Читать онлайн Лавка «Вермиллион»

THE VERMILION EMPORIUM

by Jamie Pacton

First published in the United States under the h2 THE VERMILION EMPORIUM by Jamie Pacton. Text Copyright © 2022 by Jamie Pacton. Published by arrangement with Peachtree Publishing Company Inc. All rights reserved

Иллюстрация на обложке © Eliot Baum

Map illustration by Catherine Scully

Перевела с английского

Жанна Терехина

© Жанна Терехина, перевод на русский язык, 2024

© Издание на русском языке, оформление. ООО «Издательство Эксмо», 2025 Popcorn Books®

Глава 1

Твен

Это был день открытий.

Твен Вернье чувствовал это нутром. Не то чтобы у него было время размышлять о своих чувствах, ведь в настоящий момент он цеплялся за скалу в полмили высотой, нависшую над побережьем Северона, и больше походил на паука, чем на семнадцатилетнего парня. Порывистый октябрьский ветер хлестал склон, пах солью, снегом, который скоро выпадет, и птичьим пометом. Неослабевающий ветер трепал Твена за волосы, стянутые сзади веревкой, и пробирал сквозь тонкую рубашку.

Давно перевалило за полдень, в воздухе звучала зловещая музыка. «Тебе здесь не место, дурачина, – выла она. – Спускайся сейчас же, пока еще не поздно».

Не обращая внимания на ветер, Твен глубже засовывал светло-коричневые пальцы в расселину рядом со своей головой. От восхождения на каменную глыбу болели мышцы, руки больше не напоминали ухоженные руки музыканта. Кончики пальцев были в крови, костяшки ушиблены. Вот и хорошо. Музыка для других времен. Для другого Твена. Он был готов сломать себе руки на этой скале, если бы такой ценой поднялся на вершину и заработал на то, чтобы выбраться из Северона.

«Давай!»

Твен с криком рванул вверх, зацепившись за вертикальную трещину в нескольких дюймах справа от себя. Пальцы ног задели узкий выступ, и Твен там задержался – икры дрожали, дыхание сбилось, каждая мышца напряглась, чтобы удержать тело на скале.

«Это было рискованно. Пожалуй, слишком рискованно».

«Не останавливайся!»

Твен запрещал себе смотреть вниз. После трех судорожных вдохов сдержаться он не смог. Взгляд скользнул мимо крохотного выступа, где окоченевшие пальцы его ног согнулись вокруг гладкого камня. Далеко внизу волны бились о скальную колонну. Твен потратил бόльшую часть утра, чтобы приплыть сюда на веслах; сейчас его лодка раскачивалась на темной воде, удерживаемая на месте якорем. С выступа, за который цеплялся Твен, лодка казалась не больше умывальницы.

До основания скалы далеко; под пенящейся водой острые, как нож, камни.

Даже на такой высоте ледяные брызги долетали до краев брюк Твена, жалили ему босые ноги. В октябре лазать по скалам без обуви слишком холодно, но до гнезд гагарки никак иначе не добраться. А в деньгах Твен нуждался больше, чем в пальцах своих ног. Если двигаться достаточно проворно, он мог сохранить и то и другое.

Оторвав взгляд от щерящихся зубов моря, Твен на глаз измерил расстояние до колонии гагарок на выступе у него над головой. Перья целыми кучами засы´пали вершину скальной колонны. Совсем близко. Но совсем близко не значит в руках. Твену еще предстояло выползти из-под горизонтального выступа и подтянуться на вершину. Пока он разглядывал отвесный склон, сильный порыв ветра разбросал часть драгоценных перьев.

– Нет! – вскрикнул Твен, потянулся, чтобы схватить летящее мимо перо, но не смог. Это было все равно что смотреть, как в море падает золото.

«Пошевеливайся, не то остаток перьев ветром унесет!»

Как правило тускло-серые, перья гагарки становятся индиговыми, когда птицы сбрасывают их в условиях дикой природы. Никто из ученых северонской Сайнтифики не знал, почему так получается; дикие птицы в неволе чахнут, их перья никогда не меняют цвет. Редкие, красивые, смертельно опасные для тех, кто их добывает, индиговые перья были мечтой первых богачек Северона. Перьями украшали шляпки. Воротники бархатных платьев. Или, в редчайших случаях, из них шили накидки цветом как вороняжка.

Говорили, что у касорины, главы Северона, тридцать подобных накидок.

С таким высоким спросом раньше лазунов было больше, но один за другим они каждый сезон встречали свою смерть на скалах. В итоге остались только Твен и его младший брат Занд. Не то чтобы Занд был хорошим лазуном – и не то чтобы Занд был еще жив.

Твен выругался, когда кручина полоснула его ножом. Все, что ему хотелось, – забыть тот день трехмесячной давности. Ему хотелось снова стать тем, кем он был до падения Занда, – заботливым старшим братом и восхитительным музыкантом, который играл на скрипке в тавернах, целовал девушек, приходивших на его выступления, и лазил по скалам за перьями, когда нуждался в свободных деньгах. Те роли казались простыми, и Твен знал, как их исполнять. Он не знал, что делать сейчас, когда все изменилось.

«Забудь о той жизни. Отрешись от всего и живи дальше».

Как бы ни хотелось Твену, он не мог забыть ни то, что Занд сорвался с этой самой скалы. Ни то, как голодные волны уволокли его прочь прежде, чем Твен смог до него добраться.

Твен закрыл глаза, не в силах заглушить крик Занда, звучавший у него в ушах. Так получается, когда умирает человек, которого ты любил, – приходится жить дальше без него, даже если не хочется. Поэтому ты каждое утро выбираешься из постели (точнее, в те утра, когда это удается). Ты заставляешь себя сделать шаг, потом еще шаг. И возможно, однажды ты проснешься, и боль отступит. Или ты перестанешь думать, что видел умершего в городе. Или перестанешь слышать его голос. Или его крики.

Твен сделал вдох, медленный и неровный.

«Просто держись. Влезь на эту скалу. Такое тебе по силам».

За месяцы, прошедшие после гибели Занда, Твен поистратил их скудные сбережения. Заставить себя исполнять музыку он больше не мог, и друзья перестали просить его об этом. Сегодняшнее отчаянное восхождение было его единственным шансом заработать на побег из Северона.

«Если раздобудешь перья гагарки, то и цену свою назначишь».

В этом заключались горькое утешение и единственное преимущество восхождения на скалу в самом конце сезона.

Твен не смог спасти брата, но это не значило, что он собирался погибнуть на этой скале. Отбросив все мысли о Занде, Твен унял дрожь в руках. Он слегка изменил положение тела, поправив холщовую сумку, висевшую на груди. Подобно инженеру, он изучал трещины на колонне. К досаде родителей-ученых, Твен начал лазать по скалам раньше, чем ходить. Конкретно эта скала была не более чем головоломкой. Лабиринтом линий и трещин, который следовало распутать. Ответ скрывался прямо здесь, его требовалось только найти.

Горизонтальная расселина над головой была вне досягаемости, но, ухватившись за нее, влезешь быстрее, чем цепляясь за длинную вертикальную щель справа. Оба пути сулили верную смерть, но тем утром Твен проснулся с уверенностью, которая порой его посещала: сегодня день открытий. Значит, он сделает рывок.

Глубокий вдох, молитва любым богам или призракам, готовым его слушать; Твен оттолкнулся от скалы и сделал рывок к расселине. Слишком далеко. Слишком трудно уцепиться. Твен вытянулся, насколько позволял позвоночник, растопырил пальцы, ухватился, соскользнул. Мелкие камешки летели мимо Твена, когда он пытался ухватиться, закрепиться – что угодно.

Не получилось.

Руки молотили воздух, тело скользнуло вниз по скале, камни драли рубашку, впивались в кожу. Если неудачно упадет, от него ничего не останется. Но вот Твена хлестнул сильный порыв ветра. На миг его пригвоздило к поверхности скалы, словно рука великана удержала его на месте. Карабкаясь, Твен задевал малейшие щели. Боль пронзила плечо, и Твен вскрикнул. А потом его крик превратился в смех. В высокий золотой звук чистого восторга.

Твен жил ради моментов, когда оказывался на волосок от гибели.

Вися на одной руке на полпути к вершине скалы над алчным до добычи морем, Твен напоминал сережку с драгоценным камнем, болтающуюся в ухе богачки. Крутящуюся всем на восхищение. Вот только смотреть было некому. Некому было дивиться игре мышц на широких плечах Твена, когда тот подтянул себя на последние несколько футов и бухнулся на выступ, покрытый гнездами гагарки.

Он справился. Еле-еле.

Стараясь набрать в грудь побольше воздуха, Твен лежал на спине среди перьев. В небе кружили чайки, а вот гагарок видно не было. Если удача не изменит, гагарки вернутся с моря, когда его давно след простынет.

Медленно, через боль Твен сел и запихнул себе в сумку столько перьев, сколько получилось. Кровь бурлила от адреналина, руки исцарапались при восхождении, зато ноги стояли на прочном камне. А это кое-что да значило. Надежно упрятав все перья с выступа в сумку, Твен задрал рваную рубашку и осмотрел раны. Грудь пересекало несколько царапин, из длинного пореза на живот капала кровь. Твен осторожно ощупал себе ребра. Сломанных нет. Ему доставалось и сильнее.

Твен отдышался, и облегчение накрыло его с головой. Он справился. Наконец что-то получилось. Твен вытащил из сумки флягу и на секунду расслабился.

Здесь было красиво. Вокруг под солнцем сверкало море. Корабли усеивали горизонт, словно муравьи, ползущие к Северону. На глаза Твену попался трехмачтовый корабль с красными в синюю полоску парусами, входящий в главную гавань города. Возможно, он был полон чужеземных ученых, направляющихся в Северон изучать редкие книги Арканы в Большой библиотеке. Или же на его палубе теснились облаченные в меха торговцы из северных королевств, решившие увидеть технологические чудеса, созданные в мастерских северонской Сайнтифики. Или же на нем плыли простые люди, желающие увидеть легендарные музеи и галереи Северона.

Дальше от скалы в доках стояла «Женская месть», грузовое судно с ярко-зелеными парусами. При виде нее у Твена встрепенулось сердце. Сегодня первое октября, а в последний день месяца «Месть» отправлялась в кругосветное плаванье на поиски приключений и открытий. Твен твердо решил на ней уплыть.

Твен потянулся, подставляя солнцу замерзшие пальцы ног. «Видели бы мать с отцом сейчас меня, готового отправиться в кругосветное плаванье и оставить Северон в прошлом».

Родители не гордились бы им, но вздохнули бы с облегчением: сын больше не их проблема. Вот Занд скучал бы по нему.

«А сейчас скучать по тебе не будет никто».

При этой мысли сердечная боль снова пронзила его кинжалом, на сей раз кривым и зазубренным. Твен скрючился, снова изумленный изощренностью способов, которыми его настигает тоска. Каждое утро он просыпался, думая, что все в порядке, но в какой-то момент горе одолевало его, наполняя скорбью.

Проклятье! Как же он скучал по Занду! По глазам брата, загоравшимся, когда тот читал новый интересный факт магической истории. По их ссорам из-за глупостей, вроде того, кому есть последнюю горбушку. По громкому смеху Занда, по его обыкновению подбирать бездомных кошек. Твен скучал по мелким глупостям, непостижимым образом складывающимся в характер прекрасного человека.

Мог бы Твен поговорить сейчас с Зандом, он извинился бы, сказал бы, что…

«Прекрати! Ни к чему об этом думать. Особенно когда ты один».

Твен грубо провел ушибленной ладонью по глазам. Ладонь стала мокрой.

«Ты здесь не ради чувств. Ты здесь ради перьев».

Чтобы унять страдания, Твен сделает так, как учила мама, – отрешится, станет наблюдать. «Ученые Сайнтифики ценят логику больше эмоций», – снова и снова напоминала мама.

– Очень жаль, что я не стал ученым, – пробормотал Твен морю и небу. – Тогда горе не мучило бы меня так сильно.

«Отрешись, наблюдай».

Слова не слишком похожи на совет любящей родительницы, но Твену их хватило, чтобы не раскиснуть на скальной колонне посреди моря.

«Наблюдай».

Твен посмотрел в сторону Северона, столицы Экса, настоящей жемчужины побережья. С такой высоты город напоминал беспорядочную палитру художника. Мазок желтого в середине – Аурипигментный дворец, резиденция касорины. Дворец блистал в лучах послеполуденного солнца, крыша подмигивала золотой кровельной дранкой. Аурипигмент обволакивали тускло-бурые пятна университета и Большой библиотеки. Эти здания окружал массив ярко-синего, обозначающий Лазурную Петлю. Метко названные музеи, галереи, рестораны и бутики Лазури сверкали небесно-голубыми галереями, крышами и колоннами. Вдоль береговых утесов лежал район Вердигри. У старейших, самых дорогих особняков были медные крыши, которые со временем стали сине-зелеными или вердигрисовыми.

Еще выделялись ярко-красные участки района Вермиллион. Крытые дешевой глиняной черепицей, дома Вермиллиона заполняли бреши между Вердигри и Лазурью и тянулись к самым берегам Северона. Одно время велись разговоры о том, чтобы обнести Вермиллион стеной, будто стена удержала бы район от разрастания, но от планов быстро отказались: слишком многие богачи любили проскальзывать в его темные проулки, кафе, книжные, бордели и магазины.

Дом Твена, лачужка на окраине Вермиллиона, прятался средь дюжины других разваливающихся коттеджей рабочих. С такого расстояния Твен не мог определить, который из домов его. Вдоль восточного горизонта Северона высились горы, защищающие Экс от больших и агрессивных соседей. Малышом Твен провел много вечеров, отвечая на вопросы отца, ученого Арканы, о том, как горы помогли Северону обрести нынешнее великолепие.

Сейчас особого великолепия Твен не видел. Эта мысль напомнила ему о том, зачем он влез на скальную колонну. «Пора спускаться».

Твен огляделся по сторонам в поисках перьев, которые мог пропустить. Целая куча забилась в трещину в скале между пары гнезд. Твен запустил руку в расселину, вытаскивая горсть. Но в руке оказались не только перья. Среди их пурпура лежало что-то гладкое и серебристое.

– Быть такого не может, – пробормотал Твен.

Бросив перья в сумку, Твен аккуратно потянул за серебристую нить. На ней висели кусочки водорослей, отломившиеся от гнезда веточки, пушинки.

Серебряная нить блестела, как омытая росой паутина, и издавала негромкий металлический звон. Твен закрыл глаза, прислушиваясь к мелодии, и перед его взором пронеслась серия образов: серебряная струна пела о темноглазой девушке, о цирке под звездами, о миллионе желаний.

Твен осторожно покрутил нить в руках.

Звездный свет!

Он нашел звездный свет!

От такого открытия Твен едва не упал со скалы.

Звездный свет был самой вожделенной вещью в Североне, а то и во всем мире. Два столетия назад Салон, небольшая группа северонских художников, писала звездным светом картины и плела из него кружева. Отец рассказывал Твену сказки о волшебном кружеве, способном влиять на будущее и менять судьбы.

Согласно учебникам истории, лишь члены Салона знали, откуда взялся звездный свет, и унесли секрет с собой в могилы. Долгое время никому не удавалось найти ни клочка звездного света – но вот он, Твен, наматывает на руку целую нить сокровища. Нить сияла, как бесценный браслет, и пела свою меланхоличную песню.

Твен торжествующе вскрикнул, спугнув пару чаек, севших на скалу рядом с ним. Не стой Твен на выступе высоко над морем, он мог бы пуститься в пляс.

Потому что нить звездного света принесет больше денег, чем целый воз перьев гагарки. На них Твен купит себе новую одежду, билет на корабль, уходящий из Северона, и устроится – хорошо устроится – где-нибудь далеко за морем.

Взгляд Твена скользил над водой, голова кружилась от бесконечных возможностей. Вырученные за эту нить звездного света деньги купят ему свободу, к которой он всегда стремился. Твен сможет начать новую жизнь и путешествовать по миру. Он сможет купить хорошую скрипку (если когда-нибудь опять начнет играть) или дом в Вердигри, о каком они с Зандом мечтали долгими холодными ночами в своей лачуге.

Эта нить позволит ему сделать всё что угодно.

Ну или почти всё.

Нить точно не позволит ему слететь с этой скалы. А эта проблема куда насущнее фантазий о том, на что потратить свое гипотетическое богатство.

Стараясь не повредить звездный свет, Твен начал долгий спуск со скалы, уверенный, что скоро его жизнь полностью изменится.

Глава 2

Кинта

Это был день открытий.

Кинта Ороре, кислолицая девушка, все свои семнадцать лет с трудом боровшаяся за выживание, чувствовала это нутром. Только находилась она в фотостудии, где работала с раннего утра, и прямо сейчас времени на открытия у нее не было. Она отчаянно старалась не вспылить, поправляя фон для портрета за спиной миссис Дэвенпорт, дородной белой женщины в нелепом костюме ведьмы. Миссис Дэвенпорт, богачка средних лет, позировала для портрета тринадцатый раз за месяц и считала, что это к счастью.

