Читать онлайн Прекрасные маленькие глупышки

Глава 1

Весна 1932 года

Мне следовало бы понимать, что этот буклет принесет одни неприятности. Я листала его за завтраком с безразличным видом, а сердце под блузкой колотилось от волнения. Мне хотелось вскочить на старый стол из орехового дерева, сметая на пол тарелки и чашки и подбрасывая в воздух тосты, намазанные маслом. Хотелось громко кричать оттого, что меня каким-то непонятным образом отыскали! Чудесная маленькая художественная школа, расположенная на вершине утеса в Корнуолле, ухитрилась обнаружить меня в этом крошечном городишке, где никогда не случается ничего волнующего. И они хотят, чтобы я поехала на взморье и начала карьеру художницы.

– Как интересно… – пробормотала я, изображая полное равнодушие.

Ни к чему вскакивать на стол и давать представление. Нужно учитывать вкусы своей публики, а мои родители – явно не из числа любителей кабаре. Папа углубился в деловой раздел «Таймс», а мама пыталась кормить яйцом всмятку моего брата Джорджа. Она подносила ложку к его плотно сжатым губам, а он морщил красное личико и, бурно протестуя, мотал головой.

– Интересно, как они узнали наш адрес… – Я слегка повысила голос на случай, если они меня не услышали. Однако ни один из родителей не поднял глаза до тех пор, пока возникшая за моей спиной младшая сестра Мэри не нацелилась на буклет.

– Элизабет получила письмо! – закричала она, пытаясь выхватить его из моих рук.

Я даже не слышала, как она вошла в столовую. Вздрогнув от неожиданности, я вовремя убрала рекламку подальше от нее. С тех пор как Мэри завладела моими книгами Агаты Кристи, она стала как одержимая играть в детектива: шныряла по дому и бесшумно подкрадывалась к людям, чтобы добыть то, что называла «уликами». Лично я называла это иначе: «совать нос в чужие дела».

– Это не письмо, – возразила я, подняв брошюру над головой. – Это рекламный буклет. Твои дедуктивные навыки пока не столь совершенны, мисс Мэри Марпл.

Слегка нахмурившись, она уселась рядом со мной и схватила тост. Папа наконец-то оторвался от газеты.

– Что за буклет? – осведомился он, прищурив серые глаза и пристально глядя на меня через стол.

– Из Художественной школы Святой Агнессы, – ответила я, чувствуя, как от волнения перехватило горло. – Я не подавала туда заявление, так что не знаю, почему они прислали мне его.

– Я думал, мы покончили с этим вздором насчет художественной школы? – заметил папа, поскучнев, и налил себе вторую чашку кофе.

Я знала, что это риторический вопрос, но все равно ответила:

– Какой вред будет, если я пошлю им портфолио? Ведь они неспроста прислали мне эту информацию.

Мама отвлеклась от Джорджа, и тот взялся размазывать яйцо по своему высокому стулу.

– Элизабет, не начинай. Только не сегодня. – Вздохнув, она принялась стирать салфеткой жидкий желток с лица малыша.

«О, как это хорошо – быть Джорджем…» – подумала я, наблюдая, как он мотал головой и его красивые каштановые локоны прыгали вокруг ангельского личика. Зеница ока обоих родителей просто потому, что он родился мальчиком. Джорджу разрешили бы поехать в художественную школу. Когда он вырастет, ему разрешат что угодно. Но на меня у мамы есть только один план.

– А что, сегодня какой-то особенный день? – поинтересовалась я, потянувшись за следующим тостом.

Мэри опередила маму с ответом.

– Сегодня к чаю придет Чарльз Бонэм! – многозначительно произнесла она, положив локти на стол и игриво захлопав ресницами.

Я испустила стон. Как же я забыла? Мама несколько дней лишь об этом и говорила.

– Убери локти со стола, Мэри! – резко одернула ее мама. – Но ты совершенно права. А ты, Элизабет, на этот раз обойдись без фокусов. Запас кавалеров для тебя иссякает. К тому же после твоей последней выходки на балу в ратуше больше никто не пригласит тебя на танец…

Она сделала драматическую паузу, а я еле сдержала улыбку, с нежностью вспомнив тот вечер. Я так сильно наступила на ногу Роберту Каллагану, когда он пытался облапать меня во время танца, что сломала ему три пальца. Правда, моя версия этой истории никого не интересовала. Я прослыла негодяйкой, и местное дамское общество окрестило меня «злючкой, недостойной внимания ухажеров».

– Ты наденешь красивое платье, будешь улыбаться и вести любезную беседу с Чарльзом, – продолжила мама. – И надеюсь, сумеешь продержаться хотя бы пару часов.

Папа уронил на стол газету, вытер салфеткой усы и одарил меня долгим тяжелым взглядом.

– Твоя мать устраивает эту встречу в твоих интересах, Элизабет. Соблаговоли не сидеть с кислой физиономией.

Я подумала, что наши мнения относительно моих интересов отличаются, но оставила эту мысль при себе и принялась намазывать на тост толстый слой малинового джема. Вдруг в дверь позвонили, и наша лабрадорша Астрид, вздрогнув, начала лаять и скакать в холле. Мы все обернулись на звук – за исключением Джорджа: ему все происходящее было до лампочки, и он с упоением пускал пузыри.

– Это не может быть Чарльз! Он же должен прийти через два часа! – в панике воскликнула мама, приглаживая волосы и расправляя юбку.

– Я пойду посмотрю. – Папа, сидевший во главе стола, поднялся со стула. – А ты ступай к себе и переоденься, – добавил он, оглянувшись на меня.

Я поспешила пройти мимо него под громкий лай Астрид, которая продолжала бесноваться в коридоре. Перепрыгивая через две ступеньки, я помчалась по лестнице. Однако торопилась я отнюдь не для того, чтобы поскорее переодеться, а чтобы, свесившись через перила, увидеть пришедшего. Раздались приглушенные голоса, и папа отступил, пропуская кого-то в холл. К счастью, это не Чарльз Бонэм. Седые волосы, уложенные в знакомую прическу «птичье гнездо», и поношенное меховое пальто могли принадлежать только моей тете Клэрис. Она взглянула вверх, и ее серые глаза мгновенно обнаружили меня. Плечи мои расслабились, и я улыбнулась.

– Привет, горе луковое! – подмигнула она мне, тяжело опираясь на трость.

– Не ожидала увидеть тебя сегодня! – крикнула я, скатилась по ступенькам и заключила тетушку в объятия, вдыхая знакомый аромат фрезий и табака.

– Я слышала, что сегодня к вам зайдет Чарльз Бонэм. Вы же не думали, что я пропущу такое событие, не правда ли? – усмехнулась она, и мы прошли в столовую.

Мэри буквально врезалась в тетю Клэрис, едва открылась дверь, и чуть не сбила ее с ног. Мама раздраженно вздохнула и сделала сестре выговор, но та, кажется, не услышала.

– Я знала, что это ты, знала! Правда, мама, я знала? – взволнованно трещала Мэри, крепко обнимая тетю Клэрис за талию.

– Ты очень проницательна, – одобрительно произнесла тетушка, взъерошив каштановые локоны Мэри, и обратилась ко мне: – Она по-прежнему наслаждается твоими детективными романами?

– Да, но я прочитала почти все, что у нас есть. – Сестра надула губы и обиженно взглянула на меня. Как будто я виновата в том, что кончились книги, которые она у меня таскала.

– Ну что же, надеюсь, такой у тебя нет. – Тетя Клэрис достала из сумки небольшой томик. Я невольно ощутила укол ревности, когда Мэри, схватив экземпляр «Загадки Эндхауса», немедленно погрузилась в чтение.

– Кажется, действие этого романа происходит в Корнуолле, – продолжила тетушка, но Мэри уже не слушала.

Я же при слове «Корнуолл» забыла об обиде и вспомнила о буклете, который все еще лежал на столе. Пусть Мэри достанутся все детективные романы в мире, если я получу возможность провести хотя бы одно лето в Корнуолле… Должно быть, тетя Клэрис заметила выражение моего лица. Ласково улыбнувшись, она обняла меня за плечи.

– Кстати, о Корнуолле: я придумала для тебя подарок получше. – Взгляд ее упал на буклет. – О, кажется, он уже прибыл.

– Так это ты его прислала? – удивилась я.

– Конечно! Ты его как следует рассмотрела? Что думаешь? – Она хитро улыбнулась, а я попыталась изобразить радость, с трудом справляясь с разочарованием. Значит, эта школа не искала меня. Ну конечно, кто бы сомневался! Ведь я никто, пока не получу специального образования. Мечты о стипендии начали меркнуть, а без стипендии я не смогу туда поехать. Родители не позволят себе платить за мое обучение.

– Дорогая сестра, почему ты прислала моей дочери буклет, не посоветовавшись со мной? – сердито спросил папа тетю Клэрис. Он выпрямился во весь рост, однако рядом с тетушкой ему почему-то не удавалось выглядеть грозным.

– Потому что она хочет учиться в художественной школе, Артур. А эта школа считается одной из лучших, – пожала она плечами, сложив руки на набалдашнике трости.

– А я хочу новый автомобиль. Могу ли я надеяться, что увижу его припаркованным на подъездной дорожке? – резко произнес он.

Тетушка села за стол, и папа налил ей чая.

– Полагаю, ты откладываешь на эту мечту свои пенни. Ты достаточно стар и уродлив, чтобы самостоятельно оплатить ее, – фыркнула она, кладя в чашку несколько кусочков сахара. – Это мой подарок Элизабет. Ей нужно дать немного свободы, прежде чем она остепенится. Бедняжка никогда не покидала Хартфордшир. А в школе говорили, что у нее настоящий талант.

– Тебе в самом деле следовало обсудить это с нами, Клэрис, – вмешалась в разговор мама, подбрасывая на коленях Джорджа.

«Я что, превратилась в невидимку?» – подумала я, наблюдая, как эта троица решала мою судьбу.

– Интересует ли кого-нибудь, чего хочу я? – тихо спросила я.

– Нет, – хором ответили мои родители.

– Но почему она не может поехать? – воскликнула тетя Клэрис. – Думаю, это пошло бы ей на пользу. Я заплачу за все. Вам не придется ни о чем беспокоиться.

Тот факт, что тетя Клэрис гораздо состоятельнее нашей семьи, всегда раздражал моего отца. Мы вовсе не бедствовали, но именно тетя Клэрис приходила на помощь каждый раз, когда наши туфли становились слишком тесными, и именно она неизменно объявлялась перед Рождеством с индейкой в руках. Кажется, родители не были особенно благодарны ей. Мама нередко говорила, что легко изображать спасительницу, когда тебе не нужно растить троих детей. Лично я считаю, что они неправы, ведь она искренне хотела помочь. Муж тети Клэрис владел пуговичной фабрикой, которая в военные годы стала производить форму для солдат, и дядя нажил маленькое состояние. Но счастья им это не принесло – они не могли иметь детей. Тетушка утверждала, что это неважно, так как у нее есть дядя Тед и ее племянники и племянницы. Однако вскоре дядю Теда унесла испанка, и тетя Клэрис осталась одна. Она продала фабрику, увеличив свое состояние. Но, по ее признанию, всем деньгам в мире она предпочла бы еще один день в компании дяди Теда. Правда, до моих родителей это, похоже, не доходило. Полагаю, люди всегда хотят того, что не могут иметь.

Папины усы встопорщились, и он весьма сурово ответил:

– Это не имеет никакого отношения к деньгам, Клэрис. Мы не желаем, чтобы она уезжала теперь, когда мы наконец подыскали достойного кавалера, проявившего к ней интерес. Женщины не должны быть художницами, они должны выходить замуж и растить детей.

Я не поняла, в чей адрес был направлен этот комментарий – мой или тети Клэрис, – но все равно ощутила боль и безысходность: они никогда не оставят меня в покое.

– Что за вздор! – воскликнула тетя Клэрис. – История знает сотни женщин-художниц. Ты живешь в Средневековье, Артур, и позволяешь своей гордости брать над тобой верх.

– Давайте больше не будем спорить об этом, – вмешалась мама, все еще сражаясь с Джорджем. Он уже начал хныкать, и я его за это не винила. – Мне достаточно и одного капризного ребенка. Элизабет, ступай и подготовься к визиту Чарльза. Мы можем обсудить все позже.

Вернувшись в спальню, я закрыла дверь, чтобы насладиться тишиной и покоем. Пол недавно натерли, и он еще сильно пах воском. Осторожно ступая, я прошла к окну и открыла его, впуская свежий воздух. Мама разложила на кровати нарядное платье персикового цвета, и я со вздохом провела пальцами по шифону. Хотя это платье стоило очень дорого и мама купила его специально для сегодняшнего визита, оно было просто ужасным. Сняв широкие брюки, я натянула шелковые чулки, влезла в платье и взглянула в зеркало. Выглядела я нелепо. Персиковый – определенно не мой цвет, и в этом платье я казалась бледной и больной. Я провела рукой по волосам в тщетной попытке укротить непокорные кудряшки. По какой-то генетической прихоти они категорически отказывались укладываться в красивые локоны и лежать ровно, как у брата и сестры. Я думала, что модная короткая стрижка исправит дело, но – увы: теперь волосы образовывали нечто вроде пушистой треугольной рамки вокруг моего лица. От этих печальных размышлений меня отвлекло царапанье в дверь. Она распахнулась, и в комнату ворвалась Астрид.

– Привет, девочка, – пробормотала я, потрепав ее бархатные уши. – Что ты думаешь по этому поводу? – Я повертелась перед собакой. Она заскулила, и я рассмеялась: – Знаю, знаю. Я похожа на пион, правда?

Схватив альбом, я плюхнулась на кровать, а Астрид уселась у камина. Я начала с контура – провела длинную линию от головы к хвосту, прорисовала мускулистые лапы. Затем принялась за детали. Грызя кончик карандаша, я сосредоточилась на том, чтобы верно изобразить морду. Взгляд упал на открытый набор красок на столике у кровати. Мне не следовало рисовать красками в этом платье, но Астрид так редко сидела спокойно и позировала… Я взяла кисть и обмакнула ее в стакан с водой, не давая себе возможности передумать. К моему изумлению, Астрид не сдвинулась с места, пока я не закончила. Я осторожно положила альбом на письменный стол, чтобы лист высох, и осмотрела платье. На нем не было ни капли краски.

– Вот видишь, Астрид, можно быть и леди, и художницей одновременно, – самодовольно заметила я. В эту минуту она тихо зарычала, навострив уши, и следом раздался дверной звонок.

– Все в порядке, – сказала я, но собака уже вскочила и громко залаяла, неистово махая хвостом. Пока она что-нибудь не опрокинула в моей крошечной спальне, я шагнула к двери, торопясь выпустить ее. Однако нога в шелковом чулке заскользила по натертому полу, и я потеряла равновесие. Астрид загавкала еще громче, каждым мощным ударом хвоста сшибая на пол безделушки и книги. Я раскинула руки, пытаясь удержаться на ногах, и схватилась за книжную полку. Но она обрушилась, и я с грохотом растянулась на полу. Все, что стояло на полке, взметнулось в воздух, и, словно в замедленной съемке, банки и бутылочки с красками полетели на пол. Я зажмурилась, стараясь не смотреть, как вокруг бьется стекло и расплескивается краска. Астрид в панике рванула к двери, поскальзываясь на масляной краске – ее блестящая черная шерсть быстро покрылась канареечно-желтыми пятнами, – и наконец вырвалась на лестничную площадку.

– Элизабет? Все в порядке? – донесся из холла голос мамы. – Чарльз, почему бы вам не пройти в оранжерею? – любезно предложила она. – Я схожу за Элизабет.

В испуге я осмотрела себя. Я была вся перепачкана, персиковое платье загублено. Мама вскрикнула в холле, и я поняла, что Астрид успела и там наделать бед.

Вздохнув, я осторожно поднялась с пола. Стараясь не наступать на битое стекло и игнорируя тупую боль в спине, я медленно вышла на верхнюю площадку лестницы, готовясь к худшему. Однако зрелище, представшее передо мной, вызвало у меня невольный смех, и я зажала ладонью рот. Мама в ужасе озиралась, а возбужденная Астрид обнюхивала ноги гостя, виляя хвостом. Чарльз Бонэм стоял в изумлении. Его темно-синий пиджак покрывали канареечно-желтые отпечатки лап, и с каждым взмахом собачьего хвоста пятен на его брюках становилось все больше.

Не знаю, что больше расстроило маму: состояние прихожей и костюма бедного Чарльза или тот факт, что я показалась ему в неподобающем виде. Я уже смыла почти всю краску, вычесала ее из спутанных волос и надела другое платье, однако, по мнению мамы, всего этого было недостаточно.

– Мы, конечно, оплатим счет за химчистку, – настойчиво повторяла она Чарльзу, а я чувствовала вину при мысли о дополнительных расходах.

На улице начался дождь, и от этого воздух в оранжерее стал густым и спертым – как будто нам и без того не хватало неудобств. Чарльз вытер блестящий лоб носовым платком с монограммой.

– В самом деле, все в полном порядке, – с веселым смехом заверил он. – Такое иногда случается.

Должна признать, меня приятно удивило, насколько хорошо он все воспринял. Правду говоря, я мало что знала о Чарльзе Бонэме. Мне было известно лишь, что он знакомый моего отца и наследник какой-то компании, производящей пластмассу. Один из тех, кого называют «нуворишами» или «новыми деньгами». Однако отец утверждал, что ему совершенно безразлично, старые это деньги или новые. Чарльз, несмотря на статус нувориша, уже успел произвести хорошее впечатление на многих нужных людей. Я не раз видела его имя в газетах – репортеры называли его восходящей звездой индустрии. А в остальном он оставался для меня абсолютной загадкой. Более красивый, чем на фотографиях в газетах, Чарльз оказался взрослее, чем я ожидала, – по крайней мере, лет на десять старше меня. Его волосы медового цвета были зачесаны со лба назад и набриолинены; глубоко посаженные глаза отливали синевой, как васильки, цветущие в нашем саду.

– Как бизнес, Чарльз? – спросил отец. Они вместе с тетей Клэрис присоединились к нам в оранжерее. Проковыляв к креслу, опираясь на трость, тетушка с трудом подавила смешок. Ее забавлял мой непрезентабельный вид.

– Неплохо, неплохо, – ответил Чарльз. – Хотелось бы мне, чтобы мы могли раз и навсегда покончить с этими проклятыми социалистами… Только подумаешь, что избавился от последнего из них, как другой поднимает свою уродливую голову. Но на самом деле они не представляют никакой угрозы. Видите ли, они неквалифицированные работники.

Папа кивал с умным видом, но я не понимала, о чем они говорили.

– Чего хотят эти социалисты? – спросила я. Чарльз слегка растерялся. Родители настороженно уставились на меня, а тетя Клэрис снова захихикала, прикрывшись чайной чашкой. – Извините, – пробормотала я. – Мне просто любопытно.

Чарльз снисходительно рассмеялся.

– Вы странная малышка. Социалисты просто стараются создать проблемы. Они всегда всем недовольны. Постоянно требуют большего, но не готовы ради этого потрудиться.

– Большего – в чем? – не унималась я.

Он нервно поерзал в кресле, и на гладком лбу обозначилась морщина.

– Более высокую зарплату, более короткий рабочий день, больше выходных…

– О, – задумчиво произнесла я. – Разве это так уж плохо?

Папа подавился чаем. Его глаза чуть не вылезли из орбит, и он потянулся к салфетке. Мама послала мне предостерегающий взгляд.

– Все в порядке, все в порядке. – Чарльз снова издал смешок. – Вы совершенно правы, Элизабет. Нет ничего плохого в том, чтобы хотеть большего, но это необходимо заработать. Так уж устроено общество. Нельзя просто получить все на тарелочке с голубой каемочкой. Тот, кто упорно трудится, заслуживает вознаграждения, а эти ребята не хотят работать как следует. Это понятно? – осведомился он с улыбкой, которая, несомненно, казалась ему доброй.

– Но я читала в газете, что вы сами унаследовали свой бизнес от отца, – заметила я с искренним любопытством: интересно, осознавал ли он, насколько лицемерны его слова?

На какую-то долю секунды его лицо исказилось от ярости, и от этого приятные черты стали уродливыми. Я в ужасе отшатнулась. Но Чарльз быстро взял себя в руки и нацепил обратно любезную улыбку. Вместо того чтобы ответить на мою реплику, он со смехом повернулся к моему отцу:

– Похоже, у вас в семье выросла маленькая коммунистка!

– Уверяю вас, ничего подобного. Она понятия не имеет, о чем болтает, не так ли, Элизабет? – Я открыла рот, чтобы возразить, но папа продолжил: – Чарльз, почему бы нам не удалиться в мой кабинет, предоставив леди возможность закончить чаепитие?

