Читать онлайн Мы – Актёры

Пьеса в четырёх актах

Действующие лица

СЕРГЕЙ, талантливый, способный и упрямый абитуриент-ученик-актёр

ЖИЛЬЦОВ ИВАН СЕРГЕЕВИЧ, заведующий кафедрой актёрского мастерства в одном из ведущих театральных вузов Москвы и страны в целом, преподаватель актёрского мастерства

ИВАН, талантливый абитуриент-ученик того же вуза, сын известной актёрской четы

БОЧАРКОВ АЛЕКСЕЙ ИЛЬИЧ, молодой преподаватель актёрского мастерства в том же вузе, помощник Ивана Сергеевича

ЖИВОХ СЕМЁН ИБРАГИМОВИЧ, преподаватель актёрского мастерства в том же вузе

ЖИДКОВОЛИНА НИНА ВАЛЕНТИНОВНА, преподаватель сценической речи в том же вузе

ПАХОМА ЭДУАРД ДМИТРИЕВИЧ, преподаватель сценического движения и танца в том же вузе

ЛЮБА, талантливая абитуриентка-студентка того же театрального вуза

СВЕТЛАНА, способная абитуриентка-студентка того же театрального вуза, дочь известной актёрской четы

МИША, абитуриент-ученик того же театрального вуза

ИГОРЬ, музыкант на занятиях по сценическому танцу в том же вузе

ЖУРНАЛИСТКА съёмочной группы студенческого документального кино

ОПЕРАТОР этой же группы

ЗВУКООПЕРАТОР этой же группы

ТЕЛЕВЕДУЩИЙ популярного русского телевизионного шоу

ПОМОЩНИК в организации этого шоу

МАТЬ Сергея

Другие абитуриенты, студенты, зрители.

АКТ 1

Сцена 1

Москва. Аудитория одного из ведущих театральных вузов страны. Студенты подготовительного курса актёрского факультета показывают Ивану Сергеевичу массовый этюд, на тему «Все этюды и чтения за весь прошедший год учёбы». Перед учениками сидит Люба в образе Ивана Сергеевича. Сам Иван Сергеевич сидит в стороне и наблюдает за ними.

ЛЮБА. Так, ну что у нас сегодня. Семь этюдов?! Ребята – ну это ни о чём. Вот утренняя группа куда трудоспособнее – у них по двадцать этюдов каждый день. Настоящих актёров со сцены стащить должно быть невозможно. Нет – столько артистов нам точно не нужно.

Монтажная склейка.

СВЕТЛАНА (показывает этюд – Мартышка. В полукруге на стульях вокруг неё сидят другие студенты).

Этюд заканчивается. Студенты хлопают. Иван, сидящий в одном краю полукруга, хлопает в ладоши в направлении Сергея, сидящего на другом конце полукруга, запуская волну хлопков среди всех студентов, которая движется с высокой скоростью от одного конца полукруга к другому через каждого студента.

Монтажная склейка.

МИША (читает отрывок). Ананасы в шампанском. Ананасы в шампанском…

ЛЮБА (перебивает). Ну, сейчас было как: пельмени в воде, пельмени в воде.

МИША. Данил, я всё понимаю…

ЛЮБА. Ты представь себе сам. Ананасы! В шампанском! Увидь их, почувствую вкус, настроение, которые они задают. Вот где сейчас твоё видение, где эмоции? И помни – стих-то совершенно не про еду.

МИША (читает отрывок, с чувством). Ананасы в шампанском! Ананасы в шампанском! Удивительно вкусно, искристо и остро…

Монтажная склейка.

Сергей, Иван и Светлана в образах членов группы «KISS». Грим на них наложен не аккуратно, по лицу стекает пот, из-за чего грим размывается. Видно, что костюмы самодельные, по конструкции и материалам отличаются друг от друга. Они держат в руках гитары, сделанные из картона. Из колонки играет песня «I was made for lovin’ you». В моменте, когда в песне нет слов, Иван заходит за спину Сергея. Когда Сергей запрокидывает голову вверх, Иван поджигает струю из баллончика с дезодорантом, расположив пламя таким образом, чтобы казалось, будто Сергей дышит огнём.

ЛЮБА. Да, да очень интересно. Ярко. Я бы сказал – зажигательно.

Монтажная склейка.

Студенты сидят большой группой за столом. На столе несколько пакетов с едой из Макдоналдса.

МИША. Город засыпает – просыпается… (пытается засунуть руку в пакет с едой, который стоит рядом с Иваном). Просыпается…

СВЕТЛАНА. Кто шуршит?

ИВАН (с закрытыми глазами по правилам игры, слегка бьёт по руке Миши. Миша убирает руку).

МИША. Просыпается мафия. (Иван открывает глаза) Мафия знакомится. Мафия засыпает. (Иван закрывает глаза) И… город просыпается.

Все открывают глаза.

МАРК. Итак, я думаю, что мафия – это Сергей.

СЕРГЕЙ. Если бы я был мафией, то так бы и сказал.

ВСЕ ОСТАЛЬНЫЕ. Да, да – он точно мафия. Да гляньте на него.

МИША. Сергей, все решили, что ты – мафия. Ты убит.

СЕРГЕЙ (достаёт свою карту с ролью в игре, кладёт её с ударом об стол). Поздравляю вас, господа – вы идиоты!

МИША. Сергей оказался мирным жителем.

Монтажная склейка.

Все студенты, включая Елену, садятся в полу круг перед Данилом.

ЛЮБА. Иван Сергеевич, у нас сегодня последнее занятие и мы бы хотели вас отблагодарить. (Достаёт из-под стула торт, приносит его Ивану Сергеевичу). Хотим, чтобы вы знали, что ваш труд не пропадёт даром, даже если не все мы войдём в актёрскую профессию. И частичка вас в каждом из нас.

Ученики закончили показ массового этюда. Все встают, хлопают друг другу и Данилу.

ИВАН СЕРГЕЕВИЧ. Спасибо. Спасибо большое, ребята. Давайте поговорим напоследок. Да… всё это было, конечно, очень трогательно. Этот ваш массовый этюд на тему целого года обучения. Такой большой капустник, очень нежный, эмоциональный, грустный. Ну, я думаю, главное, что вы вынесите с этих подготовительных курсов – из всего можно сделать праздник. Особенно в нашей стране и в наше время. Вот вы в последний день собрались и сделали его. Когда у кого-то день рождения или ещё что-нибудь – вы дарите подарки, сочиняете какие-то невероятные песенки девочкам на Восьмое марта. Вот это – самое важное. А уж то – будете вы в профессии или нет, это, как говорится: «Если жена ушла к другому, то неизвестно кому повезло».

