Читать онлайн Шантаж

Смерть по переписке.

Январь, 1914 г.

Княжна Анастасия Михайловна Миролюбова после обеда по своему обыкновению проводила время за вышиванием гобелена. Анастасия Михайловна торопилась, так как обязалась закончить художественную работу к сроку ее помолвки с Константином Филипповичем Победовым, влиятельным банкиром. Несомненно, их партия обещала быть выгодной. Константин Филиппович страстно любил свою избранницу; будущая супруга отзывалась о нем как о человеке замечательном, в полном расцвете сил и весьма оборотистом. Его представили молодой княжне два года назад на приеме у губернатора. Последовало красивое и длительное ухаживание. Логичным развитием их отношений стало предложение о помолвке, до которой оставался ровно месяц. В тот день княжна никого не принимала. Однако в дверь ее особняка позвонили. Непрошеному посетителю заявили об отказе в приеме, но все же он потребовал убедить Анастасию Михайловну в необходимости аудиенции, так как дело было необычайной важности; при этом визитер передал свою карточку и остался дожидаться в парадной. Услышав о настойчивости просителя, Анастасия Михайловна колебалась некоторое время в своем решении. Она рассматривала переданную ей тисненую карточку гостя, на которой золотыми буквами в готическом стиле содержалось имя: «Герман В. Шульц, адвокат юридической конторы в Лозанне». Имя ей было неизвестно. Какое дело мог иметь к ней адвокат из Швейцарии? Очевидно, случилось что-то непоправимое, если требовалось вмешательство юриста. Отдадим должное княжне: несмотря на свой юный возраст, она не была из робкого десятка. Иногда ее своеволие приводило в замешательство родных. Как поговаривали родственники, подобное поведение княжна унаследовала от своего отважного прадеда, участника кампании 1812 года. Она собралась с духом и распорядилась принять посетителя в каминном зале.

Перед ней предстал долговязый человек с впалыми от природы щеками. Круглые маленькие очки в золотой оправе придавали ему вид маститого академика. В первые секунды знакомства Анастасия Михайловна испытала внутреннюю антипатию к визитеру; от него веяло холодом, а сверлящий взгляд неожиданного гостя заставил княжну отвести глаза в сторону на мгновение. С режущим слух немецким акцентом и без улыбки он поблагодарил княжну за оказанную любезность быть принятым. Из деликатности Анастасия Михайловна предложила перейти для общения на немецкий, чтобы облегчить лингвистические трудности иностранному гостю, но тот отказался, заверив, что прекрасно понимает по-русски, но не русских людей, попытался пошутить адвокат. Он подошел к камину и протянул к пламени замерзшие ладони, растопырив посиневшие пальцы, столь не привыкшие к русским морозам. Вид костяшек его пальцев напомнил Анастасии Михайловне лапы брезгливой рептилии, что она видела в зоосаде. Рыжие языки пламени отражались в стеклах его пенсне и тенями прыгали по зловещему лицу. У хозяйки дома сложилось впечатление, что юрист явился наказать ее за что-то, и Анастасия пожалела, что согласилась принять странного посетителя.

– Я имею честь представлять интересы семейства Оффенбахов, – надменно заявил он. – Вам, сударыня, известно сие имя?

– Какое отношение могу иметь я к знатному европейскому роду?

– Самое непосредственное! – не отходя от камина, Шульц продолжал. – Цель моего визита – формально уведомить вас, Анастасия Михайловна, что семейство Оффенбахов открывает судебное разбирательство против вашей особы.

От абсурдного заявления, вызвавшего крайний испуг, княжна даже вздрогнула.

– Позвольте полюбопытствовать. В чем меня обвиняют?

Согревшийся Шульц отошел от камина и занял место за столом, где он принялся раскладывать бумаги.

– Здесь собраны копии свидетельских показаний против вас. Два года назад вы изволили проводить время на курорте близ Лозанны. Припоминаете?

Анастасия Михайловна вспомнила, что проводила долгое время на курорте Швейцарии, где имела неосторожность проявить фривольность по отношению к молодому Оффенбаху. Ее безобидный флирт не переходил границы дружеского общения с Фридрихом Оффенбахом. Однако молодой человек все неверно истолковал и настойчиво продолжал требовательные ухаживания даже после запретного указа ему на то самой княгини Миролюбовой. Его излишняя, порой маниакальная навязчивость принудила княжну покинуть курорт раньше положенного времени. По возвращении в Россию Анастасия Михайловна продолжила получать с завидной регулярностью письма от Фридриха, полные трогательных объяснений в любви. Впоследствии она собрала всю корреспонденцию Ф. Оффенбаха, включая нераскрытые конверты, и вернула их с настоятельной просьбой больше никогда ее не беспокоить. В случае отказа она угрожала обратиться в полицию. С тех пор письма прекратили поступать из Лозанны, а знакомство с Победовым позволило Анастасии Михайловне окончательно стереть из памяти это досадное недоразумение.

– Допустим. Это является основанием для обвинений? – съехидничала княжна.

– Дело в том, что Фридрих Оффенбах лишил себя жизни. В предсмертном послании он выставил именно вас причиной ухода.

– О… Господи! – воскликнула Анастасия Михайловна. – Какой ужас!

Княжна закрыла лицо руками. Наступило тягостное молчание, нарушаемое лишь мерным потрескиванием угольков в камине. Наконец, оправившись, она спросила с дрожью в голосе:

– Каким образом и когда это произошло?

– Три недели назад в поместье Оффенбахов. Выстрел в висок. – Он сделал паузу, давая княжне оправиться. – В послании указано ваше имя, и все члены семейства Оффенбахов единодушно обвиняют вас в доведении до отчаяния их горячо любимого наследника. Они намерены инициировать судебное преследование по обвинению в непреднамеренном убийстве.

– Абсурд! – не сдерживала себя княжна. – Это просто немыслимо! Я не имею никакого отношения к смерти этого молодого человека! Как вы смеете клеветать на меня! Предупреждаю, у меня имеются властные покровители в министерстве юстиции. Потрудитесь передать Оффенбахам, что это не сойдет им с рук!

– Боюсь, что ваши благодетели откажут вам в покровительстве. Дело может принять политический оборот и, в конце концов, разрушит вашу помолвку. Если расследованию будет дан ход, ваше честное имя померкнет. Судебный процесс уничтожит вашу безупречную репутацию. Газетчики уже потирают руки в ожидании сенсации. Представьте заголовки: «Русская княжна довела до смерти молодого барона». Я постараюсь снабдить репортеров фактами и правильными выводами. Я сделаю так, что все европейское высшее общество отвернется от вас. Вам грозит не только судебный процесс, но и финансовые потери, а также нервное истощение. Однако выход имеется.

– К чему вы клоните?

– Чтобы избежать огласки, семейство Оффенбахов готово отказаться от преследования в обмен на сто тысяч золотом.

– Как низко! Оценивать жизнь отрока деньгами!

– Оставим определения. Семейство Оффенбахов привыкло руководствоваться здравым смыслом, а не порывами сердца, как это часто бывает у русских, – адвокат скривил губы в презрительной усмешке. – К слову, я изучил ваше финансовое положение. Сумма в сто тысяч золотом не станет для вас непосильной.

До этого момента княжна старалась изо всех сил сдерживать себя, но после объявления суммы отступных вулкан ее эмоций заклокотал. Для большей убедительности в выражении своего праведного негодования княжна твердым шагом подошла к стене, где красовалась начищенная гусарская сабля славного прадеда, оголила ее из ножен и, указывая острием на двери, потребовала:

– Вы – мерзкий человек. Прошу вас немедленно покинуть сей дом!

Адвокат не на шутку испугался, так как был наслышан о мальчишеской браваде княжны. Он поспешно собрал бумаги и, перед тем как уйти, заявил, не сводя глаз с острия клинка:

– Остановился я в «Англетере». Сроку вам даю неделю. Если не получу ответ, я дам делу ход.

Ее ответ не заставил себя ждать, и в довершение она метнула клинок; тот со свистом пролетел прямо у головы немца и вонзился в деревянный откос стены. Адвокат спешно ретировался, теряя по дороге документы и выкрикивая ругательства на немецком.

