Читать онлайн Медная ведьма. Зарождение проклятия

Возвращение в Бисби

Глава I – Возвращение в Бисби

Дорога к городку тянулась через медные холмы, выжженные солнцем Аризоны. Колёса скрипучей повозки проваливались в пыль, оставляя за собой тяжёлый след. Элора поправила шляпку и взглянула на мать – та сидела молча, крепко сжав руки в перчатках, словно боялась того, что ждёт впереди.

– Ты ведь родилась здесь? – спросила Элора, нарушая тишину.

– Да… Но лучше бы мы никогда не возвращались, – ответила мать, не поднимая взгляда.

Отец подстегнул лошадей, и вскоре показался сам город – низкие деревянные дома, копоть на крышах, и в воздухе – стойкий запах руды. Шахты, по слухам, были благословением… или проклятием.

Старушка, проходившая мимо, вдруг остановилась, уставившись на повозку. Её взгляд задержался на Элоре, и она перекрестилась, шепча что-то себе под нос.

Элора почувствовала, как холодок пробежал по спине.

– Мам, кто она? – прошептала она.

– Здесь помнят. Даже то, что должно быть забыто, – ответила мать тихо.

Повозка остановилась перед домом на окраине. Он был двухэтажный, с покосившимся крыльцом и облупившейся краской на ставнях. Деревья у порога отбрасывали густую тень.

Дверь была распахнута настежь. Петли едва заметно покачивались, издавая скрип при каждом дуновении ветра.

– Мы кого-то ждали? – хрипло спросил отец.

– Я не трогала ключ… – прошептала мать, побледнев.

– Может, сквозняк? – предположил он, но в голосе не было уверенности.

– Осторожно, пол может быть гнилой, – добавил отец и первым шагнул внутрь.

Дом встретил их затхлым запахом – смесью старых трав, древесной пыли и чего-то еле уловимого, будто сгоревших свечей. Элора ступила следом, ощущая, как под ногами дрожит половица. За ними вошли мать и Томас.

В прихожей висело большое зеркало в резной раме – потускневшее от времени, оно всё ещё отражало, но как-то… не так. В отражении лица казались бледнее, а глаза – темнее.

– Мы оставим зеркало, – быстро сказала мать, отводя взгляд. – Его вешала моя бабушка. Говорила, оно защищает дом.

– Или запирает что-то внутри, – прошептала Элора, сама не зная, откуда пришли эти слова.

Мать резко обернулась.

– Кто тебе это сказал?

– Никто… просто подумала.

Они прошли в гостиную. Пыль плясала в лучах заходящего солнца. На каминной полке стояла выцветшая фотография женщины в чёрном платье с высокой стойкой. Её взгляд был тяжёлым, цепким.

– Это бабушка? – спросила Элора.

– Прабабушка. Эстелла. Её боялись в Бисби… говорили, она знается с тьмой.

– А ты ей веришь?

– Я верю, что у каждого в роду есть тень, – ответила мать. – И если её не признать… она найдёт другой способ напомнить о себе.

Элора подошла ближе к камину. Под полкой, за одним из камней, она вдруг заметила трещину. Туда можно было просунуть пальцы. Она потянулась, и в следующий миг из щели выпала маленькая кожаная книжка – старая, в пыли и паутине. На обложке – выцветший символ в виде круга, пересечённого линиями.

– Что это? – спросила она.

Мать побледнела.

– Положи её обратно. Немедленно.

Но Элора уже открыла первую страницу. Чернила были блеклыми, но слова она прочла отчётливо:

«Я – Эстелла. Последняя из рода. Если ты держишь этот дневник, значит, кровь ведьмы течёт и в тебе.»

Слова словно шептались в голове Элоры, будто не она их читала, а дневник – её.

– Элора, я сказала: положи его обратно, – голос матери дрогнул. – Это не игрушка.

– Но ты ведь знала, что он здесь? – прошептала Элора. – Ты боялась, что я его найду?

Мать молчала.

Отец нахмурился.

– Что за дневник?

