Читать онлайн Галерея смерти

Галерея смерти

В полумраке мастерской холст оживал. Масляные краски ложились на полотно тяжёлыми мазками, создавая причудливую симфонию боли и красоты. Художник работал молча, его длинные пальцы скользили по поверхности, словно по клавишам невидимого органа.

«Искусство требует жертв», – прошептал он, не отрываясь от работы. В его глазах отражался свет единственной свечи, пляшущей на столе. Тени плясали в такт его движениям, превращая комнату в театр теней и кошмаров.

Она была его лучшей ученицей. Талантливой, подающей надежды. Но испугалась, когда он показал ей, как можно сделать искусство настоящим. Живым. Кровоточащим.

«Они все грешники», – бормотал он, добавляя последние штрихи. Великие мастера прошлого воспевали пороки, пряча их за красивыми фасадами. Но он покажет истину. Он очистит искусство кровью.

На холсте застыла Саломея с головой Иоанна Предтечи. Но это была не первая картина в его галерее страданий. Скоро мир увидит остальные работы. Скоро все поймут, что такое настоящее искусство.

***

Женщина устало опустилась на пуфик в прихожей. Бесстрастное зеркало отразило лицо, посеревшее от бесконечной усталости и недосыпа. В квартире царила странная, почти звенящая тишина, хотя дочь уже давно должна была вернуться.

Евгения Серова воспитывала Эльзу одна. Муж погиб в день её первого рождения – мокрая дорога, встречная фура, три трупа на асфальте. Он был этническим немцем, и они собирались уехать в Германию. Не успели. Сначала Женя впала в ступор, утонув в своём горе, но дочь требовала внимания – ей было ради кого жить.

Когда Эльзе исполнилось пять, её отдали на танцы, а потом – в балет. Женя в те годы крутилась как белка в колесе, поднимая собственное дело. Спустя годы оно превратилось в прибыльный бизнес, высасывавший из неё все силы. Эльза росла сама по себе, а мать компенсировала своё отсутствие деньгами и дорогими подарками.

Единственной страстью дочери оставался балет. Она была талантлива, упорна, почти фанатично предана сцене. Учителя пророчили ей большое будущее, а одноклассники и друзья (если их можно было так назвать) отзывались об Эльзе как об умной, но странноватой девушке. Она училась в одиннадцатом классе и параллельно – в балетном училище, живя между школой, репетиционным залом и пустой квартирой.

Женя, не обнаружив дочери, набрала её номер. Телефон был выключен.

«Наверное, репетирует», – подумала мать и принялась готовить ужин.

Эльза не вернулась и ночью, но Женя забеспокоилась только утром, когда увидела нетронутую постель. Она тут же помчалась в полицию.

– А друзей её обзвонили? Может, загуляла где? Всё-таки молодая девушка. Или парень появился, а вы тут панику разводите, – равнодушно бросил дежурный.

Евгения растерянно сжала телефон.

– Я… я не знаю её друзей. И парня нет. То есть… я не знаю.

– Как так? А что вы вообще знаете о своей дочери?

– Она хорошая девочка! – выпалила Женя, густо покраснев. – Прилежная ученица, талантливая балерина! А я… я деньги зарабатывала, чтобы она ни в чём не нуждалась!

Только сейчас она осознала, что действительно ничего не знает о жизни дочери.

Подключились волонтёры, расклеили листовки, обзвонили больницы и морги. Эльза словно испарилась в этом небольшом городе. Женя тоже участвовала в поисках – до тех пор, пока не услышала треск рации:

«Отбой. Найдена. Погибла».

Ноги подкосились, и она рухнула в жидкую осеннюю грязь. Сознание отключилось. Когда её привели в чувство, боль сжала сердце стальными тисками. К дочери её не пустили. Лишь через два дня вызвали в морг.

А потом – к следователю.

***

Кабинет был чистым, аккуратным и… неуютным. Женя сразу поняла – это не её пространство.

Следователь, женщина с короткой стрижкой и ледяными глазами, представилась:

– Ева Павлова. Без отчества.

На вид ей можно было дать и тридцать, и сорок, но на деле ей было сорок пять. Она предложила кофе или воду. Женя отказалась, но Ева всё равно налила ей в пластиковый стакан.

– Кто это сделал? – глухо спросила Женя.

– Пока не знаем. Идёт следствие. – Ева сцепила пальцы. – Расскажите о дочери. С кем общалась? Чем увлекалась?

Женя опустила глаза.

– Теперь я понимаю… что не могу ответить. Я не знаю. Последние годы я только работала. Эльза росла без отца, и я старалась дать ей всё… Балет был её жизнью. Педагоги хвалили, говорили – талант. Но если бы у неё были проблемы… я бы знала.

Ева слушала, кивала и думала: «Слепота. Обычная история слишком занятой матери».

Беседа не дала ничего полезного, и следователь отпустила Женю, пообещав держать в курсе.

После её ухода Ева заварила свежий кофе и уставилась в окно.

Эльзу нашли волонтёры в заброшенном ДК.

Когда-то здесь был ночной клуб, а на втором этаже – гостиница, которую местные называли не иначе как «вертеп». После обрушения потолка заведение закрыли, здание превратилось в пристанище бомжей и наркоманов. Потом его выкупили, заколотили досками, разогнали маргиналов.

Но собака-поисковик рванула внутрь, сорвавшись с поводка. Пришлось ломать доски.

И вот что они увидели…

Девушка в балетной пачке и пуантах висела на тонких тросах, едва касаясь сцены. Лицо под театральным гримом было изрезано.

Ноги сломаны при жизни. Живот вспорот.

Она чувствовала всё.

Умерла от болевого шока.

Одежду и пуанты надели потом.

Ева Павлова допила кофе, поставила кружку в раковину и закрыла глаза. Перед ней снова встало то, что она увидела в заброшенном ДК.

Тело Эльзы Серовой.

Не просто убитая девушка – постановка.

Словно кто-то разыгрывал извращённый спектакль.

“Кто мог это сделать? И зачем?”

Она открыла ноутбук и пролистала отчёт. Камеры вокруг здания действительно были, но все записи за последнюю неделю оказались стёрты.

– Чёрт, – прошептала Ева.

В дверь постучали.

– Войдите.

В кабинет зашёл молодой оперативник с папкой в руках.

– Начальник велел передать. Результаты вскрытия.

Ева открыла папку.

“Причина смерти: болевой шок вследствие массивной кровопотери. Время смерти – примерно 36 часов назад. На теле обнаружены следы снотворного. Орудие убийства – тонкий, очень острый нож, возможно, хирургический. На одежде – следы краски, похожей на театральный грим. В желудке – остатки ужина: гречка, курица, яблоко. Последний приём пищи – за 2-3 часа до смерти.”

– Гречка и курица… – Ева задумалась. – Это могло быть в столовой балетного училища.

Она откинулась в кресле.

– Что ещё?

– Волонтёры опросили местных. Один бомж утверждает, что видел, как в ту ночь к зданию подъезжала чёрная машина. Но номер не запомнил.

– А Эльза? Кто-то видел её?

– Нет. Но… – оперативник замялся. – В училище сказали, что она пропустила репетицию в тот день. Преподаватель думал, что она заболела.

Ева резко встала.

– Значит, её взяли раньше. Возможно, прямо из дома.

Она схватила куртку.

– Поехали.

***

Коридоры училища пахли деревом, потом и краской для декораций. Еву провели в кабинет к худощавой женщине с седыми волосами, собранными в тугой пучок.

– Марина Сергеевна, преподаватель классического танца, – представилась она.

– Эльза у вас была талантливой ученицей? – спросила Ева.

– Безусловно. Очень трудолюбивая, – женщина вздохнула. – Но… странная.

– В каком смысле?

– Она была одержима балетом. Иногда оставалась в зале до ночи. А ещё… – Марина Сергеевна понизила голос. – Она говорила, что видит его.

– Его?

– Да. Какого-то мужчину. В зеркалах. В тени за кулисами. – Преподаватель нервно поправила очки. – Мы думали, это от переутомления.

Ева почувствовала, как по спине пробежал холодок.

– Она описывала его?

– Нет. Говорила только, что он наблюдает.

