Читать онлайн Гром и Молния

Пролог

В больнице царила абсолютная тишина, которая казалась почти осязаемой, проникая сквозь толстые пустотелые стены. Палата, обставленная элегантно и празднично, в эту ночь больше походила на склеп. Воздушные шары, подвешенные к потолку, больше не излучали того яркого праздника, который они должны были символизировать; теперь они только уныло шуршали друг об друга при каждом порыве холодного ветра, проникавшего через открытое окно. Мрачное помещение невидимым грузом тяготило юную девушку к медицинской колыбели, где под стекольным куполом шевелился крохотный сверток с новорожденным. Она не могла заставить себя взглянуть на малыша. Глаза ее были полны слез, а сердце сжималось от боли и глубокого сожаления. Казалось, словно все родильное отделение потонуло в безмолвных соболезнованиях. А может, у девушки просто заложило уши.

Как же она на это надеялась.

Тщетно и до самого конца.

Надежды разбились о твердый стук мужских каблуков, донесшийся со стороны коридора. Девушка тихо всхлипнула и выпрямилась, обратив внимание на дверной проем. Спину неприятно потянуло, а вдоль позвоночника пробежали мурашки – эти шаги она узнала бы даже среди грохота самого бурного шторма. Она замерла в ожидании, и рослый силуэт, подсвеченный коридорным светом, не заставил долго ждать. Он остановился на пороге словно статуя, высеченная из мрака. Тень на непроглядном лице была мрачнее всех остальных. Девушка всхлипнула вновь и утерла нос рукавом офисной рубашки. Дорогая тушь легла мокрым пятном на белоснежную атласную ткань.

Презрение мгновенно заполнило комнату.

– Что тут? – грубый, непоколебимый, обрубающий голос невидимыми руками схватил ее за горло.

Ее голова медленно приподнялась, словно подчиняясь невидимому приказу, и короткий вздох впитал в себя воздух, который вдруг стал тяжелым от напряжения. Взгляд ее застыл на Нем, не отрываясь ни на мгновение. Внутри нарастало желание укрыться, спрятаться. Как можно скорее исчезнуть и раствориться в тени. Инстинкты засуетились тревожными сигналами в ее сознании, но она давно научилась справляться с этими приступами паники. Не в первый раз. И, она точно знала, не в последний.

– Он немой, – прошептала она, и мнимая хватка на глотке усилилась.

Раздражение на грани свирепости проникли ей под кожу вместе с мужским рыком. Он был зол. И давал ей ощутить это каждой клеточкой. Ей и тому свертку под защитным куполом для недоношенных.

– Голоса тоже нет? – он спрашивал, заранее зная ответ, и все равно приказным тоном он заставлял ее говорить.

– Он родился без голосовых связок, – дрогнула она под чужим напором и приготовилась ощутить настоящее удушье, как вдруг секундой позже все рассеялось. Девушка наконец смогла вдохнуть свободно.

Мужчина хмыкнул, развернулся и ушел прочь, унося за собой всю тяжесть больничной атмосферы. Палата будто посветлела на пару тонов, а температура поднялась на градус – под атласной рубашкой девушка больше не чувствовала мурашек. Она просидела в оцепенении, дыша тяжело и сбивчиво еще несколько минут, и только потом перевела взгляд с распахнутой двери на холодную колыбель из белой стали и прозрачного купола. Впервые за эту ночь она взглянула на малыша. Впервые с момента его рождения и неутешительных слов врачей. Новый человек заходился плачем, который никто не мог услышать. Она, ведомая мимолетным порывом, пригладила стекло кончиками пальцев, как будто самого младенца, и ощутила глубоко внутри прорастающее семя любви к этому ребенку. Совершенно естественное, близкое и родное.

– Что, напугал он тебя? – она старалась говорить мягко и спокойно; в глазах и горле все еще щипало. – Не бойся. Он редко так делает. А если его не злить, то он может не обращать на тебя внимания несколько лет. Уж я-то знаю.

Неизвестно, по какой причине – действительно ли младенец внимал ее речи, или просто его настроение стихийно поменялось, – но он перестал возиться в пеленках, а выражение его лица, красного даже в полутьме, смягчилось.

– Скоро мы поедем домой. Тебе там понравится. Я буду рассказывать тебе сказки, их у нас целый шкаф. А как подрастешь, буду брать тебя с собой в наши центры. А если будешь послушным, то и во все мои командировки по Ядру, – она плавно прокатила колыбель вперед-назад и улыбнулась. – Обещаю, ты вырастешь счастливым, брат мой.

Глава 1

Утро добрым быть не может – истинность этого высказывания подтверждалась для Марка раз за разом уже на протяжении девятнадцати лет. И сегодняшнее утро не спешило прерывать эту своеобразную традицию.

Безумная жизнь в безумном мире, где день изо дня, как бы те ни были похожи друг на друга, всегда что-то происходило. Этот мир просто не мог позволить спокойно существовать тем, кто вечно застревал где-то в своем прошлом и ошибочно называл эти пережитки настоящим. Бежать, не оборачиваясь и не зацикливаясь – вот, что диктовали негласные правила Ядра Номер Четыре для всех его жителей. По крайней мере, в его Столице.

