Армейская история. Рассказ.
(Посвящается сослуживцам из ЦСБУ, космодром Плесецк)
– Ваха! Ваха! Чего ты, проснись! – послышалось мне сквозь темноту. Я находился во власти крепкого солдатского сна и не сразу понял, что меня кто-то окликает. Нехотя посмотрел я вокруг себя одними глазами. Сознание не сразу подсказало мне, где я нахожусь. Вокруг была темень, лишь поодаль, возле тумбочки дневального, мерцало тусклое дежурное освещение. Наконец, до меня дошло, что нахожусь в солдатской казарме, а на дворе 1975 год…
– Ваха, ты чего бубнишь? Здоров ли ты? – склонился надо мной смешливый парнишка, сосед по солдатским койкам Колька Шафранский.
– Кто бубнит? Я? А что я говорил? – спросил я.
– Откуда я знаю! Бормочешь что-то на своем чеченском. Все ли ладно с тобой? – поинтересовался Коля и, увидев, что я в порядке, тут же опустил голову на подушку.
Прошло лишь какое-то мгновение, и Колька сначала засопел, а затем и захрапел тихо, по-детски мелодично. Я что-то буркнул недовольно в темноту и сам тут же следом заснул.
– Центр! Подъем! – прозвучала команда дежурного по центру.
Мне показалось, что не прошло и секунды, как я закрыл глаза, но казарму уже освещали через широкие окна скупые лучи заполярного архангельского солнца, и вся рота спешно одевалась. Чтобы одеться и занять свое место в строю у меня было в запасе 45 секунд, но на втором году службы для меня эта задача была пустяшной.
После утреннего построения далее следовала трехкилометровая пробежка, которая выбивала из нас последние остатки сна и лени.
На завтраке, за столом на десять человек, Коля Шафранский сидел напротив меня.
– Ты чего ночью меня доставал? – спросил я у парня.
– Ну, ты, Ваха, даешь, – улыбнулся Колька, затем отломил кусочек черного ароматного хлеба и отправил себе в рот.
– Чего я даю?– не понял я, продолжая, есть ускоренными темпами, так как время на завтрак тоже было для солдата нормированным.
– Ты меня разбудил… Я думал с тобой что-то неладное. Прислушался…Ничего не пойму… «Бу-бу-бу». Спросонья не разобрал… Затем понял, что это ты на своем чего-то бормочешь.
– Видать, что-то приснилось… Спасибо, друг, за заботу, – поблагодарил я парня.
После завтрака на построении майор Кобылецкий, замполит центра (так называлась наша рота связистов), объявил, что на узел связи при штабе нужно отправить «Смену» телеграфистов, так как следовало сменить дежуривших вторую неделю наших товарищей и отправить тех в центр для отдыха.
Невелика была задача, если на автомашине. До штаба было всего-то километров 15 по хорошей бетонной дороге. Надо сказать, в Заполярном круге дороги бетонируют, говорят, что асфальт не выдерживает сильных морозов. Дорога пролегала меж девственных архангельских лесов, летние ароматы и чистейший лесной воздух очаровывали наши юные сердца, несмотря на агрессивность приставучих, могучих комаров. Приедалась однообразная жизнь в части, а тут и на машине прокатишься, и обстановку хоть как-то поменяешь. А ехать в штаб как раз и следовало мне с сослуживцами-телеграфистами. Майор Кобылецкий словно делал одолжение нам всем, а заодно и всей нашей великой державе СССР, пропел наши фамилии: Моздаков, Игонен, Иовенко, Шафранский, – и мою не запамятовал, говоря на местном диалекте, хоть и пришлось ему приложить некоторое усилие. Мы с ребятами отправились готовиться к поездке в штаб, сразу же после команды «Разойдись!». Да, только что там готовиться, взял зубную щетку, пасту да мыло. Мы быстро вышли во двор и устроились в беседке-курилке, в ожидании команды: «К машине!». Ребята курили, пытаясь в шутку и меня заразить этой зловредной привычкой.
– Ваха, ты затянись разочек и поймешь, сколько ты потерял в этой жизни,– играл сигаретой своими тоненькими девичьими пальчиками худощавый с тонкими чертами лица Мишка Игонен, коренной советский финн.
– Ваха, не слушай их, – пробасил здоровяк Вовка Моздаков. Рыжее, в извечных конопатках, продолговатое северное лицо его все время оставалось в окаменелом суровом состоянии, если он и смеялся отрывистым басом. Вовка считал себя заядлым, бывалым охотником. «Настоящий природный охотник никогда не позволит себе закурить», – твердил он всегда. Тут вмешался Колька Шафранский, что сидел, облокотившись на спинку лавочки, в беседке.