Женя пустила Еву в квартиру, но сама не смогла зайти в комнату дочери.

– Я… не готова, – прошептала она.

Ева кивнула и вошла одна.

Комната была удивительно чистой. Книги по балету, афиши “Лебединого озера”, фотографии на стене – Эльза в пачке, Эльза на сцене.

Но что-то было не так.

Ева подошла к зеркалу над туалетным столиком. В уголке, почти незаметно, было нацарапано:

“Он смотрит”.

А в ящике стола, под стопкой нот, она нашла дневник.

Последняя запись:

“Сегодня я снова его видела. Он стоит за моей спиной, когда я танцую. Он шепчет… что скоро я стану совершенной. Что он сделает меня вечной балериной. Я боюсь. Но я не могу перестать.”

Ева закрыла дневник.

Теперь она знала одно:

Убийца наблюдал за Эльзой долгое время.

И, возможно, он уже выбрал новую жертву.

***

Ева возвращалась от матери Эльзы, когда телефон коротко вибрировал. СМС. Координаты.

“Опять. Уже третий за месяц. Когда это кончится?”

Она сжала руль так, что костяшки побелели.

– Может, пронесет, и это обычная бытовуха? – пробормотала она, но тут же передернула плечами. “Кому я вру? Нам бы так везло.”

Пришлось ехать в пригород, в дачный поселок, где улицы уже тонули в вечерних сумерках. Фары выхватывали из темноты покосившиеся заборы, пустые участки с заросшими травой огородами. В воздухе витала сырость и запах прелых листьев.

“Тихий, сонный уголок. Идеальное место, чтобы убить кого-нибудь так, чтобы никто не услышал.”

На нужном месте толпились зеваки. Их лица в синем свете мигалок казались неживыми, как маски. Кто-то перешептывался, кто-то снимал на телефон.

“Гады. Для них это просто развлечение.”

Ева ловко поднырнула под оградительную ленту, машинально кивнула дежурному и мельком показала удостоверение.

“Хоть бы не приставали с дурацкими вопросами…”

Василий и Михаил – эксперт и следователь – уже ждали ее на пороге. Василий встретил ее тяжелым взглядом, в котором застыл немой вопрос: “Кто это сделал? И когда, наконец, мы его найдем?”

– Нам столько не платят, чтобы с этим разбираться. Это жесть, – процедил Вася, переминаясь с ноги на ногу.

“Он боится. И я его не виню.”

– Фарш, – лаконично бросил эксперт. – Не забудь перчатки и бахилы. Там все залито. Как свинью резали.

– Хватит умничать, – резко оборвала его Ева, но все же надела защиту.

“Он всегда так. Пытается казаться циничным, но я вижу, как у него дрожат руки.”

Едва переступив порог, она ощутила тошнотворный запах – густой, сладковатый, пропитанный смертью. Воздух словно застыл, тяжелый и липкий.

“Боже, как это противно… Как будто смерть въелась в стены.”

Ева медленно двинулась по коридору, бегло осматриваясь. Ремонт восьмидесятых: стены, обшитые вагонкой, напольные часы с маятником, кресло, прикрытое выцветшей накидкой.

“Обычный дом. Обычная жизнь. А теперь – мясо.”

У кухонного окна – круглый стол, накрытый клеенкой с блеклым цветочным узором. На нем стояла недопитая чашка чая.

“Он даже не успел допить…”

А в дальней комнате, той, что выходила на лес, сидел человек.

Лицом к окну. На старом стуле. В красном.

Только сделав шаг внутрь, Ева поняла: красное – это кровь.

Мужчина был голым, обмазанным ею с ног до головы. Он сидел неестественно прямо, будто застыл в последнем вздохе.

“Боже, что с ним сделали…”

Ева осторожно обошла стул – и едва не вскрикнула.

Кожи на теле почти не осталось – в некоторых местах она была содрана до кости. Лицо изрезано, глаза выкатились из орбит, тонкая струйка крови сочилась изо рта.

И кое-что отсутствовало.

– Господи… – вырвалось у нее.

“Нет, нет, нет… Это уже слишком. Это не просто убийство. Это ритуал.”

– Сомневаюсь, что Он сюда заглядывал, – сухо отозвался Михаил. – Его оскопили.

– Вижу, – тихо ответила Ева, разглядывая рваные раны на спине. – И бичевание.

“Кто-то бил его, как Христа. Кто-то хотел, чтобы он страдал. ”

– Что? – Миша нахмурился, вглядываясь в следы. – Может, ты права… И еще кое-что.

– Что?

– Думаю, его заставили съесть.

– Что съесть? – Ева на секунду замерла.

Михаил молча указал на окровавленный пол.

“О нет… Нет, только не это…”

– Жесть, – прошептала она, чувствуя, как подкашиваются ноги.

“Кто бы это ни был… Он не остановится. И следующей жертвой могу стать я.”

Третья кружка кофе обжигала пальцы. Желудок сжался в протесте, но Ева игнорировала боль, впиваясь взглядом в размытые фотографии с места преступления. В глазах рябило от недосыпа.

“Почему я не могу сложить этот пазл?”

Перед ней лежала папка с биографией ангела во плоти: Мальков Андрей Иванович, 1980 г.р. Местный. Не судим. Образцовый семьянин. Любящий отец двух дочерей.

“Слишком чисто. Слишком… правильно.”

Она швырнула папку на стол, когда часы пробили три ночи. Тело требовало отдыха, но мозг отказывался отключаться.

Утро встретило ее резким солнечным лучом, пробившимся сквозь щель в шторах ровно за час до будильника. “Опять…” Кофе, два яйца всмятку (желудок все равно бунтовал), ледяной воздух из распахнутого окна.

“Дом Мальковых. Соседний двор. Как удобно…”

Дверь открылась после пятого звонка. В щели мелькнуло бледное, изможденное лицо Ксении с запавшими глазами.

– Девочки еще спят, – прошептала вдова, пропуская Еву на кухню.

Квартира пахла лекарствами, дешевым стиральным порошком и… страхом. Таким въевшимся, что его не вывести никакими освежителями.

– Кто мог желать вашему мужу зла?

Ксения медленно закатала рукав халата.

Синяки.

Фиолетовые, желтые, синие. Свежие поверх заживающих.

“Тиран. Классика жанра.”

– Он хотел сына, – голос Ксении дрожал, как лист на ветру. – Когда родилась вторая дочь, назвал меня бракованной. Избил так, что я неделю не могла встать с постели.

Она сжала полотенце так, что костяшки побелели.

– Обещал убить, если уйду. Впервые за восемь лет я сплю спокойно. Жаль, не я его прикончила.

Ева почувствовала, как по спине пробежал холодок.

– А девочки?

Ксения замерла. Потом разрыдалась – беззвучно, содрогаясь всем телом.

– Он… – ее голос сорвался в шепот, —…он начал трогать старшую, когда ей было шесть. Говорил, раз я не родила сына, они станут его “любовницами”. Где-то вычитал такое… в истории.

Слезы капали на пластиковую скатерть.

– Я пыталась сбежать. Собрала вещи, взяла детей… Но он заявил в полицию, что я похитила их. Нас вернули. После этого он… – голос оборвался.

Ева медленно выдохнула.

“Значит, так.”

Теперь картина складывалась.

Жестокий садист, скрывающийся под маской примерного семьянина.

И кто-то, кто решил, что его смерть должна быть особенной.

“Кто-то, кто знал правду.”

– В тот день ему позвонили из охраны СНТ, – продолжала Ксения, вытирая лицо. – Говорили, видели подозрительного человека. Он так ругался… Схватил ключи и уехал.

В ее глазах мелькнуло что-то странное.

– Когда полиция сообщила о смерти… Я плакала. От счастья.

Ева наклонилась вперед:

– Ксения, вы знаете, как его убили?

Женщина встретила ее взгляд без тени сожаления:

– Я видела тело в морге. Тот, кто это сделал… Он избавил нас.

Где-то в квартире скрипнула дверь.

Девочки проснулись.

***

Тяжелое сердце – так, наверное, должно было быть. Но в груди у Евы не было ничего. Только пустота, холодная и липкая, как смола. Она ехала в отдел, и каждый поворот машины отдавался в висках глухим стуком – будто кто-то методично заколачивал гроб.

