Глава 1
– Впечатляет, – уважительно хмыкнул Влад и выглянул из-за угла. Одинокий фонарь светился в глубине парка. Единственный из всех. Технически, их там вдоль главной аллеи было много, но остальные почему-то не работали.
– Я же говорил, – усмехнулся я.
– Ну, сначала мне вся эта ваша конспирация показалась детством каким-то, – засмеялся Влад. – Что я, пацан какой – через дыры в заборе в парк пробираться? Но, блин…
– Это того стоило, верно? – я подмигнул, но Влад этого все равно не увидел. Со стороны подсобки, куда Миша нас выпустил после убеждений, что шуметь мы не будем.
– Богатая фантазия у тебя, Вовчик, – Влад затянулся, и огонек сигареты на несколько секунд выхватил из мрака его лицо. – Мне бы такое в голову не пришло.
Я усмехнулся, молча. Подумал, что мне, на самом деле, вовсе даже не самому такое пришло в голову. Идею я честно подсмотрел в своем будущем-прошлом. Причем новокиневский планетарий, который довольно скоро прекратит свое существование как научно-развлекательный центр, и помещение это вернется обратно церкви. А где-то в одной из столиц. И даже на телефонных фотографиях концерт на фоне туманностей и вращающихся галактик смотрелся грандиозно. А тут как раз все так сложилось, что…
Короче, я отдавал себе отчет, что придумал идею не совсем чтобы сам. Но если начать вдаваться в подробности, фигня получится.
– Не скромничай, концерт – просто отвал башки, как тут одна девица верещала, – сказал Влад. – Знаешь, я нашу местную рок-тусовку не очень люблю. Обрыганы они какие-то. Когда-то в Союзе еще рокеров гоняли, было понятно, почему они по помойкам разным собираются. Но сейчас-то никто не гоняет. А вести они себя продолжают… по-помоечному. А ты другой. По-другому ставишь своих «Ангелов».
Я хмыкнул. Да уж, я ловил себя на похожем ощущении. Что у рокеров наших есть тяга к маргинальности. Тошнотная такая. Будто им самим нравится сидеть в нищете и выступать по всяким подворотням. Культура такая, понимаете ли, сложилась. Дешевое бухло, сиги поштучно и инструменты дешманские. Но я-то взрослый дядька, этот вот подростковый трэш уже давно пережил. Собственно, можно сказать, никогда толком в нем и не был. И романтики этой с самого начала не понял, вот и тащил «ангелочков» оттуда за шкирку. По началу много приходилось спорить и доказывать, что лучше лишний раз порепетировать, чем у Боржича какого-нибудь бессмысленно тусить. Спорить и ныть они перестали, когда, кажется, сами осознали, что с регулярными репетициями даже звучать начали по-другому. Инструменты, конечно, сыграли свою роль. И Кирюха с Максом, которые с самого начала были из другого теста…
– О чем задумался? – спросил Влад.
– О странностях бытия, – философски изрек я. – Все зависит от всего.
Я уже понял, что Влад вытащил меня на улицу без какой-то далеко идущей цели. Ничего ему было от меня не нужно, просто хотел пожать руку. У меня тоже такое случается. Спонтанное такое желание. Так и сейчас. Беседа на расслабоне. Зато убедились, что снаружи ни черта не слышно. «Ангелочки» еще продолжали петь, но даже с приоткрытой дверью подсобки, звук изнутри было едва слышно.
«Надо будет все-таки выйти на начальство этого Миши», – подумал я. Научный сотрудник, в общем-то, неплохой человек. Но на постоянку с ним работать – это такое себе. Влад прав, вся эта конспирация романтичной может быть только один раз. А концерты на этой площадке было бы неплохо устраивать по-нормальному. С билетами в кассе парка, афишей рядом с крыльцом… У Миши чуть инфаркт не случился, когда мы со Стасом заговорили о том, что запись этого концерта на телеэкране появится. Я его отпаивал водичкой и заверял, что все нормально будет, что это для личного видеоархива. И Стаса заставил замолчать, когда тот рот открыл.
Да, нужны нормальные концерты. Я даже афишу себе представил. С силуэтами «ангелочков» на фоне звездного неба.
– Пойдем внутрь, – сказал Влад и потушил сигарету об асфальт. – Заразил ты меня всякими вот этими штуками. Даже захотелось клип какой-нибудь снять. Как думаешь, твоя эта деловая колбаса Ирина возьмется?
– Ясен пень, – хмыкнул я.
– Хочу что-то масштабное такое, – Влад проскользнул в приоткрытую дверь. – Чтобы как историческое кино смотрелось. Пиротехника нанять…
– Уже кто-то есть на примете? – заинтересованно спросил я.
– Да не, – засмеялся Влад. – Ты меня не слушай, я завтра могу и передумать. Просто сейчас мне завидно, что нас какие-то малолетки на повороте обошли!
– Хм, ну смотри, – хмыкнул я. – А то с Иришкой я могу и поговорить. Она ради такого дела даже мандражировать перестанет.
– А чего мандражирует? – уже в полный голос спросил Влад, перекрикивая музыку.
– А ты не в курсе? – удивился я. – Мы же телеканал запускаем после первомайских праздников.
– Ничего себе, вы шустрые… – Влад покачал головой.
Влад вернулся на свое место в зале под куполом. А я присел на ближайший к выходу стул. «Ангелочки» уже заметно устали, Надя размазала косметику на одном глазу, и в полутьме смотрелась как инфернальная какая-то кукла. Парни играли «Темные тени» уже третий раз за сегодняшний концерт. Стас уже выключил камеру и просто стоял рядом с ней. Наташа в своем костюме звездочета сидела прямо на полу, привалившись к стене. В ее инопланетных глазах отражались звезды с купола.
– Что-то случилось? – Ева подсела ко мне. – Влад от тебя что-то хотел?
Я покачал головой и обнял девушку за талию. Она положила голову мне на плечо.
– Надо заканчивать, – сказала она. – А то Саня голос сорвет.
– Точняк, – сказал я. – А им еще послезавтра выступать.
Пригнувшись, я добежал между рядов до Наташи.
– Вееелиал… – прокричала она мне на ухо и положила голову мне на плечо. – Мне кажется, я пьяная от красоты!
– Закрывай концерт, – сказал я.
– Но зрители еще хотят… – Наташа качнула головой, шляпа зацпилась за меня и слетела с ее головы. Держалась она, как выяснилось, на двух хвостиках. – Ты же в «Фазенде» сам говорил, что клиентам нужно идти навстречу.
– В «Фазенде» нам музыкальное сопровождение обеспечивает бездушный сэр магнитофон, – сказал я. – А тут у нас живые «ангелочки»!
– Блин, точно! – мечтательное выражение на лице Наташи сменилось решительным. Она вскочила и помахала Астароту шляпой.
И когда песня закончилась, одним прыжком оказалась рядом с ним и отобрала у него микрофон.
– На этом наш космический концерт окончен! – сказала она.
– Уоооо… – разочарованно заныла публика.
– И не надо мне тут давить на жалость, сама не хотела, – заявила Наташа и помахала шляпой. Хвостики на ее голове смешно торчали в разные стороны. – И, кстати да! Раз уж у меня в руках шляпа! Вам же понравилось?
Публика одобрительно загудела. На этом концерте никто не скакал перед сценой, разве что на медляках парочки выходили потанцевать. Все остальное время чинно сидели на своих местах. Но здесь в планетарии это было нормально. По-другому было никак, нужно же было еще и в «небо» смотреть.
– Тогда вы понимаете, что нужно делать… – Наташа выставила шляпу вперед. – И не надо на меня так смотреть! Это я не вам, дорогие зрители! Вам я по секрету скажу, что идея мне в голову только сейчас пришла. И я подумала, что нужно начать копить деньги на собственный космический корабль…
Народ начал подниматься со своих мест, все заговорили. Кто-то двинулся к Наташе, чтобы бросить в шляпу денег. Кто-то хотел пожать руку Астароту и остальным «ангелочкам». Все шумели, восхищались, сожалели, что так мало. Мол, мы бы и всю ночь вот так же сидели и слушали. Было слышно, как кто-то рассказывает, как он в этот планетарий приходил еще ребенком.
Звездное небо погасло, в зале включился свет.
После продолжительной темноты показался ослепительным, хотя на самом деле он довольно тусклый.
Ева повела первую партию зрителей к выходу.
Миша тут же бросился следом за ней, на ходу объясняя, что выходить нужно молча, тихонько отходить в сторону, а разговаривать уже потом. Гости смеялись, заверяли, что так и сделают. Но шуметь начинали, конечно же, прямо на крыльце.
Я посмотрел на часы и присвистнул. Ничего так себе, уже половина второго. Получается, что «ангелочки» с парой перерывов отработали почти три часа. Повторялись по просьбам, спели все свои каверы. Сколько-то времени еще отняла болтовня Наташи насчет астрологических прогнозов, которые она раздавала сегодня направо и налево в режиме бредогенератора.
Но все равно…
Уже полноценный концерт, даже чуть дольше затянулся, чем надо бы.
Я открыл свою сумку и извлек из нее термос. Протолкался к Астароту и Наде, которых со всех сторон окружила публика.
– Так, граждане, всех вас очень любим, но нашим звездам нужен отдых, так что… – я широко улыбнулся и развел руками. Вежливо оттирая зрителей в сторону выхода. Намекнул, типа.
– Да, мужики, давайте уже на выход! – поддержал меня Влад. – Кстати, есть предложение…
Слушать Влада дальше я не стал, отвел Астарота и Надю в сторонку и открутил крышку от термоса.
– Вы прямо зажгли у меня сегодня! – сказал я, наливая в крышку-чашку густой чай с молоком, корицей и медом. – Молчите! Вам еще послезавтра надо быть в голосе, так что пьем горяченькое!
– Чай с молоком? – скривила носик Надя. – Фу, я его не люблю!
– Не только с молоком, там еще и масло сливочное, – сказал я. – И любить его вообще необязательно. Давай, как лекарство! Только медленными глоточками…
– Блин, ну Вееелиал… – заныла Надя.
– Кому сказал, помалкивай! – я выдал Наде щелбан и сунул чашку в руки. Она показала мне язык, вздохнула, но горячее питье выпила.
– Теперь твоя очередь, – я снова наполнил чашку и протянул Астароту.
– Как мы отыграли? – спросил он.
– Молча пей! – рыкнул я. – Отлично отыграли. Даже в чем-то гениально. Уроки вам точно на пользу идут.
– Блин, мне эти распевки сначала такой фигней показались! – ухмыльнулся Астарот. – Даже перед соседями стыдно было, вою какую-то фигню!
Астарот закашлялся, и я выдал ему легонького леща.
– Молча! – прикрикнул я.
Астарот заткнулся и послушно выпил чай тоже.
– Тссс! – я приложил палец к губам. – Помолчите хотя бы минут пятнадцать, серьезно.
Надя открыла, было, рот. Но ничего не сказала, только вздохнула. Я поддался внезапному порыву и обнял их обоих.
– Отработали просто огненно! – сказал я. – Уровень уже какой-то другой, честное слово. Но вы реально сейчас помолчите лучше. Понимаю, что хочется чего-то наговорить, но ваши золотые голоса вам очень скоро понадобятся. Еще по кружечке?
– Все, мы всех выгнали, – радостно отрапортовала Ева. – Дверь заперта, Мише скормила полстандарта валерьянки. Думала, он в обморок упадет. Сейчас его там Света успокаивает.
– Истерика-таки случилась? – усмехнулся я.
– Почти, – фыркнула Ева. – Он там чуть орать не начал, когда люди на крыльце закурили. Еле оттащила.
Надя снова открыла рот, но я бдительно следил, так что своевременно закрыл ей его ладошкой.
– Последи, чтобы наши два соловья сидели молча и пили чай, – сказал я и вручил Еве термос. – Пойду выдам нашему научному сотруднику еще немного успокаивающего средства.
Мишу я нашел в обществе Светы, которая обнимала его за плечи и гладила по голове. И Наташи, которая сидела перед его стулом на полу и немигающим взглядом смотрела на него. Чем, кажется, ужасно его пугала.
– Мишаня, дай краба! – сказал я и потрепал Мишу по плечу. – Ты держался молодцом, я тобой горжусь! Светик, иди Еве помоги, чтобы наши певцы не начали трындеть раньше времени. Разрешаю их даже немного бить.
– Как скажешь, босс, – Света хихикнула, отпустила мишину голову и встала.
– Вееелиал, убеди его еще раз звезды включить, – сказала Наташа умоляющим тоном.
– Цыц, не пугай Мишаню, он у нас один такой, – сказал я и плюхнулся на стул рядом с научным сотрудником. – Ну что, ты как?
– Н-н-нормально, – ответил он, косясь на Наташу, которая так и сидела перед ним на полу, обняв свои острые коленки.
– Деньги, – сказал я. – Я пришел дать тебе денег. Ты готов?
– А я думал, что… – Миша поежился. Да уж, нервный он все-таки.
– Короче, вот держи, – сказал я. – Тут сумма, на которую мы с тобой договаривались. И вот еще чуть-чуть, чисто нервишки подлечить. Коньячка себе купи, что ли. Ну или цветов девушке. И давай, командуй, в чем тебе помочь надо. Порядок навести, по местам все расставить…
– Звезды еще раз включить… – в тон мне продолжила Наташа. – Блин, ну, Миша, это же нормально! Мы ведь только что устроили тут легендарный концерт! Тебе жалко что ли? О! Стоп!
Наташа сунула руку в шляпу.
– Мне же так много накидали, может тебе еще денег дать? – спросила она. – Ну, типа премия, и все такое. Только ты включишь звезды еще раз, ладно?
