Читать онлайн Высота невозврата

© Полярник М., 2025

© ООО «Яуза-каталог», 2025

Иллюстрация на обложке предоставлена автором

В авторской редакции

Не бойтесь убивающих тело,

души же не могущих убить.

Евангелие от Матфея 10:28

Предисловие

На протяжении всей истории человечество вело войны. Мужчинам каждого поколения приходилось брать в руки оружие и защищать свои родные земли. Впервые после Второй мировой войны выросло несколько поколений не знающих, что такое война, но даже при этом велись локальные вооруженные конфликты.

В первобытные времена участие в сражениях было обязательным для каждого мужчины, в Античности и Средних веках все еще сохранялась эта традиция. При этом даже цари и князья сражались на поле боя. Военное искусство постоянно развивалось, совершенствовалось и являлось в том числе двигателем прогресса. Стратегия изменялась, появлялись все более смертоносные виды вооружения.

XX век ознаменовался двумя мировыми войнами, унесшими миллионы жизней. Казалось, что человечество получило такой ужасающий опыт, что масштабные войны больше невозможны. Но большие войны оказываются выгодными крупным геополитическим заокеанским «игрокам», которые в наше время поссорили два славянских братских народа и вынудили Россию защищаться от надвигающейся опасности у своих границ, на своей исторической земле.

Теперь, как и в древние времена, мы взяли в руки оружие и защищаем свое Отечество.

Тот внутренний опыт, который человек получает, участвуя в боевых действиях, невозможно пересказать, описать, передать другому. Это то, что остается внутри человека и оказывает неизгладимое влияние на его характер и судьбу.

В этой книге предпринята попытка приблизить читателя к тому состоянию, которое испытывает воин на боевом задании. Это погружение в атмосферу современной войны, коварной и жестокой.

В интернете есть немало видео, в котором показана работа БПЛА, артиллерии, работа штурмовых групп, но это не может передать подлинную атмосферу и те чувства, когда ты сам идешь на штурм, перемещаешься под вражескими коптерами, когда они на тебя скидывают гранаты, прилетает ФПВ-дрон или «Баба-Яга» разматывает твой блиндаж, и т. д. Все это вы найдете в настоящей книге.

Описанные здесь события касаются действий штурмового добровольческого подразделения; относятся к определенному участку фронта и конкретному промежутку времени. Это значит, что на других участках, в других подразделениях и в другой период войны все может кардинально отличаться. Ситуация на поле боя зависит от направления, ресурсов и, самое главное, командира.

В материалах, приведенных здесь, изменены названия блиндажей и позывные. Линия фронта изменилась. Точное местоположение событий также не раскрывается, но могу сказать, что в то время эта была одна из двух самых горячих точек на фронте в условиях высокой насыщенности БПЛА и снарядов.

Специальная военная операция кардинально отличается от всех войн, которые вело человечество. Даже в перспективе сравнения начала СВО и последующих лет она претерпело большие изменения. Это совершенно другой уровень ведения боевых действий. В ней ключевую роль играют беспилотники: они наводят артиллерию и скидывают гранаты, выстрелы, мины. Коптер страшнее артиллерии из-за своей высокой точности и повсеместности. Если тебя заметил БПЛА и ты не укрылся под землей – тебе жить осталось считаные минуты.

Эта война диктует совершенно другие правила тактики и логистики. На первой линии обороны нет окопов (если их не сделали заранее, когда позиция была тылом) – их выкопать под коптерами почти нереально. Военные размещаются в блиндажах и т. н. «лисьих норах» – они имеют крышу, то есть защиту от беспилотников. Перемещение между ними возможно только при отсутствии в небе дронов противника. Это либо «по серости» (утром и вечером), либо в плохую погоду, в ветер, дождь, снег. Плохая погода – лучший друг штурмовика. Все передвижения только малыми группами, от трех до семи человек. Строго соблюдается дистанция.

Сеть блиндажей и нор включает в себя перевалочные пункты. До этих пунктов доставляются боеприпасы, вода и продукты питания, кратковременно заходят военные для перегруппировки и дальнейшего продвижения.

В блиндажах назначается старший, который держит связь с командованием и координирует передвижения штурмовиков и групп эвакуации. Вне зависимости от звания ему подчиняются все. Он может поменять состав группы, заменить одного бойца другим. Решает, кого пускать в блиндаж, кто и когда из него выходит. Распределяет боеприпасы, продукты и самое ценное – воду.

На поверхность земли из блиндажа на передке никто лишний раз не выходит, даже в туалет.

Возможно, в будущем будет война ещё более коварнее и кровавее этой, но на данный момент ничего подобного история человечества не знала.

В таких тяжелых условиях приходится воевать нашим воинам. Именно стойкости русского бойца посвящена эта книга. Русский солдат (включая все наши народы) всегда имел храбрость и мужество выполнять свои боевые задачи. Он стойкий и неприхотливый, идет вперед, несмотря на все невзгоды и сложности. Да, есть разные примеры. В любой армии мира есть отдельные отказники («пятисотые») и просто непорядочные люди. Но есть такое понятие, как «русский дух», который не сломим и всегда одерживает победу над врагом.

Нужно учитывать, что мы воюем с серьезным противником, которого обеспечивают и обучают страны Европы и США, его нельзя недооценивать. Враг коварен и организован, хорошо оснащен. Нужно быть умнее его, угадывать наперед его уловки и ловушки. В конце концов, те, с кем мы воюем, – это наполовину русские и мыслят так же, как и мы.

