Читать онлайн Ограбление Медичи

Один

Грязь была с берегов реки Арно. Но с берегов реки Арно внутри городских стен, так что, наверное, это была и не совсем грязь. К тому же от рук Кэт воняло вовсе не грязью.

Но ей доводилось прикасаться к вещам и похуже. И все же недоверчивый Джио решил испытать ее.

Она следила за каретой.

Карета въехала в город через ворота Порта Романа, и Кэт подумала, что это глупо. Расписанная словно картина, огромная, великолепная золоченая карета притягивала взгляды, и любой бы догадался, что она принадлежит очень богатым синьорам. Но почему эти люди не догадывались, что в это время суток Порта Романа превращается в мешанину из людей и повозок? Хотя, возможно, они были слишком богаты, чтобы задумываться о подобных вещах.

Впрочем, едва ли их богатства хватило бы, чтобы не беспокоиться вообще ни о чем. Кэт притаилась в тени, когда карета остановилась перед пекарней синьора Бруно. Здесь продавались кексы чиамбелла, которые Джио иногда воровал. Синьор Бруно примостился на лестнице, приставленной к стене его двухэтажной лавки. Держа в руке ведро с мыльной водой, он скреб стамеской по стене, сдирая наклеенную листовку. Кэт сжалась еще сильнее, заметив двух городских стражников, которые, стоя около лестницы синьора Бруно, внимательно наблюдали за ним.

Бархатная занавеска кареты метнулась в сторону. Рука, отдернувшая ее, засверкала в солнечном свете, не уступая карете в сиянии. Прежде чем занавеска вновь опустилась, Кэт успела разглядеть мелькнувшее в окне хмурое лицо. Мгновение спустя двое гвардейцев Медичи направились к городским стражникам. Кто-то внутри кареты стукнул по крыше, и кучер погнал лошадей вперед. Кэт поспешила за ними, а у нее за спиной вспыхнул спор между группой мужчин в форме.

На стене, несмотря на все старания синьора Бруно, все еще виднелся последний клочок бумаги. А Кэт в последние дни несколько раз натыкалась на такие листовки. Республика. Вот о чем в них говорилось.

Улыбнувшись, Кэт помчалась дальше.

Карета направлялась к площади Синьории, самой большой площади в сердце Флоренции. Одно из любимых мест Кэт в городе. Ей нравилось смотреть, как булыжники, которыми были вымощены улицы Флоренции, разлетаются во все стороны из-под колес. Нравились широкие арки Лоджии Ланци. И сияющий белый мрамор статуи Давида, возвышавшейся перед главным входом в Палаццо Веккьо.

Когда карета выехала на площадь, отовсюду послышались приглушенные голоса. Люди один за другим оборачивались, пока вся толпа не уставилась на герб, красовавшийся на дверцах кареты.

«Медичи? – слышала Кэт их шепот, проходя мимо. – Папа вернулся?»

Словно в ответ на этот вопрос, занавески великолепной кареты распахнулись, отодвинутые той же рукой, сверкавшей драгоценными камнями. Теперь в окне не видно было озабоченных хмурых лиц – взгляду толпы предстал мужчина, облаченный в пурпур и золото, с добрыми глазами и снисходительной улыбкой.

«Но ты же сказал, что он из рода Медичи, – чуть раньше в тот же день возразила Кэт. – Как он может быть папой, если он тоже Медичи?»

Взгляд, которым Джио одарил ее, ясно говорил, что столь глупые вопросы задают лишь малолетки, а у десятилетних, как Джио, нет времени на малышню.

– Моя возлюбленная Флоренция! – провозгласил папа Лев X, он же Джованни Медичи. Его голос разнесся над толпой. – Я вернулся домой!

Реакция была мгновенной. Площадь взорвалась радостными криками, люди толкались, пробираясь вперед, чтобы получше разглядеть карету. Кэт позволила людскому потоку увлечь себя дальше, отвратительный запах, исходивший от ее правой руки, прокладывал ей дорогу в толпе.

К тому времени, как Кэт добралась до первых рядов, гвардейцы в синей форме дома Медичи принялись оттеснять людей от кареты. Однако они не обратили внимания на Кэт. Кому интересна девчонка, затесавшаяся в толпе напирающих взрослых?

– Я польщен вашим теплом и любовью, – воскликнул папа. Его голос разнесся над площадью. – Мой дорогой кузен заверил меня в вашем гостеприимстве, но совсем другое дело – наблюдать его лично! Не поприветствуешь ли ты свой народ, Джулио?

Рядом с папой в окне кареты замаячил изящный силуэт. Однако он не торопился выбраться из тени. Папа закатил глаза.

– Сам кардинал Медичи приветствует вас.

Пожилая женщина в серой шали сумела подобраться к окну кареты.

– Ваше Святейшество! – прокаркала она, потянувшись к руке папы. Кэт увидела, как тот с отвращением бросил взгляд в глубину кареты, на своего угловатого спутника. А затем отпрянул от старухи, торопливо осенив ее крестным знамением.

– Благодарю вас, – вскричала старуха. Она отпрянула от окна, по ее щеке скатилось несколько слезинок.

– Будь благословенен этот город, – воззвал папа. – И да будет благословенна каждая душа в нем!

И тут Кэт метнула в него шариком из дерьма.

Хорошо прицелиться не вышло, и снаряд угодил в край окна. Однако он со смачным шлепком забрызгал блестящую мантию, и папа с воплем «Господи Иисусе!», от которого у Кэт заложило уши, отшатнулся в глубину своей роскошной кареты.

– Кто это сделал? – взревел капитан гвардейцев Медичи. Он развернул свою лошадь между каретой и толпой. Но даже его рев не мог заглушить вопли: «Только взгляни на меня, Джулио, я весь в грязи!», доносившиеся из окна кареты.

По толпе прокатилась волна возмущения, ропот все нарастал и нарастал.

Кто-то отпихнул Кэт назад, и карета скрылась из виду за широкими плечами.

– Я желаю, чтобы их поймали! Чтобы их выпороли! – голосил папа Медичи. Но его все труднее было расслышать за нарастающими криками толпы. Люди больше не ликовали, по крайней мере, не все из собравшихся на площади.

– Да здравствует Республика! – Голоса скандировали со всех сторон, пока их рев не сделался оглушительным. – Да здравствует Республика!

Кэт вдруг сообразила, что заранее не обдумала пути отступления. И сейчас все осложнилось, потому что гвардейцы в синей форме Медичи принялись рыскать по толпе, расталкивая зевак. Они кого-то искали.

Искали ее.

Проглотив ком в горле, Кэт развернулась, чтобы бежать. Но людской поток, который раньше нес ее прямо к карете Медичи, теперь работал против нее. Площадь словно превратилась в стену из ног и туловищ, и теперь никто не желал уступать дорогу девушке с перепачканными в вонючей грязи руками. Не сейчас, когда стражники приближались. И тут…

Толпа расступилась. Всего на мгновение. И в это мгновение Кэт увидела шанс на спасение.

Не раздумывая, она нырнула в хаос Флоренции, спасший ей жизнь.

Два

Если уж рассуждать об обнаженных мужчинах, то Роза Челлини считала, что этот точно достоин внимания. Мускулистый. Высокий и статный. У нее свело шею от напряжения. Но сколько бы она ни стояла у его ног, Давид ни разу не опустил глаз, чтобы встретиться с ней взглядом.

Но это вполне нормально. В конце концов, он же статуя.

Расправив юбки, она удобно примостилась на каменном постаменте. Пришлось проявить ловкость, чтобы случайно не задеть цветочные букеты, фрукты, а также… менее вкусные подношения, разбросанные у ног статуи. Однако, несмотря на все ее старания, небольшой листок бумаги вспорхнул, вырвавшись из-под свертка с подношениями, изрядно поклеванного голубями. Роза подхватила его, стараясь не читать нацарапанные на нем расплывчатыми чернилами мольбы, молитвы или мечты, но тут что-то на булыжной мостовой привлекло ее внимание: клочок бумаги с несколькими обрывками печатных слов.

– РЕСПУБЛИКА ФЛОРЕНЦИЯ, – гласила надпись. Чернила были размазаны.

Роза отпихнула его ногой и смогла, наконец, найти свободное местечко. Достав колоду потертых карт, она принялась их перетасовывать, со сдержанным любопытством разглядывая толпу.

Площадь постепенно пустела, хаос, царивший здесь последние несколько минут, медленно затихал. Гвардейцы Медичи все еще рыскали вокруг, допрашивали прохожих, искали того, кто отважился запустить в главу Церкви чем-то похожим на горсть свиного дерьма.

Это была прекрасная карета. И грязный снаряд угодил прямо в середину тройного цветка лилии – герба Медичи, украшавшего дверцу кареты.

Роза выложила три карты и принялась ждать.

Флоренция, построенная на руинах, обрела богатство и славу благодаря деньгам и махинациям дельцов Медичи. Год за годом они скрывались под маской смирения и симпатии к простым людям, пряча бездонные сундуки с богатством, и постепенно превратили город из нескольких лачуг на берегу реки Арно в обширную метрополию. Именно таким город был сегодня.

Роза подумала, что увидеть позолоту и кованые узоры, украшавшие карету папы, было подобно глотку свежего воздуха. Этот отпрыск Медичи был не из тех, кто притворялся простаком. Свое богатство он выставлял напоказ. И спустя шесть лет, в течение которых она избегала этого города, словно чумы, Роза вошла в ворота почти в то же мгновение, что и он.

– Что ты здесь делаешь?

Роза улыбнулась двум гвардейцам поверх деревянной доски, примостившейся у нее на коленях. Она представляла, как выглядит со стороны. Невысокая молодая женщина с растрепанными темными волосами, черными глазами, обманчиво беззащитная. Ее красная шерстяная юбка была перепачкана дорожной грязью, а изрядно потрепанный кожаный ранец, местами уже подлатанный, требовал новых заплаток.

Она не представляла угрозы. Ничем не примечательная девушка.

– Добрый день! – защебетала она, переворачивая три игральные карты лицом вверх. Валет. Шестерка. Королева. – Какой благословенный день! Можете ли вы поверить в нашу удачу? Оказаться рядом с таким человеком? Ну, конечно, можете – вы, наверное, постоянно его видите…

Один гвардеец залился краской. Другой – нет. Значит, у Розы есть шанс заработать.

– Вы не видели здесь девчонку? – требовательно спросил тот, что не покраснел. Другой не сводил глаз с карт в руках Розы.

– Девочку? Сегодня я видела много девочек. Хотите сыграть в «Найди Даму»?

Последние слова предназначались гвардейцу, которого явно заинтриговало ее предложение. Он не сводил с нее изумленных глаз. Парень был моложе своего напарника, возможно, даже ровесник семнадцатилетней Розы. Смущенный внезапным вниманием, он, заикаясь, пробормотал: «Я… гм… я не…»

– Я научу, как играть, – сказала Роза. Она снова перевернула карты и начала тасовать колоду, стремительно вращая и переворачивая карты.

– Она была бы примерно такого роста, – сказал другой гвардеец, не обращая внимания на карты.

Он поднял руку до пояса.

– Грязная. В поношенной одежде.

Роза шумно вдохнула.

– Это та, что напала на Его Святейшество? – Ее руки все еще двигались, превратившись в размытое пятно, за которым словно загипнотизированный наблюдал юный гвардеец. – Я не видела никого похожего, – сказала она. – Но все это было так ужасно. И так захватывающе. Его Святейшество не пострадал?

– Уверена, что не видела никого, кто подходил бы под это описание? – спросил строгий гвардеец.

Роза покачала головой, поднимая руки. Карты выстроились в ровную линию.

– Клянусь жизнью Его Святейшества, я не видела никого похожего. А теперь. Можете найти Даму? Где же прячется та королева?

Не задумываясь, юный гвардеец коснулся средней карты.

– Риччи, – рявкнул его напарник, но Роза уже переворачивала ее, продемонстрировав бесстрастное лицо Королевы Кубков.

– Отличная работа, синьор. Вы – прирожденный мастер.

Терпение второго гвардейца лопнуло.

– Она шарлатанка, болван, – огрызнулся он. – Соберись. Мы попусту тратим время. – И не говоря больше ни слова, он развернулся и зашагал через площадь в сторону толпы в Лоджии Ланци. Риччи, оскорбленный до глубины души, уже собрался последовать за ним.

– Синьор, – сказала Роза, осторожно убирая доску и вставая. – Вот. – Она протянула королеву. – Для вас.

Он уже было взял карту, когда его вдруг осенило.

– Разве тебе она не нужна?

– Некоторые вещи стоят небольшой жертвы.

От хлестких пощечин ледяного ветра, налетевшего с Арно, ее щеки раскраснелись. Подмигнув Риччи, она выхватила у него карту и засунула за пояс.

– Приятно было познакомиться.

С таким же успехом Роза могла всадить ему топор промеж глаз. Парень непонимающе хлопал глазами, пока…

– Риччи! – Угрюмый охранник был вне себя от ярости. Испуганно вздрогнув, молодой человек развернулся и, спотыкаясь, поспешил за напарником. Продолжив тасовать колоду, Роза смотрела им вслед, наблюдая, как Риччи испуганно съеживается от нападок старшего товарища.

– Они ушли?

Голос звучал приглушенно из-под полога шерстяных юбок Розы, а деревянная доска, которую она специально прислонила к постаменту статуи, скрывала беглянку от посторонних глаз. Роза не рискнула взглянуть на девушку, сидевшую на корточках позади нее. По запаху она догадалась, что та не воспользовалась водой из ее бурдюка, чтобы отмыть руки от грязи и бог знает чего еще.

– Тсс, – прошептала она. Риччи удалось, наконец, успокоить своего напарника, и оба гвардейца направились к толпе зевак, собравшихся у Лоджии Ланци, чтобы отыскать новую жертву для допроса. Их внимание привлек какой-то бедолага, и они наконец скрылись из виду.

– Да, – сказала она. – Но не показывайся, пока не отмоешь руки. – До нее тут же донесся звук льющейся на булыжную мостовую воды, и Роза подавила улыбку.

Ей показалось само собой разумеющимся спрятать вынырнувшую из толпы девчонку с перепачканными ладонями и безумным от ужаса лицом. На вид той было лет восемь, а Розе самой не раз случалось попадать в переделки в этом возрасте. Правда, ни один из этих случаев не касался папы.

Наконец, девчушка появилась перед ней. Робко взглянув на Розу, она протянула ей пустой бурдюк, слегка склонив голову.

– Спасибо, синьорина.

– Не стоит благодарности, – ответила Роза, незаметно вытерев бурдюк о юбку, и снова прикрепила его к сумке. Около Лоджии Ланци поднялась суматоха. Кто-то – возможно, молодой стражник в униформе одного из самых знатных домов Флоренции, – похоже, потерял кошелек. Роза вскинула на плечи рюкзак.

– Ладно. Мне пора.

– У вас неприятности, синьорина? – Девочка последовала за Розой по пятам, когда та свернула на одну из многочисленных боковых улиц. – Они не видели, как вы меня спрятали.

– Они также не видели, как я стянула деньги того парня. Но это лишь вопрос времени, ведь они непременно решат вернуться.

– Ты позволила ему выиграть, не так ли?

Девчушка не сводила цепкого взгляда с Розы, в ее глазах сиял ум, отточенный нуждой.

– Конечно, – ответила ей Роза. – Всегда стоит позволить противнику выиграть первую партию в игре «Найди даму». Возможно, даже несколько партий.

– Зачем?

– Чтобы они решили, будто контролируют ситуацию, – сказала Роза. – Когда это произойдет, ты сможешь попросить их сделать ставку, какую только пожелаешь, и они согласятся. И тогда останется только забрать у них деньги. – Она слегка ткнула девчушку локтем. – Разве не лучше уйти с золотым флорином, а не с одной лирой?

– Гм, – хмыкнула девочка. – Но тот парень показался мне милым. – Однако в ее голосе не прозвучало ни капли сожаления.

– Может, он и был таким, – сказала Роза. – А теперь он милый и бедный. Но, по крайней мере, у него все еще есть работа.

– Хорошие люди недолго живут при дворе Медичи.

– Похоже, ему придется нелегко. – Роза остановилась, озираясь по сторонам. Теперь они оказались в нескольких улицах от площади Синьории, и здесь толпы народа поредели, сменившись более плавным потоком пешеходов из зажиточных местных обитателей и владельцев магазинов. Это была добропорядочная часть города, и все в этом районе выглядело благопристойно и чинно. Роза осматривала незнакомые здания и проклинала себя за то, что так долго избегала этого города.

Она знала, где находится. Она понимала, что знает, где находится. Шесть лет назад она могла бы пройтись по этим улицам вслепую. Флоренция была для нее вторым домом, школой, местом работы, – всем. Но теперь Роза, прищурившись, разглядывала витрины магазинов, банки и церкви, и хмурилась от проплывавших перед глазами воспоминаний.

– Как тебя зовут? – спросила она девочку, которая все еще пряталась в ее тени, видимо, не зная, можно ли ей уходить. Девчушка не торопилась отвечать, вновь проявив житейскую смекалку.

– Хорошо, тогда как мне тебя называть?

– Можешь звать меня Кэт, – ответила она.

– Кэт. Даю две лиры, если подскажешь дорогу.

Кэт вытаращила глаза.

– Дорогу куда? – все еще настороженно спросила она.

– Знаешь, где находится аптека?

Ее лицо скривилось в замешательстве.

– Апте…

– Агата де Россо. Знаешь лавку Агаты де Россо?

Кэт просияла.

– О! – воскликнула она. – Ты ищешь ведьму!

Цена в две лиры за столь простую подсказку, очевидно, была слишком высока, поэтому Кэт решила стать гидом Розы и лично провести ее по шумным улицам центра Флоренции, попутно тараторя о местных достопримечательностях, хотя нельзя сказать, был ли этот рассказ правдой хотя бы наполовину.

Роза старалась не обращать внимания на болтовню Кэт о местном колорите, заново открывая для себя узоры улиц и площадей. Этот мысленный трюк она проделывала бесчисленное множество раз – сначала как утомительное упражнение, под руководством матери, а потом это уже превратилось в рефлекс. Карта города вырисовывалась в ее сознании, складываясь из грубых штрихов и мелких деталей, дымка памяти смешивалась с грязью и песком реальности.

«Главное – сделать неосязаемое осязаемым», – говорила ей мать еще до того, как она стала достаточно взрослой, чтобы понять, что эти слова означают. Они склонялись над свечой на чердаке, где гулял сквозняк, и шептались в полутьме ночи. Молчать было незачем – с тех пор как похоронили отца Розы, они остались в доме совершенно одни. Но спать они не могли, и поэтому то и дело находили друг друга под скрипучими чердачными балками, когда солнце становилось лишь далеким воспоминанием, навсегда исчезнув за горизонтом.

Она до сих пор помнила, как сверкали темные глаза Лены Челлини в сиянии свечи, такие лукавые и печальные.

«Мы узнаем место так же, как узнаем людей, – говорила она, и Роза кивала, словно понимая, о чем говорит мать. – Когда мы впервые встречаем их или когда мы впервые видим место – это обведенный мелом контур. Просто маленькая фигурка, вырезанная из бумаги. Нечем заполнить его изнутри. – Она схватила дочь и принялась щекотать ее, и Роза завизжала, забыв о том, что нужно вести себя тихо. – Но потом мы узнаем их лучше, и эти пустые места заполняются воспоминаниями. Вместо обычного человека ты видишь жену пекаря, которая смеется как гусыня. Вместо улицы видишь место, где когда-то поцарапала колено. Но тут есть своя хитрость».

Глаза Розы, должно быть, казались огромными на ее личике.

«И в чем же секрет?»

Выражение лица Лены сделалось торжественным, она внимательно смотрела на Розу. Они остались наедине друг с другом в своем убежище.

«Хочешь научиться?» – спросила она, но имела в виду нечто большее. Имела в виду все.

Теперь же, следуя за маленькой девочкой, которая оказалась достаточна безрассудна, чтобы метнуть комком дерьма в папу римского, Роза заполняла для себя Флоренцию до краев. А вся Флоренция была олицетворением семьи Медичи.

В течение столетия богатство и авторитет помогали этой семье держать Флоренцию в своих руках, создавая ее, иногда буквально, по своему образу и подобию. Скульпторы, художники, архитекторы – все они могли приписать свой успех покровительству Медичи. Лоренцо Медичи, один из последних патриархов, был особенно плодовит в этой области: его щедрость принесла ему титул Лоренцо Великолепного и помогла оставить богатое культурное наследие, известное по всему миру.

Конечно, это наследие не могло защищать семью вечно. После смерти Лоренцо нарастающие военные потери привели к изгнанию девятнадцатилетнего Джованни Медичи, сына Лоренцо, и его шестнадцатилетнего кузена Джулио – двух последних отпрысков клана Медичи. Десятилетиями их не пускали в город, который они считали своим по праву рождения, и их праведное негодование росло с каждым годом. Тем временем Флоренция обрела мир и процветание, став свободной и демократической Флорентийской республикой. Оказалось, городу не нужны были Медичи, чтобы стать великим.