– Вы… вы серьезно сейчас? – Миша наконец решился посмотреть на Наташу прямо.
– А ты думал мы шуточки шутим? – Наташа дернулась ему навстречу и распахнула глаза еще шире. Тот отшатнулся, чуть об стену головой не ударился, но я успел подставить руку.
Наташа захихикала.
– Блин, Вееелиал, ну какой он смешной! – она посмотрела на меня. – Он что, думал, что мы его обманули? Типа, концерт устроили, а денег не дадим?
– Я… Извините… – Миша опустил голову и густо покраснел. – Когда все собрались, я как-то… Такие люди пришли, я даже не сразу поверил…
– Все позади, Мишаня, было приятно иметь с тобой дело, – сказал я и пожал ему руку. – Наташ, составь там ему гороскоп на паре-тройке случайных купюр.
– Пусть сначала звезды включит! – Наташа убрала руку со шляпой за спину.
– Давай-давай, не будь жопой, – засмеялся я.
– Я сейчас включу звезды, – сглотнув, сказал Миша. Скомкал купюры в руках и принялся запихивать их в карман брюк. Мне стало его немного жалко. У парня аж руки трясутся, натурально. Мимолетно захотелось как-то ему помочь что ли… Морально поддержать, там. Подбодрить.
Но я быстро отогнал от себя эту мысль.
Миша явно был из тех, по кому перемены в стране прокатились катком. Разом рухнули все цели в жизни, он явно планировал заниматься наукой, смотреть в телескоп, защищать кандидатские-докторские. Получать премии, ездить на конференции. Встретить старость в профессорской квартире с личным кабинетом и здоровенной библиотекой… А реальность – вот такая. Какая есть. Приходят какие-то патлатые придурки… Деньгами швыряются. Жизни радуются.
А как можно радоваться ТАКОЙ жизни?
– Вы какие-то другие, – сказал Миша уже даже почти нормальным тоном. – Простите еще раз, правда. Просто в прошлый раз тут такая история была… Ну… В общем, со мной договорилась одна женщина на какие-то занятия для своего кружка. А я… А потом, в общем, они пришли, оказались каким-то шизиками, пели тут какие-то псалмы. А потом я подхожу к той женщине, говорю, мол, а как насчет денег? А она мне… Она меня матом покрыла, еще и потом начала что-то насчет проклятья кармического говорить. Мол, я же тоже слушал, значит мне свет истины должен был открыться…
– Ну, за победу оптимизма над жизненным опытом, – поднял я воображаемый тост.
– Кстати, да, надо же выпить! – сказала Наташа и одним движением поднялась с пола в полный рост. Миша снова испуганно отшатнулся. Где-то я его даже понимаю. На неподготовленных людей Наташа может очень шокирующе действовать. – Миша, ты же с нами?
– Здесь нельзя… – проблеял Миша, потом посмотрел на меня, осторожно потрогал рукой карман, в который запихал деньги как попало. Вздохнул. – Ладно, чуть-чуть можно…
– И звезды включи! – Наташа ткнула пальцем в грудь Миши.
– И звезды тоже включу, – Миша кивнул и наконец-то по-нормальному улыбнулся.
Глава 2
– …скажите мне, вот это генератор? – перекрикивая шум, спросила Наташа. Чувак в рабочей робе что-то сказал неразборчиво.
– Вот! – Наташа повернулась к Паше и… черт, эта девушка из «школы» точно мне представлялась, но я благополучно выбросил ее имя из головы.
– И что нам теперь? – спросил Паша. – Придется его перекрикивать?
– Да! – Наташа сделала большие глаза. – Прикол ведущих новостей именно в том, что они могут работать из любой экстремальной ситуации. Валера, давай снимай!
– Мы же голос сорвем! – возразила девушка.
– Только если будете по-тупому орать! – Наташа всплеснула руками. – А для чего у вас курс по сценической речи? Думаете, в театре весь зал будет молчать, да? Вот нифига это не так! Зрители трындят, как стая какаду, шуршат фантиками и топают! А актеров все равно слышно. Понимаете, почему? Что нужно сделать, чтобы связки не сорвать? Ну? Как дышать?
– Животом… – неуверенно ответила девушка.
– Так дышите! – Наташа нависла над двумя студентами. Потом шагнула в сторону и снова махнула Валере. – Давай, снимай!
– Я так не могу, у меня голова кружится, – насупилась девушка.
Дорожные рабочие, наблюдавшие за этой сценой, захихикали. Паша отвернулся и что-то прошипел сквозь зубы.
– А будешь материться, я выкину тебя нафиг из школы, понял? – глаза Наташи сверлили Пашу так, что если бы она была волшебницей, то стопудово прожгли бы две круглых дырки.
«А она крутая, – подумал я, стоя в сторонке. – Ее-то как раз отлично слышно даже сквозь громкий шум дорожных работ».
Она сегодня позвонила мне в девять утра и призвала на помощь в качестве водителя. Судя по голосу, ее прямо с утра кто-то выбесил. И сейчас я как раз понял, кто и чем.
Они с утра записывали выпуск новостей в «Буревестнике». Но сначала Наташе показалось, что выбранные ведущие говорят недостаточно драйвово, а потом она еще и обнаружила, что они как-то неправильно говорят, не так, как их Гертруда учила. А потом она спросила у них, что такое генератор…
В общем, она вызвала меня вместе с машиной. И мы помчали искать дорожные работы. С оглушительно ревущим генератором, разумеется. И пофиг ей было, что эта орущая штука на самом деле компрессор. Очень уж ей хотелось проучить нерадивых студентов. Ну и заставить их применять знания на практике наконец-то.
Паша и девушка, имени которой я не помнил, склонили головы друг к другу и зашептались. Наташа стояла рядом со мной и смотрела на них, скрестив руки на груди. Валера с камерой выжидающе смотрел на Наташу.
– И что, ты правда их выгонишь? – спросил я.
– Да, – уверенно кивнула Наташа. – Или они выкинут из башки эти свои дурацкие идеи, что у нас можно пинать балду, как в настоящем институте.
– Или пойдут нафиг? – усмехнулся я.
– Вот именно, – Наташа приподняла бровь.
Говорила она громко. Парочке ведущих было отлично слышно.
– Наташ, – извиняющимся тоном сказал Паша. – Давай мы попробуем, ладно?
– Без попробуем, – отрезала Наташа. – Валера, снимай! У вас две попытки, понял меня?
– Еще секунду! – Паша поднял руку, как ученик. Отвернулся от камеры, встряхнулся, несколько раз подпрыгнул. Потом повернулся к камере и улыбнулся во все тридцать два зуба. Махнул рукой.
Валера уткнулся в видоискатель.
– На связи ТВ «Генератор»! – перекрикивая шум, произнес Паша. – Я Павел, а это Настя. Мы ведущие новостей! И третий в кадре – настоящий генератор!
Тут рабочий взялся за отбойный молоток, и грохот стал совсем уж нестерпимым.
Настя умоляюще посмотрела на Наташу. Та невозмутимо показала обеими руками себе на живот. Настя сделала глубокий вдох.
– Сегодня мы хотим вам рассказать про правильные планы на первомайские праздники…
«Надо тоже сходить на эти их занятия, – в очередной раз подумал я. – Может тоже научусь этому магическому дыханию. Чтобы как Наташа – перекрикивать толпу, а голос не срывать…»
Усмехнулся.
Вряд ли, конечно, я туда пойду. Как показывают мои занятия гитарой с Гришей, новое я усваиваю вовсе не на уровне фактического подростка Вовы-Велиала. А на своем настоящем. В смысле – учусь довольно медленно и со скрипом. В пальцах более или менее перестал путаться, и то хорошо. Так что добавлять к своему образу жизни еще одну дисциплину может оказаться такой себе идеей.
– А они молодцы, – крикнул я Наташе на ухо. – Вроде справились же, да?
Наташа смотрела на парочку, склонив голову. Улыбалась чуть скептически, но уже вполне искренне.
– Все! – она тряхнула волосами. – У меня от этой штуки уже голова болит. И я сейчас бы сожрала кусок торта. Или огромное какое-нибудь пирожное. Велиал, отвези меня немедленно в какую-нибудь кондитерскую.
– Эй, а мы? – возмущенно спросил Паша.
– А вы сядете на трамвай и доедете до «Буревестника» самостоятельно, – заявила Наташа. – Хотя нет. Валеру мы заберем и довезем до училища. Ему нужно быстро все смонтировать, это сегодняшний выпуск.
– А можно мы уже домой? – спросила Настя, держась за шею.
– Нет! – отрезала Наташа. – У вас сегодня еще актерское мастерство! Так что вперед и с песней!
******
– Знаешь, зачем я замуж хочу выйти? – внезапно спросила Наташа, перемешивая крем с бисквитом в однородную бело-розовую кашицу.
– Зачем? – спросил я. Мне на самом деле было интересно. Ну, то есть, химию между ней и дядей Вовой действительно было видно невооруженным глазом. Но свадьба?
– Хочу свалить из дома, – сказала Наташа. Неожиданно нормальным тоном с нотками горечи. Без кривляний, переигрываний и экзальтации. Губы ее дрогнули в едва заметной улыбке. – Я уже пыталась просто уйти в общагу. Но фигня получается. А так – выскочу замуж, через полгода разведусь. И буду не дурында без диплома, а разведенка. И пофиг уже будет… Фигню говорю, да?
– Сожрали мозг? – понимающе покивал я.
– Чайной ложкой, – вздохнула Наташа. – Я бешусь и на этих придурках срываюсь. Будто от матери климаксом заразилась. Нет, правда, а вдруг он заразный? Как грипп. И на самом деле, чтобы его не подхватить, нужно из дома сваливать до восемнадцати. А дальше общаться только через маску. Или лучше…
Нет, это все еще была прежняя Наташа. Никакие личные переживания были не в состоянии отключить или хотя бы замедлить этот креативный бредогенератор.
– И прикинь, они ведь еще не знают, что я академ взяла! – Наташа принялась собирать бывшее пирожное в горку. – Думают, что я все еще в институт хожу… О! Книжку читала в детстве! Там рядом с городом приземлился летающий торт. И местные жители его пожирали, прямо вгрызаясь в крем и бисквит! Прямо загребали руками и запихивали в рот. А кто-то ногой попал в сироп. Честно, даже не помню, что за книжка. Но почему-то всегда представляла, как я выгрызаю туннель в торте. Блин, ложка маленькая! Велиал, а можешь у них попросить столовую ложку?
– Конечно, моя королева, – усмехнулся я, встал и пошел к прилавку раздачи.
Когда я вернулся к столику со столовой ложкой, которую удивленная тетенька с раздачи мне после недолгих убеждений, конечно же выдала. Но смотреть в нашу сторону стала еще более странно. В общем, когда я принес ложку, Наташа уже соорудила из кремово-бисквитной массы относительно ровную пирамиду и придирчиво ее разглядывала.
– Велиал, а если я еще одно пирожное закажу, мы успеем вернуться к двум часам? – Наташа посмотрела на меня.
– Заказать – успеешь, – я протянул ей ложку. – А вот насчет съесть – не уверен. Ты одно уже минут сорок ешь.
– Да, точно, – задумчиво сказала Наташа и примерилась зачерпнуть большой ложкой бывшее пирожное. – Блин, не хочу, вот что! Я просто переживаю, что мы нормального фазендейро не найдем, вот и творю всякую дичь.
– Лучше подумай про то, что сегодня первый эфир «Генератора», – напомнил я.
– Велиал, вот скажи, мы придурки, а? – Наташа посмотрела на меня. – Зачем мы все волнующие события в одну кучу запихали?
– Эфир от нас мало зависел, – я пожал плечами.
– Эх, я на сегодняшнее собеседование даже карты раскладывать боюсь, – вздохнула Наташа. – Знаешь что? Поехали в «Буревестник». Ну его, этот летающий торт…
******
– А если никто не придет? – спросил Бегемот, сцапав с тарелки последний эклер. Из всех «ангелочков» он за «Фазенду» болел больше всех. И примчался в «Буревестник» чуть ли не к полудню. Сидел в кинозале, смотрел на занятия школы актеров рекламы.
– Тебя Астарот покусал? – усмехнулся я.
– В смысле? – нахмурился Бегемот, сосредоточенно пережевывая пирожное.
– Да он тоже как-то что-то такое говорил, – я пожал плечами.
– Да я просто подумал… – Бегемот попытался вытереть рот от крема, но получилось только размазать его усами над верхней губой. – В общем, там такая статья про нашу работу требовательная вышла. Я бы, например, не решился.
– Значит у тебя проблемы с самооценкой! – заявила Наташа. – И с едой еще. Мы привезли десять эклеров, а ты сожрал шесть. Или даже семь?
– Так это не у меня проблемы, а у вас! – заржал Бегемот. – Кто медленно думает, тот баклан!
– Баклан, значит… – глаза Наташи угрожающе прищурились.
Дверь кабинета распахнулась, на пороге стояла Света с большой картонной коробкой.
– Между прочим, там Наталья Ильинична скоро ругаться начнет, – сказала она. – Там один ваш кандидат в фойе закурил.
– В смысле? – Наташа взвилась с места. – Они уже пришли что ли? Так еще половина второго!
– Ну, может не все, – Света пожала плечами. – Но человек десять там уже трется.
– Десять? – мы с Наташей переглянулись. – Вот видишь, Дюша, а ты боялся, что не придет никто.
– Тогда пойдемте уже, чего они ждут? – Бегемот тоже вскочил.
Наташа сделала большой шаг к двери, потом резко остановилась и преградила всем дорогу.
