Читать онлайн После прочтения съесть

Глава 1.

Всё началось со странных снов. Вот уже неделю, я вижу во снах женщину. Она пытается выследить меня, но я скрываюсь во тьме. День граничит с ночью: я иду по стороне мрака, она же – по стороне света; я крадусь средь кустов и деревьев, она – идет по дороге; я прячусь в домах, на чердаках, она – ищет меня снаружи. Будучи во сне я не понимаю, чего она от меня хочет, но чувствую, что нельзя выдать свое присутствие, и если выйду на свет – она поработит мой разум. Эта властная женщина – возьмет надо мной верх, и тогда ничто не спасет меня.

«Что ей нужно от меня?» – задавалась я одним и тем же вопросом. Дело в том, что я знала эту женщину. Чувствовать человека, «видеть насквозь», не контактируя с ним – это как раз про меня. Но догадывалась ли она о моих способностях? Это я решила выяснить, проснувшись на седьмой день в поту от очередного «преследования».

Удивительно, но сны самая неизученная область человеческого существования. Мы редко придаём им значение, но они есть, а значит нельзя просто взять и повесить на них ярлык бессмысленности.

Женщина, которая мне снилась, приходилась матерью моих давних друзей. Так что я просто собралась и поехала к ним в гости, предварительно встретившись с подругой Милой на ВДНХ.

Наши семьи дружили с детства, на почве того, что обе семьи многодетные. Их было семеро – Мила и её шестеро братьев, а нас пятеро. И нас связывало множество приключений из детства. Так что мы приезжали друг к другу в гости в любое время.

Мила сообщила, что всю неделю они будут гостить у мамы, и что та недавно купила дом. Именно туда мы сразу и отправились.

Мы ехали в такси, часа два точно. Вначале болтали, но вскоре устали, а дорога всё не кончалась. Каждая из нас смотрела в своё окно. На дворе была осень, но по ночам уже начал выпадать первый пушистый снег. За окном пролетали высокие тёмно-зелёные ели, тянулись вдоль дороги высокой непрерывной стеной, их ветвистые лапы были красиво припорошены снегом. Я всматривалась в самую гущу леса в попытке заглянуть как можно глубже, потому что там всегда очень темно. Не понятно, на что я всегда надеюсь, когда это делаю, ведь я знаю, что все равно ничего не рассмотрю, кроме толстых черных стволов выглядывающих друг из-за друга. Наверное, удаляющиеся и уменьшающиеся стволы деревьев, тонущие в темноте, напоминали звёздное небо – можно бесконечно смотреть, и начинает казаться, что ты быстро летишь по бесконечному туннелю.

Пока я размышляла, машина плавно завернула, и перед моим взором открылось поистине великолепное зрелище. В окружении деревьев стоял огромный особняк, из крупного камня. Он был одноэтажный и прямоугольный. «Должно быть, там очень длинные коридоры», – подумала я. Вокруг был большой сад. Сначала я даже хотела спросить – сколько гектар. Но решила сделать вид, что я ничуть не поражена. Сад окружал кованый высокий забор из толстых прутьев, уходящий за горизонт, ворота опирались на колоны, сделанные из того же камня, что и дом. За забором, дом со всех сторон был окружен лесом.

– Вот мы и приехали, – сказала Мила, и я заметила, как она смутилась. Я мысленно ухмыльнулась, мне нравилась скромность.

Мы зашли на территорию сада – он был прекрасен! Атмосфера здания и сада веяла древней великолепностью и старинной роскошью. Камни дома ближе к фундаменту были покрыты мхом. И даже, несмотря на эту старость, здание казалось, во-первых, древним, а во-вторых, мощным, не подверженным переменчивой погоде. Оно словно простояло здесь сотни лет. По стенам дома густо вились ещё не сбросившие листья плющи, я называю их – «дре́волосы». Дре́волосы поднимались в некоторых местах до самой крыши, забирались на ветки ближайших деревьев, и свисали оттуда до самой земли толстой спутанной косой. Из крыши торчало несколько каминных толстых труб, тоже каменных – не кирпичных. Фасад дома был усеян большими окнами, предполагаю, что с обеих сторон дома. Здание делилось на два крыла, посередине располагалось открытое крыльцо. Крыша покоилась на двух колоннах, на которых висели кованые громоздкие фонари.