На войне есть вещи, которые зависят от тебя, и вещи, от тебя не зависящие. Первое – это физическая и моральная подготовка, смекалка, интуиция, воля, храбрость. Второе – это стечение обстоятельств, на которые ты никак не можешь повлиять. Именно после участия в боевых действиях, на рубеже жизни и смерти многие начинают верить в существование Бога. Они могут его называть по-разному: Христос, Аллах, «высшая сила», но, попав под обстрел, все начинают молиться. Таких примеров огромное количество.

Насколько бы ты ни был подготовлен и эрудирован, тебя может убить одна случайная шальная пуля или, наоборот, можно получить очередь в свою сторону и быть не задетым (как не раз было со мной). Истории многих бойцов, как они остались живыми, как и эта история, – свидетельства того, что в нашей жизни случаются чудеса.

1. Тропа

Тропинка поднималась в гору. Ее окружал безмолвный серый лес. День клонился к закату, наполняя его тенями. Казалось, что голые ветви деревьев угрожающе тянутся к каждому идущему по этой тропинке. Проводник вел по «желтой зоне» штурмовую группу из трех человек. Это был наш первый совместный боевой выход.

Мы прошли уже около километра, впереди был длинный непредсказуемый путь, все еще только начиналось. Каждый шаг по склону давался тяжело, мы были нагружены по максимуму: каска, увесистый неуклюжий бронежилет 90-х годов, АК-74, 7 заряженных магазинов, рюкзак с продуктами и боеприпасами. Содержимое рюкзака каждый определяет сам. Обычно это 1–2 бутылки воды, 1–2 банки тушенки, сникерс, патроны 5 × 45 в бумажных упаковках или россыпью, 2–5 гранат Ф-1. Хорошо иметь с собой прибор ночного видения (ПНВ), тепловизор, теплые перчатки, запасные носки. Итого на плечах каждого около 30 килограммов – все только самое необходимое.

Натоптанная тропинка виляла по склону между деревьями, то поднимаясь, то спускаясь вниз. Поздней осенью земля сильно размыта после дождей. Идя по слякоти, крайне сложно держать равновесие и не упасть, поскользнувшись на ней. Украинский чернозем добавлял нашим берцам по нескольку килограммов грязи. Походка становилась неуклюжей, томной и небыстрой. Местами на склоне встречались широкие овраги, глубиной достигающие до полутора метров. Знающие эту местность проводники заботливо заранее протянули веревки между деревьями, стоящими по бокам оврага. Держась за веревку, получалось быстрее спускаться в овраг и подниматься по нему.

Проводники перед выходом нас строго предупреждали не сходить с тропы. Слева и справа лежали мины разных типов, неразорвавшиеся боеприпасы, гранаты и много всего «интересного», что могло за мгновение прервать твой дальнейший путь. Время от времени противник закидывал эту тропинку «лепестками» (противопехотная фугасная мина ПФМ-1). Это те самые мины, которыми они закидывают улицы Донецка и других городов. Украинские «лепестки» не имеют устройства самоликвидации, поэтому могут представлять опасность для военных и мирного населения еще многие годы. Оружие достаточно опасное, малозаметное, при взаимодействии с которым разрывает ступню.

Мы продолжали продвигаться вперед по тропе. У подножия, в канаве, перед подъемом лежало что-то грязно-зеленого цвета. Подойдя ближе, стало понятно. Это был первый на нашем маршруте труп. Мы проходили возле него всего лишь секунды, и мое внимание привлек его необычный вид: это был скелет в носках. Он был полностью одет в летнюю солдатскую форму, но без берцев. Трупы на фронте, как правило, лежат в неестественном положении: руки и ноги раскинуты, переломлены, голова набок. Но этот лежал ровно на спине, руки сложены вдоль тела, ноги выпрямлены. Пустые глазницы черепа смотрели наверх, в небо. Из «желтой зоны» наши всегда эвакуировали всех «двухсотых»[1], значит, этот боец был из украинцев. Судя по всему, этот участок летом занимал противник и после продолжительных тяжелых боев они оставили павших. Хотя и положили своего товарища ровно, но не постеснялись снять с него берцы для своих нужд.

Трудно представить более печальную участь человеческого тела, чем разлагаться у всех на виду. Тропа, по которой мы проходим, используется уже давно, а значит, сотни и тысячи бойцов проходили возле него, наблюдали, как тело некогда живого человека, какой-то личности со своими мыслями, стремлениями и надеждами сначала начало раздуваться, потом желтеть, поедалось червями, пока не осталась одна отполированная временем белая кость. То, что осталось от человека, лежит бездушно в канаве. Его душа, которая и составляла его уникальную личность, давно обитает в иных, далеких местах. Но при этом сам обитатель склона и сейчас как бы находится здесь. Его родные и близкие не проводили в последний путь, не смогли одеть в лучшую одежду и обувь. Он здесь как будто забытый всеми, без обуви, жертва неведомого рока, чей-то сын, возможно, муж и отец. Таких здесь лежит очень много.

Перед тем как оказаться на войне, я на протяжении многих дней просил у Бога оставить меня живым и невредимым. Как известно, «человек предполагает, а Бог располагает». Морально я был готов ко всему и принял бы любой исход событий, в том числе увечья и даже смерть. Но двух обстоятельств мне не хотелось точно: первое – это попасть в плен, а второе – это чтобы мой труп, оставленный всеми, остался гнить в канаве.

Тяжело дыша, мы взобрались почти на самую верхушку склона. Здесь, в зарослях орешника, начинались наши первые окопы и блиндажи, местами стояли замаскированные натянутые палатки. Нужно сказать, что на войне каждый блиндаж, как и каждый боец, имеет свой позывной. Так легче ориентироваться и передавать информацию. Названия, судя по всему, блиндажам даются в честь бойца, старшего группы, кто его построил. Эти прозвища появляются естественно и могут изменяться, если какой-то новый боец на этой позиции чем-то запомнился и проявил себя героически. Первый блиндаж именовался «Буденный».