– Слышьте, пацаны, что учудил Ваха ночью, – выпалил он мальчишечьим голоском.
– Что полез целоваться? Во сне принял тебя за знойную чеченочку? – с ходу поддел Мишка-финн, гораздый на всякого рода шуточки.
– Ни-и! Лобызаться не лез, но слышу средь ночи «бу-бу-бу!». Прислушался, а наш Ваха что-то шпарит во всю казарму на своем чеченском, – тонким смешком сам первым и обдал нас рассказчик.
– То, он во сне с горы кричал джигиту на соседней горе: «Магомед! Иди, шашлик кушит будим!» А ты Колька, ишак паршивый, не дал джигитам спокойно пообщаться за жирным шашлыком! – не унимался Мишка.
Бросив окурок в урну, Колька погнался за Мишкой, а тот пустился наутек вокруг беседки. Скоро они сидели друг на дружке в траве. Я попытался расцепить ребят, играющих словно дети:
– Перестаньте, форму испачкаете!
Но скоро и сам оказался в цепких лапах бесившихся. А еще через мгновение вся наша пятерка сидела друг на дружке, образовав кучу малу.
– Это еще, что за детский сад! – послышалось вдруг откуда-то сверху.
Это над нами стоял майор Кобылецкий, и сам еле сдерживал улыбку на своем упитанном круглом лице.
Мы все разом вскочили, оправили гимнастерки.
– Вот что, ребятки, – обратился к нам старший офицер, после того как мы привели себя в порядок и встали полукругом. – Машина у нас вдруг ни с того, ни с сего забарахлила. Дорогу в штаб напрямки, через лес знаете?
Дорогу-то и не сложно было знать, мы не раз ходили по ней и в штаб, и обратно. Дорога большей частью шла по старинному Петровскому тракту. Здесь Петр 1 в былые времена, прорубив этот тракт, протащил свои корабли из Переславля до Белого моря. Это, чтобы объехать вокруг по трассе, нам было до штаба 15 километров. А по прямому пути через лес вполовину меньше, а то и больше половины. Но что такое 6-7 километров для молодых энергичных парней, что каждое утро в качестве пробежки отмахивают 3-4 километра. Да и появлялся повод развеять нескончаемую скуку и тоску серой обыденщины и однообразности солдатской жизни. Разумеется, нам втихомолку удавалось изредка прогуляться по лесу, пока не наступала пора, когда комарье особо лютовало. Случалось, что и маршброски по лесу устраивало наше доблестное «командирство», километров этак на 10. А зимой на лыжах и все 15 отмахивали в положенные по плану сроки нашей муштры. Но вот так без секундомеров и «облаивания» сбоку, сзади младшими офицерами, пройтись по девственному сказочному лесу, нам удавалось редко. Поэтому мы и взглянули друг на друга с довольными улыбками предчувствия скудного солдатского удовольствия.
– Ребятки, – совсем, уж, по-домашнему, почти отеческими нотками в голосе продолжил замполит негромко. Офицера свободного тоже нет, чтобы с вами отправить. Так что, ребятки, вы уж не подкачайте. Главное, не заблудитесь в лесу… Помните, вам же рассказывали, что эти леса тянутся на тысячи километров, поэтому и прошу вас, смотрите в оба, не заблудитесь. С тропы не сворачивать никуда. Старшим у вас будет младший сержант Иовенко!
– Есть! – чуть слышно произнес Витька и приложил руку к пилотке.
– Получите в «оружейке» на всякий случай автомат с запасным рожком. Указание дежурному по центру я уже дал. По прибытии в штаб доложите по телефонной связи.
– Автомат для чего? Тащить… – осекся под построговевшим взглядом майора Вовка Моздаков.
– Да, вот еще… Леса здесь глухие и бывали случаи, что солдаты натыкались на всякого рода зверье. Автомат на всякий случай. Но! За каждый патрон буду с вас спрашивать строжайшим образом. Так что не балуйте с оружием,– строго добавил майор. Замполит, как говорится, «врио» исполнял обязанности командира центра, пока тот был в отпуске и опасался всякого рода «внештатных ситуаций», как он любил говорить. А ситуация, когда пятерых солдат одних приходится отправлять в лесную глушь, уже была непредсказуема. Но, видать, сильно приспичило командование штаба поменять дежурную смену телеграфистов, а приказы в Советской Армии не терпят отлагательств и обсуждений. Деваться было некуда майору Кобылецкому, и он нехотя проводил нас до начала лесной тропы, идущей в сторону штаба. Кроме автомата майор заставил нас взять несколько солдатских баклажек с питьевой водой.