Я заметила, как на заднем дворе промелькнула чья-то фигура в белом:

– Кто это? – спросила я у Милы. Она смутилась еще больше и сделала вид, что не слышит. – Мил, да что ты? Я ж своя! Давай колись.

– Это работник, – вздохнула она, потом вздохнула еще раз, – он здесь живет с младшей сестрой.

Я только присвистнула, что было крайне невежливо с моей стороны, но Мила засмеялась.

«Постараюсь больше не совершать таких необдуманных поступков. Особенно в доме, ведь там её мама», – от этой мысли я скривила рот, и огляделась по сторонам, как будто кто-то мог это увидеть.

Мы вошли в дом, над дверью звякнул бронзовый потускневший от времени, колокольчик. Мила вошла первая, а я успела стукнуть по колокольчику пальцем, и он звякнул еще раз. Тут я поняла, что всё больше веду себя вальяжно и несерьёзно – а это плохой знак. Это значит, что рядом находится кто-то, кто вызывает у меня отторжение; кто-то, кого я ни при каких обстоятельствах не пустила бы в свой внутренний мир; человек, в присутствии которого, автоматически включается защитных механизм. Я ещё не успела повернуть голову от колокольчика, как по затылку пробежали мурашки, все мышцы в теле напряглись.

– Не стоит трогать колокольчик, он старинный, – донесся до моих ушей спокойный, но жутко властный голос.

Я, намеренно наигранно, отдернула палец, затаила дыхание и обернулась. По моим губам медленно поползла улыбка:

– Здра-а-асте, Маргарита Павловна! – протянула я. «Быстрее включай дурочку», – мелькнуло в моей голове.

– Привет, привет девчонки,– улыбнулась Маргарита Павловна своей поддельной улыбкой. – Давайте раздевайтесь и проходите, – сделав пригласительный жест рукой, она развернулась и ушла, видимо в сторону гостиной.

Маргарита Павловна, была из женщин аристократической породы. Хотя аристократкой не являлась. Но ее манеры были тщательно отточены годами тренировок. Такие женщины обычно сидят с прямой спиной, с книгой в одной руке и чашечкой травяного чая в другой. Когда нужно перевернуть страницу, они не глядя, плавно ставят чашку на маленькое блюдечко, которое в свою очередь стоит на красивом журнальном столике по правую руку. Их брови строгими дугами всегда приподняты вверх, лицо зачастую узкое, с тонкими чертами. У Маргариты Павловны были карие глаза, средней длины черные волосы, тонкие губы. Возраст около пятидесяти лет. Фигура уже не была идеальна и стройна, но все это блекло при взгляде на её лицо. На это лицо можно было смотреть бесконечно – на нём застыла маска покоя и непоколебимой сдержанности. Больше всего это спокойствие поражает, когда знаешь, что у неё семеро детей. Так что да, она усердно тренировалась.

Я всегда ощущала некую связь с Маргаритой Павловной, которую невозможно объяснить. Как я уже говорила, мне достаточно было посмотреть в её глаза – зеркало души. В них, помимо мощной силы и энергии, постоянного, на протяжении многих лет, самоконтроля и дрессировки сознания – я видела неизвестные мне обширные знания. Не научные, а те неизведанные и таинственные, о которых можно лишь догадываться. Что-то меня всегда настораживало и заставляло сторониться её, и ещё лучше избегать всяческих длительных контактов. Проще говоря, заканчивать беседу на вежливом «здравствуйте».

С дороги, первым делом мы выпили чаю. За это время никто из ребят даже не вышел на кухню. Меня это удивило, ведь их семья заядлые чаёвники и любители «потусить» с гостем. Парни, сколько я их знала, всегда приходили по очереди на кухню – наполнить опустевшие чашки, взять что-нибудь «похрустеть» и только набив карманы съестным – возвращались в свои комнаты, к своим компам. Так что после легкого перекуса мы с Милой пошли смотреть дом.