Вся аудитория негромко смеётся.

Вот-вот. Поэтому относитесь к этому философски. Те, кто попадёт в это дело, ещё может быть, проклянут его три раза. И наоборот. Профессия очень сложная. Может быть – самая сложная. Понимаете, лётчик не разучится летать на самолёте, или бухгалтер не разучится писать годовой отчёт. Они с каждым годом будут делать это всё лучше и лучше.

СЕРГЕЙ. Ну, это тоже необязательно. Могут и хуже.

ИВАН СЕРГЕЕВИЧ. Ну, может, и могут, но это уже какой-то отдельный случай. А актёрская профессия – в ней вроде опыта набираешься-набираешься, а что-то раз – не получается, два – опять не получается. Или ты не в том театре работаешь, и роли тебе дают не те. От актёра абсолютно ничего не зависит.

СЕРГЕЙ. С бухгалтерами так же. Тут что-то не сходится, там косяк не знаешь, как вылез, а начальнику всё равно, что там не сходиться. Говорит: «Сделай!», и всё. И не хочешь ты работать в ООО «Рога и копыта», подсчитывая там число убоя и тонны мяса. Хочешь считать взятки для Собянина в мэрии.

ИВАН СЕРГЕЕВИЧ. Ну – это уже, наверное, слишком по-философски (смеётся).

Вся аудитория посмеивается.

К тому же тут и мастера совершенно не защищены от ошибок, в отличие от мэрии. Мой преподаватель по актёрскому мастерству, Евгений Александрович Евстигнеев… Я у него как-то раз спросил: «Почему вы всегда так сильно волнуетесь перед спектаклем? Вам же нужно только выйти на сцену – и всё». Он ответил: «Запомни на всю жизнь – обложаться можно всегда. И все будут помнить это».

Вся аудитория смеётся.

И действительно – он и в свои лучшие актёрские годы, бывало, плохо играл. Эта профессия не даёт стабильности, даже если уже достиг определённого уровня. Так что не расстраивайтесь. Те, кто не пройдёт, может, это Бог вас отвёл… А с другой стороны, попробуйте на следующий год – может, карта ляжет по-другому. Тут важно найти своего мастера, так как нет каких-то объективных показателей – тут всё субъективно. Поэтому может ваш мастер где-то ждёт вас.

СЕРГЕЙ. Лет через двадцать – когда ты уже будешь старше него самого.

ИВАН СЕРГЕЕВИЧ. Ну – почему через двадцать?! Вот Каручетов совсем недавно закончил… Когда?.. пять-семь лет назад… И уже набирает курс. Бочарков в том году выпустился и прекрасно преподаёт, вовсю ставит отрывки, этюды. Тут нет правил, понимаете?! Нет правил.

СЕРГЕЙ. Да их нигде нет – это вам говорит выпускник юридического, который работает в Макдоналдсе.

ИВАН СЕРГЕЕВИЧ. Ну – тебе это нужно бросать. Это – не работа. По крайней мере, не для тебя.

СЕРГЕЙ. А если другой нет?!

ИВАН. Да брось ты это – успокойся. Как сказал Иван Сергеевич – у нас сегодня устроен праздник.

СЕРГЕЙ (ухмыляется, молчит).

ИВАН СЕРГЕЕВИЧ. Да. И к тому же стать хорошим бухгалтером можно достаточно быстро, а вот стать хорошим актёром можно только на склоне лет, а может и вообще до этого не дорваться. Но вы, главное – дерзайте. Дерзайте, бейтесь. Важно, чтобы вам даже проигрыш доставлял удовольствие. Да – больно, да – неприятно… Ну – американские горки – тут поднялись, тут съехали… В театре надо существовать так, чтобы шампанское ходило, чтобы словно газики были в носу от него. А поступление – оно уже само по себе всё это гасит. И по тем стрессам, которые вы получили, делайте выводы: «Что будет дальше?» Какие это чудовищные нагрузки. Конечно, когда вы учитесь – это золотое время. Всё и приятно и интересно – трудно, но видишь, что что-то, да и получается. Но как говорят, на первом курсе все гении, на втором все талантливые, на третьем просто актёры, а на четвёртом уже… (машет рукой)

Вся аудитория негромко смеётся.

Это очень тяжёлая профессия по психологическим нагрузкам. То вначале вы раскованны, свободны… Все мечтают, что они создадут свои театры, у всех будут свои режиссёры. Может, когда-нибудь, и будут, но не у всех. И даже не у половины и не у четверти. А когда люди попадают в такой мир, они чувствуют себя потерянными.

СЕРГЕЙ. И везде точно так же. Куда тогда деваться?!

ИВАН СЕРГЕЕВИЧ. Здесь же мы с ними носимся, как с писаной торбой – знаем, кто, чем болеет; у кого романы; кто недоедает или у кого нет денег – надо как-то помочь. А потом никто о них не заботится, и они настолько привыкают к тепличным условиям, что им кажется, будто потом Табаков тоже будет за ними бегать и кормить, одевать. Нет – не будет. Это шок. Равно, как выпасть из гнезда. И главные претензии, я уже говорил, и буду повторять, что выпускники, работающие в театрах, спрашивают: «Почему вы нам не рассказывали как там плохо?!» А мы им всё время об этом говорим. Они просто пока там не оказываются, или не слышат, или не верят. Ну а здесь, если кому-то повезёт – конечно, прорывайтесь. Это очень хорошо. И для девочек хорошо. Вот среди наших выпускниц, олигархи уже давно это пронюхали, получается образованная жена. Она может спеть, станцевать, она может поддержать разговор…

Девочки в аудитории смеются.

Так что они у нас расходятся, как горячие пирожки.

ИВАН. То выпускницы. А как выпускники?

СЕРГЕЙ. Тебе что – под каблук хочется?!

Вся аудитория смеётся.

ИВАН СЕРГЕЕВИЧ. Ну – это уже не знаю (смеётся). Нет – на самом деле с парнями тяжелее. Им нужно зарабатывать, содержать семью. Тех, кто остались после олигархов – надо кому-то кормить.

Вся аудитория негромко смеётся.

