Шрам в форме сердца
Глава 1
Женькина жизнь была как у Чехова в пьесе «Три сестры». «Счастья у нас нет, и не бывает, мы только желаем его». И сестёр тоже было три, вместе с нею. И каждая из них была несчастна по-своему. Старшая, Маринка, страдала от избытка любви. А средняя, Аня, от её недостатка. У Маринки, к 33 годам было два спиногрыза и муж, пускай работящий, и по-прежнему ею любимый, но уже слегка потрёпанный, как и она сама, обилием разных забот.
Аню любовь не волновала в принципе, она не искала её, не хотела.
– Насмотрелась! – любила она повторять, нянча обоих племянников. И хотя, к своим 28 годам ещё ни разу не состояла в мало-мальски серьёзных отношениях, утверждала, что это – её личный выбор.
– В гробу я видала вашу семейную жизнь! – вот так говорила Анюта, помогая Марине с закрутками на зиму.
Женя тоже вносила свой вклад в воспитание младших. Хотя, со слов Марины, её и саму «ещё нужно воспитывать». Так уж вышло, что Женя была самой младшей сестрой. И Анюта, отдав пальму первенства ей, ревновала.
– Любимица мамкина, – фыркала Аня, видя, как Женя сопит у мамули под боком.
В тот день, когда мамы не стало, они все втроём ночевали в родительском доме. Племяшек оставили с зятем. Забыли обиды, молились и плакали. Не помогло! Она умирала недолго, рак быстро забрал, сперва красоту, а уж после и силы. Говорила с каждой из них по-отдельности. Словно хотела сказать каждой то, чего не успела при жизни.
Уж чего она там говорила Анюте с Маринкой, Женюша не знала. Но вот что мама сказала ей, запомнила слово в слово.
– Женюшенька, – так мама всегда называла её, – Вон там ящик нижний открой, – указала совсем исхудавшей рукой на комод.
Женя открыла, увидела светлый конвертик.
– Достань, – слабым голосом мама её позвала и велела сесть рядом.
Прислонённый к груди, он терялся на фоне густых одеял, в которых спала уже третью неделю. Несмотря на жару, она мёрзла! А цветом лица была точно как этот конвертик.
Женя сильно старалась не плакать. Мать воспитала их в строгости. Только ей позволяла давать слабину. Но тогда не позволила.
– Не реви! – отыскав в себе силы, прикрикнув на дочь, она посмотрела в окно грустным взглядом, – Вот это письмо ты должна отвезти адресату. Вручить ему лично.
– Кому? – удивлённо воскликнула Женя.
– Тссс, – мать приложила к губам тонкий палец, – Сёстрам ни слова. Я поручаю тебе. Я тебе доверяю последнее это… моё.
– А… что там? – взяла она в руки порученный мамой конверт. На просвет в нём виднелась бумажка. Письмо. Все строчки конверта были заполнены аккуратным маминым почерком. Очевидно, она заполняла его до болезни. Ведь почерк шёл ровно, ничуть не дрожал…
– Не читай! Поклянись, что не станешь читать до тех пор, пока не прочтёт его он, – голос мамы звучал умоляюще. Это случалось так редко! Что Женя слегка испугалась.
– Кто он, мам? – прошептала, склонясь.
Но мама лишь только закрыла глаза, улыбнулась каким-то своим, недоступным для Жени мечтам, и уснула. Или сделала вид, что уснула? Дыхание стало глубоким, чуть слышным. Женя долго сидела и слушала, как мама дышит. Звук её вдохов и выдохов монотонно звучал, заставляя подумать, что всё хорошо, что она не умрёт, что всё это им кажется…
У неё обнаружили рак ровно в тот год, когда был юбилей. Пятьдесят пять лет – ну какой это возраст для женщины? Ей бы жить, да жить! Ей бы плакать… Но мама шутила:
– Умрём с вашим отцом в один день!
Нет, папа давно ожидал на том свете. Уже десять лет пролетело с тех пор, как не стало его. Но судьба подшутила над ними! Отец был на десять лет старше. И умер как раз в пятьдесят пять. А теперь пришёл и мамин черёд.
Девочки плакали, дружно таскали её по больницам. Но когда нет желания, нет и надежды! Мама словно готова была умереть и устала от всяких лекарств, процедур. Она так и сказала однажды:
– Всё! Хватит с меня! Я хочу умереть в нашей с мужем постели! – и никто из сестёр не посмел ей перечить. Все трое приняли это как должное. Все трое страдали в своих уголках.
Марина рыдала взахлёб, начищая картошку для супа. Между делом давая по заднице младшему сыну, а старшего хмуро браня. Анюта рыдала в подушку, тихонько. С виду гордая, сильная, изводила тональник в надежде замазать следы недосыпа и слёз. А Женюша не плакала! Просто не верила в то, что мамули не станет. Ведь даже в свои девятнадцать она продолжала ждать чуда.
– Егоза, – называл её папа. А мама звала «непоседа».
Маринка, желая поддеть, говорила:
– Ассоль!
Анюта, всегда без стыда поднимавшая тему постельных утех, называла её:
– Наша девочка.
Имея ввиду, не половую принадлежность сестры, а скорее тот факт, что она оставалась нетронутой. И словно Ассоль, ждала принца, который её покорит! В институте она изучала французский.
– Зачем он тебе? – удивлялись сестрёнки.
– Просто красиво, – вздыхала Женюша, декларируя им что-нибудь на ином языке.
После смерти мамули Маринка взяла на себя роль родителя. Может быть, мать попросила её приглядеть за сестрой? Только эта опека бесила Женюшу сильнее всего.
– Ну, куда ты поедешь одна? – возмущалась Маринка. В свои тридцать три, походя на пятидесятилетнюю.
– На море, – отвечала ей Женя, пакуя большой чемодан.
– На море? Одна? – сокрушалась сестра.
– Я не одна, я со смартфоном. На который ты будешь звонить и писать каждый день, – говорила ей Женя, включая экран, на котором всегда красовались обои в цветочек.
Адрес, куда предстояло доставить письмо, содержал в себе несколько строчек. Номер дома, название улицы, город. Женя погуглила, отыскав это место на карте. Кроме всего мамой было завещано встать на постой у одной местной тётушки. Якобы с ней мама сильно дружила, вела переписку. И в последнем письме попросила принять свою дочь. Обо всём позаботилась!
Женя хранила секрет. И письмо утаила от Ани с Маринкой. Узнай хоть одна из них правду, как пить дать, увязались бы следом за ней!
– Вот тебе адрес, где я буду жить. Там хорошая женщина, добрая, – написала она на бумажке, по просьбе Марины.
Легенда была такова, что туда же приедут подруги Женюши. А по факту никто не приедет! Она собиралась остаться на море одна. Абсолютно одна. Впервые за всю свою жизнь быть вдали от мирской суеты, от извечных упрёков сестрицы. Одна, со своими мечтами о принце. С любимыми книгами, с запахом моря и пением волн…
– И кто эта женщина? Ты её знаешь? – недовольно взглянув на бумажку, спросила Марина.
– Достаточно того, что мама её знала, – ответила Женя.
Марина нахмурилась:
– Что? То есть, это она тебе адрес дала?
Женя пожала плечами:
– Ага. И сказала, сдам сессию на отлично, могу поехать к тёть Груше.
– А ты и сдала! – упрекнула Маринка, как будто сдать сессию было провинностью.
Она стала и дальше надраивать мамин старинный сервиз. Всё имущество было поделено с давних времён. На троих! Но по факту, они не желали продать этот дом, где прошло их совместное детство. И делили его на троих, жили вместе. В то время как вместе с Маринкой, к ним в дом переехали трое мужчин. Точнее, мужчина один, а ещё два мальчишки. Мишаня, супруг и его очумелые отпрыски, Петя и Дима.
– Чудесненько! – воскликнула Маринка, чуть не выронив чашку из рук, – Значит, с меня она клятву взяла опекать вас, дурёх. Будто мне своих мало! А тебя отправляет на море?
Женя уже пожалела, что впутала маму. Нужно было списать на подруг. Мол, у них там родство с этой тётушкой Груней.
– Ну, Марин! Ну, ведь я не просила? Мама велела мне съездить туда, – попыталась она оправдаться, – Может быть, ей нужно что-то сказать этой тётушке Груне?
– Что сказать? – отозвалась Анюта, принёсшая с улицы облачко тёплых духов.
Анюта была видной девушкой. В отличие от старшей сестры, не растратившей свой первозданный соблазн. Но мужчин выбирала уж больно придирчиво! К 28 был у Анюты один бизнесмен, два банкира, один ресторатор, политик. И большая часть из них были женаты. О чём мама не знала. О чём знала сестра.
– Ну, что-нибудь личное, – Женя вздохнула. Язык исполняет! Кусай, не кусай, откровения льются потоком.
– Интересненько, – Аня приблизилась, – Ну-ка, колись!
Женя, решавшая, какой из трёх купальников предпочесть, остановила свой взор на закрытом.
– Бикини бери! – подзадорила Анька, – Так что за секрет?
– Не могу рассказать, – отказала Женюша, – Я маме слово дала!
– Чудненько! – фыркнула Аня, – Значит, мне, старшей по возрасту…
«Но не по уму», – про себя уточнила Женюша. Анюта тем временем продолжала вздыхать:
– Она только и выдала, что целый перечень правил, «как жить».
– И что же там было? – съязвила Маринка, – Дай угадаю! Не позорить семью, не пить, не курить, не встречаться с плохими мальчишками?
– Ага, что-то, вроде того, – Аня села, скрестив свои длинные ноги, задрав платье так, что ещё всего пару см, и покажутся трусики.
– Прикройся, бесстыдница! Парни растут! – оценила Маринка.