Хочешь денег и славы – гонись за ними, стирая ноги в кровь, и никогда не жалуйся на бьющий в лицо ветер. Хочешь спокойствия и уюта – беги прочь от людских масс в свете неоновых вывесок и бесконечных элементов роскоши. Хочешь найти себя в этой суматохе – мчись ей навстречу, не теряя по пути надежды на конечную станцию с заглавной буквой «Я» в названии. Беги, беги, беги, если у тебя еще есть хоть какие-то желания и потребности. Ведь скорость – это все, чем можно жить в моменте.

И Марк жил на полную катушку, ни в чем себе не отказывая.

Но это не избавляло его от желания поваляться в теплой кровати как можно дольше после пробуждения. Этим он и занимался до тех пор, пока за окном двухэтажного коттеджа, со стороны улицы, не послышалось неприятное шарканье скрипучего старого автомобиля по грунтовой тропе. Несмотря на громкий звук и яркие лучи солнца, бившие прямо в лицо сквозь тонкие шторы, Марк бы вряд ли проснулся, если бы не одно «но»: в этом доме сегодня никого не должно было быть. Никого, кроме него и девушки из клуба, которую он подцепил накануне.

Отрезвленный пониманием, он ахнул, за секунду выскользнул из-под одеяла и соскочил с кровати. Под налетом вихря панических мыслей взъерошил и без того растрепанные крашеные волосы. Приятная сонливая утомленность ощутимо таяла, а непросеянные через сито логики догадки только усугубляли ситуацию.

Что же? Кто это мог быть?

Вернулась из командировки сестра, с которой они не виделись больше полугода? Или воры приехали грабить скромно обставленный дом на отшибе Столицы? А вдруг отец решил сдать коттедж в аренду своей капризной любовнице – если та вообще существовала, – и вот она только что вернулась из долгого купольного путешествия, вся такая загоревшая с широкополой модной шляпкой на голову и совершенно не подготовленная к встрече с будущим пасынком?..

В затуманенной голове, полной наполовину выдуманных противоречий, почти возникла фантазия о прибытии гостей с других Ядер, но благо к этому моменту Марк успел подскочить к окну. Он резво отдернул штору и замер. Короткие уколы удивления прошлись по вискам. Вихрь мыслей замедлился. Вместо несуществующей любовницы, пришельцев и родной сестры он увидел, как на одной из своих старых колымаг к коттеджу подъехал отец. Разваливающийся двигатель надрывался на весь двор, пока машина не остановилась с неприятным свистом, а со стороны водителя не вышел сам Натан Ривьер. Собственной персоной!

Марк мотнул головой и потер пальцами левый глаз. Он не мог поверить. Это точно был отец. Полуденное искусственное солнце идеально озаряло его хмурое строгое лицо. Отец уже лет десять не садился за руль, а тем более никогда не позволял ни себе, ни членам семьи даже близко стоять рядом с чем-то далеким от понятия презентабельности. Ведь статус, власть, уверенность и гордость – то, что обязан показывать обществу каждый из Дома Ривьер. Показывать правду.

– Марк?.. – девичий певчий голос позади, со стороны скопища подушек и одеял, не позволил Марку недоуменно ругнуться себе под нос. – Ты чего?

– Ш-ш! – пресек он, не отлипая от окна.

– Ла-адно, – она сдалась без боя, и мягкие звуки из постели наполнили комнату. – Хоть прикройся.

Марк отмахнулся от нее слов как от мошкары и приложился ухом к стеклу. Голоса отца и его телохранителя, что выбрался с заднего сидения за эти секунды, доносились до него комканной смесью неразборчивых слов. Короткие нервные покалывания забегали вдоль позвоночника и проникли под кожу зудом любопытства. Марк наморщил нос и прижался сильнее. Но как бы он ни силился, разговоры с улицы так и оставались глухими и дразнящими до зубовного скрежета. Что же там? О чем они беседовали с такими странными лицами? Для чего приехали в такую глушь? Что тут вообще..?

– Марк! – певчие мотивы чужого голоса испарились в визгливых нотках. Кажется, ночная-внезапно-утренняя гостья уже не в первый раз пыталась обратить на себя внимание.

И не успел Марк ответить, как в лицо ему прилетела простыня.

– Прикройся, попросила же!

Марк тяжело выдохнул и повел плечом. Тело наполнили едва уловимые некомфортные импульсы. Она использовала Голос на нем, очевидно позабыв, что находится в гостях. Никакого приличия. И пусть официально за Марком коттедж не значился, здесь и сейчас хозяином был он, так что только он был в праве приказывать.

Впрочем, чего еще было ожидать от девушки на одну ночь? Спасибо, что деньги не взяла.

И все же он скомкано повязал брошенную простынь на бедра. Не по повиновению ее Голосу, а по собственной воле. Получается, он был доминантом более высокого звена. Либо она не умела нормально отдавать приказы и фальшивила с подобранным тоном.

– Лучше? – закончив, он игриво повел тазом, имитируя танец живота, и в ответ услышал заливистый смех.

Это ему нравилось куда больше утренних перепалок на пустом месте.

– Зачем ты встал? – с задором спросила она и поправила рыжие длинные кудри. – Что там?

