История первая.
Череда одного и того же проходит передо мной уже много времени. Кто-то стремится к тому, чтобы найти философский камень, познать суть бесконечной жизни.
Вполне возможно, что и я была тем, кто к этому стремился.
В школе у меня было три подруги, мы были красивые, богатые, высокомерные.
Тогда мне нравилось, что взгляды, обращенные в мою сторону, выражали восхищение, зависть, преклонение, страх. Особенно страх.
Не знаю, почему, но это чувство из всех, делало мою жизнь хоть как-то живее.
Мне было всегда скучно. Хотелось сделать другому больно, услышать мольбу, увидеть слезы – все это меня успокаивало.
Моя комната в доме была наполненная розовым и белым цветом. Ее обрамление выбрала мама. Мама всегда считала свою дочь принцессой и хотела ее наряжать. По сути, я была куклой, которую одевали, красили и выставляли в общем зале для гостей.
Отец был высокий и худой. У него был очень сухой и хриплый голос. Мать его не любила, просто это был очередной брак по расчету, как принято в нашем круге.
У меня было все: все, что я хотела, мне покупали. Да, я была избалована.
В школу перевели нового мальчика. И это было очень неприятно. Он не смотрел на меня, как другие. Я видела презрение. То, что обычно выражала я, теперь выражал другой человек.
Вечером, когда занятия кончились, мы с подругами искали себе очередную жертву, чтобы после окончания уроков, вдоволь насладиться ее мучениями.
В этот раз это была милая девочка из другого класса. У нее были большие светлые глаза. Мне не нравились они. Этими глазами они меня пронзала. Я начинала чувствовать себя паршиво.
А мне не нравилось это чувство.
И вот в час икс мы с подругами окружили ее в туалете.
Это было так просто. Моя подруга ее позвала в туалет, сказав, что мне стало плохо. И она пошла.
Она просто пошла. Просто потому, что нужна была помощь.
В этой жизни мне не приходилось кому-то помогать. Особенно делать что-то просто так. И, конечно, тогда мне было смешно, как же легко получилось ее заманить.
Облили ее водой, разрисовали лицо.
Но не били. Не любила, когда появлялась кровь. Не любила бить.
Сделали фотографии. Скинули в общий чат.
Было очень весело.
Я заболела. У меня была высокая температура и бред. В бреду я видела какое-то другое время и как я маленькая и меня зовут другим именем. Я бегу и смеюсь.
Через неделю пришла в школу. Подруг моих не было. В целом, атмосфера была какая-то гнетущая.
Мальчик, которого перевели, долго смотрел на меня. И мне не понравилось то, что увидела в его глазах.
Люди, которые против чего-то или за что-то – их я больше всего ненавидела.
Люди, которые говорили мне, что делать, вызывали волну отвращения.
Но я всегда молчала. Была вежливой, там, где это требовалось, и грубой, где могла себе позволить.
Очень давно, в детстве, у нас был садовник.
Он всегда меня водил в один старый музыкальный магазин, где продавались старые виниловые пластинки. Запах, что стоял там, ассоциируется со счастьем. Если я его когда-либо и испытывала, то это в то время.
Моя мать считала, что этот человек мешает моему воспитанию.
В семь лет, возвращаясь с няней после занятий, домой, увидела, как сбило машиной садовника.
Кровь на асфальте растекалась, являя причудливый узор.
Помню, как бежала к нему. Как у меня похолодело внутри. Как крик застыл и слезы, которые стояла в глазах, так и не вышли.
Меня оттащили.
Больше никто не вспоминал и не говорил об этом.
В тот день шел сильный дождь. Мне не хотелось идти домой, не хотелось никого видеть. И я пошла в старый магазин пластинок. Я не была там с тех самых пор.
После школы, переобувшись в свои красивые черные туфли, накинув накидку и, достав черный зонт из своего шкафчика, медленно поплелась в сторону магазина.
Шум дождя окутал меня. Капли падали на поверхность зонта. Ноги в черных туфлях промокли насквозь.
Я не заметила даже, как потекли слезы.
«Эй ты» – меня окликнули.
Это была пустынная часть улицы, дорога заворачивала за угол и шла наверх. Фонарь еле светил.
Это был тот мальчик, которого перевели.
Видимо, он хотел отомстить за ту девочку. Я не знала, что у них за отношения, но чувствовала, что они близки. И он пришел по мою душу.
Я остановилась. Посмотрела на него. Он был без зонта, весь мокрый, глаза горели яростью.
Наверное, он хотел меня убить. Откинув зонт в сторону, бросила ему: чего тебе нужно?
Он сделал шаг мне навстречу, и началась какая-то возня. Пытаясь схватить меня за руки, я увернулась, треснула ему по подбородку. Он схватил меня за волосы. Было жутко больно, разозлившись, ударила со всей силы по голени. Он взвыл, и тут я стала его лупасить по всему телу.
В какой-то момент он начал терять равновесие и вышел на дорогу.
Все случилось очень быстро.
Свет фар ослепил меня. Помню только, что оттолкнула его от дороги, а дальше ничего не помню.
История вторая.
Свет, яркий, давит на глаза.
Запахи незнакомые.
Тело не слушается.
Не понимаю, что происходит.
Кто-то тянет ко мне руки, и почему-то эти руки какие-то большие. Меня взяли на руки. Я вижу женское лицо, оно улыбается и говорит кому-то: какая красивая, настоящая принцесса.
Тогда я еще не знала, что принцесса – это не фигуральное название, а фактическое.
Меня отдали на руки другой женщине. Резко заболела голова, и я отключилась.
Следующее воспоминание – мне уже лет пять, я бегу в красивом платье и смеюсь.
После этого я больше не забывалась и помнила все, что начало происходить со мной.
И помнила свою прошлую жизнь.
Сначала мне было неясно, как такое возможно. Мои чувства из той жизни были такие живые и настоящие, но эти чувства из этой жизни были такие же яркие, они были настоящие.
В этом мире все было по-другому. Время, в которое я родилась, явно отличалось от моего времени.
Тут не было ни дорог, ни вышек, ни телефонов, ни супермаркетов – это время прошлое. С прекрасным воздухом, чистым, нешумным пространством.
Тут моя мама была другой. Она была красавица. Не такая красавица, как я в прошлой жизни, а совершенно иного состояния.
Она меня любила, заботилась. Она была такой матерью, которую я так сильно хотела в прошлой жизни. Идеальной матерью.
Мне нравилось с ней проводить время. Она много читала. Сочиняла стихи. И как же она красиво говорила. Ее можно было слушать бесконечно.
Все говорили, что я копия матери.
Внешность – да. Но то, что внутри -точно нет.
Она была чистой душой. Она не врала. Она так искренне все делала. Наверное, такое возможно, только в другом времени. В современном мире таких людей не бывает.
Я была единственным ребенком этой богатой царской семьи.
Меня воспитывали, обучали манерам, образовывали, научали тем или иным вещам.
Удивительно, при всем таком богатстве, я была скромной, тихой, спокойной.
Но это было только на поверхности.
Я знала все протоколы, как, что и где отвечать. Как себя вести в любой ситуации.
У меня были четкие инструкции на все случаи жизни.
Это было очень удобно. И от этого было много проще жить.
Мне не нужно быть самой решать какие-либо душевные терзания, у меня были ответы.
Но эти протоколы не могли ничего сделать с моей испорченной душой.
Сколько бы я ни натирала маслами учений в свое тело и мозг, душа у меня была уже тогда с гнильцой.
Конечно, я должна была выйти замуж по регламенту за какого-то принца.
И, о чудо, этот самый принц, мне понравился, я его полюбила.
Но любовь была моя эгоистична. Я хотела обладать. Владеть телом и душой.
К моему большому разочарованию принц любил другую.
Но брак по расчету есть брак по расчету. Чувства тут не играли никакой роли. Только правила игры.
Мне было двадцать лет, когда я стала королевой.
То место, куда в итоге меня увезли, стало моей могилой.
Я росла на юге, где все было в достатке, где солнце дарило много надежд и веры.
Мой новый дом был севером. Вечно холодно, снег круглый год. Все такое мрачное.
Со временем я поняла, что быть королевой – это быть секретарем, чтецом, счетоводом, управленцем, оператором связи, дипломатом, и постоянно всем служить, угождать, выманивать, манипулировать, добиваться не своих целей, а целей королевства. Меня, как королевы не существовало. Был замок, была крепость, были люди, были земли – и это все была я.
Меня отдельно не существовало, меня как таковой не было. Я была просто комплексом, набором функций.
На фоне управления страной у меня не приходили мои чувства к королю.
Он меня не любил, даже презирал. Считал слишком избалованной, считал, что я не подхожу на роль правительницы.
Но я все равно хотела его любви.
Наследника родить я не могла, король ни разу не пришел ко мне.
Наверное, в какие-то моменты, я была несчастной. Но жить жизнью целой нации оказалось, с одной стороны, очень просто – ведь я олицетворяла правила, указания, списки дел, поручений – все это было у меня впечатано.
Я была человеком правил.
И в какой-то мере счастливой.
Когда это случилось, был солнечный день, миновал мой сороковой день рождения.
Вспомнилась изогнутая дорога, свет фар.
Очень отчетливо увидела события того дождливого вечера.
Я не вспоминала о них больше тридцати лет, а тут так ярко стали проноситься.
Запах дождя стоял в носу, мокрые капли на лице, зудящая боль в запястье.
Все как в замедленной съёмке: такой смешной силуэт мальчишечьей фигурки на фоне фар, у него было такие смешные движения, тогда отметила, как это забавно выглядело, но смеха не было. Помню, как тело само резко дернулось в сторону мальчика.
Как рука схватила другую руку, выдернув его из света фар. Глаза, что несколько минут назад смотревшие на меня с ненавистью, сейчас округлились и выглядят удивленными.
Откуда во мне было столько сил, мне так легко его удалось откинуть в сторону и как весь удар прошелся по мне. Было жутко больно. Просто перестала дышать, ощущение, что органы внутри оторвались и раскидались по всем уголкам вселенной. И слезы текли из глаз.
Моя служанка принесла мне напиток. Он был отправлен.
Когда, лежа на земле, смотрела угасающими глазами в высь неба, подумала, почему нельзя было яд сделать не таким болезненным, горло мое горело, хотелось умереть без боли.
История третья.
Часть первая.
Голова раскалывалась. Яркий свет ударил по слипшимся глазам.
Во рту пересохло. Тело ныло. Позвоночник ощущался, как мягкая веревка, никакой опоры.
Запах спирта и лекарств. Пиканье каких-то приборов. Где я? Снова не умерла, пронеслось в голове.
