Читать онлайн Убийства в доме без теней

Глава 1

Тень, которой не было

Дождь стучал по крышам Аркадиева переулка не просто каплями, а целыми ледяными кулаками. Инспектор Кира Волкова втянула голову в воротник кожаного плаща, пытаясь укрыться от промозглого ветра, вырывавшего из рук зонт. Перед ней возвышался особняк «Лучезарный» – ирония названия была горькой. Здание, некогда белоснежное, теперь походило на пожелтевший череп с пустыми глазницами окон. Острые шпили крыши терялись в низких, грязно-серых тучах. Вокруг особняка не было ни забора, ни ворот – только буйство мертвого бурьяна, похожего на щупальца, цепляющиеся за каменные ступени крыльца.

*«Еще один вызов в эту проклятую развалюху»,* – подумала Кира, переступая порог. *«"Труп без тени". Бред. Наверняка пьяный бомж или игра света…»*

Но холод, встретивший ее внутри, был не просто от сырости. Он *грыз*. Он проникал под кожу, в кости, высасывая тепло и здравый смысл. Воздух пах пылью, плесенью и чем-то еще… металлическим? Электрическим? Как после грозы, только без озона.

– Волкова на месте! – крикнула она, голос глухо отдался в огромном, пустом холле. Ее фонарик выхватил из мрака паркет, покрытый вековой грязью, облупившуюся лепнину на потолке и… группу людей у подножия широкой лестницы.

Сержант Глеб Сомов, ее напарник, человек с лицом усталого бульдога, обернулся. Его обычно каменное выражение было тревожным.

– Кира… Тут… странно.

– Труп всегда странный, Глеб, – отрезала она, подходя. Но слова застряли в горле.

На полу, аккуратно распластанный на спине, лежал мужчина лет пятидесяти. Дорогой, но поношенный костюм. Седая щетина. Глаза широко открыты, устремлены ввысь, в темноту второго этажа. Взгляд застыл в немом ужасе. На шее – тонкая, почти невидимая линия странного розовато-серебристого отлива, единственная явная отметина насилия. Ни крови, ни следов борьбы.

Но это было не самое шокирующее.

Тело лежало под огромной, некогда роскошной хрустальной люстрой. Двое оперативников направили на него яркие прожекторы. Освещение было почти хирургически белым, резким, не оставляющим места для полутонов.

И *тени не было*.

Совсем. Ни под телом, ни от вытянутой руки, ни от складок одежды. Пол под мертвецом был равномерно освещен, как будто его просто… не существовало физически, чтобы преграждать путь свету. Это противоречило всему, что Кира знала о физике, о мире, о реальности. Голову сдавила тисками абсурда.

– Где… тень? – спросила она глухо, сама не веря своим словам.

– Вот именно, – прошепелявил молодой судмедэксперт, Артем. Его пальцы дрожали над открытым чемоданчиком. – Проверили углы, источники света… Это… невозможно. Тело есть, оно твердое, но свет проходит *сквозь него*, как через стекло… только оно не стеклянное! И смотрите…

Он осторожно указал пером на лицо жертвы.

– Зрачки. Видите? Они не реагируют на свет вообще. Как у слепого. Но глаза… они целы.

Кира присела на корточки, игнорируя холод камня под коленями. Она придвинула фонарик к лицу мертвеца. Яркий луч ударил прямо в зрачок. Ни малейшего сужения. Глаза были как черные, бездонные озера, поглощающие свет без отражения. *Как само это место.*

– Кто он? – спросила она, отводя взгляд. Вид этих глаз вызывал тошноту.

– Предварительно – Виктор Леонидович Бармин, – ответил Глеб, сверяясь с блокнотом. – Антиквар. Владелец пары лавок в старом городе. Жил один. Сообщила о его исчезновении сестра три дня назад. Последний раз его видели… здесь. Говорил, что нашел что-то «невероятное» в этом доме. Хотел купить его для музея редкостей.

– Купить? Этот склеп? – Кира окинула взглядом мрачный холл. Ее фонарик скользнул по стене. И она замерла.