Ее острый нос, как у настоящей лисицы, прицельно направился в сторону окна. Какая-то возня и коктейль из блеклых грубых голосов, как назло, стали доноситься сильнее и привлекать внимание. Марк ощутил толчок волнения где-то в затылочной части головы и поспешил задернуть шторы.

– Пить захотелось!

Безбожное вранье, но делать нечего: нельзя допустить, чтобы она увидела Натана. И тем более нельзя допустить, чтобы Натан увидел ее. Отец ненавидел непрошенных гостей.

– Вот, решил сходить вниз и кофе сделать. Тебе принести? Или ты еще поспишь? Поспи, поспи! Ты очень вымоталась этой ночью.

Рыжая в тон волосам бровь изогнулась, а цепкий, уже совсем бодрый взгляд синих глаз осмотрел Марка без намека на ответную игривость. Конечно, она не купилась. Никто бы не купился. Но отступать Марк даже не думал. Как ни в чем ни бывало он шагнул в сторону прикроватной тумбы и схватил оттуда повязку на глаз: не стоило заставлять гостью с самого утра лицезреть все его изъяны и провоцировать на очередное использование Голоса. Он все прикроет сам.

Марк успел подобрать с пола и накинуть белую рубашку со старыми джинсами, после чего кое-как привел в порядок бардак на голове, собрав волосы в низкий хвост. Повязка уже красовалась на правом глазу вместо обезображенной пустой глазницы.

– Ты какой-то странный. Кто там? Жена что ли? – она уже хмурилась.

Недолго думая, Марк вновь подтянул ту самую простынь и резвым броском вернул должок. Прямо в красивое лисье личико. Что ж… Хотя бы секунду его любимая светлая спальня не омрачалась чужой насупленностью. К удивлению, выходку Лиса – так он решил прозвать ее, раз уж не помнил имени – приняла спокойно.

– Да никто. Садовник пришел кусты стричь и языком сцепился с соседом. Не бери в голову.

– Соседом?

Марк выжидающе замер и принялся всматриваться в череду ее эмоций. Тонкие мимические линии едва уловимо искривлялись, выражения сменяли друг друга несколько секунд подряд – она все еще не верила, но явно обкатывала ситуацию среди мозговых извилин. Время словно растянулось в десятки раз, отягощая ожидание и нарушая главное правило Столицы. Марк почти страдал. И вот-вот готов был взвыть, как вдруг… Вернувшееся полусонное девичье лепетание потонуло в мягкости одеял – она смирилась с плохо прикрытой ложью и отправилась досматривать сны. Облегчение, что Марк испытал в этот момент, оказалось сравнимо с нахождением оазиса среди пустыни после пяти месяцев скитаний. Лиса не заинтересована в происходящем, а значит он на пятьдесят процентов решил проблему.

Осталось спровадить отца. С его собственной территории, во всех официальных и неофициальных смыслах. И объяснить, почему его сын без позволения занял этот дом. А потом еще – как-то убраться вместе с этой рыжулей без хвоста в виде охраны.

Впрочем, ничего такого, чего бы он ни делал раньше.

Воодушевление распахнуло невидимые крылья за спиной, и Марк почти вылетел из спальни. Преодолев в пару прыжков небольшой, но богатый коридор, он остановился у арки, за которой виднелось убранство фойе второго этажа, и припал вновь к окну. Картина на улице успела измениться – к двум знакомым фигурам добавилась третья неизвестная. Они привезли с собой какого-то парня. Рассмотреть лицо мешал телохранитель, что то и дело давил на затылок пленного, сгибая того, словно хотел вспахать им землю, а также плотный мешок на его голове. Марк прищурился. Может быть, телохранитель уже успел где-то его извалять – неизвестный был вымазан в грязи, а его одежда в некоторых местах зияла рваными дырами. Жалкие попытки сопротивления даже визуально отдавали сильной усталостью, к тому же пленник заваливался на левую сторону при поступи – хромал. Крепкая веревка пережимала его грудную клетку и узлом связывала сведенные за спиной руки. Между лопаток упирался огнестрельный ствол.

Шансов на побег – ноль. Даже если бы он мог вырваться, шансов выжить или остаться не пойманным – ноль. И все же он продолжал сопротивляться. От великой глупости или же от чрезмерного упрямства.

Вихрь мыслей зарождался вновь. Марк одержимо улыбнулся, проверил застежку на повязке и рванул в фойе, а затем – к лестнице, на первый этаж. Как же не встретить глубоко обожаемого папочку, особенно когда из его колымаги вытаскивают связанного человека?

Утро не бывает добрым. Но вот интересным – весьма может быть.

Марк бежал, раздираемый изнутри множеством чувств и эмоций.

Волнение: происходило что-то из ряда вон, а именно в этом он ощущал всю полноту жизни.

Страх: если его отец здесь, то другие телохранители, скорее всего, уже в доме; вот только пока их не видно – хоть бы не стали проверять комнаты второго этажа и вообще не продвигались дальше первого!

Воодушевление: шанс посмотреть в глаза человека, на которого был направлен пистолет их Дома, ведь вместо пресмыкания он огрызался прямо в дуло, причем если не ртом, то языком собственного тела.

