Читать онлайн Ненужная дочь

Глава 1

Когда кто-то говорит, что в его жизни мало радости, я вспоминаю бабушку. Будучи дворянкой, а как называла ее моя мать: «Белой костью», она выжила в лагерях, а вернувшись, не потеряла любви к близким, доверия к друзьям и какого-то особенного внутреннего огня. И чего бы не случилось, я знала, что выход есть всегда. И причины для радости тоже есть всегда. Главное – быть человеком.

Отец мой был мягким, добрым, но умер слишком рано, чтобы я помнила его с какой-то другой стороны. А вот мама… она была со мной всегда, если не считать последние мои двадцать лет жизни. Но это не то место, где надо выдохнуть, потому что мама у всех ассоциируется с чем-то прекрасным. Для мамы я была обузой. Я же просто умела смотреть на все глазами моей бабушки.

– И чего страшного, если девочка будет поступать в институт культуры? Для нее же откроются прекрасные пути! – не сдавалась моя бабушка Лидия Генриховна, отстаивая мое желание окончить школу и продолжить учебу.

– Учебу на заводе, знаете ли, тоже выбить было непросто. Девка от рук отобьется в этих ваших университе-етах, – вопила в ответ моя мать, краснея лицом все сильнее и сильнее.

Если бы не вся гадость этой ситуации, то она была бы смешной: тонкая, как иголка, с гладко зачесанными волосами, поднятыми бровями, но культурно изъясняющаяся бабушка и растрепанная, пухлая, коренастая, рыжеволосая не от природы, а от хны мать.

 Эти две любимые мною женщины, словно две собаки разных пород, встретившиеся на улице, готовы были вцепиться друг другу в волосы.

– Ладно, как скажешь, мамуль, – я решила, что университет меня подождет. Получу эти «корочки» крановщицы, а там… как сложится.

– Нет, не стоит тратить время на эту ничтож… – но бабушка не закончила, потому что мама выдохнула и присев на сундук, стоящий у печи, завыла белугой:

– И за что мне все это? И так народ косо смотрит, и так все на себе тащу, как проклятая. А ведь мне всего ничего и чего-ооо, – заливалась мать. А я не могла не подойти и не обнять ее.

– Мамочка, ну не реви, ну же, я ведь сказала, что пойду, – я гладила ее мокрое от слез лицо, собирала волосы под гребенку и продолжала целовать ее в лоб, прижимая к себе.

– Если бы Борис хоть намекнул, что такое сродство имеет, ни в жисть бы за его не пошла! – этой тирадой в адрес умершего давно моего отца всегда заканчивались все скандалы в нашем доме. Мне было жаль бабушку, но только молча мы могли прекратить ее истерику. – Кабы был хоть сынок, то робил бы щас, как мужик. А чо толку от девки, коли дома больше ни отца, ни брата ей нету-ууу? – она продолжала выть, я продолжала ее обнимать, а бабушка уже бренчала ковшом в кадке с водой.

Потом мы все, как ни в чем не бывало, садились за стол, мать доставала из печи пару котелков, и мы ужинали, обсуждая достижения завода в текущем квартале.

Я видела, как бабушка стискивает зубы и тихонько касалась ее руки под столом. Она сжимала мою ладонь в ответ. И вроде всем становилось хорошо. Ну или терпимо.

– Любушка, кровиночка моя, ну зачем же ты соглашаешься на то, что тебе далеко? Зачем ты от мечты отказываешься? – бабушка провожала меня до автобусной остановки, хотя самой уже надо было спешить на работу. Она мыла полы в клубе и в сельсовете, а еще была дворником.

– Бабуля, ну ты же знаешь, что будет с мамой, если я уеду? Она же тебе проклюет весь мозг, – я старалась улыбаться, чтобы ей не было так грустно. Она сравнивала свою судьбу с моей и боялась, что и мне тоже придется заниматься чем-то нелюбимым.

– Просто, Любушка… у меня-то все иначе, мне-то, политической… больше ничем заниматься и не позволят. А без денег сидеть… на шее у твоей матери, знаешь…

– Я выучусь, бабуль. Выучусь, а потом решим. Может, и в город какой большой поступлю. Ты же меня вон чему только ни учила. Я и рисовать, и шить, и вышивать, и петь могу. Отучусь в университете и тебя к себе заберу, – уверенная, что так и будет, отвечала я, торопилась к автобусу и уезжала. А она, замерев, стояла еще какое-то время на остановке, а потом, словно вспомнив, что торопится, выпрямлялась и бежала в сторону клуба.

Завод хорошо поднялся после войны. Хоть в нашей-то глуши он и остался цел, да все равно столько нового начали на нем делать, что дух захватывало. Попасть в крановщицы можно было только по знакомству. «Хорошая зарплата, почет и уважение» – так характеризовала моя мама эту должность. У начальника цеха мама выбила мне место с большим трудом… как сказала она. А на деле все было совсем не так.

Бабушкины кружева, которые она вязала для меня, серьги с изумрудами царских времен – единственное, что удалось бабушке спрятать, чтобы передать мне,  все это мать отдала начальнику цеха. Вернее, его жене, за то, чтобы та поговорила с ним, и Люба Преображенская смогла стать крановщицей.

Когда об этом узнала бабушка, я училась уже две недели. Она просто не вышла ужинать из-за своей занавески. Молчала три дня, а потом как-то словно постарела. Нет, она уже была немолодой, да и жизнь ее потрепала, но вышла она из своего угла старой.

Я бы никогда, наверное, и не узнала о краже, если бы не мать:

– Тоже мне, аристократка, голубая кровь, белая кость! – бурчала она, моя пол как раз там, за занавеской, под бабушкиной кроватью. – Думаю, чего это она ни ест, ни пьет, ни словом не обмолвится… а она вон чего… заметила, что я ее раскулачила. И правильно, что нашла это добро. А то лежит на изумрудах, а внучка без профессии, считай. У-ни-вер-си-те-ееет, видишь ли… Тянет  ребенка в свою профурсетскую жизнь. А наша работа для нее, значит, ничтожная? Да трудом своим токмо и мозолями своими можно на жись заробить.

– Мам, ты про что? – я вошла с пахнущими морозом и снегом, начисто выбитыми половиками и услышала мамин спич из-под кровати.

– Да про камушки ее изумрудные в серебряной оправе. Да про воротнички. Обнаружила она, наша царевна, пропажу, – мать сидела на полу, хлопая ладонями по ляжкам, и была очень довольна своим рассказом, – оттого и дуется, как мышь на крупу Ишь, даже не разговаривает сколько дней со мной!

– Как? Куда пропало? – не понимала я.

– Дык отдала я все, чтобы тебя учиться-то взяли. Такого нажористого места долго еще не будет. Нинка Кряжина вон полны валенки нафурычила, выпрашивая то местечко, а я тебя туда за три счета засунула. Пусть радуется старуха, что для дела пригодились ее царские побрякушки.

– Мам, так она их мне берегла. Их еще ее бабушка носила. Больше у нее ничего от той жизни и не осталось, – я села на пол рядом с мамой и посмотрела под кровать. Небольшой чемодан, с которым бабушка вернулась из лагеря, был открыт. Он содержал в себе всего два коричневых, похожих на школьную форму платья, пару чулок и две смены белья. И ту самую лаковую черную шкатулку. Теперь ее не было.

Я замерла, вспоминая тот день, то ощущение, с каким я провела пальцем по глянцевому боку. Запах старого дерева и лака были чем-то новым. В нашем доме ничего не пахло так, как эта шкатулка. И я, не знавшая, кем была моя бабушка, думала, что она волшебница, вернувшаяся из далекой страны.

– Я лично закопала эти серьги в лесу. И когда вернулась, заехала в свой город только за ними. В железной коробке, залитой воском, сохранилась даже шкатулка, – она, хмыкнув, открыла шкатулку второй раз в моей жизни, когда мне исполнилось шестнадцать. Я уже понимала о жизни все, но нравилось вспоминать, что я считала ее когда-то волшебницей. – Никому не говори о них. Отдашь потом своей дочке или внучке. А еще я приготовлю для тебя самое лучшее кружево. Глаза уже слабы, но я осилю три тончайших, словно паутинка, – обняв меня, бабушка вдевала серьги в мои уши, любовалась мною и убирала в шкатулку, а ту в чемодан, под кровать.

Со временем бабушка снова стала мне улыбаться, но как будто лишилась чего-то большего, чем эти серьги. А с мамой она перестала разговаривать вовсе. Только отдавала свои тяжело заработанные деньги, чтобы та не попрекала и уходила в свой угол.

А вот Иван Никанорыч, тот самый начальник цеха, жена которого владела теперь моим наследством, не перестал с нами говорить. Ни со мной, ни с моей мамой. Все подговаривал, мол, старуха ваша больше имеет, как пить дать, только ее ковырнуть надо хорошенько.

Я, молодая дура, заступалась, клялась, что это не так, и доказывала, как могла. Но Никонорыч в это время высмотрел во мне что-то еще, кроме наследства. Ночами в мою смену стал с проверкой являться: мужиков на обед отправит, кран выключать и включать заставлял, а потом и вовсе залезал в кабину. А там тесно, что не развернуться. Вот и пользовался. То, мол, покажи, как это переключаешь, как то… а сам сначала аккуратно, а потом и вовсе обнаглел:

– Ты, девка не думай, что шибко умна да хитра, – сквозь зубы цедил Никанорыч, все теснее прижимаясь ко мне. – Я могу куда надо написать, и тебя вместе с твоей бабкой отправят бесплатно работать. Поняла? А щас давай фуфайку расстегай… А завтра поговоришь со своей контрой и выяснишь, где еще она прячет камешки.

Когда он полез под ватник я не выдержала и оттолкнула его. Успела только прошмыгнуть мимо да к лестнице кинуться, а он за ватные штаны схватил.

Так я и не допрыгнула до лестницы. И он меня не удержал.

Три месяца в больнице, а потом домой. На инвалидном кресле, которое всем заводом купили. Иначе лежать бы мне на кровати да в окошко глядеть. А так… так хоть по комнате передвигаться могла, да руками чего по дому сделать. А со временем в библиотеку работать взяли.

Так и началась моя взрослая жизнь.

И на этом же она и закончилась. Сначала мной бабушка занималась, а мать замуж вышла. Когда бабушки не стало, одна жила. Мать навещала, ругала меня непутевую. А потом вроде как все ровнее и ровнее стало. Я радовалась, что у нее двое сыновей родились, что не одна моя мамочка. Думала, вот теперь-то точно наладится, точно все образуется: ведь и ей помощь с детьми нужна.

Да только не вышло по моему. Говорила она мне только одно: «Чего же я столько времени на тебя потратила. Давно надо было замуж идти.».

Была у меня и подруга. Помогала, поддерживала. Все говорила, что и мне пара найдется. Да только куда там: после войны здоровым-то пара находилась не всегда, а таким, как я, и вовсе.

Пришла к своим девяноста годам сухонькой, активной старушкой. Матери давно уже не было, а братья не знались со мной, как я ни старалась. В зеркало я теперь видела в отражении свою бабушку. Так же аккуратно вела хозяйство: меняла занавески на окнах, вышивала руками и шила на машинке все, что нужно для дома и для людей, коли просили. А добрые люди помогали с банькой да с мытьем полов. Так и жила: улыбалась каждому рассвету, каждому закату. Всем, кто встречался мне, желала добра и счастья.

Пока не заснула с вязанием прямо в коляске перед окном, вспоминая старую бабушкину примету: «Солнце красно к вечеру – моряку бояться нечего». Это значило, что завтра будет солнечный день. А мне достаточно было и того, что просто будет еще один день.

Глава 2

Сон отступал нехотя, снова и снова погружая в забвение. И когда я открыла глаза, желание опять заснуть не прошло. Сначала пришли запахи: яркие, настолько удивительно четкие, что закружилась голова. Казалось, что я попала в детство, когда спишь с открытым окном в жаркую июльскую ночь, а по утру из сада тянет туманом, цветущими травами и влажной сочной травой.

Сухость во рту была, пожалуй, единственным раздражителем. Я попыталась откашляться, потянулась к привычной тумбочке возле кровати, где стоял стакан с водой, но рука никак не могла миновать кровать. Словно она стала шире.

– Мисс Виктория, мисс, о Боже, – шептал кто-то рядом, и мне стало не по себе.

– Кто здесь? – достаточно громко переспросила я и почувствовала на своей ладони теплую, влажную, как бывает после сна, руку.

– Мисс, тихо, прошу вас, тихо, – голос метнулся куда-то в сторону, и через минуту зажегся свет. Трепещущиеся на стенах тени от свечи казались жуткими, но потом глаз выцепил и женщину, несущую к кровати подсвечник с тремя толстыми, уже сильно оплавленными свечами.

– Кто вы? – только и смогла прошептать я.

– Я Элоиза, мисс, вы что, ничего не помните? Мисс, я Элоиза. Лиззи, ваша служанка, – она присела рядом со мной на стул и уставилась на меня во все глаза.

– Я… я не знаю вас. Где я? – сухость во рту не давала говорить. Я осмотрелась и увидела кувшин. Женщина с растрепанными волосами поняла все по моему взгляду и быстро налила воду в кружку. Взгляд мой никак не мог оторваться от тонкого фарфора с причудливо расписанным боком.

– Мисс Виктория, вам надо молчать и продолжать делать вид, что вы без чувств, прошу вас. Если они узнают, вас тут же отправят в тюрьму. Сержант сторожит у входа, – испуганные глаза молодой женщины, представившейся Элоизой, были светлыми. Или голубыми, или серыми: сейчас, при плохом освещении этого было не разглядеть.

– Я ничего не понимаю, Эло-иза. Я не знаю, кто вы, где я и чем я провинилась, – оторвав от губ кружку, тихо прошептала я и, привычно облокотившись на кровати, попробовала сесть.

Было странно, что это удалось слишком легко, не переваливаясь с бока на бок, как обычно. И тут до меня дошло, что все это получилось благодаря ногам. Я чувствовала, как они сами, совсем даже без единой моей мысли о них, упирались в кровать.

– Ноги… мои ноги. Я чувствую их, – прошептала я и откинула одеяло. Во рту снова стало сухо, потому что две совсем не старушечьи, сухие от обездвиженности, а вполне жилистые молодые ноги продолжали мое тело.

Элоиза, видимо, поняла, что дело плохо, и в момент, когда я обмякла, поднесла к моему носу что-то очень вонючее, а потом приподняла голову и напоила.

– Мисс, мисс Виктория, милая, прошу, придите в себя. Иначе я не успею вам всего разъяснить. Мистер Брекстон приедет рано утром. Он с нетерпением ждет, когда я пошлю за ним. Вся надежда на сынишку прачки. Он точно не разболтает, что я это сделала, – голос светловолосой девушки, казалось, вот-вот сорвется, и она заплачет.

Страх, непонимание и слабость, видимо, от упавшего давления – вот что я чувствовала. Подкатывала тошнота, но желудок не стремился расстаться с водой. Я с силой потерла лицо руками, пытаясь прийти в себя. И здесь меня тоже ждало сильное удивление: пухлые гладкие щеки, волосы вокруг лица, шея… все было словно чужим, но прикосновения свои я чувствовала отчетливо.

Потянув локон, я отчетливо почувствовала боль. Это не парик, да и откуда ему взяться. Хотя… я ведь точно не дома.

Широченная кровать, на которой я лежала, наверное, была двуспальной. Или, как сейчас говорят: «евро». Пухлое, будто с лебяжьим пухом, одеяло, на стенах обои то ли голубого, то ли зеленого цвета в мелкий цветочек. И я прекрасно могла разглядеть каждый лепесток там, куда хоть чуточку падал мерцающий свет от свечей. Повернув голову, я увидела приоткрытое окно, а за ним глубокую, черную, как мазут, ночь.

– Мне все это снится, – я провела руками по ногам, но Элоиза моментально расправила сбившуюся на бедрах рубашку, будто увидела в этом что-то нехорошее, и принялась накрывать меня одеялом. Было душно, словно за окном и правда июль. «Вчера точно был сентябрь, и после недельного дождя я с радостью смотрела на краснеющий у горизонта закат. Я ждала солнечного дня завтра», – только и удалось мне подумать до того, как Элоиза заговорила:

– Мисс, я прошу вас, придите в себя. Я сейчас должна выйти из комнаты, чтобы найти мальчишку Ады. А вы должны лежать молча, не открывая глаз. Даже если кто-то войдет, вы не должны двигать ни рукой, ни ногой, – с мольбой в голосе женщина шептала все это мне в лицо. Я чувствовала запах трав или настойки на них и не могла понять, что же со мной происходит.

– Я не знаю вас. Я не Виктория, я Любовь. И это не мои ноги, не мое лицо, не мои руки, милая женщина, – я сама протянула к ней ладони, и она, взяв их, приложила к своему лицу.

– Милая моя девочка. Ты, видно, помешалась совсем, но это тебя не спасет. Они повесят тебя, как только узнают, что ты пришла в себя. Прошу тебя, молю, – она в слезах сползала со стула, на котором сидела и тащила меня за собой, потому что не отпускала моих ладоней. – Молю, не выдай себя…

– Так что случилось? – на смену моей панике и страху вдруг пришла какая-то собранность, внимательность. В голове стало светло, будто распутались какие-то сети и ничто не мешало быстро соображать. Тихая истерика этой женщины заставила меня собраться. Так бывало со мной, когда мама устраивала очередную сцену. И будь я хоть трижды напугана или зла, моментально начинала смотреть на ситуацию со стороны и понимать, что если я не возьму себя в руки, это продлится долго.

Я наконец, разглядела девушку, которая, утерев слезы, встала и отошла к невысокому столику у стены напротив. Подсвечник остался стоять рядом с моей кроватью на комоде. Я снова села и снова ощутила, как ноги сами поддерживают мое тело, упираясь в кровать.

Темное синее платье, светлый передник и воротничок на моей новой знакомой выглядели аккуратно, но совсем не соответствовали тем вещам, что я привыкла видеть. Она взяла большую кружку со столика и стояла так с ней несколько секунд, не поворачиваясь ко мне. Я видела ее руки с кружкой в отражении зеркала, стоящего на столике. Она будто пыталась отдышаться.

– Что там у вас? – я скользила взглядом по стенам неслыханно дорогой для меня мебели с искусно выполненной резьбой и дышала через нос, стараясь не думать о происходящем. Как только мысль о невозможности занимала мою голову, я отгоняла ее, говоря себе, что это прекрасный, чудесный сон.

– Это отвар. Думаю, вам тоже можно сделать глоток. Барбара сварила его для меня. Они все жалеют вас, мисс Виктория, но никто не пойдет против миссис Вудстер, – Элоиза вернулась на стул и протянула мне высокую, на этот раз простенькую кружку.

Пахнуло валерьяной и мятой, а потом и медом. Я сделала пару глотков и поняла, что женщина пахла как раз этим вот отваром.

– Расскажите, что случилось? Почему вы так напуганы? – прошептала я, рассматривая ее припухшее после сна и слез лицо. Ей было не больше двадцати пяти. Ни тени косметики, но и без нее можно было оценить длинные, хоть и светлые ресницы, чуть пухловатые губы и вздернутый носик. – Я не понимаю, что я здесь делаю и кто я теперь, – я снова взяла ее ладонь в свою и снова почувствовала, что она влажная.