В особняке было два крыла. Но дети Маргариты Павловны, видимо выбрали свои комнаты по принципу «чур, эта моя»: идеального порядка, или особой схемы по распределению комнат не было. Сначала мы пошли в левое крыло. По стенам длинного коридора одна за другой мелькали двери. Я даже не успела их посчитать. Предположить, что можно разместить в этих комнатах, я тоже не могла. Ну, библиотеку, ну спортзал, ну бассейн? Ну ладно уж, даже собственный планетарий, а что еще? Что-то подсказывало, что ничего такого там нет, только горы старинного хлама. Но вот беда, «старинный хлам» слабость над которой я не властна, так что естественно, меня переполняло лютое любопытство. Я обратила внимание, что к моему разочарованию, все двери с замочными скважинами.

– Они все заперты? – поинтересовалась я у Милы, как будто без всякой цели.

– Да, многие. Но я даже не знаю что там, – без всякого интереса ответила Мила, – мама, по-моему, еще и сама не заглядывала во многие комнаты.

– Мне кажется, твою маму вполне устраивает атмосфера этого дома. Я бы тоже ничего не стала менять и обновлять, – заметила я.

– Фу, он стрёмный, – закатила глаза Мила.

Я ничего не ответила, меня больше прельщает позиция наблюдателя, нежели дознавателя. К тому же съедало любопытство заглянуть во все комнаты, найти все старинные предметы, а главное фотографии и письма всех людей, что жили здесь на протяжении времени. Но чувствуя бесперспективность этой затеи, я вздохнула и, едва слышно, тоскливо пискнула.

В конце коридора была просторная лоджия-оранжерея с огромными окнами в старых рамах с облупленной краской, что придавало им винтажный атмосферный вид. Под ними пара кушеток, обитых красивой тканью и маленький столик на длинных ножках. Остальное пространство было заставлено и завешено множеством кашпо с цветами. Я подумала, что должно быть, садом и оранжереей занимаются те самые работники, потому что Маргарита Павловна была не из тех женщин, которые любят ковыряться в земле. Никаких других коридоров и ответвлений не было, только если за запертыми дверями.

– В левом крыле располагаются комнаты парней и мамина, – рассказывала Мила на обратном пути по дороге в правое крыло. Но я её практически не слушала, я размышляла о доме. Многое не укладывалось в моей голове: явно старинное поместье, которое как-то попало к обычной московской семье. Почему его не купили жадные до роскоши богачи, которые бы везде нарыли бассейнов, понаставили бы собственных изваяний, фонтанов, золотых унитазов? Кто были прошлые хозяева? И как давно они здесь жили? Судя по покрытым паутиной потолкам, обшарпанной мебели, толстому слою пыли – всё это нетронуто уже довольно давно. Такое впечатление, что дом много времени стоял без хозяина, даже без смотрителя. Как такое вообще возможно?

– Вы уже наняли смотрителя дома? Твоя мама вряд ли одна справляется.

– За домом смотрит бабушка. В правом крыле намного чище. Ты же знаешь мою бабулю, она не может жить без уборки. А за бабушкой смотрит мама, чтоб та не наводила «свой» порядок, – посмеялась Мила.

– Ну да, это правильно, – согласилась я, – хотя я не представляю, где твоя бабушка возьмет силы на такой огромный дом. Здесь костьми можно лечь.

Мы пересекли главный холл, тот самый, где над дверью висит колокольчик, и попали в правое крыло. В холле было чисто, чего я вначале не заметила. Правое крыло также сверкало чистотой. Полы намыты, причем, совсем недавно. В самом конце коридора, в полумраке, я увидела их бабушку. Она ползала на коленях и мыла полы. Мне захотелось подойти к ней и помочь, но я остановила себя. Первым делом посмотрела на Милу. Она с целеустремленным видом, улыбаясь своим мыслям, шла по коридору, и на ее лице не было ни капельки сочувствия. «Она замечает её или нет?» – думала я. Мне сразу вспомнилось, что их бабушка практически ослепла на один глаз ещё в прошлом году, и у нее очень больные ноги. «Как же она потом поднимется с пола?» – недоумевала я. Да, я должна ей помочь, хотя это совершенно бесполезно. Как только я уйду, их бабуля опять будет драить полы, потом ляжет «умирать» в своей комнате от боли во всем теле. «И какая сила заставляет ее так себя изводить?» – покачала я головой в ответ своим мыслям.