На грязных обоях, чуть в стороне от места, где лежало тело, кто-то нарисовал что-то. Не краской, не углем… Словно *выжгли* пальцем по штукатурке. Контуры были резкими, угловатыми, неестественно точными. Это была фигура. Человеческая, но слишком вытянутая, с непропорционально длинными руками и пальцами, напоминающими щупальца. Голова была наклонена под неудобным углом. И у этой фигуры… не было лица. Там, где должны быть глаза, нос, рот – была лишь гладкая, пугающая пустота.

– Это что? – прошептала Кира, подходя ближе.

– Не знаем, – ответил Глеб. – Нашли, когда приехали. Как будто… только что сделано. Но рядом нет ни пыли, ни следов. Как будто оно… проступило из стены.

Кира протянула руку, собираясь коснуться странного изображения. Но в этот момент ее фонарик, луч которого падал на ее собственную руку и стену рядом с рисунком, *мигнул*. Не погас, а именно мигнул – свет на долю секунды стал тусклее, ненатуральнее.

Она резко посмотрела на пол возле своих ног.

Луч фонарика падал на паркет. Но тени от ее ног… была ли она? В резком, искусственном свете прожекторов оперативников тени должны были быть четкими, как ножи. Но контур ее ноги на полу был размытым, дрожащим, *неуверенным*. Как будто свет не мог решить, должна ли тень быть. А когда она подняла фонарик выше, луч, падающий на стену напротив, не создавал обычного светового пятна – он рассеивался, становясь тусклым ореолом, неспособным отбросить четкую тень от стоящей рядом вазы.

Холод внутри Киры стал ледяной глыбой. Это был не бред. Дом *действительно* пожирал тени. Начиная с жертвы. А теперь… что-то происходило и со светом внутри него. И с ней?

Она обернулась к мертвецу на полу, к этому контуру без лица на стене, к своим растерянным коллегам, чьи лица в этом ненатуральном свете казались восковыми, ненастоящими. В ушах зазвенела тишина, густая, как вата. Дождь снаружи больше не было слышно. Особняк «Лучезарный» поглотил и этот звук.

– Ничего не трогать! – ее голос прозвучал громче, чем она планировала, сорвавшись на хрипоту. – Оцепить весь дом. Искать любые записи Бармина, дневники, заметки. И… – она сделала паузу, глядя на пустое место под телом, где должна была лежать тень, – узнать, где можно найти специалиста по… аномальным световым явлениям. И по старым городским легендам. Особенно про этот дом.

Глеб смотрел на нее, как на сумасшедшую. Но кивнул. Сомнений в его глазах было меньше, чем страха. Страха перед тем, что здесь происходило. Перед этой *неправильностью*.

Кира подняла взгляд вверх, на темный провал лестницы, ведущей на второй этаж. Там, во мраке, ей почудилось движение. Не тени – ее здесь не было. А *отсутствие*. Пустота, которая наблюдает. Она крепче сжала фонарик, чувствуя, как ее собственная тень за спиной, слабая и неуверенная в этом проклятом месте, не дает ей ощущения защиты. Она была здесь так же уязвима, как и тот мертвец на полу.

*«Что ты нашел здесь, антиквар?»* – подумала она, шагая к лестнице. *«И что теперь ищу я?»*

Первая ниточка клуба была найдена. Она вела во тьму. И Кира Волкова знала: чтобы найти убийцу, ей придется потерять гораздо больше, чем просто тень. Возможно, даже саму реальность.

Отлично! Продолжаем погружение в мрак. Глава 2 должна углубить тайну, показать последствия первой встречи с аномалией и дать Кире первые, пугающие зацепки.

Глава 2

Чернила, которые забывают

Утро после ночи в «Лучезарном» встретило Киру Волкову не солнечными лучами, а свинцовой тяжестью за окном и стойким ощущением *неправильности*, въевшимся под кожу. Она сидела за своим столом в участке, пытаясь составить рациональный отчет о вчерашнем вызове. Слова упорно не складывались в логическую картину. "Труп без тени". "Аномалии освещения". "Рисунок неизвестного происхождения". Каждая фраза звучала как бред сумасшедшего. Особенно под пристальным, неодобрительным взглядом начальника, капитана Рогова, мельком просмотревшего ее черновик и фыркнувшего: "Волкова, выспись. Или сходи к психологу. Бомж с инфарктом и игра света – вот твой протокол".