– Наверно, память ваша помутнела после эдакого, – все еще дрожащим, но уже более уверенным шепотом ответила она. – Вам надо бежать, мисс Виктория.

– Бежать? Милая девочка, да я же не хожу. Считай, почти всю свою жизнь. Я не хожу и ног своих не чувствую с семнадцати лет.

– Мисс Виктория, вам восемнадцать, и вы ходите. Хромота ваша совсем небольшая, а если носить те туфли с разными подошвами, то и вовсе незаметна. Вы бредите. Вам бы еще отлежаться, но времени нет совсем. Миссис Оливия только и ждет, чтобы отправить вас… – она замялась, потом, видимо, чтобы уйти от продолжения начатых слов, взяла из моих рук кружку, поставила на столик и сама откинула одеяло. – Вставайте. Надо быть уверенными, что вы можете идти.

– Нет, Элоиза, нет, ты что. Я не буду, я не могу, прошу тебя, – стараясь не срываться с шепота на крик, я удерживала ее руки, отстранялась от нее. И поняла вдруг, что отталкиваюсь ногами, отползая на другой край кровати. Я чувствовала стопами простынь, чувствовала бедрами холодок, когда она сняла с меня одеяло.

– Ладно, пока я все расскажу, а вы будьте готовы лечь, если кто войдет. Этот сержант даже стучится не всегда, – она мотнула головой в сторону двери. И я поняла, что за ней кто-то есть. И этот кто-то только и ждет, когда я проснусь.

– Там? – переспросила я. И в тишине услышала сначала храп, а потом легкий кашель.

– Да, он сидит там. Завтра его сменит другой. Тебе надо продержаться еще один день. Как только мистер Брекстон узнает, что вы очнулись, он устроит ваш побег.

– Элоиза, милая, прошу тебя, объясни мне, что случилось? – на смену непониманию вдруг пришел страх. Я беспрестанно щипала себя за бедро, двигала пальцами ног, не веря в то, что это возможно. И в какой-то момент поняла, что согласна на все, что может случиться здесь, лишь бы не просыпаться опять в своей коляске, с которой уже даже переваливаюсь на кровать с огромным трудом.

Глава 3

– Мисс Виктория, вы наверно все вспомните, но сейчас у нас времени нет. Завтра здесь будет отираться ваша мачеха, да и отец постоянно заходит. Не говоря уж и о сержанте. Дверь весь день открыта, и поговорить нам вряд ли удастся, – торопливо шептала Элоиза, а я все рассматривала свои руки, которые никак не могли быть моими, как, впрочем, и ноги, и тело. Если быть честным, я понимала, что ощупываю молодую девушку.

– Не торопись, Элоиза, не торопись. До утра, наверно, еще далеко. Ты только говори со мной так, словно я совсем другой человек… ну, представь, что я вообще ничего и никого не знаю, – поглаживая девушку по плечу, ответила я. Она сначала не обращала на этот мой жест внимания, а потом, словно опомнившись, подтянулась как-то, но на руку мою продолжала смотреть с удивлением.

– Вы ночью проснулись от чего-то. И увидели, что Оливер побежал к реке. Вы прямо в рубашке бросились за ним. Это вы вбреду говорили. Так я и не узнала бы вовсе, – Элоиза снова начинала плакать, но подняв на меня глаза, собралась и продолжила: – когда все подбежали, он мокрый на берегу сидел плакал, а вас течение снесло ниже. Только белую рубашку и видно было. Кое-как вас из воды вытащили. Я то уверена, что вы брата спасли, но его матушка крепко за вас взялась…

– У меня есть брат?

– Да, Сын мистера Джеймса и его жены… вашей мачехи… Миссис Оливия с первого дня с вами жить не смогла, вот и отправила в это поместье.

– Значит, я отдельно живу? – удивленно переспросила я, пытаясь бороться с отрицанием. Все было настолько невозможно, что уже казалось правдой. Иначе, откуда эти ноги?

– Точно! В старом поместье вашей матушки. Она рано умерла, в родах с вашим братом. А мистер Джеймс и женился после снова.

– А Оливер… сколько ему лет?

– Пять. Эта река… он то и дело сбегает от няни, и не раз уже говорили, что дом надо закрывать.

– Так этот шум… – я прислушалась и поняла, на что похож шум за окном. Он не сильно мешал тишине, и будучи постоянным, казался единым и целым с ней.

– Да, река здесь в двух шагах… и после недели дождей она стала бурной. Коли войдешь, выбраться почти невозможно, – Элоиза наконец перестала плакать, и как будто стала более серьезной, – вы и правда ничего не помните мисс?

– Правда. Так значит… мне грозит…

– Виселица. Этот сержант и его начальник… они уверены, что вы сделали это сами, да и миссис Оливия утверждает, что слышала, как вы ходили в соседней комнате. И откуда она могла знать, что это вы? Могла ведь и нянька ходить…

– А почему отец сослал меня сюда? Неужели он не видит, что мачеха обижает ее…меня?

– Так… – Элоиза больше не нашла что сказать, а я вдруг вспомнила поговорку про ночную кукушку, которая дневную всегда перекукует.

– Ладно, Элоиза. А этот… как его… за кем ты хотела послать…

– Детектив Брекстон. Он молодой, и совсем недавно на посту. И никто его не слушает… но он хорошо вас знает, мисс Виктория. И дело говорит. Надо уехать. А когда мальчишка снова заговорит, тогда все, может и откроется. Тогда-то вы и вернетесь домой, – Элоиза, видимо, привыкла к моей руке на ее плече, и теперь положила сверху свою ладонь.

– Значит, мальчик не говорит?

– Говорил. Много болтал раньше, только и делал, что болтал. А после этой ночи… как будто нем остался. Даже если плачет, то молча!

– Господи, но не могла же я…

– Нет, даже и не думайте, мисс. Вы его приезда несколько месяцев ждали, игрушки ему делали, да и с отцом сами говорили по поводу реки. Вечерами двери проверяли, чтобы он не убежал. А он, чертенок, будто этого и ждал… уж больно его эта речка с самого приезда заинтересовала. Еще мальчишки со скотного двора показали ему свои кораблики, которые пускали там до подъема воды, – она цыкнула с огромным сожалением и горько как-то, очень узнаваемо покачала головой.

– И куда мне бежать? – спросила я, и моментально вспомнила, что бег – вообще не мое средство для спасения. Меня, и без того, доброго и отзывчивого человека, моя инвалидность сделала слишком угодной, а если честно, то правильнее сказать выгодной. Отказать я ни в чем не могла, и некоторые этим пользовались.

– Не знаю, мисс. Он уверил меня, что все организует.

– Значит, ты ему веришь? – я все никак не могла смириться, что эта молодая девушка выкает со мной. Меня, даже в глубокой старости называли на «ты». И была я в устах людей просто Любушкой.

– Ну, если нам верить больше некому, то стоит попробовать, – выдохнула я, – дай-ка мне еще твоего отвара. А после этого… попробуем встать. Надо ведь увериться, что мой побег не провалится потому только, что я не смогу ходить, – впервые за эту странную ночь я улыбнулась.

Для меня, в такой непонятной, и только потом я я пойму, что страшной ситуации важным сейчас было одно – смогу ли я встать на ноги. Даже если это затянувшийся сон, я мечтала успеть сделать это. Снова почувствовать под ногами шероховатые половицы, холод и тепло, просто прошагать хотя бы до окна, а если получится, то пробежать по траве.

Сейчас, лежа на белоснежных простынях, я вспоминала те утра из детства, когда просыпалась и потягиваясь, переворачивалась на живот. Ноги скользили по грубому, густо накрахмаленному белью, и можно было лежать еще в полудреме до того момента, как бабушка не позовет завтракать. Я любила эти утра, особенно, если мать была в ночную смену, и не пришла еще. Дома громко тикали ходики, пахло оладьями и жизнь была вся впереди.

Отвар бодрил, помогал видеть все яснее. Мне удалось рассмотреть обои и мебель. Одежду Элоизы, и даже такие мелочи, как расческу на столике перед зеркалом.

– Давай попробуем встать, – не веря до конца, что смогу, я откинула одеяло и по одной начала спускать ноги. Я не помнила, как это делается, но они будто жили своей жизнью: мысль заставляла их, одну за другой, двигаться, упираться стопами в белую простынь.

– Я помогу, а то ненароком снова потеряешь сознание, столько шума будет. Всех перебудим, и тогда тебя в покое не оставят, сразу отвезут в тюрьму, – Элоиза теперь была собранной, серьезной и уверенной в необходимости этой разминки.

Я оттолкнулась от кровати, а она придержала меня за руки. И это случилось. Я почувствовала стопами пол. Он был прохладным, но не ледяным. Ковер, застилающий пол сейчас был отвернут. Я на секунду подумала зачем, но потом решила, что так даже лучше.

– Сейчас вернем ковер на место. Это я завернула. Миссис Оливия велела, боялась, что я опрокину таз, из которого вас обтирала, – засуетилась было Элоиза, но увидев мою улыбку, забыла о ковре.

– Я стою! Я стою. На ногах! – выдохнула я и зажмурилась, чтобы никакие другие органы чувств не мешали мне, не отвлекали от этого прекрасного ощущения. Я переступала с ноги на ногу, чувствовала каждую мышцу своего тела, – Боже, если это сон, то пусть он продлится еще хоть немного.

– Давайте, мисс, шагайте, а я послежу, чтобы вы не рухнули. Не отпускайте мои руки, – суетилась Элоиза и местами срывалась с шепота на громкий вполне голос. Потом резко прикладывала ладонь ко рту и снова начинала шептать.

Решившись, я сделала шаг, потом сделала второй. Сердце билось так часто, что казалось вот-вот выпрыгнет, но несказанное счастье этого момента не позволяло даже задуматься о нем.

В целых шесть шагов я оказалась возле окна. Протянула руку и сильнее открыла створку. Запах лета стал гуще. Пахло мокрой землей, свежей травой, камнями и цветущим разнотравьем. Вдалеке испуганно крикнула птица, и снова все замолкло. Кроме реки, равномерно шумящей, и совсем не мешающей, не ломающей тишины. Она, как хороший инструмент в оркестре, только добавляла гармонии.

– Элоиза, я не знаю, когда это закончится, но если даже совсем скоро, я ни о чем не жалею, – прошептала я.

– Давайте, давайте пройдем в уборную, а потом ляжем обратно, – обняв меня за талию, она потянула мое тело за собой. Я послушно пошла, хоть и хотелось еще постять здесь, перед открытым настежь окном.

Проходя мимо столика, я остановилась.

– Хотите посидеть, ну, давайте, – девушка отодвинула стул от столика и помогла мне присесть. Потом быстро сходила за подсвечником и вернувшись, поставила его прямо передо мной. Из-за зеркала стало намного светлее.

Я не торопилась поднять глаза на свое отражение, хоть мне этого и очень хотелось. Глубоко вдохнув пару раз я подняла голову.

На меня смотрела темноволосая, белокожая, как северянка, девушка. Даже девчонка. Именно так я описала бы ее. Темные, но не черные глаза, а скорее цвета коньяка, цвета заварки, или темного янтаря. Узкий, и даже вполне себе симпатичный носик. Верхняя губа чуть вздернутая, и от этого казалось, что рот всегда чуточку приоткрыт. Волнистые темные волосы несколько грязные, но густые и гладкие.

– Это я? Это и правда, хороший сон, – я подняла руку, провела по волосам. Девушка все повторила за мной. Улыбнулась, обнажив ряд зубов, а после языком ощупала зубы у себя во рту. Девушка тоже зашевелила губами.

– Мисс, идем, идем. А потом мне надо выскользнуть из дома, найти парнишку и отправить за мистером Брекстоном, – поторопила Элоиза и потянула меня за руку к себе. Я легко встала, и держась за ее руку пошла. Мне не было больно, не было даже неприятно. Только вот не сильная, почти незаметная хромота…

– Я неправильно шагаю, наверно. Почему то постоянно хромаю на одну сторону, – осторожно спросила я Элоизу.

– Ой, да это ерунда, вы же знаете, мисс… одна нога у вас совсем чуточку короче, но в обуви вы не хромаете вовсе. Разница так мала, что разной по высоте подошвы и не видно вовсе, – Элоиза даже как-то хохотнула.

– Значит… вот в чем дело… но это и правда, полная ерунда. Лишь бы подольше длился этот сон, – прошептала я, подойдя к двери, ведущей из комнаты в еще одну.

Элоиза зажгла свечи от принесенных с собой, и я увидела небольшую, но вполне себе удобную уборную: стены все в тех же обоях, такое же, как в прежней комнате окно, перед ним стол и стоящий на нем таз, кувшин. На полу, прямо по центру, небольшая пузатая ванна. Лечь в нее не получится, а вот если сесть, то воды можно налить столько, что она закроет плечи. Здесь же был высокий, какой-то добротный стул, похожий на трон.

Подойдя ближе, по обитому бархатом стульчаку и дырке в нем я поняла его предназначение.

– Мисс, я не буду выходить. Я подожду вас здесь, – Элоиза отвернулась сразу после того, как усадила меня, – я боюсь, что вам станет плохо. Я не могу этого допустить. Вы должны выжить во что бы то ни стало.

Глава 4

В голове моей то складывалась какая-то картинка, то моментально разваливалась, потому что происходящее было выше моего сознания. Та девушка в зеркале – не я в молодости, но и не выдумка, не сон. Потому что я прекрасно чувствую это тело. И так складно история никогда не выстраивается во сне.

Все еще была глубокая ночь, но спать не хотелось. Элоиза оставила меня в постели, а сама, ступая как кошка, вышла из комнаты. Она хотела, чтобы некий Оскар Брекстон пришел утром первым.

Эти имена, эта обстановка… Они не давали даже шанса, что я нахожусь дома.

– И какого черта я не спросила, где я, – мой шепот звучал в темной комнате странно. – Да. Тут не сразу и поймешь, кто ты. А где ты – десятое дело.

Река за окном убаюкивала, и я даже не поняла, когда заснула.

– Мисс, мисс, проснитесь, – я слышала голос сквозь сон, но пока Элоиза не принялась тормошить меня, не проснулась.

– Господи, это снова продолжается, – только и ответила я, открыв глаза. Теперь рядом с моей новой знакомой стоял мужчина. Ну, как мужчина: молодой человек, который годился мне во внуки. Лет двадцать пять, темноволосый. Какое-то ястребиное выражение лица не отталкивало, а больше наоборот, привлекало внимание.

Белая рубашка под красивым жилетом темного горчичного цвета, аккуратно повязанный на шее платок, цепочка, тянущаяся из внутреннего кармана. Я посмотрела опять на столик у зеркала и увидела там шляпу. Хорошо одет, стервец. Но совсем странно, впрочем, как и Элоиза. Сегодня на ней было темно-синее платье и, видимо, свежий белоснежный передник без единой складки, как и смешной чепчик на голове.

– Мисс, Элоиза все рассказала мне, пока менялся дежурный у вашей комнаты. Мистер и миссис Вудстер еще не выходили из комнат. У нас, думаю, есть всего несколько минут, чтобы  поговорить, – приятный баритон его заполнял комнату. Только сейчас я поняла, что речь совсем непривычная. Это не мой язык, но я прекрасно его понимаю. А когда говорила ночью с Элоизой, мой рот самостоятельно складывал эти слова.

– Мне нечего рассказать. Я не помню ничего. Я никого из вас не знаю. Скажу даже больше: вижу впервые. Я не знаю, где я, какой сейчас год и даже…. Не знаю, кто я, – быстро прошептала я в ответ и попробовала присесть в постели. У меня получилось это, как и вчера.

«Боже, это был не сон. Вчера я ходила, значит, и сейчас могу, значит…» – в голове была только эта мысль. Кто-то случайно или намеренно поместил меня в это тело. И оно здорово, оно молодо.

– Мне кажется, мне дали еще один шанс. Это моя новая жизнь, – зачем-то вслух добавила я и скинула ноги на пол. Хотелось снова ощутить под ступнями прохладный пол. Но там уже был ковер. Элоиза, вероятно, расправила его, когда уложила меня обратно в постель.

– Вы пугаете меня, мисс Виктория, – мужчина присел на одно колено прямо передо мной. Элоиза спешно прикрыла одеялом мои оголившиеся колени.

– А мне-то как страшно! И язык не поворачивается назвать вас мистером. У нас так не принято, – снова, не думая, ответила я. Теперь он стоял ниже меня и внимательно всматривался в мое лицо. Вернее, в то лицо, которое я видела в зеркале. Чтобы увериться, я потянула локоны к лицу и увидела темные густые волосы. Они были такие плотные, что даже не путались, хоть и не были заплетены. Мои-то три волосинки даже в юном возрасте вечно пушились, да и были светлыми, почти соломенными.

– Ладно, времени у нас совсем мало. Вам придется весь день делать вид, что вы все еще без сознания. Элоиза положит вам на лицо влажную салфетку. Так вам будет проще. Главное, не попадитесь. А ночью я вернусь и заберу вас. Элоизу попрошу собрать ваши вещи. Но и тогда нам не удастся поговорить. Вы поедете с Джоном. Он мой хороший друг и должник. И он пообещал помочь. Вы поедете туда, где вас точно даже не станут искать, а потом… Потом я приеду, и мы со всем разберемся, – он закончил говорить, как только услышал, как на улице остановилась лошадь, зафыркала, и кто-то тяжело спрыгнул с нее. – Приехал новый сержант. Он всю ночь дежурил в другом месте и сегодня будет невнимателен, а ночью проспит как убитый.

Он ушел, а Элоиза снова помогла мне дойти до туалета, вернула в постель и собралась было уже накрыть лицо, как велел этот незнакомец, но я попросила еще несколько минут. За окном был туман такой густоты, что его, казалось, можно собирать руками и лепить из него «снежки». Река теперь за новыми звуками была почти не слышна. Птичья перекличка, пофыркивание лошади, чей-то шепот под окном – это все оттягивало внимание на себя.

Я мотнула головой в знак согласия и решила, что смогу выдержать этот день, этих незнакомых мне людей, которых я даже не увижу в лицо. Если все, о чем рассказали эти двое, было правдой, то мне лучше послушаться их. Ведь это явно не сон. И коли мне предложили вот такую замену моей старой жизни… Я никогда не посчитаю ее жестокой. Ведь шанс снова обрести молодость, а главное: вернуть возможность ходить, дорогого стоит.

Я из Любови превратилась в Викторию. Из любви в победу – неплохой обмен. Я и раньше никогда не роптала на судьбу, а сейчас была на седьмом небе от счастья. И если даже дойти я смогу только до виселицы, о которой мне толмили всю прошедшую ночь… пусть будет так. Только вот я еще подерусь за свое право пожить. Побарахтаюсь!

Шаги и голоса я услышала сквозь свои раздумья, и сердце застучало сильнее. Страх, что меня раскроют наконец приобрел реальные очертания.

– И чего ей здесь лежать? Оливер так и не заговорил. Он не выходит из моей комнаты, – писклявый недовольный женский голос перебивал только глубокий мужской кашель. Мужчина как будто пытался что-то сказать, откашливался, но не решался начать.