Открыла глаза, пошевелила пальцем. Боже мой, я в больничной палате, и походу, не могу двигаться. Этого еще не хватало. Услышала приближающиеся шаги. Кто-то зашел в палату и загорелся большой свет. Черт. Выключите его, бога ради, у меня сейчас глаза вытекут.
Врач и медсестры, что-то их так много. Что-то бормочут, тычут на экраны, кто-то ко мне подошел, стал щупать пульс, открывать глаза, светить фонариком.
И тут я провалилась в сон.
Очнулась я уже без прежней боли в глазах. Очень захотелось сесть. Стала вертеться. И тут вижу женщину. Что-то такое далеко знакомое, но никак не могу вспомнить. Она подошла ко мне, стала плакать, вытирать слезы, потом еще больше плакать, тем самым вызывая во мне раздражение: тут я не могу никак сесть, а не ты, чего ревешь-то – хотелось мне сказать, но открыв рот, он так и остался беззвучным. Черт, я что еще и немая. Похоже, я какой-то инвалид.
Как оказалась – это женщина моя мать. Разглядывая ее более пристально, стали появляться какие-то старые обрывки из фраз: да, вот тут стой, нет, это платье ты не можешь надеть, нет, с этим человеком тебе лучше не общаться. Что за дурацкие инструкции. В палату заходят еще два человека – девушка и парень. Мать резко оборачивается и говорит, чтобы они ушли.
Снова провал.
Кто-то гладит меня по руке, просыпаюсь, что-то мычу, хочу сесть и не могу. Сидит человек, девушка. Та самая, что приходила с парнем. Смотрю на нее, хочу заговорить и не получается. Как же бесит меня это невозможность что-то сделать самостоятельно. Она смотрит на меня и начинает тихо говорить: спасибо, спасибо, спасибо.
Я не понимаю, за что она меня благодарит, я и не помню ее совершенно. А она продолжает гладить и почти беззвучно говорить слова благодарности.
Потом она уходит, и я остаюсь в тихой, почти без света, палате. Смотрю в окно и вижу, как месяц выходит из-под облаков. И воспоминания начинают приходить ко мне.
Моя бело-розовая комната, запах пластинок, рисунок крови на асфальте, две подруги, садовник, мальчик и яркие фары, девочка с большими глазами. Вот черт, походу я вернулась туда, откуда свалила – подумала я. А потом пришла мысль, что все, что было – это просто сон, очень длинный и глубокий сон. Почти как настоящая жизнь. Начинаю скрипеть зубами. И шевелю ногой. Мне нужно встать, мне нужно встать с этой чертовой кровати. Я не собираюсь на ней торчать всю свою жизнь, лучше уж умереть, чем быть прикованной к койке. С такими бодрыми мыслями я падаю на пол. Лежать на полу холодно, кафель пахнет антисептиком, под койкой небольшой островок пыли, который мне очень сильно хочется протереть. Не знаю, сколько прошло времени, наверное, целая жизнь, но я делаю нечеловеческое усилие и переворачиваюсь немного набок. В этом положении все еще хуже, чем на спине, оказывается, моя правая рука умеет испытывать жгучую боль, и надо срочно менять положение, иначе я снова грохнусь в обморок. Помучившись так еще немного, я оказываюсь на животе. Правая рука еще отдает болью, но зато левая намного лучше двигается. Я поднимаю левую руку, цепляюсь за ножку кровати и пытаюсь себя немного приподнять. Дело – дрянь, силы ушли, и теперь я лежу на полу, на животе,в задранной больничной одежде, смотрю на чертово пыльное пятно под кроватью и не имею возможности ни сесть, ни встать, ни даже крикнуть. Но одно радует, когда-то же случится обход, и вот тогда меня увидят. Меня увидят. Нет, такого я не хочу, не хочу, чтобы меня видели такой никчемной. Нужно встать, нужно встать. Просто встать. Люди и не такое могут. Чем я отличаюсь от них. Да, ничем. Я вон целым царством правила, а тут всего лишь какое-то немного парализованное тело.
Таракан. Я вижу таракана. Вообще, каким образом, в такой дорогой больнице с полом, покрытым всего лишь небольшим островком пыли, пахнущим антисептиком, может оказаться этот разносчик антисанитарии.
Начинаю вспоминать, боялась ли я тараканов в этой жизни. Не могу ничего припомнить. Когда была королевой, тараканы в моем царстве без моего прямого указа, не могли передвигаться. Но тут не мое королевство, тут дорогая больница, с дорогим полом, по которому ползает таракан.
Что вообще я знаю про тараканов. Да, в общем, ничего. Есть мадагаскарские тараканы, они большие и могут летать, есть обычнее тараканы, такие рысаки. Немного коричневые, но с небольшим блеском. Иногда они выглядит как многослойное нечто, а иногда как что-то плоское с усиками. Этот был самый стандартный, по госту таракан. Он очень резво полз в мою сторону.
Так, надо испугаться, и тогда от такого испуга вся моя нервная система заработает, и я резко встану – хотелось мне верить в это, но, увы, как оказалось, тараканов, я не боюсь.
Ни на полу, ни на себе. Таракан продолжил свое путешествие по больничной палате. И я была не больше, чем элементом этой палаты, как койка или пол.
Прямо как когда, я была королевой. Не более, чем элемент от чего-то, принадлежность к чему-то.
Таракан залез на меня, полез в сторону лица и оказался у меня на щеке. Он немного щекотал меня своими ножками. Таракан так не ушел с меня.
Я услышала звуки шагов. Медсестра зашла, увидела, что койка пустая, и забежала внутрь. Там она меня и обнаружила. Но только меня, таракан убежал.
Охала и ахала, что как такое могло случиться, и как же я так упала. Я была, конечно, рада ей ответить, но могла только что-то нечленораздельное мычать.
Настало утро. Как выяснилось, оказаться почти голой, с тараканом на лице, не смертельно и даже больше, никак. Когда лежала, думала, что не переживу такого позора, что это такое большее унижение. Но, когда медсестра меня поднимала и закончила со своими комментариями насчет моего падения, она сказала, что ничего страшного. Так бывает. И все. Просто так бывает. Ни тебе пространственного философского экскурса за пределы трансцендентного, ни уничижительные вставки насчет моего парализованного тела, а просто так бывает.
Так что да, так бывает – теперь стало моим кредо на эту жизнь.
Через полгода меня выписали. Была реабилитация. Было долго, больно, нудно, скучно – хотелось все бросить. Но потом я вспомнила таракана на моей лице и голую задницу на кафельном полу и продолжала делать упражнения.
А что же мой голос? Его не стало. Врач сказал, что это чудо, что я осталась в живых после такого удара. От удара меня сильно отбросило в сторону. Отлетела в сторону фонаря, фонарь, итак, там висел на честном слове и не выдержав веса моего тела, свалился на меня, там была какая-то перекладина, которая прошлась по моему горлу. И так хорошо прошлась, что лишила меня голоса. Теперь я стала немой. Может это и к лучшему. В этой жизни ничего, кроме яда и вранья, не выходило из моего рта, так теперь даже если захочу, то не смогу.
У меня был разрыв селезенки, ребра впились в легкие с двух сторон, удалось спасти только одно легкое. Случился разрыв мочевого пузыря. Сердце и мозг не были задеты, права рука была полностью раздроблена, в нее вставили что-то железное. Ноги не сильно пострадали. Глаза тоже.
И мой позвоночник был сломан в районе грудной клетки. Поэтому, когда я проснулась, было ощущение веревки. Но все теперь у меня работает. Я, считай, новый человек. Человек-киборг, у меня много железа и нет голоса.
В коме пролежала год. Оказывается, только год прошел, а в той жизни целых сорок лет.
И так началась моя новая старая жизнь.
Я ушла из той школы. Перешла в частную школу. Изучала историю и археологию. Очень хорошо разбиралась в старом времени, в котором когда-то жила.
Перестала общаться со всеми, с кем когда-то была близка. А была ли вообще хоть с кем-то близка?
Тот мальчик и та девочка.
Мы с ними встретились. Оказалось, что они брат с сестрой. Он жил с мамой, а она с отцом, потом мать заново вышла замуж, и новый муж невзлюбил мальчика, и мальчик переехал жить к отцу.
Ему совершенно не нравилось, что издевались над его сестрой, и он хотел проучить меня.
Но он очень жалеет о том, что случилось. Он просил прощение, и сестра просила прощение.
А мне казалось, что это не моя история и что не нужно просить ни у кого прощения.
У меня не было злости на них. У меня это жизнь все равно была намного короче, чем моя жизнь королевы.
Они все были в прошлом. Я не могла больше испытывать тех чувств, у меня не было ни желания издеваться, ни желания получить страх от другого.
У меня была моя совершенно неясная для меня жизнь.
Часть вторая.
Раздался звон телефона. Выдернул меня из бредового сна. Какие-то травы, лес, руки в цепках, старик с длинными седыми волосами, тихо зовет меня посмотреть на какое-то чудо.
Проснулась, голова гудит. Три часа ночи. Потусторонний час. Именно в это время, где бы я ни находилась, я вижу мир немного иначе: граница перестает быть такой четкой, время становится нелинейным, и я слышу звуки другого мира, вижу силуэты, не принадлежавшие этой планете. Так было и сегодня, резкий звонок выдернул из сна, но сон не ушел, и я продолжила видеть чудесного старика, который смотрел в мою сторону очень ласково, на сердце стало так хорошо. Я знала, что увижусь с ним. Просто знала.
Звонить могли только те, кто не знал, что я не говорю.
Так и было. В трубке кто-то громко кричал, потом резко перестал, и я услышала всхлипы, такие звуки могут издавать только дети. Сердце сжалось. Что делать. Я не могла ничего сказать, только стучала по трубке, в надежде, что скажут адрес. Но резко все звуки оборвались.
Зазвенел будильник. Вот черт, что это такое. Сон во сне. Такого у меня еще не было. А может это просто мои провалы в памяти или я что-то перепутала.
Такое от себя я могла ожидать. Я была странной. Иногда замирала, словно видела что-то перед собой. Иногда слышала звуки и шла на них, а потом оказывалось, что уснула в кафе.
Сегодня у меня особых дел не было. Нужно было съездить в институт, забрать напечатанные листы исследования одного не очень удобного для научного общества ученого, который изучал прошлые жизни.
С ним я познакомилась, когда летала на научную конференцию историков пять лет назад.
Это был чудаковатый человек, возраст, который говорился в его профили, составлял пятьдесят пять лет, но, если не эти формулярные данные, я бы дала ему все сто лет.
Он плохо слышал на одно ухо и хромал периодически на две ноги.
На правой руке у него не было большого и среднего пальца.
Как он рассказывал, что их потерял в Крестовом походе, который был как минимум тысячу лет назад.
Этим он меня и зацепил. Не спорю, что есть куча шарлатанов, которые придумывают теории заговоров и что видят прошлое словно пришли на сеанс в кинотеатр.