– Пожалуйста, примите позу, – сказал фотограф Пьер, владелец студии, как всегда, щеголеватый, в хорошо сидящем костюме с зеленым шелковым кашне, идеально гармонирующим с его золотисто-коричневой кожей. Он отрегулировал «гармошку» фотоаппарата, фокусируя объект съемки.

– Так? – прощебетала миссис Дэвенпорт. Глядя через плечо и протягивая левую руку, она словно накладывала заклинание. Остроконечная, расшитая блестками шляпа у нее на голове опасно накренилась.

– Обворожительно! – проворковал Пьер, не отрываясь от объектива. – Кинта, накидку поправь!

Нахмурившись, Кинта разгладила длинный кусок ткани, струившийся с плеч миссис Дэвенпорт. Дважды вспушив накидку для «особой таинственности», на которой специализировалась студия Пьера, Кинта переступила меловую черту, отделявшую место кадра.

– Не двигайтесь! – велел Пьер.

Миссис Дэвенпорт старалась, она правда старалась, но, пока Пьер вставлял в аппарат стеклянную пластину, потеряла равновесие, покатилась вперед и рухнула беспорядочной кучей накидки, звездочек, блесток и реквизита.

Пьер чуть слышно выругался, миссис Дэвенпорт покраснела.

– Такими темпами они никогда меня не примут, – пробормотала она. – Даже с моей родословной.

Под словом «они» подразумевалось Северонское общество ведьм, элитарная группа богачек, которые больше всего на свете любили собираться в своих насквозь продуваемых особняках, чтобы тасовать колоды карт Таро, читать заклинания из старых гримуаров и фотографироваться в нелепых костюмах. По всей справедливости, миссис Дэвенпорт следовало быть в их рядах, ведь, как и у Кинты, ее предками были члены древнего магического Салона. Но дамы из СОВ отличались чванливостью и не считали миссис Дэвенпорт достойной к ним присоединиться.

Бедная миссис Дэвенпорт добивалась вступления последние несколько лет, но ее фотографии постоянно отвергались, и до сих пор она не предоставила СОВ сколь-либо ценную магическую информацию.

Это препятствие для вступления было откровенно абсурдным, ведь магия исчезла из Северона почти двести лет назад. Однако это не значило, что ученые Арканы и богачки из Вердигри ее не искали. Магия была веками не виданным залогом власти, престижа, фешенебельности и так далее. Миссис Дэвенпорт и ей подобные жаждали ее превыше всего.

Кинта хорошо знала это чувство.

Когда девушка бросилась помогать миссис Дэвенпорт подниматься, ее взгляд упал на стену, где висели фотографии членов СОВ. Благодаря техническим уловкам Пьера одна женщина пила чай со скелетом, стилизованным под Смерть, а молодая девушка летела на метле над крышами Северона. Были еще десятки фотографий, все как одна броские и однозначно поддельные.

Но не они привлекли внимание Кинты. От фотографии своей матери, Элейны Великой, примы и бывшей владелицы некогда известного в Североне Небесного Цирка, не могла отвести взгляд девушка. В центре посвященной СОВ экспозиции гордо выставили фотографию красивой белой женщины в струящемся платье, сидящей на краю фальшивого полумесяца. Элейна выглядела слишком молодо, чтобы быть матерью, и, в отличие от Кинты, никогда не хмурилась от смятения.

«Тебе нужно чаще улыбаться, – говорила мать. – Иначе никто не узнает, для каких великих дел ты рождена».

Вспомнив это, Кинта нахмурилась сильнее и задала себе тот же вопрос, что задавала всегда, глядя на портрет матери: смерть Элейны вызывает у нее скорее злость, чем скорбь? Да? Нет? И то и другое? Кинта не знала.

Раздосадованно вздохнув, Кинта прикоснулась к стеклянному пузырьку, свисавшему с ленты у нее на шее. Этот пузырек перед самой смертью дала Кинте мать, велев открыть, когда иссякнет любая надежда. Внутри клубился крошечный осколок лунной тени. Она была ярко-синей, явно магической, и Кинта не представляла, что с ней делать.

Не то чтобы Кинта не пыталась. Но попытки лишь добавились к списку неудач. Неудачная попытка стать ученым Арканы и узнать больше о магии. Провальная демонстрация магии, которую она попыталась устроить, используя заклинание, за которое заплатила торговцу. И малышка, которую она не смогла спасти от холода. И тот случай, когда она…

«Прекрати! Даже сто провалов не означают, что нужно прекращать попытки. Ты рождена для великих дел».

Вот еще один наказ матери, который Кинта отчаянно старалась вспоминать. Особенно в тяжелые дни.

«Она была такой талантливой! – вздыхали дамы из СОВ, глядя на фотографию Элейны. – Мы твердо верили, что именно она вернет магию в Северон».

Элейна с Кинтой тоже в это верили. Все время, когда не выступала в цирке, мать Кинты читала книги о магии звездного света, безостановочно разыскивая то, что открыла их прародительница Марали, основательница Салона. Но вопрос о происхождении звездного света оставался неотвеченным, и одержимость Элейны найти на него ответ росла с каждым днем. В обмен на возможность заглянуть в библиотеки дам из СОВ они с Кинтой таскали в особняки Вердигри всевозможные устройства, книги, реквизит. Мать и дочь плели ужасные небылицы о магии и кружеве из звездного света. Элейна вечно клялась богачкам, что вот-вот выяснит, откуда взялись звездные нити. Это был отличный способ подзаработать, даром что вранье.

А потом это враньем не оказалось.

А потом что-то в магии Элейны стало ее убивать.

Даже по прошествии семи лет Кинта не понимала ни что погубило мать, ни что делать с пузырьком лунной тени – зато понимала, что хочет владеть магией. Настоящей магией. Какой владели ее предки. Какая изменит ее жизнь к лучшему и сделает хозяйкой своей судьбы. Какая превратит ее из неудачницы в личность, действительно рожденную для великих дел.

– Кинта! – позвал Пьер, прерывая ее мысли. – Не могла бы ты принести скелет?

– Да, да! – Миссис Дэвенпорт радостно захлопала в ладоши. – Принеси Старого Скелли для следующей фотографии!

Нахмурившись, девушка перестала теребить пузырек с лунной тенью и притащила из подсобки Пьера гремящее костяное пугало. Она поставила скелет рядом с миссис Дэвенпорт, которая ласково ему улыбнулась.

– Прелесть! – прокурлыкала дама. – Он такой красавчик!

Кинта закатила глаза и вышла за черту кадра. Она не нанималась таскать скелеты. Работать с Пьером, бывшим коллегой матери по Небесному Цирку, она стала, потому что дамы из СОВ сочли ее слишком бедной и бесталанной, чтобы присутствовать на их тайных собраниях, хотя, позируя для фотографий, только и делали, что сплетничали. Так Кинта пыталась (пока безуспешно) больше узнать о магическом наследии своей семьи.

– Думаете, эти фотографии помогут вам вступить в СОВ? – спросил Пьер у миссис Дэвенпорт, для следующего фото поставив рядом со Скелли гигантский котел. На губах у него появилась изумленная улыбка. Пьер радовался, что СОВ подгоняет ему работу, но Кинта знала, что потуги дамочек на магию он считает дурацкой затеей. Прежде чем полностью посвятить себя фотографии, Пьер обучался в Сайнтифике.

– Надеюсь на это, – ответила миссис Дэвенпорт, захлебываясь эмоциями. – У меня есть информация чрезвычайной важности. Вчера я услышала – от служанки одной гадалки, которую встретила на рынке, – что в Североне скоро появится лавка, торгующая магическими товарами. О подобных лавках шептались давно, но как подумаю, что такое заведение впрямь открывается у нас… Какое счастье! Знать бы только, где она открывается.

– Лавка, торгующая магическими товарами? – переспросила Кинта, вырванная из плена собственных мыслей.

Голос Кинты прозвучал страстно, надрывно, взволнованно. Это так удивляло, что Пьер с минуту на нее таращился. Обычно Кинта эмоциям не поддавалась, вот Пьер и смотрел на напарницу, будто с ней что-то случилось. Кинта ответила слабой улыбкой.

– Именно, – прощебетала миссис Дэвенпорт. – Магическая лавка должна открыться сегодня где-то в городе.

Миссис Дэвенпорт склонилась над гигантским котлом, делая вид, что мешает ведьминское варево, а Кинта тем временем нащупывала визитку, которую всегда носила в кармане. Ту визитку перед самой смертью дала ей мать. Карточка истерлась: столько раз пальцы Кинты теребили ее за прошедшие годы. Вопреки ветхости карточки, буквы на ней оставались ярко-малиновыми и чуть ли не сияли:

Купля-продажа магического антиквариата

«Найди эту лавку, – велела мать на последнем издыхании. – Тогда поймешь, что делать с лунной тенью».

Когда Кинта только взяла визитку, выполнить материнский наказ казалось просто, однако поиски лишь пополнили список ее неудач. Разыскивая лавку, Кинта годами бродила по извилистым улицам Вермиллиона, но такого заведения в Североне не существовало. Равно как и в других городах, куда тайком наведывалась девушка, тратя деньги, которые воровала из кошельков дамочек вроде миссис Дэвенпорт. Лавка «Вермиллион» оказалась неизвестным местом, заведением, которое не существовало. Разве только на визитке, зажатой у нее в руке.

«Даже сто провалов не означают, что нужно прекращать попытки. Ты рождена для великих дел».

– А название лавки вы не запомнили? – Вопреки желанию Кинты, в ее голосе звучала надежда.

– Нет, не запомнила. – Миссис Дэвенпорт пожала плечами. – Но, похоже, лавка будет чудесная.

Кинта плюхнулась на пуфик, обтянутый шкурой леопарда. Давненько ей не представлялся такой хороший шанс! Пьер перехватил ее взгляд и выжидающе изогнул бровь. Кинта чуть заметно кивнула.

Сегодня.

Сегодня все изменится. Девушка просто знала это, и все.

Глава 3

Твен

Каким-то образом Твен спустился со скальной колонны. Да, путь от гнезд гагарок к лодке напоминал туман контролируемого падения, но самое главное, в процессе он не погиб и не потерял ни перья, ни нить звездного света. Сев в лодку, Твен обвязал нить вокруг шеи, подобно шарфу, а сейчас с трудом боролся с соблазном обмотать ею руки, как ребенок куском струны. Музыка звездного света стихла, но эхо мелодии звучало у него в голове. Может, сегодня он попробует сыграть ее на скрипке?

Нет, не попробует. Пусть даже музыка звездного света прекрасна, Твен не был готов играть снова. Да и пальцы он в кровь разодрал.

«Просто вернись в город. Все остальное потом».

Твен поднял маленький якорь лодки и снова посмотрел на вершину скал.

Откуда взялся звездный свет? Как его разыскали птицы? Если влезть на скалу снова, найдется еще?

– Не все сразу, – шепнул себе Твен, вспомнив, что так говорил Занд, когда они вместе готовились к Вступительному экзамену. – Сперва продай то, что нашел.

Напрягая мышцы спины, Твен стал грести прочь от утеса. Волны сопротивлялись его усилиям, стремясь швырнуть на каменную стену. Каким-то образом Твен провел лодку мимо скал и взял курс на Северон, думая только о нити звездного света у себя на шее.

Море было неспокойным, но в итоге, превозмогая боль в ладонях, Твен провел лодку через буруны на мелководье. Пока никто не увидел, Твен размотал петлю звездного света, сунул в карман и свернул узлом. Потом он выпрыгнул из лодки. От соли саднило царапины на стопах и икрах, пока Твен волочил лодку на берег.

Твен потратил бόльшую часть второй половины дня на то, чтобы спуститься со скалы и на веслах приплыть обратно в Северон. Солнце уже клонилось к горизонту, словно часовой, отбрасывая тень на берег. Устроив лодку на песке, Твен помахал рукой старому Хорсту, сидевшему возле коттеджа у самого моря.

– Нашел что-нибудь? – спросил Хорст, шагая к Твену. Борода Хорста пожелтела от табачных пятен, лицо изрезали морщины от бессчетных часов, которые он провел, вприщур глядя на горизонт. Увидев драную, окровавленную рубашку Твена, он изогнул бровь и швырнул парню ботинки, носки и куртку, которые тот у него оставлял.

– Добыча богатая, – признал Твен, уселся на песок и отряхнул ноги. Он натянул носки, и они прилипли к пальцам ног. – Вот продам перья и принесу тебе деньги.

– Мне платить не нужно. – Хорст махнул рукой в направлении своего коттеджа. – Хочешь с нами поужинать? Марта готовит рыбное жаркое.

От такого приглашения у Твена заурчал живот, напомнив парню, что он ничего не ел, кроме побитого яблока, которое с трудом проглотил на заре, прежде чем выйти из хижины.

– Мне пора идти. – Твен быстро натянул ботинки и куртку. Остаться хотелось, но поужинать с Хорстом и Мартой ему было сложнее, чем просто насладиться теплой едой в компании добрых людей.

Два года назад родители Твена и Занда погибли на море во время ужасного шторма. Они отправились в круиз на корабле своего покровителя, но откуда ни возьмись налетел шквал. После их гибели вдова покровителя, небедная женщина, муж которой годами помогал семье Твена, отказалась спонсировать осиротевших мальчиков. За первые бедные месяцы Твен и Занд научились не доверять никому, кроме как самим себе и Хорсту с Мартой, отошедшим от дел музыкантам, с которыми Твен подружился еще ребенком. Прежде чем заняться рыбной ловлей, Хорст был известным скрипачом и научил играть Твена. За последние два года Твен и Занд ели за столом у стариков с полсотни раз. Точнее, братья ели у стариков, пока Занд не выдержал Вступительный экзамен в Аркану и не обзавелся друзьями-снобами.

– Ты точно не хочешь с нами поужинать? – настаивал Хорст. – Вконец ведь исхудал!

Твен покачал головой:

– Да я бы с удовольствием, но сегодня не могу.

Вдруг во время ужина у Хорста возникнут вопросы? Вдруг они с Мартой захотят увидеть перья, которые нашел Твен? Вдруг они как-то заметят звездный свет или услышат его песню? На такой риск Твен пойти не мог. Равно как не мог сидеть за столом, где когда-то смеялся его брат. Где место Занда будет болезненно пустовать. Со дня гибели брата Твен ни разу не ужинал с Мартой и Хорстом и по-прежнему не чувствовал себя готовым.

– Тогда в следующий раз, – мягко проговорил Хорст. – Спасибо, что вернул мне лодку целой и неиспорченной.

– Спасибо, что разрешил мне ее взять.

На секунду оба посмотрели на лодку. Оба вспомнили день трехмесячной давности, когда Твен и Занд вышли в море вместе, а вернулся только Твен. И все последующие случаи, когда Твен брал лодку, чтобы искать в воде тело брата. И как Хорсту в итоге пришлось спрятать лодку, потому что Твен уплывал все дальше и дальше: вдруг Занд в пределах его досягаемости?

Сегодняшний выход в море стал для Твена первым с тех самых пор.

– Приятно снова видеть тебя за работой. – Хорст грубо потрепал Твена по плечу. – Думаю, Занд хотел бы, чтобы ты не сидел без дела. – Хорст издал звук, будто хотел сказать что-то еще, но слова застряли в горле.

Твен сглотнул комок и кивнул:

– Я скоро вернусь с деньгами.

– Да к черту это! Пользуйся деньгами сам и береги себя. Лодка в твоем полном распоряжении.

Твен быстро отвернулся, чтобы Хорст не увидел слезы, навернувшиеся ему на глаза.

Чтобы попасть с берега в город, Твен должен был подняться по шатким деревянным ступенькам. Дальше, возле Вердигри, ступени вытесали прямо в каменном склоне утеса, а в этой части города использовались плáвник, сломанные доски от корпусов кораблей и вообще все, из чего можно было изготовить более-менее приличную лестницу. Подъем был не таким опасным, как восхождение на скалу, которое Твен совершил тем утром, однако парень держался за перила.

Твен был на полпути к вершине, когда по ступенькам начали спускаться два белых парня, спотыкаясь так, что шаталась вся лестница. Один был в полосатых брюках и дорогом на вид жилете поверх испачканной вином рубашки. Из-под котелка торчали нечесаные пряди белокурых волос. Другой был без шляпы, с коротко стриженными каштановыми волосами и тщательно навощенными, лихо подкрученными усами. Шатен был в очках, в черных брюках и в мятом пиджаке из бордового бархата.

– Подвинься! – буркнул блондин в котелке, проталкиваясь мимо Твена. От блондина разило спиртным, голос звучал грубо.

Измученный тяжелым восхождением, Твен скандалить не желал, поэтому прикусил язык и отодвинулся, чтобы те двое прошли. Глаз он не поднимал, хотя вытянутые по швам руки сжались в кулаки.

Твен знал, кто эти двое: Анри и Гюстав, ученые Арканы, учившиеся в университете вместе с Зандом. Оба были из богатых семей и никогда не жаловали Твена: ни когда тот утаскивал Занда с ночных посиделок картежников, ни когда отказался выплачивать долги Занда за проигранные партии. Твен избегал этих двоих месяцами, уверенный, что от них одни неприятности. Но разминуться с ними на узких неустойчивых ступенях он точно не мог. Твен мог лишь надеяться, что Гюстав и Анри пройдут мимо, не узнав его, ведь с их последней встречи он исхудал, а его темные волосы сильно отросли.

