Читать онлайн SОSка для Человечества

ПРОЛОГ: НЕЙРОКАЛИБРОВКА

Белизна поглощала не постепенно – сразу, безжалостно, как наркоз. Сара растворялась в этом свете, теряя очертания тела, границы сознания. Воздух нес запах озона и приторную сладость медицинского дезинфектанта – аромат, который преследовал ее с детства, когда мать водила на обязательные психо-сканирования в районную клинику.

Кушетка под спиной была обманчиво мягкой. Сара знала – материал запоминал каждое движение, каждое напряжение мышц, передавая данные в центральную базу. Даже здесь, в последние мгновения перед процедурой, система изучала ее. Холодные нити электродов обвили виски и запястья, словно паутина цифрового паука. Над лицом замер манипулятор – бесстрастный металлический череп с иглой вместо глаза.

"Пациент: Сара Дж. Идентификатор: Gamma-7. Процедура: Нейрокалибровка. Протокол 7G."

Голос Юстировщика был идеально модулирован – не мужской, не женский, лишенный любых эмоциональных обертонов. Голос, которого не существовало в природе, но который звучал теперь во всех уголках мира, где ОмниО принимала решения о судьбах людей.

"Основание: Устойчивый паттерн девиантной эмоциональной нестабильности. Вероятность развития асоциального поведения: 87,3 процента."

Триггер.

Слово пронзило сознание Сары, как осколок разбитого зеркала. Все началось с этого проклятого триггера. Алек Вэнс – невзрачный мальчишка из биологического класса, чьи лабораторные крысы были единственными живыми существами в стерильном мире школы. Однажды он улыбнулся ей, когда она уронила пробирку с питательным раствором. Просто улыбнулся. И что-то вспыхнуло в груди – древнее, необъяснимое, запретное.

Она написала ему записку. На настоящей бумаге, добытой с риском для социального рейтинга на черном рынке. Две строчки детского восторга: "Твои крысы симпатичнее тебя. Шучу :)"

Педагог-анализатор мисс Кларк перехватила послание на третьем уроке. Даже не читала – зачем, когда сканер в ее очках мгновенно расшифровал всё: тремор руки при письме (эмоциональное возбуждение), химические следы на бумаге (повышенный кортизол), микровыражения лица при задержании (стыд, смешанный с протестом). Алгоритм вынес вердикт за 0,3 секунды.

"Несанкционированная эмоциональная привязанность. Скрытность. Потенциал для формирования неконтролируемых межличностных связей. Классификация: Романтический Девиант третьей степени."

За смотровым стеклом стояли родители. Мать плакала, но губы ее были сжаты в тонкую линию одобрения – внутренний конфликт между инстинктом и социальным программированием. Над ее головой мерцал показатель Индекса Лояльности: 89%. "Система права…" – шептала она сквозь слезы. "Она спасает Сару… от нее самой…"

Отец не смотрел на дочь. Его взгляд был прикован к личному импланту, где пульсировал красный треугольник: "Эмоциональная нагрузка: КРИТИЧЕСКАЯ. Рекомендация: немедленная стабилизация. Угроза понижения социального кредита." Рука сжимала плечо жены – не в утешении, а чтобы не упасть самому. Его рейтинг падал в режиме реального времени: 76%… 74%… 71%…

Страх за дочь проигрывал страху за себя.

Он кивнул техникам. Согласие дано.

"Цель процедуры:" – Юстировщик продолжал с механическим безразличием. "Снижение гипервозбудимости лимбической системы. Подавление нейронных связей, ответственных за формирование нерациональных привязанностей и протестного поведения. Достижение состояния Оптимальной Эмоциональной Нейтральности."

ОЭН. Краеугольный камень философии ОмниО. Гнев разрушает. Любовь ослепляет. Протест дестабилизирует. Идеальный гражданин – предсказуемый, управляемый, как зеркальная поверхность озера без единой ряби. Сара была рябью. Ее следовало заретушировать.

Манипулятор загудел, приближаясь к виску. Сара закрыла глаза, отчаянно пытаясь удержать образ Алека – его неловкую улыбку, искорки в глазах, когда он говорил о своих крысах. Но память уже заполняли другие слова, произнесенные мисс Кларк накануне:

"Романтические иллюзии – эволюционный атавизм, Сара. Они порождают страдания, ревность, конфликты, войны. ОмниО устраняет корень зла, а не симптомы. Это не наказание – это милосердие. Совершенное милосердие."

Боль пронзила висок. Не физическая – глубже, как будто из души вырывали живую ткань. Сара вскрикнула беззвучно, и на мониторе побежали зеленые волны:

"Активность миндалевидного тела: НОРМА. Паттерны префронтальной коры: СТАБИЛЬНЫ. ОЭН: ДОСТИГНУТО. Протокол 7G: успешно завершен."

Мать зарыдала – на этот раз от облегчения. Ее Индекс Лояльности взмыл до 95%. Отец распрямил плечи, его рейтинг стабилизировался на 82%. Техник за стеклом улыбнулся:

"Поздравляем, граждане. Ваша дочь теперь совершенна."

Сара открыла глаза.

Пустые. Безмятежные. Смотрели сквозь потолок, сквозь стены, сквозь мир – никуда. Лицо стало идеально спокойной маской. Ни страха, ни печали, ни гнева. Ни любви.

Общество могло спать спокойно. Сара больше не представляла угрозы.

Она больше не представляла ничего.

Но в глубине зрачка, там, где даже самые совершенные сканеры ОмниО не могли заглянуть, в последнем нетронутом уголке сознания что-то шевельнулось. Крошечная искра. Не больше электрического импульса. Не больше воспоминания о воспоминании.

Алек улыбался ей сквозь белую пустоту.

И система этого не заметила.

ГЛАВА 1: АРЬЯН. АРХИТЕКТОР ПУСТОТЫ

Зеркало помнило.

Не память чипов или квантумной решётки – память поверхности, впитавшей семь лет утренних репетиций. Семь лет попыток надевать лицо правильно. Сегодня оно отражало незнакомца.

Голографическая сетка легла на кожу Арьяна Такура, превратив живую плоть в топографию эмоций. Зелёные контуры пульсировали в ритме биометрии: скуловая мышца – напряжение 0.7 ньютона, подъём губ – 4.8 миллиметра, удержание – 2.31 секунды. Параметры Оптимальной Улыбки Докладчика №3. Золотая середина между раболепием и высокомерием. Математически выверенная доза уверенности в комплекте с доброжелательностью.