– Вот уж нет! – сказала она и вздернула подбородок. – Если Наталья Ильинична кого-то из них выгонит, значит этот кто-то – мямля и неудачник. А нам такие нафиг не нужны. И у нас назначено на два часа. Еще двадцать пять минут.
– Но мы же все равно ничем не заняты! – попытался возразить Бегемот.
– Просто кто-то сожрал все наши планы, – Наташа показала Бегемоту язык. – Так что будем страдать. Кстати, я знаю одно упражнение, в учебнике по практической магии прочитала. Оно на концентрацию внимания. Нужно смотреть на часы и следить за минутной стрелкой. Если правильно сконцентрироваться, то начнешь видеть, как она двигается.
– А на следующем уровне можно начать следить за часовой, – подхватил я. – Наташ, где ты взяла учебник по практической магии?
– Купила на книжной барахолке, – Наташа дернула плечом. – Хотя на учебник это не тянет, скорее на методичку…
– И это серьезные люди, – скептически закатила глаза Света. – На работу принимают…
– А что не так? – я пожал плечами. – Мы же не секретаря в британское посольство подбираем. Что это у тебя, кстати?
– Звезды, не поверишь, – хихикнула Света. – Ирка решила, что ей для хитпарада нужен задник со звездами. А мы когда-то в школе еще на уроках труда клеили объемные, вот я и предложила…
– Обожаю нашу работу! – Наташа раскинула руки в стороны и засмеялась. – Вот скажите мне, ну почему? Почему мне все твердят, что я должна найти после института нормальную работу? Нормальную – это какую вообще?!
Конечно же, никаких наблюдений за минутной стрелкой мы не стали, а немедленно увлеклись спором на тему «что такое нормальная работа». Накидали десяток скучных вариантов, поржали, а когда посмотрели на часы, выяснилось, что уже начало третьего. Так что мы сорвались со своих мест и с грохотом скатились на первый этаж по лестнице.
– Всем молчать! – громко заявила Наташа, оглядев народ в фойе. – Кто первый скажет, что у нас ненормальная работа, тот может сразу уходить!
Кандидаты, сбившиеся в несколько кучек по два-три человека, ошарашенно замолчали.
– Добрый день, – я вежливо улыбнулся. – Честно говоря, мы такого ажиотажа не ожидали, но… Погодите, Сергей?
Троица «реднеков» из наших завсегдатаев радостно помахала нам с Наташей руками.
– Вы тоже работу ищете? – спросил я.
– Не-не! – запротестовали «реднеки». – Мы пришли посмотреть, кого вы найдете.
– Ну и проконтролировать, чтобы кого попало не взяли! – важно добавил, собственно, Серега.
– Мы же, так сказать, за «Фазенду» душой болеем, – высказался третий.
– Приемлемо, – усмехнулся я. – Короче, граждане кандидаты! Мы честно думали, что вас будет двое или трое. И мы просто устроим собеседования по очереди. Но вас… эээ… семнадцать. Так что пойдемте-ка в зал все вместе. И там что-нибудь придумаем.
– Это вы что нам тут, хотите какой-то конкурс устроить? – склочным тоном спросила полноватая тетка среднего возраста в трикотажном костюме, который был ей слегка маловат. Обесцвеченные волосы взбиты в высокую прическу, макияж такой… Гм… Я бы сказал, молодежный, но дамочка в нем выглядела скорее старше своих лет.
– А вас что-то смущает в слове «конкурс»? – подчеркнуто вежливо произнесла Наташа.
– Девушка, у меня вообще-то два высших образования, – с гонором заявила дамочка. – И опыт работы в культурно-развлекательных учреждениях. И я должна с кем-то соревноваться за место в этом вашем… подвале?!
– Вы знаете… простите, как вас зовут? – Наташа приблизилась к женщине вплотную и доверительно заглянула ей в лицо. Сверху вниз, Наташа была выше высокообразованной кандидатки почти на голову.
– Инна Павловна, – отозвалась та, слегка опешив.
– Инна Павловна… – пропела Наташа. – Красивое имя, я бы тоже такое хотела… Так вот, о чем я? А! В общем, я была маленькой. И как-то мне попала в руки скучная взрослая газета. Читала я тогда плохо, так что выбирала тексты покороче. И там было объявление про конкурс на замещение вакантной должности бухгалтера. Я прочитала это, и так обрадовалась, представляете?! Я же думала, что взрослая жизнь скучная, а тут, бах – и конкурс! И я долгое время была уверена, что чтобы стать бухгалтером или, там, в отдел кадров устроиться, нужно сначала выиграть в конкурсе. Что-то вроде «веселых стартов». Пирамиды из кубиков собирать, яйцо в ложке носить… По шведской стенке быстрее всех залезть…
Среди кандидатов началось хихиканье и шепотки. «Реднеки» так вообще заржали.
А вот Инна Павловна хмурилась и пыталась отодвинуться от Наташи подальше. Но та не отставала.
– Инна Павловна, вы нам не подходите, – сладким голосом сказала Наташа. – Вас проводить до выхода?
– Что? – опешила дамочка и посмотрела на меня, как будто ища поддержки.
Я кивнул.
– Да, Инна Павловна, – сказал я. – Будет лучше, если вы не будете занимать ни наше, ни свое время.
– Да вы… Да я… – шея дамочки покрылась красными пятнами. Не то от злости, не то от стыда, что ей отказали вот прямо при всех. И ее дипломы и опыт работы никак нас не впечатлил.
– А все остальные – за мной, – Наташа двинулась к залу. Потом оглянулась через плечо. – Кстати, да! Если что, у нас как раз будет конкурс типа «веселых стартов». И если кого-то еще такой подход смущает, можете проводить Инну Павловну до двери. Или даже на свидание сходить, вместе веселее.
Народ потянулся следом за Наташей. А я шел за ними и оглядывал, что за публика отозвалась на наше объявление-статью. В большинстве своем это были люди за тридцать, наших ровесников была всего парочка, и они пришли вместе – парень и девушка. Был дедок с чехлом не то баяна, не то аккордеона. Мужиков, кстати, в целом было больше. Только они были довольно безликие, никакие. Часть в скучных костюмах, другая часть одета более неформально – в джинсы и турецкие свитера. Сходу взгляд не зацепился толком ни за кого. Разве что яркая барышня лет двадцати семи в блузке с глубоченным декольте привлекала внимание. Но тут дело было явно не в перспективности ее как кандидата…
– А что вы садитесь-то? – Наташа остановилась у края сцены. – Это мы будем сидеть и на вас смотреть, а вам вон туда, на сцену!
Глава 3
Я запрыгнул на сцену и вклинился между нашими слегка ошалевшими кандидатами. Никто из них не ушел следом за взбешенной таким приемом Инной Павловной. Но, сдается мне, тут дело было вовсе не в их решительном настрое на “успешный успех”. Просто напор Наташи оказался неожиданным. И они двигались совершенно механически, как бандерлоги перед Каа. И надо было эту ситуацию как-то… гм… разрядить.
– Минутку внимания, – сказал я, ободряюще улыбаясь. Ну, во всяком случае, я старался выглядеть ободряюще. – Вам может показаться, что мы с Наташей решили тут устроить что-то унизительное. Чтобы посмеяться над вами. Но это не совсем так. Видите ли, “Фазенда” – это наше любимое детище. И нам нужен кто-то такой же сумасшедший, как и мы сами, чтобы оно осталось именно таким, каким мы его любим. Мы понимаем, что вы взрослые и серьезные люди. Если есть вопросы, спрашивайте сразу. И если мы вас пугаем, можете сразу уйти. Чтобы не тратить время.
Повисло напряженное молчание. Наташа хотела что-то сказать, но я поднял руку, и она замерла.
– Черте что тут устроили… – буркнул один из безликих дядечек. – Не хватало еще из-за мартышкиной должности тут прыгать…
И он направился к боковой лестнице со сцены. Хотел гордо уйти, но в самом низу споткнулся и нелепо замахал руками. Но хоть не упал.
Шаги его звучали громко, как выстрелы.
– Как-то еще более нервно получилось, да? – усмехнулся я. – Если кто-то еще хочет уйти, не стесняйтесь. Ну и вы же видели, что в спину мы не стреляем.
– И даже гнилые помидоры с собой не принесли сегодня, – ехидно добавила Наташа.
И тут атмосфера как-то разрядилась. Оставшиеся кандидаты расслабились, кто-то даже захихикал.
– Я серьезно насчет уйти прямо сейчас, – сказал я. – Всех вас мы точно не возьмем.
– А гарантированная зарплата есть? – спросила женщина в брючном костюме и с куцым хвостиком.
– Нет-нет, Велиал, не затыкай меня! – Наташа замахала руками еще до того, как я успел открыть рот. Она в упор посмотрела на эту женщину. Потом обвела взглядом всех остальных. – Вас как зовут?
– Дарья, – ответила женщина.
– Дарья, хотите честно? – Наташа забралась на край сцены, села, свесив ноги вниз, и посмотрела на наших кандидатов долгим взглядом. – Я хотела вам сейчас сказать то же, что и той предыдущей дамочке. Забыла уже, как ее зовут. Ну, типа, досвидули, вы нам не подходите. Но Велиал все правильно сказал. Я даже немного устыдилась. Вы же не виноваты. Вы же все сюда пришли, потому что хотите жить лучше. Больше денег, и все такое. И нормально, что вы этим интересуетесь. Да, Велиал, я же правильно говорю?
– Все верно, – кивнул я, цепко следя за лицами наших кандидатов. Кажется, я пытался вычислить по каким-то неведомым признакам того единственного или единственную, кто нам нужен. Но взгляд все еще ни за кого не цеплялся. Все они воспринимались этакой аморфной серой массой.
– Га-ран-ти-ро-ван-ная… – медленно проговорила Наташа. – Нет, гарантированной зарплаты у нас нет. Если “Фазенда” не будет работать или будет работать плохо, вы ничего не получите. Такие дела. Но верно и обратное – будет работать хорошо, то получите больше.
Наташа изогнулась какой-то немыслимой буквой “зю” и посмотрела на меня, запрокинув голову.
– Можно уже начинать наши “веселые старты”, да? – спросила она. – А то еще пара унылых вопросов, и я начну сердиться.
– Валяй, – я махнул рукой. – Так, граждане! На всякий случай, я остаюсь с вами на сцене. И буду делать все то, что требует Наташа. В качестве моральной поддержки, ясненько?
Честно говоря, я надеялся, что на нашей предварительной беседе отсеется больше людей. Но ушло трое. И пока мы там болтали, пришло еще несколько. В общем, к началу “веселых стартов” на сцене оказалось двадцать человек. Если не считать меня.
И самое обломное, что эти все люди реально не сбегали потому что тупо боялись самостоятельно принять такое решение.
Сначала Наташа попросила каждого представиться и рассказать о себе. Но где-то на третьем кандидате ей это надоело, она заявила, что поторопилась. Мол, имена – это скучно и долго, а главное – незачем пока.
– Делитесь на две команды, – сказала она и выразительно посмотрела на наручные часы. – У вас минута. Кто через минуту будет болтаться посередине сцены, тот сразу уволен. Велиал, отойди в сторону и не помогай им, это задание не для тебя!
– А как…? – подал голос один из кандидатов.
– Сорок секунд, – сказала Наташа, не поднимая взгляд от своего запястья.
На сцене моментально возникла толчея и гвалт. Я сделал шаг в сторону.
– Да ты куда прешь?
– Я первый в эту сторону!
– Так, давайте-давайте вот сюда! Мы одна команда!
– Эй, а кто это тебя главным выбрал!
– Ой, а можно мне сюда тоже?
Наташа подняла руку вверх, растопырив пальцы в стороны. И стала сгибать их по одному.
– Стоп! – громко сказала она. – Вот вы пятеро – свободны. Кто будет спорить, тому Велиал даст в лоб.
Пятеро первых выбывших поплелись к лестнице. И потом дальше к выходу. Потом один остановился.
– А можно мы посмотрим, что дальше будет?
– Да, можно остаться? – поддержал его второй. Похоже, эти двое друзья, вместе пришли.
– Нет! Нет! Пусть уходят! – зашумели оставшиеся кандидаты.
– Можно, – кивнула Наташа. – Наш человек не боится зрителей. Кто громче всех кричал, что нельзя, когда его не спрашивали?
“Как же она хороша!” – в очередной раз с восхищением подумал я. С каким-то дьявольским чутьем она угадывала настроения аудитории, вычисляла слабые места… Да блин, она, кажется, даже температуру в зале могла контролировать! Ну вот реально, эти взрослые люди видели ее впервые в жизни. Раз они пришли сюда, значит какой-то опыт работы у них был. Возможно даже руководящей. И вот они скачут по сцене по наташиной указке. И готовы сквозь землю провалиться под ее гневным взглядом.
“Отбракованные” вернулись от двери обратно в зал и сели на кресла. Та парочка приятелей устроилась рядом с троицей “реднеков”. Натурально, блин, все вернулись, никто не ушел!
Действо на сцене и рядом с ней довольно быстро захватило вообще всех, включая Наталью Ильиничну, парней и девчонок из “Африки”, “реднеков” и даже Стаса, завернувшего к нам на шум. Так-то он шел на выход, просто не смог пройти мимо. Наташа тоже увлеклась, что, кажется, даже забыла, зачем вообще это все устроила. По началу она обещала выгнать одну из команд, но потом решила, что надо снова всех перетасовать и поделить на четыре. Я честно, как и обещал, участвовал во всем этом движе – прыгал, пел хором, танцевал туземные танцы и замирал по команде “Замри!”