Ликование: перспектива уличить отца в грязных делишках и обзавестись парочкой рычагов давления не каждый день маячит на горизонте. И теперь главное – грамотно воспользоваться ситуацией.

Конец коридора. Арка. Короткая дистанция и резкий поворот. Просторное фойе осталось за спиной, а сам Марк едва не перевесился через кованые перилла второго этажа. Входная дверь на первом только-только начала открываться. Сердце колотилось, как безумное. Температура тела подскочила на несколько градусов, а мысленный вихрь юлой вертелся в голове до свиста в ушах.

Неужели, неужели, неужели..!

Мгновение – и вороново черные глаза главы Дома Ривьер распахнулись так широко, как Марк никогда в своей жизни не видел. Шок – вот что плескалось в этом бездонном тяжелом взгляде. Отец смотрел на него снизу вверх, и на мгновение Марку показалось, что так оно и было. Ведь обычно положение Натана давило любого к полу и даже ниже, даже если вас разделяло несколько лестничных пролетов. А сопутствующие изумленные взгляды его ручных амбалов приукрашивали момент личного мини-триумфа.

Бесценно! Марк просто не мог не расхохотаться во весь голос от этой немой картины.

– С добрым утром, папа, – выдавил он из себя, согнувшись на периллу от нервного приступа кашляющего смеха. – Я знаю, ты не любишь сюрпризы, но я случайно, честное слово!

Но приветствие, равно как и его смех, сразу же оказались прерваны грозным тоном Натана.

– Тебе здесь не место, – видимо, стрелка его обычно нечитаемого настроения сместилась с замешательства на возмущение. – Ты должен быть на учебе.

Довольно легкое приветствие, могло быть и хуже, стократно хуже. Марк неопределенно пожал плечами и энергично принялся спускатьсяс лестницы. Взгляд его метался от отца к пленнику, застрявшему в дверях вместе с личным телохранителем отца – Френком. Видимо, сегодня была его смена. Тот еще тип. С ним определенно не хотелось бы оказаться по разные стороны баррикад.

Половицы затрещали под тяжелыми, почти что «злыми» шагами Натана. Марк, как ни в чем ни бывало, продолжал улыбаться, когда сошел с последней ступени. Они остановились одновременно, друг напротив друга в нескольких шагах.

– Это не место для увеселений.

– Да? А что это? Ты сюда точно развлекаться приехал, – с толикой издевки спросил Марк, покосившись на пленника. – И кто это?

Он мог поклясться, что слышал, как скрипнули отцовские зубы. Картинно очерченная челюсть напряглась, заходили желваки, черты лица помрачнели. Не стирая улыбки, Марк прицельно заглянул в черные глаза Натана, и в этот же момент его обдало холодом. Пока на дне бездны отцовского взгляда полыхало пламя первобытного гнева, внутри Марка прорастало ледяное древо, запуская ветви в каждый уголок его тела и пригвождая к полу. Он не смел пошевелиться.

Да, вот и он, тот самый взгляд.

Натан – один из немногих, кто уродился доминантом самого высшего, первого звена. Его природное естество выражалось ярчайшим образом и даровало ему самый сильный Голос, который только возможен в их мире. Более того, в Доме Ривьер царствовал так называемый Уклад Крови. Это значило, что на протяжении нескольких столетий члены их родословной с особой одержимостью чтили свои предрасположенности по системе Святой Фадель – причем как доминанты, так и ведомые всех пяти звеньев.

Все доминанты их семьи целенаправленно учились пользоваться Голосом, становясь в последствии виртуозами своего звена, тогда как ведомые (или просто веды) тренировали Слух и Неповиновение. Марк почти не помнил россказней о последних, ведь со временем количество ведов заметно поубавилось в их фамильном Доме, и это объяснимо.

Порядок их мира никак не мог позволить управляемым сравняться в успешности с управленцами. А жадность – это качество, передающееся по наследству в их семье. Доминанты преуспевали и плодили доминантов, которые продолжали преуспевать после них. И именно поэтому Натан был тем, кто он есть. Доминантом первого звена. Жадным, властным, жестким управленцем. Самой концентрацией мощного леденящего Голоса, которым он мог приказывать любому, не открывая рта.

Марк не мог его выносить. Но еще больше он не выносил реакцию собственного тела.

– Это тебя не касается, сын, – вау, даже не Голос. Спасибо за пощаду.

– Но я уже все видел, – прямо и бесстрашно.

Марк никогда не боялся отца именно из-за семейных уз, и теплые родственные чувства здесь вовсе не при чем. Натан никогда бы «по серьезному» не тронул своих детей. Воспитание, принципы и приверженность Укладу Крови не позволили бы, тем более им с сестрой посчастливилось родиться доминантами. Хотя любой другой на месте Марка уже украшал бы мозгами лестницу.

– Марк, – Натан процедил с нажимом.

Но ледяные ветви в конечностях уже начинали таять. Тело привыкало и отходило от стороннего давления.

– Ну а что? Это факт. Ты же любишь факты, – Марк с облегченным выдохом размял шею и сделал шаг в сторону, смещаясь из поля зрения Натана.

Ватное ощущение в ногах еще тяготило его к полу, а перед глазами танцевали черные точки, но ему заметно становилось все лучше и лучше.