Гюстав, парень с нелепыми усами, остановился перед Твеном. Он был высоким, стройным, а гладкие руки не давали усомниться: этот тип рос в особняке Вердигри.

– Мы знакомы? – Гюстав уставился на Твена, поправляя заляпанные очки, и шагнул вперед.

Твен покачал головой, торопливо поднимаясь на следующую ступеньку:

– Мне так не кажется.

Гюстав стиснул руку Твена удивительно сильными пальцами:

– А мне кажется. Ты старший братец Занда. Музыкант. Они ведь похожи, да, Анри?

– Это точно он. – Анри приподнял котелок в издевательском приветствии. – Откуда ты идешь? Из притона картежников? – Он кивнул на развалюхи, что стояли дальше по берегу в районе гавани. – Ты такой же неудачник, как Занд?

– Не твое дело, откуда я иду, – резко ответил Твен.

– Раз твой братик погиб, дела у нас с тобой. – Пальцы Гюстава сильнее сжали руку Твена.

– Отстаньте от меня!

– Твой братик украл нечто принадлежащее мне. – В голосе Анри слышалась опасная резкость. – Нечто ценное, что я намерен вернуть. Может, в вашей лачуге тебе попадалось приглашение на Бал Ученых?

Сердце Твена пустилось бешеным галопом. Он знал, о чем речь, потому что на прошлой неделе нашел серебристо-синее приглашение. Обернутое в тряпку и спрятанное в самом дальнем углу, оно лежало под половицей в лачужке, которую Твен делил с братом. Твен нащупал его, разыскивая последние монеты – остатки их с Зандом сбережений.

– Не представляю, о чем ты говоришь, – соврал Твен, стараясь, чтобы голос звучал спокойно.

– Да ладно! – Анри засунул руки в карманы жилета. – Крошка Занд наверняка рассказывал тебе о Балах Ученых?

Разумеется, Твен знал о легендарных балах касорины, проводившихся каждый год. Там ученые Сайнтифики и гости со всего мира общались с богатейшими людьми Северона. Для одних это был вечер неприлично роскошной еды и развлечений, недоступных в обычной жизни. Для других – шанс поделиться идеями с единомышленниками. А для самых выдающихся ученых – таких буквально единицы – возможность найти богатого покровителя.

Пускали на Бал строго по приглашениям, и родители Твена регулярно его посещали. Приглашались лишь избранные ученые-первогодки, и Занд входил в их число.

– Я слышал о Бале, – осторожно проговорил Твен. – Откуда вам взять приглашение? Занд говорил, вас не звали.

Гюстав подался вперед и обдал Твена перегаром:

– А что он проиграл свое приглашение, говорил?

О проигрыше Твен тоже слышал. Это стало одной из причин их ссоры в день гибели Занда.

Анри не дал ему ответить:

– Твой вор-братик просрал свое приглашение в честной игре, а потом украл его у нас. Последние три месяца мы тебя разыскивали.

– Занд соврал о своем происхождении, – добавил Гюстав. – Сказал нам, что он из приличной семьи ученых, даже с богатым покровителем. Не ожидали мы, что ты с рыбацким отребьем якшаешься.

Чувствуя, что начинает злиться, Твен вырвал руку из тисков Гюстава.

– Я не мой брат и за его долги не отвечаю. Его приглашения у меня нет. – Твен поднялся еще на одну ступеньку, стремясь оторваться от подвыпившей парочки.

Гюстав схватил сумку Твена.

– Даже если у тебя нет приглашения, может, мы заберем то, что у тебя в сумке, и будем квиты? – Гюстав запустил руку в сумку и вытащил перо гагарки. Твен попытался его выхватить, но Гюстав, смеясь, шагнул назад. – О‑о-о, какая красивая вещица! – Он поднял перо над головой, потом прикрепил к шляпе. – Посмотрите на меня! – воскликнул он издевательски высоким голосом. – Я северонская модница, готовая танцевать во дворце касорины.

– Мое! – Твен вырвал перо у Гюстава. Он прекрасно осознавал, что в кармане у него моток звездного света. И на что пойдут Анри и Гюстав, дабы завладеть чем-то подобным, тоже осознавал.

Твен по-прежнему слышал музыку звездного света, но сейчас она звучала тише, приглушенная его бешеным пульсом. А вот Гюстав и Анри, похоже, музыку вообще не слышали.

Не успел Твен отодвинуться, Гюстав толкнул его к скальной колонне, а Анри шагнул вперед, за плечи пригвоздив его к камню.

– Пустите! – крикнул Твен, пытаясь вырваться. Он был крупнее любого из обидчиков и умел драться, но оказался в одиночку против двоих, да еще на весьма неустойчивой лестнице. Неверное движение могло убить их всех.

– Не пустим, пока не скажешь нам, где приглашение, – прорычал Гюстав и резко двинул рукой вперед, чтобы его ударить.

С рефлексами человека, уклонявшегося от ударов с детства, Твен увернулся и пнул Гюстава в пах. Тот с криком скрючился, очки упали с лица. Анри крепче стиснул плечи Твена, однако Твен был и крупнее, и проворнее. Схватив Анри за лацканы пиджака, он боднул его в лоб. Удар получился неожиданно сильным, и, когда Твен отпустил Анри, тот споткнулся и налетел на неустойчивые лестничные перила. Раздался треск, потом грохот – это под весом Анри сломались перила. Удивленно вскрикнув, Анри плашмя полетел с большой высоты к берегу.

Крик Анри вспорол воздух, и Твен отвернулся. Повторялась трагедия Занда. Остановить ее он не мог… Он не толкал его… Зря он отбивался… Проклятье! Что делать теперь?

Анри вскрикнул снова, и у Гюстава глаза на лоб полезли. Потом внизу на берегу воцарилась тишина.

– Ты убил моего друга! – заревел Гюстав, неловко надевая очки. – Ты хоть знаешь, кто его отец? Ты покойник! – Он принялся дико колотить Твена.

Твен резво уклонялся от ударов Гюстава. Чем больше ступенек ломалось, тем менее устойчивой становилась лестница и тем сильнее качалась. «Беги. Сейчас же!»

Ни думать, ни драться времени не было. Твен помчался наверх, за раз перескакивая через три ступеньки.

Раздался отвратительный треск: за спиной у Твена обламывалось все больше ступеней. Гюстав закричал, а Твен не обернулся. Он поднялся почти до самого верха лестницы. Перед ним горели газовые фонари Вермиллиона. В стремительном рывке Твен проскочил последние несколько ступеней и упал на побитый живот. Дыхание перехватило, боль пронзила бок. Секунду спустя лестница рухнула.

Лежа на усыпанной гравием вершине скалы, Твен хватал воздух ртом, руки у него тряслись.

Второй раз за день он едва избежал смерти.

Твен посмотрел на остатки лестницы. Далеко внизу лежали обломки досок, обрывки веревок и две комковатые фигурки. Одна фигурка шевелилась, а вот другая, скрюченная, ухитрившаяся не потерять котелок, – нет. Искореженные тела слишком напоминали Занда – Твену пришлось отвернуться.

Что с ним станет, если Анри и Гюстав погибли?

У них влиятельные родители и богатые знакомые – люди, которые будут по ним скучать и проследят, чтобы виновного в их гибели повесили.

Твен вполголоса выругался. Сейчас выбраться из Северона стало важнее, чем когда-либо.

Сперва нужно продать перья гагарки и звездный свет.

Потом он забронирует себе место на «Женской мести» и затаится, чтобы его не отыскали ни долги брата, ни другие так называемые друзья.

Твен заставил себя встать, поправил сумку, поднял воротник куртки. Каждый шаг отзывался острой болью, но Твен пустился в путь. Скоро он превратился в еще одну фигурку, которая пробиралась по лабиринтам Вермиллиона, сливаясь с тенями наступающей ночи.

Глава 4

Кинта

Кинта должна была найти волшебную лавку. Этому событию посвящалась вся ее жизнь, и Кинта лавку найдет. Даже если понадобится обойти каждую клятую улицу Северона. Даже если она истопчет туфли и выбьется из сил. Она. Обязательно. Найдет. Лавку. Больше неудачу она не потерпит. Она будет достойна наследия матери.

Но Кинте хотелось не только наследия матери. Она достигнет куда большего – станет не просто циркачкой, показывающей дешевые фокусы для СОВ. Она будет использовать магию, чтобы получить настоящую власть. Люди станут смотреть на нее и уважать за ее способности. Она не умрет простушкой, которую забудут. Она станет яркой, успешной и знаменитой.

«Ты рождена для великих дел».

Кинта не сомневалась в этом.

То есть не сомневалась в большинстве случаев.

Но сперва следовало найти лавку, о которой говорила миссис Дэвенпорт. Кинта не позволяла себе даже думать о том, что такой лавки нет, или допускать возможность, что заведение окажется не лавкой «Вермиллион». В таких ситуациях верить было очень важно, и у Кинты веры было хоть отбавляй.

Каблуки стучали по булыжной мостовой – Кинта рыскала по городу, как ищейка по следу. На соседней колокольне пробило пять, а уже темнело, как бывает в это время года. Куда идет, Кинта точно не знала, но что-то гнало ее по лабиринту улиц Вермиллиона. Наверное, это свистел ветер, но звучало очень похоже на шепот матери: «Скорее, не останавливайся, ты почти у цели».

– Привет, Кинта! – Громкий мужской голос раздался от продуктового ларька, мимо которого она проходила.

Кинта обернулась, сделав сердитое лицо. Окликнул ее Рейф, миловидный рыжий пекарь, с которым она однажды по глупости провела ночь, перепив спиртного в баре. Как правило, она старалась не приближаться к его лотку, но сейчас слишком поздно сообразила, что забрела на его улицу.

– Что?! – рявкнула Кинта. От запаха пирожных на прилавке Рейфа заурчало в животе, но Кинта урчание проигнорировала.

Рейф лениво улыбнулся:

– Ты где пропадала? Иди сюда, поболтаем.

Девушка нетерпеливо отмахнулась:

– Не-а. Я спешу.

– Куда?

– Не скажу. – Кинта не потрудилась уточнить, что сама толком не знала, куда идет. В этом заключалась ее проблема.

– Тебе же хуже, – отозвался Рейф, шевеля бровями. – Как же ты без меня? – Он поиграл бицепсом, и Кинта закатила глаза, злясь на себя за ту жуткую ошибку. Она была из девушек, которые остаются лишь на одну ночь, и старательно избегала парней, которым хотелось большего.

– Как-нибудь справлюсь, – бросила она через плечо.

Хохот Рейфа полетел за Кинтой на незнакомую улочку. Девушка торопливо шагала, обводя взглядом каждую новую вывеску и витрину. В конце улочки она свернула налево, скользнув в лабиринт проулков поменьше. В этой части города у подъездов околачивались пьянчуги, проститутки, дети в лохмотьях. Кинта перепрыгнула через кучу грязи, но на другой стороне улицы не уберегла платье от зловонной лужи.

– Проклятье! – чуть слышно выругалась Кинта, шагая дальше.

– Не желает ли леди увидеть передовые технологии Сайнтифики? – спросил мужчина.

– Эта разработка изменит мир! – пообещал другой, показывая часы с торчащими из корпуса деталями. – Часы ходят на одном паре и ни на минуту не отстают.

– Неинтересно, – буркнула Кинта, торопясь прочь.

В конце ближайшего проулка была незнакомая Кинте лавка – что-то с покрашенной красным вывеской. Может, это и есть лавка «Вермиллион»? Кинта поспешила к ней с громко стучащим сердцем.

Но нет. «Ателье “Полночь”: пошив и ремонт женской одежды». Витрину завесили вызывающими платьями, две сильно накрашенные женщины стояли рядом, громко споря о достоинствах черного платья с глубоким вырезом.

Кинта пошла дальше.

Она направлялась на север, где Вермиллион упирался в Лазурь. Ураганом влетев в Лазурь, Кинта шагала мимо кофеен, набитых студентами и учеными. Живот урчал, но девушка его жалобы игнорировала, проверяя улицу за улицей. Наконец у Большой библиотеки живот взвыл так громко, что пришлось остановиться.

Ладно. Может, она потратит время на чашечку кофе. Кинта повернулась к маленькому кафе у библиотечной лестницы, но замерла, когда ее окликнули.

– Кинта, это ты? – Полный надежды голос принадлежал очаровательной темнокожей девушке, почти скрытой за стопкой книг.

Святые небеса! Похоже, вылазка с целью разыскать лавку «Вермиллион» сулила Кинте встречу со всеми ее северонскими любовниками на одну ночь. Вот почему она предпочитала сидеть дома, читать книги по магии и игнорировать всех.

Застенчиво улыбаясь, Кинта повернулась к девушке:

– Привет, Элис! Не думала, что встречу тебя здесь.

Элис вспыхнула и подняла очки на переносицу:

– Очень рада тебя видеть! Я тут вся в занятиях, но давай угощу тебя кофе? Поболтаем, как в старые добрые времена?

Элис была ученой Сайнтифики. В прошлом году они с Кинтой встретились в библиотеке и подружились. Одним дождливым вечером девушки перебрали вина, а потом провели вместе ночь. То любовное свидание вызвало у Элис поток страстей, а Кинту наполнило сожалением. Кинта знала, что Элис нравится заниматься в этой кофейне, и обходила ее стороной, равно как и лоток Рейфа.

– Прости, но я не могу. Очень спешу.

Кинта исчезла в толпе, и Элис помрачнела. Кинта мысленно отчитала себя за то, что не проследила, куда идет. Убитое лицо Элис объясняло, почему Кинта не оставалась дольше чем на одну ночь. Почему она не влюблялась. Она ведь неудачница. Разочарование. Человек, который вечно всех подводит. Людям стоит знать об этом с самого начала, пока отношения не примут серьезный оборот.

Именно поэтому Кинта нуждалась в магии – чтобы преобразить себя. Новая Кинта не будет лажать и разочаровывать. Новая Кинта будет человеком значимым, который изменит мир к лучшему.

Но до той новой Кинты ей еще далеко.

Полная тяжелых, мрачных мыслей, Кинта двинулась прочь от хорошо освещенных улиц Лазури. По городу гулял холодный ветер, заставивший огоньки газовых фонарей дрожать, а Кинту плотнее запахнуть жакет.

Вернувшись в Вермиллион, Кинта торопливо зашагала по жилым массивам, где в приземистых домишках орали выводки грязных малышей; в Лазури она шла мимо древних особняков, где няньки присматривали за детьми в безукоризненно чистой одежде. Городские часы пробили шесть, потом семь. Кинта шагала и шагала, пока солнце не село за горизонт. В животе заурчало громче, злее и настойчивее.

Еще одна улица. Всего одна. Потом Кинта сделает паузу на ужин. Кинта свернула на широкую аллею, полную магазинчиков и лавок старьевщиков. В таком месте и должна открыться лавка магических товаров. В конце аллеи новый магазин? Узкие витрины, заставленные хламом, – вид у него вполне подходящий.

Вне себя от волнения, Кинта поспешила к магазинчику.

Увы, не то. «Антиквариат Оливье» – гласила вывеска. К тому же магазинчик оказался закрыт. Черт подери.

Вытащив из канавы пустую винную бутылку, Кинта с воплем отчаяния швырнула ее о ближайшую стену. Бутылка разбилась, осколки посыпались на груду ящиков и напугали пару бездомных кошек, возмущенно на нее закричавших.

– Простите, кисоньки, – пробормотала Кинта и нагнулась, чтобы погладить одну из кошек. Та зашипела и шмыгнула прочь.

Наверное, так ей и надо.

Глубоко выдохнув, Кинта взяла себя в руки. Следовало признать: лавку «Вермиллион» ей не отыскать никогда. Северон – огромный город, в нем тысячи лавок и еще больше людей. Миссис Дэвенпорт вечно придумывает истории, чтобы попасть в СОВ; вероятно, эта информация о лавке магических товаров недостоверная.

На миг Кинта возненавидела себя за то, что поверила ей. За то, что позволила себе надеяться. За то, что столкнулась с Рейфом и Элис, которые напомнили, какой дрянной она на деле бывает. Сегодня она лавку «Вермиллион» не найдет – незачем бродить по городу и натыкаться на людей, которых она разочаровала.

Отвернувшись от городского шума, Кинта скользнула в Луна-парк, красивый лесной массив, обозначающий границу между районами Вермиллион и Вердигри. Девушка знала этот парк, хотя давно в нем не бывала. Листья шуршали под ногами, когда она шла напрямик через аллеи, усаженные кленами, шумевшими на ветру. В тени древнего дуба обнимались двое мужчин. Проходя мимо, Кинта зло на них зыркнула. Дураки! Думают, любовь – это надолго.

Кинта углубилась в лесной сумрак. Вечерами в Луна-парке опасно. Вермиллион стражи касорины патрулировали не так активно, как остальные районы, но так было быстрее всего добраться до квартирки над фотостудией Пьера.