Мужики избавились от пиджаков, глаза всех участников заблестели азартом, девица с декольте хохотала, как гиена. Женщина с хвостиком, Дарья, кажется, оказалась весьма недурной декламаторшей и сразила всех матерными частушками речтативом.
– Вы такие все милые, оказывается, – сложив руки на груди, сказала Наташа. – Теперь вы мне все нравитесь, жалко, что нам нужен только один из вас. Или одна… Что же мне делать?
– А давайте голосование устроим? – предложил один из “реднеков”. – Ну а чо? Мы так-то заинтересованные люди!
Все нервно засмеялись.
– А давайте! – энергично кивнула Наташа. – Эх, жалко, что я шляпу звездочета уже в институт отнесла… Но мы и без нее справимся. Короче, правила голосования такие! Сейчас все, кто есть в этом зале возьмут по бумажке… Блин! Ребята из “Африки”, у вас же есть бумажки?
– У меня тетрадка есть с собой, сейчас! – раздался из зала голос девушки.
– Супер… – Наташа подняла взгляд к потолку. – Сейчас каждый напишет на бумажке имя того кандидата, который подходит…
– Но мы же так и не представлялись, как писать-то? – спросил один из мужиков, лысоватый, в фиолетовой рубашке, выбившейся из штанов.
– Можно без имени, – сказала Наташа, не меняя тона. – Просто напишите “лысый смешной дядька”.
Снова смех. Один из сокомандников ткнул лысого локтем в бок.
– И когда вы все проголосуете, мы подсчитаем, кто у нас прошел, – сказала Наташа.
– А если несколько человек наберет равное количество голосов? – спросила Дарья.
– Тогда… – Наташа сделала паузу. – Тогда еще что-нибудь придумаем. Ну, там, спички потянем или монетку бросим.
*****
– И никто не возмущался? – спросила Ева, когда я закончил свой рассказ о нашем “конкурсе на замещение вакантной должности”.
– Конечно, возмущались, – усмехнулся я. – Такой ор поднялся.
– И как думаешь, она справится? – спросила Ева.
– Дарья-то? – хмыкнул я. – Не знаю. Там, в общем, было реально сложно кого-то выделить. А эта Дарья на самом деле довольно забавная. Она работала воспитателем детского сада, с Нового года уволилась, ушла на рынок торговать. А потом объявление наше прочитала и пошла, считай что, от безнадежности. А еще было здорово, что наши эти кандидаты после всего сбились в кучку и вместе куда-то пошли. Не все, но человек десять точно.
– Устроили им клуб знакомств, – захихикала Ева.
– Может, договорятся и частную фирму откроют, – я засмеялся. – Они нам еще и контакты свои оставили. На тот случай, если у нас будет еще какой-то конкурс.
– Смешные такие, – хмыкнула Ева. – Даже странно. Вроде бы, вы балаган какой-то устроили, а им понравилось.
– Так это был адекватный балаган, – сказал я. – Дарье потом в этом жить придется. И работать. И еще, желательно, зарабатывать.
– Мне теперь даже жалко, что я этого всего не видела, – вздохнула Ева.
– Даже сам не ожидал, что так весело все получится, – сказал я. – О, начинается!
Рабочие версии эфира нашего ТВ “Генератор” я уже видел, но с какого-то момента Ирина вдруг стала мнительной и решила, что никому ничего не покажет до самого старта. Мол, посмотрите в телевизоре. Она же отвергла идею о том, что нам нужно собраться всем вместе и устроить банкет в честь первого эфира. Совместно с просмотром. Заявила, что ничего такого не будет. И запретила нам собираться где-то отдельно. “Я хочу, чтобы вы все остались дома и посмотрели все по телевизору. Вот как вы обычно телек смотрите. А уже потом банкет и все такое. Но сначала мне нужна нормальная обратная связь!”
Заставка была новой. Если бы дело происходило в моем прошлом-будущем, я бы сказал, что вдохновлялись они мультиками Тима Бертона. Там были три глазастые обезьянки, очень небрежно так нарисованные, а по центру стоял ящик с ручкой. Сначала одна обезьянка в него постучалась, потом вторая засунула руку в дырку сверху и застряла. А потом третья покрутила ручку, вторая обезьянка откатилась в сторону, а из дырки в пузырях вылетели буквы и составились в два слова “Телеканал Генератор”.
Это было… довольно стильно. Странновато, кое-где прихрамывало качество видео и звука, но у программы, которую собрала Ирина, определенно был стиль. Этакий артхаус с безумными нотками. Эти три обезьянки присутствовали так или иначе в заставке каждой передачи. Но мультик был только на старте. В остальных заставках они либо сидели на буквах, либо таращились удивленно, либо прятались и выглядывали из-за букв.
Сама Ирина на экране ни разу не появилась. У нее была идея начать вещание со своего обращения к зрителям, но она почему-то от этого отказалась. Надо будет спросить, почему.
Хотя, в общем-то, все было понятно. Не вписалось обращение в общий стиль программы.
– Ой, мамочки… – прошептала Ева, когда очередь дошла до интервью с ее отцом. Монтаж ее был не тем, который я видел. Интервью было нарезано на рваные куски с перебивками в стиле немого кино. И этими самыми обезьянками опять. Монтаж получился неидеальным, но идея была понятна. Камера замирала на Наташе, которая в очередной раз принимала какую-то странную позу или делала широкий жест, дальше кадр сменялся на рисованную обезьянку в той же позе. И рядом с обезьянкой появлялся вопрос, который она задала.
– Получается, они этих обезьянок с Наташи нарисовали? – хихикнула Ева.
– Не исключено, – согласился я.
– А она об этом знает? – спросила Ева.
– Не факт, – я покачал головой. – Думаешь, обидится?
– Твоя Наташа меня пугает, – Ева прижалась ко мне и положила голову на плечо. – А еще мне теперь страшно в универ идти…
– Ты же говорила, что однокурсники никогда твоего отца не видели, – я обнял девушку за талию.
– Они не видели, – сказала Ева. – Но земля круглая. Мои одноклассники видели. Некоторые из них тоже учатся в универе, только на других факультетах. Такие вещи быстро разносятся, ты же знаешь.
– Факт, быстро, – согласился я.
– Вот ты меня вообще сейчас не успокоил! – со смехом сказала Ева и ткнула меня кулаком в бок.
– А я и не пытался, – подмигнул я.
– Почему? – спросила Ева. – Я же правда боюсь…
– Потому что я за тебя не переживаю ни капельки, – честно сказал я. – Ну вот давай представим себе, как могут максимально плохо развиваться события. Допустим, в универе прямо завтра все все узнали.
– Завтра первое мая, выходной, – сказала Ева.
– Окей, третьего мая, – кивнул я. – Ты приходишь третьего мая на пары, а там тебя уже ждут твои однокурсники. С бочкой дегтя и мешком перьев! И табличкой позора: “Ее папа снимает порррррно!”
– Вот блин! – Ева сначала надула губы, потом фыркнула и засмеялась. – Какой еще деготь, откуда они его возьмут?
– Ну это я просто Тома Сойера вспомнил, – сказал я.
– Гекльберри Финна тогда уж, – поправила меня Ева. – Это там мазали дегтем и в перьях валяли.
– Точно! – согласился я. – Но будет ведь не так, верно?
– Не так, – покачала головой Ева. – Будут шушукаться. Пальцем показывать. Удалова может высказать прямо, что-нибудь… Она в школе была комсоргом, кажется. До сих пор не отвыкла.
– Страшно? – спросил я.
– Да ну тебя… – Ева засмеялась и отвернулась. Но потом замолчала. – На самом деле, вообще вряд ли будет что-то плохое. Скорее просто задолбают вопросами дурацкими.
– Это точно, – сказал я. – Возьми у Наташи мастер-класс по дурацким ответам.
Мы снова замолчали. Программа шла дальше, и это было интересно. Я подумал, что надо было, наверное, напроситься в гости к родителям на этот вечер. Все-таки наша с Евой реакция была понятна. Ведь все эти передачи рождались на наших глазах и при нашем участии. А вот посмотреть, как левые люди реагируют на подобное творчество, на самом деле хотелось. Я пытался сначала как-то мысленно анализировать, высказывал внутри своей головы мнение о том, что программы получились чересчур непохожие ни на что. Это было похоже на журнал “Птюч”. В каком-то смысле. А он ведь тоже родом из девяностых. Только, кажется, еще пока не начал выходить. А мне он попадался в моем прошлом-будущем. Один приятель хранил подшивку этого сюрреального издания, у него и листал. Так что может как раз вот этот рваный хаос в немного темных тонах – это и есть то, что сейчас нужно. Сейчас, в девяностые, много кто жалуется, что реальность похожа на какой-то абсурдный сон, который все никак не хочет заканчиваться. А иринин телеканал что-то похожее как раз с экрана и транслировал…
И мартышки эти еще бертоновские…
– Надо будет пораньше завтра проснуться, – сказала Ева задумчиво.
– Зачем? – спросил я. – Концерт начинается с четырех.
– Никак не могу привыкнуть, что демонстрации теперь нет, – сказала Ева. – Мне в детстве нравилось. В прошлом году была, а в этом…
– Какой-то движ явно будет, – сказал я. – Хочешь сходить?
– Это будет совсем не то, – скривилась Ева. – Какой-то митинг. Мне именно ходить нравилось. Чтобы машины украшенные, все такое. Так что план проснуться пораньше отменяется. Будем дрыхнуть до полудня. А в конце программы будет кино, как на ТВ “Кинева”?
Глава 4
– Снег? Серьезно?! – Астарот зло сплюнул. – Да что за невезуха вообще…
– Да ладно, может еще закончится, – неуверенно сказал Бельфегор.
Погода, как у нас частенько бывает, выдала ночью адский кульбит. Еще вчера стояла практически жара, почки на деревьях проклюнулись зелеными листиками, трава поперла из-под ковра прошлогодних прелых листьев. Казалось, что все, зима теперь уже точно закончилась, впереди одно сплошное лето… Но рассвет пришел мутный и серый, а к десяти утра небо налилось свинцом, и полетел снег. Крупными новогодними хлопьями. Пока что на сухом асфальте эти хлопья таяли, превращаясь в мокрые кляксы. Но как там дальше пойдет – хрен знает. Может и сугробов навалить, бывали такие случаи.
– Ну мы же не на шашлыки едем… – философски заметил Макс.
– Обидно, что мы в первый раз выступаем на общегородской сцене, а народу мало будет из-за этого дурацкого снега, – угрюмо сказал Астарот.
– Или наоборот, – пожал плечами Макс. – Народ увидит снег, не поедет на природу и повалит в центр. Там хотя бы есть, где в тепло спрятаться.
– Какой смысл гадать? – сказал я. – Грузимся и поехали.
– Кто идет пешком? – азартно спросил Бегемот. – Самый молодой или самый рыжий?
– Нет уж, сегодня я в машине! – заявила Надя. – У меня юбка короткая, не хватало еще отморозить себе что-нибудь!
«Ангелочки» лениво поспорили насчет мест в машине, раскидали выигрыш на «камень-ножницы-бумага», и Бегемот с Максом вздохнули и поплелись к воротам. Остальные радостно загрузились, и я вырулил с территории завода.
– Вроде должно быть как-то волнительно, да ведь? – нарушила короткое молчание Надя. – Я помню, что перед концертом на масленицу у меня прямо мандраж был. А сейчас – ничего вообще. Астарот, а у тебя как?
– Та же фигня, – кивнул Астарот. – Мозгом вроде понимаю, что достижение огромное, но это себе приходится повторять, чтобы не забыть. Будто вообще не выступать едем, а так… На шашлыки.
– На шашлыки… – эхом повторил Бельфегор. – Блин, а может правда на шашлыки сгоняем? На День Победы, а?
– Шашлыки в сугробах жарить будем? – криво ухмыльнулся Астарот.
– Да растает еще, – не очень уверенно возразил Бельфегор.
Снег становился все гуще, уже настоящая такая метель. На асфальте он все еще таял, а вот на зазеленевших газонах появились белые пухлые лоскуты.
– Шашлыки можно и просто в шашлычной поесть, – сказала Надя.
– Это не тоооо… – протянул Бельфегор. – Велиал, помнишь, как мы в детстве ездили? На первое или на девятое мая, в Затон?
– Ага, – кивнул я. Не помнил, конечно, но поездка на шашлыки на первые майские – это был обычный такое ритуал. А наши с Бельфегором семьи, похоже, довольно давно дружили. Да и сейчас мамы общаются.
Астарот, Бельфегор, Кирилл и Надя принялись вспоминать разные «шашлычные» истории, кто-то про дачу у друзей, кто-то про тайные рецепты маринадов. Забавно. Реально же, мы едем на очень статусное мероприятие, про которое несколько месяцев назад даже и помыслить не могли. И болтаем по дороге в машине про жареное на углях мясо.
Наверное, это даже что-то закономерное происходит. Мы с «ангелочками» двинули к успеху по своему плану, а тут нам, как снег на голову, упало это вот выступление. Даже пока не просчитывал по-нормальному его выхлоп. И как его грамотно использовать.
– Велиал, а ты же камеру взял? – вдруг спохватился Астарот.
– Конечно, – усмехнулся я. – Куда же я без камеры-то?
– У меня просто мама сегодня на дежурстве, а она очень хотела посмотреть наше выступление, – Астарот сказал это с таким простодушно-победным видом, что стало понятно, что он ждет какой-то определенной реакции.
– Твоя мама?! – воскликнул Бельфегор и даже подался вперед и влез между передними сидениями. – Она хотела посмотреть? Да она же все нам все время говорила, что мы фигней страдаем!