Но изгнанные кузены Медичи не смирились с этой новой реальностью. Вместе они придумали, как вернуть власть над городом во имя своей семьи. К тому времени, когда этот план осуществился, Джованни заполучил алые одеяния кардинала. А пять лет назад, благодаря мощной поддержке Церкви, он и его кузен собрали армию и вновь отправились покорять Флоренцию.

Перемены не были бескровными, хотя Флоренцию многие беды обошли стороной. Честь подать городу суровый и жестокий пример пала на… другие незадачливые плечи. Зачем, в конце концов, Медичи ломать игрушку, которую они так хитроумно замышляли отвоевать? И вот Флоренция была вынуждена с распростертыми объятиями принять своих блудных патриархов обратно. Джованни сменил свое имя на более соответствующее папскому статусу – Лев Х, а Джулио занял место кардинала, которое освободил его кузен. Но, судя по гневным листовкам на стенах домов и грязному пятну на карете папы, возвращение Медичи к власти приветствовали далеко не все.

Роза вздрогнула. Последний раз она была во Флоренции еще во времена Республики. Идя следом за Кэт, она чувствовала, как холодные пальцы этих воспоминаний касаются ее шеи. Мимо переулка, где Лена обыгрывала банковских клерков в кости, постепенно доводя их до исступления, мимо церкви Санта-Мария-Маджоре, где ее мать приятно провела несколько дней, рассказывая страшилки о призраке несчастной женщины, замурованной в стенах, пока Роза опустошала карманы ее слушателей; мимо таверны, где Роза тайком отхлебнула джина и ее вырвало на ступеньки снаружи.

Сплошные призраки. Но она этого ожидала. И могла принять как должное. К счастью, их становилось все меньше и меньше, пока Кэт уводила ее прочь от центра города, и наконец они остановились перед лавкой, приютившейся между лавками зеленщика и шорника.

– Ведьма, – указала Кэт на дверь. Роза добавила девчонке еще лиру за представление.

– Держись подальше от Медичи, – наказала ей Роза. – Если только не придумаешь заранее план побега.

– Непременно, – явно солгала Кэт. – Удачи тебе с твоими карточными фокусами!

А затем исчезла, помчавшись по улице со скоростью, заставившей Розу проверить, на месте ли кошелек. Убедившись, что его не украли, она вновь обернулась к «Ведьме».

По сравнению с непривычным хаосом в центре Флоренции, лавка Агаты де Россо, казалось, была неподвластна времени. Даже вывеска осталась прежней – хотя, конечно, когда она видела ее в последний раз, ей было… десять? Одиннадцать? Она была достаточно юной, чтобы забыть важные детали. Но надпись та же, как и оформление, и цвета…

«АПТЕКА» – гласила надпись. Должно быть, кто-то недавно перекрасил вывеску. Роза сомневалась, что это сделала сама аптекарша, но, с другой стороны, Агату всегда окружали люди, чем-то ей обязанные. Список причин, по которым человеку может понадобиться аптекарь, был длинным и унизительным – интимные недуги, нежелательные беременности, зелья и порошки… Поэтому ей не составило бы труда заставить кого-нибудь из клиентов потратить полдня на наведение порядка, особенно если это означало, что кто-то из близких не узнает конфиденциальную информацию…

Розе пришла на ум избитая поговорка «не играй с огнем», как вдруг изнутри магазина донесся негромкий взрыв. Не раздумывая, девушка ворвалась внутрь и, захлопнув за собой дверь, услышала слабый звон колокольчика.

Аптеку наполняли дым и мрак, и потому Роза не заметила длинный деревянный прилавок, пока не ударилась бедром о его край. Сдержав проклятие, она, прищурившись, кашляя, на ощупь пробиралась вперед в темноте. На стене за прилавком царил хаос полок и корзин – источник странного, землистого, травяного запаха, который она с трудом улавливала сквозь всепоглощающую едкую вонь химической гари.

В глубине лавки что-то звякнуло.

– Агата? – позвала Роза. – Ты еще жива?

– Не задавай глупых вопросов, – раздался в ответ скрипучий, раздраженный голос из дымной глубины. – Перестань кашлять. Так драматично. Я иду, иду. И не открывай дверь.

Роза вытерла рукавом слезящиеся глаза.

– Не открывать дверь?

Во мраке показалась маленькая сгорбленная фигурка, шаркающая по полу к Розе. Наконец, старуха предстала перед ней, озаренная лучами полуденного солнца.

Агата де Россо застыла во времени, как и ее лавка. Она выглядела так, как запомнила Роза, – лет семидесяти, с вьющимися седыми волосами и веточками неизвестной травы, торчащими из-за ушей. На ее носу примостились толстые очки в темной металлической оправе. Ее платье, добротное и явно сшитое на заказ, было покрыто копотью и подпалинами – свидетельство того, как ценили ее клиенты и как Агате было на это наплевать.

– Именно, – ответила она, и от ее пристального взгляда Роза почувствовала себя неуютно. – Соседи на взводе из-за дыма. Грозятся натравить на меня городскую стражу.

– Я сильно сомневаюсь, что во Флоренции найдется стражник, который осмелится задержать вас, синьора де Россо.

– Гм. Очаровательно. – Агата поправила очки. – Ты похожа на свою мать.

Роза улыбнулась.

– Вы помните меня?

– Люди не меняются, синьорина Роза, – откликнулась Агата. – Они просто становятся выше и толще. Возьми-ка этот ящик. Тяжеловат он для моих старых костей.

Старые кости Агаты выглядели вполне себе прочными, но Роза в целях самосохранения не стала ничего комментировать. Она последовала за аптекаршей, осторожно таща большой деревянный ящик, на который показала Агата, и прислушиваясь к зловещему позвякиванию внутри.

– Клади сюда. – Агата указала на стол с каменной столешницей, стоявший у стены, и Роза как можно аккуратнее водрузила на него ящик. – Не будь такой трусихой, дочка, он не кусается. Открывай, открывай… эх… – Рассерженная неповоротливостью Розы, Агата оттолкнула девушку и сама откинула крышку. Внутри в свете мерцающего пламени поблескивали ряды стеклянных флаконов. – Бери их парами, вот так… – Агата взяла наугад два флакона. – Перевяжи их бечевкой, а потом отдай мне. Справишься?

– Да, – ответила Роза, не совсем понимая, как ее угораздило поступить на службу к Агате, но и не желая отступать, опасаясь нового взрыва.

– Отлично. – Агата вернулась к столику у очага и взяла ступку и пестик. Она с такой силой терла их друг о друга, скребя гранит о гранит, что Роза едва сдерживалась, чтобы не заскрипеть зубами. – А пока ты это делаешь, можешь напомнить мне, как давно мы не виделись. Лет пять?

– Шесть. – Роза завязала узел на куске бечевки и отставила флаконы в сторону.

– За шесть лет так ни разу и не зашла, – заметила Агата. – Это так тебя мать учила себя вести?

– Спросите, когда увидите ее. Она теперь в Вероне, – ответила Роза. – Была работа, а потом появился мужчина. Но еще до Вероны мы какое-то время работали по отдельности.

– Неужели? – Агата внимательно взглянула на Розу. Некоторое время она молчала, прежде чем снова заговорить. – Это очень хорошо. Женщина должна уметь самостоятельно прокладывать себе дорогу в этом мире. И все же. В следующий раз, когда увидишь ее, напомни ей, что она должна мне десять флоринов и что я не виновата в том, что она не умеет жульничать, играя в басетту [1].

Роза отложила в сторону еще одну пару флаконов.

– Я люблю свою мать, синьора, но, думаю, у вас больше шансов взобраться на Монте-Пизано [2] без ног. – Она протянула Агате подготовленные пары флаконов. – Для чего они?

Агата ухмыльнулась, обнажив зубы.

– О, это мои особенные.

– Но для чего они? – спросила Роза.

– Для экстренных случаев. Когда закончишь, положи их на стойку, и ради бога, ничего больше не трогай…

– Я не трогаю, не трогаю… – Благополучно водворив склянки на место, Роза подняла голову, заметив, что Агата пристально наблюдает за ней. Она продолжала толочь пестиком содержимое ступки, не глядя на него. – Что?

– Не надо мне чтокать, – сказала Агата. – Дочка Лены Челлини появилась спустя невесть сколько времени лишь для того, чтобы навестить какую-то старушенцию?

– Близкую подругу матери.

Смех Агаты был похож на скрип старой кожи.

– Слишком долго я живу на свете, чтобы поверить в эти бредни. Ты собираешься и дальше тратить мое время? Зачем ты здесь?

– Я ищу Сарру.

Агата выглядела абсолютно невозмутимой, судя по всему, ожидая услышать нечто подобное.

– Нет ее здесь, – произнесла она, обводя широким жестом все закопченные уголки аптеки.

– Вы знаете, где ее найти?

Старая аптекарша вытряхнула содержимое ступки – какую-то серо-зеленую пасту, от которой Роза чихнула, – на стол.

– Что ты задумала, дочка? От тебя за версту несет неприятностями.

– Скоро узнаете. Обещаю. Я бы не спрашивала, если бы это не было важно. – Блестящий золотой кусочек слегка звякнул о мраморный стол рядом с пестиком Агаты. – Частичная оплата долга моей матери, – сказала она.

Руки Агаты замерли на мгновение, стоило ей увидеть монету, но тут же снова задвигались, погружаясь в мешочки с травами и порошками, щепотками высыпая их в опустевшую ступку. Она не смотрела на Розу, пока работала. И, конечно, не смотрела на нее, когда снова заговорила.

– Слыхала, вы с Леной поселились в Прато, – сказала она.

Роза напряженно улыбнулась, стиснув зубы, и придвинула золото ближе к Агате.

– Прошу вас, синьора.

Последовал негромкий стук, а затем Роза и глазом не успела моргнуть, как золотая монета исчезла в кошельке Агаты.

– Ольтрарно [3], – наконец сказала Агата. – Но сейчас ты ее там не застанешь. – И тут же щелчком отправила в миску что-то зеленое, пахнущее сосновыми иголками.

– Агата.

– Поговаривают, в последнее время она… связалась с плохой компанией. – Агата плеснула воды из бурдюка и, снова взявшись за пестик, принялась толочь.

Роза недоуменно вскинула бровь.

– Сарра ведь из семьи Непи, и я уверена, она не стала бы связываться с преступниками.

Агата бросила на нее испепеляющий взгляд.

– Конечно, это преступники, – процедила она тоном, способным содрать кору с дерева. – Но не совсем правильные преступники.

– Жестокие?

– Хуже, – откликнулась Агата, ожесточенно крутанув пестик. – Глупые.

Три

– Отсюда я мог бы снести ему башку.

Сарра почувствовала, как нарастает пульсация в висках.

– Я мог бы продырявить ему глаз.

– Чуточку потише, мастер Спинелли, – попросила Сарра. – Если вас не затруднит.

Но Альберто Спинелли был не тем человеком, что привык следовать добрым советам. Он еще дальше выполз на крышу, прижавшись глазом к прицелу арбалета. На противоположной стороне улицы, прислонившись к стене, зевал предмет его горячего интереса – стражник.

– И как тебе это все в голову приходит?

Он вот-вот свалится с крыши и разобьется. Или же из-за него их заметят и, возможно, зарежут, застрелят или повесят, и Сарре будет чертовски трудно объяснить Пьетро, что произошло. Сегодняшний вечер должен был пройти совсем не так. Сарра осторожно забрала у Альберто свой арбалет.

– Прошу вас, мастер Спинелли. Если бы мы могли сосредоточиться на нашем задании?..

Но Альберто не желал сосредотачиваться.

– Как думаешь, когда мы с этим покончим, могу я позаимствовать арбалет? Потому что жена заявила, что выставила меня вовсе не из-за торговца из Модены, а…

Она перевела дыхание и осмотрела арбалет – не испортил ли он что-нибудь своими неуклюжими руками. Расположившись рядом с ней, Альберто продолжал нести чушь, бормоча обо всем на свете – от неверности жены до своей новой повозки и растущего счета в таверне. Затыкать ему рот не имело смысла. Это ведь был план Альберто, это он наметил жертву и собрал команду. Все, что Сарра могла сделать, это выстрелить, когда прикажут.

– Видишь стражника? – прошипел Альберто.

– Минутку. – Она навела прицел. В поле зрения попал охранник, справлявший нужду на углу крыши противоположного здания. Семье Пацци следовало бы нанять охрану посерьезнее.

По общепринятому мнению, шестнадцатилетняя Сарра Непи не должна была приближаться к этой сырой, холодной крыше. Она никак не должна была облачаться в плохо сидевшие на ней обноски брата, спрятав заплетенные в косу огненно-рыжие волосы под самую уродливую кепку, какую только можно было отыскать. И уж точно ей не следовало иметь дело с Альберто Спинелли, вором настолько печально известным, что мало кто соглашался идти с ним на дело во второй раз.

Да, Сарра Непи не должна была находиться здесь. Она была добродетельной младшей сестрой уважаемого и образованного печатника. Хорошей девушкой. И уж никак не преступницей.

А вот Сарра Жестянщица – совсем другое дело. Два года ее изобретения прокладывали путь в чрево беззакония Тосканы, попутно пополняя ее кошелек. «Половина – для изобретений Жестянщицы, – твердила она себе как мантру. – Половина – для печатного станка. А Пьетро знать об этом не следует».

Ее внимание привлекло движение за спиной писающего охранника на крыше особняка Пацци. Сарра потянулась к поясному набору – собственноручно сделанному приспособлению, напоминавшему складной нож. Но когда она щелчком раскрыла его, вместо лезвия, словно веер, раскинулся набор разнообразных инструментов жестянщика, прикрепленных к дубовым ручкам. Сарра выбрала крошечную отвертку и, сложив остальные инструменты обратно в рукоять, принялась крутить крошечные латунные циферблаты на оптическом прицеле арбалета. Где-то внутри прицела задвигались шестеренки и рычаги, и изображение в прицеле стало приближаться и проясняться. Теперь Сарра могла различить фигуру в черном, выползавшую на крышу. Судя по всему, это был мужчина, возможно, слишком пузатый для такого подъема, он, сутулясь, пошатывался, ловя воздух ртом.

– Витторио на месте, – едва слышно пробормотала она.

– Видишь! – радостно воскликнул Альберто. – Я же говорил, он справится!

Она не сводила глаз с неуклюжей фигуры в черном одеянии на противоположной стороне. Глядя, как неловко Витторио раскачивается из стороны в сторону, Сарра нахмурилась.

– Он что, пьян?

– Витторио всегда выпивает пинту-другую перед работой, – сказал Альберто. – Это его успокаивает.

И теперь Сарре стало понятно, почему Витторио был единственным человеком на ее памяти, соглашавшимся и дальше работать с Альберто. Поправив арбалет, Сарра наблюдала через прицел, как расплывалась перед глазами стена особняка Пацци из белого кирпича.

– Ты уже нашла его? – спросил Альберто. Его голос, как всегда, звучал излишне громко.

– Терпение, мастер Спинелли, – пробормотала Сарра, гордясь тем, что сумела не выдать раздражения, переполнявшего ее. Годы лжи в лицо брату стали для нее школой, позволившей научиться скрывать чувства под маской невозмутимости, а хамство Альберто Спинелли не шло ни в какое сравнение с грубоватой проницательностью Пьетро Непи. Арбалетный прицел жужжал и щелкал, когда она крутила циферблаты, превращая размытое месиво из светлых и темных оттенков в…

Вот.

Изображение прояснилось, стало четким и ярким, и обеденный зал первого этажа Палаццо Пацци предстал перед ней как на ладони. Сквозь витражные окна Сарра видела тяжелый дубовый стол, мягкие стулья с высокими спинками, несколько мраморных бюстов…

И, конечно же, массивную люстру, свисавшую с потолка.

Это впечатлило даже такого человека, как Сарра, которой не раз приходилось сталкиваться с удивительными вещами. Ветви из кованого железа сжимали три белые свечи из пчелиного воска. Кристаллы струились каплями из каждого витка железа, ловя и преломляя тусклый свет с улицы. Он ослеплял, даже когда свечи не были зажжены. Сарра могла только представить, насколько ярким он должен быть в мерцании пылающих свечей.

Печально. Надо было привязать его к потолку чем-то более прочным, чем веревка.

– Готово, – сказала она, разглядев плетеную веревку. – Витторио должен начать через три… два…

– Кого грабим?

Мир накренился. И вот…

Сарре снова было девять. Ей было девять, и она хотела казаться старше, но ее плечи едва доставали до липкого стола в таверне. Маттео Непи, ссутулившийся над нетронутой пивной кружкой, был средоточием тепла и надежности, и Сарра прислонилась к отцу, пытаясь впитать в себя часть его тайной грусти.

– С его уходом здесь определенно стало тише. – Лена Челлини, сидевшая напротив, примостившись боком на скамье, наблюдала за посетителями таверны. – И ты не можешь сказать, что не скучаешь по нему. – Она чокнулась своей кружкой с кружкой Маттео.

Маленькая девочка рядом с ней была копией Лены, и эта малышка смотрела на мир с пристальным вниманием, словно обнажая его. Это была более шероховатая, неопытная копия Лены, но она старалась подражать матери, и ее руки молниеносно метались над столом, с такой стремительностью перебрасывая три карты по столешнице, что они сливались в одно сплошное пятно. Когда она наконец остановилась, то, вскинув бровь, взглянула на Сарру. Под холодной сдержанностью таился ум, бросавший вызов Сарре – и всем, кто смел ее недооценивать.

Найди Даму… Найди Даму…

– Задержись этот мальчишка еще на один день, думаю, стены в доме рухнули бы от наших криков, – проворчал Маттео. – Хорошо, что он уехал в университет. – Душу Сарры затопили пустота и грусть, она придвинулась ближе к отцу. Не глядя на нее, он приобнял дочь за плечи. – И это вовсе не означает, что я собираюсь зачахнуть в одиночестве.

Приободрившись, Сарра потянулась через стол, чтобы взять карту. Карта перевернулась все с той же змеиной стремительностью. Туз Мечей.

– Ты жульничала! – взорвалась Сарра.

– Моя маленькая мошенница! – воскликнула Лена, обхватив дочь обеими руками в преувеличенном жарком объятии. Девочка с визгом и хихиканьем скрылась в складках рукавов Лены, исчезнув под пологом ее волос.

– Запомни, Сарра, – сказала Лена поверх головы дочери. – Секрет игры «Найти Даму» – никогда не следить за руками дилера. Если хочешь получить хоть малейший шанс на выигрыш, следи за лицом. – Сарра кивнула, и ее разочарование быстро сошло на нет под шквалом шутливых поддразниваний Лены, притворных протестов Розы и теплоты от присутствия отца. Это притупило одиночество, поселившееся в душе, напоминая, что, хотя Пьетро теперь далеко, у Сарры все еще есть семья.

Вероятно, Лена прочитала чувства, отразившиеся на лице Сарры, потому что наклонилась к ней через стол.

– Ты ведь скажешь мне, если твой отец загрустит? – спросила она громким, заговорщицким шепотом. – Мы в два счета сможем выпереть твоего брата из этой скучной школы.

– Хватит об этом. – Маттео запустил в нее хлебной крошкой. – Я в порядке. Разве нам нечем заняться?

Лена тут же распрямила плечи.

– Так, еще раз, – приказала она дочери, и карты снова пустились в пляс. Сарра упрямо не сводила глаз с лица девочки, а тем временем ласковая улыбка Лены становилась все серьезнее.

И кого грабим?

И вот теперь, спустя семь лет и целую жизнь, палец Сарры ослаб на спусковом крючке. Она не поднимала глаз от арбалета, боясь, что память обманывает ее и это не второе пришествие Лены Челлини, ссутулившейся рядом с ней на черепичной крыше.

– Франческо Пацци, – ответила Сарра.

– Что это, черт возьми, такое? – воскликнул Альберто.

Сарра скорее почувствовала, чем увидела, как Роза Челлини вскинула бровь.

– Интересно.

– Кто ты такая? – спросил Альберто.

– Разобьете люстру? – спросила Роза.

Сарра подавила истерический смех.

– Отвлекающий маневр.

– Для охраны?

– Таков был план. Заманить вниз всех, кто услышит. Прорваться наверх.

– Это как-то мудрено.

Сарра кивнула в сторону Альберто.

– Он любитель экстравагантности.

– Кто ты, черт подери, такая? – повторил Альберто.

– Ах, – ответила Роза. – Я понимаю, что ты имеешь в виду.

Тем временем на крыше особняка Пацци Витторио пришлось начать пьяную игру в прятки с ничего не подозревающим охранником. Сарра наблюдала, как вор споткнулся в тени фронтона, едва не попавшись стражнику на глаза, когда тот завернул за угол.

Не стоило на такое надеяться, но…

– Ты вернулась? – спросила Сарра, стараясь, чтобы ее слова не выдали, какой жалкой она себя чувствует.

– Думала предложить тебе работу.

Однако Сарра не посчитала это ответом на свой вопрос.

– Работу? – повторила она, наконец подняв глаза на Розу. – После скольких лет? Ты не пришла на похороны папы, но теперь заявляешься, чтобы предложить мне работу?