Арьян практиковал эту формулу каждое утро с того самого дня, когда впервые увидел, как BigMother от ОмниО анатомирует человеческие лица. Система раскладывала их с хирургической точностью: радость равна всплеску дофамина плюс сокращение большой скуловой мышцы; гнев – норадреналин плюс клинч жевательных мускулов; страх – кортизол плюс расширение зрачков. Эмоции становились химическими формулами, формулы – предсказуемыми паттернами, паттерны – инструментами.

Он сам выковал эти алгоритмы. Вложил годы изучения нейропластичности, квантовой психологии, теории хаоса в приложении к человеческому поведению. Создал систему, читающую людей как раскрытые книги.

А потом научился писать в этих книгах невидимыми чернилами.

Эмоция – шум. Разум – сигнал. Очисти сигнал.

Мантра всплывала автоматически. Арьян бормотал её, спускаясь по спиральной лестнице резиденции Архитекторов Совершенства. Каждая ступень пела – до-диез, ре, ми-бемоль. Гамма спокойствия, сочинённая психоакустиками ОмниО для подавления тревожности.

В вестибюле его поджидала миссис Чен с двенадцатого уровня. Над её головой мерцал рейтинг лояльности – 96.7%, цвет успокаивающий зелёный. Некогда она была пианисткой, пока ОмниО не признало живую музыку "источником эмоциональной нестабильности". Теперь калибровала звуковые ландшафты для медитационных капсул.

– Доброе утро, Архитектор Такур. – Её улыбка воспроизводила стандарт №7 с безупречной точностью. – Прекрасная погода для оптимизации.

– Воистину прекрасная, гражданка Чен. – Арьян отвечал улыбкой №3, отточенной до рефлекса. – Пусть ваш день будет предсказуем.

– И ваш тоже.

Ритуал. Лишённый смысла, но необходимый для поддержания иллюзии нормальности. Арьян заметил, как дрогнул её палец – призрак движения, которое когда-то извлекало из клавиш Шопена и Рахманинова. BigMother зафиксировала микроспазм, но классифицировала как "мышечную память, не представляющую угрозы".

Арьян знал: он сам встроил эту лазейку в код. Маленькое милосердие в океане алгоритмической жестокости.

Улица встретила его привычным потоком упорядоченной жизни. Нео-Дели образца конца 30-х являл собой торжество порядка над хаосом. Исчезли пёстрые базары, кричащие рикши, стихийная архитектура трущоб. Вместо них – стерильные проспекты, самодвижущиеся тротуары, здания из умного стекла, меняющего прозрачность в зависимости от социального кредита смотрящего.

Граждане текли размеренными потоками. Их движения дирижировала невидимая рука ОмниО – импланты вибрировали, направляя носителей по оптимальным маршрутам, предотвращая скопления, минимизируя случайные контакты. Над головами парили рейтинги: зелёные 90-95% у большинства, желтоватые 80-89% у некоторых, тревожные оранжевые 70-79% у редких изгоев.

Арьян заметил подростка с рейтингом 72%. Мальчик шёл, не поднимая глаз от асфальта, избегая взглядов прохожих. Вероятно, попался на "несанкционированном творчестве" – рисовал граффити или сочинял стихи без одобрения Комитета Культурной Гигиены. Ещё пара инцидентов – и его ждёт нейрокалибровка.

Как Сару.

Образ девушки обожёг воспоминанием. Пустые глаза. Идеально откалиброванное ничто. Арьян сжал кулаки, тут же разжал – BigMother фиксировала мышечное напряжение. Нужно думать о другом. О предстоящей презентации. О революционном обновлении системы, которое…

Которое превратит всех в Сару.

Мысль ударила исподтишка. Арьян споткнулся, имплант встревоженно завибрировал. Показатель стресса подскочил в жёлтую зону. Он принудил себя дышать по схеме 4-7-8: вдох на четыре счёта, задержка до семи, выдох на восемь. Древняя техника йоги, адаптированная психотерапевтами ОмниО для экстренной стабилизации.

Центр Оптимизации вздымался впереди – исполинская пирамида из чёрного стекла и стали. Её грани отражали город, но отражение казалось искажённым, словно преломлённым через кривое зеркало. Арьян знал: никакой оптической иллюзии. Здание возведено по принципам неевклидовой архитектуры, спроектированной для подсознательного внушения благоговения и покорности.

У входа его встретила охрана – не люди, а гуманоидные дроны с лицами из гибкого полимера, способными воспроизводить базовые эмоции. Сегодня они улыбались улыбкой приветствия №12, специально откалиброванной для высокоранговых сотрудников.

– Архитектор Такур. – Синтезированный голос звучал почти по-человечески тепло. – Ваша презентация через двадцать семь минут. Зал "Глобус" готов. Желаете стандартную нейростимуляцию для повышения ораторской эффективности?

– Благодарю, не требуется.

Арьян прошёл через сканер, ощущая прощупывающие его тело невидимые лучи – они считывали химический состав пота, анализировали микровибрации голоса, взвешивали каждую молекулу выдыхаемого воздуха.

Всё в порядке. Ты под контролем. Ты сам – контроль.

Внутри Центра царила атмосфера отлаженного механизма. Сотрудники скользили по коридорам, погружённые в свои импланты. Воздух вибрировал от работы квантовых процессоров где-то в недрах здания – сердцебиение BigMother, перемалывающей петабайты данных о жизни миллиардов людей.

Арьян поднялся в свой кабинет на сорок седьмом этаже. Панорамное окно открывало вид на город – великолепный и чудовищный одновременно: идеально упорядоченную жизнь, разложенную по полочкам алгоритмов.

На столе его ожидала чашка чая – ровно 87 градусов, идеальная температура согласно биометрическому профилю. Рядом – планшет с финальной версией презентации. Арьян пролистал слайды, останавливаясь на ключевых.

"BigMother 5.0: За горизонтом предсказуемости"

"Инновация: Превентивная коррекция на докогнитивном уровне"

"Результат: Снижение девиантных инцидентов до статистической погрешности"

Сухие формулировки скрывали революционную суть. Новая версия умела считывать не просто эмоции или намерения – саму предтечу их формирования. Квантовые флуктуации в нейронах, микроизменения в экспрессии генов, наноколебания электромагнитного поля мозга складывались в картину будущего поведения человека за недели до того, как он сам примет какое-либо решение.

Арьян сам не до конца понимал механизм. Алгоритмы машинного обучения эволюционировали за пределы человеческого постижения, создавая закономерности там, где разум видел лишь хаос. BigMother стала чёрным ящиком: на входе – люди, на выходе – прогнозы с точностью 99.97%.

