Читать онлайн Брошенка. Шанс для двоих

От автора

Мои дорогие,

для меня эта книга уже закончена, для вас же она только начинается. И, прежде чем вы уйдёте с головой в события, хочу сказать пару слов тем, кто где-то посреди повествования вдруг отложит гаджет, нахмурится и фыркнет, мол, так не бывает, ну не существуют такие мужчины и женщины, не случается таких отношений.

Поверьте, бывает.

Случается.

Существуют.

В основе этой книги – не выдумка. Процентов на семьдесят она абсолютно реальна и имела место быть в прошлом двух хорошо мне знакомых женщин.

Одна из них, как и моя героиня, после развода была действительно отправлена прямо на улицу и долгое время снимала жуткую однокомнатную квартиру с окнами на север в старом двухэтажном доме, чуть ли не до подоконников первого этажа вросшем в землю. А вторая, хоть и осталась с жильём, но была беременна третьим ребёнком и брошена в тяжёлые годы талонов и тотального дефицита. Не мне вам рассказывать – времена «перестройки» многие из вас помнят и так.

Объединённая история этих двух сильных и стойких женщин стала основой для моей книги. Некоторые события я, как автор, всё-таки добавила от себя, кое-что смягчила, а что-то и вовсе не стала включать в книгу, поскольку не любитель откровенной жести, насилия и «стекла», которое им довелось пережить.

Но знаете что? Несмотря на выпавшие на их долю трудности, они справились. Выстояли. В том числе благодаря добрым людям, в трудный момент жизни протянувшим им руку помощи.

И у них всё получилось. Сейчас они живут в любви и мире со своими вторыми половинками, чему я безмерно рада.

Мои милые добрые девочки с большими нежными сердцами, эта книга для вас и про вас.

А вам, мои дорогие читатели, желаю приятного погружения. Пусть в этой истории вы найдёте тепло, силу и веру в то, что что счастье всё-таки существует, а хороших людей намного больше, чем плохих.

С любовью, ваша Ю.К.

Глава 1

Сколько в море и на суше есть песку,

Столько трудностей получишь на веку.

Не ищи пути иного, не найдёшь, –

Упадешь, вставай по новой и дойдёшь.

(Из песни слов не выкинешь)

– …Так что даю тебе время до завтрашнего вечера. Собирай манатки, и чтобы духу твоего больше в моей квартире не было! – рычит муж, склонившись надо мной.

Вижу, как напряжённо подёргиваются мышцы на руках, и желваки на скулах ходят ходуном. Такое ощущение, что он едва сдерживается, чтобы не ударить. А я сижу на диване, вжав голову в плечи, и судорожно сжимаю ладони между коленями. Если бы не присела заранее, вот честное слово, после услышанного упала бы.

Не ожидала. Совершенно не ожидала такого. Да вообще не думала, что со мной такое когда-то приключится.

Бред! Полная бредятина! Сюр!

– Вить, послушай… – сглатываю непонятно откуда взявшийся в горле ком. Слова сквозь глотку проталкиваются с трудом, а мне обязательно нужно сказать, объяснить, что всё это какое-то недоразумение. – Ну, не было ничего. Не было. Я даже не собиралась тебе из…

– Заткнись! Просто заткнись и свали уже, – выдыхает он сквозь стиснутые зубы.

Сглатываю и поднимаю глаза, встречаюсь с его ненавидящим взглядом. Молчу. Это сейчас единственно правильная позиция, чтобы не усугублять. Он меня не слышит. Не хочет слышать и слушать.

Зло цыкнув, он выпрямляется и отходит к окну. Стоит, засунув кулаки в карманы брюк, и перекатывается с пятки на носок. Вижу, что терпение его подводит.

Но я действительно не понимаю, откуда в его голове возникли такие мысли, я ведь никогда даже повода не давала. Всегда с работы сразу домой, если только в магазине немного задержусь. Да и то сразу звонила, предупреждала.

– Мне твои жалкие отговорки не нужны, – рычит муж. А я почти ничего не понимаю, потому что его слова пробиваются в голову сквозь нарастающий звон в ушах. – Я тебе говорил, много раз предупреждал, что не потерплю измен. Лей теперь свой пиздёж в уши ёбарю. И скажи спасибо, что не голую выгоняю.

Сверлю испуганным взглядом его напряжённую спину и опускаю глаза вниз, когда он неожиданно оборачивается. Сжимаюсь в жалкий комочек.

Это всё происходит не со мной! Ну, не может это всё быть правдой.

– Хотя очень хочется, Юн-на, – он цедит моё имя по слогам, выплёвывает, как что-то грязное и недостойное, прожигает ненавидящим взглядом. – Пошла собираться, я сказал! Пока я ещё добрый!

На ватных ногах встаю и ухожу в спальню. Потому что, если останусь, он не выдержит и ударит. Я это по глазам его вижу. По взгляду бешеному, звериному.

В голове шум и непонимание, абсолютное отторжение действительности. Как будто это не со мной происходит. Театр абсурда, не имеющий ничего общего с моей жизнью. С моей обычной жизнью.

Не понимаю, вообще не понимаю, как такое может быть. Только не со мной! Я ведь никогда, никогда…

Открываю шкаф и с минуту тупо пялюсь на аккуратно сложенные на полках вещи. Куда я их буду складывать? У меня и чемоданов-то нет. И сумок дорожных. Я никуда за все годы, что здесь живу, не ездила. Областной город, в котором теперь живёт и учится наша дочь, не считается. Туда мы с Витей ездили на машине одним днём – утром приезжаем к Карине, вечером едем обратно.

Даже летом на море ни разу не выбрались, каждый отпуск у его мамы в деревне проводили. Грядки, скотина, сенокос – маме его ведь помощь нужна по хозяйству, она без мужа справляется столько лет. А мы что же, неблагодарные дети? Нет, конечно.

Вот и брали всегда с ним отпуск в июле и вместе с Кариной целый месяц «на свежем воздухе, на природе», как его мама говорит, оздоравливались. Все двадцать два лета совместной жизни. Ну, кроме того времени, когда Карина родилась. Тогда я вообще первые полтора года в деревне прожила, с его мамой. А Витя – в городе. Он же тогда ещё на юридическом учился и в деревню только на выходные приезжал.

Мы с ним, собственно, в институте и познакомились. Я в него с первого взгляда влюбилась – он мне тогда таким взрослым показался, серьёзным. С первого дня всё решать за меня начал. И мне даже понравилось, что он опекает меня. Настоящий мужчина… А я рядом с ним такая слабая и беззащитная… Это было так приятно – осознавать себя девочкой-девочкой под защитой властного повелителя…

Вообще, у нас с Витей всё очень быстро завертелось. Мы даже и повстречаться толком не успели. Он на третьем свидании прямо в парке на озере на траву меня завалил, зацеловал и… Я глупая тогда была, только школу закончила, о взрослых отношениях, и тем более о защите во время секса, не задумывалась. В общем, Карина у нас практически с первого раза получилась.

Дверь в спальню открыта нараспашку, поэтому я вздрагиваю, когда слышу, как муж выходит в коридор, позвякивая ключами от квартиры. Или от машины… А может, и теми, и другими вместе…

Он же практически никуда пешком не ходит. Это только я у нас по городу на маршрутках рассекаю, потому что ему ни отвезти меня, ни забрать с работы постоянно некогда. Он до шести работает, а потом то качалка, то какие-то важные мероприятия по работе. А я в семнадцать ноль-ноль на маршрутку бегу, чтобы успеть в магазин заскочить и свежий ужин Витеньке приготовить, в квартире прибраться, стиралку запустить, рубашки погладить…

– Сегодня переночую в гостинице, – слышу его леденящий душу голос. – А завтра вечером чтоб тебя здесь уже не было. Из квартиры чтобы выписалась. И ключи оставь. На развод подам сам. Ты всё поняла?

Последние слова он рычит, но в спальню не заходит. Молча стоит в коридоре и ждёт. А я не могу вымолвить ни слова. Для меня это так унизительно. Как собаку выгоняет. Кажется, если отвечу, вообще тряпкой себя почувствую. Поэтому молчу. Жду с ужасом, как отреагирует.

Его реакция следует незамедлительно.

– Поняла?! – рычит он тише, но от этого мне становится ещё страшнее, и я снова вжимаю голову в плечи.

Слышу тяжёлые шаги. Каждый из них бьёт по голове, как будто молотком в крышку гроба гвозди забивают. Хлопает входная дверь, а затем в замке проворачивается ключ.

Ушёл. Он ушёл. Слава богу.

Выдыхаю и только сейчас понимаю, что всё это время вообще не дышала.

Мой муж – монстр. Как я этого раньше не понимала? Он же всегда такой был. Авторитарный, бескомпромиссный. Все решения, касающиеся нашей семьи, принимал сам, моего совета или мнения никогда не спрашивал. Куда идти, что делать, что купить, что надеть, с кем общаться… Всегда диктовал условия. Нет, даже не условия – озвучивал своё решение. И у меня прав отказаться не было. Вообще никаких прав не было.

Боже, куда я смотрела, когда с ним связалась? Что же я за дура такая наивная, деревенская. Хотя Витя тоже из деревни… Наверное, всё же характер не от места рождения зависит.

Отмираю, потому что снова зависла в тихой истерике. Внутри давящая пустота.

Начинаю выкидывать вещи на кровать. Да куда ж мне их складывать? И не то чтобы их много, но даже то, что есть… Может, сходить в «Пятёрочку», пакеты купить? Они там вместительные. Или в мусорные складывать, они тоже, вроде, объёмные… Да, в мусорные… Всю жизнь мою в мусор…

Роняю очередную стопку и обессиленно сажусь на кровать. Вот так, одним движением, одной фразой всю жизнь мою в мусор выкинуть.

И за что?! За что?!

За то, что я к дому на чужой машине подъехала, и подвёзший меня мужчина помог до подъезда дойти?

Как же глупо получилось! Сходила, называется, на работу в новых туфлях. Пятку натёрла и из-за неё на маршрутку опоздала, а Андрей, мой начальник, просто мимо ехал и на остановке меня увидел, предложил подвезти. Я ему, пока до дома ехали, на туфли пожаловалась. Просто посмеяться, как сейчас обувь для людей делают. Вот он и довёл меня до подъезда. Просто помочь хотел. А в этот момент Витя к дому подъехал. И всё по-своему воспринял.

Даже объясниться не дал. На Андрея коротко зыркнул, меня под локоть ухватил и чуть ли не волоком затащил в подъезд, а потом и в квартиру. Вот тут-то он мне и показал, где Армагеддон зимует.

Всхлипываю от обиды, поднимаюсь с кровати и иду на кухню. Времени не так чтобы много, чтобы собраться. Может, завтра на работу не ходить? Отпроситься, сказать, что заболела?

Нет, не получится.

У нас же срочный заказ, а у Кристины снова мать с приступом в больницу положили, она там с ней все дни проводит. Плюс Мария Яковлевна с давлением свалилась, сегодня опять не вышла.

Андрей, чтобы успеть, даже Валюшу из отпуска вызвал. Каждый человек на счету. Если вовремя заказ не сдадим, нам меньше заплатят. Вот такая система антипремии: сделал вовремя, получи, как положено, а если задержался с исполнением, хозяину придётся неустойку выплачивать. Но не из своих же… С нас эту разницу высчитает. Сдельщина…

Достаю из ящика рулон с мусорными пакетами. Очень символично. Моя жизнь – мусор.

Продолжая всхлипывать, возвращаюсь в спальню, собираю вещи первой необходимости. Всё ещё надеюсь, что смогу достучаться до мужа, объяснить, что не виновата ни в чём перед ним.

Он же знает, что я никогда и ни с кем, кроме него… Что никогда не смотрела ни на кого. Знает, что он первый у меня и единственный. Я же всегда ему в рот заглядывала, во всём слушалась.

А то, что поругались… Ну, с кем не бывает, во всех семьях ссоры случаются. Он остынет, мы поговорим, и жизнь вернётся в прежнюю колею.

Иду в ванную, кладу в пакет шампунь, гель для душа, забираю из полки косметичку.

Зависаю над стиральной машиной.

Я же бельё собиралась постирать… У Вити пять рубашек на пять дней недели, но я всегда чистые держу в запас, на всякий случай. У Вити на работе с формой очень строго – деловой костюм и белая, либо молочная рубашка. Вот он их и меняет каждый день. А как иначе? Начальник службы безопасности в администрации должен подавать пример подчинённым.

А вдруг что-нибудь случится? Вдруг он кофе на себя прольёт? Приедет переодеться, а свежей рубашки нет…

Господи, о чём я думаю? Какие рубашки? Мне же сегодня нужно где-то переночевать. Он сказал, когда завтра с работы вернётся, чтобы меня здесь не было…

Только куда мне пойти? К кому? Родители и сестра за тысячу километров живут, подруг нет… Только приятельницы и коллеги. Не к ним же, как снег на голову, на ночь глядя свалиться? Да и кто меня пустит, тем более с кучей мусорных пакетов в руках?

Оглядываю набранные пакеты. Я как бомж. За всю жизнь своего угла не заимела. Квартира Витина – от бабушки ему досталась, так что я здесь никаких прав не имею. Хоть и не получила юридического образования, но не совсем уж я и дура, кое-какие законы знаю.

Я ведь приехала в этот город на юридический поступать. За тысячу километров забралась, потому что только здесь подешевле было и можно было платить помесячно.

Поступила и даже успела полтора месяца отучиться, а потом узнала, что беременна. Витя тогда не очень обрадовался, и я переживала, что бросит меня, беременную. Об аборте даже не думала, но и с какими глазами к родителям возвращаться, не представляла.

Но бабка его, у которой он жил, хоть и строгая была, но честная и справедливая. Она настояла, чтобы внук женился, раз уж отросток свой в штанах удержать не смог. Так ему и сказала, когда в окошко услышала, как я её внуку, краснея и бледнея, возле подъезда признавалась, что у меня задержка две недели.

Витя бабку недовольным взглядом одарил, но перечить не стал. Мы просто сходили и расписались.

Жить стали у той же бабки. Она в спальне обитала, а нам зал отдала – он по размерам больше, и места хватало, чтобы для ребёнка кроватку поставить.

Токсикоз у меня был страшный, я первую половину беременности пластом лежала, есть ничего не могла, а потом меня с тонусом в больницу положили. Поэтому учёбу пришлось бросить.

А когда Карина родилась, я и вовсе с ней в деревню к его маме уехала. Это тоже бабка настояла. Что новорождённому, что кормящей мамочке лучше жить на свежем воздухе.

Витя же продолжил учиться – мать хоть и одна его растила, но отсутствием денег никогда не страдала, потому что и хозяйство держала, и самогоном в деревне подторговывала. Да и бабка помогала. Я ей за это очень благодарна всю жизнь была. Вообще считала, что мне со Степанидой Антоновной очень повезло. Поэтому, когда я в город вернулась, чтобы Карину в садик устроить, а бабка неожиданно слегла, я не смогла на учёбу вернуться. Ухаживала за лежачей почти два года. Витя в это время как раз заканчивал институт.

Степанида Антоновна умерла, оставив квартиру Вите, как единственному внуку. Карине как раз три года исполнилось, я её в садик отдала – очень вовремя наша очередь подошла.

Вот тут бы, казалось, можно было и мне на юридический вернуться, хотя бы заочно, но Витя решил, что мне это не нужно, потому что на одну его зарплату с маленьким ребёнком жить тяжело, а за «заочку» платить нужно. Да и у матери его сколько можно на шее сидеть? Одно дело, студента на плаву держать, и совсем другое – взрослую здоровую семью.