– И не люблю, когда суют нос в мои дела.

– А кто же любит? Не знаю ни одного такого, – Марк ответил с усмешкой в голосе и шагнул поближе в сторону пленника, тут же натыкаясь на растерянный взгляд Френка.

В дальнем углу послышалось неуверенное перешептывание двух других охранников. Марк отсалютовал им, в общем, даже не надеясь разрядить обстановку. Он понимал, что воздух трещал от напряжения. Но ничего не поделать. А раз ничего не поделать, то зачем на это вообще обращать внимание?

Марк шагнул еще ближе к человеку с мешком на голове, немного удивленный, что никто его не остановил, а Френк даже не попытался увести пленного обратно на улицу. Видимо, не так давно Натан раздал всем по первое число и натянул их поводки еще туже. Так, что теперь никто не смел и дернуться без его приказа. Сам же пленник тоже напоминал статую – никакого движения, никаких лишних звуков. Вел себя совсем не так, как на улице, чем и заинтересовал изначально. Марк прищурил глаз, рассматривая пыль и грязь, прилипшие к нему. Где-то даже виднелись следы от подошв ботинок.

– Милостивая Фадель! – он резко развернулся, одаривая отца театрально изумленным взглядом. – Вы что, всей своей доминантной толпой накинулись на бедного веда? Злые вы волки, он же просто слабая овечка! Не уверен, что общественность одобрит это.

Марк покачал головой, прицыкивая языком, но воздух вновь почти схлопнулся от подавляющей натуры Натана. Только вот на сей раз это Марка не остановило.

– А о Центрах Жизни своих ты подумал? Репутация утянет их на дно выгребной ямы. А о нас с Эль? Что будет с нашим Домом, если все узнают? Вот как останемся с голыми задницами на улице, так и…

– Довольно, – а вот все дальнейшие слова Голос уже остановил.

Марк прикусил себе щеку и засипел от боли, прикрыв рот ладонью. Рука Натана, усеянная кольцами из самых редких металлов с других Ядер, медленно потянулась к горлу сына, но в последний момент дрогнула и коротко хлопнула его по плечу, как это обычно бывало перед какими-то серьезными семейными разговорами на неприятные темы. Например, как бы им договориться, чтобы Марк не играл на нервах отца и не вызывал у того желания задушить сына при свидетелях.

Марк сглотнул смесь из слюны и крови. Вот же… Он действительно позволил себе лишнего.

– Не хотел тебе говорить, но теперь просто вынужден.

Голос Натана снизился, он едва ли не перешел на шепот, из-за чего Марк напрягся еще сильнее. Какое вынуждение? Ни на что он отца не вынуждал. Это ущемляет гордость. А ущемить Натана значило накликать на себя беду, причем таких масштабов, что никакой Уклад Крови не спасет. Вот только от задетого любопытства мысли вновь заполонили его голову не тем, чем стоило бы. Догадки того, что отец хотел ему открыть, спустя мгновение затмили разум, и Марку захотелось начать выдавать все свои идеи в надежде, что он сам сможет угадать правильный вариант.

Однако Марк смолчал. И теперь уже сам повторно укусил свою щеку. По собственной воле. Благо, давящая пауза продлилась недолго.

– У нас есть скупщик в одном регионе. Мы сбываем ему некоторые экспериментальные препараты, которые не прошли сертификацию или оказались лишними в партии.

Натан говорил о продуктах их Центров Жизни, которыми Марк интересовался по минимуму, так что он слабо представлял, о чем именно могла идти речь. Может, отец имел в виду пилюли здоровья для новорожденных, а может – шприцы со смертельными инъекциями для тех, кто больше не мог считаться полноценным членом общества из-за проблем со здоровьем.

– Это черные и серые дела, их никто не оформляет. И этот человек, – тяжелый взгляд черных глаз сместился Марку за плечо, где предположительно все еще стоял остолбеневший связанный мужчина, – как-то вызнал о расхождении де-юре с де-факто. И оказался достаточно глупы, чтобы устроить слежку, сделать жалкую попытку шантажа и украсть мои часы.

Откровенная, грязная и очевиднейшая ложь. Марк прищурился, отняв ладонь от рта, и вгляделся в отцовские черты. Он знал эту схему вдоль и поперек. Они с Эль с самого детства пользовались ею, с тех пор как бабушка раскрыла им секрет «убедительной не-правды» Натана.

Он использовал правдивую подводку – словно подготовил почву для рассады из вранья. Марк не сомневался, что за его широкой спиной пряталась огромная куча темных делишек, так что в какой-то неофициальный сбыт провальных препаратов, технологий и брака можно было смело верить. И вполне вероятно, это только верхушка айсберга.

Затем он выдал полуправду – сделал плавный переход к лапше, которую собирался вешать на уши собеседника. Здесь Марк уже терялся в догадках, что же именно могло оказаться правдой. С большей вероятностью пойманный бедняга имел представление о делах Натана со скупщиком. Но вот в какой степени он был замешан во всем этом и действительно ли прибегал к шантажу – уже большой вопрос. Может, он и был тем самым скупщиком, в «услугах» которого Натан перестал нуждаться по каким-то причинам. Или в их игру вмешалась третья сторона, судьба Дома оказалась под угрозой, и теперь Натан собирался обрубить все связующие концы, чтобы выйти сухим из воды. Предположениям не было конца – и это тот крючок, который стоило обогнуть.