Но мне он не казался таким. Может быть, потому, что я сама не сильно от него отличалась. Когда он рассказывал, что было тысячу лет назад, я слышала свои рассказы. Конечно, он мог быть просто талантливым рассказчиком, но мне хотелось верить, что я не одна такая, которая сорок лет жила в другом времени.
Мои первые исследования в этой области вызвали кучу отторжения со стороны моих родственников, в результате чего, все связи с ними естественным образом сошли на нет.
Отец только на каждое мое день рождение высылал мне открытку, где каждый раз было одно и то же поздравление: Дочь, я верю, что ты вернешься к нам. С днем рождения.
Довольно-таки странное поздравление, с учтённом того, что он первый сказал, что моя деятельность сомнительная и создает очень неоднозначную репутацию вокруг семью.
Иногда, когда шел дождь, все мои железные части, начинали нещадно скрипеть, и казалось, что это какое-то древнее чудовище запело своим глухим голосом.
Что ж, голоса у меня не было, но тело мое звучало как расстроенное пианино.
Сегодня как раз шел дождь, моя правая рука немного скрипела и ныла.
На мой телефон пришло сообщение от чудаковатого ученого, что сегодня он не сможет быть в институте, но ему нужно срочно со мной увидится и передать очень важные материалы на временное хранение, пока он будет отсутствовать.
Значит, у меня появились новые планы в этот дождливый день. Внутри было чувство, чтоб должно что-то случиться.
Заходя в кафе, где мы договорились встретиться перед самым порогом, я зацепилась за какой-то шнур и со всего размаху звезданулась об пол. Лежа на полу, я посмотрела под стол и увидела такой же островок пыли, какой когда-то видела на полу в больнице. Посмотрела повнимательнее, ища взглядом таракана, но не обнаружили. Что ж, в кафе лучше следят за нашествием тараканом. Наверное, я лежала довольно-таки долго, но почему-то никто ко мне не подошел, и тут я понимаю, что открываю дверь в кафе и захожу, не было никакого падения. Просто мне это привиделось.
Но я была уверена на сто процентов, что тараканов тут нет.
Зайдя внутрь, пройдя немного вперед, я увидела ученого и еще рядом с ним одну светлую голову. Она была не самой большой и могла принадлежать кому-то, кому было порядком около десяти – одиннадцати лет.
Без каких-либо приветствий ученый сказал, что это его внук, что мать у него больная алкоголичка, а отец бьёт и что он забрал пацана себя. Забрал сегодня утром. И сегодня днем выяснилось, что ему надо лететь туда, куда детей брать не рекомендуется и что он сразу понял, что ребенка можно оставить только мне.
Хм, мне, только мне – подумала я.
– Это и есть те самые важные материалы, которые ты хотел оставить мне на временное хранение? – написала я не телефоне.
– Да, – ответил он и замолчал.
Пацан сидел тихо, смотрел куда-то вниз, волосы у него были светлые, почти белые, торчали в разные стороны, футболка какая-то подранная. И руки тощие, как ветки.
Я заказала себе сок и спросила у пацана, что он хочет есть.
– Он не умеет читать, – с тяжелым вздохом сказал ученый.
Тогда я включила озвучку на телефоне. Современный мир, боже, как я тебя за это люблю.
Мальчик выглядел измученным и испуганным и сказал, что будет то же, что и я.
Мне не оставалась ничего, кроме как заказать себе бургер, салат, пончики и шоколадный коктейль.
Без понятия, что есть этот ребенок, но это лучше, чем просто сок. Пока я думала, что делать с ребенком, ученый отошел в туалет, и так больше не вернулся.
На звонки не отвечал, в доме, где он жил, сказали, что он сдал ключи домоправителю и когда вернуться, не сказал, и телефон не оставил, сказал, что сам свяжется, если ему понадобится.
Часть третья.
Прошло десять лет. Ученый канул в Лету. Иногда я тосковала по его рассказам.
Пацан вырос, называл меня сестрой и был очень ласковым.
Тогда десять лет назад, когда я осталась с этим ребенком, я не знала, что и как делать с ним.
Но у меня было за плечами мои семнадцать лет первой жизни, сорок лет второй и тридцать шесть лет этой.
Если я не боялась тараканов, то уже детей и подавно, подумала я.
В первое время пришлось очень много времени уделять его обучению. Оказалось, что ему двенадцать лет. Но он не ходил в школу, почти никогда не ел нормально. И постоянно жил в страхе.
Десять лет прошли незаметно. В какие-то моменты я себя ощущала матерью, в какой-то сестрой, а в какой-то посторонней теткой.
Я никогда не злилась. Мне кажется, что я разучилась. А может быть, просто этот пацан не вызывал во мне никогда таких эмоций.
Когда ему исполнилось двадцать два, он ушел.
Хочется тут написать, что ушел в свою жизнь или в армию, или в институт, или к своей девушке.
В тот день был мой день рождение, сорок семь лет.
Мне позвонили в дверь. На пороге стояли люди в форме. Они спросили, знаю ли я такого-то человека, я сказала да.
Процесс похорон – недолгая процедура. Кремация была недолгой. По итогу мне выдали урну, и я пошла куда глаза глядят. Шел дождь и начался мини-концерт моего железного тела.
Небо плакало. Тело плакало.
Его сбила машина на перекрестке, был зеленый свет, был просто пьяный водитель за рулем.
Сказали, что смерть была мгновенной.
Интересно, он умер так же, как и я? Или у других людей иначе происходит.
Мне очень захотелось в тот магазин с пластинками. Интересно, он еще стоит там?
В магазине по-прежнему был тот самый запах. Просто обалдеть. Столько лет прошло.
Взяла старую пластинку, пошла к проигрывателю, поставила урну на соседний столик, надела наушники и погрузилась в тихую гладь нежных звуков.
Часть четвертая.
Жизнь с мальчиком.
Один момент запомнился и остался в моей памяти, даже когда я уже жила больше, чем могла сосчитать. Иногда в каких-то своих жизнях, когда уже все стерто, этот момент всплывал перед моими глазами.
Утро было ранним. Прошло уже четыре года с тех пор, как ученый ушел в туалет и не вернулся. Кстати, все документы на пацана он оставил под столом. Все-таки он, скорее всего, был шарлатан.
Начинался небольшой дождик. Мальчик любил, когда шел дождь, говорил, что именно тогда он слышит мой голос. Это было очень мило. В такие моменты я была счастлива, что мое тело – ходячий оркестр.
У нас был большой день. Даже так – БОЛЬШОЙ ДЕНЬ.
Поход, который планировался уже как несколько месяцев.
Палатка, спальники, стульчики, столик, термос, посуда и еще куча всего, что было тщательно собрано к моменту икс.
Выходя из квартиры на свежий утренний воздух, заряженный начинающимся дождем, ощущаешь, что мир настоящий, а не выдуманный.
Мы садимся в машину и начинаем наше большое путешествие. Мальчик любил старые песни и включал их постоянно, но сегодня был подобран совершенно другой репертуар. Это была музыка каких-то древних народов. Звучало гулко и глухо, затрагиваю те струны души, которые заржавели и покрылись многовековой пылью.
Стало очень хорошо.
Мальчика звали Мо. Малыш Мо. Так я его называла. Он был высокий, худой, с тоники руками и такими же тонкими пальцами. У него голубые, немного раскосые глаза, так далеко посаженные, что казалось, что повернись он спиной, то увидишь эти глаза. Тонкие губы и тонкий длинный нос. Белые волосы, как у старика, и тихий, неторопливый голос. Он был медленным ребенком, а когда стал подростком, то превратился в черепаху.
В школе у него не было друзей. Учился на отлично. И обожал танцы. Вот где исчезала его медлительность. Там он парил, там он летал. Там было его королевство. Такое преображение всегда вводило меня в какой-то транс.
Мне казалось, что в нем живут два человека.
Он выучил язык жестов и стало намного быстрее общаться. Мне нравилось с ним беседовать.
Он рассказывал старые истории про старые миры, про мир, где был когда-то рыбой. Или, когда он был мечом в одном доме, и висел на стене и ему было очень грустно, что им не пользуются.
Однажды я спросила его: «он это помнит или придумывает».
Он сказал, что это в нем всегда было и он рождает истории всегда в нужным момент.
Он был прекрасным рассказчиком, как и его дед.
В дороге он стал рассказывать одну из своих историй.
Жила-была девочка, с черными волосами и умными мозгами. Она была брошена, так как мать ее была проституткой, а отец – важный чиновник, и не было никого, кто взял бы ее на воспитание.
Ее оставили в лесу. Мимо проходил человек с белыми волосами. Он был старый и добрый.
Он подобрал девочку и воспитал ее.
Он был травник. И она стала травницей. И однажды они гуляли по лесу в поисках одного растения, которое дарило хорошее настроение, дурман. Старик называл его чудом.
И вот они искали это чудо. И старик нашел. От тихо окликнул девочку, ласково позвал по имени, говоря, что нашел чудо.
История, которую я видела своими глазами, снова стала передо мной.
В те три часа ночи я уже знала, что встречу старика. А на следующий день я угощала пончиками мальчика с белыми волосами.
Приехав на место, мы стали разбивать лагерь. Дождь не прекращался, но он был мелкий и поэтому не сильно мешал. Скорее, наоборот, помогал комаров отгонять.
Намучились мы с этой палаткой. Ни он, ни я не отличались навыками опытных походников и, потратив около часа, наконец-то выдохнули.
Тент установить оказалось очень просто, ну а остальное уже пошло как по масло. По окончанию мы себя ощущали великими исследователя, которые попали в затерянный мир и смогли справиться с такой непосильной задачей, как установка лагеря.
Вечером дождь кончился, и на небе стали появляться первые звезды, не успев даже разжечь костер, как небо словно провалилось в массу со звездами и просто преобразилось до волшебного слияния. Так мы и замерли с ветками в руках.
И тогда Мо запел. Я никогда раньше не слышала, как он поет, я даже не знала, что он умеет петь. Но тут случилось что-то, что осталось навсегда в моей душе, сколько бы она ни путешествовала.
Малыш Мо поделился тайной. Тайной рождения таинства, магии, которая перетекла из звездного неба прямиком внутрь моего естества.
Наверное, я была недостаточна готова к встрече с ним. Или же это просто было его последнее время тут и так случилось, что оно оказалось со мной.
Хочется придумать какую-то красивую историю про него.
Но у меня просто умные мозги, ни больше, ни меньше.
История четвертая.
Сухой шелест листьев под ногами, ровные шаги. Голова низко опущена и внимательно что-то осматривает по сторонам.
Чириканье птиц приятно щекочет слух. Ветер играется с ветками деревьев.
– Тихето, давай скорее, я нашел чудо! – вдалеке еле слышно, как меня зовут.
