Читать онлайн Ревизор: возвращение в СССР 40

Глава 1

Москва, квартира Ивлевых

Только из деревни приехали и к квартире подошли, услышал, как за дверью телефон разрывается. Открыл ее, повезло – трубку бросить не успели. Сатчан оказался на проводе. Внезапный телефонный звонок от него стал полной неожиданностью и немного напряг. Тезка сообщил, что Захаров срочно хочет видеть нас обоих для разговора. Что уже случилось? – с тревогой подумал я. – Выходной день ведь. Почему так внезапно вызывает? Да еще и не сказал Сатчану, о чем разговор будет… На одном из заводов, что ли, какое происшествие?

Ехать надо в любом случае. Лучше было бы, конечно, заранее узнать, что именно произошло, чтобы было время продумать варианты реагирования, если какое ЧП. Но уж как есть, так есть. Подтвердил Сатчану, что приеду. Договорились встретиться в скверике на обычном месте через час. Прикинул, что как раз успеваю.

В сквер приехал первым, но из машины выходить не стал, припарковавшись в месте с удобным обзором. Остался сидеть в машине, внимательно поглядывая вокруг. Дождь лил как из ведра, так что я справедливо рассудил, что стоять там и мокнуть, пока никого больше нет, глупо. Минут через пять ожидания заметил приехавшую и вставшую неподалеку машину Сатчана. Достал зонт, вышел и пошёл к памятнику, где мы обычно встречались. Помахав мне, туда же подошел Сатчан.

– Не сорвал тебе планы сегодня шеф? – спросил он меня.

– Да нет, уже успели напраздноваться, – улыбнулся я в ответ.

– От тебя даже вином не пахнет, что это за праздник такой? – скривился Сатчан, от которого немного попахивало водкой.

– Да я же, когда за рулем, не пью, – напомнил ему. – Близнецам моим же год был в среду, вот и отмечали в деревне.

– О, точно! – оживился Сатчан, – хотя и невозможно поверить, что уже год прошел! Кажется, что это вчера было, когда ты мне сказал, что близнецы у тебя родились. Поздравляю, папаша!

– Спасибо! Ну так чужие дети очень быстро растут, – пожал я плечами.

Спустя буквально минуту и Захаров подтянулся. Мы стояли под зонтами, глядя друг на друга и слушая барабанящий по зонтикам дождь. Нормально разговаривать в таком шуме и сырости было затруднительно.

– Да, погода сегодня не очень, – констатировал Захаров задумчиво. – Так мы много здесь не наговорим, – подтвердил он мои мысли. – Давайте-ка не будем дурью маяться, поехали в ресторан. Здесь недалеко.

Захаров назвал нам адрес неподалеку. Быстренько вернулись к машинам и выдвинулись на место. В ресторане «Весна» нас встретили со всем почтением. Было очевидно, что Захаров здесь частый гость. Нас тут же провели за очень уютный уединенный столик. Официант, приняв заказ, умчался вихрем.

Как только мы остались втроем, мы с Сатчаном оба, не сговариваясь, выжидательно уставились на Захарова.

– Ну, значит, ситуация такая, – начал рассказывать тот. – Чтобы вы заранее не волновались, поясню, что дело касается детских площадок, а не наших дел.

Я мысленно вздохнул с облегчением, а то уже боялся, что что-то плохое произошло на одном из предприятий. Детские площадки – это не так страшно, вроде бы. Хотя, если счел нужным нас в выходной свой позвать на разговор, то может все и не так просто, как мне показалось. Интересно, и что он нам такое сообщит?

– Как вы возможно уже поняли по информации, которая проскакивала в последнее время, нашим проектом с детскими площадками вдруг особо заинтересовался мой начальник первый секретарь Гришин, – начал рассказывать Захаров. – Не знаю, что и как он там решил, и что именно себе вообразил, но не так давно, не сказав мне ни слова и не посоветовавшись предварительно, он забрал под свое начало проект и поменял места размещения детских площадок.

– Ничего себе, – выдохнул Сатчан и добавил немного разочарованно. – Понятно.

– И где же он их поставил? – осторожно поинтересовался я у Захарова.

– Насколько мне известно, площадки были размещены во дворах, где проживают внуки членов Политбюро. – тонко улыбнувшись, ответил Захаров. – Сами понимаете, с какой целью?

Мы дружно хмыкнули. Я мысленно вздохнул. Ну-ну, понятно, почему Захаров едва сдерживает ехидную улыбку. Он-то знает, какие побочки у этого проекта существуют и почему мы так спешно запустили производство новых площадок и планировали размещать их именно группами по несколько штук, чтоб реку из окрестных ребятишек разбить на отдельные потоки. Что же теперь будет твориться, когда все дети с окрестностей хлынут во дворы, где живут внуки членов Политбюро? Представляю себе, как подставился Гришин, и что ему предстоит выслушать в ближайшее время от возмущенных представителей сильных мира сего.