Кинта подошла к маленькому пруду в центре парка.

Место было до знакомым до боли – чувство ранило, как осколок под кожей. Девушка остановилась у пруда и сделала глубокий вдох. Воздух пах землей, прудовой водой и чем-то, что Кинта могла описать лишь как воспоминания. Вопреки почти невыносимому для лягушек холоду, они пели свои грустные песни. На другом берегу пруда рос огромный кедр, много лет назад привезенный в Северон амбициозным садоводом.

Ах, тот кедр!

Кто мог подумать, что дерево заставит сердце так сильно болеть?

На миг закрыв глаза, Кинта вспомнила самую страшную ночь в жизни. Как и сейчас, было начало октября. Десятилетняя Кинта спала в цирковом фургончике, где жила с мамой. Девочке снилось, что она гуляет по Большой библиотеке, когда ее разбудил крик. Понимая, что случилось что-то очень-очень страшное, девочка выбежала из фургончика и громко позвала маму. Она нашла Элейну без сил лежащей под кедром: выпучив глаза от страха, та ловила воздух ртом.

– Что мне сделать? Как тебя спасти? – в отчаянии спрашивала перепуганная Кинта, без толку маша руками вокруг лица и плеч матери. Элейна Великая корчилась от невидимой боли и скрежетала зубами. Наблюдать было невыносимо.

– Милая, ты мне ничем не поможешь, – вымучила Элейна, когда смогла говорить. – Я навредила себе сама, пытаясь собрать лунную тень.

Перед смертью Элейна успела вручить дочери пузырек с лунной тенью, визитку лавки «Вермиллион» и дать последний наказ:

– Найди эту лавку. Тогда поймешь, что делать с лунной тенью.

«Ты рождена для великих дел».

Рывком вернувшись в настоящее, Кинта судорожно выдохнула.

Проклятье! Даже если миссис Дэвенпорт солгала, сдаваться нельзя. Нельзя, если есть хоть малейший шанс найти в Североне лавку «Вермиллион». Эта лавка ей нужна, дабы понять, что делать с лунной тенью.

Кинта стиснула пузырек у себя на шее, глядя, как синяя материя извивается, подобно угрю в корзине.

Кинта так и не успела расспросить маму о лунной тени. С тех пор как умерла Элейна, ей каждый вечер хотелось вскрыть пузырек, но она пока не вскрыла. Это было бы так легко, особенно сегодня, когда надежда на исходе. Нужно лишь вытащить пробку и…

«Нет!»

Она не вскроет пузырек с лунной тенью. Она найдет лавку «Вермиллион» и там больше узнает о волшебной субстанции.

Нужно искать дальше.

«Ты рождена для великих дел».

Вдруг лавка, которую Кинта ищет годами, где-то в городе, а она тут стоит под деревом, глотает слезы и смотрит на пузырек. Что за сентиментальная чушь?!

– Время для нового плана! – сказала вслух Кинта, собирая волю в кулак. – До полуночи я буду обыскивать улицы с другой стороны парка. Потом поужинаю, пойду домой, а завтра попробую снова.

Магия где-то рядом, и Кинта ее найдет.

Заряженная своим планом, Кинта поспешила прочь из Луна-парка.

Она выбралась на знакомую улицу Вермиллиона, полную ресторанов, баров, кабаре и самых разных заведений, пик активности которых приходился примерно на это время. Шумный рынок развернулся прямо на улице, торговцы окликали прохожих. Трое моложавых иксилийских наемников в красно-синей форме бродили по рынку, вытаращив глаза. Непримиримо воинственный остров Иксилия лежал к юго-востоку от Северона, всем его гражданам надлежало проходить трехлетнюю военную службу. Впоследствии многие становились наемниками, готовыми орудовать мечом или ружьем. Эти трое – два парня и девушка – носили ножи на поясе и, похоже, попали в Северон впервые. Кинта была готова поспорить, что утро они встретят с пустыми карманами и разболевшимися животами.

Громкая компания ученых – двое из Сайнтифики, в зеленых пиджаках, и трое из Арканы, в синих пальто, – протолкнулась мимо иксилийских наемников. Наемники что-то крикнули, но ученые были слишком поглощены спором о том, какие науки изучать важнее, точные или гуманитарные, чтобы обратить на них внимание. Ученые как крысы – скоро начнут бродить по улицам большими стаями, ведь город наполняется ожиданием Бала Ученых, запланированного на конец месяца.

Кинта участвовать в Бале Ученых не желала. По крайней мере, больше не желала. Вступительный экзамен она сдавала лишь в надежде, что Аркана поможет ей больше узнать о магии. Но кому нужен такой вариант, если можно просто найти лавку магических товаров со всеми ответами? Точно не ей.

Колокола на соседней церкви пробили восемь, Кинта разглядывала витрины, пока что-то не остановило ее посреди улицы. Ощущение того, что цель близко, вернулось. Девушка опустила руку в карман и провела пальцами по визитке, которую получила от матери.

– Ты совсем близко, – шепнул голос на ветру. – Поспеши!

Кинта не могла не послушаться.

Вместо того чтобы идти вдоль рынка, по дороге, которая вела домой, Кинта свернула налево. С той стороны дул соленый бриз, а над головой кричала чайка – словно гнала девушку вперед.

Выбравшись из проулка, Кинта затаила дыхание.

В глухом углу притаился магазин, выглядевший так, словно стоял на том месте уже век. Абсурд, конечно, ведь Кинта точно знала, что несколько дней назад его там не было. Фасад выкрасили в темно-рубиновый, окна с импостами завесили мантиями, заставили стопками книг, игрушками, шляпами и дюжинами пузырьков, все разного цвета.

Высокий худой парень в драной рубашке, со светло-коричневой кожей и темными волосами до плеч, стоял у магазина, заложив руки в карманы, и смотрел на витрину. Он был примерно ее возраста, и, когда повернулся к ней, Кинта заметила, что глаза у него цвета морской волны, а красота такая, что у нее заныло сердце.

Только дыхание у Кинты сбилось не из-за этого. Вывеска над дверью магазина заставила ее встать столбом.

Броско написанная красным и золотым, вывеска гласила:

Разумеется, такого не могло быть.

Но было.

Перед Кинтой было неизвестное место, которое она искала все эти долгие годы.

Глава 5

Твен

Услышав чье-то «ох!», Твен отвернулся от витрины, которую рассматривал. Бледная девушка с густыми бровями, темными глазами и дикой гривой черных кудрей стояла и дивилась вывеске. На ней было черное платье в белую полоску, красный жакет-болеро, а на шее – лента, с которой свисал пузырек. Эту девушку Твен никогда прежде не видел, но почему-то она сразу показалась знакомой. Она была как песня, которую Твен однажды слышал, а ноты вспомнить не мог.

Девушка поднесла дрожащую руку к губам. Казалось, она хочет затолкнуть свое «ох!» обратно. Перехватив взгляд Твена, девушка нахмурилась.

– Что ты тут делаешь? – Вопрос прозвучал так, будто в тот момент она никак не ожидала встретить в Североне живую душу.

Твену, обожавшему сложные ситуации, опасные вещи и девчонок с шипами, о которые порежешься в кровь, она тотчас понравилась. Он улыбнулся ей своей кривоватой улыбкой, намеком на то, что былое обаяние возвращалось к жизни.

– «Тут» в смысле «на улице» или «тут» в смысле в «Североне»?

Девушка раздраженно фыркнула:

– «Тут» в смысле «перед этим магазином». Знаешь, откуда он взялся? Видел, как он появился?

– Видел, как появился магазин?

Твен искал место, чтобы перекусить, и старался уйти подальше от искореженных трупов Анри и Гюстава. Он толком не знал, как ноги привели его сюда, но что-то заставило его остановиться и заглянуть в витрину магазина. Заглянув, Твен уже не мог оторваться. В углу витрины стоял игрушечный кораблик, точная копия того, на котором утонули его родители. Рядом лежала книга, которая, Твен мог поклясться, в детстве была у них с Зандом. На другой стороне витрины рядом с серебряным калейдоскопом висела карта с маршрутом кругосветного путешествия по морю. Все эти вещицы и многие другие диковинки Твен завороженно разглядывал, пока не появилась девушка.

– Я так и сказала, – огрызнулась девушка. – Ты всегда повторяешь каждый вопрос, который тебе задают?

– Я не всегда повторяю каждый вопрос, который мне задают. – Помимо воли Твена, в его голосе звучала улыбка. Почему-то с этой девчонкой тянуло поговорить подольше. Хотя у него были дела и два трупа за спиной. Девчонка стала эдакой симпатичной отдушиной, и на миг Твен с удовольствием забыл обо всех горестях своей одинокой жизни.

Девушка раздраженно запыхтела, и Твен засмеялся. Она выжидающе на него смотрела.

– И нет, я не видел, как появился магазин, – продолжал Твен. – Насколько мне известно, он здесь уже целую вечность.

– Нет, неправда! Хотя, конечно, если магазин просто меняет адреса, то как новый не воспринимается. – Девушка посмотрела на витрину. – Поверить не могу, что не могла его найти. Ты в него заходил?

Твен покачал головой.

– Я собирался поужинать и кое-что продать, а не закупаться в каждом магазине, мимо которого прохожу. – Твен пошевелил плечами и показал девушке рюкзак. Сам толком не понимая, зачем это делает, он вытащил одно перо гагарки и протянул незнакомке.

– Что это?

По выражению лица девушки Твен видел: она понимает, что это.

– Мой тебе подарок. Красивое перо для красивой девушки.

– Не пори чушь. Надеешься очаровать меня перьями?

Твен пожал плечами и улыбнулся. Девчонка снова нахмурилась и засунула перо в карман жакета.

Твену понравилось, что она даже не сказала «спасибо»; только ему впрямь следовало заняться продажей куска звездного света. И спрятаться – на случай, если за ним придут солдаты касорины.

А эта красотка уже спешила прочь. Из всех сюрпризов, которые преподнес сегодняшний день, она была самым невероятным. Твен не мог позволить ей исчезнуть.

– Кстати, я Твен, – представился он. – Вдруг кто-нибудь спросит, что за удалец подарил тебе перо гагарки.

– Спросят – обязательно так и отвечу, – сказала девушка, едва скрывая фырканье.

– Как тебя зовут?

– Тебя не касается.

– Ой приятно познакомиться, Тебя-Не-Касается. А почему тебя так интересует… – Твен поднял голову, чтобы прочесть надпись на вывеске. – …лавка «Вермиллион»?

Девушка уже взялась за ручку двери магазина, но тут остановилась и снова вздохнула, словно ее просили объяснить что-то очевиднейшее докучливому ребенку:

– Меня зовут не Тебя-Не-Касается. Я говорю, что, как меня зовут, тебя не касается.

– Яснее ясного, Тебя-Не-Касается.

Девушка заскрежетала зубами:

– Ну ладно. Я Кинта. Вот. Ты доволен?

– Невероятно. – Твен улыбнулся. – Привет, Кинта. Почему ты без ума от этого магазина?

– Я не без ума от этого магазина.

– Так я и поверил! Ты смотришь на него как на давно потерянного любимого.

Из горла у Кинты вырвался рык, звучавший по-настоящему угрожающе.

– Если тебе так нужно знать, я искала этот магазин добрую половину своей жизни. Раз я нашла его, значит, должна войти. Одна. Прямо сейчас. Прощай навсегда.

«Какой странный объект поисков», – подумал Твен, но прежде чем мысль укоренилась в его сознании и превратилась в настоящую тайну, Кинта распахнула дверь. Твен, любопытство которого не желало отпускать эту милую ершистую девушку в странный магазин одну, последовал за ней. Запах тотчас окутал их обоих, заставив Кинту замереть на пороге.

Пахло чем-то невероятным: старыми книгами, пыльной мебелью, тысячей разных духов и чуть уловимо – чем-то еще, напомнившим Твену кексы, которые его отец приносил домой из булочной в районе Вердигри.

– Пахнет временем, – шепнула Кинта так тихо, что Твен едва расслышал. Все ее шипы исчезли, на миг сгладились от восхищения.

Она не ошиблась. Почему-то смесь всех этих запахов напоминала Твену, как они с Зандом смеялись жарким летним днем; как он смычком касался струн своей скрипки, чтобы сыграть новую песню. Так пахнет то, что ушло и больше не вернется. Боль резанула Твена острой бритвой.

– Пахнет утратами, – сказал Твен, прижав ладонь к животу, словно так мог помешать невидимой бритве вонзиться еще глубже.

– А еще воспоминаниями, – добавила Кинта. Теперь ее голос дрожал, словно запах воспоминаний ей вдыхать совсем не хотелось.

Твен толком не понимал, зачем это делает, – возможно, его тело знало лучше, чем голова, – но его побитые, израненные пальцы переплелись с Кинтиными, накрыв ее ладонь. Держа ее за руку, он вдруг почувствовал себя менее уязвимым.

– Что ты делаешь? – Кинта зло на него взглянула. – Ты каждого встречного за руку берешь?

– Только хорошеньких встречных. – Твен подмигнул ей, снова пытаясь включить свое обаяние.

Кинта закатила глаза, но руку не вырвала. Пожалуй, это было удивительнее всего.

Рука об руку они переступили порог лавки «Вермиллион».

Их приветствовала широкая круглая комната. С потолка свисали серебряные фонари филигранной работы с панелями из пурпурного и синего стекла. Внутри фонарей мерцали свечи, отчего на стенах плясали цветные тени. На полу лежали толстые плетеные коврики, комнату заполонила разномастная мебель, а на ней стояли и валялись старые письма (многие по-прежнему в конвертах), всевозможные украшения, бутылочки с дохлыми насекомыми, детские игрушки и тысяча других вещей.

– Эй, здесь есть кто-нибудь? – позвала Кинта, выпустив руку Твена. Тот сразу почувствовал перемену, когда пальчики Кинты обхватили пузырек, висевший у нее на шее. В лице девушки читались надежда и тревога.

Долгая минута прошла в молчании: молодые люди ждали.

– Нас не касается? – наконец предположил Твен, просто чтобы прервать молчание.

Кинта фыркнула.

Отчасти из любопытства, отчасти чтобы чем-то занять опустевшую руку, Твен провел пальцами по толстому слою пыли на ближайшем к нему столе. Пальцы скользнули по альбому, по трем миниатюрам в овальных рамах и по серебряному зеркалу, которое давным-давно потускнело. Зеркало со звоном упало на пол, и Кинта зыркнула на Твена:

– Не разбей ничего.

– А даже если разобью, кто узнает? В этой лавке хаос.

Не дав Кинте ответить, из глубины комнаты раздался голос:

– А вот и вы!

Голос был немолодой, но, как казалось, слишком беззаботный, чтобы звучать среди странных товаров этой лавки.

– Кто здесь? – Твен поднял серебряное зеркало.

Кинта изогнула бровь:

– Самолюбованием думаешь сразить?

– Типа того. Никогда не знаешь, кто может…

Не успел он закончить, как в дверях между двумя книжными шкафами появилась старуха. Твен мог бы поклясться, что секундой ранее никакого дверного проема меж теми шкафами не было.

Женщина шагнула к ним с Кинтой:

– Вот и вы двое. Я тут уже несколько часов и начала беспокоиться.

Женщина двигалась не как старуха, но ее длинные седые волосы были убраны в пучок, а белое, как бумага, лицо изрезали глубокие морщины. Блузку с высоким воротом женщина заправила в брюки. Блестя серыми глазами, он протянула руку Кинте, и та опасливо протянула ей свою.

– Я очень рада видеть тебя, Кинта, – сказала старуха. Крепко пожав девушке руку, она повернулась к Твену. – Ты друга привела. Никогда не думала, что встречу здесь тебя, Твен, но вот, встретила. Жизнь – она странная, а друзья – страннее. – На миг в глазах у старухи блеснуло что-то похожее на слезы.

Твена потрясло, что старуха знает их имена. Он попытался перехватить взгляд Кинты, но та смотрела старухе через плечо так, будто увидела призрака.

– Откуда это у вас? – спросила Кинта, еще крепче стиснув пузырек у себя на шее. Девушка шагнула к черно-белой фотографии, которая висела рядом с только что появившимся книжным шкафом. Твен – следом.

На фотографии красивая женщина держала за руку темноволосую девочку лет десяти. Женщина и девочка стояли у большой полосатой палатки. Женщина была в серебристом платье с блестками, на шее у нее висел пузырек. Улыбалась она заразительно.

– Это ты? – тихо спросил девушку Твен, показывая на запечатленную на фото малышку. Разумеется, это была Кинта. Судя по фото, мрачный взгляд сохранился у нее с детства.

Кинта кивнула, проведя пальцами по фотографии:

– Ее сделали незадолго до маминой смерти. Как она здесь оказалась?

– Это не единственная тайна моей лавки, – весело сообщила старуха, подходя к ним сзади. – Может, однажды я расскажу тебе, как познакомилась с твоей мамой. Но сегодня – день открытий. Солнце уже село. Вам лучше взяться за дело.

Твен подумал, что, возможно, сумеет продать перья гагарки и звездный свет здесь. Но прежде чем он успел показать старухе свои сокровища, Кинта скользнула за дверь между книжными шкафами. Она внимательно вглядывалась в ряд фотографий, которые висели в коридоре, освещенном одной свечой в серебряном подсвечнике, стоящем на столике.

