Читать онлайн Жизнь отличницы в случайностях и песнях

От автора. Глава 1

Посвящается отличницам – по учебе, по мировоззрению, по жизни. Милым изящным девочкам, которые во всем стремятся быть лучшими и забывают, что они просто маленькие хрупкие цветочки и им по-настоящему нужен лишь свет любви.

От автора

Здравствуй, дорогой читатель!

Я рада приветствовать тебя на страницах этой книги. Она – мой первенец, мой дебют, моя прелесть. Это не реклама. Это мое отношение к «Жизни отличницы в случайностях и песнях».

Почему я решила написать ее и кто я такая, чтобы вообще издавать книги? «Я журналист, поэт, обожаю писать тексты любых форматов и, конечно, петь», – гласит страница моего сообщества по переделке песен. Все так. Но у каждой луны есть другая сторона. Мне вдруг захотелось подумать над этим, посмотреть на обратную сторону успешного успеха. Спешу заверить: эта книга – не о том, как героиня преодолевает себя, идет через боль к вершинам или плачет ночами, скинув туфли на кухне.

Эта книга – попытка увидеть жизнь не как набор выдающихся событий «рождение – школа – институт – путешествия – работа – свадьба – рождение», а как феерию эмоций и переживаний. Зачастую самые глубокие из них связаны не с каким-то масштабным событием типа замужества или поездки на море, а с чем-то вроде надписи на заборе, которую мир мог даже не заметить, но тебя она потрясла до самых пяток. Увидев ее, ты все переосмыслила. Каждая глава – это микроинфаркт, маленькое событие, вызвавшее большие эмоции и повлекшее какие-то открытия, выводы или изменения. Несмотря на то, что эти эмоции и изменения бывают не только положительными, в целом картина жизни получается интересной, яркой, насыщенной и даже совершенной.

Еще эта книга – попытка пристально присмотреться к отличнице по жизни, понять ее мысли, желания, мотивы, душу, суть, а не только путь. Во всем этом даже больше истины и красоты, чем в той плоской визитной карточке, которую девушка тычет всем в лицо. Образ главной героини мне близок и ясен, но это не совсем я. Жизнь Лизы и люди в ней – лишь вымышленная система событий и персонажей, этакая воображаемая, параллельная для меня реальность. Подлинны лишь чувства, эмоции, настроение – все то, чего нельзя потрогать. А еще – подлинна музыка. Это книга-плейлист. Если ты родилась в девяностых, песни из текста автоматически воспроизведутся в голове, озвучивая разные эпохи жизни и откликаясь в памяти чем-то своим. Чем-то из твоей собственной истории.

Многие отличницы узнáют себя в Лизе. Кто такие отличницы? Это девочки, девушки, женщины, а потом и бабушки, которые во всем стремятся к идеалу. Они стараются собрать «пятерки» сначала в школе, потом в институте, работе, семейной жизни, быту, материнстве – чего бы они ни касались, все должно быть выполнено в лучшем виде. Они олицетворяют вселенский успех и достигают всего, что задумали. Но иногда отличницы забывают о себе настоящих. Эта книга – повод задуматься: кто я? Чего я на самом деле хочу? Точно ли мне нужно во всем быть идеальной? Может быть, где-то сто́ит ослабить хватку, и мир не рухнет, а дерзко продолжит существовать?

Просто включи музыку, подпой под знакомые песни и заметь одну беспощадную вещь: сколько бы главная героиня ни билась, ни искала, ни мчалась к мечтам, а побеждают всегда случайности. Чего бы она ни достигала, а больше всего счастья ей приносят моменты, которые нельзя ни искусственно создать, ни нарочно подстроить, ни точно спрогнозировать. Можно даже заметить, что всякий раз, когда цепь событий с самым фантастическим финалом только начинает закручиваться, отличница негодует: это совсем не то, чего она хотела! Ну не собиралась она с этим мальчиком сидеть, не думала в того очкарика влюбляться, не планировала туда идти без подружки, да еще и опаздывать…

А в твоей жизни так же?