Кира стиснула зубы. Игнорировать абсурд было уже нельзя. Особенно когда она ловила себя на том, что при ярком свете настольной лампы ее *собственная* тень на стене казалась… жидкой. Нечеткой. Будто акварельный набросок, а не твердый силуэт. Она резко выключила лампу, предпочитая серый полумрак из окна.

Дверь кабинета распахнулась, впуская Глеба. Лицо напарника было серым от усталости, но в глазах горела тревога куда более острая, чем вчера в особняке.

– Кира, проблемы, – он швырнул на стол папку. – Большие.

– С Барминым? – спросила она, уже предчувствуя худшее.

– Со *всем*, что связано с Барминым. Во-первых, Артем. Судмедэксперт. Помнишь, как он дрожал вчера?

Кира кивнула. Молодой парень казался на грани истерики.

– Сегодня утром его нашли дома. Он… не узнает никого. Говорит бессвязно о "слепых глазах" и "свете, который режет". Физически вроде цел, но психика… – Глеб провел рукой по лицу. – Врачи разводят руками. Шок, говорят. Посттравматика.

– А оперативники? Те, кто был с нами? – спросила Кира, холодный ком подкатывая к горлу.

– Вот это самое поганое, – Глеб открыл папку. – Опросы. Сержант Петров, который стоял у двери с прожектором, на вопрос "Что вы видели в особняке?" отвечает: "Какой особняк? Мы выезжали на пьяную драку у вокзала". Он искренне не помнит "Лучезарный" и Бармина. Лейтенант Семенова помнит дом, помнит, что было тело, но говорит: "Какая тень? Было темно, светили фонарями, все в тенях было". Она забыла самую суть аномалии. И чем дольше они там были, тем больше стерлось.

Кира вскочила. – Сестра Бармина! Она подавала заявление!

– Звонили час назад, – голос Глеба стал глухим. – Она… не помнит, что у нее был брат. Говорит, что единственный ребенок в семье. Когда ей показали фото Виктора Леонидовича, она покрутила пальцем у виска: "Не знаю этого человека".

*Дом пожирает не только тени. Он пожирает память.* Мысль пронеслась, леденящая и неоспоримая. Аномалия расползалась, как чернильное пятно, стирая факты и связи.

– Нам нужен эксперт, Глеб, – сказала Кира решительно, хватая куртку. – Не по свету. По тьме. По тому, что было *до* этого города. По легендам. Кто знает историю "Лучезарного"?

Глеб хмыкнул без юмора. – Есть один чудак. Борис "Бор" Волхов. Живет в архиве старого университета, как крот. Говорят, он коллекционирует городские мифы как марки. Больше его никто не воспринимает всерьез.

– Он нам нужен, – отрезала Кира. – Сейчас же.

***

Архив университета пах старыми книгами, пылью веков и… камфарой. Полуподвальное помещение было завалено стеллажами до потолка, узкие проходы между ними тонули в полумраке. Единственный источник света – зеленая лампа на столе, за которым сидел человек, похожий на ожившую гравюру. Борис Волхов. Сухонький, с седой, всклокоченной бородой и острыми, не по-стариковски живыми глазами, которые сразу уставились на Киру с немым вопросом: "Что *оно* уже коснулось тебя?"

– Инспектор Волкова? – его голос был скрипучим, как несмазанная дверь. – Сержант Сомов звонил. Про особняк "Лучезарный". – Он не спрашивал, он констатировал. – Вы видели… Отсутствие.

Кира кивнула, опускаясь на стул напротив. Рассказывать пришлось немного – Бор, казалось, знал суть еще до ее слов. Когда она упомянула тело без тени, его пальцы сжимали край стола до побеления костяшек. Когда описала рисунок без лица – он глухо ахнул.