– Ну же, иди за ней! – велела старуха. – Я буду здесь, у стойки, когда вы найдете то, что ищете.

Старуха легонько подтолкнула Твена, и тот, споткнувшись, влетел в коридор за Кинтой. За спиной у него со стуком захлопнулась дверца книжного шкафа.

Глава 6

Кинта

Кинта подпрыгнула.

– Что ты наделал?! – обернувшись, набросилась на Твена Кинта.

– Ничего, – быстро ответил Твен. – Это та старуха. Она затолкнула меня сюда и захлопнула дверь. Думаю, она хочет, чтобы мы что-то нашли. Но она не…

– Нам нельзя здесь застрять, – перебила Кинта, в голосе которой появились истеричные нотки. – Должен быть какой-то выход!

Протолкнувшись мимо Твена, девушка обвела пальцами периметр двери, нащупывая ручку… поручень… рычаг для упора… Что-нибудь. Хоть что-нибудь. Не попалось ничего. Пальцы скользили по гладкому дереву и камню. Кинта толкнула плечом стену – стена не дрогнула. Сердце у Кинты трепетало, как пламя свечи, едва освещавшей узкий коридор.

Нет. Она не может здесь застрять. Она себе не позволит.

Стены сжимались вокруг Кинты, и она забарабанила в дверь. Коридор был длинный, но девушке претило любое замкнутое пространство. Ей следовало выбираться. Немедленно.

Кинта всегда боялась где-то застрять, но после смерти ее матери Небесный Цирк распался. Никто из разбегающихся артистов – даже друзья ее матери – не пожелал взять Кинту с собой. Наутро после смерти матери, проснувшись в цирковом фургончике, Кинта решила спасать себя сама. Она собрала самые нужные вещи и ушла из распадающегося цирка, не оглядываясь. Кинта стала десятилетней сиротой с пузырьком лунной тени, парой монет в кармане и без единого друга в Североне. Зато она была полна решимости выжить. Ведь она родилась для великих дел!

За те первые месяцы Кинта здорово научилась воровать и выживать. Она выяснила, что многие особняки Вердигри бόльшую часть времени пустуют, и, используя трюки, которым научилась у циркачей, залезала в окна погреться.

Все шло замечательно, пока однажды вечером Кинта не застряла в тесном подполе одного из домов Вердигри. Она провела там два дня, пока наконец не сумела выбраться. С тех пор любое ощущение того, что она где-то застряла, пугало ее до паники.

Кинта глубоко и судорожно вдохнула, возвращая себя в настоящее. Так. Вот коридор. Свеча. Дверь.

Она не застряла. Она выберется. Нужно распахнуть дверь, пробиться за порог и выбраться из коридора, пока он слишком не сузился. Кинта снова забарабанила в дверь, еще настойчивее.

– Кинта! – Твен схватил ее за кулаки, не давая колотить в дверь. – Ты поранилась? Что случилось?

Вырвавшись из тисков Твена, Кинта сделала пару неуверенных шагов по коридору. Девушка совсем забыла, что он еще здесь. Она жадно глотнула воздух.

– Ты в порядке? – Твен подошел к ней с большой опаской.

Она в порядке? Кинта не знала, как на это ответить. Почему ей так тяжело дышать? Разве тело не должно знать, как втягивать воздух в легкие? Почему изо рта вырываются судорожные всхлипы?

На плечо легла рука, снова приводя в чувство.

– Вдыхай на четыре счета, – мягко посоветовал Твен. – Потом задержи дыхание на четыре счета. Потом выдыхай на четыре счета.

Следуя указаниям Твена, Кинта подстроила дыхание под его счет. Один-два-три-четыре. Один-два-три-четыре. Один-два-три-четыре.

Когда всхлипы стихли и дыхание почти нормализовалось, Кинта нервно засмеялась. В свете свечи она перехватила взгляд Твена. Его глаза цвета морской волны сейчас казались темнее, как омытый дождем океан.

– Спасибо, – наконец проговорила Кинта, вновь обретя дар речи. – Мне… мне не очень уютно в темном замкнутом пространстве. – Это признание далось ей нелегко, так как подразумевало, что едва знакомому человеку придется открыть нечто невероятное о себе.

– Входить в страшные темные комнаты случается каждому из нас. – На лицо Твена легла тень, и в то мгновение Кинте отчаянно захотелось узнать, в какие темные комнаты входит он. Вот только спрашивать было некогда.

– Куда мы пойдем? – Кинта убрала за уши часть своих буйных кудрей. Руки у нее по-прежнему слегка дрожали, когда она разглядывала длинный, тянущийся перед ними коридор. С ней все будет хорошо. Она в лавке, которую искала почти всю жизнь. Пора выяснить, что здесь скрыто.

Губы Твена тронула едва заметная улыбка.

– Ну, как ты столь любезно выяснила, дверь, через которую мы вошли, заперта. Старуха сказала, что будет ждать нас у стойки при входе, когда мы «найдем то, что ищем».

– Что это значит?

– Понятия не имею! – отозвался Твен радостнее, чем стоило бы. – Есть только один вариант выяснить. Мы должны разведать, что и как.

Твен взял свечу и протянул Кинте руку.

Кинта взяла ее, хотя за исключением совсем недавнего случая в этой лавке, никогда не держала парней за руки (девочки на одну ночь действуют не так). Ее пальцы скользнули по жестким мозолям, синякам и многочисленным царапинам. Откуда они у него? Из того же места, что раны на животе и перья гагарки? Спрашивать Кинта не стала и старалась не засматриваться на фотографии Небесного Цирка, висевшие на стенах коридора. Свеча озаряла их, показывая Кинтино раннее детство один черно-белый кадр за другим.

Это, мягко сказать, пугало. Зачем мать отправила ее сюда? Что должна была найти Кинта? Сможет ли она спросить старуху про пузырек с лунной тенью? Ответ на вопрос, откуда взялся звездный свет, скрыт за одной из этих дверей? Кинта могла лишь смотреть и надеяться.

Они с Твеном дошли до конца коридора, где ждали три открытых двери и бегущие вниз ступени.

– Сюда? – спросил Твен, показывая на ближайший дверной проем.

Из комнаты лилась музыка. Пальцы Твена отбивали ритм на Кинтиной ладони.

Девушка кивнула.

Твен поставил свечу на стол у дверного проема и переступил порог.

Кинта последовала за Твеном и потеряла дар речи. На место невысказанных слов тотчас хлынула музыка.

За порогом лежала невероятная комната. Она была размером с концертный зал и такой, каких Кинта прежде не видела. В ней висели люстры из музыкальных инструментов, которые вместе играли одну и ту же грустную песню. На стены натянули струны арф; музыкальные шкатулки всех цветов, форм и размеров стояли на длинных столах, которыми заставили комнату. Кинта повернула ключ шкатулки, которая стояла к ней ближе других и имела форму сине-золотой звезды, – вся остальная музыка тотчас оборвалась. В середине звезды распахнулась дверца, изнутри появились семь ярко раскрашенных планет. Из шкатулки-звезды полилась жизнерадостная музыка, планеты повисли в воздухе и кружились, пока звездная песня не закончилась.

– Класс! – пробормотал Твен. Слово было слишком коротким, чтобы описать только что случившееся.

– Класс! – повторила Кинта, просто потому что не смогла подобрать другого слова, выражающего невидаль этого места.

– Ты сюда посмотри. – Твен показал на мраморный дворец с округлыми золотыми куполами. Сам дворец был размером с кукольный домик. Твен повернул ключик в парадной двери, и из дворца полилась музыка. Полная скорби и ожидания, это была песнь принца, оплакивающего смерть любимой. Вся комната, включая Кинту и Твена, словно замерла, пока вокруг переплетались ноты. Песнь принца напоминала покров, на лишнюю секунду связавший их с призраками любимых, по которым они даже не думали, что скучают.

Когда скорбная песнь оборвалась, Кинта оглядела кажущийся бесконечным ряд музыкальных шкатулок. По щекам Твена текли слезы, и лишь невероятным усилием воли Кинта сдержалась, чтобы их не вытереть. Девушка понимала, что это было бы глупее глупого, ведь они только-только познакомились. Но под очаровательной улыбкой Твен казался совершенно убитым горем. Что или кого он потерял, чтобы так плакать из-за мелодии?

Не ее проблема. У нее своих забот хватает. Да, именно так.

«Ты рождена для великих дел».

– Здесь столько шкатулок, – проговорила Кинта. – Каждая наверняка поет свою песню.

В одной из них ключ к пониманию магии лунной тени и звездного света?

Твен легонько провел пальцем по медной табличке, висевшей на стене рядом с ними.

– «В этих музыкальных шкатулках песни тысяч людей, которые тысячи лет пелись в тысячах городов, – прочитал Твен. – В лавке “Вермиллион” их собрали, чтобы вы слушали с удовольствием. Слушайте на здоровье, но помните: забрать песню домой – значит сделать ее частью своей личной истории».

Кинта изогнула бровь:

– И что это значит? Тысячи песен, которые пелись тысячи лет? Это хитрый ход, чтобы заставить посетителя купить музыкальную шкатулку?

– Не знаю. Хочешь взять одну из шкатулок и разыскать старуху?

Кинта покачала головой, хотя ее пальцы задержались на шкатулке размером с ноготок, инкрустированной драгоценными камнями размером с росинку.

– Давай посмотрим, что в других комнатах.

Кинте очень не хотелось уходить из комнаты, полной песен, но, может, у нее появится шанс вернуться. Тогда она не будет спешить – по очереди прослушает каждую песню, наполняясь историями людей, живших давным-давно.

Твен оглянулся, первым вышел из музыкальной комнаты и через следующую открытую дверь направился в зеленую комнату, украшенную серебряными завитками.

– Эта комната еще невероятнее музыкальной, – шепнула Кинта, как только они вошли.

Так оно и было. Холодным рассудком Кинта понимала, что они с Твеном по-прежнему в магазинчике на территории Вермиллиона, но эта комната почему-то напоминала зал собора. Высокий потолок подпирали колонны в виде гигантских человеческих фигур. С потолка свисала сеть серебряных нитей, огромная комната сияла бледным светом, как полная луна, отражающаяся в океане. Если не считать величественного потолка, вся комната утопала в бардаке. Сломанная мебель, манекены, горы старой одежды, игрушки и даже парусная шлюпка в натуральную величину с треснувшей мачтой валялись без малейшего намека на порядок.

– Ты это слышишь? – Твен смотрел на обтянутый серебряной сетью потолок.

Кинта не слышала ничего, но Твен стоял завороженный, будто наслаждаясь персональным концертом.

У двери в эту комнату висела очередная медная табличка. Кинта вслух прочла нанесенный на нее текст:

– «Под небесными нитями, возможно, найдешь ты то, что ищешь. Но будь осторожен, ведь то искомое забрали у тех, кому нечего терять. Завладев тем искомым, ты рискуешь навлечь на себя неожиданно много проблем».

– Звучит загадочно или излишне драматично?

Кинта скептически изогнула бровь:

– Мы застряли в этом невозможном магазине стараниями таинственной старухи, а тебя настораживает эта пластинка?

– Признáюсь, я потрясен нелепостью всей ситуации. – В этот момент его желудок заурчал страшно и настолько похоже на просыпающееся чудовище, что Кинта засмеялась.

– Извини! – Она зажала рот ладонью.

– За то, что засмеялась?

Девушка кивнула с несчастным видом.

– Никогда не извиняйся за то, что смеялась над таким, – проговорил Твен, не сводя с нее глаз. – Жаль, что у меня в желудке заурчало, но я рад, что благодаря урчанию я услышал твой смех.

Смущение накрыло Кинту с головой. Теперь этот удивительный незнакомец знал о ней три вещи: он знал, кто ее мать, потому что видел фотографию; он знал, что она боится темного замкнутого пространства; он знал, что внутри у нее живет смех, способный восстанавливать сломанное. Немало она раскрыла о себе за один вечер.

– Пойдем! – Кинта отвернулась от Твена. – Хочу посмотреть, что в третьей комнате.

– Секунду! – За несколько заходов Твен подтащил к ближайшей каменной колонне пару высоких стульев и резной деревянный стол. – Кажется, под потолком здесь звездный свет. Мне он пригодится, и чем больше, тем лучше. Вот, подержи. И никуда не уходи. Не хочу тебя здесь потерять.

Твен вручил Кинте сумку. На глазах у изумленной девушки он пирамидой поставил стулья на стол, потом вскарабкался на них. Кинта в жизни не видела, чтобы люди – за исключением белки, удирающей от решительно настроенного кота, – лазили так быстро.

Твен успел подняться на пирамиду из мебели и ощупать каменную колонну, прежде чем до Кинты дошел смысл его слов: «Не хочу тебя здесь потерять».

Не хочу тебя потерять.

Такого Кинте не говорил никто. Она здорово умела терять и теряться, а этот парень потерять ее не хотел.

Странное чувство – смесь грусти и надежды – охватило Кинту, и она прижала сумку Твена к груди. Она не спускала с него глаз, пока он влезал на колонну – перебирал руками и ставил стопы в неровности грубого камня. Двигался он уверенно, будто всю свою жизнь лазил по высоким колоннам в виде человеческих фигур к блистающим серебром потолкам. Может, так оно и было. Кинта не имела возможности выяснить правду.

Твен добрался до вершины колонны – руки гиганта, на которой он вполне мог стоять, – и начал перебирать пальцами серебряные нити на потолке. Это впрямь был звездный свет? А если да, могли ли они использовать его для магии?

От такой перспективы у Кинты аж пульс подскочил.

Твен потянул за одну из нитей – она не шевельнулась. Потянул снова – сияние потолка замерцало. Когда свет погас, а потом снова загорелся, Кинта поняла, что над головами у них даже не сеть, а огромное кружевное полотно, сотканное из тоненьких нитей звездного света.

Неужели такое было возможно?

Кружево из звездного света никто не плел веками.

Вопросы пронеслись сквозь сознание Кинты, а Твен тем временем отпустил серебряное кружево и скатился вниз по каменной колонне.

– Так себе идея, – заявил Твен, эффектным движением спрыгивая с шаткой мебельной пирамиды.

– Это звездный свет, да? – взволнованно спросила Кинта. Она по-прежнему прижимала к груди его сумку, не вполне готовая с ней расставаться.

– Нити похожи на то, что я видел.

– А где еще ты видел звездный свет?

– Его в музеях выставляют, – быстро ответил Твен, в голосе которого слышалась опаска.

Ну разумеется, в музеях. Там Кинта тоже его видела. Старые тусклые нити по-прежнему мерцали, но не так, как потолок этой комнаты.

– Вот бы нам несколько нитей! – Во взгляде Кинты мелькнуло страстное желание. Подержать в руках звездный свет ей хотелось всегда, с тех самых пор, как мать рассказала ей о Салоне, и как Марали плела кружево из небесных нитей.

Твен открыл рот, потом закрыл, словно какой-то секрет рвался наружу. Но затем он пожал плечами.

– Я думал, что смогу вытащить одну из нитей, но они переплетены слишком плотно. Нам придется идти дальше.

Оба долго молчали, глядя в потолок: целое море возможностей, но недоступных.

– Готов увидеть следующую комнату? – наконец спросила Кинта. В ее голосе звучало разочарование: надо же, быть так близко к магии, но не иметь шанса взять себе хоть немного.

– После тебя, – ответил Твен, потянувшись за своей сумкой, которую Кинта неохотно отдала.

Следующая комната лежала за пурпурной дверью и была полна книг. Но полна не так, как полна книг библиотека богача. Нет, она была набита книгами, как некоторые люди полны грустью, а некоторые места – воспоминаниями. Комната тянулась вдаль, и книги стояли сотнями кривых, изогнутых стопок, похожих на сталагмиты. Освещал комнату масляно-желтый свет, источаемый стеклянными шариками, висящими на цепях среди книг.

– Ну и ну! – выдохнула Кинта, когда вошла в комнату по тропке между башнями томов. – С чего тут вообще можно начать поиски?

Впрочем, она уже чувствовала: ей есть что искать, и заниматься этим нужно именно здесь. Изумление наполняло Кинту, когда она поднимала взгляд, стараясь прочесть название на корешке каждой из книг. На мгновение она представила людей с названиями на корешках-позвоночниках. Будь тела книгами о нашей жизни, какое название красовалось бы на ее корешке?

Например, «Девица-разочарование, мечтавшая о нереальном будущем».

Или «Доподлинная история девицы, которая владела кусочком лунной тени и не представляла, как ею распорядиться».

Думать о таком было, разумеется, абсурдно, и обычно Кинта не позволяла себе этим заниматься. Но почему-то блуждание по лабиринтам историй внушало, что можно думать о чем хочется. Оно внушало, что у людей вполне могут быть названия на позвоночниках-корешках, а часть страниц загнуты от желания запомнить написанные на них слова.

– Что ты ищешь? – спросил Твен откуда-то справа. В отличие от собора со звездным светом, где голос Твена разносило эхо, здесь книги будто пожирали его слова. Они будто хотели сохранить и их.