– Эй! – Альберто вклинился между девушками. Поморщившись, Сарра привстала на колени, чувствуя, как неровная черепица впивается в кожу сквозь ткань штанов. – У нее уже есть работа.

Роза, не обращая на него внимания, уперлась взглядом в Сарру.

– Так что скажешь? – спросила она.

Найди Даму.

Сарре уже давно было не девять, но это не означало, что она забыла совет Лены. Скрючившись на крыше, она изучала лицо Розы, слой за слоем отбрасывая тени беззаботности и беспечности. Детские шероховатости исчезли, сгладились. Но от теплоты и жизнерадостности тоже не осталось и следа, отметила Сарра. Казалось, Роза воссоздала себя из холодного спокойствия, ледника, застывшего вокруг… вспышек, которые, как показалось Сарре, были похожи на обжигающую ярость.

И все это венчала улыбка Лены. Сарра почувствовала легкий озноб.

– Почему я? – спросила она. – Я никто. Если только это не ради семьи…

– Если ты никто, то это, должно быть, другая Сарра Жестянщица, о которой я слышу уже два года подряд.

Сарру разыгрывали. Она знала, что ее разыгрывают. И все же получить предложение о работе от Челлини, от того, кто мог организовать нечто большее, чем бестолковые налеты и кражи, от того, с кем Сарра могла бы работать вместе, а не на…

С кем-то, кто знал Сарру, сестру печатника, и Сарру Жестянщицу. С кем-то, чье знакомое присутствие согревало одинокие глубины ее души, которые за последние годы стали еще бездоннее…

– Насколько это серьезно? – спросила Сарра.

Улыбка Розы стала шире.

– Достаточно, чтобы финансировать типографию твоего брата до Второго пришествия. Самое большое дело твоей жизни.

– И какова цель?

– Эй! – Это снова был Альберто, на этот раз его голос прозвучал плаксиво. Роза так сильно пихнула его в колени, что он был вынужден отступить на несколько шагов назад, а иначе просто мог рухнуть с крыши. Роза молча протянула руку, и Сарра, не раздумывая, отдала ей арбалет.

– Работа в городе, – пояснила Роза, поднося прицел к глазам.

Внутри зажужжали шестеренки, когда она сфокусировала прицел на какой-то дальней цели.

– Не придется тратить деньги на комнату и питание.

– Угу. – «Найди Даму», подумала Сарра.

– И, как я уже сказала, в итоге – кругленькая сумма.

– Так. Какова. Цель.

– Попридержи-ка коней. Вот, смотри… – Она отодвинулась назад, чтобы Сарра могла занять ее место, и, прищурившись, уставилась через арбалетный прицел в сторону…

О нет.

– Да уж, сумма действительно кругленькая, – еле слышно пробормотала Сарра.

Палаццо Медичи, раскинувшийся на целый квартал города, всегда был одним из самых величественных зданий во Флоренции, поражая взгляд огромными стенами и сотнями пылающих огней. От него разило властью, богатством и опасностью, и при одном лишь взгляде на него у Сарры пересохло во рту.

– Да, – согласилась Роза.

– Роза, это же самоубийство!

– Будет самоубийством, если не прекратишь болтать и не уберешься с моей крыши.

Альберто наконец-то наскучила их перепалка. Он направился к Розе, вытаскивая из-за пояса кинжал. Даже издалека Сарра видела, что кинжал был дешевой поделкой, хотя сверкающее лезвие выглядело острым. Тем не менее Роза безразлично наблюдала за приближением Альберто.

– Прости, а ты кто такой?

– Это то, чего я пытаюсь от тебя добиться уже пять чертовых минут, – откликнулся Альберто.

– Это Альберто, – сказала Сарра, не сводя глаз с лица Розы.

– Экстравагантный Альберто. Приятно познакомиться. – Роза встала. – Я не хочу критиковать твой план, тем более что нас только что представили… и я вижу, что ты нашел способ справиться с охраной Пацци, – сказала она, когда Витторио поскользнулся на шатающейся черепице и едва не провалился в слуховое окно. – Но разве ты не заметил, что уличных патрулей стало больше? – Воцарилось молчание, и на лице Альберто ярость сменялась недоумением.

– Нет? – поинтересовалась Роза. – Просто именно в тот день, когда Его Святейшество вернулся во Флоренцию, что-то роскошное, как, например, люстра в богатом доме, необъяснимым образом обрушивается с потолка посреди ночи? В считаные мгновения весь квартал заполонили бы стражники. У вас просто не хватило бы времени, чтобы смыться с этой крыши, а у вашего человека – схватить что-нибудь ценное и убраться восвояси. – Она пожала плечами. – Это просто размышления.

Сарра уставилась на Альберто.

– Ты это не обдумал? – Альберто сжался в комок.

– Я…

Далекий крик эхом прокатился по мостовой. Альберто и Сарра оглянулись и увидели, что стражник особняка Пацци наконец-то заметил Витторио. Сорвав с пояса сигнальный колокольчик, он взмахнул им, и ночь наполнилась звонким динь-динь-динь. В панике Витторио бросился к нему, чтобы схватить за воротник, и двое мужчин сцепились на крыше, качаясь словно пьяные, борясь за колокольчик.

И, как и предсказывала Роза, улица внизу начала оживать. Городские стражники, привлеченные сигналом тревоги, заполонили богатый район. В мгновение ока квартал наводнился флорентийскими стражниками в красной форме, каждый из которых был вооружен острым мечом и намеревался его использовать.

– Они обыщут каждый дом в округе, – заявила Роза. Она по-прежнему любезно улыбалась Альберто. – Мы здесь в ловушке. Если только у тебя нет способа отвлечь их?

Оцепенев, Альберто лишь наблюдал за происходящим, видя, как его безупречный план разлетается на куски, слыша приглушенные вопли стражника Пацци, которому Витторио зажимал рукой рот. И все же городская стража была уже совсем близко.

– Да ради всего святого… – огрызнулась Сарра. Ее арбалет все еще упирался в карниз крыши. Она схватила его и снова прицелилась.

– Что… что ты делаешь? – заикаясь, пробормотал Альберто. – Мы должны… мы должны…

Сарра нажала на курок.

В особняке на другой стороне улицы пеньковая веревка, удерживавшая люстру в зале Пацци, затрещала, когда в нее вонзилась железная стрела. Диковинная конструкция рухнула на мраморный пол с грохотом, способным разбудить даже мертвого, и Сарра почувствовала угрызения совести за то, что уничтожила творение своего коллеги по ремеслу.

– Туда! – завопил один из городских стражников, и поток вооруженных до зубов людей в красном хлынул через главный вход особняка Пацци, устремляясь в бальный зал. По крайней мере, на мгновение улица внизу опустела.

Снова взглянув на Розу, Сарра увидела, что та зажмурились от смеха.

– Я же сказала «привлечь всех, кто в пределах слышимости», – сказала Сарра.

– Впечатляет, – ответила Роза. – Ну что, уходим?

– Пожалуй.

– Кто ты? – снова спросил Альберто, все еще вне себя от недоумения. Но Роза обошла его и направилась к открытому люку в крыше. Подхватив свою сумку, Сарра последовала за ней, лишь на мгновение задержавшись и бросив взгляд на зазевавшегося Альберто.

– Хватит мух ловить, – велела она, закатив глаза.

Они спустились с крыши и вышли из здания прежде, чем Альберто сумел воспользоваться своей единственной извилиной.

У дворца Пацци еще стояла городская стража, когда Сарра и Роза выскользнули из дома на противоположной стороне улицы. Сарра всегда легко поспевала за Розой, когда они вместе куда-нибудь торопились: Роза всегда была ниже ростом, несмотря на то что была на год старше Сарры.

– Обязательно было так набрасываться на Альберто? – спросила Сарра, с трудом запихивая арбалет в сумку.

– Это вопрос профессиональной гордости. И здравого смысла.

– Роза.

– Что? Он идиот.

– Он мне платил.

– Чем? – поинтересовалась Роза. – У него не было с собой ни гроша. А когда вас всех бы арестовали, то от тебя не осталось бы ничего, что можно было бы отдать Пьетро.

При упоминании о брате у Сарры по спине пробежал холодок вины.

– Может, притормозишь? – прошипела она. – Кое-кто из нас несет очень искусно сделанное оружие.

– Кое-кто из нас не хочет выглядеть так, будто несет очень искусно сделанное оружие, – парировала Роза, но замедлила шаг, когда они добрались до конца переулка. Позади по узкой площади Пьяцца-дель-Антинори промчались два городских стражника в красной форме. Сарра и Роза замерли, наполовину освещенные лунным светом, что пробивался между высокими зданиями вокруг.

Но стражники, не сбавляя шага, пронеслись по булыжной мостовой и направились на соседнюю улицу. В наступившей тишине Сарра вслушивалась в отдаленный гомон людских голосов – кто-то спешил к месту ее неудавшегося ограбления. Наконец ей удалось застегнуть сумку.

– Сомневалась, что ты когда-нибудь вернешься, – сказала она. Роза не сводила глаз с удаляющихся стражников. – Я скучала по тебе. Мы оба скучали.

Роза, казалось, не слышала ее.

– Роза.

Взгляд Розы на мгновение замер на ее лице.

– Я тоже рада тебя видеть.

Казалось, настал момент для объятий. Сарра, конечно, с радостью была готова обнять Розу, приветствуя ту, кого всю жизнь считала сестрой. Но Роза не сводила глаз с площади, и Сарра со вздохом отстранилась, поправив сумку на плече.

– Итак, семья Медичи.

Ее слова, наконец, нашли отклик.

– Отличная цель, не хуже других богачей, – небрежно откликнулась Роза с невинным видом.

– В них нет ничего хорошего, – возразила Сарра. – Они хуже. Нет, они хуже всех.

В темноте глаза Розы были подобны черному омуту.

– Если ты не хочешь участвовать, я пойму.

– Я этого не говорила.

– Хорошо, – сказала Роза. – Потому что два года подряд я только и слышала о тебе, путешествуя по Тоскане. Куда бы я ни шла, с кем бы ни разговаривала, только и слышала о Сарре Жестянщице. Очевидно, ты лучшая в своем ремесле. И это с учетом того, что ты вкалывала на таких тупиц, как Альберто. – Она склонила голову набок. – Брат, должно быть, гордится тобой.

Сердце Сарры сжалась.

– Он… он не знает.

– Что, серьезно?

– И не обрадуется, узнав, что ты пришла ко мне со смертельно опасным предложением. – Адреналин забурлил в жилах Сарры. – Потому что так оно и есть.

Лицо Розы превратилось в холодную маску. Бесстрастность льда, застывшего на долгие столетия.

– Я знаю, что эта работа будет опасной, – сказала она. – Но у нас все может получиться, а дальше можно жить в свое удовольствие, тратя наши денежки. Я просто… – Она вздохнула. – Ты мне нужна.

– Ты долго думала об этом.

– Пять лет, – сказала Роза. – Ты согласна?

«Да!» – звучало в каждом ударе сердца Сарры. Но в противовес этому восторженному замиранию раздавался мрачный речитатив. «Найди Даму. Найди Даму».

– Я согласна, – сказала Сарра. – При одном условии.

– Каком?

– Поклянись, что дело лишь в деньгах. Такое серьезное дело не должно больше касаться ничего другого. Если возникнут личные мотивы, мы обречем себя на провал.

Роза в упор взглянула на Сарру.

– Только деньги. Обещаю.

Прислушиваясь к отдаленным крикам городской стражи, торопившейся к особняку Пацци, Сарра всей грудью вдохнула ночной воздух. Он наполнил ее легкие, холодный и свежий, и она вдруг почувствовала себя так легко и беззаботно, как давно уже себя не чувствовала.

– Отлично! – воскликнула она. – Ну так ограбим семейку Медичи.

Четыре

Солнечный свет разлился розовыми бликами по векам спящей Розы. Она с ворчанием зарылась в подушку и натянула одеяло на голову.

– Роза.

Что-то ткнуло ее в бок. Это было похоже на носок ботинка, и, вздрогнув, Роза вспомнила, где находится. Она резко села, откинув с лица спутанные волосы и, сощурившись, увидела перед собой суровое бородатое лицо Пьетро Непи.

Она смотрела на него. Он – на нее.

– Наверх, – наконец приказал он низким, рокочущим голосом. И не дождавшись ответа, скрылся. Его гулкие шаги забарабанили по лестнице, ступени над головой Розы зловеще скрипели. Застонав, она заставила себя встать, разглядывая обстановку дома в утреннем свете.

Главным символом личного уголка Сарры во Флоренции стала деревянная вывеска, на которой красовалось название «ТИПОГРАФИЯ НЕПИ», предназначавшаяся для тех, кто умел читать, и изображение печатного станка для тех, кто не владел грамотой. Это был образец респектабельности в гуще узких переулков и обшарпанных лавчонок квартала Ольтрарно, который находился прямо за рекой, в стороне от широких улиц и необъятных площадей Флоренции. В квартале Ольтрарно нашли пристанище ремесленники и рабочие, и жизнь здесь вовсю кипела даже в столь ранний час.

До Розы доносились приглушенные крики и смех, пока она искала кувшин с водой в надежде, что, умывшись, сможет почувствовать себя человеком. Она прошла по комнате, мимо единственного стола с двумя стульями и громоздкого печатного станка, занимавшего все остальное место. Он был похож на чудище из грубого некрашеного дерева и железа, высокий и длинный. На широком ложе из цельного дуба виднелся столь же прочный каркас, на котором и была установлена массивная конструкция для печати. Ручка, торчащая сбоку, выглядела громоздкой и нескладной, но кто-то – Роза подозревала, что Сарра, – закрепил ее на шарнире, чтобы по окончании рабочего дня она могла поворачиваться, возвращаясь в вертикальное положение. Рядом со станком возвышался открытый шкаф, заполненный лотками с выгравированными металлическими буквами и знаками препинания, названий которых Роза даже не знала. Она с любопытством выдвинула один из лотков, перебирая его содержимое.

– Роза!

Вопль Пьетро сотряс потолок под стать его шагам, и Роза отдернула руку. Внезапно почувствовав себя гораздо бодрее, она заметила под окном кувшин, плеснула в глаза горсть ледяной воды и бросилась вверх по лестнице, пока Пьетро не разозлился еще сильнее.

Помещения над типографией были небольшими, но ухоженными, и, проскользнув в дверь, Роза попыталась аккуратно закрутить волосы в узел, чтобы хоть как-то соответствовать общей атмосфере опрятности. Каждый стул, каждый стол, каждая вешалка на стене были безупречны до мельчайших деталей, вплоть до смазанных маслом петель на дверях. Особенно бросались в глаза прочные деревянные полки у стены, заваленные таким количеством книг и свитков, что Розе казалось, они вот-вот застонут под тяжестью непосильного груза. Это была коллекция, которой, по ее мнению, не было равных на этом берегу реки Арно, коллекция, ценность которой превосходила все остальное убранство комнаты.

Кроме того, это была коллекция, которая, как известно, пропала из библиотеки Пизанского университета три года назад. Но Роза промолчала об этом, проходя мимо.

Сарра возилась у очага, вместо штанов и куртки на ней было темно-синее платье и шерстяная шаль. Медные волосы поблескивали в утреннем свете, когда она что-то помешивала и переворачивала над огнем. Ее брат сидел за кухонным столом, угрюмый и сонный, и едва взглянул на Розу.

– Садись, – с напускной бодростью пригласила ее Сарра. Она принесла сковороду со шкворчащей яичницей, поставив ее на толстую стопку салфеток перед Пьетро.

– Хорошо спала?

Какая бы буря ни назревала между Саррой и ее братом, Роза совершенно не хотела об этом спрашивать. Отбросив непослушные волосы через плечо, она уселась за стол рядом с Пьетро.

– Лучший сон в моей жизни.

Пьетро лишь покачал головой, выложил большую часть яичницы на тарелку и поставил ее перед Розой.

– Не стоит… – начала она.

– Ты глупый цыпленок, Сарра Непи, – сказал Пьетро и, положив остатки еды себе на тарелку, принялся за еду.

Еще с детства Роза знала, что Пьетро Непи было далеко до стойкой и отважной Сарры: этот правильный, погруженный в науку юноша был прямой противоположностью своей сестры, начинающей мошенницы. Эдакий вечно раздраженный старший брат. Стоило подумать о нем, и в памяти всплывал запах кожаных переплетов, пыльной бумаги и высыхающих чернил. Сейчас, сидя рядом с ним, Роза видела, что ничего не изменилось.

Роза отправила в рот кусочек.

– Восхитительно.

– Вчера на ужин было бы больше, – заметил Пьетро, не глядя на Сарру. – Если бы ты поднялась наверх.

– Мне было удобно в лавке, синьор…

– Синьор. – Пьетро с досадой оттолкнулся от стола и с раздраженным хмыканьем выхватил кочергу из рук сестры.

– Сиди. Ешь. И перестань бормотать. У меня от тебя голова раскалывается.

Сарра что-то зашипела ему в ответ, но так тихо, что Роза ничего не расслышала, но Пьетро усмехнулся и принялся громыхать горшками. А Сарра плюхнулась на стул, который он для нее освободил.

– Он рад, что ты здесь, – заверила Сарра. – Правда. А у меня неприятности, потому что вчера я уложила тебя спать внизу.

– Я просто не хотела будить вас, синьор Непи.

Сарра насмешливо хмыкнула.

– Я сказала ему об этом, и все же…

– Когда член семьи возвращается домой из путешествия, ты должен встать и поприветствовать его, – заявил Пьетро, не оборачиваясь. – И если бы мой отец был жив, он бы поднял тебя на смех, услышав, как ты называешь меня синьором.

Роза откусила кусок хлеба.

– Вы слишком добры ко мне, – сказала она с серьезным видом.

– Пьетро не любит вспоминать, что он уже старик, – пояснила Сарра, закатив глаза.

– Возможно, Пьетро и старик, но он все еще способен запустить в тебя этой тряпкой, – ответил Пьетро с авторитетом человека, которому уже стукнул двадцать один год. Роза откинулась на спинку стула, чувствуя себя не в своей тарелке от этих знакомых семейных препирательств.

Возможно, Пьетро уловил это, потому что тут же засуетился, принимаясь натягивать туфли.

– Пойду в лавку. Если останешься еще на одну ночь, ради бога, перенеси вещи наверх.

– Спасибо, Пьетро, – сказала Роза. Пьетро решительно кивнул ей, и дверь за ним захлопнулась.

Не сговариваясь, Сарра и Роза молча дождались, когда снизу раздастся грохот печатного станка, и только потом убрали посуду со стола. Сарра высыпала грубые глиняные тарелки в корзину, а Роза затащила на стол свою сумку.

– Он же знал о Маттео, не так ли? – спросила Роза, кивнув в сторону входной двери. – Почему бы не рассказать ему об этой работе?

– Я обещала папе, – сказала Сара, вытирая ладони об обгорелую ветошь, висящую около очага. – Даже на его смертном одре. Он сказал: «Не втягивай брата в эти дела», и я никак не могла отказать ему.

– Так это было не только на крыше прошлой ночью? Пьетро вообще не знает о Жестянщице?

– Наверное, оно и к лучшему, – ответила Сарра, но в ее голосе не было радости. – Ты же помнишь, как он ненавидел эту работу. Они с папой до хрипоты спорили из-за каждого дела, за которое брался папа. – Она снова обернулась к Розе, на лице ее застыло уныние. – Я не знаю, Роза. Пьетро не унаследовал любовь Непи к хаосу, только и всего. Иногда мне кажется, что единственное хорошее, что произошло после смерти папы, – это то, что Пьетро бросил университет и завязал с политикой. Он живет и дышит только этой лавкой. – Роза старалась не смотреть на небольшую украденную коллекцию книг, пока Сарра переводила дух, расправляя плечи. – Я обещала, что он не узнает, и он не узнает. Но ты сказала, что есть некоторые детали. Или мы движемся вслепую?

– Доверься мне. – Роза открыла свою сумку и достала самое ценное, что у нее было, – простой бумажный цилиндр, завернутый в непромокаемый вощеный холст. И, обхватив его обеими руками, с благоговением водрузила на стол.

Сарра осторожно приподняла уголок. И тут же изумленно вскинула брови.

– Где, черт возьми, ты это взяла? – Роза развернула бумагу настолько, что стала видна подпись снизу. И хотя это было уже почти невозможно, брови Сарры, поползли еще выше. – Ты ведь этого не делала, – пробормотала она.

– Сделала.

– Ввалилась в дом архитектора и что дальше? Просто попросила у него чертежи?

– Не городи чушь, – ответила Роза. – Микелоццо [4] давным-давно умер. Я просто пришла в его дом и попросила чертежи у его внучки.

Сарра некоторое время молча смотрела на нее.

– И она просто отдала их тебе?

– Возможно, она не отдала бы их Розе Челлини, – откликнулась Роза. – Но с радостью подарила их дочери давнего друга их семьи.