Не вымолвив больше ни слова, он увел Чарльза из оранжереи, и я осталась с мамой и тетей Клэрис. Я протяжно вздохнула и принялась обмахиваться салфеткой. В оранжерее, кажется, совсем не осталось воздуха.

– Ну, вроде бы все прошло хорошо, – весело заметила тетушка, и я мрачно взглянула на нее. – О, не унывай! В любом случае он тебе не понравился. А теперь, может быть, обсудим художественную школу?

– Элизабет, ступай в свою спальню и принимайся за уборку. Ты там устроила жуткий беспорядок, – сурово распорядилась мама, проигнорировав тетю Клэрис. – И если там нужно снова натереть пол, ты сделаешь это сама! – бросила она мне вслед.

Стоя на коленях, я подбирала с пола крошечные осколки стекла и бросала их в мусорное ведро. Буклет Художественной школы Святой Агнессы все еще лежал на моей кровати, и я снова взяла его в руки. С обложки ко мне взывал океан. Как я хотела бы увидеть его воочию, почувствовать песок под босыми ногами, взобраться на вершину утеса и вдохнуть соленый морской воздух… Я закрыла глаза, пытаясь представить себя там. Я никогда не бывала на взморье, только видела его на картинках. Мечта всей моей жизни – хоть раз взглянуть на необъятную воду. Вздохнув, я смела последние осколки стекла в ведро и плюхнулась на кровать, чтобы снова пролистать брошюру.

Я все еще рассматривала фотографии, когда дверь открылась и на пороге возникла мама.

– Я же велела тебе убрать беспорядок, – строго сказала она. Я соскочила на пол и принялась стирать краску, но она лишь вздохнула. – Оставь. Отец хочет побеседовать с тобой в кабинете.

Я поднялась и пошла вниз, чувствуя, как сердце уходит в пятки. Остановившись перед дверью, я собралась с духом. «Что бы ни случилось… У меня все хорошо, все должно быть хорошо, все будет хорошо», – тихо пропела я. Это мантра, которая всегда, с самого раннего детства, помогала мне достичь равновесия. Я снова повторила эти слова, быстро успокоилась и постучала в дверь.

Из кабинета донесся голос отца – он приглашал меня войти. Я толкнула дверь и бочком прошла внутрь. Я редко бывала в его кабинете и теперь окидывала взглядом полки красного дерева с одинаковыми томами в кожаных переплетах, которые тянулись вдоль стен. В воздухе витал табачный дым; на столике стояли два пустых бокала, рядом – пепельница, в которой еще тлели два окурка сигар. Отец сидел за письменным столом, с серьезным видом перебирая бумаги. Он не взглянул на меня, и я неловко замялась, не рискуя подходить.

– Чарльз уже ушел? – спросила я непринужденно. Его глаза наконец встретились с моими – серые с зелеными, – и он задержал на мне долгий изучающий взгляд.

– Да, Чарльз ушел, – наконец сказал он, сложил бумаги и хлопнул по стопке. – Ты ему очень понравилась, несмотря на твои попытки все испортить.

– Папа, я вовсе не пыталась что-то испортить, – начала я, но он поднял руку, и я умолкла.

– Чарльз – настоящий джентльмен. Он не хочет торопить тебя и с пониманием отнесся к тому, что, вероятно, имеет смысл подождать с женитьбой до следующего года. И он порекомендовал превосходный пансион благородных девиц[1], в котором ты могла бы поучиться в оставшееся до свадьбы время. – Папа посмотрел в календарь на своем столе и пролистал страницы. – Таким образом, у тебя будет восемь месяцев на подготовку.

– Подготовку к свадьбе? – В ушах шумело, голова кружилась, и меня охватила паника. – Уж не хочешь ли ты сказать, что он сделал предложение?

– Сделал. И я его принял от твоего лица. Чарльз будет прекрасным мужем, а из тебя, я уверен, получится превосходная жена – после обучения в пансионе.

– Мне девятнадцать лет. Не слишком ли поздно для пансиона благородных девиц? К тому же я не хочу выходить замуж за Чарльза Бонэма. Я хочу…

– Я знаю, чего ты хочешь, Элизабет. Ты хочешь стать художницей, мечтаешь о славе и богемной жизни. Но у тебя нет таланта, и твои мечты далеки от реальности. Так что советую тебе всерьез отнестись к роли не художницы, а жены.

Он подался вперед, желая убедиться, что я все поняла. Но я, совершенно ошеломленная, безвольно застыла посреди комнаты. Отец всегда был довольно суровым, но я не могла поверить, что он пообещал меня кому-то, не посоветовавшись со мной. Я все еще пыталась подыскать слова, когда дверь распахнулась и в кабинет ворвалась тетя Клэрис в сопровождении мамы.

– Прости, Артур, я пыталась остановить ее… – начала оправдываться мама, но тетушка перебила ее.

– Что за вздор? – она громогласно обратилась к отцу, нацелив на него свою трость. – Ты же не собираешься выдать Элизабет замуж за этого ужасного человека?

– Это не твое дело, Клэрис. Есть определенные вещи, которые принадлежат только мне, и в их числе – мои дети, – заявил он, нахмурившись. – Я буду решать, что для них лучше, и никакие твои деньги этого не изменят.

– Но это вовсе не лучше для меня! – возразила я.

Отец насмешливо взглянул на меня.

– В самом деле? – он приподнял бровь. – У тебя есть другой план, как содержать себя? Какой разумный отец позволит дочери сбежать к радикальным художникам-социалистам?

Я открыла было рот, чтобы переубедить его, но не смогла произнести ни слова – у меня перехватило дыхание. Казалось, мой мир съеживался с каждой секундой, и тяжесть происходящего давила на грудь.

Тетя Клэрис сделала шаг вперед и положила руку на мое плечо. Я слегка расслабилась от этого прикосновения.

– А если бы она могла содержать себя, то ты разрешил бы ей выбирать? Тут дело в репутации или в деньгах?

– И в том и в другом, – прорычал отец. – Я не могу себе позволить содержать ее вечно. И не допущу, чтобы она осталась старой девой, особенно когда есть тот, кто готов жениться на ней.

– Как насчет компромисса? – мягко произнесла тетя Клэрис, и ее пальцы сжали мое плечо. – Вместо того чтобы отправить ее в пансион благородных девиц, отпусти ее в художественную школу. Дай ей шанс немного повидать жизнь, прежде чем она выйдет за Чарльза.

– Об этом не может быть и речи! – отрезал отец.

Тетя Клэрис сложила морщинистые руки на набалдашнике трости и некоторое время их рассматривала.

– Элизабет, дорогая, ты не оставишь нас на минутку? – спокойно сказала она. Попроси об этом кто-нибудь другой – я наверняка взбунтовалась бы. Но в этот момент я поймала взгляд тетушки, и она мне подмигнула. Кивнув, я вышла из кабинета.

Я тихо прикрыла дверь. Как только замок щелкнул, оттуда донеслись приглушенные голоса. Я отчаянно хотела узнать, что они обсуждают. И хотя мне прекрасно известно, что подслушивать плохо, во всех романах Агаты Кристи утверждается обратное. Так что я прижалась ухом к холодному дереву и навострила уши. Первым я уловила голос тети Клэрис.

– Если ты ожидаешь, что я обеспечу ее приданым, то самое меньшее, что ты можешь сделать, – это удовлетворить мою просьбу, – сурово объявила она. – Почему ты так настроен против этой идеи, Артур?

– Это не подобает юной леди, – упорствовал отец. – И не смей подкупать меня обещанием приданого, Клэрис.

– Я не пытаюсь тебя подкупить! – вздохнула она. – Просто хочу, чтобы ты сделал то, что будет лучше для Элизабет.

– Лучше по твоему мнению, – возразил отец.

– Да, – согласилась она. – Я знаю: она не мой ребенок, она твоя дочь и решение всецело зависит от тебя. Но поверь, пожалуйста, что и я желаю ей только лучшего. Одно лето в художественной школе не превратит ее в Артемизию[2], но даст свободу и немного жизненного опыта.

Я не услышала папиного ответа и, затаив дыхание, сильнее прижала ухо к двери. До меня донесся раздраженный вздох тети Клэрис.

– Ну же, Артур! Пусть она поедет – и я дам за ней хорошее приданое. Более того, помимо ее обучения в художественной школе, оплачу свадьбу. Что ты теряешь?

Дверь внезапно распахнулась, и я чуть не влетела головой вперед в кабинет. Отец взглянул на меня с презрением.

– Полагаю, ты все слышала? – осведомился он со вздохом.

– Совсем немного, – смущенно ответила я, и тетушка закатила глаза.

– Итак, ты действительно этого хочешь? – спросил отец. – Поехать на лето в художественную школу?

– Да, больше всего на свете! – выдохнула я. Мое сердце бешено колотилось.

Он перевел взгляд на маму, потом на тетю, затем снова на меня, обдумывая возможные варианты.

– И обещаешь, что, если я тебя отпущу, ты больше не будешь трепать мне нервы насчет замужества?

– Обещаю.

– Очень хорошо, – твердо произнес отец, и его взгляд снова обратился к бумагам на столе. – У тебя есть время до конца лета. Потом ты вернешься домой и в следующем году выйдешь замуж за Чарльза.

Глава 2

Пролетело две недели с визита Чарльза – и наконец, после суматошных минут перед отправлением, я села в девятичасовой поезд, следующий из Паддингтона в Пензанс. Мои родители решили, что лучше всего будет оставить Чарльза в неведении, – пусть считает, что я отправилась в пансион благородных девиц. Но если я добьюсь своего, то неважно, узнает ли Чарльз обо всем или нет. Я наконец-то приблизилась к своей заветной мечте и вовсе не собиралась выходить за него замуж. Я сидела одна в купе, полная надежд, не в силах поверить, что наконец-то, впервые в жизни, вырвалась из-под власти родителей. Передо мной открывалось ослепительное будущее. Не знаю, что волновало меня сильнее – предстоящая учеба или новые впечатления.

Я забралась на сиденье с ногами и крепко обхватила колени руками. В забрызганном дождем окне отражалась моя глуповатая усмешка. Пейзаж постепенно менялся: от города с высокими зданиями – к маленьким городишкам и затем к зеленым полям с сочной травой. Поезд уносил меня от всего, что я знала. Казалось бы, это должно было пугать, но я испытывала огромное облегчение.

Поезд замедлил ход, подъезжая к следующей станции, и я взглянула на часы. Хотя мы быстро неслись по сельской местности, минутная стрелка едва сдвинулась. Вздохнув, я настроилась на долгое путешествие. В этот момент в купе вошел мужчина средних лет и, усевшись напротив, развернул газету. Поезд снова тронулся, и я вернулась к созерцанию затуманенного сельского пейзажа. Не отрывая взгляда от окна, я с нетерпением ожидала минуты, когда за ним появится море. Взятые в дорогу сэндвичи с джемом я уже съела, и живот урчал от голода.

Через несколько часов мои глаза начали слипаться – покачивание поезда практически убаюкало меня, как вдруг за окном возникло огромное пространство океана. Поезд громыхал почти у самой прибрежной кромки, сильно раскачиваясь под напором морского ветра. Я прижалась лицом к стеклу, с благоговением глядя на простор стального цвета, раскинувшийся до самого горизонта. Стекло запотело от моего дыхания, искажая картинку, и я постоянно протирала его рукавом. Я никогда не видела ничего подобного. Вода простиралась, насколько видел глаз, и мои пальцы подергивались от желания запечатлеть пейзаж на бумаге, но я понимала, что не сумею зарисовать его при такой скорости движения.

Несколько часов спустя поезд подъехал к Пензансу. Я спустилась на платформу и с облегчением размяла затекшие ноги. Дождь остался позади, в Сомерсете, и слепящие лучи корнуоллского солнца заливали светом станцию, играя на стекле и металле сверкающего поезда.

Я сняла комнату у одной вдовы в Сент-Агнес, которая выдержала строгую проверку моих родителей (поскольку сдавала комнаты только девушкам, не позволяла устраивать вечеринки и запрещала гостям оставаться на ночь). Автобус высадил меня на деревенской площади, и я замешкалась, пытаясь сориентироваться, а затем направилась по тропинке, руководствуясь записанными на ладони указаниями. С крутого холма открывался вид на ряд коттеджей, который спускался в долину, поросшую лесом, и я побрела вниз. Вскоре я добралась до нужного мне коттеджа – не очень презентабельного снаружи, но окруженного аккуратным и ухоженным маленьким садиком. Я открыла калитку и зашагала к парадному входу, погладив по пути головки золотистых нарциссов, а после, затаив дыхание, дважды постучала в дверь.

Она быстро распахнулась. На пороге стояла пухленькая женщина с загорелой кожей и копной кудрявых каштановых волос.

– Добрый день! Вы, должно быть, Элизабет, – произнесла она с приветливой улыбкой, от которой резче обозначились морщинки вокруг глаз и у рта. Она отступила, пропуская меня в холл. Я вздохнула от облегчения: моя хозяйка не походила на авторитарную особу, которую мысленно рисовали себе мои родители. – Меня зовут Салли, но вы можете называть меня Сал. Заходите и ставьте ваши сумки. Наверное, путешествие вас утомило. – Она направилась в кухню, сразу же вынула из буфета чашки и блюдца и водрузила на плиту чайник. Я все еще в нерешительности переминалась в холле. – Садитесь, дорогая. Я приготовлю вам чай, а потом покажу вашу комнату. – Тон ее был повелительным, но дружелюбным и не вызывал желания ослушаться. – Ничего особенного, однако, надеюсь, вам там будет удобно.

Салли достала из буфета фруктовый кекс, нарезала его толстыми ломтями, поставила на стол две большие чашки чая и предложила мне угощаться. Я тут же набросилась на кекс. Очень вкусный, сладкий, он буквально таял во рту, и я вспомнила, насколько давно ела в поезде свои тощие сэндвичи с джемом!

– Как я упомянула в письме, у меня живет еще одна студентка художественной школы, – продолжила Сал. – Ее зовут Нина. Кажется, ее сейчас нет дома. Уверена, вам будет приятно иметь в соседках свою соученицу.

Когда мы допили чай, хозяйка провела меня по лестнице наверх, в мою спальню.

– Как я и сказала, ничего особенного… – Она умолкла и открыла дверь.

Я зашла, и сердце мое сразу же переполнилось гордостью и волнением. Комната была маленькая, но светлая, с побеленными стенами. Свет лился через окно с желтыми занавесками в цветочек. На туалетном столике стоял кувшин с нарциссами, которые Сал нарвала в собственном саду. Скошенный потолок казался довольно низким, но я, к счастью, невысокого роста. Несмотря на некоторую тесноту, это все принадлежало мне. Таков мой первый шаг к независимости.

– Она чудесная! – Я уселась на шаткой односпальной кровати и провела рукой по лоскутному стеганому одеялу.

Салли улыбнулась и закрыла за собой дверь, оставив меня устраиваться в моем новом жилище. Я с любовью осмотрелась, подмечая каждую деталь. Итак, у меня есть собственная комната, где я смогу делать все, что заблагорассудится. И несколько месяцев, в течение которых я буду жить и учиться в Корнуолле. Я все еще не верила в это. Целое лето, чтобы учиться! Целое лето без битв с Мэри, которая ворует мои книги, и с мамой, пытающейся наряжать меня, как куклу. Целое лето без мрачных папиных взглядов из-за того, что я родилась не мальчиком… Но тут я вспомнила, что одно лето – это не так уж и много, тем более что затем мне придется выйти за Чарльза. Стоя перед зеркалом, я взглянула на свое встревоженное отражение.

– У меня все хорошо. У меня все должно быть хорошо. У меня все будет хорошо, – пробормотала я свою мантру и почувствовала, что начала расслабляться. Вдруг раздался стук, и я подпрыгнула от неожиданности.

Приоткрыв дверь, я оказалась лицом к лицу с высокой девушкой. Ее лицо с фарфоровой кожей выглядело поразительно худым и угловатым. Волосы цвета воронова крыла были стильно подстрижены под мальчика. Большие темные глаза смотрели на меня с неприкрытым интересом.

– Привет! Как я понимаю, ты Элизабет? – произнесла она вопросительно, входя в комнату и озираясь. – Ты с кем-то разговаривала?

– Нет, – поспешно ответила я и покраснела. Ни к чему сообщать своей новой соседке, что я разговариваю сама с собой.

Она пожала плечами и, усевшись на мою кровать, положила одну длинную ногу на другую.

– Я слышала, мы будем вместе учиться. Я Нина – если ты еще не поняла.

– Я так и подумала, – я смущенно улыбнулась. К моему облегчению, она казалась дружелюбной, и напряжение немного отпустило меня. – Как давно ты здесь учишься?

– О, порядочно. Я приехала из Лондона около двух лет назад, чтобы присоединиться к своему другу Эдди, – ответила она и в свою очередь поинтересовалась: – А ты как долго собираешься здесь оставаться?

– Как получится. По крайней мере, до конца этого лета.

Она кивнула и принялась ковырять заусенец на пальце.

– Значит, у тебя стипендия?

– Нет, за меня платит моя тетя.

– А за меня – родители. Они так рады от меня избавиться, что, наверное, готовы заплатить, чтобы я осталась здесь навсегда. – Я не поняла, пошутила она или нет, однако, прежде чем успела спросить, Нина встала, отряхнула брюки и сообщила: – Мы с компанией сегодня вечером идем в паб в деревне. Ты должна пойти с нами. «Герб рыболова», около шести. Можем отправиться вместе, если будешь дома в это время.

Кивнув, я ответила, что пойду, и Нина выплыла из комнаты с непринужденной грацией. Я с облегчением вздохнула и присела на кровать. Кажется, я прошла первый тест. Нинин напор слегка напугал меня, но, по-видимому, я произвела на нее хорошее впечатление, раз удостоилась приглашения на встречу с ее друзьями. Перспектива знакомства с собратьями-художниками взволновала меня. Интересно, они такие же эффектные, как Нина? Понравлюсь ли я им? Я печально посмотрела на свой чемодан, не испытывая никакого желания его распаковывать. Лучше разведать местность, воспользовавшись прекрасной погодой. Я вскочила с кровати и, схватив сумку, поспешно вышла из комнаты, не дав себе возможности передумать.

Хотя на дворе был еще только апрель, в воздухе ощущалось радостное предвкушение лета. В живых изгородях бурлила жизнь: слышалось жужжание шмелей и стрекотание кузнечиков. Зацветали кусты ежевики – среди листиков и колючих стеблей появились маленькие белые облачка. Я свернула с тропинки и залюбовалась великолепным ковром из вереска и утесника, переливающимся всеми оттенками фиолетового и лимонного. Время от времени я останавливалась, вынимала альбом и зарисовывала все, что привлекало взгляд: большую коричнево-оранжевую бабочку-данаиду; зяблика, ищущего убежища в тенистом подлеске; развалины старого фермерского дома. В конце концов я добралась до большой рощи и замерла, раздумывая, не повернуть ли назад. Но в этот момент меня привлекло какое-то движение в деревьях. Неужели олень?! Я последовала за ним, стараясь двигаться бесшумно.

В лесу было темно и прохладно, от земли поднимался сладковатый гнилостный запах. Я снова подумала, не вернуться ли домой, ведь я гуляла уже больше часа. Но опять заметила движение. Это определенно олень, причем большой! Он углублялся в лес, и я погналась за ним, но вскоре наткнулась на полуразрушенную изгородь из колючей проволоки. Олень зашел за нее, а я остановилась перед табличкой, сообщающей о границах частного владения. Олень медленно прогуливался в высокой траве по другую сторону изгороди. Мне отчаянно хотелось добавить его к своей коллекции эскизов, и я, повернувшись спиной к объявлению, наклонилась и протиснулась под колючками. Олень остановился и щипал траву, время от времени поднимая большую голову с роскошными рогами. Я опустилась на колени в нескольких футах от него и начала рисовать. Сердце гулко билось в груди, руки тряслись от волнения. Я все еще не могла прийти в себя от того, что сумела так близко подобраться к столь величественному созданию, как вдруг воздух разорвал громкий хлопок, отразившийся эхом от деревьев. Я вскочила на ноги, птицы вспорхнули с веток, олень устремился в лесную чащу. Тихо вскрикнув, я помчалась за ним – но он уже исчез. Издали послышались крики, и я остановилась, чтобы определить, откуда они доносились. Голова моя кружилась, адреналин зашкаливал, и я была совершенно сбита с толку. Голоса приближались, но я никак не могла разобрать слова: в ушах стоял звон.

– Разве вы не видели объявление? Это частное владение! – сердито осведомился где-то рядом мужской голос.