– Старый, – коротко сказала мать. – Сказки. Бред. Эстелла писала его, когда теряла разум.

Но Элора ощущала, что это не был бред. На страницах – не просто записи, а заклинания, проклятия, предупреждения. Она перевернула следующую страницу.

«Они забрали мою дочь. Сказали – она проклята. Но кровь сильнее страха. Кровь требует отмщения.»

Стук.

Все замерли.

Стук повторился – глухо, с верхнего этажа. Будто кто-то медленно прошёл по деревянному полу.

– Кто это? – прошептал Томас, сжав руку матери.

– Никого нет, – быстро ответил отец, но взгляд его метнулся к лестнице.

Мать подошла к Элоре и выхватила у неё дневник.

– Мы не будем трогать прошлое, – процедила она сквозь зубы. – Оно умеет трогать в ответ.

Но Элора уже знала: она не отдаст дневник. Не теперь. Что-то в ней разбудилось, будто голос, шепчущий из глубины души:

«Ты не первая. Но, возможно, последняя.»

Ночь опустилась на Бисби быстро – как тень, бросаемая рукой самого неба. В доме стало тихо, слишком тихо. Ни сверчков, ни скрипа пола, ни голоса матери. Только шелест ветра за ставнями, будто кто-то царапал дерево снаружи.

Элора лежала на старой кровати в комнате, где когда-то жила её мать. Потолок был низким, запах дерева – тяжёлым. Но уснуть она не могла.

На прикроватном столике – лампа, старая, с копотью на стекле. На ней – дневник, который она украдкой забрала у матери и прятала под подолом, пока не поднялась наверх.

Она снова открыла первую страницу. Слова, казалось, стали ярче, чётче. Будто ждали, пока она останется одна.

«Если ты держишь этот дневник, значит, кровь ведьмы течёт и в тебе…»

Элора перелистнула страницу. Чернила шли по кругу, словно написаны были не рукой, а закручивались сами собой. На одной из страниц стоял заголовок:

«Обряды очищения. Лунный зов. Голоса меди.»

– Медь… – прошептала она. – Как в шахтах…

И тут лампа замерцала. Пламя внутри задрожало, и в стекле отразилось не её лицо.

Она вздрогнула, резко обернулась. Комната пуста.

Дрожащими пальцами Элора прикоснулась к следующей странице. И вдруг… словно чья-то рука повела её пальцы. Слова под ней начали меняться.

«Ведьма спит…

Но ведьма проснётся, когда зов будет услышан.

Когда медь заговорит снова.

Когда сердце дрогнет между двумя…»

Хлоп.

Где-то внизу захлопнулась дверь. Потом – быстрые шаги.

Элора вскочила с кровати и подошла к двери. Но мать уже стояла в коридоре – в ночной сорочке, с зажжённой свечой.

– Ты… слышала? – спросила Элора.

Мать кивнула.

– Этот дом давно не был пуст. Он просто ждал.

И прежде чем Элора успела что-либо сказать, свеча резко погасла, словно кто-то дунул – изнутри дома.

Свеча резко погасла, словно чья-то невидимая рука дунула на пламя. Темнота окутала коридор, будто закрыла глаза всему дому.

– Мам… – прошептала Элора, но голос сорвался.

В ушах раздался звон – резкий, металлический, как удары меди. Голова закружилась. Комната начала вращаться, стены будто зашевелились.

– Элора! – крик матери стал далеким, как из-под воды.

И прежде чем Элора успела снова открыть рот, темнота сомкнулась, и она упала в обморок.

⸻

Очнулась она уже утром. Свет пробивался сквозь ставни, рассеивая ночную тревогу. Подушка была влажной от пота, волосы прилипли к вискам.

Мать сидела у кровати, как ни в чём не бывало, поправляя занавеску.

– Ты… ты помнишь, что случилось? – прошептала Элора, приподнимаясь.

– Ты плохо спала, – спокойно сказала мать. – Просто дурной сон. Дом старый, скрипит. Всё это – от усталости и дороги.

