Эта история началась с одного задания.
Пять страниц – про ржавый столб.
Для кого-то – абсурд. Для кого-то – наказание. А для одного студента – поворот, с которого начался путь к настоящей прозе.
Он долго сопротивлялся. Сомневался. Писал и выбрасывал. Спорил с учителем, с отцом, с собой.
Но однажды – услышал. Столб. Ворота. Скрип. Листья. Парк.
И рождённый текст стал не просто выполненной задачей – а личной победой.
«Здесь живёт моя история» – книга о том, как рождается писатель.
Не из вдохновения. Из самого рассказа.
Из попытки оживить то, что давно считают мёртвым.
Рассказ: Пять страниц
– Сегодня у нас особое задание, – сказал учитель, не отрывая взгляда от окна.
– Оно у вас первое.
Он поправил очки, закрутил ус, набил в треснувшую трубку табак и только тогда повернулся к классу.
– Кто хочет научиться писать настоящие романы?
– Я! – отозвался ученик. – Конечно, хочу.
– Отлично. Тогда подойди к окну.
Ученик встал, подошёл, выглянул.
– Что ты видишь?
– Ну… улицу. Машины. Людей. Дома…
– А вон тот столб? Видишь, покосившийся?
– Да, стоит один, возле поворот.
Учитель кивнул и стукнул карандашом по стакану.
– Вот. Описать его.
На пять страниц.
– Пять? – переспросил ученик с удивлением.
– Пять, – жёстко повторил учитель. —
С запахом ветра. С тишиной асфальта.
Чтобы читатель заплакал от жалости к этому столбу.
Чтобы влюбился в его ржавчину.
Понял?
У тебя неделя. Принесёшь сюда. На мой стол.
Прошла неделя.
Ученик вошёл в кабинет. Глубоко вдохнул – будто перед прыжком с высоты – и подошёл к столу.
– Ну… что смог – описал, – пробормотал он, вытягивая из сумки несколько замученных листов.
Протянул их вперёд, словно на оглашении приговора у стен инквизиции.
Учитель взял рукопись.
Жуя трубку, пыхтя, пролистал. Лист. Второй. Тишина.
– Хм, – произнёс он сдержанно, но в голос уже скрипнуло раздражение.
Карандаш в его руке ожил. Стук. Стук. Ещё стук.
Резкий. Нервный. Порывистый.
– И что это? – поднял он глаза. – Это всё?
– Да… – тихо ответил ученик, опуская голову. – Две страницы…
– Две?! – учитель резко поднялся из-за стола.
– Ты называешь это работой? Это – жалкий набросок. Этюд по дороге в булочную!
– Где ветер? Где запах асфальта?
Где голос столба? Его одиночество? Его прошлое?
Где его брошенная миссия – стоять среди машин и равнодушных людей?!
– Там – ничего. Там нет души.
Твой столб – литературный мертвец.
Ученик молчал.
– Так ты ничему не научишься… – учитель выдохнул, устало.
– Я сказал: пять страниц. Не две. Не ни о чём.
– Иди. У тебя ещё неделя.
Но не возвращайся, пока столб не оживёт. Пока он не станет живее тебя.
Он отвернулся к окну.
– И если в этот раз там снова будет просто «столб»… —
Он не договорил.
Ученик кивнул и вышел.
Прошла неделя.
Ученик вошёл в кабинет. Замученный. Глаза – красные, лицо – помятое, как черновик после пятой правки. Он дрожал. В руках – рукопись. Целых пять листов. Почти реликвия.
Он протянул её, и рука дрогнула – будто отдавал не бумагу, а золото. Даром. С опаской.
– А вы… точно вернёте? – спросил он почти шёпотом. Будто уже знал ответ.
Учитель не ответил сразу. Взял рукопись. Взглянул на обложку. Щёлкнул пальцами.
– Ну, давай-давай… О! Вижу – пять листов.
Он прокрутил ус, вынул трубку изо рта и вдруг – с задумчивым видом – начал выстукивать ею по столу. Оставшийся табак посыпался прямо на рукопись.
Будто он как раз искал, куда бы стряхнуть мусор.
– Ой, прости, – почти иронично сказал учитель. – Это ведь твоя рукопись, да?
– Да… – с дрожью в голосе подтвердил ученик.
– Ну, мне как раз нужно было, куда табак сбить. А то воняет уже – жуть…
– Но… вы даже не взглянули, – с тревогой произнёс ученик.
– Ну да, – пожал плечами учитель и в следующую секунду без малейшего сомнения швырнул рукопись вместе с табаком в мусорное ведро.
