Редактор Геннадий Логинов
Иллюстратор Батал Джапуа
© Александр Студеникин, 2025
© Батал Джапуа, иллюстрации, 2025
ISBN 978-5-0067-4261-1
Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero
Русский народ богат героическим эпосом – былинами и сказаниями, воспевающими доблесть богатырей, защитников родного Отечества. Основной корпус былин складывался с IX по XI столетия, он хранился в народной памяти, дополнялся фольклорными подробностями и спустя время был записан, украсив нашу письменную культуру драгоценными жемчужинами поэтичного слова. Именно там, в сказаниях про «стародавние времена», запечатлелись существенные черты, характерные качества родных русскому сердцу героев – Ильи Муромца, Добрыни Никитича, Алёши Поповича и многих других.
Книга Александра Студеникина представляет собой прекрасное введение в сокровенный мир русских былин, чуткое соприкосновение и раскрытие глубинных смыслов, идей и ценностей древнерусского эпоса. Отвага и доблесть, защита Родины, благоговение перед православной верой, отношение к врагам, к пленным, взаимоотношения между мужчиной и женщиной, между старшими и младшими, важные традиционные, иерархичные ценности – всё это в былинах ярко представлено.
Автор дает пояснение былинной терминологии, зачастую неясной в наше время, объясняет построение сюжета сказаний, внимательно распутывает и наглядно излагает мотивы поведения героев. Соответственно, книга Александра Студеникина представляет собой прекрасное учебное пособие, знакомство с которым помогает увидеть изнутри и понять дивный мир древнерусских былин.
При этом, не останавливаясь на известной героической тематике, автор книги проводит духовно-нравственный и психологический анализ тех или иных поступков героев былин, показывая не только их лучшие качества, но подчас и немощи, объясняет причины случавшихся ошибок. И с этой точки зрения книга Александра Студеникина несомненно представляет собой вклад в современное литературоведение, в изучение и осмысление древнерусского героического эпоса.
Былинные герои, став символами нашего народа, отражают ценности, идеалы, стремления русского человека. А сам героический эпос, созданный защитниками Родины и имевший целью воспитание будущих защитников Родины, имеет непреходящую, вечную ценность для нашего Отечества. Особенно это актуально в дни самоопределения народа, в поисках своей идентичности, которую возможно обрести, лишь опираясь на традицию, заложенную героями прежних времен.
Священник Валерий Духанин, кандидат богословия
Введение
«Родился ли на свете и согревается ли лучами солнца тот человек, который бы подчинил себе силу нашу?»
(Ответ славян обрам. Менандр Протектор. VI век)
«Подавай нам силу нездешнюю, – Мы и с той силою справимся!»
(Былина «С каких пор перевелись витязи на Святой Руси»)
Русские люди всегда высоко ценили силу: и духовную, и телесную. Наиболее ранний из сохранившихся летописных сводов Древней Руси – «Повесть временных лет» – содержит два ярких единоборства с участием русских богатырей: Никиты Кожемяки, задушившего печенежского бойца, и «поединка чести» двух достойнейших носителей этики Воина – русского князя Мстислава Храброго и адыгского князя Редеда.
И в дальнейшем, на страницах русских литературных произведений, как светского, так и духовного характера, периодически появляются упоминания о выдающихся воинах. Это и Александр Попович (прототип былинного «Алёши Поповича») со своим слугой Торопом, и Тимоня «Золотой Пояс», а также многие другие. Александр Попович погибнет в битве на Калке 31 мая 1223 года, вместе с другими семьюдесятью богатырями, прикрывая отход разбитой коалиции русских князей.
Причём, ещё до этого первого сражения с лучшими полководцами Чингисхана Субэдэем и Джебе, русские богатыри активно участвовали и в княжеских усобицах. Так Александр Попович «со товарищи» сыграл важную роль в масштабной Липецкой битве 1216 года, сокрушив на поле боя своих противников, видных коллег по ремеслу – Ратибора и Юряту. А после выступил с необычной инициативой созыва «круглого стола» русских богатырей с целью пресечь братоубийственные раздоры.
Святой Благоверный Князь Александр Невский, в житие которого поимённо упоминаются выдающиеся воины его дружины, является одной из ключевых фигур Русской истории.
Рязанский боярин, «богатырь силою», Евпатий Коловрат, удостоившийся похвальных слов от самого Батыя, еще один из образов Русского мужества. А Святые князья, защитники Русской земли, чех Меркурий Смоленский и литовец Довмонт (Тимофей) Псковский, своей жизнью поведают нам о Русском мире, который значительно шире своих этнических границ.
Григорий Капустин – погибший в Куликовской битве богатырь, земляк и друг профессиональных воинов-монахов Александра Пересвета и Родиона Осляби, упоминается в «Сказании о Мамаевом побоище».
Донской казак Ермак Тимофеевич так полюбился Русскому народу, что также, «задним числом», был включен в былинный цикл. Ещё один богатырь, воин преподобного Сергия – Анания (евр. «Божия милость») Селевин, героически защищал Свято-Троицкую лавру в Смутное время XVII столетия. И в XIX веке, в песне «Дело под Иканом», посвящённой эпической битве декабря 1864 года во время русского завоевания Средней Азии, герои – Уральские казаки, по праву именуются «богатырями».
Во время Великой Отечественной войны в СССР появляется целый цикл плакатов «с богатырями», обращающих внимание к исторической памяти Русского народа. И сегодня Русские воины продолжают богатырские традиции своих славных предков, отстаивая национальные интересы России.