– Значит, ты сумела втереться к ней в доверие, насколько это возможно, не сомневаюсь, – пробормотала Сарра. Она спрятала чертеж обратно в тубус. – Так как поступим? Мы могли бы попробовать голубей-близнецов, но для такой серьезной цели…

– Я тут подумала… нам нужно что-то новое, – сказала Роза. – Ты права, это слишком серьезная цель только для нас двоих. – Она закусила губу. – Нам нужен Троянский конь.

Сарра расхохоталась.

– Ну конечно. – Но тут она заметила выражение лица Розы. – Ты что, серьезно?

– Да.

– Таких людей и на простое дело днем с огнем не отыщешь. А тут такое…

Розе явно не понравились ее слова.

– Если у тебя есть сомнения…

– Это не сомнения, Роза, это совместная работа. Разве не помнишь, как это было в детстве? Папа давил. Лена давила. Папа начал давить сильнее. Лена заехала ему кулаком по руке. А затем они двинулись дальше. Так они вели свои дела.

Роза скривилась.

– Я не собираюсь бить тебя по рукам.

– Я надеюсь.

– И у меня есть кое-кто на примете на роль Троянского коня.

– Правда? Кто?

– Я расскажу тебе, – сказала Роза. – Но пока не могу. Мне нужно все обдумать. План будет…

– Сложным?

– По меньшей мере.

– Ну, если не считать этого загадочного Троянского коня, – сказала Сарра, и Роза подумала, что стоит пересмотреть обещание не бить ее по рукам, – сколько человек будет?

В ее ответе прозвучала сила ее пятилетней одержимости.

– Трое.

– Гм. Наверняка киллер.

– Да. И актер. И… алхимик.

Сарра кивнула, раздумывая.

– Хенрик Новак? Он сделал ту работу с красками в Лионе…

– Отравился, – сказала Роза. – Несчастный случай. Восемь месяцев назад.

– Тогда Освальд Альбрехт? С… его взрывчаткой…

– Подорвался.

– Алхимики, – вздохнула Сарра. – Ну, если у тебя уже есть кто-то на примете…

– Агата, – сказала Роза.

– Агата де Россо? – Сарра вытаращила на нее глаза. – Да ей же далеко за семьдесят.

– И она все еще жива. – Роза пожала плечами.

– Ведьм трудно убить, – пробормотала Сарра. – Отлично. Мне нужно угадать, кого ты планируешь на две другие вакансии? Потому что ты не хуже меня знаешь, что на самом деле есть только один киллер, который подходит для такой работы.

– О да, – с улыбкой откликнулась Роза. – Но в прошлый раз мы расстались с Генуей… на плохой ноте. Как смотришь на то, чтобы навестить Халида?

Сарра застонала.

– До Генуи четыре дня пути. У Пьетро возникнут вопросы.

– Ты единственная, кто может пробраться мимо Траверио и сохранить голову на плечах.

– Ладно. Хорошо. Я поговорю с Халидом. – Сарра потерла лицо ладонью. – Значит, двое есть. А кто актер?

Роза поморщилась.

– Тебе это не понравится.

Сарра некоторое время внимательно изучала ее лицо. И вдруг ее осенило. Она вскочила и ринулась в другой конец комнаты.

– Нет.

– Он нам нужен… – запротестовала Роза.

– Он чокнутый…

– Он не чокнутый…

– Мы не можем на него положиться…

– Можем, ведь на кону огромные деньги…

– На свете полно других игроков, которые не…

– Но они не Джакомо, – сказала Роза. – А значит, они не лучшие.

Именно так несколько дней спустя Роза оказалась в сельской местности за пределами Модильяны, наблюдая за тем, как влюбленная молодая пара, которая определенно уже избавилась от целомудрия в каком-нибудь уединенном стогу сена, дает брачные обеты перед лицом Бога, их семей, жителей города и добродушного священника с кустистыми бровями.

Это была симпатичная церквушка и симпатичная маленькая церемония, учитывая обстоятельства. Жених и невеста выглядели так, будто вот-вот готовы были сорвать друг с друга одежду, наплевав на приличия, но Роза не могла представить более неудачный способ начать брак. Священник не обращал внимания на исходившие от новобрачных волны радостного вожделения и добродушно улыбался, произнося знакомые, звучные, нескончаемые фразы на латыни. Роза, сидевшая на последней скамье, впилась ногтями в бедро, чтобы не заснуть.

Наконец, когда уже казалось, что либо молодая пара пошлет к черту женитьбу и снова отправится на поиски своего стога сена, либо весь город уснет, священник окунул пальцы в сверкающую золотую чашу на помосте, начертал в воздухе крестное знамение и перешел на итальянский.

– Клятвы, – проскрипел он. – Сын мой?

Юноша прижал к груди руки своей возлюбленной.

– Лючия, – воскликнул он. – Я отдаю себя тебе, связывая священными узами брака.

Девушка не сводила с него сияющих глаз.

– Я беру тебя, – сказала она голосом, по которому было ясно, что ей очень хочется это сделать. Где-то на скамье недалеко от входа женщина с волосами и глазами того же цвета, что и у невесты, издала неодобрительный возглас. Юная Лючия не обратила на это никакого внимания, наблюдая за тем, как жених надевает ей на палец золотое кольцо с таким видом, словно дарит ключи от Эдемского сада.

– А теперь ты, дочь моя? – спросил священник.

Лючия достала свое золотое кольцо.

– Я отдаю себя тебе в жены, – сказала она, надевая кольцо на палец жениха.

– Я беру тебя, – ответил он.

– Тогда властью, данной мне Господом нашим, – провозгласил священник, – я объявляю вас… мужем и женой. Вы можете… ну!

Только когда Лючия жадно прильнула к лицу своего новоиспеченного мужа, священник понял, что постоянно витало в воздухе на протяжении всей церемонии. Он отступил назад, потрясенный тем, что остальные присутствующие разразились шумными возгласами и возмущенной руганью, а Лючия тем временем пыталась отыскать языком гланды своего мужа.

Вокруг царила суматоха, и когда молодожены, раскрасневшиеся и сияющие, наконец, разжали объятия, тут же почти одновременно стали очевидны две вещи. Во-первых, все заметили отсутствие добродушного священника, а во‐вторых, куда-то исчезла драгоценная золотая чаша, стоявшая на помосте. Стремительное превращение гостей в разъяренную толпу было заслугой жителей города, которыми верховодила грозная Лючия. От ярости ее лицо сделалось пунцовым, не оставив и следа от нежного румянца. Она была вне себя, ведь какой-то воришка посмел испортить день ее свадьбы, и, не теряя времени даром, скомандовала гостям разделиться на группы, чтобы прочесать дальние уголки деревни. Не желая пропустить интересное, Роза, заметив, что Лючия, жених и несколько фермеров с обветренными лицами, отправились на поиски, тоже присоединилась к поисковой группе.

– Это была прекрасная церемония, – заметила она. – До… ну, вы понимаете. До мельчайших деталей, самая замечательная свадьба, на которой я присутствовала. А какие кольца!

– Разве они не чудесны? – воскликнула Лючия, и ее воинственность дала трещину. – Кстати, папа заплатил за них два флорина.

– Спасибо, что пришли, – сказал жених с ноткой замешательства. – Синьорина…

– Ну что ты, кузен! – воскликнула Роза. – Понимаю, что день сегодня щедр на события, но человек всегда должен помнить о семье! – Она наклонилась к Лючии. – Вот почему хорошо, что у него теперь есть ты, чтобы за всем присмотреть.

На лице Лючии промелькнула искра симпатии.

– Федериго забыл бы, в какую сторону идет, если бы не пальцы на ногах, указывающие направление.

– Он всегда таким был. Боюсь, это семейная черта – наша тетя была такой же.

– Конечно, я помню, – сказал Федериго, отчаянно пытаясь сменить тему. – Каждое лето мы носились по саду тети Эмилии?

– Ее маки! – воскликнула Роза, распаляясь все больше. – Я никогда не встречала женщины, которая бы так гордилась…

Один из фермеров, мужчина средних лет с темными от въевшейся грязи ногтями и усами с проседью, хлопнул юношу по плечу.

– Разве в день свадьбы у тебя нет дел поважнее, чем болтать с женщиной, на которой ты не женат?

– Но я… – заикаясь, пролепетал Федериго.

– Не беспокойтесь обо мне, синьор, – прощебетала Роза. – Я здесь только для того, чтобы выследить этого ужасного вора, прежде чем он сможет напасть снова.

– Хм, – проворчал фермер, буравя ее затуманенным взглядом.

– Смотрите! – Лючия, которой наскучил этот разговор, осматривала окрестности зорким взглядом сыщика. И теперь она указывала на покосившийся дом, видневшийся неподалеку…

И на золотую церковную чашу, которая стояла на бочке у дверей, сверкая в лучах солнца.

Поисковая группа замерла на месте, уставившись на пропавшую чашу.

– Он просто… оставил ее? – спросил Федериго.

– Может, он испугался, – предположила Роза. – Столько почтенных людей охотятся на тебя, кому угодно станет дурно от ужаса.

– Идите и скажите синьору Бориардо, что представление окончено, – напутствовал своих товарищей усатый фермер. – Мы скоро придем в дом на свадебный пир. – Фермеры согласно закивали головами, а усатый мужчина протопал вперед, захватив чашу. – Подойдите сюда, – приказал он молодоженам. Они вместе шагнули вперед. – Дайте мне руки, – скомандовал он, и они поспешили повиноваться, не сопротивляясь, когда он заставил их крепко обхватить чашу пальцами. – Отнесите это в церковь, – сказал он. – Держите крепко, пока не доберетесь туда. И тогда мы сможем забыть об этой глупой истории и продолжить празднование.

Лючия нахмурилась.

– Но что, если он все еще…

– Ну же, – пробормотал Федериго, обращаясь к жене. – Твоя мать весь день трудилась над этим ужином. Если мы его пропустим, нам несдобровать.

– Я пока осмотрюсь, может, замечу вора, – заверила Роза Лючию. – Иди, веселись. Наслаждайся своей свадьбой.

Этого, наконец, оказалось достаточно. Лючия позволила Федериго потащить ее обратно в центр городка, где уже слышались звуки музыки и веселья. Вскоре здесь, на окраине, остались только Роза и фермер. Одни.

Она наблюдала за ним. Он наблюдал за ней.

– Странно, что злодей вот так просто бросил свою добычу, – сказала она.

– Странно, – согласился фермер.

– Эта чаша должна стоить кучу флоринов. Столько золота.

Рот фермера искривился под усами.

– Если только это не позолота.

– Конечно, – откликнулась Роза. – Тогда она вообще ничего не стоит.

– Гм.

– Разве что это приманка.

Повисла пауза.

– Гм…

Роза наклонила голову.

– Куда ты дел кольца?

Лицо фермера расплылось в широкой ухмылке. Эта странная улыбка непонятным образом преобразила его лицо, придавая ему тревожное выражение, но одновременно делая гораздо моложе его сорока с лишним лет.

– Я не имею ни малейшего представления о том, на что вы намекаете, – радостно отозвался он. В его голосе тоже что-то изменилось, речь стала более непринужденной и утонченной.

Роза сорвала с него шляпу, и буйные седые кудри вырвались на свободу.

– Эй! – прикрикнул он, но Роза тут же отскочила, ощупывая ленту на шляпе. Мгновение спустя Роза подцепила пальцем два сверкнувших в солнечных лучах золотых кольца молодоженов – два флорина, как сказала Лючия.

– И как ты всегда узнаешь? – спросил фермер.

– У дамы свои секреты. Ах! – Она недовольно вскрикнула, когда фермер заключил ее в крепкие объятия, оторвав от земли. – Отпусти меня! – потребовала Роза, молотя Джакомо по плечам.

– Нет, – приглушенно ответил он, уткнувшись в ее плечо. – Моя госпожа, моя королева, свет моей жизни, вы не можете представить, какой бальзам на мою душу – снова вас лицезреть…

– Да, да, я тоже скучала по тебе, Джакомо. Поставь же меня на землю, твои волосы сыплются на мою одежду.

– Черт… – Джакомо Сан-Джакомо поставил Розу на ноги так быстро, что она едва устояла на месте. По юбке Розы размазались полосы того же серого цвета, что и его волосы.

– Эта штука выходит наружу, да?

– Да, смотри… – Он опустил голову и принялся теребить свои локоны. Белые облачка порошка взметнулись вверх. – Я работал над формулой, – объяснил он, не поднимая головы, – но это вещество либо слишком легко стирается, либо прилипает к волосам, как древесный сок.

– Избавься от этого наряда, – сказала она. – Мне нужно с тобой кое о чем поговорить.

Джакомо выпрямился, прижав руку к груди.

– Надеюсь, ты не намекаешь…

– Джакомо.

– Ты используешь в своих целях беззащитного и невинного молодого человека!

– Дай знать, если увидишь такого, и я извинюсь. Давай, Джакомо.

Джакомо скинул плащ из грубой ткани и принялся стягивать рубашку через голову.

– Поспешу исполнить все, что прикажет моя дама… черт… – Подол рубашки зацепился за рясу священника, которая все еще была на нем. – Не поможешь…

Роза ловко распутала одежду. Когда она отступила назад, священник из церкви – теперь уже слегка взъерошенный – улыбался ей в ответ, ловко расстегивая пуговицы.

– Так ли уж необходим был весь этот спектакль? – спросила она.

– Я вижу пару, нуждающуюся в святом союзе, и я дарую им святой союз, – ответил Джакомо. Ряса упала с его плеч, и он стоял перед ней, обнаженный по пояс. – Будь так любезна, верни мне мою рубашку. Или предпочитаешь видеть меня беззащитным?

На одной из его лопаток виднелся след – ожог или шрам, но в любом случае ее это не касалось. Закатив глаза, Роза швырнула в него рубашку, угодив в лицо.

– Я не заметила лифта в церкви, – сказала она. – Как ты это сделал?

– Целуй, целуй, ликуй, ликуй, – пропел Джакомо, когда его голова вынырнула из горловины сорочки. – Сжимают руки и исчезают. Никто не смотрит на священника. Где, черт возьми, мой камзол? О… – Он с силой распахнул ветхую дверь лачуги и выскочил с сумкой. А затем извлек коричневый кожаный камзол. Эта чересчур роскошная вещь, несомненно, была добыта незаконным путем.

– Ты готов? – спросила Роза.

– Почти. – И тут Джакомо отклеил свой собственный нос.

Он растянулся, потянув за собой кожу щек, удлинился, а затем принял прежнюю форму, отделившись от лица. Под ним оказался другой нос, совершенно нормальный, но без широких ноздрей и красноватого оттенка фальшивого носа. Глядя на куски грима телесного цвета, Роза почувствовала легкую тошноту.

Двумя легкими движениями Джакомо сорвал кустистые брови священника и усы фермера. И вот фермер средних лет, а до этого – пожилой священник, превратился в красивого, кудрявого девятнадцатилетнего юношу, с яркими карими глазами и загорелой оливковой кожей. Он обеими руками потирал кожу вокруг носа.

– Всегда жутко чешется кожа после такого маскарада, – объяснил он. – А теперь о разговоре, на котором ты так настаивала.

Роза скрестила руки.

– Предлагаю работу.

Губы Джакомо скривились в легкой улыбке.

– Интересно. И что за работа?

– Я не могу говорить здесь.

Улыбка сделалась шире.

– Еще интереснее. А ты за главную?

– Это моя работа. Я собираю все воедино.

– Роза Челлини! – воскликнул Джакомо. – Ты коварная, очаровательная маленькая змейка!

– Не называй меня очаровательной.

– А деньги будут?

– Больше, чем ты можешь себе представить. Приезжай во Флоренцию, – сказала она. – Через две недели. Там мы сможем обсудить детали.

– Роза, – воскликнул Джакомо. Роза успела вовремя уклониться, и он не успел снова заключить ее в объятия.

– Еще раз схватишь меня, я тебя ударю, – предупредила она.

Ему удалось схватить ее за руку, и он стиснул ее в своих ладонях.

– Я, – сказал он, – непременно встречусь там с тобой.

– Прекрасно… – Она попыталась отдернуть руку, но он крепко держал ее.

– И ты будешь сниться мне каждую ночь, пока мы не встретимся.

– Не смеши меня.

– Каждую ночь, синьорина, – сказал он и нежно поцеловал ее руку.

– Не заставляй меня пожалеть об этом.

Он снова подмигнул.

– Две недели станут вечностью между нами…

– Уф. – Наконец Роза смогла вырвать свою руку из его хватки. Она направилась к проселочной дороге, оставив Джакомо Сан-Джакомо болтать с самим собой.

Только когда Роза со своей лошадью была уже в километре от лачуги, она вдруг поняла, что обручальные кольца, которые она спрятала в рукаве, пропали. В памяти на мгновение вспыхнуло ощущение пальцев Джакомо на ее запястье.

Роза не смогла сдержать смех. Никто не смотрит на священника.

Пять

Халид аль-Саррадж давно овладел искусством без лишних слов демонстрировать свою силу. Каждому, кто видел этого коренастого человека в зеленом камзоле, пестрящем заплатками, сразу становилось очевидно, что голыми руками его не возьмешь. Даже на этом заброшенном, обветшалом складе в генуэзском порту, переполненном закаленными жизнью людьми, бесстрастный взгляд Халида заставлял остальных держаться от него подальше.

– Где Чибо?

Халид даже не удостоил взглядом маленького хилого игрока. Он не сводил глаз со зрителей, сбившихся в круг в центре комнаты.

– Не здесь.

Мужчина поежился.

– Он всегда принимает мои ставки…

– Не сегодня. – Халид мельком взглянул на него. – Хочешь сделать ставку, обращайся ко мне. – Халид почти не смотрел на ринг, окруженный зрителями, и скорее услышал, чем увидел, что Марино получил еще один удар в челюсть. Упав на земляной пол, он не двигался в течение долгих пяти секунд. Он едва дышал. Кровь сочилась из его разорванного рта, распухшего носа, треснувших зубов, смешиваясь с грязью.

– Поторопитесь, синьор, – сказал Халид игроку. – Думаю, этот бой почти закончен.

Противник Марино, гигант-испанец по имени Салазар, грубо радовался победе. Он расхаживал по границам разрисованного боксерского ринга, потрясая руками над головой. Вокруг него толпа ревела, чествуя своего чемпиона.

«Как и планировалось, – подумал Халид, стоя в стороне. – Синьор Траверио будет доволен».

Он подумал, можно ли услышать отсюда шум океана. Гадал, что будет у него на ужин. Размышлял, сколько времени понадобится рыбам, чтобы съесть тело Чибо, когда волны сомкнутся над его головой.

Возможно, игрок прочитал эти мысли на лице Халида. Он даже не потрудился пробормотать извинение, торопливо ретировавшись. Толпа поглотила его, всколыхнувшись, когда Салазар затянул испанскую заздравную песню. Мужчины смеялись и пели вместе с ним, хотя не понимали слов.

Но Халид был здесь сегодня не для того, чтобы следить за Салазаром. А для того, чтобы наблюдать за окровавленным человеком, лежащим в грязи у ног Салазара.

И тут Марино зашевелился.

– Он – неудачный вариант, – сказал Халид синьору Траверио чуть раньше в тот день. Он гордился тем, что его голос звучал спокойно, даже видя, как человек, лежавший на мраморном полу у ног Траверио, испускал последние вздохи. – Он непредсказуем. Ему нельзя доверять.

Синьор Траверио, Морской Дракон Генуи, вытер свой кинжал о портьеру. Халид все это время наблюдал за клинком. С виду синьор Траверио не производил впечатление грозного человека. От долгих лет безбедной жизни он располнел. Его тело стало рыхлым, вокруг глаз и рта залегли морщинки. Он был невыразителен, как генуэзская рыба, в честь которой он и получил свое прозвище.

Однако морские драконы были не просто рыбами, шныряющими на мелководье в поисках пропитания, но обладали грозным оружием – ядовитыми шипами на спине. И наносили удар, когда их жертвы этого не ожидали.

Синьору Траверио яд был ни к чему. Благодаря кинжалу и острому уму он контролировал Геную и окрестности. Букмекерские конторы и бордели от Ифрикии до Баварии делились с ним частью своей прибыли. Порой Халиду казалось, что в мире нет ни одного человека, который бы не работал на генуэзского Дракона.

Очистив свой смертоносный кинжал, синьор Траверио хлопнул Халида по плечу.

– Занимайся боями, а не переживаниями, – сказал он. – Это твой талант. Марино знает, что для него полезно. В отличие от этого полудурка. – Носок сапога синьора Траверио выжал из несчастного Чибо еще одну струю багровой крови. – Он будет лежать, если ему заплатят за то, чтобы он лежал.

Что ж. Марино заплатили за то, чтобы он лежал. Но теперь он поднимался.

Все мечты об ужине, скором вечернем отдыхе или океане мгновенно испарились. Халиду оставалось только наблюдать, как Марино похлопал Салазара по плечу. Он слегка шатался. Но только дурак бы на это купился.

Судя по всему, Салазар оказался дураком.

– Хочешь еще? – расхохотался он. Марино выплюнул ему в лицо сломанный зуб.

