Читать онлайн Дилерия: Пленники Времени

Лагерь Железного Клыка – Клетка на Колесах

Ад начался со скрипа дерева и лязга железа. Каждое подергивание повозки отзывалось тупой болью в висках Кэнана, словно кто-то долбил по наковальне внутри его черепа. Он попытался открыть глаза – ресницы слиплись, веки налились свинцом. Сквозь щели грубых досок клетки пробивался слепящий, беспощадный свет пустыни, выжигающий остатки мысли. Воздух густой, пыльный, пахнущий потом, испражнениями и страхом.

Рядом пошевелилась. Ивиэль. Ее серебристые волосы, обычно сиявшие как лунный свет, были спутаны и покрыты грязью и запекшейся кровью на виске. Одежда – лохмотья. На запястьях и лодыжках – тяжелые, натирающие кожу до мяса железные браслеты, соединенные короткой цепью. Она встретила его взгляд. В ее изумрудных глазах не было слез – только глубокая, звериная растерянность и вопрос, на который у него не было ответа. Где мы? Что случилось? Слова застряли в пересохшем горле.

Заскрипела дверца клетки. Над ними нависла массивная тень. Орк. Не просто орк – надсмотрщик Железного Клыка. Его кожа была цвета засохшей грязи, маленькие свиные глазки блестели жестокостью. От него несло дешевым самогоном и немытой шкурой.

"Проснулись, пыль?" – прохрипел он, плюнув густой слюной прямо между них. Желтая вязкая масса шлепнулась на дощатый пол. – "Думали, вы важные шишки? Король с королевой?" Он фыркнул, обнажив желтые клыки. "Здесь вы – грязь. Мясо для рудников или забав для воинов. Смотря по настроению Гротока." Он ткнул грязным пальцем в сторону центра лагеря, где виднелись более крупные шатры и слышался грубый смех.

Он схватил Кэнана за волосы, грубо дернув голову вверх. Боль пронзила шею. "Запомни, человечишка. Твое место – под ногами. Твоя подружка – игрушка. Скоро увидите." Он швырнул голову Кэнана обратно на доски, заставив его закашляться от боли и пыли. Орк повернулся к Ивиэль, его взгляд скользнул по ней с откровенным, животным вожделением. "Особенно ты, светленькая. Редкая диковинка…" Он протянул руку, чтобы схватить ее за подбородок.

Ивиэль инстинктивно рванулась назад, цепь звякнула. В ее глазах мелькнула не привычная магия леса, а чистая, первобытная ярость. Кэнан попытался встать на колени, броситься вперед, но цепь и слабость приковали его на месте. Он издал хриплый, бессильный рык.

Надсмотрщик замер, его рука повисла в воздухе. Он рассмеялся – коротко, резко, как лай гиены. "Ого! Огонек! Люблю таких. Будет веселее ломать." Он плюнул еще раз, на этот раз прямо на платье Ивиэль. "Расслабьтесь. До вечера далеко." Он захлопнул дверцу клетки, щелкнул тяжелым замком и отошел, бормоча что-то про "свежее мясо" и "вечерние потехи".

Тишина в клетке снова стала густой, но теперь она была наполнена не только болью и дезориентацией, но и леденящим ужасом от услышанного. Кэнан перевел дух, пытаясь подавить приступ тошноты и бессильной ярости. Он пополз к Ивиэль. Не словами – их мог подслушать любой проходящий мимо орк – а движением. Он дотянулся до ее закованной руки. Его пальцы, тоже в оковах, нашли ее пальцы. Холодное железо. Тепло кожи под ним. Сильнейшая дрожь, пронзавшая ее тело. Он сжал ее руку так сильно, как только позволяли цепи. Я здесь. Мы вместе. Это было все, что он мог ей передать в этом аду. Ее пальцы ответили слабым, почти неощутимым сжатием. Капля влаги, смешавшаяся с пылью на ее щеке, была не слезой отчаяния. Это была ярость. Безмолвная, сжигающая изнутри. Ярость загнанного в угол зверя.

Рабский Пункт – Первый День Ада

"ДВИГАЙСЯ, ОТБРОСЫ!"

Голос надсмотрщика резал уши, сливаясь с лязгом цепей, стонами и приглушенными рыданиями. Кэнан спотыкался, таща на плече тяжелый мешок с каким-то зловонным грузом – то ли отбросами, то ли сырьем для оркского пойла. Солнце Атарима пекло нещадно, выжигая последние остатки влаги. Каждый вдох обжигал легкие раскаленным песком. Цепи на запястьях впивались в кожу, оставляя кровавые борозды. Рядом, согнувшись под грузом камней, шла Ивиэль. Ее лицо было маской отрешенности, но Кэнан видел, как дрожат ее руки, как она едва переставляет ноги. Магия леса, ее сила и грация, были похоронены под гнетом физического истощения и унижения.

Они были частью безымянного потока страданий: люди с пустыми глазами, сгорбленные гномы, пара молодых минотавров, которых орки явно били особо жестоко, может, для забавы. Всех гнали копать огромные ямы непонятного назначения на краю лагеря.

"Эй, светлячок! Не отлынивай!" Орк-надзиратель, другой, поменьше, но не менее злобный, подошел к Ивиэль и ткнул ее древком копья в спину. Она вскрикнула от боли и неожиданности, упав на колени. Мешок с камнями грохнулся рядом.

Кэнан увидел красное. Без мысли, без плана, чистая ярость, накопленная за часы унижений, вырвалась наружу. Он бросил свой мешок, рванулся вперед, насколько позволяли цепи, и толкнул орка что есть мочи. "ОТСТАНЬ ОТ НЕЕ!"

Орк, не ожидавший нападения от забитого раба, пошатнулся, но не упал. Его лицо исказилось бешенством. "АААРГХ! СУЧЬЕ ПОМЕТО!" Он размахнулся древком копья.

Удар пришелся Кэнану по ребрам. Воздух вырвался из легких со стоном. Он рухнул на песок. Второй удар – по спине. Третий – по голове. Мир поплыл, наполнился звоном и вспышками боли. Он сжался в комок, пытаясь защитить голову руками, но цепи мешали. Удары сыпались градом: ногами, древком. Грубый смех других орков. Крик Ивиэль, заглушаемый ревом надсмотрщика.

"Думал герой?!" – орал орк, в ярости пиная уже неподвижное тело. – "Здесь ты ЧЕРВЬ! Запомнил? ЗАПОМНИЛ?!"

Боль стала белым шумом, заполнившим все существо. Кэнан перестал чувствовать отдельные удары. Он чувствовал только песок во рту, вкус крови и всепоглощающее, сокрушительное бессилие. Герой Лориэндара, обладатель Лунного Корня, спасший мир… и вот он, лицом в грязи, избиваемый как последний скот, не способный защитить даже себя, не говоря уже о ней.

Орк наконец остановился, тяжело дыша. Плюнул на лежащего Кэнана. "Тащите его в барак. Пусть подыхает там. А ты, ведьма…" Он повернулся к Ивиэль, которая стояла на коленях, сжимая кулаки, ее глаза горели зеленым огнем ненависти. "…копаешь. До ночи. Или будешь рядом с ним." Он грубо толкнул ее к брошенным камням.

Кэнана волоком потащили двое других рабов. Он не сопротивлялся. Сквозь пелену боли и унижения он поймал взгляд Ивиэль. В ее глазах не было страха. Там была та же ярость, что и в его душе. И что-то еще. Не сломленность. Не покорность. Решимость. Жестокую, обжигающую решимость выжить. Любой ценой.

Его бросили в темный, вонючий барак, на грязную подстилку из заплесневелой соломы. Боль была всепоглощающей. Каждое дыхание давалось с трудом. Но в кромешной тьме, когда дверь захлопнулась, он почувствовал легчайшее прикосновение. Ее закованная рука нашла его руку в темноте. Холод железа. Тепло пальцев. Дрожь. И тихое, едва слышное сжатие. Сильнее, чем в клетке. Я здесь. Мы вместе. Мы выживем. Они лежали в грязи, истекая кровью и болью, но эта хрупкая связь, это немое обещание в темноте, было первым камнем в фундаменте их сопротивления. Ярмо прошлого сдавило их горло, но еще не сломало хребет.

(Настоящее) – Лагерь у Атарима. Пепел Надежды

Дым костров стелился низко над Пустошью Атарим, смешиваясь с запахом гари, крови и расплавленного камня. Небо, еще недавно разорванное лиловыми молниями Скверны, теперь было грязно-серым, будто присыпано пеплом. Посреди временного лагеря, разбитого у подножия скал Старых Слез, стояли два высоких костра. Не для тепла. Для прощания.

Перед ними выстроились остатки Армии Союза. Люди в изорванных синих мундирах Харадуна стояли плечом к плечу с эльфийскими лучниками, чьи некогда безупречные плащи были покрыты копотью и черными подтеками скверны. Гномы в помятых доспехах молча теснились рядом с орками кланов Драш-Наар. Никаких разграничений, никаких прежних предрассудков. Только общая, всепоглощающая усталость и горечь утраты. Цена победы лежала тяжелым камнем на каждом сердце.

У одного костра, сложенного из обломков гномьих "Небесных Молотов" и щитов, лежали аккуратно сложенные личные вещи Кэнана Блэкстоуна: его потертый шкиперский жилет, карта с пометками, нож в простых ножнах. На другом костре, где горели ветви лориэндарского падуба, покоились вещи Ивиэль Яркий Лист: изящный, но потемневший от копоти эльфийский плащ, колчан со сломанными стрелами, серебряная заколка для волос. Пустые костры. Нет тел для погребального огня. Только память и невыносимая пустота.

Ургал Громобой шагнул вперед к костру Кэнана. Его могучая фигура, обычно излучавшая неукротимую ярость, казалась сгорбленной. Лиловые шрамы Скверны, еще не зажившие, зияли на его темно-зеленой коже. В руке он сжимал боевой топор так крепко, что костяшки пальцев побелели. Он не стал на помост. Он встал прямо перед строем, его голос, обычно ревущий как гром, был низким, хриплым, но он резал тишину, как нож.

"Человек," – начал он, глядя на тлеющие угли костра Кэнана. "Человек и эльфийка." Он бросил взгляд на второй костер. "Чужие. Сперва – враги. Потом – помеха. Потом – странники." Ургал выпрямился во весь рост, его глаза, горящие алым гневом, обвели строй. "А потом – СОЮЗНИКИ! БРАТЬЯ И СЕСТРЫ ПО КРОВИ И СТАЛИ!" Его голос сорвался на рык. "Они стояли здесь! Среди нас! Рубились с ТЬМОЙ, когда дрожали стены мира! Они ПРОВЕЛИ нас сквозь ад к вратам логова Зла! Они ЗАПЛАТИЛИ за нашу ПОБЕДУ ВСЕМ!"

Он занес топор и с яростью вонзил его лезвие в землю у края костра. Земля треснула. "Их нет! Их ЗАБРАЛО МОРЕ ТЬМЫ! Но я КЛЯНУСЬ! Клянусь кровью, пролитой здесь! Клянусь Громом в моей груди! Пока я дышу – я буду ОХОТИТЬСЯ за тем, что их поглотило! Я найду врата их темницы, будь она в бездне или в сердце звезды! И я ВЫРВУ их или ОБРУШУ горы на голову тому, кто их удерживает! ЭТО НЕ КОНЕЦ! ЭТО – КЛЯТВА КРОВИ НОВОЙ ВОЙНЫ!" Его рев потряс воздух. Орки кланов ответили ему глухим, яростным гулом, бью щитами и оружием о землю. "ЗА ГРОМОБОЯ! ЗА КРОВЬ!"

Тишина после его слов была оглушительной. Затем к костру Ивиэль подошел Аргонис Свифтгрей. Минотавр казался горой горя. Его мощные плечи были опущены, в глазах, обычно спокойных и мудрых, как сама земля, бушевало море невысказанной боли. Он не ревел. Он говорил тихо, но его голос, усиленный магией камня, доносился до каждого.

"Роран…" – имя его сородича, погибшего ранее, прозвучало как стон. "Роран пал. Его кровь оросила камни Форджхолла. И теперь… Кэнан. Ивиэль." Он посмотрел на пустые костры, и земля под его копытами слегка затрепетала. "Они были светом в кромешной тьме. Мостом между нашими мирами. Их смелость… их доверие… их ВЕРА в то, что мы, разные, можем быть едины… это было чудо. Чудо, которое мы недостойны потерять." Он поднял голову, его взгляд был невыносимо тяжел. "Мы выстояли. Мир дышит. Но каждый вздох этого мира… отныне будет горчить пеплом их отсутствия. Мы обязаны помнить. Помнить их. Помнить цену. И нести этот свет дальше. Ибо если мы позволим ему угаснуть в наших сердцах… тогда их жертва, и жертва всех, кто пал здесь, будет напрасной." Он положил на край костра Ивиэль большой, гладкий камень из Форджхолла, испещренный естественными узлами, похожими на корни. Камень зашипел от жара. Аргонис отвернулся, не в силах больше говорить.

Последним выступил Тарнис Клинок Зари. Капитан эльфов Древохода был бледен, одна рука поддерживалась повязкой – след недавней схватки со Скверной. Но в его глазах горел холодный, несгибаемый огонь.