Кабинет встретил ее сизым маревом табачного дыма. Стол, заваленный архивами, напоминал скорее братскую могилу – папки, пожелтевшие от времени, шелестели страницами, словно шёпотом мертвецов.

– Это что еще такое? – голос Евы прозвучал резко, но внутри она уже знала ответ.

– Ищем похожие случаи.

– И как успехи?

– Два случая за пять лет в нашем регионе. Голос коллеги дрогнул. – Поиск по стране не начинали… Боюсь даже думать об этом.

Ева опустилась в кресло. Пластик хрустнул, будто кости. Кофе в кружке был черным, как деготь, но она сделала глоток – пусть горит. Пусть хоть что-то напоминает, что она еще жива.

– Рассказывайте, что накопали.

Дым заклубился гуще. Кто-то нервно щелкнул зажигалкой.

– Пять лет назад… в центральном районе нашли труп невесты.

– Как поэтично! – фыркнул Миша, но под взглядом Евы его ухмылка застыла, как маска.

– Рано утром… сотрудники трамвайного депо шли на работу через подземный переход. Голос рассказчика понизился до шепота. – И нашли её. Сидящей у стены. В белом платье. В фате. В туфлях…

Тишина.

– Как кукла? – Ева почувствовала, как по спине ползет холод.

– Да. Будто её… посадили.

Она закрыла глаза. Представила: бледное лицо, полуоткрытые губы, пустые глаза, устремленные в никуда. А вокруг – тишина подземелья, капающая вода, шаги, затихающие в темноте…

– Какой секрет был у нее?

– Не понял?

– Эльза оказалась эксортницей.

– Что?!

– Ах да, забыла рассказать. Ева усмехнулась, но в глазах не было веселья. – В её дневнике… много интересного. Фамилий нет. Зато есть ссылка на сайт, где она себя продавала. И весьма успешно.

– Зачем? – мужчины переглянулись. – Мать вроде не ограничивала её в средствах.

– Видимо, из любви к искусству. – голос Евы прозвучал ледяно.

Тишина снова сгустилась.

– Так вот… Эльза – проститутка. Только элитная. Она медленно провела пальцем по краю кружки. – Мальков – садист и педофил. Бил жену. Насиловал дочек…

Пауза.

– Вот и напрашивается вопрос…

Она подняла глаза. В них отражался тусклый свет лампы – два желтых пятна, как у ночного хищника.

– …какой секрет у невесты?

**

Два дня спустя

Она стояла на пороге, вцепившись пальцами в косяк, будто боялась, что земля уйдет из-под ног. Дверь амбара была распахнута настежь, и внутри – как на блюде: пусто, тихо, неестественно чисто.

«Как же так?» – мелькнуло в голове.

Район всегда считался тихим, почти идиллическим: сталинки с резными балконами, дворы, где еще вчера дети гоняли мяч дотемна. Сам амбар давно перестал быть складом – его переделали под студию: днем здесь учили детей лепить из глины и тянуться в позе лотоса, по вечерам собирались компании с гитарами и настолками. Место было живым.

А теперь…

Вокруг сновали полицейские, кто-то рыдал в кустах – не выдержал вида.

В центре, на грубо сколоченном деревянном кресле, сидела женщина. Рыжие волосы, будто медная корона, ниспадали на плечи. Голова склонилась к полу, словно она разглядывала узоры на досках. У ее ног – обезглавленное тело мужчины: рельефный пресс, накачанные плечи – явно спортсмен.

«Где-то я это уже видел…»

Голова лежала на подносе среди чашек для кистей – аккуратно, почти торжественно.

– Саломея с головой Иоанна Предтечи. Рубенс, – бросила Ева, не отрывая взгляда от «композиции».

Миша моргнул:

– Ну, мы пока не знаем, какой у них грех…

– Женщину опознали. Голову – нет, – буркнул Василий, протирая платком шею.

Ева резко развернулась:

– Я в отдел. Докладывайте, как закончите.

***

В машине она сжала руль так, что костяшки побелели.

«Почему я не заметила раньше?»

На предыдущих убийствах бросалась в глаза театральность, но до картин не додумалась. А ведь она знала искусство – окончила худшколу, пропадала в Эрмитаже…

Дома схватила альбомы, рванула обратно.

Василий застал ее за столом, заваленным фотографиями и репродукциями.

– Валяй, – хрипло сказал он, принимая кофе.

– Все убийства – постановки. Мотив – наказание за грехи.

Она ткнула пальцем в распечатку:

– Эльза Серова— «Репетиция» Дега. В XIX веке балерин считали проститутками. Французская опера их покупала.

– Мальков – «Оскопление Урана» Вазари. Кронос прервал род отца. И возможно, «Бичевание Христа» Пьеро делла Франческо.

Василий присвистнул:

– А невеста?

– Пока не нашла. Но будет, догадываюсь какая картина.

**

– Она – дочь олигарха. Истеричка, оскорбляла прислугу. Он – семинарист. Сирота, спортсмен, – зачитал Василий.

– Анжелика Волкова и Макар Стрельцов. Как они пересеклись?

– Никак. Парень тут не бывал – качался в зале через улицу.

Ева закрыла глаза:

– Значит, маньяк свел их.

– Эстет-психопат с альбомом по искусству, – хмыкнул Василий.

– Осталось понять, кто он…

Ева развернула перед собой фотографии с мест преступлений, сравнивая их с репродукциями. В голове крутилась одна мысль:

«Он не просто убивает. Он ставит спектакль. И мы – его зрители.»

Василий склонился над столом, вглядываясь в изображения.

– Значит, наш маньяк не только разбирается в искусстве, но и подбирает жертв под сюжеты картин?

– Да, – Ева провела пальцем по распечатке. – Он не случайный убийца. Он методичен. Каждая деталь – часть его… перформанса.

– Но зачем?

– Чтобы его заметили.

В кабинете повисло молчание.

Фото Макара Стрельцова лежало отдельно. Молодой, с ясным взглядом, коротко стриженный. Ни намёка на грех.

– Почему именно он? – пробормотал Василий.

Ева перевернула листок с биографией.

– Сирота. Воспитывался в приюте. Семинария. Спорт. Ни связей, ни врагов.

– Может, дело не в нём?

– Тогда в чём?

Василий почесал затылок.

– В ней. Анжелика Волкова – дочь местного олигарха. Скандальная, высокомерная…

– Но какая связь с Иоанном Предтечей?

– Может, он видел в ней Саломею?

Ева задумалась.

– Возможно… Но тогда почему его голова?

Вдруг её взгляд упал на фото подноса.

– Стоп.

Она придвинула снимок ближе.

– Что?

– Здесь что-то написано.

На краю подноса, едва заметно, было выцарапано:

«Истина в крови».

– Чёрт…

Василий выругался.

– Это же фраза из…

– Караваджо, – закончила Ева. – «Уверение Фомы».

Она резко встала.

– Он оставляет подсказки.

– Или насмехается.

– Нет. Он ждёт, что мы поймём.

Ева схватила альбом, листая страницы.

– Если он воспроизводит известные сюжеты, то следующее убийство будет…

Она остановилась на репродукции.

«Юдифь и Олоферн».

– Обезглавливание.

– Опять?

– Нет. Там женщина убивает мужчину.

Василий побледнел.

– То есть теперь он ищет пару: жестокую женщину и…

– Сильного мужчину. Возможно, военного.

Ева схватила телефон.

– Надо проверить всех, кто связан с Анжеликой Волковой. Бывших, друзей, коллег…

– И где он может ударить в следующий раз?

– Где есть театральность.

**

За окном сгущались сумерки.

«Он где-то рядом. Чувствует себя художником. А мы – всего лишь зрители в его кровавой галерее.»

Ева сжала кулаки.

– Мы найдём его.

– А если он уже выбрал новых жертв?

– Тогда… мы опоздали.

Ева перебирала старые записи в архиве отдела, листая пожелтевшие дела.

«Если он воспроизводит картины – значит, знает их до мелочей. Не самоучка. Профессионал. Или… бывший профессионал»

Василий ворвался в кабинет, размахивая листком.