Глава 1. Где они растаяли – кто теперь знает?

Кабинет большой, светлый, длинный, отделанный серой плиткой, кажется, даже на потолке. Врачей нет, но Лиза точно знает, что она в больнице. Малышка стоит спиной к окну, и перед ее глазами закрытая дверь. Девочка в страхе смотрит на эту белую дверь, и вдруг из-под нее, тихонько шипя, появляется длинная плоская белая змея. Как сказал бы двадцать лет спустя преподаватель по сопромату, змея имеет прямоугольное сечение. Зверь совсем неправдоподобный и больше похож на ручку от лизиной игрушки, но оттого не менее страшный… Он приближается. Лиза не знает, что делать. Поэтому просыпается.

Лиза лежит в кроватке у себя в комнате. Вдруг в дверь заходит настоящая, большая, страшная Баба-Яга. Она одета в десяток слоев каких-то лоскутов, юбок и сарафанов, а в руках у нее почему-то две огромные железные тарелки – те самые, которые звенят на барабанных установках. Баба-Яга злобно сверкает глазами и бьет тарелки друг об друга, будто хлопая в ладоши… Вдруг Лиза с ужасом понимает, что это ее мама. И – снова просыпается.

На календаре 1996 год, и Лизе всего три. Она еще не привыкла, что если происходит что-то совсем уж страшное и непонятное, то проблема решается легко: нужно сильно-сильно потереть глаза и проснуться. Она еще не знает, что в больнице на самом деле не так уж плохо, и иной раз даже приятно отдохнуть от работы. Она еще не заметила, что Баба-Яга – это та сущность ее мамы, которая будет часто проявляться на протяжении всей жизни. Она еще не в курсе, что ей не нужен ни сопромат, ни прямоугольное сечение…

Лиза еще многого не знает. Она маленькая. Активная, любознательная, пухленькая девочка в круглых очках. Больше всего на свете Лиза обожает петь. Каждый вечер она надевает «шикарную юбку», берет игрушечный микрофон и устраивает концерты для мамы, папы и бабушки.

– Поет Любовь Успенская! – объявляет Лиза и начинает петь.

Это был короткий роман

Любви моей,

Это был красивый обман —

Играть и ней.

Далеко ушел караван

Случайных дней.

День растальный —

Кто теперь знает?

Что такое «роман», «караван» и «день растальный», Лиза пока представляет лишь смутно. Но главное – петь уверенно и непоколебимо, соблюдая глубокомысленное выражение лица, как на фотографии Успенской на кассете, и максимально повторять интонацию певицы, чтобы все было по-взрослому. Лизе кажется, что у нее получается идеально. Она не знает, что не выговаривает «Р» и не попадает в ноты.

– Просим, просим! – аплодирует зал после песни. – Просим Филиппа Киркорова!

– Киркорова петь не буду: я девочка, – четко отрезает артистка.

Филипп Киркоров – самая большая любовь Лизы. Однажды ее угораздило сказать, что она обожает его больше жизни. Взрослые как-то вздрогнули и перепугались, а Лиза поняла: больше так говорить не стоит. Конечно же, она продолжила молча любить будущего короля отечественной поп-музыки больше жизни.

Маму и папу Лиза тоже очень любила. Папа ассоциировался у Лизы с Филиппом Киркоровым, хотя ни в какую не соглашался отрастить длинные кудрявые волосы и надеть шляпу. Мама, особенно в своем новом расклешенном черном пальто, воплощала Аллу Пугачеву. Вообще, у Лизы много родных ассоциировалось с музыкантами. Сестра мамы, тетя Даша, милая блондинка, казалась Лизе Анжеликой Варум, а ее коренастый муж, дядя Коля, прекрасно подходил на роль Леонида Агутина. Была у Лизы и двоюродная бабушка, воплощение Любови Успенской… Жизнь была полна песен и артистов.