Скоро за высокими соснами и раскидистыми березами осталась позади грустная фигура провожавшего нас майора. Я невольно вспомнил кадры из фильма «Звезда», что нам недавно показывали в ДК. В фильме, точно так же, как и наш Кобылецкий, герой фильма майор провожал долгим взглядом группу своих разведчиков в тыл врага. Мое юношеское воображение разыгралось, и я представил себя одним из героев фильма. Но очень скоро ароматы леса, птичий гомон, пение, море зелени, поглотившее нас, вывели меня из плена моих патриотических грез и мечтаний. Мы впятером цепочкой продвигались по тропе, которая изредка выходила на небольшие поляны, но через мгновение снова извилисто уходила в тень могучего красавца леса. Лес, который никогда не видел топора или пилу лесорубов, был воистину величественен и сказочен. Если где-нибудь на свете и жили Баба-яга с Кащеем, то это непременно должно было быть в этом старинном лесу.
Впереди с автоматом за спиной, размашисто шагая, продвигался Вовка Моздаков. Недаром он пытался возмутиться, когда майор навязал нам автомат, бывалый охотник, словно чувствовал, что оружие достанется тащить ему. Укрываясь за могучей фигурой Моздакова от хлестких пощечин веточек, шел вечно болтающий Мишка-финн. За ним Коля с Витькой, и в хвосте, чуть отстав, шел и я. Мишка успевал говорить со всеми, при этом он, казалось, и не дожидался, пока ему ответят. Лишь Колька Шафранский, чуть картавя, успевал перекинуться с ним словом то ли оттого, что они шли рядом, то ли Шафранский и сам был не прочь почесать язык. Лишь Витька Иовенко, родом из славного города Киева, с непростительной для хохла медлительностью, в разговоре очень редко успевал вставить слово. Я же еле успевал разглядывать красоты леса и отделывался редкими «да», «нет» и то в абсолютном большинстве невпопад. Я был во власти, неожиданно свалившейся на мою голову свободы, словно Мцыри, глотнувший вольного воздуха. Свободой в общепринятом смысле этого слова это можно было назвать с большой натяжкой, но у нас появилась возможность на какое-то время отвлечься от обычного солдатского распорядка. И мы каждый, кто как мог с жадностью впитывали в себя счастливые мгновения этой возможности.
– Вовка, ты дремучий человек. Охотники давно уже перевелись. Бегать по лесам с «ружжом»! Дикость! У нас в Петрозаводске на рынке, в мясном отделе этого мяса за-ва-лись! Скажи, Ваха, в наш цивилизованный век даже в горах не охотятся. Вовка! Ступай короче, ты меня сбиваешь с шага! Витька, а как у вас в Киеве, охотятся? – тараторил Мишка, не дожидаясь ответа.
Мишка шел за Вовкой впритык, несколько отвернув голову в сторону, таким образом, оберегая себя от хлестких веточек, так и норовящих попасть в его нежное лицо. Но Мишке, двигаясь вполоборота, удобно было еще и разговаривать со всеми подряд, хотя отвечал ему в основном лишь Колька Шафранский.
– Миш… Мишка, ты откуда знаешь? Ты же горожанин. Жируешь на готовом. Я вот был в деревне у нас под Петрозаводском… – пытался Коля поспорить с Мишкой. Но тот уже давно переменил тему, да и горожанин он был с большой натяжкой, в поселке Соломенный под Петрозаводском, откуда он был родом, и не пахло городом, а если и пахло то очень отдаленно.
– Вовка, а какую самую большую рыбу ты поймал в озере? На что ловил? Ваха, у вас там есть озера? А интересно в Днепре… – интересовался Мишка уже рыбной ловлей.
Меня больше занимал лес. Я и восторгался удивительной величавостью, первозданной красотой этого леса, и в то же время мне казалось, что лес какой-то ненастоящий, сказочный, мираж. Я привык, что дома в лесу, в Черных горах, во все времена года можно обязательно найти что-нибудь съедобное. Казалось, каждое дерево хочет тебя угостить чем-нибудь. Дикие груши, яблони, кизил, мушмула… десятки видов диких фруктов, ягод. Да и комариное племя там не такое многосильное, видать многочисленное племя птиц, в большом количестве поглощающие этих насекомых, сильно помогает людям. И еще великое множество разных пород деревьев… Нет, у нас лес намного дружелюбней, хоть приди и живи в этом лесу без всяких продуктов, прокормит. А тут, вроде и могучий, огромный лес, но какой-то скупой, лишь береза может тебя напоить соком, да черника с голубикой, грибы… и все. «Нет, у нас лес намного лучше. А с другой стороны, легко ли этому лесу-великану тут за Полярным кругом? Нет, по-своему великолепен и этот лес. Лес не может быть плохим. Всякий лес на земле благодать. А этот выдерживает такие морозы, скудность солнца, а вот человека с топором выдержит ли? Неужели и эту первозданную красоту потревожит когда-нибудь жестокий топор человека? Пока этот лес нужен человеку, чтобы укрыть в нем свое смертоносное оружие, а когда отпадет потребность в ракетах? Вот тогда надо ждать беды и этому лесу. Не пощадит человек и этой красоты, как и все остальное на своем пути, уничтожит и это божественное чудо. Хотя, в обозримом будущем вряд ли это несчастье случится. Человек всегда будет враждовать меж собой, пока не изведет себя, так что и ракеты тут будут стоять всегда, только страшнее и грознее со временем »,– рассуждал я, чуть отстав от цепочки ребят.