Я с доводами Вити, конечно, согласилась и устроилась на работу. Без образования стать кем-то бо́льшим, чем продавец или уборщица, возможности не было. Может, где-то кто-то и смог, но только не в нашем городе.

Помыкавшись по частникам, через год я окончательно убедилась, что цивилизация до нас не дошла, и город навсегда застрял в суровых девяностых. Каждый тянул одеяло на себя, и глупые отговорки, что ты не воровал и понятия не имеешь, откуда взялась недостача, не принимались. И все «минусы» после очередной ревизии высчитывались из зарплаты.

Тогда Витя и решил, что в торговле мне делать нечего, и я пошла на производство. Цех, где я работала, тоже принадлежал частному лицу, но здесь нам платили каждую неделю. Сколько своими руками сделаешь, за столько в конце недели и получишь. Если, конечно, намеченный план выполнишь.

В наш дом наконец-таки пришла хоть какая-то стабильность, и Витя начал откладывать деньги на покупку первой машины.

В общем-то, жили мы не хуже и не лучше большинства других семей. Обычная среднестатистическая жизнь. Мы работали, Каринка росла. Школа, репетиторы, поступление на бюджет. Дочка у нас вообще умница. После второго курса устроилась на работу. Умудряется совмещать её с учёбой. Конечно, мы помогаем ей, но теперь всё стало намного легче.

Казалось бы, живи и радуйся. Дом – полная чаша, любимый муж, замечательный ребёнок.

И вдруг это…

Что вообще на Витю нашло?

Да, он всегда ревнивый был. Но не до такой же степени!

Он и раньше допросы с пристрастием устраивал, стоило где-то задержаться и не предупредить, но всегда давал шанс объясниться и никогда вот так из дома не выгонял. Как собаку безродную…

Даже ведь слушать не стал!..

Прижимаю к груди мусорный пакет с вещами. Слёзы текут бесконтрольно.

Как так?.. Почему?.. За что?..

Истерику останавливает телефонный звонок.

Пялюсь на экран, вообще не понимая, кто звонит.

Принимаю вызов и срывающимся голосом хриплю:

– Алло?..

Глава 2

– Юночка, добрый вечер.

Слышу голос. Он мне знаком. Но то ли от шока, в котором нахожусь, то ли от до сих пор не прошедшего звона в ушах, не узнаю́ его. Отнимаю телефон от уха и сквозь слёзы пытаюсь рассмотреть, что написано на экране. Буквы плывут, и я ничего не вижу.

– Алло, кто это?..

– Юночка, это Мария Яковлевна. Детка, ты что, меня не узнала?

Мария Яковлевна, моя коллега по работе. Бабушка, божий одуванчик. Мы с ней за соседними столами сидим. Она молча работать не умеет, поэтому постоянно мне о своих внуках или кошках рассказывает. Но вне работы обычно не звонит.

– Да… Извините, Мария Яковлевна, – хриплю в трубку и пытаюсь собраться. – Что-то случилось?

Не хочу, чтобы она слышала, в каком я состоянии. Кому нужны чужие проблемы? Всем своих хватает.

– Ой, Юночка, – вздыхает женщина, – Ничего особенного. Опять давление скачет. Я Андрюшеньке звонила, предупредить хотела, что если не оклемаюсь, завтра опять не смогу на работу выйти. Только он трубку не берёт. Вот, хотела тебя попросить, чтобы ты ему передала.

Она снова вздыхает, а я прочищаю горло и вытираю нос ладонью.

– Хорошо, я предупрежу. Не волнуйтесь, пожалуйста. Выздоравливайте.

Хочу отключить звонок, но слышу озабоченный голос:

– А у тебя-то всё в порядке? Ты, случаем, не заболела? В нос разговариваешь и сипишь.

– Нет. Нормально у меня всё.

И в этот момент окончательно срываюсь. Кладу телефон рядом с собой, закрываю лицо руками и рыдаю в голос. На очередном витке истерики понимаю, что звонок я не отключила, и всё это время Мария Яковлевна пытается меня дозваться.

Подношу телефон к уху, пытаюсь извиниться и попрощаться, но женщина меня не слушает, постоянно спрашивая, что случилось, и чем она может помочь. И я сама не понимаю, как вываливаю на неё свалившееся на меня несчастье.

– Ой, – причитает женщина, – вот гад-то какой! Да как же он на тебя такое мог?.. Да по тебе же сразу видно, что ты девочка домашняя, хорошая. Ой, мужики, что же им спокойно-то не живётся?.. Всего же в жизни хватает – и жена красавица, и дочка умница, и сам всегда чистый-наглаженный ходит.

Мария Яковлевна знает, о чём говорит. Она живёт через двор от нас, и её окна как раз выходят на наш подъезд. Поэтому она хоть и не в курсе наших с Витей отношений, но кто как выглядит и на чём ездит, в окошко часто видит. Не то чтобы она любопытная слишком, но живёт одна, не считая трёх кошек, поэтому вечера периодически проводит у окошка.

Снова пытаюсь извиниться и отключить звонок. Не хочу выслушивать слова сочувствия, не хочу, чтобы меня жалели. От этой жалости только больнее становится. А мне сейчас нужно собраться. Не только физически, но и морально. Нужно понять, где ночевать буду.

Тоже, что ли, как и Витя, в гостиницу поехать? Ну да, квартира есть, а муж с почти бывшей женой в гостинице в соседних номерах ночуют.

Нет, не поеду…

Вдруг действительно совершенно случайно в одной гостинице окажемся и утром в коридоре столкнёмся. Я же в глаза ему смотреть не смогу, хоть и невиновна. Просто больше не выдержу полный ненависти взгляд, разрыдаюсь. А мне ещё день работать. Вот ещё и у Марии Яковлевны давление. Если она не придёт, да ещё и я, Андрею в пору будет на первом столбе вешаться. Мы и так план едва вытягиваем.

Поэтому лучше уж я квартиру посуточно посмотрю. Дорого, конечно, но других вариантов нет.

И тут коллега, будто услышав мои размышления, выдаёт:

– Юночка, а тебе есть, куда пойти? К родственникам каким?

– Нет у меня здесь родственников, – отвечаю, – но вы не переживайте, я разберусь. И на работу завтра выйду. Андрею передам, что вы приболели. До свидания, Мария Яковлевна.

Вот только женщина заканчивать разговор не собирается, останавливает меня фразой:

– Хочешь, ко мне приходи. Время-то уже позднее, не на вокзале же тебе ночевать.

Отказываюсь. Не хочу стеснять её. Да и разговаривать ни с кем не хочу. Лучше одной полно́чи в подушку провыть. А с Марией Яковлевной это вряд ли получится. Насколько я помню, она в однушке живёт.

Но моя коллега – человек старой закалки, поэтому так просто тоже не отступает. И, кроме того, очень сердобольная, иначе бы кошек на помойке не подбирала.

– Ну, не хочешь ко мне, давай тогда хоть у Лёшки моего переночуешь. Он сейчас на вахту уехал, дней через десять вернётся.

Лёшка – это любимый внук. Парень давно уже взрослый, но до сих пор неженатый. Насколько я помню по рассказам, он живёт в семейной общаге на соседней улице. Мария Яковлевна на внука своего надышаться не может. Он ей постоянно помогает – и по дому что приколотить, и продукты какие купить. И ругается на бабушку часто, что она до сих пор работает. Только, как объясняет сама коллега, дело вообще не в деньгах – на работе она всегда при деле и с людьми, а это какой-никакой – жизненный тонус. А дома она одна быстро зачахнет. Это всё по её словам.

– Нет, спасибо. Не хочу доставлять вам неудобства, – продолжаю отнекиваться, но она меня по-прежнему не слушает.

Если Мария Яковлевна решила нести добро в мир, против этого паровоза уже не попрёшь. Она и на работе такая, всем норовит помочь и подсобить. Поэтому я снова не понимаю, в какой момент соглашаюсь хотя бы просто переночевать в Лёшкином блоке.

– Ну вот, а ты всё ерепенилась, – ласково журит меня женщина, открывая блок запасными ключами. – Переспишь здесь ночку, успокоишься. А там, глядишь, муженёк твой и одумается, позвонит да назад позовёт. Помиритесь ещё. Они, мужики, хоть и заходные, а отходчивые. Пашенька мой покойный тоже, бывало, на меня кричал, а потом извинялся, на коленях за мной ползал, руки целовал. Я тебе вот что, девонька, скажу: чем сильнее ссора, тем слаще потом мириться.

Она входит в маленькую прихожую и ставит на пол мусорный пакет, в котором заключается четверть моей новой жизни. Ещё три пакета у меня в руках. Всё, что сумела собрать. Я ведь тоже надеюсь, что Витя одумается, поймёт, что слишком погорячился. Позвонит и извинится, скажет, чтобы возвращалась. И всё в нашей жизни наладится.

Я очень этого хочу. Мы же никогда ещё так сильно не ругались. Точнее, он никогда так сильно не ругался на меня. Да и люблю я его, несмотря ни на что. Как влюбилась, впервые увидев, так и не разлюбила. За ним столько девчонок бегало – высокий, красивый, широкоплечий, глаза тёмные, жгучие, а волосы чёрные, – кто бы перед таким устоял? Вот и я не устояла. Он мог любую охмурить, а выбрал почему-то меня. Он на третьем курсе тогда учился, а я только поступила. В первый же день после занятий как увидела его в городском парке, куда пришла с однокурсницами, так и пропала.

Я его спросила потом, почему я, ведь вокруг столько городских, красивых, модных и на всё согласных. А он почему-то меня, обычную деревенскую девчонку в старых потёртых джинсах, на свидание позвал. Витя тогда так романтично ответил, что именно из-за джинсов и позвал. Я ему такой испуганной и потерявшейся показалась, что очень захотелось меня защитить ото всех и себе забрать. Сказал, что я на сказочную принцессу похожа, которую каждый обидеть может. А он этого никому не позволит.

После такого признания я, кажется, влюбилась в него ещё больше. Так влюбилась, что на третьем свидание даже и не сопротивлялась, когда он с меня эти джинсы стаскивать начал. Я тогда ему не только девственность была готова отдать, а вообще всё, что у меня было – жизнь, сердце, душу.

Он даже и не понял вначале, что первый у меня, пока я не закричала. Тогда только свой бешеный напор остановил. Замер и в глаза начал вглядываться.

– Ты что, ещё девочка? – и столько непонимания во взгляде. – Что ж ты, дура, не предупредила? Сильно больно?

А я только слёзы по щекам пальцами размазала и за поцелуем потянулась. Потому что – да, грубо сказал, но мне его слова такими заботливыми показались. Сама ведь виновата, действительно не предупредила.

Дальше он уже нежнее был. Входил в меня медленно и постоянно в глаза заглядывал, шептал, спрашивал, всё ещё больно или уже нет.

Конечно, было больно, хоть и не так сильно. Но я терпела и отвечала, что всё хорошо.

А потом он перестал сдерживаться, сжал меня сильно и стал вдалбливаться, рыча и прикусывая мне шею и ухо, пока не замер, тяжело дыша и навалившись сверху.

В общагу я вернулась за пять минут до того, как вахтёрша закрыла двери на ночь, и сразу легла спать. Вот только мне не спалось. Перевозбуждённый мозг долго прокручивал всё, что произошло на озере, а ещё внизу саднило. Терпимо, но неприятно. И всё равно я ни о чём не жалела. Потому что влюблена была как кошка. И сейчас влюблена. Только очень обидно. Потому что никого, кроме него, рядом с собой никогда не представляла.

Пусть в последние годы секс в нашей постели стал достаточно редким гостем, но я ни разу даже не помы́слила найти кого-то на стороне. Я хотела только его, своего любимого мужа.

Он же не виноват, что нагрузка на работе увеличилась, плюс ещё возраст давал о себе знать, и чтобы поддерживать тело в должной форме, Вите приходилось, как минимум, три раза в неделю проводить в качалке.

На работе с этим у них всегда было строго. Кому понравится безопасник с пузом, торчащим как у женщины на последнем триместре беременности? Поэтому частенько муж возвращался домой выжатым как лимон, и всё, на что у него сил хватало – поужинать да немного покопаться в интернете.

– Ну вот, тут у него ванна с туалетом совмещённые, – врывается в воспоминания голос коллеги, и я понимаю, что Мария Яковлевна мне что-то объясняет, а я её даже не слышу. – Впереди кухонька, а слева комната, – продолжает женщина, и я киваю, чтобы не казаться совсем уж неблагодарной. Она выход из положения нашла, возится со мной, а я… – Я тебе сейчас чистое постельное достану. У Лёшки кровати нет, места мало. Диван расправишь, на нём и поспишь.

Вхожу вслед за ней в зал, который одновременно и спальня, и осматриваюсь. Честно говоря, ещё по дороге сюда мелькала мысль, на что может быть похоже жилище холостяка. Представляла себе пыль до потолка, разбросанные по углам носки, возможно даже пустые бутылки или бычки. Но последнюю мысль отмела, потому что, по словам Марии Яковлевны, внук её не пьёт и вообще это дело не уважает.

Но в комнате оказалось на удивление чисто. Новый современный диван, напротив на стене плазма, в углу у окна комод, а слева – большой зеркальный шкаф. Тонкий прозрачный тюль колышется от небольшого ветерка, проникающего в щель оставленного на проветривание окна.

Вот и вся обстановка. Кажется, Лёшка предпочитает минимализм.

И нигде ничего не валяется.

Вспоминаю, что и на кухне, куда мы ме́льком заглянули, не видела грязной посуды.

Пока женщина достаёт из комода чистое постельное бельё, присаживаюсь на уголок дивана.

– А внук ваш не будет против, что я здесь ночую?

– А с чего ему быть против, когда его самого тут нет? – она кладёт передо мной цветную стопку. – Вот, заправишь сама. Подушка и одеяло в диване.

– Но всё равно… Это же как-то неприлично. Хозяина нет, а я без его разрешения… – мнусь, не зная, как объяснить. – Это как если бы к вам или ко мне, пока нас дома нет, пришёл кто-то незнакомый и спать завалился. Всё равно же койка свободна.

Конечно, я переживаю. Чужой дом, неизвестный хозяин. Хоть Мария Яковлевна и сказала, что его ещё десять дней не будет, а я завтра, возможно, уже домой вернусь, но всё равно… Это как-то неправильно.

Но что-то я поздно спохватилась. Пока сюда шли, даже не думала об этом. А сейчас вот накрыло осознанием. Наверное, по дороге я всё ещё не в себе была, а незнакомая обстановка хоть немного привела в чувство.

– Да не переживай ты, – беспечно отмахивается женщина, – я его предупрежу. Скажу, что девочка хорошая, просто с временными проблемами. Да он и не против будет. Лёшка ж у меня парень мировой. Ты не первая, кто у него так же ночует.

– Как это, не первая? – кажется, такое объяснение выбивает меня из колеи.

– Да бывает, дружок его здесь ночует, – вздыхает она. – Хороший парень, вот только с семьёй не повезло. Жёнка его периодически из дома выгоняет.

– Пьёт? – спрашиваю, просто чтобы поддержать разговор.

– Кто? Илюша? – Мария Яковлевна тут же хватается за мой вопрос. Всё-таки скучно ей жить с тремя кошками, с ними много не поговоришь. Да и меня её болтовня, кажется, от собственных проблем отвлекает. – Да не. Не пьёт.

– А что тогда?

– Да кто её поймёт? Говорит, зарабатывает мало.