Ко мне направлялся высокий брюнет в твидовом костюме и низко надвинутом на лоб кепи. Он явно гневался и, прищуривая темно-карие глаза, смотрел на меня с подозрением. Выглядел незнакомец немногим старше меня: наверное, лет двадцать с небольшим. Однако был на целый фут выше и вел себя довольно авторитарно – не в соответствии с возрастом. Вероятно, мне следовало испугаться – ведь я вторглась на чужую территорию, но я будто оцепенела. Молодой человек остановился в нескольких шагах от меня, и вблизи его фигура показалась мне несколько нескладной. Возможно, он рассчитывал, что я от страха убегу подобно оленю, и теперь не знал, как поступить.

– Кто вы такая и что здесь делаете? – грозно спросил он.

– Я гуляла и задумалась… потом раздались выстрелы, и… – Мой взгляд упал на охотничью винтовку в его руках. – Это вы! Вы стреляли в меня.

Он слегка растерялся от этого обвинения, темные глаза его распахнулись, и лицо на какую-то секунду утратило суровость. Затем его взгляд вновь стал проницательным.

– Ничего подобного!

– Но ведь был выстрел! – воскликнула я, указывая на винтовку в его руках. – Эта улика выдает вас с головой.

– Я пытался застрелить оленя, – процедил он сквозь зубы. – И мне это удалось бы, если бы ваша голова не высунулась из травы и не отвлекла меня.

– Я рада, что помешала этому! – парировала я. – Зачем убивать такое прекрасное создание?

– Мы отбраковываем оленей, чтобы снизить их численность, и делаем это для их же блага.

– О, как вы добры! Вне всякого сомнения, олени весьма вам благодарны, – произнесла я с горькой иронией.

Молодой человек поджал губы.

– Это моя земля, – отрезал он. – Если мне понадобится совет, то я найму консультанта. Вы же явно не подходите на эту должность – поскольку не умеете читать и не соблюдаете правила. Напомню, что вы нарушили границы частной собственности. И теперь, может быть, соизволите удалиться и отправитесь надоедать кому-нибудь другому?

Я почувствовала, как мои щеки зарделись от гнева и смущения. Губы незнакомца растянулись в самодовольной улыбке.

– С удовольствием! – выпалила я с негодованием. – В любом случае я не желаю задерживаться здесь ни на минуту.

Я быстро собрала свои вещи и, бросив на него возмущенный взгляд, развернулась на каблуках и ринулась прочь сквозь высокую траву.

– Я тоже расстаюсь с вами с удовольствием! – крикнул он мне вслед, когда я исчезла за деревьями.

Открывая дверь «Герба рыболова», я все еще кипела от злости. Где же Нина и ее друзья? Первое, что меня поразило, – это горьковатый цитрусовый запах, смешанный с табачным дымом, от которого в носу сразу же стало щекотно. Я никогда прежде не бывала в пабе, и, как только вошла, меня словно омыло теплой волной – такое бывает, когда слишком долго сидишь у камина. В пабе было многолюдно. В основном здесь собрались пожилые усталые мужчины с бакенбардами, которые расположились у барной стойки. Но в дальнем углу, за маленьким столиком, я заметила Нину и двоих ее друзей довольно-таки артистической наружности. Склонившись друг к другу, они увлеченно беседовали и потягивали из стаканов красное вино. На темной головке Нины пылал красный берет. Заметив меня, она помахала, и я направилась к ним через толпу.

– Куда ты исчезла? – с любопытством спросила она, когда я подошла, и повернулась к друзьям. – Это та девушка, о которой я вам рассказывала. Элизабет, это Эдди и Бэбс.

Каштановые волосы Бэбс прикрыли ее щеки, когда она начала двигаться на стуле, чтобы освободить для меня место. Она застенчиво улыбнулась, и рассыпанные по ее горбатому носу веснушки собрались в кучку. Устроившись поудобнее, девушка глубоко затянулась сигаретой.

– Мы слышали, ты тоже художница? – произнесла она с сильным провинциальным акцентом.

– По крайней мере, стремлюсь ею стать, – робко ответила я.

– Каждый художник стремится стать художником, – доброжелательно заметила она. – Мы никогда не прекращаем учиться, независимо от того, как давно этим занимаемся.

– Как, ты сказала, тебя зовут? – с рассеянным видом осведомился Эдди, подняв на меня взгляд зеленых глаз из-под тяжелых век. – Эмили, не так ли? – Он смахнул с лица волнистые волосы и протянул ко мне через Бэбс тонкую руку для рукопожатия.

– Эдди, ее зовут Элизабет, – поправила та, и он сморщил свой длинный римский нос, выражая неодобрение.

– О господи, не будем на этом зацикливаться. Как насчет Берди[3]? Это ведь уменьшительное от Элизабет?

«Птичка», – повторила я мысленно. Берди. А что, мне нравится. Это звучит более богемно, чем Элизабет. Берди – подходящее имя для художницы. Для особы, которая бесшабашно бросается в авантюры, не ведая сожалений.

– Можешь называть меня как хочешь, – ответила я небрежно – как и подобает отвечать девушке по имени Берди.

– Что ж, Берди. Должно быть, ты не лишена таланта – иначе тебя не приняли бы в Школу Святой Агнессы, – он откинулся на спинку стула и положил ногу на ногу.

– Но мы же знаем, что это не так, Эдди, – язвительно заметила Нина. – Тебя ведь приняли и терпят уже столько времени.

Я на миг оторопела, но Нина и Бэбс расхохотались. Эдди закатил глаза и показал Нине язык, а я нервно захихикала.

– Не бери в голову. Ты скоро привыкнешь к нашей манере общаться, – подмигнула Бэбс и налила мне вина. – Мы подкалываем друг друга потому, что очень друг друга любим.

– Спасибо, – сказала я, принимая у нее стакан.

Я сделала большой глоток, чтобы успокоиться, – так поступают героини в кинофильмах. Мне не хотелось признаваться в том, что я впервые пью спиртное. Однако в следующий миг чуть не выплюнула его – потому что никогда не пробовала ничего отвратительнее, но главным образом из-за того, что в распахнувшуюся дверь паба вошли двое мужчин. Они выделялись среди собравшихся даже больше, чем мы. От них буквально веяло богатством и утонченностью, и, когда они направились к бару, толпа расступилась перед ними, словно перед особами королевской крови. Эти двое выглядели слишком нарядно и элегантно для паба: дорогие костюмы прекрасного покроя, аккуратные прически, великолепные осанки, грациозные движения. Пиджак одного из джентльменов – явно сильного, атлетически сложенного – плотно обтягивал широкую грудь. Золотистую кожу – признак того, что он много времени проводит на свежем воздухе, – обрамляли белокурые волосы, отливающие в тусклом свете паба медовым оттенком. Второй джентльмен – темноволосый, более высокий и стройный, – несомненно, был тем самым наглецом, с которым я препиралась сегодня днем.

– О нет… – простонала я, сползая ниже по стулу.

– В чем дело? – Бэбс повернулась, чтобы взглянуть, кого я увидела.

– Как вы думаете, тот мужчина, который только что вошел… высокий, с темными волосами… Он меня увидел? – спросила я уже практически из-под стола.

– Александр Тремейн? – Эдди рассмеялся. – Какое имеет значение, увидел ли тебя Александр Тремейн? Без обид, дорогая, но я не думаю, что у тебя с ним есть шанс.

– Я не знаю его имени, – ответила я, выглядывая над столешницей. – Но это определенно он.

– Да в чем дело? – нетерпеливо поинтересовалась любопытная Нина. Все трое смотрели на меня так, будто сомневались в здравости моего рассудка.

– Сегодня днем я немного прогулялась и случайно забрела на территорию его владений, – ответила я, поглядывая на этого джентльмена и задаваясь вопросом, заметил ли он меня. – Мы… поссорились. – Я не была уверена, стоит ли им рассказывать историю целиком.

– Рада, что ты уже начала заводить друзей, – фыркнула Нина, но Бэбс выглядела озабоченно.

– Ты поссорилась с Александром Тремейном? – переспросила она, словно хотела убедиться, что не ослышалась, и нервно закусила губу.

– Мы не успели обменяться любезностями и представиться друг другу. Но это определенно он. А почему вы все называете его полным именем? – осведомилась я шутливо. – Как будто это какая-то знаменитость.

– Ха! – Эдди зажег сигарету и принялся объяснять: – Тремейны – действительно знаменитости в Сент-Агс. Наши местные землевладельцы, они живут поблизости в огромном поместье, которое называется Эбботсвуд. Отец семейства – граф Тревеллас. Этот белокурый джентльмен – достопочтенный[4] Генри Тремейн. А Александр – его старший брат, восьмой виконт Тревеллас и наследник поместья Тремейнов. Просто не верится, что ты с ним встретилась! – добавил он с завистью, сбивая в пепельницу пепел с сигареты. – Я слышал, он тот еще хам.

– Но, что важнее, Тремейны – попечители Художественной школы Святой Агнессы, – многозначительно добавила Бэбс. – И у меня сложилось впечатление, что всеми школьными делами теперь занимается в основном Александр. Его отец получил тяжелое ранение на войне. Так что, пожалуйста, постарайся не злить человека, который решает, сколько денег нам дать.

– О… – пробормотала я, обратив взгляд на Тремейнов, прислонившихся к барной стойке. – Вероятно, с ним действительно не стоит враждовать.

– Да уж, не стоит. – Эдди ухмыльнулся и поднес к губам стакан с вином.

– Я не стала бы из-за этого волноваться. – Нина пожала плечами и наклонилась, чтобы зажечь свою сигарету от сигареты Эдди. – Они больше не посещают школу. Удивительно даже, что продолжают ее финансировать. – Она выпустила струйку дыма. – Полагаю, это просто позволяет им лучше выглядеть в глазах местного общества.

Мне бы ее бесшабашность! И зачем я только зашла за ту изгородь!

– Возьмем еще вина? – спросила Бэбс, пытаясь вытрясти последние капли из бутылки. – У меня ужасная жажда.

– Да, еще вина! – воскликнула Нина, хлопнув по столу. – Новичок, думаю, сейчас твоя очередь.

– О, пожалуйста, не заставляйте меня идти к бару, пока он там! – взмолилась я, закрыв лицо руками.

– О, пожалуйста, иди! – с энтузиазмом ответил Эдди, чуть ли не столкнув меня со стула. – Тебе не удастся вечно избегать его в нашей маленькой деревне. К тому же я хочу посмотреть второй раунд! Считай это боевым крещением. Вообще-то ты еще легко отделалась.

Я неохотно пробралась к бару и заказала бутылку вина, старательно прикрываясь волосами, хотя это было довольно сложно: они доходят мне только до подбородка. Не сводя взгляда с запыленных бутылок на полке за стойкой, я считала секунды в ожидании барменши. Меня словно выставили на всеобщее обозрение, и я молилась, чтобы Александр меня не заметил.

– О, это вы! – Голос за моей спиной прозвучал высокомерно. Я в ужасе повернулась. – Дважды за один день. Чему обязан таким удовольствием?

Он смотрел не на меня, а на фотографии в рамочках, висящие на стене за барной стойкой. Я заозиралась, отчаянно надеясь, что он обращался к кому-то другому. Его брат исчез, и у стойки находились лишь мы двое, поэтому я не могла притвориться, будто он говорит не со мной. Я скользнула взглядом по резкой линии его подбородка, отметила легкий румянец под высокими скулами, вызванный жарой в помещении. Когда он наконец повернул ко мне голову, меня поразили глубокие карие глаза табачного оттенка, обрамленные густыми темными ресницами. Раньше, в пылу нашей ссоры, я не заметила, насколько он красив. Сердце мое учащенно забилось. Как жаль, что приятная внешность бывает и у неприятных личностей.

– Добрый вечер, – произнесла я с вымученной улыбкой, когда сердцебиение пришло в норму.

Александр приподнял брови и притворно осмотрелся, словно разыскивая моего истинного собеседника. Да, красивая внешность не гарантирует и наличие хороших манер, и он явно не намеревался заключить мир.

– Послушайте, мне не нужны неприятности, – вздохнула я и отвернулась, ища взглядом барменшу. Однако чувствовала, как его темные глаза сверлили меня. – Почему вы на меня так смотрите? – спросила я, инстинктивно дотрагиваясь до своего лица.

– Я просто пытался понять, вы ли это или ваша сестра-близнец. Неужели передо мной та самая девушка, которая как будто искала проблем, нарушив границы моих владений, да еще и поучая меня? – язвительно ответил Александр. Он склонил голову набок, насмешливо улыбаясь, и блестящие волосы упали ему на глаза.

– Похоже, девушки вас частенько поучают – тем самым наступая на вашу любимую мозоль? – выпалила я, не успев себя остановить. И с огромным удовольствием заметила удивление, мелькнувшее на его лице, прежде чем он снова взял себя в руки.

– Только когда эти девушки вторгаются в мои владения, – снова съязвил он. – Знаете, вам повезло, что я такой хороший стрелок. Вы могли погибнуть.

– И тем не менее вы не попали в оленя, – напомнила я, и от раздражения мускулы на его лице напряглись.

– Потому что отвлекся! – проворчал он и бросил угрюмый взгляд на наш столик в углу. – Судя по виду вашей компании, вы студентка Художественной школы Святой Агнессы?

– Не исключено, – ответила я, пожав плечами.

– Интересно… А вы не собираетесь сказать мне ваше имя?

– Но вы не сказали мне ваше, – парировала я.

– Вы же знаете, кто я.

– Нет, не знаю. – Я солгала, чтобы насладиться его разочарованием, но он, кажется, приятно удивился.

– Тогда позвольте представиться, – произнес он и протянул руку в тот момент, когда барменша вернулась с моей бутылкой вина. – Александр Тремейн. Я живу за деревней. Разрешите мне заплатить, – добавил он и вручил девушке за стойкой деньги, прежде чем я успела его остановить.

– Зачем вы это сделали? – взволнованно спросила я. По-видимому, таким образом он пытался сравнять счет: я явно превзошла его в остроумии.

– Считайте это предложением мира. – Он дернул плечом и вернулся к своему напитку.

– Это у вас такая привычка – ссориться с местными жителями и потом подкупать их? – в отчаянии выдала я.

– Нет, все местные жители весьма добродушны. Мне пришлось сделать исключение только для вас. – Он снова встретился со мной взглядом, и при тусклом свете я увидела озорной огонек в его глазах. Он явно наслаждался своими попытками разозлить меня.

Я поджала губы, сердясь на себя за то, что меня зацепили его подначки.

– Я непременно прочитаю благодарственную молитву перед тем, как лягу сегодня в постель, – саркастически пообещала я и, схватив бутылку, повернулась, чтобы уйти.

– Если вам хочется думать обо мне перед тем, как лечь в постель, это ваше право. – Он самодовольно ухмыльнулся и сделал глоток эля из кружки. Я почувствовала, как мое лицо вспыхнуло. – Но не хотите ли выпить со мной? Уверен, я смогу рассказать вам еще много интересного.

– Я скорее предпочла бы, чтобы вы меня застрелили, когда у вас был шанс, – отозвалась я, и уголки его рта насмешливо дрогнули.

– Вы в самом деле не собираетесь сказать, как вас зовут? – снова спросил он, но я не удостоила его ответом, радуясь возможности сохранить дистанцию между собой и несносным лордом Эбботсвуда. Мое сердце бешено колотилось в груди.

– Этот человек невыносим! – воскликнула я, вернувшись за наш столик и со стуком грохнув бутылку на стол.

– Значит, встреча прошла хорошо? – бодро уточнил Эдди, доверху наполняя наши стаканы. – Расскажи нам все.

Я схватила свой стакан и сделала несколько больших глотков, но сморщилась от резкого вкуса и прикрыла свою реакцию рукой, желая произвести на новых знакомых хорошее впечатление.

– Он действительно высокого мнения о себе. А я надеялась, что, уехав в Корнуолл, избавлюсь от людей подобного типа.

– Будем к нему справедливы. Полагаю, высокое мнение о себе как-то связано с тем, что он сын графа, – задумчиво заметила Бэбс. Мы все рассмеялись, и мой гнев немного стих.

– Итак, от кого же ты уехала? – Нина подалась вперед и поставила локти на стол.

– О, неважно, – уклончиво ответила я и отодвинула свой стакан. Пожалуй, я открыла им слишком много. Наверное, еще рано рассказывать о моем затруднительном положении, ведь мы едва знаем друг друга. Но темные глаза Нины буравили меня с искренним любопытством. – Скажите мне, – избегая ее взгляда, я решила сменить тему, – есть ли возможность получить стипендию в Сент-Агс? Моя тетя оплачивает мои занятия до конца лета, но если я захочу остаться дольше, то придется изыскивать средства.

– Конечно, такая возможность существует. Именно так я плачу за свое обучение, – кивнула Бэбс. – Не все мы родились с серебряной ложечкой во рту, как эти двое, – добавила она, мрачно взглянув на Нину и Эдди. В воздухе повисло неловкое молчание.

– О, давайте не будем говорить о деньгах! – драматично воскликнул Эдди. – Это меня утомляет.

– Именно так и отвечают те, кто при деньгах, – вполголоса произнесла Бэбс, бросив взгляд в мою сторону. Возможно, подобным образом она пыталась определить мое материальное положение? Однако я пока не была готова принять чью-либо сторону в этом споре и, притворившись, будто ничего не заметила, снова глотнула вина.

– Итак, расскажи-ка нам, Берди, – обратилась ко мне Нина, уводя разговор от скользкой темы, – что привело тебя в Сент-Агс?

– Честно говоря, еще несколько недель назад я и не слышала об этой школе, – призналась я. – Тетушка прислала мне их буклет. Я всегда питала страсть к искусству. В школе это был мой любимый предмет, и учителя говорили, что у меня есть способности. Однако родители видели в этом всего лишь хобби, а когда я стала старше, и вовсе начали считать это досадной помехой.

– Досадной помехой! – возмутился Эдди. – Искусство – самая глубокая форма самовыражения. Это линза, через которую мы видим историю, общество, эмоции…

– Полностью с тобой согласна, – кивнула я. – Но мне было очень трудно переубедить их. В конце концов это сделала моя тетя. Так что у меня есть одно лето, чтобы проявить себя и повлиять на их мнение.

– А что ты будешь делать в конце лета? – допытывалась Нина, прищурив темные глаза.

Я вспомнила об обещании, данном отцу, и о Чарльзе и снова глотнула вина.

– Я… я не знаю, – пробормотала я. Все смотрели на меня с легким разочарованием.

– Только не раскачивайся слишком долго, – предостерегла Бэбс. – Одно лето – не так уж много, чтобы проявить себя.

Я почувствовала, что руки мои задрожали, а веки отяжелели. От жары и выпитого вина меня начало клонить в сон. Сознание затуманилось, и, подавив зевок, я осмотрела почти опустевший паб. Дурно воспитанный лорд Тремейн, по-видимому, ушел – во всяком случае, я не увидела его среди тех, кто замешкался у бара.

– Не хочу нарушать компанию, но мне пора. – Бэбс зевнула, и Нина с Эдди отреагировали неодобрительными восклицаниями. – Завтра я должна поработать до занятий в школе, – настаивала Бэбс, – и планирую как следует выспаться ночью.

– Полагаю, нам всем пора, – вздохнул Эдди, обводя нас взглядом.

Когда мы вышли в ночь, я сразу же ощутила, как резко переменилась температура. Заходящее солнце унесло с собой все тепло, а я была слишком легко одета и сразу же начала дрожать в своем кардигане и хлопчатобумажном платье. Однако холодный вечерний воздух охладил мои горящие щеки и слегка развеял винные пары. Мы попрощались, и Нина неожиданно взяла меня под руку. Это дружеский жест или она просто оперлась на меня, чтобы меньше спотыкаться на неровной дороге? В любом случае это меня приободрило. Дома у меня не так уж много близких друзей. А в Нине было что-то загадочное, и я хотела бы ей понравиться. По пути домой она болтала какую-то чепуху, и голос ее периодически перекрывали крики ночных животных и скрип ветвей, встревоженных легким бризом. Из долины как будто доносился плеск волн. В сельской местности оказалось более шумно, чем я ожидала.

Глава 3

Проснулась я с ужасной тупой болью в голове, во рту пересохло. «Наверное, это похмелье», – горестно подумала я и потянулась к стакану с водой. Подобное я испытывала впервые и теперь удивлялась, почему люди пьют спиртное. Снизу донесся запах жареного бекона, и я отправилась на кухню. Сал, склонившаяся над плитой, обернулась на звук моих шагов и расплылась в улыбке.

– Доброе утро! Садись. Завтрак будет готов через минуту.