Остаток дня княжна провела в глубоких размышлениях, как поступить далее, к кому обратиться. Ни о какой работе над гобеленом и речи не шло; она отложила вышивание в сторону. Княжна потребовала лакея, дала указание найти господина Победова и передать послание, в котором она умоляла безотлагательно прибыть к ней.

Константин Филиппович незамедлительно последовал просьбе княжны и, отложив все дела, направился прямо из банка к возлюбленной. Оказавшись в каминном зале, банкир был изумлен при виде клинка в стене, и ему потребовалось изрядно усилий, чтобы извлечь его. Константин Филиппович внимательным образом выслушал княжну о произошедшем и погрузился в глубокое размышление. Победов вертел в руках визитную карточку Шульца, а на его нахмуренном лице выступали желваки от тягостных раздумий. Наконец он произнес сурово:

– Негодяй будет наказан. Иного пути нет.

– Мы покажем им второй переход Суворова через Альпы!

На этой патриотической ноте княжна с лязгом вложила клинок в ножны.

– Предоставьте это дело мне, любезная Анастасия Михайловна. Я обустрою все в наилучшем виде.

С этими словами Победов спешно покинул княжну под ее обещание, что ни при каких обстоятельствах она не станет принимать кого-либо в ближайшее время и тем более обсуждать появление адвоката.

Эфирный удар.

Первое, что пришло в голову Победову, – было нанести визит Шульцу. Однако, поразмыслив, он отказался от поспешных действий и направил экипаж в представительство банка. По дороге он заехал к своему старшему брату. Арсений Филиппович находился в бодром расположении духа и радушно встретил родственника в домашнем восточном халате, щедро расшитом золотом. Халат, сотканный из шёлка и истории, вручил Победову сам персидский шах в знак благодарности за мужество и умысел, с которыми тот противостоял попыткам Англичанки превратить Персию в свою колонию. Арсений Филиппович был ненамного старше, обладал рассудительным и критическим складом ума, свойственным лишь опытным государственным деятелям. Масштаб его мышления порой поражал. Он вник в беду Константина и высказался, что дело может обрести политическую околосуть, а когда услышал фамилию Оффенбахов, нахмурил брови и замолчал на некоторое время.

– Полагаю, что миссия Шульца направлена не против Анастасии Михайловны.

Здесь он снова задумался, взял четки и с усилием принялся перебирать каждую серебряную бусину, погрузившись в воспоминания.

– Род Оффенбахов мне хорошо известен, – наконец произнес он. – Прежде всего, своей ненасытной алчностью, – добавил он после паузы. – Грязные делишки – их обычное дело. Полагаю, что через шантаж они хотят подобраться к тебе, дорогой брат.

– Не понимаю.

– Очевидно, где-то пересеклись ваши коммерческие интересы.

Когда-то Арсений Филиппович занимал видные посты при правительстве Российской Империи в начале двадцатого века. Ходили слухи, что он был причастен к успешной работе русской военной контрразведки и лично консультировал императора в вопросах шпионажа, за что был удостоен высших наград. Однако в силу обстоятельств он добровольно покинул должность и ушел в почетную отставку, о чем нисколько не сожалел, так как благодаря связям и протекции в высших кругах сумел сколотить изрядный капитал и превратился в маститого золотодобытчика на приисках Сибири.

– Совершенно ясно, что расставаться с такой суммой нет смысла. За этим последует череда вымогательств, – продолжил Арсений Филиппович.

– Кто они, Оффенбахи?

– Адлар Оффенбах, глава дома, слывет закоренелым масоном. На их клан составлено досье в тайной канцелярии. К сожалению, теперь я не имею доступа. Но хочу заверить, что моя отставка косвенно связана с этой фамилией.

– Возможно ли, что Оффенбахи задумали отомстить и тебе таким образом?

– Не исключено. Однако шантаж, связанный с уничтожением реноме твоей избранницы, – сомнительная затея. Позволь мне выяснить по своим каналам, что на самом деле задумали мошенники.

В дверь постучали, и в комнату вошел высокий молодой человек в потертом студенческом камзоле.

– Познакомься, Константин Филиппович, с моим эрудитом. Фамилия у него забавная – Ломоухов.

Арсений добродушно засмеялся и продолжил:

– Выгнали его из Политеха – лабораторию сжег. Я приютил этого горе-теоретика.

Ломоухов мялся возле дверей, предпочтя промолчать после данной характеристики.

– У тебя все готово?

Ломоухов утвердительно кивнул и попросил поторопиться, так как положение Земли на орбите благоприятствовало эксперименту. Кроме того, у Арсения Филипповича была еще одна причина не сожалеть об утрате должности видного чиновника. У него появилось время для увлечения наукой. Хотя он был человеком весьма образованным, сам он не занимался доказательством теорий или проведением экспериментов. Для этого он привлекал молодых амбициозных ученых, которых академический мир еще не признал заслуживающими внимания, а о некоторых исследователях наука так и не узнала из-за их гибели в результате дерзких опытов в поисках истины. Увы, такие случаи бывали. Что ж, это и есть суть венчурного капитализма.

Арсений Филиппович размашисто перекрестился на образ Спасителя и произнес глубоким басом:

– С Богом.

Братья в сопровождении возбужденного Ломоухова поднялись на крышу, где ассистенты установили и закрепили толстыми тросами высокую медную мачту, которая, поддаваясь ветру, послушно изгибалась. Ломоухов пояснил, что гибкость мачты необходима для точности эксперимента. Насколько Константин мог разглядеть, на вершине шеста закреплялся агрегат из двух магнитных катушек и зеркальных отражателей. Константин поинтересовался, зачем Арсению потребовался громоотвод таких внушительных размеров и в чем смысл эксперимента. Исследователь, заметив искренний энтузиазм Константина, объяснил, что это аттрактор уникальной конструкции, способный улавливать наэлектризованные частицы из окружающего электромагнитного поля и преобразовывать их в электроэнергию, накапливаемую в батареях. Константин ничего не понял и усомнился в безопасности проведения подобного опыта в городе.

– На этот раз мы предприняли все меры предосторожности, – успокоил Арсений.

Константин с явным недоверием еще раз осмотрел вышку.

– А что до этого?

Арсений небрежно отмахнулся, дав понять, что дело это пустое.

– Смысл в получении дешевой возобновляемой электроэнергии из эфира, – восторженно заявил Ломоухов.

– Эфира?

– Сверхтонкого света за видимым спектром. Это прорыв. Наши имена войдут в анналы истории.

– Или в обвинительный приговор, – съязвил Константин.

Ломоухов вручил каждому по пожарной каске отливавшей блеском меди на солнце и защитные очки. Они прошли за чердачную надстройку, где Ломоухов разместил контрольный пульт управления. Он проделал ряд подготовительных манипуляций и перевел основной включатель на малую мощность. Все приготовились в тревожном ожидании. Первая катушка начала постепенное вращение по часовой стрелке. Ученый перевел второй включатель в рабочее положение: вторая катушка начала обращаться против часовой стрелки. Скорости вращения нарастали вместе с вибрацией, усиливался рокочущий гул. Короткие фиолетовые дуги разрядов заискрились между отражателями. Ломоухов сверил показатели приборов и аккуратно подвел рубильники к отметке средней мощности: разряды превратились в ослепительные зигзаги молнии. Ученый вопрошающе посмотрел на Арсения Филипповича.

– Мощность поднимай! – решительно скомандовал тот.

От напряжения в воздухе Константин ощутил покалывание и вкус железа на кончике языка. Он хотел было возразить, но опоздал: Ломоухов мгновенно перевел регуляторы к отметке максимальной мощности. Плотность сполохов извилистых молний увеличилась в разы и почти полностью заполнила пространство вокруг: образовалась ослепительно белая стрекочущая сфера, которая колебалась от напряжения. Толстый кабель аттрактора, поданный на накопитель батареи, натянулся от стресса и сухо потрескивал. Верх мачты накалился докрасна от неимоверно высоких температур. Приборы показывали стабильную подзарядку накопителей.

– Работает! – закричал Ломоухов, сияя от радости.

Арсений Филиппович одобрительно похлопал Ломоухова по плечу тяжелой ладонью.

– Ну, все! Выключай! – приказал довольный куратор.