Бабушка Милы нас не замечала. В коридоре было мало света, на стенах висели ну очень тусклые бра.

– В этом крыле живем только я и бабушка, – сообщила Мила и показала комнаты. – Моя следом за бабулиной, а там, в конце, кухня, – пояснила Мила.

– Где же живет работник? – поинтересовалась я.

– Не здесь. За домом к кухне пристроено маленькое здание.

– Понятно. Подойду к твоей бабуле, – сказала я и прибавила шагу.

Промелькнуло еще несколько дверей, и я оказалась за спиной бабы Ани.

– Привет баба Ань! – радостно поздоровалась я.

Она видимо и не слышала, как я подошла, охнула от неожиданности, и лишь разглядев меня в тусклом свете, улыбнулась.

– Ох, как я давно тебя не видела, – обрадовалась баба Аня.

Я взяла ее под руки и помогла ей подняться. Краем глаза я увидела Милу, она стояла в стороне без всяких эмоций, её явно ни что не смущало.

Баба Аня поднялась, охая и вздыхая, размяла плечи. На ее лицо упал свет из лоджии. Я увидела ее распухшие покрасневшие веки. Обычно такое случалось с ней летом в деревне – она всегда косила траву ручной косой, и тучи безжалостной мошкары пытались выесть ей глаза. Но сейчас-то почти зима! Это показалось мне странным, но за неимением ответов я проигнорировала свои ощущения. Лицо бабы Ани было осунувшееся, с каким-то серым оттенком. Кожа на руках гладкая от воды. Ноги еле шевелились.

– Ох, где-то клюку оставила, – пожаловалась она.

Я оглянулась по сторонам. Клюка стояла у стены в самом начале коридора. «Все это расстояние она проползла на коленях, ведь без опоры и шага не может сделать», – заметила я. На меня вдруг накатило негодование и возмущение. Не сдержавшись, я грубо скомандовала:

– Мила, сгоняй за тростью! Вон она.

Спокойно, без всяких эмоций, Мила повернулась и пошла за клюкой. Затем также спокойно подала клюку бабе Ане.

– Пойдемте, я приготовлю вам что-нибудь. Давно вы приехали девочки? – заботливо спросила баба Аня.

– Да нет, полчаса назад, примерно, – сухо ответила я. – Мы уже перекусили баба Ань, спасибо. Может Вам лучше отдохнуть? Вы, наверное, устали?

– Нет, нет. Я не устала. А что ваш перекус? Пойдемте, я приготовлю что-нибудь, – уговаривала она, и я мысленно закатила глаза.

– Бабуль, да мы не голодны. Ну чего ты привязалась? Иди, полежи лучше, а то опять будешь скулить. А обед и без тебя подадут, – нервно прервала ее Мила.

Баба Аня только безнадежно посмотрела на меня и всплеснула руками.

– Баба Ань ложись пока, мы дом досмотрим, позовем тебя чаевничать, хорошо? Мила поможет тебе лечь.

– Ох, ладно, уговорили, пойду, передохну, – нехотя согласилась баба Аня и направилась в свою комнату поддерживаемая Милой.

Проводив их взглядом, я прошла в лоджию-оранжерею, точно такую же, как в левом крыле. Постояла у окна с видом на сад – снег запорошил землю. Я уже собиралась уходить, когда за листьями многолетней, гигантской, раскинувшейся во все стороны, Монстеры, заметила еще одно окно, но в стене. Подошла ближе. Стекло было толстым, из современных материалов. За ним, современно оборудованная кухня. Лишь старая, как сам особняк, большая каменная жаровня выбивалась из интерьера. На кухне копошился тот самый работник.