Я уселась за стол и потянулась к большому красному чайнику. Обхватив обеими руками чашку с чаем, закрыла глаза и сделала глоток. Тепло разлилось по телу, и мне сразу же стало лучше. Сал посмотрела на меня, подбоченившись, и укоризненно покачала головой.

– Молодые девушки и выпивка… – вздохнула она. – По моему мнению, джин и неприятности идут рука об руку.

– Ах, но мы вчера не пили джин! – Нина впорхнула в кухню и шлепнулась на стул. Она выглядела великолепно в черной шелковой пижаме с кантом цвета слоновой кости и с маленькими перламутровыми пуговками. Я с завистью потеребила край своей поношенной ситцевой пижамы. – Передай кофейник, Берди, – простонала она, проводя рукой по растрепанным черным волосам.

– Джин, вино, пиво… Какая разница, если их пьют юные особы, – продолжила Сал, ставя на стол тарелки с яичницей с беконом. – Мне кажется, что молодежь сегодня более своевольна, чем во времена моей молодости. Я не выпила ни капли спиртного до самого дня своей свадьбы.

– Ну, может быть, у нашего поколения больше печалей, которые нужно утопить в вине, – с кривой усмешкой парировала Нина и принялась за кофе.

– Больше печалей? – рассмеялась Сал. – А скажите-ка мне, юная леди, сколько вам было лет, когда началась война? Держу пари, вы еще и ходить-то не умели… Я не мешаю вам развлекаться и хорошо проводить время, но и вы не можете помешать мне укорять вас за это. Тут уж проявляется мой материнский инстинкт. Все мои дети выросли, обзавелись своими семьями, и их уже не нужно воспитывать. Но вам это определенно не помешает. – Она ткнула пальцем в Нину. – И вам, мисс, я тоже спуску не дам, – добавила хозяйка, кивнув в мою сторону.

Нина закатила глаза за спиной у Сал, но спорить прекратила. А вот я не имела ничего против. Мне было приятно, что Сал так беспокоилась о нас и уже взяла меня под свое крылышко.

Завтрак выглядел божественно, и я сразу же набросилась на яичницу. Когда я почти закончила, сожалея о том, что ела слишком быстро, Сал поставила на стол огромное блюдо с тостами, густо намазанными маслом. Улыбнувшись, я положила несколько ломтиков на свою тарелку. Нина проследила за моими действиями с ужасом, затем отломила кусочек от тоста и обмакнула его в яичный желток.

– Что такое? – осведомилась я с набитым ртом. – Мы же вчера не ужинали. Я умираю от голода.

– И как в тебя столько влезает? – спросила она, недовольно оглядывая меня с ног до головы.

Сал шутливо хлопнула ее по затылку и села с нами.

– Не мешай ей. Приятно смотреть на девушку с хорошим аппетитом. Ты лучше бери с нее пример, – добавила она с укоризной, но Нина снова закатила глаза и вернулась к кофе.

– Я не люблю завтраки, – сонно протянула она.

– А также обеды и полдники… – вполголоса добавила Сал, ласково глядя на Нину.

– У тебя есть сестры и братья? – спросила я новую подругу. Мой вопрос ее явно шокировал, будто я коснулась чего-то очень личного. – Извини, – поспешно проговорила я, – не хотела совать нос в твои дела. Просто у меня есть младшие брат и сестра, и я по собственному опыту знаю, что нельзя мешкать, когда на стол ставят еду.

Нина слегка расслабилась, и ее лицо осветила нежная улыбка.

– У меня тоже есть младшая сестра, – тихо произнесла она и, ничего больше не добавив, уткнулась в чашку с кофе.

После завтрака Нина вернулась наверх и надолго застряла в ванной комнате. Я стояла снаружи, прислонившись к двери, наблюдала, как по половицам стелился пар, и все сильнее нервничала.

– Давай же, Нина! Я не хочу опоздать в свой первый день. – Я в очередной раз постучала. Да, Нина не только не любила завтраки – она вообще сова. Как же медленно она двигалась! Моя двоюродная бабушка Джорджетта, которой почти девяносто два, вполне могла бы победить ее в состязаниях по бегу – если бы они состоялись до полудня.

Наконец Нина с достоинством выплыла из ванной в облаке пара – в махровом халате и с тюрбаном на голове.

– Не все шедевры создаются на холстах, Берди. Мне кажется, что собрат-художник должен это понимать.

Я невольно улыбнулась, и Нина проскользнула мимо меня в свою спальню.

– Лучше бы тебе поскорее одеться! – крикнула я, и она промычала в ответ что-то нечленораздельное.

Не в силах дольше оставаться в доме, я пролетела вниз по лестнице, схватила с крючка сумку и захлопнула за собой дверь. Я не собиралась уходить без Нины, тем более что не знала дорогу. Однако надеялась, что она хотя бы немного поторопится, если решит, будто я ушла. Забравшись на садовую стену, я достала альбом и принялась зарисовывать нарциссы Сал.

– Пожалуйста, учти на будущее, что я люблю немного поваляться после завтрака, – Нина наконец вышла из коттеджа, широко зевая.

Я прикусила язычок. Нина мне очень нравилась, но ее отношение к работе казалось слишком несерьезным. Вряд ли она осознавала, что не все располагали деньгами и могли позволить себе такую роскошь – тратить время впустую. Мне не давала покоя мысль о том, что я должна все успеть до осени, а после уже не сумею стать художницей. Бэбс вчера не зря предостерегала меня: одного лета вряд ли хватит на осуществление мечты. Поэтому я не желала терять ни минуты.

– Ты знаешь, что мы придем до смешного рано? – проворчала Нина, но затем выражение ее лица смягчилось, и она протянула мне руку, помогая слезть со стены. – Давай по пути я проведу для тебя маленькую экскурсию.

И мы отправились через деревню вниз, в долину, мимо домиков пастельного цвета, антикварных лавочек и бакалейных магазинов. Колокольчики склоняли головки на обочинах, в воздухе ощущался соленый привкус.

– Взгляни-ка на это чудо. – Нина остановилась посреди дороги и махнула рукой вниз. Передо мной предстало великолепное зрелище.

У подножия горы раскинулся золотой пляж. С обеих сторон его окаймляли утесы, устланные зелеными коврами. А за песком искрился океан, бесконечное сверкающее пространство бирюзового цвета. Я застыла на месте. Именно это я и надеялась увидеть, когда ехала в поезде, – самый красивый пейзаж в моей жизни. Мы снова пустились в путь, и я не могла отвести взгляд от океана.

– Школа находится на утесе. – Нина указала вверх, и, когда мы подошли ближе, я заметила там побеленное здание с остроконечной крышей.

Казалось, оно рискованно балансировало на вершине. Это белое пятнышко было настолько неприметным на фоне покрытых темно-зеленым ковром скал, что его вряд ли удалось бы углядеть, если не искать специально. Сердце мое переполняли радостное волнение и тревога. В течение нескольких месяцев я буду называть это место своим домом и, надеюсь, сумею выяснить, действительно ли обладаю всем необходимым, чтобы стать художницей.

– Чертовски трудно добираться туда каждое утро! Но вид чудесный, – лениво протянула Нина. Мы пошли вверх по тропинке, и Нина принялась меня наставлять: – Ты уже познакомилась с Бэбс и Эдди – настоящими ангелами, – и, полагаю, больше тебе никто не нужен. Что касается учителей, то тут есть мисс Пенроуз – все зовут ее просто Марджори. Она всегда витает в облаках, но при этом блестяще преподает. И есть мистер Блай – жалкий старый зануда. Однако с большими связями, так что его лучше не злить…

Она продолжала вываливать на меня информацию, но я не могла сосредоточиться и все запомнить, так как не сводила глаз со здания школы. До вершины утеса мы добрались, слегка запыхавшись и раскрасневшись. Я прижала руку к крапчатому камню стены и будто почувствовала под пальцами магические токи – память о сотнях художников, запечатленную в этом крошечном ветхом здании. Прямоугольной формы и не столь большая, как я ожидала, школа была окружена неухоженными садами, поросшими буйными декоративными травами, пестрящими фейерверком красок – от розовато-пурпурных бутонов мальвы до каких-то необычных ярко-оранжевых цветов. Через каменные ограды перекатывались, словно морская пена, пышные заросли белой смолевки. Сады полнились стрекотанием кузнечиков и жужжанием шмелей. Коричневые крапивники суетились в подлеске в поисках сочных кусочков для птенцов, поджидающих в гнездах. Я могла бы провести здесь все утро, но Нина уже повернула ручку синей парадной двери и налегла на нее изо всех сил. Дерево разбухло, и лишь после нескольких попыток ей удалось открыть дверь.

– Добро пожаловать в Художественную школу Святой Агнессы – приют мечтателей, чудаков и нечестивцев.

Истершиеся деревянные половицы в следах краски, которую на протяжении многих лет то тут, то там роняли бесчисленные чрезмерно усердные художники, скрипели под нашими ногами. Стены с облупившейся местами штукатуркой и пятнами сырости были закрыты рисунками, этюдами и коллажами, выполненными в разных стилях. С намеками на импрессионизм, модернизм и абстракционизм, все они представляли варианты одного пейзажа: океана, видимого из окна. Солнечные лучи проникали в окна, пылинки грациозно кружились в неподвижном воздухе, пахнущем скипидаром и морской солью. Я слышала, как ветер со свистом гулял по зданию, и шум океана поднимался сюда от подножия утеса, словно зов сирен. Сверху доносились голоса. Нина схватила меня за руку и потащила по лестнице, перепрыгивая через две ступеньки. Мы оказались в мансарде с высокими потолочными балками – очевидно, она служила главной студией. Вдоль стен выстроились шкафы и стеллажи с красками, кистями, стеклянными банками с мутной водой, палитрами и холстами. Основное пространство комнаты занимали мольберты, расставленные в круг. Некоторые из них уже были заняты, и я заметила Бэбс, погрузившуюся в работу. Я помахала ей, и она, заткнув кисть за ухо, подошла к нам с Ниной.

– Я уж думала, никто из вас не объявится, – выдохнула она с облегчением, и ее круглое веснушчатое лицо озарила улыбка.

– Значит, Эдди еще нет? – Нина окинула студию безмятежным взглядом.

– А ты как думаешь? – Бэбс приподняла бровь, затем повернулась ко мне. – Мольберт рядом со мной свободен, так что устраивайся за ним. Марджори вернется через минуту, и тогда начнем.

Я заняла место за мольбертом возле Бэбс. Мои нервы будто искрили от напряжения, и я с удовольствием еще раз пробежалась бы вверх по тропинке, лишь бы дать выход сдерживаемой энергии. Осторожно выглядывая из-за мольберта, я принялась рассматривать студентов. Состав нашей группы был весьма разнообразен: я увидела и явно богатых ребят, таких как Нина и Эдди, и представителей рабочего класса. Последних оказалось больше, чем я ожидала, и это дало надежду. Я знала, что Художественная школа Святой Агнессы довольно престижная, но, похоже, она не ограничивалась учащимися, способными оплатить ее услуги. Я прислушалась к оживленным разговорам студентов, к мелодичным переливам различных акцентов, присмотрелась ко всевозможным оттенкам кожи – от темно-коричневого до золотисто-бежевого и алебастрового. Всю свою жизнь я чувствовала себя изгоем, белой вороной в любой компании. Но здесь я не находила даже двоих похожих друг на друга человек, и это невероятно вдохновляло. Конечно, в группе преобладали мужчины, но никогда прежде я не видела в одном месте столько художниц. И значит, мои родители ошибались. В этой профессии есть место для женщин, есть место для всех, и я была исполнена решимости доказать это.

Когда я поняла, что больше не способна ждать ни минуты, в комнату вплыла хрупкая женщина с волосами оттенка розового золота и белоснежной кожей. Она напомнила мне Офелию с картины Джона Эверетта Милле. Казалось, ее сдует с вершины утеса, если она выйдет из здания школы. Кончики ее волос были испачканы краской (вероятно, она слишком низко склонялась над палитрой), обкусанные ногти открывали пальцы, розовые и поврежденные по краям. Она увлеченно беседовала с молодым человеком, вошедшим вместе с ней. Возможно, это мистер Блай? Они остановились в центре комнаты, и Марджори, широко раскинув руки, произнесла:

– Доброе утро всем! Кажется, к нам сегодня присоединилась новая студентка, Элизабет Грэхем… – Она обвела взглядом комнату и наконец остановилась на мне. – Добро пожаловать, Элизабет.

– Ее зовут Берди! – выкрикнула Нина.

Марджори посмотрела на нее с недоумением, а затем снова повернулась ко мне.

– В таком случае добро пожаловать, Берди, – поправилась она и снова обратилась к классу: – Сегодня мы продолжим курс рисования с натуры. – Голос ее звучал тихо, хрипловато и действовал на меня успокаивающе – я ощутила, что расслабляюсь.

Но вдруг мужчина, которого я приняла за мистера Блая, начал раздеваться. Я заморгала, удивленно тряся головой, щеки мои запылали и, наверное, стали красными, как помидор. Я старалась не обращать внимания на Нину, которая фыркнула от смеха на другом конце комнаты, заметив мою реакцию. Она нарочно утаила эту важную информацию, когда рассказывала мне о школе, – по-видимому, хотела насладиться моим смущением. Остальных студентов, кажется, появление голого мужчины в центре студии ничуть не смутило, как будто они постоянно видели такое. Некоторые шутили и ухмылялись, но я никак не могла прийти в себя. Наконец я отвела взгляд от натурщика, пытаясь сосредоточиться на словах Марджори.

– Сегодня мы будем рисовать мужскую фигуру. Пожалуйста, все успокойтесь. Мы уже видели это раньше, так что тут нет ничего нового, – добавила она со вздохом, поскольку некоторые студенты продолжали болтать и хихикать. – Все великие художники изображали мужскую фигуру: да Винчи, Микеланджело, Тернер… Кто не в состоянии преодолеть свою чрезмерную стыдливость, может выйти.

Она обвела взглядом студию, и смешки стихли. Видел бы меня сейчас мой отец! Я невольно представила себе его лицо и, улыбнувшись про себя, слегка расслабилась. Я приехала сюда для того, чтобы приобрести жизненный опыт и доказать, что я художница. И это мой первый шанс.

– А теперь запомните, – Марджори начала обходить комнату по кругу, – цель рисования с натуры – не просто точное воспроизведение увиденного. Экспериментируйте, упрощайте линии, искажайте детали тела, чтобы передать эмоции и добавить рисунку психологизма.

Я взяла уголь и, следуя всем советам Марджори, попыталась воспроизвести гибкие линии фигуры. Она продолжала медленно кружить по комнате, останавливаясь у каждого мольберта и оценивая работу. Я видела, что она вот-вот приблизится ко мне, и в животе взволнованно трепетали бабочки. Меня отделял от Марджори всего один мольберт, когда в аудитории появился Эдди – растрепанный, но одетый с небрежным шиком: в мешковатой белой рубашке, заправленной в бежевые брюки, в темных очках, защищающих глаза от резкого дневного света. Все повернулись, чтобы взглянуть на вошедшего. Нина – несомненный лидер нашей маленькой компании, а вот Эдди – явно звезда Сент-Агс. Каждый окликал его по имени, махал или хлопал по спине, когда он проходил мимо, а он приветствовал коллег с легким снисхождением.

– Извините за опоздание. У меня ужасное похмелье, – пожаловался он, пересекая комнату. – Простите, простите… О господи! – Он замер, заметив натурщика, и сдвинул на нос солнечные очки. – Почему никто не сказал мне, что мы сегодня изучаем мужскую фигуру? Я пришел бы вовремя!

Я удивленно воззрилась на Эдди, затем перевела взгляд на остальных студентов. Никто на его слова не отреагировал. Марджори безмятежно улыбнулась ему и попросила побыстрее занять свое место. Усевшись за мольберт, он заозирался, встретился со мной глазами и помахал мне пальцами в знак приветствия. Я нервно кивнула. Теперь, когда Эдди выделил меня, студенты начали присматриваться ко мне. Наконец, Марджори остановилась за моей спиной. Она склонилась над моим плечом, ее длинные светлые волосы защекотали мою руку, и я затаила дыхание.

– Вы уделили ужасно много внимания выражению лица, но над остальным еще нужно поработать, – заметила она.

– Я пока не закончила, – пробормотала я, вдруг сильно покраснев. Надо признать, я откладывала детализацию торса в надежде, что со временем наберусь для этого мужества. – Пожалуй, меня немного смущает тема рисунка… Поэтому я сосредоточилась на чем-то… более легком.

Кивнув, Марджори продолжила рассматривать мою работу. Мне казалось, что взоры всех присутствующих устремились на меня в ожидании вердикта – как преподаватель оценит новую студентку.

– Мне нравится, как вы используете светотень. И текстура передана хорошо. Но перспективе нужно уделить больше внимания, – мягко произнесла преподавательница. – И вам следует избавиться от чопорности и смущения, если вы хотите добиться успеха в этом классе. Весь смысл вашего пребывания здесь заключается в том, чтобы отринуть все наносное, изучая реальность.

Она перешла к следующему студенту, и все вернулись к своим мольбертам. Я почувствовала себя выпотрошенной. Бог с ней, с перспективой – над ней я обязательно поработаю. Но я разозлилась на себя за то, что не выказала больше стойкости. Что подумают обо мне соученики? У меня был единственный шанс произвести хорошее первое впечатление, а я его упустила.

Я сочла Марджори суровым критиком, однако она оказалась милейшим созданием по сравнению с другим нашим преподавателем, мистером Блаем. К концу дня он умудрился довести до слез половину класса. Его критические замечания граничили с хамством, и по студии прокатилась волна облегченных вздохов, когда он наконец отпустил нас. Я чувствовала себя вымотанной и обескураженной, когда мы всей компанией спускались по тропинке со скалы к пляжу.

– Как вы думаете, натурщик Марджори не замерз? – лукаво спросил Эдди. – Ему особенно нечем похвастаться, не так ли? – Над этой шуткой похихикали только они с Ниной.

А я мучилась вопросом, не совершила ли ужасную ошибку, приехав сюда. Одной из тех, кого довел до слез мистер Блай, была Бэбс. Посмотрев на нас, Эдди вздохнул.

– Да ладно, все не так уж плохо. Берди, это твой первый день, а педагоги всегда строги к новеньким. Им нужно проверить, способна ли ты одолеть длинную дистанцию. А ты, Бэбс, сама знаешь, что бо́льшую часть времени ты – звезда старины Блая. И если бы он не критиковал тебя так зверски, то это означало бы, что ты ему безразлична.

Сама я более или менее сносно пережила третирования мистера Блая, а вот Бэбс выглядела подавленной.

– Я не могу позволить себе быть звездой бо́льшую часть времени, – жалобно произнесла она, низко опустив голову. – Я должна быть лучшей каждый день.

– Нет ничего плохого в маленьком дружеском состязании, дорогая. – Сунув руки в карманы, Эдди пожал плечами. Он смотрел на океан, игнорируя унылый вид Бэбс.

– Ну все, хватит хандрить. – Нина сурово взглянула на подругу. – Кто хочет попрыгать со скалы?

– А надо ли? – жалобно проскулил Эдди, утратив бодрый вид. – У меня кошмарное похмелье.

– Это обряд посвящения для Берди. Сегодня же ее первый день! – настаивала Нина, бросив на Эдди взгляд, полный осуждения. – Да и ты, вероятно, почувствуешь себя от этого лучше.

Слова об «обряде посвящения» мне не понравились. В памяти сразу всплыли разные ритуалы и кровавые забавы.

– А что это за прыжки со скалы? – осторожно спросила я, опасаясь, что ответ меня не устроит.

– Прыжки – они и есть прыжки, – ответила Нина просто, но в ее глазах появился опасный блеск. – Видишь вон ту скалу, которая похожа на плавник акулы? – Я посмотрела, куда она указывала, и действительно в нескольких сотнях футов от нас разглядела большой выступ – как и сказала Нина, похожий на акулу в волнах. – Мы поплывем к ней, заберемся на вершину и спрыгнем. Все мы делали это в свой первый день, теперь твоя очередь. Ты же умеешь плавать?

Сердце мое совершило кульбит. К счастью, плавать я умела. Дома мы каждое лето плавали в большом озере на вересковой пустоши. Но есть разница между спокойной зеленой водой, к которой я привыкла, и бурным синим океаном, простиравшимся передо мной.

– Похоже, это совсем не безопасно… – начала я, но Нина перебила.

– Да, если ты дилетант, – энергично отрезала она, пытаясь развеять мои сомнения. – Но мы проделывали это много раз. Мы знаем, когда прилив достаточно высокий, чтобы не отбить себе зад и не сломать ноги.

Если она собиралась меня успокоить, то это ей не удалось.

– Держись в полете на расстоянии от скалы, чтобы не зацепиться за нее, – рекомендовал Эдди, лишь усугубив мою тревогу.