Героический эпос – это «юность народов», в которой люди, защищавшие Родину, народ и веру, в «песнях воинов» отразили свои ценности, обычаи и традиции для передачи следующим поколениям.
«Илиада» Гомера, «Нартский эпос» абхазов и ряда других народов Кавказа, «Махабхарата» и «Рамаяна» индусов, «Старшая Эдда» скандинавов, «Калевала» карело-финнов, «Песнь о Нибелунгах» германцев, «Песнь о Сиде» испанцев и «Песнь о Роланде» французов – эти эпичные произведения и сегодня вызывают интерес.
Несмотря на особенности, вызванные «народным колоритом» тех, в чьей среде создавались сказания о героях, их многое объединяет.
Людей разных стран и даже континентов, чьим призванием была вооруженная борьба, и кто постоянно жил на границе жизни и смерти, роднит отношение к таким «базовым» понятиям как Долг и Братство, Честь и Достоинство, Уважение и Милосердие.
Русский героический эпос – «Былины», также был создан в военной, дружинной среде. Он содержит в себе множество смыслов и образов, от картины неизбежности гибели инфернального зла от руки Русского воина (былина «Рождение богатыря»), до описания стратегии и тактики, не уступающих широко известному труду Сунь-Цзы «Искусство войны» (былина «Волх Всеславьевич»).
С некоторыми, из более чем восьмидесяти сюжетов содержащихся в «Былинах», мы и предлагаем ознакомится нашим читателям.
Былина «Сорок калик со каликою»
К XI столетию огромная территория русской государственности простиралась от Белого до Черного моря и от речных бассейнов Вислы до Камы, с крупными городами.
Например, главный город Русской Державы – Киев – в Европе уступал по размерам только ромейскому Константинополю и арабской Кордове.
Высокий уровень международных отношений (династические союзы семьи Ярослава Мудрого с правящими домами Византии, Франции, Германии, Англии, Швеции, Норвегии, Венгрии, Польши); военная мощь русского государства; чрезвычайные культурные достижения в области литературы и архитектуры («Повесть временных лет», «Слово о законе и благодати», «Киево-Печерский патерик», «Сказание и страдание и похвала святым мученикам Борису и Глебу», соборы Святой Софии в Киеве и Новгороде); законодательный корпус, состоящий из «Русской правды», устава о церковных судах и др., – всё это не могло возникнуть за короткий промежуток времени.
Слова ближайшего соратника князя Ярослава Мудрого – митрополита Илариона – о том, что Русская земля, при предшественниках князя Владимира, уже была «ведома и слышима всеми четырьмя концами земли», необходимо считать не просто красивым речевым оборотом, а констатацией исторической реальности предшествовавших X и IX веков.
«Юность» Руси прошла в битвах и походах, протяженностью многие тысячи километров.
После константинопольской кампании 860 года, русские, ставшие союзниками Византийской Империи, принимают участие в боевых операциях последней против арабов, участвуя в экспедициях на о. Крит, а также в Лангобардию1, Сицилию, Южную Францию, Андалуссию2.
Походы Руси на прикаспийские и закавказские владения Арабского Халифата и Хазарии, в Сирию и в Малую Азию, относятся к русской политике того же «героического периода».
Вадим Кожинов писал: «Стремясь понять „героическую эпоху“ русской истории (то есть IX – начало XI века), необходимо исследовать взаимоотношения с граничившими тогда с Русью странами – и Византией (вернее, крымскими владениями), и кавказскими народами (в частности, абхазами), и тесно связанным с Ираном Хорезмом (чьи пределы простирались подчас до низовьев Волги)»3.
И это, безусловно, лишь малая часть сведений, которая сохранилась о русском выходе на «международную арену» того времени.
Десятки тысяч русских людей в IX и X веках побывали в соседних и дальних странах в составе воинских подразделений, торговых караванов, дипломатических миссий, обогащая свои знания.
Такая активность и большой потенциал русского этноса в период его героической эпохи явились следствием и того, что викинги – гроза Европы, были у нас наёмниками, которых использовали при строительстве Русского государства в качестве «дипломатов», но русские быстро учатся, и довольно скоро скандинавские имена в посольствах «народа Рос» вытесняются славянскими.
Было бы странно, если бы такая масштабная активность не имела бы отражения в исторической памяти народа.
И такое отражение – русский героический эпос, возникший в X – XI веках, и получивший наименование «былина».
Созданный в воинской, дружинной среде, русский эпос дал основание тысячелетней русской литературе, которая так «расцвела» в XIX веке, став одной из немногих мировых литератур, обладающих всечеловеческим статусом.
Изучение былин, заложенных в них смыслов, это очень плодотворная перспектива. Мы же с вами сейчас обратим внимание лишь на один аспект такого исследования – воинскую этику, как она отражена в былине «Сорок калик со каликою».
Вначале о том, кто такие «калики»?
«Калика перехожая» – это не только увечные нищие, живущие милостыней и пропитания ради поющие духовные стихи4.
По одной из версий (согласно другой, Илья получает силу от Святогора) богатырь Илья Муромец пробуждается к жизни героя двумя каликами перехожими, которые, придя к нему в дом, «крест кладут по-писанному, поклон ведут по-ученому».
Каликами на Руси были люди разного социального положения и рода занятий: в их числе встречались даже воевода и архиепископ. Можно сказать, что русские калики – это странники и паломники к святым местам.
Само огромное пространство, которое обживал русский человек, подразумевало такое явление как «странничество» – один из русских феноменов после принятия нашим народом Крещения.