– Не знаю, но это здесь.

Твен спорить не стал, и Кинта едва не обернулась попросить его рассказать свою историю. Ей страшно хотелось увидеть, какое название будет у него на корешке.

Но разумеется, Кинта ни о чем его не спросила. История Твена принадлежала ему. Кто она такая, чтобы ее выуживать?

В полной тишине они брели по пещере, порой задевая плечом низко висящий стеклянный шарик, отчего по книжным стопкам пускалось вскачь пятно света. После каждого шага Кинте казалось, что они выбрались на границу комнаты, но границы, видимо, не было. Были всё новые книги и тропки между ними, тянущиеся в бесконечное пространство. То и дело книги превращались в каньоны, и Твен с Кинтой шли по ущельям. Кинта не позволяла себе думать о том, что случится, если одна из книг упадет. Или как долго будут искать их тела под весом всех этих слов.

Кинта не знала, как долго они шли. У нее урчало в желудке, за спиной у нее урчало в желудке у Твена, но даже это ее не остановило. Ноги Кинты решительно двигались вперед. Она знала: то, что ей суждено найти, где-то здесь. Что бы это ни было. Ей следовало пойти чуть дальше. Смотреть чуть внимательнее. Заставить себя, хоть она очень устала.

«Ты рождена для великих дел».

Ответы, которые ей требовались, чтобы выполнить наказ матери, были в этой комнате. Ей просто следовало их найти.

Кинта шла и шла, пока не почувствовала у себя на плече руку Твена. Прикосновение было легчайшим, но ее шокировало.

– Что такое?! – рявкнула она, развернувшись. Кинта не хотела говорить так резко, но здесь было то, что ей требовалось найти. То, без чего ее жизнь не будет полноценной. То, без чего…

Твен показал на пол пещеры – нет, это была не пещера; это был зал магазина с полом, выложенным красно-зеленой плиткой, на котором лежало одно пурпурное перо гагарки.

– У нас перья кончились. – Твен поднял сумку. Она вяло висела у него в руках, совершенно пустая.

– Какая разница? – спросила Кинта с искренним удивлением. – Куда они все делись?

На миг Твен посмотрел на нее так, будто впервые видел. В лице у него промелькнуло изумление вместе с чем-то нежным и чуть яростным. Твен легонько толкнул ее в плечо:

– Да ладно, Тебя-Не-Касается! Ты впрямь не знаешь, как долго мы тут ходим? Несколько часов? Дней? Я точно не знаю, но бросал перья, чтобы оставить след. Иначе не представляю, как мы отсюда выберемся.

Кинта выдохнула и огляделась по сторонам. Ноги впрямь гудели. Дверь, в которую они вошли, не просматривалась. Если честно, Кинта даже толком не знала, где они. Ее умение ориентироваться было начисто сбито стопками книг, а в голове теснились вопросы. Кто собрал и составил все эти книги? Как они держатся в стопках? Что случится, если кто-то захочет взять книгу с верха стопки?

– С перьями ты здорово придумал. – Кинта глубоко вздохнула, стараясь переориентироваться. – Нам пора обратно?

Желудок у Твена заурчал, будто соглашался, не давая возможности самому ему возразить.

– Думаю, да.

Твен нагнулся поднять брошенное перо, и они двинулись в обратный путь по тропе из перьев, медленно наполняя сумку Твена заново. На обратном пути Кинта читала бесконечные названия книг: «Сердечные раны и прочие недуги, лечащиеся поэзией»; «1003 вида древесных песен», «Опаснейшие ведьмы Уоллингтона», «Руководство философа к завариванию чая».

Каждое название вызывало вопросы, однако ни одна из этих книг не была тем, что искала Кинта. По мере того, как они шли, Кинте в душу закрадывалось мерзкое, опустошающее чувство. Это чувство было призраком за спиной, язвительно упрекавшим: «Не повернула бы обратно – нашла бы то, что ищешь».

«Как же ты совершишь великие дела, если так легко сдаешься?»

«Скорее! Не останавливайся! Ты почти у цели».

Только все это важности не имело. Комната оказалась слишком большой, и они с Твеном направлялись обратно к двери. Предначертанное найти она точно найдет не сегодня.

Наверное, беспокоиться об этом не стоило. Наверное, не было здесь никаких ответов на вопросы о магии. Наверное, она могла бросить свои поиски и забыть материнский наказ. Наверное, ее мать ошиблась, и Кинта могла жить нормальной жизнью, полюбить, сама стать матерью и однажды умереть у моря такой старой, что забудутся мечты, приведшие ее в лавку «Вермиллион».

Что-то вроде облегчения испытала Кинта, представив себе жизнь без бремени великих дел.

Она почти смирилась с перспективой долгой, нормальной, непримечательной жизни, которая почти наверняка ожидала ее, – когда Твен наклонился поднять очередное перо.

Он едва успел выпрямиться, когда свет в огромной, полной книг комнате разом погас.

Тьма была такой густой, будто книжную комнату накрыла сама ночь.

Кинта не могла не закричать.

Глава 7

Твен

Крик Кинты огласил пещеру, а потом его сожрали голодные книги. Твен потянулся во тьму, молясь, чтобы не снести стопку книг и не убить их обоих. Нащупав руку Кинты, он вздохнул с облегчением:

– Я здесь, Тебя-Не-Касается. Я тебя вижу. Ты не одна.

В ответ на это Кинта засмеялась. Она жадно ловила воздух ртом, совсем как было в коридоре.

– Врун. Не видишь ты меня, но я тоже здесь.

Они переплели пальцы в темноте. Сердце Твена стучало, как карета, мчащаяся по булыжной мостовой. Он никогда не представлял, что темнота может быть такой густой, бархатистой и совершенно безграничной.

– Что случилось с лампами?

– Не знаю, – ответила Кинта. – Но куда важнее другое: как мы вернемся в саму лавку, если ничего не видно?

Твен не представлял. Хотя это было не совсем правдой. Кольцо звездного света в кармане тихонько гудело, словно упрашивая его вытащить. Но если так сделать, Кинта узнает его секрет. Она подумает, что он украл звездный свет из соборной комнаты, или сама попробует украсть звездные нити, и тогда Твен никогда не выберется из Северона.

«Ты никогда не выберешься из Северона, если умрешь под кипой темноты и книг в лавке, которая до беспросветного больше, чем кажется».

Ему придется довериться Кинте. Все очень просто. Пусть даже Твен не привык доверять людям. Ради Кинты он это правило нарушит.

– У меня есть кое-что, способное нам помочь. Сейчас я выпущу твою руку, но сам никуда не денусь.

Приблизившись, Кинта прильнула к нему:

– Не хочу потерять тебе во мраке. Я постою так, ладно?

Это было больше, чем «ладно», но Твен не сказал. Он кашлянул, когда бедро Кинты прижалось к его ноге. В этой близости был уют, какого Твен давным-давно не чувствовал. Тепло дыхания Кинты у него шее казалось интимнее поцелуев, которые дарили ему другие девушки. Только как он мог сказать такое Кинте?

– Ладно, – тихо повторил он. – Стой рядом.

Потом, чувствуя близость жмущейся к нему Кинты, Твен вытащил из кармана звездный свет.

Кинта резко вдохнула. Кольцо звездного света пульсировало между ними, как серебряная лента в кромешной тьме. Его музыка затихла, словно звездный свет тоже затаил дыхание.

– Это звездный свет, – прошептал Твен, наклонившись так, что его лицо едва не коснулось Кинтиного. Его губы случайно скользнули по ее уху. Льнуть к девушке Твен не собирался, но он не хотел, чтобы голодные книги украли его слова.

– Где ты его взял? – Кинта осторожно протянула палец и коснулась светящейся ленты. Серебристое сияние чуть смягчило резкие черты ее лица, и девушка показалась Твену невероятной красавицей.

Колебался он буквально секунду. Можно ли впрямь доверять Кинте?

Познакомились они совсем недавно, но почему-то казалось, что вместе пережили несколько дней приключений.

– Я нашел его сегодня в гнездах гагарки. Когда на скалу залезал.

– Ты лазаешь к гнездам гагарки? – спросила Кинта полным сомнения голосом. Казалось, она точно знает, чем это чревато, но Твен не мог определить, впечатлена ли она его отвагой или считает его идиотом.

Он оплел нитями пальцы:

– Только когда сильно голоден и совсем без денег.

– Ну это объясняет состояние твоих рук, но не то, что ты делаешь с настоящим, взаправдашним звездным светом.

– Ну я, конечно же, не рассчитывал найти его там. Я просто искал перья.

Кинта снова всмотрелась в звездный свет:

– Но откуда он взялся? Нити похожи на серебряное кружево в соборной комнате. Но если они из лавки, то как попали в гнезда гагарки?

Кинтины глаза расширились, в них отражались точки серебряного света. Твен вдруг почувствовал дикое желание вплести сияющую ленту ей в кудри, но сдержался.

– Не знаю. – Твен покачал головой. – Но с помощью него мы сможем отсюда выбраться. – Он поднял руку, и на тропке перед ними появилось колечко света.

– Замечательно.

По следу из перьев, выложенной Твеном, они пробирались мимо стопок книг. Музыка звездного света зазвучала снова негромкой песней о тревоге, изумлении, цирковых шатрах.

– Кинта, ты это слышишь? – спросил Твен, останавливаясь, чтобы послушать музыку. Впервые за много месяцев ему захотелось взять скрипку и наиграть мелодию звездного света.

– Что я должна слышать?

– Музыку звездного света?

Кинта замерла и долго напрягала слух во мраке.

– Я слышу только твое дыхание. И твой живот. – Девушка ткнула Твена локтем, заставив улыбнуться. – Если от голода тебе слышится странная музыка, наши проблемы куда серьезнее, чем я думала.

– Жуть как прикольно! Но мне интересно, почему ты ее не слышишь. Почему не слышишь песню, которую поет звездный свет. – Твен нагнулся и поднял одно из перьев гагарки.

– Можно мне подержать? – спросила Кинта, потянувшись к серебряной ленте. – Вдруг так я услышу музыку звездного света.

Твен замялся. Одно дело – показывать звездный свет Кинте, другое – отдавать его ей. Что, если она убежит с нитями, бросив его, Твена, во мраке?

Такое было вполне возможно, но Твену хотелось довериться Кинте. Впервые за целые месяцы его одинокая душа наполнилась смехом. Ему так хотелось, чтобы эта девушка оказалась не такой, как другие.

– Будь осторожна, – попросил Твен, передавая Кинте звездный свет. Ему было интересно, что она с ним сделает.

– Это тест? – спросила девушка, запуская пальцы в серебряные нити.

– Возможно. Ты дружишь с тестами?

– Я дважды заваливала Вступительный экзамен в Аркану. – В голосе Кинты послышалась горечь.

Твен тотчас еще больше проникся к этой девушке:

– Ну в этом я тебя переплюну. Я его трижды заваливал.

– Вряд ли этим стоит бахвалиться! – фыркнула Кинта.

– Мои родители и брат согласились бы с тобой. Зачем ты сдавала экзамен? По-моему, ты для науки не создана.

– Я девушка-загадка, – отозвалась Кинта, поднимая светящуюся ленту к стопке книг. – По-моему, для науки и ты не создан…

– Спасибо тебе большое.

– Так зачем ты вообще сдавал?.. Ой! – От удивления голос Кинты прозвучал громко и пронзительно. – Ой, вот ты где!

Твен думал, что Кинта обращается к нему, но девушка завороженно смотрела не на него, а на особо высокую стопку книг. Обмотав звездным светом запястье, она потянулась к ярко-синему томику у самого верха стопки.

– Что это? – Твен посмотрел вверх.

– То, что я искала. Поможешь мне?

До нужной Кинте книги Твен не дотягивался, а взобраться на стопку не мог. Многолетний опыт лазуна подсказывал: стоит поставить ногу на эту стопку, и она рухнет.

– Мы дотянемся, если ты сядешь мне на плечи.

Кинта зыркнула на него:

– Хочешь, чтобы я села тебе на плечи? В этом платье?

Твен пожал плечами, в его взгляде появилось озорство.

– Тебе ведь нужна эта книга, Тебя-Не-Касается?

Твен чувствовал, что книга Кинте нужна и что состоялось сражение между пристойностью и желанием ее заполучить, прежде чем девушка определилась:

– Мне очень нужна эта книга.

– Но ты не хочешь, чтобы я сел тебе на плечи.

– Ни в коем случае! Ты здоровенный.

Твен опустился перед Кинтой на корточки, предлагая ей сесть на свои широкие плечи, словно на паланкин:

– Я пойму, если твоя чувствительная натура…

Хохот Кинты прозвучал не по-женски грубо.

– Чувствительная натура? Я в цирке выросла. Для меня это ерунда.

Одним рывком Кинта залезла Твену на плечи. Девушка была миниатюрная, кости да юбка, и Твен без труда выпрямился под ее весом.

– Где твоя книга? – спросил Твен, сбитый с толку теплом ее бедер, оказавшихся у самых его щек.

Сидящая у него на плечах Кинта держала ленту звездного света над головой, превратив ее в одинокий серебристый фонарик.

– Справа отсюда.

Твен сделал шаг, слегка покачнувшись.

– Аккуратнее! – взвизгнула Кинта, сжимая ногами его плечи. – На стопки лучше не налетать.

Не обращая внимания на бешеный стук сердца, Твен сделал несколько осторожных шагов вперед, после каждого выравнивался и молился о том, чтобы устоять на ногах. На последнем шаге он споткнулся, но, как тем утром на скалах, вовремя удержал равновесие, и они не упали.

– Тебе точно нужна именно эта книга? – К высокой стопке Твен не прислонился ценой огромного волевого усилия.

– Ну конечно!

– Откуда такая уверенность? – подначил Твен. На самом деле ему хотелось, чтобы Кинта продолжала с ним разговаривать. – Как называется эта книга? Что ты собираешься с ней делать?

– Узнáю, когда в руки возьму. А теперь чуть сдвинься вперед.

Пошатываясь, Твен сделал шажок и остановился, едва не задев стопку книг носом. Кинта действовала так быстро, что Твену не верилось, что она добилась своего. Но только что в руке у нее был лишь звездный свет, а секундой позже она схватила синюю книгу, ухитрившись не снести всю стопку. Вот она, кража, возведенная в искусство! Эта девушка была явно талантливее, чем казалась.

– Где ты так научилась? – спросил Твен, когда Кинта сползала вниз по его спине. Он очень старался слишком остро не чувствовать каждую точку, где их тела соприкасались, но это было практически невозможно. Девичья фигурка скользнула вниз, а когда Кинта спрыгнула на пол, у Твена дух заняло.

Кинта дышала ровно и целиком сосредоточилась на книге, которую держала в руке. В отличие от Твена, близость их тел ее явно не смущала. Девушка перевернула книгу и уставилась на нее, насупив брови в серебристом сиянии.

Дать ей почитать буквально минутку? Или им нужно уходить? Шум в темной комнате решил за Твена. Начался он как гул, но уже секундой позже стал страшнее

– Кинта! – настойчиво позвал Твен. – Пошли!

Девушка взглянула не него: похоже, звук она услышала только что.

– Что это? Твой желудок?

– Нет!

– Музыка звездного света?

– Что-что?

– Таинственная музыка, слышная одному тебе?

Твен покачал головой, пытаясь разобраться в ее вопросе:

– Нет, та песня – сплошное глиссандо[1]. А здесь больше мартеле…[2]

Кинта взглянула на Твена так, будто он говорил на иностранном языке, и, по сути, так оно и было.

– Это скрипичные термины.

– Ты играешь на скрипке? – Во взгляде Кинты мелькнул восторг. – Обожаю слушать скрипку!

Твен взял эту новость на заметку:

– Я больше не играю, но…

Его прервал грохот.

– Скажи, что это не твой желудок!

– В другой раз. Пошли! Нужно отсюда выбираться!

Они вместе побежали мимо стопок книг по тропке из перьев гагарки. На бегу Твен наклонялся за перьями, но каждый раз оглушительный грохот за спиной нарастал. Бросать перья было очень жалко, но что он мог поделать?

Впереди во тьме замаячил прямоугольник желтого света. Дверь в коридор! Они почти добрались до нее, когда грохот усилился и на плечи Твену упала книга. За первой попадали дюжины других.

– Комната рушится! Вся комната! – закричала Кинта. Она прижала синюю книгу к груди, а другой рукой стиснула звездный свет.

– Скорее!

Кинта первой бросилась в дверной проем.

За спиной у Твена вся комната содрогнулась и книги посыпались, как градины из чернил и бумаги. Твен поскользнулся на ближайшей к нему стопке и упал на израненный живот. Резкую боль он едва почувствовал, ведь секундой позже пол накренился, заставив его покатиться назад.

– Твен, держись! – закричала от дверного проема Кинта, лицо которой перекосилось от шока.

Но держаться оказалось не за что. Вокруг были только дрейфующие айсберги книг и пол, превратившийся в склон. Книги двигались мимо него, били по голове и по плечам. Годы лазания по скалам не помогали – на этот раз уцепиться он ни за что не мог. Только потянется Твен к книге, она улетает. Наклонный пол исчез, под ногами разверзлась пустота. Ну вот и все. Подобно Занду, он полетит вниз-вниз-вниз в объятия смерти, от него и мокрого места не останется.