А может быть, кто-то из вас понял, что это не его дело. Неслучайно так много артистов, из-за нервного напряжения, потом уходят в религию. Потому что психика у них очень тонкая, и разочарование в жизни очень большое. Ну… Ну и всё я вам сказал. Главное – дерзайте. Надо держаться до последнего. Вот как Илья Сотников говорил: «Всё – вот уже невозможно! Уже край! Тут не прошёл, там не прошёл!» И когда самый край – уже можно сказать: «Я сделал всё, что мог»… и… всё.

СЕРГЕЙ. Вешайся.

ИВАН СЕРГЕЕВИЧ. Ну, перестань, пожалуйста. Молодой, красивый, умный парень. Это, в конце концов, не профессионально.

СЕРГЕЙ. Ладно, ладно.

ИВАН СЕРГЕЕВИЧ. Надо просто заморозиться, где-то, как лягушка на зиму, на девять месяцев, а потом, как подойдёт время, так оттаять и поступать опять. Пока вам это не надоест. А лучше, между поступлениями пойти в какой-нибудь обычный институт. А наши двери всегда открыты – Серебренников набирает одних студентов, Андреев других, Коршунов – третьих. Все набирают разных. Девочки, которые в том году были на конкурсе у Брусникина, у Рыжакова не проходят и на первый тур. Поэтому, с одной стороны, вы задумайтесь, с другой – не отчаивайтесь. Другой год, другие мастера, другие шансы. И наверно, надо менять программу, потому что на следующий год она замыливается. Вообще, при прослушивании очень видно тех, кто поступает второй раз или третий. Они нахрапистые, свободные, знают, на какие точки давить. Знают, что и как читать и больше проигрывают тем, кто поступает в первый раз.

СЕРГЕЙ. Свободные, знают, как читать… и проигрывают?!

ИВАН СЕРГЕЕВИЧ. Да – я даже скажу почему: они непосредственны. Пугливые, неумелые, но непосредственны, и за ними проще увидеть то, что они за люди, кого из себя представляют. А тут: «Вот вроде и хорош, а не пойму… что не так?» Ну, давайте – удачи вам (смотрит на часы). Тут у нас осталось десять минут – уже не будем с вами читать программу – вы сами уже прекрасно знаете, как читать. Естественно те, кто выходил читать.

Вся аудитория негромко смеётся. Люба поднимает руку.

Да, родная.

ЛЮБА. А можно прийти на прослушивание к вам или к Сергею Владимировичу?

ИВАН СЕРГЕЕВИЧ. Нет – нельзя.

ЛЮБА. А почему?

ИВАН СЕРГЕЕВИЧ. Ну, представь себе – я тебя на второй тур пропущу, а вот Свету нет. Или Ваню. Нет – вас сразу, когда вы скажете, что ходили на курсы, чтобы раньше пройти прослушивание, наши студенты к нам не подпустят (смеётся). А если отстоите тут всё время, до вечера именно к кому-то из нас – мы вас сами попросим выйти и скажем нашим ребятам определить вас к другому педагогу. Опять же посмотрите – всё ли у вас есть. Есть ли лирическая проза, лирические стихи. И последнее – вы не должны думать, что: «Вот – все педагоги на всех этих прослушиваниях плохие, меня никто не понимает так, как надо, все они меня заваливают». Нет. Вот, чтоб вы знали, перед каждым прослушиванием, каждый хороший педагог просто молится: «Господи – пошли мне, пожалуйста, нового Вахтангова, или нового Смоктуновского». Вот если вы это поймёте и примите – то вам будет поступать намного легче. Всё. Спасибо вам всем большое, что были со всеми нами в этом году. Всем удачи. Мальчики – стулья не убирайте.

Ученики встают. Громко и долго хлопают. Иван Сергеевич встаёт со стула. К нему подходят девочки. Они обнимают его по одной, прощаются, некоторые целуют его. Потом начинаю подходить мальчики. Когда очередь доходит до них, они крепко жмут руку Ивану Сергеевичу. Все выходят из аудитории.

Сцена 2

Коридор одного из ведущих театральных вузов Москвы. В нём десять абитуриентов. Они ждут своей очереди для прослушивания. Кто-то сидит на стульях, кто-то на полу, кто-то стоит. Все стараются говорить тише.

МИША. А вот скажите… я просто так спрашиваю – без какой-либо поддёвки… Вот кто-то из вас, если выдастся такая возможность, воспользовался бы связями или деньгами, чтобы поступить?

Все молчат.

СЕРГЕЙ. Я только если бы другого выхода не оставалось. Когда всё оббегаю, везде пролечу… Только у меня нет ни связей ни денег.

МИША. Ну – я это просто так – из интереса. Гипотетически.

ИВАН. Я бы нет. Чего я тогда стою?

ЛЮБА. Я не знаю. Скорее нет.

МИША. Мне как-то тоже не с руки.

СЕРГЕЙ. Нет – я, пожалуй, точно сделал что-то такое, если бы мог.

СВЕТЛАНА. Глупо. Это всё равно, что спорить с судьбой. Если судьба, то поступишь. Если нет – так это же будет не твой мастер. Мне рассказывали родители, что хуже, чем не поступить вовсе – это поступить не к своему мастеру. И Жильцов говорил нам, что нужно ждать своего.

СЕРГЕЙ. Поздно мне уже ждать. Мне уже двадцать.

СВЕТЛАНА. Парней берут до двадцати пяти. Вам вообще повезло – вас приходят намного меньше, чем девочек.

СЕРГЕЙ. Зато нам недостаточно, для поступления, надеть короткую юбку, или полупрозрачную белую блузку с чёрным лифчиком. А ведь так некоторые ходят – и проходят. И парней не так уж охотно расхватывают. Я до сих пор сижу – хотя уже третий год обиваю их пороги. И как только я говорю им свой возраст, в глазах у них сразу всплывает: «Ну, блин, что ты сюда пришёл?! Иди, работай и стругай детей!»

МИША. А что – тебе бы так этого не хотелось?! (смеётся)

СЕРГЕЙ. Тут себя бы обеспечить всем нужным. И в моём возрасте им всем уже глубоко наплевать на то, как и что я читаю – лишь бы закончил поскорее и освободил место для «достойных».

ИВАН. Ну – у них тоже есть своя логика – молодых легче обучить, подстроить под себя, у них ещё глаз не огрубел, в отличие от тех, кто старше. У старших уже есть своё представление обо всём и его часто бывает трудно выбить или изменить.

СЕРГЕЙ. Да всё равно мне на представления. Главное – пусть возьмут, а там уже изменюсь, как скажут. Я готов – мне плевать на остальное. Пусть из меня делают – пусть лепят заново.