– Разве за это из дома выгоняют? Я тоже не сильно много зарабатываю, но Витя никогда…

Ну вот, опять о нём вспомнила, и внутри всё перевернулось. Как он мог так со мной? За что?..

Всхлипываю, пытаясь удержать слёзы.

– Ой, зря я об этом заговорила, – всплёскивает руками женщина. – Ну-ну, милая, не плачь. Помиритесь, куда он денется от такой красавицы.

Она подходит, присаживается рядом и долго-долго гладит меня по голове. А я рыдаю, и никак не могу выплакать всю боль, горечь и обиду несправедливых обвинений.

Мария Яковлевна что-то шепчет, забалтывает меня, заговаривает, не даёт мыслям в одиночестве бродить. Я затихаю, и только тогда она собирается домой.

Напоследок женщина снова даёт наставление не плакать и не надумывать ситуацию. Обещает, что уже завтра к вечеру всё изменится, и я обязательно буду счастлива, даже больше, чем прежде.

Она уходит, потому что уже достаточно поздно, а у неё кошки не кормлены, да и спать давно пора. Про давление своё она, кажется, уже и забыла, поэтому завтра договариваемся ехать на работу вместе.

Закрываю дверь за добросердечной коллегой, беру пакет с гигиеническими принадлежностями и иду в ванную. Там ещё долго отмокаю, снова плачу и вылезаю из воды, только лишь когда понимаю, что она совсем остыла.

В комнате задёргиваю шторы, потому что второй этаж, и мне совсем не хочется стать театром одного актёра для случайных прохожих. Снимаю халат, натягиваю шорты и майку, которые каждое лето заменяют мне пижаму, расстилаю диван, ложусь и закутываюсь в пододеяльник.

Уткнувшись носом в подушку, долго вдыхаю запах незнакомого кондиционера. То ли лимон, то ли грейпфрут. Уже много лет я предпочитаю лёгкий цветочный аромат, но эта тонкая нотка кислинки неожиданно мне нравится. Да и запах очень символичен – столько лет мне было сладко, а теперь вот стало кисло.

Снова хочу плакать. Но мне завтра на работу. Точнее, уже сегодня. Поэтому собираю нервы в кулак, проверяю будильник и запрещаю себе думать. Лежу на животе, обняв подушку двумя руками, и считаю овец.

На двести тридцать седьмой начинаю сбиваться и путаться, а на двести шестьдесят третьей меня, наконец, вырубает.

Глава 3

Утром подскакиваю со звонком будильника, оглядываюсь и в первый момент не могу понять, где нахожусь. Голова как чугунок – и гудит, и пустая одновременно.

Но потом воспоминания возвращаются.

Прогоняю их. Запрещаю себе думать и анализировать. У меня сейчас другие приоритеты.

Встаю и отправляюсь на кухню.

Вчера не рассматривала, не до того было, а сейчас с удивлением обнаруживаю, что в маленьком семейном блоке можно запросто организовать однокомнатную квартиру. На четырёх квадратных метрах кухоньки есть всё: электрическая плита, мини-холодильник, микроволновка, раковина, стол-тумба, шкафчики для посуды и круп. И даже столовая зона. Конечно, всё очень компактное, но для одного человека места вполне достаточно.

Подключаю электроплиту, ставлю чайник и иду в ванную. Не разрешаю себе смотреться в зеркало. Сначала приведу себя в порядок, а потом буду решать по факту.

Если сейчас увижу, до чего себя вчера довела, боюсь, мой организм не выдержит и снова сорвётся, потому что глаза и нос даже наощупь опухшие, а губы так и вовсе напоминают перекачанную пельмешку. Я же, вроде, губами не плакала. Наверное, распухли от соли.

И да, я всё помню.

Все слова, которыми муж меня вчера унижал, взгляды, которыми «одаривал»… И как хотел поднять на меня руку. Хотел, но не поднял. Вот только я чувствовала, скольких сил ему это стоило.

Запрещаю себе об этом думать. Мне ещё целый день работать. И параллельно искать место для дальнейших ночёвок. Для дальнейшей жизни.

Не знаю, как дальше поведёт себя Витя, но не буду же я на коленях перед ним ползать, вымаливая прощение за то, чего не было. И Андрея унижать не буду просьбой позвонить моему мужу и объяснить, что ничего такого между нами не было и нет. А как ему иначе доказать, что я не изменяла?

Если я нужна Вите, он сам меня найдёт. Позвонит или приедет на работу. Хоть один раз в жизни отменит свою качалку, отпросится с работы пораньше и приедет.

А если нет?..

А если нет, значит, не очень-то я ему и нужна. Значит, и не было у него ко мне никакой любви. И если бы не Карина, то мы бы, возможно, даже не поженились. Кто теперь знает? Время назад не отмотаешь, не спросишь.

Чищу зубы, от злости царапая щёткой дёсны.

У меня в голове с утра как будто бы всё на свои места встало.

Что же я за дура такая, а? Столько лет не видела, что он ко мне как к половой тряпке относился, за человека не признавал. Если бы он так на меня накричал ещё лет двадцать назад, может, уже тогда мои мозги на место встали? Или это кондиционер лимонный мне мозги прочистил? И почему я раньше такой не купила?

Это ещё Витина мама и Карина не знают, что он меня из дома выгнал. А ведь женскую солидарность никто не отменял. Конечно, я им звонить и жаловаться не буду, но, если он не одумается, им всё равно всё станет известно.

У меня свекровь добрая, хорошая. Всегда за меня заступалась перед Витей, помогала, чем могла. Да и до сих пор помогает. Мы от неё после каждого летнего отпуска полную машину мяса, овощей и фруктов везём.

Да и Карина… Тоже ведь доченька моя любимая, не позволит меня обижать. Так что правильно Мария Яковлевна говорит, он ещё передо мной на коленях будет ползать и руки целовать. А я буду нос воротить и думать, хочу ли я прощать и снова с ним жить.

Распаляю себя всё больше и больше, пока пью чай.

Мне эта злость нужна.

Мне ещё целый день продержаться на работе надо, а в перерывах найти новое жилище. Не могу же я действительно все десять дней до приезда хозяина жить в его квартире.

Что бы ни говорила Мария Яковлевна, а всё равно это неправильно и неудобно.

Поэтому решаю для себя в течение дня найти любое мало-мальски приемлемое жильё, а вечером забрать отсюда свои мусорные пакеты и вернуть коллеге ключи.

Обуваю кроссовки, выскакиваю в коридор, закрываю квартиру и бегу на остановку.

И всю дорогу продолжаю себя накручивать.

Моя жизнь – не помойка! Я никому не позволю так себя со мной вести, даже любимому мужу.

Хватит! Надоело!

– Юночка, доброе утро.

Мария Яковлевна уже стоит под затемнённым стеклянным навесом, скрываясь от ярких солнечных лучей июньского солнца.

– Доброе, Мария Яковлевна.

Подхожу, улыбаюсь в ответ на улыбку женщины и понимаю, что это не так уж и трудно. Всё-таки не зря себя целый час накручивала. Работает моя установка!

– Деточка, у тебя хорошее настроение. Это радует.

Киваю.

– А как ваше давление?

– Да что ему будет, – отмахивается женщина. – Лёша сказал, что сейчас высокая солнечная активность, вот меня и штормит.

– Ой, – слышу знакомое имя и вспоминаю: – А вы его предупредили про меня?

Женщина улыбается и кивает.

– Предупредила. Только я же тебе говорила, он не будет против.

– Спасибо вам, – бормочу смущённо. – Я сегодня поищу, куда переехать.

– Да что ты, милая, – возмущается коллега. – Я же тебе говорила, живи тут пока. Сейчас снимать очень дорого, а у тебя вряд ли лишние деньги есть.

Ответить не успеваю, поскольку подходит наш автобус. Маршрут востребованный, поэтому трамбуемся внутри, плотно прижимаясь друг к другу. Раньше было такое выражение: «как селёдки в бочке». Так вот, каждое утро ощущаю себя одной из таких селёдок.

Не понимаю, почему хотя бы по утрам не могут пустить ещё один автобус? Людей реально не продохнуть. Хотя, автобусы опять-таки частные, а частникам так выгоднее – расходов на бензин меньше, а на работу всем нужно попасть вовремя, поэтому с воплями и возмущениями всё равно лезем в маршрутку и едем, практически лёжа друг на друге.

На работу приезжаю взъерошенная и немного побитая. Водитель резко затормозил на светофоре, и кто-то нечаянно приложил меня локтем в бок.

Зато взращённая за утро злость на Витю заиграла новыми красками. Он-то на автобусе уже почти двадцать лет не ездит. Не по статусу. Его царская жопа до работы в комфорте доезжает, на личной машине, а я…

Вот оно – очередное доказательство его «любви»! Мы утром выходим одновременно, мог бы на работу меня возить. Но ни разу не отвёз! Видите ли, в сторону моей работы могут возникнуть пробки, а ему никак нельзя опаздывать.

Пробки в районном городе с населением почти сто тысяч человек? Ну да, как в Москве, почти девять баллов! А может даже и все двенадцать!

Если он действительно соберётся со мной разводиться, хрен он у меня просто так выкрутится – отдаст мне долю за своего «мустанга», как он его ласково называет. Вот и посмотрим, кого он больше любит, меня или машину. Если от меня вообще любит.

Злой задор подстёгивает, поэтому работаю очень быстро. К двенадцати часам Андрей делает предварительные подсчёты.

– Юн, в тебя сегодня как будто бес вселился. На пятнадцать процентов норму обгоняешь, – хвалит начальник, остановившись перед моим столом. – Если все так работать будут, может даже смогу премию у Александра Викторовича выбить.

– Ой, Андрюша, какая премия? Тут бы как положено успеть, – смеётся Настя, ловко запаковывая готовую продукцию в коробки.

– А ты поменьше курить бегай, да побыстрее шевелись, тогда успеть будут все шансы, – он окидывает девушку многозначительным взглядом, и та недовольно поджимает губы.

Ну да, есть у Насти такой косяк – как уйдёт курить с телефоном, так и возвращается минут через пятнадцать. Андрей даже как-то раз пригрозил ей отбирать гаджет на входе, как в школе.

– Андрей Александрович, а вот это пятнышко браком считается? – отвлекает начальника Милана.

Она у нас мало того, что новенькая, так ещё и школьница – пришла на лето подработать. Поэтому мы всем цехом взяли над Миланой негласное шефство – помогаем, подсказываем. Пусть ребёнок к труду привыкает, каждой заработанной копеечке цену знает. Не всё же у мамки на шее сидеть. Это так наши бабоньки между собой шепчутся.

Андрей отходит от моего стола и направляется к Милане, а я ловлю горящий любопытством взгляд Насти.

– Что? – спрашиваю одними губами и вопросительно приподнимаю брови.

– Юн, а ты с ним, – Настя глазами указывает на спину начальника, – мутки мутишь, что ли?

– Чего?

У меня глаза от удивления на лоб лезут. Что за бред?

– Ну, я слышала, как он утром спрашивал, всё ли у тебя в порядке.

Да, было дело.

Утром, едва мы с Марией Яковлевной и другими женщинами вошли в цех, ко мне тут же подошёл Андрей и спросил, всё ли у меня в порядке, уж больно гневный взгляд у моего мужа был, когда он нас вдвоём увидел. Я ответила, что всё нормально, и он больше с вопросами не приставал.

– Насть, ну а тебе-то какое дело? – влезает в разговор Мария Яковлевна, прежде чем я успеваю сообразить, что делать: давать отпор или оправдываться. – У тебя своей личной жизни нет, или в принципе заняться нечем? Ну так займись работой. Всё-таки правильно тебя Андрей Александрович ругает.

– Да я просто спросила, – фыркает девушка и отворачивается.

– Ну так теперь просто и поработай, – добивает её коллега.

Я молчу. Спор обо мне разрешился без моего участия. Стоит ли его продолжать?

Зато теперь возникла другая проблема – обедаем мы обычно в кухонной зоне, где стоит холодильник, микроволновка и столы со стульями. И я рассчитывала во время обеда найти хотя бы несколько адресов и созвониться с владельцами сдаваемых квадратов.

Ну и как мне теперь это делать при Насте?

Она же не в курсе, при каких обстоятельствах мой муж застал меня с моим начальником. Поэтому, услышав, что я ищу съёмную квартиру, обязательно сделает собственные выводы и разнесёт их по всему цеху.

А наш цех – это просто бабье царство с неизменными сплетнями и змеиными языками. Напоминает лавочки во дворах времён Советского Союза, или деревенский магазин, куда наши бабы ходили не столько за продуктами, сколько за свежими сплетнями.

Мысленно прикидываю, во сколько мне обойдётся обед в кафешке напротив и понимаю, что проще купить булочку и сесть на лавку на ближайшей автобусной остановке.

– Ну всё, девчули, бросайте это гиблое дело. Пора обедать! – раздаётся через некоторое время довольный возглас Светланы Дмитриевны, дородной женщины лет пятидесяти, и мы все потихоньку начинаем рассасываться в разные стороны – кто-то сразу на кухню, кто-то в туалет, а кто-то – сначала покурить, ибо «некурящий курящего не поймёт».

– Юночка, ты это куда? – окликает меня Мария Яковлевна, когда я вслед за курильщиками отправляюсь в сторону выхода.

Останавливаюсь и разворачиваюсь.

– А я сегодня обед не брала, сами понимаете, – шепчу, заговорщически понизив голос. – Пойду булочку куплю да прогуляюсь. Погода хорошая, мозги надо проветрить.

– А-а, – понятливо кивает коллега. – Ну иди-иди, погода действительно хорошая.

Быстро выхожу на улицу и иду в сторону магазина. Про булочку я не соврала. Последний раз ела вчера в обед, поэтому желудок давно уже к спине прилип.

Всё-таки хорошо на меня злость действует, даже аппетит вернулся.

Купив политую сладкой глазурью косичку и маленькую бутылку кефира, возвращаюсь на остановку и открываю сайт по сдаче квартир в наём.

Пролистываю объявления и мысленно присвистываю. Это же откуда они такие цифры берут? Семнадцать плюс коммуналка, двадцать пять плюс счётчики… Мама родная, я же не «трёшку» смотрю, а «однушку»! Ну да, я понимаю, с ремонтом и все дела, но у них что, откосы позолотой покрашены, а потолок лепниной отделан? Мы же не в столице! И даже не в её пригороде!

Господи, как же я отстала от жизни!

Снижаю планку и ищу семейные блоки.

Не намного лучше… Тысячи на три.

Офигеть!

Я же почти всю зарплату буду отдавать за съём. А мне ещё и самой на что-то жить надо, и Карине отправлять. Я всё понимаю, Витя будет ей и дальше помогать, но я же мать!

Это что же получается, от меня действительно всю жизнь никакой пользы не было?

Я же работала…

Ну да, зарплата не сравнима с Витиной, но ведь у меня и образования нет, чтобы на что-то рассчитывать. И в торговле оставаться, хоть там зарплаты и повыше, он мне запретил. Но за это я ему даже благодарна. Не с моим характером за прилавком стоять, а потом за недостачи, в которых я не виновата, отвечать.

С тоской пролистываю объявления и понимаю, что я конкретно так влипла. Работать на предельной скорости, как сегодня, я ещё какое-то время смогу. Но человек – не робот. У меня уже сейчас мышцы на руках болят, плечи тянет, пальцы ломит от скорости.

Ну, предположим, домашних обязанностей у меня теперь нет, ухаживать не за кем, обихаживать тоже некого. Поэтому смогу работать в выходные. А это уже дополнительный заработок. Но даже так от моей зарплаты будет мало что оставаться.