– Оливия, душа моя. Она все равно придет в себя, и тогда мы узнаем всю эту историю. Она должна сама рассказать, что произошло, – мужчина наконец заговорил. Голос был приятным, но эти заискивающие нотки не сулили ничего хорошего. Особенно мне. Женщина была настроена боево.

– И что она расскажет? Что пыталась убить… Твоего сына, Джеймс. Здорового и красивого мальчика! Твоего наследника! Ее нельзя держать здесь! – говорящие вошли в комнату, и шаги остановились возле кровати.

– Она очень плоха, мистер Джеймс, – вошедшая Элоиза, видимо, отвлекала внимание на себя и специально не подходила ближе, чтобы они смотрели на нее.

Я все это чувствовала и понимала, и мне хотелось обнять эту добрую женщину, которую Бог, наверное, послал мне в помощь. Ведь у зла должны быть соперники.

– Вот и пусть бы лежала себе в камере и дожидалась суда, – провизжала опять женщина и, судя по решительным шагам, начала метаться по комнате. Она останавливалась возле окна, шла опять к двери, разворачивалась и шагала обратно.

– Дорогая, это слишком жестоко…

– Жестоко? Ты слышишь себя, Джеймс? Слуги сказали, что увидели, как они вместе идут к реке! – она начинала срываться на крик, но мужчина даже не пытался остановить ее. – Зачем она вела нашего сына к реке ночью?

Я старалась дышать так осторожно, чтобы даже движение груди было почти незаметным. Горечь от своего бессилия, невозможность оправдать эту девочку, тело которой стало моим домом – вот что я чувствовала, лежа в этой кровати рядом с людьми, которые должны были защищать Викторию, а не стремиться закончить ее жизнь.

Тогда-то я и поняла, что отец ее скорее согласится на доводы жены, чем станет слушать свою дочь.

«Снова ненужная, лишняя, снова нежеланная» билось в голове. Но другой голос, словно шепот моей бабушки: – Ты молода, ты полна сил даже с этими неприятностями… . Вся твоя жизнь впереди, и, несмотря на испытания, ты можешь прожить ее особенно.

«Ты права, бабулечка, ты снова права. Если бы не ты тогда, не знаю, как бы я жила», – пришло в голову, и сердце стало биться ровнее.

– Если до завтра она не очнется, я велю увезти ее отсюда. В тюрьмах ведь есть доктора? Пусть они и позаботятся об этой преступнице. Я не хочу бояться за жизнь своего сына, – женщина топнула ногой и вышла. Ее шаги долго были слышны за дверью, видимо, там был длинный коридор.

– Мистер Джеймс, прошу вас, проявите милосердие. Вы же знаете, что мисс всегда была добра к брату. Она только и делала, что ждала вашего приезда, готовила для мистера Оливера новые игрушки, сочиняла истории. Пожалейте ее, – голос Элоизы был так слаб и, казалось, вот-вот сорвется на плач, что мне стало жаль ее.

Мужчина снова откашлялся, прошелся по комнате и вышел молча.

– Жестокая тварь. Она просто жестокая тварь. Хуже животного, – прошептала Элоиза и направилась к двери.

Я услышала, как она ее закрыла и, вернувшись, присела рядом.

– Теперь вы понимаете, что шансов у вас нет? – не снимая с моего лица салфетки, спросила она.

– Да, Элоиза, понимаю. А еще… Понимаю, что у меня нет никого ближе тебя, – я сняла эту тряпку с лица и потянулась к ее руке.

Глава 5

Элоиза оказалась служанкой. Да, самой настоящей служанкой. Преданной Виктории долгие годы, потому что ее мать много сделала для нее. В свои двадцать пять лет Элоиза была одна-одинешенька и, живя в поместье с самого рождения, потеряв свою мать, обрела в лице Виктории и ее умершей матери свою семью.

– Если бы не миссис Вудстер, не знаю, где бы я сейчас была. Ваша мать была настоящим ангелом. Нынешняя миссис – дочь старого судьи Гордона. Его семья приехала в Америку совсем недавно, но с большими деньгами. Для того чтобы их приняло местное общество, ему пришлось отдать свою дочь за вашего отца. Мистер Вудстер – наследник известной фамилии, и с ним у миссис Оливии открывались двери всех домов, – с горечью рассказывала Элоиза, покачивая головой.

– Так вот, значит, откуда растут ноги у той виселицы, на которую она меня так спешит привести? – спросила я.

– Да, он получил назначение благодаря своим деньгам, а сейчас занимает высокую должность. Ваш отец, даже если бы и хотел… не смог бы вам помочь. Она, вернее всего, подговорила всех своих слуг.

– Неужто нет здесь преданных семье Виктории? Ну, моей семье?

– Мы живем здесь последние шесть лет. Сначала нас привезли в поместье вашего деда на лето. А потом миссис Оливия решила, что так будет лучше. С нами живет экономка, дворецкий и еще одна женщина – кухарка. Поместье небольшое, вот мы и справляемся сами. А те слуги… они приехали сюда с миссис Оливией. Она сменила всех, включая преданного мистеру Джеймсу камердинера. Тот был при нем с юности, но она хотела, чтобы в доме мужа были только ее люди.

– Спасибо, что рассказываешь мне, Элоиза. Я совсем ничего не помню, – прошептала с благодарностью я. – Вот еще что… Какой нынче год? Где мы живем?

– Одна тысяча восемьсот восьмидесятый, мисс Виктория. А живем мы в часе езды от Бостона.

– Значит… ты говоришь, это Америка? – я поверить не могла, что год и место, которые озвучила служанка, правда.

– Да, мисс Виктория. Но сейчас надо о другом подумать. Вам силы нужны, а вы даже о еде ни разу не вспомнили. Ночью я принесла сюда сладкие булочки, а сейчас попробую добыть на кухне мяса с овощами. К обеду уже все готово, и слугам будет не до меня: они хозяев кормят. Накрою миску горкой полотенец, авось и не заметят, что несу к вам в комнату. Вечером я попробую сержанта отвести на кухню, поди, клюнет на ужин. Тогда и вас посытнее накормлю. Боюсь я за вас. Как вы там в дороге будете и когда еще увидимся, – Элоиза гладила мою ладонь и смотрела на мое лицо во все глаза, будто хотела насмотреться перед тем, как мы расстанемся.

– А ты не хотела уехать отсюда?

– Хотела бы, да мне так и так придется, ведь никого в поместье не останется. Но мистер Брекстон обещал рассказать мне, где вы. Когда все поуляжется, меня рассчитают, и я приеду. Обязательно приеду к вам, мисс Виктория. А сейчас пойду: надо вас накормить. Лежите тихо. Кто знает, что там на уме у этого сержанта. Вдруг надумает заглянуть, – она встала и, накинув салфетку снова мне на лицо, пошла к двери.

Я осталась лежать, глядя в белое полотно, хорошо пропускающее свет. За окном щебетали птицы, бежала река, ярко светило солнце. Я ждала этой ночи, как никогда не ждала ничего. Мой путь начался не сегодня утром, когда я проснулась в темной комнате. Он начнется, как только стемнеет. Придется бежать неведомо куда, подальше от этого места, где я тоже оказалась ненужной, неудобной и нелюбимой.

Как только открылась дверь и Элоиза сообщила, что это она, я почувствовала запах пищи. Тушеное мясо пахло так, что желудок вспомнил, наконец, о многодневном голоде. Голова закружилась, и ладошки моментально стали холодными и влажными.

– Сержант согласился пообедать. Я отправила его на кухню за миской жаркого. Он уверен, что лежачая девочка точно не сбежит, – довольная Элоиза положила горку полотенец на столик у зеркала, и в руках у нее возникла глубокая миска. Аромат еды еще сильнее разлился по комнате. – Ешьте, только медленно. Три дня вы ничего не ели. Я поила вас отваром с молоком и медом с ложки. Старалась по паре ложек давать каждый час. А то совсем бы были без сил. Вас еле вернули к жизни. Нахлебались воды… вытаскивая из реки Оливера, – она горько покачала головой.

– Как вкусно, Элоиза, Боже, мне кажется, я никогда ничего вкуснее и не ела, – я старалась долго жевать, рассматривая белоснежную миску с голубым краем. Тонкая работа, ручная роспись, тончайший фарфор.

– Узнаете? – вдруг спросила Элоиза.

– Что? – с полным ртом переспросила я.

– Сервиз вашей матушки. Когда в доме появилась новая хозяйка, она велела оставить его в кухне. Слугам. Привезла свой. Новый, модный и совсем бездушный. А эту прелесть наши слуги даже руками бояться трогать. Но когда приезжают ее слуги, сами из него обедают, – Элоиза, как мне показалось, горевала по старым временам. И этот сервиз, убранный с хозяйского стола, был чем-то важным, чем-то, что связывало ее с прошлым.

– Не грусти, Элоиза. Вещи не самое главное в жизни. Главное, кто ты. Мне однажды сказала… – я быстро одернула себя, понимая, что сейчас ни в коем случае нельзя упоминать о своей бабушке. Служанка явно больше знает о бабушке Виктории, если та ещё была жива при ней. А с потерей памяти вспоминать о какой-то бабушке – плохая идея, – не помню, кто это говорил, но важно оставаться человеком. И в любое плохое время не гасить огня в своей груди.

– Огня? – Элоиза непонимающе уставилась на меня.

– Да, жизнь, она как огонек, который горит в груди:греет, дает силы и надежды.

– Как красиво вы говорите, мисс. Наверно, вы читали это в своих книгах. Жаль, мы не сможем отправить их с вами. Сейчас вам важнее вещи. Ехать черт-те куда, на голое место… мистер Брекстон сказал, что там не будет вообще ничего.

– Я даже не представляю, куда мы поедем, – я доела и небольшим кусочком белого хлеба по привычке промокнула тарелку. Дожевала и передала ее Элоизе, – Спасибо. Дай Бог тебе доброго здоровья.

– Хм. Вы как будто новых слов где-то набрались. Очень странная вы, мисс Виктория, – она, наконец, улыбнулась, но тут же спохватилась, услышав за дверью шаги. – Сержант вернулся с кухни. Говорите тише.

Я повернулась спиной к двери, на случай, если кто-то войдет. Так я успею закрыть глаза. Элоиза говорила, что поворачивала меня время от времени на бок, чтобы не было пролежней. Значит, никто и не заподозрит неладного. Мне казалось, что мои «родители» будут чаще заходить. Я и боялась, и хотела больше узнать об этих людях. Но раз все решилось так, то может, оно и к лучшему.

– Я собрала все ваши вещи, а когда вы встанете, то соберу и одеяло с подушкой, – Элоиза принялась шуровать в шкафу, вынимая платья одно за другим.

– Ты что? Как я с этим всем поеду?

– Как-как… на поезде. Мистер Брекстон сказал, что уже купил билет. С его другом вам будет проще. Он какой-то специалист по железным дорогам. Я плохо понимаю в этом, но его, как он выразился: «держат на хорошем счету».

– Нам остается только верить в то, что так оно и есть, – тихо ответила я, рассматривая в окне кроны деревьев.

– Я одного боюсь: как вы будете там без меня. Ведь и готовить, и смотреть за платьями вам придется самой, – Элоиза покачала головой, прижала груду вещей к груди и присела на край кровати к моим ногам.

– Вот увидишь, Элоиза, я все смогу! Когда ты приедешь, сама удивишься, – я пыталась шептать бодрее, чтобы хоть немного вдохновить эту милую девушку.

Плотный обед и бессонная ночь сделали свое дело: помогли заснуть. А когда я открыла глаза, на горизонте в мареве горячего воздуха заходило солнце. В комнате было очень тихо. Только сейчас я услышала тиканье часов. Боясь повернуться, я лежала и смотрела в окно. Обдумать было что, но от меня сейчас зависело мало. Я даже не выбирала какого-то своего пути для решения проблемы. За меня решили все. Мне нужно было только идти. И это было сейчас самым важным, самым главным.

Я уже понимала, что это не может быть сном, потому что длится давно, да и так складно и ровно не бывает во снах. Эта история – совсем другое дело. И я решила думать, что душа моя просто переселилась сюда. Может, я и умерла, а может, мое тело занял кто-то другой. Вот ему-то и надо было бы посочувствовать. А мне, я считала, повезло при любом стечении обстоятельств. Теперь хоть что-то зависело от меня.

Глава 6

– Сержант спит, как младенец. Ужин хорошо улегся в его желудке. Ну и ладно. Проблемы у него начнутся только завтра с утра, а сейчас пусть отдохнет, – как только за окном упала чернота, дверь тихонько открылась и вошла Элоиза.

– А не будет ли у тебя проблем? – прошептала я и спустила ноги на пол.

– Держите миску. Не знаю, когда и где вы снова пообедаете, но сейчас вы должна съесть все, что я принесла.

В той самой тарелке на этот раз были пара утиных ножек, жареные овощи и две куска обжаренного до золотистой корочки хлеба. Желудок довольно заурчал. Еда была чуть теплой, но вкусной до умопомрачения. Я снова съела все до последней крошки и довольно выдохнула.

– Все ваши вещи готовы, – Элоиза вынула из шкафа четыре огромные сумки. Вероятно, даже две из них я не смогла бы и поднять, но она довольно ловко перенесла их к окну, а потом аккуратно открыла одну створку. – Мы услышим, когда мистер Брекстон придет за вами.

– Элоиза, мой милый ангел хранитель, – я осторожно спустилась с кровати, сделала несколько шагов, стараясь не думать о ногах, потому что как только я начинала обдумывать шаги, ноги запинались. – Я буду ждать тебя, – подойдя к служанке, я обняла ее и долго стояла вот так, ожидая, что она ответит. Но девушка так опешила от моих действий, что замерла.

– Слышите? – Элоиза отвлеклась от меня и указала в темноту за окном. – Отойдите от окна, присядьте,  – она открыла вторую створку и наклонилась на подоконник.

– Вы готовы? – голос был знакомым, хоть и шептал.

– Да, заберите сумки, – и принялась передавать огромные баулы через подоконник. Я не видела человека за окном, видимо, оно было достаточно высоким.

– Элоиза… а в чем я поеду? – я засуетилась, снова встала с кровати и аккуратно подошла к столику у зеркала, где лежала синяя шляпка. На стуле висело платье, тоже синего цвета, с оборками по груди, воротником стоечкой. Я коснулась его и снова заглянула в зеркало. Девушка не менялась. Это была все та же молодая светлокожая брюнетка.

– Давайте я помогу, – Элоиза помогла надеть платье, потом вынула из шкафа ботиночки. Пока она завязывала их на моих ногах, мне удалось рассмотреть, что действительно подошва одного из них была потолще на пару сантиметров. Коричневые, кожаные, с заостренными носами. Они не были новыми, скорее всего, хозяйка носила их чаще остальных. Каблучок был небольшим, и это меня порадовало.

– Я сейчас, – спохватилась я и аккуратно, стараясь не топать, прошла в уборную. Там я увидела расческу и мыло. Голова чесалась страшно. Я знала, что помыть меня было просто нереально за прошедший день: ведь войти могли в любую минуту. А ночью Элоиза, несущая нагретую воду, могла привлечь внимание сержанта.

Быстро оправившись, я прихватила мыло и расческу и вышла. Моя подельница, заметив в руках эти предметы, хлопнула себя по бокам.

– О! Как же я не подумала об этом, – выхватила у меня из рук и то, и другое, открыла появившийся за время моего отсутствия на столике саквояж размером с коробку из-под обуви и бросила их внутрь. – Еще это, – она пошарила в карманах и вынула мешочек из бархатной ткани. – Это принадлежало вашей матери. Что-то вы сможете продать, а что-то оставить в память о ней, – отвлекшись на шорох за окном, Элоиза сначала думала бросить мешочек в саквояж, но потом осмотрела меня и, вынув из выдвижного ящика стола портмоне, прицепила его к поясу и положила мешочек туда.

– Спасибо, дорогая Элоиза. Знай, что я очень буду ждать твоего приезда, – я обнимала ее, а она торопливо закалывала мне волосы.

– Шляпка спрячет вашу голову. Она уже не в моде, но скроет все огрехи.

– Пора идти, – голова Оскара появилась за окном, и служанка подтолкнула меня к нему. Усадила на подоконник, подняла ноги и перекинула их в темноту.

– Ловите ее, мистер Брекстон. И берегите, берегите пуще своего глаза! – успевала шептать моя заступница.

Я почувствовала на своей талии руки, как только меня столкнули с подоконника. Высота была и правда достаточной, чтобы свалиться мешком.

Оскар поставил меня на землю и принял у Элоизы саквояж.  А я впервые увидела дом снаружи. Осматриваясь беспрестанно, наклонившись, чтобы слиться с невысокими молодыми яблонями, мы бежали куда-то в темноту от слабо освещенного окна, за которым стояла моя Элоиза. Мы молчали, а я боялась даже часто дышать. Ноги работали сами, хоть я этого и боялась, думала об этом моменте весь прошлый день и всю ночь.

Добежав до ограды, я обернулась. Одноэтажный, но довольно внушительных размеров особняк был позади. В темноте сейчас трудно было рассмотреть детали, но я видела то окно, за которым оставила Элоизу. Оно все еще светилось, и от этого радость от всего происходящего несколько размывалась грустью.

Скрипнула высокая кованая калитка, как только мой напарник толкнул ее. Оскар присел возле столба и притянул меня к себе. Мы затаились буквально на пару секунд, а потом встали и вышли на улицу. Было тихо и темно, но даже в полной темноте я легко рассмотрела двух-трехэтажные дома по обе стороны мощеной камнем дороги. Чуть дальше, метрах в двухстах, что-то выделялось из кромешной тьмы. Оскар, указав именно туда, потянул меня за собой. Бежать было нельзя: подбитые каблуки обязательно стучали бы по камню. И он это понимал. Мы держались возле заборов, шли на цыпочках в тени деревьев, нависающих над высокими оградами.

Лошадка, впряженная в коляску со смешным колпаком, похожим на те, что я видела на детских колясках или в фильмах, фыркнула, переступая с ноги на ногу.

– Наконец-то, – голос спрыгнувшего с нее мужчины не шептал, и мне это резануло по ушам. Высокий, с аккуратной бородкой, в темном френче и котелке, как носили герои  из фильма «Гордость и предубеждение».

– Я помогу, – Оскар помог забраться в коляску, подал мне саквояж и уселся сам. Незнакомец сел за вожжи, и мы тронулись.

– Мистер Оскар… Я же уже говорила вам, что я ничего не помню: ни вас, ни даже Элоизу. Я не знаю, где мы и какой нынче год. Но я знаю, что вы не едете со мной, а значит, мне не у кого будет узнать все это, – я наконец, подняла на него глаза и увидела на его лице искреннюю озабоченность.

– Это мистер Лоуренс. Леопольд Лоуренс, – указал Оскар на мужчину.

– Можно просто Лео. Лучше вам привыкнуть называть меня Лео, – усмехнувшись, вступил в разговор с виду неприступный незнакомец. – Ведь мы с вами будем считаться братом и сестрой. Там, куда мы отправимся, нет будущего, мисс Виктория. Как и у вас здесь. Но там вас точно никто не станет искать. Я строю железную дорогу. И как только участок будет закончен, мы сдвинемся, и городок перестанет существовать. Их называют «Ад на колесах», но там вполне сносно, если не лениться и обустроить свой быт, – этот незнакомый Лео очень тепло говорил о месте, которое, по его словам, временно. Голос его был молодым, он изредка оборачивался, но я никак не могла хорошенько рассмотреть его лица.