"Они были Защитниками," – начал он, и его чистый голос звучал над пепельной пустошью. "Защитниками Леса. Защитниками Камня. Защитниками Человеческого достоинства и Оркской чести. Защитниками самой ЖИЗНИ против небытия." Он указал на черный шрам на горизонте, где еще недавно пульсировала Темница Малгора. "Они вонзили клинок в самое сердце Тьмы. Они исполнили свой долг до конца. Наш долг… наш долг теперь – удержать завоеванный ими свет. Не дать Хаосу вернуться через трещины в нашей воле, в нашем единстве. Мы стоим на пепелище. Но из пепла может возродиться нечто новое. Сильное. Единое. Потому что они показали нам путь. Скорбите. Помните. Но не сгибайтесь. Несите их свет, как знамя. Ради Дилерии. Ради будущего, которое они купили своей кровью." Он вынул из колчана одну уцелевшую стрелу с зеленым оперением, символ Лориэндара, и аккуратно положил ее на костер Кэнана. Оперение вспыхнуло ярким, чистым пламенем на мгновение, прежде чем исчезнуть в общем огне.

Лира Вейн стояла чуть в стороне. Она не произнесла ни слова. Она смотрела на костры пустым, отрешенным взглядом хирурга, привыкшего к боли, но не к такому опустошению. Ее пальцы, обычно ловкие и уверенные, нервно теребили край запачканного кровью целительского фартука. Она видела пустые костры, слышала клятвы и скорбь, но все это казалось далеким эхом. Внутри была только ледяная пустота и механическая мысль: Нужно проверить запасы анестезии. Раненых много. Стерилизовать инструменты… Ее мир сузился до следующей перевязки, следующей раны. Это был единственный способ не сойти с ума.

(Настоящее) – Палатка Совета. Трещины в Союзе

Дым костров еще висел в воздухе, пропитывая грубый холст большой походной палатки, служившей Совету. Внутри царила гнетущая атмосфера, гуще дыма. За столом, сколоченным из ящиков, сидели уцелевшие лидеры. Аргонис стоял у входа, опираясь на свой посох, его взгляд был устремлен куда-то внутрь, в глубину его горя. Ургал, не снимая окровавленных доспехов, стоял как изваяние ярости, скрестив руки на груди, его топор все еще торчал из земли у костра снаружи. Тарнис, бледный, но собранный, сидел, опираясь здоровой рукой на стол. Рядом с ним – представители горных гномов, их лица суровы. Советник Вейн из Харадуна выглядел постаревшим на десятилетия, его руки дрожали. Лира стояла чуть в стороне, ее пустой взгляд скользил по карте, разложенной на столе, но не видел ее.

"Мы стоим на священной для Тьмы земле!" – загремел бородатый гном-инженер, стуча кулаком по столу. Грунт Молотобоец, старший из уцелевших мастеров Форджхолла. "Скалы Старых Слез! Эпицентр! Здесь энергия разлома, здесь ключ! Мы ДОЛЖНЫ закрепиться! Построить крепость на руинах Темницы! Использовать кристаллы стабильности, что остались! Иначе – кто помешает новому Малгору вылезти из той же дыры?!"

"Крепость?" – скептически фыркнул капитан харадунских ополченцев, человек с перевязанным глазом. "Из чего строить? Из пепла и костей? Наши силы на исходе! Раненых – половина! Припасов – на неделю! А что, если Тьма не добита? Что, если эти… твари… вернутся? Мы сидим здесь, на открытой пустыне, как мишени! Нужно отступать! В Харадун! За крепкие стены! Там можно перегруппироваться, собрать новые силы!"

"Отступить?!" – в голосе эльфийской магинистры, сидевшей рядом с Тарнисом, прозвучало возмущение. "Отдать эту землю обратно Тени после такой цены? Харадун далеко! Каждый шаг по этой выжженной земле – риск новой атаки остатков Скверны! Лес… Лориэндар ранен, но Антараэль жив! Нам нужно к Сердцу Рощи! Под защиту Древов и магию Источников! Там мы сможем исцелиться, собраться с силами!"

Шум нарастал. Гномы и часть людей кричали про укрепление. Другие люди и эльфы – про отступление к Харадуну или Лориэндару. Обвинения, страх, усталость – все смешалось. Единство, купленное кровью Кэнана и Ивиэль, дало первую трещину под грузом неопределенности и новых угроз.

Ургал внезапно рявкнул, не глядя ни на кого: "ТРЯСКА!"

Тишина упала мгновенно. Все взгляды устремились на него. Он медленно обвел их своими алыми, пылающими глазами.

"Спорите, как щенки над падалью," – проскрежетал он. "Пока настоящий враг, может, уже ползет из-под камней." Он ткнул пальцем в карту, в точку, где была Темница. "Здесь. Надо знать, ЧТО осталось. Иначе все ваши планы – дерьмо пыльное."

Тарнис кивнул, превозмогая боль в плече. "Ургал прав. Без разведки мы слепы. Отступать вслепую – безумие. Закрепляться вслепую – самоубийство." Он посмотрел на Аргониса. "Мастер Свифтгрей? Ваша связь с землей… можете ли вы почувствовать, что там, под скалами? Остатки Скверны? Или… нечто иное?"

Аргонис медленно поднял голову. Горе в его глазах сменилось сосредоточенностью мага. Он закрыл глаза, уперся копытами в землю. Посох в его руке замерцал тусклым желтым светом. Все затаили дыхание. Минуты тянулись мучительно долго. Внезапно Аргонис вздрогнул, его глаза распахнулись. В них мелькнуло нечто большее, чем боль – изумление.

"Тьма… она рассеяна. Слаба, как эхо," – проговорил он глухо. "Но… есть что-то еще. Не Малгор. Не Скверна." Он разжал кулак, который неосознанно сжимал. На его ладони лежал небольшой, оплавленный обломок металла. Не гномьего. Не человеческого. Не эльфийского. Странный, темно-серый сплав, покрытый микроскопическими, чуждыми, геометрическими узорами. "Это… я нашел это у самого края воронки. Глубоко. Оно… поет. Тихий, чужой звон. И сигнатура… она не от мира сего. Не от нашей Тьмы."

В палатке воцарилась гробовая тишина. Все смотрели на обломок, этот немой свидетель неизвестного. Страх сменился ошеломляющим непониманием. Что это? Наследие Древних Богов? Оружие новой, неизвестной угрозы? Или просто обломок чего-то древнего, не имеющий значения?

"Два дня," – тихо, но твердо сказал Тарнис, ломая тягостное молчание. Он посмотрел на Грунта, на капитана, на магинистру. "Дайте нам два дня. Разведка скал Старых Слез. Инженеры и маги – изучают место, ищут следы… этого." Он кивнул на обломок в руке Аргониса. "Охотники и следопыты – прочешут пустошь на предмет остатков тварей или новых угроз. За два дня мы узнаем, можем ли мы здесь закрепиться или должны уходить. И куда." Его взгляд стал жестким. "Это не просьба. Это необходимость. Ради всех, кто пал. Ради тех, кто еще жив."

Медленные, неохотные кивки. Даже самые ярые сторонники немедленного отступления или укрепления понимали – без знаний они обречены. Два дня. Сорок восемь часов передышки на краю бездны, куда шагнули их герои. Сорок восемь часов, чтобы понять, куда шагать дальше по миру, покрытому пеплом победы и скорби. Аргонис сжал в руке странный обломок, ощущая его холодный, чуждый резонанс. Тень нового вопроса, более страшного, чем простая Тьма, легла на и без того сломанные плечи Союза.

(Прошлое – Рудники Железного Клыка): Каторга во Тьме

Ад имел запах. Густой, удушливый, въевшийся в кожу и легкие навеки – смесь влажной каменной пыли, пота, крови и чего-то гнилостного, что витало в стоячем воздухе шахты. Каждое движение отзывалось болью в натруженных мышцах, каждое дыхание вырывалось хриплым стоном. Кэнан бил кайлом по неподатливой породе, его закованные запястья скользили внутри жестких манжет, сдирая кожу в кровь. Рядом, согнувшись в три погибели, копала Ивиэль. Ее изящные руки, созданные для лука или нежной магии роста, были покрыты черными ссадинами и волдырями. Серебряные волосы, собранные в грязный узел, слиплись от пота. Лишь изредка, когда никто из надсмотрщиков не смотрел, она поднимала голову, и в ее изумрудных глазах, тусклых от усталости и постоянного полумрака, вспыхивала прежняя острота, сканируя мрак.

Они были в самом сердце рудников Железного Клыка. Глубоко под землей, где свет факелов и скудных светящихся грибов боролся с вечной тьмой. Воздух дрожал от ударов кирок, стонов рабов и грубых окриков орков. Люди, гномы, пара молодых минотавров – все слились в единый, страдающий организм под землей. Кэнан чувствовал, как земля давит на него, не только физически, но и ментально – тяжестью безысходности, ярмом рабства, которое, казалось, сдавило саму его душу.

Он замахнулся кайлом снова, целясь в трещину в породе. Удар пришелся чуть косо, отскочив рикошетом и посыпав его лицо острой каменной крошкой. Он зажмурился, сплюнул грязь. Когда он открыл глаза, протирая их тыльной стороной руки, его взгляд упал на толстую деревянную балку, подпиравшую потолок штрека чуть поодаль. На темной, пропитанной влагой и копотью древесине было что-то выцарапано. Не просто царапины от инструментов. Знак.

Он прищурился, пытаясь разглядеть сквозь сумрак и пыль. Знак был простой, грубый – три пересекающихся дуги, напоминающие волчьи клыки, но сломанные посередине. Ледяная волна узнавания прокатилась по его позвоночнику. Клан Сломанного Клыка. Злейшие враги Железного Клыка. Вражда, уходящая корнями в поколения. Но… не в его время. В его времени Клан Сломанного Клыка был стерт с лица Дилерии усилиями самого Ургала Громобоя и его союзников лет… двадцать назад? Может, пятнадцать?

Время. Оно сжалось в его голове, как пружина. Обрывки разговоров орков надсмотрщиков, подслушанные за дни рабства, всплыли с новой силой. Названия кланов, которых он не знал, или знал только по древним хроникам. Отсутствие имен, ставших легендарными в его эпохе. Упоминания о вожде Гротоке как о ныне правящем, а не о позоре прошлого. Раньше. На 15-20 лет раньше. Мысль ударила с такой силой, что он едва не выпустил кайл из рук. Они не просто переместились в пространстве. Их вышвырнуло в прошлое. В самое пекло эпохи, когда Железный Клык был на пике могущества, а Ургал… Ургал был еще молод. Возможно, еще рабом.

Он рискнул оглянуться. Ивиэль была ближе всех. Она заметила его замерший взгляд, его бледность под слоем грязи. Ее глаза вопросили. Кэнан, делая вид, что поправляет захват кайла, шевельнулся так, чтобы его спина закрывала балку от возможных взглядов надсмотрщиков. Он едва слышно прошептал, губами почти не двигаясь, звук терялся в общем гуле шахты:

"Ивиэль… Знак… Сломанный Клык. Здесь. Свежий. И орки… говорят о кланах… которых нет. В нашем времени."

Он видел, как ее глаза расширились. Как понимание, холодное и безжалостное, осело в их глубине, смешавшись с ужасом. Они не просто в рабстве. Они заперты в жестоком прошлом своего мира. И выхода не было видно.

(Настоящее – Руины Старых Слез): Эхо и Отзвук

Воздух над воронкой, оставшейся от Темницы Малгора, дрожал. Не от жары – солнце Атарима уже клонилось к закату, окрашивая пепельное небо в кроваво-багровые тона. Дрожь была иной. Тонкой, вибрирующей, будто пространство само по себе было натянуто как струна и кто-то невидимый дотрагивался до нее. Эфирные аномалии.

Аргонис Свифтгрей стоял на самом краю гигантской чаши выжженной земли, его мощные копыта утопали в спекшемся, остекленевшем песке. Рядом с ним, щурясь сквозь сложные оптические приборы, копошились гномы-инженеры из Форджхолла во главе с Грунтом Молотобоем. Их бороды были в пыли, лица озабочены. Они расставляли приборы на треногах – что-то щелкало, что-то тихо гуденело, сканируя невидимые волны.

"Показания скачут, как бешеные козлы!" – проворчал Грунт, постукивая по корпусу одного из приборов. "Эфир здесь… рваный. Как старая ткань, проеденная молью. Всплески энергии – там, там и вон там!" Он ткнул толстым пальцем в разные точки огромного кратера. В указанных местах воздух действительно мерцал, как марево над раскаленными камнями, или вспыхивал крошечными, короткоживущими искрами холодного сине-фиолетового света. "Никакой стабильности, Аргонис! Строить тут что-то – все равно что на песке возводить. Основание ненадежное!"

Аргонис молча кивнул. Он не нуждался в приборах, чтобы чувствовать это. Земля под ним… она болела. Глубоко, на уровне пластов, куда не доставали даже корни древнейших деревьев. Боль от ран, нанесенных Скверной и взрывом Темницы, была оглушительной. Но сквозь нее он улавливал что-то иное. Не боль, а… диссонанс. Как фальшивая нота в знакомой песне земли. Его взгляд упал на странный обломок, который он сейчас сжимал в руке, завернутый в кусок грубой ткани. Он достал его, осторожно развернул.

Темно-серый металл, оплавленный по краям, все еще казался неестественно холодным. Геометрические узоры, не гномьи, не эльфийские, не человеческие, казалось, плясали в свете заката. "А это?" – спросил Аргонис, протягивая обломок Грунту. "Можете понять?"

Гном взял его осторожно, словно боялся обжечься. Приложил к прибору со множеством линз. Заворчал. "Сплав… сложный. Очень. Не знаю такого. Рун нет. Знаков – нет. Эти узоры… они не несут информации, мастер. Они просто… есть. Как шум. Но металл…" Он постучал по нему маленьким молоточком. Звук был глухой, незвучный, странно поглощающий. "…он не резонирует нормально. Как будто глухой к нашей реальности."