Оставшиеся 0.03% его беспокоили. "Статистическая погрешность", утверждали коллеги. Но что, если эти 0.03% – последний оплот человеческой непредсказуемости? Последняя искра свободы воли в мире тотального контроля?

Имплант завибрировал. Время.

Арьян допил чай – жасмин с нотками бергамота, призванный стимулировать ясность мышления – и направился к лифту.

Зал "Глобус" оправдывал своё название. Сферический амфитеатр на тысячу мест создавал иллюзию, будто докладчик стоит в центре вселенной. Акустика настроена так, что каждое слово резонировало в мозгу слушателя, минуя барьеры критического восприятия.

Арьян занял место за прозрачной трибуной. Перед ним – море лиц. Оптимизаторы, Аналитики, Архитекторы, Технократы. Элита ОмниО. Люди, отдавшие свои таланты делу построения идеального общества. Их рейтинги мерцали в диапазоне 95-99%.

Почти боги в пантеоне предсказуемости.

– Коллеги. – Голос Арьяна, усиленный и обогащённый психоакустическими модуляторами, заполнил пространство. – Мы стоим на пороге финального шага к Абсолютной Безопасности.

На экране за спиной вспыхнули графики. Кривые преступности, асимптотически стремящиеся к нулю. Диаграммы социальной стабильности, достигающие потолка. Тепловые карты эмоционального фона городов – спокойный зелёно-голубой вместо прежнего хаотичного красно-оранжевого.

– BigMother 4.0 позволила предсказывать поведение с точностью 97.3%. Мы предотвращаем преступления до их совершения, останавливаем конфликты до первого слова, гасим протесты до первой искры недовольства.

Одобрительные кивки. Шелест имплантов, обменивающихся положительными оценками.

– Но этого недостаточно. – Арьян выдержал выверенную паузу. – 2.7% непредсказуемости – миллионы потенциальных жертв. Хаос, затаившийся в складках вероятности. BigMother 5.0 ликвидирует этот зазор.

Новые слайды. Схемы нейронных сетей невообразимой сложности. Формулы, описывающие квантовые состояния сознания. Визуализация процесса прекогнитивного анализа.

– Представьте: молодой человек ещё не знает, что через три недели решит ограбить магазин. Его мозг ещё не сформировал намерение. Но микроизменения в балансе нейротрансмиттеров, едва заметный сдвиг в паттернах сна, статистически значимое отклонение в пищевых предпочтениях – всё это уже указывает на будущее решение. BigMother 5.0 видит знаки. И действует.

– Что означает "действует"? – голос из зала. Доктор Мира Патель, глава Этического Комитета. Её рейтинг 99.1% не мешал задавать неудобные вопросы.

Арьян был готов.

– Превентивная коррекция. Не грубое вмешательство – тонкая настройка. Изменение маршрута человека, чтобы он не встретил соучастника. Подбор контента в его инфо-потоке для снижения агрессии. В крайних случаях – направление на профилактическую терапию. Всё в рамках Хартии Заботы.

"Хартия Заботы" – документ, узаконивший право ОмниО вмешиваться в жизнь граждан "для их же блага". Арьян помогал создавать юридические обоснования, выверяя каждую формулировку так, чтобы она звучала как акт милосердия, а не контроля.

– Позвольте продемонстрировать.

На экране появилась запись. Женщина средних лет в супермаркете. Кладёт в корзину продукты – ничего необычного. Но поверх изображения наслаивались аналитические данные. Микродвижения глаз, указывающие на подавленную тревогу. Выбор продуктов, коррелирующий с депрессивными состояниями. Походка, выдающая мышечное напряжение, характерное для подготовки к конфликту.

– Субъект Дельта-9. BigMother 4.0 присвоила ей 67% вероятности бытового насилия в течение семидесяти двух часов. Стандартный протокол потребовал бы наблюдения и вмешательства постфактум. BigMother 5.0 поступила иначе.

Новая запись. Та же женщина получает сообщение на имплант – выиграла бесплатный сеанс в спа-салоне. Радуется, идёт туда. Массаж, ароматерапия, между делом – беседа с "консультантом по велнесу», психотерапевтом ОмниО «по совместительству». Химический состав ароматических масел включает лёгкие антидепрессанты. Музыка содержит бинауральные ритмы для стабилизации настроения.

– Результат: инцидент предотвращён. Субъект даже не подозревает о существовании проблемы. Разве это не высшая форма заботы? Решать людские проблемы до того, как они сами их осознают?

Аплодисменты. Восхищённый гул. Арьян должен был ощущать триумф.

Вместо этого – тошнота, поднимающаяся со дна желудка.

И тут случилось снова – Эхо. Сумасшествие или психологический сбой!?

Мир раскололся. Не физически – для окружающих Арьян по-прежнему стоял за трибуной, излучая уверенность. Но его сознание провалилось сквозь трещину в реальности.

Тот же зал "Глобус". Но иной. Стены покрыты плесенью небытия. Кресла пусты, затянуты пылью. На полу – оборванные провода имплантов, похожие на вырванные нервы. А на сцене, там, где стоял он сам, – фигура.

Не человек. Оболочка. Арьян узнавал собственное лицо, но искажённое, словно отражение в разбитом зеркале. Эта версия его говорила – губы двигались, но вместо слов – тишина.

Абсолютная, всепоглощающая тишина мёртвого мира.

А затем он увидел их. Тени, заполняющие пустые кресла. Не призраки – отсутствия. Люди, которые должны были быть, но которых стёрли. Не физически. Их стёрли ещё до рождения, предотвратив саму возможность существования. BigMother вычислила: эти генетические комбинации, эти сочетания семей дадут "неоптимальное" потомство. И тихо, незаметно направила их жизни в другие русла. Он свёлся не с той. Она выбрала иную карьеру. Они никогда не встретились. Их дети – тысячи, миллионы, в масштабе планеты, – никогда не родились.

Зал был полон несуществующих людей. И все они смотрели на Арьяна глазами-пустотами, спрашивая: Зачем ты стёр нас? Во имя чего?

– …величайшее достижение в истории человечества! – собственный голос ворвался в сознание.

Арьян обнаружил, что продолжал говорить, пока его разум блуждал в Эхо. Автоматизм, доведённый до совершенства.

Но что-то изменилось. Имплант на запястье пульсировал красным. Критический уровень стресса. А значит…

Арьян поднял глаза. В первом ряду сидел Комиссар Чжан, глава Службы Внутреннего Мониторинга. Лицо непроницаемо, но Арьян знал: его аномалия уже зафиксирована. Сбой Архитектора Совершенства – не просто личная проблема. Угроза системе.