– Мистер Лео, я благодарна вам… – только и нашлась я, что ответить, но потом зачем-то добавила: – А почему эти поселения не остаются там?

– Нет ничего, что держало бы их там, мисс Виктория. Людям попросту негде будет работать, как только участок будет закончен.

– Я поняла вас. Значит, они скитаются от участка к участку?

– Да, и я вместе с ними. За пару недель до окончания мы выбираем участок дальше, и все переезжают туда. Тот, куда мы с вами поедем, только заложен. И до конца октября, как минимум, мы проживем там. К этому времени Оскар придумает что-то, и вы вернетесь к нормальной жизни, – уверил меня Лео.

Я чувствовала себя иностранкой, случайно и впервые попавшей в чужую далекую страну. В моей жизни не было места приключениям. Так сложилось, что я даже из своей деревни, которую все почему-то называли городом, никогда не выезжала. А сейчас меня ждало приключение.

– Не грустите, мисс Виктория, – Оскар, видимо, принял мою задумчивость за грусть или даже страх. – Я помогу вам, чем смогу, и вы не будете втянуты в какие-либо неприятные эксцессы.

– Спасибо, но чем я обязана такому отношению? – я решилась и задала, наконец, этот вопрос. Может быть, это было некстати, но хотелось понимания.

– Мисс, – Оскар заметно занервничал, опустил глаза, откашлялся и уже было собирался что-то ответить, но его перебил Лео:

– Через десять минут мы будем на станции. Хорошо, что не садимся в Бостоне: ведь там вас, мисс Виктория, мог кто-то заметить. Надеюсь, вы взяли с собой вышивание или еще что-то? У вас будет очень много времени на женские развлечения, – Лео, судя по всему, решил специально перебить нас. Или мне это показалось, и я слишком подозрительна.

Когда мы спустя почти час прибыли на станцию, я поняла, что была права. Он намеренно сообщил, что мы прибываем раньше, и без умолку трещал, рассказывая о своей работе на железной дороге. Он был сыном Филиппа Лоуренса, одного из тех, кто опутывал в эти годы всю Америку сетью железных дорог и, соответственно, богател, формируя новую элиту страны. Он не был папенькиным сынком, сидящим в кабинетах и мужских клубах. С детства разъезжая с отцом по подобным стройкам, он решил заниматься сложными участками, мостами и тоннелями.

Запах гари в предрассветной дымке мне очень нравился. Дым от паровозов был почти синим. В детстве я сходила с ума от запахов выхлопа на морозе. Заслышав подъезжающую к магазину хлебовозку, я бежала туда и стояла неподалеку, пока водитель и продавец переносили поддоны с буханками из недр грузовика в теплое, пахнущее горячим хлебом помещение.

Глава 7

– Мне очень жаль, что я не смогу поехать с вами и помочь хоть как-то обустроиться на новом месте, – стоя перед шумным, как сказочный дракон, поездом, сказал Оскар.

– Не переживай. Я все обустрою, – Лео наравне с непонятно откуда взявшимся мужчиной переносил сумки из коляски. Этот незнакомый третий, с лицом, перепачканным сажей, в одежде много хуже, чем у моих знакомых, постоянно пялился на меня, как будто следил, чтобы я не пропала, или пытался запомнить.

Я одернула себя, решив, что не стоит вешать ярлыки за грязное лицо. Лео подал мне руку, и я поднялась на платформу. Каково же было мое удивление, когда обнаружилось, что это совсем не пассажирский поезд, и ехать нам придется сидя на досках, которые вез этот состав. Возможно, в других полуоткрытых вагонах было что-то другое. Но в тех трех, которые мы с огромным трудом миновали, боясь, что нас все же завалит брусом и досками, было только дерево.

Лео остановился там, где две стопки досок были не выше колена. Я огляделась. Здесь в вагоне был невысокий бортик, были крыша и пол. А стен не было вообще. Грязный мужчина, прыгая по доскам, завешивал один из углов грубой и плотной тканью.

– Дождя быть не должно, но если начнется, лучше снять ее и накрыться, – коротко проинструктировал он и ушел.

– Присаживайся. Все наши вещи будут нам и креслом, и кроватью, – довольный Лео указал на мои баулы и свой единственный чемодан. Он был так мал, что уместиться в него могли лишь пара обуви, одна смена одежды и белья.

– Простите, мои вещи собирала Элоиза, и я не знала, что брать так много просто нельзя, – присев и осмотревшись, ответила я. Уперев сумки в невысокий борт, у меня получилось сделать хорошую спинку, на которую можно было опереться.

– Возьмите мою сумку. Они все мягкие, и вы не будете откидываться на дерево.

– Спасибо, – неожиданно быстро согласился Лео и снова напомнил: – Не называй меня на «вы». Привыкай говорить «ты» или «брат». Это место не особо подходит для молодых мисс, но со мной ты будешь там в безопасности. Да и приехал я совершенно неожиданно: никто так и не узнал, что я был в Бостоне. Оскар хороший детектив и продумал все до мелочей.

– Значит… там, куда мы едем, совсем нет женщин? – мне стало несколько не по себе.

Тем временем поезд выдохнул, как огромное железное существо. Облако дыма обволокло вагоны и перрон, потом раздался гудок, и платформа под нами дернулась. Я всматривалась туда, где была станция. Хотя станцией это место было назвать невозможно: просто большая будка, где можно было купить билеты. И, как оказалось, пассажирские поезда здесь большая редкость.

Подъезжая к станции, я видела длинные ряды складов, кирпичных и каменных зданий с трубами, похожих на фабрики. Солоноватый воздух, незнакомый мне ранее, подсказывал, что мы близко к океану.

Я так и не увидела Оскара. Лео, как только мы отъехали, расстегнул и снял свой френч, под которым оказался шерстяной жилет и рубашка. Брюки, заправленные в сапоги, как-то не вязались с его образом чистого аккуратного модника, но и они блестели, несмотря на то, что в дороге он помогал с погрузкой сумок.

– Так все же, Лео, ответьте… ответь. Там вообще нет женщин? – мне было важно это знать. Неудобство, которое я и так чувствовала уже сейчас, там, куда мы едем, могло привести к нехорошим вещам.

– Есть, Виктория, но они… скажем… совсем не подходят тебе. Там тебе не с кем будет пить чай, гулять или принимать в гости, как ты привыкла, – он мямлил и, судя по всему, не хотел меня пугать.

Я больше не задавала вопросов. Не хотелось больше упоминать, что мои привычки я просто забыла, а если быть честной, я их и не знала. Солнце пригревало, а после обеда уже начало жарить. Я порадовалась, что тот мужчина занавесил угол, и вместе с крышей занавес создавал хорошую тень. Лео спал, надвинув шляпу на глаза, а я смотрела по сторонам. Мы проезжали неизвестные мне городки. Я с любопытством рассматривала людей, коляски и телеги, проезжающие по дорогам, и не могла поверить, что это случилось со мной.

Проснулась я в полной темноте, когда платформа подо мной сильно дернулась. Чтобы удержаться, мне пришлось схватить Лео за ногу. Хваталась просто за то, что было рядом, и испугалась, как он отреагирует на это.

– Все хорошо. Мы прибыли в Роулинс. До места примерно одиннадцать миль. Здесь нас заберут на лошадях. Дорога плохая, вернее, если быть точным, ее почти нет. Но телегами проложили путь. Отсюда, с последней станции привозят все, что нужно для нашего городка, – Оскар не торопился встать.

Меня настораживала полная темнота. И как я могла заснуть? Может, усталость и взяла свое, но спать с обеда до ночи!

– Который час? – зачем-то уточнила я.

– Думаю, что раннее утро. Скоро начнёт светать.

– Не может быть, – прошептала я сама себе.

– Может. Ты очень нервничала, устала. А сейчас, наверное, страшно голодна? На месте мы найдем что-нибудь перекусить, – с этими словами Лео встал и пошел вдоль досок к другому вагону.

– Подожди меня, – испуганно попросила я и встала. Меня снова будто накрыла какой-то радостью от того, что мои ноги держат меня, слушаются. Я была вдохновлена тем,  что могу самостоятельно передвигаться. И это счастье, как шампанское искрилось и пенилось, затмевая все мои страхи.

– Я вернусь с фонарем и человеком, который заберет наш багаж, – ответил Лео из темноты.

Он вернулся через несколько минут. Я в это время силилась вспомнить: миля – это сколько? В точных цифрах я не была уверена. Но то, что это точно не больше двух километров, я знала с уверенностью. Значит, нам предстояло проехать еще около двадцати.

Меня усадили в телегу с высокими бортами. Ехать пришлось, сидя на своих сумках, поскольку лавочка, если она ею и являлась, находилась буквально на десять сантиметров ниже дна этого короба. Скорее всего, ее использовали для перевозки мешков.

В занимающемся рассвете я увидела, что нас окружает, и ахнула: железная дорога тянулась по холму, а внизу, в долине, укрытой туманом, спал город. Горы вдали были голыми. Да и не горами оказались вовсе, а холмами. Когда мы проехали их, я увидела две «ленточки» реки. Невысокие кусты медленно, словно нехотя, становились леском, потом снова обрывались, и начиналась степь.

К месту мы приехали к обеду. Телега двигалась так неторопливо, что мне казалось, пешком будет идти намного быстрее. Кроме нас с Лео и наших, вернее, моих, сумок, молчаливый мужчина загрузил несколько бочек. Они лежали на боках друг на друге, и я отчетливо слышала, как в них плещется жидкость. Еще две бочки побольше стояли за моей спиной. От них так ароматно пахло копченостями, что мой желудок к концу пути просто заныл от голода.

– Уорен, принеси наши вещи. Я провожу мисс Викторию до дома, – Лео подал мне руку. Но потом, чтобы вытащить меня, решил взять за талию, приподнял и поставил на землю рядом с собой. – Добро пожаловать в Бентон, город, который умрет младенцем, – с ухмылкой объявил Лео.

– Лео, мне очень интересно. Но я бы хотела увидеть уборную, – уверенно заявила я.

Уборная за дощатым домиком с двумя окнами выглядела куда крепче домика. Хорошо подогнанные доски, крепкая дверь и чистые, все еще пахнущие стружкой полы внутри не могли меня не обрадовать. В этом туалете, к моей огромной радости, еще не сидела даже муха. И даже дырка в полу не напугала ни капли.

Пока Лео разговаривал с мужчинами, как-то неожиданно быстро собравшимися возле телеги, которую один из них разгружал, я решила осмотреться: людей, за исключением тех шести человек, практически не было.

Шесть домов, как и тот, за который ходила я. Еще пять или шесть строятся: на них осталось только покрыть крышу. Пыльная дорога и плохонький лесок за домами.

– Вот тебе и Бентон, мать его за ногу, – прошептала я. – И что я здесь буду делать? Да уж, если бы тот Макар сюда дошел, то и пасти своих телят он здесь не захотел.

– Идем в дом, Виктория. Думаю, тебе пора перекусить и отдохнуть. Еду сейчас принесут, сумки уже внутри, – Лео как-то неожиданно заговорил за моей спиной, взял под локоть и повел внутрь этого дощатого сарая.

– Это дом? – переспросила я.

– Да, видишь, в нем есть дверь, окна, крыша, – Лео смеялся так заливисто, что я и сама начала хихикать. Ну хоть с чувством юмора у него нормально.

Глава 8

В домике и правда были окна, была дверь и была крыша. Если бы это было сараем для хранения инвентаря, то вопросов бы не возникало. Но это был дом. Единственным плюсом, который я уловила, являлся запах. Разогретые на солнце доски так ярко пахли смолой, что казалось, ты находишься на лесопилке.

Внутри я осмотрелась и выдохнула: не больше двадцати квадратных метров помещение было никак не поделено. Два окна по обе стороны двери выходили на дорогу. Стол из плохо оструганных досок, два табурета и два топчана: вся мебель.  Если бы не круглая чугунная печь, похожая на те, что раньше устанавливали в поездах, все здесь было деревянным. Черная труба поднималась почти к потолку, но потом поворачивала и устремлялась на улицу через стену.  на ней можно было готовить, и хоть как-то обогреть жилище.

 Дом походил на заготовку «Сделай сам». По ощущениям к нему должны были прилагаться краски, половички и ткань для штор. Такой дом мой молодой сосед построил в саду для своих дочек.

– Через пару дней сюда привезут комоды, зеркало и хорошие стулья, – извиняющимся тоном, видя мое удивление, вставил Лео и зашагал по комнате.

– Все хорошо. Только… что я буду здесь делать? – я села на табурет перед столом. В этот момент дверь отворилась и вошел мужчина, который помогал внести наши сумки.

– Мистер Лоуренс, мы не знали, что вы прибудете с мисс Лоуренс, – он замер на пороге буквально на несколько секунд, но потом вспомнил, что в его руках поднос, и донес его до стола. – Перекусите с дороги, а потом я покажу вам все.

– Хорошо, Уорен, благодарю, – Лео снял свою шляпу, осмотрелся и положил ее на топчан, который, по всей видимости, играл роль кровати. Потом снял френч, снова осмотрелся и, поняв, что повесить его не на что, положил рядом со шляпой, – Найди ведро и… какой-нибудь таз.

– Как скажете, мистер Лоуренс, – Уорен быстро мотнул головой и вышел.

Я не решалась поднять полотенце, которым был накрыт поднос.  Но так  пахло едой, что начинала кружиться голова.

– Будем считать, что мы помыли руки, дорогая сестра, – мой внезапно обретенный брат улыбнулся и присел на стул напротив. Снял салфетку, под которой оказались две деревянные миски, полные хорошо разваренной фасоли. Судя по запаху, варилась она на мясном бульоне с большим количеством лука.

Я снова осмотрелась. В этот момент в дом снова без стука вошел Уорен. На этот раз в его руках было деревянное ведро и глубокая железная миска.

– Я нашел только это, мистер Лоуренс, – он огляделся и поставил принесенное добро на второй топчан.

– Спасибо. Этого достаточно, – ответил Лео и сразу подошел к новому, а вернее единственному домашнему скарбу. Быстро налил воду в таз, достал из своего саквояжа кусочек мыла, обернутый в слишком белое для этого места полотенце, и позвал меня. Он полил мне на руки прямо из ведра, и когда я смыла с рук мыло, то с удовольствием умылась. Потом я полила из ведра на его руки. И мы, наконец, принялись за обед.

Я старалась есть медленно, растянув удовольствие. Фасоль была не особо вкусной, но сытной. Пахла она намного лучше, чем была на вкус и вид.

Лео покончил с фасолью намного раньше, извинился и, вынув из своего багажа блокнот и карандаш, вышел на улицу. Я была рада, что осталась одна и могла просто осмотреться. Моя четыре огромных баула стояли на топчане рядом с одеждой Лео. На втором топчане стояли ведро и таз. Я решила, что надо проверить свои вещи: понять, что мы имеем, решить, как и на чем я буду спать, пока светло. А потом, если останется время, заняться знакомством с этим поселком.

В первой сумке было четыре платья, свернутых так аккуратно, что когда их достала, я не обнаружила ни одной складки. На дне сумки лежали  чулки, больше похожие на длинные гольфы, две блузки и юбка. Как и платья, она была длиннющей. Здесь же я нашла то, что рассматривала дольше всего: на ленте, которая, судя по смятым частям, куда-то привязывалась, был пришит жесткий комок из ткани. Я повертела его и вернула в сумку.

Во второй сумке было нижнее белье. Если бы на мне сейчас не были надеты такие же панталоны, то я подумала бы, что это носят как домашнюю одежду. Я в своем преклонном возрасте на это не решалась, а вот соседские девочки бегали в таких по улице. Кружева по низу панталон были выполнены мастерски. В этом я понимала, как никто другой: ведь чем мне только ни пришлось заниматься, сидя вечерами. Благо, бабушка научила меня всем этим женским мелочам.

Здесь же я нашла белый отрез ткани, видимо рассчитанный на постельное белье. Судя по количеству слоев, его должно было хватить как минимум на пару наборов. А еще несколько таких же отрезов темного цвета. Я решила, что из них можно сделать занавески на окна. Кроме этого, на самом дне я нашла мешочек с нитками, ножницами и иглами в железной баночке, похожей на те, в которых раньше продавали леденцы «Монпансье».

– Спасибо, дорогая Элоиза. Я бы даже не догадалась уложить эти мелочи, так необходимые для жизни, – тихо сказала я и, затянув веревочку на мешочке, уложила его назад.

Третья сумка, самая большая и пухлая, прятала в себе одеяло и небольшую подушку. Хорошо, что я аккуратно вынула одеяло, иначе разбила бы две тарелки. Те самые, которые приносила Элоиза с обедом. Видимо, она решила, что эта частичка дома, напоминающая мне о матери, должна хоть сколько-то помочь мне. Я с горечью хмыкнула. Больше этой памяти не суждено было возникнуть. Я аккуратно провела пальцем по краю тарелки и вздохнула: в моем возрасте все эти мелочи играют слишком большую роль. Но теперь мне придется заново собирать эти дорогие сердцу мелочи, копить свою новую историю.

Я решила сохранить тарелки для Виктории, которой больше нет. Из уважения к ее памяти, к ее мелочам.

В четвертой сумке: туго свернутые в полотенца ложки, вилки и ножи стали еще одной приятной находкой. Здесь же я нашла небольшую, литра на два, миску из стали, крышку к ней, мешочек с чаем, бумажный кулек с кофе и несколько тканевых мешочков с крупами.

– Эх, Элоиза, – я поняла, что слезы накатываются на глаза, и дала им волю.

Шерстяное пальто, в которое Элоиза завернула всю посуду, помялось, но это меня не беспокоило. Я знала, что если его повесить на плечики над посудиной с горячей водой, пар сделает свое дело. Шляпка, лежащая здесь же, помялась, но я смогла ее выправить. Осмотрелась и положила на топчан.

Сейчас я сидела среди горы вещей, которые, видимо, снова придется уложить в сумки, когда придет время лечь спать.

Обвела взглядом помещение, которое  теперь стало моим домом, и начала действовать: перенесла посуду и своё кухонное добро  на стол, рассмотрела  стены и балки, на потолке, прикинула реальные размеры жилища и высоту крыши.

Топчаны, к моему успокоению, стоящие по разным углам комнаты, можно было занавесить, чтобы создать хоть какое-то уединение. Темной ткани хватит и на это. А если нет, то можно натянуть веревку пониже, чтобы скрыть только кровать, или натянуть ее углом, спрятав только топчан. А еще на растянутые веревки можно развесить вещи, чтобы освободить сумки. А вывернув их, можно использовать как настил на топчан. Ведь не стелить же ткань прямо на доски.

 Мне нужны были гвозди, молоток и веревка. Я надеялась, что этого добра здесь достаточно: ведь стройка шла полным ходом. Лео обещал, что скоро привезут мебель. И я надеялась, что ее нам хватит.. Просить его о чем-то я не смела, ведь он и так многое сделал для меня.