Аргонис взял обломок обратно. Его пальцы коснулись холодной поверхности. И тут он почувствовал. Не через приборы. Не через слух. Через самую глубинную связь с камнем и металлом, что была в его минотаврской крови. Слабый, еле уловимый резонанс. Но не с землей Дилерии. С чем-то чужеродным. Как далекий, искаженный звон колокола из другого мира. И в этом звоне была не просто странность. Была угроза. Тонкая, как лезвие бритвы, но неоспоримая. Он сжал обломок в кулаке, ощущая его холодный ожог сквозь кожу. "Оно не отсюда," – прошептал он так тихо, что услышал только сам себя. "И оно… здесь не одиноко."

(Настоящее – Пустошь): Ярость и Тень

Пустошь Атарима к западу от лагеря Союза была не просто выжженной. Она была оскверненной. Камни, еще недавно плавившиеся от энергии взрыва, застыли в причудливых, болезненных формах. Воздух висел тяжело, пропитанный запахом гари и чем-то кислым, химическим. Трава, редкие кустарники – все было черным, хрупким, рассыпающимся в пыль при малейшем прикосновении. Здесь, на периферии разрушения, и рыскали отряды зачистки.

Ургал Громобой шел впереди небольшого отряда, его массивный топор, вытащенный из земли у поминального костра, был закинут на плечо. За ним брели несколько его орков из Драш-Наар, люди-следопыты из Харадуна и Тарнис Клинок Зари, его эльфийский лук наготове. Глаза Ургала, алые от невысказанной ярости и недосыпа, сканировали местность с хищной интенсивностью. Каждый обгоревший труп твари, каждый клочок искаженной Скверной земли – все это било по его нервам, как молот. Проклятие. Проклятье на эту землю, на эту Тьму, на эту потерю!

"Вон там!" – резко указал один из следопытов, человек по имени Марк. "Движение! За валунами!"

Все замерли. Ургал щелкнул пальцами – сигнал к тишине и готовности. Он двинулся первым, крадучись с удивительной для его размеров ловкостью. За валуном, в небольшой впадине, копошилось нечто. Не гибрид, не знакомая тварь. Это был сгусток живой, пульсирующей лиловой слизи размером с крупную собаку. От него отходили щупальца-псевдоподы, которые с жадным шипением поглощали остатки обугленной органики и даже впивались в камень, оставляя дымящиеся ямки. Существо фокусировало лиловую энергию в небольшое, горячее ядро в центре.

Белая ярость, копившаяся в Ургале с момента похорон, с момента осознания пустоты, накрыла его с головой. Тварь. Потомство Тьмы. Живое напоминание о том, что поглотило их. Разум померк. Остался только рев Грома в крови, требующий разрушения.

"АААРРРГХХ!!!" – его вопль разорвал тишину пустоши. Он ринулся вперед, не дожидаясь приказа, не думая о тактике. Его топор взметнулся в закатном небе, обрушившись на сгусток Скверны со всей силой отчаяния и ненависти.

Удар был сокрушительным. Топор вонзился глубоко, разбрызгивая липкую, едкую массу во все стороны. Тварь взвыла – звук, похожий на скрежет металла по стеклу. Но она не умерла. Ее ядро вспыхнуло ярче, щупальца метнулись к Ургалу, пытаясь обвить его ноги, прожечь доспехи.

Ургал был неистов. Он вырвал топор, рубил снова и снова, не замечая брызг едкой слизи, шипящей на его коже. "УМРИ! УМРИ, ТВАРЬ! УМРИ ЗА НИХ!" – его крики сливались с хриплым воем раненого существа. Он потерял счет ударам, потерял ощущение окружения. Его мир сузился до этого лилового сгустка ненависти, которое нужно было уничтожить любой ценой.

В его безумии он не видел, как один из его орков, молодой воин по имени Горн, бросился ему на помощь, пытаясь отсечь щупальце, тянущееся к вождю. Ургал, в пылу ярости, занес топор для очередного удара по корчащемуся сгустку. Траектория… Горн оказался прямо на пути. Лезвие, несущее всю мощь Ургала, сверкнуло в воздухе, направляясь прямо к шее орка. Горн замер, его глаза расширились от ужаса и непонимания.

Время замедлилось. Никто не успел крикнуть. Никто не успел двинуться. Кроме Тарниса.

Капитан эльфов не бросился вперед. Он не крикнул. Он просто посмотрел. Его взгляд, холодный, как лезвие, пронзительный, как стрела, ударил в Ургала. В самый момент замаха. Взгляд, полный нечеловеческой силы воли и немого приказа: Остановись.

И Ургал… остановился. Его мышцы, налитые яростью, дрогнули. Топор замер в верхней точке, дрожа от напряжения. Он встретился взглядом с Тарнисом. В алых глазах вождя орков бушевал ураган бешенства, боли, потери. Но сквозь него, как молния сквозь грозовую тучу, пронзил ледяной луч осознания. Он увидел Горна. Увидел свой топор, занесенный над своим же воином.

Ярость схлынула так же внезапно, как и накатила, оставив после себя ледяную пустоту и жгучую волну стыда. Он опустил топор, тяжело дыша, слюна капала с его клыков. Горн отшатнулся, бледный под зеленой кожей.

Тварь, воспользовавшись паузой, с жалким шипом попыталась уползти. Тарнис плавным движением натянул тетиву и выпустил стрелу. Зеленоватое пламя окутало наконечник. Стрела вонзилась точно в лиловое ядро. Раздался хлопок, и тварь взорвалась клубящимся, быстро рассеивающимся лиловым паром.

Тишина повисла тяжелым покрывалом. Все смотрели на Ургала. Он стоял, опустив голову, сжимая древко топора так, что древесина трещала. Не в ярости теперь. В бешенстве. Но не на тварь. На себя. Его могучие плечи вздымались от тяжелого, хриплого дыхания. Он едва не убил своего. Из-за Тьмы. Из-за боли. Из-за них. Стыд был хуже любой раны. Он резко развернулся и пошел прочь, в сторону лагеря, не глядя ни на кого. Его шаги были тяжелыми, как будто он тащил на себе всю тяжесть этой проклятой пустоши. Тень, которую он отбрасывал в свете угасающего солнца, казалась больше и чернее его самого.

(Прошлое) – Лагерь Железного Клыка, Ночь: Тень Сокровищницы

Ад барака сменялся иным адом – зловонной теснотой "кухни" Железного Клыка. Не хижина для приготовления пищи, а грязный навес у огромных котлов, где варилась неопознаваемая похлебка из гнилых кореньев и объедков. Ивиэль, стоя на коленях у закопченного котла, скребла затвердевший нагар железной щеткой. Руки ныли, спина горела, но сознание было остро как бритва. Каждый нерв был натянут. Она здесь не случайно.

Из шатра вождя Гротока, стоявшего в двадцати шагах, доносились приглушенные, но яростные голоса. Шаман Грошак и сам вождь. Они спорили часто, но сегодня в голосах звучало нечто большее – алчность, смешанная с разочарованием. Ивиэль притворилась, что уронила щетку, и медленно поползла за ней, приближаясь к щели в грубо сколоченной стене навеса.

"…говорил, набег на Оазис Теней провалом будет!" – гремел Гроток, и Ивиэль почувствовала, как дрожит земля от его шагов. "А ты: 'Там сила, Гроток! Сила древняя!' Где сила, Грошак? ГДЕ? Горстка золотишка да эти… безделушки!" Раздался звук падающего предмета.

"Сила спит, Вождь!" – зашипел шаман, его голос был как скрежет камней. "Или ранена… как тот камень. Но она ЕСТЬ! Чувствую кожей! Тот прут… он светится холодом, как лунный лед! Рука немеет, если держать долго! А камень… теплый камень, но он треснул… еле светится изнутри, как уголь под пеплом. Они не простые!"

"Светится? Трещит?" – Гроток фыркнул с презрением. "Не греет, не режет, не зовет духов! Игрушки для шаманов! Покажи МНЕ силу, Грошак! Покажи, как она сокрушит Серый Камень или напугает степных демонов! Иначе все это – пыль!"

"Нужно время, Вождь! Понимание! Ритуалы! – Грошак звучал почти умоляюще. – Хранить их надо… бережно! В сокровищнице… под замком и двойной охраной! Пока… пока я не разгадаю их песню. Или не сломаю, чтобы выжать силу!"

Раздался еще один удар – кулаком по столу. "Храни! – проревел Гроток. – Но знай, шаман: терпение Железного Клыка не вечно. Игрушки должны стать оружием. Или они станут твоим саваном. Понял?"

"Понял, Вождь."

Ивиэль отползла обратно к котлу, сердце колотилось так, что, казалось, вырвется из груди. Прут… светящийся холодом. Камень… теплый, треснувший. Образы вспыхнули в сознании с ослепительной, болезненной ясностью. «Лунный Корень» – его холодный, серебристый свет пронизывал тьму. «Сердце Илтариона» – его тепло, его пульсирующая жизнь, его трещина, нанесенная в последней битве с Малгором. Их артефакты! Они здесь! В этом проклятом прошлом! В сокровищнице Железного Клыка! Не просто украденные трофеи, а непонятые, но охраняемые "игрушки".

Она схватила щетку и с лихорадочной силой принялась драить котел, стараясь заглушить дрожь в руках. Надо было дожить до ночи. До темноты барака. До Кэнана. У них появилась цель. И адрес.

(Прошлое) – Лагерь Железного Клыка, Ночь: Шепот в Тени Клыка

Ад рудников сменился адом барака. Душное, вонючее помещение, набитое измученными телами, стонами и тихим плачем. Воздух был густым от запаха немытых тел, гноящихся ран и отчаяния. Кэнан лежал на жестких досках нар, притворяясь спящим. Каждый мускул горел, каждый сустав ныл. Но боль была фоном. Главное – тишина за стеной и шепот Ивиэль, прижавшейся к нему в темноте так близко, что губы почти касались его уха. Ее дыхание было теплым и частым, взволнованным.

«Кухня…», – прошептала она, едва слышно. Буквально. «Сегодня… меня послали чистить котлы… возле шатра вождя. Шаман Железного Клыка… Грошак… и сам Гроток… они говорили. Ругались».

Кэнан не шевельнулся, лишь прикрыл глаза плотнее, сосредоточив весь слух на ее словах. «О чем?»

«О добыче… с последнего набега на южные оазисы. Гроток злился… что мало золота. Грошак… он сказал: «Но мы взяли тот прут… помнишь? Тот, что светится холодом, как лунный лед? И камень… теплый камень, но он треснул… еле светится». Гроток зарычал: «Безделушки! Что с ними делать? Покажи силу!» Шаман ответил: «Сила спит… или сломана. Нужно время… понимание. Хранить в сокровищнице… под замком и охраной. Пока»».

Кэнан почувствовал, как сердце у него пропустило удар, а потом забилось с бешеной силой. Прут, светящийся холодом. Теплый камень. Треснувший. Образы вспыхнули в сознании с болезненной ясностью. «Лунный Корень»… холодный, серебристый свет. «Сердце Илтариона»… теплое, пульсирующее жизнью, но поврежденное в их последней битве. Их артефакты! Они здесь! В этом проклятом прошлом! В сокровищнице Железного Клыка!

Он резко повернул голову, его глаза в темноте встретились с ее горящими изумрудными точками. Он увидел в них то же осознание, ту же дикую, обжигающую надежду. «Их артефакты!» – его собственный шепот был хриплым, полным невероятности и азарта. «Здесь. В крепости. В сокровищнице».

Ивиэль кивнула, ее пальцы вцепились в его рукав. «Да. Я поняла сразу. Это… это шанс?»

Шанс. Слово повисло в вонючей темноте барака, сияя как единственная звезда в кромешной тьме. Шанс не только выжить. Шанс вернуться. Вернуть то, что было их силой, их связью, их ключом к своему времени. Но как? Сокровищница вождя… самая охраняемая точка в лагере. Они – рабы, избитые, закованные.

«План, – прошептал Кэнан, его мозг, оглушенный каторгой, начал работать с лихорадочной скоростью. – Нужен план. И… помощь.» Его взгляд скользнул по темным силуэтам на соседних нарах. На гнома с обритой налысо и покрытой шрамами головой – Бори, который ворчал во сне что-то о «славных шахтах Форджхолла». На молодого минотавра, Грака, чьи рога были еще короткими, а в желтых глазах горела не покорность, а дикая, неукротимая ненависть ко всем оркам без разбора. На пару людей, чьи лица были пустыми, но в чьих руках, сжатых в кулаки даже во сне, читалось не сломленное отчаяние, а затаенная ярость.

«Начнем с них, – шепнул он Ивиэль, кивнув в сторону Бори и Грака. – Завтра. Осторожно.»

(Настоящее – Палатка Кэнана/Ивиэль): Призраки в Картах

Палатка была тихой. Слишком тихой. Раньше здесь всегда стоял гул – споры над картами, смех Кэнана, тихие напевы Ивиэль, скрип пера. Теперь здесь царила мертвая тишина, нарушаемая только шелестом пергамента под руками Лиры Вейн.

Она сидела на складном табурете перед походным столом Кэнана. На столе – хаос, знакомый и чужой одновременно. Карты Дилерии, испещренные его уверенными пометками маршрутов, опасных зон, мест силы. Записи в потертом полевом журнале – наблюдения за погодой, расчеты запасов, зарисовки странных растений или руин. Но Лиру интересовало другое. Она методично, с хирургической точностью, перебирала стопки бумаг, отложенных в сторону. Черновики. Личные заметки. То, что не предназначалось для чужих глаз.