К Мишане она и не думала ревновать. Ибо знала, что Анька никогда не польстится на мужа сестры. При таких-то вариантах! Но мальчишки, один из которых окончил девятый, вдохновенно мотали на ус. Как должна выглядеть девушка? И на фоне измотанной матери, образ «тёть Ани» казался сошедшим с небес. С Женькой они с малолетства играли, как со старшей сестрой. Донимали её. Даже дрались! Забавная разница в четыре года со временем вовсе размылась. И Петя с Женюшей могли бы сойти за родных.
– Ну, так! – сестрицы усиленно спорили, – А нашей малой она доверяет секреты! Колись, давай, что за секрет?
– Не скажу, – в очередной раз отказала им Женя, – Я поклялась!
– Я тоже, – вздохнула Анюта. Хотя именно в этот момент нарушала одну из данных матери клятв «Не курить», доставая из пачки гламурные тонкие, с фильтром.
– Давай-ка отсюда, во двор! – указала Маринка на дверь, как коту, – И не дай бог пацаны увидят!
– Так они сами курят уже, – сдала с потрохами Анюта.
– Как? – задохнулась Маринка, убрав ото лба кучерявую прядь.
– Да Петька смолит за гаражом, – томно вздохнула Анюта, – И девчонок там тискает, видела!
– Чего ты видела? Глазастая больно! За собой лучше смотри! – возмутилась Маринка.
– Нормально, Марин! Ну чего ты так бесишься? Мужик ведь растёт, – закатила Анюта глаза.
– Мужик, – усмехнулась сестра. Ей так шло материнство. Только Женя представить себе не могла, что когда-то Марина была юной, ветреной, верящей в чудо. И чудо случилось с ней! Миша пришёл…
Миша, и правда, вернулся с работы. Споткнувшись уже на пороге об Анькины модные кэблы, он приглушённо ругнулся и сжал кулаки.
– Раскидала тут цацки свои! Когда ты съедешь уже?
Аня вздохнула, поправила локон:
– И тебе здравствуй, Мишенька! Вот когда похудеешь на десять кило, так сразу и съеду.
Этот вечный их спор не имел продолжения. Так как Миша, за лишний половник борща был готов выносить даже Аньку.
– А Женя на морюшко едет, – сказала сестрица.
– Меня б кто свозил! – огрызнулся Мишаня. И, скрепя половицами, сунулся в кухню, на запах котлет.
Глава 2
Тёть Груша оказалась значительно старше, чем думала Женя. Её дом на окраине был словно из сказки. Утопленный в зелени, с пышным розарием клумб и уютной беседкой.
– Здесь поблизости пляж, – сообщила она, – Там обычно рыбачат. Но мама твоя обожала там плавать.
– Вы хорошо знали её? – уточнила Женюша, помещая одежду на плечики, в шкаф.
– Знаю неплохо, – ответила Груня, не обращая внимания на прошедшее время, в котором звучал этот странный вопрос, – Мы долго общаемся с ней. Правда, по переписке. Так уж сложилось! Не хочет она сюда ехать. Хотя… Столько лет уж прошло, все забыли.
Женя застыла:
– Забыли о чём?
Тётя Груша, во всей полноте своих дум, обернулась, взглянула так, словно ища что-то в комнате:
– Ась? – отозвалась рассеянно.
– О чём забыли? – напомнила Женя, держа в руках свой бикини и понимая уже, что открытый купальник надеть, не решится. Хорошо, по велению сердца, не слушая Аню, она прихватила закрытый вариант.
– Забыла! – воскликнула Груня, всплеснула руками, – У меня же там творог поспел!
И вышла, оставив свою постоялицу в смутных догадках о том, что имела ввиду.
Окно, выходящее в сад, поддалось, и Женя открыла скрипучие створки. В комнату сразу пахнуло цветами и летом. Сделав вдох, она вызвала в мыслях красивый мамулин анфас. Она не хотела её вспоминать той, какой мама была в те, последние месяцы жизни.
«Спасибо, мамуль», – прошептала на улицу. Именно этого ей не хватало! Спокойствия, жизни вдали от сестёр. Пусть, хотя бы на время отвыкнуть от них, стать частицей большого, совсем незнакомого мира…
После принятия душа её ожидал полноценный обед. На столе тётя Груня накрыла такое количество блюд, что у Жени невольно в глазах потемнело:
– Ого! – усмехнулась она.
– Всё домашнее! Творог, сметанка, и сырники сделала свежие. Вот тут ещё и блины, – она налила в кружку чай, протянула его подоспевшей Женюше, – Садись, налягай! А то вон, какая худышка.
Женя взяла один блинчик, макнула его в бурый мёд.
– Как там мамуля? – спросила тёть Груня, садясь, – Я думала вместе приедете, внуков своих мне покажет. Мои вон, уехали с мамкой в Голландию, и только звонять.
Смешная манера коверкать слова не смущала Женюшу. Наоборот! Тёть Груня была словно добрая бабушка, которой у Жени, увы, не имелось.
– А что они делают там? – уточнила она, избегая пока говорить ей всю правду о маме.
– Так живуть! – отозвалась тёть Груня, – Дочка с мужем у миграцию эту уехали, говорили, на годик-другой, а уже десять лет там живуть.
– Но они приезжают сюда? – Женя, съев второй блин, потянулась за третьим.
– Так, а то! Приезжають, раз у три года. А то всё больше звонять.
– А вы? – надеясь продлить разговор, Женя черпнула сметаны, – Вы у них были? В Голландии.
Тётушка Груня скривила забавную рожицу:
– Да шо я там не видела у той Голландии? Тюльпанов и у нас тут полно! Мне и паспорт, небось, не дадут, я ужо старая.
Женя в ответ рассмеялась. Но момент признаваться настал. Тётя Груня спросила:
– Так шо, когда мамку-то ждать? И сестричек твоих? Я так ждала познакомиться. Столько уж лет не видала их! Тебя-то вообще ещё не было. Старшой так по-моему, было тринадцать годков. А младшенькой девять.
– Так вот, значит, как? – улыбнулась Женюша, – Мама была здесь ещё до меня? Потому я не помню.
– До, до, милая! Я всё хотела тебя повидать. Фотографии мамка твоя присылала. Я тогда ещё, глядя на них, удивлялась тому, как ты сильно на папку похожа, – она прикусила язык. Словно речь оборвалась.
– Вы знали отца? – удивилась Женюша. Блины залетали один за другим. Точно семечки. Лёгкие, нежные, с кружевными краями. Наверное, так и готовят бабули. Когда принимают внучат.
– Э… не то, чтобы знала, – смутилась она, – Но видала, агась!
Сама Женя считала себя не похожей на всех домочадцев. На маму, разве что? Да и то лишь губами и носом. А папино в ней незаметно снаружи. Характер, терпение, сила ума. Темноволосые с лёгкой кудринкой Анюта с Мариной. Вот кто уж точно похож! Старшая – копия папы. А средняя в маму пошла.
– Тёть Груш, я должна вам признаться, – решилась Женюша, и сжав в руке ложку, сказала, – Моя мама, она умерла.
У тёть Груши вся кровь отлила от лица. Руки, державшие чашку, разжались. И та угодила на стол, расплескав на крахмальную скатерть своё содержимое.
– Ой, тётя Груша! Вы как? – вскочив, Женя к ней подбежала. Взялась за плечо. Оно мелко тряслось, – Что? Что? Сердце? – впопыхах она щупала пульс и пыталась понять, что ей делать.
Точно также однажды и папа погиб. Просто взялся за сердце, и дух вышел вон.
– Там, у кармашке, достань пузырёк, – тётя Груша, откинувшись на спину, дала Жене доступ к карману своей безразмерной накидки.
Там Женя нашла пузырёк.
– Под язык, под язык, щас пройдёть, – рассосала таблетку тёть Груша. Задышала свободнее, руки уже не тряслись.
Женя села напротив:
– Простите меня.
– Да ты што? – отмахнулась хозяйка, утёрла слезу, – Как же ш это случилось? Когда?
– В мае, – бросила Женя, – Она болела два месяца. Рак.
– Оооо, – покачав головой, тётя Груня взглянула куда-то в пространство, – Так она мне писала последний раз в мае. Ни словечком единым! Так я и не в курсе была.
– А писала о чём? – попыталась дознаться Женюша.
– Так о том и писала, что летом приедем, мол, всей своей дружной семьёй. Я ж вон и комнаты вам подготовила. А выходит, одна ты приехала? Сёстры-то где? – тёть Груша взяла себя в руки, лицо обрело первозданный окрас.
Женя вздохнула:
– Понимаете? Мама велела письмо передать одному человеку. Я потому и сама. Она не велела рассказывать сёстрам. Говорит, это личное слишком.
Подскочив, Женя решила спросить у тёть Груни о том незнакомце, имя которого мама старательно вывела на конверте. Она ведь живёт здесь так долго. Наверняка, знает всех?
– Евгений Озеров, это имя вам о чём-нибудь говорит? – прочитала она.
Тёть Груня слегка изменилась в лице. Если бы Женя следила за ней в этот миг, то она бы заметила, как напряглись её губы, как веки прикрыли слегка помутневшую радужку глаз. Она бы поймала её на обмане! Но Женя смотрела на белый конверт, гадая в который раз, что в нём.
– Нет… Нет! Понятия не имею, кто это, – пожала плечами тёть Груня.
– Ну, вот, – раздосадованная этим ответом, Женя сложила письмо на комод, – Жаль, я надеялась, вы мне подскажите.
– Может, какой-то знакомый, кто его знает? Мама твоя не сказала о нём ничего? – деликатно, как будто боясь проболтаться, спросила тёть Груня.