– Но ты тоже была там… свеча… и дверь…

– Элора, – перебила она мягко, но твёрдо. – Ты упала в обморок. Больше ничего не было. Отдохни немного и выйди к завтраку. А потом – прогуляешься. Город должен знать новое лицо из старого рода.

⸻

Так Элора оказалась на улицах Бисби. День был жарким и сухим, как песок. Её провожали взглядами: кто-то с любопытством, кто-то – с опаской. Она ходила по пыльным улочкам, заглядывала в лавки, разговаривала с детьми шахтёров, которых встретила возле водокачки.

День тянулся, и в этой земной, повседневной рутине… что-то в ней будто выключилось. Магия отступила, приглушённая хлопотами, чужими лицами и голосами.

Она забыла про дневник.

На время.

Но он не забыл её.

Прошло два дня.

Бисби оказался городом, где время не бежит – оно тянется. Утром – звон колокола на лавке бакалейщика. Днём – запах горячей пыли и пота от проходящих мимо шахтёров. Вечером – чай на веранде, где мать избегала разговоров о прошлом, а отец всё больше молчал.

Элора гуляла каждый день, как велела мать. Она старалась, правда. Пыталась слиться с улицами, с ритмом города. Иногда ловила на себе взгляды. Кто-то узнавал её мать. Кто-то – фамилию. Кто-то просто чувствовал… инаковость.

Но однажды – на третий день – она свернула с главной улицы и оказалась возле одного из входов в шахту. Там пахло железом, дымом и мужской работой. Гулкий стук кирки где-то в глубине отдавался в ногах.

– Ты не отсюда, – раздался сзади голос.

Она обернулась.

Юноша лет двадцати трёх, в расстёгнутой рубахе, с тёмными волосами, прилипшими ко лбу. Загорелый, с грубыми руками. В глазах – искры огня и что-то дикое, живое. На лице – полуулыбка.

Он держал каску в руках, перекинутую через плечо.

– А ты, должно быть, из дома старой Эстеллы, – продолжил он, не дожидаясь ответа. – Элора, да?

Она медленно кивнула.

– А ты шпион?

– В маленьких городах мы знаем всё друг о друге. Особенно, если кто-то возвращается в проклятый дом.

– Проклятый? – с вызовом спросила она.

Он усмехнулся.

– Так говорят. Я не верю в сказки. Хотя… с твоими глазами – можно и передумать.

Элора покраснела.

– А ты кто?

– Калеб. Работаю в шахтах с отцом. Почти каждый здесь работает – кроме, разве что, проповедника и старой миссис Холлоуэй, она карты раскладывает и с призраками говорит.

– Может, стоит с ней поговорить, – бросила Элора и уже собиралась уйти.

– Погоди, – шагнул он вперёд. – Ты ведь не похожа на тех, кто просто гуляет. У тебя вид… как у тех, кто ищет что-то.

– Может, я просто ищу тень, чтобы спрятаться от тебя, – ответила она, но внутри уже знала: он её зацепил. Он был – как этот город: грубый, пыльный, но с чем-то опасным и завораживающим под кожей.

Калеб снова усмехнулся.

– Тогда до встречи, ведьмочка.

И ушёл, не оборачиваясь.

Элора осталась стоять, ощущая, как что-то изменилось. Незаметно. Почти неслышно. Но будто в шахтах под ногами дрогнула земля.

Весь остаток дня Элора не могла выкинуть Калеба из головы. Не из-за слов, не из-за фразы о ведьмах – а из-за того, как он смотрел. Будто знал что-то, чего не знала даже она.

Будто ждал её.

Вечером она вернулась домой, когда небо уже стало тёмным и розоватым. Мать сидела у окна, штопая старое покрывало. Комната пахла пылью и засохшими травами.

– Мам, – тихо начала Элора, снимая шаль с плеч. – Я сегодня познакомилась с одним парнем. Калебом. Он сказал, что наш дом… называют проклятым.

Руки матери замерли. Игла застыла на полпути. Она подняла взгляд.

– Он говорил чепуху. В этих местах любят байки. Особенно шахтёры. От скуки и пыли у них мозги плавятся.