– Дошли до «Буденного», располагайтесь, парни, под деревьями, отдыхайте, здесь относительно безопасно. Если что-то прилетит, то могут спасти деревья, – прокричал проводник. Он весь путь шел первым, за ним на расстоянии 10–20 метров двигался старший штурмовой группы с позывным «Броня», далее на такой же дистанции я, и замыкал нашу группу «Алладин». При любом передвижении крайне важна дистанция между бойцами. Скопление даже 2–3 солдат – лакомая цель для противника.

Мы уже изрядно устали, поэтому с радостью покидали рюкзаки на землю. Температура была немногим выше нуля, но мне было очень жарко, и легкий ветер, дующий на вершине склона, слегка помогал мне остыть. Чтобы не садиться на холодную землю, я пристроился на каску. Ребята расположились на поваленных деревьях. Как и вся военная амуниция, каска – универсальная вещь. Она не только защищает голову, но и относительно удобная сидушка, черпак для воды – в общем, функциональная вещь. Трофейные каски и бронежилеты отлично подходят, чтобы затыкать дыры в блиндаже для дополнительной защиты. Есть споры, как лучше ее носить – застегивая ремешок или нет. При прилете большого осколка лучше, чтобы она приняла удар и слетела, но при интенсивных передвижениях нужно, чтобы она прочно сидела на голове. Лично я всегда застегивал.

Немного отдышавшись, я понял, что с большим грузом дальше будет идти тяжело, пора вытащить лишний груз из рюкзака, надо было сделать выбор. Мы все здоровые, крепкие парни, но такой путь требует большей мобильности – впереди еще километры нагрузки, а также редкие открытые местности нужно преодолевать перебежкой. В этот момент мне вспомнился один бывалый боец, который говорил, что нацепил на броник слишком тяжелый карабин. Карабины вешаются на броник, чтобы можно было вытащить раненого из укрытия, подняв на веревке. Тогда я посмеялся над его замечанием, но сейчас действительно каждые лишние 100 граммов казались критическими.

Мы не знали, какую боевую задачу нам поставят на передке. На общем построении нам ее не озвучивали. Ротный предположил, что мы пойдем на штурм места, в котором располагалась большая бетонная труба, где закрепился противник. Я думаю, что задач было несколько и командование само заранее не знало, какую из отправляемых групп будет перекидывать на какую задачу. Ситуация на поле боя очень динамична: одни идут на штурм, вторые на закрепление завоеванных позиций, третьи заполняют ряды после потерь и опять же идут на штурм. В зависимости от задачи можно с собой брать большее или меньшее количество боеприпасов. При штурмовых действиях необходимо больше гранат, в обороне нужны продукты питания и вода.

От количества боеприпасов может зависеть твоя жизнь. Поэтому по размышлении, какой груз можно скинуть, выбор пал на воду. Одну бутылку я нес в руке – ее мы с ребятами опустошили наполовину, и я ее положил в ближайшей палатке, для других бойцов, которые будут здесь проходить.

Еще не раз будет затронут вопрос гигиены на войне. Стоит ли говорить, что ее уровень у бойцов всегда низкий. Мы пьем из одной бутылки, едим одной ложкой, не спрашивая заранее, у кого какие болезни. Здесь ты не думаешь о бактериях и вирусах, все мысли лишь о том, чтобы выполнить боевую задачу и выжить. Все остальное уходит на последний план. Воином не может быть тот, кто жалеет себя. Здесь ты выкладываешься по максимуму, твой ум, твое тело работают на полную мощность без оглядки на усталость, недоедание, плохое самочувствие и прочую ерунду.

Итак, наш привал растянулся почти на час. Проводник с позывным «Макар» – молодой, но опытный парень – привык ориентироваться «по ситуации». Его брат ушел на войну добровольцем, и он решил последовать его примеру.

– На меня иногда орет командование, что я слишком долго завожу группу. Но для меня главное – довести всех живыми: в одном месте пересидим до темноты, в другом переждем артобстрел, все будет нормально, – задумчиво сказал «Макар» и затянул сигарету.

На фронте передвигаться лучше «по серости» – в небольшой промежуток времени на рассвете и закате, когда дневные коптеры плохо «видят» обстановку, а ночные, с тепловизорами, еще не прилетели.

– Подождем до 17 часов, как раз начнет темнеть, и выдвинемся, – продолжил «Макар».

Мне запомнилось его спокойствие. Он здесь почти год, много повидал. К смерти относится философски. На правом плече висел красный шеврон с изображением Спасителя и надписью «Спаси и сохрани».

– Я вас заведу до «Михалыча», сам дальше пойду. У меня там недалеко друг лежит, надо его вытащить. На днях мне его мама писала, спрашивала, как у него дела, давно не выходит на связь. А я даже не знаю, как сказать, что его больше нет. Уже неделю его тело там, в канаве, надо домой отправить, чтобы похоронили нормально.

За прошедший час мы неплохо восстановились и с новыми силами двинулись дальше. Вскинули рюкзаки на плечи, автомат висит за спиной стволом вниз. Черные стволы деревьев начали утопать в закатной серости. Последние лучи солнца освещали кроны деревьев и скрывались за низкими облаками. Эта ночь будет для нас долгой.

