© Дедух Екатерина, художник, 2025
© Издательство «Родники», 2025
© Оформление. Издательство «Родники», 2025
Благодарю за помощь,
поддержку, понимание и дружбу
Екатерину Дедух, Максима Грановского,
Марианну Соломко, Марию Смирнову,
Алексея Ахматова и всех, кто помогал мне
в работе по созданию этой книги.
«Встанет лёд – нехитрое дело…»
Встанет лёд – нехитрое дело.
Волохницы холодное тело
Будет тихо лежать до весны,
А потом встрепенётся, как птица
После дрёмы, и будет клубиться
Зелень позднеапрельской листвы
Над водой. А пока непонятно,
Всё ли с этой зимой в порядке:
То рыдает, то громко молчит,
Будто знает какую-то тайну.
Будто всё это не случайно –
Потерять от неба ключи.
«Перебороть свой страх, перерасти…»
Перебороть свой страх, перерасти
Саму себя и стать немного выше.
На божий свет дитя произвести
И слушать, как оно живёт и дышит.
Прохладною крещенскою водой,
Что омывает ледяную кромку
Речной купели, окропить ребёнка –
Он будет улыбаться и гулить.
Обветривая мокрую ладонь,
Морозный воздух прячется за мной,
Пытаясь с тишиной заговорить.
Я прошепчу: «Не тронь её, не тронь.
Пусть спит и набирается ума…
Ещё не скоро кончится зима…»
«Будет снег – ничего необычного…»
Будет снег – ничего необычного
В этом нет. Всё своим чередом.
Из осеннего списка вычеркнут
Мною год, и твердит об одном
Заржавевшая стрелка ночи.
Будет свет – значит будет проще
Разглядеть черно-белую тьму,
А не выйдет – такой и приму:
Первозданной и непорочной.
«Говори, говори, не молчи…»
Говори, говори, не молчи,
Не умалчивай снег в междуречье.
Пляшут снежные светлячки
В тишине темноты безупречной.
Осень – это еще не конец –
Запоздавшей зимы десница.
Горизонта горячий свинец
Остывает под взмахами птицы.
Говори, говори, не томи,
Не умалчивай символы света –
Всё, что было когда-то твоим,
Стало перворождённым снегом.
«Обычный день зимы. Её начало…»
Обычный день зимы. Её начало.
В преддверии чего беспамятно кричала
Неведомая птица тишины
На языке глухом и неизвестном.
И мне казалось: было неуместно,
Что все слова уже предрешены.
Я вместе с ней единою была:
Она летала, я за ней смотрела.
И капала весенняя смола
Из черного, взъерошенного тела.
И плакала, и ныла, и звала,
В глаза смотрела, будто в зеркала.
И прыгала по веткам, и склонялась
К воде, а оголтелые слова
Врастали в землю, будто бы трава,
Которую косить-непрокосить.
Спроси её о чём-нибудь, спроси:
Она ответит эхом на вопрос.
И будет это эхо горше слёз,
И будет выше и сильнее зла,
И заблестит, как в небе купола.
И запоёт в ней колокольный звон…
– Послушай! Слышишь?
Слышишь?..
Вот же он…
«Неполною луной взошёл ноябрь…»
Неполною луной взошёл ноябрь –
Так всходит семя из холодной почвы:
С трудом, без сожаления, но прочно
Корнями зацепившись за края
Невидимого света. Дальше – тьма
Глухая, что ни зги не видно, будто
Еще не скоро разродится утро,
Еще не близко ранняя зима.
Уткнувшись тёплым носом в тишину,
Не понимая времени и чувства,
Сопит в кроватке маленькое чудо,
Ни разу не видавшее весну.
«Слово за слово – осень злится…»
Слово за слово – осень злится.
Улетает последней птицей
Поздний выкормыш сентября –
Значит всё еще будет. Зря
Ветер тратит впустую нервы,
Как бы ни было, снегом первым
будет сыпать до темноты
Неуёмная, после – остынет.
Ты под утро уснешь в тишине,
А, проснувшись, покаешься мне
И себе в непомерной гордыне.
«Осень раздела до гола…»
Осень раздела до гола
лиственные леса:
Девочкой в образе ангела
щурит большие глаза,
Будто раздела кукол,
Сшила им новый наряд:
Будет их в белое кутать,
Черное примерять.
После – устанет и ляжет
на озимую рожь,
Словно на край кровати.
Будет по телу дрожь
Долго блуждать.
Я встану, выключу
в детской свет.
Спят за окном деревья,
облачённые в снег.
«Хочу сказать, но слов не передать…»
Хочу сказать, но слов не передать,
Как будто воздух связывает горло
Дыханием своим. Прижался город
Домами к затонувшим берегам.
Неотличим от ветра птичий крик,
И кажется, что глухо и протяжно
Летит по небу самолет бумажный
И пишет гладко, будто в чистовик.
И ты стоишь задумчиво, пленим
Полётом этим. Не найдя ответа,
Летит неуловимый вестник света,
И ничего не властвует над ним.