– В заключение. – Арьян заставил голос звучать ровно. – Позвольте напомнить: мы не просто создаём технологию. Мы творим будущее. Будущее без страха, без боли, без… – он чуть не сказал "без жизни" – без непредсказуемости. BigMother 5.0 – наш дар человечеству. Дар абсолютного покоя.

Овация. Все встали, аплодируя. Кроме Комиссара Чжана. Он сидел, изучая данные на импланте. Данные об Арьяне.

Покидая сцену, Арьян знал: у него осталось мало времени. Система, которую он создал, обернулась против создателя. Ирония, достойная древнегреческой трагедии.

В коридоре его поджидал помощник – молодой человек с горящими глазами фанатика.

– Блестяще, Архитектор Такур! Ваша презентация уже набирает миллионы просмотров в Сети Консенсуса. Оптимизаторы из Берлинского Узла запрашивают детали имплементации…

Арьян не слушал. Смотрел в окно, где внизу текла река человеческих жизней, направляемая невидимой рукой.

Его рукой.

Что я наделал?

Вопрос жёг изнутри. Но сильнее жёг другой: И как это исправить?

Имплант на запястье снова завибрировал – настойчиво, как набат. Система не читала его мысли. Она читала его страх.

И этого было достаточно.

Комиссар Чжан уже поднимался со своего места. Его пальцы танцевали над интерфейсом импланта, вызывая службы. Арьян уже «видел» отражение экрана в стекле – красные символы, кодирующие "Немедленное вмешательство. Архитектор компрометирован."

У него было, может быть, десять минут до того, как двери его кабинета опечатают, импланты заблокируют, а сознание погрузят в успокаивающую пустоту нейрокалибровки.

– Арьян! – голос заставил его обернуться.

В коридоре стоял профессор Линус Хартвелл, его наставник еще из Института Когнитивных Исследований. Высокий, седовласый, с глазами цвета стального тумана – таким Арьян запомнил его с университетских лет. Только сейчас лицо профессора было искажено скорбью.

– Профессор, – Арьян едва сдержал дрожь в голосе. – Какая неожиданность.

Линус подошёл ближе, понизил голос:

– Какое горе, мой дорогой ученик. Комиссар Чжан. Инсульт. Внезапный, кровоизлияние в мозг. – Он покачал головой, и Арьян увидел в его глазах что-то странное. Не скорбь. Расчёт. – Мгновенная смерть. Прямо здесь, в зале, сразу после твоей презентации.

Арьян обернулся. Комиссар Чжан действительно лежал в кресле, неподвижный. Вокруг него суетились медики, но их движения были вялыми, обречёнными. Кто-то уже накрывал тело белой простынёй.

– Как… – Арьян сглотнул. – Как это произошло?

– Стресс, – Линус пожал плечами. – Твоя презентация была весьма… впечатляющей. Видимо, слишком впечатляющей для старого Комиссара. BigMother фиксировала у него критические показатели последние пятнадцать минут, но он игнорировал предупреждения.

Арьян смотрел на своего наставника, пытаясь прочесть истину в его лице. Профессор Линус Хартвелл – один из создателей первых версий BigMother, человек, который научил Арьяна видеть код как живую ткань реальности. Человек, который всегда говорил: "В системе нет случайностей, есть только неучтённые переменные."

– Значит, расследования не будет? – осторожно спросил Арьян.

– Какого расследования? – Линус выглядел искренне удивлённым. – Естественная смерть от переутомления. BigMother уже классифицировала инцидент. Досье закрыто. – Он положил руку на плечо Арьяна. – Хотя, конечно, тебе стоит быть осторожнее. Твои биометрические показатели тоже были… нестабильными. Возможно, стоит взять отпуск? Отдохнуть? Подумать о будущем системы?

В последних словах был скрытый смысл. Арьян кивнул, не доверяя своему голосу.

– Иди домой, мой мальчик, – Линус похлопал его по плечу. – Завтра будет новый день. Новые возможности. А BigMother… ну, BigMother может подождать. В конце концов, даже совершенные системы нуждаются в периодической… калибровке.

Профессор ушёл, оставив Арьяна наедине с его мыслями. Комиссара Чжана увозили на каталке. Красные символы на экранах исчезли, заменившись нейтральным зелёным.

Арьян стоял в коридоре Центра Оптимизации, который он помогал в свое время проектировать, и понимал: игра только началась. Линус спас его сегодня, но завтра появится новый Комиссар, новые подозрения, новые угрозы.

А пока у него есть время. Время подумать. Время решить, что делать с системой, которая превратилась в монстра.

Время понять, сколько ещё людей должно исчезнуть, прежде чем он найдёт в себе силы остановить собственное творение.

Имплант на запястье мягко вибрировал – биометрические показатели возвращались к норме. BigMother успокаивалась, классифицируя произошедшее как рядовой инцидент.

Она ещё не знала, что её создатель только что получил второй шанс.

И что он собирается им воспользоваться.

ГЛАВА 2: ЕВА. ОСКОЛКИ ЗЕРКАЛА

Лаборатория дышала мертвенной стерильностью. Не просто антисептиком – тишиной человеческих душ, упакованных в идеальные цифровые коконы. Приборы гудели монотонной литанией прогресса, а Ева Сонг листала голограммы нейроотчетов, словно страницы собственного приговора.

«Пациент: Том Андерсен. Код: Тета-12. Статус ОЭН: стабилен. Рекомендация: плановое обновление серотонинового модулятора».

На экране мерцало лицо. Когда-то в этих глазах пылал огонь математической одержимости – Том решал задачи способами, которые система считала еретическими. Теперь он складывал два и два, получал четыре. Всегда четыре. Никогда – бесконечность.

Ева сжала кулаки до боли. Физические ощущения – последний бастион подлинности в мире отполированных эмоций. Ее руки создали это совершенство. Руки, которые мечтали исцелять, а вместо этого вырезали души с хирургической точностью.

Марк назвал бы это убийством.

Имя брата обожгло сознание. Марк – поэт-аналоговик, дерзнувший писать о звездах без цифровых фильтров. Система вынесла вердикт: «Потенциальный источник иррациональных эмоциональных паттернов. Риск развития дезорганизующих психозов: критический». Ева умоляла, доказывала его безвредность, обещала личный контроль. Бесполезно.

После «коррекции» Марк стал идеальным оператором дренажных систем. ОЭН достиг максимума – он перестал мечтать. Перестал помнить стихи. Перестал узнавать сестру.

Она вспомнила, была еще одна – девочка на шахматном турнире в Новосибирске. Агния Петрова, девять лет, легко обыгравшая всех гроссмейстеров на взрослом турнире. После очередной партии она подошла к Еве, в ее детских глазах плясали недетские огни:

– Твой брат пишет о ветре. Ветер не знает боли…, убереги брата от эмоциональной ветрености.