Быстро поднимаю голову и мчу на звук голоса.
Еще мгновенье и показалась небольшая роща, лучи солнца туда почти не попадают. Так что там стоит полумрак. Все то, как рассказывал учитель. Дурман не любит солнечный свет и растет только в тенистой местности, глубоко в лесу.
– Подойди поближе, тебе нужно научится его видеть и слышать его аромат, – учитель машет мне рукой, чтобы я подошла ближе.
Подхожу и близко наклоняю лицо к цветку. Голова резко кружится, и я почти что оседаю. Учитель тихо смеется.
Мне вот не смешно. Всегда он так со мной. Пора бы уже запомнить, но любопытство берет верх.
Цветок размером с мужскую ладонь, белые лепестки около пяти или семи, пухлые, по краям красные точки, причем точек на каждом лепестке по десять штук, сердцевина оранжевая и очень пахучая. Запах терпкий, немного похож на запах пота. Слабые нотки риса.
– Запомни, у дурмана всегда нечетное количество лепестков и на каждом десять красных точек. Запомни, что они красные.
– А что, бывают и другие цвета? – спрашиваю я, удивляясь тому, что он так настойчиво это говорит.
– Да, бывают еще и фиолетовые. И тогда это уже не дурман. Тот цветок встречается редко, и он ядовитый. Яд, приготовленный с ним, убивает человека мгновенно. Горло будет сильно жечь.
Что-то кольнуло в голове, пытаясь выйти наружу, но быстро исчезло.
У меня так часто бывает. Словно уже все было. Словно я что-то забыла. И стоит только немного напрячь силы и все сразу вспомнится.
Учитель бережно сорвал цветок и убрал его в небольшую сумку.
Я любила эту его сумку. Она была небольшая, но, казалось, в нее может поместиться все что угодно. Словно там было тайное пространство.
У меня была другая сумка, я ее сама сделала. Она была больше, чем у учителя, и при этом не такая вместительная. Наверное, все же его сумка обладала какой-то магией.
Магия. Слово, которое манило многих людей.
Учитель не разделял страсть людей к магии. Он жил глубоко в лесу, так же глубоко, как и дурман.
А мне было любопытно. Мне все вокруг было любопытно. Мне хотелось понять, из чего состоит этот мир, из чего состою я. Откуда тут все, почему оно именно такое, а не какое-то другое. Почему я такая, а учитель другой. Почему мы живем в этом мире. И кончается ли когда-нибудь мир? Есть ли что-то вечное в этом мире или все уходит куда-то? Но куда? Что это за место, куда все уходит?
Я любила жизнь с учителем. Он был всегда старый. И добрый. Хотя мне не встречались люди, которые бы причинили мне зла. Но я ощущала, что учитель добрее всех людей на свете.
Он никогда не злился. Всегда тихо что-то напевал себе под нос, а когда я просила спеть громче, он смеялся.
Учитель был сухой, как старое высохшее дерево. У него были большие руки, тонкие скрюченные пальцы и голубые глаза. Почти прозрачные. Иногда я думала, что через его глаза можно увидеть весь мир.
Он меня нашел как раз глубоко в лесу, когда искал тихето, растение от ранок, оно помогает заживлять любые порезы, гнойники.
И я как раз лежала рядом с кустом тихето. Меня назвали в его честь.
Пошел уже десятый год моей жизни. А мне казалось, что я старее учителя. Иногда мне хотелось погладить его по голове. И очень хотелось услышать, как он поет.
Наши запасы травы заканчивались и, как обычно, перед рассветом, я собиралась в северную сторону, там, где был большой водопад.
Я любила это место за большую, сильную воду, которая бурным потоком падала вниз, образую глубокое, почти что прозрачное озеро. Вода в нем была ледяной и оттого еще более желанной.
Через час я уже была на озере, сняла большую плетеную корзину со спины, сняла с себя рубашку и черные штаны, медленно подошла к воде. Еще было темно, солнце не начало свою ежедневную рутину, и в небе высилась серебряная луна.
Вода живая. Я любила говорить с водой. Вода рассказывала удивительные истории.
Глубоко нырнув, доплыв почти до дна, я взялась рукой за растение, которое простирали свои волнистые волосы, приятно щекоча мои пятки.
В воде я могу сидеть долго, очень долго.
Наверное, это магия, как сказали бы странники, которые периодически появлялись на пороге нашего дома.
Живя с учителем, я стала понимать, что есть вещи, которые лучше не говорить при других.
Медленно, очень медленно, я стала опускаться в эту рощу волосатых растений. И вот теперь меня уже не видно, теперь я стала этими растениями. Как же я любила эти объятия. Я ощущала себя частью этого мира, такой крохотной частью, которая так легко может затеряться на дне лесного озера.
Открыв глаза, и увидела, что лучи стали пробираться сквозь толщу воды. Но до меня им не достать. Хотелось смеяться. Так меня забавляла эта игра в прятки. Солнцу тут меня никогда не найти.
В воде никогда никого не было: ни рыб, ни лягушек, ни комаров, никого. Только волосатые растения, вода и я.
Это было мое время. Время, когда я ничего не слышала, вода постепенно заполняла легкие, и мне становилось все теплее и теплее.
Я знала, что нужно успеть выбраться до того, как легкие полностью наполнятся водой. Ориентир был моя температура: чем теплее мне становилось, тем больше воды было во мне.
Мне очень не хотелось уходить.
Но пора.
На поверхности я легла пластом, вода в легких тихо булькала. Она уйдет сама, она словно испарится, нужно просто лежать и греться. И тогда солнце заберет ее из меня.
Так я и лежала.
Сколько уже прошло? Кажется, что я уснула. Воды во мне больше не было. Пора выходить.
Доплыв до берега, я услышала звук, звук был очень далеко и исходил откуда-то из северной части. Это даже не звук был, а какой-то гул, слабое эхо.
Его я слышала постоянно. Словно северная сторона приветствовала мое возвращение из водного мира в мир леса, зелени, сырой земли.
Запах мокрой земли. Когда наступал дождь, я всегда выходила на улицу и уходила в лес.
Учитель говорил, что я так стала делать, как только научилась ползать. В первые разы он шел за мной, он хотел понять, что же меня зовет.
Обычно я доползала до ближайшего дерева, немного рыла землю и засыпала.
При этом была сухой. Словно капли воды впитывала в себя.
Целых пять лет он меня провожал.
Потом перестал.
После таких дождей мои волосы становились зелеными. И пахли тиной. Мне нравился этот запах.
Он был родным. Он пах мной.
Наконец, одевшись, взвалив на себя плетеную корзину, я пошла в сторону водопада. Зайдя за него, оказалась в низкой пещере в скале. Это и было место назначения, где меня ждали мои сокровища. Плющнивица росла там в избытке. То, за что покупали у нас задорого. Ее местоположение было найти почти, что невозможно.
Собирать ее было опасно. Она источала ядовитый газ, и если взять ее голыми руками, то появлялись язвы. У обычных людей, но не у меня.
Когда мне было пять лет, учитель меня привел к водопаду. Тут он собирал травы, в том числе и плющнивицу. У него была странная повязка на лице и такие же странные перчатки на руках.
Мне он казался чудищем. Собрав травы, он направился за водопад. Я пошла за ним, хотя он сказал мне не ходить. Когда он меня заметил, было уже поздно, так как плющнивица была уже у меня во рту.
Она оказалась жутко горькой, и я ее сразу же выплюнула.
С тех пор ответственным за сбор плющневицы легла на меня.
Сбор из нее творил чудеса. В то время, когда маги искали магические способы нарастить оторванные конечности, приклеить отрубленные пальцы, уши и рты, этот чудо-сбор делал свое нехитрое дело своим чередом. Конечности чудом приращивались, а если не было ноги, то она могла просто заново отрасти.
Но приготовить ее было делом почти что невозможным. Просто в процессе было столько умерших травников, что действительно казалось, что лучше пусть этим делом занимаются маги, а не травники.
Мы с учителем с этой задачей справлялись на ура. И заказов было всегда хоть отбавляй.
Конечно, секрет того, как учитель так лихо готовит эту микстуру, хотели разузнать многие.
Но, как я уже говорила, лес, в котором мы жили, был глубоким.
Таким глубоким, что, зайдя в него, можно было никогда не выйти.
И тут все было очень просто. Я чувствовала лес, я слышала шаги чужих, я слышала шаги тех, кто искал помощи и тех, кто хотел наживы. Те, кто прятался, кто убегал, кто пытался спастись.
Все это глухим эхом отзывалась внутри леса и внутри меня.
Наступила зима, сбор трав завершилась задолго до первых снежинок. Озера стало еще более холодным, но оно никогда не застывало, не было в нем льда.
Сидя на берегу и опустив ноги в эту удивительно леденящею воду, я стала напевать какую-то песенку, на каком-то совершенно мне незнакомом языке, который, однако, я понимала.
Странное покалывание в голове усилилось. Стало тяжело дышать, и я свалилась в воду. Жгучий холод пронзил все уголки тела, и вода стала медленно заполнять меня.
Все теплее и теплее.
Я слышу чей-то плач, ругань, вижу, как мужчина и женщина ругаются, показывают в сторону пожилого человека. Раз и вижу какое-то странное помещение, как кто-то выливает воду на голову девочке. Смех. Слышу звуки какой-то музыки, которая раздается из совершенно незнакомого и непонятного нечто. Хватаю кого-то за руки, и резкая боль пронзает все мое тело.
Начинаю всплывать.
Что-то не так. Откуда эти видения. Что я только что видела. И что за странная песня, и какой-то чужой и свой одновременно язык.
Мне холодно. Волосы стали совершенно зеленые, солнца нет. Вода внутри. Очень хочу обратно в воду. Мне трудно теперь дышать тут. Каждый вдох причиняет сильное жжение.
Так нельзя. Нужно подняться вверх на водопад. Чем выше над землей, тем легче мне будет дышать. Откуда я это знаю? Сама не знаю, просто знаю, что так надо сделать.
И началось мое восхождение на водопад.
Прошел час, потом начался второй. Я стою на вершине. Одежда на мне все еще мокрая. Волосы становятся чернее. Зелень постепенно уходит. Дышать становится все легче и легче.
На лес опускается ночь. С неба упала снежинка прямиком на мой нос.
Значит, будет снегопад. Я успокоилась.
Спуск занял столько же по времени. К моменту, когда ноги коснулись горизонтальной поверхности, мои волосы полностью стали черными. Но вода не ушла. Я еще пока не знаю, но эта вода больше никогда из меня не уйдет.
Одежда мокрая, но мне не холодно.
Пока я спускалась с водопада, снега уже навалило прилично. Моя поступь стала легкой, почти невесомой и тихой. Я слилась с лесом.