– Ваха, ты, что не слышишь? Чего размечтался? Прикидываешь, какой бы дом вышел из этих стройных красавиц-сосен? – уставился на меня Мишка, и ребята все глядели в мою сторону.
– Чего встали как привидения? Чего уставились? – подошел я к ребятам.
– Кажись, заплутали малость, – озабоченно произнес Вовка, все еще высматривая потерянную тропу.
– А ведь, Кобылецкий чуял неладное, – растерянно протянул Шафранский.
– Ваха, ты не помнишь тропу? А то этот «Натт Бампо», великий охотник, друг краснокожих завел нас в дебри как Иван Сусанин предков Шафранского в болото, – прострочил очередями Мишка, кивнув головой в сторону Моздакова Вовки.
Вовка малость покраснел от натуги, вдобавок к своей рыжей физиономии. Но, увлеченный поисками тропы, не отреагировал на красноречие своего земляка. Но зато Шафранский не утерпел упоминания о своей возможной далекой родственной фамильной связи с героями упомянутых выше событий.
– Чего ты мелешь? Каких таких моих предков? Все мои предки из Карелии, не то, что твои финны,– прокартавил он в ответ Мишке.
– Ты, дурень, тебе за честь быть поляком, они же культурная нация. На голову выше нас с тобой стоят, – не сдавался Мишка.
– Вот ты и запишись сам в поляки, а моих предков не трожь, – с некоторой обидой прозвенел мальчишеский голос Шафранского.
– Я бы записался, да фамилией не вышел, – весело отпарировал Мишка.
– Угомонитесь вы, умники! Лучше вглядитесь в эти дебри… По-моему здесь и ноги человеческой отродясь не было, – с нотками волнения в голосе пробасил Вовка.
– Ну, значит, мы с вами будем первопроходцами этих архангельских джунглей. Авось, каких-нибудь амазонок повстречаем средь этого великолепья дикой природы. Вперед, наш Колумб из Карельской столицы.
– Куда вперед? Хочешь, валяй сам вперед. Могу дать понести и автомат, если тебе боязно, – чуть отошел в сторону Вовка.
– Эх, ты столичная «антиллегенция!» Тоже мне великий охотник Чингачгук… Ну-ка, глянь на солнце, где у нас Север, где Юг? У нас в поселке мужики еще в детском садике умеют определять местоположение, не то, что вы там, в городах, в собственной квартире можете заплутать, – неуверенно глянул Мишка на солнце сквозь густые ветви могучей лиственницы. Ваха, жаль, что мы заблудились не у тебя там, в горах Чечении. Залезли бы на самую высокую гору, поорали б и нашлись бы, – размечтался Мишка вслух.
– Тебе сколько раз можно повторять, что я сам ни разу не был в горах. Я живу в поселке Ачхой-Мартан, на равнине. Ты б хоть в карте что-нибудь смыслил, показал бы тебе. И не Чечении, а Чечено-Ингушетия, – уже сотый раз объяснил я Мишке, но как раз в эту минуту ему было не до географической карты.
Растерянная физиономия Мишки говорила, что он малость поспешил похвалить географические способности мужиков своего поселка в детсадовском возрасте.
– Что ж делать, мужики? – разволновался на этот раз и тихий наш «старшой» Витька Иовенко.
– Мужики, давайте куда-нибудь двигать, – по-детски нетерпеливо взмолился Коля Шафранский.
Я понял, что положение на грани паникерства. В нашем случае спешное решение могло нас погубить.
– Ребята, стараясь как можно уверенней, – произнес я, – давайте скомандуем «Кругом!»
– Что значит «Кругом!»? И что нам дает это «Кругом!»? – не понял Витька.
– «Кругом!» это значит, что мы разворачиваемся и идем по своим следам обратно, пока не наткнемся на нашу тропу, – объяснил я.
– Хорошо, Ваха, так и сказал бы, что тебе хочется покомандовать нашим доблестным партизанским отрядом, – первым воспрянул духом Мишка.
– Я могу тебе уступить это командирство, если желаешь, – ответил я.