– Люциан, – прошептал он, словно ругательство. – Казимир Люциан. Он… архитектор этой беды.

Старик встал, его тень под зеленым светом лампы была странно густой и неподвижной, и начал рыться в одном из ближайших стеллажей. Он извлек толстый, затертый фолиант в кожаном переплете, пахнущий сыростью и временем.

– 1898 год, – заговорил Бор, открывая книгу на странице с пожелтевшей фотографией. На ней был запечатлен тот же особняк, но сияющий белизной, с ухоженными клумбами. На ступенях стоял человек в строгом сюртуке – худой, с высоким лбом и горящими фанатичным огнем глазами. Алхимик света. Казимир Люциан. – Он верил, что Тень – корень всех зол, болезней, смерти. Искал Абсолютный Свет, способный уничтожить ее раз и навсегда. Создать мир без тьмы. Без теней. Без… контрастов.

Бор перевернул страницу. Там была вырезка из старой газеты: "Трагедия в особняке "Лучезарный". Хозяин и слуги пропали без вести в ночь лунного затмения. Странные явления…". А рядом – рукописная заметка, кривым, нервным почерком: "Очевидцы слышали крики… видели, как из окон дома лился не свет, а какая-то *густая белизна*… а наутро на стене в холле обнаружили выжженный рисунок…".

– Тот самый? – спросила Кира, чувствуя, как холодеют руки.

– Тот самый, – подтвердил Бор. – Фигура без лица. След его… творения. Люциан не уничтожил Тень. Он создал нечто иное. Пустоту. Абсолют, который пожирает не только тьму, но и свет, и форму, и память. Он *упрощает*. Сводит к нулю. К небытию. – Старик ткнул пальцем в рисунок в книге, а затем посмотрел прямо на Киру. – Дом не просто проклят, инспектор. Он *активен*. Он голоден. Бармин что-то разбудил. Нашел артефакт Люциана? Нарушил печать? И теперь оно… расползается. Сначала тени. Потом воспоминания. Потом сами предметы, люди… – Его взгляд упал на ее размытую тень на стене. – Оно уже касается вас. Вы вошли в его поле. Вы стали… интересны.

– Как остановить? – выдохнула Кира, забыв о скепсисе. Реальность вчерашней ночи и сегодняшних исчезновений памяти была неоспорима.

Бор покачал головой, и в его глазах мелькнула старая, глубокая скорбь. – Не знаю. Легенды молчат. Знаю только, что ключ – в самом доме. И в том, что нашел Бармин. Ищите его записи. Ищите Камень Лунного Света – главный инструмент Люциана. Но будьте осторожны. Оно охраняет свое логово. И оно… *видит* тех, кто ищет.

***

Лавка антиквара Бармина "Старый Свет" была крохотной, заставленной ветхими шкафами, пахнущими воском и тлением. Опись велась под надзором участкового. Кира и Глеб методично перебирали бумаги в маленьком закутке, служившем кабинетом. Конторские книги, счета, каталоги… Ничего необычного. Надежда таяла, как тень под полуденным солнцем. И вдруг Глеб, копнувший глубже в ящик стола, ахнул:

– Кира! Гляди!

Он протянул ей небольшой кожаный блокнот. Не дневник даже, а записную книжку. Но открыв ее, Кира замерла. Страницы были испещрены не буквами, а странными символами – спиралями, переплетенными линиями, точками, образующими созвездия. Шифр. Среди символов кое-где проскальзывали знакомые слова: "Лучезарный", "Люциан", "Камень", "Свет", "Тень". А на последней заполненной странице, под датой вчерашнего дня, был нарисован… тот самый силуэт без лица. И рядом – несколько символов, обведенных в тревожные круги.

– Он знал, – прошептал Глеб. – Значит, искал то, что нашел? И знал, чем это грозит?

Кира лихорадочно пролистывала блокнот. Ее взгляд упал на полку над столом. Там, среди безделушек, стоял небольшой кусок горного хрусталя, необработанный, мутный. Но когда луч фонарика (Кира теперь носила его постоянно) упал на камень, внутри него на миг вспыхнул холодный, лунный отсвет, и тень от камня на столе… исчезла. На долю секунды.