– Сами понимаете, – продолжил тем временем Захаров, – ситуация складывается не очень приятная и потенциально рискованная. Про площадки в соседних с вами дворах пока можете забыть. В ближайшее время на заводе окошек не предвидится. Все заказы расписаны, вы же прекрасно это помните. Понятно, что так или иначе, все задуманное мы реализуем и площадки установим там, где намеревались, но точно не в ближайшие месяцы.

– Ясно, – кивнул я за нас с Сатчаном, понимая, что это только часть вопроса, который хочет обсудить Захаров. Причем не самая главная часть…

– А как мы будем действовать теперь? – поинтересовался Сатчан, тоже прекрасно осознающий проблему. Всю жизнь в этой среде вращается все же… – Гришин как-то объяснил свои решения?

– Да никак не объяснил, – пожал плечами Захаров. – Он ни словом об этом со мной не обмолвился, делает вид, что так и надо. Вопросов никаких не задавал, пояснений не требовал. После выхода статей про площадки, в положительном свете его выставляющих как автора идеи, косвенно выказал мне свое одобрение. Но ни про установку площадок, ни про какие-то нюансы, с ними связанные, он со мной ни разу не советовался, вообще эту тему не поднимал.

– Ясно, – кивнул я, – а как эти статьи вообще появились, в которых Гришин выставляется автором этой идеи с площадками? Сами по себе?

Конечно, я прекрасно понимал, что не сами по себе…

– Ну, это была моя инициатива, – развел руками Захаров. – Но я сделал все так, чтобы концы ко мне не вели, если начнут искать автора идеи.

Да ладно! – подумал я. Гришин и искать не будет. И так понятно, кому это было выгодно…

– Но вы же понимаете, что в ближайшее время произойдет? Своими глазами наблюдали, что у меня во дворе творится. – решил все же уточнить я у него.

– Совершенно четко понимаю, – ответил Захаров. – Мой помощник доложил, что площадки уже установлены и сегодня были открыты для использования.

Я чуть не присвистнул в изумлении. Оперативно сработали, нечего сказать. Хотя и понятно, что при наличии личной заинтересованности градоначальника в условиях СССР любая работа спорится.

– Сейчас главное пережить те проблемы, которые у меня могут возникнуть, когда Гришину прилетит от других членов Политбюро. – добавил он.

– Ну, тогда тем более, – сказал я. – Давайте спрогнозируем ситуацию. Гришину явно в ближайшие дни начнутся звонки от возмущенных членов Политбюро. Они привыкли к тишине и уюту своих жилищ, а тут шум, гам, толпы незнакомых детей со всех окрестностей… Звонящие будут вполне себе резонно спрашивать Гришина, что творится и почему их респектабельные дворы резко вдруг перестали быть таковыми и конца и края этому не предвидится.

– Ну да, – пожал плечами Захаров. – Примерно так все и будет. Причем скоро…

– И как в такой ситуации будет действовать Гришин? – продолжил я мысль. – Просто отмахнуться от претензий таких людей у него не получится.

– Именно, – Захаров посерьезнел. – Ему теперь точно не позавидуешь, крутиться будет, как уж на сковородке. Если повезет, то и слетит со своей должности. И у меня появится шанс сесть на его место.

Последние фразы он сказал, понизив голос и оглядевшись по сторонам.

Вот совсем не уверен я, что на такое хлебное место именно Захарова Политбюро посадит, даже если и так все сложится.

– Но если не слетит, то когда все поутихнет, он же начнет виноватых искать, – спокойно подытожил я. – Если даже сразу вдруг не сообразит. Но он умный мужик, по слухам, так что быстро поймет, что к чему.

Захаров себя, конечно, неплохо от гнева Политбюро прикрыл, идею со статьями этими реализовав, – размышлял я. – Для всех вокруг он совершенно ни при чем, в статьях этих про Гришина как про автора расписано все. Но Гришин не дурак, моментально смекнет, как его Захаров уделал. И точно ему такого не спустит. А нам Захаров нужен сильным и влиятельным. Слишком много на него всего завязано, чтоб рисковать так. Надо что-то придумать срочно, чтоб он мог себе соломки подстелить.

– Согласен с тобой, – кивнул тем временем Захаров. – Этот момент меня беспокоит, и поэтому я хотел с вами посоветоваться, видите ли вы какие-то угрозы для нас? Определенные шаги я предпринял, на меня лично ничего не указывает, но вдруг упускаю что-то.

– Я вижу угрозы, – сказал я ему совершенно откровенно. – Гришин знает, у кого он забрал этот проект. Он в курсе, что это вы были его инициатором, соответственно, когда на него посыплются шишки, он начнет злиться на вас. И отыгрываться на вас начнет тоже. И тут не важно, указывает на вас что-то там где-то или нет, он ведь четко знает, откуда что идет.