– Нашёл! Анжелика Волкова два года назад фигурировала в скандале – подала в суд на преподавателя художественной школы.

Ева резко подняла голову.

– Какой школы?

– «Палитра». Той самой, что в центре.

Холодный укол пронзил спину.

– Моей школы.

– Твоей?!

– Я училась там. Двадцать лет назад.

Василий присвистнул.

– Совпадение?

– В нашем деле совпадений не бывает.

**

Преподаватель, которого обвиняла Анжелика, – Арсений Грошев.

– Обвинение сняли за недостатком улик, – пояснила секретарша школы, нервно теребя цепочку. – Но репутация… сами понимаете.

– В чём его обвиняли?

– В домогательствах.

Ева переглянулась с Василием.

– Где он сейчас?

– Уволился. Говорят, запил.

Адрес нашли быстро – полуразвалившаяся мастерская на окраине.

Дверь была не заперта.

Внутри – запах краски, плесени и чего-то кислого. На мольберте – незаконченная копия «Юдифи» Караваджо.

«Он готовится…»

– Грошев! – крикнул Василий.

Тишина.

Ева подошла к столу. Среди тюбиков и кистей – фотографии.

Анжелика Волкова. Макар Стрельцов. Эльза Серова, Мальков…

И… её фото.

Школьное. С подписью: «Ева. Лучшая работа».

– Что за чертовщина… – прошептал Василий.

В этот момент за спиной скрипнула половица.

– Вы опоздали.

Голос был тихий, почти вежливый.

Они обернулись.

В дверях стоял Арсений Грошев.

В одной руке – кисть.

В другой – нож.

— Ева.

Грошев произнес её имя мягко, почти с нежностью, как будто они встретились на выпускном вечере, а не в гниющей мастерской, где пахло краской и смертью.

Он изменился. Когда-то он был высоким, статным, с гордой осанкой художника-академиста. Теперь его плечи ссутулились, пальцы, державшие кисть, были испачканы не только краской, но и чем-то темным, засохшим.

Кровь?

Ева не отвела взгляда.

– Ты всегда была моей лучшей ученицей.

– Прекрати.

Она не шевельнулась, но рука уже лежала на рукояти пистолета.

– Ты же видишь, да? – Грошев сделал шаг вперед, и свет из окна упал на его лицо. Глаза горели лихорадочным блеском. – Они все грешники. Как и те, кто их писал. Дега, Рубенс, Караваджо… Они воспевали разврат, продажность, ложь. А теперь… теперь я исправляю их ошибки.

Василий медленно сдвинулся в сторону, перекрывая ему путь к двери.

– Вырезать людям внутренности – это, по-твоему, исправление?

Грошев улыбнулся.

– Это искусство.

Фотография Евы на столе была не случайна.

«Лучшая работа» – так он подписал ее школьный снимок.

– Ты единственная, кто понимал. – Грошев повернулся к мольберту, проводя кистью по холсту. – Ты чувствовала линии, свет, правду… А потом бросила.

Ева сжала зубы.

– Я ушла, потому что ты начал сходить с ума.

– Нет! – Он резко обернулся, и в его глазах вспыхнула ярость. – Ты испугалась! Испугалась, что твои картины станут настоящими!

Василий бросил взгляд на Еву.

– О чем он?

Но она уже понимала.

– Ты использовал мои эскизы.

Грошев рассмеялся.

– Конечно. Твой набросок Саломеи… помнишь? Ты нарисовала ее слишком живой. И я сделал ее совершенной.

Еву стошнило.

Он убивал по ее рисункам.

**

Грошев медленно приближался, его губы кривились в безумной улыбке. Кисть в одной руке была перепачкана красками, нож в другой влажно поблёскивал в тусклом свете.

– Ты всегда была особенной, Ева. Твоё видение… оно было таким чистым, таким настоящим.

Василий вскинул пистолет, но Ева остановила его движением руки.

– Не здесь. Не сейчас, – прошептала она. – Он хочет представления.

Грошев рассмеялся, звук эхом отразился от стен мастерской.

– Да, девочка моя. Искусство требует жертв. И сегодня ты станешь частью моей последней картины.

Он сделал резкий выпад, но Ева была быстрее. Пистолет в её руке дважды кашлянул, и Грошев повалился на пол, его тело окрасило холст, над которым он работал.

Ева подошла ближе, глядя на незаконченную картину. «Юдифь и Олоферн». Теперь она поняла всё.

– Искусство не в крови, – прошептала она, стирая последние мазки с холста. – Оно в правде.

В этот момент мастерская начала наполняться людьми – следственная группа, эксперты, медики. Но Ева не смотрела на них. Её взгляд был прикован к холсту, который навсегда останется незавершённым.

Позже, сидя в кабинете и глядя на фотографии с места преступления, Ева поняла, что они победили. Но победа эта была горькой. Потому что искусство, которое Грошев пытался создать, было построено на крови и страданиях.

А настоящее искусство живёт в сердцах тех, кто способен видеть красоту без боли.

Ева закрыла папку с делом. На последней странице была приписка: «Художник мёртв. Галерея закрыта навсегда».

Но она знала, что где-то там, в темноте, ещё много таких же безумцев, готовых превратить искусство в орудие убийства. И её работа только начинается.

В окно кабинета пробивался серый свет осеннего дня. Ева посмотрела на него и подумала о том, сколько ещё жертв могло быть спасено, если бы они нашли Грошева раньше.

Но прошлое не изменить. Можно только двигаться вперёд, защищая живых от мёртвых идей.

И в этом была своя правда. Правда, написанная не кровью, а жизнью.

Душегуб

Крохотное окошко, забранное толстой решёткой, в тюремной камере, из которого видно клочок серого неба. Камера-одиночка для зверя. Его поместили сюда не потому, что он опасен для других заключённых, а только потому, что хотели, чтобы он дожил до суда.

Худой старик с опухшим лицом и слезящимися глазами лежал без движения на нарах. С большим трудом повернул голову и увидел их… Дети стояли вокруг его койки и пристально, не отрывая взгляда, смотрели. От их взгляда буквально кровь стыла в жилах. Он ведь знал их всех. А ещё он знал, что они все мертвы.

Мертвы…

А их палачом был он…

Они тянули к нему руки, страшные и холодные. Он не выдержал, хотел закричать, но вышло лишь мычание. После инсульта, случившегося с ним после задержания, у него нарушилась речь и частично парализовало. В больнице его подлечили и вернули в камеру.

И вот теперь пришли они… за ним. В камере стоял резкий неприятный запах испражнений и пота, смешанный с запахом разложения. Агония была тихой…

Нашли его лишь утром: перекошенное в ужасе лицо старика и нестерпимый запах. А ещё следы ног у кровати – босые, как будто детские тёмные следы. Они исчезли через несколько часов.

***

Лиза устало потирала виски, сидя на заднем сидении машины. Выпив очередную кружку горячего кофе, женщина вернулась к работе. Она любила и ненавидела свою работу. Уже несколько дней шли дожди, затрудняя поиски и сбивая со следа собак. Сотни людей откликнулись на просьбу о помощи в поисках.

Девятилетняя Настя пропала пять дней назад, словно испарилась, как капля воды на горячей сковородке. Ребёнок вернулся домой из школы, разогрел себе обед и… пропал. На столе остались посуда с остатками еды, недопитый чай. Девочку как будто кто-то позвал с улицы через окно, и дальше – ничего.

Искали везде: в сараях, подвалах, заброшенных участках, в лесу и реке. Ничего. Несмотря на начало сентября, погода резко ухудшилась – затяжные дожди и хмурое небо сопровождали поисковиков с самого утра.

– Что думаешь? – к Лизе подошёл коллега, хмурый мужчина за сорок с трёхдневной щетиной и усталостью в глазах. Он не спал уже сутки.

– Шансов мало, думаю, мы уже ищем труп. Ночью холодно, температура опускается почти до нуля. Вряд ли она смогла бы выжить. Здесь другое.

– Думаешь, маньяк?

– Это село – маленький уютный мир для его жителей. Но за три года пятеро детей погибли насильственной смертью. Понимаешь? Это плохая статистика, а хуже всего – виновный на свободе.