– Она так и считала, – хмыкнул Астарот. – Пока по радио нашу песню не услышала. Прикинь, позвонила мне, такая. И не наорать, как обычно, а участливо так расспрашивала, что да как.
– У меня такое впечатление, что это радио нам просто… ну… жизнь поменяло, что ли, – сказал Кирилл.
– Ага, никогда не думала даже, что это вот прямо так важно, – сказала Надя. – У меня отец тоже слышал. Спросил, в этой ли группе я пою. Ничего не сказал потом, кивнул. Но для него это уже дофига! Можно считать, что поздравительный торт купил.
– Блин, я все время забываю, что ты еще в школе учишься! – воскликнул Бельфегор. – А на гастроли тебя папа как вообще отпускает?
Надя многозначительно закатила глаза и слегка пожала плечами. Мол, а что, может быть как-то по-другому вообще?
А я подумал, что здесь, в девяностых, дети вообще как-то раньше взрослеют. Не сказать, правда, что от хорошей жизни. Скорее уж, по необходимости. По родителям эпоха перемен ударила куда сильнее. Это в глазах взрослых я здесь видел беспомощность выброшенных на берег рыб. А подросткам было нормально. Рухнула страна, и под ее обломками оказались погребены родительские планы на их жизнь и светлое будущее? Да и ладно, не очень-то и хотелось… Реальность встала на уши, хорошо и плохо поменялись местами? Пофиг. Мы меняемся, и мир меняется.
Мои однокашники частенько сетовали, что, мол, дети в две тысячи двадцатых – беспомощные нежные снежинки. Типа, вот у нас в их годы вокруг грохотали лихие девяностые, родителям на нас было пофиг, а мы все были – эгегей! Адаптировались к меняющимся временам, крутились, не боялись ни черта.
А может как раз в этом дело? Адаптируются к тому, что есть. Здесь, в девяностых, отращивают клыки и тренируют деловую хватку. Там, в две тысячи двадцатых, культивируют беспомощность, чтобы родители, двинутые на заботе и опеке своих чад, могли почувствовать свою нужность и незаменимость.
– Это нам отсюда таскать? – заныл Бельфегор, когда увидел, где я припарковался. Социалистический был перекрыт, а вся парковка театра драмы была уже забита.
– Как быстро к хорошему-то привыкаешь, да? – усмехнулся я. – Помнишь, как мы твой поливокс от завода до «Фазенды» зимой тащили?
– Так это когда было-то… – насупился Бельфегор. – Хотя да, недавно. А кажется, что вообще в какой-то прошлой жизни.
– А у организаторов разве нет помощников? – Астарот выбрался из машины, поежился и попытался поднять воротник косухи. – Там столько народу было всякого, чем они занимаются?
– А ну хорош ныть! – скомандовал я. – Места в машине – они такие. Работа грузчика в подарок!
*****
Концерт начался почти без опозданий. Ну, всего-то на полчаса, может. Как обычно бывает, что-то там засбоило, или какие-то провода кто-то не привез, случилась суета с поиском виноватого. Который благополучно от кары скрылся, притащили за шкирку кого-то, кто разбирается, устранили неисправность. И на сцену вышли «Парк культуры и отдыха». Густой снег валил с неба, и уже даже на асфальте перестал таять, а превращался в серую кашу. Налип на ветках, покрыл сплошным белым ковром газоны. В общем, новый год сплошной, а не первое мая. Правда, народу все равно было дофигища. Вся широкая лестница и площадь под ней, переходящая в парковку перед областной администрацией, заполнена сплошной толпой. Не сказал бы, что все они как-то смотрели на сцену. Да и звук был, прямо скажем, так себе. В том месте, где мы кучковались с другими музыкантами, разобрать слова еще было можно, а вот на небольшом отдалении было слышно только басы.
Больше всего было жалко девчонок из танцевальной группы «Кобра». Вместо раздевалки выступающим поставили незамкнутую ширму. Ясен пень, подростки старшего школьного возраста моментально просекли, что со стороны газона отлично видно, что происходит внутри. Правда, девчонки были явно опытные, не первый раз выступали. Так что на свист и улюлюканье внимания не обратили вообще. Тем более, что их сценические костюмы мало чем от нижнего белья отличались. Но вот своей очереди им под снегом приходилось ждать в экстремально коротких платьях и чулках сеточкой. А номеров у них в программе, в отличие от музыкантов, было несколько. Их выпускали на сцену между выступлениями рок-групп.
Да уж, и не скажешь, что еще год назад на первомай в Новокиневске была вполне коммунистическая демонстрация, с красными флагами и криками «Ура»… А сейчас все как будто спешили показать свою раскрепощенность и незашоренность. По обрывкам разговоров я понял, что танцовщицы-то опытные, только раньше они выглядели не так откровенно.
– «Ангелы С»! Где «Ангелы С»?! – заполошенно спросила дамочка, похожая на воспитательницу детского сада. В рукахах – уже почти насквозь промокшая бумажка, голова замотана платком, который изначально в ее одежде явно не планировался.
– Здесь! – я поднял руку.
– Вы не готовы еще что ли?! – дамочка выпучила глаза. – Вам на сцену через одну песню уже!
– В смысле?! – возмутилась одна из «кобр». – Сейчас же мы идем!
– А вы сразу после «Ангелов», – сверившись с бумажкой, сказала дамочка.
– Эй, а почему так? – подтянулись остальные танцовщицы. – Мы что, зря тут мерзнем?
– Мы же по-другому репетировали!
– Ничего не знаю, распоряжение свыше!
– Да они офигели там вообще!
– Это еще полчаса что ли тут мерзнуть?
– Я все сказала! «Ангелы», марш готовиться!
Внезапная рокировка застала нас слегка врасплох. Так что мы были должны выходить на сцену уже во второй половине концерта, ближе к концу. А сейчас получалось, что вторыми. Сразу после Конрада. И даже без танцевальной отбивки.
– Какой-то бардак, – пробурчал Бельфегор, вытаскивая из-под заснеженного полиэтилена кофр с поливоксом. – Ну, правда, вот нафига? Нормально же все было…
Танцовщицы были в бешенстве. Девчонки и так-то были высокомерными, а тут их прямо понесло. Кто-то из них даже предложил послать нафиг этого концерт, мол, этой мымре надо, пусть сама на сцене жопой и крутит. На нас зыркали зло. Будто это «ангелочки» сами расписание подтасовали. Но на нас тут все смотрели не очень чтобы дружелюбно. У них тут, понимаешь, сложившийся уже конгломерат обласканных администрацией музыкантов, а тут какие-то хрены с горы.
– Да там Прокофьев приехал, – сказал один из концертных «волонтеров». – Смотреть концерт до конца он не будет, но сказал, что хочет «Темные тени» услышать, мол, по радио слышал только. Вот и переставили.
Кто такой Прокофьев, я, честно говоря, понятия не имел. Скорее всего, какой-то важный чиновник. Откуда он, интересно, концерт смотрит? Со второго этажа театра? В толпе вроде не видать никаких человеческих коробочек или, там, машин. Не просто же так важный человек, ради которого расписание концерта поменяли, просто так стоять в толпе сограждан.
Объяснение не добавило нам очков в глазах других музыкантов, но это было уже неважно. И вообще хорошо, кстати. Раньше отстреляемся, раньше отнесем инструменты в машину. А там можно будет пошляться по праздничному центру, послушать других. Не парясь насчет своей весьма дорогостоящей техники.
Я проследил, чтобы «ангелочки» заняли исходную позицию на боковых ступеньках уличной сцены, а сам вклинился в толпу, чтобы присоединиться к нашим в первых рядах. Жан со своими «акулами пера», Ирина со Стасом. Девчонки наши сгрудились кучкой, прикрыв головы развернутым дождевиком. Хрен знает, где они его взяли, выглядел он как будто его у какого-то матерого рыбака отняли.
Пожалуй, публика возле рок-сцены была как-то более вовлечена именно в концерт. Возле основной сцены, концерт на которой был этакой сборной солянкой из рока, попсы, народных танцев, хоровых коллективов и даже каких-то уличных театральных трупп, публика мало внимания обращала, собственно, на исполнителей. Там танцвали, собирались в кружочки и пили из горла, подпевали, флиртовали друг с другом.
Здесь ничего такого не было, по крайней мере, на двух верхних пролетах лестницы. Народ был повернут лицами к сцене, махал козами, свистел что-то. Причем как-то с разгона, без всяких, так сказать, прелюдий. Они пришли сюда колбаситься под рок – они колбасятся под рок. И неважно, что колонки хрипят, и что там поет в свой микрофон Конрад, вообще не очень понятно.
Отметил «амбразуры» телевизионщиков. Хм, кстати, еще один плюс того, что нас передвинули ближе к началу. Вряд ли наши коллеги с ГТРК будут торчать здесь до упора. Сейчас отснимут, что нужно для сюжета, и свалят.
– А вы что не снимаете? – спросил я, приблизив рот к уху Ирины.
– Так наши же еще нескоро, – сказала Ирина.
– Следующие, – я мотнул головой в сторону боковой лестницы. Астарот и Надя пили что-то из чашки от термоса. Пантера молодец, термос я ей поручил. Не забыла!
– В смысле?! – Ирина сделала круглые глаза. – Стас, быстро расчехляйся! Блин, такой ракурс уродский…
– Встаньте вплотную к сцене, вон там, – показал я. – Получится, как будто из-под земли снимаете. У вас такой стиль, что…
– Точняк! – Ирина ухватила Стаса за руку, и они протолкались к пустому пятачку. Смотреть оттуда было реально неудобно. Но вот если Астарот нависнет над камерой и распахнет крылья, получится очень эффектно…
– С первомаем, Новокиневск! – сказал Конрад со сцены. – В это первое мая многое случается в первый раз. В первый раз в Новокиневске нет демонстрации, в первый раз снег идет…
– Не в первый! – выкрикнули из публики.
– Я раньше под снегом первого мая не выступал! – засмеялся Конрад. – Но я веду не к тому. Сейчас на эту сцену группа выйдет тоже в первый раз. Здорово, Саня!
Конрад повернулся к поднявшемуся на сцену Астароту и пожал ему руку.
– Это группа «Ангелы С», прошу любить и жаловать, – продолжил Конрад. – Если кто-то их еще не слышал, то вам сейчас представится такой шанс.
– Спасибо, Конрад, – Астарот забрал у Конрада микрофон и обвел взглядом публику. – Привет, Новокиневск! Всех поздравляю с праздником. Ну и давайте, что ли, зажжем, а?
Публика загудела. Меня попыталась отпихнуть в сторону какая-то наглая девица. Вместе с еще несколькими визжащими подругами. Ломанулись вперед поклонники и поклонницы «ангелочков». Кто-то заверещал: «Темные тени!» Другие подхватили.
И не то, чтобы прямо все зрители в едином порыве орали и стремились ближе. Но таковых было… немало. А поскольку движ возник в разных частях толпы зрителей, создалось ощущение, что все всколыхнулись. И даже раздалось ритмичное хлопанье, повторяющее басовые шаги из этой самой песни, которую Кирилл считает одной из своих самых скучных.
Бегемот помахал в воздухе палочками и добавил к этим хлопкам свои барабаны.
«А это были бы удачные кадры…» – я отвернулся от сцены и вытянул шею, чтобы разглядеть, что там телевизионщики. Не Стас с Ириной, у них этот вот переход от хлопков в ритм сразу к песне, скорее всего, не получится. Бегемота с их ракурса вообще не видно. А вот ребята с ГТРК как раз могут снять как надо.
Ага, кажется, пишут как раз сейчас, отлично!
«Темные тени» я слышал уже много раз. Так что больше смотрел именно на публику. Причем старался выискать в толпе лица тех, которые видят и слышат «Ангелов» впервые. И срисовывать реакции.
Почему именно эта песня? Что в ней такого цепляющего?
К хлопкам в ритм присоединялись все больше людей. А вот хор подпевающих колонки пока что не заглушал.
Надо работать над этим.
А чтобы больше людей знали песню, нужно, чтобы она из каждого утюга звучала…
Осталось понять, какие еще утюги у нас остались.
«Ангелочки» допели «Темные тени», начали «монаха. Его публика знала хуже, но колбасу уже было не остановить.
О, а вот эти парни, по ходу, поклонники Пантеры. Так заголосили радостно, когда она игриво бедром качнула в их сторону…
На «оборотне» я начал потихоньку пробиваться к боковой лестнице. И заметил, что туда же устремились телевизионщики с ГТРК.
___________________
От автора.
Полностью законченный цикл. От маленького ЧОП до ЧВК и крупнейшей компании, которая повлияет на историю страны.
Сибирская сага о 90-х https://author.today/work/291207
Огромные скидки на всю серию!
Глава 5
– Не понял, вы хотите, чтобы я сказал, чтобы я сказал ваш текст, серьезно? – Астарот подозрительно прищурился.
– Послушайте, Александр, – с плохо скрываемым нетерпением начал объяснять элегантный юноша с микрофоном. – Мы же с вами понимаем, что сложно придумать остроумный ответ, когда тебе прямо в лицо суют микрофон, ведь так?
– Ну, – нехотя кивнул Астарот.
– Вот поэтому я и предлагаю вам… – тележурналист снова протянул Астароту бумажку.
– Да никакой я не сатанист, что вы мне тут фигню предлагаете?! – Астарот оттолкнул руку парня.
– Да послушайте же! – журналист схватил Астарота за «крыло». – По таймингу у вас будет одна фраза. Я просто хочу, чтобы она была не банальщиной какой-то, а…
– А чтобы я с экрана сказал, что приношу в жертвы черных кошек?! – скривился Астарот.