– Ни-че-го, – по слогам прошептала Женюша и уселась обратно за стол.
– Охо-хо, Шунечка, Шунечка, – потёрла тёть Груня пятно от заварки на скатерти, – Как же так, милая? Ведь и не старая вовсе? Жить бы да жить.
Женя печально поддакнула. Боль от потери ещё не прошла. Улеглась, словно ил на пруду. Всколыхнёшь его чем-нибудь, он и замутит прозрачную воду…
Перед сном она слушала звуки природы. Крики чаек и шелест листвы за окном. По словам тёти Груши, на этой постели спала её мама. Интересно, о чём она думала, глядя в окно? Об отце? О дочурках, которые спят через стенку? Тогда ещё мама была молода. Почти как Маринка по возрасту. И также имела двух деток. Но, судя по фоткам, она была очень красивой. Всегда была очень красивой! И даже на смертном одре продолжала следить за собой. А в последний свой вечер она попросила Анюту накрасить ей ногти.
– Достань моё синее платье, бельё и платок с бахромой! – приказала Маринке.
А Жене велела найти среди прочих её украшений те серьги, которые папа дарил.
– Хочу предстать перед вашим отцом в мало-мальски приличном виде. Он-то умер красивым, а я? – сокрушалась она.
– Мамулечка, там всё равно, в чём ты будешь одета. Там все ходят в белом, – сказала Маринка, как будто была на том свете.
– Молчи! – приказала ей мать, – Каблуки не забудь из коробки достать. И чулки обязательно.
– Боже, – шепнула сестра, вынимая из шкафа коробку.
А Женя представила маму, одетую в синее платье, с платком, прикрывающим лысую голову. Пускай там, на небе всё будет иначе! Ведь там по одёжке встречать не должны?
Глава 3
Свой первый день на морском побережье Евгеша решила начать с выполнения миссии. Казалось бы, маленький белый конвертик! А тяжесть его была столь велика. Избавиться, выполнить долг перед матерью. А дальше – купаться, есть блинчики и загорать.
Тёть Груня дала ей свой ве́лик. Точнее, не свой.
– Мой внучок на нём рассекал по округе, – погладила руль с такой нежностью, словно тот был живым.
– Ну, вообще, обычно транспорт в аренду сдают, – сообщила Женюша.
На ней был изящный танкини. Футболка и шортики в цвет.
– Ещё чего? Я денег с тебя не возьму, поняла? – пригрозила она, – Тем более, после того, как узнала про Шуню.
На глазах тёти Груни опять проступили горючие слёзы:
– Ох, земелюшка пухом ей будет!
– Ага, – отозвалась Женюша, седлая своего новоиспечённого жеребца.
– Ты бы панамку надела! Вон солнце печёт! – тётя Груня велела ей ждать, и метнулась ужо́м в коридор приоткрытой веранды. Оттуда она появилась с огромным кепоном. В таком был Незнайка в мультфильме.
– Да мне не пойдёт, – воспротивилась Женя, – Опять же, слетит по дороге.
– Не слетит! Тут верёвочка есть, – заявила тёть Груня, выпростав длинный шнурок.
«Как свинья под лопухом», – подумала Женя, оценив себя в зеркальце. Но озвучить подобную мысль не смогла. Уж очень счастливым было лицо тёти Груни! И, помахав напоследок, отправилась в путь.
Путь был неблизкий. Учтя, что ей нужно по адресу. Но первым делом Женюша решила поехать на пляж. Он оказался почти по дороге. Свернуть и усталому взору откроется бухта, красивее которой ещё поискать…
За всю свою жизнь Женя купалась на море лишь раз. Хотя мать утверждала, что вместе с обеими сёстрами они посещали курорты. Но Женя была ещё маленькой. И не помнила этих времён! Зато ярко помнила раз, когда ей было семь. А Маринка с Анютой уже подросли и не ездили с ними. Тогда ещё папа был жив. Мама счастлива. А Евгеша уже понимала, что младшей в семье быть почётно. Тогда они целых четырнадцать дней провели в Черногории. Даже остались совместные фото, хранящие память о тех временах.
Через пару лет Жене исполнилось девять. В тот год умер папа и мать, овдовев, потеряла вкус к жизни…
Спешившись, Женя решила оставить свой ве́лик на пляже. Благо, дорожка вела прямо вниз. Между скал был пологий, не слишком опасный, но всё-таки спуск. Пару раз оцарапавшись, взмокнув, она таки слезла на пляж. Тот был сказочным!
Мелкий песок рассыпался по кромке воды. Будто здесь находили приют все мечты. Чайка села на воду, о каменный выступ разбилась волна, и свежим потоком мерцающих брызг окатила вспотевшее тело.
Женя тут же разделась, рюкзак уложила на камни. Сделала пышный пучок из волос. И, наслаждаясь моментом, вошла…
Водичка казалась прохладной. Но кожа привыкла. Она отплыла, посмотрела на пляж. Ве́лик с приделанной спереди, плетёной корзинкой, стоял в одиночестве возле камней. Она попыталась представить себе, как сюда приезжала мамуля. Как она совершала заплывы. Одна, или нет? Плавала мама неплохо! И даже в последние годы ходила в бассейн. А вот Женя боялась большой глубины. Потому устремилась обратно.
Выйдя на берег, окутавшись в банное полотенце, которое ей подложила тёть Груня, она вдохновенно смотрела на море. До тех пор, пока красоту не нарушил рёв двигателя. Незнамо откуда, вблизи появился пикап! Он отыскал тайный лаз и пробрался на берег. И теперь газовал, стоя метрах в семи от неё. Словно сидевший за рулём не заметил того, что на пляже есть девушка.
Из машины на девственно чистый песок сиганул босоногий парнишка. Высокий и крепкий. Такой загорелый, что было не видно волос на груди. А они там росли…
Женя поджала губу, собиралась уйти. Но решила остаться. Между тем незнакомец, нырнув с головой в свой открытый багажник, извлёк рыболовные снасти.
– Кхе-кхе! – кашлянула Евгеша.
От удивления он отступил. Откинул с лица непослушные волосы. Те прикрывали глаза, когда он наклонялся вперёд.
– Э…, – провёл он рукой перед глазами так, словно Женюша ему только чудилась, – Ты кто? – уточнил, убедившись, что Женя не глюк.
– А ты кто? – она поднялась, замотала вокруг себя полотенце. Красоваться перед ним в трусиках, пусть даже купальных, совсем не входило в её планы.
– Интересный вопрос, – усмехнулся рыбак.
– Зачем ты заехал на пляж? – неожиданно грубо ответила Женя, – Ведь здесь не парковка!
Парень взглянул на неё, вскинул брови. Глаза его были такого же цвета, как море, шумевшее в паре шагов.
– А где тут знаки стоят, что нельзя? – обвёл он рукой окружавший их вид.
– Знаки для тех, кому понять не дано. А умный бы понял! – ответила Женя, держа полотенце у самой груди. Купальник не высох. Натягивать шорты на мокрые трусики было противно. Но и сидеть тут, при нём не хотелось! Красота была гадко нарушена. Отдых испорчен. И мысли метались в её голове.
– Ну, ты и борзая, конечно! – он уложил свои удочки возле машины, присел и добавил, – Понаедут сюда, и давай свои правила устанавливать.
– Это ты понаехал! А я тут сидела уже, – ответила Женя. Она стояла, не зная, как быть. Остаться? Уйти? Но уйти, значит сдаться. Сдаваться она не любила.
– Я рыбачу тут, ясно, – ответил чудак. На спине у которого был нарисован, не то осьминог, не то ёж. И написано что-то. Но разобрать было трудно. Загар поглотил и рисунок и надпись.
– А я тут купаюсь! – ответила Женя. И, сняв полотенце, пошла в направлении воды.
– Ээээ! – он поднялся с песка, крикнул в спину. Но она уже влезла по пояс. И трусики вымокли вновь.
Когда он взобрался на камень, где только недавно сидела та самая чайка, Женюша продолжила плавать. Он крикнул ей сверху:
– Эй! Ты давай-ка греби вон туда! – указал направление, – Ты мне всю рыбу тут распугаешь!
– Где хочу, там и плаваю! – крикнула Женя, намеренно плавая возле скалы.
Эта борьба продолжалась недолго. Он умудрился закинуть крючок, когда Женю поддело волной. Она потеряла к нему интерес ещё прежде, чем успела замёрзнуть. И, вернувшись на берег, зарылась в большой банный плед.
«Вот идиотка! Какого ты в воду полезла? Теперь трусы точно не высохнут», – думала Женька, кусая губу.
Оставив свои рыболовные снасти «ловить на живца», незнакомец вернулся к машине. Достал сигареты и начал курить.
– Фу! – поморщилась Женя, когда вместо бриза в лицо ей ударил табачный настой.
Услышав её, рыбачок повернулся. Взглянул с хитрецой:
– Новенькая что ли? Бледная больно!
Женя прикрыла торчавшие плечики. Только лицо не прикрыть.
– А ты старенький? Коричневый, как баклажан! – заявила она.
– Баклажан не коричневый, он фиолетовый, чукча! – хмыкнул рыбак, опираясь спиной о пикап.
Женя старалась не пялиться. Но глаза, то и дело съезжали с лица, с интересом её изучавшего, ниже. На грудь, что была не мужской. Как, к примеру, у Миши, супруга Маринки! Но такой, по-мальчишески крепкой, слегка волосатой и потной. Она снова поморщилась, чем вызвала новый прилив красноречий у парня.
– Слышишь, царевна Несмеяна, ты бы с солнца ушла!
– У тебя не спросила, – ответила Женя. Однако с обеих сторон не заметила тени. Тень была только там, где стоял его рыжий пикап.