Глава 8

Кинта

Кинта с ужасом наблюдала, как Твен пошатнулся, упал и заскользил назад. На миг она потеряла его из виду под стопками книг, которые обрушивались, потом откатывались, как волны в бурном море. Во мрак книжной комнаты девушка могла смотреть лишь благодаря свету из коридора и кольцу звездного света в руке, но вот она перехватила взгляд Твена, появившегося из-под каскада книг.

– Помогите! – сумел выкрикнуть Твен, прежде чем его накрыла очередная книжная волна.

Кинте не верилось, что парень, который только начал ей нравиться, у нее на глазах тонет в разливе слов, идей, историй. Абсурд какой-то! Твен здесь не умрет. Хотя откуда сами мысли о смерти? Разве можно умереть в книжной пещере лавки, лежащей посреди Вермиллиона? Хоть один человек в истории умер, покупая книги?

Твен снова закричал, и Кинтины мысли потекли в другом русле. Так. Нужно спасти парня. Потом оценить опасность книг и покупок. Засунув синюю книгу в карман юбки – что за чудо юбки с карманами! – Кинта повязала ленту звездного света вокруг талии.

– Твен! – позвала она, перекрикивая книжную лавину. – Хватайся за ленту!

Затея заведомо безнадежная – нить звездного света была не больше девичьей ленты для кос, – но, когда Кинта ее бросила, звездный свет превратился в серебристую веревку. Он стал блестящей стрелой в ночи, сверкающей артерией в теле бездны.

Твен увидел веревку и что-то крикнул, только Кинта не расслышала. Ей оставалось надеяться, что веревку Твен поймает, а потом она решит, что делать дальше.

Крохотный временной промежуток разделял момент, когда Твен потянулся к веревке – он чуть за нее не схватился! – и когда он безнадежно ее упустил. Когда Твен провалился в дыру в полу, Кинта твердо уверовала в то, что больше его не увидит. В тот момент ее сердце превратилось в фарфоровую чашку, упало и разбилось на тысячу осколков.

Но разве мы знаем что-то наверняка?

Ничего не знаем.

За веревку резко дернули – потянули так сильно, что Кинту едва не затащило во мрак книжной комнаты.

Твен!

– Держись! – закричала она, обеими руками схватившись за дверную раму.

Вцепившись пальцами в дерево, Кинта уперлась пятками в пол и заглянула в пустоту.

Чудо, но там, на конце серебряной веревки, висел Твен. Он цеплялся за звездный свет и улыбался Кинте. Девушка не представляла, как он ухватился за веревку: она четко видела, как Твен ее упустил. При этом Кинта не смогла сдержать свою дикую, заразительную, ликующую улыбку. Наверное, именно тогда, когда Твен висел над бездной, привязанный к ней, Кинте, волшебной нитью звездного света, которому и существовать-то не следовало, девушка впервые почувствовала малейшие намеки на то, что запала на него.

Ну или не запала – западать, как и падать, больно, – а как выразить противоположное падению? Поднялась? Взобралась? Вознеслась? Да, любое из этих состояний лучше падения. Так что, когда Твен, перебирая руками, взбирался по веревке из звездного света, сердце Кинты взбиралось вместе с ним. Совсем немного, но она поднялась навстречу влюбленности.

Когда Твен дополз до конца веревки, у Кинты дрожали колени. Едва Твен смог удерживать свой вес, она рухнула на пол. Судорожно глотая воздух ртом, Твен опустился возле Кинты.

Какую-то секунду оба рядышком лежали на спине. Мимолетные Кинтины фантазии о влюбленности испарились – осталась благодарность судьбе за то, что Твен поднялся по веревке, что она не рухнула в бездну вместе с ним. Конец серебристой веревки Твен по-прежнему держал обеими руками. Оба лежали без движения чуть дольше, чем было необходимо. Кинту это устраивало. Ей пришло в голову, что еще никогда ей не было так уютно лежать рядом с другим человеком.

– Неожиданно получилось, – наконец проговорила Кинта. Под «неожиданно» она, конечно же, имела в виду полную книг комнату, провалившуюся в никуда, но еще и свои чувства в момент, когда подумала, что потеряла Твена.

Рядом с ней Твен повернулся на бок и засмеялся. Он приподнялся на локте и взглянул на Кинту. Теперь его обрамленные длинными ресницами глаза цвета морской волны напоминали приливные заводи, пронизанные лучами солнца. Его умопомрачительную красоту слегка портил синяк размером с куриное яйцо, наливающийся на лбу.

– В самом деле, неожиданно. Спасибо, что спасла меня. Теперь мы должны стать друзьями навсегда, ведь я обязан тебе жизнью.

Кинта улыбнулась, чувствуя, как от слов Твена затягиваются ее душевные раны:

– Спасибо, что помог мне достать книгу.

Насчет «друзей навсегда» Кинта сомневалась – она ведь была девушкой на одну ночь, даже если хотела узнать его поближе, – но по крайней мере она могла поблагодарить Твена. И угостить его ужином.

Твен подался вперед, и Кинта подумала-понадеялась-представила, что он ее поцелует. Но нет. Он лишь легонько задел ей лоб пальцами. Потом вытащил из ее кудрей перышко и протянул ей:

– Ты нашла то, что искала, а теперь давай отсюда выбираться, пока лавка снова не попыталась нас убить.

Кинта спрятала перышко в карман, где лежали еще одно перо и книга. Потом можно будет достать книгу и перья и определить, для чего они сгодятся. Но прямо сейчас у Кинты заурчало в животе, и она улыбнулась Твену:

– Я угощу тебя ужином. Давай снова попробуем открыть дверь книжного шкафа. Может, теперь она поддастся, книгу-то мы нашли.

– Отличный план!

Когда Твен помог Кинте подняться на ноги, девушка отвязала серебристую веревку от пояса. Веревка тотчас сжалась до размеров ленты, и Твен обмотал ее вокруг запястья. Едва разобрались со звездным светом, Кинта захлопнула дверь в книжную комнату, и в тот же самый момент дальше по коридору появились еще три дверных проема. Дверь книжного шкафа никуда не исчезла. Насколько велика была эта лавка? Могли ли они с Твеном исследовать ее комнаты вечно? Кинта повернулась в сторону, откуда они пришли.

Дверца книжного шкафа оказалась распахнутой, приглашая вернуться в Северон, к понятному, разумному миру.

– Ты точно не хочешь осмотреть одну из тех комнат? – Твен переводил взгляд с двери в конце коридора на другие, открывшиеся только что. Он нахмурил лоб: судя по выражению лица, он не знал на что решиться.

Кинте хотелось узнать, что лежит за теми новыми дверями, но еще хотелось есть, передохнуть, а снова погружаться в неизведанное было страшно. К тому же былое ощущение – ощущение предстоящих открытий и находок – исчезло. Она нашла книгу и Твена. Пока этого хватало с избытком.

– Исключено. По крайней мере сегодня.

– Договорились, – согласился Твен. – Я уезжаю из Северона в конце месяца. Так что до тех пор у этой лавки будет море возможностей с нами расправиться.

Небрежность, с которой Твен упомянул отъезд из Северона, заставила Кинту вскинуть брови, но расспрашивать его девушка не стала. Может, потом спросит, может, нет. Вместо расспросов Кинта засмеялась так беззаботно, как получилось после вечера, когда она чуть не погибла. Вместе с Твеном они дошли до конца коридора, раненые, но желающие обсудить случившееся. Ни Твен, ни Кинта не понимали, как погас свет и книги превратились в смертельную ловушку, зато оба были рады выбраться из коридора в лавку.

Твен жестом велел Кинте первой пройти через дверь книжного, на что та ответила благодарной улыбкой. У Кинты аж лицо заболело: улыбаться она не привыкла, хоть из благодарности, хоть нет. За улыбки девушка решила отыграться на старухе-хозяйке лавки «Вермиллион»: она выскажет ей все, что думает о смертельно опасном магазинчике и его странностях.

– Уже вернулись! – обрадованно воскликнула старуха, когда Твен и Кинта подошли к прилавку в глубине торгового зала. На руках старуха держала маленькую черную собачку. – Я так рада, что вы не погибли! – Собачка тявкнула в тон хозяйке.

Твен потер синяк на лбу:

– Вы часто убиваете посетителей своей лавки?

Старуха пожала плечами.

– Зависит от того, что они ищут. Никогда не знаешь, как получится. – Тут ее взгляд остановился на серебряной нити звездного света у Твена вокруг запястья. – О‑о, какая красота! Но это не моя нить. Ты принес ее с собой, да?

Кинта не представляла, откуда хозяйка лавки это знает, но не заметить чрезвычайно довольное выражение старушечьего лица не могла.

Твен кивнул.

– И ты слышишь музыку?

Твен снова кивнул:

– Хотя, кажется, ее слышу я один. Не знаете, почему так?

– Чудо как интересно! – Старуха отпустила руку Твена и проигнорировала его вопрос. – Я все гадала, для чего мы вернулись, а теперь, кажется, понимаю. Многое закрутилось, раз ты уже нашел звездный свет.

– О чем это вы? – уточнила Кинта, шагнув к прилавку. – С кем вы сюда вернулись? Что значит «многое закрутилось»? Можете рассказать мне про это? – Кинта показала на пузырек с лунной тенью у себя на шее.

– Это лунная тень.

– Знаю, – буркнула Кинта. – Но что мне с ней делать?

Старуха снова пожала плечами:

– Деточка, это часть одной большой загадки. Я не могу рассказать тебе про лунную тень. Я не знаю ни для чего сюда приехала, ни для чего Твен нашел звездный свет. Но я точно знаю, что все это не просто так. Со временем придется разгадать каждую из загадок. Ну, что вы здесь нашли?

Кинта задала бы больше вопросов, но она еще старухин ответ до конца не осмыслила. Вытащив из кармана синюю книгу, девушка положила ее на прилавок.

Стоявший рядом с ней Твен наклонился посмотреть на книгу.

– Видишь?! – восхищенно воскликнула старуха, прочитав название. – У него звездный свет, у тебя книга. Все сходится!

Кинта глазам своим не верила. Она прочитала название книги вслух, дабы убедиться, что ей не кажется:

– «Кружевоплетение из звездного света: пособие для начинающих. Составлено в помощь плетущим кружево для мечтаний, мести, мелких драк и пакостей».

От шока у Кинты пропал дар речи. Она нашла волшебную книгу о кружевоплетении; у них имелся звездный свет – нужный материал, чтобы взяться за дело. Старуха не ошиблась: совпадением такое быть не могло. Или магия и есть совпадения, которые, накапливаясь, дают странный и неожиданный эффект.

– Ты нашла именно то, что нужно, – проговорила старуха с искренним одобрением. – Я очень за вас рада и с нетерпением жду нового поворота наших приключений. – Старуха почесала собаке шейку, и та радостно лизнула ей руку.

Кинта покачала головой, сжав висевший на шее пузырек. Может, она искала не книгу. Может, тут закралась какая-то ошибка. Как ей плести звездное кружево? Этим не занимались веками, и никто уже не помнил, как это делается. Разумеется, любой ребенок в Североне слышал сказки о королях и королевах, некогда носивших то кружево, и о том, как оно влияло на устройство мира. Но на сегодняшний день сохранилось лишь грязное, растерявшее силу кружево и то хранилось в музеях. Это пособие научит ее, Кинту, плести кружево? Она станет такой же влиятельной, как ее праматерь – основательница Салона?

«Ты рождена для великих дел».

Вдруг она не справится?

– Я не хочу эту книгу, – заявила Кинта. Она кривила душой. Книгу ей отчаянно хотелось, а вот денег, чтобы заплатить за нее, не было. И очередная неудача была совершенно ни к чему. Кинта неохотно толкнула книгу через прилавок.

– Ерунда! – Старуха подтолкнула книгу обратно к Кинте. – Тебе было предначертано найти эту книгу, и ты ее нашла. Именно так тут заведено.

– Она мне не по карману. – Нескольких монет, которые были у Кинты, хватало, чтобы купить им с Твеном еду у уличных торговцев, а для покупок в этой странной лавке не хватало.

– Могу обменять книгу на перья гагарки. – Твен вытащил горстку перьев из сумки.

Старуха покачала головой и сделала большой глоток из стоявшей рядом чашки с чаем:

– Не надо мне ничего платить. В лавке «Вермиллион» устроено не так. Вы забираете то, что вам было суждено найти, а когда появятся вопросы, возвращаетесь.

– Так вы раздаете свой товар? – Кинта прищурилась. Даже она, не понимавшая в бизнесе почти ничего, видела недостатки такой системы.

– Некоторым посетителям раздаю, – ответила старуха. – Но все сложнее, как вы сами убедитесь. Я буду здесь столько, сколько вам понадоблюсь. Только возвращайтесь поскорее. Я с удовольствием покажу вам комнату с костюмами и комнату с часами. Твен, прислушивайся к музыке звездного света! Она тебе понадобится, если захочешь разыскать больше небесных нитей!

С этими непонятными словами старуха взяла свою чашку с чаем и отвернулась, напевая песню, чем-то напоминающую шелест ночного прибоя. Дверь за прилавком открылась, и пес последовал за хозяйкой. Не сказав больше ничего, старуха исчезла за дверью.

Твен и Кинта остались стоять у прилавка, стараясь полностью осознать случившееся.

– Думаю, мы здесь закончили, – проговорила Кинта, взяла с прилавка книгу по кружевоплетению и положила ее в карман. – Хотя у меня еще с тысячу вопросов, начиная с того, что сейчас случилось. Куда ты уезжаешь через месяц – в том числе.

Твен спрятал ленту звездного света себе в карман:

– Уверен, у меня вопросов не меньше. Но давай поужинаем и попробуем разобраться во всем на сытый желудок. Устроит тебя такой план?

Расставаться с Твеном прямо сейчас Кинте совершенно не улыбалось, да и рассказ о странностях этого вечера никто другой не понял бы, поэтому план казался блестящим.

– Устроит полностью, но предупреждаю: побывав на волосок от смерти, я страшно проголодалась.

– Ну меня это точно не касается.

Кинта застонала, а Твен засмеялся звонким серебристым смехом, отчего девушка подумала, что всю свою жизнь слышала не тот смех. Что плохого может быть в мире, раз есть парни, которые так смеются?

– Тебя это однозначно касается, – возразила Кинта. – А теперь пошли. Давай я угощу тебя ужином.

Твен протянул ей руку, и они вместе двинулись прочь из лавки «Вермиллион», очарованные друг другом куда сильнее, чем озадаченные своими приключениями.

Глава 9

Твен

Монет у Кинты хватало ровно настолько, чтобы купить половину костлявой жареной курицы с неопрятного лотка на рынке Вермиллиона.

– Ни в коем случае. – Твен оглядел горелую курицу, грязные руки и фартук торговца.

– Как насчет двух пенсовых пирожков? – предложила Кинта, кивнув на лоток дальше по улице. – Или сандвича с ветчиной в кофейне в Лазури?

– После сегодняшнего мы заслуживаем чего-то большего. – Твен вытащил из сумки оставшиеся перья гагарки. – У меня их только девять, но на роскошный ужин должно хватить.

– Это я должна заплатить за ужин! – запротестовала Кинта. – Я угощаю!

– В следующий раз угостишь, – успокоил Твен, уверенный, что следующий раз случится, и повел девушку в свою любимую лавку – мрачное здание на границе Лазури и Вердигри.

Девяти перьев с натяжкой не хватало, чтобы купить билет на «Женскую месть». Разумеется, Твен мог попробовать продать звездный свет. Но после их с Кинтой недавних мытарств он сомневался, что это правильно и что по-прежнему этого хочет. Он ничего не был должен Кинте, но почему-то теперь казалось, что, продав звездный свет, он предаст девушку и то, как она его спасла.

– Вот. – Кинта вытащила из кармана два пера гагарки. – Возьми хотя бы их. Я помню, что это подарки, но ты лучше продай их, и подороже.

Одно перо Твен забрал, другое протянул обратно Кинте:

– Я продам ровно десять перьев. Так у тебя останется часть подарка, а я на выручку смогу питаться несколько недель.

Твен заметил, что Кинта украдкой радуется, убирая перо обратно в карман.

– Мне пойти с тобой? – Она показала на лавку.

– Сам справлюсь. Подожди меня здесь, ладно? И вот это подержи, хорошо? – Твен вытащил кольцо звездного света и протянул Кинте.

– Откуда ты знаешь, что я с ним не сбегу? – Девушка спрятала кольцо в карман.

Твен пожал плечами. Доверить огромную ценность малознакомой девушке было, пожалуй, глупейшим из сегодняшних поступков, но иначе он не мог. В книжной комнате он доверил Кинте и свою жизнь, и звездный свет, поэтому во второй раз вручал ей серебристые нити без особых проблем.

– Надеюсь, что ты с ним не сбежишь. Потому что иначе я не смогу угостить тебя ужином. И со мной интересно поговорить, обещаю тебе.