Помимо музыки и родных Лиза обожала сладкое. Но, увы, из-за диатеза его почти не давали. Однажды Лизе выписали уколы. Больные-пребольные. Лиза плакала после каждого…

Родители придумали самое волшебное утешение, какое только могли. Сразу после укола Лиза мчалась кушать «Рафаэлку» – фантастическую круглую конфетку в кокосовой стружке с орехом внутри. Плюс к этому папа каждый раз вдохновенно исполнял лизину любимую песню «Зайка моя».

Поскольку уколов было целых десять, к середине курса папе наскучила эта сентиментальная лирика, и песня Киркорова начала играть новыми красками.

– Зайка моя, я твой хвостик! – невозмутимо пел папа, а Лиза смеялась сквозь слезы…

Пройдет много лет, у Лизы будут свои дети. Киркоров будет уже совсем не тот, а «Рафаэлло» – все те же. Лиза, большая взрослая тетя, будет лопать их сразу по десять штук, вспоминать папину песню и улыбаться сквозь слезы.

Глава 2, глава 3

Глава 2. Хоть стой, хоть падай

– Лизонька, ты не против, если папа будет жить отдельно? Вы будете общаться, гулять, разговаривать, видеться. Все будет как обычно, только он будет жить отдельно? – мама говорила спокойно и даже как-то обыденно.

«Ого! Что-то новенькое, что-то интересненькое. Так мы еще не пробовали! Наверное, это весело», – решила любознательная Лиза и, конечно же, согласилась.

– А я думал, ты откажешься, – сказал папа странным голосом в тот вечер. Он вышел из комнаты, не пожелав спокойной ночи…

Лизе стало не по себе. Она вдруг почувствовала себя виноватой перед папой. И еще – она поняла, что натворила что-то непоправимое, безвозвратное и чудовищное.

Лизе было семь. Серьезный возраст, в котором пора отвечать за свои поступки и слова. И, конечно же, тщательно думать, прежде чем на что-то соглашаешься, а не доверяться легкомысленному любопытству.

Родители развелись. Лиза даже не знала, что так можно: она думала, свадьба – это раз и навсегда. Оказалось, что разводиться – это нормально, и многие так делают. Так говорила мама. Вот как раз и Филипп Киркоров развелся с Аллой Пугачевой, и Игорь Николаев с Наташей Королевой…

Папа стал жить отдельно. Телевизор тоже стал жить отдельно. Вечера стали пустыми без ярких новостей, Хрюши со Степашкой, концертов, музыки и семейных посиделок в зале у экрана.

А еще Лиза пошла в школу. Почему-то не в музыкальный класс, а в гуманитарный. Она часто болела, хронически освобождалась от физкультуры, каждый вечер ревела навзрыд, когда мама орала и била ее, проверяя уроки…

Зато у Лизы появилась подружка Катя с красивой фамилией Роттермель. Катя жила рядом, и иногда девочки с мамами заходили друг к другу в гости после школы. У Кати был большой мягкий лев, на него можно было сесть и, перебирая ногами, мчаться по гладкому паркету. Но, увы, походы друг к другу быстро закончились. Когда однажды Лиза в очередной раз позвала Катю домой, мама и бабушка устроили грандиозный скандал.

– Кто у нас дома хозяин? – спросила через некоторое время бабушка.

– Все мы хозяйки, – угрюмо сказала Лиза, понимая, что это неправильный ответ.

– Нет. Хозяин у нас мать. И гостей может звать только она. Остальные должны спрашивать у нее разрешения.

Больше всего на свете Лиза ненавидела спрашивать разрешения. В гостях ей было проще отказаться от мороженого, чем идти к маме и спрашивать, можно ли его есть. Поэтому пока Лиза жила в родительском доме, гостей она больше не звала.