Отряхнувшись, я надела шляпку и, прикрыв дверь, отправилась на улицу.  Каждый свой шаг я проживала, прочувствовала, как будто ребенок, получивший долгожданный подарок на Новый год. Думала только о своих ногах и о том, как это приятно.

 Прошагав мимо четырех достроенных и уже обжитых домов, на окнах которых красовались занавески, я дошла до участка, где продолжалась стройка. Здесь было шумно: молотки, топоры и пилы беспрестанно стучали, рубили и визжали. Мужчины перекрикивались, смеялись.

– Мисс, вы ищете мистера Лоуренса? – раздалось сзади, и я обернулась. Молодой человек лет восемнадцати в распахнутой серой рубахе, пыльных штанах и сапогах держал в руках с виду неподъемную доску длиной метра четыре, не меньше.

– Нет. Я ищу молоток, веревку и гвозди, – ответила я. Стук в ближайшем доме затих, и, подняв голову, я увидела, что человек семь сейчас стоят на недостроенной крыше и пялятся на меня.

– Поднимайся к нам, крошка, у нас есть для тебя кое-что получше, – оскалился рыжий тип в подвернутых до колен штанах.

– Винни, закрой свой рот, иначе не проживешь до вечера, – уже знакомый голос Уорена раздался с того конца улицы, откуда я только что пришла. – Это мисс Лоуренс.

– Мисс, что вы там делаете? Мистер Лоуренс сейчас вернется с холмов. Стойте, не ходите туда, – Уорен уже бежал ко мне, но я не видела никакой опасности. А хамам отвечать умела и без него.

– Мне нужен инструмент и веревка. Любая, – ответила я, когда он, запыхавшись, подбежал ко мне.

– Зачем? Скажите, что вам нужно, и я все сделаю, – он боялся взять меня под локоть. Но, судя по жестам, очень хотел это сделать и отвести назад.

– Молоток, гвозди и веревку. Крепкую, но не толстую. Метров двадцать, думаю, мне хватит, – уклоняясь от него, ответила я.

– Чего? – он замер и уставился на меня.

– Веревки. Метров двадцать.

– Двадцать чего? – переспросил он и я, наконец, поняла, что пора знакомиться с этим местом поближе. Говорить здесь о метрах и килограммах просто нельзя.

– Идемте, вы сами поймете сейчас, сколько мне нужно, – решив, что  просто наглядно на месте покажу ему, для чего мне веревка, и он найдет нужную длину, я, к его великой радости, направилась в сторону дома.

Глава 9

Отбивать у Уорена принесенный инструмент и веревку пришлось чуть ли не силой. Он доказывал, что это не работа для мисс. Пришлось обмануть его и сказать, что я еще не решила, куда забивать гвозди. Да и правда, мне нужно было рассчитать, сколько у меня материала.

К счастью, за ним прибежал мужчина и позвал к Лео. И я осталась наедине с измерениями. Углы, где были пристроены топчаны, удалось обойти буквой «г». Вставала на стул, ликуя от этой возможности всем сердцем,  и забивала гвозди прямо в потолок. Потом отрезала два одинаковых отреза, подшила, чтобы пропустить по верху веревку, вдела ее и завязала на забитых гвоздях. У топчана за занавеской осталось место, чтобы поставить стул.

Потом осмотрела печь, вспомнила, что видела за домом обрезки досок, и принесла небольшую кучку. Спички нашлись на топчане Лео, где он выложил принадлежности для умывания. Через полчаса я уже пила кофе, осматривая стены. Веревку, на которую я сначала планировала всю одежду свалить гуртом, вешать не хотелось. Если за занавеской есть место на стенах, то вещи лучше развесить на плечиках. Но вот плечиков-то с собой не было. Нехитрую конструкцию можно было соорудить из тонких веток. И как раз за домом я видела достаточно кустов.

Туда я и направилась, но прежде проверила, нет ли на улице Уорена, который только и делал, что пытался загнать меня в дом, как блудливую коровёнку.

За туалетом начинался спуск с холма, покрытый разношерстной растительностью: густые и не очень кусты, невысокие деревца, щедро усыпанные листвой.. Еще ниже я увидела реку. Моментально забыв, зачем я здесь, спустилась к каменистому берегу и замерла: в небольшой заводи за кустами, где река чуть виляет, плавали женщины. На камнях лежали пестрые платья. Рубашки, которые они оставили на себе, вздувались пузырями, принося неудобства, но девушки, похоже, не обращали на это внимания.

На минуту стало легче на душе. С женщинами мне говорить намного проще, чем с мужчинами. Да и кроме Лео и Уорена мне общаться не светит ни с кем.

– Эй, ты кто? – вдруг окликнули меня из кустов, и я обернулась. В воде было трое, и они тоже заметили меня. В кустах, метрах в десяти, натягивая платье на голое тело, стояла высокая темноволосая женщина лет тридцати.

– Я Виктория. Мы приехали сюда с мистером Лоуренсом, – тревожно сглотнув, ответила я.

– Ого! Кто-то приехал со своим товаром, – с нотой иронии ответила женщина. – Я Ирен.

– Хорошо, что я здесь не одна, – сказала я, что думала, и отвернулась, поняв, что все еще пялюсь на ее яркое платье, сочетающее совсем несочетаемые цвета: подол бирюзового цвета был украшен оборками желтого. Верх платья болтался еще на ее бедрах, а она повязывала на поджаром животе ленточку. Когда она повернулась, я увидела ту самую штуку, природу которой так и не поняла, когда нашла в сумке.

Непонятный валик из ткани на ленте оказался турнюром. Я не знала, откуда в моей голове это название, но я четко понимала, что где-то это уже видела. Вероятнее всего в фильмах, или читала в одной из многочисленных книг в библиотеке.

Разглядывая Ирен, краем глаза я заметила, что те трое тоже, осторожно обходя камни, выходят из воды. Выровняв турнюр на пояснице, Ирен натянула платье и, дождавшись, когда девушки поднимутся к кустам, повернулась к ним спиной. Невысокая полная блондинка без слов затянула шнуровку на платье моей новой знакомой. Ирен огляделась, нашла ботинки, валяющиеся здесь же, натянула их и пошла ко мне, держа подол на уровне колен. Это цветастое платье с грубыми черными ботами смотрелось смешно. А выпирающий ниже спины предмет гардероба делал ее похожей на утку.

– Значит, ты приехала с неким мистером Лоуренсом, – голос Ирен звучал нараспев, как музыка, как мед, как шорох волн о прибрежный песок. Похоже, этот воркующий тембр не был искусственным и наигранным: и голос, и тембр были подарком природы. Лицо ее было слишком вытянутое, узкое. Когда она осторожно поворачивала голову, становилась похожей на молодую лошадь.

– Да, я его сестра. Он строит железную дорогу и взял меня с собой… Я-а-а… интересуюсь железными дорогами, – мямлила я, рассматривая ее яркое платье и боясь глядеть в лицо: мне казалось, что она поймет, о чем я думаю.

– Ха, – Ирен остановилась прямо передо мной, – вы слышали? Она приехала с братом! – Ирен обернулась к девушкам, и те захихикали, продолжая споро одеваться. Их платья были скромнее, но не уступали в пестроте. Здесь, в этих условиях, они смотрелись нелепо.

– Пожалуй, я пойду. Я увидела вас случайно. Мне нужны ветки, чтобы сделать несколько плечиков для одежды… ну, вешалок, понимаете? Приятно было познакомиться, – тараторила я, отступая ближе к кустам.

– Взаимно. Заходите в гости. Мы поможем вам провести время в Бентоне весело, – глаза Ирен, как и ее голос, смеялись. – И где бродит ваша служанка? А брат не боится отпускать вас одну?

– Нет, я вполне самостоятельна, – я уже отвернулась и торопливо шла к кустам чуть левее. Туда, где домов еще нет. Наш с Лео был первым. И если они жили здесь, то должны были пойти правее.

– И какого черта ты начала с ними беседу? Они же просто издевались над тобой, просто смеялись, – шептала я себе, проверяя кусты, чтобы пройти там, где не зацеплюсь подолом.

Уже наверху холма я вспомнила, зачем пришла. Оглянулась и увидела, как эти четверо подходят к дому. Через два после нашего.

Наломав несколько крепких, но не особо толстых веток, я вернулась в дом. Решила, что лучше связывать тонкие ветки по две, чем просить у Уорена еще и топор, чтобы отрубить более толстые, которые не поддавались моим рукам.

В доме пахло стружкой и кофе, который я варила перед уходом. Мне понравилась печь: несколько щепок – и кофе готов. Здесь были бы к месту какие-то быстрые продукты, вроде консервов. Отсутствие холодильника не позволит готовить впрок, да и продукты типа мяса или рыбы не проживут долго.

Влажные еще ветки были – то ли от акации, то ли от каштана, я так и не разобрала. Живя всю жизнь в северном городке, я ни разу не выезжала из него, и сейчас абсолютно все мне было в диковинку, не говоря уже о том, где и, главное, «когда» я нахожусь.

Усевшись на стул возле печки, чтобы не сорить по всему дому, я очистила ветки от коры, размышляя о том, что эти девушки, скорее всего, не захотят со мной общаться: ведь говорили смешками, словно подтрунивали. Что-то меня в них настораживало, но что – я понять не могла. Живут в городке, который просуществует здесь до осени? А как же дети? Ведь они не так уж и юны, если не считать той пухлой блондинки. Ей, скорее всего, не больше двадцати.

– О! Стоило оставить тебя одну, и ты уже создаешь уют, – Лео вошел так неожиданно, что я вздрогнула. Он прошел к топчанам, осмотрел занавески и довольно покачал головой.

Только сейчас я обратила внимание на его аккуратную бороду. Она была пострижена так ровно, словно для нее был у мастера шаблон. Светловолосый, сероглазый. Волнистые волосы делали его еще моложе, чем он был на самом деле. В отличие от Оскара, который выше меня был на голову, Лео был выше на все полторы.

– Мне кажется, или это запах кофе? – он с заложенными за спину руками прошелся до печки.

– Нет, не кажется. Сейчас. Здесь еще тлеет, – я отложила палку и подошла к печи. Не задумываясь, присела на колено и одной из принесенных мною веток подвинула тлеющий обрезок доски. Подула на него, положила сверху несколько тонких щепок. Удостоверившись, что они загорели, занялась кофе.

– Мисс Виктория, я не просто удивлен, я ошарашен тем, как вы справились с этой задачей. Да еще и Уорен сказал, что вы не дали ему забить гвозди. Получается…

– Да. Я сама вбила их там, где посчитала нужным. Мне не хотелось задерживать Уорена. Да и мне нужно было время, чтобы подумать, рассчитать, отрезать ткань.

– Оскар рассказывал мне, что вы удивительная девушка, но я не думал, что настолько. И переживал, что вы приехали сюда без служанки. Успокаивал себя тем, что ваша служанка сможет приехать, как только в поместье все уляжется, – он присел за стол, с неподдельным удивлением наблюдая за тем, как я варила кофе.

– Думаю, вы преувеличиваете, мистер… Лео, – поправилась я, вспомнив, что обещала называть его братом.

– Да, Виктория, я слишком опешил и забыл…

– Все, кофе готов. У нас нет чашек для него. Хочу признаться, я пила прямо из тарелки, – наливая из кастрюли в глубокую тарелку кофе, сообщила я.

– Думаю, это не все, что я о вас знаю. Видя на полу вот это, – он указал на палки, с которых я ножом очищала кору, – меня ждет что-то еще? – он засмеялся, отпив кофе через край.

– Увидите, дорогой «брат». Думаю, здесь кроме вышивки еще много дел. Даже если мы будем жить здесь несколько месяцев, можно сделать наш быть хоть чуточку удобнее, – ответила я и тоже засмеялась.

– Может быть, тогда мне оставить Уорена при вас. И безопаснее, и он постоянно будет рядом, когда вам потребуются новые ветки, – теперь Лео смеялся открыто. И мне нравился его смех, потому что в нем не было злости. Он не хотел уколоть меня или обидеть.

– Нет уж, мистер брат, я обойдусь сама. У вас слишком много работы, чтобы нянчиться со мной.

– Работы еще немного, ведь я приехал сильно раньше, чем обычно. На днях, когда приедут рабочие, мы начнем с самой грязной работы. Землекопы, которых ты уже видела, как мне сообщил Уорен, – не строители, – Лео вдруг резко изменил выражение лица, – с ними надо держать ухо востро. Они уважают только подобных себе работяг. А нас они боятся. Если они перестанут бояться, нужно помнить, что их много больше.

– Лео, мне кажется, ты слишком все преувеличиваешь. Люди есть люди, – я попыталась изменить его крайнюю настороженность, и у меня получилось.

– Может и так. Тем более у меня нет тех денег, с которыми приезжают сюда хозяева. Мы с отцом находимся в споре. Я получаю небольшое содержание, какое получал бы любой управляющий или мастер, стоящий здесь на моем месте. Я должен выиграть в нашем с ним споре. И я все сделаю для этого. Это знают рабочие и рассказывают друг другу. Думаю, уже пришло время мне  поменяться, – ответил он.

Я решила не задавать лишних вопросов, хотя они у меня и остались. А самый главный: «что он имел в виду под словом «меняться».

Глава 10

До ужина Лео принес воды, нашел где-то веник вроде «голяка», за который мне пришлось снова практически подраться с Уореном. Никто не понимал, что мне просто необходимо было занять руки и голову.

Ужинали мы вареным картофелем с топленым маслом и кусочком жаренного на углях зайца. Зайцев здесь было хоть руками лови, и их мясо здесь стало основной частью мясного рациона. Уорен рассказывал мне, как он и остальные ставят простенькие петли, чтобы их поймать.

– Уорен, думаю, вам пора отдохнуть, – прервала я его рассказы, когда за окном начало темнеть.

За день я успела сделать очень много. И сейчас, съев все, что было на тарелке, поняла, как устала.

– До завтра, мисс Виктория, – он нашел свою серую от пыли шляпу, быстро откланялся и вышел в темноту.

– Я не ожидал от тебя такой прыти, – Лео указал на развешенные возле кровати самодельные «плечики» с платьями и пальто.

– Для тебя я завтра сделаю такие же. А еще надо принести что-то вроде рогатины. Закреплю ее у двери, и ты сможешь вешать на нее свою шляпу. Иначе она вся будет в пыли и древесной стружке, – ответила я, собирая посуду, чтобы помыть.

– Не нужно. Утром я отнесу тарелки в таверну.

– Здесь есть таверна? – удивилась я.

– Прямо рядом с нами. Пока там только Луис. Он всегда переезжает вместе со мной. За неделю здесь все очень изменится, Виктория.

– А… я хотела спросить.... Эти женщины, которых я видела возле реки… Они такие нарядные… они приехали сюда с мужьями? Или сами чем-то занимаются тут?

– Да, занимаются, – Лео как-то замялся, но потом откашлялся и продолжил: – Это мадам Ирен и ее девушки. Она содержит бордель. И переезжает, как и Луис. Яа-аа, я хотел обсудить это с тобой позднее, но, видимо, мне придется сделать это раньше, – он встал и заходил по комнате, заложив руки за спину.

– Что обсудить? – задала вопрос. Но и спросила это только затем, чтобы не выдать своего удивления. Бордель? Самый настоящий? О которых я всего лишь читала?

– Тебе не стоит видеться с ними. Нужно избегать встреч и тем более разговоров с этими женщинами, Виктория. Поэтому тебе лучше не выходить из дома, – его последние слова были сказаны так жестко, что мне стало не по себе.

– Вообще не выходить из дома? – переспросила я и встала.

– Да. Воду тебе принесет Уорен. Если нужно что-то еще, ты можешь дойти до таверны. Луис в курсе моих дел и уже знает о тебе.

– Знает правду? – переспросила я и поняла, что внутри начинает подниматься волна недовольства. Это значит, я получила ноги, молодое тело и новую жизнь лишь для того, чтобы сидеть в деревянной коробке? Как кукла?

– Все здесь знают, что вы моя сестра, – Лео не заметил, как снова перешел на «вы», и это выдавало, что он начинает сердиться.

– Я должна сидеть тут, как собака в конуре?

– Где? – переспросил Лео.

– Это такой домик от дождя и ветра, в котором сидят собаки на цепи! – выпалила я.

– Так, черт, – вдруг спохватился Лео, – я забыл свечи. Масляные светильники привезут позже. Сейчас я схожу к Луису, – Лео, сделав еще один круг по комнате, взял поднос с тарелками и направился к выходу. – Ложитесь спать, мисс Виктория. Пока меня нет, вы сможете переодеться, – он хлопнул дверью, и в домике повисла тишина.

На улице вовсю стрекотали цикады. Сейчас, когда не стучали топоры и молотки, я слышала за стеной песни насекомых, какие-то шорохи, шум воды, перекатывающейся по камням. Потом стукнула дверь. Видимо, Лео дошел до таверны.

Быстро раздевшись, я поняла, что даже в тонкой рубашке мне не стало прохладнее. За занавеской, как ни странно, я чувствовала себя в полной безопасности. Одеяло я постелила на разложенные по топчану сумки, легла на него, подложив под голову подушку, и накрылась отрезом ткани, который планировала использовать как простыню.

Тело благодарно отозвалось приятным расслаблением. Я снова пошевелила пальцами ног и улыбнулась.

– Никто не сможет меня расстроить. Ни одна душа не знает, что я обрела. И где бы мне ни пришлось жить и спать, я самый счастливый человек, – пробормотала я, засыпая.

Проснулась я от стука молотка. Казалось, стучали прямо над моей головой. Стена тряслась. Я села и откинула занавеску. В дверном проеме стоял Уорен и прибивал к косяку железную скобу.

– Мисс Виктория, простите, что разбудил. Рано утром прибыл поезд, и сейчас в городке столько всякого сброда, что ждать было нельзя, – махнув рукой, в которой держал молоток, дружелюбно, с улыбкой оповестил меня помощник моего «братца».

– Понятно, – я скрылась за занавеской и улеглась обратно, но вспомнила, что вчера, когда раздевалась в полной темноте, нащупала на талии тот самый мешочек с украшениями матушки Виктории. Элоиза велела беречь его.

Нащупав под подушкой бархатный комок, я вынула его, развязала веревочку и высыпала на руку мои сокровища. Удивлению не было предела! Там, среди золотых, украшенных камнями серёг и пары ожерелий лежали камни. Я могла ошибаться, но не в этом вопросе! Это были те самые камешки из бабушкиных серёг. Те самые, которые она не продала в свои тяжелые и самые жуткие годы.

Я потерла глаза, положила все остальное обратно в мешочек, оставив на ладони два крупных изумруда. Они были прозрачны, как слеза, и даже яркий бутылочный оттенок не мешал видеть линии на ладони. Та самая огранка в виде бриллианта, тот же размер. Единственное, они не были заключены в золото.

Немного закружилась голова, и я, зажав камни в кулаке, опустила голову на подушку. Уорен продолжал колотить. Судя по всему, не моим молотком, который я спрятала под кроватью в саквояже.

Вспомнив про саквояж под кроватью, перед глазами снова встал тот день, когда бабушка достала из-под своей кровати тот небольшой чемодан, открыла шкатулку и достала серьги.