Ее лицо было бледным, маскообразным. Пустые глаза скользили по строчкам, но видели не чернила, а пустоту поминальных костров. Руки, однако, действовали автоматически, профессионально – разглаживали смятые листы, сортировали их. Нужно разобрать. Упаковать. Сохранить. Для… для чего? Для кого? Мысли кружились, как пыль в заброшенной комнате.

И вдруг ее пальцы наткнулись на листок, выпавший из пачки черновиков. Он был исписан плотно, нервным, торопливым почерком Кэнана, заметно отличавшимся от его обычных аккуратных записей. Словно он писал это в порыве, под сильным впечатлением. Лира машинально поднесла листок к тусклому свету масляной лампы.

Слова прыгали перед глазами, сначала не складываясь в смысл: "…вихрь… не просто ветер… время… рваное, как парус в шторм… Старые Слезы… эпицентр? Эфирные разломы… как швы на теле мира…" Ниже: "…легенды кочевников… 'провалы во времени'… духи уносят неосторожных… или артефакты?.. 'Ключи Поворотов'…" И еще ниже, крупнее, подчеркнуто: "Хроно-вихри? Теория? Взаимосвязь: выброс эфирной энергии + геологический разлом + ??? = временная аномалия?"

Лира замерла. Дыхание перехватило. "Хроно-вихри". "Провалы во времени". "Временная аномалия". Слова ударили по ней, как обухом. Не абстрактные теории. Это… это было про них. Про Кэнана и Ивиэль. Про их исчезновение в разломе после удара по Сердцу Малгора. Его ум, его любопытство, его привычка записывать все, даже самые безумные гипотезы кочевников или обрывки древних легенд… Он предполагал. Он искал объяснение тому, что в итоге с ними случилось.

Руки Лиры задрожали. Не от горя теперь. От внезапного, острого, почти болезненного пробуждения мысли. Пустота внутри заполнилась ледяным, цепким интересом. Она схватила другие бумаги, лихорадочно перебирая их. Вот набросок карты Атарима с концентрическими кругами, расходящимися от Старых Слез, помеченными: "Зоны эфирной нестабильности (предполаг.)". Вот список ссылок на свитки из архивов Харадуна с пометкой: "Проверить: упоминания аномальных исчезновений". А вот… почти неразборчивая запись на полях: "Роран упоминал… 'древние камни, поющие о прошлом'… в каньонах к западу от Слез. Записать подробнее. Возможно резонанс?"

Она откинулась на спинку табурета, сжимая злополучный листок с теорией "хроно-вихрей" так, что бумага смялась. Сердце бешено колотилось. Это не просто черновики. Это… ключи. Обрывки мозаики, которую Кэнан пытался сложить. Мозаики, которая теперь объясняла их отсутствие не просто гибелью, а… перемещением? Во времени? Безумие. Абсолютное безумие. Но… Аргонис чувствовал "не Малгора" в разломе. Эфирные аномалии скачут. Найден странный артефакт нездешнего вида. И эти записи…

Лира встала. Ее движения были резкими, лишенными прежней механистичности. Она аккуратно сложила все бумаги, связанные с временными аномалиями, эфирными разломами и легендами, в отдельную папку. Дрожь в руках не утихала, но теперь это была дрожь не отчаяния, а от осознания чудовищной, почти кощунственной надежды. Она погасила лампу и вышла из палатки, крепко прижимая папку к груди. Ночь встретила ее холодным дыханием Пустоши и мерцанием странных искр над руинами Старых Слез. Ей нужно было найти Аргониса. Сейчас же. Пусть его камень "поет". Пусть его связь с землей чувствует "нездешнее". У нее теперь есть слова, чтобы описать кошмар, который, возможно, не был концом. У нее была теория. И она намеревалась ее проверить. Тайно. Потому что сказать кому-то вслух "они, возможно, не мертвы, а затерялись во времени" – значило бы прослыть безумной. Но Лира Вейн пережила слишком много, чтобы бояться безумия. Она боялась только бездействия.

(Прошлое – Барак): Зародыш Бунта

Тьма в бараке была не просто отсутствием света. Она была живой, густой, пропитанной стонами, хрипами и запахом отчаяния. Кэнан лежал неподвижно, прислушиваясь к ритмичному храпу орка-надсмотрщика за дверью. Рядом, прижавшись плечом, Ивиэль была напряжена как струна, ее дыхание поверхностное, учащенное. Между ними, в щели грязных досок нар, лежал крошечный камешек – знак, что разговор можно начинать. Безопасных слов не было. Только шепот, тоньше паутины, теряющийся в общем гуле несчастных.

«Бори», – выдохнул Кэнан, едва шевеля губами. Голос был хриплым от усталости, но твердым. «Гном. Слева. Шахтер. Видел, как он сегодня чуть не снес кайлом голову надсмотрщику, когда тот пинал его за «медлительность». Отчаяние. Злое. Готовое к вспышке.»

Ивиэль кивнула, ее волосы едва шевельнулись. «Грак. Минотавр. Юный. Ненависть… как печь. Горит в нем. Орки убили его стадо? Родных? Не знаю. Но он ищет смерти… или мести.» Она сделала микроскопическую паузу. «Люди… Драк и Мара. Брат и сестра? Из оазиса, что сожгли. Мара плачет по ночам. Драк… его кулаки сжаты всегда. Даже во сне.»

Кэнан мысленно отметил пару. Выжившие, не сломленные. Заложенная в них ярость могла стать топливом. Или погубить всех. Риск. Но какой выбор был у них? Без помощи они никогда не доберутся до сокровищницы. Никогда не вернут артефакты. Никогда не увидят свой мир.

«План… простой. Слишком простой. Почти самоубийство,» – прошептал он, чувствуя горечь на языке. «Отвлечение. Шум. Хаос. Пока орки бегут туда… мы – в сокровищницу.» Он не стал уточнять, что «отвлечение» должно быть грандиозным. Кровавым. Со смертями. «Нужны руки. Сильные. И те, кому нечего терять.»

«Бори… может знать про замки? Или подкопы?» – предположила Ивиэль. Гномы славились умением обращаться с камнем и металлом.

«Грак… сила. Много силы. И ярость, чтобы проложить путь,» – добавил Кэнан. «Драк и Мара… глаза, уши. Быстрые.»

Молчание. Огромность задуманного давила. Они были слабы, забиты, под постоянным присмотром. Любой неверный шаг – пытка, смерть или хуже того, для Ивиэль.

«Начнем с гнома,» – решил Кэнан. «Завтра. В шахте. При работе. Осторожно.»

Следующий день в руднике был кошмаром, как и все предыдущие. Воздух, пыль, боль, крики надсмотрщиков. Кэнан и Ивиэль работали рядом с Бори. Гном был невысок, коренаст, но казался согнутым под невидимой тяжестью. Его движения были механическими, глаза – тусклыми, уставшими смотреть в каменную тьму без надежды. Кэнан подобрался ближе, пока надсмотрщик орал на другого раба.

«Форджхолл,» – прохрипел Кэнан, не глядя на гнома, бросая породу в тачку. Слово было произнесено так тихо, что его почти заглушил лязг кайла Бори.

Гном замер. Не поворачивая головы, он медленно поднял взгляд. Тусклая искра мелькнула в его глубоко запавших глазах. «Что?» – его шепот был похож на скрежет камня.

«Знакомо?» – Кэнан продолжил грузить породу, делая вид, что сосредоточен на работе. «Славные шахты? Дым кузниц? Звон молотов?»

Бори стиснул кайло так, что костяшки побелели. «Мертво,» – проскрежетал он. «Все мертво. Орки сожгли. Всех…» Голос сорвался. Он резко ударил кайлом по породе, отколов большой кусок.

«Не всех,» – настойчиво прошептал Кэнан. «Ты жив. И ярость твоя жива. Она горит. Как у меня.» Он посмотрел прямо на гнома, поймав его взгляд. В глазах Кэнана не было лжи. Только такая же ярость и горечь. «Хочешь дать им плату? Не просто умереть. Нанести удар? Настоящий?»

Бори замер. Его маленькие, глубоко посаженные глаза сверлили Кэнана, оценивая. «Безумец,» – прошипел он. Но в его голосе не было отрицания. Было… любопытство. Жажда.

«Может быть,» – согласился Кэнан. «Но если шанс есть? Один из тысячи? Стоит ли он того, чтобы остаться рабом?» Он наклонился, делая вид, что поправляет рукоять тачки. «Сокровищница Гротока. В ней есть… кое-что. Что может все изменить. Нужны руки, знающие толк в замках и камне.»

Бори не ответил сразу. Он снова ударил кайлом. И снова. Потом, между ударами, бросил: «Подкоп? Тоннель? Нелепо. Охрана. Камни. Время.»

«Не подкоп,» – возразил Кэнан. «Шум. Большой шум. Отвлечение. Пока они бегут туда… мы – внутрь. Быстро. Один шанс.» Он видел, как в глазах гнома борются отчаяние и пробуждающаяся, опасная надежда. «Думай. Мы поговорим позже.»

Он отошел, оставив Бори с его мыслями и кайлом. Искра была заронена.

Следующей целью стал Грак. Юный минотавр работал недалеко, таская огромные валуны, которые с трудом поднимали двое людей. Надсмотрщики особо не приставали к нему – его сила была нужна, а ярость, бьющая ключом, делала его непредсказуемым. Кэнан дождался, когда Грак поставит камень, и подошел, делая вид, что помогает поправить груз.

«Ненавидишь их,» – прошептал Кэнан прямо, без предисловий. Время для тонкостей кончилось. «Так же, как я.»

Грак повернул к нему свою бычью голову. Желтые глаза горели диким, необузданным огнем. «Всех,» – хрипло прорычал он. «Всех орков. Сожрать. Сломать.»

«Один?» – спросил Кэнан. «Или с теми, кто тоже ненавидит? Кто готов ударить? Сильно. По самому их логову? По их вождю? По их сокровищам?»

Грак фыркнул, выпуская клубы пара из ноздрей. «Сказки. Ложь. Умереть пытаясь?»

«Может быть,» – снова согласился Кэнан. «Но если есть шанс… не просто умереть. Навредить им так, чтобы они запомнили? Вырвать то, что они считают своим?» Он подошел ближе, его голос стал жестче, как сталь. «Сила у тебя есть. Ярость есть. Хватит ли духа рискнуть? Или ты будешь таскать их камни, пока они не сломают тебе рога для потехи?»

Взгляд Грака стал еще свирепее. Он сжал кулаки размером с голову ребенка. Мускулы на его плечах и спине вздулись буграми. «Когда?» – выдохнул он одно слово, полное первобытной жажды разрушения.

«Скоро,» – пообещал Кэнан. «Будь готов.» Он видел – этот не отступит. Ярость нашла фокус.

Драк и Мара стали последними. Сестра сидела, прислонившись к стене штрека в короткую минуту передышки, ее плечи тряслись от беззвучных рыданий. Брат стоял рядом, его лицо было каменной маской, но глаза метали молнии ненависти ко всему вокруг. Кэнан подсел к ним, предлагая глоток мутной воды из общей фляги.

«Оазис Сихара?» – тихо спросил он. Он слышал, как надсмотрщики издевались, упоминая это название.

Мара всхлипнула громче. Драк стиснул зубы. «Сожгли,» – проскрежетал он. «Всех… родителей… маленькую Лили…»

«Они любят жечь,» – глухо сказал Кэнан. «Любят ломать. Потому что боятся. Боятся, что кто-то встанет и даст сдачи.» Он посмотрел прямо на Драка. «Я дам. И другие дадут. Но нам нужны глаза. Быстрые ноги. Чтобы предупредить. Чтобы отвлечь. Чтобы знать, куда бежать.»

Драк уставился на него. «Бежать? Куда?»

«Не просто бежать,» – поправил Кэнан. «Ударить и бежать. Забрать у них то, что они украли. То, что может помочь нам… и другим.» Он кивнул в сторону Грака, который мрачно наблюдал за орками, и Бори, который теперь копал с каким-то новым, яростным упорством. «Шанс. Один. Хотите попробовать? Чтобы Сихара не была напрасной?»

Мара перестала плакать. Она подняла заплаканное лицо, в ее глазах, полных боли, мелькнул огонек. Драк долго смотрел на Кэнана, потом на сестру. Он кивнул. Один раз. Коротко. Решительно. «Что делать?»

Кэнан позволил себе едва заметный вздох облегчения. Ядро было сформировано. Хрупкое. Опальное. Готовое взорваться или рассыпаться от первого же толчка. Но оно было. В темноте шахты Железного Клыка, среди стона и грязи, зародился крошечный росток бунта. Росток, который они должны были вырастить в оружие. Или погибнуть, пытаясь.

(Настоящее )– Временная Лаборатория (шатер): Зов Сквозь Бездну

Шатер, который гномы-инженеры окрестили "Временной Лабораторией", был больше похож на гнездо обезумевшего изобретателя. Столы ломились от приборов: гудящие эфирные детекторы, сложные астролябии с нанесенными поправками на "локальные искажения", проекторы, отбрасывающие на холст мерцающие карты с зонами аномальной активности. Воздух пахло озоном, горящим металлом и концентрированной гномьей мыслью. В центре, над разложенной картой кратера, склонились Аргонис Свифтгрей, Грунт Молотобоец и пара других гномов с умными, усталыми глазами. Они спорили о показаниях приборов, тыча пальцами в зоны особенно сильного мерцания.