В целом Лиза не вполне понимала, что происходит вокруг. К концу учебного года она знала по именам не всех одноклассников: девочке и в голову не приходило, что их вообще надо запоминать. Учительница постоянно говорила маме и бабушке про Лизу отвратительно непонятную фразу:

– Лиза у вас заумная: как что-нибудь скажет, так хоть стой, хоть падай!

Больше всего на свете девочка удивилась на выпускном из первого класса, когда оказалось, что она вышла отличницей. Чего-чего, а этого Лиза не могла ожидать никак. После бесконечных больничных, после двоек за диктанты, после десятков невыученных словарных слов, после колов за несданные по невнимательности тетради, после сотни вырванных матерью в истерике листов прописей, после криков и подзатыльников каждый день, после кубометров слез, после страшного диагноза «заумная» – отличница?! Это плохо укладывалась у Лизы в голове. Однако она стояла в спортзале в ряду с еще десятком отличников и делала умное лицо. Чтобы все было по-взрослому, как на кассете Успенской.

Пройдет много лет, а Лиза что? Правильно, так и не поймет, почему ее не отдали в музыкальный класс и что имела в виду учительница, когда называла заумной. А еще – Лиза купит огромный телевизор и будет включать его каждый вечер как символ домашнего уюта, благополучия и счастья.

Глава 3. Мне говорят, он маленького роста

Во втором классе Лиза освоилась. Учительницу уволили за то, что она ударила кто-то из детей, и вместо нее пришла Ирина Петровна, не склонная ставить непонятные диагнозы. Катя Роттермель перевелась в другую школу, но Лиза не грустила: она подружилась с Мишей.

Они вместе сидели на среднем ряду за первой партой. Она – из-за очков. Он – потому что был самый маленький в классе. Миша стал первой любовью Лизы – милый, добрый, улыбчивый, неплохо учился. Они были не разлей вода на уроках, на переменах и даже в пути домой. Когда класс строился и учительница говорила всем поднять соединенные руки, чтобы показать, что у каждого есть пара, Лиза каждый раз делала это с гордостью.

Однажды весной Лиза сделала невероятное: не выучила стих, который задали. Как ей это удалось, если мама продолжала каждый вечер с воплями и рукоприкладством проверять уроки? Очень просто: Лиза не стала записывать задание в дневник. Его как будто не было. К тому же, Ирина Петровна болела, домашку задавала подменная учительница, и все были уверены, что учить стих не обязательно, ведь завтра все равно придет другая.

К ужасу Лизы, учительница пришла та же самая, Юлия Владимировна. Причем эта преподавательница была настолько строгая и немногословная, что изначально внушала девочке страх. Что уж говорить о том злополучном дне, десятого апреля, когда Юлия Владимировна должна была проверить невыученное стихотворение?

Миша был готов, а у Лизы душа проваливалась в пятки. Настолько сильно, что с помощью своего соседа по парте она умудрилась выучить четыре строфы всего за пару десятиминутных перемен.

Лизу вызвали к доске одной из первых. Она вышла и положила дневник на стол учительнице. Текст Тютчева так и норовил ускользнуть из головы, поэтому Лиза рассказывала максимально медленно и театрально, чтобы в случае заминки была хотя бы секунда на раздумья.

Люблю грозу в начале мая,

Когда весенний, первый гром,

Как бы резвяся и играя,

Грохочет в небе голубом.

Гремят раскаты молодые,

Вот дождик брызнул, пыль летит,

Повисли перлы дождевые,

И солнце нити золотит…

И тут произошло ужасное: Лиза забыла слова. Секунда на раздумья стремительно приближалась к концу, сердце почти вылетело из горла, вытаращенные глаза мамы уже сверлили сознание… Вдруг в этом шторме Лиза услышала спасительный шепот Миши:

– С горы бежит…

С горы бежит поток проворный,

В лесу не молкнет птичий гам,

И гам лесной и шум нагорный —

Все вторит весело громам.

Ты скажешь: ветреная Геба,

Кормя Зевесова орла,

Громокипящий кубок с неба,

Смеясь, на землю пролила.