– Со своей физиономией белой. Завтра красная будешь! – продолжал незнакомец.
«И, правда», – подумала Женя. Достала панаму, хотела надеть. Но, увидев лицо рыбака, замерла.
– Это что за летающая тарелка? – смеялся он в голос.
– Сам ты тарелка, – с обидой нахмурилась Женя. Рывком поднялась. Полотенце скользнуло к ногам. Обнажив её яркий танкини.
«Поеду в мокрых», – решила она. И принялась одеваться.
– Подожди уходить! Щас улов подоспеет. Тебя угощу! – хмыкнул сзади рыбак.
– Обойдусь, – горделиво ответила Женя. Натянула штаны и футболку. Надела рюкзак на плечо. А затем посмотрела наверх. Спускаться казалось не так высоко. И толкать двухколёсного будет сложнее.
«Ничего, справлюсь», – вздохнула она.
– Помощь нужна? – подзадорил рыбак.
Женя хотела кивнуть. Но, представив себе, как он подойдёт к ней вплотную, смутилась.
– Спасибо, не нужно, – сказала она.
– Тут окружной путь есть, – посоветовал он.
Женя вспомнила, как он приехал: «Вот, точно! Поеду вокруг».
– Только ты на этом далеко не уедешь, – как будто прочтя её мысли, сказал рыболов.
– Почему? – обернулась она.
Он уже докурил, и теперь наблюдал, сплетя руки. На плечах те заметно бугрились, и Женя сглотнула, стараясь на них не смотреть.
– Колесо, – хмыкнул он, указав взглядом вниз.
– Ах! – она ахнула, тихо присела, увидев, что заднее спущено.
– Ехать-то можно, но рама погнётся, вправлять тяжело, – произнёс он со знанием дела.
– Вот чёрт! – простонала она.
– Ты не парься! Подброшу, так уж и быть, – хмыкнул он, – За поцелуй.
– Что? – подняла она голову.
– Ну, не слишком высокая плата. Такси обойдётся дороже, – ответил наглец. Он так и стоял, в этой позе, которая в этот момент излучала полнейший триумф.
– Ну, вот ещё! Я лучше пешком пойду, чем буду с тобой целоваться, – отрезала Женя. И покатила свой ве́лик по той колее, что оставила пара машинных колёс…
Он отыскал её возле дороги. На выезде к главной. Под деревом, в самой тени.
– Ну, ты и заныкалась! – хмыкнул рыбак, погасив зажигание, вышел.
– Поймал что-нибудь? – церемонно ответила Женя, махая, как веером широкополой панамой себе на лицо.
– Поймал, – усмехнулся парнишка. Теперь он был в майке. И та была мокрой. И плечи его были мокрыми. На фоне загара морская вода проступала крупицами соли, – Залазь! – он кивнул на пикап у себя за спиной.
– Не хочу, – отозвалась она, продолжая махать.
– Ну, как знаешь, – ответил он с лёгкой обидой, – Чё, много машин тут заметила? Кстати, здесь всякие ездят. Недавно был случай, – достал сигарету, и начал рассказывать он, – Нашли одну девочку, вот такую же, ростом с тебя. Лежала на пляже, убитая.
– На к-каком пляже? – опешила Женя.
– На другом! – он махнул, – Но не суть! Просто, всякие ездят.
– Такие, как ты, например? – она злобно сощурилась.
– Я безобидный! – кивнул он.
– Но только на вид, – отчеканила Женя. Хотя и на вид он был так себе.
– Да я мухи не обижу! – принялся он спорить.
– Ага! Только рыбу, – сказала Женюша, – Ни в чём не повинную, стоит сказать.
– Веганка что ли? – поморщился он с таким видом, как будто уличил её в чём-то постыдном.
– А если и так? – объявила она. Хотя утром ещё навернула большой бутерброд с колбасой.
– Да пофиг, залазь! – повторил.
– Не залезу, – помотала она головой. Телефон был заряжен. Вот только он здесь не ловил. Женя успела проверить, пока отдыхала под деревом. Ехать обратно не близко. На проколотой шине опасно к тому же. Пешком тяжело, далеко…
– Ну, я не могу же оставить тебя и уехать? – посетовал он и вздохнул.
– Почему? – рассеянно бросила Женя.
– А вдруг с тобой что? Ты прикинь! Как мне жить потом с этим? – он усмехнулся, открыв белоснежные зубы. И что-то в улыбке сломило её непокорность.
– Ну, ладно. Мне в город. Я адрес скажу, – она уже было полезла в рюкзак, за конвертом.
– Только деньги вперёд… В смысле, плату, – ответил «извозчик».
– Нет! – отрицательно вскрикнула Женя.
– Ну, так не пойдёт! – пожурил он, – Я тебя довезу, а ты убежишь. Я вас, девочек, знаю.
Он осёкся, она посмотрела с укором:
– Знаток.
– Это я так, для словца. Извини, – лицо его стало серьёзным, – Ну, так что? Всего лишь один поцелуй, и поедем. Домчу с ветерком, ещё и ве́лик в ремонт отвезу. У меня есть знакомые в городе.
«Была, не была», – безысходно подумала Женя. Не ночевать же ей тут? Да и вид у него, по правде сказать, не бандитский. И крестик на шее. И соль на губах…
«Один поцелуй, всего лишь один быстрый поцелуй, и поедем», – утешала она себя, подходя к нему ближе. Ростом он был выше среднего. Так что Женюше пришлось чуть привстать на носочках.
Она оказалась права. Ведь губы у него, и правда, были солёными, жёсткими. Лишь прикоснувшись, она покачнулась, едва не упав. Рука подхватила за талию, крепко прижала к себе. Голова закружилась от близости, запаха тела, мужского тепла. Губы его разомкнулась, горячая влага коснулась её приоткрытого рта.
«И совсем они не жёсткие», – отвлечённо подумала Женя, теряя рассудок. Она целовалась и раньше. Но так… Никогда.
Он отпустил её быстро. А, может, не слишком? Секунды слились в бесконечную нить. Глаза распахнулись и встретили взгляд цвета моря. Женя вздохнула, упёрлась ладонями в грудь:
– Отпусти!
Он улыбнулся, провёл языком по губам:
– Ну… Мне бы хватило и в щёчку. Хотя… Это было…
– Козёл! – обозвала она.
– Я козёл? – усмехнулся парнишка. На губах до сих пор ощущалась горячая влага слюны, лёгкий привкус солёного моря.
«Наверное, я пахну также?», – подумала Женя.
– За это ты будешь мне должен!
– По гроб жизни обязан возить вашу задницу, милая леди, – съязвил незнакомец, легко погрузив её ве́лик в багажник машины. И прыгнув за руль, – Прошу!
Избегая дышать глубоко, она села по правую руку. Внутри пахло рыбой. Противно, конечно. Но если не нюхать, то можно смириться с таким неудобством. Как и с жёсткостью кресел. Как и с водителем, личность которого была до сих пор неизвестна.
– Я Саша, – протянул он ей руку, как будто прочтя неозвученный ею вопрос.
«Надо же», – подумала Женя. Его зовут также, как маму? А в мужском исполнении имя это звучит по-другому! Но боль всё равно пробудилась внутри…
– Женя, – она сунула кончики пальцев в ладонь, и они ощутили пожатие.
– Тоже бесполое имя? – рассмеялся рыбак.
– Моё имя мне нравится, – хмыкнула Женя.
– Моё мне тоже, – кивнул он, – Так куда вас доставить, Евгения?
Она порылась в рюкзаке и достала конвертик. Озвучила адрес.
– Серьёзно? – спросил он.
– А что? – подняла глаза Женя, увидев слегка озадаченный взгляд рыбака.
– Ничего, – хмуро выдохнул он. И остаток пути они ехали молча.
Глава 4
Молчаливый пикапер привёз её к дому, совсем непохожему не тот, в котором жила тётя Груня. Это был не дом даже, а целая усадьба! Большая, с тремя этажами. С увенчанной флигелем крышей. С балконом, увитым плющом. Где сидел, вероятно, тот самый Евгений, которому ей полагалось доставить письмо.
– Я твой транспорт свожу на ремонт, заменю колесо, – подал голос водитель, – Тебе полчасика хватит, пообщаться с местной знаменитостью?
– Знаменитостью? – хмыкнула Женя. Она понятия не имела, что это значит. Но уточнить не смогла.
Собеседник сказал:
– Через полчаса подъеду, – это звучало, как будто приказ.
Она вышла, прижала к груди свою шляпу с большими полями. Да так и осталась стоять, глядя вслед.
«А что говорить? Как представиться?», – думала Женя, подбираясь к калитке. И робко в неё постучала. Спустившийся сверху хозяин, открыл ей спустя пять минут. Это был мужчина, на вид чуть постарше её матери. Седовласый, красивый и статный. Высокий, с густой бородой и в очках.
– Добрый день, – промямлила Женя.
– Здравствуйте! – он галантно кивнул, не предлагая войти.
– Мне нужен Озеров Евгений, – сказала она.
– Это я, – он повторно кивнул, – Давайте!
Ладонь, которую он протянул, была мягкой, широкой. Это была рука не работящего человека. Рука человека, который не чинит машин, не рыбачит, не знает ручного труда. Рука артиста, писателя, может быть…
– Что давать? – непонимающе вскинула голову Женя.
«Неужели, он в курсе письма? Неужели, он ждал?».
Но мужчина пожал плечами, снял с носа очки:
– Не знаю, что там у вас? Вероятно, экземпляр моей книги? Давайте сюда, подпишу.
– А…, – Женя смутилась, – Так вы, и правда, писатель?
– Писатель, конечно, – ответил мужчина, – Увы! Или к счастью, пока не решил.