Послышался звук первого коптера. Старший группы, «Броня», человек уже с боевым опытом, услышал его первым и прокричал остальным басом: «Птичка!» Все команды в боевом порядке, кроме команд во время специальных заданий, дублируются всеми бойцами четко и громко, чтобы информация доходила до самого последнего солдата в звене.

Жужжание коптера, такое знакомое и беспредельно опасное в понимании воевавшего человека, еще совсем ничего не значит для того бойца, кто пока с ними не встречался. О разрушительной роли «птичек» на этот момент я знал пока только в теории. Об этом еще много будет сказано в продолжении. Здесь лишь укажем, что реакция на этот звук должна быть одной из нескольких в зависимости от ситуации: 1) бежать; 2) прятаться в укрытие; 3) присесть за препятствием и замереть на месте; 4) продолжать движение в том же темпе.

В нашем случае нельзя было доподлинно определить, это был коптер союзников или вражеский. На таком отдалении от первой линии дрон маленького размера может выполнять лишь наблюдательную функцию – наводить артиллерию. Дистанция слишком большая, чтобы нести с собой груз в виде гранат. Прятаться здесь нам негде, если остановимся – идеальный момент для артудара. На передачу данных о нашем местоположении и наведение орудий потребуется время. Пока мы в движении, нас сложнее поймать. Значит, единственный правильный вариант – продолжить перемещаться в том же темпе.

С этого момента на передке мы уже никогда не расстанемся с этим звуком. Он будет сопровождать нас везде – в лесополосе, в поле, в блиндаже. Жужжание коптера – это самый частый и самый страшный звук этой войны.

В начале пути наша тропа была совсем безлюдной, но «по серости» она наполнилась путниками. Вечернее время самое активное по передвижению солдат. Первый встречный проводник выводил троих раненых. Один боец поддерживал второго, третий хромал самостоятельно, на его правой ноге был небрежно замотан жгут. Его уставшее лицо показалось мне знакомым.

– Здорово, «Тигр»! – крикнул я ему и подошел пожать руку. – Ты же только вчера уходил на задание?

– Да, и вот обратно возвращаюсь. Давай, удачи!

Мы пожали руки и пошли дальше. Останавливаться и собираться толпой было нельзя.

Навстречу потянулись вереницы раненых. Изможденные, хромающие, полностью грязные, истекающие кровью на носилках – я вглядывался в их дикие глаза и видел в них бездну, которая оказывает какое-то неизгладимое впечатление, подлинную глубину которой я пока еще не мог понять. Мы молча проходили навстречу друг другу. Одни шли на войну – другие с войны. Это все мне напомнило какой-то фильм про Первую мировую войну, но любой фильм – всего лишь постановка реальности. А здесь реальность натуральная, беспощадная, и мы были внутри нее.

Тропа постепенно становилась больше, достигая в ширину до полутора метров. По ее бокам валялись мусор, скинутые бойцами вещи, рюкзаки, бутылки, виднелись неразорвавшиеся снаряды, некоторые неизвестных мне видов, поставленные из стран НАТО. Редкие тела погибших виднелись под кустами.

Мы продолжали движение. В очередной раз поднявшись на склон, мы оказались на широкой дороге, ведущей вниз. По ней нужно было пройти километр или два до следующей развилки. Берцы, несмотря на налипшую на них грязь, пошли под откос намного веселее. Поваленные везде деревья заставляли проползать под ними или перелазить поверху.

Стало темнеть, и мы уменьшили дистанцию до 5–10 метров. Говорят, на Украине ночи особенно темные. Это предубеждение, они такие же, как в России. Просто на гражданке никому не приходит в голову ходить в лесу ночью без фонарика. Конечно, в облачную погоду без луны и звезд тьма такая, что, как говорят, «протягиваешь руку и не видно пальцев», но бывают и яркие ночи, при которых видно на большие расстояния вперед. Эта ночь была первого вида. В такой темноте ты не увидишь, что сошел с маршрута, не различишь торчащую из земли мину, споткнешься о поваленное дерево или упадешь в воронку от снаряда.

У меня в голове играла песня «Вы держитесь, ребята». Я впервые ее услышал за несколько дней до этого выхода, и ее слова устойчиво врезались в память. Все здесь было актуальным, и про мамину молитву на кухне, и про пули, «как демоны летящие над головой», и про «поле без мины». Единственное несовпадение – нам было не по 20 лет. Таких молодых парней мало на фронте. Средний возраст, я думаю, – 35 лет.

Центральная фраза песни «только живыми, только целыми вернитесь домой…» стала моей молитвой. Я всегда молился, чтобы мы с парнями вернулись домой живыми и целыми. Со мной и моими друзьями так и случалось по милости Божьей.

Мы уже изрядно устали к тому моменту, когда проводник крикнул: «Скоро будет «открытка» (открытая местность), мы должны ее преодолеть максимально быстро!» До края леса оставалось несколько сотен метров, как послышался свист снарядов. Нашу тропу впереди обкладывали артиллерией. Снаряды летели немного правее маршрута.

В лесу обстрел не так страшен, как в поле, – плотно растущие стволы деревьев защищают тебя от осколков. Но в то же время вырванные куски дерева сами становятся вторичными осколками и могут глубоко залететь в мягкие ткани.

Стало прилетать ближе. Мы приседали и прятались за деревьями по направлению от взрыва. Первые разы сложно определить на слух, в какую сторону летит снаряд. Но этому очень быстро учишься. На войне вообще соображать начинаешь быстрее. Кто долго думает – тот долго не живет.

Я стал читать 90-й псалом – молитвенное оружие от всякого зла. На гражданке я знал наизусть много молитв, но в этой ситуации в голове все перепуталось: в 90-м псалме вставились строки из 50-го, потом из других молитв, утренних, малого повечерия и часов. В итоге я просил у Бога оставить нас живыми простыми словами: «Господи, помоги!»