Лира вошла без стука. Ее появление – бледная, с горящими глазами, сжимающая папку как щит – заставило их замолчать. "Мастер Свифтгрей. Мастера," – ее голос звучал хрипло, но твердо. "Мне нужно показать вам кое-что. И… я прошу выслушать. Без смеха. Без сомнений. Пока."

Она положила папку на стол, поверх карты, и открыла ее. Первым делом – тот самый лист с гипотезой "Хроно-Вихря". Аргонис нахмурился, его глубокие глаза пробежали по строкам. Грунт присвистнул, сняв очки, чтобы протереть линзы, явно думая о помехах в приборах.

"Записи Капитана Блэкстоуна," – пояснила Лира. "Его наблюдения. Его гипотезы об эфирных разломах у Старых Слез. О… временных аномалиях." Она произнесла последние слова четко, глядя прямо на Аргониса. "О 'провалах во времени', о которых говорят легенды кочевников."

Грунт хмыкнул. "Время? Лира, дитя… Эфир скачет, да. Реальность здесь тоньше пергамента. Но время? Это уже…" Он махнул рукой.

"Это уже то, что я чувствую," – тихо, но весомо прервал его Аргонис. Все взгляды устремились на минотавра. Он поднял голову, его взгляд был устремлен куда-то вдаль, сквозь стены шатра, в самое сердце Пустоши. Он медленно протянул руку и положил свою огромную ладонь поверх листа с гипотезой Кэнана. "Я чувствовал… диссонанс. Чужеродность. Как вы говорили, Грунт – глухой звон. Но сегодня… сегодня, когда я стоял на краю воронки, пытаясь услышать землю сквозь боль… я уловил нечто иное." Он закрыл глаза, сосредоточившись. "Эхо. Глубокое, как пропасть. Эхо… Рорана. Его ярости. Его последнего удара. Оно было здесь, в камне, но… приглушенное. Как крик из-за толстого стекла. И еще…" Он замолчал, его могучие брови сдвинулись. "Еще один отзвук. Тонкий. Еле слышный. Как… зов? Шепот?" Он открыл глаза, и в них горело изумление, смешанное с мучительной надеждой. "Я не разобрал слов. Но в нем была… чистота. Сила жизни. Как весенний лес после грозы. Как… Ивиэль?"

Тишина в шатре стала абсолютной. Даже гудение приборов казалось приглушенным. Гномы переглядывались. Лира замерла, не дыша, ее пальцы впились в край стола. Он услышал их. Сквозь время. Сквозь бездну.

"Это… возможно?" – пробормотал один из младших гномов, смотря на свои приборы с новым интересом.

"Безумие!" – буркнул Грунт, но уже без прежней уверенности. Он схватил лист Кэнана, вглядываясь в формулы и пометки. "Но… скачки эфира именно в зонах, которые он пометил… Странный артефакт… И этот… 'звон'…" Он посмотрел на Аргониса. "Ты уверен, Старый Камень?"

"Я уверен, что почувствовал что-то," – ответил Аргонис. "Что-то, что не было Скверной. Что-то… живое и знакомое. И записи Кэнана… они дают этому форму. Теорию. Пусть безумную."

Лира выпрямилась. Ее голос зазвучал с новой силой, силой хирурга, видящего путь к спасению: "Мы должны проверить. Тайно. Если Совет или Вейн узнают… они сочтут нас безумцами. Но если есть шанс… даже один из тысячи…" Она обвела взглядом присутствующих. "Шанс, что они не мертвы, а затеряны… разве мы не обязаны его искать? Использовать все, что у нас есть? Записи Кэнана. Ваши приборы, мастера. И вашу связь с землей, Аргонис. Найти этот… 'резонанс'. Найти 'провал'. Услышать 'зов'."

Молчание длилось несколько тяжелых секунд. Грунт тяжело вздохнул, потер переносицу. "Безумие," – повторил он. Но в его глазах уже горел огонь азарта инженера, столкнувшегося с неразрешимой задачей. Он кивнул. "Но… черт побери. Интересная головоломка. Приборы перенастроим. На поиск 'глухого звона' и 'тонкого зова'. По координатам Блэкстоуна."

Младшие гномы закивали, их сомнения сменились исследовательским рвением. Аргонис положил свою руку на плечо Лиры. Его прикосновение было твердым и теплым. "Мы найдем, Лира. Если они там… мы услышим." Он посмотрел в сторону Старых Слез, его взгляд был полон решимости. "Тайное исследование начинается. Сейчас же."

Лира кивнула, сжимая папку с записями Кэнана. Впервые за долгие дни в ее груди, вместо ледяной пустоты, зажглась маленькая, но яростная искра надежды. Они искали не артефакт и не остатки Скверны. Они искали дверь во времени. И первый шаг был сделан.

(Прошлое) – Крепость Железного Клыка: Паутина Лжи

Ад крепости Железного Клыка в предрассветный час был обманчиво тих. Грубый смех и звон оружия стихли, сменившись храпом пьяных орков и скрипом деревянных укреплений на ветру. Только факелы у ворот и главной башни плясали тревожными тенями. Идеальное время для призраков. И для отчаянных рабов.

План был прост, как удар ножом в спину. Отвлечение. Шум. Хаос. Кэнан, Драк и Грак должны были спровоцировать пожар в дальнем складе с фуражом – сухом, легковоспламеняющемся. Пока орки бросятся туда, Ивиэль и Бори – тихо, как тени – проберутся к приземистой каменной пристройке у подножия башни вождя. Сокровищнице. Охрана у ее дверей была скучной рутиной – двое орков, зевающих в предрассветной дымке.

Кэнан полз по крыше низкого барака, его сердце колотилось как барабан. Внизу, в узком проходе между строениями, замерли Драк и Грак. Грак сжимал в руке самодельный факел – пучок промасленных тряпок на палке. В его глазах горела дикая радость разрушения. Драк был бледен, но сосредоточен, его рука лежала на рукояти украденного у орка короткого ножа. Кэнан кивнул. Пошли.

Грак метнул факел в открытое окно склада, где виднелись штабеля сена. Сухой материал вспыхнул мгновенно, оранжевое пламя с треском лизнуло стены. Грак ревущим воплем, полным первобытной ярости, бросился к дверям склада, начал колотить по ним древком. "ПОЖАР! ПРЕДАТЕЛЬСТВО! СПАСАЙСЯ!" – заорал Драк, бросая камень в ближайший оркский шалаш.

Хаос вспыхнул быстрее огня. Задремавшие орки вываливались из укрытий, орали, метались. Крики "Пожар!" подхватили другие. Толпа, вначале растерянная, бросилась к складу. Охрана у сокровищницы насторожилась. Один побежал к месту шума. Второй остался, но его взгляд был прикован к зареву и беготне.

Сейчас! Кэнан видел, как из тени у стены башни метнулись две фигуры – Ивиэль, гибкая как лоза, и приземистый Бори. Они скользнули к тяжелой дубовой двери сокровищницы, пока единственный стражник пялился на пожар. Бори припал к замку – сложной гномьей работы, но знакомой ему. Его пальцы, несмотря на дрожь, двигались уверенно. Ивиэль прижалась к стене, ее глаза сканировали площадь.

Кэнан перевел дух. Первая часть сработала. Теперь его очередь. Он спрыгнул с крыши, громко рухнув в кучу пустых бочек рядом с охраняемым теперь только одним орком входом в сокровищницу. "АААРГХ! СЛОМАЛ НОГУ!" – завопил он, корчась на земле, притворяясь, что не может встать.

Орк у двери обернулся, нахмурившись. "Чего, пыль?!" – он шагнул к Кэнану, отвлекаясь от двери. Идеально.

И тут время замедлилось. Кэнан увидел, как лицо орка исказилось не гневом, а… злорадной усмешкой. Он не наклонился, чтобы ударить. Он поднял рог у пояса и протрубил в него – короткий, резкий, пронзительный сигнал. Не сигнал тревоги. Сигнал… готовности.

Сердце Кэнана упало. Ловушка!

Из-за угла сокровищницы, из тени самой башни, вывалилось не два, а шесть орков в полном вооружении. Они шли не спеша, уверенно. Их клыки оскалились в предвкушении. Один из них – тот самый надсмотрщик из клетки.

"Ну что, крысы? – прохрипел он, глядя на Кэнана, а потом на дверь, где Бори замер, поняв все, а Ивиэль выпрямилась, ее лицо побелело. – Думали, умнее Клыка? Ждали, когда ключик к сокровищнице сам приползет?" Он рассмеялся. "Спасибо за шоу! Огонек был ничего!"

Броситься к Ивиэль? Бесполезно. Орки уже окружали их. Кэнан вскочил, забыв о притворстве, рванувшись не к двери, а к оркам. Он должен был дать ей шанс! Хотя бы секунду! "ИВИЭЛЬ! БЕГИ!" – заревел он, сжимая кулаки, бросаясь на ближайшего орка с безумной отвагой отчаяния.

Удар дубиной по голове сбил его с ног, ослепив белой болью. Еще один удар – в живот. Он согнулся, задыхаясь. Сквозь пелену боли он видел, как орки схватили Бори, как двое бросились к Ивиэль. Она метнулась, пытаясь увернуться, ее рука инстинктивно рванулась вперед, как бы отталкивая невидимую преграду – слабый порыв ветра шевельнул пыль на площади. Но это было ничто против бронированной хватки орков. Ее схватили, скрутили.

Надсмотрщик подошел к Кэнану, пнул его сапогом в бок. "Герой? – он плюнул ему в лицо. – Нет. Приманка. И главный урок для всех остальной пыли." Он кивнул своим. "Тащите его на площадь. Утро будет… поучительным."

(Прошлое) – Площадь Крепости: Кровь и Ветер

Предрассветную серость разорвал багровый свет факелов на главной площади крепости Железного Клыка. Орки, разбуженные пожаром и сигналом, толпились, злобно переругиваясь, но в их глазах горело оживление – предвкушение зрелища. В центре, у столба для наказаний, стоял Кэнан. Его руки были грубо привязаны к столбу веревками, впивающимися в запястья. Лицо было разбито, из рассеченной брови текла кровь, заливая глаз. Он дышал тяжело, через боль, но стоял прямо, глядя перед собой пустым, но не сломленным взглядом.

Рядом, под усиленной охраной, согнувшись под ударами рукоятей топоров, стояли Ивиэль, Бори, Грак, Драк и Мара. Их ядро. Их надежда. Ивиэль смотрела на Кэнана, ее глаза были огромны от ужаса, губы бескровно сжаты. Она пыталась вырваться, но орк держал ее сзади, обхватив шею жилистой рукой.

На небольшом возвышении появился Гроток. Его свиные глазки блестели удовлетворенной жестокостью. Рядом – Грошак, шаман, его взгляд скользнул по Ивиэль с холодным любопытством.

"Вот он!" – проревел Гроток, указывая на Кэнана. "Герой! Вождь пыли! Думал, что может красть у Железного Клыка? Думал, может поднять других рабов на бунт?!" Он плюнул. "Посмотрите на него! Вот что ждет всех, кто поднимет глаза выше грязи под ногами Клыка!"

Он кивнул надсмотрщику. Тот широко ухмыльнулся, снял с пояса не дубину, а тяжелую плеть с узловатыми концами. Он размахнулся.

Первый удар со свистом рассек воздух и обрушился на спину Кэнана. Рваная ткань рубахи вспоролась. Кровь выступила мгновенно. Кэнан сглотнул стон, тело напряглось до предела. Ивиэль вскрикнула.

Второй удар. Третий. Четвертый. Каждый – со звучным, мокрым шлепком. Каждый оставлял кровавую полосу. Спина Кэнана превращалась в кровавое месиво. Он больше не мог сдерживать стоны. Хриплые, раздирающие горло звуки вырывались с каждым ударом. Он склонил голову, капли крови и пота падали на пыльные камни площади. Орки ревели от восторга.

"Довольно!" – внезапно сказал Грошак. Его голос перекрыл гул толпы. Он подошел к столбу. В руке у него был не нож, а длинный железный прут, конец которого тлел в жаровне, раскаляясь докрасна. "Он думал украсть силу? Пусть почувствует ее жар!"

Шаман поднес раскаленный прут к груди Кэнана. Ивиэль закричала – пронзительно, безумно, как загнанное животное. "НЕТ!"

Грошак не обратил внимания. Он медленно, почти нежно, прижал тлеющий конец к коже над сердцем Кэнана.

Шипение. Запах паленого мяса. Хрип Кэнана перешел в немой, раздирающий вопль, который разорвал предрассветную тишину. Его тело выгнулось в немыслимой судороге, скованной веревками. Глаза закатились.

Ивиэль смотрела. Она видела его боль, его муку, его разрушающееся тело. Видела кровь на спине. Видела дымящуюся черную рану на груди. Видела, как его сознание угасает под ударами невыносимой агонии. В ее собственном ужасе, в ее отчаянии, в ее всепоглощающей, сжигающей душу любви и ярости, что-то… лопнуло.

Не мысль. Не заклинание. Чистый, неконтролируемый выброс магии, рожденный в самом эпицентре ее душевной катастрофы.

Земля под ногами орков, стоявших рядом с ней и у столба, взорвалась. Не взрывом, а внезапным, яростным ростом. Камни мостовой треснули с грохотом, будто по ним ударил невидимый молот, и из трещин мгновенно вырвались, извиваясь, толстые древесные корни. Они обвили ноги орков, повалили их, как игрушечных солдатиков. Надсмотрщик с плетью рухнул, запутавшись в живой сети.