Долистываю объявления до конца и поднимаю глаза к небу.

Что делать?

Противный червячок нашёптывает в ухо позвонить Вите и потребовать поговорить.

Потребовать, да…

Скорее, попросить высочайшего разрешения объяснить ситуацию.

Вот тебе, Юнна, и настоящая жизнь. Хотела быть девочкой-девочкой под опекой могущественного повелителя? Вот там ты и была больше двадцати лет. Не хотела становиться самостоятельной, позволяла, чтобы за тебя все решения принимал кто-то другой, получай теперь результат. Ты абсолютно несамостоятельная, неумеющая принимать решения и ничего в этой жизни не добившаяся сорокалетняя женщина с дочерью-студенткой, маленькой зарплатой и отсутствием личного угла.

А повелитель твой, на которого ты всю жизнь полагалась, с гнильцой оказался. Слил тебя. Выкинул из своей жизни, как только ему что-то причу́дилось, и даже не озадачился, как, на что и где ты теперь жить будешь.

Ах, ну да, у меня же есть «любовник». Как там Витя сказал? Ёбарь. Значит, есть, кому обо мне позаботиться.

В расстроенных чувствах бреду обратно к цеху, уже почти смирившись с положением дел. Да, я полностью зависима от мужа. Он это знал и отлично этим пользовался.

И что теперь? Всё-таки идти к нему на поклон? Доказывать, умолять, взывать к рассудку?

Боже, как это унизительно.

Уже практически входя в открытую по случаю летней жары дверь, неожиданно даже для самой себя оглядываюсь и, как в замедленной съёмке, наблюдаю за проезжающей мимо меня машиной. За любимым «мустангом» моего мужа, за рулём которого, собственно, он и сидит.

В том, что он посреди белого дня едет по городу, ничего удивительного нет – Витя не привязан к одному месту, и по работе его вполне могут отправить куда-нибудь съездить.

Но есть во всей этой картине кое-что неправильное – блондинистое пятно, которое очень мило льнёт к моему мужу и тянет к его лицу ярко-алые губы.

И я могла бы сказать, что это просто дама из администрации, которую он везёт по рабочим делам и которой нужно срочно сообщить моему мужу какой-то рабочий секрет. Именно поэтому она и тянется к его уху, боясь, что их подслушают, хотя они в машине одни.

Но!

Я в этом году уже два раза отстирывала его рубашки от такой же яркой помады. Один раз на воротнике, а второй – на груди.

И что мне, помнится, он тогда сказал? Ах да, что у местного депутата была выездная встреча, на которой моему мужу вместе со вторым человеком из охраны пришлось оттеснять толпу возмущённого народа, состоящего преимущественно из бабулек и женщин предпенсионного возраста. Видимо, там кто-то из них его и мазнул.

Ну да, а он, по всей видимости, в отместку спёр эту помаду у возмущённой бабульки! Больно она ему понравилась. Помада, а не бабулька. И подарил украденный трофей вот этой блондинистой су… даме. Ведь гораздо интереснее слушать секреты, доносящиеся из чего-то рта, накрашенного именно этой помадой.

Провожаю исчезающую за поворотом машину растерянным взглядом.

Вот тебе и ответ, Юнна. Твоему мужу и без тебя неплохо живётся. И уже довольно давно.

Как думаешь, нужны ему твои объяснения и заверения в вечной любви? И как скоро он приползёт к тебе на коленях?

Ах да, ещё один, самый важный вопрос: зачем ему ты, если ярко-алые помады тебе не идут?..

Глава 4

– Юночка, что-то случилось? На тебе лица нет. Как с обеда вернулась, такая бледненькая, молчаливая. Муж, что ли, позвонил? Опять ругался? – Мария Яковлевна заглядывает в глаза, что-то пытается в них прочесть.

Вижу, что ею двигает не любопытство, а беспокойство, но всё равно молча качаю головой и отворачиваюсь к окну. Смотрю на проплывающие мимо старые двухэтажки и уже успевшие запылиться тополя. И думаю, думаю, думаю…

Муж – объелся груш…

Как ни крути, а я, наверное, действительно дура. Ничего не видела под собственным носом, не замечала.

Нет, не так.

Не хотела видеть и замечать.

А всё было настолько на поверхности, что даже смешно.

Интересно, как давно Витя наставляет меня рога, и насколько они уже у меня ветвистые? Не пора ли их подпиливать, чтобы за деревья не цепляться?

Или рога только у мужиков бывают? А у женщин тогда что? Отвисшие до земли под тяжестью наложенной лапши уши?

Приревновал он, как же. Нет, он просто повод искал, чтобы меня из дома выгнать. А я ещё, как честная Маша, ключи в почтовый ящик бросила.

Если бы не это обстоятельство, сейчас бы подогнала грузовую машину и всё, что не приколочено и не прикручено, вывезла бы на хрен из дома. На квадратные метры прав не имею, но и в нашу семейную кровать эта тварь спать не легла бы, из чашек, мною заботливо выбранных и купленных, не пила бы.

Мне эта мебель с посудой и даром не нужны. На помойку бы вывезла.

«Так не доставайся же ты никому!» – кажется, правильно помню фразу из школьной программы?

А может, она уже лежала и уже пила. Я же, как слепой котёнок, дальше собственного носа ничего не видела, Витеньке своему верила.

Начинаю панически вспоминать, было ли когда-то в квартире что-то такое, что могло натолкнуть меня на правильные ответы, и понимаю: было.

Было!

Пару месяцев назад с работы пришла, а покрывало на кровати сбитое и мятое, будто на нём кто-то валялся.

Я тогда очень удивилась, мы же целый день на работе были, а кровать я всегда аккуратно заправляю.

И что мне тогда Витя сказал?

Что у него давление поднялось, и он в обед приезжал часочек отлежаться.

А я что сделала?

Поверила!

И целый вечер, как наседка, вокруг него квохтала: «Ах, Витенька, что же ты не беспокоишься о своём здоровье», «милый, почему ты к врачу не обратился», «любимый, ну нельзя же так на работе перегружаться»…

Знала бы тогда, что у него на самом деле вместо давления поднялось, на дом бы врача вызвала. Ага, ветеринара. Чтобы отрезал ненужные части тела, от которых «давление» поднимается.

Вздрагиваю, почувствовав тёплую сухую ладошку на плече. Мария Яковлевна гладит меня успокаивающе.

– Всё в порядке, – повторяю в сотый раз, только уже вслух.

Всё время после обеда эти слова про себя повторяла, а теперь – вот, озвучила. Как будто от этого что-то изменится.

– Ну я же вижу, что нет, – женщина всплёскивает руками и берёт мои ладони в свои, сжимает их, заставляя оторвать от окна маршрутки невидящий взгляд и повернуться.

Смотрю на неё и не вижу. Ничего не вижу. Весь запал после увиденной в обед картины иссяк. Будто душу кто-то высосал, оставив пустую оболочку. И мысли о мести – это так, отголоски нахлынувшей злости, которые сразу пропадают, едва стоит вспомнить, что ничего я против Вити не смогу сделать.

Мне нечего ему противопоставить.

Кто я здесь, в этом городе? Никто. Ноль без палочки. У него знакомства, связи, работает опять-таки не в последнем месте… А я… Я – кто? Что я могу?

Из-под опущенных ресниц опять прорываются непрошеные слезинки. Не хочу повторения вчерашней истерики, но с каждой минутой сдерживаться становится всё труднее.

Может всё-таки позвонить его маме, пожаловаться?

Ну да, большей глупости я придумать не могла. Свекровь меня хоть и любит, но кто ей ближе – невестка или собственный сын? У неё этих невесток может быть по десять штук каждый год. А родненькая кровиночка одна. Как меня любила, так и блондинку эту губастую полюбит.

– Ну-ну, милая, всё наладится, – Мария Яковлевна не сводит с меня сочувствующий взгляд и едва ощутимо гладит по руке.

Слава богу, мы заняли места в самом конце маршрутки, и сидящие впереди коллеги не видят творящееся на моём лице безобразие.

Аккуратно вынимаю свои ладони из тёплого захвата и вытираю слёзы.

– Сейчас пойдём ко мне, я тебя чаем напою, – продолжает утешать коллега. – Ой, а может, ты борщ будешь? Правда, я его позавчера варила, но он же в холодильнике стоит. У меня такой борщ вкусный, наваристый, на косточке. Пашенька очень уважал его, даже перед друзьями всегда хвалился, что такого борща даже президент не пробовал.

Отрицательно качаю головой.

– Пойдём. И мне компанию составишь. Мне одной столько не съесть. Наварила по привычке полную кастрюлю. К тому же, на голодный желудок всегда мысли плохие приходят. А как поешь, так и жить сразу станет веселее.

Киваю, соглашаясь: да, сытый голодному не товарищ. Когда я маленькая была, мне бабушка тоже частенько так говорила.

Но Мария Яковлевна принимает мой кивок за согласие пойти в гости. Поэтому, едва мы выходим из автобуса, мягко, но настойчиво тащит меня в сторону своего дома. А я уже и не сопротивляюсь. Эта мягкая с виду женщина и мёртвого уговорит. Да и мне сейчас поддержка нужна. Любая. Даже если она выражается в виде сытного горячего ужина.

Дома у коллеги светло и уютно. Сразу вспоминается родной дом и родители. Хочется маме позвонить. Она точно пожалеет свою глупую дочь.

Да уж, распустила нюни до такой степени, что просто мечтаю, чтобы кто-нибудь мне сопельки подтёр. Маму-то я зачем сюда приплела? Чем она мне на расстоянии поможет? Морально поддержит если только. Ага-ага, а потом с давлением сляжет. Что ж я за дочь такая буду, которая родную мать в больницу упечёт?

Нет, не буду маме сообщать. Пока, во всяком случае.

Вхожу вслед за коллегой в квартиру, разуваюсь и сразу же присаживаюсь погладить прибежавших встречать нас кошек.

– Красивые, – шепчу, проводя рукой по мягкой трёхцветной шёрстке одной и тёмно-шоколадной другой.

Третья кошка, серая, с белой манишкой, стоит в сторонке и смотрит насторожённо. Вроде и хочет, чтобы её приласкали, но в то же время чего-то опасается. Меня напоминает. Я тоже хочу, чтобы меня приласкали, и сама же никому не даю это сделать.

– Ты проходи, проходи, Юночка, – суетится Мария Яковлевна, отгоняя кошек и провожая меня в маленькую уютную кухню. – Потом погладишь. Они ласку любят, ещё успеют замучить, приставучки лохматые.

Женщина ставит разогреваться борщ, а я присаживаюсь на табурет, накрытый небольшим круглым ковриком ручной вязки, и осматриваюсь.

Кухня несовременная, но очень аккуратная и уютная. Кое-где по углам расставлены небольшие вазочки, а почти всё свободное пространство занимают красиво разложенные салфетки. В шкафчике замечаю поделку – два белоснежных лебедя, склонившие друг к другу шеи, образуют своеобразное сердце. И всё это, насколько я понимаю, связано крючком.

– Мария Яковлевна, а вот эти все салфетки, – я киваю на подоконник, стол и стеклянные дверцы шкафчика напротив, – вы сами вязали?

– Ну конечно, – кивает она, сноровисто нарезая хлеб. – А то кто же? Сама, своими руками.

Пожимаю плечами.

– Нет, ну мало ли. Может, подарил кто-то.

– Скажешь тоже, – фыркает коллега. – Кому такая ерунда нужна, чтобы её дарить?

– Почему ерунда? Это же очень красиво, и к тому же сейчас модно.

Мария Яковлевна кладёт хлеб в плетёную корзинку, ставит её на стол и выключает газ.

– Модно, не модно… Я ж за модой не гонюсь. Просто много лет увлекалась этим делом, вязала в свободное время. Кое-что родственникам да соседям раздала, но что-то и себе, для души, оставила.

Она разливает борщ по тарелкам и одну из них ставит передо мной. Зависаю над исходящей паром тарелкой и вдыхаю божественный аромат. Желудок протестующе урчит. Дань требует. Его одним только запахом не наполнишь.

– А потом? Бросили?

– Да не то чтобы. Вяжу иногда. Но уже не так часто. Под настроение.

Передо мной появляется пластмассовый стакан с надписью на крышке «Сметана». Зачерпываю ложкой белоснежную субстанцию и опускаю в тарелку. Цвет борща меняется с багрово-красного на ярко-розовый.

Отправляю в рот первую ложку. Боже… Это безумно вкусно!

Я тоже умею и люблю готовить борщ, но так у меня никогда не получится.

– Это божественно вкусно, – сообщаю женщине. Но по смеющимся глазам понимаю, что она все эмоции уже прочитала на моём лице.

Сама не понимаю, в каком моменте съедаю полную тарелку и прошу добавку. Осознаю это, только когда Мария Яковлевна ставит передо мной новую дымящуюся порцию.

– Простите, – шепчу, опуская глаза и чувствуя, как вовсю пылают щёки, и пощипывает уши. Блин, дорвалась до еды. – Я как с голодного края.

– Знаешь, Юночка, – довольно смеётся коллега, присаживаясь на стул и придвигая поближе свою тарелку, – я частенько смотрю телевизор, и однажды в какой-то передаче про еду прозвучала такая фраза: лучший комплимент повару – это пустая тарелка. Так вот, – она многозначительно поднимает палец вверх, – я со своей стороны считаю, что лучший комплимент повару, это когда у него просят добавку. Так что успокойся и ешь.

Вторую порцию ем уже спокойно. Смакую. Отлично понимаю, что всеми этими разговорами ни о чём просто забиваю эфир, вытесняя навязчивую картинку, где к моему мужу тянутся пельмешного вида и размера ярко-алые губы. Но мне это действительно сейчас очень нужно.

После пьём с Марией Яковлевной горячий чай, болтаем о погоде и мировых новостях. На улице лето, но в квартире не жарко, потому что солнышко уже спряталось за моим домом…

Моим, да…

Бывшим моим. Теперь правильно говорить: «за домом, где я всё ещё прописана».

Мысленно стону.

Витя же сказал, что я должна из квартиры выписаться, а я и забыла.

Неожиданно внутри поднимается волна протеста.

А с какой стати я ему что-то там должна?

Я, конечно, не собственник, но и выписать меня насильно он не может, иначе бы не потребовал сделать это самой.

Злюсь всё больше. Даже чашка в руке дрожит, и топлёное печенье в пальцах крошится прямо на стол.

А вот возьму и не выпишусь! И плевать я хотела на Витины приказы. Что он мне сделает? Изобьёт? Нет, не посмеет! Он никогда на меня руку не поднимал.

И тут же вспоминаю полный ненависти и едва сдерживаемой ярости взгляд, от которого хотелось слиться с обстановкой, стать невидимкой, частью мебели.

Ёжусь.

А вдруг раньше не поднимал, а теперь поднимет?

Да и зачем мне его квартира? Доли моей там нет. Единственное, чем я ему со своей пропиской помешать могу – продать её, если он вдруг захочет. А так ещё заставит меня часть коммуналки оплачивать… Из-за прописки.

Нет, всё же надо выписаться.

Просто потому, что не хочу больше с ним ничего общего иметь. Чтобы спать спокойно.

Вся моя любовь к нему сегодня днём испарилась, будто её и не было никогда. Осталась только обида за то, что у самого рыльце в пушку́, а виноватой меня сделал. И ещё жуткое чувство брезгливости. Словно я все эти годы в липкой паутине жила, не замечая этого, и только сегодня очнулась.