– Хорошо заметает следы, скорее серия по стране.

– Вот именно. Кто знает, где этот монстр сейчас? Вдруг он на пути твоего ребёнка?

– Не пугай.

– А я и не пугаю, это всего лишь сухая статистика. Я в отдел, будут новости – звони. – Лиза пересела на водительское место и тронулась с места.

Среди деревьев мелькали яркие жилеты поисковиков, в рации то и дело слышались реплики. Она отключила рацию, включила обычное радио, чтобы тишина не была такой липкой и жуткой. Ей всё время казалось, что ей в спину кто-то смотрит, и взгляд недобрый. Это началось с момента начала поисков.

Приехав в отдел, Лиза первым делом заварила свежий чай и достала из сейфа печенье с шоколадом. На столе разложила карту и фотографии пропавших и погибших детей. В руках у неё была распечатка нераскрытых дел за последние пятнадцать лет, где жертвами были дети этого района.

Лиза почувствовала озноб – больше двадцати похожих дел. Она занималась поисками мальчика восьми лет, пропавшего чуть больше года назад в этом же селе. Его останки нашли спустя три месяца, личность устанавливали через ДНК-тест. Мужчина купил участок, заброшенный, на котором стоял полуразрушенный сарай. Там-то под мусором и нашли мальчика. Когда ребёнка искали, этот сарай обыскивали, и тела не было, то есть труп перенесли туда намного позже, и, если бы не эта случайность, останки, вероятнее всего, не нашли бы.

Пять лет назад пропала девочка-десятилетка, возвращавшаяся от бабушки с пирожками. Как в страшной сказке – пирожки нашли, а девочку нет. Её так и не нашли, только корзинку с пирожками. Тогда село замерло в ужасе, семью девочки многие знали. Мать до сих пор ждёт её.

Пять лет назад проверяли чуть ли не всё мужское население села, но совпадений не нашли. Все эти годы Лизе не давала покоя мысль, что душегуб где-то совсем рядом, у всех на виду. А ещё её мучили кошмары с того самого дня, как она занялась этим делом. Обычно она ложилась в кровать и мгновенно засыпала, проваливаясь в чёрную пустоту. А тут ей снились яркие, почти как фильмы, сны.

Во сне она не была участником, лишь наблюдала со стороны и никак не могла вмешаться. Она видела, как к детям подходит мужчина, лица не видно, только спину. В каждом сне она видела не просто картину преступления, она видела, как всё происходило.

Эти сны выматывали и пугали её.

***

Лиза ещё раз посмотрела на старинный особняк, в котором расположилась клиника неврологии. Здесь работала её школьная подруга, у которой была отличная репутация хорошего врача. Следователь позвонила подруге в надежде на совет, что ей пить из лекарств, чтобы купировать эти сны, ведь они явно связаны с её работой.

– Обычные проблемы много работающего человека, – сказала ей подруга после тщательного обследования. – Я выпишу тебе лекарства на курс, но с твоими снами это не поможет. Твоё подсознание что-то тебе пытается сказать, напомнить. Тебе нужен другой специалист.

– И какой же? – усмехнулась Лиза. – Уж не психиатр ли?

– Именно, грамотный спец сможет помочь. Подумай.

И Елизавета уехала «думать». Телефонный звонок вывел её из раздумий.

– Слушаю, – сказала она, включая громкую связь.

– Нашли, – голос в трубке был практически неузнаваем, но это был её коллега Влад. – Тебе стоит приехать.

Лиза сжала руль с такой силой, что побелели пальцы. На секунду прикрыв глаза, она мысленно вспомнила пропавшую девочку. «Нашли. Не живую. Она снова проиграла».

На окраине села собралась толпа местных жителей, яркие мигалки полицейских машин озаряли сумерки. Тишина оглушала, кажется, весь мир замер в ужасе.

Следователь припарковала машину, нашла глазами коллегу и поспешила к нему. Влад молча кивнул в знак приветствия, и они вместе прошли к месту преступления. Полуразрушенный старый дом, в котором нестерпимо воняло, двери держались на одной петле, окон не было. Они вошли внутрь, посередине – подпол с открытой дверцей. Лиза машинально фиксировала детали и мелочи.

А в подполе среди битого стекла, в углу лежала пропавшая девочка. Прикрытая тряпьём и фанерой, до ужаса обезображена. Лиза на минуту замерла, не в силах сдвинуться с места.

– Нашёл собачник. У мужика псина породистая, производитель, ест по часам даже. Живёт в доме, не на цепи, конечно. Каждый день много гуляют по окрестностям. Пёс сорвался с поводка, почуяв труп. Мужик за собакой, пёс лапами с остервенением драл дверцу. Хозяин собаки спустился вниз, почувствовал запах, собака завыла. Он, когда присмотрелся и увидел детскую ножку, торчащую из мусора, пулей вылетел оттуда и сразу вызвал нас. У собаки явно стресс, а мужик на грани запоя.

– Мужика проверили?

– Конечно, его тут даже не было когда она пропала. Мы его пока не отпускали, думал, может, ты захочешь с ним поговорить. Собака у него нервничает сильно.

– Поговорю, чуть позже. Давай осмотримся.

Лиза наблюдала за работой криминалистов, которые собирали мусор и прочие улики. Тело уже сфотографировали и осмотрели, и теперь осторожно упаковывали в чёрный мешок. Женщина почувствовала, как сжимается сердце при виде чёрного мешка.

– Все подробности будут в отчёте, скажу сразу – убили её не здесь, тело принесли значительно позже после смерти, – проговорил судмедэксперт, выбираясь из подпола вслед за телом.

– Я поняла, убили где-то в другом месте.

Лиза молча кивнула, её взгляд был прикован к чёрному мешку. В голове крутились мысли о том, как можно было упустить преступника. Сколько ещё детей может пострадать, пока они не поймают этого монстра?

– Нужно осмотреть всё вокруг, – наконец произнесла она, прерывая тяжёлое молчание. – Возможно, найдём что-то, что поможет установить, как тело попало сюда.

***

Работа продолжалась до поздней ночи, никто не уехал домой, к семье. Все понимали важность поимки преступника. Завтра он мог погубить ещё одного ребёнка.

Лиза вернулась домой ближе к утру, совершенно измотанная и опустошённая. Перед глазами до сих пор стояло искажённое горем лицо отца пропавшей девочки, а душераздирающий крик матери всё ещё звенел в ушах. Женщина боялась засыпать, страшась кошмаров, которые, как она предчувствовала, не заставят себя ждать. Проснулась она с тяжёлой головой и ещё большей усталостью.

– Всё-таки нужно попробовать сеанс, – пробормотала она, наливая себе уже третью чашку кофе.

После долгих колебаний она всё же позвонила подруге и согласилась на предложение обратиться к психиатру. Встречу назначили на полдень. Лиза нервничала, чувствуя себя неуютно, и отпросилась с работы на полдня.

– Ну что ж, приступим? – напротив Лизы сидела приятная женщина лет пятидесяти. – Процедуру я вам описала.

Елизавета кивнула. Врача звали Виктория Павловна – опытный психиатр с внушительной практикой. Узнав о проблемах Лизы и её работе, врач предложила попробовать гипноз. Возможно, в состоянии гипнотического сна Лиза сможет увидеть лицо преступника, и тогда картина наконец-то сложится. По крайней мере, в её сознании.

Лиза устроилась поудобнее в мягком кресле. Виктория Павловна сидела напротив, держа в руке кулон на длинной цепочке.

– Твоё тело расслабляется, ты погружаешься в сон… – звучал в ушах мягкий голос врача.

«Девятилетняя школьница вернулась домой после занятий и принялась разогревать обед. Окна кухни выходили на улицу. Девочка смотрела мультик и ела, когда вдруг в окно постучали. В руках у мужчины были два котёнка.

– Ой, какие милые! – девочка мгновенно забыла про мультик и обед.

– Их нужно покормить и приласкать, пока мама-кошка где-то гуляет.

– Но мне ещё уроки делать! – с разочарованием протянула девочка. – Дядь Миш, вы же маме не расскажете? Я только поиграю с котятами и сразу вернусь.