Одновременно, с диким воем, на площадь обрушился вихрь. Не просто ветер – слепой, яростный порыв, сбивающий с ног, вырывающий факелы из рук, заставляющий орков закрывать лица, спотыкаться, падать. Пыль взметнулась стеной, ослепляя. Охрана, державшая Ивиэль, отпустила ее, пытаясь удержаться на ногах.

В центре этого внезапного хаоса стояла Ивиэль. Ее серебряные волосы развевались, как безумное знамя, глаза горели неземным, ослепительно-зеленым светом, изливающимся наружу. Она не шевелилась. Она кричала. Беззвучно. Но крик этот был слышен в вибрации земли, в воющем ветре, в треске камней. Крик отчаяния, превратившийся в разрушительную силу.

"ВЕДЬМА!" – заревел кто-то из орков, отползая от вырывающихся из-под земли корней. Ужас, настоящий, первобытный ужас, сменил злорадство на их лицах. "ЛЕСНАЯ ВЕДЬМА! ОНА НАВЕЛА ПРОКЛЯТИЕ!"

Гроток и Грошак отшатнулись, прикрываясь руками от пыли и невидимых ударов ветра. Их уверенность сменилась растерянностью и страхом перед этим неконтролируемым проявлением силы. Хаос, который они создали для устрашения, вышел из-под их контроля и обратился против них, рожденный болью их жертвы. А Ивиэль, все еще кричащая беззвучным криком разрушения, была его центром и воплощением. Урок обернулся кошмаром.

(Прошлое) – Хаос: Кровь за Свободу

Хаос на площади крепости Железного Клыка достиг апогея. Вихрь, рожденный отчаянием Ивиэль, ревел, вырывая факелы из рук, ослепляя пылью. Камни мостовой трескались, из щелей вырывались змеящиеся корни, хватая за лодыжки орущих в панике орков. "ВЕДЬМА! ЛЕСНАЯ ВЕДЬМА!" – их вопли смешивались с воем стихии. Гроток и Грошак отступали к башне, их уверенность сменилась животным страхом перед неконтролируемой силой.

Кэнан, висящий на окровавленном столбе, сквозь пелену боли видел главное: Ивиэль, источавшую разрушительную магию, была на грани. Зеленый свет вокруг нее мерцал, как свеча на ветру, кровь струилась из ее носа и ушей. Она держала ад на расстоянии, но платила за это жизненной силой. Орки оправятся от шока. Надо было действовать. Сейчас.

Он собрал последние капли воздуха в разбитых легких. Боль от спины и обожженной груди слилась в один ослепляющий пожар, но он заставил себя поднять голову. Его голос, хриплый, разбитый, пропитанный кровью, прорвал шум бури, ударив по барабанным перепонкам каждого раба на площади:

"СЕЙЧАС ИЛИ НИКОГДА! СВОБОДА!"

Слово "Свобода", вырванное из самой глубины агонии, стало искрой в пороховой бочке. Оно взорвалось в сердцах.

Грак ответил первым. Юный минотавр, чья ярость лишь ждала выхода, взревел так, что задрожали стены. Он напряг свои бугристые мускулы, жилы на шее вздулись. Цепи на его запястьях взвыли от напряжения… и лопнули с оглушительным звоном. Обрывки железа упали на камни. Грак не раздумывал. Он схватил ближайшего орка, оглушенного вихрем, и швырнул его, как мешок с соломой, в толпу сородичей. Началось.

Бори, вырвавшийся из хватки, не побежал к главным воротам. Его гномий ум, острый как бритва даже в аду, оценил ситуацию. Он увидел пылающий склад фуража, куда они сами подбросили факел. И вспомнил: там хранились бочки дешевого орчьего пороха для примитивных "гром-палок". Его глаза встретились с Драком. "Склад! Взрыв! Пролом в стене!" – прохрипел он. Драк, держащий за руку перепуганную Мару, кивнул. Они знали – у склада была старая, почти забытая калитка.

Бори, припадая, рванул к пылающему зданию, ныряя в клубы едкого дыма. Драк и Мара последовали за ним, прикрывая его спину украденными ножами от ошеломленных орков.

У главных ворот орки пытались построить оборону. Гроток орал приказы, но его голос тонул в реве ветра и панике. Они не видели, как Бори юркнул в адское пекло склада.

Кэнан из последних сил рванул руками. Кровавые петли веревок ослабли! Одна рука свободна! Он дернул снова, чувствуя, как плоть рвется до кости. Вторая рука! Он рухнул на колени, мир плыл. Через пелену дыма он видел Ивиэль – ее сияние гасло, она шаталась. Орк рядом с ней занес топор. Кэнан попытался встать, но ноги не слушались. "Ивиэль…" – хрип вырвался из горла.

БУУУМММ!

Земля содрогнулась. Не от магии. От чудовищного взрыва со стороны склада. Огненный купол рванул в небо, осветив крепость кровавым заревом. Деревянная калитка и часть каменной стены рядом превратились в летящие обломки. Ударная волна сбила орков у ворот с ног. Гроток рухнул, прикрывая голову.

Из клубов дыма и огня вывалился Бори, черный от копоти, но торжествующий, подталкивая вперед Драка и Мару. "ВЫХОД! ЧЕРЕЗ ПРОРЫВ! БЕГИТЕ, ПЫЛЬ!" – его гномий визг резал воздух.

Это был сигнал. Рабы, застывшие в ужасе, увидели путь. Увидели панику хозяев. Услышали рев Грака, разрывающего второго орка. Услышали Бори. Искра воспламенила порох. Бунт стал лавиной.

Люди, гномы, минотавры – все, кто мог держаться, бросились к дымящемуся пролому. Они хватали камни, обломки, кидались на орков, пытавшихся перекрыть путь. Завязалась кровавая свалка. Хаос окончательный.

В этот момент Грак появился рядом с Ивиэль. Орк с топором взвыл, когда минотавр схватил его за глотку и швырнул через всю площадь. Грак легко подхватил бесчувственную Ивиэль на руки. Его глаза, дикие и яростные, нашли Кэнана у столба. Он кивнул к прорыву. Идем!

Бори подскочил к Кэнану, подставил плечо. "Держись, Человек! Не подведи меня теперь!" Кэнан заставил себя встать. Каждый шаг отдавался адской болью в спине и груди. Они двинулись сквозь дым, крики, хаос боя. Мимо тел – орков и рабов. Мимо пылающих развалин. К пролому в стене, за которым лежала темная свобода пустыни.

У самого пролома Кэнан оглянулся. На пылающую крепость. На башню, где осталась сокровищница. Горечь переполнила его. Они вырвались. Но без "Лунного Корня" и "Сердца Илтариона". Их ключи к возвращению остались в аду прошлого. Грак с Ивиэль, Бори, Драк и Мара уже исчезли в ночи. Кэнан, опираясь на плече гнома, шагнул в темноту за ними. Свобода пахла дымом, кровью и безнадежностью.

(Настоящее) – Лагерь у Слез: Цена Ярости

Ночь над лагерем Союза у Старых Слез вибрировала от напряжения. Эфирные аномалии – сине-фиолетовые искры, мерцающие миражи – стали чаще и ярче. Воздух гудел низким, тревожным звуком, будто сама реальность натянута до предела. Часовые на валах зевали, протирая глаза. В шатре "Временной Лаборатории" горел свет – Аргонис и гномы, погруженные в расшифровку записей Кэнана о "хроно-вихрях", искали слабый "резонанс" Ивиэль, не чувствуя надвигающейся бури.

Буря пришла без предупреждения.

Сначала земля застонала. Низкий, гулкий звук, исходивший не из-под ног, а из самого воздуха. Потом – вой. Тысячи глоток, слившихся в один леденящий душу скрежет. И тени. Они материализовались из темноты Пустоши со всех сторон одновременно. Не гибриды. Нечто новое, уродливое:

Ликворные Пожиратели: Аморфные слизни размером с лошадь, пульсирующие изнутри грязно-лиловым светом, оставляющие за собой дымящиеся, разъеденные следы.

Скорпо-крылы: Существа на кожистых крыльях, с жалом скорпиона на хвосте, пикирующие бесшумно, как призраки.

Сгустки Ужаса: Пульсирующие шары чистой Скверны, излучающие волны парализующего страха.

"ТРЕВОООГА! СО ВСЕХ СТОРОН!" – вопль часового был почти сразу заглушен шипением кислоты и первым криком раненого.

Лагерь взорвался хаосом. Воины высыпали из палаток, на ходу хватая оружие. Гномы бежали к своим "Солнечным Поцелуям" – мобильным аркбаллистам. Эльфийские лучники заняли позиции на баррикадах. Но враг был уже внутри. Первая волна Пожирателей вкатилась в лагерь, разбрызгивая едкую слизь. Скорпо-крылы пикировали с неба, вонзая жала в спины.

Ургал Громобой вырвался из своей палатки, как разъяренный медведь. Без доспехов, с топором в руках. Его алые глаза, налитые кровью недосыпа и вечной ярости, увидели кошмар: гнома, корчащегося под кислотной слизью; человека, сраженного жалом в горло; эльфийку, отбивающуюся от липких щупалец Пожирателя. Все это – под мерцающим, искаженным небом, где плясали безумные искры.

Белая ярость захлестнула Ургала. Тварь! Проклятая Тьма! Вечный враг! Его боевой рев потряс воздух: "ААААРРРГХХХ!" Он ринулся в гущу боя. Не как стратег. Как божество разрушения. Его топор взлетал и падал, рассекая студенистые тела Пожирателей с мокрым чавканьем, отрубая жала и крылья Скорпо-крылам, взрывая Сгустки Ужаса в клубы едкого пара. Он шел вперед, не замечая ничего вокруг, оставляя за собой кроваво-лиловую кашу и трупы. Его ярость была сокрушительной… и слепой.

Он не видел, как его безумный натиск отрезает пути отхода своим. Не видел паники, которую сеет его неконтролируемый ураган. Он видел только врага. Только кровь.

У полуразрушенной гномьей баррикады один из Сгустков Ужаса пульсировал особенно сильно. Рядом с ним, пытаясь перезарядить заклинившую аркбаллисту, метался молодой гном-инженер Балин. Волна страха от шара била по нему, парализуя, делая пальцы ватными. Его глаза были полны ужаса.

Ургал, круша очередного Пожирателя, увидел Сгусток. Источник страха. Источник врага. Он рванулся к нему, его путь – прямая линия через позицию Балина. Гном, увидев несущегося на него разъяренного вождя орков, окаменел. Он вскрикнул, попытался отползти, но споткнулся. Ургал не видел его. Он видел только цель. Он занес топор для сокрушительного удара по мерзкой пульсирующей сфере. Траектория… Балин, лежащий на земле, оказался прямо под лезвием.

"УРГАЛ! СТОЙ!"

Крик Тарниса Клинка Зари прозвучал как выстрел. Эльф, находившийся на соседней баррикаде, двинулся. Не побежал – бросился вперед с немыслимой скоростью, жертвуя позицией. Он не пытался остановить топор. Он бросился на Балина, накрывая его своим телом.

Удар топора Ургала пришелся не по голове гнома, а по плечу и спине Тарниса. Звук был ужасающим – хруст кости, разрыва плоти. Тарнис вскрикнул – коротко, сдавленно – и рухнул на землю рядом с Балином. Его правое плечо и верх спины превратились в кровавое месиво. Алый фонтан хлынул на пыль.

Ургал замер. Топор выпал из его рук. Он смотрел на искалеченного эльфа, на перекошенное от ужаса лицо Балина, на свою окровавленную ладонь. Белая ярость схлынула, оставив ледяную пустоту и всепоглощающий, оглушающий стыд. Снова… Снова он… Чуть не убил своего… Из-за Тьмы… Из-за своей ярости…

"ТАРНИС!" – крик Лиры Вейн перекрыл шум боя. Она, с сумкой медикаментов, уже мчалась к месту трагедии, ее лицо было маской сосредоточенного ужаса. Она рухнула на колени рядом с эльфом, ее руки моментально наложили жгут выше чудовищной раны, пытаясь своей магией остановить поток крови. "Держись! Держись, Тарнис! Слышишь меня?!"

Ургал стоял как громом пораженный. Его огромное тело содрогалось. Вокруг кипел бой – крики, звон стали, шипение кислоты. Но он ничего не слышал. Он видел только кровь Тарниса. Стыд жёг его изнутри сильнее пламени. Он поднял лицо к искажённому, мерцающему небу и издал немой, полный невыносимой муки рёв. Рёв зверя, загнанного в клетку собственной ярости. Лагерь у Слез держался, но один из его столпов рухнул, сраженный не врагом, а яростью друга. И тень Скверны, казалось, сгустилась, питаясь этим отчаянием.

(Прошлое) – Каньоны Атарима: Тень Спасения

Ад крепости Железного Клыка сменился адом бега. Пыль пустыни Атарим въедалась в раны, жгло глаза, скрипело на зубах. Солнце, только начинавшее подниматься над горизонтом, обещало не жизнь, а новую пытку – невыносимый зной. Беглецы – жалкая горстка из восьми душ: Кэнан, Ивиэль (ее нес на руках Грак), Бори, Драк, Мара, и еще трое – хромой гном-шахтер по имени Торбин и двое людей из сожженного оазиса, братья Вик и Велл – двигались как призраки, оставляя за собой кровавый след на песке. Они углубились в лабиринт каньонов к западу от крепости – высокие, изъеденные ветром стены из рыжего песчаника давали хоть какую-то тень и укрытие от глаз преследователей.