– Юночка, – слышу, как зовёт меня Мария Яковлевна, отрываюсь от окна и перевожу взгляд на неё. – Ты о чём задумалась? Пойдём, может, в зал? Там сейчас одна передача начнётся, я её каждый вечер смотрю.

Улыбаюсь, ставлю кружку, снимаю с колен пригревшуюся трёхцветную кошку, глажу мягкую шёрстку и встаю со стула.

– Спасибо, Мария Яковлевна. Не обижайтесь на меня, но я лучше пойду. Надо пораньше спать лечь. Не выспалась.

– Так завтра выходной, – пытается уговорить меня женщина.

Киваю.

– Да, знаю. Но у меня с утра есть одно важное дело. И… спасибо вам за ужин. Вашему Пашеньке очень повезло с женой. И мне тоже с вами повезло.

Обуваюсь, снова выслушивая наставления не переживать и не накручивать себя. Клятвенно заверяю, что даже не собираюсь.

Так и не рассказала ей, что в обед случилось.

Всё понимаю, но вслух это произносить не хочу. Почему-то кажется, что, озвучив это, я будто в грязи изваляюсь.

Выхожу на улицу и направляюсь в сторону своего нового временного жилья.

Иду через свой бывший двор, и внезапно ноги словно прирастают к земле. Силюсь сделать хоть шаг и не могу. Глазами буквально пожираю открывшуюся картину – к моему бывшему подъезду подъезжает машина мужа. Витя выходит, обходит машину, открывает пассажирскую дверь и подаёт кому-то руку.

В первый момент не понимаю – это к нам его мама приехала? Зачем?

Но в следующую секунду меня словно ведром холодной воды окатывает – из машины выходит та самая пельмешная блондинка.

Это что же? Что получается? Я была права?! Дорожка в квартиру давно нато́рена?!

Всё-таки жаль, что я ему тогда ветеринара не вызвала.

Кобель похотливый!

И даже соседей не стесняется.

Стою, как приклеенная, посреди двора, и, конечно, мой интерес не остаётся незамеченным. Блондинка окидывает меня высокомерно-удивлённым взглядом и что-то негромко говорит Вите.

Оглянувшись и тут же отпустив её руку, мой почти бывший муж быстрым шагом направляется ко мне. На подсознательном уровне понимаю, что с таким перекошенным от злости лицом ничего хорошего он мне не скажет, поэтому разворачиваюсь и спешу уйти в другую сторону.

– А ну, стой! – слышу грозное в спину и срываюсь на бег. Хорошо, что я в кроссовках.

Но от моего мужа не убежишь. Что мои кроссовки против его длинных ног? Даже если бы они были с прикрученным к ним турбо-двигателем, сомневаюсь, что меня бы это спасло.

Чувствую болезненную хватку на локте, после чего Витя резко разворачивает меня на сто восемьдесят градусов, и я едва не впечатываюсь носом в широкую накачанную грудь. В нос ударяет запах до боли знакомой туалетной воды. Вот только если раньше я могла вдыхать его часами, то сейчас с трудом подавляю рвотный позыв.

– Убери от меня свои грязные руки! – резко вырываю локоть, отступаю на шаг. Нестерпимо хочется протереть кожу в том месте, где он касался. А лучше вымыть хозяйственным мылом и сверху антисептиком обработать, чтобы не заразиться его сволочизмом. Выгнал жену, чтобы иметь возможность таскать домой эту змею подколодную? Подонок! Морщусь от брезгливости. – Мне противно!

Вижу, как у него зрачки сужаются.

– Ты как со мной разговариваешь? – рычит, нависая.

Бесится.

И я внезапно завожусь ещё сильнее.

– Что, не нравится? Я с тобой теперь только так общаться буду! Привыкай, ми-и-илый! – тяну последнее слово, вкладывая в него максимум презрения, и отступаю ещё на шаг. Не потому, что боюсь, а потому что невыносимо находиться рядом. Потому что ненавижу. Искренне. Всей душой, всем сердцем. Так же сильно, как раньше любила.

– Следишь за мной? – цедит он сквозь зубы, а я изгибаю губы в презрительной улыбке.

– Я? За тобой? Очень надо! Кто ты такой, чтобы я за тобой следила? – фыркаю. – Открою тебе секрет, ми-и-илый, – ну понравилось мне так говорить, и ещё больше понравилось наблюдать, как его от этого колбасит, – я свободный человек, поэтому хожу там, где хочу. И никто, а тем более ты, мне не указ!

Он молчит. Кривит губы, сверлит меня злобным взглядом. Впервые мой почти бывший муж получил отпор от вечно покорной жены, и что-то не спешит привычно продавливать дальше.

Трус!

Получил сдачи и сразу яйца поджал.

Понимаю, что разговор ни о чём закончен, разворачиваюсь и собираюсь уйти, но внезапно в голову приходит идея.

Снова разворачиваюсь, киваю на застывшую у машины жертву пластической хирургии и добиваю:

– И скажи своей даме сердца, чтобы рубашки постирала и погладила, а то на работу ходить будет не в чем. Да своими губищами пусть поосторожней размахивает – помада её плохо отстирывается, а бесплатной домработницы у тебя больше нет.

С огромным удовольствием наблюдаю, как у почти бывшего мужа вытягивается лицо. Он открывает рот, чтобы что-то сказать, но я перебиваю, возможно даже первый раз в жизни:

– Если бы ты знал, как я счастлива, что мне больше никогда не придётся отстирывать чужую помаду и выслушивать твоё враньё, ми-и-илый.

Ухожу с чётким осознанием, что в свою бывшую квартиру больше никогда не вернусь. Во всяком случае, по собственному желанию. Только если меня туда занесут в виде остывающего трупа. Поэтому думаю завтра позвонить Карине, узнать, когда она приезжает и попросить собрать мои личные вещи.

Дома, то есть в своём временном жилище, быстро раздеваюсь, набираю полную ванну горячей пенной воды, добавляю туда пакетик морской соли, включаю на телефоне музыку и кайфую, первый раз за последние двадцать два года чувствуя себя всесильной и всемогущей.

И это чувство мне очень нравится!

Глава 5

Сижу на подоконнике в маленькой кухоньке, пью чай и размышляю, как же всё-таки поступить. Выписаться из квартиры и забыть как страшный сон всё, что связывало меня с мужем, или биться до последнего?

Параллельно посыпаю голову пеплом и сокрушаюсь: куда раньше мои глаза смотрели? Вот правду говорят, любовь зла… Это же надо умудриться – влюбиться в такого гада! Козла последнего! Не в моих привычках ругаться матом, но пора уже начинать называть вещи своими именами. А в отношении Вити у меня других слов не осталось, только те, что запрещено печатать в различных литературных изданиях.

Но и сама хороша. Сколько можно, как страус, голову в песок прятать, отмахиваясь от очевидных фактов? Всегда ведь таким был! Всегда! С самого начала, с первого дня отношений.

Неужели мне могло нравиться, что у меня собственного мнения нет? Что мы будем делать только так, как Витенька сказал?

Даже Карина, начиная с раннего детства, могла свою точку зрения и независимое мнение отстоять. А я, взрослая женщина, только молча глазами хлопала, проглатывая очередное враньё и выполняя каждый следующий приказ.

Стыдно, какой тряпкой я была. Безропотной, всё терпящей и всепрощающей. Эх…

Ладно… Это всё лирика.

Прошлого уже не изменить, а в настоящем у меня пгораздо серьёзнее задачи. Сейчас нужно решить, стоит тратиться на консультацию юриста, чтобы расспросить, есть ли смысл бодаться из-за раздела имущества, или это бесполезная трата времени и денег, которых и так мало?

Понимаю, что в интернете сейчас можно о многом узнать, поэтому ещё вечером, выйдя из ванной, на волне злости кое-какие вопросы прошерстила. Но если сначала ответы казались мне однозначными, то, чем больше я залезала вглубь, тем яснее становилось, что интернет – это большая помойка, и найти там рациональное зерно практически невозможно.

На одних сайтах было чётко и ясно написано, что, кроме половины доли от покупки машины, мне ничего не светит.

Другие бесплатные адвокаты советовали не отступать и добиваться выплат, так как ремонт и все вложения по улучшению полученной в наследство недвижимости делались супругами уже совместно. Но там такие нюансы, что все затраты можно как в одну, так и в другую сторону трактовать.

В общем, всё непонятно и запутано.

И ещё – печально.

Потому что работа у меня много лет неофициальная и малооплачиваемая, и получается, что я официально много лет сидела у мужа на шее.

Добытчик, блин! Кормилец! Благодетель!

Выдыхаю, стараясь успокоиться, и размышляю дальше.

Можно попробовать начать чего-нибудь добиваться.

Вот только я здравомыслящий человек и понимаю, что добиваться – не значит добиться. Не с моими финансами и возможностями. Если дело дойдёт до суда, а зная Витю, я в этом даже не сомневаюсь, мне либо придётся тратиться на адвоката, либо доказывать право на раздел имущества само́й. А это сразу вариант провальный.

К тому же, нельзя забывать, что на второй чаше весов Карина. Если муж, почти бывший, обозлится настолько, что его гнев и на дочь обрушится (сомневаюсь, что Витя до такой степени сволочь, но всё же, всё же… Я теперь ничему уже не удивлюсь), то я её обучение одна не потяну. Я и себя пока не знаю, как вытягивать буду.

Блин, блин, блин…

В отчаянии бью кулаком по подоконнику.

Это вчера я такая смелая была. Злая и от этого смелая. А сегодня злость осталась, вот только смелость вся испарилась. Потому что мужа своего наизусть уже изучила и знаю, чего от него можно ждать. Да и не боец я ни разу.

Эй, кто там в очереди за смелостью последний? Я за вами буду. А, просили больше не заниматься, потому что на всех не хватит? Ну ладно, я тогда в другую очередь стану, за наивностью и глупостью.

Вот так, наверное, дело обстояло, когда на небесах характеры раздавали.

Вздыхаю, закусываю губу, мою кружку, беру телефон и снова ищу съёмную квар… Р-р-р! Ну хоть что-нибудь съёмное по моим деньгам.

Господи, как хорошо, что я коммуналку не успела оплатить. Так хоть на первое время деньги есть. А коммуналка? Пусть его кукла губастая из своих платит. Теперь это её зона ответственности. Наряду с чистыми рубашками.

Листаю объявления.

Та-а-ак…

Квартиры – сразу нет. Цены всё те же, аховые.

Семейные блоки… Уже лучше, но… Но…

Комнаты в общежитии. О! Здесь уже интереснее.

Смотрю фотографии. М-да… Обстановка в них та ещё… Понятное дело, евроремонтом и не пахнет, но даже качество мебели и застеленный разномастным линолеумом пол невольно вызывает дрожь. Общая кухня, туалет на этаже, душ один на всех в подвале.

Жесть. Просто жесть.

С другой стороны, в моём ли положении воротить нос? Царские хоромы для царей, а для простых холопов – вот такие «апартаменты».

Выбираю три наиболее приемлемых варианта, звоню.

Ну, что могу сказать?

По первому варианту: я в пролёте, комната уже сдана.

По второму: вроде, всё нормально. Комната свободна, кухня прямо за стеной, далеко бегать не надо. И можно заселяться прямо сегодня. Цена меня устраивает, только дополнительно нужно будет оплачивать свет. Успеваем договориться с хозяйкой, чтобы встретиться и посмотреть. Вот только в последний момент вспоминаю рассказы девчонок из цеха и задаю сакраментальный вопрос о наличие в комнате «незарегистрированных жильцов». И по тому, как женщина замялась, понимаю, что да, есть. Б-р-р! Извиняюсь, но отказываюсь. Я даже соседей-алкоголиков, наверное, смогла бы пережить, но вот тараканов… Нет, не могу. Не пересилю себя.

И вот, третий вариант. Звоню. Ура. Вроде бы везёт: комната примерно в центре длинного коридора, с одного края которого кухня и женский туалет. Мужской туалет в другом конце коридора. Удобно. Третий этаж, зимой тепло. В оплату также дополнительно входит электричество. Ещё, что немаловажно для меня – оплата только на месяц вперёд, без залога. Соседи нормальные. Тараканы… были, но пару месяцев назад их потравили, пока больше жалоб нет.

Задаю вопрос, когда можно посмотреть, и вот тут меня немного обламывают. Хозяйка живёт в деревне, и приехать сможет только через неделю.

Некоторое время мнусь, раздумывая. Можно другие комнаты посмотреть, вроде бы на сайте ещё парочка объявлений была. Но там и цена выше, и до работы мне придётся добираться уже на двух маршрутках. А это дополнительные траты.

Решаюсь. У меня в запасе есть ещё восемь дней, пока внук Марии Яковлевны вернётся с вахты. Думаю, она не откажет мне в просьбе неделю здесь пожить. Но лучше спросить.

Прошу разрешения перезвонить женщине в течение десяти минут и набираю коллегу.

Конечно, Мария Яковлевна мне не отказывает.

Перезваниваю хозяйке комнаты, договариваюсь на осмотр комнаты в следующую пятницу. Но уже и так понимаю, что, скорее всего, перееду туда. Потому что и так будет крайний день, чтобы освободить Лёшкино жилище.

Радуюсь как ребёнок. Отлично получилось! Я за эту неделю смогу ещё денег подсобрать. Мне одной много не надо – кастрюльки супа как раз на неделю хватит, гигиенические принадлежности тоже пока в наличии. Вообще, если по всем фронтам экономить, даже не нужно будет у родителей, как собиралась, денег в долг просить.

Дожила, блин… Мне сорок лет, а я имею реальный шанс перебраться с му́жниной шеи на родительскую.

Кстати, насчёт кастрюльки супа. Надо бы в магазин сходить, а то уже второе утро нагло пользуюсь хозяйским чаем. Но им сыт не будешь. Не напрашиваться же мне к Марии Яковлевне на тарелку борща? Это вообще уже даже не смешно будет. Хотя зайти к ней надо. Что-нибудь вкусненькое к чаю купить. Хоть так отблагодарю её.

Быстренько собираюсь и отправляюсь в магазин.

Погода хорошая, настроение, несмотря ни на что, тоже.

Бреду не спеша по улице, щурюсь ласковому солнышку и улыбаюсь.

Я, наверное, какая-то неправильная. Стандартная женщина, увидев любимого мужа, притащившего любовницу в дом, закатила бы истерику, надавала мужу по морде, выцарапала глаза сопернице, а потом до утра рыдала в подушку, проклиная свою горькую женскую долю.

На меня же эта ситуация как-то наоборот повлияла. Возможно, это потому, что я любовницу увидела уже после случившегося внутри меня армагедца́ и переоценки ценностей.

А может, я перестала это остро воспринимать, потому что передо мной сейчас более глобальные проблемы стоят: я фактический бомж и плюс частично на мне ещё Карина.

В кармане звонит телефон.

Карина.

Будто услышала мои мысли.

– Доброе утро, доченька. Как дела? Ты сегодня в выходном?

Знаю, что Карина по пятницам учится после обеда, поэтому с утра вполне могла пойти на работу. Она у меня большая умница и трудяжка.

– Привет, мам, – слышу запыхавшийся голос. Куда-то спешит. – Что у вас с папой произошло?

Хмыкаю. Дочь моя обычно вокруг да около не ходит, все интересующие вопросы в лоб задаёт. Если бы Витя ей сообщил, что мы расстались, она бы сразу так и спросила. А тут такой вопрос непонятный, обобщённый.

– Почему ты спрашиваешь? – тоже не тороплюсь раскрывать карты.

