Читать онлайн Земля раздора

В том крае, где рассвет суров и ал,

Где скальный берег, горд и прям,

Вонзал в поля свой каменный оскал,

Подобно шраму, землю пополам

Делил невидимый, но вечный спор.

И меж собой враждуя с давних пор,

Два клана жили, глядя друг на друга,

Как будто из проклятого недуга

Им не найти спасительного круга.

Один был люд, рожденный из волны, —

Народ соленых ветреных кровей.

Их лица солнцем обожжены,

Ладони – в шрамах от сетей,

В мозолях твердых от дубовых весел.

Мир для рыбака был прост и весел

Лишь там, где пенился морской простор.

В их жилах бился штормовой напор,

А в глубине усталых, ясных глаз

Был вечный блеск, что не погас, —

Соленый отблеск вод, безбрежный зов,

Свобода – главный из земных богов.

Им богом был и Ветер-свистунок,

Что гнал суда на дальний восток,

И пенный вал, что бил о борт судна.

А суша? Лишь причал, опора дна,

Чтоб отдохнуть и снова уходить

Туда, где рвется жизненная нить.

Другой был люд, рожденный из земли, —

Потомки тех, кто плугом брел в пыли.

В их венах почва, в мыслях – тишина,

Их сила, как и пашня, – молчуна.

Их руки пахли влажным черноземом,

Их взгляд был ясен, терпелив и дремен,

Как зерна, спящие до срока своего.

Для них в прибое нету божества —

Лишь пасть голодная, что жаждет власти,

Готовая в своей ненастной страсти

Поля залить и урожай забрать.

Их боги – те, кто учат созидать:

Луч солнца, золотящий колос спелый,

И тучный дождь, и труд их рук умелый,

И хлеб, что был наследием отцов,

Надежней всех морских слепых богов.

И в центре двух враждующих миров,

Где каждый был к чужому не готов,

Она жила. Алидой звали дочь

Седого рыбака. И словно ночь,

Что перед бурей, были в ней глаза,

Когда в них пряталась немая бирюза.

А волосы, как мокрый русый шелк

Песка, что волнами на берег влек,

Спадали с плеч. В ней – моря непокой,

Мятежный дух и яростный прибой.

А он – Дамир, был сын вождя полей,

Силен, как дуб, что сотен лет старей.

В его руках, широких и простых,

Таилась мощь холмов его родных,

И он умел одним касаньем длани

Снять дрожь земли, унять ее страданья.

В его глазах – покой и благодать,

Способность ждать, надеяться и знать,

Что верность почве – праведная суть,

Что предначертан им единый путь.

Они сошлись, где спор вела стихия,

Где волны дерзкие, слепые и лихие,

Лизали край пшеничного ковра.

То не была назначенная встреча.

Еще вчера

Они бы разошлись, не видя лиц,

Под грузом вековых своих границ.

Но в этот миг, не сдерживая взгляд,

Они столкнулись. Не огонь, не яд

Вражды отцов, что в них текла по венам,

А что-то новое, почти что сокровенное

Мелькнуло в них. В ее глазах – вопрос,

В его – ответ, что ветер не унес.

В молчанье том, на узкой кромке света,

Была заложена основа для сюжета,

В котором ненависть – лишь прах и тлен

Пред жаждой сладких, но больших перемен.

Но тот безмолвный, мимолетный взгляд,

Что на песке связал их наугад,

Был хрупкой искрой в бочке пороховой.

Их мир был стар, их мир был бестолковый

В своей вражде. На площади селенья,

Где каждый день текли людские звенья,

Где соль и чернозем мешались в пыли,

Два стана вновь друг другу говорили

Языком гнева, желчи и обид,

И воздух старыми проклятьями кипит.

Поднялся гул. Отец Алиды, сед,

Проживший в море семь десятков лет,

Ударил палкой, прерывая тишь:

«Вы совесть продали за медный шиш!

Зачем ручью вы перекрыли ток,

Что с гор бежал, прозрачен и высок?

Теперь в затоне – тухлая вода,

И пресной влаги не найти, когда

Смолою нужно пропитать борта!

Вся ваша правда – в жадности пуста!»

Ему в ответ, шагнув из ряда вон,

Вождь землепашцев, кряжистый Борон,

Отец Дамира, громыхнул, как гром:

«А вы не застили б своим гнилым добром

Тропу к воде? Весь берег, весь откос

Уставлен так, что и погнать бы врос

В песок скотину, да не подойти!

Нет стаду к водопою вниз пути!

Ваш скарб, как мусор, брошен где попало,

И нашим землям вечно вас тут мало!»

И вспыхнул спор, как на ветру костер,

И каждый довод был остер и хитер,

Но бил не в суть, а в сердце, в старину,

В чужую веру, в общую вину.

«Молчи, земляной червь! – рыбак кричал. —

Ты от рожденья к полю лишь причал!

Чтоб ваши нивы смыло все волной,

Чтоб солончак остался за сохой!»

«А ты, бродяга! – фермер отвечал. —

Пускай девятый всемогущий вал

Все ваши щепки в бездну заберет!

Бездомный, нищий, алчущий народ!»

Алида – средь своих, Дамир – с другими.

Их разделяли пропасти немые,

И каждый крик, и каждый злобный жест

Ложился тенью им наперекрест.

Он видел в ней – дитя врага и шторма.

Она – в нем сына пахаря и корма.

Но сквозь толпу, сквозь ненависти зной,

Они встречались взглядом – и с больной,

Немою мукой видели вдали

Всю глубину расколотой земли.

И эта пропасть, вырытая в споре,

Была страшнее, чем любое море,

И тверже, чем любая целина, —

Глухая, вековая их стена.

Но ненависть не властна над душой,

Что ищет путь запретною тропой.

И стали встречи их – немой укор

Тому, о чем кричал пустой их спор.

Они нашли укрытую от глаз

Ту бухту, где никто б не выдал их,

Куда вела, над пропастью виясь,

Тропинка козья, только для двоих.

Здесь, в тишине, где лишь прибой да крики чаек,

Вдали от вечных ссор и горьких стачек,