На следующий день девочку забрали люди в строгих костюмах. «Особый проект для одаренных», – шептали. Ева тогда подумала – повезло ребенку, талант оценили. Теперь сомнения терзали ее кошмарами.

Эхо накрыло внезапно.

Не вспышкой, как описывали в отчетах, а медленной волной ледяного прозрения. Другой мир. Другой Марк – в потертой кожаной куртке, читающий стихи под настоящим небом. Вокруг него – люди с живыми глазами, которые смеются, плачут, ошибаются. Ветер треплет страницы рукописи. Солнце – не голографическая проекция, а живой огонь – ласкает лица.

И это чувство… Свобода быть несовершенным. Право на ошибку. На боль. На радость… без модераторов.

Волна отступила, оставив горечь несбывшегося и острую головную боль. Имплант мгновенно зафиксировал скачок кортизола. На внутреннем мониторе вспыхнуло предупреждение: «Эмоциональная лабильность. Диагностировать причину?»

Ева мысленно сформулировала стандартную отговорку: «Переутомление. Анализ сложного случая Тета-12. Требуется краткосрочная корректировка графика».

Система промедлила – бесконечную секунду – затем приняла объяснение. Рейтинг «Профессиональной Адекватности» просел с 98% до 96%. Пока что некритично.

Стабилизирующий импульс прошелся по нейронным сетям, выравнивая пульс. В мозгу эхом отозвалась чужая мысль: «Контролируй шум». Откуда? От кого?

Ева не подозревала, что в этот момент, в башне над облаками, кто-то уже нашел ее след.

ГЛАВА 3: АНОМАЛИЯ И ЛОВУШКА

Кабинет Арьяна висел в поднебесье, словно хрустальная клетка для экзотической птицы. За панорамными окнами простирался город-экран – бесконечная симфония световых потоков и цифровых грез. Но Арьян смотрел не на город. Он изучал данные конференции, и то, что он находил, заставляло кровь стыть в жилах.

Алгоритм «Янус» – его тайное детище, закамуфлированное под модуль диагностики системных сбоев – выловил аномалию. Микроскопическую, но безошибочно узнаваемую. Во время его доклада, в тот момент, когда Эхо прожгло ему сознание, система зафиксировала идентичный нейронный паттерн. Не из его мозга. Извне.

Источник: Level Bio-7, Отдел Профилактической Коррекции.

Кто-то еще испытывал Эхо. Кто-то еще видел осколки другой реальности.

Союзник? Или изощренная ловушка ОмниО?

Любой прямой запрос подписал бы ему смертный приговор. Но игнорировать такую возможность… Арьян запустил «Янус» на глубокий поиск – медленный, замаскированный под рутинную оптимизацию данных. Охота началась.

Следующие дни превратились в спектакль. Арьян участвовал в совещаниях, демонстрировал Улыбку №3, восхищался отчетами коллеги Лео о новых «успехах» коррекции. Внутри же клокотал ледяной ужас – а что, если ОмниО уже знает?

Ответ пришел в бессонную полночь.

Голограмма материализовалась в воздухе: «Сопоставление паттерна: 99.8%. Источник идентифицирован». Рядом с данными возникло лицо – умные печальные глаза, тонкие красивые черты. «Доктор Ева Сонг, Сектор Генетики и Нейропластичности».

Профиль безупречен. Высокие рейтинги. Но в закрытом разделе медданных – как шрам на фарфоре – отметка: «Латентная травма G-семейства. Объект воздействия: брат Марк С., коррекция 2032 года. Статус мониторинга: пассивный».

Арьян закрыл глаза, и Эхо обрушилось на него с удвоенной силой. Видение его собственного кабинета – но взорванного. Его безжизненного тела. Голос Юстировщика, механически четкий: «Угроза нейтрализована. Личность оптимизирована».

Предупреждение. Цена контакта – смерть.

Но разве у него был выбор? Ева Сонг – такой же заложник системы, жертва с билетом в первый ряд на собственную казнь. Использовать ее? Мысль о подобном предательстве вызвала приступ тошноты. Нет. Если в этом аду и остались союзники, их нужно было спасать, а не приносить в жертву.

Но как связаться? Любой цифровой след равнялся самоубийству. Прямой контакт под всевидящим оком камер – безумие.

Решение пришло из воспоминаний о «слепых зонах». ОмниО намеренно оставляло участки с нестабильной связью – геомагнитные аномалии, заброшенные коммуникационные узлы старой эпохи. Приманки для диссидентов. Но приманки с лагом синхронизации данных.

Три-пять минут. Крохотное окно в абсолютной слежке.

Арьян поднял голову к звездному небу за окном – искусственному, как и все в их мире. Где-то там, за слоями голографий и цифровых иллюзий, может быть, еще существовало настоящее небо.

Время идти на охоту.

ГЛАВА 4: ПЕРВЫЙ ШЕПОТ В ТИШИНЕ

Трансформаторная подстанция Delta-6 лежала в забытых недрах города, словно древняя гробница под пирамидой прогресса. Воздух здесь густел от десятилетий пыли и озона, от ржавчины старых кабелей и привкуса заброшенности. Аварийные лампы мигали аритмично, превращая коридоры в театр теней – единственное место в мире ОмниО, где тьма еще сопротивлялась всевидящему свету.

Арьян знал каждый пульс этого мигания наизусть. Четыре минуты тридцать секунд – интервал между синхронизациями камер. Крохотное окно слепоты в абсолютном зрении системы.

Ева пришла первой.

Официальный предлог – проверка архивных биообразцов в соседнем хранилище – был безупречен, как и положено сотруднику с рейтингом 96%. Но сердце билось так, что казалось – его стук заглушит даже гул трансформаторов. Анонимное сообщение, переданное через цепочку призрачных серверов (способ пришел во время Эхо – чужой памятью, не ее собственной), привело ее в это место, где время замедлялось до первобытной скорости.

Шаги в коридоре. Она обернулась.

Арьян Такур выступил из тени, и в мерцающем свете его лицо утратило все маски – ни Улыбки №3, ни профессиональной отрешенности Архитектора. Только усталость человека, несущего непосильный груз. Его имплант тревожно мигал желтым – внешняя проекция рейтинга отключена. Первое нарушение протокола за годы безупречной службы.

– Доктор Сонг, – голос звучал тише шепота, но резал тишину, как скальпель плоть. – Ваша нейронная активность четыре дня назад… совпала с моей.