– Мистер Лоуренс с раннего утра ушел к холмам, – закончив прибивать и опробовав щеколду, начал Уорен, и мне пришлось выплыть из своих мыслей. – Если вы готовы вставать, я дойду до таверны и принесу вам завтрак.

– Да, Уорен. Я была бы благодарна вам, – свесив ноги с кровати, я села и уставилась на занавеску: расправившиеся складки все равно были видны и были похожи на звездочки.

– Ну, тогда я пошел. А вы будьте готовы, – ответил он и вышел. Щеколда неожиданно громко стукнула, и я вздрогнула. Потом посмотрела на свои колени и улыбнулась.

– Ладно, новый день наступил. С новыми ногами я все переживу, – бодро встав, заявила я. Но, шагнув, поняла, что разница босиком и в обуви все же ощущается. С собой у меня были только кожаные высокие туфли на шнуровке, похожие на ботиночки.

Я обулась, скинула рубашку, подумала и решила надеть юбку со светлой сорочкой. Плотная ткань и свободный крой не выдаст, что под ней ничего нет, а дышать будет значительно легче. Утро было в разгаре, воздух нагревался.

Нашла расческу и, зачесав волосы как можно выше, перетянула их найденной в саквояже лентой. Потом завернула получившийся хвост и снова затянула. Так шея будет открыта.

На завтрак Уорен принес бобы с кусочками того же зайца, что я ела на ужин. Заяц, может был и не тот самый, но на вкус и жесткость они были идентичны. Подумав, что это, скорее всего, его брат или даже дедушка, я хохотнула.

Настроение поднималось. И радоваться этой жизни мне никто не смог бы запретить, или помешать!

Глава 11

По дороге в туалет и обратно я отметила, что народа и правда стало больше.  Теперь, кроме усилившегося стука топоров, то там, то здесь слышны были голоса: мужчины окликали друг друга по именам, хохотали. По улице шлялись человек пятнадцать. Судя по тому, как они примерялись, дома собирались строить и напротив нашего домика, и правее его, на пустыре.

Через один дом, слева рядом с крыльцом  стояла Ирен. Она держала ладонь над глазами, прикрываясь от солнца, и смотрела на пыльную дорогу. Вчера именно по ней мы приехали сюда. Я перевела взгляд туда же и ахнула: по дороге растянулся караван из людей. В нём было человек сто, а то и больше. Люди шли группками, не торопясь, и видно их на холмах было далеко.

– Ищи, куда прятаться, – то ли мне, то ли себе вдруг сказала соседка, и я внимательнее посмотрела на нее. Она стояла с голыми плечами. Тугой корсет делал ее талию просто нереальной: по-кукольному тонкой. Лиф практически не скрывал груди. Я только и успела подумать, что, слава Богу, хоть юбку успела надеть, как она повернулась ко мне:

– Иди в дом, цыпленок. И никому не открывай двери. Уорен сделал замок?

– Да, – на выдохе ответила я. – А вы-то откуда знаете?

– Так это я поторопила его. Твой братец только и думает, что о крепости своих рельс, – она хмыкнула и, не обращая внимания на скабрезные шуточки проходящих мужчин, поднялась на крыльцо и вошла в дом.

Вспомнив, что я хотела еще наломать веток, пошла было за дом, но потом вспомнила, что снаружи я его закрыть не смогу. А сейчас в нашем, хоть и бедном, доме дорога каждая чашка. Недовольно цыкнула и вернулась внутрь.

Разожгла печку снова с одной спичкой, сварила кофе и встала возле окна. Пить из хоть глубокой, но все же тарелки было неудобно. Решив, что раз все самое интересное буду наблюдать из окна, по крайней мере, пока не вернется Лео, я решила соорудить себе портер. Подвинула стол к окну, а к нему стулья. Нашла в куче на стуле отрезы, приготовленные для штор, присела и принялась подшивать край, чтобы вдеть в него веревку. На столе кучей лежали какие-то документы, карты и просто листы с заметками. Я придвинула один такой и вдруг поняла, что прекрасно понимаю написанное, хоть это были и не русские буквы.

– Значит, теперь я знаю два языка, – достаточно громко сказала я. И в этот момент в дверь кто-то ударился со всей мочи.

– Виктория, это я, – голос Лео успокоил. Но все равно я не сразу смогла встать и открыть.

– Еще раз так сделаешь, и у меня будет «вот такой рубец»!

– Что у тебя будет? – он встал как вкопанный, и только через несколько секунд я поняла, что не узнала бы его на улице: на нем были такие же серые от пыли штаны, как на Уорене, такая же видавшая и лучшую жизнь рубашка. Только жилет еще хранил блеск и лоск того джентльмена, с которым я выехала из Бостона.

– Это что? – сама не зная зачем, спросила я.

– В этих поселках нет смысла одеваться иначе, – он осмотрелся, будто и сам не ожидал такого от себя. Потом заметил мою тарелку с недопитым кофе и, отобрав, с большой радостью в пару глотков опустошил ее.

– Эти люди на холмах… они все идут сюда? – я наблюдала, как он раскладывает на столе карты.

– Да. Теперь ты понимаешь, что на улицу лучше не высовываться? – не поднимая головы, спросил он.

– Нет, не понимаю. Ты просто должен дать понять, кто я и все. Не дикие же звери они?

– Дикие, но не звери, да. Сегодня вечером они все напьются в стельку, как только поставят палатки на пустыре.

– Тут везде пустырь, – быстро ответила я.

– Перед нашим домом, если быть точным, – ответил он отстраненно.

– Понятно. Значит, ты просто найдешь мне такие же брюки, и я буду ходить в них. А волосы буду прятать под свою шляпу. Она сойдет и за мужскую. Тут ходят, в чем Бог дал, – решительно заявила я.

– Хорошо, – нараспев ответил он, и мое сердце возликовало. Но через пару секунд он поднял голову и, словно выйдя из какого-то морока, быстро поправил себя: – нет, нет и нет! Пока мы не начнем работы, лучше посиди тут. Завтра с утра землекопы уйдут к холмам, и в городе останутся только строители и горожане. Вот тогда можно выйти и… куда ты там собиралась?

– За ветками, за водой. А еще… я хотела искупаться в реке. Я видела кусты, за которыми купались те женщины.

– Нет, Виктория. Купаться ты пойдешь только со мной! – он что-то высчитывал, быстро записывая цифры, и я ему очень мешала. Но все же он продолжал вести диалог.

– С тобой? Это как? – опешила я.

– Я отвернусь, но буду на берегу в паре шагов. Вот так. Я твой брат, и это не должно никого удивить. Именно так это и делается. Только вот никто и никогда не взял бы сестру с собой в такое место.

– Лео, у нас совсем другая история, – поняв, что я перегибаю палку, выдохнула. Что-то было не так. Откуда во мне взялось столько пыла, столько желания отстаивать свою точку зрения, свои желания? Мне были незнакомы эти бьющие через край эмоции.

Присев напротив, я продолжила вдевать веревку в новые шторы. А Лео вдруг поднял голову и как-то странно посмотрел на меня.

– Что-то не так? – спросила я.

– Иногда мне кажется, что в тебе живут два разных человека. Хоть мы и знаем друг друга пару суток, и я могу ошибаться, но все же…

– Я напугана, я не знаю, что будет с моей жизнью. Я никогда не была в подобной ситуации, – быстро вывернулась я и опустила глаза.

– Да, извини, мне бы надо больше времени уделить тебе. Но раз мы приехали сюда раньше, чем я планировал… думаю, я смогу использовать это время с пользой. Если мы не начнем завтра, эти дикари будут пить несколько дней. В результате я долго не смогу собрать их. Еще они, оставшись без денег, начнут клянчить оплату раньше времени. Бухгалтер из компании отца приедет через неделю, не раньше. У нас сейчас слишком мало денег, и я предпочту потратить их на обеды.

– Извини, Лео, – мне вдруг стало очень стыдно. – Если нужно, у меня есть кое-что… это украшения, которые можно продать. Я не хочу сидеть на твоей шее, вот… – я было встала и пошла к своему углу, чтобы принести и показать колье, но Лео поймал меня за руку.

– Нет, стой, не нужно. Ты за вчерашний день уже сделала немало. Не нужно денег. Нам всего хватит. Пока… А потом я получу свою оплату.

– Я хотела лишь сказать, что я тоже должна чем-то заниматься, понимаешь?

– В доме еще достаточно дел, которые, судя по всему, ты делаешь с удовольствием, – он улыбнулся, посмотрел на дно тарелки. – Через пару дней придет необходимая мебель. С этим поездом приедут и торговцы. Моего запаса хватит, чтобы купить кофейник, чашки и еще немного кофе. Скоро мы сможем завтракать, как нормальные люди, Виктория. Главное, не нужно суетиться!

– Обещаю, Лео, – я покивала, и, проводив его, закрыла дверь на щеколду.

Ближе к вечеру напротив дома и правда организовался стихийный лагерь. Пьяных было немного. Люди устали идти пешком, волоча на себе свой нехитрый, но необходимый скарб.

Костры загорались то там, то здесь. Я сидела за столом, не зажигая свечи, наблюдала из своего укрытия за людьми, которые жили два века назад. И в секунды, когда это понимала, мотала головой, будто проверяя: на самом ли деле это я.

Прежде чем услышать стук в дверь, я увидела Уорена, несущего поднос. Поспешила открыть и впустила его внутрь.

– Мистер Лоуренс вчера забрал свечи, – напоминая, что я сижу в полной темноте, заявил он.

– Да, но так мне удобнее смотреть. Меня никто не видит, – я нашарила спички на чуть торчащей из стены доске, куда я их пристроила, поджигая печь, и зажгла три свечи.

– Мистер Лоуренс в таверне. Говорит с мастерами. Послал меня к вам, чтобы вы поужинали. Нам совсем некогда было сегодня обедать, и мы поздно вспомнили о вас, – ему было неудобно, но я заверила его, что была не голодна. Хоть и врала, он мне поверил.

– Да, слишком жарко, чтобы есть, – поставив поднос на стол, он осмотрелся. – У вас уже очень уютно, мисс. Вы справляетесь без служанки!

– Да, все хорошо, Уорен. Можете завтра придумать щеколду на дверь и снаружи?

– Конечно, мисс. Я приду рано утром, – Уорен вышел.

Я закрылась и, задув две свечи, уселась за стол перед окном.

– Представим, что я ужинаю перед телевизором, как раньше со своими сериалами, – прошептала я. И решила, что с зайцем в тарелке уже можно здороваться, как с другом, потому что видела его здесь чаще, чем остальных жителей Бентона.

Глава 12

Вечером Лео рассказывал мне об устройстве таких вот городков, называемых людьми «адом на колесах». Уорен был кем-то вроде управляющего этим городком. На выделенные деньги он нанимал строителей, чтобы те быстро построили несколько домиков. Приезжающие специалисты арендовали их. Так компания покрывала некоторые убытки. А чаще всего еще и зарабатывала, поскольку пошлина собиралась на всё: продукты, что завозились в эти городки, на выступление разного рода бродячих артистов. И даже с той мадам Ирен Уорен брал не только арендную плату, но и пошлину за то, что они зарабатывают в этом городке.

– А много домиков построится? Сколько людей будут жить в домах? – заинтересовалась я.

– Иногда такие города насчитывают около сотни небольших домиков, – Лео доедал холодный уже ужин. Он обещал мне, что как только закончит с ним, проводит меня к реке, чтобы я могла помыться. Да и сам он хотел это сделать, несмотря на то, что очень устал.

– А потом? Строения остаются на пустых землях? – я не понимала смысла во всем этом.

– Нет, после окончания работ их разбирают и перевозят на следующий участок, – Лео откинулся на спинку стула и выдохнул. Он тоже наблюдал в окно за бродящими с фонарями людьми, – здесь слишком большое расстояние до действующей дороги. Вот они и спокойные сегодня.

– А если бы эти мужчины приезжали в подобные поселки с семьей? И оставались в них? Ну, или селили бы свою семью, а сами работали дальше по ветке?

– Виктория, чтобы заселить эти поселки людьми, нужно что-то, что даст им здесь возможность заработать. Отрезки дороги, которую мы строим, большие, но их все же очень много.

– Здесь, возле реки очень удобно. Просто если заложить здесь станцию, то часть будет работать на ней. А еще… можно начать какое-то производство.

Мне казалось, это место не ахти какое удобное, но все же думала, что часть людей оседает в готовых для жизни домах. Оказалось, все было совсем не так.

– Идем. Они уже точно не пойдут к реке. Да и голоса практически стихли. Думаю, пьяные уже заснули, – Лео встал, взял со спинки стула приготовленную рубашку и пошел в свой угол. Наверное, за полотенцем и мылом. Мой набор для купания уже был собран, и я держала его в руках.

Принесенный Лео фонарь оказался очень кстати, потому что ночь была непроглядной. Сквозь кусты проход нужно было искать, и мы виляли из стороны в сторону, стараясь не наткнуться в темноте на ветки.

– Завтра я прорублю здесь прямой путь, – Лео помог мне пройти по камням, указал место, где спуск в воду был безопасным, уверился, что у реки больше нет никого, и отошел с фонарем метров на пять. Я хорошо видела его спину и была уверена, что подглядывать он не станет.

Чуть отступившая на ночь жара сделала воду еще теплее. Заводь, где глубина была не больше полутора метров, позволяла поплавать. Я бы с удовольствием плавала еще минут двадцать после мытья, но нужно было еще дать помыться моему «брату».

Пока мылась, успела постирать свое белье. Правда, в темноте не была уверена, что оно останется белым. Для этого нужно было стирать на перекатах, где вода прозрачная, как слеза.

– Лео, я оделась. Посвети мне, – не видя, куда ступать с уже порядком вытоптанного пятачка, я попросила о помощи.

– Стой там, – он в несколько прыжков миновал все расстояние между нами и передал мне фонарь. – Не отходи далеко. Просто отвернись. Я должен видеть тебя и успеть выйти, если что-то пойдет не так.

– Да что тут может пойти не так? Все спят. А идти сюда в темноте – хороший шанс сломать себе голову. Я бы с радостью расчистила этот путь к воде. Всего-то надо перекатить крупные камни, а маленькие раскидать. Песчаная тропа куда приятнее.

– Виктория, у меня такое ощущение, что ты собралась остаться здесь жить, – Лео плюхнулся в воду и блаженно выдохнул.

– Ну, если выбирать между путешествием от одного бродячего цирка к другому, то да. Надо только подумать. Просто подумать, что бы подвигло людей остаться.

– Сама видишь, даже для деревни это место не подойдет: скот негде пасти. В часе ходьбы есть небольшой, недавно начатый угольный карьер. Но его хозяин, думаю, прогорит, поскольку все знают, что добывать карьерным типом дорого.

– А забой слишком опасен, ведь здесь больше песчаная почва, – вдруг поняла я вещи, о которых когда-то читала. Хозяева добывающих компаний никогда не думали о безопасности землекопов. Но Лео сказал именно об открытом способе добычи. А ведь для этого требуется очень много людей, и первое время работа почти не будет приносить прибыли.

– И откуда ты знаешь эти подробности? – судя по плеску воды, Лео ополаскивал помытую голову. – Я еще пару минут.

– Да, наслаждайся. Кажется, я сегодня буду спать как младенец. А завтра я приду сюда утром. Когда все, как ты говоришь, после собрания уйдут на холмы.

– Будь осторожна, Виктория. Уорен сейчас слишком занят своими делами, чтобы следить за тобой. Есть парочка хороших людей, кому я доверяю, но они не приехали. И не знаю, приедут ли сюда вообще.

– Думаешь, кто-то захочет нянчиться со мной? Они приезжают зарабатывать деньги, Лео.

Мы медленно шли между кустами, и я не могла перестать думать о том карьере.

– Как думаешь, хозяин карьера не забросит это дело? – я остановилась, как только мы минули последние деревца.

– Он идейный, но гарантий, что его отец продолжит финансирование, нет. Вот если карьер быстро начнет приносить деньги… Хотя для этого есть все возможности: ведь наш отрезок дороги, который дотянется к его карьеру к осени, позволит Хантеру отправлять уголь на север, – Лео прошел вперед, давая понять, что пора домой.

Я долго ворочалась, прежде чем улечься, но когда, наконец, легла удобно, все равно не смогла заснуть. Лео, несмотря на то, что спал на своем топчане без каких-либо удобств, просто подложив под шею свернутое одеяло и сложив руки на груди замком, захрапел почти сразу.

– И чего я схватилась за этот уголь? – прошептала я сама себе и отвернулась к стене.

Проснулась я от страшного набата. Как будто прямо над моей головой долбили в колокол, размером с дом.

Не думая, что я в одной рубашке, вскочила и побежала к окну. Лео с Уореном завтракали за столом.

– Простите, – мигом вернувшись за занавеску, я высунула из-за нее голову. – Что это за грохот?

– Так собирают рабочих, – Уорен не поворачивался в мою сторону, а Лео смеялся, видя мое испуганное лицо.

– Да, и так будет каждое утро. Если звонят днем или ночью, это означает, что в городке пожар, – добавил Лео.

– И сколько сейчас на часах? Я заметила, что за окном стоит туман, и солнце точно еще не взошло.

– Около пяти, – Уорен быстро достал и открыл часы, но моментально спрятал из обратно в карман пиджака.

– Да, теперь я понимаю, почему ты засыпаешь сразу, как касаешься головой своего одеяла, – я села на свою кровать и поняла, что точно больше не засну.

– Принести вам завтрак?  Позже я смогу принести лишь после обеда, – предупредил Уорен.

Есть еще совсем не хотелось, но раз так, пусть лучше поем холодное, чем останусь голодной. До этого его «после обеда» было больше семи часов.

– Сегодня привезут лавку, и у нас будет возможность что-то купить в ней. А еще привезут мебель и посуду, – вспомнил Лео в тот момент, когда я вышла из своей «кельи». Единственное платье с пуговицами на груди я решила использовать как домашний халат. Хорошо, что Элоиза положила его, иначе туго бы мне пришлось с этими застежками на спине. Ведь все остальные мои одеяния были именно такими.

Я помнила, что денег у “брата” впритык. И нужно было что-то придумать, чтобы не оставаться вот таким “чемоданом без ручки”.

Глава 13

Городок опустел через час-полтора после ухода Лео и Уорена. Я разобрала еще раз все вещи, которые у меня были, обдумывая продать самое красивое, цвета спелой черешни платье с белоснежным воротником. Понимая, что фасона оно совсем неинтересного для местных барышень, я повесила его обратно. Потом подмела пол, сложила аккуратно бумаги Лео и решила сделать вылазку.

На выходе я обнаружила прибитые к косяку и к двери звенья здоровенной цепи. Через одну из них был продет замок, в котором торчал ключ. А я ведь даже не слышала, чтобы кто-то колотил. Наверное, сделали еще до ударов в этот чертов набат.

Закрыла дверь, убрала ключ в мешочек на поясе и, прихватив ведро, отправилась к реке. Я хотела набрать песка, чтобы почистить стол. Плохо оструганная древесина впитывала в себя все, что на ней оказывалось. А про песок я помнила еще из детства. До появления краски именно им мы чистили пол. Пока жили с мамой и пока со мной не случилось то чудовищное происшествие. Я остановилась возле кустов, и память нахлынула с такой силой, будто пробрало ледяным ветром:

– Любушка, ты не смотри в себя, смотри наружу, – твердила бабушка, когда мы с ней оставались одни. Я поняла, о чем она говорит, только спустя какое-то время. Вспоминая дни, когда я могла ходить, я замирала и с открытыми глазами лежала, глядя в потолок.