И в конце он услышал нелепый вымысел – часы точно никто не крал. Но как рассказывала бабушка, возлюби ее Фадель на небесах, такие мелочи наполняют историю жизненными случайностями и заставляют слушателя верить в то, что ему просто не могут рассказывать столь плохо выстроенную ложь.

Если бы Марку хватало усидчивости, концентрации и внимания, он бы обязательно написал книгу об этой системе и привел сотни рекомендаций, как можно ее усовершенствовать. По собственному опыту.

– Ага-а, – протянул он, аккуратно выворачиваясь из-под руки отца.

– Теперь ты знаешь одну из корпоративных тайн, – Натан даже усмехнулся и выпрямился, позволив сыну отступить на шаг назад и прийти в чувства.

Марк неоднозначно помотал головой.

– А Эль?

Бровь Натана поднялась. Он скрестил руки. Эль начала работать в компании незадолго до рождения Марка, тогда ей было всего двадцать шесть лет.

– Понял-понял. Ответ очевиден, она в курсе, – Марк закатил взгляд к потолку и развернулся на пятках.

Его внимание наконец-то вновь заслужил пленник, который почему-то именно сейчас решил дернуться в руках Френка и замычать полузадушено. Казалось, его рот был чем-то забит.

– Мы пытались с ним поговорить, заманивали «чаем», но он отбивался, – Натан ответил на неозвученный вопрос.

Марк закатил глаз снова – тот уже начинал ныть от стольких манипуляций. Его принимали за малого ребенка. В очередной раз. Пытались они поговорить с беднягой, ага, как же.

– Ясно-понятно, не продолжай, – с тяжелым выдохом проговорил Марк, отмашкой убирая со своего плеча фантом тяжелой отцовской руки, тепло которой все еще неприятно ощущалось сквозь рубашку, и вновь поглядел на непрошеного гостя у порога. – Вы с него хоть веревки снимите. Слышишь, Френк?

Френк слышал. Но не подчинялся. И даже не смотрел на Марка. Предатель.

– Он выглядит слабаком, так что против вас не попрет! – решив прибегнуть к аргументам, Марк суетливыми жестами указал на все увечья пленного, обошел его по кругу и под хмурый взгляд всех шестерых охранников подергал веревку.

Туго. Так, словно его связывали не для того, чтобы избить и отпустить – пусть и прямым рейсом в реанимацию, но живым, – а чтобы вывезти в лес и закопать. Но почему тогда он оказался здесь? Передумали в процессе? Слишком странно, чтобы не желать разгрызть эту тайну зубами.

– Ну что ж вы так! Это ведь неудобно. Пап, не ожидал от тебя грубой силы. Это же не располагает к разговорам.

Он подыгрывал Натану почти навеселе. Кожей Марк ощущал, как сильно тот уже устал от него за это утро и теперь желал просто отвязаться всеми возможными способами. Да и охранники затоптались на месте – значит, давление и на них уменьшалось в геометрической прогрессии. Но вот к удивлению, пленник снова затих.

– Давай же, Френни! – Марк вновь подергал за веревку и второй рукой попытался отвести дуло пистолета от перевязанной спины мужчины. – Облегчи его страдания милосердным способом. Грабеж и шантаж еще не повод для смертной казни.

Френк, державший под локоть узника, уставился сначала на Марка, а затем на своего непосредственного начальника. Его сковало замешательство, кого стоило слушать в этой ситуации: Натана, потому что отмены приказа не прозвучало, или же его сына, за публичное неповиновение которому всей его охранной группе может прилететь нешуточно?

Однако пока тот тупил, Марк уже успел разобраться с незамысловатым узлом на затертых запястьях, и только крепкая хватка отца прервала его и отшатнула в сторону на полметра. Марк взвыл, всплеснув руками.

– Ну что? У него уже пальцы синеют, развязывай его! – на сей раз он обращался к отцу, который выхватил у Френка пистолет и поставил на предохранитель.

Марк знал, как это делается, ведь половину своего детства провел на стрельбище. Натан старался почаще отправлять его туда, совмещая полезное с приятным: так не приходилось следить за сыном, что вечно путался под ногами и доставлял неприятности, одновременно лелея надежду обучить его хоть чему-то полезному. Марк воспринимал эти поездки на несколько недель за детский лагерь, и надо отметить, довольно сильно преуспел в обращении с оружием и собственным телом. Присущая от рождения неловкость таяла на глазах, стоило ему поднапрячься на тренировках. Но, к сожалению, радовался итогу только сам Марк и его наставник. Натану же всегда было недостаточно.

– Ты снова не думаешь о последствиях, Марк, – ну конечно, теперь начались нарочитые отцовские наставления, которыми разбрасывался Натан исключительно в присутствии посторонних; мол посмотрите, я воспитываю сына, а не плюю на него с высокой башни, потому что моей наследницей станет старшая дочь. – Любое преступление должно быть наказано. Именем Святой Фадель.

