Глава 1 Я больше не приеду
Я больше не приеду
***
Внизу хлопнула дверь. Еще раз. И с оглушительным треском еще разок. Грохот на весь коттедж. Потом приглушенные ругательства и возня со щеколдой. Это потому, что дверь туалета на первом этаже рассохлась и отказывается нормально закрываться.
Уже месяц никто из нас не может взять себя в руки и поправить чертову дверь. Поэтому каждое утро всех будит грохот пополам с приглушенным матом. Витамин всегда встает первым, и дверь раздражает его больше других. Впрочем, это никак не влияет на намерение Витамина заняться ремонтом. Все мы жутко устаем за день, а выходных у нас не бывает. Поэтому каждое утро Витамин нестерпимо долбит и долбит этой дверью, вышибая нам мозги.
Внизу шумно спустили воду, и я знаю, что Витамин сейчас вышел на середину кухни, почесывает загорелый живот и посматривает на потолок. Сейчас заорет…
Я уже проснулся, но глаза открывать не хочется. Вот когда Витамин начнет орать, тогда и встану, а пока у меня есть целая минута, чтобы «пожить для себя».
Открываю глаза. Солнце поднимается и длинный зеленый побег бугенвилии, с пурпурными цветами и шипами в палец длиной, настырно лезет прямо в комнату, отбрасывая причудливую тень на постель. В моей комнате еще прохладно, но солнечная полоса уже движется по терракотовым плиткам балкона. Через пятнадцать минут здесь будет нестерпимо жарко. Июль…
Привычно прислушиваюсь. Иногда, очень редко, с берега доносятся тяжелые удары прибоя. И это означает выходной. Но сегодня снова тихо. Штиль. Как и весь последний месяц.
– Гюнайдын! Гюзель Аланья бельдиесы диёр ки: уянын ороспу чуджуклар!, – орет надсаживаясь до хрипоты Витамин по-турецки с отвратительным пермским акцентом. Он кричит скрипучим голосом, и на удивление точно копирует воззвания местного муниципалитета, которые часто звучат из громкоговорителя на столбе. В приблизительном переводе это значит:
– Доброе утро! Муниципалитет прекрасного города Аланьи сообщает: вставайте сукины дети!
Слышу, как коттедж начинает оживать. После воплей Витамина и его дребезжащего ржания снова не заснешь. Начинается новый горячий денек.
Оборачиваю чресла полотенцем и отправляюсь в душ, пока его никто не успел занять. Мы живем вшестером, а душ только один. Спасибо, что туалет у нас в двух экземплярах.
Волосы просолились и выгорели на солнце до прозрачности. Осматривая себя в запотевшем зеркале, вижу вместо волос пучок спутанной лески. С этим надо что-то делать, но что именно – непонятно. Вздыхаю, собираю волосы в хвост, натягиваю выгоревшие, неопределенного цвета шорты, бывшие еще пару месяцев назад красными.
Если Витамин с утра орет и будит нас матюками, значит у него хорошее настроение. Так и есть. Тощий, белобрысый, в синих плавках и резиновых шлепанцах вятской фабрики «Искож» он сидит на мраморной ступеньке крыльца нога за ногу. В одной руке у него сигаретка, а в другой кружка с растворимым кофе. Сидит, улыбается и близоруко щурится на солнышко сквозь свои дурацкие очки. Подсаживаюсь к Витамину со своей кружкой.
– Давай спустимся через «Гюней Пансион», хочу булочек на завтрак купить, – говорит Витамин, и я с ним соглашаюсь. В животе сразу начинается невидимая, но хорошо слышимая работа.
Маленький гостевой домик «Гюней Пансион» держит чудесная женщина, тётя Севжи. У нее лучшая выпечка в Окуджаларе. Иногда по утрам мы идем на причал через ее домик, и по пути покупаем горячие, благоухающие булочки с маслинами, белым сыром или шпинатом, посыпанные черным кунжутом. Когда утром, сидя под палубным тентом запиваешь эти булочки сладким чаем, всегда испытываешь счастье.
Недалеко от нашего крыльца в ограде есть калитка, и мы с Витамином идем через нее, чтобы сделать небольшой крюк до «Гюней Пансиона». Остальные гурьбой пошли через главный вход, по прямой аллее, ведущей к морю.
Пансион стоит на небольшом пустыре прямо у пляжа. Со всех сторон тут большие отели, но тётя Севджи как-то отстояла свой пятачок земли. У нее всегда отдыхает богема, какие-то потрепанные поэты, музыканты и художники. Есть подозрение, что тетушка была завзятой хиппи лет тридцать назад. В ее маленьком дворике висят гирлянды из цветного стекла, восхитительно грубой работы. Под оливами растянуты гамаки. В стороне стоит белый полотняный навес, где можно подремать в полдень, когда солнце начинает болезненно щелкать твердым лучом прямо по макушке.
Сама тетушка очень стройная, быстрая и весь ее вид хранит следы нестерпимой и я подозреваю, роковой красоты. Она носит пестрые свободные платья и обвешивается громоздкими украшениями, сделанными руками свободных художников из Анкары и Измира. В изящной руке у нее всегда сигарета.
Тётушка выдает нам пакеты с булочками прямо через окно кухни, параллельно разговаривая с работницей, которая недовольно ворчит. По обрывку разговора понятно, что кто-то из постояльцев устроил вчера пьяный дебош, и ей своими руками придется бороться с последствиями…
Но мы этого уже почти не слышим, ускоряем шаги вдоль пляжа, чтобы побыстрее дойти до причала и успеть позавтракать волшебными булочками. Через час привезут туристов, а нам нужно много чего подготовить.
На фоне нестерпимо сверкающего моря виден силуэт причала, вокруг которого гроздьями стоят прогулочные яхты. Еще нет и половины восьмого, а солнце уже поджаривает нас как на мангале.
Мелкая галька раскалилась. Витамин периодически останавливается и дергает ногой, чтобы избавиться от горячего как уголь камешка.
Я действую разумнее. Тапки несу в руках, а босыми ногами шлепаю по краю воды. Это приятно, если ноги привычны к гальке.
В ожидании туристов наша команда рассыпалась по укромным местечкам в тени и завтракает. У нас с Витамином богатство – божественные булочки из «Гюней Пансиона». Захватив из камбуза по кружке чаю, мы сидим на верхней палубе под тентом и молча едим, впитывая последние минуты покоя. Прихлебываем чай, откусываем сразу по половине булочки, и молчим с набитым ртом. Вкусно и хорошо.
Витамин прихлебывает чай, долго смотрит на горизонт, откладывает надкушенную булочку и говорит с протяжным вздохом:
– Я больше не приеду…