«Замечательно», – подумал Халид. Если бы он хорошенько сосредоточился, то смог бы представить, как острый ядовитый шип морского дракона пронзает подошву его ноги. Толпа еще больше разбушевалась после неожиданного воскрешения Марино. Большинство подзуживало Салазара сделать из Марино отбивную. Немногочисленные мечтатели, всегда готовые болеть за неудачника, подбадривали Марино, чтобы он сделал то же самое с Салазаром. Поднялся невообразимый гвалт. А Марино улыбался. Если бы Халиду было позволено, он бы вмешался, чтобы правильно закончить бой. Но это повредило бы репутации синьора Траверио.

Это могло бы навести на мысль, что исходы таких поединков вовсе не определялись возможностями и умениями бойцов.

Халид категорически отказался от слова «фальсификация». Всегда оставался шанс, что где-нибудь в Генуе синьор Траверио сможет его услышать. Букмекер Чибо не был столь осторожен. Он решил раскрыть истинную природу этих поединков и продавал советы азартным игрокам. И, что еще хуже, он забыл посвятить синьора Траверио в суть происходящего. Теперь на месте его горла зияла дыра. Халиду оставалось только, скрестив руки на груди, слушать океан и наблюдать.

Салазар был самоуверен. Его больше интересовали радостные приветствия толпы и крики почитателей, чем стоящий перед ним поджарый боец. Под крики одобрения Салазар занес руку для удара. Его кулак нацелился в Марино, набирая силу и скорость, как валун, катящийся вниз по склону.

Это был кошмар в плохом стиле и ужасном исполнении. Халид прокрутил в голове следующие несколько секунд. С разочарованной ясностью он представил, как Марино будет уклоняться. Как будет наносить резкие удары – один по почке, другой в плечо. Представил, как Салазар пошатнется. Как Марино врежет ему ногой по колену. И как толпа, еще недавно поздравлявшая Салазара с победой, возрадуется его поражению.

Халид вышел со склада.

Он ступил на гниющий дощатый настил, подпираемый столбиками над плещущимися серыми волнами Лигурийского моря. Шаткие двери склада захлопнулись за ним, отрезая теплый свет фонарей и оставляя его в одиночестве в холодном лунном свете. Справа над водным простором сиял ровный луч Ла Лантерны – главного генуэзского маяка – предупреждение и приветственный свет для моряков и торговцев. Он до сих пор помнил, как впервые увидел его с палубы корабля, заходившего в безопасную гавань Генуи. В Тунисе было множество башен – изящных, замысловатых и залитых солнцем. Этот маяк казался таким чужим на их фоне. Своими формами он символизировал прочность и незыблемость. Синьор Траверио не замечал, как Халид, вытаращив глаза от удивления, наблюдал, как их корабль приближается к башне. Он пришел в себя, лишь когда Траверио со смехом хлопнул его по плечу.

– Она красавица, не правда ли? – сказал синьор Траверио.

Халид кивнул, наслаждаясь зрелищем. Всего несколько недель назад его мир казался ему сплошным тупиком. Ему никогда не покинуть улиц своего детства. Ему придется заняться делами текстильной мастерской Бабы и работать там до тех пор, пока он сам не передаст ее своему сыну.

Или, по крайней мере, должен был бы. Но Баба никогда не отличался умением вести дела. Он взял ссуду у Диего де Авилы, кастильского изготовителя красок, который последовал за королевской армией в Гранаду, и продолжил путь на юг уже один, как только обнаружил, что погода северной Ифрикии устраивает его куда больше, чем на родине. Поначалу отношения с Бабой были дружескими: Диего был соседом, и ради сохранения нормальных рабочих отношений он был рад и небольшим, нерегулярным выплатам от Бабы.

А потом все изменилось. Внезапно Диего перестал быть соседом. Он начислял зверские проценты, а в дверь их дома постоянно стучали, требуя своевременной оплаты долга.

Это была идея Халида – отправиться в фундук – таверну, где генуэзские торговцы и купцы заключали сделки в Тунисе, – чтобы найти работу. Баба решил, что это слишком опасно – все знали, что такие места, как фундук, кишели пиратами. Кроме того, не пристало мальчишке разбираться с долгами отца.

Халид все равно пошел. Он уже не был ребенком, и если этот риск стоил того, чтобы спасти бизнес отца, он был на это готов.

Халид решил, что небеса благословили его, когда синьор Траверио, таинственный генуэзский делец, предложил ему работу. Работу, за которую платили достаточно, чтобы Диего больше не докучал им. А самое приятное заключалось в том, что, приняв предложение синьора Траверио, Халид сможет повидать мир. Больше никаких тупиков. Халид согласился в одно мгновение. О чем тут еще думать? Ему даровали будущее, которое послужит на пользу его семье, – будущее, сияющее, как фонарь на башне маяка.

Он был так же глуп, как и Салазар. Теперь Халид это знал. Генуэзский маяк был не волшебнее любой другой каменной глыбы в этом клаустрофобном мире. И с того момента, как он впервые увидел этот маяк, тупики в его жизни стали еще теснее, достаточно тесными, чтобы задохнуться. И в будущем не было никакого блеска, лишь кровь и смерть. Такова была судьба наивного мальчишки, который без лишних вопросов ухватился за первую попавшуюся возможность.

Где-то в глубине склада раздался треск, а затем вопль, полный боли, слишком низкий и громкий, чтобы принадлежать Марино. Халид отвернулся от маяка и взглянул на океан.

Он мысленно принялся считать от пятидесяти до нуля.

Дверь склада с грохотом распахнулась, когда он досчитал до двадцати трех, что было гораздо раньше, чем он предполагал. Изнутри доносился рев зрителей, и на причал хлынули жаждущие крови люди.

Халид вздохнул и расправил плечи. А затем обернулся к толпе. Кто-то подпер дверь склада. Золотой свет горящих ламп выплескивался в прохладную ночь. Халид разглядывал лица окружавших его мужчин, сияющие от возбуждения и выпивки. Он не мог найти Салазара.

Зато Марино стоял впереди и ухмылялся, глядя на Халида. Его лицо все еще было залито кровью, а на ключице красовался синяк, но он, казалось, не замечал своих ран. Его горящие глаза были устремлены на Халида.

За спиной Халида вздымался океан.

– Ты совершаешь ошибку.

Марино лишь насмешливо хмыкнул.

– Я здесь только для того, чтобы забрать свой выигрыш. Не так ли, парни?

От ободрительных воплей толпы у Халида заложило уши. Но он и бровью не повел.

– Ты же не хочешь нажить себе врага, Марино.

– Я хочу получить свои деньги, – заявил Марино.

– Тогда тебе следовало проиграть этот бой, – ответил Халид, гудящая толпа заглушала его спокойный голос. – Если думаешь, что кому-то из нас заплатят после сегодняшнего вечера, то ты ошибаешься.

Марино нахмурился.

– Если Морской Дракон хочет, чтобы я симулировал нокаут, он должен оплатить мне каждый синяк. Я видел, как ты собирал ставки. Траверио не заплатит мне? Тогда это сделаешь ты.

– Ты совершаешь ошибку, – повторил Халид.

Марино обернулся к толпе, его разбитые, опухшие губы расплылись в улыбке.

– Что скажете? Должен ли я заставить сторожевого пса Траверио заплатить?

Толпа взревела. Дощатый настил раскачивался от ударов жестких океанских волн. Халид медленно вдохнул соленый воздух. И резко шагнул вправо.

Кулак Марино просвистел мимо его лица.

Выражаясь поэтично, можно было бы сказать, что бой для Халида был подобен океану, но это было бы ошибкой. Бой есть бой. Сокращение и расслабление мышц, стратегическое использование сильных и слабых сторон. Столкновение и боль. Синяки. Кровь. Но даже несмотря на это, Халид дышал в такт волнам, пока его ноги вычерчивали узоры на дощатом полу. Он двигался, вдыхая море, ведя Марино по кругу. Придерживаясь своей тактики, он держался спиной к свету склада, скрывая свое лицо в тени, при этом хорошо видя Марино. Он отклонился влево, вдохнув запах моря, вновь избежав атаки Марино.

Над правым плечом Марино возвышался генуэзский маяк. Не в силах думать ни о чем другом, Халид вдруг представил, как яркий свет на вершине вспыхнул, рассыпавшись искрами, поглотив проклятую башню.

Халид зло посмотрел на маяк. А затем на Марино. И нанес исподтишка мощный удар локтем в то место на виске Марино, где уже образовался синяк.

Удар получился резким. Шокирующим. Так было всегда. Марино рухнул на колено, но лишь на мгновение. Он тут же вскочил, поскальзываясь на отсыревших досках, взгляд сузился до неясного прищура.

– Это твой последний шанс, – сказал ему Халид.

Марино нанес скользящий удар в челюсть Халида.

И тогда Халид сломал Марино запястье, нос и два ребра и вышвырнул с дощатого настила в морской прибой.

Он с удивлением обнаружил, что злится. Его сердце бешено колотилось. Деньги, которые он должен был получить за ночную работу, деньги, которые должны были пойти на оплату несчетных долгов Бабы, превратились в пыль на ветру, развеянную жадным, эгоистичным болваном. Ему хотелось вопить от ярости. Но толпа все еще смотрела на него. Люди молчали, впервые за весь вечер. Они получили свою кровь, но не знали, что делать с новым чемпионом.

– Мы закончили, – сказал им Халид. – С теми, кто делал ставки, договоримся утром. – Несколько человек выглядели так, словно хотели возразить, но он смерил их убийственно спокойным взглядом. – Если кто-то не согласен, может обратиться к Морскому Дракону.

Этого имени было достаточно, чтобы разогнать толпу. Халид не двинулся с места, стоя спиной к океану, и слушал, как разбиваются волны, когда люди группами, парами или в одиночку начали спускаться по дощатому настилу, возвращаясь в город. Они недовольно ворчали, поглядывая через плечо на Халида. Наверняка это не последние неприятные слова, которые Халид услышит сегодня. Его невезение нарастало с каждым днем.

Поэтому его почти не удивило, когда один человек из толпы задержался, стоя в стороне. Незнакомец наблюдал за ним, непринужденно застыв в лучах света, лившегося из открытой двери склада. Он был высоким и стройным. Небрежно засунув руки за пояс, он смотрел на Халида. Хотя свет бил ему в спину, скрывая лицо в тени, Халиду показалось, что он улыбается.

Халид вздохнул и расправил плечи. Ему не хотелось заканчивать вечер, сбивая очередную ухмылку с чьей-то физиономии, но если ситуация того требовала…

– Я проделала такой путь не для того, чтобы меня отдубасили, Халид, – сказал незнакомец, выходя из дверного проема. Теперь Халид мог разглядеть его лицо: безволосый подбородок, широко расставленные глаза, пряди медных волос. Вовсе и не мужчина.

Сарра Жестянщица протянула ему руку.

– Рада тебя видеть. Это было впечатляюще.

Халид стиснул руку девушки в ответ. Впервые за весь вечер он почувствовал, как напряжение, сковывавшее его весь вечер, начинает понемногу отступать.

– Я тоже рад вас видеть, синьорина.

Несмотря на странную одежду, Сарра всегда нравилась Халиду. Они пересекались всего дважды, но, насколько он мог судить, она бралась за не слишком серьезные дела и была этим довольна. Она неплохо разбиралась в природе криминального мира, с детства набираясь опыта, наблюдая и подслушивая. И она была умна.

Да, Халиду нравилась Сарра Жестянщица. Но он также не доверял ей. И это можно было считать комплиментом. В конце концов, ему мало кто нравился, а недоверие было профессиональным признанием. Все, кого Халид встречал на службе у синьора Траверио, а это были все, кого он встречал с тех пор, как ступил на борт корабля в Тунисе, были как минимум бесчестными. К числу этих людей Халид причислял и себя. Человек не мог существовать в орбите синьора Траверио и претендовать на нравственность.

А недоверие Халида к рыжеволосой девушке было вызвано уважением, а не опасениями. Он знал, что, несмотря на юный возраст, она способна на многие невозможные вещи. Ему доводилось видеть некоторые из изобретений, выходивших из ее мастерской. Ее гениальный мозг был подобен точному часовому механизму, и обычный человек никогда не мог угадать, о чем думает Сарра в тот или иной момент.

– Твой знакомый? – Она кивнула на край дощатого настила. Было слышно, как Марино со стонами и проклятиями выползает на берег.

– Деловой партнер, – сказал Халид, потирая вспухающий на подбородке синяк.

– Дела, похоже, пошли не так.

Вежливость Халида смыло приливом.

– Он заслужил то, что получил.

– Я знаю, каково работать с такими дураками. Пойдем. Угощу тебя ужином.

Казалось маловероятным, что Сарра Жестянщица вдруг неожиданно возникла из темноты и, понаблюдав, как Халид избивает кого-то до полусмерти, затем по доброте душевной предложила угостить его ужином. Но у Халида урчало в животе от голода. Если у нее есть скрытый мотив – предложение, вопрос или намерение навредить, – она может попытаться сделать это за тарелкой жареной рыбы.

Халид привел ее в небольшую таверну у причала, где хозяйка, женщина с морщинистым лицом по имени Флора, не задавая лишних вопросов, поставила перед ними полные тарелки. Однажды Флора рассказала Халиду, что у нее пятеро сыновей, и все они моряки и за годы работы объездили весь мир. Халид, очевидно, напоминал ей среднего сына, который отсутствовал дольше всех.

– Из него и слова не вытянешь, – призналась она ему, – но он может съесть больше, чем все остальные мои мальчики вместе взятые. – Халид, растерявшись, только кивнул, и она улыбнулась, отчего по ее лицу побежали лучики морщинок. С тех пор она стала давать ему дополнительные порции безвозмездно.

Халид не стал спрашивать, почему Сарра в Генуе. Она сама расскажет ему, когда будет готова. Вместо этого он сосредоточенно разглядывал струйки пара, поднимавшегося от его тарелки.

– Отличное место, – сказала девушка, уплетая окуня за обе щеки. В своей грубой шерстяной куртке и простой натянутой на лоб шапке она могла бы сойти за худосочного портового рабочего. – Вид на море, постоянный заработок. Не говоря уже о еде. – Она подняла свою кружку с сидром, приветствуя Флору, которая, как ястреб, наблюдала за происходящим со своего места у кухонной двери. Флора смерила ее сердитым взглядом, как обычно, не доверяя чужакам.

Такой прохладный прием не смутил Сарру. Она отправила в рот еще один кусочек.

– Морской Дракон еще подкидывает работенку? – спросила она.

Халид решил не говорить, что вопрос звучит глупо.

– Да.

– Вот это человек. У него всегда что-то происходит.

– А он знает, что ты в Генуе?

– Нет, нет, – сказала Сарра, отметая вопрос взмахом ножа. – Ему нет дела до таких ничтожеств, как я. Я не хочу тратить его время. В любом случае я здесь ненадолго.

С таким же успехом она могла забить в тревожный колокол над головой Халида. Генуя была резиденцией синьора Траверио. Ничто не происходило без его ведома в стенах города и особенно в порту. И хотя Сарра не пользовалась дурной славой, у нее была своя история и своя репутация. Даже если бы она пожелала проехать мимо Генуи, ей стоило бы послать синьору Траверио почтительное уведомление…

Это могло повлечь неприятные последствия. Халид с отвращением вспомнил влажный разрез на горле Чибо. Он отложил нож.

– Как долго здесь пробудешь? – спросил он.

– Достаточно долго, чтобы передать свои поздравления, – ответила Сарра и отпила еще сидра.

– Мне?

– Угу…

Халид подавил нарастающее раздражение. Если Сарра не станет отвечать на вопросы, они проведут здесь всю ночь.

– Не люблю играть в игры, Жестянщица.

Сарра вздохнула и отставила кружку.

– Я тоже. Но сейчас у нас не хватает людей, и вот я здесь. – Она снова подняла голову и прямо взглянула Халиду в глаза. – Я пришла поздравить тебя со скорым рождением ребенка твоего брата.

На мгновение Халид почти поверил, что он снова на корабле. Мир накренился под его ногами, словно его качали океанские волны.

– Моего брата?

– Твоего брата.

Халид повторил попытку.

– У Юсуфа… ребенок?

– Его жена, – уточнила Сарра, – на пятом месяце.

Если бы Халид грохнулся в обморок и поднял шум, Флоре наверняка было бы что сказать по этому поводу. Когда он в последний раз видел брата, Юсуфу было четырнадцать лет, Халид помнил его худым, покрытым пылью подростком, смеявшимся в компании друзей. Халид не попрощался, когда шел за синьором Траверио к пристани. Он был слишком взволнован. Он только скептически закатывал глаза, глядя на бесхитростное веселье Юсуфа и покидая скучную безопасность отцовского дома ради великой цели.

А теперь… Юсуф женат. И у него скоро родится ребенок. А Халид ничего не знал…

Ну, и чья это вина?

– Как… – Халид, наконец, прорвался сквозь удушливую стену самобичевания.

Сарра наблюдала за ним поверх своей кружки.

– Полагаю, ты знаком с Розой Челлини.

Туман замешательства в голове Халида ненадолго рассеялся, и перед ним предстал образ темноглазой девушки с пронзительным и умным взглядом.

– Она проезжала здесь пару лет назад.

– И произвела впечатление на Траверио, как я понимаю.

Так и было. Насколько Халид помнил, синьор Траверио пытался завербовать ее, сначала приманивая золотом, а потом пытаясь принудить силой. Но девушка оказалась вовсе не такой наивной, как Халид. Она проскользнула сквозь все силки Морского Дракона и исчезла в ночи.

– Да, – сказал он.

– Она общалась с твоим братом.

– Она писала ему? Она не имела права, – отрезал Халид. – Моя семья – не ее ума дело.

– Юсуф передал сообщение. Он хотел, чтобы ты знал: то, что ты уехал, не означает, что ты не можешь вернуться. – Сарра склонила голову набок. – Он хочет, чтобы его ребенок знал своего дядю.

Перед глазами Халида проносились воспоминания: залитая солнцем улица, дом его детства, лицо его брата. Все это было настолько реальным, что, казалось, он может прикоснуться к этому. Тоска по дому, одиночество, гнетущая тяжесть огромного расстояния, разделявшего Геную и Тунис, все, что он подавлял и не позволял себе чувствовать в течение трех лет, – все это нахлынуло разом и грозило утопить его.

Но реальность стала острым лезвием. Она вонзилась ему между ребер, обрывая чудесный золотой сон.

– Это невозможно, – сказал Халид. Его голос прозвучал грубо. Он сделал глоток, проглотив свои эмоции вместе с водой.

Сарра все еще наблюдала за ним.

– Из-за твоего работодателя.

– Потому что я дал обещание, – сказал Халид. – Моих денег едва хватает, чтобы кредиторы не ломились в дверь отца. Я не смогу вернуться домой, пока не заработаю достаточно денег, чтобы полностью избавить его от долгов.

– Обещания отцам. Они всегда с нами. А как же ты?

Халид не удостоил ее ответом. Работа, которой он бы мог заниматься в Тунисе, не имела ничего общего с реальностью. А реальность представала в суровом виде, лишь чертова бессмысленная, скучная повседневность, жизнь в нищете в безумном чистилище. И разве у него был другой выбор? Никто больше не осмеливался предложить ему работу здесь, в Генуе, боясь навлечь на себя гнев Морского Дракона. В Тоскане не было вариантов для тунисца, покинувшего родину.

Сторожевой пес Траверио. Так назвал его Марино. И он до смерти так и останется сторожевым псом Траверио.

Его молчание стало весомым ответом для Сарры.

– Ах, – сказала она. – Понимаю.

Конечно, она все понимала. Именно поэтому и приехала в Геную. И именно поэтому не предупредила о своем приезде синьора Траверио.

Халид заглотил приманку.

– Чего ты хочешь?

– Я хочу предложить тебе работу.

Халид сухо усмехнулся в ответ.

– Синьор Траверио не обрадовался бы, услышь он тебя.

– А кто ему скажет? – откликнулась Сарра. – У тебя есть шанс заработать такие деньги, о которых ты и мечтать не мог. Два месяца. Одно дело. В итоге ты получишь сумму, которой хватит, чтобы купить билет первого класса до Туниса, спасти бизнес отца и обеспечить себя и всю свою растущую семью, прожив остаток дней в роскоши и комфорте. Тебе больше никогда не придется думать о Генуе.

Однажды Халид по глупости уже совершил ошибку, слепо согласившись на работу. Он не хотел наступать на те же грабли.

– И в чем подвох?

– Джакомо в команде.

Халид затрясся в беззвучном смехе. Он застонал и откинулся на спинку кресла.

– Этот псих?

– Я говорила то же самое, но он лучший в своем деле. Как и ты. Вот почему мы хотим пригласить тебя.

– Мы. Ты и девчонка Челлини.

Сарра допила сидр.

– Мы не ждем, чтобы ты сразу дал ответ. Поедем со мной во Флоренцию. Послушаешь Розу и тогда сможешь принять решение.

– Синьор Траверио не позволит мне уехать из Генуи.

– Позволит. Потому что во Флоренции появился некий выскочка, который претендует на генуэзскую гавань.

– Да ладно, – с невозмутимым видом откликнулся Халид.

– О да. Очень дерзкий и опасный. И, что самое удивительное, он из Ифрикии.