– А он сказал, что здесь говорили о прабабушке… как о ведьме.

– Достаточно, Элора, – голос стал резким. – Это всё сказки. Страшилки, чтобы пугать детей. Никогда не слушай их, особенно таких как он.

– А если это не сказки?

Мать встала, подошла, положила ладонь ей на плечо.

– Ты должна думать о будущем, а не копаться в грязи прошлого. Забудь об этом разговоре. И о парне тоже.

Элора хотела возразить, но что-то в лице матери – не страх, не злость… а тень боли – заставило её замолчать.

Она кивнула и пошла в свою комнату.

Но в груди всё ещё жгло.

За окном ветер шевелил листву. Где-то далеко раздался гул шахты.

А в памяти всплыл голос Калеба:

“Ты ведь не похожа на тех, кто просто гуляет. У тебя вид… как у тех, кто ищет что-то.”

Глава 2

По улицам старого города

Элора открыла глаза – но вокруг был не потолок комнаты, не пыльный свет утра. Только тьма. Глухая, тягучая. Под ногами – каменистая почва, влажная и шершаво-холодная, словно дышащая.

Она стояла у входа в шахту, не понимая, как здесь оказалась. Её дыхание эхом отражалось от стен. Сквозняк нес тонкий запах ржавчины и земли. Она шагнула внутрь – ноги сами несли вперёд, будто влекомые чьей-то волей.

Тьма сгущалась. Единственным источником света был тусклый фонарь, висевший на ржавом крюке у стены. Он качался, отбрасывая призрачные блики на деревянные балки. Вдали слышался шорох, будто кто-то вёл пальцами по камню.

– Калеб? – выдохнула Элора, вслушиваясь в пустоту.

Тишина. Лишь капли воды падали где-то рядом. Она шла глубже, мимо старых вагонеток, искривлённых рельсов и развалившихся досок. Сердце колотилось, но ноги не останавливались.

– Ты ищешь того, кого не стоило трогать.

Женский голос. Чужой. Холодный и строгий. Пронзил воздух, как нож.

Элора замерла.

– Кто здесь?..

Тишина. И снова голос, уже ближе:

– Ты уже однажды сожгла этот город. Забыла?

Её затрясло. Она сделала шаг назад, но под ногами что-то затрещало. Камни? Кости?

Перед ней вспыхнул свет.

Женщина в длинном платье, словно сотканном из пепла. Лицо закрыто вуалью, но от неё веяло силой. Рядом – медный посох, изогнутый, как молния. Земля под её ногами трескалась, воздух мерцал.

– Кто ты?.. – прошептала Элора.

– Я – Эстелла. Та, чью кровь ты носишь. Та, кого забыли. Но ты – напоминаешь.

Элора хотела отступить, но не могла – тело не слушалось.

– Что ты хочешь от меня?

Эстелла подняла руку, и воздух задрожал.

– Время вспомнить. Время выбрать. Либо ты пробудишь огонь, либо он сожжёт тебя. Шахты ждут. Кровь – зовёт.

Мир закачался. Земля ушла из-под ног. Всё потемнело.

Элора резко распахнула глаза. Воздух в комнате был тяжёлым, будто напоённым пылью. Сердце колотилось, волосы прилипли ко лбу. С потолка свисала треснувшая люстра – знакомая, старая. Всё было на месте. Комната. Одеяло. Утро.

Но… нет. Что-то не так.

Её ладони были влажны и холодны, как будто она действительно брела по шахтам. Она села, провела рукой по лицу, пытаясь избавиться от наваждения – но в голове всё ещё звенел голос:

«Ты уже однажды сожгла этот город…»

Она опустила взгляд на руки. И замерла.

На правой ладони – еле заметный след. Будто ожог. Круглый, с четырьмя тонкими отростками, напоминающими лучи солнца или… древний символ. Она провела пальцем – кожа была горячей.

– Это был сон… – прошептала она. – Просто сон…

Из соседней комнаты послышался скрип. Чей-то шаг.

Элора вздрогнула.