– Ну что вы прицепились к этим кошкам? – журналист не отставал. – Давайте не про кошек, хорошо. А кого вообще могут приносить в жертвы сатанисты.
– Козлов всяких… – буркнул Астарот и недобро зыркнул на журналиста.
– О, точно! Тогда как вы смотрите на то, чтобы сказать насчет зарезанного черного козла… – затараторил журналист.
Тут «ангелочки» не выдержали и все хором заржали.
– Ой, не могу… – простонал Бельфегор. – Козлов…
– Я не понял, что такого смешного… – обиженно начал юноша.
Так, похоже, пора вмешиваться. Цирк – это, конечно, хорошо. Но Астарот на экране в новостях нам тоже нужен.
– Саня, есть идея! – я протиснулся ближе и протянул руку журналисту. – Привет, я Велиал. Продюсер группы «Ангелы С».
– Леша, – сказал журналист и пожал мне руку. И тут же добавил. – Ну, в смысле, Алексей Заволожный, отдел новостей ГТРК «Новокиневск».
– Приятно познакомиться, Леша, – сказал я и повернулся к Астароту. – Насчет банальности Алексей абсолютно прав. Будет круто, если фраза будет прикольной.
– Ты вообще слышал, что он предложил? – возмутился Астарот. – Сказать, что мы, чтобы попасть на этот концерт, устроили ритуал на кладбище и принесли в жертву кота.
– Кошку, – поправил Бельфегор. – Черную.
– Согласен, это прямо перебор, – кивнул я. – Кто мучает котиков, тот в следующей жизни будет унитазным ершиком.
– Блин, парни, что вы тут вообще устроили? – обиженно сказал Леша. – Мне так-то вообще пофиг, просто кадры получились удачные, с этими вашими «бум-бум-бум». И я подумал, что можно сделать классно, если ваш солист скажет еще что-то прикольное. Но если вы не хотите, то…
– Не хотим… – начал, было, Астарот, но я больно ткнул его кулаком в бок.
– Хотим, – сказал я. – Извини, Леша. Сейчас все будет. Саня, короче…
– Давай я скажу, что все случилось согласно пророчеству! – предложил Астарот.
– Какому пророчеству? – спросил Бельфегор.
– Ну этого… как его… Нострадамуса, – Астарот фыркнул и засмеялся. – Наше появление было предсказано, так что… Пойдет? Достаточно по-идиотски звучит, чтобы зрителям скучно не было?
– Годится, – махнул рукой журналист Леша и повернулся к оператору. – Давай снимать!
Оператор оживился. Журналист Леша выхватил из внутреннего кармана куртки зеркало и по быстрому привел волосы в порядок. Жестом попросил освободить ему пространство. Мы послушно разошлись. Он широко улыбнулся, кивнул оператору и заговорил в микрофон:
– Настоящим открытием этого концерта стала группа «Ангелы С». И нам удалось поймать солиста прямо на выходе со сцены. Астарот, добрый день! Вы впервые попали на сцену городского праздника. Уверен, многие начинающие музыканты хотели бы знать, как именно вы попали в число выступающих.
– Наше появление было предрешено свыше, – грозно прорычал Астарот. – И предсказано пророчеством!
– Это было какое-то известное пророчество? – с серьезным видом спросил Леша.
– Самое известное, – Астарот нахмурил брови. – Пророчество Нострадамуса, конечно.
– Снято! – Леша поднял руку, и оператор опустил камеру. – Все, спасибо большое!
«Ангелочки», которые во время этого коротенького интервью, стояли, затаив дыхание, снова разразились громким хохотом.
– Блин, ну что вы ржете?! – воскликнул Астарот. – Нормально я все сказал… Блин, холодрыга какая. Пантера, у нас горячий чай остался?
– Давайте собирать манатки и двигать к машине, – скомандовал я.
– Как, мы что ли уже уезжаем? – расстроенно захлопал ресницами Бельфегор.
– Нет, только инструменты погрузим, – сказал я. – И костюмы. Могу честно вас тут бросить и увезти все на завод. Но на вашем месте я бы сначала согрелся.
– Что-то в горле уже першит, ага… – кивнул Астарот. – Так, короче. Мы с Пантерой тоже едем.
– Я пока не хочу, я бы еще погуляла тут! – запротестовала Надя.
– Ага, а потом ты будешь хрипеть в микрофон и сопли на кулак мотать? – с неожиданными материнскими интонациями сказал Астарот.
«Ангелочки» по-быстрому скинули с себя концертные прикиды и влезли в обычные куртки и шапки. Мы похватали кофры и чехлы и потащили их к машине. Пробираясь через толпу, в которой нас то и дело останавливали.
– Ой, а это же вы группа «Ангелы С»?
– Ой, а где можно купить вашу кассету?
– Ой, а можно вас сфотографировать?
– Ой, а мы тоже свою рок-группу в школе организовали. А можно с вами…
– Ой, мне так нравится, как вы поете!
Хех.
Практически, звезды. Без дураков.
Понятно, что это были не тысячи фанатов.
Но ведь тысяча одновременно никак подойти не может, пространство-то ограничено. Так что получается, что само ощущение, когда тебя хватают за руки, теребят, просят автограф – то же самое, что и у суперзвезд с многотысячными армиями фанатов.
Разве что с ног пока не сбивают и одежду на куски не рвут.
******
– Вот не люблю я весну вообще! – сказал Астарот из своей спальни. Там грохнула дверца, что-то упало и покатилось. Было слышно, как Саня ругается сквозь зубы. – Я уже все зимнее убрал нафиг, тепло же было. Вот нафиг этот новый год сейчас вообще?
– Ты там гирлянду что ли ищешь? – засмеялась Надя.
– Ага, – буркнул Астарот. – И новогодние шарики еще.
Он вышел в гостиную, держа в руках два вязаных шарфа. Здоровенных таких. Один кинул Наде.
– Вот, заматывайся, – сказал он. – Мне мама их уже три штуки подарила, я ни один не носил. И вот пригодились.
– Блин, да что с тобой такое-то? – удивилась Надя. – Ты же даже в морозы ходил без шапки и в косухе.
– Помнишь, что нам Маргарита сказала на занятии? – хмыкнул Астарот. – Что голос можно от обычной простуды нафиг потерять. Насовсем.
– Да она наверняка преувеличила… – неуверенно возразила Надя. Но шарф на шею намотала.
– Все, потопали! – Астарот сунул в карманы зимней куртки еще и перчатки. Надо же, как, однако, благотворно влияет на нашего строптивого фронтмена препод по вокалу! Надо будет с ней как-нибудь пошептаться, узнать, что за волшебное слово она знает, что за пару занятий ухитрилась вбить Астароту в голову ответственное отношение к своему здоровью. А заодно и к здоровью Нади.
Мы снова вышли на улицу. Там снова все было совершенно зимнее. Снег продолжал сыпать с низкого тяжелого неба, сугробы такие приличные выросли. Но под ногами все это чавкало полужидкой снежно-водяной кашицей.
– Прямо как в Питере тогда, – сказала Надя, подставляя лицо падающим снежинкам. – Вот бы у нас зимой так…
– Слушай, Велиал… – медленно сказал Астарот. – А может нам и правда имеет смысл подумать о переезде? Ну просто, здесь в Новокиневске чего мы сможем добиться? Будем как «Парк культуры» разве что…
– Я думал об этом, – кивнул я.
– И что? – быстро спросил Астарот.
– Пока не решил, – честно ответил я. Я действительно обдумывал, не будет ли правильным реально все бросить и сорваться в Москву или Питер. Один фиг, «ангелочкам» придется взбираться наверх через концерты, альбомы, звукозапись, снова концерты… Но в столицах масштаб явно побольше, возможности, опять же.
Другая же часть меня кайфовала именно от той жизни, которую мы ведем сейчас. Да, наши заработки пока что далеки от суперзвездных. И если мы здесь и останемся, то они никогда к таковым даже не приблизятся. Но сейчас «ангелочки», да и я вместе с ними, живем чертовски счастливой жизнью. Без адской гонки, радуясь каждой крохотной победе. И отличная команда нашего медиа-холдинга, опять же. Лично я наслаждался буквально каждой минутой этой новой молодости. Сохранится ли эта вот радостная легкость, когда мы вступим в гонки «тяжеловесов»?
И как скоро местных маленьких побед мне самому станет мало?
– Вот что я тебе скажу, Саня, – я остановился и посмотрел Астароту в глаза. – Думаю, однажды нам придется это сделать. Ну, когда Новокиневск станет в плечах жать, если ты понимаешь, о чем я. Предлагаю отложить серьезное обсуждение до осени. У нас тут летом два фестиваля ведь еще, ты забыл?
– Я помню, – кивнул Астарот. – Собственно, я поэтому и задумался. Что надо на этих фестах не просто тусоваться и бухать, когда не поем. А потихоньку наводить мосты.
– Стратегически мыслишь, друг мой Астарот! – я подмигнул и похлопал его по плечу. – Ну и тренировочные наши гастроли откатать с шиком-блеском, так ведь?
– Так, – кивнул он. – Хотя какие там в деревнях концерты могут быть? Так, на десяток человек…
– Вот и посмотрим, – сказал я. – Переезд – серьезный выбор. Не факт, что у нас все готовы взять и все здесь бросить. Универы, родителей.
– Наташа уже ушла в академ, – напомнил Астарот. – Бельфегор тоже над этим думает.
– Наташа девочка, – сказала Надя. – Нам проще. Нас же в армию не призывают. А если Бельфегор бросит универ, то… Ну, вы понимаете…
– Да уж… – Астарот вздохнул.
А я подумал, что даже как-то не в курсе, почему и он, да и я сам, в смысле, Вова-Велиал, не пошли служить. При том, что видимых проблем со здоровьем у нас обоих никаких нет. Можно будет как-нибудь осторожно этот вопрос провентилировать. Хотя… У Сани мама врач, наверное, она как-то в этом вопросе поспособствовала. Ему. А мне – хрен знает. Моя мама – тоже та еще железная леди. Но как ни странно, за все время, пока я здесь, среди «ангелочков» ни разу даже не всплыл вопрос армии. Или потому что это уже реально был решенный вопрос. Или тема была негласным табу.
Мы топали дальше. Перед тем, как уехать, мы договорились с остальными нашими, что встретимся там же, возле рок-сцены, а уже потом решим, как проведем дальнейший вечер. Может, завалимся всей толпой в «Петушок», давненько не были, а может нахватаем на хвост каких-нибудь еще музыкантов и вернемся на квартиру к Астароту. Зря что ли у него теперь такие хоромы?
Странное впечатление производил в этот раз праздничный Новокиневск. Даже со скидкой на стихийное бедствие в виде снегопада. Ощущение было такое, что горожане в некоторой растерянности. Долгие годы первое мая праздновалось строго определенным образом – демонстрацией. С транспарантами, украшенными машинами и прочими атрибутами. Под радостные крики «Ура!»
В этот раз демонстрацию отменили. Но какой-то там митинг должен был пройти, но коммунисты сейчас были как-то не в фаворе. Так что на площади собралась довольно невразумительная кучка людей с красными флагами. Во всяком случае, перед рок-сценой народу точно было больше. Причем, утром вроде была еще какая-то первая серия митинга. Потом все как-то разбрелись. И вот когда мы вернулись в центр снова, уже почти к вечеру, митинг снова набрал силу. Красных флагов стало поменьше, а вот самодельных плакатов про «зарплату», «Ельцин – уходи!» и прочими образцами плакатной словесности – побольше.
– О, смотри, там наши тусуются! – Астарот показал пальцем на патлатую компашку на периферии коммунистического митинга.
– Наши? – я посмотрел, куда он показывал, ожидая увидеть там Еву, Кристину и остальных «ангелочков».
– Ну, из рок-клуба, – сказал Астарот. – Совсем наших я пока не вижу. Пойдем поздороваемся.
Первым нас заметил Алишер. Точнее, Надю заметил, конечно.
– О, здорово! – заорал он и распахнул объятия. – Идите к нам, у нас тут прикольно!
– А что это вы вдруг митингуете? – спросил я. – Вам зарплату не платят?
– Да ну тебя, Велиал, ты скучный! – заржал Алишер. Обнял Надю и чмокнул ее в щеку. У той щеки порозовели, она потупила глазки и стала такая миленькая, что просто ути-пути. Ну да, точняк, говорили же, что Алишер к Наде неровно дышит. А она к нему.
– Смотри, объясняю прикол, – сказал Алишер, активно жестикулируя свободной рукой. – Там у них выступающие что-то гундосят, но здесь ни хрена не понятно. А публика – тухляк вообще! А мы вносим в это все живительный шум.
В этот момент мужик, вещавший в хрипливый матюгальник, громко выкрикнул что-то типа лозунга. Неразборчиво. Несколько голосов в передних рядах подхватили лозунг нестройным «Да!»
Рокеры тут же оживились и заорали.
– Да! Долой буржуев!
– Даешь бухла и закуски народу!
– Ельцина – сжечь!
– Да здравствует мир, труд, май!
Задние ряды начали оглядываться в нашу сторону. Но кое-кого эти вопли взбодрили, и они тоже начали орать.
– Вот! – Алишер радостно потряс в воздухе кулаком. – Ты понял, да? Короче, надо орать, когда там впереди орут. А то что это за унылый митинг?
– Даешь революцию! – заорал другой патлатый.
– Ленин жил, Ленин жив! – подключился третий.
– Ленин тохтамыш! – закончил Алишер. Поднял Надю на руки и покружил вокруг себя.
«В любой тусовке должен быть тот дурак, который первым начнет орать», – подумал я. Рокеры выкрикивали разное, иногда начинали хором скандировать. Люди вокруг как-то тоже оживлялись. Потом эти вопли эхом отзывались на другой стороне толпы.