Лизе было бесконечно страшно: что, если Юлия Владимировна услышала подсказку? На сколько она снизит оценку? Учительница что-то написала в дневнике, закрыла его и отдала девочке. Лиза села на место, дрожащими руками открыла дневник… Преподавательница, наводящая ужас, поставила туда пять с плюсом.

Песню Анны Герман «А он мне нравится» Лиза однажды услышала по радио. Для нее эта простая и светлая композиция навсегда осталась о Мише, таком же простом и светлом.

Глава 4

Глава 4. И прошел, как белый дым, наш май

– Бзззззз, – раздался звонок в дверь. Нарядная Лиза в летнем платье пролетела по прихожей, повернула «пятачок» замка и распахнула дверь. Никого не было: только из-за косяка торчал яркий летний букет садовых цветов.

Сегодня у Лизы день рождения. С самого раннего детства Лиза не любила быть маленькой. Ей хотелось ходить на каблуках, красить губы и ногти, есть шоколадки, смотреть бразильские сериалы, гулять без взрослых, быть одной дома, зарабатывать собственные деньги и покупать все, что хочется. Ей не нравилось слушаться, спрашивать разрешения, просить, ходить, куда скажут, особенно на рынок с бабушкой в самую длинную очередь, и, вообще, терпеть все это невыносимое воспитание. Она злилась, всегда спорила, если ее называли маленькой или ребенком, не любила Валерия Сергеевича и Михаила Петровича, которые никак не могли этого понять и упрямо продолжали говорить про нее «забавный ребенок» и «это кто тут у нас такой маленький?».

Сегодня, девятого июля, ей исполнилось десять лет – целых десять лет! Каждый день рождения Лиза верила, что вот теперь-то точно стала большой. На летние каникулы она с бабушкой ездила в Артемовский, маленький городок в области. Там у бабушки стояла квартира в самом центре, на улице Ленина, в пятиэтажном доме номер восемнадцать. В этом же доме жила баба Надя, сестра бабушки. Именно она и пришла на день рождения с букетом.

– Лизонька, моя хорошая, с днем рождения! – сказала баба Надя, входя.

– Спасибо, баба Надя! – Лиза взяла цветы и понесла бабушке на кухню.

Лиза обожала и уважала бабу Надю, ту самую, которая ассоциировалась у нее с Любовью Успенской. В ней было что-то, чего не было у ее родной бабушки. Она была во всем чем-то лучше, благороднее, что ли. Лиза не могла точно объяснить, что в ней было такого сверхъестественного, но в этом сверхъестественном баба Надя была для Лизы совершенным авторитетом. Более спокойная, более умная, менее импульсивная, она никогда не ругалась, относилась к Лизе ласково и серьезно, хвалила ее, делала комплименты. Если Лизе очень хотелось похвастаться новым колечком и она «невзначай» размахивала рукой у всех перед носами, баба Надя обязательно восхищалась:

– Какое красивое колечко!

И, главное, казалось, будто она обращается с Лизой, как со взрослой. Однажды они ездили куда-то все вместе, и Лиза захотела в туалет. Баба Надя сказала:

– Лиза, но ты ведь терпеливая девочка, сможешь подождать до дома?

Разумеется, Лиза сможет! Нет никаких сомнений: она ведь взрослая и терпеливая, и как это баба Надя умеет все так верно подметить?

В этом году мама не смогла приехать на день рождения Лизы в Артёмовский. С одной стороны, было немного жаль, потому что мама обычно проводила веселые конкурсы для девочек, да еще и привозила магнитофон с кассетами из дома. С другой стороны, без мамы Лиза чувствовала себя в миллион раз свободнее и взрослее. Можно было дурить, хохотать во все горло, прыгать, бегать, выражать эмоции и, вообще, не сдерживаться: ведь теперь Лиза совсем большая!