Мать стояла в проёме, в халате, с чашкой чая. Лицо бледное, глаза напряжённые.

– Ты не спала спокойно, – сказала она тихо. – Кричала.

– Я была… в шахте. Это… Это был кошмар.

Мать нахмурилась, подошла ближе.

– Ты помнишь, что она тебе сказала? – вдруг спросила она. Голос был натянутым, как струна.

Элора вскинула голову.

– Что?

Мать на секунду прикусила губу, потом быстро поправила волосы и натянуто улыбнулась.

– Ничего. Забудь. Просто плохой сон. Сегодня прогуляйся по городу. Станет легче.

Она поставила чашку на прикроватный столик и вышла, не оглядываясь. Но Элора знала – что-то она не договаривает. И… она не спросила, кто “она”. Почему?

Элора ещё долго сидела, глядя на дверь, за которой скрылась мать. Странные слова, шрам на ладони, шепот в шахтах… Всё это не отпускало.

Вскоре дверь приоткрылась вновь.

– Элора, – сказала мать, уже спокойнее. – Сходи на рынок. Нам нужно кое-что к ужину.

Та не ответила. Только медленно кивнула.

– Список на кухонном столе. Возьми хлеба, пару яблок, соли… И если повезёт – вяленого мяса у старика Дауни. Иди сейчас. Пока солнце высоко.

Элора поднялась, чувствуя, как в груди снова поднимается тревога.

– А ты… Ты уверена, что это просто сон? – спросила она, надевая платье.

Мать застыла на миг.

– Конечно, – отрезала она. – Иди, Элора.

Дверь закрылась. И шаги матери быстро растворились в тишине дома.

Элора вышла за порог, прищурившись от яркого солнца. Утро выдалось сухим и пыльным – обычное для Бисби. Каменные ступени у дома были тёплыми на ощупь, как будто хранили тепло с прошлого дня. Где-то в переулке залаяла собака, и почти сразу затихла, будто ей прикрикнули.

Дорога к рынку шла мимо старых домов, облупившихся за годы жары и ветра. Крыши были покрыты ржавыми листами жести, и в каждом дворе что-то происходило: кто-то мыл бельё, кто-то рубил дрова, а где-то женщина в чёрной накидке вывешивала связки трав на верёвку. Воздух был насыщен пылью, дымом и резким запахом лошадей.

Городок просыпался. Мужчины в рабочих рубахах шли группами вниз к шахтам, бросая короткие взгляды на неё – не враждебные, но настороженные. Элора опустила глаза, чувствуя, как подол платья цепляется за пыльную дорогу. Здесь по-прежнему всё было чужим.

Рынок шумел с самого утра. Ряды лавок, покрытых тентами, тянулись вдоль главной площади. Где-то продавали свежие яйца и молоко, где-то – ленты, спицы, табак и даже книги, потемневшие от времени. Люди переговаривались, спорили о ценах, смеялись, обсуждали новости – прощупывая друг друга в ритме провинциальной жизни.

Элора остановилась у прилавка с яблоками, протянула руку, чтобы взять одно, и вдруг услышала:

– Всё ещё выбираешь фрукты с таким серьёзным видом?

Она узнала голос сразу.

Калеб стоял чуть поодаль, опершись плечом о деревянную стойку. На нём была простая рабочая рубашка, рукава закатаны, на ладонях виднелись следы угля или пыли. Он смотрел на неё с лёгкой усмешкой, будто наблюдал за ней какое-то время.

– Неожиданно тебя встретить, – сказала она, всё же взяв яблоко. – Хотя, наверное, это город слишком маленький, чтобы избегать кого-то.

– А может, это город сам сталкивает людей, когда им есть о чём поговорить, – ответил он.

Они помолчали. Где-то хлопнула дверца телеги. Сбоку пробежал мальчишка с корзиной хлеба.

– Тебя отправили за покупками? – спросил Калеб.

– Как и всех дочерей. Утром – рынок, днём – уборка, вечером – вопросы без ответов, – сказала она чуть тише, чем собиралась.

Он хмыкнул.