По началу было даже прикольно. Прямо-таки экспресс-курс по психологии толпы на практике. Некоторые митингующие были нашему участию нисколько не рады, пожилой дядька даже пытался нас матом приструнить. Мол, устроили тут балаган из серьезного дела. Но в основном никого наши вопли не напрягали, даже скорее наоборот.
– А, вот вы где! – Ева обняла меня со спины. – Мы уже собирались к Астароту двигать, думали, вы не придете!
Шумная гурьба «ангелочков» и моих коллег из нашего медиа-холдинга примкнула к рокерскому кружочку.
– О, а вот и Ева-королева! – заметил ее Алишер. – Слушайте, братва, а айда с нами на концерт?
– Какой концерт? – оживился Бельфегор. – В рок-клубе разве концерт сегодня?
– Не, в рок-клубе седьмого, – махнул рукой Алишер. – Другой концерт, в «клоповнике».
– В «клоповнике»? – переспросил Астарот. – А я думал, его закрыли еще в прошлом году.
– Ха, хорошее место так просто не закроешь! – заявил Алишер. – Так что? Двинули? А то на нас уже менты начали поглядывать подозрительно…
Стражей порядка и правда стало побольше. С нашим шумным вмешательством унылый митинг изрядно воспрял духом, там впереди уже потрясали кулаками и выкрикивали что-то насчет битья окон в администрации.
– А кто там выступает? – спросил Астарот.
– Вообще мы должны были, – Алишер виновато втянул голову в плечи. – Слушайте, а сколько время уже?
– Половина седьмого, – машинально ответил я. – Если вы здесь, то чей там концерт?
– Да не, там не только мы, – засмеялся Алишер. – Там, короче, «пиночеты» и прочие панки бузят сегодня. А мы… Ну, я, короче, пообещал, что буду… Так что, поехали?
Историю про многострадальный «клоповник» и его закрытие я слышал, конечно. Эти байки так или иначе всплывали чуть ли не на любой тусовке. Все началось с летнего кинотеатра, по факту – просто здоровый такой сарай без отопления, но с экраном. Когда в школе учился, я туда даже ездил, бывало. Под страхом наказания. Прикол был в том, что там были какие-то зверски дешевые билеты для детей. Открывался он в мае, а закрывался в конце сентября. И хитрожопые школьники в эти самые месяцы частенько сбегали туда с уроков. В девяностом кинотеатр закрыли и забили вход досками. Хрен знает, почему.
Легенда же превращения его в «клоповник» звучала так. Шел мимо какой-то музыкант, которого турнули из очередного дома культуры. И тут забитая досками дверь открылась, и оттуда вылез бомж. Насчет личности музыканта слухи в едином мнении не сходились, но бомж в истории всегда фигурировал. В общем, музыкант взял бомжа за жабры, и тот выложил, что, нормальное место этот кинотеатр. Они с корешами даже электричество с магистрали туда прокинули.
В общем, концерт там случился чуть ли не тем же вечером. И все лето девяностого года у новокиневских рокеров, особенно из тех, кого в рок-клуб не приняли, было место для тусовок и сцена. А летом девяносто первого «клоповник» с громким скандалом накрыли менты. Про это даже газеты писали.
Видимо, сейчас скандал подзабылся, и маргинальная рок-площадка снова в строю.
– Даже не знаю… – сказал Астарот и обвел взглядом «ангелочков». – А в этот раз менты его не накроют?
Глава 6
Если бы клоповник собирал буллшит-бинго по неудобствам, то все клеточки точно были бы закрашены. Собственно, по нему можно было бы этот чек-лист составлять. Здесь было по ощущению холоднее, чем на улице. Но при этом душно и накурено. Казалось, что холодный воздух липкий и склизкий. Сквозь дырявую крышу в нескольких местах капала вода. Звук… Ну, в общем, ходят на такие концерты явно не за отличным звучанием. Галдеж в зале периодически перекрывал происходящее на сцене. И, пожалуй, это было и неплохо… Потому что группа, которая там сейчас выступала, кажется, вообще считала умение играть на музыкальных инструментах моветоном. А в качестве ударной установки они использовали дырявую ванну из оцинковки.
Вход в это «конспиративное место» мы осуществляли по инструкции Алишера – мелкими группами по два-три человека. Ну, то есть, сначала мы большой шумной толпой вывалились из автобуса, а потом рассыпались по скверу, типа прогуливаемся. И потом парами-тройками подходили к типа забитым досками дверям и проскальзывали внутрь. В эту самую неповторимую атмосферу новокиневского андеграунда.
– Я же говорил, что тут будет круто! – прокричал Алишер, когда мы все оказались внутри.
Одной рукой он обнимал Надю за талию, а в другой у него уже была бутылка «Агдама». Самого, пожалуй, мерзотного пойла, которое когда-либо существовало. И самого дешевого из тех, на котором были этикетки.
С первой же секунды я ощутил ровно одну эмоцию по отношению ко всему происходящему – брезгливость. Основная часть собравшихся – очень молодые. Возможно даже школьники. В расхристанной верхней одежде, с осоловелыми блуждающими взглядами. Воняло дешевым табаком, дешевым бухлом и блевотиной. Звуки из темного дальнего угла не оставляли даже повода для сомнений, что этот последний запах приглючился. Да уж… Это было настоящее неподдельное днище. Если питерский концерт в заброшенном ДК оставлял некую иллюзию атмосферной камерности, то здесь – никаких сомнений. Конечная остановка. Конченная, я бы сказал.
Я поймал немного растерянный взгляд Бельфегора. Он еще улыбался, но очень неуверенно. Будто не хотел верить своим глазам или что-то подобное. Астарот обнимал обеими руками Кристину. Лицо – непроницаемое. Бегемот и Света о чем-то переговаривались и вокруг вообще не смотрели. Реакция Кирюхи была схожей с реакцией Бельфегора – он улыбался, но смотрел на других, как будто ища одобрения. Ну, мол, я не понимаю. Скажите же мне, что это на самом деле круто, а то я теряюсь. Только на лице у Макса было написано зеркальное отражение моих эмоций – нижняя губа презрительно оттопырилась, нос сморщился. Как будто он вот-вот потянется за носовым платком, чтобы прикрыть лицо.
«Хорошо, что Наташи сегодня нет», – подумал я, вспоминая нашу «Фазенду». Она тоже была андеграундом. Только уровень трэша там был, скажем так, в пределах необходимого антуража. Там было хотя бы тепло… Ну и еще там было чисто. И мы сами после мероприятий собирали мусор, да и уборщицы, по моему настоянию нанятые Колямбой, держали помещение в сравнительной чистоте. И туалеты, да. Тамошние туалеты, конечно, не были образцом чистоты, но здесь их в принципе не было. В качестве сортира, судя по запаху, использовали бывшую будку киномеханика.
Первым сориентировался в этой обстановке, как ни странно, Жан. Он ухватил за плечо парня с фотоаппаратом из своих и поволок его к сцене, задником к которой служил бывший экран. Порванный, изрисованный краской и хрен знает, чем еще. Ну, понятно. Ему нужен контент в следующий номер «Африки». И он помчался его добывать.
Я открыл, было, рот, чтобы предложить «ангелочкам» уйти в какое-нибудь более приятное место. Но тут же закрыл его.
Спокойно.
На самом деле, очень даже неплохо, что мы пришли в этот говнарский притон. Мне про него как раз кто-то из «ангелочков» рассказывал. Еще в самом начале, до Нового года. С придыханием и мечтательностью. Мол, вот там настоящий рок, чистый и незамутненный дурацкими формальностями, цензурой и прочими благами цивилизации. Сами они в «клоповнике» не были, только байки слышали. Ну и вот они сюда попали. С тех пор многое поменялось. И мне стало любопытно, насколько. Как им сейчас вообще вот это все? Моя реакция понятна, я все-таки взрослый мужик, где-то даже пожилой. «Я слишком стар для всего этого дерьма!»
А они?
«Ангелочки», в сущности, маргиналами-то никогда не были. Более или менее благополучные ребятишки. Из неплохих семей и хорошего района. Они с самого начала неплохо владели музыкальными инструментами, а некоторые, вроде Кирюхи, Макса и Бельфегора, даже хорошо и очень хорошо. И музыку любили самозабвенно. В самом начале им просто не хватало чуть-чуть дисциплины для регулярных репетиций. Их нужно было всего лишь чуть-чуть подтолкнуть небольшими успехами и победами. И вот эта вот их игра в маргинальных сатанистов слетела, как ненужная шелуха. Они просто стали сами собой – в меру умными, жизнерадостными и увлеченными подростками.
И вот сейчас они здесь.
В том месте, которое еще полгода назад было чуть ли не пределом их мечтаний. Место тусовки «крутых» рокеров, отринувших социальные нормы, так сказать.
Тошнотное душное холодное днище.
Усилием воли я стряхнул с себя омерзение и крепче сжал руку Евы.
– Как тебе? – подмигнул я.
– Тебе честно? – иронично улыбнулась девушка.
– Лучше соври, – засмеялся я.
– Очень экзотично, – сказала она. – Сюда можно на экскурсию водить, как в зоопарк.
– Тогда давай проберемся поближе к сцене, – предложил я. – Раз уж мы в зоопарке, глупо будет не оценить местную… гм… фауну.
Обещанных Алишером «пиночетов» я не увидел. Да и вообще знакомых лиц среди музыкантов были единицы. Группа с ванной закончила свое выступление и как раз собирала манатки. Их место занял мужик лет, наверное, тридцати. Длинные волосы собраны в хвост, Он был в длинном пальто, довольно грязном, кажется, незадолго до выхода на сцену он где-то упал. Зато под пальто была белоснежная рубашка. С гитарой. Лицо с бородкой. Этакий утомленный мушкетер. Не вполне уместный в этой всей обстановке.
– Добрый вечер, – сказал он в микрофон. – Рад видеть всех и каждого. Сейчас спою для вас пару новых песен.
– Ты его знаешь? – спросил я у Евы. Мы пробились почти к самой сцене и встали сбоку, рядом со сваленными в кучу поломанными стульями.
– В первый раз вижу, – она покачала головой.
И тут мужик заиграл на гитаре и запел. Кажется, только ради этого стоило сюда прийти.
– В твоих глазах ледяная дымка,
Твоя душа полна шипов.
Я для тебя лишь невидимка,
Ты греза моих нежных снов.
Я льду твоему
Подставляю ладони.
Я холод твой
Ловлю губами.
Я не хочу
Чтобы кто-то понял,
Что ты для меня
Драгоценный камень…
Играл мужик фантастически хорошо. Дешевенькая акустическая гитара в его руках прямо-таки стонала от удовольствия и страсти. Это уровень консерватории, не меньше. Голос у него был не очень сильный, но профессионально поставленный. Тоскливый блюз о безответной любви прямо-таки вышибал слезы.
Какого хрена он здесь делает вообще?
Это же чертов гений!
Мы с Евой переглянулись и обменялись одинаковыми ошарашенными взглядами.
Безымянный музыкант продолжал танцевать длинными пальцами по грифу гитары. И пел, не обращая внимания на то, что бухая публика что-то ревет невпопад и вообще не обращает на него внимания.
Черт, а это ведь прямо клип! На контрасте с окружением музыкант выглядел прямо-таки немыслимо круто. Как небожитель.
Ну да, я отдавал себе отчет, что его музыка кажется гениальной, а исполнение – совершенным, по большей части из-за того, что сидел он на грязной узкой сцене перед разорванным и измазанным экраном. А перед ним кривляется толпа бухих подростков. Они махают «козами», один рухнул мордой в сцену и, кажется, дрыхнет. Патлы сосульками, шапки, сползшие на затылок, «потекшие» отупевшие лица. И тут – он. Со своей тоской о холодной, но прекрасной, как богиня, девушке.
– Пожалуй, он выбрал не самую подходящую публику, – на ухо мне сказала Ева.
– Точняк, вообще мимо! – уверенно кивнул я. – Надо познакомиться с этим парнем.
Ева ничего не ответила. Прижалась ко мне крепче и глубоко вздохнула. И я ее отлично понимал. Едва пробивающаяся сквозь окружающий трэш песня прямо за душу цепляла. К концу даже ком к горлу подступил, что со мной не так часто бывает. Обычно такие эмоции я чувствовал, когда «ангелочки» как-то особенно сильно и пронзительно выступали. Но сентиментальные слезы радости подступали не от их музыки, а скорее из-за радости за моих ребят. Радости за них.
А тут – песня пробрала, надо же.
Вторую он запел без перехода. Это тоже был блюз. На этот раз речь шла про дорогу на поезде и безлюдный перрон незнакомой станции. Куда герой сбежал от чего-то злого и плохого, чтобы начать там новую жизнь. И это у него, разумеется, не получилось, потому что сбежать от себя нельзя. А он и есть то самое главное зло в его жизни.
Он опустил гитару, грустно усмехнулся, отвесил короткий поклон.
На сцену тут же вывалились семеро обрыганов следующей группы. А наш с Евой герой спустился вниз.
– Пойду его поймаю! – сказал я, но замер и покачал головой. – Вместе пойдем.
Оставлять Еву одну хотя бы на пару минут мне не хотелось.
– Эй, мужик, стой! – мы с протолкались через тусящих музыкантов, бухающих в ожидании своей очереди. Я еще мимоходом удивился, как их дофига на самом деле. Не то, чтобы больше, чем зрителей, но прямо немало.
– Ну? – давешний музыкант уже застегнул пальто и натянул на уши вязаную шапку. Гитара в чехле закинута за спину. Лицо угрюмое и непроницаемое.