Кроме бабы Нади за столом сидела ее внучка, лизина сестра, Вера. Вера родилась в тот же год, что и Лиза, но в марте, поэтому всегда напоминала, что она старшая. Лиза часто завидовала Вере: у нее было в миллион раз больше свободы, ей не приходилось так часто ходить в больницы, делать упражнения для глаз, промывать нос, читать список литературы на лето и срисовывать картинки из книжки сказок, готовясь к переходу в художественный класс. Зато Вере можно было смотреть телевизор, сколько влезет, коротко подстригаться, краситься и даже есть конфетки на улице немытыми руками. Старшая сестра – она и есть старшая.

– Пойдем играть! – звала Вера в пятый раз. Вера всегда быстро ела и скорее мчалась играть. Однако Лиза совсем не спешила: она обожала праздничные салаты и взрослые разговоры. Ей нисколько не хотелось уходить из-за стола. Но через некоторое время и она, и Аня, лизина подружка, присоединились к Вере. Девочки играли и в куклы, и в карты, и во все сразу, выходили на солнечный балкон с бокалами компота и, казалось, весь мир – по крайней мере, торец пятиэтажки напротив и провинциальные прохожие внизу – любуется этим праздником жизни и завидует.

Лиза обожала Артемовский. В нем было волшебно абсолютно все. Маленькие магазинчики «Оптимум», «Престиж» и «У Саши», в которые можно было ходить без взрослых и покупать свежий батон по 4 рубля, если, конечно, на двери не висела табличка «Перерыв: разбор товара 30 минут». Большая рычащая машина, которая приезжала по средам и пятницам в шесть вечера, и толпа соседней, собравшихся выбросить мусор в ее бак. Длинная аллея Победы, где Лиза каждый день играла с Верой и Аней. Мяч, классики, салаты из травы и одуванчиков – чем только девочки не занимались! А если смотреть вдаль по дорожке, выложенной бетонной плиткой, можно было увидеть, как быстро скользит по земле тень от края большого облака. Посередине аллеи стояли толстые сосны, и Лизе все хотелось сделать янтарь из их смолы. А еще там росло множество тополей, и их верхушки дружно шуршали при порывах ветра… Лизе всю жизнь будет сниться этот звук: шум ветра в ушах и шелест высоких тополей.

В бабушкиной квартире на третьем этаже тоже все было чудесно. Даже входная дверь открывалась с интересным урчаще-шуршащим звуком, как волшебная шкатулка. В коридоре на стене висел необычный круглый градусник, а на тумбочке на салфетке стоял большой белый механический будильник, который бабушка заводила каждый вечер. В гостиной царствовал телевизор «Кварц», который показывал либо с рябью, либо с шипением, либо со всем сразу, а пультом к этому агрегату, конечно же, служила Лиза. Зато на нем можно было спокойно смотреть хоть бразильские сериалы, хоть «Бедную Настю». И Лиза, и бабушка обожали все это, в отличие от мамы, которая всегда критиковала «мыльные оперы», да и вообще запрещала дочери даже подглядывать в телевизор. В кухне тополя стучали веточками прямо в окно и на столе, покрытом клеенкой с синими розами и красными ромашками, колыхались тени листвы. А еще там был особый запах, какого не бывало дома. Много лет спустя, встретив этот аромат в гостях у бабушки мужа, Лиза поймет, что это запах газовой плиты. Лиза всю жизнь будет помнить, какие плитки в ванной нельзя трогать, чтобы не осыпалась вся стена, в каких точках пола скрипят половицы, где сквозная дырка в полу к соседям снизу, какой формы пятна коричневой краски в туалете на голубой плитке, как ночью гудят редкие поезда и по потолку ползут тени от цветов на подоконнике, где хранятся бусы, а где – пластинки.

Пластинки, конечно же, были особой любовью Лизы. В спальне возле скрипучей софы на стуле стоял маленький, но очень тяжелый чемодан – проигрыватель «Юность». Если открыть его, положить пластинку, поставить на ее краешек «зуб» и повернуть рычажок запуска, случалось маленькое волшебство: пластинка начинала крутиться и играла музыка.