– Конечно, никому не скажу. И ты молчи. Это будет наш секрет, – хрипло произнёс мужчина.

Девочка вышла из дома и последовала за мужчиной, который нёс котят. Лиза никак не могла разглядеть его лицо – только руки и татуировку. Имя.

Мужчина свернул в переулок, девочка – за ним. Всего пятьдесят метров от дома через проулок. Дом, куда вошли мужчина и девочка, показался ей знакомым. Калитка с глухим стуком закрылась за спиной ребёнка. Мужчина резко обернулся к девочке, свет упал на его лицо, но Лиза снова не смогла его разглядеть.

– Дядь Миш, что случилось? – девочка что-то почувствовала и попятилась к выходу. Мужчина отшвырнул котят и уставился на ребёнка.

В этот момент солнце скрылось за тучами, и Лиза наконец увидела лицо убийцы. Это был сосед, дядя Миша, тот самый, который помогал искать девочку и утешал родителей.

Лизе оставалось только беспомощно наблюдать за происходящим.

– Раз, два, три. Лиза, проснись! Возвращайся!»

Раздался громкий щелчок, словно взвод курка, и Лиза открыла глаза. Виктория Павловна смотрела на неё с тревогой.

– Ты что-то помнишь? – спросила врач.

– Да.

– Имейте в виду, это может быть просто игрой вашего подсознания. Но может быть и нет.

– Что вы имеете в виду?

– Наш мозг – удивительное устройство. Иногда под гипнозом люди выдают информацию, которую просто не могли знать. Я, кстати, верю в телепатию – возможно, это один из утраченных способов человеческого общения. Не смотрите на меня так, будто мы должны поменяться местами, – рассмеялась врач. – Несмотря на вашу работу, вы обладаете сильным эмпатическим даром. Сочувствие и сопереживание к пострадавшим разрушают вас изнутри, вызывая панические атаки. Верно?

– Да, но я привыкла. Я люблю и ненавижу свою работу одновременно.

– Вы не первая и не последняя. Ваш мозг замечает мельчайшие детали, но вам не удаётся сложить полную картину. У меня есть необычная теория, основанная не только на вашем случае. Такие чувствительные натуры, как вы, способны настраиваться на волну других людей и буквально видеть их глазами. В вашем случае – это связь с жертвами. У вас когда-нибудь была серьёзная травма головы?

– Десять лет назад я попала в страшную аварию на трассе. На скоростной автомагистрали столкнулись больше десятка машин. Врачи не верили, что я выживу. Я провела неделю в коме, а потом долго восстанавливалась.

– А сны начались именно после этого? – внимательно посмотрела на пациентку Виктория Павловна.

– Да, я как-то размышляла об этом, – медленно произнесла Лиза, пристально глядя на врача. – Сны начали преследовать меня ровно через год после той аварии. – ответила она, в её голосе звучала твёрдая уверенность. – Знаете, доктор, я не ожидала, но вы действительно помогли. Теперь я точно знаю, что нужно делать – немедленно отправляемся в то село. Спасибо вам за всё!

Виктория Павловна задумчиво поправила очки и мягко произнесла:

– Будьте крайне осторожны, Лиза. Помните: всё, что вы увидели под гипнозом, может быть всего лишь игрой вашего подсознания. Очень легко перепутать желаемое с действительным. Ваши эмоции, ваша эмпатия – это, безусловно, дар, но он же может стать и ловушкой. Не позволяйте чувствам затмить разум.

Лиза кивнула, уже мысленно составляя план действий:

– Я понимаю. Но теперь у нас есть зацепка, а это уже немало.

– Именно так, – согласилась врач. – Но не забывайте о собственной безопасности. Вы нужны не только делу, но и тем, кто ждёт вас дома.

Лиза молча поднялась с кресла, чувствуя, как внутри неё разгорается огонь решимости. Она знала: теперь всё изменится.

***

Лиза не смогла дозвониться до напарника и решила самостоятельно отправиться в село, по пути отправив ему СМС с адресом. Однако на въезде в село её машина внезапно заглохла. Погода резко испортилась – опустился густой туман, из-за которого видимость упала практически до нуля.

Оставив автомобиль на обочине, женщина двинулась вперёд пешком. В туманной пелене дом, который, возможно, принадлежал маньяку, выглядел ещё более зловеще. Лиза негромко постучала в калитку, но в ответ – ни звука. Ни лая собаки, ни хозяина. Улицы, к её удивлению, были пустынны.

Быстро оглядевшись по сторонам, она проскользнула во двор. Картина, открывшаяся перед ней, производила удручающее впечатление: повсюду валялся мусор, стояли пустые бутылки. Окна в доме не мыли, наверное, лет десять, а на крыльце одна ступенька прогнила и провалилась.

– Эй! Есть кто дома? – громко окликнула Лиза, осторожно приоткрывая дверь в дом.

Внезапно за спиной послышалась какая-то возня. До её носа донёсся отвратительный запах перегара и немытого тела. В следующий момент он прыгнул на неё. Лиза в последний момент успела увернуться, но оба всё равно рухнули на землю.

Её сердце бешено колотилось, адреналин хлынул в кровь. Она понимала: сейчас от её реакции зависит не только успех расследования, но и её собственная жизнь.

Лиза мгновенно перекатилась, уходя от захвата, и вскочила на ноги. Её рука инстинктивно метнулась к кобуре, но в этот момент туман словно сгустился ещё больше, создавая вокруг них зловещую завесу.

– А ну стой, куда побежала? – прохрипел незнакомец, поднимаясь с земли. Его фигура казалась размытой в молочной пелене тумана.

Лиза отступила к стене дома, стараясь держать нападавшего в поле зрения. Её пальцы нащупали телефон в кармане – связи не было. Она оказалась в ловушке.

– Что вам нужно? – голос её прозвучал твёрже, чем она ожидала.

– Ты ещё спрашиваешь? – мужчина шагнул вперёд, и Лиза разглядела его – небритый, с мутными глазами и трясущимися руками. – Шлялась тут, вынюхивала…

В этот момент громко зазвенел металл, раздался свист, и её противник внезапно упал навзничь. Лиза выдохнула и подняла голову. Её напарник Вадим быстрым шагом шёл к ней. Преступник тихо выл от боли – Вадим попал ему в ногу из пистолета.

– Вставай, голубь! – он рывком поднял хозяина дома. Тут же двор наполнился людьми в форме.

Михаилу, хозяину этого дома, быстро перевязали рану, которая оказалась неглубокой, и усадили в машину. Вскоре они уже сидели в кабинете для допросов.

Лиза вела допрос жёстко, почти жестоко. Она едва сдерживала себя, чтобы не накинуться на него с кулаками. Вадим молча сидел рядом, наблюдая и слушая.

– Бес попутал в тот день. Котят кто-то подкинул, я хотел и правда девчонке отдать их. Позвал её, она сама пошла. А потом как будто вселилось в меня что-то, я захотел её… как женщину.

– Ей десять лет было, – ровным голосом проговорила Лиза.

– И что? Вполне себе ничего, – мерзко ухмыльнулся он. – Одного не понимаю: как ты меня нашла? Ведь столько лет на меня никто не думал.

– Девочка показала, – тихо ответила следователь.

Допрос шёл несколько часов. Преступник рассказывал о своих преступлениях с некой гордостью. Жертв оказалось больше, и Лиза не была уверена, что он обо всех рассказал.

Первой жертвой была соседская девочка в далёкой жаркой советской республике. Её останки много лет были погребены в фундаменте сарая во дворе дома родителей Михаила. Ему нравились девочки определённого внешнего вида и возраста.

– А мальчики? Их за что? – вдруг спросил Вадим.

– Просто попались. Не повезло, – снова ухмыльнулся Михаил.

Началось масштабное расследование. Эксперты выезжали на места преступлений, искали останки. Везде, где душегуб указал, нашли следы трагедии. Два месяца бесконечных выездов, дикой усталости – и итог, которого никто не ждал. Однажды утром Лизе позвонили из СИЗО и сообщили об инсульте у Михаила.