Это был смуглый молодой парень, примерно моего возраста или чуть старше. С длинными черными волосами, заплетенными в тугую косу, прямым идеальным носом и высокими скулами. На скамейке сидела его сестра и болтала ножками, похоже для нее работы не было. Она словно почувствовала, что за ней наблюдают. Я ей улыбнулась и помахала рукой, она в свою очередь, не отрываясь, смотрела на меня. Потом кивнула головой в знак приветствия и отвернулась. Я лишь пожала плечами, ухмыльнулась и ушла.

Глава 2.

Мила сообщила, что в час дня обед и все соберутся в столовой. Мне выделили комнату в правом крыле, перед комнатой бабы Ани. Просторная, с громоздкой деревянной кроватью, большим окном, старым письменным столом на котором стояла зеленая лампа. Я мечтала как раз о такой лампе, но ничего не делала, чтобы воплотить мечту. В комнате еще было напольное зеркало и угловой деревянный старый шкаф. И даже цветок – длиннопалый кактус висел в кашпо над окном. Его побеги устремлялись вниз и напоминали скрюченные пальцы ведьмы. Это растение привело меня в дикий восторг своим жутким и мрачным видом, и я замыслила похитить отросток перед отъездом.

Близилось время обеда. Я всегда неуютно себя чувствую, когда мне надо куда-то выходить, особенно в люди. Еще немного повалявшись на кровати, я заставила себя встать. Первым делом просунула голову в дверной проём и посмотрела – нет ли там никого. Убедившись, что горизонт пуст, я вышла из комнаты и собиралась запереть дверь, как вдруг на чердаке послышался скрип половиц. Едва подумав, что это лишь звуки дома, над головой раздался уже громкий топот. Однако всё быстро стихло. Сказать, что дом меня пугал я не могла, в моем понимании он был прекрасен. И всё же я готовилась к бессонной ночи, просто потому, что не могу спать в чужом месте. Опять кто-то громко пробежал.

– Похоже на ребенка, – пробормотала я себе под нос. – Наверное, сестра парня носится. Не баба Аня же! Хах! – здесь я представила, как одержимая баба Аня быстро ползает по чердаку. Эта фантазия одновременно была и потешной и пугающей.

Сосредоточившись, я опять задумалась о работниках дома. «Но если они живут в отдельной пристройке, то вряд ли девочке позволено носиться по чердаку хозяев».

Все уже собрались за длинным столом. Маргарита Павловна сидела в центре около входа в залу. Далее, по левую руку Маргариты Павловны, шестеро братьев и Мила. Бабы Ани пока не было. Братья весело беседовали, увидев меня, они обрадовались. Но их улыбки исчезли, как только заговорила Маргарита Павловна:

– Ты вовремя, – сказала она. Но не просто сказала, а скорее для себя отметила мою пунктуальность, с намеком мол, «я была уверена, что ты опоздаешь». Маргарита Павловна, как всегда, сидела, полу прикрыв веки, словно читает невидимую книгу. А её брови были высоко подняты презрением ко всем.

Я слегка улыбнулась, кивнула головой. Маргарита Павловна кивком указала мне на «моё место» – подальше от входа, в конце длинного стола. Там, на меня как раз не хватало тусклого света, который разливался от люстры только над первой половиной стола. Я сидела в тени, и меня почти не было видно. Окна в столовой, на странность, отсутствовали.

Через минуту баба Аня привезла обед на маленьком столике. Мила помогла ей его подать. Было приятно наблюдать, что вся семья обедает за одним столом. Когда все сели, я вновь услышала топот. Кто-то гулко, тяжело, я бы сказала с трудом, бежал в столовую. Я с нескрываемым любопытством смотрела в проем. А, впрочем, в таком мраке никто бы и не заметил. Первым делом в тишине я услышала дыхание запыхавшегося человека. Потом появился силуэт. Когда некто подошел к столу, прямо под свет люстры, я поняла что это девочка. Это была просто огромная девочка! Невероятно крупная, не толстая и не жирная, а просто широкая, квадратная, большая девочка. Ее руки были, как руки здорового работяги. Она с шумом отодвинула стул и села на него, он заскрипел. Тогда я увидела ее лицо. Тут я поняла, почему Маргарита Павловна посадила меня именно в этот темный угол. Но я не испугалась, я очень сильно удивилась, и в моей голове была только одна мысль – «твою ж мать!»