– Если захочешь сбежать от всей этой рутины – скажи. Здесь есть места, где тише. Или наоборот – слишком громко.

Элора взглянула на него.

– Ты всегда такой загадочный?

– Только с теми, кто интересуется.

Он посмотрел на неё ещё пару секунд, а потом кивнул:

– Ладно. Увидимся, Элора.

– Увидимся, Калеб.

И он ушёл, растворяясь среди людей, точно знал, куда идёт. А она осталась на месте – с корзиной, списком покупок и лёгким ощущением, будто день повернул в другую сторону

Элора прижала корзину к боку и медленно пошла вдоль лавок. Купила пару буханок хлеба, добавила в корзину яйца, завернутые в старую бумагу, и связку душистого базилика – мать всегда добавляла его в суп. Солнце поднималось выше, и жара становилась ощутимее, прилипая к коже, к волосам, к шее.

Она подошла к последней лавке в ряду – массивный деревянный стол, прикрытый навесом из мешковины. За ним стоял мясник – крупный мужчина с красным лицом, вытертый фартук в бурых пятнах. Рядом, на железных крюках, висели куски окорока, говядины и даже пара кроликов. От лавки тянуло солоной свежестью и чем-то металлическим.

– Полфунта говядины, пожалуйста, – сказала Элора, опуская взгляд.

– Конечно, девочка, как обычно? – ответил мясник без паузы, уже поворачиваясь к туше.

Элора замерла.

– Простите?

Он обернулся, держа нож.

– Говядину же обычно брала твоя мать. Или бабка, кажется… Вы ведь снова поселились в доме на Старом холме, да?

Она растерянно кивнула.

– Да… Но вы, простите, откуда…

– Ты выросла здесь. Я тебя помню. Только тогда ты была совсем крошка. Волосы светлее. А теперь вот, вон, подросла. Всё возвращается, да? – Он усмехнулся. – Странно, как время течёт. Будто только вчера твоя бабка со мной спорила, что мясо жестковатое. А теперь ты стоишь.

Элора чувствовала, как холод проходит по позвоночнику.

– Я не думаю, что мы раньше встречались.

Мясник не перестал улыбаться, но его глаза сузились.

– Бывает. Люди забывают. А я – нет. Такие, как вы, не исчезают насовсем. Возвращаются. Сначала за мясом, потом за другими вещами.

Он аккуратно завернул кусок в промасленную бумагу и положил ей в корзину.

– Передай матери, что у меня ещё остались те пряности, что она любила. Только пускай приходит сама.

Элора взяла покупку, едва удержавшись от того, чтобы не сбежать. Не поблагодарив, не оглянувшись, она пошла прочь по рыночному ряду, сжимая ручку корзины так крепко, что побелели костяшки.

Уйдя от мясника, Элора долго шла наугад, не глядя по сторонам. Ноги сами вели её между домами и лавками, мимо телег, пыльных тропинок и полуразрушенных лестниц, ведущих то вверх, то вниз. Бисби будто менялся у неё на глазах – улицы становились всё уже, повороты – неожиданнее, дома – незнакомее.

Когда она наконец остановилась, чтобы оглядеться, вокруг не было ни одного знакомого ориентира. Только старые дома, выцветшие таблички и запах чего-то копчёного.

– Отлично… – пробормотала она, выдохнув. Повернулась. Потом ещё раз.

Все улицы казались одинаковыми. Ни холма, ни той лавки с синим тентом, ни булочной. Даже солнце теперь светило по-другому, из-за высокого здания тень падала под странным углом.

– Ты потерялась? – послышался голос сзади.

Элора резко обернулась.

На ступенях одного из домов сидела девушка – может быть, чуть старше Элоры. Карие глаза, длинная тёмная коса, простое льняное платье и босые ступни, покачивающиеся в воздухе. Она смотрела без насмешки, спокойно, будто давно ждала момента заговорить.

– Наверное, – призналась Элора. – Я шла от рынка… и теперь не совсем уверена, где я.

Девушка поднялась.

– Покажи, что несёшь.

– Что? – Элора растерялась.