Противник применил по нам натовский кассетный боеприпас. Это была первая кассетка, которая по нам прилетела. Взрыв был недалеко от меня, выше по склону. Я упал за дерево, повернул голову в сторону взрыва и смотрел, как передо мной разрываются боевые элементы из кассет. Десятки маленьких взрывов с характерным треском накрывают участок по площади, разверзая почву, кроша ветки и кустарники. Это зрелище сопровождается соответствующим треском, звуком разрывов, который невозможно забыть.

В голове быстро пришло понимание, что нельзя смотреть в сторону прилета – осколки полетят прямо в лицо. Правильнее отвернуться в противоположную сторону и вжать шею под каску, чтобы максимально ее защитить. Осколок в шее – почти неминуемая смерть.

Еще одно важное правило – это не вставать сразу после взрыва. Первичные осколки от снаряда и вторичные от тех препятствий, с которыми они сталкиваются, разлетаются в стороны несколько секунд. Взрыв – отсчет пять секунд – быстро двигаемся дальше. В этом вопросе я ориентировался на «Броню». Он был недалеко от меня. Выждав пять секунд, мы кричали друг другу: «Идем!» и двигались дальше.

На маршруте наша группа встретила блиндаж у тропы с непродолжительным окопом, около полуметра высотой. Блиндаж был полностью занят, и даже в окопе лежали люди. По-хорошему, нам нужно было тоже спрятаться и переждать, пока обстрел не утихнет. «Проходите дальше! Проходите! Здесь места нет!» – послышались оттуда крики.

Мы полубегом преодолели еще некоторое расстояние, как неподалеку прилетел снаряд. Едва я успел укрыться за деревом, как меня оглушило и зазвенело в ушах. В голове помутнело, я ненадолго потерялся в пространстве. Это была первая легкая контузия. Секунды начали длиться, как минуты, а может быть, время и вовсе остановилось в этот момент.

Об усталости уже некогда думать, осталось только стремление выжить. Собрав волю в кулак, мы из последних сил сделали бросок до «открытки». Но чем дальше мы заходили, тем становилось интересней. Слева через «открытку» находится враг, а сверху нас отлично видно с беспилотника, который как раз в это время висел над нами и корректировал огонь. «Бегом! Быстрее! Немного осталось! Бегом! – кричал «Макар».

Мы ускорились еще больше, насколько могли. Оставшиеся 200 метров по полю по ощущениям длились, как километр. Первым бежал проводник. Проводники ходят налегке, без дополнительного груза, в легком бронежилете и иногда даже без автомата. Поэтому он сильно оторвался от нас вперед. Где-то впереди «Макар» свернул с поля в лес, а это значит, что осталось совсем немного!

В лесополосе тропинка разветвлялась на несколько других и была сильно завалена ветками и стволами деревьев от частого артиллерийского огня. «Быстрее! Ныряйте в блиндаж!» – кричал «Макар», стоя посреди веток и мусора. Только подойдя ближе, стало возможно различить небольшую яму – вход в блиндаж. Он был настолько малозаметен, что, наверное, даже днем его было сложно обнаружить, только по горе мусора. Напротив входа была накидана гора пустых бутылок, банок, рюкзаков и прочего неразличимого в темноте барахла.

Вход располагался на склоне и представлял собой яму с двухметровым туннелем вглубь. Я первым нырнул в проход и понял, что с рюкзаком сюда не влезть. Вылез, снял рюкзак и снова пополз внутрь по сырой земле.

– Стой! Какое подразделение?

Я выкрикнул название подразделения и услышал в нелюбезной форме ответ, чтобы залазил сюда быстрее, потому что летает коптер. Бойцы в блиндаже помогли отодвинуть спальный мешок, заменявший дверь. Внутри, в маленьком помещении было около 10 бойцов, которые сидели фактически друг на друге.

– Сколько вас?

– Трое.

– Зачем сюда отправляют, уже места нет! У нас еще раненые не эвакуированы! – с нецензурной бранью ответил боец, по-видимому, старший блиндажа.

За «дверным» спальным мешком показалась голова «Алладина» и послышался громогласный голос «Брони»:

– «Алладин», шевелись! Залазь быстрее, здесь «птичка»!

– Не могу, тут нет места!

Я помог затащить «Алладина», потом подал руку «Броне». Он не снял рюкзак и застрял в проходе. На нас наорал старший блиндажа, что автомат и рюкзак нужно было оставить снаружи. Но нам изначально это не сказали, поэтому наши вещи сократили и без того ограниченное внутренне пространство блиндажа.

Мы несколько часов добирались до этой точки. Эти пять километров оказались нелегким испытанием, и нужно сказать, что досюда доходят не все. Несколько дней назад здесь шли ребята из нашей роты: из первой группы одного насмерть накрыло снарядом на тропе, другого ранило кассетными боеприпасами, и он полтора часа пролежал не шевелясь, потому что сверху висел коптер; а вторая группа на полпути повернула назад из-за интенсивного обстрела.

Мы преодолели этот путь и остались живыми. Но это было самое легкое испытание, самые большие опасности ждали нас впереди.

2. Двойка

Едва мы полусидя расположились у выхода, как по рации услышали команду:

– Сейчас за ними придет проводник, пойдут на Двойку. И пусть гранаты с собой возьмут.

– Дайте хоть отдышаться-то, – в слух сказал «Броня».

«Михалыч» – распределительный блиндаж, в нем формируются штурмовые группы и через него эвакуируются раненые. Здесь можно провести до суток, но нам сказали выдвигаться сразу, без отдыха.