Ломоухов поправил шлем и попытался перевести рубильник на отключение, но рычаг выключателя не поддался. Он попробовал переместить второй, однако тот настолько разогрелся, что его заклинило. Ученый вцепился обеими руками в рукоятку, запыхтел, как паровоз, но это не дало никакого результата. Между тем катушки разогнались до бешеной скорости. Мачту колыхало из стороны в сторону. Электрическая сфера увеличилась до колоссальных размеров. Видя нависшую угрозу, трое экспериментаторов бросились дружно в шесть рук тащить ручку выключателя с такой силой, что она не выдержала и обломилась, Арсений Филиппович по инерции кубарем покатился назад. Ломоухов, пребывая в шоковом состоянии, поздно вспомнил об аварийной кнопке. Он сдернул с нее защитный кожух и уже занес палец, чтобы нажать, но тумблер, к его ужасу, оплавился. Далее произошло то, что предполагал Константин до проведения опыта, но не посмел выразить вслух. Катушка сорвалась с мачты и с невероятной скоростью ударила в чердачное строение, разгромив кирпичную кладку в мелкую крошку. От ударной волны всех троих разбросало по крыше в разные стороны. Зеркальные рефлекторы обратились в раскаленный пепел от воздействия адского жара. Из затухающей шаровой молнии вырвался ослепительно-белый луч и по касательной задел Константина. Его встряхнуло от мощного разряда, соболья шуба на нем вспыхнула, как тополиный пух. К счастью, рядом оказался Ломоухов, изрядно помятый, но он кое-как помог закидать снегом и сбросить пылающую одежду. В ту же секунду вторая катушка аттрактора пронеслась кометой в ином направлении. Она перелетела улицу и угодила в балкон дома напротив, который осыпался вместе с частью гранитного фасада. Лошади проезжающих экипажей испугались и с диким ржанием разбежались в разные стороны, сбивая прохожих. Толпа любопытствующих зевак скопилась возле входа в дом Победова. Задирая головы и отчаянно жестикулируя, испуганные горожане прижимались от страха к озадаченному жандарму, требуя навести порядок в городе.

По ту сторону маски.

Из троицы Ломоухов пострадал менее всех, отделавшись мимолетным испугом, однако он претерпел от Арсения Филипповича крепкую оплеуху и заслуженный нагоняй. Сам Арсений Филиппович получил несколько незначительных ушибов и изорванный подол персидского халата, брат же его некоторое время пребывал без сознания от непостижимого удара молнией и более весомых увечий. Обожженные брови из-под каски и алый ожог на лице придавали ему вид бывалого пожарного. Призванный лекарь заверил, что все обойдется, но требуется постельный режим для общего успокоения. Ни о какой работе в банке и речи быть не могло. Далее последовало справедливое разбирательство с полковником жандармерии и владельцем разбитого балкона, на что виновник поклялся более не проводить подобных опытов и возместить ущерб пострадавшему с выплатой крупного штрафа. В тот же день Арсений Филиппович отправил горе-практика Ломоухова в ссылку на свои золотые прииски под Тобольском помощником горного инженера, что не снимало с него обязанности по совершенствованию механизма под бдительным присмотром управляющего. Однако этому не было суждено сбыться, так как академик впал в глубокую депрессию и крепко запил. По настоятельному убеждению, Константина оставили на излечение в доме Арсения, о чем Анастасия Михайловна была тотчас же уведомлена. В последующие дни княжна ни на шаг не отходила от него, проявляя чрезмерную заботу, и выказала суровый реприманд Арсению Филипповичу, порицая его ребяческие проделки.

Между тем время приближалось к окончанию срока ультиматума Шульца. Чувствуя свою вину перед братом, Арсений Филиппович решил хоть как-то загладить проступок и не допустить воплощения в жизнь аферы Оффенбахов. Первое, что он сделал, так это направился к начальнику Контрразведывательного отделения полковнику Ерандакову Василию Андреевичу, своему боевому товарищу. Тот, помня исключительные заслуги соратника перед отечеством, удовлетворил прошение выдать допуск в архив тайной канцелярии к делу Оффенбахов. Оказавшись в хранилище, пропитанном пылью, чихающий Арсений Филиппович сумел-таки отыскать пухлое досье с выцветшим грифом «совершенно секретно». Но к его нешуточному удивлению, документов внутри не оказалось: вместо бумаг в толстой папке покоились вырванные листы из книг произведений классиков беллетристики, о чем он немедленно уведомил начальника ведомства. Ерандаков молниеносно призвал к ответу главного архивариуса, на что уличенный смотритель не сумел подобрать подходящих слов в свое оправдание, а только беспомощно пожимал плечами. Он был отдан под стражу для внутреннего разбирательства. После недолгих раздумий Арсений Филиппович направился прямиком в «Англетер». Портье заискивающе смахнул налипшие хлопья снега с его пышного барсучьего воротника.

– А что, любезный, не проживает ли здесь немец Шульц?

Портье томно повел глазами, притворяясь, что усиленно пытается вспомнить, о ком идет речь, но безуспешно. При этом он услужливо сдул последнюю крупную снежинку, которая начала плавиться, некрасиво склеивая ворсинки в пучки. Тогда видный обладатель воротника незаметно для окружающих вложил целковый в карман портье, что буквально сразу освежило ему память.

– Так точно-с! Но герр Шульц отсутствует-с.

Арсений Филиппович притянул портье и тихо произнес:

– Покажи его номер.

Портье испуганно отпрянул.

– Как можно-с?

– Нужно-с.

При этом слове он отяжелил карман консьержа красной бумажкой. Тот с минуту другую колебался, но с условием очередного червонца согласился пойти на преступление. Арсений Филиппович крепко выругался, но уступил. Возле номера вымогатель предупредил, что в комнате обитает отвратительная рептилия в террариуме, чьи размеры наводят ужас на горничную. По этой причине номер не прибирали несколько дней. Портье отворил дверь, и спертый воздух ударил в нос посягателям на чужую территорию. Консьерж предпочел удалиться и дождаться окончания дела на лестничном пролете, ведь теперь он стал подельником. Озираясь по сторонам, консьерж с любовью разгладил очередные красненькие и определил их в тугое портмоне. Победов перешагнул через порог номера люкс. Стойкий зловонный запах вынудил его воспользоваться платком и прикрыть нос. Он внимательно осмотрелся и отметил, что верхняя одежда Шульца на месте, а на письменном столе под включенной лампой покоился гигантский ящер в террариуме. Амфибия зарылась наполовину в опилки, пытаясь согреться. Варан ощутил приближение русского духа, встрепенулся и обратил взор на человека, который посмел нарушить его покой. Из разинутой пасти амфибии показался мерзкий мясистый раздвоенный язык, которым ящер ощупывал окружающий воздух. Уродливые наросты, чешуя и бородавки покрывали все его упитанное иссиня-зеленое тело в складках. Длинный мощный хвост заканчивался острым жалом. При виде хладнокровного чудовища бывалый Арсений Филиппович подался назад и захотел немедленно покинуть помещение, но взял себя в руки. Что его поразило более всего, так это вертикальные зрачки монстра. На него взирало думающее нечто глубоко осмысленным взглядом. Победов предполагал, с кем ему придется столкнуться в лице Оффенбахов, так как в прошлом он плотно занимался расследованием авантюр, предпринятых этим кланом против его государства прямо или косвенно. В конце концов, фамилия Оффенбахов получила негласный запрет на въезд в Россию. По-видимому, семейка оказалась не в состоянии успокоиться и предприняли очередной тактический маневр. В Европе ходили слухи, но очевидных фактов не имелось, что Оффенбахи принадлежали иной крови – голубой, не фигурально, а истинно. Как известно, у рептилий кровь фиолетовая. В существование рептилоидов Арсений Филиппович искренне не верил до сегодняшнего дня и относил все истории очевидцев к разряду мифологии. Но в этот день он в оторопи осознал, что через запотевшее стекло террариума на него взирал герр Шульц.

– Надеюсь, вы слышите меня, – обратился он к амфибии.

Ящер дернул хвостом, и его жало угрожающе застрекотало.

– Я удаляюсь, но буду ожидать вас в ресторации для важной беседы. И поторопитесь с обратной метаморфозой в человека, а то смотреть омерзительно.