В ответ Кинта наморщила нос, только за этой гримасой скрывалась улыбка.

– Ладно, я тебя здесь подожду. Только не задерживайся. Я проголодалась.

Твен пообещал скоро вернуться и оставил Кинту у лавки. К счастью, когда он вошел, посетителей было немного, а владелец – настроен покупать. Увидев перья гагарки, он закудахтал:

– Жаль, что у тебя их только десять! В лавке перья не залеживаются, ведь все богачки Вердигри хотят из них платья. Найдешь еще – сразу неси ко мне.

Он дал Твену пять золотых монет – за перья сумму роскошную. На миг Твен пожалел, что остановился у лавки «Вермиллион». Прошел бы мимо – продал бы дюжины найденных перьев, набил бы карманы монетами и смог бы купить хоть два билета на «Женскую месть».

Но тогда он не встретил бы Кинту, а знакомство с ней казалось ценнее дюжин карманов, набитых золотом.

Другой расклад был на уровне догадок, а вот в какое кафе поведет Кинту, Твен знал точно.

Продав перья, он повел Кинту в музейный квартал Лазури. Остановились они у кафе с мраморным фасадом и ярко-синими навесами над окнами.

– Кафе «Синяя лилия»? Оно нам точно по средствам? – Кинта посмотрела в окно на столики со свечами и посетителей в возмутительно дорогих нарядах, потом перевела взгляд на рваную рубашку Твена и отряхнула от пыли подол своего платья.

– Точнее некуда, – ответил Твен. Он никогда прежде не бывал в «Синей лилии», но они с Зандом много раз мечтали поесть в этом кафе. Сегодня, дважды чуть не погибнув, он собирался в нем поужинать.

Официантка мрачно оглядела их одежду, но после того, как Твен показал ей золотые монеты, провела их на террасу с видом на море. По кафе они шли под недовольный ропот посетителей. Парни в рваных рубашках и девушки в платьях с грязными подолами не ужинают в Лазури, а тут вот, пожалуйста.

Они заказали все, что было в вечернем меню: рыбу в сливочном соусе, яркие овощи, свежий хлеб и бордовые фрукты. Твен показал Кинте скалы, где собирал перья гагарки, Кинта потчевала Твена байками о Небесном Цирке.

За спиной у нее взошла полная луна, и по океанской глади заскользили огни города. Чайки оглашали ночь обвиняющими скорбными песнями, а Кинта рисовала словами магический мир. Твен уже не помнил, сколько раз смеялся над очередной ее байкой; он без устали задавал Кинте нелепые вопросы, только чтобы она не замолкала.

Как давно они сидят за столиком? Твен не представлял, зато не сомневался, что сможет слушать Кинту еще много часов. Ему нравилось смотреть, как она двигает губами, проговаривая слова; нравилось, что мечты у нее такие же смелые и дерзкие, как она сама. Еще ему нравилось, что она резала фрукты на кусочки, а потом, слишком яростно жестикулируя вилкой, забывала их съесть.

Посетители приходили и уходили. В большинстве это были Весьма Уважаемые Граждане в дорогих манто или с нитками жемчуга, задевавшими стулья, когда их обладательницы садились. В конце террасы расположились два художника, гостям на удовольствие рисовавшие ночное небо и гавань. Талант художников почитался, и жители Северона дорого платили, чтобы увидеть их за работой. Богачам нравилось представлять себя на их месте.

Дама, сидевшая за столиком рядом с Твеном и Кинтой, громко заявила:

– Хотела бы я быть художницей, но как же дети? Не может же мать жить на чердаке – и картины писать, и еще неизвестно чем после полуночи заниматься. – Соседи по столику засмеялись, а Кинта смерила даму ядовитым взглядом.

Как художники относятся к тому, что на них пялятся, Твен не знал. Хотя ему вряд ли понравилось бы, если бы на него глазели, как на зверя из зоопарка, пока он создает нечто прекрасное. И каждое произведение искусства для чужих глаз тоже предназначается вряд ли. Порой достаточно лишь создать прекрасное, даже если никто другой его никогда не увидит.

– Эй, ты меня слушаешь? – спросила Кинта, врываясь в его мысли. Им только что принесли кофе, и Кинта держала фарфоровую чашечку двумя руками. Так кофе в дорогих заведениях не пьют, только Кинту это, похоже, не волновало. – Кажется, ты витаешь в облаках над морем.

В голосе Кинты звучала издевка, и Твен ей улыбнулся:

– Я думал об искусстве и обо всем красивом.

Наверное, Твен смотрел на нее слишком долго, потому что от его слов девушка зарделась. Он начал объяснять, что думал не о ней, только смысла в этом не было. Кинта воплощала искусство: дикая, прекрасная девушка-мечта на фоне ночного мрака. За их столиком надолго воцарилось молчание.

– Кстати, об искусстве, – наконец проговорила Кинта так тихо, что услышал только Твен. – Я хочу сплести кружево из звездного света. Давай попробуем?

Твен не смог бы отказать Кинте, даже будь у него занятие важнее. Ему было очень любопытно, как плетут кружево, и хотелось провести больше времени с Кинтой.

– Давай попробуем. – Твен сделал большой глоток кофе, наслаждаясь его горьким вкусом. Это было его любимым дорогим удовольствием, которое он почти никогда себе не позволял.

– Даже если это разрушит звездный свет? Знаешь, такое ведь возможно. – Кинта встревоженно закусила губу.

Твен ответил не сразу. Даже после их дорогущего ужина выручки от продажи перьев хватит еще на пару недель, не больше. Если не продавать звездный свет, ему придется думать, чем платить за билет на «Женскую месть». А если кто-то явится выбивать долги Занда, без денег Твен останется куда быстрее.

Но где им найти еще одну нить звездного света? И вдруг Кинта сотворит с ним что-то совершенно невероятное?

К тому же Занд изучал историю музыки звездного света и с самого детства мечтал узнать о ней побольше.

Твен не мог ни оживить брата, ни стереть слова, которыми они осыпали друг друга в то роковое утро, но вдруг, помогая Кинте, он завершит часть исследований Занда? Вдруг раз в жизни он принесет пользу, а не вред?

– Я готов рискнуть. Хочешь попробовать сегодня?

– Конечно, – ответила Кинта, залпом допивая кофе. – Давай прямо сейчас.

Неподалеку пробило одиннадцать. Колокола звенели, когда Твен оплачивал счет.

Едва они вышли из кафе с полными животами и планами заняться чем-то совершенно необыкновенным, а то и магическим, Твен начал нервничать. Кинта тоже молчала. Они только что проболтали несколько часов, а теперь не могли подобрать слов.

Так получается, когда знакомятся в бешеной спешке, едва не погибают вместе, а потом ужинают. Твен и Кинта долго стояли у «Синей лилии»; мимо них прохаживались богачи, по мощеным улицам с грохотом неслись кареты. В Лазурь приходили других посмотреть и себя показать, а музеи и галереи не закрывались даже с наступлением темноты. Шум ужинов, концертов и вечеринок выплескивался на улицу, вливаясь в общую какофонию.

На глазах у Твена два неопрятных паренька приставили стремянку к ближайшему к кафе газовому фонарю. Он погас, и парни пришли снова его зажечь. Они перешучивались, пока парень повыше залезал на стремянку с маленькой свечкой в руке. Он поместил свечу под крышку корпуса, и фонарь тотчас загорелся. Парень на земле захлопал в ладоши, парень на стремянке отвесил театральный поклон.

С болью в сердце Твен вспомнил, как они с Зандом подначивали друг друга влезать на фонарные столбы и как мать ругала их за это.

– К тебе пойдем или ко мне? – спросила Кинта, вырывая его из плена воспоминаний.

Не успел Твен ответить, как мимо прошествовала высокая дородная женщина в длинном черном платье.

– Кинта? – Женщина вдруг остановилась и повернулась к девушке. – И что это ты тут делаешь?

Кинта выпрямила спину и разгладила подол платья.

– Здравствуйте, миссис Дэвенпорт! – раздраженно начала она. – Вы имеете в виду, что я делаю за пределами студии? Даже нам, работягам, порой нужно есть.

Услышав имя женщины, Твен замер.

Миссис Дэвенпорт?

Доктор Дэвенпорт, который занимался бизнесом, покровительствовал его родителям. Эта миссис Дэвенпорт – его вдова? Это она отказалась спонсировать их с Зандом? Ту женщину Твен никогда не видел – после гибели родителей они с Зандом пришли к ней в дом просить помощи, и грубый дворецкий сразу их выгнал, – но всегда гадал, почему она их бросила. Что за жестокая особа обрекла двоих детей на голод? Вообще-то она не несла за них ответственность, хотя между покровителями и семьями их подопечных существовала негласная договоренность. Если бы миссис Дэвенпорт ее соблюла, Твену и Занду было бы проще. Занду не пришлось бы из кожи вон лезть, чтобы попасть в Аркану, а Твену – вкалывать, чтобы их прокормить, и в тот роковой день они не оказались бы на скалах.

Сдержи миссис Дэвенпорт обещание своего мужа, Занд был бы сейчас жив.

Твен судорожно выдохнул, пытаясь сохранить остатки самоконтроля. Он не был уверен, что это та самая женщина. В Североне могла быть сотня дам по фамилии Дэвенпорт.

Миссия Дэвенпорт засмеялась и похлопала Кинту по плечу, отчего девушка содрогнулась.

– Какая ты потешная! Я, разумеется, понимаю, что тебе нужно выбираться из студии, чтобы перекусить. Просто я не ожидала встретить тебя в Лазури. «Синяя лилия» и для меня дороговата, даже на деньги моего покойного мужа, благословенна будь душа доктора Дэвенпорта!

Значит, это впрямь была та самая миссис Дэвенпорт, которая разрушила ему жизнь.

Сделав еще один судорожный вдох, Твен прикусил язык. Затевать ссору с миссис Дэвенпорт в Лазури было нельзя, потому что могли прийти стражи. Вдруг они как-то свяжут его, Твена, с гибелью Гюстава и Анри? Тогда он не поможет Кинте плести кружево. А значит…

– Вы, как всегда, очаровательны, – буркнула Кинта, хмуро глянув на даму. – Всего хорошего, миссис Дэвенпорт.

Дама стиснула Кинте плечо и заговорщицки наклонила голову:

– Знаешь, куда я иду?

Кинта вырвалась из ее тисков:

– Понятия не имею.

Твен невольно подал корпус в сторону миссис Дэвенпорт. Она манерничала, воображая себя хранительницей страшной тайны. Твен не понимал, чего хочет больше: узнать ее тайну или встряхнуть, чтобы сказала, зачем разрушила ему жизнь. Разумеется, он отдавал себе отчет, что в гибели Занда эта дама не виновата, но это не сдержало приступ гнева, захлестнувший его.

Кинта скрестила руки на груди:

– Небось на заседание Северонского общества ведьм направляетесь.

– А вот и нет! – вскричала миссис Дэвенпорт. – Я устраиваю для них Полуночную Вечеринку! Сегодня! И хочешь – верь, хочешь – нет, они собираются меня принять. Если – большое «если» – я покажу им магическую лавку, про которую тебе говорила.

– Про лавку «Вермиллион»? – быстро уточнила Кинта.

– Ты же ее не видела? Не повезет мне, если помощница фотографа найдет ее раньше меня. Хотя, если ты дочь своей матери, всегда есть шанс…

От таких слов Кинта изменилась в лице. Обычный для нее хмурый взгляд стал жгучим, в котором были и гнев, и решительность.

– Я однозначно дочь своей матери, но нет, лавку я не видела. А теперь простите, нам нужно идти. Надеюсь, вы и СОВ найдете то, что ищете. Даже если такая лавка – полнейший, дичайший абсурд.

Кинта схватила Твена за руку и повела его прочь от миссис Дэвенпорт, которая застыла посреди тротуара, словно пытаясь разобраться в том, что сказала ей девушка.

Напоследок оглянувшись на миссис Дэвенпорт, Твен прибавил шагу, чтобы не отстать от Кинты. Его злость никуда не исчезла, хотя другая часть разума – рациональная, работавшая в стиле Занда, – напомнила ему: прошлого не вернуть, а убийственные мысли в отношении богатой вдовы до добра не доведут. Твену следовало помочь Кинте понять, что делать со звездным светом. Он поможет ей, а потом придумает, как купить билет на «Женскую месть».

– Куда мы идем?

– Ко мне. – Во взгляде Кинты читалась почти пугающая целеустремленность. – Я разбужу эту магию. Даже если, проснувшись, она меня убьет.

Глава 10

Кинта

Магия звездного света впрямь могла убить Кинту. В конце концов, ее мать погибла, используя ее. А Кинта, как сама заявила миссис Дэвенпорт, была дочерью своей матери. Пока они с Твеном брели по Лазури к границе Вердигри, Кинта гадала, как сплести кружево из звездного света и не закончить жизнь так же, как мать.

«Ты рождена для великих дел».

Магическое кружево – ее шанс, ее возможность приобщиться к великим делам. И она, Кинта, рискнет всем, что может случиться в процессе. Плести кружево она, конечно, не умеет. Но в детстве она чинила костюмы в Небесном Цирке и научилась неплохо шить. Это могло пригодиться.

– Вот здесь я живу. – Кинта показала на небольшое здание, притулившееся в ряду магазинов. – Квартира Пьера, моего босса, над студией, так что весь третий этаж мой. Ничего особенного, но это мой дом.

Пока они стояли у студии, Кинта вспомнила, как встретила Пьера в первый раз после смерти матери. Случилось это через четыре года после того, как распался цирк, когда она тайно жила в одном из особняков Вердигри. В ту пору среди обитателей Вердигри ходили слухи о призраке, который ест хозяйскую еду и спит на хозяйских кроватях. Самые суеверные даже начали оставлять ей продукты. Кинте было четырнадцать, когда Пьер снова появился в ее жизни. Он стоял перед особняком, где ночевала Кинта, и тоном ярмарочного зазывалы беседовал с хозяйкой. Его голос разбудил Кинту, и она бросилась к окну.

Перед ней был Пьер в полосатой рубашке и в цилиндре, точно такой, каким она его помнила. Он считался лучшим другом Кинтиной матери, а в ночь смерти Элейны Великой покинул Северон, не вспомнив об осиротевшей девочке.

У Кинты были к нему множество вопросов и самые недобрые чувства. Не подумав о своей безопасности и риске быть пойманной в особняке, она понеслась вниз по парадной лестнице, напугала экономку и служанку со стопкой постельного белья. Не успели они закричать или уволочь ее в посудомоечную для расспросов, как Кинта выбежала за дверь.

Расположившись на гравиевой дорожке, Пьер возился с нераздвижной фотокамерой на высоком деревянном штативе. Пока Кинта подбегала, он раздраженно дергал членов хозяйской семьи, жестами веля им встать плотнее. Но когда Кинта затормозила перед ним, Пьер лишился дара речи. Девочку он разглядывал, подняв брови от изумления: сущий скелет в грязном синем платье, украденном с чердака дома, в котором она ночевала несколько месяцев назад.

– Кинта?! – выпалил Пьер. Борода у него стала длиннее, чем помнила Кинта; глядя на девочку, он моргнул дюжину раз. – Как же ты выжила?

– Не с твоей помощью. Почему ты сбежал?

Вопрос прозвучал так, будто Кинта хотела спросить «Почему ты сбежал из Северона после смерти моей матери?», а на деле ее интересовало «Почему ты сбежал без меня?».

– Простите, мы готовы позировать для портрета, – взволнованно застрекотала хозяйка дома. – Поторопитесь, пожалуйста. Через час меня ждут на ланче.

Пьер и Кинта обернулись. На женщине была широкая, как раковина, шляпа с пурпурными перьями, на плечах – меховой палантин. Рядом с ней стояли мужчина в белом костюме и двое детей, наряженных, как куклы в магазине.

– Извините, миссис Дэвенпорт! – Пьер низко поклонился. – Моя помощница пришла сообщить, что мы кое-что забыли в студии. А теперь не двигайтесь, снимаю!

Так Кинта начала работать у Пьера.

Пьер разрешил ей ночевать над своей квартирой и в целом относился к ней по-доброму, но не желал отказываться от своей жизни и от своих друзей. Вот почему Пьер и бросил ее четыре года назад – он не хотел заботиться о ребенке. И не упрекнешь его. Кинта вообще не была его заботой, что прекрасно понимала, пусть даже порой злилась на него за то, что он ее бросил.

Иногда Кинта скучала по призрачной жизни в особняках. Над студией Пьера было тихо. Тепло, но одиноко. Не представишь, что внизу тебя ждет семья. Или друзья, с которыми она якобы познакомилась на балу…

– «Фотодворец Пьера: фотоуслуги любого вида с упором на оккультизм и прочие полеты фантазии», – прервал ее мысли Твен, читая написанное на вывеске. – Все это интересно, спору нет.

Твен изогнул бровь, показывая на фотографии в витрине студии: вычурные снимки гадалок, участниц СОВ и несколько до нелепого экстравагантных свадебных фото.

– У нас своя ниша на рынке. Представь себе, существует рынок таких услуг.

– Ну, пожалуй, каждому свое. Ты познакомишь меня с Пьером?