– Но, – отозвалась она, подбирая слова, – Я не по этому поводу к вам.
– А по какому? – всё также спокойно и взвешенно вымолвил он.
Женя окинула взглядом розарий за плотным забором, и кованый остов калитки, которая не приглашала войти.
– Я здесь по просьбе моей мамы, – ответила робко. И вдруг подумала! А что, если мама любила читать? И всего лишь хотела оставить послание автору.
Ей хотелось спросить, о чём он пишет. Ведь мама не тратила время на чтение женских романов. Да и в целом, читать не особо любила. К тому же, навряд ли она придала бы большое значение этому. Ведь даже любимейший матерью Моцарт никогда не имел чести быть упомянутым ею в письме…
– Внимательно слушаю, – выдал хозяин усадьбы, писатель, по виду уставший от общества юных девиц. Наверное, часто к нему приезжают фанатки и просят оставить автограф? Но Женя, увы, не одна из таких.
– Её имя Саша. Александра Белозерцева. По мужу Гринёва, – начала, было, Женя.
И увидела, как изменилось лицо, до сих пор не выражавшее к ней ни малейшего интереса.
– Саша? – ответил мужчина, – О, Господи…
Взгляд потемнел, губы чуть задрожали:
– Сашенька. Подумать только! Сколько лет минуло. Я ведь не знал, где искать…
Женя воззрилась на тёзку, не зная, как быть. Продолжать? Или он сам продолжит за неё?
– Скажите, где она? Что с ней? Она в порядке? Я, признаться, уже не надеялся получить от неё хоть какой-нибудь знак.
В голове у Женюши послышался мамин уверенный голос. Информацию, которую ей предстояло озвучить, хотелось забыть. Разве мама могла поступить так жестоко? Обязать её снова и снова говорить всем, что она умерла…
– Её больше нет, – коротко бросила Женя, и потянулась к письму. Но мужчина схватил её за руку:
– Как? Что вы говорите? Как это нет?
Посмотрев на пальцы, что сжались вокруг её запястья, она даже слегка испугалась. Казалось, он втянет её в свой божественный сад и заточит там навеки. Слегка очумелый, испуганный взгляд упирался в неё, вопрошая.
– Мама умерла пару месяцев назад, – подвела итог Женя. И он отпустил. Привалился к калитке. Схватился за сердце, и стиснул очки так, что те бы вот-вот поломались.
– Вам плохо? – спросила Женюша, и робко коснулась плеча. Почему в этом дальнем краю, где она никогда не была? Эти люди, которых не видела сроду… Почему они все так страдали по маме. Воспринимали её смерть, словно личное горе. Да кто они все?
– Нет, я… я в порядке, – он отдышался, напялил очки, и… побрёл в направлении дома.
– Постойте! – окликнула Женя, так и не решаясь переступить за черту, отделявшую улицу от территории сада.
Мужчина застыл, обернулся. И вдруг, вместо скорби на очень красивом лице отразилась досада.
– О, боже! Простите! Да что это я, в самом деле? – подбежав, он открыл настежь створку калитки, приглашая её войти внутрь, – Прошу вас, прошу!
Женя робко шагнула. И воздух как будто окутал её лепестками цветов. Розы были повсюду. Кусты возвышались с обеих сторон от тропинки, ведущей ко входу в большой изумительный дом. Они нависали над головой, цепляясь плетьми за железные прутья ограды.
– Красиво у вас, – не сдержалась она, – Столько роз!
– Да, я люблю их! Они молчаливы и очень изысканны, – с плохо скрываемой горечью, выдал хозяин, – Прошу вас, идёмте! Вы любите компот? Я недавно сварил. Скорее всего, ещё тёплый. Но, если бросить в стакан чуть-чуть льда…
Она шла, зачарованно глядя на розы. А те позволяли собой любоваться. Качались в такт ветру, создавая вокруг себя облако тонких духов.
Проведя её в дом, он сказал:
– Проходите, прошу! Не стесняйтесь. Сюда проходите, на кухню.
Женя разулась, оставила сумку и шляпу у входа. Застыла в немом изумлении, глядя на очень высокий стеллаж, полный книг. Книги были повсюду. Часть из них – уже старые. Среди имён она видела те, что самой приходилось читать, следуя школьной программе. Были тут иностранные авторы. В том числе и французские. Альбер Камю, Оноре Де Бальзак, Александр Дюма во французском издании.
«Вот бы почитать подлинник», – подумала Женя, дотронувшись до корешка книги «Маленький принц». Рядом высились книги, куда более скромные по толстоте. И гораздо новее.
«Жак Озер», – звучало имя автора. «Так вот как тебя называть?», – подумала Женя. Прочла название книги, первое, попавшееся ей на глаза. И как будто шипом укололась…
«Шрам в форме сердца», – такое могло означать что угодно, но только не жанр беллетристики. Ей захотелось прочесть! Но хозяин вернулся:
– Ну что же вы медлите? Я же вас жду!
А компот оказался чуть тёплым, слегка сладковатым. И хотя он был персиковым, но даже в нём отчётливо слышался запах роз. Словно весь дом был пропитан цветами.
– Так значит, вы – дочь Александры? – спросил автор книг.
– Да, я младшая и трёх сестёр, – Женя кивнула, глотнула компота, – Очень вкусно, спасибо!
– Вот, кушайте выпечку. Свежая, только сегодня доставили, – он пододвинул корзинку, где красивые булочки так и манили её угоститься хотя бы одной, – Вы знаете, я редко покидаю это место, свой дом. С возрастом стал абсолютным затворником. Потому оборудовал всё здесь именно так, как хотел.
– Вы пишите книги? – спросила она.
– Да! – отозвался с охотой, – Точнее… уже не пишу. Исписался, как говорят в литературной среде. Но итак написал предостаточно. Вы видели, первый стеллаж, всё моё.
– Как интересно! – ответила Женя. Хотела спросить, что за книги он пишет? И были ли именно книги причиной тому, что связало их с мамой. Но не смогла. Отпила ещё пару глотков под его изучающим взором.
– А вы очень похожи на мать, – подтвердил автор книг, – Простите! Я не расслышал вашего имени.
– А я его не называла ещё, – смущённо ответила Женя, – Евгения!
Озеров замер. И взгляд говорил больше слов. Но разобрать, что именно он говорил ей, она не смогла.
– Простите, – опомнился он и с шумом втянул носом воздух, – Эта новость о том, что её больше нет. Это выше моих сил! Я ведь мечтал, как однажды… Когда-нибудь, также смогу посмотреть ей в глаза…
Уйма вопросов теснились в груди, только Женя не смела озвучить. С какого начать? Кто вы? И кем вам была моя мама? Почему она всё это время молчала о вас? Почему вам… так больно?
– Ой, я же забыла совсем! – вскинула брови Женюша. И вскочила.
– Куда вы? – испуганно бросился вслед представитель богемы.
Отыскав в коридоре рюкзак, она вынула белый конвертик.
– Вот, мама просила отдать его вам.
И, вручив, ощутила, как ноша упала с её хрупких плеч.
«Вот и всё, мам! Я сделала это. Я отдала ему в руки письмо. Я сдержалась, мамуль! Не читала».
– Это… мне? – он держал его так, будто там было нечто такое, что могло бы рассеяться, реши он открыть.
– Да! – подтвердила Женюша, – Мама взяла с меня слово, чтобы я привезла его вам, не читала. И поэтому мне неизвестно, что в нём.
– Господи, надо же… Это… Простите, – он снова снял с носа очки и потёр переносицу.
– Я надеюсь, там что-то хорошее, – выдала Женя, – И я очень рада, что отыскала вас здесь.
– А я так хотел, чтоб меня отыскали, – присел он на край колченогой танкетки. И конверт уложил на колени, как будто боялся узнать, что внутри.
Неожиданно в дверь постучали. Озеров быстро напялил очки, вскинул голову. Не дожидаясь ответа, стучавший вошёл… Им оказался водитель, рыбак и случайный знакомый.
– О, Сашка! – отвёл глаза Озеров, – Ты что-то рано сегодня.
– Да я не к тебе! – хмыкнул тот, посмотрел на Женюшу, робко стоявшую возле стены, – Я же просил не опаздывать! У тебя нет часов?
Она произвольно сглотнула:
– Вообще-то, ты ни о чём не просил.
– Вы знакомы? – вклинился в их разговор её тёзка.
– Не то, чтобы близко, – поёжилась Женя.
– Ну, это как сказать! – хмыкнул парень, дотронувшись нижней губы. Женя свою закусила, не веря тому, что ещё каких-нибудь пару часов назад позволяла себя целовать.
– Ну, в любом случае, я вас представлю друг другу! – поднялся с танкетки Евгений, – Это мой сын, Александр Евгеньевич Озеров. А эта чудесная девушка, дочь одной моей старой знакомой. Очень хорошей знакомой. Которой уже нет в живых.
– О…, – одновременно Женя и Саша уставились друг на друга, как будто увидев впервые.
«Сын, значит», – размышляла она, не зная, чему удивилась. Тому, что рыбак в потной майке приходится сыном такому, как Озеров? Или тому, что об этом молчал.
– Я там твой ве́лик привёз, если что, – прервал тишину голос Саши. Он потёр переносицу также, как делал отец. И заметное сходство в манерах теперь проступило, как будто картина 3D наконец-то дала распознать, что скрывает узор.
– Спасибо, – ответила Женя, – Тогда я поеду.
– Постойте, Евгения! – Озеров старший, с конвертом в руках, подался к ней, замер, – Оставьте мне свой телефон. Может, встретимся? Вы мне расскажите, как поживала она… ваша мама? Я был бы рад пообщаться подольше. К примеру, завтра. Могу пригласить на обед?