Проходя мимо назойливого портье, который искренне надеялся вновь поживиться и беспардонно протянул белую ручку за очередным кредитным билетом, Арсений Филиппович пригрозил ему:

– Держи язык за зубами, а не то я…

Он поднес увесистый кулак к его холеному личику. После угрозы влиятельного человека вымогатель вытаращил глаза от испуга, точно блюдца, и повиновался, покорно уступив дорогу. Победовы терпеть не могли насилие, тем более неприкрытое хамство, однако по вынуждению они не церемонились с мерзавцами, не считаясь с чинами и положением в обществе. В этом смысле в молодости Арсений Филиппович слыл ярым защитником обиженных. После его ухода портье еще оставался на лестничной площадке некоторое время, затем на цыпочках подошел к номеру Шульца, приложил ухо к замочной скважине. Он настолько увлекся в попытке уловить малейший шорох, что забыл о какой-либо предосторожности и от внезапно открытой двери кубарем ввалился в номер, уткнувшись лбом в острые коленки постояльца. Шульц одарил портье испепеляющим взглядом. Тот вскочил и со скоростью перепуганного зайца исчез в глубине коридора. Портье молниеносно вернулся к стойке регистрации и принялся изображать бурную деятельность, ход которой нарушил адвокат.

– Вы имели неловкость обронить.

Шульц протянул пухлое портмоне консьержу. Его физиономия покрылась пунцовыми пятнами – то ли от страха, то ли от стыда. Он схватился обеими руками за бумажник и с жадностью притянул к себе, но Шульц не отпускал кошелек.

– Сколько уплачено вам за вашу неслыханную дерзость?

– Целковый, – неуверенно солгал портье, при этом его веко задергалось, и он еще раз попытался освободить портмоне.

Шульц отрицательно покачал головой и на секунду продемонстрировал вороватому служащему свой омерзительный мясистый раздвоенный язык. Оторопелый консьерж обмяк, потерял сознание и провалился за стойку регистрации. Проходившие мимо коридорные кинулись на помощь бедняге. В суете Шульц заложил злосчастное портмоне к себе во внутренний карман и направился в сторону ресторации. Там он без труда заприметил крупную фигуру Арсения, поглощающего рябчиков с неуемным аппетитом. Шульц без церемоний подсел к нему за стол. Арсений обратил пристальное внимание на его оттопыренный нагрудный карман. Адвокат раскрыл портмоне и положил перед Арсением его два червонца со словами, что портье возвращает долг, затем он подозвал человека и заказал бифштекс с кровью.

– Я – хищник, и мне требуется кровь. Она наполняет энергией, – начал разговор немец.

– Представьте, люди – не исключение.

– О да. Человек маниакально кровожаден. Поймите, превращение в людоподобную оболочку для меня весьма болезненно, и в данную минуту внешне я – человек, а органы ящера. Полное изменение состоится через сутки, поэтому прошу быть снисходительным, – протянул рептилоид и остановился в ожидании реакции собеседника, но ее не последовало. Тогда он продолжил:

– У бывалых представителей цивилизации серых, кто долго обитает на Земле, этот процесс занимает минуты, но я прибыл сюда относительно недавно.

– Когда?

– Лет пятьдесят назад. Я ожидал ваше появление, но не так скоро.

От откровений Шульца у Арсения Филипповича рябчик стал комом в горле, и он недовольный закончил трапезу.

– Я не испытываю какого-либо сострадания по поводу вашего недомогания.

– Это ожидаемо.

– Вам, серым, и всем остальным цветам радуги, настоятельно рекомендую прекратить преследование моих родственников.

– Это невозможно. Грядет скорая кровопролитная война. Нам требуются финансы.

– О какой войне идет речь?

– Между Западом и Востоком.

– Очередной крестовый поход?

– В своем роде.

– Когда?

– В условный день.

Где тот водораздел, по которому заканчивается противостояние Востока с Западом? Сколько судеб славянского народа повержено в битве за право существовать на своей земле. Этот не философский вопрос занимал Арсения все то время, пока он находился на службе в ведомстве контрразведки его Императорского Величества. И вот появляется очередная масонская ящерица и начинает блеять об угрозе какой-то там войны.

– Каков казус белли?

– Это не ведомо даже мне.

– В бытность моей службы в Персии я наблюдал, как местные ремесленники выделывают чудесные кожаные ремни из гадов.

Шульц едко усмехнулся. В это время появился метрдотель с внушительной порцией шипящего бифштекса и подал блюдо ящеру. Немец подцепил прибором ломтик любимого лакомства и с обожанием употребил сочную мякоть, при этом закатил глаза от удовольствия. После очередного изрядного куска он прервал трапезу и продолжил:

– Арсений Филиппович, поработайте на нас. И все ваше окружение останется в безопасности. Вопрос о ста тысячах снимется сам собой. Более того, вы будете иметь протекторат, когда наши доблестные войска придут к вам.

– Позвольте полюбопытствовать, что же вы хотите от меня?

– Ваш опыт, связи, вербовка членов правительства, передвижение и состояние войск, и многое остальное.

– Но я в отставке.

– Как только начнутся военные действия, вас призовут под знамена.

Арсений Филиппович когда-то сам занимался вербовкой видных специалистов и достаточно успешно. Некоторые до сих пор продолжают успешную работу – кто за вознаграждение, а кто по идейным соображениям. И вот наступил черед, когда пытаются рекрутировать его самого столь изощренным способом. В жилах заиграла кровь. Всем своим нутром он ненавидел склизкого ящера и готов был вонзить столовый нож в его худую шею. Он с усилием воли подавил возбуждение и предложил разыграть свою шахматную партию:

– Мне требуется время, чтобы подумать.

– Мудрое решение.

– Вы – посредник, а я бы предпочел обговорить условия сотрудничества прямо с магистром.

Шульц замолчал, обдумывая предложение. Он поднес ко рту еще один ломтик бифштекса, с которого стекла капля крови в тарелку, и сказал:

– Это возможно устроить, но их преподобие, герр Адлар Оффенбах, находятся в отъезде в Латинской Америке, и их приезд ожидается через месяц.

– Вот и договорились.

– Да, и вот еще что: чтобы вам лучше думалось, Анастасия Михайловна погостит в резиденции Оффенбахов.

– Что за бред?

– Пока мы с вами беседуем, княжна уже два часа как в поезде на Цюрих.

При этих словах Победов не сдержался и рванулся схватить за грудки иноземца, но тот выставил ствол маузера из-под скатерти. Во время переполоха тарелка с остатками бифштекса соскользнула и вдребезги разбилась. Вид направленного оружия охладил пыл Арсения, и он вернулся на место.

– Не стоит привлекать внимания. Я обладатель дипломатического паспорта, и вы мне ничего не сделаете. Княжна будет в полной безопасности, если вы примите верное решение. Мы будем ждать вас через месяц. До встречи.

Победов смял салфетку и с дикой ненавистью бросил ее в лицо Шульца, соскочил и твердым шагом проследовал к выходу. После устроенной выходки ящер обнаружил, что порезал ладонь об осколок фарфора. Из ранки сочилась слизь голубоватого оттенка на накрахмаленную, как снег, скатерть и расплывалась чернильным пятном. Это заметил официант, собиравший обломки блюда. Не без изумления гарсон помог перевязать рану салфеткой, на что Шульц ответил ему за молчание двумя червонцами, оставленных Победовым на столе. В тот же день адвокат покинул Санкт-Петербург, направляясь в неизвестном направлении.

Хрустальный склеп богини

Арсений лелеял надежду застать Миролюбову при своём брате, когда его экипаж вихрем проносился по заснеженным улицам Петербурга. Однако вышколенный лакей сообщил, что княжна покинула дом сразу после получения письма, доставленного курьером и подписанного самим Победовым.

– Что ты городишь? – резко переспросил Арсений.

Лакей принёс раскрытый конверт и хотел зачитать содержимое, но хозяин вырвал у него из рук бумагу. В послании, адресованном Анастасии Михайловне и якобы написанном Победовым, говорилось, что ей следует немедленно отправиться на Варшавский вокзал, где он её встретит и разъяснит суть происходящего. Несостоявшийся автор записки изумился, что текст выполнен его почерком, им же подписан и, более того, заверен фамильным оттиском в нижнем уголке.

