела рядом и выглядела так, как будто его только что выпустили из тени Колизея.

Проехав километров пять, Антонио вдруг повернулся к Оле и совершенно буднично сказал:

– Клади ноги на панель.

Оля впала в лёгкий ступор и на всякий случай вспомнила, как по-итальянски будет «зачем»:

– Зачем?

– Ну как зачем? Так комфортней!

Оля уставилась на свои ноги, на своё платье, потом на Антонио… и снова на панель.

– Но я же в платье… Если я закину ноги, они же… ну… будут голыми!

Антонио кивнул, как будто это был главный аргумент…

– Ну и прекрасно!

Оля пожала плечами и подумала:

–Ага, понятно. Хочет полюбоваться моими ножками. Ну, не зря ж я их с юности берегла от мозолей и дешёвых колготок!

Ножки у неё действительно были что надо, стройные, длинные, без намёка на варикоз и с природной симметрией. Когда она шла по улице, мужчины восхищённо цокали ей вслед.

– Ну, ладно, – подумала Оля. – Доставлю человеку эстетическое удовольствие.

Она медленно разулась, как будто участвует в телешоу «Пятка года», грациозно закинула ноги на панель и ехала, ощущая себя сразу туристкой, жертвой культурного обмена и случайной участницей какого-то фетиш-фестиваля.

Ехали они часа полтора, если не два. Говорить особо не могли. Оля знала только несколько слов по-итальянски. Самые важные из них «спагетти» и «аморе», ещё парочку и несколько междометий, а Антонио говорил так быстро и без пробелов, что даже Google-переводчик бы заплакал.

Иногда он кидал на неё косые взгляды, от которых Оле хотелось либо выпрямить спину, либо пригнуться пониже. Она молчала. Он молчал. В машине гудело неловкое знакомство, сдобренное запахом кондиционера и безмолвной тоской по родному радиоприёмнику.

Зато панель для Оли стала родной, почти как подушка.

X

Когда они подъехали к своему району, Антонио вдруг свернул с дороги и начал петлять, как заяц, убегающий от охотничьей собаки. В итоге, они подъехали к его дому с какой-то подозрительной, явно нелегальной стороны. Похоже, Антонио не хотел, чтобы кто-то из соседей увидел, кого он привёз, то ли боялся зависти, то ли просто стыдился.

– Вытаскивай чемодан и неси вон туда, наверх, – снова скомандовал он, как будто она была грузчиком со стажем, а не женщина в платье и на каблуках после перелёта.

Оля снова удивилась, ухажёр, видимо, был из школы самообслуживания. Чемодан пришлось вытаскивать самой. А потом ещё и тащить по каким-то хитрым ступеням, будто специально придуманных для пыток модельеров. Каждая ступенька была такой крутой, что по ней впору карабкаться с альпинистским снаряжением и молитвами.

Запыхавшись, она всё-таки дотащила чемодан к дому, и Антонио торжественно открыл дверь, как будто вводил её в музей семейных реликвий. Оля переступила порог и тут же сжала губы— пахло… церковью. Такой настоящей, где только что пели «Аве Мария», жгли двадцать восемь свечей и отпевали кого-то очень важного.

– А это что за аромат? – не удержалась она.

– Аромат атмосферы, – загадочно ответил Антонио, будто они снимались в мистическом фильме.

– Ну ладно… А где моя комната? Где я могу… располагаться? – осторожно спросила она, всё ещё не развязав ремень чемодана.

Антонио пожал плечами, как будто это вообще не его забота:

– Где хочешь. Хочешь – тут, хочешь – наверху. Тебе решать!

Оля окинула взглядом жильё- двухэтажный дом, на каждом этаже по две комнаты. Дом, по словам Антонио, строили его родители. Тут выросли брат, сестра и вся драма детства. Теперь он остался один, как перец на пицце без начинки. И вот, говорит, будет рад, если Оля переедет к нему и добавит уюта и русского колорита.

Оля посмотрела на него внимательно. Ну, не принц, это точно. Скорее… придворный шут после тяжёлой смены с таинственным взглядом и запахом, будто он ночевал в церковной лавке между свечками и засахаренными финиками. Но вдруг это просто первое впечатление? Кто знает, может, он потом раскроется, как киндер-сюрприз. Снаружи странный, внутри… тоже странный, но хотя бы с игрушкой. Оля вздохнула, поставила чемодан в угол и подумала: «Ладно. Пока живу, а дальше видно будет».