Странный хмык, прозвучавший затем, принадлежал его сыну.
– Нет, конечно, если вы не хотите… Я понимаю, что тема для вас неприятная…, – стал торопливо давать задний ход.
– Нет, что вы, – ответила Женя, – Я с радостью!
Уж как ей не терпелось узнать все подробности их с мамой знакомства…
Записав телефон на конверте, он соизволил её отпустить. Женя вышла, в сопровождении Саши. Теперь не просто случайного парня, а сына писателя. Ве́лик был в кузове. Колесо на нём было целым.
– Поможешь выгрузить? – посмотрела она на владельца пикапа.
Саша стоял, держа руки в карманах. И не желая помочь.
– Предлагаешь, самой? – удивилась она.
– Предлагаю тебя отвезти прямо к дому, – ответил он с вызовом.
– Хочешь узнать, где я живу? – догадалась она.
– Хочу, – он решил не юлить.
– Хорошо, – равнодушно пожала плечами, – Но на ещё один поцелуй не рассчитывай!
– Знал, что так скажешь, – хмыкнул он, глядя на неё поверх крыши пикапа.
Сев, Женя невольно поймала себя на том, что ей даже комфортно. Комфортнее быть здесь, в этом пропахшем рыбой автомобиле, чем там, в этом пахнущем розами саде. Интересно знать, почему?
– Почему не сказал, что это твой папа? – поинтересовалась она.
– Знал, что спросишь, – сказал, заводясь.
– И всё-таки, – хмыкнула Женя.
Он был всё в той же футболке и выглядел также, как утром. Задорный вихор прыгал вместе с машиной на кочках.
– Я думал, ты просто одна из фанаток. Пришла за автографом. Вот и не стал говорить.
– И много их ходит? – спросила Женюша.
– Сейчас уже меньше, – вздохнул, – Раньше больше ходили. Осаждали буквально! Даже ночами, бывало, кричали у окон.
– Да что ты? – смутилась она.
– Ну, эти-то ладно! Ещё графоманки, – вошёл во вкус Саша.
Женя сощурила глаз:
– Графоманки?
– Ну, да! – он поморщился, – Те вообще как пристанут. Хочу быть писателем! Вы мой кумир! Научите!
– И папа учил? – уточнила она.
– Не, – хмыкнул Сашка, – Отец говорит, научиться нельзя. Это должно от души. Если нет, значит, нет, и не будет.
– Логично, – вздохнула Женюша, – А ты?
Он оторвал взгляд от дороги:
– А что я?
– Тоже пишешь?
– Ещё не хватало! – поёжился Сашка. Ощущение близости с ним не прошло. А напротив, усилилось! Теперь ей казалось, она его знает давно. И не в первый раз едет с ним рядом, болтает о всяком…
– Ты говоришь это так, будто он делает что-то зазорное. Наверное, просто завидуешь папе? – решила поддеть.
– Да чему там завидовать? – вскинулся Сашка.
– Как чему? А фанатки? – пожала плечами Женюша.
– Так они не его любят, а его книги. А его они даже не знают совсем, – подытожил он. Женя не стала с ним спорить. Спросила:
– А ты кем хочешь стать?
– Я уже стал. Ну, почти, – вскинул лицо. Его ладонь, лежавшая на рычаге, соскользнула, на повороте коснувшись плеча. И Женину кожу как будто ошпарило…
– И кем же? – поёжилась нервно.
– Я на повара учусь, доучиваюсь, – с гордостью выдал её собеседник, – Вот доучусь и открою свой ресторан на побережье.
– Ого! Мечтать не вредно, – сказала она.
– Это не мечты, это планы, – ответил он, странно косясь на неё, – А мечтаю я о другом.
– И о чём же? – невинно спросила она.
Он вдохнул, отчего грудь надулась:
– О ещё одном поцелуе.
– Мечтать не вредно, – повторила совсем другим тоном, в котором читалось вполне откровенное «нет».
Подвезя её к дому тёть Груни. Почти. Женя просила его остановить за поворотом. Саша вызволил ве́лик из кузова. И взглянул на неё сверху вниз:
– Может, встретимся завтра?
– Зачем? – взяла руль, придвигая к себе свой починенный транспорт.
– Ну, как зачем? – хмыкнул он, – Погуляем, то, сё.
– То сё? – рассмеялась она, – Тебе бы стоило поучиться у папы умению строить фразы. Сын писателя, а изъясняешься, как рыболов.
Он обиженно выдохнул:
– А вы, сударыня, кто? Поэтесса, как минимум?
– Языковед, – деловито ответила Женя.
– Это чё за фигня? Языки изучаешь? – он взбил землю носком, и облако пыли осело на грязный кроссовок.
– Tu pues le poisson! – покривилась она, – Prends une douche et je réfléchirai. (От тебя воняет рыбой! Прими душ, и я подумаю).
Сашка в ответ усмехнулся. Женя уверилась в том, что «уложила его на лопатки». Однако уверенность эта была опровергнута фразой:
– Et si je me lave, tu vas y aller? (А если помоюсь, пойдёшь?).
– Ты знаешь французский? – застыла она.
Он, приподняв подбородок, кивнул:
– Хоть какая-то польза от папы писателя.
– D'abord laver, et il sera visible, (Сначала помойся, а там будет видно), – сказала она и пошла в направлении дома.
– Je vais me laver, tellement que tu n'auras pas le choix! (Я так намоюсь, что у тебя не останется выбора!), – крикнул он в спину.
И Женя не стала с ним спорить. А вдруг?
Глава 5
Когда на следующий день Сашка ей позвонил, Женя решила пойти на свидание с ним.
– Смотри там, без глупостей! – заявила тёть Груня, – А то мне ответ держать перед твоей матерью. Глядишь, уже скоро придётся.
Она любила хвататься за сердце по делу и без. И Женя, спустя пару дней, успела привыкнуть.
– Тёть Груш, не беспокойтесь! Глупости ещё заслужить нужно, – ответила с гордостью.
– Ох, ох! Вся в мать! – рассмеялась хозяйка. И оглядела её сверху донизу.
Для свидания Женя оделась в горох. Удлинённое платье с запахом имело высокий разрез до середины бедра. Который мелькал при ходьбе, обнажая стройную ножку. Сандалии, резиночка в тон, что держала копну непослушных волос. После визита на пляж, плечи и нос были красными. И вечером тётя Груня их мазала. Но вовсе не кремом, а сметаной! Половина которой отправилась в Женькин рот, пока та держала бесценную мисочку.
– До полуночи вернусь, – убедила она, – А то карета превратится в тыкву!
– Он что, на карете приедет? – нахмурилась Груня. Видимо, в сказках была не сильна.
Но Сашка приехал на старом пикапе. Правда, отмыл его дочиста. Тот аж сиял! И сам очевидно помылся. Вихор был зализан. Лицо гладко выбрито. А светлый льняной костюм оттенял цвет загара.
– Сударыня, это вам! – выудил из-за спины романтичный букетик.
Женя взяла, приложила к груди и присела в лёгком реверансе:
– Мерси.
– Надеюсь, ты не ужинала? – нахмурился Сашка.
– А что? – удивилась она.
– Да я накормить собирался, – пожал он плечами. И Женя припомнила, на каком плече у него был рисунок.
– Будем рыбу ловить? – усмехнулась она. Сложно представить себе таковое, когда над морским побережьем господствует ночь.
– Обижаешь, – чуть выпятив грудь, бросил Сашка, – Ресторан ожидает.
– Ресторан? – Женя вскинула брови, – Даже так?
– Вообще-то, я там работаю, – сказал, открывая ей дверцу машины, – Но сегодня приду, как клиент.
– Работаешь кем? Шеф-поваром? – польстила ему.
Сашка был честным:
– Пока только помощником. Но мне уже доверяют готовить кой-что самому.
– Было бы интересно попробовать, как ты готовишь, – ответила Женя.
Он дёрнул рычаг, и пикап стартанул.
– Чем это пахнет? – повела она носом.
– Ц-ветами, – нахмурился он.
– Освежителем, – догадалась Женюша, увидев искомый баллончик в его бардачке.
– Ну, ты же ругалась, что рыбой воняет! А её, знаешь ли, трудновато заглушить, – с досадой ответил её кавалер.
– Я, кажется, чувствую рыбу сквозь этот парфюм, – с притворством скривилась она.
– Да ну тебя! – Сашка прыснул. Улыбка сверкнула на фоне лица.
«Он красивый», – подумала Женя, – «А я? Я красивая?». Она никогда не считала себя таковой. Милой, да! Обаятельной, может быть. Но красивой, навряд ли. Красивой у них была Анька. «Порочной», – как изъяснялась Маринка, завидуя ей. А Женя была просто милой. Возможно, её красота не раскрылась ещё? Как бутон не распущенной розы оставляет лишь тонкий намёк на всю прелесть цветка.
Ресторан оказался прелестным. С открытой верандой, у самого синего моря. И видом на тёмный залив.
– Нужно было тебя привести на закате, – посетовал Сашка, сажая Женюшу за стол.
– А мне нравится! – Женя окинула взглядом просторный, оформленный в стиле рыбацкого судна ресторанный зал.
Контингент был под стать. Не привычные взору любители петь в караоке, коих было великое множество в центре. Не ценители плясок под русский шансон, что тусили на набережной. А влюблённые парочки, скромно сидевшие друг против друга. В бокалах искрилось вино. На тарелках ждали своей участи морепродукты.
Когда к ним подошёл официант, Женя в тот же момент ощутила двусмысленный взгляд. Парень был симпатичный, высокий.
«Здесь все так выглядят?», – Женя смутилась, поправила локон, спадающий на ухо.