– Что брат?

– Изволят почивать.

Не теряя ни минуты, Победов отправил проверенного человека к полковнику Ерандакову с запиской, в которой просил о немедленной аудиенции. Они встретились на конспиративной квартире, куда Победов, опасаясь слежки, вынужден был добираться окольными путями.

– Вот, полюбуйся, – он протянул свёрнутый лист бумаги, – какая неслыханная дерзость – воспользоваться моим именем!

Полковник окинул взглядом текст, затем внимательно выслушал подробнейший рассказ о рептилии и сделал неутешительный вывод: его друг оказался в капкане, выпутаться из которого Победовым самостоятельно будет крайне затруднительно, если вообще возможно, так как они попали в сферу интересов мирового синдиката. Он предположил, что княжну могли одурманить и вывезти обманным способом по подложным документам, хотя и сам считал это маловероятным. Для очищения совести Ерандаков заверил, что, конечно, задействует агентскую сеть в Европе для поиска Миролюбовой, но выразил уверенность, что княжна вовсе не покидала столицу и находится в заложниках в одном из злачных мест, а Шульц упомянул поездку княжны в Цюрих лишь для отвода глаз.

– Ты уж, ваше сиятельство, постарайся, заступись, накажи обидчиков.

– В этом нет сомнения. Шантаж Миролюбовой – это только вершина айсберга. Полагаю, что здесь задействована крупная шпионская сеть. И мне нужно её вскрыть, разумеется, не без твоего участия.

Если дело попадало в оборот полковнику Ерандакову, славному специалисту по тайному розыску, то будьте покойны – действие определённо увенчается успехом.

Вернувшись домой далеко за полночь, Арсения Филипповича ожидал очередной сюрприз в эпистолярном жанре. Впрочем, он не удивился.

– Неси, братец, – зычно приказал он лакею.

На этот раз в руках оказалось послание от Ломоухова. В нём учёный-естествоиспытатель умолял своего куратора как можно скорее прибыть на рудник под Тобольском, так как во время проходки горняки обнаружили в штольне загадочный артефакт, о чём упоминать в подробностях не следует. В послании Ломоухов буквально умолял отложить все дела и поспешить, так как горняки не могли возобновить работу без личного на то участия владельца. «Вот ещё незадача», – раздумывал озабоченный Победов. Поразмыслив, что в запасе у него имеется некоторое время, а пока полковник будет заниматься поисками, он успеет вернуться из поездки на рудники. Насыщенный день давал знать о себе, и в полудрёме он распорядился собирать чемоданы. Однако рано утром ему не удалось отбыть, так как состояние Константина значительно ухудшилось, и вновь призванный лекарь настоял на экстренной госпитализации. Арсений до глубины души сокрушался по поводу беды с его братом, он укорял себя за привлечение Константина к опыту. Однако теперь ничего не поделаешь – стоило уповать на Бога и блестящие знания профессуры Императорской медицинской академии.

Как только Арсений управился с обустройством брата, он прямиком отправился на вокзал, где на отдельной платформе ожидал подготовленный для него роскошный вагон особенной конструкции: его отличал астрокупол в крыше вагона для наблюдения за окрестностями, что вызывало особенный восторг у пассажиров. Вагон подцепили к составу; его путь пролегал до Тюмени, откуда далее для переезда использовали речной и гужевой транспорт, но Арсений предпочёл до Тобольска тарантас высокой проходимости, там он пересел на мотосани. Сани на лыжных полозьях неслись с бешеной скоростью по замёрзшей глади Иртыша; монотонный гул и снежный вихрь из-под пропеллера наводили ужас на диких животных в дремучих лесах по берегу.

Ещё при подъезде, или, вернее, при подлёте к окраине посёлка рудника, он обратил внимание на знакомую конструкцию из предыдущего крайне неудачного эксперимента Ломоухова. Очевидно, уныние от гибели установки покинуло учёного, и он погрузился в исследование. Окончательно замёрзший и сердитый владелец прииска отогревался второй кружкой чая на травах в конторе управляющего и чинил допрос: что могло такое неслыханное произойти, что его потребовали так срочно из Петербурга в столь неудачное время.

При тяжёлом разговоре присутствовал Ломоухов. Он ёрзал на стуле, готовый вступить в беседу, единожды он попытался перебить управляющего, но суровый взгляд хозяина пригвоздил его к стулу окончательно. Согревшийся Арсений Филиппович удовлетворился ведением добычи, и они условились, что ближе к лету будет снаряжена экспедиция по вывозу золота в банк Константина с усиленным охранением на случай лихих людишек. Об обстоятельстве, принудившем срочно остановить разработку золотой жилы, управляющий предпочёл не распространяться и передал слово Ломоухову, так как у человека науки это получится на порядок лучше.

– Ну, теперь ты?

Но у обрадованного учёного толком не вышло. Ломоухов с энтузиазмом принялся рассказывать что-то невпопад, путал слова, захлёбывался от экстаза и активно жестикулировал.

– Ничего не понимаю. Что с ним?

– Люди напуганы. Горняки отказываются спускаться в штольню, – пояснил управляющий, – даже сторожевые собаки просятся в дом, поджали хвосты и жалобно скулят от страха.

При слове «собака» пес по кличке Вьюга, который всё это время находился под столом, громко зевнул, завилял хвостом и положил пушистую морду на колено Арсения, выпрашивая ласки. Арсений разломил сушку с маком и сунул в пасть зверю, но сушка ему не очень понравилась.

– Соберись и давай по порядку, – повторно обратился к нему Арсений и налил ещё чашку бодрящего чая.

– Да что тут рассказывать? Извольте поглядеть сами, – наконец произнёс Ломоухов что-то членораздельно.

К шахте они пробирались через буквально вымерший посёлок, все попрятались по домам, не раздавался привычный вой лаек на морозе. В атмосфере чувствовалось излишнее напряжение. И только к заиндевевшим окнам прижались беззаботные ребятишки и с любопытством разглядывали барина. Управляющий отворил ворота штольни, сам он наотрез отказался спускаться, поэтому Арсений продолжил путь в сопровождении Ломоухова в темную горловину неизвестности. Они пробирались через поваленные вагонетки, спотыкаясь о брошенные в панике кирки и молотки. Чувствовался леденящий ужас, охвативший старателей от увиденного ими нечто. По мере спуска потолок прохода становился всё ниже, далее им пришлось пробираться, согнувшись в три погибели, через отвалы породы. Во мраке чернильной глубины становилось невыносимо жарко и сыро; чавкающая грязь под ногами налипала тяжёлыми комьями на обувь. Арсений Филиппович до этого так глубоко никогда не забирался в подземелье. Он почувствовал, как пульс учащается по мере приближения к чему-то таинственному; со лба обильно стекали крупные капли пота. Он сбросил шубу и, запыхавшись, спросил:

– Ну, долго ещё?

– Здесь, уже скоро, – раздался приглушённый голос Ломоухова откуда-то из глубины могильной бездны.

Он продолжил движение, с усилием цепляясь за отсыревшие выступы в стенах, при этом пальцы то и дело норовили соскользнуть, а ноги дрожали от напряжения. Арсений потерял счёт времени и начинал проклинать себя за то, что согласился на эту авантюру. Вдруг его нога зацепилась за что-то – он не удержался и неминуемо упал, болезненно ударившись о камни. К его ужасу, фонарь выскользнул из руки и вдребезги разбился. В кромешной тьме Арсений взывал о помощи, но неугомонный напарник уже подался далеко вперёд. Арсений нащупал в кармане коробок спичек, зажёг одну. В тусклом свете он определил, куда двигаться дальше, и наощупь продолжил движение, время от времени чиркая спичками, пока снова не споткнулся и не выронил спичечный коробок прямо в лужу. Он зычно чертыхнулся, но, к великой радости, приметил блуждающий луч фонаря Ломоухова где-то в расщелине и ещё раз окликнул владельца спасительного источника света. На этот раз торопыга услышал отчаянный зов о помощи и вернулся.

– Ты почто, подлец, бросил благодетеля своего?

– Я? Так я… – пытался найти слова теоретик, наконец сообразил, – надобно помочь?