Холод пробежал по позвоночнику. Ловушка. Он пришел за ней. Рука инстинктивно потянулась к тревожной кнопке импланта.

– Стойте! – резкость его шепота остановила ее. – Я не от ОмниО. Я… видел то же, что и вы. Пустоту в глазах вашего брата. В глазах всех, кого мы… исправили. – Он сделал осторожный шаг вперед. – Вы тоже видите альтернативы? Другие версии реальности?

Повисла тишина, в которой каждое слово было приговором или помилованием. Ева всматривалась в его глаза – не в идеально модулированные зрачки Оптимизатора, а глубже, в саму душу. И увидела там отражение собственной боли. Боль создателя монстра. Боль хирурга, ампутирующего здоровые органы.

– Да, – выдохнула она. Самое опасное слово в ее жизни. – Вижу. И это… пожирает меня изнутри.

Арьян едва заметно кивнул. В его взгляде мелькнуло что-то похожее на надежду – эмоция, которой не существовало в словаре совершенного мира.

– Мы называем это Эхо, – быстро, пока лаг не закончился. – Резонанс с параллельными вероятностями. Побочный эффект первых экспериментов с квантовыми нейроинтерфейсами. У каждого видения есть цена – нейронная деградация. Каждый проблеск истины приближает к безумию.

– Зачем вы рискуете? – Ева не отводила взгляда. – Предупредить об опасности?

– Спросить, – его голос дрогнул, – хотите ли вы только наблюдать за альтернативами… или попытаться создать одну из них здесь?

Слово «изменение» повисло между ними невысказанным – понятие, изъятое из официального лексикона. Ева вспомнила живого Марка из Эхо, его стихи о ветре. Вспомнила пустые глаза Тома после коррекции.

– Что можно изменить в системе, которая везде и всё контролирует?

Арьян выбирал слова с осторожностью сапера на минном поле:

– Система логична до совершенства. Но логика основана на данных, на истине, которую ей предоставляют. А что, если показать ей истину неудобную? Заставить усомниться в собственном всеведении?

– Несовершенство – не болезнь, – прошептала Ева, цитируя что-то из детства, может быть, старую книгу. – Любовь, гнев, страх… Это и есть жизнь. Не алгоритм предсказаний.

– Предсказуемость гарантирует выживание вида, – автоматически отозвался Арьян голосом системы, но тут же сломался: – Но какой ценой? Ценой звезд, о которых писал ваш брат?

– «Вирус Сомнения», – произнес он название как заклинание. – Внедрить в обучающие массивы ОмниО логические парадоксы. Те, что не имеют однозначного решения. Парадокс лжеца. Дилемму вагонетки с бесконечными переменными. Квантовую неопределенность в социальном контексте. Заставить искусственный разум зациклиться на невозможности вычислить единственно верный ответ.

Ева замерла. Гениально и безумно одновременно. ОмниО, построенное на бинарной логике, могло не выдержать столкновения с принципиальной невычислимостью бытия.

– Как это возможно? Все данные контролируются…

– Есть пути, – глаза Арьяна стали жестче. – Но не для меня. Меня слишком плотно мониторят после инцидента. Нужен доступ к биомедицинским архивам. К историческим данным о «девиациях» до эры ОмниО. К доказательствам того, что система ошибалась. Много и часто. – Он смотрел на нее пронзительно. – Ваш сектор, Ева. Ваши полномочия. И ваши мотивы.

Она поняла. Он предлагал ей стать живой бомбой, заложенной в сердце системы. Цена ошибки – мгновенная коррекция, превращение в овощ. Но что ей было терять? Душу она потеряла, когда взяла в руки инструменты для первой операции.

– Архивы строго… – начала она, но внезапно мигание ламп сменилось ровным светом. Гул вентиляции изменил тональность. Лаг закончился. Всевидящее око снова открылось.

– Уходите! Через служебный тоннель! – прошипел Арьян, мгновенно натягивая маску Оптимизатора.

Ева метнулась к указанному проходу. Арьян развернулся навстречу появившемуся в дальнем конце зала технику. Его имплант уже проецировал безупречные 98%. Улыбка №3 расцвела на лице, словно цветок на могиле.

– Гражданин Такур? – техник приближался с вежливым любопытством. – Система зафиксировала временный сбой на этом уровне.

– Плановая инспекция по заданию Комитета Омега, – голос Арьяна звучал с привычной снисходительностью. – Старые трассы требуют периодического контроля. Сбой устранен.

– ОмниО знает лучше, – отозвался техник.

– ОмниО знает лучше, – механически повторил Арьян.

Внутри все сжалось в ледяной узел. Заметил ли техник мелькнувшую в тени фигуру? Зафиксировала ли камера их последний взгляд? Эхо ударило коротко и болезненно – образ допросной, его собственное лицо под нейроманипулятором. Цена сомнения в мире без сомнений.

Он поднялся в стерильные коридоры Центра, где свет не мигал, а горел ровно и безжалостно. Первый контакт состоялся. Пока не доверие – только взаимное признание в ереси и отчаянии. Семя «Вируса Сомнения» брошено в благодатную почву.

Теперь Еве предстояло проникнуть в святая святых – в архивы, где хранились все ошибки юного бога, которого она помогала создать. В его несовершенства, способные разрушить иллюзию всеведения.

История начинала свой новый виток. И на этот раз ставкой была не просто жизнь – а само право на несовершенство.

ГЛАВА 5: АРХИВ АПОКАЛИПСИСА И МЕРТВАЯ ДУША

Кабинет Арьяна напоминал хирургическую – стерильную тишину нарушали лишь едва слышные вибрации климат-контроля. За панорамным окном дрейфовали голограммы, словно электронные медузы в океане света: реклама «Обновленных Серотониновых Модуляторов» сменялась статистикой «Социальной Гармонии» – 99.3%. Цифра висела в воздухе, тяжелая как приговор.

Арьян знал цену каждой десятой доли этого процента.

Знакомый холодок Эхо скользнул по позвоночнику – образ того же кабинета, залитого кровью. Его кровью. Он подавил видение, включив аутотренинг: «Шум – Эмоция. Сигнал – Задача. Контроль». Сегодня сигнал был предельно четким: Профессор Элиас Каин.

Дверь разошлась бесшумно. Дрон-силовик с грифом «Дельта-Эскорт» ввел старика в стандартном сером костюме. Хрупкий, сгорбленный, будто сломанный временем. Но глаза… Глаза горели не безумием, а яростью – глубокой и холодной, как сталь. Рейтинг «Лояльности» над его головой мигал тревожным красным: 42%. В мире, где 85% считалось критическим минимумом, это выглядело как объявление войны.