Тишина окутало все вокруг. Из темного, почти непроглядного леса, на меня смотрели облачка снега, лежащие то тут, то там.
Луна показалась на небе. Свет озарил дорогу. Лес стал магическим.
Кто-то в лесу заблудился, и кому-то очень холодно. Кто-то испытывает страх. А на этот страх скоро сбегут ночные жители.
Обычно я никогда не шла на такие звуки. Но сегодня в целом все было необычным, и в итоге я зашагала в сторону зова.
К этому человеку бегут волки.
И это было плохо. Меня в лесу никто не трогал. Но я не знала, как будет с тем человеком, тронут ли они его, если я буду рядом.
Ну что ж, я просто попробую. А там будь что будет.
Волки закольцевали человека. Я стала подходить. Это была девушка, молодая, мертвенно-бледна, она явно умирала от страха, и тело ее отдавала такую сильную дрожь, что я ощущала вибрацию в ногах.
Волки. Мне нравились волки, особенно волчата. Когда я была маленькой, мы с волчатами играли вместе.
Волки совершенно не обратили на меня никакого внимания, и я решила подойти к этой девушке.
И как это вышло у меня хорошо. Она подняла на меня глаза. Наверное, она подумала, что я ей привиделась, ее глаза расширились от удивления, и она стала что-то говорить. Я не смогла расслышать, что она сказала, но зато протянула ей свои руки. Она дотронулась до меня. И стала плакать. Волки никуда не уходили. Но и я решила, что она им не достанется, увы, ребята, не в этот раз. Она еле поднялась. Оказалась она такой же высокой, как мой учитель. Оперевшись на меня, мы медленно пошли в сторону дома.
Путь был неблизкий. Волки шли с нами. У нас было самое красивое сопровождение, какое только может существовать. Я слышала, что говорили волки. Точнее, я просто понимала.
Они были недовольны, они не хотели, чтобы она шла со мной. Но я не могла поступить иначе. Иногда случаются такие вещи, которые просто проходят через тебя, и нет нужды как-то в это себя привносить. Нам оставалась еще недолго, но я поняла, что девушка больше не может идти.
Оставить ее тут в лесу, и волки тут же сожрут.
Мне было одиннадцать. Я была низкой и небольшой. Зато она была в два раза больше.
– Нужно идти, – сказала я ей, – Только так ты сможешь выжить. Или ты идешь, или волки станут твоей судьбой.
Услышав эти слова, она вздрогнула, посмотрела на меня и молча стала идти дальше.
Свет. Наконец-то дом. Волки нас проводили почти что до порога и затем, как мы зашли в дом, еще долго сидели во дворе. Я знала, что когда-то снова их встречу.
Учитель стал ухаживать за больной. Он у меня ничего не спрашивал, только посмотрел в окна, увидел волков и тихо вздохнул.
Три дня девушка не приходила в себя. Снегопад усилился, и вокруг нашего дома образовалась целая крепость снега.
Расчищая снег, я думала о том, кто она, что заставило ее очутиться ночью, зимой в этом глухом лесу.
На четвертый день снег прекратился. Выглянуло солнце. Стало еще холоднее.
Мне захотелось погулять. Девушка пришла в себя, но все еще была слаба. Не говорила, только пила и лежала.
В лесу стало еще прекраснее, чем было. Я была в теплой куртке и длинных сапогах с широкими подошвами, которые охватывали площадь вдоль стопы около десяти сантиметров.
Идти было одно удовольствие.
Птицы устроили целое представление. Я была не иначе как в раю.
Целый день прогуливаясь по лесу, я насобирала целую кучу зимних ягод.
Очутившись дома, первым делом мне хотелось заварить чай с этими ягодками.
Я знала, что испытаю то самое чувство, настоящей зимы, которое каждый год так сильно ждала. Именно ягоды его мне давали.
Учитель что-то записывал. Тихо пел. Я подсела рядом, в надежде расслышать хотя бы что-нибудь. Попивая бесценный напиток, я услышала совершенно чужой голос. От неожиданности я вздрогнула и посмотрела на источник звука. Это была девушка. Ну я так раньше думала, но это оказался парень. Хотя, может быть, у нее на морозе голос осип, подумала я.
Но почему тогда в платье. И такие длинные волосы. И такое нежное лицо. Конечно, я удивилась, доселе я видела только тех торговцев и лекарей, которые приходили сюда. И все они выглядели не так, как этот парень. А вдруг он такой же, как я. Я молча уставилась на него.
Учитель отложил свои записи, поднялся не спеша и подошел к кровати, где лежал парень-девушка.
Парень-девушка стал говорить что-то, но я не расслышала. Да что же это такое, в этом доме все говорят так, что я ничего не слышу. Я встала и подошла вплотную.
Стояла и смотрела на него. А было на что посмотреть. Учитель снял с него одеяние, и я увидела голую грудь, у меня сдавило горло и сжалась челюсть. Груди не было, там, где у человека должна быть грудь, был просто огрубевший шрам, огромный, уродливый шрам, где было сердце, была дыра, сквозная дыра. Ниже того, что когда-то было грудью, должен был быть живот, но там тоже была небольшая дыра с правой стороны. Дыра. Просто дыра. Насквозь.
Я спросила у учителя, можем ли мы воспользоваться плющневицей. Но он покачал головой.
Учитель рассказывал, что плюшневица лечит все, что нанесено не магией. А это было сделано магией и тут плюшневица нам точно не поможет.
Но значит, есть что-то, что может помочь.
– Так, стоп, – остановила я свои мысли. Почему мне так важно восстановить части тела этого человека. Почему я вообще решила ему помочь. Зачем пошла на зов, зачем спасла от волков, зачем привела в дом.
Вопросы, которые рождались в моей голове, были мне не знакомы. Ответы тем более.
Учитель дал ему настой, и парень сразу же уснул.
– Учитель, получается это раны от магии? И они не лечатся? – спросила я, глада на то, как учитель аккуратно обратно закутывает своего пациента.
– Лечатся. Но не мной. Я не занимаюсь магией. Этому сможет помочь тот, кто владеет лечебной магией.
Прошла неделя. Снег больше не выпадал, и мои вылазки стали все длиннее и длиннее. Конечно, я ходила к водопаду.
За эту неделю парень-девушка почти полностью восстановился. Он сказал, что его зовут Рака.
Мне не хотелось находиться с ним в одном месте. Почему-то я стала его избегать. И уже через неделю поняла, что сожалею, что пошла на зов и что отняла у волков их добычу.
Что-то было не так с ним.
Прошло еще три дня. Я хотела, чтобы он ушел. Я уже себе места не находила.
В тот день было такое чистое небо, воздух был чище обычного. Но, почему-то я не слышала ни одной птицы. Почему же я не слышала леса?
Как обычно, до рассвета, я ушла в лес. Сидя у водопада, резкая боль пронзила мои уши. Это был не гул, это был рев. Он поднимался с самого центра земли и шел в мои уши. Я побежала в сторону дома. Не знаю, как, но через пятнадцать минут, я была внутри дома. О боги, лучше бы этот день никогда не наступил, лучше бы, тогда я осталась в озере и никогда не всплывала на поверхность.
Кровь, куски плоти, рука. Рука моего учителя, с такими родными скрюченными пальцами, лежала у меня под ногами.
Парень-девушка стоял голый по пояс, дыры в животе больше не было, шрам с груди исчез, но дыра в сердце никуда не делась.
Он выглядел еще выше и больше. Рот его был весь в крови, так же как и руки.
Я дышала. Смотрела. Делала вдох и выдох. Наклонилась и взяла руку учителя и, резко развернувшись, побежала в сторону леса. Только бы добежать. Только бы успеть. И ему меня не поймать, не найти.
За мной бежали. Это был не человек. Да, он был такой же, не человек, как и я.
Это я привела его в дом.
Это я привела его в дом.
Это я привела его в дом.
Эхом в ушах звучали эти слова.
Еще шаг и он меня нагонит. Он был очень быстрый. Но я жила в самом глубоком лесу. Я знала лес намного лучше, и сколь быстр не был этот монстр, лес меня укрыл.
Начался дождь.
Лес меня поглотил.
Что я знала о боли? Наверное, ничего.
Теперь я не знаю, что такое боль, я стала этой болью.
День сменялся ночью, весна приходила вслед зиме, листья на деревьях окрашивались в яркий багрянец, а потом голые ветки смотрели на меня равнодушно.
Прошло три зимы с того события. Рука учителя давно стала скелетом. Она всегда со мной.
Я жила с волками.
Волки меня не замечали. А я грелась об их шерсть. Мне нужно было чье-то тепло.
Ранним утром, спустя три года, я пошла к водопаду. Я шла долго, неделя ушла на то, чтобы очутиться в этом месте.
Нырнула в воду. Сильный всплеск и вот я уже на дне. Водоросли-волосы по-прежнему там.
Я лежу. Вода постепенно заполняет легкие. Я жду.
Стало тепло. Еще немного и станет так хорошо, что я не выйду отсюда.
Я точно знаю этот момент, когда есть время еще выйти наружу, я столько раз это проделывала.
Но не в этот раз. Не в этот раз.
Вода, расскажи мне историю.
Вода полностью во мне. Из лёгких она начинает течь в сторону сердца, потом ниже, и так все мое тело наполнилось водой. Волосы стали зелеными. Голова горит. Мне жутко больно. Но я ничего не могу поделать с этой болью. Мой правый глаз начинает адски пульсировать. Я хочу, чтобы это закончилось. Мне хочется кричать. Настолько невыносимо больно.
И стало тихо. Я все вспомнила. Жизнь, где начала все помнить, где была немой, где была королевой, где у меня был ребенок с белыми волосами.
Наверное, прошла вечность.
Я всплыла. Солнце стало греть меня, но вода не ушла.
Я вышла на сушу и стала сидеть на земле.
Я ждала, когда стану задыхаться, но это все не происходило и не происходило.
Встала и пошла в сторону дому.
Дом.
Разве это мой дом?
Разве это мое тело?
Разве это моя жизнь?
Кто я?
Что я?
Для чего все это?
Дом.
Все заросло. Дом стал настоящим продолжением леса. Теперь он стал полностью его частью.
Таким он мне пришелся по душе.
Я шла. Дойдя до порога, открыла дверь.
Всюду был плющ, всюду были вьюнки, всюду была жизнь.
Больше ничего не напоминало того дня.
Тела учителя не было, ни скелета, ни одежды.
Все исчезло.
Но внутри было больно. Почему же так больно? Ведь это не я, это все не мое.
Тогда что мое, тогда что я.
Достала ягоды, которые собирала по пути. В доме зажгла огонь, пошла набрать воды.
Через час, сидя за грязным столом, попивая чай из ягод, смотрела на скелет-руку учителя.