Проводника еще не было. Мы осмотрелись по сторонам. Тусклый свет светильника, подвешенного под потолком, освещал угрюмые лица солдат. Кто-то вернулся со штурма, кто-то только направлялся туда. У дальней стены полулежа расположилось несколько раненых, им оказывалась первая помощь. Я присел на груду мешков с землей, внизу сидели «Броня» и «Алладин». Эти мешки лежали напротив входа и должны были поймать осколки в случае, если боеприпас разорвется у самого входа. Таким образом, все, кто сидел перед ними, попадали под огневое поражение.

«Броня» что-то сказал мне, повернулся спиной и вывернул правую руку. Я не понял, что он хочет, и потянул его за руку.

– Да чего ты руку-то мне ломаешь! Помоги рюкзак снять!

Я помог, и он сказал что-то вроде: «Посвети!» и протянул мне зажигалку. Я зажег огонек.

– Да что ты мне в лицо огнем тычешь, говорю: посвети! На зажигалке включи фонарик.

Он посмотрел на меня и задумчиво сказал:

– Ничего себе, как тебя накрыло!

– Что я? Я нормально, – примерно это пробормотал я в ответ.

Состояние действительно было не лучшее. Кружилась голова, я был оглушен и измотан, но не хотел это признавать.

Мы с «Броней» поняли, что нужно скидывать груз. «Сказали взять гранаты – значит, идем на штурм. По идее, завтра-послезавтра должны сюда вернуться. Оставим рюкзаки тут, потом заберем». Мы попили воды из запасов, по паре глотков, взяли гранаты и закинули вещи поверх других рюкзаков у одной из стен блиндажа. У меня был неудобный броник, и крепление Молле было только в нижней половине. Там висело 7 заряженных магазинов, и места для подсумков под гранаты не оказалось. Поэтому я взял лишь одну гранату в руку, для себя.

Послышался голос у входа в блиндаж, за нами пришел проводник. Он забрался к нам и сказал, что приказ выходить сейчас же.

Мы едва успели отдышаться, но нужно было двигаться дальше. Мы посмотрели с «Броней» друг на друга, и через секунду он решительно скомандовал: «Идем!»

Первым вылез проводник, потом я, «Алладин» и «Броня». В правой руке болтался автомат, в левой – граната. В голове непрерывно звучала молитва: «Господи, помоги!» Был поздний вечер, маленькая, едва различимая полоска заката виднелась на западе. Проводник перемещался очень быстро, я еле успевал за ним. Он как тень мелькал где-то впереди, и я боялся упустить его из виду, это на передке грозит опасностью заблудиться, умереть или попасть в плен. В то же время нельзя упускать и идущих сзади, иначе такая участь ждет их.

«Быстрее, быстрее!» – слышался голос впереди. «Алладин», сюда! Где «Броня»? Быстрее!» – кричал я назад. Видимо, «Броня» долго выходил из «Михалыча», он отставал, и вся цепочка из-за этого задерживалась.

Мы снова поднимались по склону, и ноги разъезжались по грязи. Проводник ловко повернул в сторону, нырнул в длинную канаву, конец которой терялся где-то в темноте, и исчез. «Сюда! Сюда!» – слышался только его голос.

Тяжело дыша, я добежал до точки, где в канаве лежал проводник:

– Где остальные?

– Идут.

– Залазь сюда! – показывает мне вход в земле, который было сложно сразу заметить.

Такие укрытия мы называем «лисья нора». Как дикие звери роют себе убежища в земле, точно такие же сооружаем и мы, люди, с тем лишь отличием, что пытаемся сделать их комфортнее. «Статор», а именно так называлась эта нора, был обшит внутри мешковиной, что помогало сохранять тепло и сухость.

Я, запыхавшийся, протиснулся сквозь узкий проход и оказался в небольшом помещении внутри. Два бойца сидели в норе и светили на меня фонариком. Заползая, я опер руку с гранатой о коленку бойца. Они посмотрели на нее, и образовалась настороженная пауза. Я понял, что они на нее смотрят, ведь первоначально непонятно, кто заходит в блиндаж – наши бойцы или диверсанты.

– Здорово, мужики! Гранату положите в угол куда-нибудь.

Один из солдат осторожно взял ее и положил на полочку – небольшое углубление в дальней стене.

За мной залезли «Алладин» и «Броня». Проводник крикнул, что ждем остальных и пойдем дальше.

В «лисьей норе» было сухо и тепло. На «Михалыче» стены были из дерева, а здесь, на «Статоре», они просто обиты мешковиной. Было слышно, как за прочной тканью ползали и пищали мыши.

Парни, к которым мы пришли, сидели угрюмо, повесив носы. Старший был «Питон», ему только что сказали по рации, чтобы он брал два вещмешка с едой и срочно возвращался на позицию, откуда пришел.

– Я сейчас никуда не пойду, – сказал он товарищу.

– Ты чего, нам сказали выходить!

– Нет. Лучше здесь дольше побудем, не хочу туда возвращаться.

Он достал с полки горелку, зажег газ и начал подогревать тушенку. Мы его не осуждали, потому что сами еще не знали, что нас ждет.

В это время пришла еще одна наша группа. Теперь нас было 8 человек. Пришлось очень сильно потесниться, места в «норе» не осталось совсем. Все сидели, поджав под себя ноги, в неудобных позах. В разных местах стояли и лежали автоматы. Я успел зажать автомат между ногами.

– «Заря» – «Питону», «Заря – Питону», – включилась рация.

– «Питон» на связи.