– Полы совсем почернели, бабуля. Чистить их надо, – тихо отвечала я, осматриваясь и понимая, что в доме уже не так уютно. И дело было не в полах, а в том, что мать, уходя, забрала с собой нарядные простроченные занавески, яркие, как перья жар-птицы из сказки, половики и обитые по углам чеканным железом сундуки. Дом как будто осиротел, будто лишился души.

– А ты не думай, что тебя пугает дома пустота, Любушка. Ты одиночества испугалась, пустоты в душе, – бабушка садилась в эти минуты рядом и гладила мою руку. – Понимаешь ведь, что такого везения твоей матери больше не видать: хоть и без руки Аркадий, а работящий, домовитый. Не старуха она еще.

– Не твои это слова. Слышала я, как она все это тебе говорила, бабуль. Бросила она меня. Могла бы хоть раз в день да заходить. Как говорят: «с глаз долой – из сердца вон». А я в ее сердце, видимо, и не ночевала ни ночи, – я отворачивалась к стене, подтягивалась рукой за прибитую к ней прямо через тоненький ковер ручку и снова ощущала свою беспомощность, потому что ноги надо было поворачивать руками.

– Жизнь – она не подарок в кружевах, Любовь, – вдруг бабуля, которая говорила со мной всегда исключительно тепло и ласково, будто подменили. Ее голос стал жестким и четким. Навалившуюся сонливость как рукой сняло. Я даже хотела повернуться обратно и посмотреть: она ли сидит возле моей постели. – Так вот, жить мне, даст Бог, двадцать лет еще. Это если сердце не рвать от жалости, если не реветь ночами белугой. Выбирай сама: одна хочешь тут лежать или со мной учиться жить так, как есть. Многому научу, почти без помощи обходиться станешь. Если против, то жить мне максимум пятилетку, а там хоть трава не расти. Будешь лежать и под себя ходить. Не то что пол, сама будешь чернее того пола, – бабушка встала и, выключив свет, ушла в свой угол.

Я долго тогда лежала, глядя в потолок. Жалость к себе будто растворилась в воздухе, и от этого он стал даже немножечко видимым. Выбрала я тогда ее помощь и не пожалела ни на минуту. Благодарна ей была всю жизнь. Мы купили новые яркие, как солнышко, половики, вышили новые занавески. Еще краше, чем были раньше.

Каждое утро я сползала на пол и отжималась, как показывала моя фея. Через год я сама могла пересесть из коляски за стол, на кровать, да и в туалет выезжала без помощи. Кормила кур, прямо со своей тележки выметала двор, да и много всего. Не могла я только пол помыть и оттого жила всегда с застеленными половицами.

Когда не стало мой бабули, мне было уже почти сорок. Я умела вышивать, шить, вязать, сколотить ящик, могла подтянуться и провисеть на руках больше трех минут. В огороде я ползала на руках, потому что там помощников не было. Для себя овощи я выращивала сама.

Умирая, она говорила мне о том самом огне в груди, о той силе, благодаря которой можно выдюжить даже в самые страшные дни. Когда эти дни переливаются в месяцы и годы, этот огонь греет. Я считала, что она так называет веру, но сейчас поняла, что эта была огромная жажда жизни.

– Чего замерла? – голос за спиной вывел меня из оцепенения. Обернувшись, я увидела Ирен.

– Задумалась, – ответила я и, чуть замешкавшись, шагнула в кусты.

– Чем думаешь заняться?

– Думаю почистить стол, а если хватит сил, то и пол, – мне вдруг стало совсем не страшно говорить с незнакомкой.

– Сама? Я думала, у вас это делают служанки, – Ирен хмыкнула и пошла следом за мной.

– У меня нет служанки, – ответила я.

– А у Леопольда нет сестры, – вдруг услышала я и замерла. Обернувшись, я увидела, как улыбка разливается на вытянутом лице девушки. – Да-да, у меня хорошая память. Год назад в другом поселке Уорен говорил, что единственная сестра Леопольда погибла. А сейчас он приезжает с сестрой. Надо полагать, что ты не такая наивная, какой хочешь казаться.

– И зачем тебе эта информация? Чтобы осуждать меня? Или хочешь за нее просить что-то? Так знай: у меня нет ничего.

– Осуждать? Я? – она захохотала, высоко запрокинув голову, и стала похожа на журавля. Я онемела от страха, но потом вспомнила, что у меня есть ноги. Я могу не слушать всего, что она говорит, а просто уйти от нее.

– Всего хорошего, – я хотела было уже плюнуть на песок и идти обратно, но потом решила, что такой радости этой слишком много помнящей барышне  не предоставлю, и поторопилась скрыться за кустами.

– Не злись. Я не собираюсь пользоваться этими знаниями, да и ты совсем не такая, как те леди, которых я видела. Не мое дело, почему ты живешь с Леопольдом. Он тоже мне дорогу ни разу не переходил, а пару раз даже сильно помог, – Ирен не отставала и бодро шагала следом за мной.

На берегу я отмела крупную гальку и принялась накладывать в ведро мелкий, как соль, влажный песок. Добавила немного воды и пошла обратно. По пути наломала веток для «плечиков» Леопольду и, не оборачиваясь, дошла до дома.

– Если нужна будет помощь, обращайся, Виктория.

– Спасибо, но думаю… – начала было я и чуть не сказала уже, что это последнее место, куда я приду. И тут же вспомнила о гордыне, о том, что не имею я права судить, – думаю, все будет хорошо. Но спасибо, что вы предложили мне помощь. Я вряд ли смогу предложить свою, но если дело будет касаться хорошего… помогу, – я открыла замок и, быстро оглянувшись, скользнула в дом.

– Да, скорее всего, не понадобится, но буду знать, – раздалось за дверью. Я села на стул и, прикусив губу, посмотрела в окно. Лагерь, кипевший вчера людьми, пустовал. Как и сказал Лео: днем здесь безлюдно.

– Чем мне здесь заниматься? Не мыть же полы ежедневно, – тихо спросила я сама себя. – Может, напроситься работать к Луису? Готовить сейчас надо много, а людей он все равно нанимал.

На крыльце соседнего дома я была минуты через три, не больше. Этот дом был большим, а по сравнению с нашим так и вовсе – огромным. Столы и лавки стояли так плотно, что пройти к прилавку, за которым от горячего воздуха колыхалась занавеска, казалось невозможным.

– О! Мисс Виктория! – почти лысая голова круглого невысокого мужчины с залихватски закрученными усиками показалась из-за занавески, – хорошо, что зашли. Обед будет через пару минут, – бодро затараторил он.

– А как вы меня узнали? – неуверенно спросила я, наблюдая, как он нарезает толстыми ломтями серый хлеб. Я вертела головой, осматривая помещение. Здесь, на удивление, было очень чисто: натертые добела доски столов, свежие, еще белые лавки, чисто выметенный пол.

– А кроме вас здесь еще нет девушек, – Луис пропал за занавеской и через пару минут вернулся с дымящейся миской. – Держите. Мне кажется, вам постоянно достается холодная еда. Уорен забирает поднос и стоит еще тут по несколько минут, точит лясы с каждым встречным. Вы берите, присаживайтесь, составьте мне компанию, – он принес на стол тарелку с хлебом, потом на доске, не очистив, разрезал пару луковиц и положил их рядом. Я решила не спорить и взяла миску с горячей похлебкой, вдохнув аромат которой поняла, что голодна. Хоть и завтракала не больше трех часов назад.

– Мистер Луис, – начала я, чуть попробовав бульон. Он, казалось, кипел прямо в миске. Но хозяин таверны наворачивал его, не смущаясь, – я хотела спросить вас, не возьмете ли вы меня на работу? Я могу делать все, что угодно.

Я испугалась, когда он закашлялся, видимо, подавившись из-за моих слов. Встала и постучала по его кругленькой спине до тех пор, пока он не выдохнул и заойкал.

– Мисс, мисс, что вы говорите? Прошу вас, не пугайте меня. Вы же не представляете, что здесь творится! Это чистый ад! Толпа грязных мужиков ест и пьет здесь до самой ночи. Они просто меняются! И этот кричащий, ругающийся матом поток утихает лишь под утро!

– Я могу работать с утра, пока никого нет, – поторопилась я предложить вариант.

– Луис, иди выдай мне все для ужина, – голос с кухни отвлек Луиса. Но он не встал и не пошел туда, а наклонился ко мне и прошептал:

– Нет, девочка. Тебе не место здесь.

– Луис, – я чуть не плакала от обиды, потому что была уверена, что он согласится.

– Это нелегкая работа и совсем не для леди! – Луис встал из-за стола, прихватил пустую миску и направился к стойке. – Обедайте, мисс Виктория, и идите домой.

Глава 14

Сидеть возле окна, разглядывая редко проходящих мимо мужчин, нравилось все меньше и меньше. Три телеги, нагруженные досками, и пятеро строителей, остановившихся почти напротив наших окон, были просто диковинкой.

– Вот здесь можете выгружать. Отступайте побольше: в случае пожара мы не хотим, чтобы сгорел весь поселок, – голос Уорена обрадовал несказанно. Я схватила шляпку и вышла на улицу. Доски с телег выгружали на пустой участок рядом.

– Уорен, здесь будет чей-то дом? – я подозревала, что меня сейчас снова погонят домой, но надеялась, что пары минут на добычу информации мне точно хватит.

– Да, мисс. Не чей-то. Скорее всего, его будут арендовать несколько бригадиров. Нам нужно построить его максимум за неделю к их приезду, – Уорен подозвал к себе одного из рабочих и указал на ящики.

– Уорен, ты можешь зайти к нам? Я угощу тебя кофе. Печь горячая. Я быстро, – зная, что мужчина падок на этот напиток, я готова была отдать последние ложки, чтобы вытянуть из него побольше информации.

– Ну-у, хорошо. У меня есть всего несколько минут, пока телеги разгружают. Нужно забрать еще много всего с пришедшего поезда. И еще… мы придумали, кто будет постоянно рядом с тобой. Сейчас в поселок придут молодые ребята. Они приехали на легкую работу, – Уорен шел за мной в дом, озвучивая новости, а я как губка впитывала каждое его слово.

– Так здесь есть какая-то легкая работа? – я обрадовалась. Надежда стать самостоятельной снова забрезжила.

– Даже землекопы делятся на два вида, – Уорен внимательно наблюдал, как я вожусь с кастрюлей, пристраивая ее на огонь. – Легкая работа на деле не такая и легкая. Надо разбивать верхний, более мягкий слой земли, откидывать его и идти дальше. Следом идут более сильные. Они уже разбивают и выкорчевывают камни. Обычно первыми идут парнишки лет пятнадцати-семнадцати. А следом уже сильные.

– А сколько стоит эта работа, ну… как ты говоришь, легкая.

– Двенадцать долларов в месяц, – не подозревая о моих планах, ответил Уорен.

– А аренда этого дома, который собираются строить? Если арендовать его полностью? На сколько человек он будет рассчитан? – я налила кофе в тарелку и передала Уорену. Он осмотрелся, с радостью принял предложенный ему сахар и присел за стол.

– Шесть долларов за весь дом. В нем можно будет заселить до десяти человек.

– Значит, чтобы его арендовать, надо проработать пол месяца?

– О чем это вы? – Уорен косо посмотрел на меня, поставил тарелку на стол и чуть наклонился ко мне. – Это очень тяжелая работа, мисс.

– Если пятнадцатилетние справляются, значит, и я справилась бы? Не так ли?

– Нет, не справитесь, мисс Виктория, – Уорен допил кофе и встал. – Сегодня привезут вашу мебель и утварь. Думаю, через пару часов. Я сказал Сэму, чтобы он постучался к вам. Это чернокожий оборванец. Он будет помогать на стройке рядом и будет у вас на побегушках. Так нам с Лео будет спокойнее.

– Сэм? Что это значит? – переспросила я, догоняя его уже на крыльце.

– Сэмюэль. Он толковый и достаточно проворный. Покормите его с дороги у Луиса, пока никто не вернулся. Пусть Луис запишет на меня, – ответил Уорен уже от телег. Сел на освободившуюся и быстро уехал в сторону станции.

– Вот, значит, как? Ну, мы еще посмотрим, – я стояла на крыльце, осматривая изменившуюся буквально за пару дней улицу. Через месяц, похоже, здесь будет самый настоящий поселок. И, попав сюда в самом начале его строительства, я не могла упускать шансов. Мне было интересно все. Выспрашивать какие-то детали у Лео или Уорена было опасно: ведь легко было с ними загреметь в разряд сумасшедших, не понимающих простых вещей.

Я надеялась, что этот мальчишка будет разговорчивым и с ним я быстрее пойму всю картину этого времени. Больше мне рассказала бы Элоиза, но сейчас, наверное, ее таскают на допросы. Даст Бог, все закончится хорошо. Если Оскар привезет ее. Тогда я буду счастлива.

– Мисс, вам явно скучно, – женский голос привлек мое внимание, и я отвернулась от галдящей компании, разбирающей доски с оставшихся двух телег. Ко мне шла одна из девушек, которую я видела на реке с Ирен.

– Я бы так не сказала, мисс…

– Можно просто Ленни, – ответила та самая пухлая светловолосая нимфа. Когда она подошла ближе, я поняла, что ей не меньше двадцати. Именно ее «сдобность» добавляла моложавости. Сейчас на ней было платье цвета топленого молока с голубыми лентами на груди и по низу подола. Волосы убраны в прическу, на лице хорошо виден слой пудры.

– Ну хорошо, Ленни, значит Ленни, – ответила я, разглядывая ее. Никогда раньше в своей прошлой жизни я не встречалась с так называемыми «ночными бабочками». В моей юности так называли пару девушек исключительно за то, что они позволили себе интимные отношения до брака. Это было несказанно смело, но только сейчас я поняла, что на деле не были они никакими бабочками. Настоящий экземпляр стоял сейчас передо мной с веером.

– Не хотите прогуляться? – совершенно серьезно предложила Ленни.

– Нет. Сейчас очень жарко. Да и нечего здесь смотреть: кусты, речушка, несколько строящихся домов и начинающий смердеть палаточный лагерь. Простите, я должна заняться домашними делами.

– Нет, что вы. Я хотела позвать вас пройтись подальше за холмы. Там проходит еще одна ветка, но нет еще станции. И там, как сказала мадам Ирен, восхитительный карьер.

– Вы о шахте? Туда я точно не пойду, Ленни.

– Там есть уже хорошая таверна, да и развлечений побольше, – не унималась она даже тогда, когда я закрыла дверь.

– Извините, я не могу ходить так далеко, – ответила я, борясь с любопытством. Хотелось больше узнать об этом месте, о землях вокруг. Голова работала в непривычном для меня русле: мне хотелось участвовать во всем, что я видела, пройти как можно больше дорог, увидеть как можно больше лиц и городов.

Жизнь затворницы, которую я вела не по своей воле, здоровое молодое тело и, главное, ноги, которые мне с трудом удавалось сдержать от походов, сделали из меня жадную до эмоций и открытий девушку.

Я не знала, какой была Виктория, но что-то мне подсказывало, что и ее энергия во мне бурлит с избытком. Это могла быть простая химия молодого тела, и я побаивалась напора, исходящего от него. Но в чем я была совершенно уверена, так это в том, что мне самой нравилась жизнь. И я готова была взять от нее все.

Глава 15

Скарб Лео привезли часа через четыре. Там были два обещанных комода, секретер, зеркало, большая тряпичная сумка с умывальными принадлежностями, пара небольших кастрюль, чайник. Но самой приятной оказалась находка в деревянном ящике, который Уорен вскрыл с помощью небольшого лома. Там была посуда, бумажные пакеты с кофе и чаем. Еще там было письмо. На свернутой в несколько раз бумаге было написано «Дорогому Леопольду».

Уорен отложил его на занесенный уже в дом секретер и, крякнув от удовольствия, спросил, не приготовлю ли я кофе.

– Да, куда лучше пить его из чашек, – довольного управляющего я хотела успеть расспросить еще о здешних правилах, которых не знала, но именно в этот момент в двери появился гость.

– Мастер Уорен, вы хотели меня видеть? – чернокожий, крепкий, как спортивный взрослый мужчина, но с совершенно детским лицом, подросток смущался и не смотрел выше стола.

– Да, Сэм. Проходи. Это мисс Виктория, и ты будешь присматривать за ней…

– Но… а как же работа? Я хотел заработать не меньше ста долларов за сезон, мастер Уорен, – парнишка не трогался с места. Так и стоял в дверном проеме, шаря взглядом по полу.

– Ты будешь строителем. Видел, где разгрузили доски? Будешь там работать, а между делом присматривать за мисс и помогать ей в мелочах. Она у нас самостоятельная, но для Бентона эта ее самостоятельность совсем ни к чему. Так вот, мистер Лоуренс назначил тебя ее оберегать, – Уорен встал, подошел к Сэмюэлю и, взяв его за плечо, провел внутрь. – Присаживайся.

– Да, Сэм, сейчас я сделаю тебе кофе. А еще у меня осталось кое-что от обеда, – я нашла на столе завернутые в салфетку два кусочка хлеба и заторопилась к печи. Пока варился кофе, поджарила две гренки и, уложив на новообретенную тарелку, посыпала их сахаром.

– Это мне? – Сэм поднял на меня глаза впервые.

– Да, Сэмюэль. Это я берегла специально для тебя.

– Хорошо. Вы вроде познакомились. Сэм хороший парень, а самое главное: честный и незлобивый. Ночевать он будет на стройке. Ну, я пошел. Нам много еще нужно разобрать, – с этими словами Уорен допил кофе, поклонился, надел шляпу и вышел.

– Сэм, не стесняйся. Перекуси. Я помню, как приехала сюда несколько дней назад и помню, как хотела есть. Так что ты окажешь мне честь, если примешь угощение, – я старалась не разглядывать его, но все равно, когда опускала глаза, принималась рассматривать его почти баклажанного цвета кисти рук с нежно-розовыми ладонями.

– Вы очень добры, мисс, – он, наконец, взял хлеб, а я, чтобы не смущать парня, встала и принялась разбирать привезенную посуду. В этот момент я поняла, что кроме хоть и большого, но единственного стола ее поставить просто некуда. И решила ставить пока на комод.

– Мисс, а кем вы приходитесь мастеру Лоуренсу? Вы мисс, а значит, не жена, – совершенно открыто вдруг спросил Сэм. – Простите. Это ведь не мое дело, – моментально поняв, что задал вопрос, который его не касается, Сэм и замолчал.

– Я ему никто, Сэм. Мы говорим, что я сестра, но это не так. Он помогает своему другу, который помогает мне. Я убежала от людей, которые хотели сделать мне плохо. И это место оказалось самым лучшим, как временное убежище, – сев напротив него, честно ответила я. Я не боялась говорить правду. Черт знает, откуда во мне появилось это желание, но перед этим пареньком хотелось выговориться по полной.