– Никогда не слышал о таком человеке.

– А вот Морской Дракон уже слышал. Он только сегодня днем узнал о нем из очень достоверных источников. Слышала, его это сильно взволновало.

Наверняка так и было. Синьор Траверио всегда был параноиком. Подобные неожиданные новости обычно пугали его до глубины души. Он захочет, чтобы кто-то провел расследование. А кто лучше всех сможет докопаться до истины, проверив слухи об ифрикийском претенденте, чем…

– Ты ей доверяешь? – спросил Халид.

Сарре не нужно было переспрашивать, кого он имеет в виду.

– Я верю, что у нее больше шансов, чем у того идиота, который набросился на тебя сегодня вечером.

– Гм. – Именно такого ответа Халид и ожидал от Сарры. В его мыслях снова промелькнуло лицо Юсуфа, и на этот раз он не отмахнулся от этого видения. Возможно, в этом мире еще существовал проблеск надежды. Может быть, и его судьба изменится – настолько, чтобы оплатить проезд домой в Тунис, договориться с Диего де Авилой, спасти свою семью раз и навсегда. Возможно, мир состоит не из одних лишь тупиков, как он думал раньше.

А если синьор Траверио никогда не узнает об этом, то он не закончит так, как Чибо.

– Итак, в команде, – начал Халид, – ты, синьорина Челлини, чокнутый актер…

– Агата де Россо, – сказала Сарра.

– И это все? – Похоже, команда была маловата для столь серьезного дела, которое расписывала ему Сарра.

Сарра поморщилась, ей стало не по себе впервые с тех пор, как она подошла к Халиду на пристани.

– Есть еще кое-кто, – сказала она. – Хотя на его счет… еще предстоит подумать.

– Так кто он?

Сарра вздохнула.

– Обуза.

Шесть

Это была катастрофа. Уже ничего не спасти. Полный провал, и во всем виноват только он, он абсолютно безнадежен, и ему оставалось только признать это и сдаться.

Ручка кисти скрипела, стиснутая пальцами Доминика. Легче, легче, нашептывал в голове голос матери, и он слегка расслабил пальцы. Но в мире не существовало таких легких, свободных штрихов, чтобы спасти этот холст от него самого.

Он потянулся к палитре и тут же вымазал ладонь зеленой патиной до кончиков пальцев. Разозлившись, он отшвырнул кисть и потер лицо чистой ладонью.

Дело было в тоге. Вот в чем проблема. Он отлично изобразил ее, в этом Доминик не сомневался. Она была точно такой, какой он видел ее в своем воображении, вплоть до мельчайших складок на левом рукаве. Но где-то между замыслом и воплощением на холсте что-то пошло не так. На картине все это выглядело неестественно – и тога, и женщина в ней, и вырисовывающийся на заднем плане собор Санта-Мария-дель-Фьоре. Все вместе они превратили картину в странное, противоречивое буйство красок. Снова.

В теории Доминик Фонтана был юношей, стремящимся к зениту славы. В пятнадцать лет он овладел тонкостями бесчисленных живописных техник, мог по памяти повторить эскизные линии да Винчи, романтические изгибы Боттичелли, чистые цвета Беллини. Этого было достаточно, чтобы получить место подмастерья в одной из самых престижных художественных мастерских Флоренции, и в будущем, возможно, он смог бы рассчитывать на покровительство богатых ценителей искусства и сделать себе имя, которое прославило бы его в веках.

И все же. Три года спустя Доминик начал осознавать, что мастерство и талант других художников вовсе не делает талантливыми его собственные картины. И он не мог понять, в чем же дело, ведь если он точно копирует оригинал, то тога его работы должна быть ничуть не хуже…

– Да Карпи?

На мгновение Доминику показалось, что это мать снова нашептывает в его голове. Но нет – голос прозвучал в полумраке мастерской прямо у него за спиной. Доминик вскрикнул, судорожно шаря рукой в поисках выброшенной кисти, попутно сбив палитру, мастихины и краски. Он развернулся, сжав в кулаке кисть, как оружие. Если его собирался убить художественный критик, он бы не сдался без боя.

Но вместо этого он оказался лицом к лицу с девушкой. Она была на несколько дюймов ниже Доминика и разглядывала его из-под буйной копны кудрей. Она куталась в плащ, уже посеревший от мраморной пыли, которая постоянно витала в воздухе мастерской.

В ее больших, темных и одновременно ярких глазах застыло удивление. Доминик крепче вцепился в кисть.

– Кто… – наконец произнес он, вновь обретая дар речи. – Что…

– Прости, прости… – Девушка попятилась назад, избавив Доминика от притяжения своего магнетического взгляда.

– Что? – снова повторил он единственное слово, которое пришло ему в голову.

– Я же сказала, прости, – повторила девушка, но Доминик, хлопая глазами, постепенно начинал приходить в себя, с удивлением оглядываясь вокруг. Не было слышно ни стука резца по камню, ни веселой болтовни старших подмастерьев. В просторной мастерской было темно, нагромождение грубо сколоченных столов, кусков мрамора и холстов поглотила ночь.

– О нет, – охваченный страхом, воскликнул он. – Который час?

– Солнце уже давно село, синьор, – сказала девушка.

Доминик застонал. Он обещал убраться отсюда вместе с другими подмастерьями, но был так поглощен своей ужасной картиной, что потерял счет времени.

– Проклятье. Черт. – И он, словно его сам дьявол подгонял, щелкая кнутом, принялся собирать все, что разбросал при внезапном появлении незнакомки, и сваливать на шаткий верстак, где мерцала его одинокая свеча. Девушка подобрала мастихин, который упал на пол рядом с ней.

– Прекрасная картина, – сказала она, обойдя его, чтобы поближе рассмотреть подпись, нацарапанную внизу холста. От нее исходил цитрусовый аромат.

– Доминик… Фонтана?

Эта ложь, даже больше, чем ее необъяснимое присутствие, разозлила его. Он выхватил мастихин у нее из рук.

– Уже поздно, – сказал он. – Мы закрыты для посетителей.

– О, я не посетитель, – сказала она, и ее лицо озарилось яркой улыбкой. Эта улыбка, отрепетированная до совершенства, разозлила его еще сильнее. Он нахмурился.

– Я встречаюсь кое с кем, – продолжила она. – Да Карпи?

Доминик хлопал глазами.

– Кто? Нет… – Он швырнул мастихин и остальные вещи на козлы. – Он даже не во Флоренции.

– Я знаю. Но эта фигура. Вот. – Она провела пальцем по тоге, которая доставляла ему столько хлопот. – Я видела ее раньше. На одной из гравюр Уго да Карпи, еще в Венеции. Булыжная мостовая мне тоже знакома. Пьетро Перуджино. Отлично выполнено, практически не отличить от оригинала. Это точно Перуджино.

Она была права. Он копировал, вдохновляясь обоими художниками. Но это не означало, что Доминик был счастлив, что его разоблачили. Он схватил с пола простыню и одним быстрым движением накинул на холст.

– Ты должна уйти. Если нужно, приходи утром.

– Я не думала, что художники подписывают незаконченные работы, – сказала девушка, прислонившись к книжной полке, которую Доминик использовал, чтобы отгородить свое пространство от остальной части мастерской. – Разве это не плохая примета или что-то в этом роде?

Производное искусство [5]. Даже спустя несколько дней Доминик все еще чувствовал мурашки, разбегавшиеся по коже от критики своего учителя.

– Я должен был закончить картину, – пробормотал он, и тут же пожалел о своих словах.

– Правда?

– Ты должна уйти, – повторил он.

– Я же сказала, – ответила она. – Я кое-кого жду. У меня назначена встреча.

Доминик жестом обвел пустую мастерскую.

– По-моему, тебя просто обманули.

– Я могу подождать, – прощебетала девушка. – У меня нет других дел. Почему ты все еще работаешь над своей картиной, если она уже должна быть закончена?

Он прищурился, заметив ее улыбку.

– Так кого ты ждешь?

– Я первая спросила.

– Ты в моей мастерской.

– Я в мастерской твоего хозяина. Жду твоего хозяина. – Его глаза сузились еще сильнее.

– Зачем?

– Я же сказала. У меня назначена встреча. Он ждет меня. – Она придвинулась ближе. Он попятился. – Это личное дело.

Доминик прислонился к стене и, рискуя ослепнуть, любовался ее лучезарной улыбкой. Что-то в ней его настораживало. Но он не мог определить, что именно.

– У меня что-то с лицом, синьор Фонтана? – спросила девушка, и Доминик понял, что она тоже разглядывала его, взгляд ее темных глаз был пронзителен. – Вы должны сказать мне, если это так.

Внезапно все встало на свои места. Ее позднее появление, художественные познания, предполагаемая встреча с его хозяином.

– О, понимаю, – сказал он. – Я знаю, почему ты здесь.

Она вскинула бровь, и у Доминика мелькнула нелепая мысль, что это первая неподдельная эмоция на ее лице с того мгновения, как они столкнулись в темной мастерской, испугав друг друга.

– Неужели?

– К нам каждую неделю являются такие, как ты. – Он покачал головой и снова принялся наводить порядок на своем рабочем месте. – Он ничего не подпишет для тебя. У него нет слов поддержки для таких как ты… какие бы художественных стремления тобой ни двигали. – Слова горчили на языке. – Так что лучше уходи сейчас и избавь себя от разочарования.

На лице девушки вспыхнул неподдельный восторг.

– Думаешь, я здесь потому, потому что… я твоя поклонница?

– Да Карпи и Перуджино можно узнать с другого конца комнаты, – сказал Доминик.

– Потому что ты в точности скопировал их.

– Я… нет, я…

– И Боттичелли тоже. Не думай, что я не заметила. У меня нет «стремлений», но я не слепая.

– Кто ты такая?

– Поэтому ты все еще работаешь над ней? – спросила девушка, глядя на мольберт. – Пытаешься превратить в нечто большее, чем привычное месиво из чужих работ?

Услышать такое от девушки, с которой познакомился всего несколько минут назад, было для него чересчур. Доминик сжал кулаки.

– Пошла. Вон.

– Фонтана.

Грубый низкий голос, гаркнувший его имя, был подобен удару хлыста. Доминик почувствовал, как кровь отлила от лица так быстро, что у него возникло мимолетное опасение, что он вот-вот потеряет сознание. Развернувшись, он увидел, что на помощь незнакомке подоспело подкрепление.

– Она… она как раз уходила, – заикаясь, пробормотал он, глядя в вечно хмурое лицо своего хозяина – мастера Микеланджело…

Семь

Перед Розой стоял человек, источавший невероятную силу. Глядя на его скрещенные на груди мощные руки, Роза подумала, что он похож на могучее дерево, пробившееся сквозь каменные плиты. На ее взгляд, ему было за сорок, его покрытые шрамами и царапинами крепкие руки выдавали в нем человека, занимавшегося ручным трудом. Мраморная пыль намертво въелась в его вьющиеся волосы и бороду. Он пристально разглядывал Розу, словно разбирая ее на части, он изучал каждый сантиметр кожи, каждую часть тела и жилки вен…

– Почему ты еще здесь? – с ледяным недовольством в голосе спросил скульптор Микеланджело Буонарроти, сам Божественный [6] собственной персоной.

Роза не сразу догадалась, что он обращался не к ней. Однако юный синьор Фонтана сразу все понял.

– Я рисовал, – забормотал он, пытаясь скрыть панику в серо-голубых глазах, – и я… я потерял счет времени…

– Гм, – только и произнес в ответ Микеланджело. Этот звук передавал все, что он думал о Доминике, его работе и живописи в целом. Доминик совсем пал духом.

Роза могла бы пожалеть его, если бы он не был таким ослом. Она шагнула вперед, прежде чем Микеланджело успел превратить своего ученика в кучку тлеющего пепла.

– Добрый вечер, – сказала она, сделав реверанс. – Полагаю, вы ждали меня.

«Ты действительно думаешь, что стоит идти туда одной?» – спросила Сарра накануне своего отъезда в Геную. Они сидели за кухонным столом в доме Непи, шинковали лук на ужин, прислушиваясь к скрипу шагов Пьетро в типографии внизу.

«Я не собираюсь на него нападать», – сказала Роза.

«Но он может вызвать городскую стражу».

«Нет».

«Ты этого не знаешь». – Роза вдруг подумала, кого видит перед собой Сарра в мерцающем пламени свечи, ее или Лену Челлини.

Но у Розы не было времени на призраков.

«Когда-нибудь нам все равно придется рискнуть, верно?»

В тот вечер она была особенно рада остаться одна, пробираясь через престижный район Сан-Никколо. Сомнения начали закрадываться в душу, когда мастерские и магазины Санто-Спирито уступили место своим роскошным собратьям. Она едва не пропустила длинное, пыльное здание, стоявшее в тени своих более внушительных соседей. Лишь мраморная пыль, покрывавшая булыжную мостовую перед широкими дубовыми двустворчатыми дверями, помогла ей сориентироваться. Отбросив сомнения, Роза расправила плечи и проскользнула внутрь.

Встреча с воинственным учеником, обладателем невероятно длинных ресниц, оказалась полной неожиданностью, но Роза не могла позволить поколебать ее решимость. А теперь ее оценивал пронзительный взгляд Микеланджело, не ограничиваясь физическими данными, он пытался проникнуть в ее душу, и Роза замерла, не желая ему мешать. Ее улыбка не дрогнула. Она умела держать себя в руках. Ей доводилось улыбаться людям и пострашнее.

– Гм, – наконец вынес он свой вердикт, и в этом звуке снова таился глубокий смысл. А затем, не говоря ни слова, повернулся спиной к Розе и своему наказанному ученику и зашагал прочь.

Он не выгнал ее и не вызвал городскую стражу. Уже что-то.

– Приятно было познакомиться, синьор Фонтана, – бросила Роза через плечо, поспешив за удаляющимся Микеланджело. Доминик едва удостоил ее взглядом, судорожно срывая холст с мольберта. Если бы Роза была азартна, то наверняка поспорила бы, что к рассвету холст окажется в реке.

Микеланджело Буонарроти, воплощение земных талантов, скульптор, поцелованный Богом, работал в крошечном уголке собственной мастерской, скрытый от любопытных глаз боготворящих его учеников и восторженных покровителей несколькими полотнами ткани. Легкий ветерок, просачивавшийся сквозь заднюю дверь, колыхал полотна, лунный свет, проникавший сквозь ставни, окрашивал их в причудливые неземные тона. Роза отдернула одну из этих занавесок и увидела скульптора, сидевшего на корточках у основания мраморной плиты с резцом в руке. Другая рука была прижата к камню, с такой нежностью ощупывая каждую линию, что Роза вдруг смутилась.

Он ничего не сказал. Отлично. Они могут поиграть в молчанку, но Роза не станет первой нарушать молчание.

– У тебя хватило наглости послать мне такое сообщение, – наконец произнес Микеланджело. Мгновение спустя тихую ночь расколол приглушенный удар. Роза подскочила на месте. Она не заметила, как резец Микеланджело резко вонзился в неприступную поверхность мрамора. Должно быть, это потребовало невероятной силы. Микеланджело поднял молот, нацеливая его на кончик резца, не удостаивая Розу взглядом.

– Какие дела могут быть со мной у такой девушки, как ты?

– Если бы вас это не интересовало, вы бы не стали ждать меня сегодня вечером.

– Гм, – отозвался он. Ей стало казаться, что этот звук составляет половину словарного запаса этого человека.

– Что касается «дела», – сказала она, – то мое заключается в перераспределении богатства.

– О, неужели? – Горький смех окрасил его слова. – Это должно что-то означать?

– Вопрос творца с острым умом, – откликнулась она. – Для некоторых из нас перераспределение богатства – это образ жизни.

Мужчина фыркнул.

– Отлично мелешь языком.

– Благодарю.

– Но, если судить по твоим словам, ты воровка.

– Гм, – хмыкнула Роза, позаимствовав его любимый звук. – Конечно, вашему богатству ничего не угрожает…

– Мне плевать на мои деньги. – Микеланджело два раза стукнул молотом по резцу. – Ну, и как же тебя зовут, девочка?

– Можете звать меня Роза.

– Роза. Ты считаешь себя очень умной. Но я знаю, почему ты здесь.

– О?

– Ты положила глаз на Медичи. – Осколки мрамора размером с большой палец посыпались на пол.

– О, Божественный оправдывает свое прозвище, – сказала Роза. – Какая прозорливость.

– Прозорливость, говоришь? Да ты не в себе. Мне следует вызвать стражу.

– Так почему не вызываете?

Он пронзительно взглянул на нее.

– Медичи дали мне эту мастерскую.

– Как мило.

– Они снабжают меня лучшими материалами. Они приходят ко мне с невероятными проектами. Они платят мне комиссионные.

– О? Я думала, вам плевать на деньги, – мягко заметила Роза.

– Все об этом знают, синьорина, – воскликнул он с ноткой горечи в голосе. – Всей своей жизнью я обязан им. Они помогли мне начать карьеру. Вытащили из безвестности. Лоренцо Медичи практически вырастил меня как собственного сына. – Он повел плечами, мощные мускулы напряглись и расслабились, и в следующее мгновение резец снова вонзился в мрамор со сверхъестественной стремительностью. – Да черт подери, – воскликнул Микеланджело. – Они даже моему ученику-идиоту подкинули работу, чтобы он подлатал эту их безобразную фреску.

Роза тут же вспомнила злость Доминика из-за картины.

– Я понимаю ваши опасения, – сказала она.

– Неужели? – спросил Микеланджело. Его молот обрушился на резец, отколов кусок мрамора размером с кулак Розы. Он грохнулся на пол, облако пыли окрасило в белый цвет подол ее юбки. – Ты понимаешь, что мы во Флоренции? Понимаешь, что этот город принадлежит Медичи? Понимаешь, что случается с теми, кто настолько глуп, чтобы перейти им дорогу?

В ее сердце вспыхнуло ледяное пламя.

– Могу я задать вам вопрос, мастер Микеланджело? – спросила она. – Если у нас есть несколько минут до того, как вы сдадите меня стражникам? – Микеланджело по-прежнему крепко сжимал в руке резец, но и не попытался воткнуть его ей в глаз, так что Роза сочла это за разрешение продолжать. – Приехав в город, я проходила мимо Палаццо Веккьо. И не могла не заметить великолепную статую. Статую Давида.

Микеланджело внимательно смотрел на девушку.

– Да.

– Вы ее создали.

– Четыре года крови и пота.

– Вам есть что вспомнить. Но вот что я хочу спросить. Что эта статуя значит для вас? – Он недоуменно уставился на нее, в его непробиваемой броне появилась первая трещина. – Жители этого города оставляют подношения у ее постамента. Цветы, сладости. Любовные письма. Письма ненависти. Они обмазывают ее грязью. Для них это не просто произведение искусства. Эта статуя значит нечто большее. И если она так много значит для простых людей, то что же она должна значить для Божественного, гения, создавшего Давида?

На лице Микеланджело застыло недовольство, его раздирали противоречия. Он молчал.

– Я скажу вам, что, по-моему, это значит, – сказала Роза, почувствовав свое преимущество. – Я думаю, что долгие годы Флоренция была Республикой. Она расцвела, будучи Республикой, освободившись от власти семьи Медичи. И в те годы вы коснулись своим резцом мраморной глыбы и создали нечто невероятное. То, что нужно превозносить. Давид, покоритель Голиафа, держащий в руках оружие победы. Я думаю, что вы высекли символ демократической свободы, то, что вы любили. А потом…

– Прато. – Микеланджело с трудом произнес это слово, его дыхание перехватило от ужаса и горя. – Медичи сожгли Прато.

Приветливая улыбка не сходила с лица Розы.

– Только глупец будет пытаться склонить вас на свою сторону обещаниями золота или власти, – сказала она. – У вас достаточно и того, и другого. Поэтому я пришла к вам с памятью о Республике и прошу… если есть шанс пробить хотя бы трещину в броне семьи, которая украла у вас свободу, разве вы не воспользуетесь им? – Может быть, она слегка переборщила, но у нее была лишь одна попытка. – Я видела листовки на стенах. Граффити. Флоренция помнит Республику. И поскольку Давид не из воздуха возник, могу предположить, что и вы тоже все это видите.

Тишина была ошеломляющей. Она давила на них, словно ватный шар, заглушая все звуки внутри тонких матерчатых стен. Здесь, в рабочем кабинете величайшего скульптора Флоренции, время растягивалось, мгновения перетекали в минуты, а минуты – в часы. Роза вдруг поняла, что затаила дыхание, и медленно выдохнула, стараясь сделать это беззвучно.

Слушая преувеличенно вдохновенные речи Розы, в какой-то момент Микеланджело отложил резец. Закрыв глаза, он застыл, прижав обе руки к мраморной плите, словно черпая силы в мощи камня. Глядя на его поникшие плечи и раскинутые руки, Роза с грустью поняла, насколько слабым он себя чувствовал.

– Они слишком сильны, – наконец пробормотал он, но все-таки посмотрел ей прямо в глаза. Неужели в этом яростном взгляде зажглась надежда? – Слишком богаты. Слишком хорошо вооружены. Против них бесполезно восставать.

