Читать онлайн О чём думает только что отрубленная голова

В соответствии с Федеральным законом № 436 от 29 декабря 2010 года маркируется знаком 16+

© 2009, 2014 Juan Carlos Quezadas, text

© 2014 Carla Besora, illustrations

© 2014 A buen paso, Mataró

First published in Spain under the h2 En qué piensa una cabeza recién cortada

This translation published by arrangement with Anna Spadolini Agency, Milano

All rights reserved

© Издание на русском языке, оформление. ООО «Издательский дом «Самокат», 2025

Любое использование текста и иллюстраций разрешено только с согласия издательства.

Хосану, с которым в разгар перекрестного огня мне удалось сбежать от буров, ведь за прудом, приоткрыв один глаз, продолжает присматривать кайман.

ХКК

Прогуливался Фу Си по берегу реки, как вдруг поднялся перед ним водяной столб. Возникло из глубин существо – наполовину дракон, наполовину лошадь, на спине его виднелись отметины от завитков косматых волос.

Были это триграммы «И цзин»[1].

Линии, на основе которых разработали идеографические знаки китайской письменности.

Потому письменность и считают подарком драконов.

Ло зовется та благословенная река, приток Хуанхэ. Сидеть и наблюдать за течением ее вод осенним днем – божественное наслаждение.

Отрывок из «Балконов ада», приписываемых Яну Пу, III в. до н. э.

Глава первая

Меня зовут Ян Пу, и живу я в затерянной в лесу пещере. Питаюсь черешней и личинками, которых собираю средь камней. Ручей протекает близ моего дома… точнее пещеры, потому недостатка в воде я не испытываю.

Я не одинок: рядом всегда Сюн, мой пес. Мы неразлучны. Мы защищаем друг друга. Нам по нраву быть вместе.

Меня зовут Ян Пу, и родился я в один день с Цинь Шихуаном[2], самым кровожадным императором в истории Китая. Родились мы одновременно. В одном месте. Словно близнецы. Разделенные лишь какими-нибудь двадцатью минутами.

Мы произошли на свет вдали от дома, в изгнании, потому как в ту пору наше родное царство Цинь враждовало с царством Чжао, и тогда в попытке остановить кровопролитие правители подписали договор, обязуясь отправить представителей самых выдающихся семей в царство противника, создать своего рода двор знатных пленников. Это стало бы гарантией, что ни один из двух враждующих народов не попытается напасть на другой, потому как в случае вторжения первыми жертвами оказались бы эти живые щиты.

У матерей наших была одна на двоих повитуха, и несколько мгновений мы провели в одной колыбели с будущим императором, но дальше наши пути разошлись, потому как Цинь Шихуан – сын наследного принца по имени Ижэнь, а я – всего лишь отпрыск придворного летописца.

Но все же связь наших судеб не прервалась. Ведь со временем мы унаследовали ремесла отцов: Цинь Шихуан стал первым императором Китая, я же принялся строчить истории. Настоящие и вымышленные. Синие и желтые. О любви и о безумии. Одна из них была о старом моряке, который во время плавания по вечерам рассказывал небылицы команде. Он говорил, что их нашептывал ему ветер. Правда, потом оказалось, что старик солгал: истории придумывал он сам. Члены команды почувствовали себя обманутыми и отрезали лжецу язык (а после выбросили за борт, но этот грустный конец написал не я, просто так вышло, и точка. Ни убавить, ни прибавить).

Я так и не попал в Зал Литературной славы[3] Запретного города[4], ибо закончил свой земной путь за семьсот лет до того, как воздвигли один и другой. Но будьте уверены: если бы они уже существовали, то меня бы обязательно пригласили туда читать свои рассказы.

Они не были плохими.

Но не были и хорошими.

И все же в них жила магия.

Долгие годы я обменивал истории на еду. Люди были счастливы послушать меня, а я был счастлив получить яблоко и немного хлеба. Когда-то я служил придворным летописцем Цинь Шихуана, но бежал после кораблекрушения. Я покинул его, страшась, что тиран сожрет меня, как когда-то сожрал четыреста шестьдесят летописцев своего царства.

Потому я удалился в лес и обрел там умиротворение.

Слова, которые ты сейчас читаешь и которые, кажется, идут из глубины моей души, на самом деле выдумал другой писатель. Он не боится челюстей императора, но, быть может, боится чего-то другого.