Шуршание бумаги. Пустота. Шок.
У ученика глаза чуть не выкатились.
– Так… к-к-как… вы же…
– Ты всё помнишь? – спросил учитель. – Как писал, что писал? Последние строки?
– Да… я помню. Я был прямо возле столба… Я ночевал там, чтобы понять его натуру…
– Ну вот и отлично, – кивнул учитель.
Учитель заглянул ему в лицо. Без злобы. Почти спокойно.
Он отвернулся, сделал пару шагов к окну.
Помолчал.
Потом вдруг – с тем самым странным блеском в глазах – обернулся.
– А теперь… иди-ка сюда, – сказал он, закручивая с другой стороны ус.
Ученик подошёл – всё ещё не до конца веря, что это не сон.
– Видишь вон тот мост? Одинокий. На горизонте.
Металл. Бетон. И тишина.
Учитель прищурился, будто прислушивался к воздуху.
– Пять страниц. Через неделю.
И чтобы в каждой – живое эхо.
– Понял?
– Понял… – выдохнул ученик.
Он развернулся и пошёл к двери.
Уже на пороге остановился.
– А… вы точно прочитаете в следующий раз?
Учитель не обернулся. Только сказал:
– Если мост выстоит – прочитаю.
Дверь закрылась. Учитель остался один. Тишина стала ощутимой – даже табак больше не пах.
Он подошёл к мусорному ведру, поморщился, вздохнул, наклонился, достал мятые, пропахшие дымом листы и аккуратно расправил.
Погасил верхний свет, оставив только настольную лампу с жёлтым оттенком в тумане дыма, сел за стол.
Дважды провернул ус, прочитал первую строчку, затем вторую – и уже с первых слов на лице появилась улыбка.
Хмыкнул, устроился поудобнее – и дальше читал с тем вниманием, будто слышал голос автора вслух.
На последней странице задержался особенно долго, провёл пальцами по строкам, сложил листы, встал, подошёл к шкафу.
Открыл дверцу, выбрал папку с надписью: «Те, кто услышал».
Взял чистую закладку, на миг задумался, а затем – твёрдо, почти бесцеремонно – подписал: Г.М. Горохов-младший.
Вложил её вместе с рассказом – и только тогда закрыл папку аккуратно, почти бережно.
Он уже собирался закрыть шкаф, когда с верхней полки выпала старая, пожелтевшая газетная вырезка.
Она скользнула по воздуху и мягко легла на пол, будто напоминая о себе в нужный момент.
Учитель наклонился, поднял её. На фотографии – юноша с дипломом и прямой спиной, с тонкими закрученными усиками, словно нарисованными по линейке.
Подпись под снимком: «Городская олимпиада по литературе. Второе место – Г.А. Струков».
А на обороте, тонкой, немного дрожащей рукой, было дописано:
«Больше стойкости – и в следующий раз будешь первым».
Он прочитал надпись молча.
И вдруг, будто не ожидая удара в самое сердце, поперхнулся дымом.
Откашлялся – резко, приглушённо, словно пытался проглотить не воздух, а воспоминание.
Сложил вырезку, аккуратно вернул её на место – туда, где она лежала все эти годы.
Закрыл шкаф и, не спеша, повернул ключ.
(И тут дальше я написал еще один рассказ про этого ученика как он писал рассказ, про столб.)
Рассказ: Ржавые Стражи
«Наступила замечательная пора – осень». …Нет. Начало не то. Слишком как в школьных сочинениях. Не пойдёт.
Попробуем так: «Осень – это когда город дышит медленно, как старик перед сном».
Ну, полный бред. Что за "старик"? Кто вообще так пишет?
Ладно. Давайте зайдём издалека. Зачем мне вообще всё это свалилось на голову?
Я сидел у окна в читальном зале и смотрел вниз – на парк. Тот самый, что примыкает к нашей академии. Самый обычный день. Ну, почти. Я думал о будущем, о книгах, о героях, о славе.
Ну да, знаю – пафосно. Но я и думал пафосно. Я же студент.
И тут преподаватель, глядя в окно, вдруг говорит что-то. Я не сразу понял – отвлёкся. Потом разобрал:
– Кто хочет научиться писать настоящие романы?
И тут я, не знаю почему – вскочил, как от испуга что ли, и выпалил:
– Я!
Он кивнул. Позвал. Курил трубку, постукивал карандашом по стакану – и всё это с лицом такого… философа, уставшего от студентов. И выдал мне… Задание.