– Но ты же тоже совершаешь преступление, – возражение было воспринято тычком ствола в грудь Марка, на что он опешил и выставил руки, в которые после этот пистолет и упал.

Острое ощущение опасности заставило внутренние сирены завопить во всю силу.

– Преступление против нашего Дома, – с грозной настойчивостью пояснил Натан и поправил свой пиджак. – Переговоры с шантажистами не проводят, воровство не прощают, а беспросветная глупость наказуема в первую очередь.

Марк тяжело сглотнул и посмотрел на пистолет. Он уже понимал, к чему отец вел этот монолог.

– В этом преступлении повинны двое. И его информатор уже получил по заслугам, – Натан выразительно посмотрел на Френка, и тот выпустил из хватки локоть пленника. – Я не верю в случайности и совпадения, Марк. И раз ты здесь, значит сама Фадель хочет, чтобы ты проявил себя.

Его грубая рука с глухим звуком хлопнула пленника по хребту, и тот едва не потерял равновесие, шатнувшись в сторону Марка. Теперь Марк мог слышать его сиплое дыхание и высматривать вкрапления крови в грязевых пятнах на мешке и одежде. Он был избит сильнее, чем казалось ранее.

– Ого. Не слабо вы его, – но голосу Марк не позволил и дрогнуть.

Не то чтобы он испытывал сочувствие или жалость. Скорее его не прельщала возможность добивать висевшего на волоске человека. Он чувствовал, словно ему на пол кинули огрызок сказали, что это королевский обед. Марк ненавидел глотать подачки Натана. И самого Натана он тоже ненавидел.

– Только не говори, что я должен…

– Ты должен, Марк, – Натан был непреклонен. – Избавь свою семью от проблем, стань полезен своему Дому.

Марк поморщился, а его спину покрыли мурашки. Раньше он убивал лишь дичь. А тот максимум, что приказывал ему отец сделать защиты Дома – это наладить связи с детьми из других шести Домов. Но и то Марк не всегда справлялся с последним.

– Ты серьезно? – глупый вопрос.

И Марк не получил ответа. Ожидаемо.

– Ты сказал, что это вед. И судя по его покорности, ты прав, – звучало почти как похвала, но Марку глубоко плевать; он крутил в руках пистолет, привыкая к его весу, и растерянно смотрел на того, кто не мог увидеть ничего из-под мешка. – Простое поручение.

– Но ведь… – он хотел бы сказать что-нибудь в духе «это убийство» или «это низкое поручение», а может быть даже «и это все, что ты можешь мне доверить?», однако жесткий черный взгляд соскаблил с его языка все прямые возражения, кроме одного. – Не на этом же ковре!

Марк видел свое отражение в отцовских глазах и понимал молчаливое одобрение. Взгляд смягчился, но только на долю секунды. Редкое зрелище, если честно. Вот только… Марку и на это было плевать. В нем он видел лишь одно – возможность выйти из коттеджа и сделать глоток свежего воздуха, пока в него не просочились кислые металлические нотки с примесью чего-нибудь зловонного и разлагающегося. А после – свалить куда-нибудь подальше, чтобы уже завтра все забыть.

– Я сам его сюда привез. Он стоил мне кучу карманных! – Марк акцентировал внимание на ковре под их ногами, заставив охрану и отца склонить головы.

Ковер немного кривой формы, созданный на заказ от известного регионального мастера. Он был символом, что хотя бы в этом коттедже не все решал Натан, а желания Марка имели хоть какое-то значение.

– Ты можешь сделать это на улице. Сам, – сама благосклонность. – Используй Голос.

Марка покоробило. Казалось, отец возлагал на него сегодня большие надежды. Даже слишком. От этого было странно и даже чуточку мерзко. Он поежился, поперекидывал пистолет из одной руки в другую, а после подхватил взмычавшего пленника под руку и повел, словно старого приятеля, к выходу. Охрана учтиво расступилась, освобождая проход.

– Обязательно, папочка, – налегке отозвался он, чувствуя, как за порогом свежий, свободный ветер заласкал его лицо и позволил сделать долгожданный глубокий вдох. – Только когда буду один на один вот с этим. А то вдруг еще твоих прихвостней задену.

Вместо ответа за его спиной захлопнулась дверь. Надо же. За ними действительно никто не пошел. Складывалось впечатление, будто Натан поручил Марку не убить человека, а купить в ближайшем киоске буханку хлеба. Странно. Стремно. И одновременно просто прекрасно! Обычно Марк только рад вниманию со стороны, но в таком деле… Лучше обойтись без него.

Он дотолкал – или дотащил – пленника до той самой машины, в багажнике которой его, видимо, привезли, и упер его спиной к кузову. Верхняя часть автомобиля немного скрывала их обоих от выходящих во двор окон. Что ж, теперь, если Марк облажается, это увидит минимум непрошенных зрителей, если за ним вообще наблюдали. Однако все наверняка просто ждали заветного хлопка от выстрела. А желательно – нескольких, чтоб наверняка.

Искусственное солнце слепило, приходилось щуриться. Марк пистолетом поддел край мешка и уперся дулом в горло, но мужчина никак не отреагировал, словно вновь растерял способность мычать и дергаться.