Найдя узкую расселину, скрытую нависающей скалой, Грак осторожно опустил Ивиэль на землю. Она была бледна как смерть, дыхание поверхностное. Кровь запеклась под ее носом и на висках – цена неконтролируемого выброса магии. Бори, черный от копоти, но с неожиданной бодростью в глазах, тут же припал к небольшому роднику, сочившемуся из скалы в каменную чашу. "Вода! Пресная!" – его шепот прозвучал как благословение.

Кэнан рухнул на колени рядом с Ивиэль, подавив стон. Его спина была сплошной кровавой раной, обожженная грудь пылала адским огнем. Каждый вдох давался с трудом. Мир плыл. Но он заставил себя поднять голову, окинуть взглядом свою маленькую, израненную "армию":

Грак: Дышал тяжело, но стоял как скала, желтые глаза сканировали вход в расселину. Сила минотавра казалась неистощимой, но на его могучих плечах и спине были глубокие царапины от орчьих копий.

Бори: Уже наполнял кожаные фляги водой, его гномья практичность взяла верх над усталостью. Шрамы на голове казались темнее.

Драк и Мара: Сидели, прижавшись друг к другу. Драк перевязывал окровавленную руку сестры – порез от осколка при взрыве. Их глаза были полны усталости, но и странного облегчения – они были на свободе.

Торбин: Хромой гном сидел, обхватив колени, его лицо было пустым, отрешенным. Шок.

Вик и Велл: Братья, похожие как две капли воды, кроме шрама у Вика над бровью, стояли настороже у входа, сжимая подобранные в крепости орчьи ножи. Их взгляды были дикими, готовыми к бою.

"Дозоры," – хрипло выговорил Кэнан. Его голос был тихим, но в тишине каньона он прозвучал как команда. Все взгляды устремились на него. "Вик, Велл – первый дозор. Вход расселины. Смотрите в оба. Час. Потом сменитесь с Драком и Марой." Братья кивнули, заняв позиции за камнями у узкого входа. "Грак… ты… сила резерва. Отдыхай, пока можешь." Минотавр хмыкнул, но опустился на корточки, его взгляд не отрывался от входа. "Торбин… вода. Помоги Бори. На всех." Хромой гном вздрогнул, словно очнувшись, и пополз к роднику.

Кэнан перевел взгляд на Бори. "Запасы? Что есть?"

Гном выложил на плоский камень жалкую добычу, выхваченную в хаосе побега: несколько комков черствого орчьего хлеба, пара вяленых полосок непонятного мяса, три грязных фляги (теперь наполнялись), короткий орчий нож и кремень. "Еды – на день. Воды… если экономно, на два. Оружия… почти нет. Силы… меньше."

Кэнан кивнул, сглотнув ком в горле. "Делить. Всем поровну. Воду – строго по глотку утром и вечером." Он посмотрел на Ивиэль. Она открыла глаза, изумрудные зрачки с трудом фокусировались на нем. Боль и истощение читались в каждой черточке ее лица. "Ивиэль… как ты?"

Она попыталась улыбнуться, но получилась гримаса боли. "Жива… – прошептала она. – Ты… как спина?"

"Цела, – солгал Кэнан. – Отдохнем… двинемся глубже в каньоны. Надо найти укрытие получше. И… еду." Мысль о погоне висела в воздухе, неозвученная, но все ее слышали.

Ивиэль закрыла глаза, собралась с силами. Она знала, как они уязвимы. Без воды, без еды, без оружия, с тяжелораненым лидером. Ее магия… она была их единственным "оружием", отличным от ножей. Но после того взрыва на площади, после неконтролируемого урагана и корней… она боялась. Боялась силы, вышедшей из-под контроля. Боялась цены, которую она за нее заплатила. Но они нуждались в любом преимуществе.

Она протянула руку, слабо дрожащую, над небольшим участком пыли между ней и Кэнаном. Сосредоточилась. Вспомнила легкое дуновение в Лориэндаре, шелест листьев, прохладу утреннего тумана. Ветерок. Просто ветерок. Легкий. Охлаждающий. Она представила, как воздух колышется, как пыль слегка поднимается и опадает.

Вначале ничего. Потом – едва уловимое движение воздуха. Пылинки на ее ладони шевельнулись. Над пыльным участком образовался слабый завихрь, подняв микроскопическое облачко на высоту ладони и рассыпав его. Длилось это мгновение. Но это было сознательно. Контролируемо.

И тут же острая, колющая боль вонзилась ей в висок, как раскаленная игла. Она вскрикнула, схватившись за голову, зеленые искры померещились перед глазами.

"Ивиэль!" – Кэнан попытался приподняться, забыв о своей спине, и застонал от боли.

"Ни… ничего, – прошептала она, стискивая зубы. Боль медленно отступала, оставляя после себя пульсирующую тяжесть и тошноту. – Получилось… но… больно. Как будто… мышца, которой давно не пользовалась."

Бори наблюдал за этим с мрачным интересом гнома-прагматика. "Сила есть. Но инструмент заржавел. Или ранен. Пользоваться осторожно, Светлая. Очень."

Ивиэль кивнула, опуская руку. Маленькая победа. Микроскопическая. Но победа. Они были живы. Они были на свободе. Они были вместе. И в этой жаркой, безжалостной тени каньона, среди боли и страха, этот слабый ветерок и хриплые голоса, распределяющие скудные припасы, были первыми шагами в их новой, невероятно опасной жизни изгоев Пустоши. Кэнан, превозмогая адскую боль, поймал ее взгляд. В его глазах, помимо страдания, читалась та же хрупкая решимость. Они вырвались. Теперь им предстояло выжить.

(Прошлое) – Засада: Кровь и Пыль

Три дня в каньонах. Три дня голодных снов под палящим солнцем, глотков воды, растягиваемых до мучительной капли, и шагов, отдающихся болью в каждом движении Кэнана. Раны на его спине воспалились, обожженная грудь пылала под грубыми повязками из разорванных плащей. Ивиэль окрепла, но тень боли в виске появлялась каждый раз, когда она пыталась хоть немного ускорить движение воздуха вокруг них для охлаждения. Надежда таяла быстрее последних крошек хлеба.

Именно в этот момент, когда отчаяние начало сковывать сильнее цепей Железного Клыка, Вик, вернувшийся с дозора, приполз в их новое укрытие – глубокую пещеру с пересохшим руслом ручья – с глазами, горящими лихорадочной смесью страха и алчности.

«Отряд!» – прошептал он, задыхаясь. «Пятеро орков Железного Клыка! Идут по руслу каньона к востоку. У них… мешки! Набитые! И фляги – много фляг! И оружие – мечи, копья!»

Тишина в пещере стала звенящей. Все взгляды устремились на Кэнана. Даже Торбин поднял голову. Вода. Оружие. Еда. Шанс. Но пятеро орков. Против восьми измученных, плохо вооруженных рабов. Два ножа, палка Грака, камни.

Кэнан поднялся, опираясь на стену пещеры. Лицо его было серым от боли и усталости, но глаза – острыми, как наковальня. Он видел не только врагов. Он видел узкое русло каньона, высохшее водопадное уступы, нагромождения валунов. Увидел возможность.

«Засада, – прохрипел он. – Здесь. На этом повороте.» Он начертил схему пальцем на пыльном полу пещеры. «Грак, Драк – вы главный удар. Спрячетесь за этими валунами. Когда орки поравняются – атакуете с фланга. Бейте по первым двум. Быстро. Жестко.»

Минотавр оскалился, сжимая свою дубовую палищу. Драк кивнул, проверяя заточку ножа.

«Вик, Велл, Мара – вы сверху. На этом уступе. Камни. Большие. Кидаете в центр группы, когда Грак атакует. Сеете панику.»

Братья переглянулись. Мара сжала кулаки, ее страх уступил место решимости.

«Бори, Торбин – вы сзади. Когда орки смешаются от удара Грака и камней, бросаетесь на замыкающих. Отвлекаете, путаете.»

Бори мрачно кивнул, подбирая увесистый булыжник. Торбин дрожал, но тоже взял камень.

«Ивиэль… – Кэнан посмотрел на нее. – Ты со мной. На противоположном фланге. Когда камни полетят… пыль. Густая пыль. Ослепляющая. Сможешь?»

Ивиэль глубоко вдохнула. Висок заныл в предчувствии. Но она видела голод в глазах Мары, боль в глазах Кэнана, отчаяние Торбина. Это был не взрыв ярости. Это был инструмент. Контролируемый. «Смогу, – прошептала она. – Но… не надолго.»

«Хватит, – сказал Кэнан. Он взял единственное копье, выхваченное в крепости – старое, с тупым наконечником. – Я буду здесь. Последний рубеж. Если кто прорвется.» Его спина кричала протестом при одном взгляде на копье, но он сжал древко до побеления костяшек. «Запомните: быстрота, внезапность, жестокость. Никакой жалости. Их смерть – наша жизнь. По местам!»

Они ждали в гнетущей тишине, нарушаемой лишь жужжанием мух и далеким криком стервятника. Солнце пекло немилосердно. Кэнан, прижавшись спиной к горячему камню, чувствовал, как пот смешивается с сочащейся из-под повязок сукровицей. Ивиэль стояла рядом, бледная, сосредоточенная, ее пальцы нервно перебирали складки платья. Внизу, за валунами, притаились Грак и Драк. На уступе – Вик, Велл и Мара. Сзади, за поворотом – Бори и Торбин.

И вот – лязг железа, грубый смех, топот кованых сапог. Орки вошли в ловушку. Пятеро. Трое впереди с мешками и флягами, двое сзади с копьями на плечах. Расслабленные. Уверенные в своей силе в этих «пустых» каньонах.

«СЕЙЧАС!» – крикнул Кэнан, его голос сорвался на хрип, но прозвучал как выстрел.

Сверху обрушился град камней. Не просто булыжники – крупные, сброшенные с высоты, с ускорением. Один угодил орку с мешком прямо в шлем – гулкий звон, и орк рухнул. Другой камень сбил с ног второго носильщика. Паника. Орки впереди заорали.

Из-за валунов, как разъяренный бык, вылетел Грак. Его палища со свистом обрушилась на голову третьего носильщика. Треск кости. Беззвучное падение. Драк рванулся к оглушенному камнем орку, его нож молнией сверкнул, перерезая горло.

Замыкающие орки с копьями опешили на секунду. Этого хватило. Бори и Торбин (к удивлению всех, Торбин бросился с диким воплем) выскочили из-за поворота, швырнув камни и завопив. Орки инстинктивно отпрянули, разворачивая копья.

«Ивиэль! ПЫЛЬ!» – закричал Кэнан.

Ивиэль зажмурилась, вжав пальцы в виски. Она представила не ураган, а клубящуюся, удушливую бурю на уровне земли. Песок под ногами орков, пыль на камнях – все это. Поднимись. Задуй им глаза. Заслони солнце. Она толкнула свою волю вперед.

Воздух у ног задних орков взвился. Не вихрь, а плотная, ядовитая стена рыжей пыли, поднятая с земли и мгновенно сконцентрированная перед их лицами. Она обволокла их с головой, как саван. Орки взвыли, закашлялись, ослепленные, забитые пылью носы и рты. Они замахали руками, тыкая копьями в пустоту.

Это было все, что нужно Граку. Развернувшись от первого трупа, он рванул к задним. Его палища снова взлетела и опустилась – один орк рухнул с проломленным черепом. Драк бросился на второго, который, отплевываясь от пыли, пытался нащупать врага. Нож нашел почку. Еще один стон, и тишина.

Бой длился меньше минуты. Пятеро орков лежали мертвые в пыли и крови. Завеса Ивиэль рассеялась так же быстро, как появилась. Она опустилась на колени, склонив голову, сдавленно стонет от пульсирующей боли в виске. Но она сделала это. Контролируемо.

«Быстро! Мешки! Оружие! Фляги!» – Кэнан, шатаясь, вышел из укрытия. Его команда была резкой, но полной облегчения.

Грак уже рылся в мешках. «Мясо! Вяленое! Хлеб! Сухари!» – его рык был полон торжества. Бори срывал с убитых орков фляги, встряхивал их – довольное хлюпанье воды. Вик и Велл подбирали мечи и копья, их лица сияли. Даже Торбин улыбался, держа в руках настоящее орчье копье.

Драк подошел к последнему орку, которого он добил. Орк еще хрипел, умирая. Его глаза, затуманенные болью и страхом, смотрели не на Драка, а через его плечо – туда, где Ивиэль поднималась с колен, опираясь на камень, ее серебряные волосы светились в пыльном воздухе. Орк прохрипел, пуская пузырьки крови:

«Ве… ведьма… и… ее… Тень…» Его взгляд скользнул на Кэнана, стоящего рядом с Ивиэль, окровавленного, но не сломленного. «Прокля…тие…»

Он выдохнул. Драк вытер нож о его одежду.

Кэнан подошел к Ивиэль, осторожно взял ее за локоть. «Ты в порядке?»

Она кивнула, массируя висок. «Голова… гудит. Но… это работало.» Она посмотрела на добычу, на своих людей, ликующих над мешками. На Грака, откусывающего огромный кусок вяленого мяса. Маленькая победа. Но какая сладкая. Они были живы. Они были сильнее. И у них было имя, данное врагом: Ведьма и ее Тень. Имя, которое несло страх. И это было их оружие. Кэнан почувствовал, как уголки его губ дрогнули в подобии улыбки. Боль не ушла. Но появился вкус. Вкус надежды и грядущей мести.