Арсений оперся на него, обрёл устойчивость и продолжил путь, выверяя каждый шаг. Они добрались до конца шахты, где в стенке зияла узкая расщелина. Худощавый Ломоухов юркнул в неё, а вот грузному Арсению пришлось потрудиться, чтобы протиснуться. Напарник кряхтел и буквально втаскивал его, упёршись ногой в стенку. Окончательно разодрав верхнюю одежду, Арсений ввалился в пещеру и прижал собой молодого учёного, из-за чего тот крякнул и ещё несколько минут лежал, пытаясь прийти в себя. Он широко открывал рот, жадно глотая воздух, которого явно не хватало на глубине. Отдышавшись, Ломоухов включил дополнительные светильники, которые стояли в разных местах подземной галереи. В свете предстали сталактиты, свисавшие бахромой, и высокой гребёнкой выстроились сталагмиты. Звуки изредка падающих капель воды наполняли пространство подземелья. То, что предстало взгляду Арсения, заставило его впасть в неописуемый ужас. Сначала он, пятясь спиной, отступил к расщелине, чтобы поскорее покинуть жуткое подземелье, и даже занёс ногу обратно в лаз, но Ломоухов вернул беглеца. Что ж, реакция предсказуема, когда понимаешь, что тебя привели в склеп, где в центре покоится гроб. Ломоухов суетился подле, будучи уже привычным к артефакту. Но что ещё более поразило Арсения, так это серебристый сигарообразный объект размером не меньше железнодорожного вагона за гробом. Учёный не вмешивался, он терпеливо ожидал, когда испуг его благодетеля обратится в принятие. Непонятно, зачем Арсений достал часы на цепочке, потряс над ухом.

– Не тикают.

Он еще раз встряхнул механизм.

– Сломались.

– Здесь нет времени, – спокойно ответил Ломоухов, не отводя взгляда от гроба, – оно замерло.

– Вот те на.

Арсений переключил внимание на саркофаг, прищурился, чтобы разглядеть.

– Он что в воздухе?

Действительно, гроб ни на что не опирался, он левитировал без видимых опор в метре от земли, изредка плавно покачивался.

– Она, – с благоговением произнес Ломоухов.

Таким трепетным благодетель еще никогда не видел своего протеже, тот степенно приблизился к саркофагу, аккуратно переступая каждый выступ, будто боясь разбудить младенца, и рукой подозвал Арсения. Гроб покрывала крышка из сверкающего хрусталя. Перед ними предстала не мумия, а женщина изумительной красоты со славянскими чертами лица, будто живая. Тонкий стан хозяйки пещеры был облачен в белый сарафан до пят, украшенный солярными знаками. Длинные волосы уложены в косу с вплетенными живыми цветами. Арсений захотел направить луч фонаря в лицо усопшей, чтобы рассмотреть подробнее, но Ломоухов резко отвел его руку в сторону и громким шепотом сказал:

– Что вы? Она же дремлет.

Арсений вопрошающе посмотрел на него.

– Анабиоз, – пояснил ученый, – погружение в длительный сон.

– Зачем?

– Способ выживания, наверно.

Приглядевшись, Арсений заметил едва поднимающуюся грудь девы, словно она дышит. Каменный саркофаг украшали неведомые резные узоры, отдаленно напоминавшие коловрат, в различных ипостасях.

– Удивительно, – ахнул Арсений, – кто она?

– Сложно предположить. Подобные могильники раскапывали еще в допетровскую бытность. Многое разграблено и утрачено.

– А это что за сигара?

Арсений осветил зеркальную поверхность объекта за саркофагом, луч фонаря отразился и ослепил исследователей.

– Полагаю, что это астра или колесница богов.

Умозаключение Ломоухова окончательно привело в замешательство Арсения. Колесница, как заметил Арсений, также левитировала, колеблясь в пространстве, будто ее привязали невидимыми нитями к полу. Они обошли корабль, пролезли под ним, но ни входа, ни намека на какой-либо люк не обнаружили в цельной обшивке.

– Так, пора выбираться отсюда, – сказал Арсений, отряхивая колени, – думать будем на поверхности, что с этой музыкой делать. Он бросил последний взгляд на саркофаг и подошел к расщелине. Ломоухов затушил светильники.

– Давай, ты первый, – приказал он, – протащишь меня.

Ломоухов успешно протиснулся в лаз, и как только Арсений, втянув живот, собрался последовать за ним, они почувствовали, что земля задрожала под ногами, откуда-то из глубины шахты донесся грохот мощного горного удара. По ту сторону расщелины, где находился Ломоухов, свод стал осыпаться. Холодный пот прошиб Арсения, когда догадался, что происходит, он схватил ошалевшего Ломоухова одной рукой за грудки и едва втащил его обратно, как порода завалила расщелину и осыпалась в галерею, наполнив ее едкой пылью. Обвал был настолько мощным, что несколько громоздких сталактитов обрушились возле погребенных заживо и разбили несколько светильников.

– И что теперь прикажешь делать? – в кромешной тьме сокрушался Арсений, закашлявшись.

Рядом раздался глуховатый голос спасенного Ломоухова.

– Очевидно, опора подломилась. Шахту не обслуживали уже неделю.

– Боюсь, надолго мы здесь.

– Если вообще выберемся. Горняки очень боятся спускаться.

– Давай, голова, думай, что делать.

Арсений снова извлек из кармана брегет, открыл крышечку, и циферблат, покрытый красной фосфорной краской, заиграл яркими огоньками цифр в ночи. К их удивлению, стрелки часов возобновили ход, отбивая мерным тиканьем остаток их жизни. Ломоухов по наитию пополз на четвереньках, разыскивая последний работающий светильник, который, по его расчетам, оставался возле саркофага. При этом он ударился головой об Арсения, а затем сломал сталагмит. Покалеченный, он сумел-таки найти фонарь, включил и тусклый свет наполнил галерею.

– Батарея разряжается, – констатировал он, – хватит еще на полчаса не более.

В ответ он не услышал слов порицания Арсения, да и вообще не последовало никакой вербальной реакции. Вместо этого Ломоухов взирал на своего остолбеневшего благодетеля, который, словно застыл и не мог двинуться с места от оцепенения. Арсений издавал звуки, напоминавшие блеяние, часы выскользнули из его руки, как будто он смотрел на что-то леденящее кровь. При этом явлении Ломоухов находился возле гроба спиной и не мог понимать, что происходит позади, пока не почувствовал, как на плечо ему легла мягкая холодная женская ладонь. Озноб прошел через одежду, как электрический разряд. Волосы его встали дыбом, бедный ученый не выдержал, его ноги подкосились, и он упал в обморок. При падении он повредил последний светильник, на секунду тьма окутала галерею, но, как в театре после представления, зал постепенно наполнился мягким светом сияния от ореола владычицы склепа. За Ломоуховым последовал Арсений, словно подрубленное дерево, повалился навзничь.

***

Очнулся Арсений за поселком возле сосны, от нежного поцелуя, как ему показалось, однако едва он открыл глаза, – почувствовал на щеке шершавый язык добродушного охотничьего пса, вилявшего хвостом. Собака громко залаяла, призывая хозяина. Ломоухов оказался подле в сугробе. Сколько времени они пробыли в таком состоянии на обжигающем морозе, неизвестно, но, как позже признавался Арсений, он вовсе не чувствовал холода, даже наоборот: изнутри исходил согревающий жар, как если бы он употребил нечто горячительное. Пес продолжал громко лаять и весело вертелся возле Ломоухова, облизывая его и приводя в чувство. На зов собаки сбежались жители поселка. За свои заслуги пёс получил лакомство и умчался обратно в посёлок.

Очутившись в конторе управляющего, они еще долго рассуждали о том, что произошло. Оба помнили все мельчайшие подробности до момента пробуждения владычицы склепа, а вот после – провал в сознании. Во власти какой неведомой силы они оказались? Каким образом были спасены?