«Когда вот так, случайно и намеренно…»
Когда вот так, случайно и намеренно,
Без ожиданий и без лишних слов,
Ты входишь в осень, будто в дом Христов,
В которой лист упавший, как знамение:
Его выносишь на руках своих,
Безжизненного, тихого, земного,
Как будто ты всё это сотворил,
И плачешь, плачешь, плачешь,
плачешь снова…
«Память моя тяжелее стальных оков…»
Память моя тяжелее стальных оков,
Давит и душит, словно тугой хомут.
Я ей, родимой – пищу, постель и кров,
Лишь бы забыться хотя бы на пять минут.
Память моя – якорь в пучине дней,
Встанет на дне между подводных скал…
Я ей: «Смотри, в рощице соловей
Песню поет, словно того и ждал».
Я ей – весну белую, словно снег,
Алый рассвет в гуще цветущих трав.
Только она мне отвечает: «Нет!»
Ох уж этот ее непокорный нрав.
Я ей кричу: «Ладно, живи своей
Жизнью, а я отживу своей!»
Только слова отражаются еле слышно:
– Слово – не воробей…
«В августе всё по-другому…»
В августе всё по-другому:
Тянешься ближе к дому,
Словно росток из земли
Тянется к свету и к Богу.
В августе сердце саднит,
И отекают ноги.
Хочется сесть на крыльцо,
В локти уткнуться лицом
И не вставать до марта.
Скажут соседи: «Пришла!»
Выйдет навстречу мама –
Вынесет теплую шаль…
«В один из дней я выйду на погост…»
В один из дней я выйду на погост:
Заголосят, запричитают птицы,
Язык их ясен и предельно прост –
Туманные оберегают лица
Людей, чья память проросла травой.
Тут каждый мертвый будто бы живой.
Я обрету себя в один из дней
И напою из родника студёной
Водой своих безудержных коней.
Они по полю скачут обречённо
И ждут дождя. В один из этих дней
Я не узнаю голоса людей.
И ветер будет мне поводырём
И символом, и знаком, и плечом,
И свет из ветра будет сотворён,
И мне от света будет горячо.
В один из дней я выйду на погост
И прорасту травой среди берёз.
«Мне снился сон, как будто наяву…»
Мне снился сон, как будто наяву:
Ложился снег на спелую траву.
Шептала осень, плакала, звала.
Молчала побелевшая трава.
Опавших яблок алые бока
Несла отсюда темная река.
Их было много, будто в небе звёзд,
Как будто бы невыплаканных слёз.
Я трогала рукой подол реки,
А белые снежинки-мотыльки
Врывались в растрепущую волну
Моих волос, как голос в тишину.
И этот голос диктовал и пел,
И был он чист и бесконечно бел.
«А дальше что? А дальше снег и снег…»
А дальше что? А дальше снег и снег.
И нет просвета – это падший свет,
Тягучий, затуманенный, седой
Ложится между небом и водой…
А дальше встанет толстокожий лёд:
Свою судьбу он знает наперёд –
Его не растопить, не расколоть.
Оберегая мировую плоть,
Он так и будет до весны лежать,
Пока не дрогнет первая межа.
А после – травы будут говорить,
Паук сплетёт невидимую нить,
Уснёт пчела в заснеженном цветке,
А дальше – снова наледь на реке.
И без конца идёт круговорот,
Пока природа дышит и поёт.
И только мне не нужен этот снег,
И этот лёд, что глух ко мне и слеп,
И этот человек, что никогда
Своей любовью не растопит льда.
Я – не природа, я – жена и мать.
Со мною нужно жить
и понимать.
«Зима чернее волчьей ягоды…»
Зима чернее волчьей ягоды.
Глаза закроешь – всё одно.
А помнишь, ездили до Ладоги
На электричке ледяной?
Садились утром у Финляндского
И по железной до конца.
Хватало солнца нам январского,
Ловилось счастье на живца,
Декабрь набившейся оскоминой
Из под полы небесных недр
Глумился над своим надгробием
И посылал на землю снег.
И этим снегом утрамбовывал,
И умывал, и омывал.
Стояла ржавой под заборами
Недоистлевшая трава.
Недоуслышанная исповедь
Снегоподобной тишины –
Темнее самой тёмной истины
И самой искренней вины.
«Заземли меня, задержи…»
Заземли меня, задержи,
Зацепи крючком, будто рыбу.
Слышишь, плачут о нас стрижи,
Пролетающие над изгибом
Поднебесного полотна –
Будто дёргается струна
Горизонта. Глотаю на ощупь
Воздух, словно намного проще
Не дышать им, и мне сполна
Хватит этого, чтобы тоже
Задержаться с тобой подольше,
Плавником не касаясь дна.
«Радуюсь темноте, будто…»
Радуюсь темноте, будто
Первым лучам весеннего утра,
Скользящим по занавескам.
Радуюсь, будто я – невеста.
Мурашки по рукам от шёлка
Прохладного, словно я долго
Стояла в храме и слушала, слушала,
Как трещало масло душное
В ладанке, как шептались тени
И плакали свечи, а божьи дети
Протяжно и звонко пели «Отче…» –
Я слушала их до самой ночи.
«Когда я вырасту, я стану понимать…»