ЛЮБА. Ну – я вот просто чувствую, что Рыжаков – мой мастер. У него такие спектакли. Я понимаю в них всё. Особенно «Маленькие трагедии». Просто если попадёшь не к своему мастеру, но пройдёшь все этапы прослушиваний, он тебя начнёт перестраивать под себя, ломать всего. А это хуже, чем не поступить. Тогда такой капец начинается. Тебя тогда просто выворачивают наизнанку, а ты и не знаешь, что сделать, чтобы ему угодить. Лезешь вон из кожи, но всё равно ничего не выходит как нужно. Очень быстро тебя или полностью изматывают или отчисляют. Редко, конечно, но и так тоже случается.

СЕРГЕЙ. Нет – когда вообще не поступаешь, то всё намного хуже. Тогда ты ломаешь сам себя. Что ты – последний идиот, у тебя нет таланта и ты вообще ни на что не способен. Это всё равно хуже. Тогда опускаются руки. Как по мне, то поступить надо в любом случае. А то, что тебя могут ломать – перестройся. В этой профессии, судя по всему, всё равно придётся постоянно это делать. Хоть в институте, хоть в театре. Жильцов говорил, что практически невозможно попасть к идеальному для тебя режиссёру – всё равно приходится подстраиваться. Под режиссёра или партнёра, да хоть и под гримёра – а то скажешь ему что-то не то – он тебя разукрасит, как шлюху. И играй потом Гамлета. Так что всё равно идеала не найти – придётся меняться.

ЛЮБА. Я тоже третий год поступаю – и ничего. Не ломаю сама себя.

ИВАН. Ты, может, просто к этому иначе относишься, чем Сергей. Серёж, не принимай это слишком близко к себе – как личное оскорбление. Что, вот, не пропустили в институт, все скоты, а я бездарность. Тут такое отношение только губит.

СЕРГЕЙ. Ну а иначе то – как? Не пропустили – плохо. Нельзя же взять и просто забить на это?! Вообще на всё наплевать?!

ИВАН. Нельзя. Но есть золотая середина. Я, когда был на спектаклях Пореченкова… Играет вроде хорошо, но чувствуется, что он от этого ничего не получает. Вот нет никакого приёма энергии от зала.

СЕРГЕЙ. А как без отдачи можно хорошо играть? Должна быть связь с залом.

ИВАН. Нет. Связь была, и многим нравилось. И мне тоже, но вот словно бы ему от этого, ни жарко, ни холодно. Как будто всё равно – что он играет, как. Получается – ну и хорошо. Аплодируют – значит, всё нормально. А ему самому всё равно, что происходит.

СЕРГЕЙ. То есть ему всё равно, как реагируют?

ИВАН. Нет. Но ему всё равно получается или нет. Ну, он словно и не стремится получить удовольствие. Ему театр не нужен.

СЕРГЕЙ. Занимался бы тогда чем-то другим. Он же вроде в спецназе служил…

МИША. Какой там?! В стройбате! В спецназе служил Турчинский.

ИВАН. В войсках связи. Не в спецназе.

СЕРГЕЙ. А я помню рекламу с Турчинским на ТНТ, где он говорил: «Голове мышцы не накачаешь. Больше читай». Он, наверно, был единственным человеком, который на ТНТ сказал что-то подобное.

ИВАН. Я не помню такой рекламы.

ЛЮБА. Я тоже.

МИША. Люди – зачем вы смотрите ТНТ?!

СЕРГЕЙ. Да вы просто маловаты, чтоб такую древность помнить. Я сам тогда ещё в Сибири жил. Хотя Дом 2 тогда уже показывали.

МИША. Друг – ты Дом 2 смотришь?!

СЕРГЕЙ. Иди ты!

СВЕТЛАНА. Я смотрю – а что?

ИВАН. И я тоже.

Пауза.

МИША и СЕРГЕЙ (одновременно). Отойдите от меня. (смотрят друг на друга молча одну секунду, потом смеются, дают пять друг другу)

СВЕТЛАНА. Ну – а что такого?!

МИША. Да нет – ничего. Просто когда чихаешь – отворачивайся от меня. Хорошо?

СВЕТЛАНА. Нет – его есть за что смотреть.

СЕРГЕЙ. Ага

СВЕТЛАНА. Во-первых – это очень интересные наблюдения за людьми, для тех же этюдов, во-вторых – там иногда реально есть над чем посмеяться.

СЕРГЕЙ. Ну – если, с этой точки зрения, может и да. Не забуду, как я, зайдя к сестре в комнату, а она тоже это смотрит, услышал: «Я не транжира никакая. Я вот только сегодня положила себе пятьсот рублей на телефон, чтобы общаться с Олей. Они все и кончились. Тебя не устраивает что-то?!» Господа, позвольте вами представить… (запускает правую руку в правый карман, вытаскивает мобильный телефон) Самсунг Х-620, 2005 года выпуска, на счёту которого сто пять рублей, кои являются частью одной тысячи рублей, положенной на счёт в конце июня прошлого года.

МИША. Фига ты еврей.

СЕРГЕЙ. Я ни разу не еврей, может, даже, к сожалению. Я, как-то раз, в ГИТИСе, когда заполнял анкету, наткнулся на вопрос «Этническая принадлежность». И я написал «Еврей».

МИША (говорит с акцентом). Так ты решил, таки, подвязаться к великой еврейской общине, да?

СЕРГЕЙ. Да я так, по приколу написал. Ведь – Смоктуновский – еврей. Рязанов – еврей. Может, меня по расовому признаку примут?! Или хотя бы укорю их за то, что меня не взяли, потому что я еврей. И я бы затаскал их по судам за расовую дискриминацию.

Из аудитории выглядывает студент вуза.

СТУДЕНТ. Ребята – тихо! Вы мешаете прослушиванию!

Все затихли. Студент закрывает дверь.

ЛЮБА (тихо). А кто, в каких театрах бывал в последнее время?

СЕРГЕЙ. Я последний раз был на Ричарде III в Сатириконе.

ЛЮБА. И как?

СЕРГЕЙ. Очень понравилось. Райкин, хоть это и был трагифарс, но он действительно меня напугал. И пусть он горбатый, хромой, но он это подал так, что его как бы ещё больше боишься. Мол: а кем бы он мог стать, с такими же методами и замашками, если б не был увечным физически? Да он бы и Господа пополам разорвал в душевой. И ещё Бутусов прекрасно придумал этот эффект – направлять свет на Райкина, чтобы на заднем плане сцены была его огромная тень до потолка. Блин – он тогда, если судить по тени, похож на КГБ-шника. Но в самом конце Райкин маловато страдал. Бутусов как-то не стал смаковать эти сцены. Было ощущение недосказанности – словно его муки вырезали. Но всё равно было очень интересно!