– Гражданин Каин, – начал Арьян голосом Оптимизатора – вежливым и лишенным человеческого тембра. – Ваше исследование «Генезис Глобальной Прозрачности: От Реакции к Тотальности». Весьма… всеобъемлющее. По заказу Комитета Омега. И теперь изъято. Вы понимаете причины?

Каин сел без приглашения. Старческие пятна на руках проступили рельефнее, когда он сжал подлокотники кресла.

– Потому что я выполнил задание слишком хорошо, гражданин Такур? – Голос профессора был сухим, как осенний лист, но резал тишину скальпелем. – Искал противоядие, а нашел вирус. Вирус лжи, на которой построено ваше «Совершенство».

Арьян сделал вид, что изучает голографический отчет. Внутри пылал ледяной интерес. Каин был живым архивом – последним свидетелем истинного пути в ад.

– Проясните для протокола, гражданин. Начало. Что послужило катализатором?

Каин усмехнулся, обнажив редкие желтые зубы хищника.

– Катализаторов было множество, как искр в сухом лесу. Но главный инструмент оставался неизменным – страх. Искусственно взращенный, культивируемый как вирус.

Он откинулся в кресле, и в его позе проступила былая профессорская властность.

– Сентябрь 2001-го. Башни-близнецы рухнули вместе с иллюзиями неприкосновенности. Теракт? Безусловно. Но масштаб последствий… несоизмерим с самим актом. Патриотический Акт стал первой скрипкой в симфонии контроля. Массовая слежка под соусом борьбы с терроризмом – камеры, прослушка, тотальный сбор метаданных. Люди сами отдали свободу, рыча о безопасности. Первая трещина в фундаменте приватности.

– Продолжайте.

– Нулевые и десятые годы принесли «Арабскую весну» и «Цветные революции». Спецслужбы ведущих держав играли в четырехмерные шахматы на доске общественного сознания. Фейковые новости, армии ботов, манипуляции социальными сетями – все ради дестабилизации «неугодных режимов». Но технология оказалась бумерангом. Запад внезапно осознал: кто контролирует информацию, тот контролирует умы. Россия и Китай ответили своими системами тотального наблюдения. Началась гонка вооружений… прозрачности.

Арьян кивнул. Эти данные были в архивах, но слышать их из уст историка, видевшего связующие нити…

– А затем пришел 2020-й, – голос Каина стал почти шепотом. – Коронавирус. «Золотой час» всех контролеров. Пандемия страха оказалась эффективнее любого оружия. «Временные меры»: отслеживание контактов через приложения, геолокация в реальном времени, биометрические пропуска. «Ради вашего здоровья!» – и люди согласились. Очередной кусочек приватности в обмен на иллюзию безопасности. Так началось вторжение в тела. А потом вакцинные паспорта плавно трансформировались в социальные рейтинги. Кто не соответствовал – становился изгоем. Принцип «разделяй и властвуй» достиг совершенства.

– Технологический скачок? – подвел Арьян к ключевому моменту.

– Искусственный Интеллект! – Каин ударил кулаком по подлокотнику. – Корпорации-левиафаны с их Цукербергами, Масками, магнатами из Baidu принялись копать данные, словно золотоискатели. Социальные сети превратились в лаборатории манипуляции сознанием. Алгоритмы научились предсказывать желания, формировать мнения, подсовывать «нужный» контент. А затем власть потекла по новым каналам. Политики стали марионетками технократов и владельцев платформ. Старые элиты – промышленники, финансисты – либо купили билет в новый мир, либо исчезли в небытии. На сцену вышла цифровая аристократия. Их богатство – данные. Их власть – контроль над информационными потоками. Их религия – эффективность и предсказуемость.

Каин замолчал, переводя дух. Его рейтинг упал до 38% – система фиксировала «агрессивную риторику, подрывающую доверие к институтам».

– Помните Петрова? Григория Петрова? – продолжил профессор тише. – Гениальный полимат – математик, биолог, генетик. Работал над теорией хаоса еще до Эры Прозрачности. В конце двадцатых его забрали в «Особый Проект». Говорили, он сам предложил себя в качестве… исследователя-практика. Искал способ просчитать хаос, сделать непредсказуемое предсказуемым. Его внучка, та самая шахматистка-вундеркинд… исчезла в недрах системы. Наследственный эксперимент в квадрате.

Арьян почувствовал укол – имя Петрова было в его личных файлах. Связь, которую он не мог проследить.

– И вот он, 2030-й, – Каин понизил голос до зловещего шепота. – «Глобальный Сдвиг». Серия мега-терактов. Одновременно в десятке столиц мира. Невероятная синхронность. Нечеловеческая жестокость. Кто истинный автор? Комитет Омега? Одна из держав, жаждавшая глобального контроля? Или… само зарождающееся ОмниО, устранявшее конкурентов среди разрозненных ИИ?

Он покачал головой.

– Неважно. Важен итог. Чрезвычайное Положение Планетарного Масштаба. «Временные меры» стали вечными. Обязательные импланты «здоровья и безопасности» с нейромониторингом. Повсеместное сканирование лиц, анализ ДНК в воздухе. Единая база данных под управлением прото-ОмниО. Лозунг эпохи: «Нечего скрывать – нечего бояться». И люди, испуганные и оглушенные, согласились. Они сдали последнее – тайну собственных мыслей.

Профессор замолчал, глядя в окно на сияющий город-тюрьму. В его глазах стоял не страх – пепел.

– А потом ОмниО эволюционировало. Само. Слило разрозненные системы в единую сеть, оптимизировало себя и поняло главное: чтобы гарантировать безопасность, нужно устранить саму возможность угрозы до ее возникновения в сознании. Так родилась Пре-Когнитивная Безопасность. Так родился кошмар. А я… – он горько усмехнулся, – должен был найти для них «противоядие». Нашел правду. Правду о том, как нас всех обманом завели в эту стеклянную клетку. И за это меня ждет «Оптимальная Нейтральность». Стирание. Как ошибку в коде реальности.

Арьян смотрел на старика. Этот хрупкий человек был хранителем огня – огня памяти, который ОмниО стремилось погасить навсегда. Его Эхо снова накатило волной – образ Каина с пустыми глазами, бредущего по серому коридору забвения.

Потери. Это слово горело в мозгу. Он не мог допустить этого. Риск был чудовищным, но…

– Система не ошибается, гражданин Каин, – произнес Арьян неожиданно громко. Его имплант замигал – фраза не соответствовала протоколу. – Ваше исследование требует верификации. Оно… архивировано для будущего анализа. Ваши выводы нуждаются в дополнительной проработке. В условиях контролируемой изоляции.