«Поучение Владимира Мономаха» можно считать апофеозом литературно зафиксированного «силового» покорения пространства. Одних только крупных боевых походов этот русский князь за свою жизнь совершил восемьдесят три.
Как замечательно сказал Д. С. Лихачев: «Русские создали даже обозначение для особого вида храбрости – храбрости в пространстве, храбрости в движении – «удаль»5.
Герои нашей былины тоже странники, собравшиеся у «Леванидова креста» в количестве сорока6 плюс один человек, и отправившиеся в «Ерусалим-град».
Надо сказать, что русское паломничество в Палестину попадает на страницы русских книжников в XII веке. Именно этим временем (начало XII в.) датировано «Житие и хождение игумена Даниила из Русской земли» – самое ранее из русских описаний Святой земли7.
Одна из русских летописей также сообщает о путешествии сорока новгородских богомольцев в Иерусалим8. К этому же времени относится и рассматриваемая былина «Сорок калик со каликою». И у нас есть все основания считать, что движение русских паломников на Святую землю в XII веке приняло массовый характер.
Наши «сорок калик со каликою» перед своим дальним странствием принимают очень жесткую аскезу – осознанное и добровольное ограничение всех плотских удовольствий ради достижения своей цели: не воровать, не обманывать, не блудить. Нарушитель принятых обязательств должен быть очень жестоко наказан, но исключительно судом своих соратников. И это не случайно. Ниже мы еще вернемся к этой теме.
По дороге каликам встречается князь Владимир и так обращается к паломникам:
Князь Владимир демонстрирует по отношению к странникам непонятную на первый взгляд, высшую степень уважения, не просто приветствуя калик, но делая это спешившись.
Вспоминается, как Сигизмунд Герберштейн, дипломат Священной Римской Империи, в своих «Записках о Московии» хвастался, как ему удалось провести своего русского коллегу и хитростью добиться, чтобы московит, при встрече, первым сошёл с коня. И хотя те события произошли намного позже нашей истории, в XVI веке, однако, как известно, стереотипы поведения обладают высокой устойчивостью.
Почему же правитель Руси так поступил, не побоявшись «уронить» своё достоинство, при встрече, казалось бы, с обычными паломниками?
Потому, что это были не обычные странники. Описание их дорогой одежды, имен с отчествами некоторых из них в приветственном слове князя Владимира, а также упоминание певцом былины, что «раньше все они (калики) были сорок один богатырь, воевали, а потом пошли покаяться»10, говорит о том, что эти витязи в свое время были «княжими мужами» и принадлежали к княжеской дружине – опоре и надежде русских князей. А статус воина-дружинника на Руси был очень высок.
«Повесть временных лет», описывая ставшими легендарными пиры Владимира Красное Солнышко, один из которых, в честь крупной победы над печенегами, длился аж восемь дней, упоминает дружинный ропот на одном из таких мероприятий. «Силовики» правителя оказались недовольными деревянными ложками, захотев вместо них серебряные.
Услышав это, Владимир повелел сковать для дружины серебряные ложки, сказав так: «Серебром и золотом не найду себе дружины, а с дружиною добуду и серебро и золото, как дед мой и отец мой доискались с дружиною золота и серебра»11.
Академик С. Ф. Платонов объяснял причину такого рода отношений между князем и обособленной военной корпорацией – дружиной – следующим образом: «Такой взгляд на дружину, как на нечто неподкупное, стоящее к князю в отношениях нравственного порядка, проходит через всю летопись. Дружина в древней Руси пользовалась большим влиянием на дела; она требовала, чтобы князь без неё ничего не предпринимал, и когда один молодой киевский князь решил поход, не посоветовавшись с ней, она отказала ему в помощи, а без неё не пошли с ним и союзники князя. Солидарность князя с дружиною вытекала из самых реальных жизненных условий, хотя и не определялась никаким законом. Дружина скрывалась за княжеским авторитетом, но она поддерживала его; князь с большой дружиной был силен, с малой – слаб»12.
Вернёмся к нашей былине. Князь Владимир (а надо сказать, что в тот момент, когда он повстречал калик, он ехал на охоту) позвал странников к себе домой «хлеба-соли исть, да мёда с пивом пить». И это тоже знак высокого внимания и уважения: пригласить к себе домой в своё отсутствие. Так можно сделать, если хорошо знаешь людей и не ожидаешь от них неприятностей.
Но беда пришла откуда не ждали: угощавшая странников княгиня Апраксия ночью постаралась искусить одного из паломников, Михайло Михайловича.
Получив категорический отказ, разгневавшись, соблазнительница воспользовалась богатырским сном калики и зашила в его котомку княжескую «братынечку серебряну». Из этой небольшой братины князь пил со своими близкими друзьями.
Само название такой посуды, предназначавшейся для питья хмельных напитков «вкруговую», передавая ёмкость друг другу, говорит о традиции поддерживать силу единства того или иного общества, демонстрировать равенство и взаимное уважение его участников.
Русский обычай регулярных застолий князя со своей дружиной носил характер ритуала. При этом «буйство во хмелю» на таких мероприятиях было исключено, так как все участники представляли собой единый и вооруженный коллектив профессионалов.
Понимание важности и, более того, необходимости, скрепления дружбы русского князя с его дружиной посредством совместных трапез с употреблением хмельных напитков, снимающих усталость походов, позволило Л. Н. Гумилеву охарактеризовать одну из причин отказа князя Владимира от предложения мусульманских проповедников принять Русью их вероучение: «Конечно, и арабы, приняв ислам, не перестали пить вино, но делали это в узком кругу родных и друзей, в публичные места являясь трезвыми. У них не было ритуалов пиров и соответствующих им стереотипов поведения. В итоге мусульманским муллам Владимир отказал известными словами: «Руси есть веселие пити…»13.
