Читать онлайн Ключ от вечности: хроники путника
- Автор: Руслан Мишкин
- Жанр: Мистика, Киберпанк, Научная фантастика
Этот текст написан не чернилами – снами.
Он не развлекает – проникает.
Если вы ищете "сюжет" или "логику яви" – вы в ловушке Шестого Мира.
Если готовы стать:
– Киборгом, чьё бессмертие – проклятие,
– Сумкой, чувствующей гниль помойки,
– Утопленником, принявшим волну с любовью,
– Путником, ищущим росток в пепле…
…входите.
Обратного пути не будет.
Летописец Сновидений
Я не сочинял эти тексты. Я – свидетель.
Морфей, владыка теней и снов, брал меня в пленники. Он вёл меня через лабиринты своих владений – не как гостя, а как материал для хроник. Шестой Мир с его гарью, лаборатория "Феникс" с её холодным светом, Потоп, смывающий берега реальности, проклятая сумка в бутике роскоши – всё это топография его царства.
Я записывал. Спешил зарисовать коды и законы сновидений, пока память не съедала яви. Слова тут – не украшение. Они – слепки с кошмаров и откровений, сделанные дрожащей рукой на краю пробуждения.
Моя роль? Не пророк. Не герой. Летописец у врат. Я лишь фиксировал то, что Морфей позволял мне унести. Иногда – обрывками. Иногда – с ожогами от истины.
Не ищите здесь логики вашего мира. Ищите узоры сна, где:
– Боль – язык,
– Смерть – дверь,
– Вечность – миг, который можно пережить лишь став тишиной.
Эпилог в конце – не мои мысли. Это ключи, данные мне при пробуждении. Карта, нарисованная по памяти.
Читайте. Но помните: вы входите не в книгу – в сон летописца. А сны, как известно, заразны.
Записано на краю яви, при свете гаснущего экрана.
Летописец.
Первый сон: Запись Путника у Седьмых Врат
Дым. Вечно дым на горизонте Шестого. Не от костров – от пожарищ, что давно стали пейзажем. Воздух густой, пропитанный гарью страха и старой боли. Здесь, дружище, как ты верно подметил, мы и обретаемся. Преддверие Последнего Круга, Седьмого, где нет уже ничего, кроме вопля без голоса.
Я сижу на корточках у треснувшей стены – то ли бывшего дома, то ли будущего щебня. На ладони – горсть пыльной земли Шестого Мира. Она не плодородна. Она помнит только кровь да слезы. Но сегодня в ней пробился росток. Хрупкий, упрямый зеленый шип. Чудо? Нет. Просто жизнь, цепляющаяся за шанс, данный ей вопреки всему.
Я знаю то, о чем не кричат рупоры пропаганды и не пишут в сводках бесконечных войн. Знаю из снов, что жгут изнутри яснее адского пламени Седьмого. Знаю про Семь миров. Про Первый – сияющий сад без теней, где справедливость – не слово, а воздух. Про Второй, где тени лишь скользят по краю. И дальше – вниз, по спирали угасания. До нашего Шестого. До этого ада на пороге окончательной тьмы.
И знаю закон: душа в заточении. Пока не ляжет в землю каждого из Семи Миров, пока Семь Могил не отметят путь – нет выхода. Нет свободы от этого колеса. Умираешь здесь, в копоти Шестого – и просыпаешься там, в кромешном мраке Седьмого, где боль – единственная реальность. И так – пока цикл не завершится.
Страшно? Еще как. Мысль о Седьмом сжимает горло ледяной лапой. Но есть в этом и освобождающая ясность. Я здесь. В Шестом. И это – не вся вечность, а этап. Тяжелый, жестокий, но этап. Моя текущая реальность. Принять это – не значит сдаться. Принять – значит увидеть поле боя.
Поэтому я ищу счастье здесь. В этом «сейчас». В этом комке пыльной земли с упрямым ростком. В тепле чашки дешевого чая, согревающей ладони. В редкой улыбе соседа, уставшего, но не сломленного. В тишине между взрывами. Это – мое сопротивление страху, правящему Шестым. Мой способ сохранить искру того Первого Мира внутри, пока тело бродит по руинам Шестого.
Смерть? Могила? Я вижу их иначе. Не как конец, а как Врата. Телесные оковы падут. Страх Шестого останется тут, в его прокопченной реальности. А душа… душа шагнет дальше. Куда? В Седьмой Ад? Возможно. Страшно? Безумно. Но и дико интересно. Заглянуть за эти Врата! Узнать, что там, за гранью плоти и страха? Но – всему свое время.
Пока же мое время – здесь. В Шестом. Моя задача – не утонуть в его трясине отчаяния. Не дать страху выжечь во мне способность видеть росток в пыли, ценить тепло чашки, делиться улыбкой. Каждый такой момент – это маленькая победа над Седьмым Миром, который ждет впереди. Каждый – это камень, который я кладу в основание своей будущей свободы, когда Семь Могил будут пройдены.