– Кто сказал, что они хорошо вооружены? – спросила Роза. – Я взяла за основу их семейный девиз. Festina lente. Торопись не спеша. Мне не нужна армия. Все, что мне нужно, – это личное знакомство с ними.

– Но разве этого достаточно?

– Ах, мастер Микеланджело, – воскликнула она. – Я думаю, что такой художник, как вы, понимает больше, чем кто-либо другой. Чтобы победить Голиафа, нужен всего лишь камень.

Восемь

Для Джакомо Флоренция всегда была жизнерадостным городом, окруженным сверкающей атмосферой богатства и празднеств. И, возможно, он сам был виноват в том, что так долго не приезжал сюда, но его откровенно потрясло затаенное напряжение, наполнявшее город, когда он входил в ворота. Оно отражалось на лицах лавочников и разносчиков, а также гвардейцев Медичи и городских стражников в красной форме, патрулировавших узкие улочки. Боже, а эти листовки на стенах. Эта Флоренция была городом, готовившимся к… чему-то. Стоявшим на пороге чего-то.

Джакомо не терпелось узнать, что происходит.

Он добрался до мельницы на окраине города, когда солнце уже клонилось к закату. Это было старое здание, обмякшее на берегу реки Арно, словно кто-то выплеснул его туда, и Джакомо некоторое время с сомнением смотрел на него, пока голодное урчание в животе не напомнило, что сегодня у него еще во рту маковой росинки не было. Изнутри доносился вполне себе приятный запах, а значит, вполне вероятно, что здесь можно будет перекусить. Заткнув руки за пояс, он, не раздумывая, толкнул дверь.

Джакомо ожидал увидеть простоватое деревенское убранство, потрескивающий в очаге огонь, земляной пол. И даже длинный стол, где его ждали хлеб, сыр, фрукты и вино.

Но никак не ожидал увидеть мрачное мужественное лицо Халида аль-Сарраджа, который пристально уставился на него.

– Халид? – не веря своим глазам, выпалил он. – Что, ради всего святого, ты здесь делаешь?

Если чему и научили Джакомо последние три года их знакомства, так называемой дружбы, а точнее острой взаимной неприязни, так это тому, что только сам дьявол может вырвать Халида из Генуи и из рук этого гангстера Траверио. Видеть его здесь, во Флоренции, крошившего в пыль кусок пекорино, было слишком странно, чтобы в это поверить.

– То же, что и ты, – откликнулся Халид. Комнату наполнило исходившее от него угрюмое недовольство.

– Что ж, должен признаться, – заявил Джакомо, придвигаясь к еде, – если бы Роза сказала, что ты тоже возьмешься за это дело, то я бы так долго не раздумывал. – Он отправил в рот несколько виноградин и усмехнулся, видя, что Халид продолжает мрачно смотреть на него. – Вы выглядите весьма расстроенным, синьор аль-Саррадж. Как насчет такого предложения: если хотите ударить меня, давайте разберемся с этим наверху. Только прошу вас целиться мне в живот, а не в лицо.

Затянувшееся молчание не сулило ничего хорошего, и Джакомо закатил глаза, потому что не каждый день выпадают такие возможности, как эта.

– Я даже не стану обижаться на тебя, – сказал он. – Я бы даже предпочел, чтобы ты меня избил, потому что не могу смотреть на твою кислую хмурую физиономию и гадать, когда, что и как произойдет, это просто сводит меня с ума.

– Да ты и так уже давно сбрендил, – откликнулся Халид.

– Верно, – сказал Джакомо. – Так что если собираешься что-то предпринять, то сделай это сейчас, пожалуйста. – Он закрыл глаза. – Я готов.

Единственным ответом был шумный раздраженный вздох. Джакомо приоткрыл один глаз.

– Нет? В нашу последнюю встречу ты пообещал, что расплющишь мне нос, если увидишь меня снова.

– Потому что ты стащил две золотые подвески из трюма «Виолы», и мне пришлось отвечать за это перед синьором Траверио.

Джакомо ахнул.

– Это не я!

– А затем выбросил мой обед в океан.

– Тогда чего же вы ждете? Это ваш последний шанс, синьор аль-Саррадж. Если вы попытаетесь замахнуться на меня позже, я приму это близко к сердцу.

Халид не двинулся с места, но Джакомо не терял надежды. Он заставит Халида потерять самообладание, даже если для этого ему придется сбрасывать в море все обеды Халида в течение следующих двадцати лет.

Но сегодня такой возможности не представилось. Дверь распахнулась, впустив красные лучи заходящего солнца, и на пороге возник силуэт сгорбленной старухи.

Халид тут же выпрямился.

– Синьора де Россо!

– А, Халид, ты здесь, мой красавчик, – сказала старуха, проворно обходя пыльную мебель, загромождавшую мельницу. – И синьор Сан-Джакомо, я полагаю.

Это была не кто иная, как Агата де Россо, одна из лучших аптекарш в мире.

– То, что такая дама, как вы, знает обо мне, – величайшая честь для меня, синьора, – воскликнул Джакомо. Он отвесил низкий поклон, а в голове тем временем проносился шквал мыслей.

У него уже зародились подозрения относительно масштабов их совместного предприятия. С чего бы тогда Роза отправилась лично искать его? Но одно дело – быстро добраться до Модильяны, а совсем другое – навлечь на себя недовольство Джузеппе Траверио и увести у него из-под носа его самого лучшего головореза. И вдобавок заручиться поддержкой Флорентийской ведьмы.

И потому стоило признать, что с такой талантливой предводительницей их ждут гораздо более захватывающие перспективы, чем он предполагал.

– Позвольте мне помочь вам. – Джакомо подал руку синьоре де Россо. – Я в вашем полном распоряжении. Исполню любую вашу прихоть. Отныне я ваш покорный слуга.

– Покорный? – пробормотал Халид.

Джакомо пропустил его замечание мимо ушей, ведя синьору де Россо через захламленную комнату к большому столу из грецкого ореха.

– Вина? – предложил он, усаживая ее на единственный не развалившийся стул.

– Прошу вас.

Джакомо щедро налил вина и подал синьоре де Россо. Она пристально смотрела на него поверх своей чашки.

– Это ты провернул то дельце с сапфирами в Милане.

– Вероятно, это был я.

– И ограбление ювелирного в Генуе.

Халид впился взглядом в лицо Джакомо. Джакомо улыбнулся.

– Кто даст гарантию?

– А афера со скрипкой в Гроссето? – спросила синьора де Россо. У Джакомо зачесалось под лопаткой.

– Боюсь, я никогда не был в Гроссето.

– Гм… – Синьора де Россо отхлебнула вина. Оглянувшись, Джакомо обнаружил, что Халид все еще наблюдает за ним, изучая его, словно запутанную головоломку.

Дверь снова распахнулась.

– Отлично, – воскликнула Роза. – Все в сборе.

Она вошла внутрь, а следом за ней долговязая Сарра Жестянщица, которая кивнула в знак приветствия Халиду и синьоре де Россо и нахмурилась, заметив Джакомо, и Джакомо счел это необъяснимой грубостью, ведь за целый год они не обменялись ни единым словом.

В следующий момент в комнату вошел жилистый мужчина с темной густой бородой и такими же буйными кудрями, обрамлявшими его лицо. Джакомо, Халид и синьора де Россо с любопытством воззрились на него, но он не обращал на это внимания, стараясь ни с кем не встречаться взглядом. Тем не менее в нем было что-то знакомое…

– Божественный? – воскликнул Джакомо. Мужчина смерил его мрачным взглядом, который обжигал сильнее, чем грозный взгляд Халида. – Это ведь вы! Вы – Божественный!

– Джакомо, – предостерегла его Сарра.

– Роза, что здесь делает Микеланджело Буонарроти?

Роза шагнула вперед, отгородив Божественного от чрезмерной назойливости Джакомо.

– Всему свое время. Вы все готовы?

Сейчас она выглядела по-другому, хотя, возможно, всему виной были косые лучи поблекшего солнца, пробивавшиеся сквозь окно. Она по-прежнему улыбалась – Роза Челлини всегда улыбалась, всегда казалась открытой и доступной, потому что именно так можно было привлечь людей. Но под этой маской скрывалось нечто опасное. Изощренное коварство, источающее ледяной холод.

Джакомо слегка передернуло, когда он подошел к столу вместе с остальными.

– Вы уже знаете, зачем вы здесь, – сказала Роза. – Но пока только вкратце. Некоторые из вас проделали долгий путь, чтобы выслушать меня, поэтому я не буду больше тратить ваше время. Я хочу предложить вам работу. Возможно, это будет самая опасная работа из всех, за которые мы когда-либо брались. Но если мы справимся, а я думаю, что мы справимся, то получим самый крупный куш, который когда-либо выпадал на нашу долю.

Обещание удачи засасывало Джакомо, как смерч, и, судя по лицам остальных, он был не одинок. Даже Божественный был впечатлен, хотя по-прежнему не поднимал глаз.

– Если все это для вас чересчур, – продолжала Роза, – то сейчас самое время уйти. Никто не станет осуждать и задавать лишние вопросы. Я благословлю вас, если вы решите уйти, и надеюсь, что наши пути пересекутся когда-нибудь в будущем. – Она умолкла, обведя каждого внимательным взглядом. – Есть желающие?

Халид первым нарушил тягостную тишину.

– И насколько большой куш?

Несмотря на свой маленький рост, Роза с такой помпой и размахом развернула на столе огромный рулон пергамента, что Джакомо не мог не оценить ее профессионального умения впечатлять и, наверное, даже позавидовал. И тут же зааплодировал.

– Лучше расправь углы, – бросила Сарра, прижимая загибающиеся края чашками и тарелками.

Желание возразить покинуло Джакомо, как только он взглянул на развернутую бумагу. Чертежи, понял Джакомо, наклоняясь ближе, чтобы рассмотреть детали. Чертежи большого квадратного здания. Вот арочный вход, вот широкий внутренний двор, вот окна и двери, ведущие внутрь…

Он узнал это здание. Он уже проходил мимо него в тот день.

– Простите, если я ошибаюсь, синьорина, – сказал Джакомо. – Это не дворец Медичи?

Роза разгладила складку на краю чертежа.

– Это и есть наша цель, – ответила она.

Джакомо расхохотался, все это показалось ему удачной шуткой, отличной уловкой, чтобы затащить его во Флоренцию для какого-то другого настоящего дела, которое задумала Роза. Но его веселье тут же исчезло, когда он увидел серьезные лица Божественного и Сарры. Стоявший напротив Халид уперся руками в бока. Он уставился на Розу так, словно у нее выросла вторая голова.

А синьора де Россо, которая, судя по всему, много чего повидала и сделала в этом бренном мире, так крепко стиснула пальцами чашку с вином, что Джакомо испугался, как бы она не раскололась на части.

– Ограбить семью Медичи? – спросила она. Ее глаза заблестели от любопытства.

Это было чистое безумие, но Роза кивнула в ответ.

– Уверена, вы уже слышали, но папа вернулся во Флоренцию, – сказала она. Она не была похожа на умалишенную, жаждущую смерти, но Джакомо и раньше приходилось ошибаться в людях. – И он остановился во дворце Медичи у своего кузена, кардинала Джулио Медичи.

– Если ты планируешь ограбить дворец, – заметил Халид, – то не разумнее ли будет подождать, пока папа не вернется в Рим?

– Можно подумать и так, – сказала Сарра. – Только настоящие деньги вовсе не там.

Роза ткнула пальцем в центр чертежа, где располагался внутренний двор дворца.

– Вообще-то во дворце Медичи золота не больше, чем в любом другом богатом доме Флоренции. Конечно, это тоже деньги, но и не то, что стоит серьезного внимания.

– И не настолько важно, чтобы подставлять себя под удар, – пробормотал Джакомо.

– Однако, – добавила Роза и бросила что-то на стол.

Бархатный мешочек, упавший в центр пергаментного листа, блеснул вышитым золотым крестом. Джакомо совсем недавно приходилось иметь дело с церковью, поэтому он тут же узнал сумочку для сбора пожертвований. Он не раз видел, как в подобные мешочки бросали монеты.

Щелк-щелк, проскрипели в его памяти деревянные бусины четок. Он отмахнулся от этого призрачного эха.

– Понимаю, – сказала синьора де Россо, склонившись над столом. – Это очень умно, дочка.

– Что это? – спросил Халид.

– Индульгенции [7].

Услышав ее голос, Джакомо тут же вскинул голову. С того момента, как Роза развернула чертежи, Божественный застыл, не сводя глаз с пергамента, изучая его с сосредоточенностью художника. Джакомо вдруг пришла в голову мысль, а не под крылом ли семейства Медичи начинал свою карьеру Микеланджело Буонарроти?

– Да, индульгенции, – ответила Роза. – В христианском мире верующие отдают деньги в руки церкви, чтобы спасти свои бессмертные души. Гнев, похоть, зависть, гордыня – любого из этих грехов достаточно, чтобы обречь человека на вечные муки, о чем церковь с удовольствием напоминает ему каждое воскресенье и большую часть остальных дней по утрам. Но, к счастью для верующих и для нас, церковь также готова предложить отпущение грехов… за несколько золотых флоринов и земной поклон перед любым из посланников папы.

– Сделка, – сказала Сарра.

– Выгода для обеих сторон. Верующие спасены. А церковь богатеет.

– Значит, Ватикан сидит на горе золота, – произнес Джакомо. – Это разве новость?

Роза уперлась руками в чертежи, обрамляя ладонями парадный вход во дворец Медичи.

– Вы уверены, что эти богатства существуют? Как правило, быть глашатаем Господа – дело затратное. И даже по этим меркам папа Лев X уже задолжал изрядную сумму. Нужно строить и оснащать соборы. Кроме того, у церкви еще есть и отвратительная привычка воевать. И, наконец, личные расходы. У Его Святейшества довольно много личных расходов.

– Слыхала, у него есть слон, – встряла синьора де Россо.

Джакомо был потрясен.

– Что, правда?

– Короче говоря, – сказала Роза, – церковная казна высохла как кость. Ни о каких горах золота не может быть и речи. – Она обвела пальцем крест на бархатной сумочке. – Поэтому он будет создавать новую гору золота. Следующие несколько недель гвардейцы Медичи будут собирать индульгенции с церквей по всей Тоскане, чтобы перевезти их в Рим вместе с папой. Если мои расчеты верны, то это будет около десяти тысяч золотых флоринов.

Если тишина, окутавшая комнату после появления чертежей, была ощутимой, то теперь она казалась сокрушительной. В ней был вес. В ней было богатство.

– Господь Всемогущий, – пробормотала синьора де Россо.

– Люди, которые платят за эти индульгенции, делают это от отчаяния, – сказал Халид. – Разве это не означает нажиться на чужой беде?

– Церковь уже сделала это, – сказала Роза. – И в любом случае разве спасение души заключается не в том, чтобы давать деньги?

Халид колебался.

– Я думаю…

– Ну вот. Деньги пожертвованы. Душа спасена. То, что произойдет с деньгами после этого, не должно иметь никакого значения для дарителя. Они выполнили свое святое предназначение.

– С точки зрения нравственности и богословия выглядит как серая мораль, синьорина, – вклинился Джакомо.

Роза одарила его хищной улыбкой.

– Как я уже говорила, если что-то не по вкусу, я никого не держу.

Десять тысяч золотых флоринов. Джакомо попятился, размахивая руками.

– Ты неправильно меня поняла. Я просто обожаю теологические дилеммы и готов на все, чтобы в них разобраться.

Роза кивнула Сарре, которая встала рядом с ней.

– Через шесть недель Медичи устроят банкет, перед тем как отправить папу обратно в Рим с помпой, подобающей его положению, – сказала Сарра. – В этот город съедутся влиятельные династии со всей Тосканы. Эсте, Сфорца, Боргезе…

Холодок пробежал по спине Джакомо.

– Влиятельные династии?

Роза кивнула.

– Они будут добиваться аудиенции у папы. Чтобы исповедаться. Чтобы получить благосклонность Ватикана или Медичи.

– Вот почему ты позвала Микеланджело, – сказал Халид. Его замечание вернуло Джакомо из глубоких размышлений, в которые он погрузился после слов Розы о влиятельных династиях. – Если кто и должен получить приглашение на такой банкет, так это он.

– Гм, – одобрительно хмыкнул Божественный.

Взгляд Розы скользнул в сторону художника.

– Вы получили приглашение?

Он нахмурился.

– Несколько дней назад.

– Вы ответили на него?

– Никак не мог найти время.

– И не надо, – сказала она. – Оставьте это. – Она снова обернулась к собравшимся. – Каждая частная аудиенция у Медичи будет иметь высокую цену. И это может удвоить те десять тысяч, которые поступают из сельской местности. И все эти деньги будут спрятаны в хранилище под дворцом Медичи до отъезда папы на следующий день после банкета. Вопрос только в том, как нам их заполучить?

Это была серьезная дилемма. Дворец Медичи был построен как крепость и выглядел так же, по крайней мере, снаружи. Чертежи лишь подтверждали это впечатление. Даже для Джакомо, который плохо в этом разбирался. Толстые стены, извилистые коридоры, огромный открытый двор – все это свидетельствовало, что справиться с задачей поможет лишь чудо.

– Начнем с фактов, – начала Сарра. – Папа – параноик. Как и остальные члены семьи Медичи. И они нажили себе достаточно врагов, чтобы их паранойя стала вполне обоснованной. Сколько охранников в его распоряжении? Подумайте и удвойте число.

– Стены с виду грубы и простоваты, – сказала Роза, проводя пальцами по периметру дворца, – но они сделаны из лучшего известняка, который только можно купить за деньги и власть. Их невозможно пробить. Единственный путь внутрь – через передние и задние ворота, которые под охраной в любое время суток. А если все-таки удастся проскользнуть, вы окажетесь во внутреннем дворе, – и тут она наконец схватила пурпурную бархатную церковную сумочку, – прямо в сердце дворца.

– Но там со всех сторон окна, – заметила Сарра. – Слуги. И стражники с арбалетами.

Внутренний двор с его изящными арками, колоннами и дорожками вдруг приобрел гораздо более зловещий вид.

– Если удастся пройти это испытание, – продолжала Роза, и ее голос эхом отдавался в перепуганных мыслях Джакомо. – Дальше нужно разобраться с самим хранилищем. – Она проследила путь из внутреннего двора в одну из комнат, граничащих с проходом.

Та часть чертежа оказалась ближе к Халиду. Он прищурился, вглядываясь в крошечные буквы, проступавшие на пергаменте.

– Здесь написано «капелла», – заметил он. – Не «хранилище».

– Капелла Волхвов, – сказала Роза. – Одна из жемчужин дворца. Фрески, статуи, гобелены… Это их гордость и радость. А еще, – она постучала пальцем по двери, встроенной в край часовни, – что у нас есть в конце этого непримечательного черного хода? Это личное хранилище Медичи. Теперь я знаю, о чем вы все думаете: звучит слишком просто.

Джакомо и Халид недоверчиво хмыкнули в унисон, и Джакомо уловил озорную улыбку в уголках губ Розы.

– Что ж, вы будете правы, – сказала она, и глаза ее заблестели. Неужели ей это нравилось? – Этот коридор выглядит безобидно, но каменные плиты хранят в себе всевозможные неприятные сюрпризы. Да Винчи спроектировал все так, что теперь это место смертельно опасно, если только вы не…

– Кто спроектировал? – Взгляд Божественного, словно концентрированная кислота, прожег Розу насквозь.

Ее лицо казалось воплощением невинности.

– Они наняли Леонардо да Винчи, чтобы тот разработал серию механических ловушек, спрятанных под полом. Вы хорошо себя чувствуете, мастер Микеланджело?

Мастер Микеланджело действительно выглядел так, словно его вот-вот хватит удар.

– Они обратились. К этому халтурщику. Наняли этого дурня с шерстяными мозгами…

– Похоже, я вас расстроила, мастер Микеланджело.

– Я в порядке, – процедил Божественный, но так сильно вцепился в край деревянной столешницы, что костяшки его пальцев побелели, и Джакомо опасался, как бы он не сломал стол.

– Ну что ж. Если вы уверены, – сказала Роза Челлини, мошенница и мастер хитрых манипуляций. – Я просто… о чем я говорила?

– О коридоре, – услужливо подсказала ей Сарра.

– Верно. Ловушки. Очень хитроумные. Если не знаешь, куда наступать, то твою ногу того и гляди пронзит копье, а то и чего похуже. Я не смогла найти схем, но есть информация, что многие подмастерья и слуги лишились пальцев, глаз или рук. Если наступить на плиту, скрывающую ловушку, то окажетесь перед дверью хранилища, истекая кровью, и богаче точно не станете.

– Дверь хранилища, – сказала Сарра, – оснащена замком Хенляйна. Новейшая разработка из Германии, выполненная по заказу Лукреции Медичи. Самый современный и очень сложный механизм.

– Так что взломать его невозможно, – подытожил Джакомо.

– Каждый замок можно открыть тем или иным способом. Ты сможешь взломать его за… два дня?

– Но у нас не будет двух дней, – сказала Роза.