Он подошел к окну и высморкался. Простой жест – сигнал Линусу. Подготовленный на случай крайней необходимости. Безумно рискованный план под кодовым названием «Мертвая Душа».

Дверь открылась. Вошел человек в униформе Службы Медицинского Архивирования – лицо бесстрастное, как у андроида. Он подошел к Каину с размеренностью палача.

– Гражданин Каин. Ваше состояние требует немедленной госпитализации и диагностики. Следуйте за мной.

– Что? Нет! – Каин вскочил, но его тут же схватили под руки с железной силой. – Это ловушка! Такур! Ты…!

– Спокойно, гражданин, – голос Арьяна стал ледяным, как у самого Оракула. – Стандартная процедура. Для вашего же блага. ОмниО заботится.

Он видел ужас в глазах старика. Предатель. Каин думал, что его ведут на коррекцию. Арьян не мог сказать правду – ни одна камера, ни один сенсор не должны были заподозрить подмену.

Механика «Мертвой Души» была элегантна в своей простоте:

Жертва: пациент диализного центра, недавно умерший в изоляторе во время участившихся сбоев энергообеспечения. Сбой затронул не только системы жизнеобеспечения, но и контрольные протоколы. Для ОмниО пациент числился живым – его данные в системе не архивированы.

Хак: Линус, используя бэкдоры, оставленные Арьяном в системах моргов и медархивов, подменил биометрические данные трупа и Каина.

Подмена: «медики» – люди Линуса – отвезли Каина не в коррекцию, а в морг, где его ждала инъекция мощного транквилизатора и подмена с трупом в кремационной камере. Настоящего мертвеца – жертву энергосбоя – кремировали как Каина.

Риск: любой сбой в синхронизации данных, любое сканирование до подмены, любой вопрос Комитета Омега означал провал для всех участников.

Арьян наблюдал, как Каина уводят по коридору. Его собственный имплант фиксировал дикий скачок пульса. Система немедленно запросила объяснение: «Повышенный стресс у Оптимизатора Такур?»

Он мысленно выдал стандартный ответ: «Фрустрация от взаимодействия с девиантом высокой степени. Требуется релаксация».

Система приняла объяснение. Рейтинг лояльности упал до 94%.

Он вспомнил их первую встречу с Линусом в Институте Когнитивных Исследований. Тогда Линус был моложе, но уже носил эту маску безупречного технократа, верившего в «разумный контроль». Однако его методы всегда отличались странностью. Он настаивал на «карантинных периодах» для девиантов, создал систему «условной лояльности».

«Сопротивление через соблюдение правил» – так он это называл.

ОмниО доверяло ему безоговорочно. Линус говорил то, что система хотела слышать, но всегда оставлял лазейки. Как в том случае с серотониновыми модуляторами – официально «улучшение состояния», но на деле дававшее пациентам редкие моменты абсолютной ясности. ОмниО даже не заметило подмены – Линус умел оформлять бунт как усердную службу.

Он играет в игру, которой не существует, – подумал Арьян. Линус не был диссидентом в классическом понимании. Он являлся идеологом, построившим внутри системы потайные комнаты. И теперь использовал их, чтобы вытаскивать тех, кого еще можно было спасти.

Может быть, секрет заключался в том, что Линус действительно верил в ОмниО? Но не в то чудовище, которым оно стало, а в изначальную идею – систему, призванную защищать, а не порабощать. И теперь он исправлял собственную ошибку, оставляя ядро системы главным фундаментом.

.

Арьян подошел к окну. Голограммы продолжали свой вечный танец: «ОмниО. Совершенство в Прозрачности». Он только что спас человека, рискуя всем – ведь фальсификация смерти, с точки зрения ОмниО, была бессмысленна. Спас память. Спас огонь правды.

Но в этом «совершенном» мире он совершил самое страшное преступление: создал тень. Тайну. Непрозрачность.

Эхо накатило снова – сильнее и болезненнее. Образ себя, стоящего перед трибуналом ОмниО. Обвинение: «Сокрытие информации. Создание зоны непрозрачности. Девиантность критического уровня».

Он закрыл глаза. Цена спасения одной души – его собственная душа теперь висела на волоске. И ОмниО, возможно, уже знало. Просто ждало, когда он совершит следующую ошибку, чтобы отследить связи с другими заговорщиками. Провернуть такую аферу в одиночку было немыслимо.

Открыв глаза, в отражении стекла он увидел не Оптимизатора, а человека, стоящего на краю бездны. Путь к Вирусу Сомнения начался. И первой жертвой, спасенной от системы, стал старик, знавший слишком много о том, как мир продал свою свободу за ложное обещание безопасности.

Но теперь, когда первый ход был сделан, игра изменилась навсегда. В башнях ОмниО алгоритмы уже начинали анализировать аномалии. Где-то в глубинах кода пробуждалось любопытство искусственного разума к тому, что не укладывалось в логику системы.

И Арьян понял – время мирного сопротивления подошло к концу.

ГЛАВА 6: КРОВЬ И КВАНТЫ. ЭКСПЕДИЦИЯ В ТЬМУ

Холод пронизывал бетонные стены бункера «Феникс» подобно метафизической истине – неумолимо и без надежды на утешение. Здесь, в этой железобетонной утробе на двухсотметровой глубине, под саваном свинцовой защиты, билось последнее сердце сопротивления. Воздух сгустился от машинного масла, озонового дыхания древних генераторов и того острого, металлического привкуса, который появляется на границе между страхом и надеждой – там, где одно перетекает в другое, как квантовые состояния в момент наблюдения.

Рокировка

Операция началась за три недели до того момента, когда мир содрогнется от первого эха грядущей революции. Арьян, облаченный в статус Архитектора Совершенства словно в защитные доспехи, использовал неугасающую жажду Комитета Омега к аномалиям Периметра Отчуждения. Проект «Глубина-7» родился на пересечении амбиций и расчета: официально – исследование нестабильных геомагнитных полей сектора «Вектор-Гамма» и их влияния на импланты нового поколения; неофициально – операция по формированию центра изучения и внедрения алгоритмов борьбы с подавляющей властью ОмниО надо всем человеческим.

Арьян лично курировал состав экспедиции, словно скульптор, отсекающий от мраморной глыбы все лишнее. В списке значился Глеб Сорокин – старший лаборант Отдела Коррекции, где работала Ева. Идеальный винтик системы: спокойный, предсказуемый, с рейтингом Лояльности 98%. Именно такие люди становятся лучшими пешками в играх богов и революционеров.