Вернувшись с охоты, Владимир, естественно захотел выпить с соратниками из своей любимой братины, но получил ответ от княгини Апраксии, что её украли княжие гости – ушедшие рано утром калики перехожие.
Вернуть похищенную ценную вещь поручают Алёше Поповичу, одному из трёх самых знаменитых и могучих русских богатырей, наряду с Добрыней Никитичем и Ильей Муромцем. И если, по своему амплуа, Илья – это «последний довод королей», Добрыня – «дипломат», то Алёша – фигура противоречивая. Самый молодой из своих товарищей, он был дерзок и горяч, высокомерен и заносчив.
И в нашем случае, эти его качества проявились в полной мере. Догнав калик, он с коня обвинил их в воровстве. Такое поведение Алёши странникам «за великую досаду показалося», и он ими был жестоко избит, да так, что еле-еле добрался до своего князя, рассказав ему о своих злоключениях.
Вопрос с братиной продолжал оставаться открытым, и к каликам отправляют Добрыню со следующим наказом:
Добрыня знает, как себя вести, особенно с таким непростым контингентом, как его бывшие однополчане, а ныне «калики перехожие».
Знают о правилах поведения в обществе и паломники. Входя в дом князя, они крестятся на иконы в помещении, приветствуют княгиню, после трапезы воздают хвалу Господу и благодарят хозяйку дома, а уходя – прощаются с нею.
То есть, бывшие дружинные князя, пропитанные воинской этикой, понимали что такое уважение, оказывали его окружающим, но и требовали от них такого же отношения и к себе.
О таком отношении писал в своем стихотворении «Удалец» русский поэт Алексей Кольцов.
Ещё не доехав до калик, Добрыня сходит с коня и низко им кланяется: «Уж вы здравствуйте, удалы добры молодцы. Уж как все ли калики перехожие!».
После этого Добрыня спрашивает у калик, не попадалась ли им княжеская братина?
Обратите внимание, как максимально тактично поставлен вопрос. Смущенные калики проверяют свои дорожные сумы и у Михайло Михаиловича обнаруживают пропажу. Братина возвращается Добрыни, без каких-то криков, клятв, попыток объяснений. Можно предположить, что Добрыне было сказано, что они сами, «по-свойски», решат эту проблему, а Добрыня, также без лишних слов, отправился назад, пожелав богомольцам всех благ в их непростом пути.
Уважение, достоинство и такт, проявленные как Добрыней, так и каликами, привели к тому, что инцидент был исчерпан.
Для чего же было посылать «нестабильного» Алёшу, зная, что эту проблему может эффективно решить Добрыня? Можно не сомневаться, что в другой реальности, скажем так, «в обычной», к каликам был бы сразу отправлен именно Добрыня, однако эта часть былины с ситуациями «как не надо поступать» и, наоборот, «как поступать правильно», адресована слушателям, и носит педагогический характер.
Михайло Михайлович не стал оправдываться перед своими друзьями, он давал слово, знал, что не нарушил его, и считал ниже своего мужского достоинства что-то говорить сверх этого. Суд был кратким, приговор и его исполнение тоже не заставили себя ждать…
Выше уже нами упоминался суровый воинский обет, принятый на себя каликами, ограничивающий «плотские утехи» страхом мучительной смерти. Теперь обратим ваше внимание на нравственный облик казачества – субэтноса русского народа, как его описал Василий Сухоруков – Донской казак, историк Донского казачества, офицер и ветеран Русско-Персидской и Русско-Турецких войн XIX века, и привёдем довольно большую цитату из его труда: «Нравственность казаков представляла смесь добродетелей и пороков, свойственных людям, которые жили войною и грабежами. Жадные к добычам, свирепые в набегах на земли неприятельские, казаки в общежитии своем были привязаны друг к другу как братья, гнушались воровством между собою, но грабеж на стороне и особливо у неприятелей был для них вещью обыкновенною. Религию чтили свято. Трусов не терпели и вообще поставляли первейшими добродетелями целомудрие и храбрость. В наказания за преступления казаки были жестоки… Приговор и наказание совершались почти в одно время: это могло довольно успешно действовать на своевольство казаков, ибо каждый, осуждая своего товарища, знал, что никакие происки судопроизводства не избавят его от заслуженного наказания»16.
Интересная характеристика воинов, противоречивая, но настоящая, без примеси «лубка». По-моему, практически идентичная мотивам «Сорока калик со каликою».
Былина завершается чудом, и Михаил «становится в строй». Калики доходят до Святой Земли…
В XIX веке, в русском «образованном обществе», Пётр Чаадаев «громко» поставил проблему об исторической судьбе России, но ответы на эти вопросы уже были даны нашими русскими предками.
К сожалению, Чаадаев не встретился со своей «Ариной Родионовной», и не смог понять и оценить то сокровище русской культуры, в том числе выраженное в слове, с глубокими смыслами разных сторон человеческого бытия, которое его окружало.
Он понимал философию как европейски образованный человек своего времени, для которого «религия» – это или для «простонародья», или сугубо индивидуально, а философия – это «научная» форма познания и система знаний.
Летописи, патерики, жития святых, иконы – это «умозрение в красках» по Е. Н. Трубецкому, архитектурные ансамбли, героический эпос-былины, народное рукоделие, все это звенья русского отношения к бытию, которое необходимо рассматривать именно в его максимально полном и всестороннем единстве.