– Ну, если ты с покупками, то явно домой. Дай угадаю – хлеб, яйца, мясо, базилик?

– Почти, – усмехнулась Элора.

– Тогда пойдём. Я знаю, где ты живёшь. Дом с зелёными ставнями, да?

– Да… – она чуть нахмурилась. – Только я не думаю, что мы встречались.

– Не встречались. Но я всё здесь знаю. Меня Бони зовут.

– Элора.

Они шли молча пару минут, пока Элора не решилась спросить:

– Ты тут родилась?

– Нет. Мы приехали с юга. Отец – аптекарь. Мать шьёт на заказ. А ты?

– Мы из Финикса. Мать решила вернуться в родной дом. Там… жила моя бабушка.

– И как тебе здесь?

– Пыльно. Шумно. И как будто все что-то знают, чего не знаю я.

Бони хмыкнула.

– Это нормально. Бисби – город с секретами. Но часть из них – обычные, скучные. Люди тут любят сплетничать. Особенно, когда приезжает кто-то симпатичный и тихий.

Элора улыбнулась.

– Это обо мне?

– А о ком же ещё?

Они свернули за угол, и наконец вдалеке показался дом с распахнутыми ставнями и знакомой калиткой.

– Спасибо, – тихо сказала Элора.

– Не за что. Я тут часто бываю. Если захочешь – могу показать хорошие места. Но не рыночные. Настоящие.

– Я бы хотела.

– Тогда завтра. После обеда. У булочной.

Бони махнула рукой и исчезла за поворотом, будто знала дорогу с закрытыми глазами.

Элора стояла у калитки, чувствуя, как тишина вокруг дома снова становится тяжёлой. Но теперь в этом городе была хотя бы одна девочка, которая умела ориентироваться… и, возможно, понимала чуть больше, чем говорила.

Дверь скрипнула, когда Элора вошла в дом. Внутри пахло сушёными травами, мукой и чем-то сладким – возможно, мать готовила пирог. День будто смылся с плеч, оставив усталость и ощущение, что она вернулась не только физически, но и как-то глубже – внутрь самого дома.

– Ты вовремя, – отозвалась мать из кухни. – Я уже начала волноваться. Солнце высоко, а ты всё ходишь.

Элора сняла шляпу, поставила корзину на стол и, немного помедлив, заглянула в кухню. Мать месила тесто, при этом выглядела спокойной, даже умиротворённой.

– Я немного заблудилась, – сказала Элора, и её голос прозвучал чуть тише, чем она хотела.

– В этом городе легко заблудиться, если не знаешь, куда смотреть, – ответила мать, не отрываясь от дела.

– Меня проводила одна девушка. Бони. Она живёт неподалёку. Кажется, ей примерно столько же лет, сколько и мне. Очень… милая.

Мать улыбнулась и повернулась к ней.

– Бони? Дочка аптекаря? Да, она хорошая. Я рада, что ты с кем-то познакомилась. Всё-таки тебе не в одиночестве проводить дни в этом городе.

Элора кивнула и, не поднимая глаз, добавила:

– А ещё… я была у мясника. Он говорил, будто знает меня. Точнее, будто помнит. Сказал, что моя бабушка всегда у него покупала, и что я – «возвращаюсь». Но я его впервые видела.

Мать замерла на секунду, а потом рассмеялась – легко, непринуждённо.

– Ну конечно он тебя помнит. Ты ведь бывала здесь в детстве, Элора. Совсем крошкой. Многое могла забыть. А мясник – он в городе всю жизнь. У него память, как у быка. Не обращай внимания. Он любит добавлять драму даже в обычную беседу.

– Ты уверена?

– Конечно. Этот дом, эта улица – всё когда-то было твоим. Просто время стёрло детали. Но ничего странного в этом нет.

Она подошла, вытерла руки о фартук и поправила дочери волосы.

– Лучше расскажи мне, какая она – эта Бони. Как одета? Что сказала? Где живёт?