– Прекрати пялиться на мою девушку, – процедил ему Сашка.
Она вскинула брови:
«Твою?», – говорил её взгляд. Но язык продолжал прижиматься к зубам. Быть чьей-то девушкой Жене пока ещё не доводилось. Нет, ей предлагали, конечно! Шанс был. Но обычно свидания два ей хватало понять, что игра свеч не стоит. А претендент не достоин быть первым мужчиной. А если так, то зачем тратить время, его и своё?
Вскоре у них на столе появилось вино. А затем и закуски. «Коктейль из креветок» Женюше понравился.
– За наше знакомство, Евгения! Как вас по батюшке? – выдавил Сашка, роняя в бокал пару капель вина.
Они чокнулись, выпили.
– Максимовна я, – улыбнулась она, – Гринёва Евгения Максимовна.
– Очень приятно, – не отрывая глаз от неё, сказал Сашка, – А в кого у вас, Евгения Максимовна, такие большие глаза?
– Глаза, – озадачилась Женя, – Понятия не имею. Наверное, в бабушку. У папы глаза были серые, у мамы зелёные.
– А у тебя глаза цвета южных ночей, – выразительно выдохнул он.
– Да вы романтик, Александр Евгеньевич, – кокетливо хмыкнула Женя и опустила глаза, чтобы больше не видеть, как он улыбается ей. По спине побежали мурашки от мысли о том, что она на свидании с парнем, на море, поглощает салат из креветок, и…
– Осетровый шашлык! – провозгласил официант, выгружая на стол две огромные шпажки.
– Ну, что? За тебя? – Сашка взял свой бокал, – J'espère que notre connaissance se transformera en quelque chose de plus grand? (Надеюсь, наше знакомство перерастёт в нечто большее?).
– Si tu veux dire la nuit à venir, c'est peu probable, (Если ты имеешь ввиду предстоящую ночь, то навряд ли), – отчеканила Женя.
– Je veux dire la vie future, (Я имею ввиду предстоящую жизнь), – выдал он.
Они выпили. Женя вкусила горячий шашлык и от сочности аж застонала:
– О, боже, как вкусно!
– Понравилось? – Сашка смотрел на неё с наслаждением, будто просто смотреть, как она ест было достаточно, чтобы насытиться, – А ты, наверно, мечтаешь уехать в Париж? – предположил он.
– С чего бы? – спросила она.
– Ну, французский, – пожал он плечами.
– Уехать навряд ли, – ответила Женя, – Но побывать там разочек хотела бы.
– Увидеть Париж и умереть, – Сашка презрительно фыркнул, – Чего там такого смертельного? Арматура какая-то в центре, и все с нею носятся.
– Ты про башню? – смеясь, уточнила она, – Ну, вообще-то она – символ любви.
Он, наконец, принялся за шашлык. Прожевав, заявил:
– Ну, вообще-то, символом любви должно быть что-то живое. Море, к примеру. Какой-нибудь пляж. Или утёс. У нас есть тут такой один. Даже с легендой.
– Правда? – спросила Женюша, склонив голову на бок, и перестав на секунду жевать, – Расскажи!
– Ну, я всего-то не помню, – нахмурился Сашка, потёр переносицу. Ровно также, как делал его отец. Только очков не хватало! – Короче. Влюбился парень один в девушку, что сидела на морском берегу. Вся такая прекрасная, недоступная. Хотело он её покорить, а она ни в какую. И яствами пичкал и песни ей пел, и лепестками сыпал во все стороны. А она поцелуй подарила и в город вернулась. А он с тех пор ходил на эту скалу и плакал. И её вспоминал.
– О, боже мой, как поэтично! – прижала Женюша ладони к груди, – Как печально! А разве не бросился он со скалы от невыносимых страданий?
– Ну, страдания были, в принципе, выносимы, – задумался Сашка.
– Ах, так? – оскорбилась она.
– Ну, и к тому же, он ведь надеялся, что дева вернётся. Вернётся к нему, – Сашка вдруг посерьёзнел. И Женю как будто волной окатило от взгляда его испытующих глаз.
Оказалось, у них много общего. И это не только французский язык и любовь к осетрине. Это ещё и похожее горе. Ведь Сашкина мать умерла.
– Утонула два года назад, – поделился он, глядя на море, – Притом, что плавала она хорошо! Всегда заплывала так далеко. А однажды она уплыла и уже не вернулась.
– Мне так жаль, – тихо ответила Женя, кладя свою руку поверх его пальцев.
– Отец после этого сильно замкнулся в себе. Писать перестал, – Сашка провёл пальцем левой руки по её выступающим нежным костяшкам, – Замуровал себя в этом склепе.
– Ну, это больше похоже на сад, – затаив дыхание, Женя следила, как движется палец по коже, так медленно и хорошо…
– Мама розы любила, так он засадил ими всё. Аж противно! – Сашка поддел, приподнял её палец с колечком. Потрогал его ободок.
– Ты не ладишь с отцом? – посмотрела Женюша с печалью на маленький перстень. Мамин перстень.
– Лажу, как видишь, – нахмурился Сашка, – Просто мы не всегда совпадаем. С ним сложно бывает.
– А с тобой? – улыбнулась она.
– А со мной, – он нашёл её взгляд, – Это ты мне расскажешь. Потом.
– Когда, потом? – утонула она в глубине его глаз. Они, как морская вода, потемнели. Впитали всю чернь этих южных ночей.
– Лет через десять совместной жизни, – облизнул губу Сашка. И взгляд его на мгновение коснулся её приоткрытого рта.
– Эй, голубки! Ваш десерт! – провозгласил официант, прерывая идиллию.
На обратном пути, уже сидя в машине, она привалилась к сиденью спиной.
– Кажется, мороженка была уже лишней.
– А ты поясок развяжи, – подсказал ей Сашка и провёл взглядом вниз, до разреза на матово-белом бедре.
– Не дождёшься! – она запахнула разрез, поглядела в окно.
– Что завтра думаешь делать? – выжидающе бросил в ответ.
Женюша пожала плечами:
– Не знаю. Валяться, лениться и есть абрикосы.
– Хороший план, – он кивнул, – У меня есть получше!
– Ловить карасей? – Женя тихо вздохнула.
– Да что ты привязалась к этой рыбалке? – выдавил он раздражённо, – Нет, если ты хочешь, давай! Я не против. Но я хотел тебе показать тот утёс.
– Утёс безутешных рыданий? – прикусила она губу, стараясь не рассмеяться.
– Утёс отвергнутых парней, – перефразировал Сашка.
– Я разве отвергла тебя? – удивилась она.
– Пока нет, – робко бросил он, глядя на Женю с вопросом. Во взгляде сквозило: «Ведь ты не отвергнешь? Уедешь? Забудешь? Вернёшься ли?».
Женя не знала ответов. Она не хотела пока ещё думать об этом. Ведь впереди целый отпуск. Каникулы. Долгие, жаркие. А что будет там, накануне отъезда, не знает никто…
– Хорошо, – согласилась она, – Только давай придумаем этому месту другую легенду.
– Давай, – он кивнул, – Вот завтра прямо на нём и придумаем.
Дом тёти Груни горел теплым светом окошек. Пикап встал поблизости. Женя сказала:
– Спасибо тебе. За еду, за компанию.
– Жень, – оборвал он её благодарности.
И даже без слов, она, чувствуя эту потребность, прильнула к нему. Ощутила горячую влагу дыхания возле виска.
– Женечка, – выдохнул Сашка, нашёл её губы и взял в этот раз, много больше, чем Женя могла ему дать. И ладонь соскользнула с плеча на бедро, и нащупала в складках её невесомого платья разрез.
Женя стиснула бёдра:
– Insolent! (Нахал).
– Прости, не сдержался, – он уткнулся ей носом туда, где только что целовал. От затылка и вниз побежали мурашки.
– Ты же выпил немного, – усмехнулась Женюша, сгребая с панели букетик цветов и вешая сумочку на плечо.
– Я пьян без вина, – Сашка сидел, улыбаясь во всю ширину своих скул, и смотрел на неё так, как будто уже овладел её телом и сердцем во всех смыслах этого слова.
Она попрощалась, позволила чмокнуть себя ещё раз. И уже за калиткой тёть Груни смогла шумно выдохнуть. Колени дрожали, а тело как будто летело над всем этим миром. Смотрело на всё сверху вниз.
«Кажется, я отыскала его, мам», – обратилась она и потрогала маленький перстень на правой руке. В нём горел ярко-алый гранат. Точно капелька крови, застывшая в цепких объятиях южных ночей.
Глава 6
Это случилось на пятом свидании. А, может быть, на седьмом! Женя не помнила точно. Все дни теперь они с Сашкой проводили вместе. Он показывал ей те красоты, которые без него она бы точно не увидела. Угощал рыбой, которую сам наловил. Мазал кремом её обгоревшие плечи. И шептал ей на ушко, какая она…
– Женечка, милая, я так люблю тебя, – выдавил жарко, впервые войдя.
Женя ахнула и закусила губу. Так было больно! Но ей так хотелось отдать ему всё. Всю себя, без остатка. И она отдавалась. Отныне так страстно ему отдавалась, на пляже, в машине, на том самом утёсе, который они нарекли «Камнем первой любви».
– Как же я буду жить без тебя целый год, – прошептала она, водя пальцем по рисунку у него на плече. Это был осьминог, плавно скользивший на грудь со спины.
– Оставайся со мной, – отозвался лениво.
Женя вздохнула:
– Ты же знаешь, что я не могу.
– Учёба? – спросил он, подложив руку под голову, – Переведись в местный ВУЗ. Я узнавал, у нас есть в городе филологический. Или переходи на заочку, а потом будешь курсы вести.