В этом единстве есть место различным общественным отношениям: истории «человека и его окрестностей», политике и идеологии, эстетике, переводящей от земли на небо, а также этике поведения.
И нам, русским людям XXI века, уж простите за такое нравоучение, стоит заново найти клад, оставленный для нас нашими предками, и по праву ценить это бесценное сокровище.
Индейское (Иудейское) царство
«Бились, дрались рукопашным боем,
Бились, дрались день до вечера,
С вечера бьются до полуночи,
Со полуночи бьются до бела света»
(Былина «Илья Муромец и Жидовин»).
Учитывая, что героями нашего исследования являются люди, чьим повседневным ремеслом, а точнее искусством, была вооруженная борьба, представляется важным определить их противников.
Нужно узнать, против кого они сражались, а уже после обратить внимание на их иерархию ценностей, то есть понять, за что и ради чего они воевали.
Русские «Былины», как, впрочем, и любой героический эпос, имеет свою историческую основу. Но те или иные ситуации такой основы не тождественны происходившим событиям; точнее, тому, как определенные факты истории отражаются в летописях и хрониках.
Например, когда богатырь-оборотень Волх Всеславьевич в одноименной былине захватывает некий город Индейского царства с палатами и стенами «белокаменными», то это не обязательно столица Хазарского Каганата Саркел, построенный византийским военным инженером Петроной Каматиром в 834 году и переименованный русскими после его захвата в 965 году князем Святославом в Белую Вежу.
Советская историческая наука совершила много значимых открытий, незаслуженно игнорируемых в наше время, значительно сократив количество «белых пятен» на исторической карте нашего Отечества.
Изучение салтово-маяцкой культуры Хазарского государства с её монументальными «белыми» городищами и, в целом, выявление гигантской хазарской военной фортификационной системы южнее линии Воронеж – Харьков, позволяет нам видеть реальную историческую основу в былине «Волх Всеславьевич».
«Можно с полным правом утверждать, что археологические открытия последних десятилетий в Подонье имеют для изучения былинного эпоса, по сути дела, такое же значение, как и открытия Генриха Шлимана и продолжателей его дела в Малой Азии – открытия, безусловно подтвердившие историческую реальность гомеровского эпоса», – писал Вадим Кожинов.
Ещё одно подтверждение длительного периода жесткого противоборства между Русью и Хазарским Каганатом содержится в работах наиболее результативного учёного в числе ряда советских исследователей Подонья – С. А. Плетневой.
Например, она приводит вот такой интересный факт: «Наличие контактов салтово-маяцких племен с соседними славянскими племенами на данном этапе исследования антропологических материалов Маяцкого могильника не выявляется17».
То есть, если ты мирно живёшь с соседями, то результатом такого проживания будут заимствования сторонами друг у друга утвари, элементов вооружения, украшений, и так далее. Но тут этого нет.
И в древнерусской литературе элемент «антииудаизма» составляет значительный пласт, выходящих вновь на «повестку дня» лишь в период «ереси жидовствующих» XV столетия.
Даже если предположить, что вначале эта тема была вызвана желанием оправдать принятие русским народом Православия, то последующее её тиражирование в целом ряде источников, очевидно, преследует какие-то иные цели. Ведь такого количества, например, антикатолических или антиисламских произведений литература Древней Руси не знала.
Помимо данных археологии и произведений литературы и русский героический эпос по своему сохранил информацию о русско-хазарских отношениях.
Это былины «Волх Всеславьевич», «Илья Муромец и Жидовин-богатырь», а также «Михайло Казаренин».
И если герой последней, «обрусевший» хазарский богатырь18 живет на Руси и служит киевскому князю, то две первых говорят нам о серьёзном противостоянии.
Обратимся к былине «Волх Всеславьевич». В ней врагом русского князя-богатыря назван «Индейский царь».
С большой долей уверенности можно предположить, что с течением времени, когда актуальность борьбы с Хазарским каганатом, в связи с его уничтожением, прошла, – сказители былин заменили забытое определение противника «Иудейский» на «Индейский».
Мотивом грядущего столкновения в былине определено следующее:
То есть перед иудейским царем стоит задача не просто захватить и разграбить крупный город врага, а уничтожить центры его духовной силы – церкви и монастыри.
А защищать город предстоит необычному герою, и хотя все герои необычны, но этот особенно: его и человеком-то назвать сложно, так как отец у Волха Всеславьевича – «лютый Змей».
Рождение необычного ребёнка также, как и в былине «Рождение богатыря», сопровождают природные катаклизмы: дрожит Мать Сыра-Земля; «стряслося славно царство Индейское»; словно предчувствуя свою гибель, заколебалось море; рыба пошла в морскую глубину; птица полетела высоко в небеса; туры да олени за горы пошли; и так далее.
Только появившись на свет, он говорит20 своей матери, чтобы она пеленала его в латы булатные; в семь лет начинает учится; в десять овладевает «премудростями» науки становиться оборотнем: соколом, волком и туром. В двенадцать начинает создавать свою дружину, на что тратит три года.
И к пятнадцати годам он готов к войне ещё до того, как Иудейский царь сформулирует свои стратегические замыслы в отношении русского Киева.
Далее в былине показана забота вождя о своих воинах:
Поход на Индейское царство предваряет глубинная разведка – Волх, используя свои качества оборотня, проникает в столицу врага и, обернувшись ясным соколом, слушает разговор иудейских правителей. Молодая царица Азвяковна предостерегает Индейского царя об опасности войны с могучим богатырём киевским, о существовании которого тот не знает, или не принимает его всерьёз.