– А, так я бабуле звонила, хотела поболтать, узнать про здоровье. А она сказала, что собирается в город – папа попросил её приехать. Что-то насчёт машины.

Резко останавливаюсь и закусываю губу.

Вот, значит, как…

Насчёт машины.

Если это то, о чём я думаю, то могу сказать одно: мой муж, почти бывший, времени зря не теряет и мстит мелочно, но масштабно.

– Мам, ну так что? У вас всё нормально? – врывается в мозг голос дочери, и я отмираю.

– А? Да ничего особенного…

Стараюсь говорить ровно, но внутри всё переворачивается от обиды. Сволочь! Просто сволочь! Уверена, что он хочет машину на свекровь переоформить. Скорее всего, продать. Чтобы нам вообще делить было нечего. Типа, нет у нас никакого совместно нажитого имущества.

– Да? – Карина понимает, что я вру. – Опять поругались, что ли?

– Нет, мы не ругались…

А вот здесь уже и не вру. Потому что действительно не ругались. Мы вообще за все годы брака ни разу не ругались, потому что такое право было всегда только у Вити. У меня же было совсем другое – молчать в тряпочку.

– Папа обидел? – понимает дочь и вздыхает. – Мам, не обижайся на него. Ты же знаешь, он вспыльчивый, но отходчивый.

Молча соглашаюсь. Ну да, практически так и есть: он надавил, я исполнила, он успокоился. Примерно так его отходчивость выглядит.

– Карин, – перевожу разговор, потому что понимаю, что не готова подобные новости на ребёнка вываливать. Не по телефону, во всяком случае. – Ты когда планируешь приезжать?

– Ой, мам, не на этой неделе точно. Может, на следующей. Пока не знаю, – слышу по звуку, что дочь садится в автобус. – Лето, сама понимаешь. У нас двое друг за другом заявление на отпуск написали, народа не хватает. А ещё одна беременна. Тоже непонятно, будет работать или нет – не все же по одной пицце заказывают, да и сумка сама по себе тяжёлая.

Дочь работает в пиццерии курьером. Работа не из лёгких, но она не жалуется. В прошлом году с мальчиком сошлась, квартиру сняли. Половину мы оплачиваем, вторую половину – родители мальчика. Он тоже студент, как и Карина, и тоже подрабатывает. В общем, дети ответственные, крутятся в меру сил.

Так что дочь у меня ненапряжная. Умница большая. Самостоятельная практически. С учётом того, что моя привычная жизнь теперь разрушена, это обстоятельство меня очень радует. Ну и то, что она на бюджет попала. Вообще не представляю, как бы выкручивалась, если бы не это. Тогда хоть в петлю…

Ой, что за бред в голову лезет.

Срочно выкидываю из головы пессимистичные мысли. У меня всё в порядке. Ведь ничего смертельного не произошло. Предатели меня? Да. Трудно мне сейчас? Да. Жить дальше могу? Да! Могу и буду. Назло всем!

– Ну да, понимаю. А ты куда спешишь-то? – решаю пока не дёргать Карину, ей своих проблем хватает.

Придётся оставить свои вещи в заложниках в своей бывшей квартире. Если Витя их не выкинет… Хорошо, что ещё начало лета. До холодов и проблем с вызволением из «плена» или приобретением тёплой одежды время ещё есть. Поэтому буду решать проблемы по мере их поступления.

– А, так на работу. Успею до обеда несколько заказов развезти, – отвечает она. – Ой, мам, я в автобусе, неудобно разговаривать. Давай, может, вечером созвонимся… А, нет, вечером не получится – Макс в кино пригласил. У нас сегодня романти́к типа.

Она смеётся, а я облегчённо вздыхаю. Ну, хоть у дочери парень нормальный, без закидонов и командирских ноток. В их паре, скорее, Карина командир.

– Пока, солнышко. Приятного вечера, – мурлычу в трубку и сбрасываю.

Разговор с дочерью уверенности в собственном будущем не прибавил. Неужели Витя до такой степени гад?

Вбиваю в поисковик вопрос и обтекаю: если автомобиль куплен в период брака, то его стоимость при разводе делится между супругами пополам. Это же относится и к случаю, когда автомобиль продается во время развода.

– Вот что ты задумал, Витенька, – гневно шепчу, убирая телефон в карман. – Сначала хочешь продать машину маме, а после на развод подать? Чтобы успеть оформить сделку до начала бракоразводного процесса. Поэтому и сказал, что на развод сам подашь. Ну ты и му…жчина с низкой социальной ответственностью!

Резко разворачиваюсь и почти бегом отправляюсь в ЗАГС. Подам на развод первой. И пусть Витя потом попробует доказать, что отписал машину маме не во время бракоразводного процесса.

Ноги привычно бегут дворами в центр города, а я решаю посмотреть, сколько сейчас стоит госпошлина за развод. Смотрю, спотыкаюсь и чуть не падаю.

Мама родная, пять тысяч рублей.

У них с головой всё в порядке? Откуда такие сумасшедшие цифры? Может, ноль лишний пририсовали?

Лезу на другие сайты.

Ох…

Это действительно правда. Цена не так давно поднялась – буквально в прошлом году. Причём увеличилась без малого в десять раз.

Наше государство таким образом пытается браки спасти? Типа, нет денег на развод – живите вместе и не портите нам статистику?

Стою посреди чужого двора и пытаюсь вернуть вылезшие из орбит глаза обратно на родину. Параллельно цепляюсь взглядом за другие строчки…

Ох, ё…шки матрёшки…

В полуобморочном состоянии подхожу к ближайшей скамейке и присаживаюсь.

Мне не в ЗАГС, а в суд нужно идти. В ЗАГС – это если без раздела имущества.

А у меня другой вариант. Мне нужно писать исковое заявление. И документы подготовить.

Едва не плачу от обиды.

Во-первых, кроме паспорта, у меня ничего нет.

Во-вторых, где я столько денег на развод возьму? Кредит оформить? Ага, люди в кредиты влезают, чтобы пожениться, а я – чтобы развестись. Анекдот из жизни. Только мне вообще не смешно.

Ладно, предположим, оформлю я быстрый займ, всё оплачу, найму адвоката.

А дальше?

Ну, отсужу половину машины (это при лучшем раскладе) и все деньги за неё потрачу на выплату этого займа. Там проценты как на дрожжах растут – девочки из цеха рассказывали. А уж сколько нервов мне это всё вымотает… И Витя… Не дай бог, он лишит Карину финансовой помощи. Просто назло мне. Или губастая кукушка ему на ухо ночью напоёт…

Сижу на лавке, злюсь, кусаю губы, пытаясь удержать слёзы. Обидно. Очень. Ничего я сделать не могу. Обыграл меня муженёк по всем фронтам, даже не начав играть. А мне теперь только и остаётся, что пожинать плоды своей многолетней глупости и… начинать жить заново.

Соскребаю себя со скамейки, разворачиваюсь и топаю по изначальному маршруту – в магазин.

Кладу в корзинку продуктов по минимуму. Экономия теперь моё всё. В кондитерском отделе беру из холодильника коробку с пирожными. Я просто обязана хоть так отблагодарить Марию Яковлевну за доброту и помощь.

И ещё нужно Андрею позвонить, сказать, что я завтра на подработку выйду. График два через два теперь не для меня. Зато работа без выходных – это план на всю мою ближайшую жизнь.

Да, казалось бы, я в полной ж… Короче, глубже некуда. Но с другой стороны, я взрослая здоровая женщина, пусть и с материальными проблемами. А значит, я со всем справлюсь. Обязательно справлюсь. Хотя бы потому, что другого выхода у меня нет.

Глава 6

– Если человек по самую маковку загружен работой, у него не хватает времени на переживания и размышления, терзающие сердце и душу, – убеждаю себя, старательно отжимая тряпку. – К тому же, физический труд помогает поддерживать в тонусе не только мышцы, но и кошелёк.

Натираю светло-серую плитку и даже умудряюсь пританцовывать в такт звучащей из телефона музыки. Так веселее мыть полы, да и одиночество не кажется уже таким… одиноким.

Протираю дверные ручки и откосы, застилаю у входа половичок с весёлой надписью «ты эт, если чё, заходи», убираю в подсобку хоз.инвентарь, переодеваюсь, закрываю дверь и, позвонив ЧОПовцам, чтобы поставили объект на пульт, спускаюсь с высокого крыльца и неспешно бреду по улице.

Несколько дней назад одна из девчонок в цеху спросила, не хочет ли кто подработать вечером. Её знакомой в салон красоты требуется уборщица. Работа строго после закрытия, то есть с девятнадцати часов и примерно до двадцати одного.

Немного поразмышляв, пришла к выводу, что для меня это выход.

Я ведь думала о подработке. А тут всё так удобно получается: есть время приехать с работы, спокойно поужинать, переодеться и дойти до салона, который находится прямо рядом с моей остановкой. И от Лёшкиной квартиры ходить близко, и от общежития, где я буду жить, тоже. К тому же, что немаловажно, оплата почти полностью будет покрывать сумму съёма, а значит, моей зарплаты должно хватить и на себя, и на помощь Карине.

Попросив у коллеги номер хозяйки салона, я сразу же ей позвонила, договорилась о встрече, пообщалась лично и в тот же вечер приступила к новым должностным обязанностям.

– Что нас не убивает, делает нас сильнее, – философски изрекла Мария Яковлевна, когда я поделилась с ней хорошей новостью о том, что вышла на вторую работу, а я только согласно кивнула.

И вот, отработав третий день, иду со второй работы и, несмотря на некоторую усталость, довольно улыбаюсь. Правильно говорят: когда бог закрывает перед нами дверь, он открывает окно.

Ситуация с Витей не отпустила, но и не кажется какой-то катастрофической. За эту неделю у меня было достаточно времени, чтобы всё обдумать и понять, что в кои-то веки я сама управляю собственной жизнью, не подчиняясь чьим-то требованиям и не выслушивая гневные нотации, а потому с чистой совестью сходила в МФЦ и написала заявление, чтобы меня выписали из квартиры.

Я к этому философски отнеслась – Витя мне теперь чужой, а ничего чужого мне не надо. Ну да, бывает и так: живёшь спокойно, вьёшь семейное гнёздышко, а потом бац! – вторая смена, и ты совершенно официально становишься бомжом. Переживательно? Да. Смертельно? Нет.

А вообще, несмотря на печальные обстоятельства, всё у меня складывается довольно-таки хорошо. И помощь, и возможность решить проблемы приходят как-то вовремя и правильно.

Послезавтра возвращается внук Марии Яковлевны, а на завтра у меня назначена встреча с хозяйкой комнаты в общежитии. Поэтому я считаю, что удача сейчас на моей стороне.

Ставлю чайник и отправляюсь в комнату. Облокотилась плечом о дверной косяк и внимательно всё оглядываю. Времени на сборы и уборку завтра будет не так уж много. Я, конечно, у Андрея отпросилась на пару часов, чтобы успеть комнату посмотреть и вещи потом туда перенести, но всё равно волнуюсь – не хочу, если что, опаздывать на свою вторую работу, поэтому весь свой нехитрый скарб и продукты, не требующие хранения в холодильнике, собрала уже сегодня.

Переодеваюсь, пью чай и начинаю уборку.

Я не поросёнок, и, в принципе, здесь чисто, но хочу вернуть хозяину квартиру в наилучшем виде. Поэтому протираю всюду пыль, прохожусь с пылесосом и мою пол.

К половине двенадцатого уставшая, но удовлетворённая собственными трудами ложусь на диван и обнимаю руками подушку. Засыпаю в хорошем настроении практически сразу, а вот просыпаюсь с выпученными глазами и бешено колотящимся сердцем, потому что слышу, как в замочной скважине проворачивается ключ.

Грабители?!

Подскакиваю с дивана и прижимаюсь к стене у окна, пытаясь слиться цветом с бежевыми обоями.

За окном тёмная ночь, разбавленная узкой полоской рассвета. Её хватает, чтобы рассмотреть, что творится в прихожей.

В дверном проёме появляется мужской силуэт. Что-то глухо стучит об пол. А что у него в руке? Палка какая-то, что ли? Или… ружьё?!

Мамочка дорогая, я даже закричать не могу, потому что горло от страха сдавило.

Как родную прижимаю к себе зачем-то прихваченную с дивана подушку. Если это действительно грабитель, я свою жизнь и немногочисленные ценности из квартиры в виде бытовых приборов задорого продам. Точно, шокирую грабителя своими короткими шортами и майкой в облипку, завалю на пол и задушу подушкой, пока он в себя не пришёл. Ну да, так и будет… в моих мечтах. Женщина-кошка, блин!

Мужчина, между тем, ведёт себя спокойно. Не спеша закрывает дверь, ставит в угол палку-ружьё и проходит в кухню. Слышу щелчок выключателя и почти сразу следом за этим шум включённого чайника.

Что за грабитель такой странный и борзый? Мало того, что решил ограбить, так ещё никуда не торопится настолько, что решил чайку попить.

А может, это всё-таки Лёшка? Хотя нет. Мария Яковлевна сказала, что он послезавтра приедет. Я же уточняла.

Стою за диваном, судорожно сминая в руках подушку и решаюсь. Выйти или нет? Представляю, как «обрадуется» мне ночной гость, но и выбора нет. Так я буду ближе к выходу и, если что, успею выскочить. А если ещё эффект неожиданности использовать, и то, что он на свету, а я из темноты выскочу?.. Да, думаю, это вариант.

Медленно, на цыпочках крадусь в сторону кухни. Ниндзя, блин, восьмидесятого уровня.

Затаив дыхание, выглядываю из-за угла, но со своего ракурса вижу лишь одну ногу, вытянутую в проход. Ага, понятно, незнакомец сидит за столом. Ну, по мне так даже лучше. Можно прямо с прохода подушкой по лбу ему врезать и, пока он в себя приходит, бежать на улицу.

Делаю быстрый рывок в сторону кухни, замахиваюсь подушкой и… Всё. Больше ничего не делаю. Если не считать действием мой эпичный полёт через кухню с приземлением попой на стол.

– Ты кто такая и что здесь делаешь? – рычит прямо в лицо незнакомец.

Сижу в шоке. Офигеваю, как Карина говорит.

Сбежать даже не пытаюсь. Да и как сбежишь, если грабитель руками с двух сторон от меня на стол опирается, а сам сверху нависает? Я в капкане. В таком большом, злом, брюнетистом капкане.

Кстати, в процессе полёта так и не поняла, как он успел так быстро среагировать. Просто дёрнул меня за руку, талию сдавил и швырнул на стол. У меня теперь, кажется, на боках синяки останутся. Хотя какая трупу разница, есть ли у него на боках синяки? А я, судя по интонации и направленному на меня острому взгляду, почти уже труп.

– Я жду.

Брюнет снова рычит, а я испуганно жмурюсь и вжимаю голову в плечи.

– Я… Это… Живу здесь… – блею, заикаясь.

Блин, блин, блин! Кто меня просил геройствовать? Надо было сразу к выходу бежать. Хотя, если у него такая реакция, далеко бы я не убежала. Но, может, успела бы на помощь позвать.

– Лёшка себе бабу завёл? – слышу в голосе удивление и приоткрываю один глаз. Кажется, убивать меня не собираются. И то радость. – Мог бы и предупредить, что хата занята.

Вычленяю из фраз незнакомца главное: «Лёшка… Хата занята…»

В голове что-то щёлкает. Я знаю, кто это!

Страх уходит.