Она усмехнулась:
– Не знаю. Ведь там мои сёстры, семья.
– У сестёр своя жизнь. Ты же не будешь вечно их караулить, – ответил Сашка, как будто именно Женя «пасла» их, а не наоборот.
– А ты? Ты найдёшь себе новую девушку? Вон, у тебя какой выбор большой, – она приподнялась на локтях, – Я приеду, а ты тут с другой.
Он хмыкнул:
– Глупышка, – убрал прядь волос, что прилипла ко лбу.
Женя насупилась:
– Это всего лишь курортный роман. Я уеду, и ты забудешь обо мне.
– Как такое забудешь, – впился он взглядом в её наготу.
– Я серьёзно, Саш! – чуть не плача, сказала она.
– Я тоже, – провёл по спине, до изгиба и замер, – Я хочу, чтобы ты была рядом со мной.
Это лето грозилось стать самым лучшим в её жизни. Да что там! Оно уже таким стало. Все дни напролёт Женя с Сашкой катались на старом пикапе. Брали с собой удочки, велосипеды, корзинку с провизией, плед. Они лазили в горы, купались, любили друг друга в прохладной тени.
Сашкин отец так ничего и не выдал. Пару раз после той первой встречи, Женя его навещала, желая узнать, что в письме. Не напрямую, конечно! Она надеялась, Озеров скажет ей правду. Но он неизменно молчал! Говорил обо всём, кроме этого. Кроме того, кем ему приходилась Белозерцева Александра.
«Ну, и пускай», – пожимала плечами Женюша, выходя от него с очередным томиком классика. Пользуясь случаем, она постоянно читала французские книги в оригинале. Чем жутко бесила своего новоиспечённого парня.
– Зачем ты ходишь к нему? – злился Сашка.
У них с отцом был негласный договор. Один не перечил другому. Но каждый участвовал в жизни другого как мог.
– Он знал мою маму, – сказала Женюша.
– И что? Это было ещё до тебя, – выдал Сашка с обидой. Как будто её ревновал.
– Вот именно! – Женя повысила голос, – Мне интересно.
– А мне не интересно, что было до меня и что будет после, – он уставился вдаль. Моллюск у него на плече словно бы двигался вместе с хозяином. Женя коснулась одной его щупальцы:
– До тебя были твои родители, а после будут твои дети. Как это может быть неинтересным?
Сашка поймал её руку, их пальцы сплелись:
– Мне интересно только то, что сейчас. Потому, что сейчас ты со мной, а завтра…
– И завтра я буду с тобой, – опрокинулась Женя на спину, увлекая его за собой на расстеленный плед, – И послезавтра, и послепослезавтра…
Он не дал ей закончить, накрыл её тело своим. И потребность в любви захватила обоих…
На вторую неделю её пребывания здесь, Озеров всё же решился раскрыть ей секрет. Было слышно по голосу! Когда он приглашал Женю в гости, тот звучал как-то неубедительно.
«Может быть, Сашка признался, что мы с ним встречаемся», – подумала Женя. Ей почему-то хотелось, чтобы они посидели втроём, пообщались. Но эти двое в упор не хотели общаться друг с другом! И ей приходилось вести разговоры с одним за столом и за книгой, а с другим… А с другим они делали много чего, и помимо бесед.
В этот раз Озеров встретил её при параде. Несмотря на жару, был в рубашке и в галстуке. На столе стоял торт и сервизные чашки, которые явно имели особый подтекст.
– Женечка, присаживайтесь! – он до сих пор обращался на «вы». Но Жене было ничуть не обидно. Такая манера даже льстила ей.
– А Саши не будет? – оглядела она стол, в поисках третьей чашки.
– А…, – замешкался Озеров, – Нет! Понимаете, Женечка, мне необходимо обсудить с вами одну очень важную вещь.
«Неужели, про Сашку расскажет какую-то гадость?», – подумала Женя испуганно. Вдруг, у того есть невеста? А сейчас она просто уехала. Или какая-то из местных девиц залетела от Сашки и теперь тот обязан жениться на ней?
Озеров сел. Долгий выдох давал осознать, что озвучить ему предстоит нечто крайне серьёзное.
– Евгений, прошу, не томите! – сказала она, – Это касается Саши?
– А… Нет! – Озеров быстро протёр окуляры и водрузил их на нос, – Точнее, в какой-то степени это касается и его тоже. Я же надеюсь, вы не…
– Мы не…, – повторила она окончание фразы. Каким оно было, ни Женя, ни он не решились узнать.
– В общем и целом, я всё-таки верю, что в жизни ничего не происходит случайно. Есть теория, что всё, что с нами случается, предопределено, – он поднялся, из ящика вынул конвертик. Тот самый, что Женя ему привезла. Только теперь край его был надорван. Причём, так надорван, как будто сделавший это испытывал непреодолимое желание скорее прочитать.
– Вы читали его? – посмотрела Женюша на белый конвертик, который лёг между ними на стол.
– Да, я читал, – обречённость, сквозившая в голосе тёзки, её напрягла.
– Что… в нём? – спросила она.
– Вам лучше самой прочитать, – он ответил, не глядя. Как будто стыдился смотреть на неё.
– Вы хотите, чтобы я прочитала его? – уточнила Евгеша.
– Да, хочу, – твёрдо ответил Евгений.
И Женя взяла…
В письме мамин почерк был ровным и гладким. Писала она его раньше. Скорее всего, письмо долго лежало в конверте, но так и не было ею отправлено. А между тем, адресат сидел напротив и почти не дышал. Женя сделала вдох, задержала дыхание…
«Здравствуй, Женечка!», – прочитала она. И в первый момент показалось, что мать обращается к ней.
«Я надеюсь, ты помнишь меня. Я надеюсь… О, Господи, Жень! Я так хочу верить, что сердце твоё не остыло. Знаешь, я не читаю твоих книг. С тех пор ни одной не прочла. Мой муж… Нет! Сейчас не о нём. Я влюбилась в тебя. Потеряла голову. Я ведь даже хотела уйти от него. Но… Это невозможно. У нас уже двое детей. А скоро появится третий. Жень, я пока не уверена. Но, скорее всего это так. Этот ребёнок, он твой, а не мужа. И если родится, то я назову его Женей. Или её.
Я не знаю, смогу ли я сказать это вслух. Никому, никогда. И даже тебе не скажу. Ведь ты снова начнёшь требовать, чтобы я уходила от мужа. А я не смогу его бросить! Ни он, ни мои девочки, не заслужили такого. А ты? Ведь ты справишься. У тебя есть твои книги. И одна из фанаток, наверняка, захочет остаться с кумиром. Когда я думаю об этом, то жутко ревную тебя! Ах, если бы ты знал, как мне больно! Я хотела избавиться от ребёнка. Хотела, но не смогла. Ведь эта частица тебя, твоего мимолётного чувства, теперь будет вечно со мной. И я ни о чём не жалею.
Твоя Александра».
Она прекратила читать, руки её опустились на стол, письмо неподвижно лежало, изливая хранимую правду на весь белый свет.
– Как это? – наконец-то смогла она выдавить.
Озеров тихо сглотнул:
– Наверное, я должен тебе кое-что рассказать, – перешёл он на «ты», – Это было давно. Нам с твоей матерью было за тридцать. Мы были молоды, в самом соку! А она была очень красивой. В тот год она приехала сюда с дочерьми. Как я понял, сбежала от мужа. Потом оказалось, что не навсегда. А тогда… Я влюбился в неё, как мальчишка! Я пропал. Я уже был довольно успешным писателем. Правда, не так знаменит, как сейчас. Но тогда я, пожалуй, и начал писать. И большая часть моих книг родилась в то далёкое лето.
– У вас была связь с моей мамой? – отважилась Женя сказать это вслух.
Озеров молча кивнул.
– И… что потом? – прошептала она.
– А потом, – грустно выдохнул он, – А потом твоя мама уехала. Не оставив мне ни малейшей надежды её отыскать. Я терроризировал Груню, у которой они жили. У которой и ты обитаешь сейчас. Но та молчала, как партизан: «Не знаю, и всё»! Я поверил. Не знает. А теперь понимаю, что зря. Хотя…
Он снял очки и потёр переносицу:
– Твоя мать не ушла бы от мужа ко мне. Даже зная, что…
Поток недосказанных фраз оборвался.
– Зная что? – надавила она.
Озеров хмыкнул, зажмурился. Казалось, он вот-вот заплачет:
– Даже зная, что ты – моя дочь.
Женя вскочила так резко, что стул опрокинулся. От боли хотелось кричать!
– Это не правда! – замотала она головой.
– Увы, – отозвался он глухо, продолжая сидеть за столом и смотреть на письмо. Будто в нём видел то, чего Женя не видела.
– Нет, – зашептала она, – Нет, нет, нет!
Этот шепот, и боль, что она ощущала, были вовсе не потому, что спустя много лет некто маминым почерком высказал правду. Будь это кто угодно другой, но не Озеров, Женя стерпела бы. Перенесла! Вот только… Сашка.
«Женечка», – слышался голос, который шептал ей на ушко слова о любви. И любил и заботливо нежил в объятиях.
«Мы же делали это. А он… Он мой брат?», – в эту правду нельзя было верить. И Женя не верила. Продолжая мотать головой, она пятилась. Пока не наткнулась на стену. Затем… побежала.
– Евгения! Женя! – кричал ей вслед Озеров. Папа. Отец.
Никогда. Никогда она больше не переступит порог его дома.
«О, мама! Да как ты могла?», – восклицала она в адрес той, кто уже не ответит.
Глава 7
В тот же день она поменяла билеты. Обратный взяла на «сегодняшний день». Возвращаться назад предстояло в сидячем вагоне, иначе никак.