Антонио раскрылся уже через час. Как консервная банка с характерным «пшш» и неожиданным содержимым.

Оля, уставшая после дороги, пошла принять душ. И запомнила этот душ на всю оставшуюся жизнь. Впрочем, как и весь тот месяц, который провела в Италии. Такое не забывается, даже если очень постараться.

Когда она зашла в ванную, сначала застыла, потом покрутилась, прикусила губу и выдохнула:

– Это что ещё за экспонат из музея Помпеи?

Ванная оказалась не ванной, а… что-то вроде каменного трона. Маленькая такая, высокая, выполненная в форме стула. Хоть сидячие ванны в фильмах эпохи Возрождения снимай. Было ощущение, что раньше здесь принимали римских императоров. Или жертвоприношения.

Антонио заглянул с гордой миной:

– Вот унитаз, ну, ты знаешь для чего. Вот это биде, здесь стираем бельё. А вот это ванна. Будем мыться вдвоём. То есть… я первый, а потом ты в моей воде. Экономить надо воду, здесь всё дорого.

Оля на него так посмотрела, что он, не дожидаясь слов, молча развернулся и ушёл. Возможно, впервые в жизни с кем-то так молча и быстро поговорил.

Она быстро сполоснулась, на всякий случай, а вдруг и правда без шуток. Спустила воду, вытерлась, выдохнула и вышла почти счастливая. Но не тут-то было.

– А чего воду-то слила? – спросил Антонио с обидой. – Я бы ещё помылся!

Оля впала в панику.

– «Господи, Италия – такая красивая страна… А моются тут как в фильме “Выжить любой ценой”?!»

Но дальше началось шоу под названием "Ванна ужасов". Через полчаса Антонио крикнул:

– Оль, иди сюда, спинку мне потри!

Она замерла с кружкой кофе в руке. Кофе моментально остыл, как и душа.

"Всё, настал этот день. День, когда жизнь решила окончательно проверить мою психику. Вот зачем я в юности не пошла в монастырь?"– подумала в панике Оля.

Подходя к ванной, она чувствовала себя, как герой фильмов ужасов, который точно знает, что сейчас будет страшно… но всё равно идёт, потому что глупость – тоже суперсила.

– Да чтоб тебя… – прошептала Ольга. – Может, он просто хочет, чтобы я ему шампунь подала? Ну пожалуйста, пусть это будет шампунь…

Она вдохнула, как перед прыжком с парашютом и вошла.

Открыла рот – закрыла. Потом ещё раз открыла и зависла, как Wi-Fi в деревне, когда козы залезли на вышку. И – застыла. Потом присела. Потом встала. Потом снова села.

– Чего стоишь? – спросил он буднично. – Вон мыло, давай, трудись. Антонио стоял весь такой… натуральный, как в анатомическом атласе.

Мочалки, кстати, не было. Видимо, философия была: “мыло само всё знает”.

Оля мысленно тяжело вздохнула и, как воспитанная девушка, с выражением духовного отрешения, намылила ему спину. Во время этого таинства, она старалась не дышать, не моргать и ни о чём не думать, но тут он развернулся. И…

Глава 2

I

И тут Оля увидела, что у него из живота… свисает трубка. Настоящая, силиконовая, такая уверенная в себе, прозрачная, как будто он космонавт, собравшийся поужинать через люк.

– Это что?.. – спросила она уже тем голосом, которым обычно спрашивают: «А это точно шампунь, а не средство для прочистки труб?»

– А это… – небрежно махнул рукой Антонио, – это мой проводник в гастрономический рай. Ну, если по-простому, я через неё ем.

– В СМЫСЛЕ ЕШЬ?! – переспросила Оля, поднимая брови так высоко, что ими можно было поймать сигнал Wi-Fi с соседнего дома.

– А почему через неё? Я же тебя спрашивала, когда ты ляпнул про химию – у тебя, говорю, проблемы со здоровьем? Ты болен онкологией? А ты мне что?! "Неееет, я просто так химию прохожу!"

– Ну да, – пожал плечами он. – Не больной. Это профилактика…от всякого, на всякий случай. Ну, чтобы не расслабляться, для иммунитета, так сказать. А ещё, я думал, что ты испугаешься… – пробормотал он.

Оля выскочила из ванной строевым шагом, как новобранец, прошедший обряд посвящения в тайные знания итальянского быта – с душем, трубками и великой системой «всё общее». Она села на край кровати и подумала: «Если это только первый день…то, что будет в пятницу?»