– И остерегайся акул, – вставила Бэбс. – Да ладно, я пошутила… – добавила она.

Я почувствовала, что краска отхлынула от моего лица.

– Вы сами-то себя слышите? – воскликнула я неестественным, писклявым голосом. – Это ужасная идея. Я предпочла бы плавать с акулами, нежели прыгать со скалы высотой тридцать футов. Кроме того, я полагала, что мое боевое крещение уже состоялось вчера вечером, когда вы заставили меня беседовать с этим надменным Александром Тремейном.

– Не преувеличивай, дорогая, тебе это не идет, – возразил Эдди, беря меня за руку. – Идем. К тому же я не уверен, что поединок в остроумии с очаровательным лордом был для тебя настоящим вызовом. Думаю, втайне ты этим наслаждалась.

– Вовсе нет! Он отвратителен! – Но Эдди уже не слушал и тащил меня к берегу. – Вы в самом деле думаете, что я буду плавать в платье? У меня же нет купальника! – отбивалась я, но он уже сбросил туфли и зашел в воду.

Да, не так я представляла себе свой первый заплыв в океан… Хотя весеннее солнце уже хорошо припекало, вода еще совсем не прогрелась.

– Ничего страшного, ты обсохнешь! – отмахнулся Эдди и погрузился в воду, не оставляя мне выбора.

Нина и Бэбс бросились за нами, смеясь и взвизгивая в ледяных волнах. Я зашла по плечи, и тысячи крошечных иголок впились в мою кожу. Поэтому я сразу же начала энергично грести в отчаянной надежде согреться.

Вскоре мы доплыли до большой скалы. Эдди первым забрался наверх и протянул мне руку, помогая вылезти из воды. Мы начали карабкаться по камням, цепляясь за естественные выступы и ступая на площадки, размытые волнами. Однако мои мокрые после купания руки и ноги постоянно соскальзывали, задевая острые каменные края. Когда мы наконец добрались до вершины, мои бедные ноги с благодарностью ступили на покрывающий ее травяной ковер. Я дрожала в мокром платье, глядя на темно-синюю воду. Неужели эти сумасшедшие и правда полагали, что я сигану с такой высоты?

– Тебе станет легче, если я прыгну первой? – крикнула Нина, перекрывая шум ветра.

– А хочешь, я тебя подтолкну? – предложил Эдди с коварной усмешкой.

Сердце мое бешено колотилось, а все тело дрожало. Оно словно хотело сказать мне, насколько кошмарна эта идея. Я подобралась к краю, чтобы снова взглянуть вниз, и у меня закружилась голова.

– Вы все сошли с ума! – выкрикнула я, смахивая с глаз волосы, которые трепал ветер.

– Ожидание – это самый страшный этап, – попыталась успокоить меня Бэбс. – Как только ты прыгнешь, все изменится – будет очень весело и волнующе.

– Это великолепно, Берди! Ощущение сродни полету, – поддержала друзей Нина и, не раздумывая, разбежалась и прыгнула со скалы.

– Нина! – взвыла я, услышав, как она с громким всплеском врезалась в воду. Я неотрывно смотрела на волны: мгновение спустя голова Нины показалась над поверхностью, и она помахала нам с ликующим видом.

– Давай, Берди! – крикнули все трое, и во мне что-то пробудилось. Я вспомнила о своих вчерашних мыслях: «Берди» – это имя для девушки, которая готова бесшабашно бросаться в любые авантюры. Ну что же, у меня появился шанс именно так и поступить. Нужно лишь побороть страх, и если я выдержу это испытание, то в будущем сумею выдержать и другие. Я закрыла глаза. Ветер трепал мои волосы, прибой принес с собой запах соли… Сделав глубокий вдох, я наполнила легкие морским воздухом и прыгнула.

Глава 4

Дотянув до конца своей первой недели в Сент-Агс, я испытывала облегчение и ужасную усталость. Однако я глубоко заблуждалась, думая, что пятница принесет передышку. Сначала мы два часа рисовали с натуры, затем изучали динамику в живописи с мистером Блаем. Он довел до слез всего двух студентов, и Бэбс, к счастью, на этот раз не вошла в их число. Под конец дня мы вернулись в класс Марджори – на занятие по перспективе, которого я с нетерпением ждала всю неделю. Атмосфера в классах больше напоминала университетскую, в отличие от той, которая царила в студии, где мы сидели за мольбертами друг напротив друга. Студенты, рассевшись группами за длинными деревянными столами, склонились над своими альбомами. Бэбс возилась с глиной на гончарном круге у раковины. Диего Перес, студент из Мексики, получающий стипендию, растянулся на полу, разложив перед собой собственные этюды пейзажей Корнуолла. Эдди, Нина и я устроились вокруг маленького стола, касаясь друг друга коленями. Для работы нам выдали разнообразный реквизит, и мы как раз изучали греческий бюст в тот момент, когда к нам приблизилась Марджори. Она склонилась над моим альбомом, а я замерла в надежде, что на этот раз все сделала правильно.

– Вы не думаете, что голова маловата? – заметила она, указав на бюст. Затем вынула из кармана карандаш и, перевернув лист, сделала набросок, продемонстрировав правильные пропорции. – Видите, так выглядит немного реалистичнее?

Кивнув, я снова перевернула лист, чтобы попытаться еще раз.

– Да! Теперь значительно лучше… Знаете, существует несколько прекрасных книг по перспективе, которые могли бы вам помочь. – Марджори записала для меня названия. – В деревне есть книжный магазин, он называется «Болстерз букс», там продаются всякие справочники по искусству. А если чего-нибудь из моего списка не будет, то они смогут заказать для вас нужное.

– Как вы думаете, сколько они стоят? – спросила я тихо, чтобы никто не услышал. Тетя Клэрис обеспечила меня достаточной суммой на жизнь, но мне никогда прежде не приходилось распоряжаться собственными финансами, и я опасалась лишних расходов.

– Они не должны быть слишком дорогими, – успокоила меня Марджори. – Наверное, несколько шиллингов. Но если у вас возникнут затруднения, дайте мне знать.

Я кивнула, щеки мои вспыхнули. Марджори исчезла в задней части класса, а я принялась в спешке собирать вещи.

– Что ты торопишься, будто на пожар? – спросила Нина, увидев, как я побросала в сумку карандаши и альбом и повесила ее на плечо.

– Марджори рекомендовала мне кое-какие справочники. Я хочу успеть в «Болстерз букс» до закрытия.

– О, не ходи туда! – воскликнул Эдди. – Нельзя стать великим художником с помощью книг. Идем с нами в паб – сегодня же пятница.

Я затрепетала от радости, что меня приняли в эту компанию. Эдди – самый популярный студент в Сент-Агс, и его приглашение весьма польстило мне. Я не хотела отказываться, но моя основная задача – оттачивать свое мастерство. Я должна произвести впечатление на преподавателей и на соучеников. Ведь влиятельные друзья не приведут меня к успеху – в отличие от моих собственных достижений.

– А если я присоединюсь к вам позже? – предложила я компромисс, и Эдди неохотно согласился.

Одно из самых приятных ощущений в мире – это войти в первый раз в незнакомый книжный магазин… И хотя я помнила о необходимости быть экономной, монеты в моем кошельке, казалось, буквально требовали, чтобы их потратили. Я открыла дверь «Болстерз букс», и колокольчик зазвенел, нарушив тишину пустого магазина. Я вдохнула приятный запах старой бумаги и окинула взглядом крошечное помещение. Вдоль всех стен тянулись полки, уставленные произведениями разных жанров: поэзия, литературная классика, детективы, детские книги и любовные романы. Некоторые издания, с нетронутыми переплетами, выглядели совсем новенькими, тогда как другие имели потрепанный вид, их желтые и заляпанные страницы явно не раз перелистывали. Я бродила среди полок в мечтательном настроении, жалея, что не могу провести здесь долгие часы.

Я медленно поднялась по шаткой лестнице на второй этаж, стараясь не наступать на стопки книг, лежащие на каждой ступеньке. Все помещение наверху было так же набито сокровищами. Я сняла с полки старинный атлас в кожаном переплете и пролистала, любуясь красивыми картами. Я могла бы бесконечно рассматривать старинные книги, но следовало найти те, что рекомендовала Марджори. Заметив одну из них, я взяла ее в руки, быстро просмотрела и поняла, что это действительно ценный источник. К своему облегчению, я обнаружила, что стоит книга всего пару шиллингов, и направилась вниз, чтобы заплатить за нее. Практически возле кассы я вдруг заметила экземпляр «Загадки Эндхауса» – нового романа Агаты Кристи, который тетя Клэрис подарила моей сестре Мэри. Колокольчик на двери снова зазвенел, оповещая об очередном посетителе. Поглощенная книгой, я не обернулась. Я непременно должна была купить ее! Однако, протянув руку, я неожиданно столкнулась с чьей-то еще рукой. И, обернувшись, чтобы извиниться, обнаружила, что смотрю в удивленные карие глаза Александра Тремейна.

– Что вы здесь делаете? – спросила я более резко, чем намеревалась.

Мы оба держались за том Агаты Кристи, и я напряглась, когда его пальцы коснулись моих.

– Могу задать вам тот же вопрос, – он изогнул бровь, глядя на меня сверху вниз. – Я спокойно прожил в этой деревне двадцать четыре года, а теперь не могу даже купить книгу, не столкнувшись с вами.

– Я первая ее взяла, – твердо ответила я, вцепившись в томик и потянув его к себе. Однако он, не ослабляя хватку, одарил меня безмятежной раздражающей улыбкой.

– Но я не вижу здесь вашего имени… – заметил он, притворяясь, будто изучает обложку. – Впрочем, оно мне и неизвестно, так что откуда я могу знать?

– Давайте подбросим монетку, – предложила я, проигнорировав его насмешки. Я достала из кармана шиллинг, по-прежнему не выпуская книжку из рук. – Если орел, то я выиграла, если решка, то вы проиграли.

Он откинул голову и расхохотался, благодаря чему лицо его совершенно преобразилось – будто солнце выглянуло из-за туч. Сердце мое внезапно замерло – так бывает, когда споткнешься. Но хозяйка магазина бросила на Александра неодобрительный взгляд.

– Этот фокус когда-нибудь срабатывал? – осведомился он, и я не сдержала улыбку.

– Попытаться стоило.

– Вот что я вам скажу. – Он взял у меня монетку. – Если орел, то вы выиграли, а если решка, то я разделю книгу с вами, но… Вы должны сказать мне ваше имя.

Не дожидаясь моего согласия, он подбросил монетку, и та, повертевшись в воздухе, опустилась на его ладонь решкой вверх.

– Итак, решено, – заключил он.

– Но как мы будем ее делить? – запротестовала я, когда он отнял у меня книгу. – Разорвем пополам и станем просвещать друг друга насчет недостающих деталей?

– У меня есть идея получше: мы могли бы читать ее вместе, – заявил он. Глаза его вызывающе блестели, на губах играла широкая улыбка, и у меня вдруг возникло желание вырвать у Александра книгу и стукнуть его ею.

– С тех самых пор, как я вас встретила, вы ведете себя по-хамски, – напомнила я, скрестив на груди руки. – Так с чего вы взяли, что я захочу читать вместе с вами?

– Вы имеете в виду тот инцидент, когда вы зашли на мою территорию и я спас вас от пули? – он презрительно скривил губы. – Или тот раз, когда я попытался извиниться, заплатив за вашу бутылку вина? Мне казалось, что это было весьма учтиво.

– Вы правы. Очень признательна вам за то, что не застрелили меня. Надеюсь только, что в один прекрасный день вы не сочтете Корнуолл слишком перенаселенным и не станете корректировать популяцию, – съязвила я. – Боюсь, что я по горло сыта вашими добрыми делами.

Его улыбка слегка потускнела, и я внутренне возликовала.

– Послушайте, мне жаль, что мы с вами столь неудачно начали. Но я действительно стараюсь загладить свою вину, – сказал он покаянно. – Вы хотите читать эту книгу или предпочитаете весь день спорить о ней?

Я вздохнула, утрачивая решимость. Похоже, меня загнали в угол. В конце концов я протянула ему руку.

– Берди, – представилась я, и он посмотрел на меня как на умалишенную.

– Простите?

– Меня зовут Берди.

Улыбнувшись, он ответил на рукопожатие.

– Приятно наконец-то выяснить ваше имя, Берди.

Последовало неловкое молчание – ни один из нас не знал, что сказать. Представившись, я словно изменила стиль общения, однако все еще не была готова прекратить препирательства.

– Знаете, если вы хотите со мной помириться, то просто отдайте мне книгу, – предложила я и попыталась вырвать ее у Александра. Но он оказался проворнее и быстро поднял томик так, чтобы я не дотянулась.

– Думаю, мой вариант гораздо увлекательнее, – произнес он с ехидной усмешкой и понес книгу к кассе. Но я опередила его и, положив на прилавок свой справочник, вручила хозяйке магазина деньги, прежде чем Александр успел достать свой бумажник. Он посмотрел на меня с удивлением.

– Мне не нужна благотворительность, – отрезала я. – Я в состоянии заплатить за себя. – Он пожал плечами и отступил в сторону. – К тому же в этом случае книга будет моей, когда мы закончим читать. Согласны?

– Согласен.

Хозяйка магазина переводила взгляд с меня на Александра, явно недовольная тем, что ее надолго оторвали от чтения.

– Ну так кто из вас ее берет? – спросила она, протягивая покупку. Я хотела схватить первая, но Александр, быстрый как молния, опередил меня.

– Думаю, будет лучше, если ее возьму я, – заявил он с самодовольной улыбкой, выводящей меня из равновесия. – Я вам не доверяю: вдруг вы начнете ее читать одна? – И не произнеся больше ни слова, он вышел из магазина.

Слегка обескураженная, я застыла на месте, а затем ринулась за ним. К тому моменту, как я выбежала на улицу, он уже успел довольно далеко уйти.

– Эй! – окликнула я, и он обернулся – высокий прямой силуэт в лучах предвечернего солнца. – Когда мы будем ее читать? – осведомилась я с вызовом.

– Я свяжусь с вами! – ответил Александр и зашагал прочь, размахивая книгой.

Нашу компанию я нашла в пабе. Они уже выпили несколько порций джина и шумно приветствовали меня, освобождая место за столом.

– И где же твоя книга? – насмешливо спросил Эдди. – Тот чудо-учебник, который призван изменить твою карьеру? Настолько важный, что из-за его покупки ты даже отложила выпивку с друзьями…

– Только что случилось нечто весьма удивительное… – И я посвятила их во все детали моего последнего столкновения с Александром.

По мере рассказа Эдди все ближе придвигался, с недоверием глядя на меня, и я подумала, что он свалится со стула, если продолжит в том же духе. Бэбс тоже выглядела заинтригованной, а Нина слушала меня с каким-то непонятным, замкнутым выражением лица.

– Итак, тебе предстоит свидание с наследником Эбботсвуда? – взволнованно спросил Эдди.

– О господи, нет! – воскликнула я. – Думаю, он просто пытается загладить вину за свое свинское поведение. Правда, не понимаю, с какой стати ему об этом беспокоиться? Все это очень странно…

– Вот именно – странно. И чертовски несправедливо! – В наигранном отчаянии Эдди постучал по столу. – Ты не пробыла здесь и пяти минут, а уже захомутала лорда, тогда как мы болтаемся вокруг него годами и ни на дюйм не приблизились!

Его бесшабашная шутка в очередной раз застала меня врасплох. Но Бэбс рассмеялась, и я присоединилась к ней. Нина же так и сидела с мрачноватым видом.

– Все в порядке? – спросила я ее, и Эдди, перестав вселиться, посмотрел на подругу с легкой тревогой.

– Пойдем, дорогая, за новой порцией, – предложил он, поднял Нину со стула и увлек к бару.

Наблюдая, как они удаляются, я гадала, в чем дело. Тогда я перевела взгляд на Бэбс, ожидая объяснений, но она решительно уткнулась в свой стакан. Внезапно я почувствовала себя чужой здесь. У них был какой-то секрет, которым они не желали делиться со мной. Они давно знакомы, и, хотя включили меня в свой круг, мне придется пройти долгий путь, прежде чем удастся завоевать их доверие.

Эдди с Ниной возвращались к столику и уже оба улыбались. Однако меня не покидало ощущение, что пока я не принадлежу их миру.

Глава 5

Верный своему слову, Александр на следующий день появился в коттедже. Его встретила изумленная Сал, которая не привыкла к визитам местных землевладельцев. Когда я вошла в кухню, он сидел у стола – в темно-зеленых шерстяных брюках, пиджаке того же цвета и накрахмаленной белой рубашке. Темно-каштановые волосы были зачесаны набок, непослушная прядь небрежно спадала на лоб. Полагаю, он провел не один час, доводя свою прическу до совершенства. Сал подала ему чай в красивой чашке – вероятно, взятой из свадебного фарфорового сервиза. На столе перед Александром лежала «Загадка Эндхауса».

– Как вы узнали, где я живу? – спросила я, слегка растерявшись из-за его внезапного появления на кухне Сал.

– Это маленькая деревня. – Пожав плечами, он отпил из чашки.

– Я думала, вы хотя бы предупредите меня, – ворчливо заметила я, усаживаясь напротив него.

Сал шлепнула меня посудным полотенцем и велела не грубить, но Александр лишь одарил меня обаятельной улыбкой.

– Чтобы дать вам шанс уклониться от встречи? Ни за что!

Вероятно, он прав. Получив хоть малейшую возможность, я вполне могла бы нарушить договоренность. Никогда прежде я не оставалась наедине с мужчиной, который не приходился мне родственником, и естественно, эта ситуация сильно беспокоила меня, я просто не знала, как поступить. Однако теперь уже не могла отказаться. Его неожиданный визит – это новый вызов. Может, он испытывал меня и ожидал, что я пойду на попятный? Приосанившись, я изобразила безразличие. Если я действительно хотела обрести свободу, то должна была избавиться от оков прежней жизни.

– С какой стати я буду уклоняться, когда у вас моя книга? – напомнила я с наигранной бравадой.

Александр приподнял брови – кажется, я его приятно удивила.

– Не желаете ли сахара, милорд? – осведомилась Сал на безукоризненном английском, и я невольно фыркнула. – Следите за своими манерами, мисси, – сурово одернула она меня, снова перейдя на привычный корнуоллский говорок. – Честное слово, можно подумать, ее никто не воспитывал… – добавила она, снова обращаясь к Александру, и эти ее извинения тронули мое сердце – похоже, она приняла меня в свою семью.

– Благодарю, не надо сахара. И пожалуйста, называйте меня Александром. А что касается ее манер, то все в порядке. Я уже привык. В этом есть какая-то очаровательная непосредственность. – Он усмехнулся, и я почувствовала, что у меня заполыхали уши.

– Ну, не всем выпала удача учиться в Итоне, где приобретаются идеальные манеры, – парировала я.

Александр ухмыльнулся, а Сал в ужасе чуть не подавилась чаем.

– Вообще-то я не учился в привилегированной частной школе. Я получил домашнее образование, – сообщил он, поставив пустую чашку на стол.

Однако что-то в выражении его лица разожгло мое любопытство. Возможно, возникшая в его глазах печаль, которой я никак не ожидала? Заметив, что я его изучаю, Александр моментально встрепенулся, и я даже подумала, не показалось ли мне все это.

– Ну что, мы идем? – Он резко поднялся и взял в руки плетеную корзину с крышкой, которая, оказывается, все это время стояла у его ног. – Благодарю за ваше гостеприимство, миссис Грин. Чай был превосходным.

Сал сильно покраснела, и Александр вышел в холл. Я собралась последовать за ним, но хозяйка меня остановила: напомнив, чтобы я вернулась к ужину, она принялась набивать мои карманы лепешками и сэндвичами, завернутыми в коричневую бумагу. Наконец, убедив Сал, что у нас достаточно еды и мы теперь сможем накормить половину деревни, я вышла из коттеджа, откусывая по пути сэндвич с сыром и пикулями, который не поместился в кармане. Ступив на садовую дорожку, я подняла глаза к ясному голубому небу. Солнце спряталось за большим белым облаком, напоминающим летящую птицу. Затем я перевела взгляд на Александра: прислонившись к садовой калитке и сунув руки в карманы, он наблюдал за мной.

– Вперед, – сказал он, открывая калитку и пропуская меня. – У меня есть на примете одно идеальное место. Это недалеко отсюда.