Поначалу Лизе было грустно, что на пластинках нет ни единой знакомой песни. Певцы тоже в основном были какие-то неизвестные. Лиза знала только Аллу Пугачеву, Софию Ротару и Игоря Николаева. Но даже на их пластинках все песни для Лизы были новые.

Однако кроме проигрывателя у бабушки было лишь радио России или «Маяк». «Нормальная музыка» в Артемовском появлялась только тогда, когда мама привозила магнитофон, то есть всего несколько дней за каникулы. И еще – когда что-то современное залетало в окна из автомагнитол. Со временем Лиза привыкла к песням на пластинках, выучила их и даже скучала по ним дома. Ее самая любимая пластинка была, конечно же, Аллы Пугачевой.

Она называлась «Арлекино и другие», и Лиза обожала там почти все песни. Две из них, самые красивые и нежные, останутся в ее памяти навсегда, хотя Лиза никогда не услышит их ни по радио, ни на концертах: «Ты снишься мне» и «Ясные светлые глаза».

Улицы грустят, грустит луна,

Вновь я нахожусь во власти сна,

Лишь одной мечтой дышу, живу —

Ах, если б это было наяву!

Ты снишься мне, ты снишься мне,

Тревожными ночами снишься мне,

То весел ты, то вдруг опять печален,

Ты часто снишься мне.

Когда через три года квартиру продавали, Лиза не смогла настоять и забрать проигрыватель с пластинками. Зачем захламлять мамин дом? Выбросить все эти драгоценности девочка тоже не могла позволить. Лиза утащила тяжеленный чемодан к брату бабушки, деду Никите, который жил возле Узла Связи. Бабушка шла рядом и смиренно несла гору пластинок. Через несколько лет дед Никита умер. Баба Надя продала квартиру и разделила деньги. Что случилось с «Юностью», Лиза никогда не спрашивала.

Знай же, я люблю тебя, как в наш первый день,

Видно, мне не разгадать тайны,

И легла она посреди любви, как тень,

А вернется ли опять наш май?

Ясные светлые глаза

Вижу я в сиянии дня.

Не кори меня:

Где веселье, там слеза.

Глава 5 и 6

Глава 5. Что тебя заставило забыть мелодию любви?

– Что, Лиза, писю больно? – с вызовом спросила Юля, проходя мимо.

– Нет, – Лиза старалась отвечать спокойно и убедить скорее саму себя, чем одноклассницу.

Было и правда очень больно. Аленин прыгнул с разбега и пнул Лизу под животом. Девочка привыкла игнорировать травлю. Насмешки, обзывательства, мат, проклятия, портреты чудовищ на доске с подписью «Лиза Брокина» – на все это Лиза реагировала примерно одинаково: никак. Иногда она пыталась догнать обидчика и напинать его, но особого эффекта, разумеется, не было. Лиза понимала, что виновата сама, но не знала, что сделала не так, как это исправить, как выйти из роли изгоя, заслужить авторитет, прекратить насмешки. Поэтому она просто старалась не думать об этом. Она лишь училась, училась и училась.

Теперь это был не гуманитарный, а художественный класс. Уже седьмой. Связь с Мишей давно оборвалась: он перешел в хореографический класс, и ребята почти не виделись. Лиза обожала школу несмотря ни на что: там все равно было интереснее и веселее, чем дома, да и учителя хвалили. Лиза оставалась серьезной высокомерной отличницей, никому не давала списывать, была полновата, носила очки и какие-то мамины вещи с антресоли. Одежду ей почти не покупали: денег не было, да и просить Лиза не умела. Она могла бы, конечно, обратиться к папе, но даже не задумывалась, как нужно одеваться и что положено носить. Она любила туфли на каблуках, длинные юбки, блузки в обтяжку, пиджаки… Вообще, ее мечтой были пышные платья из девятнадцатого века и шляпы с перьями. Одноклассницы тем временем щеголяли в джинсах с низкой посадкой и кроссовках.