МИША. Бутусов гениален. Я вам честно скажу – на его «Чайке», в Сатириконе, заплакал, когда Аркадина, в самом конце, стала высыпать жемчуг на сцену.

СЕРГЕЙ. А я последний раз плакал на финале «Горбатой горы». Когда Леджер прощался с костюмом Джилленхола.

ИВАН. А я в конце «Крупной рыбы» Тима Бёртона.

В коридор входит съёмочная группа – оператор с видеокамерой, звукооператор с микрофоном и журналистка.

ЖУРНАЛИСТКА. Ребята – добрый всем день.

ЛЮБА, ИВАН, СЕРГЕЙ, МИША (вместе). И вам.

ЖУРНАЛИСТКА. Поможете нам? Мы снимаем короткий метр о поступающих в театральные вузы. Это всего на две минуты.

Все замялись. Молчание.

МИША. Ну чего ж вы, народ – прославиться не хотите?! Давайте тогда я возьмусь.

ЖУРНАЛИСТКА. Спасибо. Это две-три минуты.

МИША. А что конкретно нужно делать?

ЖУРНАЛИСТКА. Просто ответьте на вопросы. Саша – мы можем снимать?

ОПЕРАТОР. Сейчас – только свет поставим и наладим звук. Ребята – вы можете пока не говорить?

Абитуриенты согласно кивают. Съёмочная команда готовится к съёмке. Все молчат.

ЖУРНАЛИСТКА. Пишем?

МИША. А предисловия какое-нибудь не нужно?

ЖУРНАЛИСТКА. Мы его уже сняли в коридоре.

ОПЕРАТОР (после паузы). Давай.

ЖУРНАЛИСТКА. Скажите, как вас зовут?

МИША. Михаил.

ЖУРНАЛИСТКА. А сколько вам лет?

МИША. Двадцать один.

ЖУРНАЛИСТКА. Двадцать один? Первый раз поступаете?

МИША. Нет – уже четвёртый год иду на амбразуры.

ЖУРНАЛИСТКА. Уже накопили много опыта.

МИША. Да я бы не сказал, что опыт, или даже талант являются главными. Всё же тут всё зависит от удачи. Меня она, пока, обходит, к сожалению.

ЖУРНАЛИСТКА. Но не сдаётесь? Держите кулаки готовыми?

МИША. Ну да – по мере сил.

ЖУРНАЛИСТКА. Программа у вас большая?

МИША. Да – в этом году, наверно, больше, чем когда-либо.

ЖУРНАЛИСТКА. На что будете делать акцент?

МИША. На юмор – у меня есть отрывок Вэллера «Легенеды Невского Проспекта». Вот с ним и пойду.

ЖУРНАЛИСТКА. Ну, и под конец, проведём небольшой блицопрос?

МИША. Давайте – попробую.

ЖУРНАЛИСТКА. Какие произведения написал Эдгара Алана По?

МИША. Ну – нельзя не вспомнить «Ворона». Потом… «Чёрный кот»… Э-ммм…

СЕРГЕЙ. «Золотой жук», «Человек, которого изрубили в куски», цикл «Убийство на улице «Морг», «Без дыхания», «Маска красной смерти»…

Секундная пауза.

ЖУРНАЛИСТКА. Кто такая Элла Джейн Фицджеральд?

МИША (молчит).

ЖУРНАЛИСТКА (обращается к Любе). А вы знаете?

ЛЮБА. М-м-м… нет – не могу сказать.

ЖУРНАЛИСТКА. Кто-нибудь?

СЕРГЕЙ. Ну – это не жена писателя Фицджеральда. У него была Зельда…

ЖУРНАЛИСТКА. Ну – не знать величайшую джазовую исполнительницу Эллу Фицджеральд?! Давайте последний вопрос – назовите как можно больше фильмов Федерико Феллини.

МИША. «Дорога», «Ночь Кабирии»…

ЛЮБА. «Амаркорд», «Восемь с половиной»…

СЕРГЕЙ. «Казанова», «Земляк», «Рим»…

Камера поворачивается в сторону Сергея.

СЕРГЕЙ. «Сатирикон», «Маменькины сынки», «Сладкая жизнь»… «La dolce vita». Хотя мне его фильмы, в большинстве своём, не особо по нраву. Слишком уж арт-хаусные.

ЖУРНАЛИСТКА. Ну – кто мы такие, чтобы судить работу признанных гениев?!

СЕРГЕЙ. Мы – зрители. Из европейских старожил мне больше нравится Ингмар Бергман. В «Персоне» у него очень хорошо показано, что, допустим, на поступлении мы одни люди и ведём себя так, дома – другие, на работе – третьи и так далее. Но этот фильм, мне кажется, не для молодого сознания. Суть там сложно уловить и понять.

ЖУРНАЛИСТКА. Хорошо. Большое всем вам спасибо.

Съёмочная группа прекращает съёмку, собирает оборудование, уходит.

МИША. Когда ты всё это успел проштудировать?

СЕРГЕЙ (лёгкий смешок). Пока вы ночи проводили в клубах, я, после смены в Маке, читал Горького и Гротовски перед сном.

ИВАН. Слушай – ты поступишь.

СЕРГЕЙ. Ты бы, блин, знал, как часто и сколько людей, прошедших на другие туры, мне это говорили. И до провалов, и после…

СВЕТЛАНА. Ну, даже если и так… А ты не думал о том, чтобы пойти на критика? У тебя такие взгляды.

СЕРГЕЙ. Я тебе больше скажу – я им был один неполный рабочий день. Официально. Полтора года назад, через третьих знакомых отца, пришёл в Госфильмофонд. Там спросили: «Какой работой хочу заниматься?» Они дают направление во ВГИК после определённого стажа, так что мне было всё равно кем – хоть ящики таскать. Там посмотрели, что у меня есть диплом о дополнительном образовании «Актёр кино и телевидения». Его я получил в «Останкино». Предложили мне писать аннотации к фильмам, чтобы потом помещать их в сборники для киноведов страны.

МИША. Блин – классно же!