– Привет, я Вова, – сказал я. Кивнул в сторону Евы. – А это Ева, моя девушка. Мы в восторге от твоих песен.
– Странно, – губы его скривились в горькой усмешке.
– Очень понравилось! – подтвердила Ева. – Как вас зовут? Можно с вами познакомиться?
– Не думаю, что это хорошая идея, – он покачал головой. Такая дремучая тоска в голосе и интонациях.
– Мы так просто не отступим, – заявила Ева. – Проследим за вами до дома и будем караулить у подъезда!
– Ах, у подъезда… – он усмехнулся. На этот раз не так тоскливо, как в первый раз. – Что вы здесь делаете такие чистенькие маменькины детки?
– А, долгая история, – махнул рукой я. – Точнее, история короткая и неинтересная.
– Велиал, да отвали ты от этого гардемарина! – какое-то патлатое убожище повисло на моем плече. Возможно, я его где-то даже видел, но не счел нужным запоминать. – Давай лучше бахнем с нами, а?
– Точно, – ухмыльнулся я. – Обязательно бахнем. Весь мир в труху. Но потом.
Я легонько оттолкнул воспылавшего ко мне дружелюбием рокера, тот покачнулся и проследовал по прямой траектории к другому такому же говнарю и сунул ему в руки бутылку без этикетки. Которую до этого пытался вручить мне.
– Предлагаю пообщаться снаружи, – сказал я.
– Велиал? – переспросил наш музыкант. – Демон-обольститель, не знающий жалости? Так он тебя назвал?
– Типа того, – кивнул я. – Сейчас буду предлагать подписать кровью договор. Страшно?
– Да мне уже нечего бояться, – как-то потерянно сказал музыкант.
Но отмазываться от знакомства больше не стал. Мы выскользнули наружу и в молчании отошли на несколько шагов, к засыпанной майским снегом лавочке.
– Итак, знакомимся? – сказал я, пытливо глядя на него. Явно какая-то драма у человека случилась. Тоскливой безысходностью сквозили не только его песни, но и он сам.
– Вадим, – просто сказал он и протянул руку.
– Не местный? – предположил я, отвечая на пожатие.
– Из Москвы приехал, ага, – усмехнулся он. – Что, так заметно?
– Раньше тебя не видел, – объяснил я. – Видел бы – запомнил. Что ты делаешь в «клоповнике»? У тебя же консерваторский уровень, не меньше!
– Консерватория, да, – кивнул он. – А здесь… Ну, надо же где-то петь…
– Да даже в электричке было бы лучше! – воскликнула Ева. – Это же… Блин, да так нельзя! Вы же талантище!
– Ну, каждому свое, – пожал плечами Вадим.
– Далеко живешь? – спросил я.
– В паре кварталов, – Вадим кивнул головой в сторону сквера.
Мы, не договариваясь, пошли в ту сторону. Он – к своему дому. А мы – его провожать. Имя его мы узнали, но мне нужно было больше. Контакты. Телефон, адрес. Передо мной был настоящий профи. Я еще не знал, с какого боку его пристегнуть к моей растущей команде, но отпускать просто так не хотел точно. Такими подарками судьбы разбрасываться нельзя.
Я спрашивал. Он отвечал. Нехотя, но не отказываясь.
Музыкант с пеленок, мама пианистка, папа дирижер. С десяти лет влюбился в гитару и теперь не выпускает ее из рук практически никогда.
По академическому пути не пошел, начал играть в группе, хотя родители были против. В восемьдесят девятом сел в тюрьму. Через год вышел и оказался никому не нужен.
Отец за этот год умер. Сердце. Мать отказалась пускать его на порог. Группа сделала вид, что его не знает.
Он мыкался какое-то время, перебивался случайными заработками. А месяц назад приехал в Новокиневск, чтобы… Даже не начать новую жизнь, а скорее закончить. Типа, финальная остановка. Он в Новокиневске как-то был проездом, и наш город показался ему образцом безысходности. Ну да, иногда он может произвести такое впечатление. Нашел конуру в коммуналке, забился в нее. Свою классную гитару он уже продал давным-давно. Но музыка требовала выхода. Случайно оказался в «клоповнике». Пришел «на звук». Подобрал там сломанную кем-то гитару, склеил ее. И вот играет, уже четвертый раз пришел.
Депрессивный такой у него был настрой. Прямо вслед за ним в петлю захотелось.
Я посмотрел на Еву. В ее глазах стояли слезы.
– Вадим, слушай, тут такое дело… – сказал я. – Вообще-то я продюсер. Хотя со стороны, наверное, не похоже. Но у меня есть отличная группа и слаженная команда. И пара нормальных площадок. Я пока не знаю вот так сходу, что именно я тебе предлагаю, но терять с тобой контакт не хочу. Оставь свой телефон, я завтра тебе звякну, и мы договоримся…
– Телефон, ха! – усмехнулся Вадим. – Телефона в моей халупе нет.
– Тогда другое предложение! – я выхватил из внутреннего кармана записную книжку и ручку. – Вот адрес. Это бывший кинотеатр «Буревестник», там наш офис. У нас там базируется музыкальный журнал и телестудия. Приходи прямо с утра, я примчу где-то к десяти. Придешь?
– Не знаю, – он тоскливо посмотрел в снежное небо.
– Если к одиннадцати тебя не будет, я прыгну за руль, приеду к тебе и притащу тебя туда за шкирку, понял? – я тряхнул его за плечо и повернул лицом к себе.
– Он притащит, – подтвердила Ева.
– Зачем тебе это? – пожал плечами Вадим. Но в глазах засветилось что-то похожее на надежду.
– Кармические долги раздаю, – буркнул я. – Раз говорю – значит надо.
– Ты же номер моей квартиры не знаешь, – Вадим выдавил из себя кривую улыбку.
– И ты думаешь, меня это остановит? – засмеялся я. – Ты плохо меня знаешь! Я весь этот дом перетряхну, если надо будет. Так что лучше сам приходи, а то потом соседи на тебя затаят злое зло и начнут тебе в суп мыло закидывать.
Хрен знает, откуда я взял про мыло в супе. Просто брякнул то, что в голову пришло.
Но зато Вадим наконец-то нормально улыбнулся.
– Ну раз мыло… – фыркнул он. – Нет, суп с мылом я не люблю. А у вас там прямо настоящее телевидение?
– Самое настоящее, – кивнул я. – Телеканал «Генератор».
– Еще чуть-чуть, и я поверю, что бывают судьбоносные встречи, – хмыкнул он. – Ну ладно, уболтал… Велиал. Если ничего не случится, постараюсь завтра прийти.
Он шагнул к обшарпанной двери панельной четырехэтажки. Повернулся, уже взявшись за ручку.
– На всякий случай, моя квартира шестнадцать, – сказал он. – Комната четвертая.
Дверь с грохотом захлопнулась. Ева быстро и порывисто меня обняла и всхлипнула.
– Мне кажется, он собирался что-то с собой сделать сегодня, – прошептала она.
– Надеюсь, что его планы поменялись, – вздохнул я.
– Да, я тоже… – она уткнулась лбом в мое плечо. – Пойдем обратно. Мне кажется, надо «ангелов» из клоповника уводить. Какое-то ужасное место, как будто болото… Страшно, что засосет.
– Да, погнали быстрее, – согласился я. – Пока они там не ввязались в какую-нибудь историю.
– Скорее не вляпались, – засмеялась Ева.
Глава 7
– Велиал, ты где был?! – Астарот налетел на меня практически у самого входа.
– Да тут недалеко, – я махнул рукой. – Случилось что?
– Да блин! – Астарот поморщился. – Мы уже думали, что надо отсюда валить, но Пантера, блин…
– Что Пантера? – я покрутил головой, выискивая в толпе Надю. На самом деле, тут было не то, чтобы прямо битком народу. Перед сценой толпишка была более или менее плотной, но чем дальше, тем реже. И «мертвая зона» вокруг будки киномеханика. Ныне сортира.
– Не могла она кого-то получше найти, – Кристина скривилась презрительно. – Теперь из-за нее только в этом клоповнике и торчим. Не бросать же ее тут одну!
– Бомжарня какая-то… – брезгливо передернул плечами Макс.
– Я же говорю, надо Пантеру вытаскивать и валить отсюда! – воскликнул Астарот.
– Ага, вон там Алишер, – я заметил нашего потомка Чингисхана. – Ева, подожди здесь, с ребятами. Я сейчас.
– Я с тобой! – тут же выпалил Астарот. – А вы идите лучше сразу на улицу, ага?
Я снова удивленно посмотрел на нашего фронтмена. Реально, растет парень. Хрен знает, что именно на это повлияло. Самостоятельная жизнь, история с Кристиной, уроки вокала или все вместе. Наверное, накопительный эффект получился. Просто перемена была какой-то внезапной. Но за эти полгода Астарот реально очень над вырос. И профессионально, и морально. Если вспомнить, каким капризным нытиком он был в начале…
«Ангелочки» стали просачиваться наружу, а мы с Астаротом двинули к кучке народу, столпившейся вокруг Алишера. У «Каганата» была преданная орда поклонников, и часть из них как раз сейчас его и обступила. Он громко рассказывал какую-то байку, все с благоговением внимали, ахали в волнующих местах и ржали, когда надо было смеяться. Алишер дирижировал ими левой рукой с бутылкой. А правой обнимал какую-то девицу. Только это была не Надя.
– Где Пантера? – толкнув его в плечо, спросил Астарот, перебив Алишера на полуслове.
– Что? Кто? – потомок Чингисхана сфокусировал на нас свои раскосые и уже изрядно косые глаза.
– Ты что такой нервный, Астарот? – между Алишером и нами ввинтился тщедушный парень с беломориной в руках. Только в папиросе явно была уже совсем другая «начинка». – Вот, пыхни! Надо быть добрее!
– Пантера где? – повторил Астарот, отталкивая руку с папиросой.
– Да ничего с ней не случится, что ты кипишь поднимаешь? – расплылся в улыбке Алишер. – Бахмет ее не обидит, поиграет и вернет!
– Где она? – я шагнул вперед, ухватил Алишера за грудки и тряхнул.
– Ну ты чего? Чего? – Алишер нервно задергался, пьяная улыбка сползла с его лица. Поклонники забухтели, но пока никто не решился вступать с нами в перепалку. – Вон там, в тихом уголочке. Да вы не бойтесь, там матрасик мягкий, все чин-чинарем. Не простудит ничего девочка ваша!
Я швырнул Алишера в кучку его фанатов, но те думали как-то слишком медленно, чтобы подхватить своего кумира на руки. Он не удержал равновесие и грянулся на пол. И девицу потащил за собой. Кто-то заорал, кто-то засмеялся. Но мы с Астаротом уже не обращали на них внимания. Рванули, не сговариваясь, в направлении этого «мягкого матрасика».
– Хлебало в мясо расколочу гандону, – прошипел Астарот.
В темной нише за стеночкой были слышны звуки возни.
– Ну давай, что ты ломаешься? Ты же сама хотела! – мужской голос.
– Нет, не надо, отпусти меня! – голос Нади звучал жалобно и тихо, почти по-детски.
Свет в эту нишу почти не проникал, так что видно нам почти ничего не было.
– Что в ответе «нет» тебе непонятно? – громко спросил я, ухватив парня за загривок.
– Эй, что за херня? – возмутился он. – Алишер мне ее честно отдал на сегодня!
– Отдавалка у Алишера не выросла, козел! – прошипел Астарот и без замаха стукнул кулаком только поднявшегося на ноги парня. Как там его Алишер назвал? Бахмет? Кажется, басист «Каганата». Здоровый такой, вроде. Правда, в темноте этого было незаметно.
– Ты чо, в натуре?! – Бахмет махнул кулаком в ответ. И по Астароту даже попал. Вот на что я не был настроен в этой ситуации, так это на долгую драку. Так что резко сократил дистанцию, чтобы не промазать в условиях хреновой освещенности, и двинул ему коленом по яйцам. Да-да, очень действенный девчачий удар. Расслабляющий, так сказать. Меня на мгновение обдало перегаром, Бахмет хрюкнул и согнулся. И получил, ясен перец коленом в таблище. А для лучшего усвоения удара, я его башку еще и за уши придержал.
– Пантера, ты как? – Астарот рванулся к девушке.
– Я ему… А он… Я же не хотела… – и она громко разрыдалась.
– Все хорошо, милая, – заквохтал Астарот. – Сейчас мы тебя заберем. Где твоя куртка?
– Где-то… здесь… – всхлипнула Пантера.
А я, тем временем, ухватил Бахмета за волосы и ремень штанов и шваркнул со всей дури об стеночку. Хлипкая конструкция проломилась. Бахмет, как куль с говном упал на пол. Я отвесил ему несколько пинков. И с трудом себя остановил. Еще убью эту падаль со злости. А дадут ведь как за человека.
Сука, но насильники – это было что-то за гранью моего понимания! К этому типу мужиков я испытывал стойкую и незамутненную ненависть.
– В каком смысле он тебя ему отдал? – возмущенно спросил Астарот.
– Я не поняла, – всхлипывая, ответила Надя. – Мне он так нравился. Он мне стихи читал… А потом пришел этот урод, и Алишер…
Надя снова заплакала в голос. Куртка ее так и не нашлась.
– Вот, надень мою, – я снял куртку и кинул Наде. С содроганием подумал, что мы едва не опоздали. То есть, на самом деле, опоздали, конечно. Если бы мы были внимательнее, то этой фигни вообще бы не случилось. А сейчас просто успели к моменту, когда не произошло непосредственно самого, так сказать, акта соития. А вот насилие уже случилось.