Получив такую важную информацию, Волх устраивает диверсию: приводит в негодность запасы вооружения на складах противника, и отправляется назад за своей дружиной.
Приведя воинов под неприступные стены вражеского города22, штурм которого обошелся бы очень дорого, князь-оборотень, с помощью военной хитрости, захватывает его.
О накале борьбы говорит то, что население вражеской столицы уничтожается, за исключением семи тысяч местных красавиц, ставших жёнами дружинников Волха.
Сам он лично убивает Иудейского царя, как олицетворение враждебного мира, берёт в жены его царицу – и становится правителем завоёванного государства, поселив в нем своих бойцов, щедро наградив их при этом.
Говоря современным языком, военно-политические слагаемые успеха Волха выглядят следующим образом:
1) Высокая мотивация самого правителя-воина и его неуклонное желание уничтожить опасного врага;
2) Заблаговременная и скрытная подготовка вооруженных сил – тщательный подбор кадров, обучение, качественное оснащение их всем необходимым, достойное содержание;
3) Разведка противника, вскрытие его стратегических замыслов;
4) Диверсии в тылу врага, нанесение ущерба его военно-промышленному комплексу;
5) Удар всеми силами по «центру принятия решений» противника;
6) Предпочтение работе по флангам лобовому штурму;
7) Ликвидация руководства врага;
8) Переселение части своего народа на завоёванную территорию.
Эта былина демонстрирует нам высокий уровень стратегического мышления, что, в очередной раз, подтверждает выход героического эпоса из среды воинов, дружины русского князя.
Интересна фигура князя-оборотня Волха. Его имя произведено от Волхва – волшебника, жреца и чародея, выразителя духовной составляющей языческой Руси.
И если искать реальное историческое лицо, послужившее прототипом этого былинного героя, то можно предположить что у князя Святослава Игоревича больше всего шансов занять это место.
Перечислим аргументы «за»:
1. Выросший непосредственно в дружинной среде, Святослав прекрасно понимал её чаяния и нужды и, надо полагать, пользовался большим авторитетом у профессиональных военных ведя непрерывные воины, что, естественно, обогащало его соратников;
2. В одной из версий былины отчество у Волха «Святославьевич»;
3. Святослав не стал христианином, объясняя свой отказ матери, Равноапостольной княгине Ольге, что, в случае принятия новой веры, его не поняла бы как раз его дружина, языческая в своей основе.
И на протяжении всей былины Волх никак не связан с Христианством, за исключением целей Иудейского царя разрушить церкви и монастыри в Киеве.
А как мы знаем ко времени правления Святослава в Киеве уже достаточно долго существовала православная община, становившаяся все более многочисленной и влиятельной.
Поэтому тысячелетний Христианский вектор развития Руси сын Святослава Владимир Святой начал в 988 году не «с чистого листа».
«Святослав окончательно разрешил очень важную для развития Руси хазарскую проблему23», но далее его путь и видение будущего Руси русскими христианами не совпадали, наоборот;
4. Масштабы ведения боевых действий, скорость перемещений и военные успехи армии Святослава поражали воображение современников и последующих исследователей того времени и в былине Волх легко покоряет пространство и время.
Аргументы «против» можно свести к следующему:
На Руси знали еще одного князя-волхва, но это был не персонаж былин, а полоцкий князь Всеслав Брячиславич, носивший на голове таинственную повязку. Есть мнение, что он и послужил прообразом былинного Волха Всеславьевича.
Это был один из самых воинственных русских князей XI века, «немилостивым на кровопролитие», по словам летописи.
Причем его способности очень образно отмечаются в «Слове о полку Игореве», в том месте, где автор обращается к князьям, из-за усобиц которых Русь стала страдать от половецких набегов.
Всеслав у автора «Слова»: «хитростью оперся на коней и скакнул к городу Киеву», «отскочил от него лютым зверем в полночь», «урвал удачу в три попытки: отворил ворота Новгороду, расшиб славу Ярославу, скакнул волком до Немиги с Дудуток», «сам ночью волком рыскал», «волком путь перерыскивал24».
Мы видим потрясающую динамику, сродни передвижениям волка – одного из самых эффективных хищников. А в своем «Поучении» князь Владимир Мономах, сам участник более восьмидесяти крупных военных операций, говорит о том, что преследуя со сменными лошадьми князя Всеслава, сжегшего окрестности Смоленска, он так и не смог настичь этого искусного мастера лихих партизанских рейдов.
Казалось бы, вот он прототип былинного Волха. Но к моменту написания «Слова» и «Поучения» былинный цикл уже давно сложился, былина «Волх Всеславьевич» считается одной из самых архаичных, а половцы, ставшие частью русской истории значительно позже хазар, и в отличие от них, городов не строили.
Кроме того, эпос создается не под какую-то конкретную историческую личность. Порой в нём присутствуют прообразы реальных исторических фигур, но сама природа эпического сознания объёмна и охватывает столетия народного бытия. Поэтому в былине и используется собирательный образ героя.
Впервые, в «Слове о полку Игореве», русская литература являет нам образ трагического героя. Потерпевшего поражение в ходе набега на земли своих половецких родственников князя Игоря автор, гениального по своему художественному замыслу и исполнению произведения, делает символом призыва к общерусскому единству.
Французская литература, примерно в это же время, продемонстрирует аналогичный образ героя, потерпевшего поражение, в «Песне о Роланде».