Немного прояснилось, когда управляющий поведал о событиях на поверхности. В поселке услышали раскат грома из-под земли, грунт ходил ходуном и изрядно просел вдоль прохода штольни. Горняки все-таки отважились приблизиться к шахте, которую наглухо завалило из-за обвала, они забыли о страхе и принялись выручать хозяина. Приблизительно через час разборов, гул повторился, он исходил из конца шахты, откуда вырвался на поверхность огненный сноп, и сигарообразная форма покинула подземелье, оставляя за собой ослепительный хвост яркой кометы. Астра исчезла в небесах и образовала глубокий оплавленный кратер в месте выхода из штольни. Горняки в ужасе попрятались кто куда.

– Это просто чудо, что вас нашла Вьюга. Как вы там оказались? Ума не приложу.

В свою очередь, Ломоухов показал свое плечо, на которое легла десница упокоенной. На нем явствовал красноватый отпечаток ладони и утонченных перст владычицы. Плечо не болело, но пульсировало от ожога холодом. Сочинитель Ломоухов необузданно фантазировал, выдвигая нелепые теории, пытаясь объяснить произошедшее приключение. Он искренне пообещал впоследствии написать книгу и обязательно сообщить об астре Циолковскому Константину Эдуардовичу, основоположнику теоретической космонавтики.

– Про книгу забудь, братец, – прервал его задумчивый Арсений, – не было ничего.

– Как же не было? – взбунтовался ученый и соскочил со стула.

– А вот так. Не было и все тут. Приснилось тебе.

– И тебе. И всем остальным, – обратился он к управляющему. – Уразумел?

– Так точно-с, причудилось, – безоговорочно согласился тот.

Лишь Ломоухов по своей жизненной неопытности хотел было яростно запротестовать, но Арсению снова пришлось остудить пыл неугомонного ученого, выказав ему богатырский кулак.

На том и порешили: шахту Арсений Филиппович распорядился закрыть, кратер засыпать, но, чтобы не прекращать добычу совсем, разработка прииска продолжится в ином направлении.

А этой же ночью в Калуге, наблюдая в телескоп за небесными светилами, Циолковский Константин Эдуардович записал в своем дневнике: «С необычайным интересом следил за движением неизвестного мерцающего сателлита сигарообразной формы на низкой орбите».

Жертва на зеленом сукне.

В поместье, затерявшемся среди высоких швейцарских гор и пышных альпийских лесов, располагалась резиденция Оффенбахов, где в уюте коротал время глава титульного аристократического рода Адлар Оффенбах. Обширное родовое владение охранялось настолько тщательным образом, что и речи не могло быть о том, как проникнуть в пределы змеиного логова. Оффенбахи обитали за высокими стенами фамильного замка в готическом стиле, окруженного тучными охотничьими угодьями. Там в тишине под сводами высоких галерей потомок знатной европейской династии сосредотачивался и созидал во благо своего старинного рода и во зло остального мира. Через подставных лиц гениальный аферист вовлекался в любые дела на всех континентах, которые приносили ему если не денежный, то политический доход. Аферист изворотливо манипулировал политиками, загоняя их в мышеловки, стравливал конкурентов. Коммерсанты запутывались в ловко расставленных им монетарных сетях, при этом Оффенбах не пренебрегал и услугами служителей культа, особенно в Ватикане. Эти оказались особенно ревностными исполнителями воли прожженного шулера, проявляя чудеса гибкости на исповедях по выуживанию необходимых сведений и настроений. Ватикан, как государство, лишенное каких-либо ресурсов для существования, решил обеспечить свое процветание через миссионерскую деятельность. Святой престол просвещал неверных, попутно собирал разведданные и успешно торговал ими. Зловещие щупальца Оффенбаха дотянулись и до Третьего Рима, где дела его не очень заладились, так как приходилось тратить колоссальные суммы на отступные, что не приводило к требуемому исходу. На решение любого вопроса уходило достаточно много времени и капитала. Слишком хлопотно оказалось для представителя западной цивилизации опереться на русского чиновника. Оно это и понятно, бюрократ северной державы понимал это по-своему, если иностранец дает тебе взятку раз, то и дело может подождать еще некоторое время. Глядишь, он созреет и еще раз подмаслит, а после третьего раза можно будет и подумать, как приступить к решению, но опять же без чувств, не торопясь. Совсем разочаровался Оффенбах в русском человеке, который саботировал все его коммерческие начинания, но он не оставлял надежд и в своей целеустремленности принял решение в срочном порядке пригласить одного из своих лучших, из серой породы с голубым оттенком крови, – герра Шульца, знатного специалиста по России. Больно уж лакомый кусок представляла эта империя, что не оставляла его в покое ни ночью, ни днем. Теперь циник считал для себя делом чести внести посильную лепту в уничтожение государственности нашей страны, захват ее территорий с последующим уничтожением и вытеснением части славянских народов. Занимался ярый ненавистник подготовкой уже не один десяток лет, разыгрывая свою партию, и вот наступил 1914г. – время для нанесения окончательного сокрушительного удара.

Следующий разговор велся в одной из комнат северной башни замка.

– Герр Шульц, признаться, я ожидал, что с вашим возвращением дело с Победовым будет улажено окончательно.

– Магистр, русский вопрос не требует поспешности. Смею заверить, что Победов уступит нам, так как находится в положении жертвы.

– На чем основана ваша уверенность?

– Русские – сердобольны, они не посмеют отказываться от родных во имя высоких идей.

– Хм, а мне рекомендовали вас как видного специалиста по России, – посетовал Оффенбах, – вы не знаете русских. Жертвенность – отличительная черта славян.

Уязвленный Шульц отвел глаза в сторону, но не стал возражать и продолжил:

– Победов потребовал личную встречу с вами, магистр.

– Что ж, предоставим ему такую возможность. Тем не менее, если последует возражение с его стороны, каковы ваши дальнейшие действия?

– В таком случае, как не прискорбно, – здесь Шульц замялся, – мы будем возвращать княжну Миролюбову по частям.

Оффенбах прошелся в задумчивости по комнате. Он заложил руки за спину, обдумывая возможные варианты событий, и произнес многозначительно:

– В великой битве, что предстоит нам, сакральные жертвы неизбежны. У вас еще есть некоторый задел по времени, потрудитесь организовать встречу с Победовым. Да, и вот еще что: предупреждаю по-дружески, остерегайтесь поездок в Сараево в конце июня.

При этих словах Оффенбах нахмурился от мыслительного напряжения, глубокая морщина проступила на лбу. После короткой паузы адвокат осторожно поинтересовался:

– Смею ли спросить, что произойдет в Сараево?

– Там полыхнет, – невозмутимо ответил магистр, – а вы нужны мне в здравии.

***

Еще Юлий Цезарь обнаружил идеальное место для военного лагеря у подножья Альп с поистине райскими пейзажами, где сегодня раскинулось королевство азарта под названием Монте-Карло в княжестве Монако. Сюда, в знаменитые игорные заведения, ежедневно стекаются толпы алчных картежников, чтобы испытать счастье на зеленом бархатном сукне столов или под завораживающий бег рулетки. Для некоторых этот путь оказался последним: на скалах или в море Лазурного берега они заканчивали свои дни после крупного проигрыша. Именно в этом излюбленном оазисе прожигателей жизни проводил последние дни отпуска молодой человек по имени Вилфрид. Игра настолько сильно увлекла Вилфрида, что до позднего часа он просиживал в казино, разгоряченный пьянящим шампанским. К слову, и если можно так выразиться по отношению к азартным играм, молодой человек знал свою норму и, как истинный практичный немец, придерживался назначенного им бюджета. Бывало, он выигрывал изрядную сумму в рулетку, но зачастую, окрыленный, тут же спускал ее. Вилфрид пришел к выводу, что полагаться на шустрый и предательский шарик рулетки безрассудно, поэтому в последнее время предпочитал игру в карты, в которой он изрядно поднаторел и готов был сразиться с любым шулером, по крайней мере, по его мнению. И такой случай представился. Наступил тот роковой день, когда в помещении игорного зала, в ярком свете хрустальных люстр, Вилфрид заприметил привлекательную особу. При входе его взгляд молниеносно упал на элегантную даму в платье из модного салона. Вокруг нее суетились мужчины, рассыпаясь в любезностях, готовые удовлетворить любые ее мелкие прихоти: то поднести бокал с вином, то поднять упавший веер. Некоторых она даже благодарила, передавая им свои фишки незначительного достоинства. Ее тур был в полном разгаре, и, судя по высокой горке из голубых фишек, дама обыгрывала любого, кто отважился посостязаться с ней и перехватить счастливую талию. Еще некоторое время Вилфрид наблюдал за игрой со стороны, оценивая свои шансы, и наконец решился подойти к столу и вежливо поинтересовался, может ли он присоединиться. На что дама томно повела взглядом и рукой указала на освободившееся место, холодно заметив:

– Мы не играем в долг.