А в пятницу Антонио вдруг заявил:

– Сегодня мы поедем в магазин, я хочу купить тебе туфли!

Ольга насторожилась.

Во-первых, туфли – приятно.

Во-вторых, в какой магазин? В самый настоящий итальянский?!

А в-третьих… с трубкой-то он как?

А если он попросит подержать эту трубку, хорошо, если в примерочной. А если прям на кассе? Она представила, как будет стоять с трубкой, туфлями и лицом «я тут случайно», и поёжилась.

Но следующая мысль уже была более обнадёживающая:

– Ничего себе, итальянские туфли! Вернусь домой – девчонки сдохнут от зависти. Да я в этих туфлях могу хоть на собрание, хоть на свидание, хоть на «ковёр» к начальнику!

С таким боевым настроем она быстро накрасилась, надела свои самые лучшие «поеду-получу-подарок» джинсы, и они выехали.

Магазин оказался ярким, много пёстрым, с надписями, которые больше подходили для улицы в Шанхае. Ольга, щурясь от неона, оглядывалась по сторонам и восхищалась тем, как всё интересно, всё сверкает! Антонио торжественно подвёл её к обувному отделу и сказал как Папа Римский, благословляющий паству:

– Выбирай!

В этот момент трубка у него слегка наклонилась в сторону, и торчала из-под футболки, как плохо спрятанный микрофон спецагента.

– Только поаккуратнее с радостью, – добавил он, поправляя систему. – А то мне одна синьора каблуком в дренаж попала, чуть до лёгкого не достала.

– Ну ничего, я своей радостью буду целиться в пол, – пообещала Оля. – Или сразу в кассу.

Она принялась копаться в коробках, как в архивах Ватикана, пока наконец не выудила ту самую пару, почти Лабутены, лаковые, красные, на устойчивом каблуке, с намёком на грех, но в пределах допустимого.

– Эти! – воскликнула она с победным видом. – В них я смогу даже перейти дорогу, не нарушив карму!

Антонио согласно кивнул, молча достав платёжную карту, как благословение. Трубка при этом предательски булькнула.

– Не обращай внимания, – сказал он, – это я внутренне ликую.

Пока Оля любовалась своими новыми туфлями в зеркале, поворачивалась то так, то эдак, прищурив глаз, как кот, примеряющий корону, Антонио неожиданно объявил:

– Ну раз уж ты нарядилась, поехали за продуктами. Ты ведь хотела попробовать итальянские сыры?

«Хотела-то я романтики, вина и разговоров про вечное, – подумала Оля, – но сыры тоже сгодятся».

– Едем, – сказала она бодро, хотя внутри почуяла подвох.

Супермаркет оказался размером с небольшой аэропорт. Антонио взял тележку, но не обычную, а такую, в которой можно было бы транспортировать слона и с вдохновением начал забрасывать туда всё подряд.

Оля, сначала с энтузиазмом, поддакивала:

– Да-да, берём пармезан, моцареллу и вот эти… как их… бобовые в бронежилетах.

– А – это зачем? – спросила она, глядя на банку с чем-то подозрительным.

– Это на всякий случай.

– А это?

– Это по акции! Мы что с тобой, финансово неадекватные, чтоб от скидок отказываться?

К пятому пакету Оля поняла, что акция, похоже, была на всё. На продукты, на её терпение и, возможно, на проверку прочности её позвоночника.

Когда вся тележка выглядела так, будто кто-то готовит застолье на Троицу, Пасху и свадьбу племянника одновременно, они подъехали к кассе. Антонио, не моргнув глазом, снова оплатил всё картой, поправил трубку и важно сказал:

– Сейчас я подгоню машину, ты только сложи всё в пакеты, ага?

– Конечно, – ответила Оля, наивно, как туристка, впервые увидевшая лифт с кнопками без цифр. Через пятнадцать минут, потея над двадцатью килограммами всякой всячины – сыра, макарон, семью литрами оливкового масла и остальными ужасно важными продуктами, она уже поняла, что «подгоню машину» – это на итальянском значит «прощай, дура».

II

Антонио испарился. Просто исчез. Растворился, как тосканское солнце за горизонтом. Не звонит, не пишет, просто молчит.

Она огляделась. Сидящий рядом с кассой охранник сочувственно кивнул.

– Мне Вас очень жаль, синьора – пробормотал он, кивая на сумки.