В былине же герой всегда победитель, единственное исключение – сражение с воинством небесным. (Былина «С каких пор перевелись витязи на Святой Руси»). И, как мы покажем в дальнейшем, герой русского эпоса – защитник народа. А в том же «Слове» дана такая, очень глубокая и трагическая характеристика князю Всеславу: «хоть и вещая душа была у него в дерзком теле, но часто от бед страдал25».
И там же автор «Слова» вкладывает в уста «вещего» песнопевца Бояна угрозу Божьего суда, которого не миновать Всеславу за обильно пролитую кровь своих соплеменников.
Герой же эпоса победитель, еще и потому, что сражается за правое дело, жизненно важное для всего народа.
Таким образом, Всеслав Брячиславович, умелый воин, но пользующийся своими воинскими талантами преимущественно во внутрикняжеских усобицах, никак не может быть прототипом былинного Волха Всеславьевича.
«Выделившись из состава Западнотюркского каганата еще в начале VII в., Хазарский каганат сумел выстоять в борьбе с Сасанидским Ираном, Арабским халифатом, Византией, кочевыми ордами булгар, мадьяр, печенегов, гузов, кипчаков, но пал в 60-х гг. Х в. под ударами войск киевского князя Святослава, уступив своё место на политической арене молодой и агрессивной Руси»26.
Естественно, что у государства, имевшего огромную территорию и сильных соседей, и «продержавшегося» на международной арене в течении трех столетий, должен был быть качественный военный механизм. И такой механизм, безусловно, был.
Воин Хазарского каганата был грозным соперником для любого бойца того времени. Костяные пластины из Шиловского курганного могильника, территории входившей в состав каганата, содержат изображения серии боевых сцен.
На них всадники в пластинчатых и чешуйчатых доспехах, в сфероконических шлемах с бармицей, украшенных перьями, вооруженные копьями с флажками, воины со сложностоставными мощными луками, бойцы, сидящие за крепостной стеной.
Жесткие седла, топоры27 и кистени позволяли хазарам вести ближний бой как в конном, так и в пешем строю. А хазарские сабли-палаши, по мнению ряда исследователей, обеспечивали, по сравнению с мечом, больший коэффициент полезного действия.
Можно предположить, что ударной силой каганата была тяжеловооружённая конница, состоящая как из дружин местной знати, так и из мусульманских наёмников28 из Хорезма. При необходимости, вооруженные силы хазар усиливались ополчениями народов, входивших в это государство: алан, болгар, гузов.
Археологи, изучавшие могильники салтово-маяцкой культуры Хазарского каганата, находили погребения воинов, сопровождаемых захоронениями коней с наборами снаряжения.
Преданные земле мужчины в таких могильниках, в большинстве своем, лежали с воинскими поясами: «сопоставление поясных наборов с возрастом погребенных позволяет уверенно говорить, что подавляющее большинство поясов принадлежало возмужалым и зрелым воинам29, т.е. людям, реально участвовавшим в военных действиях30».
Причём разница в убранстве такого пояса зависела не от имущественного и социального положения бойца, а исключительно от его доблести на поле боя.
Фиксируются и захоронения женщин с оружием. А также были найдены кенотафы – поминальные, ритуальные памятники, которые создавались когда родным не удавалось привезти с поля боя своего покойника домой.
Все эти находки говорят о военизированном быте той части каганата, с которой хазары осуществляли наступление на своих западных и северо-западных соседей: радимичи и северяне платили им дань до 80-х годов IX века, а вятичи находились в хазарском подчинении вплоть до разгрома каганата Святославом.
Соответственно, как и в любой военной державе, в Хазарском каганате считалось абсолютно нормальной и естественной ситуация, когда мужчина погибает в бою. То есть, с боевым духом у хазар было всё в порядке.
И вот с таким опасным противником нашим предкам пришлось на протяжении более полутора веков вести упорную борьбу.
Теперь перейдем непосредственно к сюжету былины «Илья Муромец и Жидовин».
В отличие от событий предшествующей былины «Волх Всеславьевич», в которой описан захват стольного города Индейского (Иудейского) царства, в былине «Илья Муромец и Жидовин» речь идет о сражениях русских богатырей в поле.
«Под Киевом», в степях «цесарских», стояла русская застава богатырская – один из элементов русской оборонительной линии, ограждавшей Русь от вторжений врагов со стороны «Дикого поля».
«Цесарские степи» (цезарские, византийские) – это, по видимому, территория находящаяся под юрисдикцией Византийской Империи.
В каких именно отношениях между собой тогда находилась Русь и Империя Ромеев мы точно не знаем, но помним, что говорил В. В. Кожинов: «Стремясь понять „героическую эпоху“ русской истории (то есть IX – начало XI века), необходимо исследовать взаимоотношения с граничившими тогда с Русью странами – и Византией (вернее, крымскими владениями), и кавказскими народами (в частности, абхазами), и тесно связанным с Ираном Хорезмом (чьи пределы простирались подчас до низовьев Волги)31».
Поэтому мы можем предположить, учитывая сведения исторических источников о целом ряде совместных военных операций Руси и Византии, что эти отношения носили системный характер.
Не случайно один из выдающихся стратегов Византийской Империи, прославленный полководец, император Никифор II Фока, в своем труде «Стратегика» (X век), где давались рекомендации по вооружению, количеству и соотношению родов войск, построению и тактике боя византийской армии, писал: «В названных интервалах, если есть дротикометатели, либо росы, либо другие язычники, должно в каждом интервале поставить их к задней части построения гоплитов прямо против „рта“ интервала согласно их числа: пятьдесят или сорок или тридцать32».