Мы зашагали по прибрежной дороге и, миновав церковь Святой Агнессы, поднялись на утесы. К тому времени, как мы добрались до вершины, все облака рассеялись, и стало очень жарко. Я посмотрела вниз, на зеленую воду, которая тихо плескалась у подножия скал. Гораздо приятнее прыгать с утеса в такую погоду, как сегодня, нежели в холод, какой был в мой первый день здесь. Мы побрели дальше, по колено в вересковых зарослях, мимо огромных черных насыпей. Дикие кролики разбегались при звуке наших шагов.

– Что это за груды битых камней? – спросила я. – Они ведь явно не естественного происхождения.

– Это окалина, – объяснил Александр. – Все это образовалось после того, как из земли достали и выплавили металл. В Корнуолле прежде процветала горная промышленность: здесь добывали олово. Но в наши дни добычу существенно сократили. Идите за мной, и вы поймете, что я имею в виду.

Он неожиданно устремился в густой подлесок, и я порадовалась, что надела плотные брюки. Кусты колючего утесника тщетно пытались атаковать мои ноги.

– Откуда вы так много знаете о горном деле? – крикнула я ему вслед, слегка запыхавшись от попыток не отстать.

– Странно было бы не знать об этом, когда вырос здесь, – ответил он.

Александр направился к развалинам, над которыми высилась дымовая труба. Крыша строения, должно быть, обрушилась много лет назад, и природа завладела тем, что осталось. Усики плюща проползли по стенам и забрались во все трещины. Внутри царили тень и прохлада: толстый камень защищал от полуденного солнца.

– Раньше здесь находился рудник, где добывали олово, – объяснил Александр.

Он расстелил клетчатый плед на поросшей травой земле и, усевшись на него, прислонился спиной к стене. Согнув одну ногу и вытянув другую, он скинул пиджак. Я опустилась на колени на другом краю пледа, настороженно глядя на своего спутника.

– Не волнуйтесь, Берди. Вы же не олень, так что вам ничего не грозит в тесной близости со мной, – лукаво заметил он, словно прочтя мои мысли. Я одарила его испепеляющим взглядом. – Слишком рано? – добавил он с мрачной усмешкой. – Но, серьезно, как мы будем читать книгу, если вы не сядете возле меня?

Неохотно признав его правоту, я устроилась рядом и вздрогнула, ощутив, как его рука коснулась моей, когда он открыл книгу на первой странице.

Почти целый час мы читали в безмолвии, пока не совершилось первое убийство.

– Ну, этого я никак не ожидала, – пробормотала я и подняла удивленный взгляд на Александра. – Зачем было убивать Мэгги Бакли? Она же ничем не примечательна.

– Думаю, Пуаро тоже этого не ожидал. И вряд ли обрадуется тому, что его перехитрили, – серьезно заметил он.

– Никогда бы не подумала, что вы любите детективы, – призналась я с легкой улыбкой.

– О да, я обожаю детективы. И не только Агату Кристи. В домашней библиотеке я собрал целую коллекцию детективных романов. Там есть довольно редкие издания Шерлока Холмса, которые вам, несомненно, понравились бы. А вы читали Эдгара По?

– Читала ли я По? – возмущенно воскликнула я. – Конечно! Больше всего мне нравится «Убийство на улице Морг».

– У меня этот рассказ тоже любимый. Вы еще не проголодались?

Александр открыл корзину и достал оттуда разнообразные деликатесы: чудесные пироги в медовой глазури, блестящие яблоки величиной с мой кулак, сыр, завернутый в засушенную крапиву, и свежий хлеб – еще теплый, прямо из печи. Я смущенно вынула из карманов слегка помявшиеся лепешки и сэндвичи Сал. Однако мы с большим аппетитом съели все подчистую, запивая сладким и пряным имбирным пивом.

– Итак, – произнес он, вытянув ноги на пледе и закинув руки за голову. – Я прощен?

Я сделала небольшую паузу, прежде чем ответить.

– Считайте, что прощены за все свои прежние прегрешения. Хотя, я уверена, скоро вы найдете способ вновь утратить мое расположение.

– Вы поверите, если я скажу, что был таким мерзким не по злому умыслу? – спросил он с плутовской улыбкой.

– Не сомневаюсь, многие поддались бы вашим чарам. Но я не из их числа, – съязвила я, созерцая обложку книги.

– То есть вы считаете меня очаровательным?

Искоса взглянув на Александра, я заметила на его лице самодовольное выражение.

– Одно дело – признавать, что кто-то обладает чарами, и совсем другое – поддаться им, – осторожно ответила я. – Да, я считаю, что вы очаровательны. Но ваши чары на меня не действуют.

– Это весьма заметно, – кивнул он. – Наверное, виной тому – все эти детективные романы, которые вы читаете.

– А сейчас, когда все прощено, я могу дочитать книгу одна? – Я сорвала в траве маргаритку и вертела ее в пальцах.

– Об этом не может быть и речи! – воскликнул он, выпрямившись. – Вы действительно хотите, чтобы я мучился, не зная, чем все закончилось? И еще считаете меня жестоким…

Он поднял что-то с земли и присмотрелся.

– Что вы нашли? – Я подалась к Александру, пытаясь рассмотреть, что у него в руке. Казалось, он изучал обычный камешек.

– Это свинец, – просто сказал он, показав мне свою находку на открытой ладони. – Посмотрите, тут видны прожилки руды.

– Это тот свинец, который прежде использовали в карандашах? – уточнила я.

– Тот самый.

– На что же тут смотреть? – Я с сомнением пожала плечами. Он придвинулся ближе, и я уловила древесные нотки его одеколона.

– Посмотрите внимательнее. – Он провел пальцем по черным линиям на камне. – Когда эти рудники еще работали, камень нагревали до температуры плавления металла, и руда просто выливалась наружу.

– О, да вы действительно увлечены горным делом! – заметила я с некоторой насмешкой.

– Меня больше интересует геология, нежели горная промышленность, – ответил он. – Это детское хобби, которое превратилось в одержимость, и в итоге я стал изучать геологию в Кембридже, тем самым огорчив своих родителей.

– Вы изучали в Кембридже… камни? – уточнила я с недоверием.

– А вы ожидали чего-то более романтичного? Что я там занимался, скажем, произведениями Шелли и Китса? – парировал он, сверкнув белоснежными зубами.

– Нет. – Я мотнула головой, хотя он угадал.

Александр усмехнулся, видя меня насквозь.

– Если это немного утешит вас, то я люблю Китса, – признался он с ухмылкой. – Но геология невероятно увлекательна. Например, известно ли вам, что геологическая формация Корнуолла отличается от структуры всех остальных земель нашей страны? Наши «камни», как вы выражаетесь, создают те самые пейзажи, которые очень любят писать художники, в том числе вы. Но никто и не думает остановиться и взглянуть себе под ноги… Миллионы лет наслоились один на другой, и вся история этой планеты находится под нашими подошвами. – Он говорил с такой страстью, что я даже приосанилась. Александр же, поймав мой взгляд, зарделся и снова посмотрел на камень в руке. – Извините, я, наверное, вам наскучил?

– Нет, вы правы. Я никогда прежде не задумывалась об этом, – признала я. – Это похоже на слои краски на холсте. Можно соскрести ее и увидеть все прежние слои.

– Да, вот именно! – взволнованно подтвердил он и бросил мне камешек. Я поймала его и положила в карман. – Видите, Берди, не такие уж мы с вами и разные. Впрочем, хватит обо мне. Кроме вашего имени, которое я с невероятным трудом у вас вырвал, мне известно очень мало.

– Что вы хотите узнать? – осторожно поинтересовалась я.

– Берди – ваше настоящее имя? – Он прищурил темно-карие глаза.

– Это сокращение от Элизабет.

– Элизабет – хорошее имя, но думаю, что Берди вам больше подходит.

– Вы полагаете? – спросила я рассеянно. – Я получила его недавно и пока не чувствую, что оно мое. Хотя начинать с чистого листа приятно с новым именем…

– С чистого листа? Вы от чего-то сбежали? – пошутил Александр. Но, заметив мою невольную гримасу, посерьезнел. – О, в самом деле? С каждой минутой вы становитесь все интереснее, Берди.

– Даже так? Спешу вас разочаровать: я не преступница, удравшая из тюрьмы, и не монахиня, покинувшая монастырь. Вы же об этом подумали, правда? Мои родители знают, где я нахожусь. Просто они не вполне одобряют мой выбор.

– Я не думал ни о чем подобном, пока вы не стали столь пламенно это отрицать, – лукаво усмехнулся он, и я рассмеялась и слегка расслабилась. – Однако если вы удрали не из монастыря – то от чего? – Александр обхватил руками колени, положил на них подбородок и заинтересованно ждал ответа.

– От замужества, – честно сообщила я, и он разразился смехом. Но поняв, что я не пошутила, резко умолк. – А что же плохого в замужестве? – спросил он, с трудом скрывая веселость.

– В нем нет ничего плохого per se[5], просто мне это не подходит. Если бы женились вы, то, вероятно, ваша жизнь совсем не изменилась бы. Но если выйду замуж я, то это положит конец моей карьере и моей свободе. Я даже не успею ощутить их вкус. Я хочу свободно ездить куда угодно и делать то, что мне нравится. Этот мир такой огромный, а я его еще не видела. Приехав сюда, я впервые покинула Хартфордшир! – И неожиданно для себя я выложила все, что тяготило меня с визита Чарльза, умолчав лишь о помолвке. Не знаю, что на меня нашло, но слова буквально вырывались наружу и на мгновение повисали в воздухе между нами. Я чувствовала себя совершенно незащищенной – будто сняла маску и раскрыла душу перед этим человеком, практически незнакомцем. Закончив, я потупилась, смутившись от собственной откровенности. Однако если Александр и счел мое поведение странным, то хорошо скрывал это.

– Думаю, вы очень хорошо поладили бы с моей тетей Джо, – вдруг заметил он. – Она тоже художница, но живет в Лондоне, а там можно многое себе позволить. Но разве у вас никогда не возникает желания поступать так, как от вас ожидают? – спросил он, и я задумалась.

К моему удивлению, он не высмеял меня за откровенность, поэтому я продолжила говорить правду:

– Я предпочла бы жить так, чтобы потом не сожалеть о содеянном.

– А что вы будете делать, если влюбитесь? – он приподнял бровь.

– Это исключено, – твердо ответила я. – Я не влюблюсь.

Он с недоверием покачал головой, затем посмотрел на небо, где начали собираться серые тучи. На улице резко похолодало.

– Апрельские ливни, – сказал Александр и вскочил на ноги. – Нам нужно идти. Вероятно, у нас есть всего полчаса до того, как разверзнутся небеса.

Мы почти добрались до дома, когда на землю обрушился ливень, и за считаные секунды успели промокнуть до нитки. Я остановилась у садовой калитки, и Александр, придвинувшись ближе, поднял свой пиджак над нашими головами, создав подобие убежища. Я кожей ощутила его теплое дыхание и снова уловила древесные нотки в его одеколоне – похоже, кедровые.

– Спасибо, – сказала я наконец. – Это было гораздо приятнее, чем я ожидала.

– Рад, что сумел расположить вас к себе, – ответил он с усмешкой. Мокрые пряди, с которых капала вода, упали на его лоб. – В ближайшие дни я буду занят. Вы можете подождать до следующих выходных, чтобы выяснить, разгадал ли Пуаро тайну? – спросил он. Я кивнула и побежала к парадной двери. Оглянувшись с порога, я увидела, как он сел в элегантный черный автомобиль и уехал.

Я поднялась в свою спальню, стараясь не залить водой пол. Но едва успела закрыть дверь, как она снова распахнулась, и в комнату влетела Нина.

– Я могу тебе чем-нибудь помочь? – с подчеркнутой вежливостью осведомилась я, вытирая волосы полотенцем.

– Ну, как прошла встреча? – спросила она неестественно бодрым тоном, который ей не шел. – Расскажи мне все! – Она села на краешек кровати и начала вертеть серебряное кольцо на пальце.

– Прекрасно, – лаконично ответила я, снимая промокший кардиган и вешая его сушиться.

– И только?! – с притворным ужасом воскликнула она. – Ты была на романтическом пикнике с виконтом, и все, что можешь о нем сказать, – это «прекрасно»? – Она изобразила пальцами кавычки и повалилась на кровать.

– Это был не романтический пикник, – возразила я, усевшись рядом с Ниной. Она одарила меня циничным взглядом. – Самый обычный пикник. Нет ничего романтичного в том, чтобы испытывать голод.

– Смотря какой голод…

– Нина! – сердито вскрикнула я. – Как ты говорила, Александр – наследник огромного поместья, а его отец – граф. Не сомневаюсь, что он предпочтет завести романтические отношения с женщинами получше меня – с баронессами и графинями. Он вовсе не пытается ухаживать за мной, ничего подобного.

– Поверь мне, Берди, титул не делает человека лучше, – мрачно заметила она.

– Ты считаешь, что у него дурные намерения? – спросила я, слегка разочарованная тем, что он мог оказаться обычным повесой.

– Я лишь пытаюсь предупредить, что тебе следует быть с ним осторожной, – ответила Нина и, заметив огорчение на моем лице, приподняла брови настолько высоко, что они исчезли под челкой. – Я не хотела тебя расстраивать. Просто я знаю мужчин такого типа. Учтивые, с манерами истинных джентльменов, они охмуряют девушку, а потом… Просто помни об осторожности, Берди, – заключила она. – Я ему не доверяю.

– Ты не думаешь, что мужчина и женщина могут быть друзьями? – неуверенно спросила я. Интересно, откуда у Нины такое отношение к сильному полу?

Словно прочтя мои мысли, она запрокинула голову и фыркнула.

– О, у тебя было тепличное воспитание, не так ли? Не смотри на меня со столь оскорбленным видом. Нет, я не верю в дружбу между мужчиной и женщиной.

– А как насчет Эдди? – заметила я. – Ведь он твой лучший друг.

– Да, но ты же понимаешь, что Эдди…

– Неравнодушен к мужским фигурам? – многозначительно произнесла я, и она ответила красноречивым взглядом.

– Это проблема?

– Нет, – заверила я. – Хотя поначалу я была удивлена. Впрочем, это не мое дело.

– Хорошо, – резко сказала она, и я забеспокоилась, не задела ли ее за живое. – В кругах, в которых мы вращаемся, к этому относятся иначе. Сообщество художников достаточно терпимо. Уверяю тебя, что дома, в Лондоне, он совсем другой. И тем не менее мои отношения с Эдди вряд ли когда-нибудь осложнятся.

– Ну так считай, что и у нас с Александром то же самое. Если бы он даже захотел охмурить меня, то я не поддалась бы. Этим летом у меня слишком много работы, и я не готова тратить время на скандальную любовную интрижку.

– Слишком уж ты предана своей работе, хотя пробудешь здесь всего несколько месяцев, – заметила Нина. – Большинство девушек в этой ситуации ухватились бы за шанс пофлиртовать.

– Ну, я надеюсь остаться здесь подольше… – неопределенно протянула я. – Я хочу заниматься живописью всю жизнь. Нужно только убедить родителей. И если я собираюсь это сделать, то времени на летние романы у меня не будет.

– Обещаешь? – Нина вдруг схватила меня за руки и пристально вгляделась в мое лицо угольно-черными глазами. Этот ее жест застал меня врасплох. Она будто сломала один из многочисленных барьеров, которые выстроила вокруг себя, и была готова впустить меня внутрь.

– Вот тебе крест, – ответила я и шутливо добавила: – Лопни мои глаза!

– Ну смотри у меня, а то получишь в глаз! – пригрозила она с усмешкой и соскочила с кровати.

– Не сомневаюсь, – кивнула я со всей серьезностью.

И Нина исчезла за дверью. Наконец-то оставшись одна, я улеглась на кровать, и тут же что-то острое впилось в мое бедро. Я достала из кармана камешек, который Александр нашел на заброшенном руднике. Я покрутила его в пальцах, рассматривая, и снова задумалась об аналогии между живописью и структурой горных пород. Можно ли соединить эти два явления?

Глава 6

Казалось бы, за три недели, проведенные в школе, я научилась хорошо различать оттенки настроения мистера Блая. Но, зайдя в Сент-Агс в первый понедельник мая, я увидела, что он в еще худшем расположении духа, чем обычно. Прихрамывая, он расхаживал по студии, переставляя банки с краской и пытаясь счистить пятна со стен. При этом бормотал что-то себе под нос и огрызался на каждого, кто попадался под руку. Опустив голову, я сосредоточилась на своей работе. Камешек, который дал мне Александр, стоял на моем мольберте, и я рассматривала его слои. Прошло больше недели после пикника на заброшенном руднике, но Александр не давал о себе знать. Он предупреждал, что будет занят несколько дней. Однако выходные наступили и минули, а он так и не объявился. Стараясь отогнать эти назойливые мысли, я вглядывалась в причудливые узоры на камне и размышляла, можно ли использовать их для создания абстрактного пейзажа… Мистер Блай подошел и остановился за моей спиной. Затаив дыхание, я приготовилась к потоку оскорбительных замечаний.

– Что вы делаете? – осведомился он, и я объяснила свой замысел. С минуту он молчал; складка между его бровями стала глубже, и я еще сильнее напряглась. – Очень хорошо, – сухо обронил он, и я выдохнула с облегчением. – Все сюда! – крикнул он, и студенты ринулись со всех ног к моему мольберту, чтобы не вызвать гнев педагога. – Днем нам нанесут визит важные лица, и я хочу, чтобы все были в наилучшей форме. Вот пример достойной работы, – указал он на мой лист. – Именно такой уровень мастерства я прошу продемонстрировать сегодня каждого из вас. Даю один час на подготовку. – Все закивали, рассматривая мою картину. Наконец мистер Блай повернулся и обвел собравшихся взглядом. – Ну, чего вы ждете? За работу! – Он хлопнул в ладоши, и студенты, словно жуки, разбежались к своим мольбертам.

Пока мы трудились, мистер Блай обратился к классу:

– Семейство Тремейн давно является попечителем нашей школы. Сегодня они прибудут, чтобы взглянуть на ваши творения и познакомиться с некоторыми из вас. – Он сделал театральную паузу. Эдди посмотрел на меня из-за своего мольберта, выразительно приподняв брови. – Я не хочу, чтобы их смущали, – продолжил мистер Блай и бросил на Эдди многозначительный взгляд. – Никаких дурацких шуточек, и держите свои либеральные суждения при себе. Понятно?

– Это очень странно, – прошептала сидящая рядом со мной Бэбс, покусывая губу. – Тремейны давно не появлялись в Сент-Агс. Больше года точно.

Нам было слышно, как посетители прибыли и стали подниматься по лестнице в студию. Я пыталась разобрать, что они говорили, но до меня доносился лишь приглушенный гул голосов, порой прерываемый смехом. Интересно, в каком составе они пришли?

Вдруг на верхней площадке лестницы появился Александр, и у меня перехватило дыхание. Поймав мой взгляд, он вежливо улыбнулся, но я тут же уткнулась в свою работу. Еще утром я думала о том, увижу ли его снова, и вот он здесь – будто я вызвала его силой воображения. Молодой человек с золотистыми волосами поднялся вслед за Александром и хлопнул его по плечу. Я узнала его, так как видела в «Гербе рыболова». Эдди говорил, что это брат Александра, достопочтенный Генри Тремейн. Они совсем не походили друг на друга: Генри ниже ростом и более мускулист, чем высокий и стройный Александр, у него белокурые волосы и голубые глаза, в отличие от темноглазого и темноволосого старшего брата. Вслед за ними вошли две молодые женщины – они держались за руки и перешептывались. У той, что выглядела старше, была белоснежная кожа, короткие черные волосы, уложенные модной волной, и глаза цвета сапфира. Юная девушка напомнила мне Александра – такими же, как у него, темно-карими глазами. Ее лицо в форме сердечка обрамляли коротко подстриженные и туго завитые русые волосы медового оттенка. Она встала между Александром и Генри, и стало очевидно, что это их сестра. И, наконец, в аудиторию, в сопровождении мистера Блая, вплыла женщина постарше – наверное, графиня Тревеллас. С первого взгляда я поняла, что это мать Александра: такие же блестящие темные волосы, а глаза более насыщенного кофейного цвета. Ее высокие скулы унаследовали все трое детей.

Мистер Блай вполголоса побеседовал с Тремейнами, пока мы сосредоточенно работали, и затем гости начали обходить студию. Я наблюдала за тем, как светловолосая девушка подошла к полкам и принялась брать оттуда и с интересом рассматривать разные предметы. Вскоре изящные пальчики добрались до стеклянной банки с сухим пигментом, и юная особа, встряхнув ее, залюбовалась взметнувшимися облаками пудры, напоминающими песчаную бурю. Я украдкой взглянула на Александра: после того как я его проигнорировала, он выглядел угрюмым и держался на расстоянии. Бледная женщина с сапфировыми глазами подошла к нему, со скучающим видом коснулась его руки, и они углубились в интимную беседу, не обращая внимания на художников. Я все еще исподтишка следила за ними, когда ко мне приблизилась графиня.