– Вы уже вышли?

– Еще нет, собираемся.

– Быстрее выходите, заходят группы, заходят группы.

– Принял.

– И что мы потом скажем, если не пойдем? – спрашивал второй боец.

– Я скажу, что пока шли, потеряли рацию, долго ее искали и вернулись. Сегодня точно останемся здесь, а завтра вернемся.

В тишине было слышно, как под нами пищат мыши. «Питон» молча взял с полки трофейный автомат – укороченный АКС-74У со складным прикладом. Крутил его в руках, рассматривая:

– Может, с собой его забрать? Да не хочется лишний груз нести. Не возьму.

Я тоже хотел трофейный автомат, но нести лишних несколько килограмм я точно не хотел. Самому бы дойти.

В «нору», в которой было тесно восьмерым, привели еще троих ребят из нашей роты, в том числе и пулеметчика с пулеметом и двумя коробами патронов. Нам передали рацию и две «морковки»[2]. Сами проводники не поместились и остались лежать в углублении перед блиндажом. Слышен был разговор:

– Как будем заводить группы?

– Давай их вместе заведем?

– Опасно, слишком большая толпа.

– Нас двое, их три группы, все равно один заберет шесть человек. Нам нужно две группы на Двойку, одну на дальний блиндаж.

– Погода хорошая, давай рискнем?

– Идем!

– Мужики, выходим все, скорее! Идем одной группой!

В «норе» началась возня, все искали свои автоматы, поправляли броники и каски, вылазили наружу. Наша группа пришла первой, поэтому выходила последней. Свою гранату я не забыл.

На военном языке «хорошая погода» означало, что погода самая отвратительная. Дул сильный ветер, и начинался мокрый снег. А это значит, что условия плохие для вылета коптеров и хорошие для нас.

Было совсем темно, наступила ночь. Мы были здесь впервые, совершенно не знали, куда идем, не знали местность, не знали позиций ни наших, ни вражеских. Все, что мы видели, – это грязь под ногами и силуэт впереди идущего товарища. Важно было всегда видеть этот силуэт, чтобы не заблудиться, не сбиться с пути.

Мы шли по краю поля. Как потом я узнал, справа через поле, в 500 метрах, был противник, слева внизу он сидел еще ближе. Наша тропа простреливалась с обеих сторон, но из-за плохих погодных условий мы имели шанс проскочить.

Каждый из группы проделал сегодня уже немалый путь, все были очень уставшие и вымотанные, давно не ели. Силы заканчивались. Но цель была дойти и выжить, поэтому мы шли вперед, несмотря ни на что.

Дистанция между нами была около 10 метров – если ее увеличить, то мы бы потеряли друг друга из виду. Пулеметчик, который шел передо мной, от усталости стал отставать, и дистанция увеличилась. Я обычно отличался выносливостью и из последних сил сделал рывок для стабилизации дистанции, обогнав пулеметчика. Состав групп смешался, и это сыграло потом со мной злую шутку.

Слева возвышалось три тени – подбитая техника. Сложно было в темноте определить, что это было, но, кажется, там стояли две советских БМП и украинский БТР-4. Эта техника была единственным ориентиром на этом поле, мы должны были идти вдоль нее.

Недалеко от этого места в перепаханном от разрывов снарядов грунте валялось много противотанковых мин ТМб-2. Сложно подумать, сколько всевозможных взрывных устройств и неразорвавшихся снарядов лежит в этой земле.

Нужно было пройти по «открытке» от «Статора» около километра. Но этот путь казался нескончаемым. В итоге я заметил впереди небольшой холм и услышал голос проводника.

– Сюда, сюда, быстрее!

Я обогнул холм, за ним была длинная, широкая и глубокая выкопанная траншея и брустверы по бокам. Я съехал вниз по скользкой глине и понял, что уперся ногами в чье-то тело. Было темно, но и в этой темноте были хорошо различимы трупы солдат. Их было много, наверное, около десяти – они лежали беспорядочно, друг на друге, в разных неестественных позах. Мне запомнился один труп – его китель был задран так, что оголился желтый надутый живот. Обезображенные лица смотрели в пустоту ночи.

Рядом с этим всем сидел проводник и кричал, чтобы я скорее снимал каску и бронежилет.

В начале траншеи был бетонный бункер. Его строил противник, и наши затрофеили его относительно недавно. Когда-то, без сомнения, в него был хороший, удобный вход, но от постоянных обстрелов входной проем завалило землей, и осталось лишь небольшое отверстие, в которое даже не залезть в амуниции. Нужно было сначала снять броник и каску, передать их вместе с автоматом внутрь, потом залазить самому. Я пробрался по телам ко входу, невозможно было не наступить на чью-то руку или ногу, снял с себя все, передал какому-то бойцу внутри, полез в отверстие и застрял. На поясе была разгрузка с аптечкой и дополнительными магазинами, она застряла, пришлось снова вылазить, снимать и пролазить. Я совсем не толстой комплекции, но меня пришлось тянуть внутри за ноги, по скользкой глине.

Бункер был относительно просторный. В части, где я сидел, была как бы насыпана гора из земли после обстрелов. На противоположной располагалась полка для отдыха, на которой было несколько человек. Внизу под ней лежали двое раненых в тяжелом состоянии. Слева у входа было место для броников, которые были навалены горой, справа – такая же гора оружия и БК (боекомплект – патроны, гранаты), среди которой лежал трофейный натовский автомат.

– Мужики, есть вода? – трясущимся голосом сказал один из обитателей этого «бомбика». Его сухое грязное лицо выражало смертельную усталость.

Кто-то из нас передал ему бутылку. Они жадно накинулись на нее и сразу же опустошили.