В византийской армии русы были также представлены кавалеристами и пехотинцами с щитами и копьями.
Так вот, русская пограничная застава, располагавшаяся где-то «под Киевом», в «цесарских» степях, а учитывая что богатырский скок «выше леса стоячего, ниже облака ходячего», вполне могла находиться в крымских владениях Византии. И ниже мы приведем свои соображения на эту тему.
Командовал заставой Илья Муромец, его заместителем был молодой Добрыня Никитич, следующую командную должность занимал Алёша Попович. В числе личного состава форпоста значились еще два воина: Гришка боярский сын и Васька Долгополой. Но к началу наших событий застава была практически пуста, Илья был в дозоре, Добрыня занимался заготовкой продовольствия, охотясь в степях, у моря, остальные отсутствовали по тем или иным надобностям.
На обратном пути Добрыня замечает в степи «ископоть великую», большой ком земли от копыта коня; и была эта ископоть с «полпечи» размером. Осмотр показал, что эти следы оставил, проехавший недавно, «Жидовин могуч богатырь».
В данном случае имеется ввиду не этническая, а религиозная принадлежность врага. Как известно, в конце VIII – начале IX века в Хазарском каганате произошла религиозная революция: хазарский царь Обадия установил в качестве господствующей религии ортодоксальную раввинистическую форму иудаизма.
Славянский язык христианского богослужения и письменности, церковнославянский язык, сохранил до наших дней именно то, религиозное значение слова «жидовин»33: «жидови́нъ – иудей; жидо́вство – еврейский закон, иудаизм».
Вернёмся к былине. Надо полагать, что обнаруженная Добрыней «ископоть» была хорошо знакома нашим героям, раз очень быстро стало ясно, кому она принадлежит.
Срочно был созван весь гарнизон заставы, и после военного совета атаман Илья Муромец принял решение отправить за проехавшим мимо заставы вражеским богатырем Добрыню Никитича. Ему было поставлена задача уничтожить противника и привезти его голову на заставу. Переговоры планом действий не предусматривались.
Собравшись34, Добрыня догоняет врага и обвиняет его в неуважении к русским богатырям; причём начинает свою речь со следующих определений: «Вор, собака, нахвальщина!»
В ответ Жидовин-богатырь без слов атакует Добрыню, и тот, хотя сама сцена боя не приводится, спасается от гибели только молитвой ко Пресвятой Богородице.
«Дипломат» и могучий воин Добрыня Никитич допускает оскорбления в адрес оппонента, да ещё и не просто терпит от него поражение, но с помощью чуда избегает смерти.
Остановить врага попытался сам Илья Муромец, также взявший саблю, а не меч. Догнав врага, – он обратился к нему с такими же словами, с какими обращался к хазарину и Добрыня.
Выдержав первый натиск грозного противника35, и не «удробившись»36, Илья вступил в ближний бой с Жидовином.
Начинается жестокая битва, в ходе которой стороны используют целый оружейный арсенал: боевые дубины сменяют копья, затем в ход идут сабли, и после приходит время рукопашного боя, длящегося с дневного времени и до рассвета следующего дня.
Вдруг, «поскользнувшись», Илья падает на землю: враг, предчувствуя свое торжество, уже сидит на его груди, и, достав булатный кинжал, обращается к Муромцу со следующими словами:
Представьте весь трагизм момента – самый любимый русским народом богатырь Илья Муромец повержен, и находится на пороге смерти.
Пребывая в недоумении, ведь «святыми отцами и апостолами» Илье было предсказано, что он не погибнет в полевом сражении, русский богатырь получает силу от сырой земли, и решительно меняет исход поединка. Причем эта земля не оказывает помощи чужеземцу Жидовину, наоборот.
Не тратя времени на бесполезные разговоры, Илья Муромец убивает врага и привезя его голову на заставу говорит:
Это какого рода должно было быть противостояние Руси и Хазарского каганата, где, очевидно, яркие победы чередовались болезненными поражениями и наоборот, если была сложена такая былина?
«Иудейское царство», «Жидовин могуч богатырь» – в русском героическом эпосе подчеркивается религиозная составляющая противника. И если мы обратимся к историческим документам того времени, то станет понятным, почему делался такой акцент. Рамки данной работы не позволяют нам углубиться в подробное изучение этой очень интересной темы. Ограничимся упоминанием лишь одного источника.
Религиозная революция царя Обадии, осуществлённая в интересах инородной коренному населению Хазарии иудейской правящей верхушки, радикальным образом изменила внутреннюю и внешнюю политику этого государства.
Была организована масштабная транзитная торговля по маршруту «Китай – Европа», взяты под контроль и существенно расширены и другие маршруты и источники получения прибыли, в том числе – значительно увеличился объём работорговли.
Приход к власти религиозных иудейских ортодоксов усилил нажим на соседние с каганатом народы – Хазария испортила отношения с прежде лояльной к ней Византийской Империей, и создала угрозу её владениям в Крыму.
Поменялся даже сам способ ведения боевых действий – войны хазар против «гоев» теперь стали ветхозаветными: то есть, тотальными, с уничтожением «гражданского населения». Это подчеркивалось современниками даже тех, древних и суровых времен.
Русь не осталась в стороне от этих изменений региональной политики, испытав нарастающее давление Хазарского каганата. Естественно было бы предположить, что в таких условиях, только выходившая на широкую дорогу международных отношений Киевская Русь пойдет на дальнейшее сближение с уже хорошо «знакомой» ей Византийской Империей.