– Боишься? – ответа не последовало. – Знаю, что боишься. Вообще-то я тоже волнуюсь, потому что никогда этого не делал. Типа знаешь, для меня это в новинку. Нет, конечно, я уже убивал, но только птиц или оленей на охоте. Не всегда получалось с первого раза, но если ты не будешь дергаться, думаю, что у меня получится доставить тебе меньше неудобств. Ты же умнее оленя? Точно умнее.

Язык развязывался сам собой. Так было всегда – от накала нервной системы Марк начинал нести чушь в два раза обильнее и постепенно терять контроль над своими реакциями. Зачастую неуместными.

– Надеюсь, ты настолько умен, что написал завещание прежде, чем полезть к моему отцу. Хотя то, что ты вообще к нему полез, не выставляет тебя гением, но все же я верю в тебя, чувак. Ты хоть кивни, ну!

И снова молчание. Ни единого движения. Если бы пленный не стоял на собственных ногах, Марк бы подумал, что тот уже умер.

– Тебя накачали что ли чем-то? Чего притих? А как же последнее слово? Ничего сказать не хочешь?

И тут же Марк ударил себя по лбу.

– Ай, точно. У тебя что-то со ртом. Или во рту. Забыл совсем, прости-прости.

Конечно, Марк мог бы представить на месте человека какого-нибудь кролика или фазана в мешке. Вспомнить их предсмертные возгласы и отработанным движением пристрелить без всяких сожалений. Конечно, потом бы убитого не подали на стол за ужином, но Марк бы точно это пережил. Но… Он разумен. Он человек. Его цель – человек! И как бы в его Доме ни относились к ведам, Марк видел в нем жизнь, равноценную собственной. У него было право посмотреть на солнце в последний раз. Да и убивать того, кого не видел сам, и кто не видел тебя, как-то… Неприлично, что ли.

Хмыкнув, Марк поправил волосы и повязку на глазу, чтобы не выглядеть совсем непрезентабельно, а после принялся разматывать завязки от грязного мешка.

– Да будет свет! – выкликнув, он сорвал мешок с головы пленника и… Замер, не в силах вымолвить ни слова.

На него уставились две стальные радужки с простреливающей полоской по радиусу ярко-желтого цвета. Взгляд был ясным и незамутненным. Злым, холодным, точным и прицельным, как острейшая бритва в руках искусного мастера убийств. Такие глаза могли принадлежать только тому, кто не понаслышке знал запах вражеской крови и вкус предательства. Они точно не принадлежали простому веду. Не принадлежали даже тому, кто был схвачен и хорошенько избит. А все эти раны, ссадины и грязные разводы на бледном, таком же холодном и молодом лице совершенно не вписывались в открывшуюся картину. Они красовались на нем несуразными наклейками, совершенно неестественными. Марк почувствовал холодок вдоль позвоночника и то, как испарялась его вера в жалкое положение пленника. Будто бы они только что махнулись местами.

Разве что… Изначально все было спланировано.

– Погоди-ка… – взгляд Марка упал ниже.

Скотч отклеился от его рта. И только Марк дернулся, чтобы приклеить край обратно, как в его грудину прилетел удар, и он едва не упал, потеряв в мгновение весь воздух из легких. Невероятно – неужели Марк так сильно успел ослабить узел веревки на его руках, что узник распутал ее по пути во двор?

Боль медленными волнами поползла по телу, разнося немоту по рукам и ногам. Марк открыл рот, отчаянно силясь вызвать Голос, но не успел. Спустя секунду его переломило пополам от нового удара – на сей раз тяжелым походным сапогом в живот. И все, что он мог сделать – лишь хрипло застонать вместо отдачи приказа.

– Ах ты!.. – слова оборвались от умелого удара по хребту.

Пистолет выпал, так и не издав ни единого выстрела. Этот гад был слишком быстрым.

– Стой! – Марк рваными отрывками все же смог выдать Голос, уже лежа на траве и ошалело глядя на присевшего на корточки мужчину.

Тот вытолкнул языком тряпичный комок из своего рта, подержал в руке, хмуро размышляя над чем-то. А после бесцеремонно схватил Марка за челюсть, открыл уже его рот и грубо затолкал кляп.

Да. Вот теперь они точно поменялись местами.

Клейкая лента залепила губы. Марк барахтался в траве и земле, отбиваясь от мужчины и в панике совершенно забыв про все приемы самообороны. Сердце бешено колотилось, кровь шумела в ушах, а по телу раздавались все новые и новые толчки болезненной агонии.

Марк знал, что идея с его бракованным Голосом изначально обречена на провал. Но даже если так, о Фадель, он все же был доминантом третьего звена! И даже те жалкие обрывки, которые он смог прорешетить сквозь глотку как приказ, обязаны были возыметь хоть какой-то эффект над ведом или доминантом низших звеньев. А этот гад точно был кем-то из них! Ведь он реагировал на приказы Натана и наверняка на приказы Френка, иначе бы Френк не вел его под руку, пусть и связанным.

Марк сам видел! Он был убежден!

Левую половину лица обожгло очередным ударом, и все оборвалось – солнце, боль, трава. Марк погрузился в темноту, в которой впервые в жизни его не жалили собственные мысли.

Глав