Я принимаю Шестой Мир. Но я не становлюсь им. Я нахожу счастье в том, что имею – потому что это единственное оружие, которое не отнимет у меня даже Седьмой Ад. И пока я это делаю, пока я помню о Семи Мирах и Семи Могилах, я не просто жертва колеса. Я – путник. И мой путь, сквозь дым Шестого, ведет к Вратам. Всему свое время. А пока – вот он, росток. Жизнь. Здесь и сейчас. Это мой Первый Мир посреди Шестого. И его я никому не отдам.
Сон второй: Перезагрузка
Лаборатория
Холодная земля под спиной, запах пыли, пота и машинного масла. Я лежал в огромной армейской палатке, набитой такими же необстрелянными, как я. Царило нервное молчание. «Обучитесь в бою», – бросили нам на прощание. Завтра – первый бой. Завтра – передовая. Я сжимал ствол автомата, пытаясь заглушить подкатывающий комок страха в горле. Сон не шел.
И тут завыла сирена. Пронзительный, душу леденящий вой, разорванный искаженным криком мегафона: «ВОЗДУШНАЯ! ВОЗДУШНАЯ ТРЕВОГА!»
Ад. Мы вскакивали с нар, спотыкаясь, хватая первое попавшееся, толкаясь к узкому выходу. Сквозь гул сирены и крики я услышал другой звук – свист, нарастающий, неумолимый. Мир вспыхнул ослепительно-белым, и тут же рухнул в черноту. Ощущение невесомости и то, как разлетается мое собственное тело – последнее, что я успел осознать.
Абсолютная Темнота. Беззвучная, бесконечная, лишенная времени.
Затем – яркий, болезненный свет. Я зажмурился, открыл снова. Перед глазами плыли ряби: зеленые, красные, желтые шкалы, цифры, непонятные символы на экранах. Смутные фигуры в белых халатах. Госпиталь? Ранен? Мысль плыла туманно, как в лихорадке.
К моему лицу склонился мужчина в белом халате, лицо его было лишено врачебной теплоты. Взгляд – холодный, оценивающий. «Радуйся солдат», – произнес он ровным, лишенным эмоций голосом. – «Сегодня твой день рождения. Ты погиб. Мы тебя воскресили».
Я попытался закричать, но горло не слушалось. Только хрип.
«Твое сознание перенесли в искусственное био-тело, – продолжал он методично. – Оригинальное сохранилось частично: сердце, фрагменты мозга, нейронные паттерны сознания. Ты – "Эксперимент Феникс". Пилотный образец. Первый, чье сознание сохранило стабильность после переноса. Он говорил о сложностях клонирования тканей, о настройке нейроинтерфейсов, о том, что смерть мне теперь не страшна – любой орган, кроме сердца, можно вырастить заново. «Повредишь сердце – хана. Береги его. Понимаешь?»
Мое новое тело было чужим. Тяжелым, непослушным. Ноги – ватные столбы, руки – деревянные культи. Первые дни я падал. Лицом в холодный кафель лаборатории. Боль была тупой, далекой, как через слой ваты. Постепенно нейронные связи укреплялись. Движения становились плавнее, увереннее. Я научился ходить, есть, обслуживать себя. Но это оставалось телом машины, управляемым моим старым, испуганным «я».
Меня и моего Наставника – угрюмого, молчаливого старого служаку с лицом, изборожденным шрамами и недоверием, – отправили в секретную часть «Феникса» для подготовки. В виски вживили крошечные светодиоды: синий – система в норме, красный – сбой, повреждение. Питался я как все – армейской кашей, но ощущал вкус и насыщение приглушенно.
Однажды вечером, после ужина, мы с парой солдат тихонько потягивали тепловатое пиво в уголке казармы. Шутили, пытаясь забыть о завтрашних тренировках. Мимо прошел Наставник. Не сказав ни слова, он со всего маха треснул меня по затылку. Я присел от удара, в глазах поплыло.
«Ты чего, псих?!» – вырвалось у меня сквозь боль.
Он ткнул пальцем в мой висок. «Синий потух!» – рявкнул он. – «Светится должен! Значит, система глючит или ты расслабился! На задании расслабишься – тебе пи*дец, а мне – отчет писать!» Обида – жгучая, по-детски беспомощная – подкатила к горлу. Я был не человек, не солдат – я был ходячим индикатором.
Цикл
После месяцев изнурительных тренировок я стал асом. Стрельба – кучность идеальная. Рукопашный бой – движения молниеносны, расчетливы. Меня начали отправлять на «тренировочные» вылазки – настоящие боевые операции. И там проявился роковой изъян.