– Мисс, я не имею права судить вас, даже если бы вы были виновны в чем-то. Но вы ведь не убийца? – осторожно спросил Сэм.

– Нет, Сэм. Просто я не угодила своей мачехе, которая, по сути, содержит моего отца.

– Больше я не буду задавать подобных вопросов, мисс. Простите меня.

– Тебя не за что извинять. Я бы тоже поинтересовалась, с кем мне придется быть рядом несколько месяцев.

– Я тоже убежал оттуда, где меня ненавидели. Поэтому понимаю вас, как никто другой и готов защищать и даже биться за вас, – Сэм встал и поклонился, как это делают Уорен или Лео.

– Садись, а лучше, пока нет мистера Лоуренса, приляг. Я понимаю, ты шел сюда от железной дороги пешком, – я указала на все еще пустой топчан Лео и вспомнила, что он говорил о матрасах и постели, которую тоже должны были доставить.

– Нет, что вы, – попытался было спорить Сэм, но я была непреклонна. Да и мне нужно было найти Уорена, чтобы спросить: весь ли скарб доставлен.

Я вышла на дорогу и посмотрела по сторонам. Рядом с домом, где планировалась стройка, мужчины сортировали доски. Видимо, они уже когда-то были домом, и теперь, как конструктор, их нужно было просто разобрать на «стены», «пол» и так далее.

Повернув голову в другую сторону, я увидела, как две барышни облегченного поведения трясут перед домом одеяла. Уорена я высмотрела в конце улицы, возле наскоро собранного домишки, напоминающего больше домик Тыквы.

Мимо увеселительного заведения я прошла, не поворачивая головы. Дамы что-то говорили и возможно даже мне, но я решила не терять из обзора цели и идти прямо к ней.

Уорен, увидев меня шагах в пятидесяти, пошел навстречу. А когда мы встретились, зашептал мне прямо в лицо:

– Какого черта? Я для чего привел вам Сэма? Не ходите одна.

– Кого мне бояться? Не надо крайностей, Уорен. У меня другой вопрос: мистеру Лоуренсу кроме посуды должна была прийти постель. Но ее нет. Вот я и хочу удостовериться, не его ли одеяла трясут сейчас вон те разноцветные канарейки? – я глазами показала, о ком говорю. Проходя мимо, кроме одеял я заметила и матрасы, висящие на перегородке у крыльца.

Уорен, не дожидаясь чего-либо, прошел мимо меня и направился прямо к приюту любви. Я поторопилась за ним. Нужно было успеть, пока эти жар-птицы не улеглись на наше добро.

– Мисс, вы сказали, что это было заказано вами? – Уорен указал на матрасы, но девушки принялись их снимать молча, ничего не отвечая.

– Да, мы ждали белье. И увидели его в телеге, – на крыльцо вышла Ирэн и свысока, будто императрица с ложи в театре, одарила нас своим взглядом.

– Вы взяли их с той телеги, где были комоды? – переспросил Уорен, и я заметила, как Ирен сжала губы в куриную гузку. – Я не буду повторять дважды. За воровство я имею право пристрелить. Разбираться здесь не в чем. Я просто спрошу Майка, который вел ту телегу. И если это окажется правдой, тебя поставим к сараю первой, – голос Уорена не был злым, он даже не поменял тональности, но я поверила, что он может это сделать.

– Забирай свое тряпье, – Ирэн скинула на пол один из матрасов и, резко развернувшись, вошла в дом. Уорен спокойно сделал шаг к крыльцу. И в этот момент случилось неожиданное: кроме тех двоих, что трясли одеяло, на улицу выпорхнули еще пятеро. Они, как бабочки перед лампочкой, закружились вокруг Уорена. Подняли и отряхнули матрас, свернули одеяла и принесли еще кипу белья. Они встали передо мной и молча пялились на Уорена.

– Вы отдаете это мисс Виктории? Она не просила снимать это с телеги раньше времени. Берите и несите это все в ее дом. И если хоть кто-то попытается мстить, я не стану разбираться. Одно ее слово, и вы будете стоять вон там, – он указал куда-то в конец улицы, откуда он прибежал навстречу мне и где я никогда еще не была.

Я не хотела такого поворота событий, да и наживать себе врагов не входило в мои планы. Понадеявшись на то, что Уорен лучше знает эту аудиторию, решила молчать и пустить все на самотек. Доброта и желание всем угодить были хороши там, в моем прошлом, где у меня хоть и не было возможности бегать, но я была защищена законом и обществом. Здесь же царили свои порядки, и держать ухо востро нужно было день и ночь.

Девушки принесли все в дом. Положили на топчан Лео и, не поднимая на меня глаз, поторопились выйти. Сэм, сидевший до сих пор за столом, встал, как только они вошли. И сел, лишь когда я закрыла за ними дверь. Я утомлённо присела на свободный стул и попросила присесть его.

– Что-то случилось, мисс? Я должен был пойти с вами. Простите, больше я не совершу эту ошибку.

– Нет, Сэм. Здесь нужен был именно Уорен. А ты так и не решился прилечь? Ну, хорошо. Я поняла, что тебя не переубедить. Тогда мы сейчас все это перетрясем. Это полегче, чем доски, к которым тебя поставят в ту же минуту, как ты явишься на стройку, – я улыбнулась моему новому другу и получила в ответ его улыбку.

Сейчас я твердо понимала, что мы станем хорошими друзьями. Потому что наше знакомство началось с правды и доверия, которое ценят в любом мире. Но только если это касается честных и хороших людей.

Глава 16

До вечера Сэм помогал по дому: мы застелили кровати, уложили вещи в комоды, освободили кухонный стол от документов Лео, и они заняли свое место в секретере. Потом я вымыла пол, а Сэм, осмотрев наш домик со всех сторон, предложил сделать за домом место, где можно стирать и сушить белье. Он сделал легкий навес, потом с помощью лопаты и топора прорубил дорожку между кустами к воде.

Когда начало темнеть, Луис сам принес ужин и поздоровался с Сэмом, как будто знал его давно и хорошо. Мы ели с аппетитом, поскольку устали, но были довольны тем, сколько сделали за день.

– Я сыт, мисс, и должен идти. С утра, если позволите, я поработаю на стройке, но если понадоблюсь, просто позовите, и я быстро прибегу, – Сэм остановился у двери и мял свою кепку.

– Спасибо, Сэм. Я поговорю с мистером Лоуренсом. Я понимаю, что ты хочешь заработать. У меня такое же желание, – я устало поднялась со стула и проводила нового знакомого до крыльца.

Мужчины выходили из таверны. Напротив нашего дома возле пристанища мадам Ирен хохотали девушки. В палаточном лагере зажигались костры, и от них потянуло жареным мясом.

– Значит, не все готовы ужинать у Луиса, – прошептала я себе под нос.

– Все знают, кто ты, Виктория, и, думаю, не рискнут даже подойти к тебе. Но лучше все же быть осторожней, – Лео поднялся на крыльцо.

Еще минут пять мы молча стояли в полной темноте, наблюдая за тем, как жизнь в поселке набирает обороты.

– Ты ужинал? – я, наконец привыкла называть Лео на «ты».

– Да, уже был у Луиса, а потом решали с Уореном несколько вопросов. Но я готов выпить с тобой чаю, – он открыл дверь и пропустил меня внутрь. – Да здесь уже все разобрано!

– Да, мы с Сэмом все разобрали, он принес воду, обрезки досок и ветки, чтобы топить печь, – я поставила чайник на плиту, раздула огонь и подложила несколько веток. Этого точно достаточно, чтобы вскипятить воду.

– Луис сказал, что ты приходила… и просилась к нему на работу.

– Да, и я буду что-то искать, если он меня не возьмет. Могу пойти землекопом. Уорен сказал, что есть легкая работа с землей, – разлив чай по чашкам, я присела напротив. Лео задвинул занавеску.

– На самом деле, это совсем не легкий труд, Виктория. Он отличается от тяжелого только тем, что там не нужно бить и выкорчевывать камни. Земля немного легче…

– Я готова пойти на половину смены. Мы могли бы работать с Сэмом. Он тоже хочет уехать в конце сезона с деньгами.

– Ладно. Я даже боюсь представить, что у тебя в голове, но для чего тебе деньги? Нам нужно лишь подержать тебя тут до осени.

– А что потом? Очередная дыра, в которой надо будет сидеть взаперти? Я готова распрощаться со своим именем, представляться стряпухой или служанкой. Но я не хочу сидеть тут, как в тюрьме.

– Ты не ответила, Виктория, – Лео поднял брови и кивнул.

– Я хочу арендовать дом, который строится рядом, – опустив глаза, сделала небольшой глоток и поняла, что пить чай я вовсе не хотела. Мне нужна была причина, чтобы поговорить с «братом».

– Тебе плохо здесь? Я чем-то стесняю тебя? Я могу уйти жить к Уорену. Просто так, мне кажется, безопаснее для тебя.

– Нет, ты очень добр. По сути, ты содержишь меня, защищаешь, кормишь. Но я вижу, что здесь можно заработать. Я бы открыла в нем гостиницу. Сэм, думаю, мог бы помогать мне. А когда приедет Элоиза, и вовсе все будет сподручнее.

– Я говорил тебе, что мой отец – один из владельцев этой дороги. Но я для него сейчас как красная тряпка для быка. Он делает все, чтобы я согласился, что был неправ и начал принимать его дела. Но я не хочу сидеть в кабинете, протирать штаны в их клубах, обсуждая политику, держа в одной руке стакан с виски, а в другой сигару. Я ищу новые и наиболее удобные способы ускорить строительство, сделать дорогу безопасной, – Лео отставил чашку и говорил со мной так, словно перед ним сидит его отец, и он что-то доказывает ему.

– У меня есть украшения, которые можно продать…

– Их продажа просто не окупится, Виктория, – перебил меня Лео.

– А я не буду тратить всё. Просто позволь мне начать что-то свое.

– Уорен рассказал, что Ирен попыталась что-то присвоить с нашей телеги, но потом оказалось, что они напутали. К ним не довезли мебель и что-то еще. Так что не злись на них, – очень уж тепло вдруг объяснил Лео ситуацию, но я поняла, что он пытается уйти от темы.

– Так что?

– Здесь ни у кого нет таких денег, чтобы оплатить даже половину стоимости одного украшения, – Лео был на удивление спокоен, и это в нем подкупало.

– Тогда я хочу попробовать работу землекопа, – твердо решила я.

– Отлично. Делай, как знаешь. Так я хотя бы буду знать, где ты и чего ожидать. Попрошу Уорена поделиться с тобой одеждой и обувью. А сейчас спать, – Лео выдохнул и направился на свое место за шторой. – Еще раз спасибо, что все так уютно устроила. Я не успел бы один.

– Это тебя я должна благодарить, Лео. Я понимаю, что доставляю неудобства. Но в то же время прекрасно понимаю, почему ты согласился, – я допила чай, сполоснула чашки, переоделась и улеглась в постель.

На улице уже было тихо. Люди очень уставали, чтобы гулеванить долго.

Подскочив от удара по висящей на цепи рельсе чем-то, видимо, не менее тяжелым, поняла, что на сегодня я прекрасно выспалась. Уорен и Лео уже пили кофе, обсуждая мою идею. Они шептались, но я все прекрасно поняла.

– Мисс, если хотите попасть в первые ряды, где работа полегче, нужно прийти в числе первых, – голос Уорена был каким-то слишком воодушевленным. – И продержитесь хотя бы до обеда, иначе мистер Лоуренс проиграет мне доллар.

– С радостью поставлю еще один, чтобы получить от вас второй, – заметила я и, накинув платье, вышла из своего угла.

– Вот, – он подал мне мешок. – Здесь одежда, но я советую надеть юбку.

– Благодарю, – я взяла мешок и скрылась за своей занавеской.

В мешке была поношенная, но чистая рубаха, штаны с продетой в прорези на поясе веревкой, безрукавка, сапоги и шляпа.

Я скинула платье, быстро надела рубаху через голову. Жилет, застегнутый на все пуговицы, хоть немного прижимал ее к телу, иначе разрез на груди оголял бы плечи. Я решила, что для первого дня сойдет, а вечером я пришью на груди пуговицы, и можно будет работать без жилета. Штаны мне были велики настолько, что даже завязанные туго, они стремились слезть с меня. И я от них отказалась, выбрав юбку.

Свою единственную обувь – ботиночки со специальной подошвой – втаптывать в грязь не хотелось. И я вынула из сумки оставшийся отрез ткани. Нарвала широких полос и умело завязала портянки. Было время, когда я делала это ежедневно. Детьми во время войны вместе со всем нашим городишком мы работали в совхозе. Там и научилась.

– Я готова, – натянув мужскую, пахнущую потом шляпу, я вышла к мужчинам.

– Выходим через несколько минут. Позови с нами Сэма, – Лео улыбался, глядя на меня. Уорен с трудом сдерживал смех.

– Сию минуту, – вспомнив про свое богатство, я вернулась в уголок, нашла тот самый поясной мешочек, уложила в него свои сокровища, затянула и надела под юбку.

Потом быстро сходила в туалет, спустилась к реке, чтобы умыться и попить. И направилась к месту стройки. Мужчины на костре грели воду. Сэм, увидев меня, подошел и, удивленно осматривая, спросил:

– Что это на вас, мэм?

– Мы с тобой идем на дорогу. Будем работать вместе, – гордо ответила я.

– Мэм… вы шутите? – он опешил, но в этот момент из дома вышел Уорен и Лео.

– Если все еще планируешь работать на дороге, идем, – Уорен махнул Сэму нам рукой. – Только не забывай, что главная твоя задача – следить за мисс Викторией.

– Да, мастер Уорен, – мне показалось или Сэм был рад такому раскладу.

Идти в сапогах было бы удобнее, если бы подошвы были подбиты так же, как и на ботиночках. Лео и Уорен дождались телег, в которых был навален инструмент, несколько бочек, видимо, с водой. “Брат” на ходу приподнял меня и усадил на край одной из них.

– Спасибо, – засмущавшись, поблагодарила я. Но потом, увидев довольные лица мужчин, скрыла улыбку.

Они делали на меня ставки. И кроме этого, я отметила, что собравшиеся за телегами мужчины тоже перешептывались. Они шагали и указывали друг другу на меня. Я чувствовала себя обезьянкой, которую привозят захудалые артисты в небольшие городки. Мальчишки обычно бежали за человеком, у которого она сидела на плече с бананом или обычной булочкой.

– Вы их не бойтесь, мэм, – Сэм возник ниоткуда и зашагал рядом со мной, – Они не посмеют навредить вам. А если кто-то и задумает дурное, то сразу узнает, какова моя сила! – заявил мой охранник. – Спасибо, что уговорили мистера Лоуренса пустить меня на тяжелую работу. Я буду идти сразу за вами, мэм.

– Я постараюсь не быть в тягость, Сэм.

Никто из них не знал, что я, передвигающаяся только на руках всю свою жизнь, знаю, как работать правильно. Да, это новое тело: не тренированное, слабое и совсем юное. Но я уже проходила через это в те же годы. Главное: не рваться в первые дни. Приучить себя к нагрузке. Нам с Сэмом, решившим, что хочет быть в доле, будет достаточно пары недель. И у нас будет своя гостиница.

– А через две недели ты съездишь в город и продашь кое-что, – шептала я, чтобы слышал только он. – Обратно привезешь кур, крупы, муки. Эти люди голодны, Сэмюэль. Вот увидишь, у нас все получится.

Он улыбался, а я понимала, что в какой-то мере объясняю это все не ему, а себе. Той части себя, которая была напугана и спорила с моим натиском, умоляла остановиться, спрятаться в маленьком домике за цветастой занавеской.

Глава 17

За холмами разворачивалась долина. Сочная зеленая трава делала землю изумрудной до горизонта. Сливаясь с лесом вдали, переходя в следующие холмы, зелень делала эти перепады плавными, словно неровную землю накрыли зеленым пушистым покрывалом. И посреди этой зелени, словно раны, зияли черные и серые проплешины.

– Возьмешь инструмент полегче, – Уорен подал мне кайло, или кирку. Такого инструмента я в руках не держала, но представляла, что махать им несколько часов я точно не смогу. Слабое тело, нежные руки не были созданы для тяжелой работы.

– Хорошо, – Сэм помог мне слезть, а я вынула из кармана юбки две полосы ткани, приготовленные с вечера. Аккуратно намотала их на руки, закрепила на запястье, позжимала ладони, проверяя, не туго ли затянула, и отправилась следом за Уореном. Лео собрал бумаги с телеги и с мужчинами, которые, судя по всему, были бригадирами, пошли вперед, туда, где земля была еще девственно зелной.

– Видишь метки? – показал Уорен колышки, – за них не заходите. Роете до камней, продвигаетесь вперед. Камни – не ваша работа, – он указал на примеряющихся за нашими спинами мужчин. Они мало говорили, покашливали, разминаясь, косились на меня, но молчали. Я ожидала услышать шепотки, но их не было.

– Да, вижу, только эти, – я мотнула головой назад, – они меня быстро нагонят, – ширина полосы между кольями была метра три, а то и шире.

– Они знают работу, и пойдут рядом. Завтра приедут те, кто делает легкую работу, – Уорен поправил шляпу, посмотрел на меня с сожалением и зашагал дальше, к разминающемуся разношёрстому люду.

– Не торопитесь, мисс, а то вас и на час не хватит, – прошептал Сэм, разглядывая тряпки на моих руках, – это вы хорошо придумали, но, думаю, ран не избежать. На ваших нежных ладонях очень тонкая кожа, – он покачал головой и примерился к первым ударам кирки.

Я знала, как работать долго. Нельзя было бить сильно, нельзя было брать в лопату много земли. Я должна была работать не как спринтер, а как стайер, не выжимая силы на единственный короткий рывок.

Разбираясь, как не уставать, работая по дому только руками, передвигаясь в трудных местах ползком, я знала, что такое правильное дыхание. И все это мне объяснили не в спортзале, к этому я пришла сама своими ошибками и опытом.

К обеду я устала до чертиков. Руки казались легкими, даже неощутимыми. Это не очень хороший знак. Завтра я могла просто их не поднять. Но усталость была терпимой. Мне нужно было продержаться еще пару часов, чтобы закрыть половину смены.

Я заметила, что Сэм старается рыхлить землю не только перед собой. Когда я отворачивалась, он разбивал первые, зеленые слои передо мной. Я улыбалась ему, когда наши взгляды пересекались.

– Поезжай домой. Сейчас разгрузят телегу, и она пойдет в поселок, – Лео подошел неожиданно и взял меня под локоть, – завтра, думаю, очень много работы дома.

– Поглядим, – я опустила лопату и выдохнула. Сэм захотел остаться до конца смены – так он заработает больше денег.

Когда я разбинтовала свои руки и попыталась взять пальцами ключ от дома из кармана, поняла, что руки сегодня смогут держать только черенок. С трудом выпрямила пальцы и с грустью покачала головой. Жаль, что у нас нет соды. Компресс сейчас был бы очень кстати.

С таким же трудом я разожгла печь, чтобы погреть оставленный с утра завтрак, сварить кофе. И только наевшись, пошла к реке. Пока не было мужчин, мне нужно было отмочить свое уставшее тело.