– Долго вы здесь? – спросил я.

– Мы тут 8 дней.

– Там трупов много у входа. Вас часто штурмуют?

– Постоянно. И накрывают каждый день. Мы все контуженые, два раненых.

Спустя пару секунд он продолжил:

– Значит, смотрите, парни, в этой стене два отверстия по бокам, чтобы отстреливаться. В них постоянно два ствола автомата должно быть, иначе засунут сюда гранату. Сбоку от входа лежит рюкзак с землей. Как все зайдут – им нужно закрыть вход, иначе гранату закинут снизу. На фишке постоянно кто-то стоит. Хохол подходит ближе – открываете огонь. Если вам командир дает приказ по рации, чтобы вы высунулись и перестреляли их, – ни в коем случае так не делать! Они выманивают вас, вы вылезете, и коптер сразу скинет на вас ВОГ[3]. Потом, над полками слева тоже отверстие есть, засыпанное землей с той стороны, там кружка стоит. Раз в четыре часа набирается полкружки, можно пить. Тут вообще с провизией плохо. Мы свою мочу пили в последние дни. До нас никто не доходит, не может дойти.

В это время к нам заполз еще один боец из второй группы, и мы закрыли вход рюкзаком с землей. Теперь мы были временно в относительной безопасности, мы дошли, и можно было облегченно выдохнуть. К слову, та граната, которую я нес все это время, оставалась у меня в руке.

Этап за этапом мы спускались все глубже в этот ад войны. И этот этап был не последний.

Среди солдат, которые тут были 8 дней, был один проводник. Он пересчитал вновь прибывших и доложился по рации. Оказалось, что сюда, на Двойку, должно было зайти шесть человек, а по факту оказалось семеро. На следующую позицию должно было идти трое, ушло двое. И действительно, я огляделся вокруг и понял, что нет «Брони» с «Алладином». Когда я перегнал пулеметчика, я ошибочно оказался не там, где надо.

По рации проводнику прозвучал приказ отвести одного до дальнего блиндажа.

Все начали смотреть друг на друга и выбирать, кто пойдет, пока я не сказал:

– Группа туда ушла моя, значит, справедливо, чтобы я к ним пошел. Проводник, выходим.

– Я туда не пойду! – отказался он. В его глазах отразился страх. Что же это за место такое, куда не хотят идти?

– Ты чего? У тебя приказ! Ты проводник – отведи меня!

– Я не пойду в это место… – повторил он.

Он отказывается выполнять приказ, а мне нужно попасть к своим. Нужно было решаться, и я попросил рассказать мне, куда и как идти. Мне сказали, что та позиция недалеко, внизу, метрах в пятидесяти. На самом деле она была метрах в ста пятидесяти отсюда, на склоне, в совершенно неприметном месте. Но я этого тогда не знал.

Я начал по рации вызывать «Броню», чтобы он меня встретил через 10 минут. Командир ответил мне, что он на другой волне, и пообещал передать.

В груде броников было не просто найти свой. Товарищ помог и указал мне на один из них.

– Точно не он, мой был другого цвета, а этот черный!

Приглядевшись получше, я увидел шеврон с позывным «Полярник» и удивился, что не узнал свой бронежилет. Он был весь мокрый и в грязи, отчего выглядел по-другому.

Я помолился, отодвинул мешок, послушал, нет ли коптера, и полез наружу. Вытянуть с внешней стороны меня было некому, поэтому хватался руками за все, что было. Левая рука соскользнула, когда я уже вылез наполовину, и я практически упал лицом на чьи-то мозги, вытекшие из черепа. Этого парня, видимо, расстреляли в упор при попытке штурма блиндажа.

На войне нужно делать все максимально быстро. Каждая минута промедления может оказаться последней. Я вытащил броник, каску, автомат, надел все на себя и двинулся вперед.

Впервые я остался один. По большому счету, вокруг было еще немало людей. Одни прятались под землей, другие, возможно, наблюдали за мной и видели меня. Я никого не видел. Я шел в одиночестве, когда вокруг, на каждом шагу, тебя ждет смертельная опасность. Мне указали лишь направление, куда идти, и указали его неправильно, слишком примерно. Этого не хватило бы для того, чтобы я туда дошел, но Божьей помощи и Божьей воли хватает на все, что мы у Него просим.

Я шел и молился, молился отчаянно. Природа послала мне навстречу шквальный ветер. Ветер принес мокрый снег. Он хлестал мне по лицу, а я пробирался по лунному ландшафту от одной воронки до другой.

Когда мы заходили на Двойку, мы шли поверху склона. Теперь я спускался ровно вниз. Можно было идти и кричать «Броне», но я не знал точно, где находятся позиции противника, и поэтому это было слишком рискованно.

Когда я дошел почти до низа склона, впереди открылась следующая картина: болотистая местность с рогозником, колючая проволока и какая-то разбитая техника. Раньше здесь, наверное, была дорога. Я почувствовал, что это место не то, нужно подняться выше и в сторону.

Пройдя еще метров пятьдесят в полной темноте, стало понятно, что дело – дрянь. Идя в какую-то сторону, я начал кричать: «Броня»! и спустя время услышал спасительный ответ: «Полярник»! Это «Броня» ответил на мой зов.

Блиндаж был расположен очень удачно, даже подойдя вплотную, было сложно понять, где он и в какой стороне вход. Я обогнул его слева, парни открыли мне вход, и я с переполнявшим меня чувством радости упал в грязь на дне блиндажа.

Позже я узнал, что там, внизу, где была колючая проволока, сидел противник.

3. Блиндаж