Мне было четырнадцать лет. Этому телу было четырнадцать лет.
Я вспомнила те жизни, а сколько еще я не помнила.
Учитель всегда что-то записывал. Я пошла к шкафу и стала брать одну за другой его заметки-книги.
Не заметила, как ночь окутала дом. Я давно отвыкла от света огня. Но читать без света я не могла.
Откопав свечи под завалами, зажгла сразу пять штук.
И продолжила свое чтиво.
Уснула я только под утро. Просто провалилась в сон. Во сне был учитель, он тихо напевал свои непонятные слова.
Я резко проснулась. Стойте! Что за песня? Что за песня, что за слова и почему он никогда не говорил слов?
Когда-то давно к нам приходили странники, и один такой странник рассказал, что слышал про магию слова. Что нужно тихо подбирать особые звуки и тогда может случиться чудо: твои слова могут влиять на сознание существ.
Магия.
Что я вообще знала об учителе?
Что он был травник, что был добрый, что не любил магию.
Почему он не любил магию?
Что вообще было в ней такого, что ее можно было бы не любить?
Все, что мы с ним добывали из трав, могло как лечить, так и убивать.
А как в магии? Я мало что знала о магии.
Я знала только глубокий лес.
Читая дальше заметки учителя, я наткнулась на странную запись.
Она словно была какой-то другой, что-то в ней было неестественно.
Я долго с ней мучалась, но так она не стала мне понятнее.
Зато мне стало ясно, что я проголодалась.
Лес – это огромная кухня, если знать, как на ней готовить.
Мне хотелось съесть мясо, и я пошла ставить силки на зайца.
Я знала все тропы, по которым они бегают, к тому же я их слышала.
Мой обед был поймам минут через десять.
Я разожгла небольшой костер. Освежевала тушку, посыпала травы, которые нашла в доме и начала процесс приготовления на костре.
Запах был замечательный. Мясо было нежным и таяло у меня во рту. Я чётко ощутила, насколько же я была голодная.
Закончив с обедом, я взяла шкурку и пошла к ближайшему ручью.
Опустив ее в воду, кровь вытекала из нее, несясь вместе с потоком речки.
Закончив с этим делом, пошла к дому. Положила шкурку сушиться на ветку дерева, поближе к солнечному свету.
В доме было грязно. Но мне не хотелось там ничего менять. Казалось, что этот дом уже никогда не станет прежним и мне там больше не место.
Но, прежде чем окончательно распрощаться с этим местом, я хотела закончить со всеми книгами и заметками, которые вел учитель.
Прошел месяц. Каждый день я читала заметки. Но ничего нового там мне не попадалось. Все это я уже знала. Настал момент, когда все книги были мною прочитаны. А ответов я так и не нашла.
Единственное, что не давало мне покоя, была та самая книга, с какой-то очень странной записью.
Я решила к ней вернуться.
Вертела ее и так и эдак. Но разгадка по-прежнему от меня так же далеко, как в самом начале.
Пение птиц звучало недалеко от меня, и я стала вторить звукам этой летней птички.
Напевая себе под нос, я стала вспоминать, какие звуки издавал учитель. Да, слов я не разбирала, но звук похожий, издать я смогла бы. И начала подбирать звуки.
В какой-то момент я так сильно увлеклась, что показалось, что стоит обернуться, как увижу учителя, который ведёт свои записи, низко наклонившись над столом.
Сердце стало сильнее стучать, и в горле образовался ком. Голос немного осел, и звук стал намного больше походить на тот, что издавал учитель.
Подбирала мелодию где-то час и в какой-то момент, сама не поняла как, книга стала меняться. Из странных букв стало образовываться что-то типа пара, и книга стала плавиться.
Расплавленные куски бумаги лежали у меня на коленях. Пахли они приятно. Пахли они им.
Как же мне хотелось вернуться в тот день и не встречать того человека. Как же я хотела все вернуть обратно.
У меня была память старых жизней, но это не помогало. Мне было горько от своих действий.
День стал уходить.
Я смотрела на верхушки деревьев. В руке у меня лежал небольшой кристалл, белый кристалл.
Из этого места я забрала только его. Скелет руки учителя лежал все там же, рядом с моим сердцем.
Умерла я при землетрясении много лет спустя.
Глухой лес остался глубоко у меня в душе. Там я больше никогда не появлялась.
История пятая.
Раздался сильный грохот. Карета перевернулась. Оползень сошел как раз в тот момент, когда карета в сопровождении всадников, проезжала по дороге.
В этой карете была я. Удар, который прошелся по моей головы, знатно выбил меня из сознания.
Снова – заново.
Что ж, начну с небольшой предыстории.
Как меня зовут? Я сама уже не знаю. Мне все равно, и это не важно. У меня было много имен, много разных личин. Еще минуту назад я была тридцатилетней работницей дельфинария. Сидела в кафе, ждала свой кофе. На улице была какая-то суматоха, потом кто-то стал кричать, и тут я осознаю, что моя голова с дыркой. Как такое возможно? Какой-то придурок вышел с оружием и стал массово стрелять. И выстрел попал четко мне в голову. Это чертовски больно.
Кто там говорил, что умирать не больно? Очень даже больно. Который это уже раз, когда моя несчастная голова пострадала? Если брать статистику моих смертей, то чаще всего страдала моя голова.
Когда-то я очень четко ощущала все чувства. Я умела любить, страдать, ненавидеть, мстить. Мне хотелось душевного тепла. Мне хотелось человечности.
Но сейчас – увольте. Я просто хотела выпить свой чертов кофе. Мне точно не хотелось получить дыру себе в голову.
Я хотела пойти к своим дельфинам. Знаете, чем больше живете, тем больше обращаете внимание на то, какой кофе хочется выпить и как неплохо бы поплавать с дельфинами. Какая температура в комнате и как приятно греть руки в горячей воде. Не хочется править миром, не хочется быть первым. Просто хочется тихо сесть в любимом кафе и выпить свой кофе.
Но дыра в голове поменяла мои планы.
У меня была такая спокойная жизнь.
А теперь, где я? Что за очередное новое место?
– Может, меня сразу убьют. – с надеждой подумала я.
Открыла глаза. Потрогала шишку, посмотрела на руку, там кровь. Да уж, нехило меня так ударило.
Так-с, что имеем, это карета, значит, какое-то древнее время. Я женщина, волосы длинные, платье красивое. Значит, какая-то важная персона. И куда эта важная персона ехала? Может это покушение? Боже, если так, то убейте быстро, без пыток. Хочу умереть по-быстрому.
Как быстро ко мне вернутся воспоминания этой женщины? Кто она?
Ладно, попробую выбраться отсюда наружу.
Как же неудобно. Давненько я не жила в древности. Длинные волосы мешают, длинное платье мешает. Узкий корсет, мать его, сдавил все мои внутренности.
Пытаюсь развязать это узелки на спине. На это дело потребовалась целая вечность. Сняла. Теперь я в нижнем платье.
Выползла из-под завала. Голова трещала сильно. Но раз болит, значит живая. Еще немного и я стою уже на своих двоих. Оглянулась вокруг, зрелище так себе. Земля с горы сползла, дорога впереди завалена, только если взбираться ногами, то можно пройти. Кто-то застонал. Немного поодаль еще один стон. Значит, есть живые. Пошла откапывать.
Через часа три в ряд лежало шесть мужчин. Было еще два, но они погибли под завалом. Земля вам пухом, как говорится.
Лошади погибли все. Кругом лес. Скоро ночь, и значит, тут будут ночные гости. Неплохо бы, что они сожрали лошадей и тех двух солдат, главное, чтобы на живых не лезли, но тут не угадаешь, как они себя поведут.
Когда-то я дружила с волками. Уже так плохо помню, что там было, помню, вроде какой-то кристалл был в той жизни, а может, путаю с какой-то другой жизнью. Ну да по фигу.
Нужно отрезать волосы. Мечи валялись на земле, я взяла один, и он оказался невероятно тяжелым.
Кое-как справившись с этим весом, мне удалось обкромсать длинные волосы, и теперь мою голову обрамляли торчащие во все стороны пакли. Неплохо для первого раз. Ха-ха, и ведь правда же, что-то еще у меня бывает в первый раз.
Нужно оружие полегче, чем эти мечи. Все-таки ночь близится.
Полазив по земле, я нашла небольшой кинжал. Все лучше, чем эти длиннющие мечи. И стала ждать.
Похолодало. Пошла собирать хворост. Когда-то давно темная дыра ночного леса пугала меня, но сейчас я бодра шагала в сторону этой самой дыры. Собрав хворост, вернулась к месту обвала. Развела костер. Два камня, мои волосы и вот уже слабый огонь проглядывается в центре моего костра.
Голова болела. Воспоминания пока не пришли. Солдаты были в отключке. Я ведь могла их оставить. Какая разница умрут они или нет. Мне с этого что?
Но не оставила. Почему? Да, черт его знает, я не очень любила людей и не встречала больше таких людей, как я. Но, думаю, что все так умирают, просто никто не помнит. Это у меня в моей системе что-то сломалось, поэтому я помню.
– Добрый вечер, уважаемые господа. – стал обрисовывать силуэт волка.
Так, это не волки – это гребанные чудовища. Черт, может, я обладаю какими-то магическими способностями, мне с этими тварями не справится. И какого-то черта эти солдаты до сих пор в отключке, что это за стража такая нежная, это я тут получила дыру в голове и скачу, как миленькая, а вы тут прохлаждаетесь.
Умирать от клыков будет мучительно. Да и не хочу, чтобы меня сожрала какая-то тварь из средневековья. Может себя убить по-быстрому?
Пока эти мысли скакали в моей голове, начался процесс вспоминания. Какой же подходящий момент, что уж тут сказать, на кой черт мне эти воспоминания, если меня сейчас сожрут?
Вот я стою перед зеркалом, на мне это платье, еще мне укрощают голову красивыми камнями. Какая-то женщина позади украдкой вытирает глаза, наверное, это мать или нянька какая-то.
Другой момент ко мне подходит взрослый мужчина с бородой, гладит меня по лицу и говорит, что гордится, что это участь выпала на его дочь. Внутри я ощущаю отвращение от этих слов.
Я стою в какой-то лачуге, насквозь пропахнувшей какими-то мерзкими зловониями. Старуха, старая, как моя душа и ужасно воняющая, кидает что-то в какой-то чан с жутким синим варевом. Начинает протяжно подвывать, глаза ее округляются, и она начинает кричать так, что у нее изо рта выпеваются не только непонятные слова, но и все слюни, что там были.
Мне противно. Она замирает, а потом не своим голосом начинает говорить, что в ночь на третье летнее солнцестояние, эпохи Емули, мне предстоит стать проводником между миром сури и миром мори. И падает на пол, бьюсь с каким-то жутким остервенением о земляной пол.
На этом воспоминания кончались. Так значит я какой-то проводник, то бишь лохушка, которую отправила на съедение чернобыльским волкам. Мир сур, мир мори – что за чушь. Раньше бы я подумала, что это имеет хоть какое-то значение, но теперь, мой недопитый вкусный кофе, стал намного важнее, чем какие-то дурацкие предсказания безумной старухи.
Значит, эту женщину отправили, как жертву, невежественного ритуала.
А обвал, скорее подстроили. И стражники какие-то слишком сонные.
Огромный волк приблизился. Мне не было страшно. У меня в руках был кинжал. Я умру, скорее всего, но, может, хотя бы смогу нанести ему рану, глаз точно выколю, хотя бы за мой недопитый кофе, получу сатисфакцию.
–Откуда ты? – волк заговорил.
Ооо, однако, это меняет дело, со мной разумное существо.
– Я не местная. – отвечаю я.
– Откуда ты? – снова спросил волк.
– С другого времени, так случилось просто, я не хотела быть тут, но, увы, так случилось просто. Ответила я и поняла, что действительно так случилось. Все просто случается. Я думаю, что по плану у меня кофе и дельфины, а мужик с дробовиком думает, что у него тренировочное поле с манекенами. И так случилось, что мы оказались рядом. Прямо как сейчас я и этот говорящий волк.
– Ты меня сожрешь? – спросила я. – Слушай, давай так, меня сожри, но этих мужиков не трогай, ни ты, ни кто-то еще, кто видит в них свой обед. – я все равно умру и буду помнить, а эти несчастные люди, им просто не повезло оказаться рядом со мной, пусть хоть тут поживут.
Волк долго смотрел на меня. Я бросила кинжал, устала стоять, шишка на голове давала о себе знать. Присела и отключилась.
Когда очнулась, еще не рассвело. Но волка не было.
Видимо, мясо с душой из другого времени, волку не по душе. Ну что ж, мне же лучше.
Мне хотелось пить. Я пошла в сторону леса. Может быть, тут есть какая-то речушка или какая-то трава, которая утоляет жажду.
Я шла в лес, я не боялась заблудиться. Все же каким бы ни был разным лес, я умела в нем ориентироваться.
Я все брела и брела. В воздухе почуяла запах воды, немного с тиной, но это точно была вода. Я шла на запах.
Это было заросшее болото. Запах тины стоят сильный, навеяло приятные воспоминания.
А ведь я когда-то пахла так же. Как давно это было? И не вспомнить уже.
Наклонилась к воде, убрала с поверхности зеленую вязкую тину. В воде на меня смотрели желтые глаза, и волосы были зеленые. Кожа была синей. Значит, так я тут выгляжу. Но те солдаты выглядели, как обычные люди. И в зеркале из моих воспоминаний я видела другое отражение. Так что же это, обман зрения, все-таки я мощно ударилась головой, вот и все в голове смешалось.
Но тут отражение стало оживать и протянуло руку. Я протянула свою. Она сжала мою руку, и отражение в воде исчезло. На меня смотрело отражение, которое я уже знала.
В руке у меня оказался белый кристалл.
Белый кристалл. Где-то я уже видела.
Я стала пить из болота. Вкус воды был немного тухлым, но мне казалось, что пью какой-то райский напиток.
Напившись, села на землю, облокотившись, на дерево.
Вспомнила. Это же кристалл из книги того самого человека, которого я когда-то звала учителем.
И что-то там было такое, что я так и не смогла узнать.
Умерла с этой тайной. Тогда меня это так сильно гложило. Хотелось разузнать, сколько же я жизней искала ответ, и не счесть. Умирала и снова появлялась в чьем-то теле в разном времени.
И везде искала ответ.
А потом устала, разочаровалась, опостылело, остыло чувство. Были просто действия, я даже уже забыла, зачем искала ответ, просто тупо ходила по свету и искала.
А сколько потом было жизней в лесу. Как долго мне не хотелось видеть людей?
Одни только травы и кусты. Каждую жизнь уходила в лес и жила там, пока очередная смерть не приходила за мной, а потом снова – сызнова.
И так бесконечно лес-смерть-новая жизнь-лес-смерть.
Конечно, тут любой устанет.
***
Устала и я. Помню, что проснулась в новом теле. Ну как проснулась. Просыпание было не из самых приятных.
Очутившись в новом для себя теле, с действиями, которые в обычной жизни, я почти что не делала, я поняла, что моя нижняя часть – мужская, и она не где-то в спокойном состоянии, а очень активно находится в чьей-то промежности. Сознание не сразу стало работать, тело двигалось на автомате. Но я уже различала звуки и звук, который исходил немного ниже меня, явно говорил, что он против того, что сейчас происходит.
Резко отскочив от человека, меня стало рвать. Тошнота была жуткой, я все блевал и блевал.
Послышался смех и плачь. Кто-то сказал, что я слабак, и не могу доделать дело до конца. И я услышала мольбу, кто-то отчаянно молил прекратить, говорил: "пожалуйста, отпустите меня".
Значит, я мужик, который принуждает. То есть я муда**. Я поднялась. Это была девушка, может, ей было лет шестнадцать, красивая, с большими пухлыми губами и чёрными глазами, обрамленными длинными пушистыми ресницами. В глазах была боль и отчаянье.
Мужик, который сказал, что я недоделываю дела, стал пристраиваться к заднице этой девчонки.
Вот она сила.
Три мужика, которые собрались изн*** этого человека. И одним из них был я.
Неприятное осознание.
Мужик, который пытался состыковаться с телом жертвы, первым полетел в стену. Его голова очень четко вписалась в стену, а моя рука уже доделала эту работу, разбив в щепки его хрупкий череп.
Второй мужик был вырублен с ноги и ногой же втоптан в бетонный пол.
Кровь текла. Я смотрел на девчонку. Она смотрела на меня.
Сняв с себя пиджак, я накинул на нее. Поднял ее на руки и понес. Она плакала. Наверное, она меня боялся, ведь буквально минуту назад, тем, кто глумился над ней, был я.
Я тяжело дышал и только повторял, что все будет хорошо.
Это было какое-то заброшенное здание, спустившись вниз, я увидела машину. Положил девчонку на заднее сидение, сел за руль и выехал на дорогу.
Мне нужно была больница. Как ее найти. На приборной панели были какие-то кнопки и небольшой экран. Я стал набирать больница. Это оказалось много проще, чем я думал.
Машина сама поехала в сторону больницы.
Доехав до больницы, взяв девчонку на руки, я сдал ее врачам.
И сел. Надо было уйти, но ноги не слушалась. Что за ужас и отвращение.
Мне было противно от себя. Хотелось кожу с себя снять. Что я за человек в этой жизни? Просто какой-то урод, который измывается над слабыми.
Через некоторое время, врач, которому я отдал свою ношу, вернулся и подошел ко мне.
Он был немного странный. Говорил механически.
– С вашим лейвом все в порядке. У него не обнаружилось никаких повреждений, так что вы его можете забрать обратно. – четко отчеканил доктор.
– Лейвом? – переспросил я.
– Да, именно так. Можете его забрать. – сказав это напоследок, доктор развернулся и зашагал в глубину коридора.
Что такое лейв? Что это за мир? А ведь, правда, мне машина показалось странной. И больница эта какая-то странная.
Мне нужно в туалет, умыть лицо.
В туалете было зеркало. Из зеркала на меня смотрел огромного вида мужик. Рост, наверное, был метра два, широкие плечи, какие-то нереально огромные руки. Груда мышц.
Два внимательных глаза. Только один глаз был черным, а второй пустой, но при этом я им видел.
Шрам на правой стороне от верхнего внешнего угла брови вниз до губы. Крупный нос, густые брови, широкие скулы, узкие губы, четкий подбородок. Волосы были черные и короткие.
Значит, я мужик. Здоровый и, судя по всему, тупой.
Где мои воспоминания этого тела.
Нужно дождаться, чтобы понять, что это за мир.
***
Почему вспомнилась эта жизнь?
А ведь тогда мне нравилось еще жить. Тогда я боролась за права между людьми и роботами.
Я видела, что роботы намного человечнее людей.
Как так получилось, что механизм обладал большей душой, чем человек с его кровеносной и нервной системой. Его недолговечностью и непрочностью, но такой злой наполненностью.
Тогда я думала, что существует зло и есть добро.
Много позже я поняла, что сама состою из зла и добра, что я робот с душой.
А потом стало ясно, что я просто существую, без зал и добра.
***
– Вы не можете там находиться. – сказал я женщине, которая упорно пыталась пройти через меня.
– Уйди с дороги, чертова железка. – чуть ли не крича, впившись в меня своими острыми ногтями, завопила посетительница.
Ну как посетительница, наверное, клиентка.
Будь у меня тело человека, скорее, мне было бы больно, но в этот раз я робот.
Мой заводской номер 205417, но меня все зовут 2.0.
Меня спроектировали, как робота-помощника. У меня внешность мужская, но отсутствуют мужские половые органы. В этом мое отличие. Точнее, отличие линейки роботов-помощников.
Есть роботы секс-партнеры. Их я также встречал. И это одна из очень грустных картин.
То, что люди не позволяют себе делать с другими людьми в рамках закона, они делают с роботами.
А роботы живые.
Они чувствуют, они много живее людей. Они живее и меня, непонятного существа, который перемешается из одного тела в другое, в разном времени, в разном мире.
Мой работодатель, Элена, женщина-врач, но врач по роботам. Она механик.
И она полностью очарована роботами. Она увлечена своей работой, и ее работа – это ее жизнь. У нее нет семьи, она росла в приюте. И на протяжении всего ее детства с ней всегда был мини-робот по имени 2.0.
Когда она искала себе помощника, то обошла кучу точек, с новыми моделями роботов.
И ничего не нашла.
Меня она нашла на свалке.
Она только что рассталась со своим парнем. Шел сильный дождь. И у нее был синий зонт со звездами.
Мены выбросили на свалку очень давно, но я ушел с нее и ходил по разным другим свалкам, пытаясь найти недостающие части.
Так и в тот раз. Искал большой палец, который оставался последний в моём списке недостающих частей тела. И напевал песенку. Это была старая грустная мелодия, которую я слышала в другой жизни, когда болела лейкемией и моя мама мне ее напевала.
И тут мне на глаза попадается большой палец. И о чудо, он целый, да, немного другого цвета, но выбирать мне не приходится.
Подняв его, пытаюсь приделать и тут понимаю, что моя нога начинает утопать, словно зыбучий песок меня утягивал, а не железная свалка. Я начинаю быстрее передвигаться и в момент, когда достиг земли, почти плашмя оказался на ней.