– Да мне тоже жаль, – буркнула Оля, протискиваясь к выходу с пятью неподъёмными пакетами, прикусывая губу, то ли чтобы не заплакать, то ли чтобы не выругаться на чисто русском матерном языке.

На парковке её ждал пустой асфальт и голубь, гордо шагающий по дороге, излбражая Антонио. Оля поставила пакеты, вытерла лоб рукавом и со злостью прошипела:

– Ну, всё, синьор труба в животе… Я тебя найду.

Оливковое масло угрожающе покачнулось в пакете. Ольга подтянула всё своё достоинство, остатки терпения, килограммы еды и, покачиваясь, пошла к стоянке. На обочине ей просигналила машина, но как оказалось, это был не Антонио. Мимо проехала какая-то бабушка на «Форде», которая весело помахала ей своей морщинистой ручкой и уехала.

Оля вздохнула:

–Хоть бы мой итальянец вернулся. Хлеба с солью не надо, хотя бы за руль сел и забрал меня отсюда с этим продуктовым складом, предатель оливковый…

Спустя ещё пару кругов ада и один оборванный пакет она наконец заметила знакомый силуэт. Антонио, как ни в чём не, бывало, стоял у машины и ковырялся в телефоне.

– Где ты был?! – выпалила она, запыхавшись.

– Я ж говорил – подгоню машину. Вот и подогнал. Только со стороны тени, синьора. Зачем тебе стоять под солнцем, как баклажан?

Она зависла на пару секунд, чтобы выбрать, что лучше- бросить в него моцареллу или простить ради сыра. Сыр победил.

Дорога домой прошла в гробовом молчании, Оля затаила бурю. В голове она уже сочиняла Антонио некролог, в котором сквозь слёзы рассказывалось бы, как «добрейший человек с трубкой в животе ушёл при загадочных обстоятельствах, унеся с собой последнюю банку Нутеллы».

Когда они подъехали к дому, Ольга с содроганием подняла голову. Дом, как назло, возвышался перед ней, как замок злой колдуньи, и лифт, конечно же, «временно не работал». Антонио вышел из машины, вдохнул аромат родного подъезда и внезапно хлопнул дверцей:

– Я, пожалуй, схожу позвоню… Там… эм… важный звонок. Очень важный, можно сказать Государственный уровень.

– Ты ж только что весь путь был в телефоне, – прошипела она.

– Вот именно. «Теперь очередь пообщаться с Богом», —многозначительно сказал он и.… исчез в подъезде.

– Ты что, в Небесную канцелярию звонишь, предатель с трубкой? – крикнула Оля ему в спину, но он уже нёсся по лестнице вверх на свой этаж.

С одним пакетом в зубах, четырьмя в руках и банкой маринованных артишоков, прижатой к груди, Оля, пошатываясь, как боевой верблюд, начала восхождение на свой этаж. На второй ступеньке она уже не чувствовала ног. На пятой прокляла свою доброту. На седьмой придумала Антонио новую фамилию, в которой сочетались все непечатные слова трёх славянских языков.

Когда она ввалилась в квартиру, заплетающимися коленями закрыла дверь и сползла по ней вниз, откуда-то из ванной донёсся голос:

– Я тут, Оля. Просто надо было… срочно. Не ругайся.

– Поздно. Я мысленно тебя уже закопала с почестями. И с макаронами, которые сама же и притащила!

Трубка в животе молчала. Видимо, даже она решила, что лучше не встревать.

III

Когда Оля, хромая душой и телом, добралась до кухни, из недр квартиры доносилось подозрительное бульканье, будто где-то ожил аквариум… без аквариума.

Антонио стоял у блендера. Перед ним на столе лежали варёные спагетти, натёртый пармезан, баночка соуса и… воронка. Большая такая, как будто он собирался заправлять маслом трактор.

– Готовлю ужин, – бодро сообщил он.

– Для кого? Для жидкого Терминатора?

Антонио не рассмеялся. Он ловко всё перекрутил блендером, потом зачерпнул порцию того, что теперь больше напоминало цемент с итальянским акцентом, и с видом опытного бариста влил жижу прямо в трубку, торчащую из живота.

Оля застыла как раз в тот момент, когда собиралась достать тарелку.

– Ты… это… ты это сейчас будешь есть?

– Конечно. Я так всегда ем. Мне твёрдое нельзя, ты же знаешь, я могу только через трубку. Удобно, быстро и заметь, без посуды! – пошутил он