СЕРГЕЙ. Да. Я сначала ждал два месяца, пока глава отдела выйдет с больничного. Потом написал им две рецензии. В отделе они всем понравились. Я прошёл платное медицинское обследование, предоставил все документы. Мне, за неделю до Нового года сказали в отделе кадров: «Добро пожаловать!». Прихожу после праздников. Отсиживаю половину смены. Меня вызывает кадровик. Говорит, что, мол, простите – но у вас нет высшего искусствоведческого образования. До свидания. Хотя я, блин, и не скрывал, что его у меня нет!

ИВАН. Не ругайся…

СЕРГЕЙ. Я ещё не ругаюсь! Попросился чернорабочим, сказал, что готов и на такую работу и уже до этого работал в Маке. Мне лишь бы рекомендацию получить. А они говорят, что молодой, умный мужчина на подобной работе – это не дело. Они ещё и издеваются! Макдональдс для них не работа, но на нормальную работу я, по их меркам, не тяну!.. В общем, они всё отмазывались как могли… Потом я позвонил папе. Он переговорил с тем третьим знакомым, и мне сказали, что я чем-то не понравился начальнику фонда, с которым я говорил один раз, ещё до того, как написал рецензии! Не удивлюсь, если его задело то, что я высокий и с волосами, а он – низкий, жирный и лысый.

МИША. Вряд ли ты его настолько «поразил».

ЛЮБА. Да не думай ты так. Ну, нет образования – отказали. Но зачем строить заговоры?!

СЕРГЕЙ. Нет – ладно бы сказали об этом на первом приёме, или когда сдавал документы. Им нужно было подождать, пока я оплачу и пройду медицинский осмотр, не сообщить мне в последнюю неделю перед каникулами (хотя они тогда работали все), продержать в надежде до января. И только потом проверить, после того, как я уже ходил в бухгалтерию, чтобы на меня делали расчёт на зарплату с января, что у меня нет диплома!

ИВАН. Лучше забудь об этом. Просто не думай. Не взяли – и ладно. Куда-нибудь в другое место обязательно попадёшь.

СЕРГЕЙ. А что делать, если шпыняют отовсюду?! Тоже забыть?!

Из двери показывается студент.

СТУДЕНТ. Хватит уже всем орать! А то не пустим всю десятку – придёте в следующий раз, если тогда ещё пустим! Всё!

Все замолкают. Студент некоторое время стоит в раскрытой двери. Затем возвращается в аудиторию.

Занавес.

Сцена 3

Внутренний дворик одного из ведущих театральных вузов Москвы.

ЛЮБА. Вань – а если бы ты не поступил в театральный, то куда

пошёл?

ИВАН. Наверное, в спортивный – на гимнастику. Я ей ещё в школе занимался – получалось хорошо. Мне, во всяком случае, нравилось.

СВЕТЛАНА. А я бы в модельную школу.

Во дворик входит Сергей.

ИВАН (протягивает руку). О – привет, Серёжа!

СЕРГЕЙ (протягивает руку, здоровается). Здаров.

ЛЮБА. Привет. Ты там был на предварительной консультации?

СЕРГЕЙ. Да.

ИВАН. И как успехи?

СЕРГЕЙ. Сейчас буду ждать первого тура.

ЛЮБА. Хорошо! Как там принимают?

СЕРГЕЙ. Нормально. Меня взяли, ещё одного парня и троих девчонок.

ЛЮБА. Тогда почему грустишь?

СЕРГЕЙ. Тем больнее будет падать.

СВЕТЛАНА. Прекрасная мотивация!

ИВАН. Что ты всё время так думаешь? Поступишь – вот увидишь. Сам потом будешь смеяться.

СЕРГЕЙ. Нет – правда, я просто замечаю, что чем больше хочется, тем всё хуже выходит.

ИВАН. Неправда – я в себе всегда полностью уверен, даже не думаю о том, что может не получиться.

ЛЮБА. Верить надо, конечно – это многое даёт на поступлении. И когда на прослушивании видно, что у человека будто бы, последний шанс в жизни – это очень мешает. Мастера этого не любят.

СЕРГЕЙ. А у меня был случай – я во ВГИКе один раз прошёл на второй тур с предварительной консультации. Ну, блин, думаю, уже наверняка выстрелит. Мужчине из комиссии я, прям по взгляду его было видно, понравился. ВГИК! Хорошо же! Пусть кинематографический, но ведь есть Театр киноактёра. Да и в фильмах я сниматься только «за»! Через две недели прихожу на второй тур – слетаю!

ИВАН. Ну, бывает – случай…

СЕРГЕЙ. При этом те, кто прошли, читали ни чуть не лучше меня! Но да – я читал не так, как в тот раз, когда прошёл.

ЛЮБА. Так значит можешь! Просто не опускай руки. Я, что-то тоже вообще, никуда, не прохожу. В Питер ездила – там на прослушивании… ну просто точно поняла – как нужно читать «Демоническую женщину», а всё равно не пропустили. И часто замечаю – те люди, которые на курсах у нас были, ну, не так уж сильны, в Интернете пишут: «Ура – МХАТ 3 тур! Я иду!». Один так написал, второй, третий. Вот это для меня странно.

СЕРГЕЙ. У меня даже есть теория – они для комиссии просто как пушечное мясо. Нужны, чтобы дети актёрских семей и взяточники выглядели на их фоне ещё более достойными.

ИВАН. Нет – это ты загнул. Я, вот, на всех прослушиваниях прохожу всё дальше. И что же я, по-твоему, имбецил какой-то, чтобы меня комиссии ещё нужно представлять в лучшем свете?!

СЕРГЕЙ. Да нет – не подумай. Не в обиду тебе – ты то как раз умеешь играть.

ЛЮБА. Райкин, кстати тоже говорил, неофициально, что детям актёров отдают большее предпочтение. Они типа, талантливы по генам.

СЕРГЕЙ. О да – Никита Табаков просто гений своего времени! И с дисциплиной у него полный порядок! Им просто легче взять известное дитё, чтобы если нет таланта, то он выигрывал хотя бы благодаря своему имени. Та же Шукшина… ну блин – она просто дура набитая! Овца – и всё тут, хоть тресни. А всё равно играет. Они все известны просто потому, что были известны с рождения. Потому что им позволяют такими быть. Ну, кто пустит Васю Пупкина, талантливого актёра, но без корочки и имени, на сцену, когда уже есть обкатанная, снимающаяся в сериалах Шукшина?! Это, как устраиваться на работу того же юриста – чтобы работать нужен опыт, а чтобы иметь опыт – нужно работать. И хрен ли тут сделаешь?!

ИВАН. Не ругайся – тебе не идёт.

СВЕТЛАНА. Тебе следует почитать Хемингуэя «Непобеждённый».

СЕРГЕЙ. Про бой быка и старого тореадора? Я читал. Хорошая вещь! Сильная. Мне понравилась. Хотя тот тореадор так и не убил быка.

СВЕТЛАНА. А «За рекой, в тени деревьев»?

СЕРГЕЙ. Нет – это не то. И женщина того военного была изображена, как-то, как тп-эшка того времени. Но вот после «Зелёных холмов Африки», мне захотелось получить визу куда-нибудь, в Кению или в ЮАР, купить ружьё и отправится стрелять дичь на природе!

СВЕТЛАНА. Ладно. А был кто-нибудь в театре? Мы с Любой ходили во МХАТ, на малую сцену, на бенефис Райкина.

СЕРГЕЙ. Я на нём тоже был.

СВЕТЛАНА. И как? Хорошо?

СЕРГЕЙ. Ну, как тебе сказать… Он там рассказывал то же самое, что и у себя в Сатириконе на «Азбуке артиста». То есть, казалось бы – это же Райкин. У него на все случаи жизни должна быть куча разных стихов и историй для сцены. А он просто всё скатал. Но меня убили его слова в конце: «Хорошо, что вы все так легко переключаетесь с серьёзного лада стихов на лёгкий, ведь это могут делать только те, кто юн душой». Он ровно то же самое, слово в слово, сказал в Сатириконе. В первый раз я ему, правда, поверил, а во второй разочаровался в нём, если честно.

ИВАН. Чтобы исполнить что-то дважды тоже нужно уметь играть. Актёрская профессия – это же сплошь повторы. Один спектакль может идти десять лет.

СЕРГЕЙ. Да – но это как раз два разных спектакля!

СВЕТЛАНА. А почему ты вообще решил пойти на актёра? Что тебя так повернуло?

СЕРГЕЙ. Да я, в младшей школе хотел стать изобретателем, но в пятом классе выяснилось, что я не знаю математику. Параллельно тогда ещё ходил в хор мальчиков – решил, назло родителям, пойти певцом. А в средней школе это, уже не помню как, переросло в желание идти в актёры. Я сначала думал: «Они все круто живут, богатые, известные». А когда пошёл в Школу телевидения Останкино, то понял, что не этого хочу. У нас был вечер английской поэзии в юридическом, но тогда я уже учился в Останкине. Читал обращение Кента к Королю Лиру. Сначала получилось ужасно – я половину забыл и смотрел на шпаргалку со староанглийским текстом, но когда я дошёл до русской версии… Чёрт… Как объяснить… Я просто полностью сросся – с текстом, с персонажем, с залом. Вот как говорила одна из моих одногруппниц из Останкино, балерина с детства, уже вышедшая на пенсию: «Такое чувство, что я просто всех имею»… Не знаю, как лучше объяснить. Я получал кайф, и видел, что и все остальные его получали!

СВЕТЛАНА. А почему тогда ты сразу не пошёл в театр.

СЕРГЕЙ. Кто меня без корки туда возьмёт?! Даже если я снова также попаду в роль. Тогда у меня вышло случайно, но я понял, что этому надо учиться.

ЛЮБА. Проигрывать иногда тоже полезно. Зато представь – как будет круто, когда ты, наконец, пройдёшь и поступишь! А поражения – это только часть пути. Так закалялась сталь.

СЕРГЕЙ. Так плавилось железо! Если терпеть одни только поражения, то такой путь не имеет смысла. Помнят всегда только победителей. Как думаешь – почему советские космонавты не стали высаживаться на Луну после американцев? И когда тебе уже сорок – то даже родная мать не скажет тебе хоть слово одобрения. Тут все поголовно просто назовут тебя неудачником и идиотом.

ЛЮБА. А идти в кино ты не пробовал? С таким лицом, как твоё…

СЕРГЕЙ. Мои данные есть на Мосфильме, но с ними всё глухо. А так – я участвовал только в массовке.

ИВАН. Может тебе пойти в любительский театр – там набраться опыта, а потом поступить в вуз или сразу в серьёзный театр? У меня и мама так начинала.

СЕРГЕЙ. Да и это я тоже обдумывал. Твоя мать жила в другое время…

ИВАН. Да в такое же…

СЕРГЕЙ. У нас, если ты начинаешь с любительских театров или сериалов, то ты там и сдохнешь от старости. Твоя первая роль должна быть не меньше, чем главный герой в фильме Михалкова, чтобы у тебя было хоть какое-то будущее, если нет денег и связей!

СВЕТЛАНА. Тогда что ты паришься, если так думаешь? Иди куда-нибудь ещё. Кем ты там был – юристом?

СЕРГЕЙ. Не был, а только получил от них бумажку. Что с неё – на работу всё равно не берут. Я, правда, раз подавал документы в литературный Горького – знаете, что там мне сказали, когда я им на первый тур дал отрывок своего из романа? «Написано хорошо»: и послали на хрен!

ИВАН. В смысле?

СЕРГЕЙ. Ну – не буквально, но подтекст был именно такой. Меня ещё насмешила одна отмазка бабы во МХАТе: «Вы слишком хорошо подготовлены». Вам, блин, нужны хорошие актёры или нет?! Они говорят: «Не бойтесь, приходите, мы хотим видеть среди вас хороших актёров, талант пробьётся, берём всех – лишь бы способности были», но на деле стоит тебе сказать, что ты уже играл в любительском театре или уже учился на актёрском – в мусор. Тебе уже больше двадцати – в мусор. У тебя мало денег и ты должен учиться только на бюджете – в мусор. Ты толст – в мусор. И наплевать на талант и способности! Я видел ребят, которые так хорошо играли, но по какой-то причине их, как и меня, сбрасывали. С этими несуществующими правилами театральные уже пропустили мимо себя с десяток Леоновых! При этом забывая, что у того же Леонова была плохая дикция…

СВЕТЛАНА. Блин, у тебя просто паранойя, какая-то! Может, в мире просто есть люди талантливее, чем ты? Тебе ничего про это не говорили?!

СЕРГЕЙ. Хочешь узнать, кто талантлив, а кто нет – иди отсоси у приёмной комиссии – я этого делать не стал!

ИВАН. Ну всё – ладно вам… (подходит к Сергею, кладёт ему руку на плечо, они отходят в сторону.) Послушай – я, если хочешь, поговорю с отцом. Раз у тебя уже такая ситуация, может, он тебе найдёт место в своей мастерской.

СЕРГЕЙ (после паузы). Спасибо, конечно… Только…

ИВАН. Я попрошу – мне несложно. Скажу, что друг уже везде был – не принимают. Что он талантливый.

СЕРГЕЙ. Ну, давай… Ещё раз спасибо!

ИВАН. Да пока не за что.

Они разворачиваются, возвращаются обратно.

Сцена 4

Квартира Сергея.

Сергей лежит на кровати. Он выключает телевизор, подходит к нему сзади, подключает к нему цифровой тюнер и начинает громко смеяться.

СЕРГЕЙ (смеётся).

Спустя несколько минут в комнату Сергея заходит его мать.

МАТЬ. Серёжа – что такое?

СЕРГЕЙ (продолжает смеяться).

МАТЬ. Серёж – что с тобой? Что случилось?

СЕРГЕЙ (не переставая смеяться, выталкивает мать из комнаты, закрывает дверь на замок, валиться на кровать, продолжает смеяться).

Сцена 5

Коридор одного из ведущих театральных вузов Москвы. У стены, рядом с дверью, сидит Сергей. Он один. В коридор входит десятка на прослушивание. Среди них Иван.

ИВАН. Серёжа – привет! (протягивает руку)

СЕРГЕЙ (пожимает Ивану руку).

ИВАН. Как у тебя дела?

СЕРГЕЙ. Да никак, блин. Уже нет никаких дел.

ИВАН. А что такого случилось?

СЕРГЕЙ. Ты прямо как моя мать – вроде всё и так понятно, без объяснений, но обязательно нужно, чтоб я сам себе напомнил, почему в говне плаваю!

ИВАН. Да прекрати ты так хреново думать! Я ничего такого не хотел!

СЕРГЕЙ. Извини. Да… чего говорить – тебе-то и так всё ясно, что со мной не так.

Пауза.

Скажи, ты там узнавал у своего отца… ну – по поводу его мастерской?..

ИВАН. Блин, слушай… Он сказал, что у него нет вообще никаких мест. Говорил, что сейчас в театрах всё забито под завязку. Что артистов развелось слишком много …

СЕРГЕЙ. Ясно…

ИВАН. Слушай – правда, извини! Ну – так вот вышло…

СЕРГЕЙ. Да ладно тебе. Может, оно того бы и не стоило. У меня был один знакомый на курсах в ГИТИСе. Он состоит в мастерской Виторгана и прошёл туда без образования. Правда, всё время играл там третьи роли. Но вот, наконец, предложили значимую роль, и тут выяснилось, что ему нужно лучше поставить голос, что он не знает сценического движения и так далее. Ему сказали, чтобы поступал на актёрский – тогда, как его там натаскают, все роли будут у него в кармане. А ему уже за сорок. Я до этого, из тридцати прослушиваний в жизни, только раз видел человека, старше тридцати. И то это тоже, по-моему, был он – просто тогда я с ним ещё не был знаком.

ИВАН. Ясно. Так что – тебя вообще нигде не пропустили?

СЕРГЕЙ. Неа.

ИВАН. А МХАТ? Тебе же там так понравилось.

СЕРГЕЙ. МХАТ – вообще отдельная история. Я, когда и там пролетел, так психанул – купил компас за пятьдесят рублей, атлас Москвы, пол литра газировки и пошёл домой пешком через полгорода.

ИВАН. А вот здесь ты наоборот хорошо поступил. Ноги – они всё лечат. У меня знакомый из интереса пошёл пешком из Москвы в Саратов.

СЕРГЕЙ. Фига се!..

ИВАН. Рассказывал, что в пути самым трудным было найти, чем себя занять. Ему часто попадались на пути коровы – так он их, от нечего делать, гонял пополю. Просто так – чтобы время убить.

СЕРГЕЙ. А где же он ночевал – взял с собой палатку?

ИВАН. Этого точно не знаю.

СЕРГЕЙ. У меня до сих пор бедренный сустав болит, хотя с похода уже прошла неделя.

ИВАН. А как душевно себя чувствуешь.

СЕРГЕЙ. Да ровно так же. Просто вымотался тогда до жути – даже спать не мог весь день. Натёр мозолей, попал под дождь с градом. Заблудился в одном чёртовом парке без мостов. Мне нужно было перейти через реку, а все мосты были позади – я не был уверен, что смогу на них выйти, чтобы не потеряться по пути. Пришлось идти дальше, через этот парк, в дождь, по холмам, через густые посадки – точно как во Вьетнаме! Еле-еле вышел к шоссе, а там обошёл изгиб реки и пришёл к мосту, в мой район. В конце уже начал хромать, даже голос сел.

ИВАН. Ты так потом и на прослушивания ходил, и всё равно стоял и читал?!

СЕРГЕЙ. Нет. Я, знаешь, просто понял, после похода, что нет смысла. Вообще. Во всём! Как ты не готовься поступить на учёбу, устроиться на работу, да всё равно – хоть Эйнштейном стань, а вот придёт какая-то сволочь, и скажет, что на физмат тебе дороги нет. Откажут там, здесь – везде! И ты сам не понимаешь – почему?! Вроде и умный, и можешь, понимаешь предмет… А всё равно. Нас обманывали той детской сказкой родители и учителя, что если постараешься – всё получиться. Ничего не получиться, как не старайся, потому, что от тебя самого никогда ни черта не зависит. Всё зависит от других! И ты сам от них! Я это и раньше знал, но всё как-то только думал… А теперь уже точно осознал… Всё на хрен потеряло смысл!..

ИВАН. Да ты ещё больший фаталист, чем Лермонтов.

СЕРГЕЙ. Спасибо. Когда прошло немного времени с похода, на меня вдруг накатило… Я просто начал ржать – с самого себя, да и вообще с жизни. Я даже подумал, что в тот момент свихнулся. Было, правда, страшно.

ИВАН. Но ведь не свихнулся на самом деле. Продолжай ходить – попытка не пытка.

СЕРГЕЙ. Ну да – не пытка обивать их пороги целый день только ради того, чтобы тебя остановили на полуслове и отмахнулись какой-то дежурной фразой «для таких идиотов, как он». Не пытка хотеть получить от них нечто, в чём тебе беспрерывно отказывают снова и снова. Нет, не об этом писала Ахматова «…здесь, где стояла я триста часов, и где для меня не открыли засов».

ИВАН. Попробуй снова – ты поступишь. Я тебе точно говорю!

СЕРГЕЙ.