*Камень Лунного Света.* Он был здесь. Прямо тут. Бармин вынес его из особняка. И это, наверное, было его смертным приговором.

Она осторожно взяла камень. Он был холодным, гораздо холоднее окружающего воздуха. И при прикосновении в голове пронесся шепот – не слова, а ощущение *пустоты*, *жажды*, и… *признания*. Оно знало, что она взяла его.

– Надо ехать обратно, – сказала Кира, сжимая камень в кулаке. Он жег холодом. – В дом. Сейчас. Пока мы еще помним, *зачем* мы это делаем.

– Ты с ума сошла? – Глеб смотрел на нее с ужасом. – Туда? После всего?

– Именно туда, – Кира посмотрела на свою тень на стене лавки. Она дрожала, как пламя на ветру, и становилась все прозрачнее. Она чувствовала, как детали вчерашнего вечера – выражение лица Артема, точный узор на обоях особняка, звук голоса капитана – начинают стираться, замещаясь туманом. Дом требовал свою дань. – Он хочет этот камень обратно. Или… меня. Или и то, и другое. Я не дам ему стереть все. Не дам.

Она вышла из лавки, не оглядываясь. Глеб, помедлив лишь секунду, тяжело вздохнул и последовал за ней. Солнце клонилось к закату, отбрасывая длинные, но уже ненадежные тени. Кира смотрела на дорогу, ведущую к Аркадиеву переулку, к «Лучезарному». Она сжимала в кармане холодный камень – ключ и приманку одновременно. Впереди был не просто дом. Впереди была Пустота, наливавшаяся силой. И битва, где оружием были не пистолеты, а хрупкие остатки памяти и воли.

Отлично! Глава 3 – это погружение в самое сердце тьмы. Возвращение в «Лучезарный» будет испытанием на прочность для Киры и Глеба. Приготовьтесь к встрече с Пустотой.

Глава 3:

Голод Пустоты

Особняк «Лучезарный» встретил их не просто холодом. Он встретил их *молчанием*. Гнетущим, абсолютным, как вакуум. Дождь, хлеставший по крыше машины по пути, стих у самых ворот, будто звук боялся пересечь невидимую границу. Даже скрип их шагов по каменным ступеням казался приглушенным, неестественным, словно они шли по вате.

Кира сжимала в кармане Камень Лунного Света. Холод от него проникал сквозь ткань, не обжигая, а *высасывая* тепло, как маленькая черная дыра. Он пульсировал едва уловимыми толчками, синхронно с нарастающей головной болью за ее глазами. Она чувствовала – дом знает, что она вернулась. И знает, что принесла его «сердце» обратно.

Глеб шел сзади, пистолет наготове, но его обычно уверенная осанка была сломлена. Он то и дело оглядывался, как будто боялся, что путь за спиной исчезнет. Его тень, отбрасываемая фонариком Киры, была бледной, размытой, как старая фотография.

– Ты уверена, что это единственный выход? – прошептал он, переступая порог холла. Его голос не эхом отозвался в пустоте, а *утонул* в ней, как камень в болоте.

– Нет, – честно ответила Кира, направляя луч фонаря на то место, где лежал Бармин. Пол был пуст и чист, как будто ничего и не было. Ни следа тела, ни очертаний отсутствующей тени. Только на стене все так же зловеще чернел выжженный контур Фигуры Без Лица. Он казался… темнее. Гуще. Почти рельефным. – Но это единственный шанс понять. И, возможно, остановить это.

Она подошла к рисунку. Холод от камня в кармане усилился, превратившись в ледяную иглу, вонзившуюся в ладонь. В голове зазвенел высокий, тонкий звук, не звук даже – *вибрация пустоты*. И в этот момент контуры Фигуры на стене *шевельнулись*. Не как анимация, а как пленка масла на воде – плавно, неосязаемо, но неоспоримо. Длинные, щупальцеподобные пальцы слегка изогнулись, а пустая гладь «лица» повернулась в ее сторону.