– Я не его «баба», – недовольно фыркаю, интонацией выделяя последнее слово, и поднимаю голову, внимательно и уже почти безбоязненно рассматривая мужчину. – А вы тот самый его друг, которого жена периодически из дома выгоняет, потому что он мало зарабатывает?

Вижу, как у незнакомца сначала изумлённо приподнимаются брови, а потом глаза резко сужаются, и на скулах отчётливо проявляются желваки. Память услужливо подкидывает воспоминания о вечере, когда Витя меня из дома выгонял. У него тоже так желваки играли.

– Что-о?! – ещё яростнее рычит он, а я теряю всю напускную смелость и снова съёживаюсь.

Зря, наверное, его злю. Рано расслабилась. И язык ещё распустила. Может, жена его выгоняет не из-за денег, а потому что он её бьёт? А меня тут, если что, и защитить некому. Да я против этого мужчины букашкой кажусь. У него рука – как моя нога по толщине, вон как вены над мышцами выступают. Молчу уже про плечи… И про рост. И вообще, сразу видно, что силищи в нём немерено. Да он, при желании, меня пополам сломает, даже не напрягаясь. Да что там сломает? Ему и ломать не надо. Испепелит, походу, и все дела. Недаром глазищами сверкает. Я, конечно, не эксперт по металлу, но кажется, на меня сейчас расплавленный алюминий польётся.

– Извините, я не хотела вас оскорбить, – бормочу. – Вы первый начали.

Мужчины резко отталкивается от стола и отстраняется. Оборачивается к плите и выключает выкипающий чайник.

– Так, ладно, – произносит уже тише, подтягивает к себе табурет и садится, перекрывая выход из кухни. – Ну и кто ты, раз не Лёхина баба? Как попала в квартиру?

Не сводя с незнакомца насторожённого взгляда, сползаю со стола и пячусь, пока не упираюсь спиной в подоконник. Колени немного подрагивают. Я бы сейчас с удовольствием села, но второго стула тут, к сожалению, нет. С трудом сдерживаюсь, чтобы не сесть прямо на пол.

– Мне ключи бабушка Алексея дала, – поспешно оправдываюсь, чтобы незнакомец не подумал ничего плохого. – Сказала, что он разрешил тут пожить. Временно. А вот вы… Откуда у вас ключи от его квартиры?

Знаю, что наглею, но мне же надо понимать, что делать дальше.

Мужчина хмыкает, но отвечать не торопится. Вместо этого молча проходится по мне изучающим взглядом. Так и ведёт сверху вниз, останавливаясь на стратегически важных местах: глаза, губы, грудь, бёдра, ноги. А потом в том же порядке возвращается назад.

Чувствую себя куклой в магазине. Рассматривает, будто купить хочет. Кошусь на валяющуюся на полу подушку. Нестерпимо хочется прикрыться хотя бы ею. Но она лежит недалеко от ног незнакомца, поэтому приблизиться и поднять её не решаюсь.

– Эй, я вас спрашиваю, – чувствую, что щёки краснеют, но стараюсь держаться. И чего я, прежде чем из комнаты выбегать, хотя бы халат не накинула?

Настаиваю не из любопытства, а чтобы выяснить, права ли я в своих выводах и действительно ли мужчина тот, на кого я думаю.

– Я тут иногда ночую, – отвечает он после минутного раздумья. – Но ты уже в курсе. Поэтому сделал дубликат, чтобы Марию Яковлевну лишний раз не беспокоить.

Поджимаю губы. Проверку незнакомец прошёл, он действительно друг Алексея. Я ведь специально не говорила, как зовут бабушку хозяина квартиры. Кроме того, его ответ вполне логичен – если его жена выгоняет из дома, и он приходит сюда ночевать, вряд ли каждый раз ему удобно беспокоить старую женщину.

– И часто… ночуете?

– Я же сказал – иногда, – уклончиво отвечает он. – А ты здесь надолго?

Что за вопросы? Это он так ненавязчиво намекает, чтобы я из квартиры выметалась? Не слишком ли часто меня в последнее время отовсюду выгоняют? И вообще, что он мне тыкает? Я же с ним вежливо разговариваю.

Несмотря на заведомо проигрышную ситуацию, начинаю злиться.

– Завтра вечером съеду, – ага, выкуси. Завтра, а не сейчас. И продолжаю с намёком: – А послезавтра Алексей приезжает.

Вот. Съел? У тебя свой дом есть, туда и иди. С женой мириться.

– Я знаю.

Мнусь, не зная, как ещё до него донести, что спальное место занято, и дополнительным приживалкам здесь не рады.

– А почему вы здесь ночуете, а не в гостинице?

Красивые, слегка полноватые губы складываются в лёгкую ухмылку.

– Наверное, потому что зарплата не позволяет? – иронично отвечает вопросом на вопрос и тут же задаёт встречный: – А ты?

– Что я?

– Почему тут живёшь?

Краснею ещё сильнее. Ну вот и что отвечать? Потому что меня тоже из дома выгнали, только, в отличие от него, навсегда?

– Не ваше дело!

– Понятно. Ну и как тебя зовут?

– Не скажу. Вам-то какая разница?

– Мне? Да никакой, – неожиданно спокойно соглашается мужчина. – Чай будешь?

Растерянно моргаю. Какой чай? Он что, не собирается уходить? Нет, ну это вообще наглость. Я первая сюда пришла.

– Извините, но я спать хочу, а мне завтра на работу.

– Хорошо. Иди, спи.

В каком смысле?

– А вы?..

– Ну, диван у Лёхи один. Если не предлагаешь лечь рядом, то я тут посижу. Мне вообще-то тоже с утра на работу.

– Ну так идите спать… домой.

– Нет, домой не пойду. Мне и здесь неплохо.

Да что ж такое-то? В конце концов, на дворе лето, а он – взрослый мужчина. Ну, не мне же на улицу идти? Мог бы уступить слабой женщине.

– Знаете, – решаюсь, – я передумала. Лучше я уйду. А вы тут оставайтесь. В конце концов, Алексей – ваш друг, а не мой.

– И куда ты ночью пойдёшь?

Хороший вопрос. Марию Яковлевну беспокоить не хочется. Напугаю ещё своим ночным визитом. Всё-таки у неё возраст, давление.

М-да, у меня просто выбор без выбора: или провести ночь наедине с незнакомцем, или встретить незнакомцев на тёмной улице…

– Я… найду, куда.

Да хоть на лавочку у подъезда, там вроде бы фонарь горит, только бы не оставаться с этим типом в одной квартире. Тем более…

О-о-о, он же сюда с ружьём пришёл!

Нет, я, конечно, могу предположить, что он – охотник, поэтому с ружьём ходит. Но с каких это пор на охоту ходят в джинсах и футболке? И где его рюкзак?

Да ну, из него такой же охотник, как из меня балерина.

Отклоняюсь, с тревогой смотрю через плечо незнакомца на оставленное в прихожей палку-ружьё и удивлённо приподнимаю брови.

То, что стоит в углу, принять за ружьё можно только в темноте или с перепугу. Ну или если это комбо. Перевожу растерянный взгляд на ноги брюнета. Одна совершенно естественно согнута в колене, а вот вторая слегка вытянута вперёд. Он сидит так же, как и в тот момент, когда я пыталась напасть на него. Можно предположить, что ему просто так удобно, но учитывая предмет, который я поначалу приняла за ружьё…

Чувствую, что не только щёки, но даже уши и шею заливает краской. Вот это я дала… У человека очевидные проблемы со здоровьем, вернее, с ногой, иначе бы не сидел так и не ходил с тростью, а я на него ещё и напала. И на улицу спать отправляю.

– Вы меня извините, но я, правда, сейчас быстро соберусь и пойду, – выдавливаю, жутко смущаясь и злясь на себя. – А вы тут оставайтесь, отдыхайте. Если хотите, я вам диван перестелю. Ещё раз извините, я не поняла сразу…

Замолкаю и испуганно отшатываюсь в угол, когда вижу, как его взгляд резко холодеет, а потом покрывается корочкой льда. От него будто полярной стужей веет. И это очень страшно. Я таких эмоций не испытывала, даже когда Витя меня в измене обвинял.

Мужчина медленно встаёт, а у меня сердце в пятки проваливается. В маленькой кухоньке спрятаться некуда, поэтому замираю испуганным сусликом и молча паникую.

– Обойдусь без твоей жалости, – выплёвывает он. И в его голосе мне слышится столько холодной ярости, смешанной с презрением и обидой, что я невольно опускаю глаза и сглатываю.

Отчётливо слышу скрип зубов. Мужчина разворачивается и, слегка прихрамывая, в несколько шагов доходит до двери. Схватив трость, он с силой распахивает дверь и исчезает в коридоре. Щёлкает, закрываясь, замок, а я на трясущихся ногах дохожу до стула и тяжело на него плюхаюсь.

Я ведь ничего плохого не имела в виду. Как так-то?

Глава 7

Этой ночью практически не сплю. Ненадолго проваливаюсь в короткое забытьё, когда кажется, что только закрыла глаза, а уже прошло пару минут, и тут же подскакиваю, с тревогой и ожиданием прислушиваясь к тому, что происходит за дверью.

Но там ничего не происходит – полнейшая гробовая тишина.

Нет, конечно, какие-то звуки есть: кто-то устало топочет, возвращаясь с ночной смены, кто-то, наоборот, спешит пораньше на работу. Но того самого звука поворота ключа, которого жду то ли с ужасом, то ли с нетерпением, не слышу. Не знаю, на что я надеюсь больше: что мой ночной гость вернётся, или же я его больше не увижу.

Всю ночь не удавалось отпустить ситуацию. И вот уже совсем рассвело, а меня по-прежнему изнутри гложет страх. Он смешивается со стыдом и какой-то липкой неловкостью, давит на грудную клетку, не давая ни вдохнуть, ни выдохнуть. Не знаю, что произошло в жизни мужчины, но это до сих пор его не отпускает и болит. А я, похоже, своей жалостью попала точно в эту рану. Нет, не ту, что снаружи, а ту, что внутри него, в душе́.

Утром встаю совершенно разбитая. Тело болит, будто я всю ночь вагоны разгружала. Но внутренние терзания намного сильнее. Хочется сгладить неловкость. Вот только не перед кем.

Можно попросить у Алексея номер телефона мужчины, но что я ему скажу? Что хочу встретиться с его другом и извиниться за свои слова, сказать, что не хотела обидеть?

Представляю, какими глазами сначала на меня посмотрит Лёша, а потом и сам брюнет. А если рядом окажется жена, с которой он в очередной раз помирится? Так и представляется ситуация из анекдота и коронная фразочка: «Дорогая, это не то, что ты подумала».

Фыркаю в кружку, расплёскивая чай. Вот, казалось бы, не смешно, а я невольно смеюсь. Какая-то ненормальная стала в последнее время, неправильно реагирую на всё, делаю неверные выводы. Это всё от стресса и усталости. Нужно отдохнуть и успокоиться. Вот только на это сейчас нет времени.

Быстро собираюсь на работу и выбегаю на улицу. Солнце нещадно слепит глаза, и я щурюсь, разглядывая пропылённые кроны нависших над тропинкой тополей и прозрачно-голубое безоблачное небо. Мария Яковлевна сказала, что быть дождю, потому что коленки крутит, но прогноз погоды обещает очередной жаркий день, и в этот раз он, кажется, прав.

– Юночка, доброе утро, – Мария Яковлевна машет рукой и приветливо улыбается.

Она стоит немного в стороне от остальной толпы ожидающих автобуса людей, привычно спрятавшись под тёмным козырьком остановки.

– Доброе, – киваю в ответ и, не давая себе шанса передумать, рассказываю женщине о ночном визитёре, а после задаю терзающие меня вопросы.

Голос дрожит и срывается. Мне немного стыдно и неловко, будто я сама этого визитёра пригласила, но по лицу женщины вижу, что она не осуждает и не винит. Слушает молча, не перебивая, а потом качает головой:

– Илюша с Лёшкой и ещё одним другом чуть ли не с пелёнок дружат. Только после школы их дороги разошлись. Лёшка и тот парень учиться пошли, потом армия, работа. А Илья сначала пошёл в армию, а потом уже отучился в техникуме и в электросети устроился. Сначала электриком был, потом стал мастером. Парень умный, серьёзный, рукастый. Ему даже повышение предложили, только сначала нужно было отучиться. Он в институт поступил, заочно, конечно. И вот, вроде всё удачно складывалось. Женился, квартиру с женой в ипотеку взяли. Но два года назад несчастье случилось – Илья в аварию попал.

Женщина замолкает, вытирая пальцами уголки глаз.

– Он сильно пострадал, да? – спрашиваю едва слышно.

Она кивает.

– Машина всмятку, а его самого едва с того света вытащили. Сильно головой ударился. Так что открытый перелом ноги – это не самое страшное, что с ним случилось. Лёшка тогда часто к нему в больницу ездил. Едва с вахты возвращался, сразу ко мне за пирожками забегал и в больницу, к другу. Поэтому я всю его историю почти полностью знаю.

Женщина тяжело вздыхает, а я кусаю губы от переживаний.

– Илья в больнице почти полгода пролежал. Марина, жена его, поначалу ухаживала, терпела. Но видно, такая у неё любовь была, раз ненадолго хватило. Женщине ж ласка нужна постоянная. А тут какая ласка, когда ты лежачий и неизвестно, когда встанешь.

Я стою молча, пытаюсь справиться с дыханием, а Мария Яковлевна немного помявшись, кидает насторожённый взгляд на стоящих неподалёку девчонок и, понизив голос, продолжает:

– В общем, нашла она себе мужика. Для интереса. Сама понимаешь… И давай с ним крутить. Поначалу никто не знал, но Маринка совсем обнаглела, стала его в квартиру водить. Соседи ж не слепые, всё видят. Поэтому, когда Илью из больницы выписали, «добрые» люди всё ему рассказали. Илья тогда из дома ушёл и несколько недель у Лёшки жил. Потом вернулся, конечно, но ладной жизни у них больше не было. Я его ещё подростком помню – такой открытый и весёлый он был. А после всего случившегося его как подменили. Друзей всех отвадил, вот только Игорёк да Лёшка у него и остались. Да и то только потому, что они сами от него не отказывались. Лёшка всё повторял, бабуль, если я друга брошу, я же сам себя уважать перестану.

Женщина замолкает.

Жду продолжения, но его нет. Сглатываю и так же тихо спрашиваю:

– А почему он до сих пор к вашему внуку ночевать приходит? Они же, как я поняла, с Мариной помирились?

Мария Яковлевна пожимает плечами.

– Лёшка мне не говорил, но, наверное, не всё у них ладно. Да и так я всё, что знаю, больше краем уха от соседок да знакомых услышала. Лёшка про Илью не сильно-то распространяется.

– А как же Марина мужика водила? Неужели не боялась, что дети увидят или поймут?

– Так нет у них детей. Не успели завести, – отвечает она и кивает в сторону: – Автобус, Юночка. Пошли.

Заходим с Марией Яковлевной в автобус, я машинально прикладываю карту к терминалу и прохожу вперёд.

Шум, запах пластика и пыли, дребезжание пола под ногами – всё это уходит на второй план. Сесть некуда, поэтому практически привычно лежим друг на друге. Цепляюсь за поручень и смотрю на улицу, хотя ничего там толком не вижу. В ушах так и звучит фраза: «Не совсем помирились, не до конца…»

Илья. Теперь я вспомнила, что Мария Яковлевна уже говорила, как его зовут. И я понимаю, почему он такой колючий. Не потому что просто вредный, грубый или невоспитанный. А потому что пережил предательство. Как и я.

Поэтому и злился. Не на меня конкретно. На всех женщин. Я бы, наверное, тоже злилась, если бы оказалась на его месте. Это же как нужно было его раздавить, чтобы он стал таким?

Если он вместе с Алексеем учился, значит, ему сейчас тридцать два или тридцать три… Молодой совсем, а уже с такой бедой столкнулся. И физически пострадал, и морально.

Но всё равно он красивый и видный мужчина. Несмотря ни на что, на себя не плюнул. Судя по фигуре, спортом занимается. И волосы у него красивые, немного вьющиеся на концах. А голос низкий, я бы сказала, с сексуальной хрипотцой… Особенно, когда рычит. И лицо у него какое-то… настоящее. Не глянцевое, «приглаженное», а такое… чисто мужское. Такому не надо стараться понравиться женщинам, они и так должны на него пачками вешаться. А он почему-то с женой до сих пор живёт. С предательницей. Наверное, сильно её любит.

А она, жена его, Марина… Глупая. И подлая. Я таких не понимаю и не уважаю.

Не знаю, что у них было до аварии, но после… Так не поступают, если действительно любишь. Ты же жена, женщина, надёжный тыл. Поэтому либо рядом оставайся, либо уйди честно, раз почувствовала, что не вывозишь ситуацию. А не води мужиков в квартиру. Это не «ласка нужна», не права здесь Мария Яковлевна. Это предательство. Самое обычное. Самое низкое. Хуже нет, если предают того, кто себя защитить не может.

В салоне жарко, даже душно, а меня от озноба потряхивает. Я будто чувствую, каково это – лежать в больнице, не зная, встанешь ли снова, и ждать, надеяться… А потом узнать, что тебя предали в тот момент, когда ты больше всего нуждался в помощи и поддержке.

Поправляю ремешок сумочки на плече и снова понимаю, что мне в этом плане повезло. Своеобразное везение, но всё-таки… Меня тоже предали, но я хотя бы здорова, а потому могу за себя постоять, могу сама себя обеспечить. Да, мне определённо повезло, а Илье – нет.

Теперь я понимаю, почему он тогда так вспыхнул, когда я его пожалела. Я ведь и правда пожалела. Не специально, не со зла. Наоборот, хотела, как лучше. А он это понял и разозлился. Потому что не хочет выглядеть жалким и слабым в чьих-то глазах. Особенно в женских.

И это даже не гордость. Это защита. Инстинктивная. От боли, от воспоминаний, от ощущения, что он снова лежит в больничной палате, а дорогой человек в это время где-то развлекается с другим. И это заставляет его чувствовать себя снова беспомощным, одиноким и никому ненужным. Обузой.

Илье не жалость нужна. Ему нужно, чтобы его воспринимали как равного. Как мужчину, человека, у которого просто другая реальность – не хуже и не лучше, просто другая.

Но я ведь этого не знала. Хотя от этого не менее стыдно. Потому что я, вроде бы, сама такая – терплю, молчу, держусь изо всех сил, чтобы только не показаться слабой. И всё равно допустила ту же ошибку, которую не переношу в адрес себя.

Может, именно поэтому меня мысли о нём не отпускают. Не потому, что красивый (хотя самой себе можно было бы и не врать – и красивый тоже), но ещё потому, что есть в нём что-то такое… знакомое. Как будто мы с ним одного поля ягоды. Только росли по разные стороны забора – он в поле, а я внутри, на ухоженной и удобренной грядке. Просто его раньше за забор выкинули, а меня – совсем недавно.

Усмехаюсь подобному сравнению. Одного поля ягодки, да… Я напала, он напал, он обидел, я туда же. Интересное (не)знакомство.

Мария Яковлевна что-то говорит, но я почти не слышу. Киваю машинально, а в груди неспокойно. Мысли клубятся, как пар над кипятком. У меня столько дел важных. День важный. А я ночь не спала, думала. И вот утро уже, а я всё думаю… о чужом мужике. Да… О чужом женатом мужике.

Нет, не буду не унижать его дополнительно своими извинениями. Наизвинялась уже, хватит.

Выпрыгиваю из автобуса и вслед за девчонками быстрым шагом иду в цех. Спецзаказ уже практически выполнен, сроки соблюдены, поэтому антипремия нам не грозит, и этот факт несказанно радует.

– Андрей сказал, что после его отпуска у нас будет какой-то новый заказ. Оплата вроде бы даже лучше, чем за этот, – с радостной улыбкой сообщает Яна после обеда.

Я киваю. Новый заказ – это всегда интересно. А деньги, они всем нам нужны. Ради них работаем, а не ради удовольствия.

В три часа освобождаю рабочий стол, сообщаю Андрею, что я закончила и бегу на остановку. Сажусь в подъехавший автобус, достаю из сумки булочку и бутылку с холодным чаем. Я сегодня работала без обеда, поэтому желудок уже болезненно ноет, напоминая нерадивой хозяйке, что без «топлива» мы с ним долго не протянем.

К нужному мне общежитию подбегаю прямо вовремя. У входа стоит невысокая седовласая женщина и напряжённо оглядывается.

– Таисия Егоровна? – выдыхаю.

Женщина меня внимательно оглядывает. Я бы сказала, прощупывает будущую квартиросъёмщицу на предмет наличия ветра в голове и легкодоступности под юбкой. В общем, пытается предварительно понять, не будет ли у неё в будущем из-за меня проблем с соседями.

По довольному взгляду и едва заметной улыбке понимаю, что предварительное собеседование я прошла.

– А вы – Юнна? – на всякий случай спрашивает она.

– Это я, – киваю и улыбаюсь.

Я ещё не видела комнату, но понимаю, что тут выбираю не только я, но и меня, потому что договор о съёме – дело обоюдное. Не понравлюсь хозяйке, могу и вовсе доступ «к телу» не получить. А у меня сегодня крайний срок.

– Ну что мы стоим? Может, пройдём внутрь? – спрашивает женщина, указывая на дверь.

Заходим в общежитие. Ароматы сбивают с ног прямо от двери. Нет, не те, что вы подумали. Нормальные ароматы: еды, постиранного белья, побелки и лёгкой затхлости старых деревянных полов.

Это обнадёживает.

– Ну вот, здесь у нас вестибюль, – Таисия Егоровна обводит рукой обширный холл с приткнутыми по углам детскими колясками, складными самокатами и велосипедами. – Вахтёрши нет. Раньше была, но теперь не положено. Да и не нужна она здесь. Дверь с домофоном, а кому не положено, те как раньше проскакивали, так и сейчас проскакивают.

– Кому не положено? – удивлённо и немного насторожённо переспрашиваю я.

– А, – машет рукой женщина, – так алкашам всяким. Но ты не пугайся, – она перехватывает мой взгляд и смеётся, – после восьми часов входная дверь на ключ закрывается. И открывается в шесть.

– А ключ?

– Ключ у каждого есть. И у вас будет.

Выдыхаю с облегчением.

Поднимаемся на третий этаж. Где-то вверху раздаётся звонкий детский смех, а затем по лестнице с топотом несутся две малышки лет пяти, а за ними торопливо спускается мама ещё с одним малышом на руках.

Вообще, в общежитии достаточно шумно. Воздух как будто наполнен разговорами – кто-то возвращается с работы, кто-то ведёт детей гулять. Всё звучит громче, чем в обычном доме, но меня это не раздражает. На мгновение даже кажется, что весь этот галдёж – прямое доказательство того, что жизнь продолжается.

Итак, третий этаж. Третья дверь слева, обычная, деревянная, немного облупленная. Если всё срастётся, это дверь моего будущего жилища.

Таисия Егоровна поворачивает ключ в замке и пропускает меня вперёд.

Первое, что бросается в глаза – большое светлое окно, занавешенное молочного цвета тюлем, и тяжёлые тёмно-серые шторы, сейчас собранные в сторону.

Вдоль правой стены стоит большой современный шкаф. По левой стене, ближе к входу – маленький кухонный уголок, состоящий из стола и пары стульев. Рядом высокий двухкамерный холодильник с парой магнитиков и календариком на дверце. Чуть дальше – широкий диван с мягкими подушками-спинками.

Общую картину немного портит старый линолеум. Он в одном месте вздулся, а около дивана, прямо на стыке, видна большая щель. Не критично, но глаз зацепился.

– Хорошо тут. Уютно, – улыбаюсь я.

Мне действительно здесь нравится. То ли я такая везучая, то ли плохих людей на самом деле намного меньше, чем хороших. И это только добавляет веру в то, что всё у меня получится.

– Мы здесь с мужем жили, – поясняет Таисия Егоровна.

Пока я брожу по комнате, с интересом рассматривая мебель, женщина присела на один из стульев.

– Скажите, – поворачиваюсь к ней, стараясь, чтобы голос звучал нейтрально, – почему такая цена? Просто я смотрела похожие варианты, и там было столько же, вот только обстановка… Ну… – я запинаюсь, – …не слишком новая.

– Потому что мне не в накладку, – спокойно говорит она. – Мы здесь не живём летом, в деревню уезжаем, в ма́терин дом. А теперь и вовсе решили туда перебраться насовсем. Слава мой на пенсию выходит в октябре, да и я больше в город не рвусь. Годы уже не те, и суета мне эта не в радость.

Она делает паузу, о чём-то задумавшись, а потом продолжает:

– А комнату пустой держать… Зачем? Сдавать кому попало я боюсь, поэтому нескольким претендентам уже отказала. А вы мне понравились. Видно, что девочка серьёзная, не шаляй-валяй. Так что пусть уж лучше будет так, как есть. Зато у меня на душе спокойно.

Женщина встаёт и открывает встроенный в нишу деревянный шкаф с крашеными дверцами.

– Кстати, я тут немного посуды оставила, – поясняет она. – Всё чистое. Пользуйтесь на здоровье. Холодильник, если что, не шумит. Была плитка электрическая, но она сгорела. Так что плита в общей кухне справа, женский туалет там же, следующая дверь. Но это я сейчас покажу, если договоримся. Мужской туалет слева по коридору. На всякий случай говорю.

– Я никого водить сюда не собираюсь, – оправдываюсь на всякий случай. – Мне вообще отношения больше не интересны.

Женщина понятливо кивает, никак не комментируя. Свою историю я успела обрисовать вкратце, пока мы поднимались по лестнице: развожусь с мужем, квартира его, родители далеко, взрослая дочь живёт с парнем.

Заглядываю внутрь шкафа: аккуратно сложенные тарелки, кружки, эмалированная кастрюля с крышкой, сковорода, скромный набор столовых приборов. И электрический чайник.

– Спасибо, – говорю искренне. Я и не рассчитывала на подобную щедрость, думала, всё придётся покупать. – Это… очень неожиданно и приятно.

– Я когда-то сюда с двумя чемоданами въезжала, – усмехается Таисия Егоровна. – Знаю, каково это – начинать с нуля. Вот и решила: пусть новому жильцу будет чуть-чуть легче.

Закончив с осмотром комнаты, мы выходим в коридор. Женщина показывает мне кухню, на которой как раз готовит ужин одна из моих будущих соседок. Они здороваются и перебрасываются парой фраз.

Следом за газовыми плитами стоят в ряд несколько стиральных машин с написанными на них номерами комнат. «Мой» номер тоже есть. Супер!

– Плитой можно пользоваться любой, главное больше двух конфорок одновременно не занимать, – продолжает объяснять Таисия Егоровна. – Раковину после себя сразу мыть. Только не своей губкой. Вот здесь тряпки висят, они общие. Вымыла плиту и раковину после себя, тряпочку сполоснула и повесила.

Я снова киваю. Мне и весело, и волнительно, и почему-то квест напоминает. По общему жи́тию в общежитии.

– Полы в коридоре и на кухне моем каждый вечер по очереди, вот график по номерам комнат, – женщина указывает на таблицу, прикреплённую к дверям кухни, и уводит меня на экскурсию в туалет.

И тут меня ждёт удивительное открытие. Туалет состоит из двух комнат. В дальней комнате три закрытых кабинки, а вот в ближней – ряд раковин, а после них – душ. Самая настоящая лейка!

– Так душ в подвале, – с удивлением произношу, указывая на него. – А это?..

Таисия Егоровна немного склоняет голову набок и улыбается.

– Я знала, что тебе понравится. Можно же на «ты»? – я киваю, и она продолжает: – Вечером, когда уже никого нет, можно им пользоваться. Только недолго, чтобы другие не жаловались. В подвале тоже душ есть, там можно мыться в любое время. Только тапочки резиновые купи, всё-таки место общественное.

Стою и восторженно улыбаюсь. Счастье, ты есть!

Глава 8

Дальнейший вечер завертелся с бешеной скоростью.

Пока я переводила оплату за первый месяц, Таисия Егоровна успела подключить холодильник и переписать показания счётчика.

Смеясь и болтая, вместе выходим на улицу. Прощаемся, и она, довольная, садится в подъехавшую машину мужа, а я, не менее довольная, бегу за вещами в своё временное жилище.

Вернувшись в общежитие, бросаю пакеты на диван, закидываю скоропортящиеся продукты в холодильник и тут же мчусь обратно. Подчищаю за собой в квартире Алексея, возвращаю ключи Марии Яковлевне и параллельно приглашаю её завтра скромно посидеть, отметить моё новоселье.

Перед работой заглядываю в торговый центр, где покупаю большое банное полотенце, резиновые сланцы и комплект постельного белья. Подушки и одеяло, как сказала Таисия Егоровна, лежат в шкафу.

Полы в салоне красоты натираю с особым усердием, будто готовлюсь к приёму столичных гостей.

Усталость не ощущаю. Внутри будто моторчик фырчит: «Давай, Юнна, шевелись, жизнь – это движение».

Эх, жизнь… как ни крути, а всё-таки ты прекрасна.

Покончив на сегодня с работой, подключаю второе дыхание и бегу в общежитие. Влетаю в комнату, разуваюсь, на бегу выкладываю вещи на полки в шкафу, кое-что вешаю на плечики и, наконец, с чувством выполненного долга валюсь на диван.

Тело приятно ноет от усталости, но внутри продолжает бурлить весёлый мандраж. Чувствую себя тачкой из знаменитого фильма про двух друзей-полицейских: иногда нуждаюсь в том, чтобы меня погоняли на предельной скорости.

Гляжу в белый потолок и мысли только о том, как всё-таки мне повезло. Сначала Мария Яковлевна поддержала, теперь и со съёмной комнатой удачно получилось. Ну, красота? Красота!

На волне эйфории не сразу понимаю, что кто-то уже с минуту усиленно стучит в дверь.

Поднимаю голову, замираю и сверлю её взглядом.

Снова стучат. Теперь уже громче и гораздо нетерпеливее.

Кто это там? Гости? Ко мне? Но я же тут никого не знаю. Может, соседи знакомиться пришли? Как-то очень уж настойчиво хотят. Так хотят, что с потолка едва что штукатурка не сыплется.

Цепляю на лицо вежливую нейтральную улыбку, открываю дверь и вижу перед собой женщину лет семидесяти в застиранном халате.

– Добрый вечер, – приветливо здороваюсь и вопросительно приподнимаю брови.

– Какой же он добрый? – огрызается та, осматривая меня с ног до головы и сурово сдвигая брови. – Десятый час, а полы не мыты.

– Какие полы? – искренне не понимаю.

– В коридоре, – она обводит рукой пространство за спиной. – Тут у нас очередь.

Моргаю и осматриваю коридор вслед за ней. Про очередь я в курсе, но Таисия Егоровна смотрела график и ни слова не сказала, что сегодня мой черёд.