– Да, да, конечно, – сказал Джакомо, чувствуя себя так, словно его голова вот-вот взорвется. – Зачем нам тратить время, чтобы пробраться мимо целой армии охранников в хорошо охраняемую часовню, по коридору, в котором мы можем погибнуть, и в итоге оказаться перед дверью, которую невозможно открыть?

– Как только вы попадете в хранилище, все будет просто, – сказала Роза, будто и не слыша Джакомо. – Там нет никаких замков или ловушек, охраняющих золото. Просто каменная плита примерно такого же размера, как этот стол. – Она хлопнула по широкому, прочному столу, вокруг которого они все собрались. – Так что, как только вы туда доберетесь, то возьмете несколько сотен фунтов монет, вывезете их из города и будете свободны. – Она выпрямилась. – Есть мысли?

Выражение лица Халида было непроницаемым.

– Это невозможно.

– За версту чувствуется стиль Непи и Челлини, – сказала синьора де Россо. Джакомо заметил, как Сарра расцвела при этом замечании, бледные щеки окрасил довольный румянец. Реакция Розы на слова старухи, напротив, была совершенно незаметной. Джакомо лишь заметил, как на мгновение вспыхнули ее глаза, когда она взглянула на Сарру, а затем снова обернулась к остальным.

– В этом мире нет ничего невозможного, – возразила Роза. – Есть лишь то, чего еще не сделали умные люди. – Джакомо фыркнул. – Если оставить в покое теологические споры… Вы в деле или нет?

Халид кивнул без колебаний, вызвав зависть Джакомо.

– Я за, – сказал он.

– Агата?

Аптекарша подняла свою чашу с вином.

– Чтобы я покусилась на богатства семьи Медичи? Лишь попроси.

Роза с язвительным озорством обратилась к Джакомо:

– Синьор?

Чертежи казались темным лесом. Цель была недостижима. Халид метал на него злобные взгляды.

Но десять тысяч флоринов. А Джакомо Сан-Джакомо ведь был безумцем, не так ли?

Он улыбнулся.

– Чем безумнее, тем интереснее, моя госпожа, – сказал он. – Позвольте мне немного выпить, и вы расскажете, с чего начнем.

Девять

– «Папа Медичи хотел бы, чтобы мы верили, что прощение Господа можно купить, как кусок сукна или буханку хлеба».

Роза положила на тарелку кусок сома.

– И где она это откопала? – пробормотала она Джакомо через стол.

– «Он хотел бы, чтобы мы вывернули свои кошельки во имя вечного спасения, – продолжала Сарра, сжимая в руках большой лист пергамента, читая дальше. – И именно так он показывает свое истинное лицо: он не наместник Божий, а последний в длинном ряду банкиров».

Джакомо и глазом не моргнул на вопрос Розы, завороженно слушая Сарру. Его нож застыл на полпути ко рту, кусок рыбы неуверенно болтался на нем.

– Джакомо, – зашипела Роза, пиная актера под столом.

Он вздрогнул, кусок сома шлепнулся на тарелку.

– Представь, это висело на стене за воротами дворца, – сказал он.

Роза вскинула брови.

– За воротами дворца Медичи?

– Половина квартала Санта-Кроче обклеена листовками, – заметил Халид со скамейки рядом с Джакомо.

– Кто бы за этим ни стоял, это самый безумный человек во Флоренции, – сказала Сарра. – Даже безумнее тебя, Джакомо.

Если не считать мятежных листовок, прошло два обманчиво спокойных дня с тех пор, как Роза впервые собрала свою команду на старой мельнице на берегу Арно. Халид и Джакомо, почти не препираясь, обжились на новом месте, и Роза пыталась скрыть чувство облегчения, когда забирала свои вещи из типографии Непи, чтобы сделать то же самое.

– Я просто думала, ты захочешь остаться с нами, – нахмурившись, сказала Сарра.

– Спасибо, что предложила, – ответила Роза, взваливая на плечи свой рюкзак. – Но я должна быть с остальными. Если что-то пойдет не так, я буду рядом, чтобы справиться с этим. А рядом с Пьетро все будет сложнее.

При упоминании о брате Сарра помрачнела еще сильнее, но ничего не ответила. И вот Роза отправилась на мельницу и устроилась на тюфяке возле очага. Она создала свой дом, прежде чем ее взяли в чужой, и не то чтобы она отрезала Сарру – девушка каждый вечер приходила на мельницу, чтобы принять участие в том, что Джакомо со смехом называл «семейным ужином».

– Неважно, кто эти сочинители, – сказала Роза, выхватывая листовку из рук Сарры, – мы должны быть им благодарны. Чем больше глаз ищет их, – она бросила пергамент в очаг, – тем меньше ищут нас. И все, что поможет нам избежать внимания, я могу только приветствовать.

В следующее мгновение дверь мельницы распахнулась, и внутрь ввалилась Агата де Россо, пропахшая едким дымом пожара и перепачканная сажей до бровей.

– Ну, дорогая, – сказала она в качестве приветствия. – Боюсь, я подорвалась.

Взрыв был небольшим, утверждала Агата, но это был уже третий подобный инцидент за месяц. После случая на площади Синьории, разбитой люстры в особняке Пацци и все новых листовок, появлявшихся на стенах домов по всей Флоренции, городская стража очень заинтересовалась этим происшествием.

«Все кончено. – Эти слова пронеслись в голове Розы, как только Агата закончила свой рассказ. Дыхание перехватило, она ощутила, как надежда покидает ее. Все пошло наперекосяк, а мы еще даже не начали. Всему конец».

Нет. Роза расправила плечи и распрямила спину, наблюдая за тем, как Агата жадно глотает воду из бурдюка. Первые мысли редко бывают самыми удачными, она не даст себя провести и не станет прислушиваться к ним. Она переехала в этот мельничный дом, чтобы иметь возможность справляться с подобными ситуациями, и именно так она и поступит.

Она не могла потерять доступ к этой аптеке, а аптекарша – к своим инструментам. А это означало, что им нужно новое место для экспериментов.

– Ужин окончен, друзья мои, – объявила она собравшимся. – Нас ждет работа.

Она надеялась, что задание удастся выполнить быстро, но поняла, что глупо было на это надеяться. Только к утру, под руководством Агаты и благодаря усилиями Сарры, Розы и Халида, все содержимое все еще дымящейся аптекарской лавки было собрано и уложено в две тележки для овощей, запряженные мулами. В результате получилось две шатких, высоких, наполненных взрывчатыми веществами горы, зловеще вырисовывающихся в лунном свете.

– Вы закончили? – Этот нетерпеливый шепот действовал Розе на нервы. Обернувшись, она скрыла раздражение, улыбнувшись мужчине средних лет в красной форме городской стражи, который таращился на них через заднюю дверь аптеки.

– Почти, синьор, – прощебетала она, накрывая грубым одеялом груду пакетов и коробок во второй повозке.

– Остальные будут здесь с минуты на минуту, – сказал он. – Не знаю, сколько еще времени я смогу выиграть.

– Да брось переживать, Пип, – приказала Агата с той же генеральской властностью, с которой командовала ими всю ночь. – Ты так не переживал, когда у тебя была та болячка в твоем…

– Спасибо, да, синьора, не буду… – Пунцовое лицо мужчины исчезло в глубине аптеки. Агата захихикала и последовала за ним, возможно, чтобы еще немного помучить бедолагу, а возможно, чтобы напоследок проверить, не пропали ли какие-нибудь зелья или яды.

– И что она собирается делать со всем этим? – прошептала Сарра. Она забралась на повозку вместе с Розой и, устроившись на куче вещей, аккуратно подоткнула одеяло.

– Хочешь узнать ответ? – спросил Джакомо. За весь вечер он палец о палец не ударил, предоставив остальным таскать пакеты и коробки с зельями и теперь развалился на сиденье кучера в первой повозке.

– Тебе лучше исчезнуть, пока она тебя не услышала, – сказала Роза. – Халид?

Халид кивнул, запрыгнув на сиденье рядом с Джакомо, и через мгновение они вместе с актером и половиной скарба Агаты покатили по улице к городским воротам.

Сарра, казалось, этого не заметила. Она нахмурилась, погрузившись в раздумья, судя по всему, размышляя о содержимом повозки у нее под ногами. Роза заметила, как Сарра вдруг подпрыгнула, раздраженно отмахнувшись от устало поводивших ушами измученных мулов, и подавила вскрик, когда что-то зазвенело в одном из сваленных в кучу ящиков.

– Десять тысяч, – пробормотала Сарра.

– Сарра?

Агата вышла из задней части магазина и быстро направилась к повозке.

– Пора сматываться, – прошипела она. – Патруль уже близко, а у Пипа не хватит мозгов их отвлечь. – Она прищурилась на Сарру, которая уперлась ногой в один из ящиков. – Ты что, эквилибристка? Веди-ка лучше повозку.

Сарра взмахнула поводьями, они понеслись по улице. Агата устроилась спереди рядом с ней. Коротышке Розе, как самой юной, пришлось довольствоваться местом в пропитанной ароматами трав повозке и зажать нос.

Она заметила вдали красные мундиры городской стражи, когда Сарра выехала на соседнюю улицу. Но патруль направлялся к аптечной вывеске и не заметил груженую повозку, умудрившуюся проскользнуть мимо в потоке уличного движения Флоренции. Когда стражники скрылись из виду, Роза оперлась о борт повозки, и с облегчением закрыла глаза.

– Помнишь то дело во Дворце дожей [8]?

Роза не открывала глаз.

– Что?

– То дельце, которое обстряпали мой отец вместе с Леной во Дворце дожей, – пояснила Сарра. – Они тогда утопили половину добычи, потому что лодка просто не выдержала тяжести.

– О чем ты? – При упоминании о матери у нее по спине пробежала жаркая волна гнева.

– Ты сказала, что наша добыча может превысить десять тысяч флоринов.

– Возможно, выйдет вдвое больше, учитывая, что город заполонили вельможи.

Агата тихонько присвистнула, но Сарра, похоже, не разделяла ее восторга.

– Это меня и беспокоит. Пять тысяч флоринов мы сможем перевезти в любой повозке. Мы могли бы использовать эту повозку. Но сумму вдвое больше? А вчетверо? В итоге мы поломаем колеса или же дно повозки не выдержит.

– Тогда тебе придется построить ее самой, – сказала Роза.

Сарра рассмеялась, но лишь на мгновение.

– Ты серьезно? Роза, это не так просто. Для строительства потребуются материалы… Я говорю о клене Римини или даже об орехе. Чтобы справиться с этой задачей, нам подошла бы собственная карета папы!

– Тогда, поскольку карету папы не заполучить, придется придумать альтернативу. – Со своего места в повозке она видела упрямый профиль Сарры, на лице девушки застыло недовольство.

– Сарра, – попробовала Роза еще раз, на этот раз чуть мягче.

И кувыркнулась вперед, ударившись ребрами о край повозки, когда Сарра так резко дернула поводья, что мулы мгновенно остановились.

– Что с тобой такое?.. – вскрикнула Роза откуда-то с пола повозки. Но тут же умолкла, увидев, как Сарра лихорадочно машет ей рукой. Роза с опаской приподнялась на сиденье, выглядывая из-за спин Сарры и Агаты… Ее глазам предстал патруль в форме гвардии Медичи, преградивший им путь. На краткий миг Розу охватило головокружительное замешательство. Казалось странным, что гвардейцы Медичи дежурили так близко от городских ворот. Обычно они охраняли дворец и все места, где находились члены семьи Медичи. Неужели они вместе с городской стражей расследовали происшествие в аптеке Агаты? И если это так, то их маленькая повозка попала в серьезный переплет, чего Роза никак не ожидала.

– Добрый вечер, синьоры, – заикаясь, проговорила Сарра. Она так сильно стиснула поводья, что ее пальцы побелели, и Роза мысленно выругалась. Сарра не умела играть и притворяться, тем более перед лицом такого количества шпаг.

Ободряюще коснувшись спины девушки, Роза встала и улыбнулась своей самой ослепительной улыбкой.

– Мы можем вам чем-нибудь помочь? – спросила она.

Один из стражников шагнул вперед.

– Что вы здесь делаете в такой час? – грубо спросил он.

Пускай грубит, сколько пожелает. Розу этим не напугаешь.

– Как видите, мы перевозим нашу престарелую бабушку в новые апартаменты.

– Гм? – просипела Агата со скамьи кучера. – Что это было? Кто это говорит?

– Моя любимая бедная бабуля, – сказала Роза, погладив Агату по голове.

Однако стражника это не убедило.

– Что у вас под одеялом?

– Только вещи бабули.

– Кто это? – дрожащим голосом спросила Агата.

– Покажи мне.

Сарра вздрогнула, недовольство заклокотало в ее горле. Роза схватила ее за плечо, заставив ее умолкнуть, прежде чем резкие слова сорвались с губ девушки.

Внимание Розы привлек клочок бумаги, прицепленного к рукаву охранника. На нем виднелась надпись печатными буквами, точнее ее часть, другая же часть явно была оторвана в приступе ярости, о чем Роза догадалась по выражению лица стражника.

– Конечно! – как всегда бодро откликнулась Роза. И стремительным движением откинула покрывало, открыв взору аптеку Агаты.

– Роза! – прошипела Сарра, но Роза сосредоточилась на гвардейцах Медичи, которые кружили вокруг повозки, внимательно разглядывая ее содержимое.

Однако на их лицах не было интереса. Ни искры победной радости. Им было плевать на сгоревшую аптеку. Нет, сегодня у этих людей была совсем другая миссия.

– Ну и что? – спросил начальник патруля.

Один из стражников головой.

– Ничего нет.

– Возможно, если бы мы знали, что вы ищете, – сказала Роза, – мы могли бы как-нибудь вам помочь?

Но охранники не обратили на нее внимания, придвинувшись ближе. Один из них протянул руку, небрежно сдвинув один из сундуков.

– А ну-ка не трогай.

Агата смерила его убийственным взглядом, забыв, что только что притворялась слабоумной старухой. Ее слова не были похожи на те игривые предостережения, которыми она осыпала Розу и остальных, когда они грузили вещи в повозку. В ее голосе звучали злоба и ожесточение, настолько сильное, что молодой гвардеец отдернул руку, словно его укусили.

– Аг… бабуля? – прошептала Сарра, наклоняясь к пожилой женщине. Но Агата сидела прямо, как доска, пристально глядя на мужчин в синей форме Медичи, словно хотела сделать с каждым из них то же, что и со своей аптекой.

Роза кашлянула.

– Что ж. Уже поздно, и, как видите, моя бабушка не очень хорошо себя чувствует, когда устает.

Начальник патруля слегка растерялся под пристальным взглядом Агаты.

– Проезжайте, – пробормотал он, махнув своим людям рукой. Сарра щелкнула поводьями, и они, как ни в чем не бывало, двинулись дальше.

– Так близко от ворот, – воскликнула Сарра, перекрикивая стук колес. – Почему гвардейцы Медичи патрулируют так близко от ворот?

Роза осторожно уселась обратно в повозку.

– Листовки. Они ищут зачинщиков. – Агата по-прежнему сидела прямо, хотя их отделало от стражников уже несколько улиц. – Агата?

Агата не оглянулась на нее.

– Со мной все в порядке, дорогуша.

– Они уже давно ушли.

Голос аптекарши был тверд, как алмаз.

– Медичи никогда не уходят.

– Они расширяют границы своего влияния, – сказала Сарра. – Мы никогда не узнаем, где их можно встретить.

Роза закрыла глаза, позволяя холодному речному ветру охладить разгоряченное от возбуждения лицо.

– Нет, узнаем.

– Они могут появиться где угодно.

– Именно поэтому у нас будет свой человек в стане врага.

Десять

Нишу, где укрылся Халид, начало затапливать. Он чувствовал, как вода просачивается сквозь его ботинки. Если бы у него была хоть капля здравого смысла, он не стал бы играть в эти чертовы кости и нашел бы более надежное укрытие от проливного дождя.

– Замечательная погодка нынче выдалась.

Здесь едва хватало места для одного, но тучный пекарь все равно протиснулся внутрь, плюхнувшись на крошечный табурет напротив Халида. Халид едва заметно поморщился, когда мужчина устроился поудобнее. И бросил кости. Восемь.

– Даже не поздороваешься? – спросил пекарь. Он забрал кости и бросил их, прежде чем Халид успел отреагировать. – Как грубо. О, восьмерка! – Лира, которую Халид только что положил на доску, исчезла в мгновение ока.

Халид стиснул зубы. Такая погода всегда выводила его из равновесия. Дождь и сильная влажность напоминали о первых днях в Генуе, когда он уже понял, что оказался доверчивым дураком.

Первые двадцать четыре часа, проведенные Халидом в Генуе, прошли так.

Он проснулся до рассвета в крошечной мансарде одного из многочисленных борделей синьора Траверио. Это была беспокойная ночь. Он привык к жизни на корабле, и неподвижность суши не устраивала его. Его раздражали шум и суматоха внизу и стук дождя по крыше, поэтому его сон был прерывистым, полным странных видений. Превозмогая тошноту и головную боль, он совершил молитву, но день от этого не стал лучше.

Халида вызвали в контору синьора Траверио недалеко от гавани. Расположившийся в залитом солнечном свете кабинете, синьор Траверио усмехнулся, бросив взгляд на его землистое лицо.

– Скоро освоишься, мой мальчик. – У Халида не хватило смелости сказать, что он сомневается. Он кивнул в знак благодарности, когда его щедрый новый работодатель всучил ему хлеб и сыр и вызвал человека с рассченной бровью, приказав ему показать Халиду город. Так Халид впервые отправился узнавать Геную.

Это был тесный город. Стены, здания и улицы, узкие и темные, давили на него со всех сторон. Вонь гниющей рыбы витала в воздухе, куда бы он ни пошел, и ее ничуть не заглушал мелкий непрекращающийся дождь. Ему казалось, что он неплохо знал язык, но от местного диалекта звенело в ушах. Все происходящее выглядело ошеломляюще мрачным, не похожим на те грандиозные, яркие приключения, о которых рассказывал синьор Траверио в Тунисе. Но это только первый день, успокаивал себя Халид. Наверняка все наладится.

Но к тому времени, когда ему подкинули первое задание, ничего так и не изменилось. Полный липкой сутолоки день клонился к вечеру, когда проводник Халида немногословно сообщил ему, что Халид будет вышибалой в одном из игровых залов синьора Траверио. Он не объяснил Халиду, что игорный зал не был «залом» в традиционном понимании этого слова. Синьор Траверио приобрел несколько обветшавших кораблей у одуревших от пьянства старых капитанов. Эти посудины не выдержали бы долгого морского путешествия, однако могли отплывать достаточно далеко от берега, чтобы местные стражи порядка не могли до них добраться. Там жители Генуи, жаждавшие провести вечер, проигрывая свои денежки дилерам синьора Траверио, могли беспрепятственно этим заняться.

Его обязанности были просты, как сказал ему его проводник. Стоять. Смотреть. А если кто-то начнет буянить – выбросить в океан.

И он не преувеличивал. Халид провел всю ночь на ногах, наблюдая, как и говорил тот человек. В океан никого бросать не пришлось, но две драки он разнял. По большей же части…

По большей части Халид просто слушал волны.

Он не понимал, чего ему не хватало, пока не услышал их снова. Волны стали для него колыбельной, унимая биение сердца, когда паника грозила задушить его. Они стали эхом Туниса. Ровные. Успокаивающие. Они сглаживали неровности его сознания прохладной зеленой водой. Они обещали покой, спасение от хаоса Генуи.

Когда Халид закончил дежурство, над горизонтом забрезжил рассвет. Он не спал целые сутки, но чувствовал себя бодрым, воспрянув духом после пребывания на воде. Если работа на синьора Траверио будет такой, то, возможно, он не зря покинул Тунис. Поэтому Халид спокойно забрал у смотрителя зала два мешка монет – всю ночную выручку – и поплыл обратно к берегу, чтобы доставить деньги в контору синьора Траверио.

Вокруг царила тишина, когда Халид двинулся по извилистой тропе от пристани, и он не услышал приближающегося гонца, пока не стало слишком поздно. Они столкнулись за углом, и край огромного деревянного ящика, который нес парень, с силой вонзился в бок Халиду. Парень отлетел назад, словно мяч, от каменного торса Халида аль-Сарраджа. Он с громким стуком повалился на землю, и ящик вывалился у него из рук.

– Черт подери, – воскликнул гонец, проклятие вырвалось из него вместе с дыханием.

Халид некоторое время приходил в себя, прежде чем заговорить.

– Ты не ранен?

Гонец был примерно одного возраста с Халидом, не старше двадцати лет. Одной рукой он держался за ребра. Дыхание вырывалось из его груди с негромким хрипом, но он приоткрыл правый глаз и посмотрел на Халида. Он был добрым и карим. И показался Халиду любопытным.

– Я в порядке, в порядке, – сказал парень. – Ты просто выбил из меня дух, вот и все. Из чего ты сделан, из гранита? – Любопытный карий глаз переместился с ботинок Халида к его макушке, а затем скользнул по лицу. – Возможно, так и есть.