(Настоящее) – Харадун, ворота: Стальная Леди

Дым стелился над Харадуном низко и густо, как похоронный саван. Воздух вонял гарью, страхом и гниющим отбросом. Грохот приближающейся армии Союза, возвращающейся с зачистки Пустоши, смешивался с диким гамом внутри городских стен. Ворота – массивные, из темного дуба, окованные сталью – были ахиллесовой пятой города, а сейчас – эпицентром хаоса.

Лира Вейн стояла на импровизированной баррикаде из перевернутых телег и сломанной мебели, возведенной у внутренней стороны ворот. Ее лицо, обычно бледное и замкнутое, было покрыто сажей и запекшейся кровью (не своей). В глазах, еще недавно полных ледяного отчаяния, горел холодный, стальной огонь. Отчаяние сменилось яростной, цепкой решимостью. Они не могли потерять Харадун. Здесь был последний оплот, последний шанс найти путь к Кэнану и Ивиэль. Записи о хроно-вихрях пылали в ее сознании маяком, не позволяя сломаться.

Картина перед ней была апокалиптической:

Давка: Огромная толпа беженцев из разоренных деревень и пригородов, охваченная паникой, рвалась внутрь города, опасаясь возвращения Скверны или погони. Они давили друг друга, кричали, плакали дети.

Мародерство: Шайки городских отбросов и отчаявшихся горожан пользовались неразберихой. Они выламывали двери лавок у самых ворот, вытаскивали мешки с зерном, бочонки с водой, тюки ткани. Драка за добычу вспыхивала тут же, на глазах у оцепеневших городских стражников.

Безвластие: Городская стража была малочисленна и деморализована. Несколько бойцов тщетно пытались сдержать толпу у ворот, другие растерянно наблюдали за грабежом, не зная, куда броситься. Команды не поступало.

И тут Лира увидела его. Советник Вейн, ее дядя, человек, чей холодный расчет и политические интриги когда-то казались основой власти, стоял у стены в тени. Его дорогой камзол был в пыли, лицо – пепельно-серое, лишенное привычной надменности. Он смотрел на хаос широко открытыми, ничего не понимающими глазами. Он выглядел потерянным. Старая система рухнула, и у него не было ответов.

Этот вид – человека, олицетворявшего прежний порядок и теперь беспомощного – стал последней каплей для Лиры. В ней что-то щелкнуло. Страх, горе, усталость – все это было сожжено в горниле ярости и необходимости.

Она не кричала. Ее голос, усиленный внезапно вспыхнувшими искорками эфира вокруг нее (неосознанно, как реакция на волю), прокатился над грохотом, четкий и режущий, как лезвие:

«СТОЯТЬ!»

Громкость и неожиданная сила команды заставили ближайших мародеров и стражников вздрогнуть и обернуться. На мгновение шум стих.

Лира шагнула вперед, на край баррикады, возвышаясь над толпой. Ее фигура, обычно изящная, казалась выкованной из стали.

«Стражники! К оружию!» – ее взгляд, холодный и неумолимый, пронзил растерянных бойцов у ворот. – «Щиты вперед! Сомкнуть ряды! Никого не впускать, пока не пройдет армия Союза! Нарушителей – оттеснять! Силу применять!»

Ее палец резко указал на группу мародеров, вытаскивающих бочку из лавки купца, который тщетно пытался помешать им.

«А ВЫ! – голос Лиры зазвенел презрением. – Бросьте награбленное. Сейчас же!»

Мародеры – трое крепких парней с ножами за поясом – усмехнулись. Один, самый здоровенный, плюнул в пыль. «А ты кто такая, чтобы приказывать, девочка? Убирайся, пока цела!»

Лира не дрогнула. В ее глазах вспыхнули те самые эфирные искры, ярче, осознаннее. Воздух вокруг нее слегка загустел, замерцал.

«Я – Лира Вейн. И если вы не бросите эту бочку и не уйдете с глаз моих в следующие пять секунд, – ее голос упал до опасного шепота, который был слышен в наступившей тишине, – я превращу ваши ноги в свинец, а ваши крики заглушит только свист ветра в Пустоши. Понятно?»

Она не знала, могла ли сделать это на самом деле. Ее магия была хрупкой, связанной с воздухом и эфиром, не с трансмутацией. Но она верила в свою угрозу. И вера эта, смешанная с безумной решимостью и видимым искажением воздуха вокруг нее, подействовала магнетически. Мародеры побледнели. Здоровяк отшатнулся. Бочка с глухим стуком упала на землю.

«Пя… четыре…» – начала отсчет Лира, поднимая руку. Пальцы ее сжались в подобии жеста заклинателя.

Мародеры бросились врассыпную, растворяясь в переулках.

Лира опустила руку. Искры погасли. Она перевела взгляд на остальных, замерших в нерешительности грабителей. «Остальные! Следующие? Или убираетесь сами?»

Толпа мародеров дрогнула. Начали отступать, бросая награбленное или пряча в складки одежды. Грабеж у ворот прекратился.

«Теперь – беженцы!» – Лира повернулась к давящейся толпе у ворот. – «Армия Союза возвращается! Они прикроют город! Но вы войдете организованно! Женщины и дети вперед! Спокойно! Кто устроит давку – останется за стенами со Скверной! Стража, пропускать по пять человек за раз! Контролировать!»

Ее команды, отдаваемые четко и властно, как будто нашли наконец точку опоры в хаосе. Растерянные стражники начали действовать, сомкнули щиты, попытались навести подобие порядка. Давка ослабла, сменившись напряженным, но более управляемым потоком.

Лира спрыгнула с баррикады, подошла к своему дяде. Советник Вейн все еще стоял, прижавшись к стене, его потерянный взгляд встретился с ее горящим.

«Дядя, – сказала Лира тихо, но так, чтобы слышали ближайшие стражники. – Городу нужен лидер. Сейчас. Идите в Ратушу. Соберите оставшихся советников. Организуйте распределение воды и еды для беженцев. Откройте храмовые подвалы, амбары гильдий. Наймите всех, кто может держать лопату – укреплять стены у восточного участка, там слабее всего. Делайте это. Немедленно.»

Ее тон не оставлял места для возражений. Это был не просьба дочери к дяде. Это был приказ. Советник Вейн вздрогнул, проглотил комок в горле. Что-то дрогнуло в его глазах – стыд, осознание, проблеск старой хватки? Он кивнул, оттолкнулся от стены, поправил камзол с тенью прежней важности и зашагал прочь, сквозь толпу, уже отдавая первые, еще неуверенные распоряжения встреченному чиновнику.

Лира обернулась обратно к воротам. Армия была уже совсем близко, грохот копыт и лязг доспехов сливались в угрожающий гул. Скверна могла быть на хвосте. Город висел на волоске. Но ворота больше не были проемом в хаос. Здесь теперь был рубеж обороны. И на этом рубеже стояла она. Лира Вейн. "Стальная Леди", как ее уже шепотом называли стражники. Девушка, нашедшая в отчаянии стальную сердцевину и волю к власти. Она подняла подбородок, встречая грохот приближающихся своих. Ей было некогда бояться. Нужно было держать ворота. Нужно было выжить. Нужно было найти способ вернуть своих потерянных героев. И она сделает это.

(Настоящее) – Кабинет Вейна: Запретная Надежда

Кабинет Советника Вейна напоминал поле боя после сражения. На столе громоздились карты с тревожными пометками, донесения о запасах продовольствия и списки потерь. Воздух был густым от дыма, пробивавшегося сквозь щели ставней, и невысказанного напряжения. Советник Вейн сидел за столом, его пальцы нервно перебирали печать города. Аргонис, осунувшийся и бледный, стоял у окна, наблюдая за хаосом улиц. Лира, сохраняя ледяное спокойствие "Стальной Леди", разбирала донесения стражи. Раненый Тарнис отсутствовал – его жизнь все еще висела на волоске в лазарете.

Внезапно дверь распахнулась без стука. На пороге стоял Ургал. Его броня была исцарапана, в шрамах на лице засохла запекшаяся кровь Скверны, но самое страшное было в его глазах – глубокая, звериная усталость и тень неискупимого стыда. Он не смотрел ни на кого, его взгляд уткнулся в каменный пол.

«Мы уходим, – его голос, обычно громовой, звучал приглушенно, как далекий гром. – Мои орки. В степи.»

Советник Вейн вскочил, лицо его покраснело от возмущения. «Уходите? Сейчас? Когда город на осадном положении? Когда каждый меч на счету? Это бегство! Предательство!»

Ургал медленно поднял голову. Желтые глаза встретились с взглядом Советника, и в них не было ни ярости, ни вызова – лишь горькое понимание. «Ваши стены – ловушка для моей ярости, Вейн. Здесь она опасна. Для ваших людей. Для моих братьев. – Его кулак непроизвольно сжался. – Я видел, как чуть не разорвал Балина. Видел, как Тарнис принял удар… который мог быть моим.» Он сделал шаг вперед, и тень от его могучей фигуры накрыла стол. «На просторах мы будем вашими глазами и когтями. Будем резать щупальца Скверны, пока они не окрепли. Будем знать, откуда ждать удар. – Он перевел тяжелый взгляд на Лиру. – Вернемся, когда понадобимся. Или когда услышим зов. Клятвой Крови.»

Лира кивнула, ее лицо оставалось непроницаемым, но в глазах читалось понимание. Она видела его боль, его страх перед самим собой. Степи были его стихией, единственным местом, где его дикая сила могла служить, а не калечить. «Идите, Ургал. Пусть ветер степи очистит ваши клинки. Мы найдем вас, когда придет час.»

Ургал хмыкнул – короткий, сухой звук, что-то вроде благодарности. Он бросил последний взгляд на карту Дилерии, лежавшую на столе, словно прощаясь, и вышел. Его шаги, тяжелые и решительные, затихли в коридоре. Кабинет погрузился в тягостное молчание, нарушаемое лишь треском догорающих поленьев в камине.

Аргонис оторвался от окна. В его руках был скромный деревянный футляр и папка с испещренными формулами листами. Он подошел к столу, поставил футляр рядом с картой. Взгляд его горел.

«Пока Ургал сражался, а Лира держала ворота, мы работали, Советник, – голос эльфа звучал устало, но с небывалой интенсивностью. – Над записями Кэнана. Над аномалиями у Старых Слез. Над этим.» Он щелкнул застежками футляра. Внутри, на черном бархате, лежал инопланетный артефакт – угловатый, темный, безмолвно «звенящий» в самой кости. Рядом лежал странный прибор, собранный из эфирно-чувствительных кристаллов и обломков артефакта – нечто среднее между компасом и астролябией. Его главная стрелка, тонкая как игла, дрожала, указывая не на север, а в некую точку внутри стены кабинета.

«Реальность у эпицентра взрыва нестабильна, как предупреждал Кэнан, – Аргонис положил перед Советником листы с графиками, где кривые резонирующих частот образовывали странные, не природные узоры. – Но мы нашли не просто нестабильность. Мы нашли след. Сознательный, чистый след, запечатленный в самой ткани этих аномалий. Как отпечаток на влажной глине.» Он указал на дрожащую стрелку прибора. «Этот резонанс… он уникален. Он соответствует описанию силы Ивиэль в записях Кэнана. И прибор… он регистрирует его направление. Не в пространстве, Советник. Во времени. Стрелка указывает в прошлое.»

Лира замерла, забыв дышать. Все ее «стальное» спокойствие рухнуло, уступив место потрясению и вспышке чистой, жгучей надежды. «Они… живы?» – прошептала она, глядя на стрелку, словно на спасительный маяк.

«ЕРЕСЬ!» – гневный вопль Советника Вейна разрезал воздух. Он вскочил, опрокидывая кресло. Его лицо, еще минуту назад бледное от усталости, пылало гневом и страхом. Он ударил кулаком по столу, заставив прибор подпрыгнуть. «Инопланетный мусор! Безумные бредни пропавшего мага! И вы, Аргонис, поддались этому? Вы предлагаете Совету поверить в… в сказки о путешествиях во времени?! Пока реальный враг топчет наши поля?! Пока город голодает?!»

Он тыкал дрожащим пальцем в прибор, в артефакт, в графики. «Это не наука! Это колдовство! Безумие! Оно отвлекает от настоящих угроз! Оно сеет панику!» Его голос срывался на визг. Страх перед неизвестным, перед чем-то, что ломало все его представления о мире, был сильнее любого врага. «Я ПРИКАЗЫВАЮ! Немедленно прекратить эти опасные игры! Закрыть вашу лабораторию! Этот… этот прибор – уничтожить! Артефакт – запечатать в свинцовый ящик и сбросить в Бездну Грондока! А все записи, все расчеты – сжечь! Ни слова об этом бреде больше! Заняться РЕАЛЬНЫМИ проблемами: обороной, пайками, укреплением стен! Иначе я объявлю вас саботажниками!»

Приказ повис в воздухе, тяжелый и неоспоримый. Формальная власть все еще принадлежала Совету. Аргонис медленно закрыл футляр с артефактом. Щелчок застежки прозвучал как приговор. Лира опустила глаза, тень падала на ее лицо, скрывая выражение.

«Как прикажете, Советник, – произнесла она, голос ее был гладким, как лед, и абсолютно пустым. – Мы сосредоточимся на обороне города.»

Аргонис молча собрал свои бумаги. Его движения были точными, лишенными эмоций. Он не взглянул больше ни на прибор, ни на артефакт.

Они вышли из кабинета под тяжелым, подозрительным взглядом Советника Вейна. Дверь закрылась. Они прошли несколько шагов по пустынному коридору, окутанному вечерними тенями. Только тогда, за поворотом, где их не могли слышать, они остановились.

Аргонис встретился взглядом с Лирой. Ни страха, ни покорности в их глазах не было. Была холодная сталь и алмазная решимость.