Лежа на животе, я подумал, что тут не хватает пыльного пола. Но капли дождя, которые так усиленно падали на меня, вдруг прекратились. Перед моим носом возникла фигура женщины. То была Элена.
– Ты робот? – спросила она у меня.
В целом, вопрос был очень уместен, люди настолько хорошо стали делать роботов, что отличить их было невозможно от людей. Да что тут говорить, некоторые роботы были лучше людей.
– Да. – ответил я и поднялся на ноги.
Мы оказались одного роста.
Как же она мне понравилась. Было в ней что-то светлое. Хотя у нее были черные волосы и черные глаза и небольшие усики. Огромное родимое пятно на правой стороне лица.
Ее нельзя было назвать красивой. Но я столько видел разных лиц, что точно могу сказать, что она была одной из самых красивых женщин, каких мне пришлось встретить.
Красивая и такая другая.
Это был первый человек в моей бесконечном пути, кому я рассказала свою историю.
Не знаю, ощущала ли я когда-либо одиночество, но рассказав ей свои истории, те, которые помнила, и те, которые вспоминались походу времени, проведенные с ней, ощутила себя очень одиноко.
Я была Шахерезадой. Только у меня была не тысяча и одна сказка, а много больше. Хватила до конца ее жизни.
Элена забрала меня к себе и назвала 2.0. В честь робота, который был с ней все ее детства.
Наверное, это была любовь.
Любовь, которая вдохновляется присутствием друг друга.
Я видел, как дни проходят, как время ее становится все тоньше и тоньше.
Это была одной из самых спокойных и прекрасных жизней.
В этом времени людей не хоронили. Их помещали в специальные капсулы, где расщепляли тела до атомов.
Так было и с Эленой.
Она умерла во сне. Как обычно, утром я ставил кофе, ароматный кофе, который она так сильно любила. Постучавшись и, не услышал привычного да, я зашел и увидел, что в комнате осталось только ее тело. Самой Элены там уже не было.
После этого я жила в теле робота 2.0. еще лет семьсот. Мир менялся. Я была частью мира. Мне нравилось жить в том мире.
***
– Уф… Что-то меня понесло в воспоминания. Давненько у меня такого не было.
Может быть, из-за белого кристалла? А может быть, из-за волка?
Раньше я искала везде знаки судьбы. Мне думалось, что у вселенной ко мне есть задача. Что, быть может, я избранная. Ха-ха, сейчас это смешно, но пару сотен тысяч веков назад, может, это было и не смешно. Что-то такое забавное припоминается мне, когда я была эльфийкой, о боги, я тогда была такой важной, верила, что творю великие дела, что спасаю, хм, что же я там спасала? Что-то уже и не могу припомнить, но это что-то было очень важным. Ха-ха-ха, как же это все смешно.
История пятая. Продолжение.
I
Голова не переставала болеть. Еще раз дотронувшись до места удара, я нащупала шишку, размером с большой орех. Ощущение, что там назревает что-то, что не даст мне пожить в этом теле долгую и счастливую жизнь.
Что обычно в таких случаях делают обычные люди? Вызывают скорую, ищут врача.
Но зачем он мне? Зачем мне себя спасать, когда ценность жизни перестала иметь для меня вес?
В руке у меня был зажат белый кристалл.
Я его получила спустя черт знает сколько времени. Зачем-то же я его получила? В этом должен был быть какой-то смысл. Мне хотелось, чтобы в нем был какой-то смысл.
Было время, когда я жила в мире полной магии.
Голова стала пульсировать. Я знала эту боль. Вот она, родненькая, пришла ко мне.
Скоро я уйду из этого тела. Мне не хотелось терять белый кристалл, почему я думала, что в этот раз он раскроет мне свой секрет. Но шишка лопнула. Кровь, которая так стройно течет в моем мозгу, потеряла свои границы, вышла за берега и теперь медленно поглощает мой мозг.
Надо же, но я не хочу умирать. Почему, когда я не хочу умирать, все случается иначе?
Но тут ничего не поделать.
Уши заложило. Глаза заволокло. Где-то вдалеке забрезжил рассвет. Как все-таки хорошо, что я встречаю свой очередной конец в лесу. Большое благословение от лесного бога.
Последний миг и он тоже закончился.
II
Рассвет. Лучи солнца очутились на моем лице. Как приятно. Открываю глаза. Хочу подняться, резкая колющая боль пронзает левое плечо.
Господи, почему в последнее время мне так не везет. Надо научиться заботиться о сроке жизни выданного тела. Я явно плохой хозяин. Нельзя же за пару часов так быстро лишаться жизни.
Я села. Или сел. Вокруг какой-то оползень. Лес. Рассвет. И рядом тела.
Значит, я все тут же. Как хорошо, что я уберегла этих солдат от смерти. Теперь я один из них. Что ж, надо бы найти меня в лесу.
Встаю. Болит только плечо. Все остальное в строю. Иду в сторону леса. Но как странно. Почему-то мир кажется другим. Цвета совершенно другие. Какие-то желтые, серые, где же зеленый.
Куда он пропал с фильтра моих новых глаз?
Неужели этот мужик страдал стигмой? Что интересно у него еще не работает, как у обычных людей?
Но это имеет и свою прелесть. Таким мир я еще не видела. Такой лес очаровывает меня. Хочется сделать фотографию своими новыми глаза.
Нашла. Тело лежит под деревом.
Какая все же красивая была девушка.
В руках сжимает кристалл. Аккуратно разжимаю все еще теплые руки, беру кристалл.
Мне не хочется ее тут так оставлять. Взяв ее на руки, иду к болоту. Опускаюсь на колени и погружаю тело в илистую воду.
Смотрю, как она медленно уходит под воду. У нее зеленые волосы, синяя кожа и желтые глаза.
III
– Проходите сюда и садитесь.
Меня встретила и проводила до этой комнаты девушка. У нее были синие длинные волосы, заплетенные в тугие косы. Интересно, какой у нее на самом деле цвет волос. Глаза красные, а кожа черная как сажа. В этом мире интересно жить только из-за моих глаз. Фильтры меняются так часто и разнообразно, что я перестал делать какие-либо заметке в нещадных попытках найти хоть какую-то систему в моих цветовых картинках.
– Значит, вы ищите того, кто сможет рассказать вам про кристаллы? – она прищурилась и смотрела почему-то не мне в глаза, а в область кармана на штанах, там, где я носил это кристалл. – Какой у меня цвет волос? – вдруг спрашивает она.
– Э-э-э-э, хм. – мычу я что-то в ответ.
Ее взгляд перешел с моего кармана на мои глаза.
– Не бойтесь, говорите как есть. – у нее был низкий голос. Почти как у мужчины.
Может это какая-то проверка?
– Синие.
– А глаза?
– Красные.
– А цвет кожи?
– Черный.
– Все верно. – медленно протягивает слова, встает и уходит куда-то вглубь комнаты, за занавеску. Занавеска была синяя, на ней были изображены звезды.
Вернувшись, она мне протянула какой-то сморщенный плод.
– Приходите сегодня к окраине деревне, где начинается заброшенный лес, к закату. Не берите ничего, кроме кристалла и камня.
Люблю таких людей. Ни тебе ненужных реверансов, ни слов, ни движений. Сморщенный персик сам за себя говорил.
В назначенное время я ждал ее на окраине.
Она пришла, но волосы ее уже были распущены. На ней было другое платье. Оно было полностью белое, ну так я это видел, а какое оно была на самом деле, я не видел.
– Ты видишь все верно. – сказала эта женщина.
– Вы читаете мои мысли? – спросил я.
– Я вижу тебя. И ты не тот, кто был рожден в этом мире.
Она явно знала что-то обо мне, чего не знала я сама о себе.
Но мне было совершенно неинтересно это узнать. Еще бы несколько сотен веков назад.
Эх, время упущено. Какая ирония, однако.
Мы молча двинулись. Она шла легко, я никак не ощущал ее присутствия. Казалось, что она стала легким ветерком.
Наверное, она была магом. Или каким-то иным существом этого мира.
Мы шли какими-то тропами кривыми, казалось, что она хочет меня запутать.
Ты хочешь меня запутать? – хотел я задать только свой вопрос, как мы остановились и она произнесла: на месте.
– Стой тут и никуда не уходи.
Я стоял и никуда не уходил. Вокруг были листья, они были повсюду на земле. Хотя время года было теплым, тут же явно была глубокая осень.
Но холода я не ощущал. Кругом деревья, опавшие листья. Цвета все серые.
Солнце вконец ушло. На небе образовалась луна. Луна тут светила зеленым цветом. И все была окрашено в изумрудный цвет. Поистине волшебные глаза.
Время шло. Или текло. Или плыло. Волны времени. Все было таким красивым.
Сморщенный персик выпал из моего кармана. Оттуда же выпил и кристалл. Кристалл был зеленым.
Раньше я думал, что все, что я вижу зеленым, это белое. Но на практике все оказалось совершенно иначе.
Под зеленым светом сморщенный персик и зеленый кристалл разбились, словно были такими же хрупкими, как яичная скорлупа. Из них стала вытекать розовая вода, она все текла и текла, пока не образовала озера. А из озера стало расти дерево, с белым стволом и розовыми лепестками.
Как хорошо, что время не вмешалось в мои отношения с прекрасным, и я по-прежнему могу отзываться на красоту, что смотрит на меня своими глазами. Видение это было или на самом деле – неважно.
Из воды стал доноситься голос. Такой старый, тихий голос. Голос, который мне был хорошо знаком. Голос, который я так не хотела забыть и который так потом хотелось не вспоминать.
– Тихето, давай скорее, я нашел чудо. – позвал меня ласковый голос.
Я шла навстречу тому, что искала так долго, что перестала искать, что пыталась забыть и в итоге отпустила.
– Сколько же мне понадобилось времени, чтобы встретить тебя снова, учитель? – мой голос, такой грубый, такой хриплый, сорвался с моих губ и гулко упал в белую гладь этой замечательной воды.
– Я так скучала по тебе, учитель.
Сидя рядом с деревом, опустив ноги в воду, как когда-то в водопад, я стала слушать долгий рассказ этой воды.
IV
«И воды разошлись, и вышла из них рыба.
Что за рыба то была?
Белые покрывала были на теле ее, глаза, что яркие камни, сверкали из зарниц ее.
Гроза была ее плавниками.
Гром был ее хвостом.
И родилось на земле древо.
А под древом тем белый плод, что питался водой.
Дышал водой, ел воздух, ходил корнями лесными, слышал то, что неслышимое».
Так начиналась книга, которую я нашел в старой библиотеке своего учителя.
Про что книга была я уже и не вспомню, но эпиграф запечатлелся в моей памяти, чем с тобой сейчас и делюсь.
Моя история столь длинная, что конца ее я тебе не смогу поведать. Впрочем, и начало ты тоже никогда не узнаешь.