Это было поистине страшное лицо: широкий рот, толстые мокрые губы, маленький лоб! Не знаю почему, но больше всего меня всегда пугают маленькие узкие лбы. Выпирающая нижняя челюсть, огромный квадратный подбородок, и заплывшие глубоко посаженные глаза-пуговки. Тонкие, сухие, рыжеватые волосы мелкими кудряшками беспорядочно разметались по голове. Пальцы были такие пухлые, казалось, что если она сожмет кулак, они лопнут! Она взяла ножку индейки и начала есть. Так я и сидела в своем темном углу, округлив глаза и подняв одну бровь. И опомнилась только когда услышала голос Маргариты Павловны. Она что-то говорила этому «монстру». Меня удивило, насколько мягок был ее голос, полон любви и заботы – никогда не слышала у нее такого голоса. Я посмотрела на каждого члена семьи – все смотрели в свои тарелки и быстро уплетали обед. Братья моментально справились и ждали бабулю. Никто не взглянул в мою сторону, даже Мила. Как будто меня тут и нет. Когда баба Аня доела, парни помогли ей встать и повели ее в комнату. Уходя, она бросила Маргарите Павловне, что-то резкое, расслышать мне не удалось. Та в свою очередь, наконец, медленно подняла глаза и так посмотрела в спину бабы Ани, что у той непременно должен был сломаться хребет. Прогнав эти мысли, я опустила взгляд в свою тарелку, мои руки покоились на коленях под столом, желания шевелиться у меня не было. Грешным делом я подумала, что надо мной решили так подшутить – лишь подразнив сочной индейкой. Из-за стола удалилась и Мила. Я совсем пришла в негодование, мало того, что меня сковала невидимая сила, так ещё все бросили! И что мне теперь делать?! Я заметила, что с этой девочкой никто не разговаривал, кроме Маргариты Павловны. Или при ней никто не говорил. Почему? От неприязни? Может и мне не стоит обозначать свое присутствие? Я вздохнула, так медленно и тихо, как только могла. Не могла же она забыть, что я здесь?

Пока я размышляла о своей, действительно безвыходной ситуации, я уже привыкла к этой девочке, и даже вспомнила, что за страшной внешностью скрывается добрая душа. А вот родные дети Маргариты Павловны никогда не отличались добротой и чувством благодарности. С этой девочкой Маргарита Павловна так добра. Что если «монстр» добрее и ласковее ее собственных детей? Отношение Милы и братьев к этой девочке можно объяснить брезгливостью, а бабу Аню, наверняка гложет старческая ревность. «Кстати, а кто эта девочка?» – мелькнуло у меня в голове. Надо будет всё выяснить, но, только когда у меня появится свобода действий.

Монстр ел долго. Девочка вся перемазалась жиром, ее огромный подбородок блестел в свете люстры. Маргарита Павловна непрерывно что-то нашептывала ей на ухо елейным голосом. Когда девочка доела, Маргарита Павловна увела ее из столовой. Я хотела было поесть, но аппетит уже пропал. Пока ковырялась в тарелке, вернулась Маргарита Павловна и села за стол. Она посмотрела прямо мне в глаза, хотя меня и не было видно, и хоть я ни о чем не спрашивала, она начала рассказывать:

– Ее зовут Катенька, я ее удочерила, – объясняла мне Маргарита Павловна. – Это дочка моей подруги, которая недавно скончалась. Я обещала ей заботиться о девочке.

Я, не мигая, смотрела на Маргариту Павловну сквозь мрак. Моя бровь так и не опустилась за это время, и выражение лица, надо сказать, было не самое милое. Но тьма меня спасала.

– И сколько же лет этой…девочке? – намеренно сделав заминку, спросила я.

Маргарита Павловна, словно не заметила моей саркастичной интонации: