В городе Элианы стали происходить странные убийства. Элиана, студентка физического факультета, узнает, что может остановить хаос, отыскав древнее пророчество. Она создаёт квантовый прибор для перемещения во времени. Но поиски идут не по плану, и её путешествие не ограничивается одной эпохой и одним миром…
Сегодня я проснулась с необычным внутренним ощущением волнения, предвкушения чего-то удивительного и непредсказуемого. Интуитивно я ожидала от сегодняшнего дня хорошего и многообещающего. Так мне подсказывало моё подсознание. Так же я всегда к нему прислушивалась. Хоть мне всего и 21, я молода и неопытна, и мой жизненный период заурядной студентки физического факультета провинциального города не насыщен глобальными событиями, кроме как учёбы, подработки в цветочном магазине и занятиями боевыми искусствами, в душе я всегда была мечтательницей, верила в чудо, считала себя романтиком. И, наверное, как и все молодые юноши и девушки, не пройдя жизненных реалий, ожидала от будущего светлых дорог с интересными направлениями. В общем, сегодня это возбуждение проявлялось именно так.
Об этом я рассуждала под записи конспектов на паре по истории. Физика мне более была интересна, квантовая физика в особенности. Наука в наше время стремительно развивалась, в то же время квантовая физика оставалась в теории. Меня увлекла теория Квантовой запутанности – это явление, при котором две или более частицы, например, фотоны, электроны, становятся связанными на квантовом уровне так, что состояние одной мгновенно влияет на состояние другой, даже если они находятся на огромном расстоянии друг от друга. Эйнштейн и его коллеги пытались доказать, что квантовая механика неполна, так как запутанность казалась им противоречащей локальному реализму. Однако эксперименты, например, с неравенствами Белла подтвердили, что запутанность реальна. И ведь этому есть применение, что ещё больше меня захватило. Например, квантовая криптография: защищённая передача данных. Квантовые компьютеры – кубиты используют запутанность для ускорения вычислений. Квантовая телепортация – передача состояния частицы без перемещения самой частицы. Если два запутанных фотона разлетаются в противоположные стороны, измерение поляризации одного автоматически задаёт поляризацию второго – даже если они на разных концах галактики. Это явление лежит в основе будущих квантовых технологий и меняет наше понимание реальности. Поэтому сама история сейчас меня не так воодушевляла, но она мне нравилась, как и преподаватель истории.
Я заулыбалась мысленно, наблюдая за ним, предварительно посмотрев по сторонам, вся группа в аудитории из тридцати девяти человек, состоящая в основном из особей мужского пола с серьёзными лицами внимала вещания препода. Я заметила, что некоторые дамы тоже с восхищением поглядывают на этого объекта. Конечно, высокий, интересный, умный, харизматичный, подтянутый. Я смотрела на его чувственный рот, когда он четко и уверенно диктовал информацию по теме. В своей ониксовой рубашке, тёмных брюках, с короткими белыми волосами и голубыми глазами, он на фоне большой белой доски выглядел эффектно. Я расслабилась, не заметив, что он заостряет внимание на ком-то из особ, а полностью увлечён рассказом и продолжала смотреть на его привлекательное лицо, очаровываясь все больше его подачей, его сексуальной энергетикой. Пара кончилась, я решила подождать, когда все очкарики побегут побыстрее готовиться к следующей паре. С волнением и неуверенностью я подошла к стоявшему у своего рабочего стола Артуру, к нашему преподавателю.
– Привет. Неужели у тебя ничего не шевельнулось за этот урок? – проворковала я, улыбаясь.
Мои бедра оперлись на стол, оказавшись почти вплотную к Артуру. Я дотронулась рукой до места на животе, чуть ниже пояса.
– Нет, а что нужно было? – смущённо ответил Артур, но в глазах я видела лукавство. Он убрал мою руку не спеша.
– Так поэтому ты на меня не смотрел? – ещё больше раззадоривая его, выпалила я, – я сегодня не иду на цветы, можно вечером увидеться, – я продолжала улыбаться и игриво заглядывать ему в глаза.
Он чуть наклонился ко мне, медленно и неуверенно сказав:
– Хорошо. Вечером созвонимся.
Я тут же вспомнила, как полгода назад на этом столе он предлагал меня раздеть. Я закусила губу, ухмыляясь:
– До вечера…
Артур улыбнулся уголком губ, проводив меня томным взглядом. В приподнятом настроении я вышла из аудитории, вспоминая лукавый взгляд, проворачивая в голове мысли о нашем интимном общении, и воображая сегодняшнюю встречу. Я ожидала от наших встреч чего-то большего, не просто раз в неделю как обычно. Может, он меня куда-нибудь пригласит, мы больше проведём время вместе. Я понимала, что в связи с нехваткой кадров в сфере образования он загружен работой, что у него есть личное пространство. Но мне по-прежнему не хватало его внимания. Тем более, наше общение было скрытным, мы не появлялись на людях, не ходили гулять. Он не приглашал меня ни в кино, никуда. О наших отношениях никто не знал. Поэтому, мы всего лишь просто встречались раз в неделю. Я признаюсь, что мои чувства схожи с влюблённостью, и я чувствую в моменты близости, что его тоже ко мне тянет. Конечно же, хотелось такой же отдачи, такой же взаимности. Два года назад мы с ним познакомились, он оказался старше меня на 15 лет. Я была скромная, застенчивая, в принципе себя и сейчас такой же считаю. Я никакая не красотка, черты лица не идеальны: среднего роста, моё тело подтянутое, так как мои занятия боевыми искусствами хоть и нерегулярные, но за длительный период они сформировали достаточно крепкие мышцы, при этом на вид я была хрупкой. Мои волосы густые, длинные цвета кофе, у меня большие выразительные кобальтовые глаза, лицо круглое с прямым носом и небольшим ртом и аккуратными губами. Видимо, я попала под типаж моего возлюбленного, так как внешними данными я не особо выделялась от остальных студенток, и то, что он запал на меня, поднимало мою скудную самооценку. Может, и правда все дело в заниженной самооценке. В детстве меня отчим бил, мать, не защищая меня, показывала свое безразличие ко мне. До сих пор свежо в памяти, как посреди ночи пьяный сожитель мамы начинает бить её, я маленькая вскакиваю в своём маленьком закуточке в виде комнаты без окон и начинаю молиться богу, чтобы это все прекратилось. Но не прекращалось, никогда. Хоть я и верю бога, но вспоминая этот ужас, параллельно идут вопросы: а есть ли Бог? Все, что осталось от родственников, – это кольцо с красным камнем, которое передала мне бабушка. После всего этого дерьма, конечно же, я желала почувствовать себя любимой, хотела семью.
И вот на моем пути появился Артур. Он в течение нескольких месяцев присматривался, задерживал взгляды, иногда шутил. Сейчас я понимаю, что он флиртовал, а я очаровывалась этим интересным мужчиной. Мне казалось, что он идеал, и сейчас кажется. В плане интима, думаю, мы подходим друг другу, он умелый любовник, возбуждающий, заводной и чувственный. И я ловлю себя на мысли, что думаю о нем постоянно. Эти размышления прервали, когда я выходила с института:
– Элиана, подожди.
Это был мой приятель Мэт, моего роста, среднего телосложения, узкое лицо в веснушках, волосы белесые и разлохмаченные, такие же не яркие глаза, узкий подбородок, маленький нос. Одевался он классически: кофта серая или коричневая, джинсы темно синие, по шкале оценивания крутости он находился ближе к ботанам. Мэт добрый и отзывчивый. Мы с ним дружим со школы. Он, как и я, поступил в данное заведение, но на медицинский факультет. Иногда мы встречаемся в кафе между парами, обсуждаем и делимся своими познаниями и периодически на связи в мессенджерах, в основном это общение об общих делах в учёбе и практике. Я остановилась, дожидаясь его.
– Привет, как дела? – спросил Мэт.
– Да ничего, сейчас пойду в центр на практику.
– А я завтра в гараж, надо инструмент будет подремонтировать, в магазин к тебе загляну по пути, мне нужно будет бабушку поздравить, хочу немного роз купить.
– Без проблем заходи, Мэт, – ответила я и поспешила дальше по дороге.
– До завтра, – бросил Мэт.
Я добралась до центра, где проходила практику, поднялась на второй этаж, нашла свой кабинет, именно я его искала, так как здание было в три этажа с конструкцией по периметру с внутренним двором. Коридоры уходили на левую сторону с лабораториями и на правую сторону с кабинетами и офисами, пересекаясь между собой переходами, и я пока плохо ориентировалась здесь. В кабинете трудились семь специалистов в области физики. Мне, как обычно, дали завершенный проект, я его самостоятельно прорабатывала по методике, делала анализ проведённых исследований, опытов, прикрепляла материалы, которые использовала. Делала отчёты.
Во время работы раздался телефонный звонок. По телефону, наверное, были озвучены какие-то срочные указания, так как отвечающий работник возбужденно передал остальным коллегам немедленно явиться в лабораторию. Меня оставили одну скоропостижно. Так прошло полчаса.
Меня заинтриговало внезапное исчезновение, я терялась в догадках, что же произошло. Какие опыты и что они исследуют, это было секретно. Любопытство меня подстегивало, и внутренний голос мне нашептывал – зайти к ним на рабочее место, посмотреть, что они в реальности делают. От навязчивых мыслей я ещё минут десять не могла отделаться. Решила, что если они в течение пяти минут не вернутся, меня любопытство сломит, и я вторгнусь в их работу, покрытую тайнами. Повинуясь своему внутреннему призыву, я неспешно подошла к центральному рабочему месту, поглядывая на открытую дверь и прислушиваясь к малейшим звукам. Не очень-то хотелось, чтобы меня обнаружили за непристойным занятием, как я копошусь в чужих документах. Я всматривалась в эскизы, разложенные на столе, с изображением схем, непонятных мне устройств. Краем глаза я заметила включённый монитор у одного из работников. Взглянув туда – замерла. Я застыла, поглощая информацию глазами. Мне сразу стало понятно, что изображено на компьютере. Ни один раз вчитывалась в название «хроносфера», поочерёдно вглядываясь в чертёж. Моё сердце бешено колотилось. Я осознавала, что я обнаружила. Сенсация. Бомба. Шок. Эти слова стучали у меня в голове. Не знаю, по какому инстинкту я начала сканировать и печатать. Меня уже не останавливало чувство страха, что кто-нибудь заметит, и меня отчислят с позором. Я стала фиксировать все эскизы с пояснениями. Пазл в голове сложился моментально, что к чему. Я стала искать глазами необходимые атрибуты для создания изделия хроносфера.
Когда деталировка была понятна, я направилась в противоположный коридор, где были лаборатории со складами. В этот раз шла уверенно, как будто невидимый путеводитель вёл меня по конкретному пути. Найдя все, что мне было нужно, я вернулась в кабинет, села на свое рабочее место и меня затрясло. Только сейчас начала осознавать, что случилось. Прошло ещё минут двадцать, как я смогла успокоить свои взрывные мысли. С одной стороны, я понимала, что такое возможно, а с другой – как будто происходящее со мной сон или другая реальность. Я и раньше прокручивала мысли об этом устройстве, что это теоретически в далёком будущем возможно, но сейчас пазл сложился, и я нутром верила, что я могу воссоздать прибор, способствующий перемещаться во времени и пространстве.
Мой ажиотаж поутих немного, когда вернулись работники, и мне пришлось включиться в свою работу. Я вслушивалась в разговоры людей. Конкретно ничего не говорили. Из обтекаемых фраз я поняла, что что-то произошло непонятное, эксперимент получился, но последствия непредсказуемые. Говорили о непонятной тёмной материи, появившейся как вихрь, а после все устройства отключились. Когда это произошло – тоже непонятно.
Осталось немного времени до окончания рабочего дня, я ждала звонка или сообщения от Артура, я так сильно хотела с ним поскорее встретиться, поделиться тем, что я узнала. Телефон молчал. Но ведь мы договаривались, значит, наберу я. Позвонив пару раз, я не дождалась ответа. Мне стало грустно, что в который раз получается какое-то пренебрежительное отношение. Почему не предупредить, если ты не можешь? Он знает, во сколько я заканчиваю, непонятно молчание. Моё приподнятое настроение развернулось диаметрально.
Я решила немного задержаться и подождать ответа, чтобы за зря не идти домой. Через некоторое время пришла смс с содержанием: «извини, сегодня не могу». У меня все упало. На фоне эмоционального дня в душе ощущалась гадкая пустота. Наверное, это называется разочарованием. Я закрыла глаза, чувствуя, что сейчас расплачусь. Почему так, почему, когда он мне нужен, у него нет настроения, то времени на меня? Кто я для него? Игрушка. Я не могла сдерживаться. Быстро собрав вещи, направилась в туалет. Я дала волю слезам. Понимала, что устала от такого отношения к себе, но и требовать ни от кого ничего не хочу, не хочу и навязываться. Нет, так нет.
Не знаю, сколько времени прошло, но, учитывая тишину на этаже, все закончили свою работу и разошлись. Идя по коридору в расстроенных чувствах, я поняла, что заблудилась, и оказалась в закрытой зоне. Я услышала обеспокоенный голос мужской. Мужчина разговаривал по телефону. Судя по вывеске на двери, это был заведующий центром. Видимо, посчитав, что мне на сегодня интриг недостаточно, я стала прислушиваться, вдруг услышу о тайном событии.
– Что я еще должен сделать? – с претензией высказал мужчина. Дальше пауза, что-то ему оппонент объяснял, далее мужчина отвечает взвинчено – Что? Что это такое? Зачем? Вы просветились после внедрения некой материи, этой непонятной сущности?!
После молчания, он снова заговорил на повышенной ноте:
– Вы уверены, что этот ключ времени поможет пройти воплощение в другом измерении? – далее уже разговор был более спокойным. – Я должен помочь Вам найти камень, в непонятно каком формате по родословной неких Кассий? Хорошо, хорошо.
Дальше я не могла уже находиться под дверью, я бегом побежала к выходу. У меня тряслись руки, пока не пришла домой. Я попила воды и легла на кровать, не раздевшись. Перед глазами стояло моё древо, одно из домашних заданий в прошлом году в институте. С помощью моего приятеля Мэта и его связей из мегаполиса, где его друг имел доступ к древним архивам, была составлена карта родословной, ветка доходила аж до времен до нашей эры. Кассия. Это имя было начальной точкой. Пора снова обратиться за помощью друга. С этой мыслью и грузом приобретенных обстоятельств, странных и запутанных, я уснула.
Проснулась я раньше будильника. Беспокойство и возбуждение не отпускало меня. Вспомнив об Артуре, моё сердце кольнуло неприятным ощущением, и на душе стало ещё поганей. Пока я собиралась на работу, надевая коричневую обтягивающую кофту и бежевые свободные брюки, я размышляла о своих ближайших действиях. Весь день на работе я была загружена этими мыслями. Пока не было клиентов, я перебирала лепестки роз. Мне нравилось работать с цветами, я немного успокаивалась и отвлекалась от болезненных дум об Артуре, созерцая необычные палитры красок лепестков. Меня умиляла необыкновенность этого творения. У сорта роз кабаре, например, лепесток от края был красным, далее к основанию он переходил в смешанные бледно-жёлтые, оранжевые, персиковые цвета, не поддающиеся описанию. У меня ассоциировалось только с цветами неба на закате жарким летом. Удивительно, как природа создала такие растения. Это просто восхитительно.
Вскоре зашёл Мэт:
– Привет.
– Привет, Мэт, – поздоровалась я.
– Ты чего такая задумчивая? – спросил мой приятель. – Ты слышала новость? Убита девушка странным образом, как будто вся иссушена, от тела сморщенная кожа на костях осталась. Это кошмар какой-то.
– Ничего себе. Ужас какой, – отойдя от шокирующих новостей, я продолжила. – Мэт, у меня к тебе серьёзный разговор, но не здесь, поговорим послезавтра после первой пары, а сейчас, пожалуйста, свяжись с архивом. Пусть найдёт любую информацию, пусть даже это будет миф или легенда, без разницы, все, что возможно по моему роду Кассия, по артефакту «ключ времени».
Конечно, Мэт обескураженно глядел на меня.
– Я не могу тебе сейчас все объяснить. Но это очень важно, пусть твой друг безотлагательно займётся этим, – попросила я Мэта.
– Хорошо, Элиана, – настороженно произнёс Мэт.
Я собрала небольшой букетик для бабушки Мэта, и мы расстались. Жуткая история с убитой девушкой ещё больше вогнала меня в состояние тревожности. Раздумывая над переплетением минувших событий, мне казалось, что даже воздух вокруг напряжен, что в нем повисло что-то злое и чужое.
На следующий день я отправилась в антикварную лавку. Этой ночью мой сон был тревожным. Артур так и не объявился, что больше меня раздражало, так как ситуация совсем сомнительная и неприятная в моем понимании, я бы так не поступала.
Я добралась до небольшого заведения, где работал антиквар. Сняла с пальца кольцо, повертела немного, проверила, работает ли механизм, где часть камня поворачивается и снимается. Этого я решила не показывать антиквару.
– Здравствуйте, я хочу узнать какой давности данный камень, – сказала я, протягивая кольцо очень пожилому мужчине.
– Здравствуйте. Ну, вам тогда нужно на геммологическую экспертизу отправлять, – заявил хозяин лавки. Он взял у меня кольцо и стал рассматривать. – Камень похож на кабошон, оправка золото с примесью и нет швов, значит ручной работы.
– Простите, что это значит? – не поняла я.
– Камню может быть и миллионы лет, но, судя по изготовлению украшения, это ручная работа, грубая огранка камня – тоже ручная. Похоже, что это изделие со времен античности. Вот это да! Получается, Вы обладательница редкого, очень редкого экземпляра! Изумительно… – подняв, на меня глаза, старик пристально посмотрел на меня.
Я потрясенная продолжала смотреть на кольцо, как будто вижу его в первый раз. Поблагодарив антиквара, я поспешно вышла из лавки. Ну что ж, все сходится. Я не просто обладательница состояния, но и некой волшебной запчасти, которая изменит будущее. Осталось подождать, что выяснит Мэт. Надеюсь, завтра хоть какая–то информация будет. Неизвестно, что дальше, сколько времени у меня есть, кто меня ищет и зачем, готова ли я отдать кольцо неизвестно для каких целей? Поэтому, обдумывать и разбираться с этим, нужно было немедленно.
На следующий день, с трудом дождавшись окончания первой пары, я поспешила в библиотеку. Там Мэт должен был со мной встретиться. По пути я встретила Артура, моё сердце бешено заколотилось при виде его, я не знала, что сказать, надеялась, что он как-то объясниться. Но приблизившись к нему и поприветствовав, я пошла дальше, не останавливаясь. Он же, как ни в чем не бывало, сказал «здравствуйте», не останавливаясь и не пытаясь со мной заговорить. Я была немного в недоумении. Как можно пропадать на несколько дней, бывало и неделю, а потом как ни в чем не бывало продолжать общение? Я давала понять, что мне необходимо общение, но выпрашивать больше не собираюсь, это ненормально, если мужчина своей женщине не может за несколько дней позвонить и не хочет узнать, все ли у неё в порядке. А у меня не в порядке, я в полном дерьме. Мне нужна его поддержка, а ему все равно.
Мэт уже был в библиотеке, когда я пришла.
– Есть новости? – нервно спросила я, подсаживаясь к нему за стол.
– В общем, да. Если кратко, ключ времени являлся печатью между мирами, этим миром и миром тёмных богов. Хранителями этой печати были твой род Кассия и Девис. Данные по роду Девис обнаружились не ранее 1740 года. Некий Эсмонд Девис, живший в Америке. Кассия имели ключ времени, а Девисы – камень памяти. С помощью данных артефактов была создана печать времени. Остались в истории лишь эти факты. Само пророчество по созданию, про то, как они запечатывали бога или богов в другой мир не уцелело. Многие исторические документы, которые хранились в храме юпитера в Древнем Риме, уничтожил пожар в 89 году до н. э.
Я немного подзависла после услышанного. Нужно Мэту рассказать свою часть истории. И я начала пересказывать подробности о своей находке в центре, показывала на телефоне схемы и объясняла, что к чему, пересказала и подслушанный разговор, затем и поход в антикварную лавку. Мэт пристально все время на меня смотрел. Я закончила разговор, наблюдая за приятелем, как у него начинают извилины складывать в уме пазл, и как параллельно его глаза и рот становятся шире. Мы немного посидели в оцепенении и раздумьях, пока не кончилось время перемены. Идя по коридору на занятия, мы продолжали разговор:
– Получается, кто-то из центра, или при помощи центра использовал хроносферу, или какие-то другие эксперименты были, что привело к разрыву печати времени, – рассуждал Мэт. – Все данные по созданию печати хранились в Древнем Риме в храме Юпитера до 89 года. И получается, использование хроносферы возможно только с помощью ключа времени, который находится у тебя. Кто-то ищет тебя, чтобы использовать это в своих целях. Но если они запечатали какое-то злое существо, значит, это все серьёзно… Элиана! Да ты во время сперла у них документы! Или мы играем какую-то роль в замыслах вселенной…
Не успел он закончить мысль, как произошло что-то странное: свет в коридорах погас, появилось ощущение внутри первозданного страха. Мы застыли на месте. В пространстве повисло что – то зловещее. Воздух стал сгущаться и как будто потемнел. В коридоре было немного народу, так как большинство было уже в аудиториях. Вдруг издалека раздался женский крик, крик полный ужаса. Я испугалась. Мы с Мэтом ничего не понимали. Вскоре из аудитории стал выходить народ, так же напуганный происходящим. Мы двинулись в сторону, откуда был слышен крик. Пройдя коридор и завернув в другую часть здания, мы оказались в небольшом закутке, где ответвление коридора кончалось. В тёмной части помещения лежала девушка, вернее костлявое тело с иссушенной кожей. На это было жутко смотреть. Меня затошнило. Осознание происходящего пришло и к моему приятелю. Мэт дёрнул меня за руку, и мы пошли подальше от толпы. Его испуганный глаза внимательно смотрели на меня. Я резко остановилась и заявила:
– Мэт… тебе придётся одолжить свой гараж на время.
Спустя три часа после страшного происшествия я стояла у гаража с собранной сумкой. Я взяла все необходимое: небольшой перекус из бутербродов, лекарства, гигиенические принадлежности, спички, зажигалку, газовый баллончик, ножик. Бензина на план Б. На план А я попросила Мэта собрать нужные сведения в экономике, политике древнего Рима, исторические факты и письма на латинском древнем. Одно письмо было моим представлением: кто я такая, и зачем мне нужно пророчество. Взамен я хотела предложить информацию о будущем Рима жрецу – что будет написано на втором письме. Их я решила спрятать в нижнее белье, также нож, газовый баллончик, зажигалку в подвязках под штанами на случай, если жрец окажется несговорчивым или тупым.
Из одежды были обычные кеды, легинсы и футболка. Поверх для неприметности была куплена с трудом мантия изо льна. Также я хотела приобрести какие-нибудь серебряные денарии, хотя, вряд ли такой древности что-то есть в нашей местной лавке, но я все-таки решила зайти к антиквару.
Дверь была закрыта. Никаких объявлений. На фоне странных обстоятельств, я призадумалась, может, и его грохнули. Из-за меня. «Да ну, ты совсем рехнулась!», – сказала я себе. Наверное, он уехал или заболел.
Вскоре подошёл Мэт, протянув мне два письма:
– Вот, держи. Там все главные трансформации. Сельское хозяйство – кризис мелких землевладельцев. Из-за войн крестьяне разорялись, земли скупали патриции. Латифундии – крупные поместья с рабами. Морская торговля – после победы над Карфагеном Рим контролирует зерновые пути из Египта и Сицилии. Массовый ввоз рабов – после войн с Македонией и Грецией. Рабские восстания – например, Первое Сицилийское восстание (136–132 гг. до н.э.). Импорт деликатесов – устрицы из Британии, вино из Греции. Шелк – появляется благодаря контактам с Китаем. Политика. Кризис республики: борьба сословий – плебеи требуют землю и права (братья Гракхи, 133–121 гг. до н.э.). Разгром Карфагена (146 г. до н.э.) – Рим уничтожает соперника. Македония и Греция – становятся провинциями (148–146 гг. до н.э.). Азия – по завещанию царя Пергама (133 г. до н.э.) Рим получает Малую Азию. Технологии и инфраструктура: акведуки – первый большой акведук (Aqua Marcia, 144 г. до н.э.). Строительство: использование «римского бетона». Я подумал, что ещё может пригодиться список консулов и даты убийств. И ещё схемы и детали акведука, устройство тёплых полов, поэтому ещё расписал все элементы и схему начертил. Также я написал несколько элементарных слов для тебя, по дороге разберёшься.
– Спасибо, Мэт.
– Давай приступим! – с боевым настроем ответил мой приятель.
– Если создать локальное поле квантовой запутанности в определённой геометрии, можно открыть микроскопическую «кротовую нору» – туннель между точками пространства-времени, – объясняла я, доставая все детали из рюкзака в гараже, – для стабилизации такого туннеля нужен: источник энергии – квантовый реактор на редкоземельных кристаллах, проводник – Ключ Времени, то есть моё кольцо.
Прошло достаточно много времени, пока мы не собрали хроносферу. Корпус выглядел как сферический каркас из сверхпроводящего сплава, покрытый пластинами, где под воздействием квантового лазера начинает светиться.
Вдруг зазвонил мой телефон. Это был Артур. Я с трепетом в сердце взяла трубку, выйдя из гаража.
– Привет, Элина, ты где? Чем занята? – голос Артура звучал, как ни в чем не бывало.
– Слушай, Артур, я уезжаю по неотложным делам, не знаю на сколько. Пока ничего не могу сказать, объясню, как приеду.
– Жаль, – после недолгого молчания услышала я и только.
Я собралась с духом и задала вопрос:
– Артур, кто я для тебя?
– Ты? Ты друг. Хороший друг. Мне с тобой хорошо, – спокойно отреагировал тот, к которому я относилась точно не как к другу.
– Ясно… Прощай, Артур, – с грустью пробормотала я.
Отключив телефон, я присела опустошенная. С такой тяжестью на душе мне не хотелось ничего, ни путешествовать, ни решать проблему.
– Что с тобой?– тихо спросил Мэт.
Я поняла, что мне нужно выговориться и отпустить этот груз:
– У меня есть чувства к мужчине, с которым я встречаюсь, а он мне заявляет, что я ему просто друг…
– Значит, это не твой мужчина, Элиана, – утверждал с ноткой печали Мэт. – Если мужчина относится серьёзно, то он говорит о своих чувствах, защищает свою женщину, заявляет права на неё, говорит всем, кто она для него, давая понять другим мужчинам, что это только его женщина. А так, получается, он пользуется тобой, в смысле, ты удобный вариант. Сколько вы вместе?
– Ну, около двух лет, – ответила я.
– Так вот, – продолжал Мэт, – если за год мужчина не определился, что ты его любимая женщина, то ничего не жди. Так все и будет дальше, а ты выбирай, позволять к себе так относиться и принимать эти отношения или не принимать. Он ухаживал за тобой? Добивался?
– Да не особо, я не любитель всего этого. Если девушка цепляет тебя лишь своей недоступностью – в итоге она проигрывает. Так как привыкает, привязывается, а потом выясняется, что они в плане интима совсем разные, не подходят друг другу,– я высказывала свою точку зрения.
– Всё равно, мужчину нужно узнавать не менее трех месяцев, чтобы понять его намерения, насколько он серьёзен.
Я задумалась над его словами, наверное, так и есть, это я просто живу в иллюзиях, не разбираясь в психологии мужчин.
– Пора прощаться, Мэт. Надеюсь, все получится…
Я сжала в ладони кольцо с «Ключом Времени» – странный артефакт, доставшийся мне от бабушки. Его металл был неестественно тёплым, словно живым. Когда я активировала Хроносферу, кольцо вдруг раскололось пополам с тихим звоном, словно разбилось хрустальное стекло. Одна половина осталась на моём пальце, другая – повисла в воздухе передо мной, вращаясь и переливаясь, как ртутный шарик. Сфера зажглась синим светом, и воздух вокруг затрепетал, как раскалённый над огнём. Металлические пластины с символами начали вращаться, издавая звук, похожий на шёпот сотни голосов.
Моё тело онемело – я чувствовала, как сознание буквально вытягивается из физической оболочки. Перед глазами поплыли голографические проекции – лица, здания, войны, сменяющие друг друга, как кадры старой киноплёнки. В ушах зазвучал шёпот на неизвестном языке. Я посмотрела вниз – моё тело стало полупрозрачным, как дым, но при этом я ощущала каждую его частицу.
Вторая половина кольца парила передо мной, пульсируя в такт моему сердцу. Когда я шагнула вперёд, она вплелась в мою грудь, словно якорь, связывающий меня с настоящим.
Я мысленно представила Рим – и вдруг почувствовала, как пространство схлопывается вокруг меня. Временной поток вырвался из-под контроля: сначала я оказалась над океаном – подо мной бушевали волны, а вдалеке тонул корабль с пурпурными парусами.
Я сжала кольцо сильнее, и время отмоталось назад – теперь я летела над зелёными холмами Рима. Резкий толчок и – материализовалась.
Я очнулась на холме, и ветер сразу ударил в лицо – тёплый, густой, пропахший дымом очагов и терпким ароматом виноградных лоз. Передо мной раскинулся Рим, но не тот, что я видела на картинках учебников. Город, ещё не ставший мраморным: внизу, в долине, теснились глиняные и деревянные дома с красными черепичными крышами, похожие на пчелиные соты. Лишь несколько храмов выделялись белизной – их колонны были вытесаны из известняка, а не мрамора. Над всем этим висел желтоватый туман – дым тысяч очагов, смешанный с пылью от немощеных дорог.
Люди – грубые и живые. По дороге внизу двигалась толпа: крестьяне в грубых туниках гнали ослов, нагруженных мешками зерна; солдаты в кожаных доспехах шли строем, смеясь и толкая друг друга. У подножия холма раб с обожжённой на солнце спиной тащил на плечах корзину с рыбой – её серебристая чешуя блестела на солнце, как маленькие монетки. Воздух звенел от стука молотков (где-то строили новый дом) и криков торговцев: «Cave calidum panem!»(«Горячий хлеб!»). Запахи обволакивали, как густой суп: кислый винный дух из ближайшей таверны, аромат жареного мяса с рынка, и под ним – вездесущий запах человеческого пота и оливкового масла. На краю дороги стояла глиняная табличка с грубо нацарапанной надписью: «Lucillus fecit» – древний граффити. В небе кружили стервятник – город ещё не имел организованных свалок, и отбросы часто выбрасывали за стены.
Моя тень на земле пульсировала синеватым отливом – напоминание, что я здесь чужая. Половина кольца на пальце вдруг заныла, будто предупреждая: «Ты не принадлежишь этому времени». Я подняла руку – моя кожа казалась слишком чистой среди этих загорелых, исцарапанных жизнью людей. А когда я шагнула вперёд, под ногой хрустнула амфора с треснувшим горлом – чей-то потерянный товар, который теперь навсегда останется в этом веке… как и часть меня.
И тогда я поняла: Рим этого времени – не величественная империя, а голодный волчонок, который только учится кусать. И я должна успеть до того, как он обратит внимание на моё присутствие…
Я спустилась с холма, и Рим поглотил меня сразу – узкие улочки сжались, как петли удава. Грязь под ногами липла к сандалиям, а солнце, пробиваясь между крыш, бросало на землю полосатые тени – будто я шла по шкуре гигантского зверя. Запах ударил в нос первым – кровь и ладан. Где-то резали жертвенных животных.
Я свернула за угол и чуть не врезалась в шествие жрецов в окровавленных белых одеждах. Они несли глиняные таблички с записями авгуров – те самые, что через века будут называть Libri Fatales. Трижды я заблудилась: Форум Боариум – здесь торговали скотом, и воздух дрожал от мычания. Не тот храм.
Святилище Весты – круглое, как все её храмы, но слишком маленькое. Жрицы у очага повернули головы синхронно, когда я заглянула внутрь. Чёрный ход за лавкой мясника – там пахло медными монетами и плесенью. Стена была испещрена фаллическими символами – римляне верили, что они отводят дурной глаз.
Когда я уже готова была сдаться, тень от кольца сама потянулась вправо, к переулку, где сушились рыболовные сети. Там, за грудой амфор, я увидела каменную плиту с выбитой молнией – знак Юпитера. Я замерла на верхней ступени, и дыхание перехватило – храм пылал в лучах заката, словно отлитый из чистого золота. Шесть колоссальных колонн коринфского ордера вздымались к небу, каждая толщиной с вековой дуб. Их капители – застывшие каменные завитки аканта – казались невероятно живыми: я почти видела, как листья шевелятся в ветре. На фронтоне мраморная квадрига – Юпитер в образе громовержца сжимал молнии, а его колесницу несли четверо коней с раздутыми ноздрями и яростно выбитыми глазами.
За тяжелыми бронзовыми дверьми, испещренными гвоздями ритуальных очищений, воздух гудел, как в улье. Пол в мозаике из пурпурного порфира и нумидийского мрамора с изображением карты империи. По сторонам алтари поменьше – Юноне и Минерве, но их статуи казались бледными тенями рядом с колоссом Юпитера в апсиде.
Его фигура из золота и слоновой кости сияла в свете масляных ламп: глаза – два огромных сапфира – следили за каждым моим шагом. В поднятой руке молния из электра – её зубцы искрились, будто вот-вот ударят. Дым из смеси, ладана, шафрана и мирры висел сизыми клубами под потолком. У подножия статуи лежали дары – от грубых глиняных фигурок бедняков до серебряного орла с расправленными крыльями. Где-то в глубине храма жрецы-фламины пели гимн на архаичной латыни: «Juppiter Tonans, audi nos!» Их голоса эхом отражались от стен, смешиваясь с шелестом священных гусей, которых содержали при храме.
Я прижала руку к колонне – камень был теплым, будто живым. Вдруг: на полу передо мной тень – не моя! – резко махнула рукой, указывая в сторону закрытой двери за статуей. Кольцо на пальце взвыло тонким звоном, и я поняла: там – то, зачем я пришла. Но когда я сделала шаг, пламя в лампах затрепетало, и сапфировые глаза Юпитера вспыхнули синим огнём. Тяжелая дверь за статуей Юпитера скрипнула, пропуская меня в святая святых – круглую комнату с куполом, где на стенах мерцали фрески с изображением молний.
В центре, за столом из черного мрамора, сидел Великий Фламин – его лицо скрывала серебряная маска с прорезями для глаз, а руки, обмотанные пурпурными лентами, перебирали глиняные таблички.
Я протянула письмо— единственное, что могло объяснить, кто я и зачем пришла. Думала, сейчас жрец поведёт меня за пророчеством, и возвращение домой будет скоро. Но он долго сидел задумчиво. Я начала беспокоиться. Такое успешное попадание в то место и время, быстрое нахождение храма, не должно кончиться неудачным завершением поиска пророчества.
Я стояла в ожидании, как вдруг жрец щелкнул пальцами, и из теней вышли четверо стражников в кожаных доспехах, с деревянными дубинками и цепями. Я рванулась к выходу. Первый стражник замахнулся дубинкой – я присела, пропуская удар над головой, и резко ударила ребром ладони в горло. Он захрипел, хватая себя за шею. Второй бросился с цепью – я поймала звено на лету, крутанула и ударила его же собственным оружием по виску. Он рухнул, но третий успел схватить меня сзади. Было слышно, как завопил жрец. Я воткнула локоть в живот захватившему меня, почувствовав, как воздух вырывается из его легких, затем рывком головы ударила его в лицо. Кровь брызнула на мою тунику. Четвертый стражник выхватил нож. Я отпрыгнула назад, нащупав за спиной жертвенный поднос с вином – и швырнула ему в лицо. Стекло разбилось, он взревел, и я ударила его коленом в пах, а затем – ладонью в подбородок. Его зубы щелкнули, тело обмякло.
Я выбежала на площадь, но споткнулась и потеряла время. Люди вокруг наблюдали за схваткой, я пыталась бороться. Но не справилась. Меня протащили по коридору вниз, где пахло плесенью и мочой. Тюрьма храма оказалась ямой с решеткой вместо потолка. Стражник с лицом, изуродованным оспой, швырнул меня внутрь. Он бросил на пол: глиняную табличку, костяной стилус – видимо, чтобы было на чём писать. Дверь захлопнулась. Я осталась одна в темноте.
Три дня в яме. Я лизала конденсат со стен, чтобы не умереть от жажды. Спала, прижавшись к тёплому камню – единственному месту, где не было крысиного помёта. А когда стражники бросали еду – чёрствый хлеб и гнилые оливки – я ловила их зубами, потому что руки были стянуты верёвками.
Я думала, может, вернуться обратно, домой, мне страшно. Страх перед неизвестностью и адреналин подстегивали меня сдаться. Неужели я такая трусиха? Я знала ту истину, если чувствуешь страх, значит ты на правильном пути. А кто меня дома ждёт? Никто. Я понимала, что там не моя жизнь, и я не хочу возвращаться…
На четвертый день пришли не жрецы. Шаги звякнули по решётке сверху. Я зажмурилась – свет факелов резал глаза. Кто-то давал указания на латыни. Меня вытащили, как мешок с зерном. Ударили по спине, заставив встать на колени. Передо мной стоял человек в белой тоге с пурпурной каймой – патриций. Его пальцы, унизанные кольцами, подняли моё лицо. Мужчина что-то говорил мне. Я молчала. Он ткнул мне в живот тростью – я согнулась, но не закричала. Он продолжал мне что-то говорить, но я не понимала.
Меня куда-то повели и бросили в грязную клетку рядом с ареной. Через щели доносились: рёв толпы, лязг железа и тот особенный звук – влажный хруст, когда меч входит в тело. Мне что-то крикнул раб, бросая мне деревянный меч и щит. Мои мысли путались, я не понимала, что происходит. Неужели я должна драться с кем-то?! Господи, да что же это такое?! Моё тело устало, но разум заставлял собрать все силы и работать на пределе. Мои чувства были обострены, адреналин продолжал пульсировать во всем организме.
Меня вытолкнули… в центр арены под рёв десяти тысяч глоток. Солнце било в глаза – я щурилась, различая лишь размазанные пятна тог на трибунах. Песок под ногами был липким – вчерашняя кровь не отмылась. Из ворот напротив вышел гигант – бритый галл с железными наручами. Его мышцы блестели от масла, на груди синел татуированный змей. Не человек, а гора окровавленного мяса. Его спина была покрыта шрамами-рунами.
Толпа взвыла: «Сабриний! Сабриний!». Я растерялась. Что делать?! Я не готова биться с такой гориллой и не готова прощаться с жизнью. Он рванулся первым – я приготовилась, я знала, что у меня есть преимущество в наборе трюков и приёмов, но и против силы не попрешь. Видимо, моё владение боевым искусством впечатлило зрителей на площади, и теперь я здесь. Я долго уклонялась от его выпадов, пытаясь нанести ему удары, которые никак не мешали ему биться дальше. Я сообразила, что мне конец. Его мышцы непрошибаемы. Долго его изматывать не смогу, я измотана сама изрядно. Удар кулаком в живот. Я приняла его, пропустив силу мимо рёбер, но всё равно отлетела на три шага. Песок забился в рот. Второй удар – в голову. Я нырнула, поймала его руку и крутанула на излом. Хруст. Его рёв заглушил толпу. Но он ударил головой в переносицу – мир вспыхнул белым. Я упала на колени, чувствуя, как тёплая струя крови заливает рот. Он поднял меня за волосы, и я укусила за сухожилие на запястье – железный вкус, его пальцы разжались. Скользящий удар коленом в пах – он осел, но тут же швырнул меня на песок. И тогда я достала маленький баллончик. ПШЫК – прямо в глаза. Струя жгучего ада брызнула.
Сабриний завыл. Толпа взбеленилась. Галл отпустил меня, схватившись за лицо. Толпа взревела – кто-то кинул в меня гнилым яблоком. Я рванулась к нему, выхватывая из той же подвязки медную флягу с бензином. Достала зажигалку. Галл, ослепший, но всё ещё страшный, шагнул ко мне. Я плеснула жидкость ему в грудь и чиркнула колесиком. Пламя облизало его тело. Он закричал нечеловеческим голосом, упал. Тишина. Потом вопль на трибунах. Когда дым рассеялся, на земле лежало обугленное нечто. Толпа онемела.
Но я уже смотрела на своего пленителя. Он не аплодировал. Просто шептал что-то человеку в чёрном плаще, видимо, тоже патрицию. А потом растворился в толпе.
Первое, что я ощутила – липкий холод по спине, будто кто-то вылил за шиворот ведро ледяной воды. Руки дрожали так, что пальцы не слушались, будто чужие. Крики толпы доносились как сквозь вату – глухо, словно я нырнула на дно Тибра. Собственное сердце стучало в висках часто-часто, как крылья пойманной птицы. Я выплюнула комок крови – он оставил во рту медную горечь. Но хуже было другое: запах горелого мяса от Сабрина. Нет, не Сабрина – от того, во что он превратился. Жирный налёт на языке от бензиновых паров. И это… непередаваемое ощущение, будто я разорвала что-то важное. Не его жизнь. Правила мира. Я смотрела на свои ладони – чистые, хотя должна была быть в крови. Потому что убила не мечом. Не честно. Патриций в чёрном плаще смотрел прямо на меня. И в его глазах не было ни гнева, ни страха. Только голод. Тот самый, что бывает у коллекционеров, нашедших редкий экспонат.
А потом начался дождь – тёплый, как слезы. Он смывал пепел, кровь, остатки меня. Меня не повели в камеру. Едва я переступила кровавый песок арены, лишь успев схватить свой рюкзачок, как два раба в кожаных масках схватили меня под мышки. Их пальцы впились в синяки – я зашипела от боли, но они протащили меня мимо зевак, мимо клеток с рычащими зверями, прямо к… Чёрной лектике.
Не повозка – закрытые носилки из чёрного кипариса, с бронзовыми решётками на окошках. Внутри пахло: ладаном, дорогим маслом и чем-то металлическим, как свежая кровь на морозе Дверца захлопнулась. В темноте что-то зашевелилось. Мужской голос что-то сказал. Он был тёплым, как мёд, но в нём звенела сталь. Когда глаза привыкли к полумраку, я разглядела мужчину: лет сорока, но без седины – только лёгкие морщины у глаз, будто он часто улыбался солнцу. Губы – тонкие, но не жестокие, с припухлостью на нижней, словно он её часто кусал.
– Меня зовут Луций Валерий Феликс, – я перевела, что он сказал.
Мужчина протянул мне влажную тряпицу, чтобы вытереть кровь с лица. Лектика качалась, как корабль в шторм. Сквозь решётки мелькали: торговцы, сворачивающие лавки, пьяные легионеры, шатающиеся по улицам. И они – тени в чёрных плащах, которые шли за нами.
Луций улыбнулся, заметив мой взгляд. Арена, кровь, этот ужас. Сегодня – закрытые носилки, незнакомый мужчина, который смотрит на меня так… Хотя, если подумать, это уже лучше клетки. Или той ямы под храмом. По крайней мере, здесь пахнет не потом и кровью, а… ладаном? И чем-то ещё – сладким, но с горчинкой. Возможно, дорогим вином. Он, кажется, добрый. Или просто умеет так выглядеть. Куда он меня везёт? В другой цирк? В дом к какому-нибудь богатому римлянину, которому нужна необычная рабыня? Боже, как же болят рёбра… И рука… Надо было просто сдаться тому гладиатору? Нет. Нет, я не могла. Даже если это стоило мне свободы. Даже если теперь я – просто вещь, которую перепродают. Интересно, он хочет, чтобы я снова дралась? Или…
Носилки остановились во внутреннем дворике – перистиле, окружённом колоннами из розового мрамора. В центре бил фонтан с мозаикой, изображающей нимфу, чьи глаза были выложены голубыми камнями, похожими на мои.
Получается, акведуки уже используются, а вот гипокауста – тёплых полов – ещё не было. Рабы в белых туниках молча окружили нас. Один – мальчик лет десяти – робко потянулся к моей окровавленной руке, но Луций остановил его жестом. Меня повели обходным путём, мимо: кухни, откуда пахло жареным мясом и мёдом, библиотеки с полуоткрытыми свитками.
Моя келья оказалась… не клеткой. Каменная лежанка с шерстяным одеялом, деревянный сундук пустой, но чистый и окно с бронзовой решёткой, через которое лился закатный свет.
Пожилая рабыня с добрыми морщинами принесла теплую воду и губку. Она не говорила, только кивала, когда я морщилась от боли. Потом я получила свежий хлеб, (тёплый!), оливки (не гнилые) и кубок разбавленного вина с мёдом – от боли. Та же рабыня аккуратно обмотала мои рёбра полотном, пропитанным чем-то горько-ароматным.
Я сидела у окна, наблюдая, как: тени колонн удлиняются, где-то во дворе запел соловей. А по стене пробежала ящерица. Меня не заковали. Не бросили в темницу. Даже не ударили – что само по себе странно для рабыни, которая только что сожгла гладиатора на арене. Я поняла, что ко мне больше не придёт никто сегодня и расслабилась. Тут же навалилась такая усталость. Я просто вырубилась.
Утром пришла та же старая рабыня. Кажется, её зовут Терция. Принесла чистую тунику, льняную, не грубую, кожаные сандалии, по размеру, и медовую лепёшку – тёплую, словно только из печи. Повели по дому – показать, чем заниматься: поливать цветы во внутреннем саду, кормить птиц в золотой клетке. Также мне были показаны принадлежности для мытья. Место для мытья – каменная лаватрина во дворе: медный таз на треноге (вода грелась на углях), дубовые вёдра с ушками, чтобы нести на голове, скребки-стригили соскребали грязь с оливковым маслом.
Затем показали мне процесс: обливание из кувшина холодной водой, наверное, для бодрости, натирание маслом с лавровым экстрактом, может быть от вшей. Скребком снимали грязь. Мыло: из золы и козьего жира – воняло, но пенилось.
Далее меня проводили на обед в каменную пристройку за кухней, где стояли: дубовый стол со следами от ножей, глиняные миски с трещинами, но чисто вымытые, общий котел на цепях, чтобы не утащили, наверное. На обед была ячменная каша с медовой подливкой, тушёная крапива.
После обеда я решила осмотреться. При входе – атриум с необычным имплювием: в мраморном бассейне плескалась дождевая вода, отражающая небо. Краем глаза я заметила патриция. Он заинтересованно смотрел на меня, я не знала, что в таких случаях должна сделать. Так же он смотрел на меня и в пути. Мои волосы были растрепаны из косы, на губах и подбородке кровь и грязь. Но в его взгляде не заметила отторжения.
Я решила дальше рассматривать дом. На стенах – фрески с астрономическими картами, но созвездия не совпадали с реальными. Пол выложен чёрно-белой мозаикой – при определённом угле зрения складывалась в глаз. Перистиль содержал колонны из розового мрамора с прожилками, напоминающими кровеносные сосуды. Далее я добралась до главной достопримечательности – туалета. В дальнем углу сада – каменная будка с дырой над сточной канавой, которая текла в Тибр, губкой на палке, общей, её полоскали в уксусе, ведром с песком для «подтирки» после губки. Хорошо, что у меня есть мыло и щётка зубная. Я думала, что в это время народ моется в Тибре или в фонтанах. Хоть одна радость, иметь возможность помыться, не ходить потной и грязной.
Вечером, после ужина, главная рабыня проводила меня к покоям хозяина. Войдя в помещение, я растерялась. Луций сидел в бронзовом тазу, где пар поднимался сизыми клубами. Его спина была голая – и я увидела шрамы. Терция меня подтолкнула. Дверь в его покои оказалась низкой – пришлось согнуться, словно входя в склеп. Воздух внутри был густым, пропитанным запахом: кедровых брусьев, тлеющих в жаровне, скисшего вина, но с нотками чего-то горького, как полынь, и кожи – старой, потёртой, будто снятой с чего-то древнего. Стены – обтянуты тёмно-красным полотном, на котором вышиты созвездия – но не наши, а какие-то перекошенные, будто карта иного неба. Пол – мозаика из чёрного мрамора и перламутра: при свете ламп мерцала, как ночная река. Ложе – не кровать, а каменная плита, покрытая шкурой.
Луций жестом меня пригласил. Он выглядел спокойным и расслабленным. Я, смущаясь, подошла к тазу. Не просто так мне объясняли процесс мытья, оказалось, это моя дополнительная опция как рабыни – намывать хозяина. Кошмар. Я опечалилась, такого я не ожидала. Мысли понеслись. Я представила, а ещё хуже, если бы я должна была согревать постель! Нет, ни за что. Лучше домой отправлюсь и к черту эту сущность или бога тёмного, пусть другие герои находятся, отдам им ключ и все!
Немного успокоив себя, я взяла в руки губку и вонючее мыло. Фу, не хочу даже мыть таким. Я сказала патрицию, что сейчас вернусь. Он и не понял ничего, смотря на меня с недоверием. Я все-таки ушла за мылом с запахом яблочка. Возвратилась уже с приподнятым настроением.
Луций немного смягчился и удивлённо принюхивался к незнакомому предмету. Я добродушно кивнула и намазала его кожу на руке мылом. Похоже, ему понравилось. Он кивнул, намекая на продолжение. Я принялась тереть его плечи и грудь. Было очень неловко мне. Когда верхняя часть тела была намыта, Луций встал. Я немного замешкалась от такого откровенного вида. Тогда мне стало не просто неловко. Я готова была провалиться или утопиться в этом же тазу. Но миссия должна быть выполнена. Я старалась не смотреть туда, куда неприлично смотреть. Подумаешь, чужой мужчина, чужой половой орган, я ведь с ним не в постель ложусь. Мои трясущиеся руки намывали нижнюю часть тела (кроме главной достопримечательности, конечно), а я размышляла, есть ли у него дама сердца. А если есть, вот она сегодня возбудится от его достоинства, благоухающего яблочком.
Я закусила губу, чтобы не хихикнуть. Луций с интересом наблюдал за мной, похоже, его все устраивало, раз на лице у него была ухмылка. Когда я закончила поливать его чистой водой, он, обмотавшись полотном, взял меня за запястье и, смотря доброжелательно в глаза, поблагодарил. Я спешно ушла.
Другие рабы вынесли таз. После я намывала таз и прокручивала это стрессовое испытание для меня. Он ведь меня не тронул, не принудил ни к чему. И надо думать, что дальше делать, как достать пророчество.
Так прошла ещё неделя. Наши встречи с патрицием ограничивались лишь взглядами в саду и вечерним купанием. Я сама теперь грела и носила воду, убирала. Он так же проявлял порядочность. Хотя, однажды заметив его достоинство, в не совсем спокойном состоянии, я потом нервничала каждый раз, когда мыла Луция.
В этот вечер после ужина, на котором была тыквенная похлебка с чесноком и кислое вино с водой и мёдом, я сидела в саду и наблюдала за закатом. Солнце, тяжёлое, как расплавленная бронза, клонилось к краю мира, заливая сад патриция тёплым, густым светом. Воздух был напоён ароматом мирта и кипарисов, их стройные тени ложились на вымощенные камнем дорожки, будто чёрные копья. Вода в имплювии – неглубоком бассейне в центре перистиля – мерцала, словно расплавленное серебро. По её глади скользили последние лучи, а в тени колонн уже прятались первые сизые сумерки.
Где-то в листве лаврового дерева шевелилась птица, и её тревожный крик растворялся в тишине. Виноградные лозы обвивали деревянные решётки, их листья, ещё влажные от вечернего полива, отливали изумрудом. Розы – не пышные, как у греков, а скромные, дикие – росли вдоль ограды, их алые лепестки опадали на белую мраморную скамью. В углу, у статуи Януса, стоял горшок с крутой – её горький запах отгонял злых духов. На триклинии – каменном ложе для пиров – ещё хранилось тепло дня.
Рабы уже зажигали масляные лампы в глиняных светильниках, но их огоньки казались бледными перед лицом умирающего солнца. Где-то за стеной слышался смех – рабы перешёптывались, убирая амфоры с вином. Тень от дома медленно ползла по саду, поглощая розы, лавры, мозаику под ногами. Вода в имплювии потемнела, став похожей на полированный обсидиан. Но сейчас, в этот миг между днём и тьмой, сад был совершенен – как сон, который вот-вот исчезнет.
Я в свободное время думала, как мне выбраться и найти пророчество. Все мои планы распадались из-за незнания языка. Иногда перед сном я вспоминала Артура, наши встречи, близость. Тосковал ли он по мне? Сейчас мои мысли были сосредоточены на пророчестве, дальнейших действиях.
Я услышала шаги. Обернувшись, я увидела Луция. Он присел рядом со мной, его взгляд был обращен на заходящее солнце. Так мы просидели в тишине некоторое время. Мне бы хотелось с ним пообщаться, но, увы, никак. Меня он не отталкивал, я чувствовала себя в безопасности. В доме обстановка была вполне дружелюбная, не было никакого гнета рабов, ни насилия. Я прониклась к нему уважением.
Взяв небольшую тетрадь и ручку, я написала свое имя, дату рождения и нарисовала мини-карту земли, показав, где Рим и где я жила. Луций внимательно рассматривал записи, ручку, удивлённо поглядывая на меня. Я, улыбаясь, достала ему первое письмо. Он прочитал и задумался, продолжая смотреть на солнце.
– Элиана… – проговорив медленно моё имя, он повернулся и пристально, но ласково посмотрел на меня.
Не знаю, какие нити судьбы дёрнули его выкупить меня и привести домой, но сейчас моя интуиция подсказывала довериться. Я достала второе письмо и протянула ему. Потом поднялась, опираясь на его плечо, чуть задержав руку на нем. Я видела его увлеченность – когда я покидала сад, он не обернулся.
Этой ночью сон был крепким. Последующие дни я не видела патриция. Он рано уезжал, и возвращался поздно. Моё волнение стало возрастать, необходимо возвращаться домой. Я помнила, зачем я здесь.
Вечером, как обычно, приготовив воду для купания, я ждала Луция. Он пришёл немного встревоженный. Сняв одежду, молча погрузился в воду и закрыл глаза. Я наблюдала за ним: загорелая кожа, правильные сильные черты лица, развитая мускулатура. Мое лицо за это время немного осунулось и приобрело загар. Волосы в основном были заплетены в хвост.
Луций медленно открыл глаза, неспешно повернулся в мою сторону и жестом показал приступать к мытью, мотнув головой. Я присела к нему на край таза, начиная делать манипуляции с мылом и губкой. В процессе замечала его задумчивый взгляд, обращенный на меня. Я думала, надолго ли я тут. Из моих размышлений Луций вытащил меня, сжав мою руку. Я подняла глаза на него. В его взгляде сейчас было что-то большее, чем задумчивость. В это время он, приподнявшись, потянул меня к себе. Я оказалась сидячей на нем в воде. От неожиданности замерла. Моя туника намокла. Я в недоумении выпучила глаза на него, все так же в оцепенении. Он уверенно взял мою талию двумя руками, затем переместил свои руки ниже на бедра. Я увидела в его глазах желание. У меня закружилась голова. Луций продолжая одной рукой держать ягодицы, второй стал гладить меня, поднимаясь медленно, но настойчиво по животу вверх к грудям. Я сообразила, что сейчас может быть. Резко схватила его руку, смотря в глаза. Я не могла себе такое позволить, не потому что я вроде как бы и с Артуром, я верная в этом плане, но и потому что я не должна тратить время. И слова из письма сами вырвались из моего рта, которые я запомнила: «мне нужно пророчество, в моем времени беда».
Луций отодвинулся. Кивнул головой в знак согласия, сжав мою руку. Затем немного подтолкнул, давая понять, что я свободна.
Высушив одежду, я легла спать. Мысли долго не давали мне уснуть, проворачивая в голове ощущения рядом с патрицием. Я почувствовала желание, мне не было неприятно его прикосновение. И это для меня было странным звоночком, что моё тело откликается на другого мужчину. Хотя, я вроде как попрощалась с Артуром.
Луций разбудил меня, когда ночь еще висела над Римом густым синим покрывалом. В его руке мерцал тусклый масляный светильник, отбрасывающий дрожащие тени на стены моей каморки.
– Tace. Veni. – прошептал он, прижимая палец к губам.
Я не понимала слов, но жест был ясен: «молчи. Идем». Он швырнул мне грубую льняную тунику – совсем не похожую на тонкие одежды, в которых я видела других рабынь. «Это слишком чистая ткань для служанки» – мелькнуло у меня в голове. Луций быстро нагрузил мою корзину: сверху – сморщенные яблоки и груши, под ними – бронзовый стилус с заостренным концом, на самом дне – маленькая глиняная бутыль (слишком тяжелая для вина). «Что в этом сосуде? Яд? Масло для замков? И почему…» – мысль прервалась, когда Луций резко схватил мое запястье. Его пальцы были удивительно холодными для живого человека.
– Ianuae. Custodes. Tu… serva, – он показал на входные ворота, затем на меня, изображая покорный поклон.
Я кивнула – поняла. Мне предстоит играть роль рабыни. Но когда он повернулся, я заметила, как его плащ странно вздулся у бедра. Оружие?
Я прижимаю корзину с фруктами к груди, чувствуя, как под слоем инжира и винограда холодно лежит сталь отмычек. Платье служанки – грубое, пахнет овечьей шерстью и луком – жмётся под мышками. Неужели все рабыни ходят в таком? Луций шагает впереди, его плащ развевается – тёмно-зелёный, как морская волна ночью. Я делаю шаг вперёд, опустив голову, как делают рабыни. Но земля под ногами кажется зыбкой, будто я иду по краю пропасти.
Храм Юпитера Капитолийского был переполнен. Толпы патрициев, жрецов и просто любопытных заполнили главный зал. Я шла за Луцием, опустив голову, как подобает рабыне. В руках – кувшин с вином. «Не смотри никому в глаза. Дыши ровно. Ты просто служанка, ты никто…»
Луций, переодетый в одежду торговца, ловко прокладывал путь через толпу. Архив сейчас пуст, – поняла я – все жрецы у алтаря. Как только мы дошли до узкого коридора, ведущего к храмовому архиву, Луций резко свернул, будто поправляя сандалии. Через секунду его уже не было. Я осталась у входа, прислонившись к колонне, будто жду хозяина. Где замок? Сколько времени у него есть? Если его поймают – нас казнят…
Прошло несколько минут. И вдруг – шаги. Из-за поворота вышел стражник – молодой, с небритым подбородком, но глаза зоркие. Я опустила глаза ещё ниже. Он нахмурился и шагнул ближе. Я почувствовала, как сердце колотится где-то в горле. Если он зайдёт в архив – всё кончено. От страха я заговорила на своём языке, первое на ум пришёл стишок про Винни Пуха:
– Хорошо живёт на свете Винни Пух, у него четыре лапы и…
Он смотрел на меня как на пришелицу. Я пыталась его увести, беря за руку, но Он двинулся к двери архива. Я не думала. Просто схватила кувшин и со всей силы ударила его по затылку. Глиняный сосуд разлетелся вдребезги. Стражник рухнул на колени, застонал – но не потерял сознание. Чёрт! Он попытался встать, но я толкнула его плечом, и он грохнулся на пол.
Дверь архива распахнулась, и Луций выскочил, сжимая в руках свиток в чёрной коже. Он что-то крикнул мне, увидев меня. Луций рванулся вперед, его кинжал сверкнул в свете факелов. Он ударил первого стражника в плечо – тот взревел, но не упал. Луций кричал мне, его голос был хриплым, но твёрдым.
Я сжала свиток и бросилась в темноту коридора. Он справится. За спиной – лязг металла, крики, чей-то стон. Я не оглядывалась. Но потом – тишина. Слишком резкая. Я замедлила шаг. Почему не слышно боя? И обернулась.
Луций лежал на коленях. Перед ним стоял стражник – высокий, с изуродованным шрамом лицом. Он поднимал меч. А из-за колонны вышел второй, с окровавленным бичом. Нет. Нет. Нет. Мои ноги развернулись сами. Я не кричала. Не думала. Просто схватила со стены бронзовый светильник – тяжёлый, с острыми краями. Я ворвалась в схватку как фурия, светильник в руке казался продолжением моей ярости. Первый удар пришелся по спине стражника – бронза с глухим стуком вошла в мышцы между лопаток. Он взвыл, развернулся, и я увидела его лицо – перекошенное от боли и злобы, с пеной у рта. Его меч блеснул в полумраке коридора. Я едва успела отпрыгнуть назад, почувствовав, как лезвие рассекает воздух перед моим лицом. «Слишком близко» – пронеслось в голове. Запах пота, крови и масла из светильников смешался в моих ноздрях. Второй стражник, до этого стоявший в стороне, теперь бросился в бой. Его бич свистнул, обвиваясь вокруг моего запястья. Острая боль пронзила руку, но я не отпустила светильник. Рывком на себя я потянула бич, заставив стражника потерять равновесие. Первый противник снова пошел в атаку. Его меч скользнул по моему плечу – горячая струйка крови потекла по руке. Боль придала мне сил. Я изо всех сил ударила светильником по его колену – раздался хруст, и он рухнул с криком. Второй стражник, все еще держащий конец бича, рванул на себя. Я потеряла равновесие, но использовала это – кувыркнувшись вперед, я вонзила острый край светильника ему в бедро. Его крик слился с воплями его товарища. Оба стражника были теперь на полу. Один с раздробленным коленом, второй истекал кровью из бедра. Я тяжело дышала, чувствуя, как адреналин пульсирует в висках. Рука, в которую впивался бич, онемела, но я все еще сжимала окровавленный светильник.
Жива. Я жива. Но Луций… Мысль о нем заставила меня резко обернуться. Он лежал неподвижно, лицо бледное, но глаза были открыты. Его губы шевелились, но слов я не слышала – в ушах стоял звон от боя. Я подползла к Луцию, все еще держа светильник наготове. Его рука дрожала, когда он попытался подняться. Я почувствовала липкую теплоту его крови на своей руке, когда помогала ему встать.
Мы, оставляя за собой кровавый след и стоны поверженных стражников, двинулись к запасному выходу, который я запомнила в первый раз, когда меня схватили в храме и выводили из камеры. Воздух в коридоре казался густым от запаха железа и страха. Луций показывал рукой куда идти.
Повозка ждала нас у подножия Капитолия, в тени старой оливковой рощи. Два раба Луция, молчаливые и быстрые, помогли ему взобраться на деревянные сиденья. Я села рядом, всё ещё чувствуя на губах вкус крови – то ли своей, то ли стражников, то ли просто страх, застывший медью на языке. Колёса скрипели по камням, а Рим вокруг нас медленно просыпался. Где-то в переулках уже раздавались крики торговцев, запах свежего хлеба смешивался с дымом очагов. Луций молчал, стиснув зубы – его рана, перевязанная куском моей туники, всё ещё сочилась.
Я смотрела на улицы, но видела не их. Видела холм. Тот самый, с которого спустилась в Рим, когда всё только начиналось. Это было всего несколько дней назад? Или целая жизнь?
Когда повозка остановилась у развилки – одна дорога вела к дому Луция, другая к городским воротам – я вдруг поняла.
– Мне нужно идти, – сказала я тихо.
Луций повернулся ко мне. Его глаза, обычно такие уверенные, теперь были пустыми. Мы смотрели друг на друга.
Я спрыгнула с повозки, даже не обняв его на прощание. Дорога на холм была крутой. Камни скользили под ногами, трава хлестала по босым щиколоткам. Я не останавливалась, даже когда лёгкие горели, а в боку закололо. Вверх. Только вверх. И вот он – вид сверху.
Рим раскинулся внизу, как игрушечный. Дым, золото куполов, шум тысяч жизней. А передо мной – дорога домой. Мои пальцы сжали кольцо так сильно, что гравированный камень врезался в кожу. Ветер на холме завывал, как голодный зверь, срывая с моих плеч остатки изорванной туники.
«Домой», – прошептала я, поворачивая камень кверху. И мир взорвался. Сначала – ослепительная вспышка. Потом – ощущение падения в бездну. В ушах зазвенело, тело, будто разорвали на части, а затем слепили заново.
Я упала на колени, и первое, что почувствовала, – запах. Не римских улиц, не дыма очагов. Сырость. Гниль. Кровь. Чужая земля. Я подняла голову. Вокруг не было солнца. Только тяжёлые свинцовые тучи, низко нависшие над мрачными холмами. Ветер гулял по пустоши, шевеля клочья тумана, а где-то вдали каркали вороны. Где я… Я встала, шатаясь. Тело болело, но раны из храма Юпитера больше не кровоточили.
Где я?!
Часть 2.
Открыла глаза – дождь. Не лёгкий, а тот, что бьёт по коже, как тысячи иголок. Земля подо мной была – грязной, утоптанной, с жухлой травой. Я поднялась, шатаясь. Тело болело, но раны, кажется, затянулись. Кольцо на пальце было тёплым. Значит, оно ещё работает. Я пошла на запах дыма.
Сквозь пелену дождя вырисовывались крыши – не черепичные, как в Риме, а соломенные, низкие, покосившиеся. Деревянные дома стояли вплотную, будто боялись разойтись. Над некоторыми – вывески с потрёпанными рисунками: кувшин (значит, корчма), каравай хлеба (пекарня). Но людей не было. Только из-за ставни следили глаза. За углом послышался шёпот.
– Чёрт возьми, смотри…
Двое парней – один рыжий и веснушчатый, другой худой, с лицом, как у голодной крысы – стояли под навесом, пялясь на меня.
– Одежда… странная, – прошипел рыжий.
Я посмотрела на себя: туника порвана, руки в грязи, волосы спутаны. Выгляжу как беглянка. Или ведьма.
– Вы… – начала я, но голос сел.
Рыжий переглянулся с товарищем.
– Из монастыря сбежала, что ли?
Монастырь? Значит, время, когда церковь решает всё.
– Да,– быстро соврала я, – меня… продали туда. Сбежала.
Они переглянулись.
– Голодная?
Я кивнула. Рыжий, его звали Том, сунул мне кусок хлеба – чёрствый, с плесенью по краям.
– Больше нет.
Я отломила кусок, плесень выковыряла ногтем. Жевать было трудно – хлеб рассыпался во рту, как песок.
– Спасибо.
Том хмыкнул.
– Тебе прятаться надо. Шериф с людьми ездит – ищет ведьм.
Вот как.
– А год сейчас какой? – спросила я.
Они замерли.
– Ты што, дура? – фыркнул худой. – Тысяча триста сорок пятый от Рождества Христова.
1345 год. Чума уже близко. Через два года она выкосит пол-Европы.
Меня провели в сарай – вонючий, с крысами, но сухой.
– Утром уходи, – сказал Том. – Если найдут у нас – всех на костёр.
Я кивнула. Когда они ушли, развернула кольцо. Ничего. Почему не работает?! Снаружи завыл ветер. Нужно бежать. Но куда? Кольцо снова было холодным. Что дальше?
Утро выдалось серым и сырым. Я выбралась из сарая, едва первые лучи солнца пробились сквозь пелену тумана. Голод сводил желудок спазмами, но хуже была жажда – горло пересохло, будто наглоталась пепла. Нужно найти еду. И воду. А потом – выход из этого проклятого времени.
Городская площадь медленно оживала. Я свернула за угол – и увидела небольшую часовню из серого камня, почти скрытую плющом. Рядом с ней, в тени старого дуба, бил родник. Вода стекала по желобу, выдолбленному в камне. Над ним висела деревянная кружка на цепи – для всех желающих. Внизу – каменная чаша, где вода собиралась в прозрачную лужу. Я опустилась на колени, зачерпнула ладонями. Первые глотки были ледяными, сладкими, живыми. Боги, как же хорошо… Я умылась, смывая с лица грязь, пот и следы крови. Вода в чаше покраснела на мгновение, потом снова стала чистой.
Я притворилась нищенкой, опустив плечи, сделав взгляд пустым. Не выделяться. Не привлекать внимания. Я вышла на рыночную площадь, и она встретила меня шумом, вонью и жизнью.
Торговцы раскладывали товары, перекликались грубыми, хриплыми голосами. Мясные ряды – тухловатый запах крови и старого жира. Хлебные лавки – ржаные буханки, твердые, как камень. Скрипучие телеги с овощами – бледная морковь, репа, лук.
Грязная, утоптанная земля, перемешанная с соломой и навозом. В самом центре – деревянный помост, где обычно объявляли указы. Сейчас на нём: торговец скотом с жирным боровом на веревке. Свинья визжала, упираясь, а он лупил её палкой, ругаясь хриплым голосом. Мальчишка-поводырь вёл слепого старика, который пел балладу о короле Артуре. Его голос дрожал, но монетки в деревянной чаше перед ним звенели. На мясных лавках – туши кроликов, подвешенные за лапы. Кровь капала в деревянные корыта, привлекая рой мух. Рыбак с телегой, полной селёдки. Запах стоял такой, что прохожие морщились, но всё равно толпились у прилавка – рыба была дешевле мяса. «Свежая дичь!» – кричал охотник, выкладывая на стол перепелов и зайцев с простреленными грудками. Толстая торговка с красным лицом размахивала буханкой, словно дубиной:
– Два пенни за хлеб! Кто даст меньше – получит по роже!
Рядом старик продавал сыр – жёлтый, с плесенью по краям. От него пахло кислым молоком и подвальной сыростью. Женщина в грязном переднике раскладывала морковь и репу. Все овощи были мелкими, кривыми – не то, что в Риме. На соседнем столе – яблоки, червивые, но сладкие на запах. Дети тыкали в них пальцами, пока торговец не гнал их прочь.
Крестьяне в грубых холщовых рубахах. Их руки – в мозолях, спины сгорблены. Они торговались за каждый пенни. Зажиточные горожане в шерстяных плащах. Они брезгливо перешагивали через лужи, носы задрав кверху. Нищие – сидели у церковной стены, протягивая деревянные чашки. Один, безногий, ползал на руках, умоляюще смотря на прохожих. Дети – грязные, босые, играли в кости у водосточного желоба. Самый маленький сосал краюху хлеба, украденную у торговки.
Горячий хлеб из пекарни – единственное, что пахло хорошо. Сколько стоит еда в этом проклятом веке?
Я подошла к хлебному лотку.
– Сколько? – кивнула на самую маленькую буханку.
Торговец, краснолицый и потный, окинул меня взглядом:
– Три пенни, девка. Или бартер – шерсть, яйца, что есть.
Я огляделась. Выбрав удобное проходное место среди рядов, направилась туда. Я встала рядом с прилавком женщины – высокой и стройной, с яркими каштановыми волосами, собранными в простую длинную косу. Ее лицо с красивым овалом и пухлыми губами было усталым, но добрым. Она раскладывала на деревянном прилавке связки трав:
– Чабрец – от кашля, – поясняла она. – Мята – для желудка.
Рядом с ней вертелся мальчуган лет восьми – ее брат, судя по одинаковым ямочкам на щеках, когда они улыбались.
– Кэтрин, а когда мы пойдем домой? – спросил он, перебирая монетки в ладони.
– Когда все продадим, Томас, – она поправила ему ворот рубахи.
Они казались такими… обычными.
Первого потенциального покупателя я заметила у мясных рядов – здоровенного кузнеца с руками, покрытыми ожогами и следами от искр. Он спорил с мясником из-за цены, размахивая кулаком размером с мою голову. Идеальный клиент. Я подошла ближе, достала коробок спичек и щёлкнула одной прямо перед его носом. Вспышка.
– Видите? Ни кремня, ни трута. Огонь в коробке.
Кузнец отпрянул, но не испугался – его глаза загорелись любопытством.
– Чёртовы штучки… Сколько?
– Двадцать пенни за десять штук.
Он фыркнул, скрестив руки на груди:
– Двадцать? Да за эти деньги я полдня у горна работаю!
Я пожала плечами, делая вид, что складываю спички обратно:
– Ну, если вам нравится полчаса искры высекать, когда уголь плохо разгорается…
Он задумался, почесав закопчённую бороду. Кузнец взял спичку, неуверенно чиркнул. Когда пламя вспыхнуло, его лицо расплылось в ухмылке.
– Ладно, чёрт с тобой.
Он полез за пояс, вытащил потрёпанный кожаный кошель и отсчитал монеты.
– Держи. Только смотри, если обманешь – вернусь и этим молотом…
– Не вернётесь, – ухмыльнулась я, передавая ему спички, – потому что они работают.
Он ушёл, разглядывая покупку, а я пересчитала монеты. Двадцать пенни… Теперь хватит на хлеб и, может, даже на ночлег. Но главное – я поняла: здесь ценят то, что экономит время. Даже если приходится платить за это втридорога.
Я протянула монеты торговке хлебом. Хлеб оказался тяжёлым, как камень, с тёмной коркой. Разломила – внутри хоть не червиво. Выживу. Дальше – сыр.
Старик с лицом, похожим на печёное яблоко, продавал круглые головки, покрытые плесенью.
– Два пенни за половинку, – проскрипел он.
Я выбрала кусок поменьше, но хоть без дырок. Пахло кисло, но есть можно. Осталось мясо – тут пришлось торговаться.
– Кролик – пять пенни! – орал мясник, потрясая тушкой.
– Он же вчерашний! – тыкнула я в посиневшую кожу.
– Три, и убирайся!
После того как набила желудок пищей, я выбрала из прохожих следующую жертву. Я заметила его сразу – высокого, загорелого мужчину с кожаным плащом, пахнущего солью и дегтем. На поясе – изогнутый кинжал, на руках – синие узоры татуировок. Настоящий морской волк. Идеальный покупатель. Я дождалась, пока он закончит торговаться за бочку солонины, и шагнула вперед:
– Ваш огонёк, капитан.
Он обернулся, брови поползли вверх. В его глазах – не страх, а живой интерес.
– Это что за палочки, девка? Не похоже на обычный трут.
Я достала одну спичку, чиркнула ею о камень прилавка. Яркая вспышка осветила его обветренное лицо.
– Черт возьми! – он отпрянул, но не крестился, а засмеялся. – Удобно. А если намокнет?
– Вот поэтому они – в вощеной бумаге, – я потрясла аккуратный сверток. – Десять штук – и ваш костер разгорится даже в шторм. Всего двадцать пенни.
Он почесал щетинистый подбородок:
– А если всю пачку куплю?
– Тогда покажу кое-что особенное, – я достала шариковую ручку.
Капитан фыркнул:
– Палка с железным наконечником? Не впечатляет.
– Я развернула небольшой листок, оставшийся от блокнота, подаренного Луцию, и написала его имя: «Капитан ‘Морской Ворон».
– Как?! Без чернильницы?!
– Волшебство далекой страны, – я ухмыльнулась. – Представьте: ваши карты никогда не размажутся от качки. Пять серебряных – и она ваша.
Он схватил ручку, попробовал провести линию. Когда синяя черта появилась на его ладони, он застыл.
– Это… это дороже золота.
– Для умного человека – да, – я кивнула на его карманы.
Пауза. Потом он развязал поясной кошель и швырнул мне монеты.
– Давай ещё одну такую и целый короб.
Когда он ушел, травница схватила меня за руку:
– Ты знаешь, что только что сделала? Этот человек – не просто капитан. Он контрабандист.
Я посмотрела на серебро в ладони и усмехнулась:
– Значит, теперь у нас есть связи. Меня зовут Элиана. Я не местная. Не знаешь, где можно приобрести одежду?
Кэтрин внимательно меня изучала глазами, затем кивнула и показала куда идти. Я перебирала серебряные монеты в ладони, раздумывая. Платье? Нет, слишком неудобно. Мне нужно что-то, в чем можно бежать, драться и не спотыкаться о подол.
У лавки старьёвщик – старик с седыми, торчащими во все стороны бровями разложил передо мной свой товар: грубые шерстяные штаны – поношенные, но крепкие, подпоясанные верёвкой, холщовые рубахи – просторные, с длинными рукавами, чтобы не обгореть у костра.
– Для работы, да? – хрипло спросил он, пытливо глядя на мои руки. Видимо, искал мозоли.
– Для жизни, – ответила я и потрогала ткань.
Штаны оказались на удивление мягкими – их уже сто раз стирали. Рубаха, пахла дымом, но без дыр.
– Два серебряных за комплект, – заявил старик.
– Есть что-нибудь… для тепла?
Старик достал кожаный жилет – без рукавов, но плотный, с застёжками из рога.
– Ещё один серебряный. В нём и ветер не продует, и нож не сразу прошьёт.
Я примерила. Как вторая кожа.
– Беру. Ещё плащ, – добавила я.
У сапожника я выбрала крепкие ботинки – не полусапоги, а именно низкие, с толстой подошвой. Я переоделась тут же, в тени за лавкой. Штаны не сковывали шаг, рубаха не тянула плечи. Жилет плотно облегал грудь – теперь в нём можно было носить нож, и никто не заметит. Наконец-то я не чувствую себя беспомощной.
Я вышла на улицу, поправила капюшон. Теперь я выглядела… как все. Никто не оглянется, не заподозрит. Но внутри-то я всё равно чужая. Сапоги мягко ступали по грязи. Впервые за долгое время я не чувствовала каждый камень под ногами. Маленькая победа. Я сделала несколько шагов. Ботинки не скрипели, не жали.