Вблизи она показалась очарованному Вилфриду еще прекрасней. Однако он сосредоточился на игре, наивно полагая, что женщина не способна мыслить аналитически, и он обязательно одолеет светскую львицу. Игра велась азартно, ставки повышались до предела. И вот за столом остались только дама и Вилфрид. От напряжения его лоб и шея покрылись обильной испариной, он жадно и в немереном количестве потреблял игристое, пытаясь утопить боль поражения. Раз за разом дама методично обыгрывала молодого человека под ободряющие оклики окружавших ее угодников. Вилфрид давно превысил свой ежедневный бюджет, да что там – он проигрывал десятки тысяч, пока сумма не превзошла ошеломляющие полмиллиона франков.

– Ваша карта бита, – произнесла дама уставшим голосом, – потрудитесь расплатиться.

Дама встала из-за стола и спешно покинула казино, оставив решение финансовых дел поверенному крупье. Вилфрид проиграл. Точнее сказать, он проиграл все, что имел, включая родовое поместье под Дюссельдорфом. Сокрушительный удар, от которого тяжело оправиться, поразил его. В ушах трубно зазвенело, словно после удара молотом о наковальню. В ступоре он передал крупье лишь малую часть долга, затем, не помня себя, подписал ряд обязательств о возврате денег в самое ближайшее время, при этом убитый горем молодой человек даже не изучил содержимое документов. Он обхватил голову руками и так просидел до самого закрытия заведения. Под утро шатающегося его вывели под руки из здания и усадили на скамью неподалеку. Крупье, наблюдая печальную картину, подошел к Вилфриду и участливо обратился к нему:

– Мадам Буаселье – великодушная женщина. Постарайтесь обратиться к ней сегодня же. Уверен, все образуется.

Вилфрид слышал слова крупье, будто сквозь плотный туман, но на свежем воздухе он стал понемногу приходить в себя и, протрезвев, обратил взор на распорядителя.

– Она проживает в «Отель де Пари». Поторопитесь, – настаивал крупье, – поверьте, все образуется, – повторил он, дружески похлопал по плечу и покинул беднягу наедине со своим безутешным горем.

Первая мысль, что пришла Вилфриду, – это отправиться на скалы и сброситься в море, отдаться пучине, чтобы та поглотила и стерла позор с его благородного имени. Но все же он решил отложить исполнение безумного решения, пока не поговорит с мадам Буаселье. По дороге в «Отель де Пари» бедняга обдумывал, что если бы выпал шанс стать ее тайным любовником, глядишь, дело бы и разрешилось, или прибегнуть к актерскому мастерству и разжалобить ее. С подобной задумкой Вилфрид с взъерошенными волосами и распухшим лицом от слез оказался в отеле перед дверью мадам. Первые минуты он собирался с духом, наконец, выдохнул, словно насос, и робко постучал. Ответа не последовало, стук повторился настойчивее, послышалась осторожная поступь. Дверь люкса отворил коренастый мужчина средних лет с усиками.

– Что вам угодно в столь ранний час? – недовольно спросил тот.

– Мне требуется увидеть мадам Буаселье.

– Вам назначено?

– Мне требуется увидеть мадам Буаселье, – настойчивее повторил Вилфрид.

Мужчина оценил взглядом непотребный вид Вилфрида, шагнул в коридор и посмотрел по сторонам.

– Мадам отдыхает.

– Извольте доложить, что я явился по поводу карточного долга.

После его слов из глубины номера донесся приглушенный голос мадам Буаселье:

– Серж, что угодно этому молодому человеку?

– Вы принесли деньги? – осведомился хозяин номера, при этом он сверлил Вилфрида своими маленькими глазками.

– Да, – соврал тот.

– Ожидайте, – грубо отрезал мужчина и скрылся в полумраке номера.

В голове Вилфрида промелькнула мысль, что идея с любовником отпадает, остается надеяться только на чувство сострадания. Серж вновь открыл дверь и пригласил Вилфрида пройти. При виде мадам Буаселье Вилфрид бросился к ней в ноги и горестно заплакал, всхлипывая, он умолял отсрочить оплату непосильного долга или простить хотя бы какую-то часть. Бедняга обещал впоследствии расплатиться полностью, однако на продажу имения потребуется время, и его престарелые родители просто не переживут катастрофу. Вилфрид винил то карты, то злой рок, клялся более не садиться за карточный стол. Подобный любительский спектакль мог бы растрогать неподготовленного зрителя, но мадам Буаселье с ее деловой хваткой и холодным расчетом, с каким только опытный прагматик вступает в игру, не проявила абсолютно никаких эмоций жалости на белокаменном лице. Женщина властно повелела Вилфриду встать с колен и внимательно выслушать:

– Карточный долг – это дело чести.

– О, да!

– Не перебивайте, – одернула мадам, – я готова простить вам неосторожность сесть за игорный стол с неизвестным человеком. Пусть это станет вам уроком.

– Но, мадам? – забеспокоился Серж, раскрыв от неожиданности маленькие глазки.

Она пригвоздила Сержа пронизывающим взглядом, и тот, подчиняясь, подался в сторону. Мадам продолжила:

– Более того, когда страсти улягутся, я распространю слух в обществе, что вы полностью закрыли долги передо мною.

Вилфрид вновь бросился в ноги к своей спасительнице, заверяя, что теперь он ее раб на вечность и готов исполнять любые ее прихоти.

– Полно же. За мою благосклонность я потребую услугу.

– Все что угодно!

Мадам отошла к окну в некоторой задумчивости, подбирая слова для начала непростого доверительного разговора.

– Вилфрид, вы работаете секретарем в доме Оффенбахов. Верно?

Молодой человек немного смутился, отёр лицо насквозь мокрым платком.

– Точно так. Второй год я тружусь на ниве Господа в доме Оффенбахов вторым секретарем.

– Господа ли? – съязвила мадам.

– Простите, не понимаю. Господин Адлар Оффенбах состоит в дружеских отношениях с моим отцом, и он благодушно согласился принять меня.

– Отныне, Вилфрид, вы обязаны передавать мне копии всей корреспонденции и держать в курсе всех дел семейства Оффенбахов без утайки. Если вы посмеете отказаться, я выставлю вам счёты с людоедским процентом. Я уничтожу вас в случае обмана. Вы сами спрыгнете на скалы, как вы намеривались сделать сегодня ночью, или вам помогут.

– Откуда вам известно про самоубийство?

Мадам оставила вопрос открытым и продолжила:

– Надеюсь, подобная участь вас не коснется, и мы подружимся. Ведь все образуется, как говорит крупье, не так ли?

Вилфрид поник, он осознал, что пал жертвой вербовки и ему никогда не выпутаться из паутины, в которой он окончательно запутался из-за своей ненасытной алчности. Более всего его пугало обстоятельство, что отныне он будет предавать своего господина, кому он служил верой.

– Ну-ну, будьте же мужчиной, Вилфрид. Умейте держать удар.

– Я согласен, – подавленно промолвил он.

– Вот и замечательно. Серж будет поддерживать канал связи с вами. Он все обустроит.

Возле выхода Вилфрид отважился поинтересоваться, где мадам научилась играть так мастерски в карты. Ее ответ поразил его: он заключался в том, что математики не способны просчитать Бога, поэтому они возвели его в бесконечность, что касается дьявола, то, к примеру, сумма всех чисел рулетки составляет шестьсот шестьдесят шесть.

Поздним вечером этого же дня Ерандаков с умилительной улыбкой и, причмокивая от удовольствия, повторно зачитывал шифрограмму от своего лучшего агента в Европе с позывным именем «Ольга-Туз». В депеше сообщалось об успешной вербовке второго секретаря Оффенбахов Вилфрида и его готовности сотрудничать с русской контрразведкой.