А потом… не было этого «потом». Был суд, ему дали пожизненный срок за убитых детей. Раскопки продолжались, потому что некоторые места захоронений находились в других государствах, которые когда-то были частью Советского Союза.

Преступник не успел отправиться по этапу – умер в камере. Говорят, следы у его кровати в одиночной камере напоминали детские…

Лиза долго не могла забыть этот случай. Её сны, её видения – всё оказалось правдой. Но цена была слишком высока. Она продолжала работать, но теперь каждый раз, закрывая глаза, видела те же испуганные глаза детей, тех, кого уже не вернуть.

И где-то в глубине души она знала: есть ещё много таких, кто скрывается, кто ждёт своего часа. Но она будет искать. Всегда. Потому что это её долг – защищать тех, кто не может защитить себя сам.

Кровавые цветы

Маленькая девочка с тоской смотрит на гроб, стоящий на двух табуретках. Девочка не верит, что мамы больше нет. В гробу не её мама, а гигантская кукла с восковым лицом. Она вот-вот проснуться, и всё будет как раньше.

Комья влажной земли падают на крышку гроба с глухим стуком. Девочку держат за руку так крепко, что ей даже больно. Строгая незнакомая женщина уводит её с кладбища, как только установили последний венок. Ребёнок провожает взглядом свою бабушку, которая просто отвернулась от единственной внучки.

Строгая женщина усаживает девочку в машину, и они долго едут. Очень долго. И вот наконец машина останавливается перед серыми унылыми воротами с большой табличкой. Маленькая девочка уже умеет читать, только вот смысл надписи пока не понимает.

«Детский дом № 139»

Как только за девочкой захлопнулась дверь в здание детского дома, малышка поняла – началась новая трудная жизнь.

***

Много лет назад

Маленькая Вика закрывала уши руками и зажмуривалась, так ей было не так страшно. Она лежала под кроватью на старом половике. В соседней комнате громко ругались родители, слышались звуки ударов. Ругань стихла лишь когда хлопнула входная дверь, что означало: отец ушёл. И это было плохо. Он вернётся под утро пьяный, и всё начнётся сначала.

Ольга, мать маленькой Вики, была красавицей с самого детства. Умненькая не по годам, большеглазая красавица Оля росла с мамой и дедушкой. Училась в школе на отлично и получила медаль, уехала в город учиться. В университете училась на отлично, зачёты в основном получала автоматом. Жила в общежитии и получала стипендию. Мать её болела и умерла, когда Оля перешла на второй курс. Дед дожил до окончания учёбы и тоже покинул этот мир. Осталась Ольга одна с дипломом на руках, вернулась в родной посёлок. Девушка получила специальность фельдшера и мечтала в будущем стать врачом. Жила одна в доме деда, родственников у неё не осталось.

С Сергеем познакомилась на работе, когда тот обратился за помощью. Мужчина был старше Оли на пять лет, в юности они не общались. Серёжа работал в умирающем колхозе, мечтал о богатстве, сам жил с матерью и братом в небольшом домике.

Две полные противоположности стали встречаться. Через год поженились, и Сергей переехал к жене. Мать Сергея невестку на дух не выносила по неизвестной причине, хотя и обрадовалась, когда сын съехал. Свадьба была скромной, гостей мало.

Первые годы жили неплохо, начинался разгул девяностых. Страна разваливалась на глазах, зарплаты не выплачивались месяцами. В городе, конечно, было сложнее, чем в сельской местности. Спасал огород и хозяйство, если не ленивый и руки из того места, с голода точно не помрёшь.

Именно в тот период начались трудности и в семье Сергея и Ольги. Мужчина стал часто задерживаться и прикладываться к бутылке. Это выводило из себя Ольгу, которая на фоне стресса растеряла всё своё обаяние и спокойствие. Вике исполнилось два года, пошла в садик, Ольга вышла из декрета.

– Где ты была? – тихо с угрозой в голосе спросил Сергей. Он был трезв, но глаза дикие. – Где?

– Да нигде! После работы дочку забрала из сада и домой. У Вики спроси, – отозвалась Ольга.

– По мужикам шастаешь?

– Чего? – Ольга опешила от такого вопроса.

– Знаю, у вас новый водила из города, Валерка. Он тебя домой возит? Машину на нашей улице видел, шлю… – заорал Сергей, бросаясь на жену.

– С ума сошёл? Я никогда тебе не изменяла, а у Валерки жена вообще-то имеется.

– Значит, вы там втроём!

Это был первый раз, когда Сергей сильно избил жену, сломав ей руку. Когда она потеряла сознание, он просто ушёл к своей матери. Там ему налили стопку для успокоения.

– Не жена у тебя, а змея какая-то! Ну выпил, иногда, так все пьют! Ох и стерва она у тебя! – подначивала сына мать. Он кивал, глаза наливались кровью.

С тех пор подобные разборки были постоянными. Крики, ругань, драки – вот такое детство было у Вики. Отец её не замечал, дочка ему была не нужна. А Вика его откровенно боялась.

Как-то Ольга летом пришла в водолазке с длинными рукавами. Коллега, Маргарита Павловна, старший фельдшер, быстро всё поняла.

– Бьёт? Но лицо не трогает, – женщина сочувственно погладила Ольгу по руке.

– Угу.

– Выгони его! Он же у тебя живёт?

– Боюсь убьёт совсем. С кем тогда Вика останется? Свекрови она неинтересна, а больше у нас родственников нет, – ответила Ольга.

– Такие как твой муж, в основном трусы. Пригрози милицией.

– Наш участковый его двоюродный брат.

– Ясно. Оль, пожалей и себя, и своего ребёнка. Однажды он тебя убьёт.

Слова Маргариты Павловны оказались пророческими.

**

Намечался день рождения дочки, пять лет, и Ольга приготовила подарок и торт. К ужину запекла курицу, картошку, открыла домашние соленья. Последние дни Сергей проводил в основном в полях, вовсю шла уборка. О том, что у его дочки день рождения он, конечно, не помнил.

Ольга накрыла стол, нарядила Вику в праздничное платье, в котором девочка ходила на утренник. Платье было её любимым, розовое с карманчиком на груди, где вышита весёлая собачка. Этот наряд привезла из-за границы бывшая однокурсница Ольги. Они давно не виделись, а в тот день случайно встретились в городе и разговорились. Через несколько дней Ольге передали свёрток с подарком – платье для дочки и красивый шёлковый шарф для неё.

Сергей возвращался домой навеселе, в окнах увидел свет, значит, будет на ком выместить свою злобу на всех. Он мельком заглянул в окно и почувствовал, как наливаются яростью кулаки. Накрытый стол, дочь и жена нарядная. Сергей влетел в дом словно бес. Ураганом пронёсся по дому, заглянул даже в шкаф. Ольга в страхе и изумлении смотрела на мужа.

– Где? Где твой хахаль? – Сергей терял человеческий облик на глазах. – Опозорить меня решила? Тварь, сейчас буду учить уму-разуму, раз тупая такая.

Он вытащил свой ремень с железной пряжкой и размахнулся. Ольга едва успела крикнуть дочери: «Прячься, беги!». Град ударов обрушился на беззащитную женщину. Мужчина бил с удовольствием, вымещая свою злобу, ярость, неудачи. Вика всё видела, она забилась в узкое пространство между холодильником и буфетом. Он не остановился даже когда жена затихла.

Сергей устал, выдохся учить уму-разуму жену. Бросил ремень там же на кухне и отправился спать. Вика дождалась, когда послышался храп отца, подползла к матери. Она гладила её по лицу, просила открыть глаза. Девочка поняла – мамы больше нет. Маленькое сердечко разрывалось от боли, сознание не принимало столь страшное событие.

Девочка тихо вышла из дома и в предрассветной мгле побежала на фельдшерский пункт. Там её и нашла Маргарита Павловна. Увидев ребёнка, женщина сразу поняла – случилось самое страшное.

Сергея задержали в тот же день и увезли в город. И вот тут начались чудеса. За смерть жены от его рук мужчину не наказали. Он получил всего лишь условный срок и штраф, брат постарался.

– Как такое возможно? – удивлялась Маргарита Павловна, коллега Ольги. – Он человека забил до смерти, ребёнка матери лишил, и условный срок! Фемида умом повредилась?