– Сидела босиком на ступеньках и вела себя так, будто знала, куда я иду, даже лучше меня. Но добрая. И… настоящая. Она пригласила меня встретиться завтра. Сказала, покажет мне «настоящие места».

Мать кивнула, одобряюще.

– Это хорошо. Мне кажется, она тебе подойдёт. А теперь – переоденься и помой руки. Я заканчиваю пирог, а ты займёшься зеленью. Нам нужен базилик.

На кухне становилось всё теплее – духовка пыхтела, из неё тянуло ароматом яблок, пряностей и теста. Элора аккуратно перебирала базилик, складывая только мягкие листочки в керамическую миску. Мать резала корнеплоды, время от времени поглядывая на дочку, будто просто радовалась, что та рядом.

– Томас! – крикнула она через открытую дверь. – Руки помой и за стол!

Из-за дома донёсся голос:

– Я иду! Только закончу с деревяшкой!

Через минуту в кухню ворвался мальчик лет десяти, босиком, с растрёпанными волосами и щепками на локтях. Лицо его светилось восторгом, а руки, несмотря на крик матери, всё ещё были в пыли и древесной стружке.

– Томас Бейн, – строго сказала она. – У нас ужин, а не стройка. Вымой руки. Сейчас же.

Он закатил глаза, но подчинился.

Отец, Роберт, уже сидел за столом, раскладывая ножи и вилки. Высокий, худощавый, с внимательным взглядом и натруженными руками. Он редко говорил попусту, но был тем, чьи слова весили больше всего в доме.

– Успела всё купить? – спросил он у Элоры, когда она поставила миску с зеленью на стол.

– Да. Но… – она помедлила. – Был странный случай. Мясник говорил, будто знает меня. Или… помнит. Сказал, что я «возвращаюсь». Хотя я уверена – никогда его раньше не видела.

Отец усмехнулся, не удивившись.

– У него память цепкая. И фантазия неплохая. Не бери в голову. Город маленький, а разговоров всегда много.

Мать кивнула.

– В детстве ты пару раз ездила со мной сюда. Мог видеть тебя малышкой. Или просто решил сыграть в знатока.

– И ещё… – добавила Элора, – я заблудилась. Но мне помогла одна девушка. Бони. Мы с ней примерно одного возраста. Очень милая. Она живёт здесь, неподалёку.

– Это хорошо, – сказала мать, мягко. – Друзья здесь тебе пригодятся. Ты многое забыла, но всё можно вспомнить – или заново построить.

Томас вернулся, уже чистый, и плюхнулся на стул.

– А у меня сегодня почти получилась деревянная лошадь! Только ноги отвалились… но это пока!

Они засмеялись, и ужин пошёл своим чередом: пюре, тушёные овощи, хлеб, чай с мятой. Всё было обыденно, но именно в таких моментах Элора чувствовала: семья здесь. Вместе. Пусть всё вокруг странно, но дом – это точка опоры

После ужина Элора поднялась в комнату. День выдался долгим, и тело ныло от усталости. Слабый свет луны лился сквозь окно, мягко освещая мебель, покрытую пылью времени. Её дом… и в то же время чужой.

Разуваясь, она заметила на полу у кровати странное пятно. Присмотревшись, Элора поняла – это символ: круг с тремя тонкими линиями внутри. Он был выжжен в древесине, тёмный и старый.

Она присела рядом, провела пальцами – гладкий, но холодный. И тут внутри неё что-то дрогнуло. Образ – как вспышка: страницы, исписанные торопливым почерком, запах чернил, её рука, зажимающая перо…

– Дневник… – шепнула она, широко раскрыв глаза.

Её дневник. Тот, который был с ней в первую ночь.

Тот, который… исчез, когда она упала в обморок.

Элора резко поднялась. Перерыла ящик, сундук, заглянула под кровать. Ничего.

Его не было.

Но почему тогда этот знак здесь?

Кто-то знал. Кто-то оставил его специально.

Сердце застучало чаще. Она закрыла ставни, задёрнула штору и вернулась к кровати, бросив последний взгляд на таинственный символ.

Завтра… – подумала она. Завтра я должна выяснить больше.