– Здравствуйте, дорогая. – Ее мелодичный голос струился будто шелк. Меня окутал аромат сирени. – Какой у вас интересный стиль.

– Благодарю вас, миледи, – выдохнула я. Сердце стучало в груди, словно молот, и я отвела взгляд от ее сына, надеясь, что она не заметила, куда я смотрела.

– Где вы черпаете вдохновение? – спросила она, но ответить я не успела.

Раздался оглушительный грохот, затем – звон бьющегося стекла и пронзительный крик. Все взоры обратились к девушке, которая застыла, как статуя, в облаке небесно-голубой пыли. Банка, с которой она забавлялась, выскользнула из рук и разлетелась на сотни осколков. Нина стояла рядом со злобным выражением на лице. Картина, над которой она работала, была безнадежно загублена.

– Мне так жаль… – начала девушка и умолкла, когда Нина, бросив на нее убийственный взгляд, выбежала из студии.

– О Роуз… – вздохнула леди Тремейн, а мистер Блай поспешил на помощь.

Он начал собирать стекло, заверяя, что все в полном порядке. Я хотела выбежать вслед за Ниной, но мистер Блай, встретившись со мной глазами, щелкнул пальцами и указал на осколки. Схватив мусорное ведро и швабру, я принялась сметать осколки у ног юной гостьи. Украдкой я посмотрела на картину Нины, засыпанную голубым красящим порошком, и чуть не задохнулась от сочувствия к подруге. Эдди, тихо извинившись, покинул студию, чтобы пойти и успокоить Нину. Бэбс нервно покусывала губы.

– Мне так жаль! – воскликнула Роуз нежным, мелодичным голоском. – Я ужасно неловкая. Всегда что-нибудь натворю.

Я взглянула на нее снизу вверх. Она выглядела моложе, чем я сначала решила: наверное, лет семнадцать-восемнадцать. Роуз словно шагнула в нашу студию прямо из немого фильма: идеальное сочетание наивности и мелодрамы, которое не пристало большинству современных женщин, но сразу же вызвало мою симпатию. Наклонившись, она в панике посмотрела на работу Нины, потом перевела взгляд на меня.

– Как вы думаете, я все испортила?

– Я… я полагаю, что картину уже не спасти, – призналась я, и у Роуз вытянулось лицо. – Но, по-видимому, она пока недалеко продвинулась, – поспешно добавила я и, выпрямившись, сбросила в ведро осколки и остатки пигмента. – Не расстраивайтесь, это могло случиться с каждым.

– Но случилось именно со мной, – с несчастным видом возразила девушка, и ее распахнутые темно-карие глаза наполнились раскаянием. Затем, словно повернули выключатель, на ее лице появилась улыбка, и она протянула мне руку. – Извините, я не представилась. Леди Роуз Тремейн. А вы?

– Берди, – я ответила на рукопожатие. Роуз с любопытством посмотрела на наши сплетенные ладони, и я на мгновение задумалась: уж не ожидала ли она, что я поцелую ей руку?

– Какое необычное имя. – Она разглядывала меня так, словно я бабочка, которую ей хотелось поймать сачком. – Берди, большое спасибо, что пришли мне на помощь. О мама, мы должны что-то сделать, чтобы извиниться… А куда убежала девушка, чья картина пострадала? Может, мы могли бы пригласить ее на ужин в Эбботсвуд-холл?

Представив себе Нину за ужином с этой юной особой, я подавилась смехом, замаскировав его под кашель.

– Извините, – выдавила я, заметив адресованный мне грозный взгляд мистера Блая. – Наверное, я надышалась пигментом.

– Это чудесная идея, Роуз, – согласилась леди Тремейн и повернулась к мистеру Блаю. – Возможно, вы все захотите присоединиться? Это был бы идеальный способ ответить на ваше гостеприимство и загладить случившуюся маленькую неприятность.

Интересно, что сказала бы Нина, услышав, как леди Тремейн назвала гибель ее картины «маленькой неприятностью»? Я с трудом удержалась от улыбки.

Все в классе возбужденно зашептались, и меня тоже охватило волнение. Не в силах совладать с собой, я осторожно покосилась на Александра. Он смотрел на меня с непроницаемым выражением лица. Скучающая молодая женщина с темными волосами все еще стояла рядом с ним. Она с презрением оглядела студию, затем что-то шепнула ему на ухо, и он, наконец отведя от меня взгляд, с укоризной улыбнулся ей. Я какое-то время продолжала глазеть на него, пытаясь разгадать, что именно их так позабавило! Мне не нравилась ее надменность. В конце концов я вернулась к своей картине, хотя и с гораздо меньшим рвением, нежели в начале дня.

– Я не пойду, – твердо заявила Нина.

Несколько часов спустя мы сидели на пляже с альбомами на коленях, греясь в лучах послеполуденного солнца.

– Почему? – раздраженно осведомился Эдди.

– Потому что эта глупая девчонка загубила мою картину! – яростно воскликнула Нина. – Меня им так легко не купить.

– Это вышло нечаянно, Нина… – напомнила я, но выражение ее лица не изменилось.

– О, да ладно, там может быть весело! – вступила с уговорами Бэбс. – Когда еще нам представится такая возможность?

– Даже если возможность представилась, это не означает, что за нее необходимо хвататься, – отрезала Нина.

– Ну, тебе легко говорить, – огрызнулась Бэбс. – Ты, вероятно, побывала в половине аристократических домов Англии. А для таких, как я, подобный шанс выпадает раз в жизни!

– Я же не мешаю тебе идти, – надменно произнесла Нина. – Просто не пойду с тобой. Ведь это не твою, а мою картину испортила та глупая девчонка.

– А ты что думаешь, Берди? – Бэбс повернулась ко мне в надежде, что я помогу переубедить Нину.

На самом деле я думала о том, что увижу Александра в его фамильном поместье – там, где мы впервые встретились. Эта мысль наполняла меня какой-то нервной энергией. Я все еще чувствовала себя слегка уязвленной его невниманием ко мне в студии и не была уверена, что желаю его видеть. Но в то же время я хотела продемонстрировать, как мало меня волновало мнение обо мне Александра и его семьи. И ответила Бэбс максимально небрежным тоном:

– Всем нам придется вспомнить о хороших манерах, если мы отправимся в Эбботсвуд-холл… К тому же там будет мистер Блай, а это обстоятельство исключает возможность хорошо провести время. – Бэбс глядела на меня с мольбой в карих глазах, и я сдалась. – Но вдруг нам действительно удастся повеселиться, тем более что на приеме наверняка окажется полно бесплатной выпивки, – поспешно добавила я, избегая сердитого взгляда Нины.

– А я иду! – объявил Эдди. – Не следует смотреть в зубы влиятельному дареному коню. Такие люди способны помочь художнику сделать карьеру или уничтожить ее. Один заказ от них – и ты устроен на всю жизнь. К тому же вы видели, как их сын Генри направился сразу ко мне? Ты не единственная, кто может обворожить лорда, Берди.

Я возвела глаза к небесам.

– Да он просто заинтересовался твоим творчеством, – поддразнила Бэбс.

– Уж поверьте, я никогда не ошибаюсь насчет подобных вещей, – настаивал Эдди.

Мы с Бэбс переглянулись. Нина все еще дулась.

– Ну, пожалуйста, Нина, давай пойдем! – взмолилась Бэбс, и Нина вздохнула.

– Конечно, надо пойти, – поддакнул Эдди. – Только подумай, как жестоко ты могла бы поиздеваться над Тремейнами! А они бы ничего и не поняли. Вышла бы забавная игра.

Нина с минуту поразмышляла, уставившись в пространство темными глазами.

– Ладно, – наконец согласилась она. И, отбросив в сторону альбомы, мы с радостными воплями заключили ее в объятия.

Глава 7

По мере того как приближался ужин в Эбботсвуд-холле, напряжение в студии нарастало. Каждый раз, как кто-нибудь вызывал раздражение у мистера Блая (что случалось частенько), он грозился не взять провинившегося на ужин. Таким образом он успел довести до истерики многих моих соучеников. Похоже, все они были убеждены, что в результате этого визита получат либо хороший заказ, либо богатого мужа: на ужине будут присутствовать сразу два завидных холостяка, братья Тремейн. Разглагольствования же некоторых мужчин в классе о леди Роуз вызывали у меня приступы тошноты. Я старалась держаться от всего этого подальше. Наверное, они сошли с ума, если думали, что Тремейны захотят обручить своих детей с кем-то из богемной шушеры.

Я все еще не знала, что надену, и уже вечером накануне приема в Эбботсвуд-холле Сал наконец-то удалось перехватить меня на лестнице.

– Ты же не можешь пойти в рабочем халате, заляпанном краской! – заявила она, следуя за мной в мою спальню.

– А почему бы и нет?

Я совершенно не была настроена на эту вечеринку. Но Сал так грозно зыркнула на меня, что я сразу умолкла.

– Потому что, пока ты живешь под моей крышей, ты будешь делать, как я скажу, – сердито объявила она, подбоченившись. Мы некоторое время посверлили друг друга взглядами, затем я издала смешок, и она закатила глаза, стараясь не улыбнуться. – У тебя есть что-нибудь подходящее? – спросила она со вздохом.

Я разделась до комбинации и достала из шкафа темно-синее платье с пуговицами до самого низа. Однако когда я приложила его к себе, Сал явно не впечатлилась.

– Это лучшее, что у меня есть! – воскликнула я в смятении. – Я не привезла сюда вечерних нарядов. Как ни странно, мне и в голову не приходило, что они могут понадобиться.

– Но в этом нельзя идти! – рассмеялась она. – Тем более что оно, похоже, дырявое.

Я снова осмотрела платье и поняла, что она права. Меня охватила паника.

– Что же мне делать? – простонала я. – Я просто не пойду.

– Перестань причитать и жди здесь, – приказала Сал и вышла из комнаты. Через несколько минут она вернулась с чехлом для одежды, перекинутым через руку. – Оно немного старомодное, но должно тебе подойти.

Сал расстегнула молнию и вытащила из чехла нечто шелковое, аквамаринового цвета, похожее на древнегреческое одеяние. Я дотронулась до ткани, и она заструилась между пальцами.

– Я не могу допустить, чтобы ты пошла в Эбботсвуд-холл в каком-то старом платье, – пояснила Сал. – Это подмочит мою репутацию. Все решат, что я содержу приют для нищих и убогих.

Она надела на меня платье, и ткань водопадом упала к моим ногам. Затем Сал повязала вокруг моих бедер пояс из темно-бирюзового шифона, и образ стал завершенным.

– Так-то лучше, – объявила она с торжествующим видом. – Как ты думаешь?

Пояс присобрал шелк на спине, образовав каскады складок. Я повернулась одним боком к зеркалу, потом другим и поняла, что прежняя невзрачная Элизабет исчезла. Как и богемная художница Берди. Я – богиня Персефона[6].

– Откуда оно у вас? – пробормотала я, вертясь перед зеркалом, очарованная своим отражением.

– Мой покойный муж купил мне его много лет назад. Бог его знает, о чем он только думал, – с нежностью произнесла Сал. – Однажды он побывал в Лондоне и вернулся оттуда с этим платьем. Клялся, что это самый писк моды и все горожанки носят такое. Тогда оно плоховато сидело на мне, а теперь уж и подавно не подойдет. Да и носить мне его было некуда, вот оно и пролежало все эти годы в шкафу.

Мне стало грустно.

– Я не могу его надеть, Сал. Оно особенное. Это неправильно, ведь вы никогда его не носили.

– Вздор, – отрезала она. – Такое платье заслуживает, чтобы его выводили в свет. Оно мечтает ходить на самые гламурные вечеринки и тереться среди аристократов. К тому же я не хочу, чтобы ты меня опозорила. Ты должна его надеть, и отказа я не приму!

Я крепко обняла Сал, снова и снова благодаря ее, пока она не вырвалась из моих объятий.

– Ну давай, прихорашивайся! Тебе нужно подготовиться к вечеринке! – рассмеялась она. – Ты сразишь всех наповал.

Эдди одолжил у друга машину на вечер и дважды погудел, сообщая о своем прибытии. Я воткнула последние шпильки в волосы, пытаясь их укротить. Морской воздух явно пошел им на пользу: они стали послушнее, прежние кудряшки теперь лежали волнами, хотя справляться с ними все еще было трудно.

У Нины царила тишина. Я надеялась, что она заканчивала собираться, а не устроилась подремать, по своему обыкновению. Я постучала в ее дверь, та распахнулась, и Нина предстала передо мной во всем великолепии: в черном платье с воротником-стойкой, туго перехваченном в талии и ниспадающем до самого пола. Глубокое декольте на спине обрамляли красные, синие и желтые пионы, вышитые вручную. Она окинула меня быстрым и внимательным взглядом и удивилась: очевидно, мое платье произвело на нее впечатление.

– Господи, откуда у тебя это? – воскликнули мы хором и расхохотались.

– Пойдем. – Нина взяла меня под руку. – Поскорее бы пережить этот кошмар.

Мы осторожно ступили на садовую дорожку, и Эдди, сидевший на водительском месте, высунул голову в окошко, открыв рот и округлив глаза.

– Извините, я не знал, что сегодня вечером повезу членов королевской семьи! – воскликнул он и восхищенно присвистнул, когда мы подошли к автомобилю.

Я уселась сзади рядом с Бэбс, Нина заняла место возле Эдди, и машина тронулась. Вчетвером нам было тесновато, окна запотевали от нашего дыхания. Эта старая развалюха с трудом выдерживала четверых взрослых людей. Когда мы приблизились к особенно крутому холму, Эдди попросил нас выйти и еле-еле заставил автомобиль взобраться на вершину. Я не могла удержаться от смеха, воображая, как забавно мы будем выглядеть, вылезая из этой колымаги в Эбботсвуде. Что подумают Тремейны?

– Считайте, что это карета из тыквы, – сказал Эдди, нежно погладив приборную доску, когда мы снова залезли в машину.

– То есть она сломается, если мы не уедем до полуночи? – осторожно уточнила Бэбс.

Наконец мы добрались до указателя с надписью «Эбботсвуд-холл» и свернули на подъездную аллею. Обрамленная по обе стороны рядами древних тисовых деревьев, за которыми просматривались большие лужайки, она, казалось, протянулась по крайней мере на милю. В самом ее конце виднелся дом. Он напоминал замок с устремленными в ночное небо башенками. В животе у меня снова затрепетали нервные бабочки. В сотнях окон горел свет, и дом выглядел теплым и манящим, словно маяк, приглашающий нас подойти ближе.

Эдди лихо затормозил – слишком близко от великолепного резного фонтана, украшенного высеченными из камня нимфами и дельфинами, который занимал почетное место в центре двора. Столь неудачная парковка вызвала неодобрительный взгляд проходившего мимо лакея. Однако Эдди, будто не заметив этого, заглушил мотор и вылез из машины. Мы замерли перед домом, рассматривая его и стараясь все увидеть. Почти весь фасад – вплоть до крепостного вала – был увит плющом, меж зелеными усиками которого проглядывали маленькие каменные львиные головы.

– Помни, Берди: они такие же люди, как ты и я, – прошептал мне Эдди и ободряюще подмигнул.

– О, Эдди, ты-то легко со всеми ладишь, – заметила я с кривой улыбкой. – Как тебе это удается?

– Так было не всегда. – Он пожал плечами. – Знаешь, в школе я был ужасно непопулярен.

Я удивленно уставилась на него, а он молча взял меня под руку и повел к большой деревянной парадной двери. Не успели мы позвонить в звонок, как дверь плавно открылась, и на пороге возник дворецкий в ливрее.

– Добро пожаловать в Эбботсвуд-холл, – произнес он, растягивая слова. – Вы из Художественной школы Святой Агнессы? – Мы кивнули, и он осмотрел нас с таким видом, будто ничего другого и не ждал. Вероятно, он привык иметь дело с более высокопоставленными визитерами. – Вы прибыли первыми. Пожалуйста, следуйте за мной в гостиную.

Чтобы успокоиться, я принялась считать развешанные по стенам картины, мимо которых мы проходили. В глазах предков Тремейнов как будто читался скепсис – словно им, давно обосновавшимся в золотых рамах, я казалась недостойной этого дома. Я даже улавливала их перешептывания, которые сливались со звуками музыки, доносившимися издалека. Дворецкий распахнул перед нами высокую дверь из орехового дерева.

– Мистер Эдвард Кросби, мисс Нина Госфорд, мисс Барбара Пенджелли и мисс Элизабет Грэхем, – громко объявил он, и в комнате воцарилась тишина.

Гостиная не уступала в роскоши остальным интерьерам, которые мы успели увидеть. Стены были обшиты дубовыми панелями с затейливой резьбой, большой персидский ковер устилал почти весь пол. Графиня Тревеллас стояла возле рояля, положив руку на плечо мужчины, который сидел в инвалидном кресле. Я вспомнила слова Бэбс о том, что граф Тревеллас получил тяжелое ранение на войне, и поняла: должно быть, это он. В расцвете лет граф определенно был красив: сильная челюсть, проницательные голубые глаза и ямочка на подбородке. Но теперь лицо избороздили глубокие морщины, а волосы, прежде белокурые, полностью поседели. Леди Роуз и ее брат Генри сидели у зажженного камина с темноволосой женщиной, которую мы видели в школе. Огонь наполнял гостиную приветливым мерцанием, и меня обдало волной тепла, когда Роуз Тремейн вскочила и устремилась к нам через всю комнату – прекрасная в своем лососево-розовом платье без рукавов, многочисленные слои которого развевались сзади, словно перья диковинной птички. Роуз оживленно жестикулировала, и на руках ее позвякивали браслеты, а среди локонов медового цвета вспыхивали искорки бриллиантовых сережек-капелек. На ком-нибудь другом все это смотрелось бы чрезмерным, но Роуз выглядела восхитительно. Она заключила в объятия каждого из нас, застав меня врасплох; Нина же и вовсе стояла с таким видом, будто на нее напали.

– Берди, не так ли? Да, я запомнила вас из-за вашего оригинального имени. Боже, у вас такой шикарный наряд! – воскликнула Роуз и, к моему смущению, закружила меня на месте. Я почувствовала себя куклой из музыкальной шкатулки, выставленной на обозрение ее семьи.

Темноволосая женщина смотрела на нас с любопытством. Трудно сказать, о чем она думала, но от ее внимательного взгляда мне становилось неуютно. Выглядела она очень изысканно – в платье из серого шифона и длинном жемчужном ожерелье. Темно-каштановые волосы, уложенные аккуратными волнами, обрамляли лицо с квадратным подбородком. Правда, несмотря на превосходный облик, ее окружала холодная, неприятная аура.

Я обвела взглядом комнату в поисках Александра, но не увидела его и одновременно испытала разочарование и облегчение. С одной стороны, я хотела встретить знакомое лицо, но, с другой стороны, ощущала неловкость из-за того, что игнорировала его в студии. Лакей подошел ко мне с подносом, предлагая шампанское, и я взяла бокал, чтобы поскорее занять руки. Роуз потащила нас за собой, знакомя со всеми членами семьи. Мы обменялись рукопожатиями с графом и графиней, поблагодарили их за приглашение. Затем настала очередь юного Тремейна и таинственной женщины.

– Это мой брат Генри. Правда, некоторые из вас уже встречались с ним, – объявила Роуз. Генри поцеловал руку каждой из нас и потрепал по плечу слегка разочарованного Эдди. – А это наш хороший друг, леди Эвелин Бродвик. Наши семьи очень близки, – добавила девушка и затем представила по очереди каждого из нас. – И недалек день, когда мы станем сестрами, не правда ли, Эви?

Эвелин кивнула с безмятежным видом и пригубила шампанское.

– Вы двое помолвлены? – прямо спросила Нина, глядя на Генри и Эвелин.

– О боже, только не я! – рассмеялся Генри. – Без обид, Эви, но я еще не готов остепениться.

– Ничего. – Она фыркнула, будто мысль о том, чтобы выйти замуж за Генри, казалась ей нелепой. – Нет, я планирую вступить в брак с Александром.

Мои щеки вспыхнули. Я понятия не имела, что он помолвлен и собирается жениться, и чувствовала себя глупо оттого, что не восприняла всерьез предостережение Нины. Я украдкой глянула на Эвелин, и мне показалось, что ее холодные сапфировые глаза сверлили меня изучающе, но больше этого никто не заметил. Возможно, во мне просто заговорила совесть. Я никогда не приняла бы приглашение Александра на пикник, если бы знала о его невесте.

– Где же Александр? – со вздохом спросила Роуз.