Женщина не стеснялась и не боялась никого, поэтому говорила свободно. Она жалела покойную Ольгу и маленькую Вику. Девочку забрали в детский дом, так как бабка не захотела воспитывать.

**

Несколько лет спустя в село вернулась Виктория. Она выросла, закончила не только школу, но и фармакадемию, стала провизором. Она постучала в облезлую калитку дома, где росла. Долгое время никто не открывал, собаки, видимо, не было.

– Кто там? – грубый окрик долетел со двора. Со скрипом калитка отворилась, и перед Викой предстала женщина без возраста:

– Ты кто? Ничего не покупаю.

– Я Вика, – растерянно пробормотала девушка. – Вот, в гости приехала.

– Кто? Какая такая Вика? Не знаю никаких Вик! Вон шуруй отсюда! Ишь, в гости приехала, – разошлась бабища.

Внезапно из дома вышел мужчина со всклоченными волосами и недельной щетиной. Он внимательно рассматривал гостью.

– Вика? – пробормотал ошарашенно мужик.

– Ты её знаешь? – баба никак не могла успокоиться.

– Ольги дочь, – ответил мужик.

– Здравствуй, папа, – громко сказала Виктория, глядя на отца. – Ты вроде как и не отказывался от меня. Родительских прав тебя не лишали.

– Ну да. Чего приехала? Денег не дам.

Вика презрительно поморщилась, но ничего не ответила.

– Я на пару дней буквально. Потом уеду в город, скоро собираюсь замуж, решила вот напоследок повидаться, – сказала Вика, глядя на отца. – Скорее всего мы больше никогда не встретимся.

Сергей долго смотрел на дочь, обдумывал, что ему сулит эта встреча. Вика хорошо и дорого одета, даже мобильный есть. Деньги у неё явно водятся.

На дворе начало нулевых, мир изменился до неузнаваемости, плохое стало хорошим, и наоборот.

– Ладно, проходи, – сделал широкий жест рукой, приглашая в дом.

– Ты чего? – начала было возмущаться баба.

– Завянь. Дочь моя это, – оборвал её Сергей.

Вика не хотела снимать обувь в доме, судя по виду пола, мыли его на прошлый Новый год. Замусоленные, нестиранные занавески, везде грязь и разруха. Большая часть мебели и занавески Вика помнила, их покупала её мама. У батареи прямо на полу сидел ребёнок, то ли мальчик, то ли девочка, и сосредоточенно резал ножом кукольное лицо. Вику передернуло.

Она как будто попала в страшный сон, вязкий кошмар, из которого она никак не может выбраться. Девушка запомнила этот дом другим. Тогда в нём было уютно, пахло супом и булочками, а ещё мамиными духами. Сейчас воняло немытыми телами, грязью и варёной капустой.

– Ларка, на стол накрой, нормально только и беленькой поставь, – грубо рявкнул сожительнице Сергей.

– А ты денег на стол давал? – не осталась в долгу баба.

– Вот, возьмите, – Вика протянула пару крупных купюр. – Купите что нужно.

– Ишь, богатая какая! – но деньги взяла.

***

К вечеру в доме вовсю шло веселье. На столе громоздились бутылки, закуски было мало, и их быстро съели. О Вике быстро забыли вообще, она скромно сидела в кресле, стараясь стать еще незаметнее.

Приходила ее бабушка, узнать по какому поводу веселье. Она-то точно знала, что у сына денег не было даже на курево, а тут она Ларису встретила в магазине. Лариса покупала продукты и спиртное.

– Внучка твоя заявилась, – сообщила свекрови Лариса.

– Вика что ли?

– Ага.

Женщина решила сходить к сыну и все узнать самой. Это и правда была Виктория. Она была удивительно похожа на мать, просто одно лицо. Мать Сергея ни разу не пожалела о том, что не забрала тогда внучку. Она была к ней равнодушна. Радовало то, что дом достался Сергею, у Ольги никого не было, а дочь в детском доме. За деньги, в лихие времена все легко решается. На тот момент у Сергея был хороший, но не совсем законный заработок. Брат уже не служил в милиции, но тоже неплохо зарабатывал.

С Ларисой познакомился несколько лет назад и привел ее с ребенком к себе в дом. К слову, ребенок не нужен был ни ей, ни Сергею.

– Зачем приехала? Только не ври, – грубо спросила бабушка внучку.

– Повидаться, я же сказала. Вот, всех навестила, завтра еще к маме схожу и уеду. Больше мы с вами не увидимся, – спокойно глядя в глаза старухе сказала Вика.

– И то верно. Дом Сергея, на него не рассчитывай.

– Дом? – Вика улыбнулась. – Он мне не нужен. Здесь нет главного.

– Чего? – удивилась бабушка.

– Мамы, – тихо ответила Вика.

– Ну, кто старое помянет…

– Вы считаете это мелочью?

– Не передергивай, твоя мать сама виновата.

Виктория сжала пальцы в кулак так, что руку пронзило острой болью. Она смотрела на пожилую женщину с ужасом. И это ее родная бабушка! Девушке захотелось вцепиться в горло старухе и трясти ее, пока все не закончиться. Но вместо этого Вика вежливо улыбнулась.

– Может быть…

– Раз ты выросла, зарабатываешь, могла бы и бабушке с отцом помогать. Не переломишься, – заявила родственница.

– Я подумаю.

Девушка выскочила на улицу, жадно вдыхая ночной воздух, пребывание в этом месте было для нее невыносимым.

– Пора заканчивать этот балаган, – прошептала Вика и отправилась в дом.

Гости спали вповалку на диване и креслах, Лариса ушла в другую комнату, где спал ее ребенок. Бабушка давно ушла домой. На ногах держались только Сергей и Вика. Вика не пила вообще, а у Сергея была норма, до которой он еще не дошел, чтобы отключиться.

– Сядь, выпей, – рявкнул Сергей дочери. – Не корчи из себя дамочку.

– Давай поговорим, – Вика покорно села за стол, стараясь держать себя в руках.

– Ну говори.

– За что ты убил маму?

– Хм, наверное, потому что мог, – хихикнул Сергей. – И как видишь, мне ничего не было.

– Тебя ведь брат отмазал? Да, я в курсе. Но все-таки, ответь.

– Роль баб – смирение, покорность и подчинение. Так завещал сам Господь! – стукнул по столу Сергей. – Вы низшие существа: безмозглые, тупые, мерзкие твари!

– А ты, стало быть, гений, и умный, и красивый! – хмыкнула Вика, глядя на отца. – Мне так жаль.

– Чего?

– Что у меня есть часть твоих генов. Впрочем, я услышала то, что хотела. В тебе нет ни капли любви, сострадания или обыкновенного сочувствия. Ты мнишь себя высшей расой? Так вот, открою тебе секрет – ты пробил дно. Убийца, которого даже на зоне уважать не будут. Ты никто! Пустое место, памяти о котором не останется через полчаса, как зароют гроб!

Вика распалялась всё больше, она почти кричала, не думая, что её кто-то услышит на улице. У соседей прекрасно были слышны крики.

Сергей не выдержал, схватил ремень, очень похожий на тот, которым он убил жену много лет назад. Вика успела только испуганно закричать и прикрыть голову руками.

***

Молодая женщина сидела на веранде летнего кафе и наслаждалась закатом. Дышалось легко и свободно, пожалуй, впервые за много лет. Она лениво рассматривала прохожих сквозь солнечные очки. Хотя она могла не опасаться, в этом городе и стране её никто не знал, а встретить знакомых маловероятно. Но чем чёрт не шутит? Вот она чуть и подкорректировала внешность. И не только внешность. Имя тоже теперь было другое. Виктория мертва и покоится предположительно в болоте.

Девушка ни о чём не жалела. Её помощник сообщил ей перед вылетом в другую страну, что Сергей скончался в СИЗО. Сокамерники проснулись от его крика, он тыкал пальцем в угол, и орал как ненормальный. Пара затрещин привела его в чувство, но в ту же ночь он умудрился повеситься на собственной шконке, соорудив из майки петлю. Интересно, что вся камера спала сном праведников и никто ничего не видел.