В музыке у Лизы появился новый кумир – Николай Басков. Его звезда только начинала восходить, он пел потрясающе красивые оперные песни, которые не крутили по радио. Однажды Лиза увидела по телевизору, как он исполнял «Мелодию любви».

Ты моя мелодия,

Я твой преданный Орфей.

Дни, что нами пройдены,

Помнят свет нежности твоей.

Все, как дым, растаяло,

Голос твой теряется вдали…

Что тебя заставило

Забыть мелодию любви?

На этих словах Лиза не выдержала и разревелась. Она плакала долго и навзрыд. Она еще не знала, что изначально эту песню пел другой человек. Она еще не знала, что над музыкой вообще можно плакать. С ней такое было впервые.

Одноклассники тем временем играли в фишки, собирали наклейки с участниками «Фабрики звезд» и кайфовали под «Черный бумер».

Я вырос на окраине рабочей, городской —

Парнишка в модной кепке, зуб потертый золотой!

Парнишка весь простой, и вовсе не красавец я,

А мне навстречу все девчонки улыбаются. <…>

Ведь у меня есть черный бумер, он всегда со мной,

Ведь у меня есть черный бумер, быстрый и шальной!

Ведь у меня есть черный бумер, бумер заводной!

Садись смелей, девчонка, покатаемся с тобой!

Глава 6. Ты просто была лучшей

– И ТЫ МНЕ НИЧЕГО НЕ СКАЗАЛА?! – Мама орала и материла Лизу последними словами. Впрочем, как обычно. Но почему-то девочке каждый раз было мучительно больно. К этому она не могла привыкнуть. Ей всегда было обидно, что буквально только что мама была нормальной, а теперь она снова орет и бьет. Неизвестно, чем больнее: руками или словами. Лиза в тысячный раз плакала. Тихо, почти беззвучно, всхлипывая и сморкаясь, но заглушая собственный крик.

Отличница Лиза всегда боялась родительских собраний до нервного тика. И не зря. Каждый раз родительница возвращалась не в духе. Даже если ничего плохого про дочь ей не сообщали, она была недовольна учителями, сборами денег на ремонт вестибюля и охрану, другими родителями и так далее.

Но это было самое чудовищное собрание для Лизы за всю ее школьную жизнь. На нем классная руководительница объявила:

– А к Лизе очень плохо относятся мальчики.

Мать орала и билась в истерике.

– Ты почему мне не сказала?! Почему отцу не сказала?! Я же всегда говорю, рассказывай, все рассказывай!!!

Больше всего на свете Лиза надеялась, что родительница никогда об этом не узнает. Девочка понимала: мама будет ужасно переживать, устроит допрос и, вообще, будет ругаться, что Лиза сама во всем виновата и даже не может за себя постоять. В итоге все равно ничего не изменится, только каждый день мать будет приставать не только с уроками, но и с расспросами об одноклассниках. Говорить о них совсем не хотелось. Намного приятнее было рассказывать об очередной «пятерке» по математике и об олимпиаде по русскому.

Двадцатью годами позже, обойдя нескольких психотерапевтов, Лиза скажет себе то, чего так и не услышала от родителей:

– Девочка моя, ты не виновата. Ты просто была другая, не как все. Ты просто была лучшей. В том, что ты не знала, как изменить ситуацию, ты тоже не виновата, милая. Тебе было всего тринадцать. Мне уже за тридцать, малыш. Я взрослая состоявшаяся женщина. Но, родная, я не вижу ни одного способа, как ты могла бы быстро и наверняка все исправить. Игнор – не самый худший способ. Ты умница, что не показывала боли. Я очень тобой горжусь, родная. Ты сильная. Ты замечательная. Я бесконечно тебя люблю и всегда буду на твоей стороне.

Глава 7

Глава 7. Только мысли все