Глеб ахнул и отпрянул, подняв пистолет. – Ты видела?!

– Видела, – Кира сглотнула ком в горле. Страх кричал в ней бежать, но холод камня, как якорь, удерживал на месте. Он был связью. И ловушкой. – Оно здесь. Оно наблюдает.

Она вытащила камень. Мутный хрусталь в ее руке вспыхнул слабым, фосфоресцирующим сиянием – не теплым, а мертвенно-лунным. И в этом свете Фигура на стене *проявилась* отчетливее. Она не была плоской. Она была теневой проекцией чего-то объемного, стоящего… *за* стеной. Или *в* стене. И этот свет камня, казалось, *раздражал* ее. Контуры задрожали, стали резче, агрессивнее.

– Что мы делаем? – Глеб был на грани паники. Его фонарик выхватил лестницу на второй этаж. – Туда? Лаборатория Люциана, наверное, там?

Кира кивнула, не отрывая взгляда от Фигуры. Камень светил, как маяк в кромешной тьме, притягивая внимание Пустоты. Она чувствовала ее *голод* – холодный, безэмоциональный, как тяга черной дыры. Голод не к плоти, а к самому существованию, к свету, к памяти, к форме.

– Идем. Быстро.

Они начали подниматься по лестнице. Каждая ступенька казалась выше предыдущей. Воздух становился гуще, тяжелее дышать. Звук их шагов пропал совсем. Только собственное сердцебиение грохотало в ушах Киры, смешиваясь с навязчивым гулом камня. Луч ее фонаря дрожал, освещая облезлые обои с причудливыми, но стертыми временем узорами. Или они стерлись только что? Контуры предметов на перилах начали расплываться.

На площадке второго этажа их встретил длинный коридор. Двери по обеим сторонам были закрыты. Все, кроме одной – последней в конце. Она стояла приоткрытой, и из щели лился… не свет. Лилась *густая белизна*. Тот самый свет, о котором писалось в старых отчетах о пропаже Люциана. Он не освещал, он *заполнял*, стирая детали, делая все за дверью неразличимым, плоским.

– Лаборатория, – прошептала Кира. Камень в ее руке пылал теперь холодным огнем, леденившим кости. Вибрация превратилась в гул, заполняющий череп. – Он там.

Они двинулись по коридору. Стены по бокам, освещенные их фонарями, не отбрасывали теней. Совсем. Пространство было плоским, как декорация. А Фигура Без Лица… Она была *везде*. Не двигаясь, не меняясь, ее контур проступал то на одной стене, то на другой, как будто они шли мимо множества ее проекций. Все «лица» были обращены к ним.

Глеб дышал часто и поверхностно. – Кира… Я… не помню, как выглядел Бармин. Его лицо… оно просто исчезло из головы. Как картинку стерли.

– Держись, – сквозь стиснутые зубы прошептала она, чувствуя, как и ее собственные воспоминания о вчерашнем дне становятся туманными, как сон. Дом требовал плату за их присутствие. Плату памятью. – Держись за *сейчас*. За этот камень. За эту дверь.

Они подошли к источнику белизны. Кира толкнула дверь плечом.

Комната была огромной, когда-то, видимо, бальной залой. Но теперь ее заполнял кошмар алхимика. Гигантские, причудливо изогнутые стеклянные трубки, словно органы какого-то кристаллического чудовища, тянулись к высокому потолку. Медные котлы, покрытые зеленой патиной. Столы, заваленные пожелтевшими чертежами, тиглями, странными инструментами, похожими на хирургические. И в центре – массивная каменная тумба, на которой стоял сложный аппарат из линз и призм, нацеленный в большое, круглое, абсолютно черное зеркало на стене напротив. Аппарат был поврежден – одна из главных линз треснула, как паутина.

Но главное было не это. Главное был *свет*. Он исходил не от ламп, а из самого *воздуха*, из стен, из аппарата. Густой, молочный, *одуряющий* свет, который заполнял комнату, стирая глубину, делая все двухмерным, нереальным. И в этом свете не было ни единой тени. Совсем.