– Вероятно, полирует свои окаменелости, – усмехнулся Генри. – Эви, ты уверена, что хочешь всю свою жизнь находиться на втором месте после коллекции камней?

– Не беспокойся, я выхожу за него только ради титула, – парировала Эвелин с сардонической улыбкой.

Генри, Роуз, Нина и Эдди фыркнули и обменялись многозначительными взглядами. Я покосилась на Бэбс: ее, как и меня, явно покоробили их сомнительные шутки о браке.

– Какая ты счастливая, Эвелин! – вздохнула Роуз. – Больше всего на свете я хотела бы выйти замуж.

– В самом деле? – спросила я, не в силах скрыть удивление.

– Конечно! – весело рассмеялась она. – Думаю, это здорово – играть роль хозяйки дома. Я буду обсуждать меню на неделю с экономкой и устраивать потрясающие вечеринки для всех наших друзей. И в моем доме никогда не будет никаких ссор и криков, только мир…

Генри встревоженно посмотрел на сестру. Довольно странное высказывание, не говоря уже о слегка наивном взгляде на брак. Но Роуз просто очень юна. Наверное, у нее тоже было тепличное воспитание. Она росла в безмятежной сельской местности Корнуолла – настолько тихой, что Хартфордшир по сравнению с ней кажется мегаполисом. Интересно, ходила ли Роуз в школу или, как Александр, получила домашнее образование? Удивительно, что она торопилась распрощаться со всем этим. Что может быть лучше жизни в роскошном доме с целой ордой слуг, которые бросаются выполнять каждое твое желание?

– Вы уже положили глаз на кого-нибудь? – спросил Эдди, неизменно жадный до сплетен.

– О, не то чтобы… – Роуз пожала плечами. – Мама хочет представить меня ко двору следующим летом, как только мне исполнится восемнадцать. Наверное, все будет зависеть от того, сколько предложений мне сделают. Очевидно, выбирать придется среди богатых. Но если он окажется добрым и не станет докучать мне, то это меня вполне устроит, – мечтательно вздохнула она.

В эту минуту прибыла очередная группа наших однокашников, и внимание переключилось на новых гостей. Отчаянно нуждаясь в глотке свежего воздуха, я воспользовалась возможностью тихо удалиться. Все эти разговоры о браке разбередили во мне воспоминания о Чарльзе, и мне стало трудно дышать. Я направилась к застекленной двери и вышла на крытую террасу. Затворив за собой дверь, я прислонилась к косяку и сделала глубокий вдох. Китайские фонарики мерцали над моей головой, словно звезды, на фоне черного бархата неба. Этот волшебный дом все больше окутывал меня своими чарами.

– У меня все хорошо. У меня все должно быть хорошо. У меня все будет хорошо, – прошептала я, медленно и глубоко дыша в паузах между фразами.

– Берди?

Оглядевшись, я с удивлением обнаружила, что нахожусь на террасе не одна. Прислонившись к стене, окутанный тенью, невдалеке от меня стоял Александр – с сигаретой в одной руке и бокалом с янтарной жидкостью в другой. Он смахнул с глаз прядь волос, рассматривая меня с каким-то странным выражением. Я покраснела, будто снова нарушила границы его владений.

– Извините, я не хотела помешать, – пробормотала я, вдруг почувствовав себя неловко рядом с ним. Кажется, все изменилось после известия о его помолвке, и теперь нам не следовало оставаться наедине.

– Раньше это вас не останавливало, – холодно произнес Александр. Он вышел из тени и учтиво улыбнулся. На нем был смокинг, бабочка изумрудного цвета подчеркивала теплоту карих глаз, в которых мерцали золотые искорки – отражения китайских фонариков. – Я не слышал, как вы приехали. Остальные тоже здесь?

– Еще не все. Мы прибыли первыми, – ответила я, отпивая из своего бокала, и между нами снова повисла тяжелая тишина.

Александр продолжал странно смотреть на меня – возможно, ждал, что я скажу что-нибудь, но мне ничего не приходило на ум. Встретиться с ним глазами я тоже не решалась.

– Вы изысканно выглядите, – в конце концов заметил он, и бабочки в моем животе яростно забились. – Я имею в виду ваше платье, – добавил он. – Оно очень красивое.

– Немного отличается от того, что я обычно ношу, не так ли? – нервно рассмеялась я, проведя рукой по гладкому шелку. Никто прежде не называл меня изысканной, и я не знала, что ответить. – Это не мое платье. Оно принадлежит моей квартирной хозяйке. Она одолжила его мне, а сама никогда не носила… Можете себе представить, что у вас в шкафу висит красивый наряд, а вы ни разу его не надели! Наверное, не можете… На ее месте я, вероятно, носила бы его постоянно, даже во время мытья посуды, если бы мне некуда было в нем пойти… – Я понимала, что несла несусветную чушь. Слова лились нескончаемым потоком, и, хотя мозг приказывал остановиться, язык не слушался.

Уголки губ Александра дернулись, будто он пытался сдержать улыбку, и я наконец умолкла. Стараясь смотреть куда угодно, только не на него, я вгляделась в сад. Цветы агапантуса, посаженного вокруг террасы, напоминали маленькие сине-фиолетовые фейерверки, среди них тут и там вспыхивали белые звездочки жасмина. Наклонившись, я провела пальцами по мягким лепесткам. Воздух был напоен сладким, пьянящим ароматом жимолости, густо увивающей железную арку, и я пожалела, что не смогу увидеть этот сад при дневном свете!

– Все в порядке, Берди? – спросил Александр, и я повернулась к нему. Он выглядел как-то неуверенно и переминался с ноги на ногу.

– Да, конечно! – чересчур бодро ответила я с принужденной улыбкой. – А что?

Я сорвала цветок жимолости и вдохнула его дурманящий запах. Александр подошел ближе, прислонился к арке и скрестил руки на груди. На его лице снова появилось то раздражающее выражение снисходительности, которое он, кажется, довел до совершенства. Избегая его взгляда, я сосредоточенно изучала цветок, пока он не вырвал его из моих пальцев и не отбросил в сторону, заставив меня поднять глаза.

– Зачем вы это сделали? – спросила я.

– Кажется, вас что-то беспокоит, – без обиняков предположил он и затянулся сигаретой. – Не думайте, будто я не заметил, как вы игнорировали меня, когда мы посещали вашу школу. Надеюсь, я не сделал ничего такого, что могло бы вас огорчить. Это из-за книги? Я знаю, мне следовало объявиться раньше, но…

– С чего вы взяли, что это как-то связано с вами? – перебила я с вызовом, и он приподнял брови, удивленный моей резкостью. – И я вас не игнорировала, а просто сосредоточилась на своей работе. Знаете ли, я хожу в школу, чтобы учиться, а не развлекать влиятельных посетителей в те минуты, когда им приспичит туда заглянуть.

– Вы так на это смотрите?

– А по какой еще причине вы посетили Сент-Агс после столь долгого отсутствия? Нина с Бэбс говорили, что вы давно там не появлялись, так зачем вдруг пришли?

– Может быть, я хотел увидеть вас, – сказал он, склонив голову набок.

– Скорее, посмеяться надо мной, – возразила я, вспомнив, как они с Эвелин переглядывались, посмеиваясь над нами, глупыми художниками. – Наверное, вам кажется странным, что людей может интересовать что-то кроме развлечений. Вас ведь, похоже, ничего другое не заботит.

Лицо его оставалось бесстрастным, однако я заметила, как слегка напряглись мускулы на его щеках, когда он делал очередной глоток виски.

– Меня очень заботит Художественная школа Святой Агнессы, – заявил он. – А также все художники, которые называют ее своим домом, даже плохо воспитанные.

– Тогда отдайте мне книгу, – сердито проворчала я.

– Значит, причина все-таки в книге? – Александр прищурился, будто детектив, который вот-вот нащупает верный ответ.

– Нет, не в книге. И вообще ни в чем.

– Ну, знаете, вы меня совсем запутали. – На его губах играла легкая улыбка. – В какие-то моменты с вами бывает приятно общаться, но в следующую минуту вы уже готовы откусить мне голову.

– Прежде вы находили это очаровательным. – Я сделала большой глоток шампанского и тут же пожалела об этом – от него защекотало в носу. Хотя шампанское показалось мне более приятным на вкус, чем вино, которое я пробовала в пабе. – К тому же вас самого вряд ли можно назвать открытой книгой.

– Приношу свои извинения: вероятно, я сделал что-то такое, что испортило восхитительное настроение, в котором вы пребывали этим вечером, – произнес он саркастическим тоном и еще отпил виски, внимательно глядя на меня сверху вниз.

– Ни к чему извиняться, если не знаете, за что извиняетесь, – огрызнулась я.

Почему я так воинственно вела себя с ним? Может, дело в том, что теперь я чувствовала себя в глупом положении? Ведь узнай я об Александре все заранее, я не согласилась бы встречаться с ним наедине. И в этот вечер, кажется, я снова поступила неправильно. Но что именно было не так?..

Затянувшись сигаретой в последний раз, Александр бросил ее на пол и раздавил каблуком начищенной до блеска оксфордской туфли[7].

– Ну что же, не хотите говорить – не надо. Непонятно только, как я могу загладить свою вину, если вы ведете себя столь по-детски, – небрежно заметил он, допивая виски.

– Вы можете в любой момент покинуть детскую, – вспыхнула я. – Я не просила вас составлять мне компанию. К тому же – что подумает Эвелин?

– Эвелин? – Он уставился на меня с недоумением.

– Да, ваша невеста. Или вы о ней забыли? Нам не подобает оставаться здесь наедине, мне следует уйти. – Я шагнула к двери, но Александр неожиданно взял меня за руку, и я остановилась. Это прикосновение поразило меня, будто удар молнии. Я посмотрела прямо в его глаза – они напоминали два темных озера на фоне алебастрово-бледной кожи.

– Вы ошибаетесь. Эвелин не моя невеста, Берди, – возразил он, сдвинув брови.

Между нами снова воцарилось безмолвие. Ночь была такой тихой, что я слышала, как потрескивали китайские фонарики над нашими головами. Наконец я опустила взгляд и увидела, что он все еще держал меня за руку. Я ощутила тепло и мягкость его ладони, нежность и одновременно властность этого жеста. Александр, словно тоже только что осознав свой внезапный порыв, выпустил мою руку, разорвав нашу незримую связь.

– Но вы же обещаны друг другу, – я наконец обрела дар речи.

– Наши родители очень заинтересованы в этом браке, – ответил он серьезно. – Брак в аристократических семьях – не такое простое дело. А может, проблема как раз в том, что слишком простое… Не знаю. – Он покачал головой. – На меня возлагают определенные ожидания, и я обязан им соответствовать. Простите, что я не был с вами более откровенен. Мне неприятно думать, что я привел вас к мысли…

– Я не позволила бы вам привести меня к колодцу, даже если бы умирала от жажды, Александр! – перебила я, прежде чем он успел закончить свою снисходительную тираду. – Я же сказала, что ваши чары на меня не действуют.

Его темные глаза буравили меня в поисках хоть какого-то объяснения, но я больше не хотела обсуждать эту тему. Я мечтала остаться наедине с собой и сказать себе, что все будет хорошо. Но, судя по всему, этим вечером мне не стоило ждать передышки.

– В таком случае, вероятно, мне следует оставить вас дышать свежим воздухом, – чопорно произнес он.

– Хорошо, – твердо ответила я, но перспектива оказаться в одиночестве меня почему-то не прельстила. Как будто что-то ускользнуло между пальцами, а я не успела схватить, и это привело меня в прескверное расположение духа.

– Я собирался спросить, не хотите ли вы увидеться со мной завтра, чтобы дочитать книгу? – небрежно бросил Александр, с холодным и отстраненным видом глядя на темный сад. – Но если угодно, я могу отдать ее вам сегодня, перед вашим уходом, и вы сможете читать ее одна, как и желали.

Я не знала, что на это ответить. Поначалу я действительно этого желала, но теперь подобная идея не казалась мне привлекательной. Я все еще считала, что встречаться с Александром наедине – плохая идея. Какой смысл сближаться с тем, кто обручен? И что, если Нина была права, советуя не доверять ему?.. Прежде чем я сумела собраться с мыслями, застекленная дверь открылась и на террасу вышла Нина. Она, должно быть, ощутила повисшее в воздухе напряжение и перевела вопросительный взгляд с меня на Александра.

– Извините, что помешала, – сказала она. – Все уже прибыли, и нас зовут ужинать.

Александр поблагодарил ее и сразу же удалился, оставив нас в саду.

– Все в порядке? – спросила Нина, вертя кольцо на пальце.

Я взяла ее под руку и одарила самой лучезарной из своих улыбок.

– Да, конечно. Пойдем – и поскорее покончим с этим испытанием.

– Вы не из этих мест? – поинтересовался Генри, сидевший за столом рядом со мной. В этот момент мы как раз расправлялись с кусками ростбифа рубинового цвета.

Своим юным лицом, розовыми щеками и ямочкой на подбородке Генри напоминал херувима-переростка, но при этом обладал мускулатурой регбиста, которая четко вырисовывалась под смокингом. В его голубых глазах читался искренний интерес к теме беседы.

– Я приехала сюда около месяца назад из Хартфордшира. Проведу здесь лето, а быть может, пробуду и дольше. Посмотрим… Вы учитесь в Оксфорде, не так ли? – спросила я, меняя направление разговора. – Что вы изучаете?

– Я изучаю право, – протянул он, закатывая глаза. – Это ужасно скучно! Но вечеринки все компенсируют. Вам с друзьями стоит как-нибудь навестить меня там. Уверен, мы оторвались бы на славу. – Он наклонился ко мне и лукаво подмигнул.

– Генри, неужели ты не можешь поужинать, не флиртуя с гостями? – обратилась к брату Роуз с другого конца стола. Все посмотрели в нашу сторону, и я залилась краской. – В любом случае, если вы собираетесь путешествовать, не тратьте время на поездку в Оксфорд. Лучше посетить Лондон! – воскликнула она, и ее глаза загорелись при одной мысли о столице. – Я стараюсь ездить туда по крайней мере раз в сезон. Вы там бывали?

– Не дальше Паддингтонского вокзала, – ответила я с сожалением. – Но мне очень хотелось бы когда-нибудь туда съездить.

– О, обязательно! По-моему, это самое чудесное место в мире! – пылко отозвалась Роуз. – Здесь у нас так скучно. Ни хороших магазинов, ни танцплощадок…

– А еще Лондонские галереи – одни из лучших в мире, – добавила я.

– О, конечно, если вы любите подобные вещи, – небрежно кивнула Роуз и хихикнула: – Ну, само собой, вы их любите.

Леди Тремейн обратилась к дочери через стол:

– Милая Роуз, тебе тоже не мешало бы заглянуть в одну из этих галерей, когда ты в следующий раз окажешься в столице. Там есть много интересного, помимо магазинов. – Леди Тремейн повернулась к Нине: – Вы из Лондона, не так ли, мисс Госфорд? Мне знакома ваша фамилия. Вы, случайно, не связаны узами родства с кенсингтонскими Госфордами?

Нина уронила вилку на фарфоровую тарелку с изображением ивовых ветвей. Громкий звук привлек внимание всех присутствующих. Я заметила, как Нина и Эдди обменялись взглядами.

– Да, но я не слишком часто там бываю, – наконец ответила она и, схватив бокал, опустошила его. Упоминание о семье вновь заставило Нину закрыться. Впрочем, она и без того достаточно скрытная.

– А почему? – недоверчиво спросила Роуз. – Неужели кто-то в здравом уме готов променять Лондон на Корнуолл?

Нина с неуверенным видом обвела взглядом стол, словно искала помощи у присутствующих. Она явно чувствовала себя не в своей тарелке, и я ломала голову, как бы поскорее сменить тему.

– Ты способна думать о чем-нибудь другом, Роуз? – вмешался Александр. – В жизни существует нечто большее, чем Лондон.

– Я только поинтересовалась, – угрюмо ответила Роуз, подцепила вилкой морковку и подперла щеку кулачком.

– Нина – очень многообещающая художница, – обратился мистер Блай к лорду и леди Тремейн, стараясь спасти ситуацию. – Почему бы вам не рассказать о новой работе, которую вы начали на прошлой неделе?

Нина уткнулась в свою тарелку, и я заметила заигравшую на ее губах улыбку.

– Я изучаю разложение, – заявила она высокомерно, бросая вызов любому, кто осмелится бросить вызов ей. Теперь она гораздо больше походила на себя. Побледнев, мистер Блай испустил вздох.

– Как отвратительно! – вскрикнула Роуз, а я прикрылась салфеткой, пытаясь спрятать смех.

– Полагаю, эта тема завораживает, – заметила я, перестав ухмыляться. – Разложение – это часть жизни, но мы предпочитаем игнорировать его, хотя в действительности и наша собственная кончина неизбежна.

– Да, но должны ли мы думать об этом, когда еще так молоды? – спросила Роуз. – Разве нельзя просто наслаждаться жизнью?

– Разложение не считается с возрастом, – возразила Нина. – С момента рождения организм начинает разлагаться. Красота увядает, как срезанные цветы, пока совсем не засохнет и не исчезнет полностью.

Роуз умолкла, слегка приуныв при мысли о том, что и ей суждено увянуть, как букетику фиалок. Эдди пытался подавить смех, потягивая вино из бокала. Нина блестяще справилась с поставленной им задачей: заставить Тремейнов чувствовать себя неуютно.

– Вы совершенно правы, мисс Госфорд, – вступил в разговор лорд Тремейн. – Взять хотя бы Мировую войну – сколько молодых жизней сгинуло в окопах! Все обратилось в прах.

При упоминании о войне над столом повисло тяжелое молчание. Я заметила, как мистер Блай инстинктивно схватился за свою больную ногу. Я была маленькой, когда в Европе бушевала война, но хорошо помнила отсутствие дома отца, который тоже воевал. Я часто задумывалась: не потому ли он менее близок со мной, чем с Мэри и Джорджем? Я родилась в самый канун войны и не знала, каким отец был до нее, но уверена, что она повлияла на него. Моя память сохранила ощущение постоянного напряжения, царившего в нашем доме. Мама с нетерпением ждала писем от самого важного в ее жизни мужчины, которого я не помнила. Каждую телеграмму она получала с полными ужаса глазами. Когда же отец наконец вернулся, он стал запираться в кабинете и проводил там долгие часы, не вынося толпу и шум.

Александр озабоченно посмотрел на мать, они обменялись понимающими взглядами. Интересно, отличались ли его воспоминания о войне от моих? Он ведь немного старше меня и, должно быть, помнил, каким был лорд Тремейн до ранения.

– Как насчет шампанского? – объявила леди Тремейн в тот момент, когда ее муж снова открыл рот. Все встрепенулись, словно темная туча, грозившая обрушить ливень, вдруг прошла мимо. – На сегодня хватит, любовь моя, – прошептала она на ухо мужу, и тот кивнул.

Стайка лакеев впорхнула в зал с подносами, на которых стояли бутылки шампанского, высокие хрустальные бокалы и десерт. Напряжение за столом мгновенно рассеялось. Едва я успела отведать вкуснейший лимонный поссет[8], как мое внимание привлекли слова лорда Тремейна, обращенные к мистеру Блаю.

– Я открыт для новых идей, – говорил он. – Но это поколение хочет изменить все. Они убеждены, что знают лучше, но при этом обладают довольно скромным опытом. Мы сражались и рисковали жизнью ради их свободы – и как же они выказывают свою благодарность? Мой сын не позволяет мне охотиться на моей собственной земле. Охота! А что дальше?

– Отец, пожалуйста! Неужели нам обязательно снова это обсуждать? – Александр вздохнул, поставил локоть на стол и потер переносицу.

Мистер Блай явно разрывался, не в силах решить, на чью сторону ему встать – графа или виконта. Первый контролировал бюджет нашей школы, тогда как от второго зависело ее будущее. Моя ложка повисла в воздухе, и я переводила взгляд с сына на отца.

– Но это же безумие, Александр! Оленей необходимо отбраковывать. И раньше ты это понимал, – произнес лорд Тремейн с издевкой. Я почувствовала, как вспыхнули мои щеки, и опустила взгляд на свой десерт.

– Ну вот, мы опять вернулись к теме смерти… – печально пробормотала Роуз, ковыряясь ложечкой в поссете.

– Я не говорил, что мы должны прекратить отбраковку, – спокойно ответил Александр. Я следила за ним, но он упорно не смотрел в мою сторону. – Я предложил не убивать оленей больше, чем требуется, чтобы прокормить нас и местную общину. Ни к чему отстреливать их ради забавы. Возможно, имеет смысл просто перевести стада на новые пастбища?

Лорд Тремейн насмешливо фыркнул, и я заметила, как напряглись мускулы на лице Александра.