– Но в этом случае, – поморщился Захаров, – что ты предлагаешь сделать?

– Нам нужен запасной план для того, чтобы вы смогли в перспективе сохранить с Гришиным нормальные взаимоотношения.

– Это понятно. Я и сам с ним ссориться не планировал, – нервно усмехнулся Захаров. – Мне бодаться с ним совершенно не с руки. Слишком высокий уровень. С такими людьми никогда нельзя быть уверенным, с чем можно столкнуться. Поэтому было бы очень неплохо ситуацию как-то урегулировать… Но идей как, у меня пока и нет.

– Очень правильная позиция, – кивнул я. – В данной ситуации Гришин, как только получит первые гневные звонки, явно задергается и начнёт искать выход из сложившегося положения. Было бы неплохо, чтобы именно вы подсказали ему вариант, как можно ситуацию разрешить. Если сработает, то вы еще и в плюсе окажетесь, он обязан вам будет.

– А как можно такую ситуацию в свою пользу решить? – спросил Сатчан недоуменно. Вид у него был встревоженный. Он прекрасно знал, насколько влиятелен Гришин, и тоже не мог понять, зачем Захаров вообще с ним в рубку пошел, даже в таком формате, когда Гришин, отобрав у нас детские площадки, сам нарвался на проблемы с другими членами Политбюро.

– Надо подумать, – кивнул я. – Давайте снова попробуем спрогнозировать, как поведет себя Гришин и как будет мыслить его окружение в данной ситуации. Он ведь явно соберет всех, когда вопрос встанет ребром.

– Сначала не всех, – возразил Захаров, – поначалу попытается тихо все решить, ближайших помощников созовет. Не с руки ему слишком много людей посвящать в то, что Политбюро имеет к нему серьезные претензии. Тут же как – кто-то может решить, что момент подходящий для того, чтобы его проблемы усугубить, подкинув какой-то компромат на него тем, кто готов будет его использовать.

– Хорошо, созовет ближайших помощников и потребует предложений по выходу из положения, – констатировал я. – Мы с вами это уже проходили. Думаю, что помощники, скорее всего, придут к выводам, аналогичным нашим.

– Что надо больше площадок вокруг? – заключил Сатчан.

– Именно, – подтвердил я. – И после этого Гришин спешно обратится на «Полет».

– А там ничего сделать не смогут, – развел руками Захаров. – Я с директором завода недавно говорил по этому поводу. Они и так с партией этих площадок выше головы прыгнули, сверхурочно работали, когда Гришин сказал, у кого они будут установлены. Им новые игровые площадки пока взять просто негде. Две-три недели минимум нужно, чтоб хотя бы несколько новых выпустить, а их ведь еще установить надо… Это тоже время.

– Получается, что раньше, чем через месяц, а скорее через полтора, ситуация не разрешится, – подвел я итог. – И вот тогда у меня такой вопрос. Допустим, Гришин ничего не придумает, и его снимут, а вас назначат вместо него. Вот прямо на следующей неделе, с наказом немедленно решить эту проблему или последовать в отставку за ним. Или, еще вариант вот такой, Гришин уцелеет, но издаст приказ, чтобы показать видимость активной работы над ошибками разъярённым членам Политбюро, которым назначит вас ответственным за разрешение этого кризиса, чтобы иметь основание уже вас уволить, если вы не справитесь. Наверняка у него хватит на это полномочий, он же ваш начальник. Может и не сразу сообразит это сделать, но наверняка сообразит же. Что делать-то будете, Виктор Павлович?

Захаров при этих моих словах немного побледнел. Похоже, что до него только сейчас начали доходить возможные последствия всей этой ситуации. Так-то он больше радовался, я так понял, что Гришин в такие проблемы сам себя втравил, из-за того, что тот надменно к нему отнесся. Логичная психология для человека, которого ни за что ни про что обидели на ровном месте. И только на заднем фоне он опасался последствий, не в полной мере понимая, во что они могут вылиться лично для него.

– Это очень серьезная ситуация, – сказал Захаров тихо, – и что делать тогда, я понятия не имею. Было бы сейчас лето, то такой проблемы не было бы. Многие в отпусках, на дачах и в городе сидеть необязательно. Но сейчас у нас сентябрь, самая рабочая пора, из Москвы деться некуда. Поэтому в обоих вариантах, что ты сейчас предложил, Павел, я рискую оказаться в очень плохом положении. Давайте думать, как выбираться…

Произнеся это, Захаров вопросительно посмотрел на меня. Собственно, как и Сатчан. Я мысленно хмыкнул. Что-то оба идеями не брызжут. Совсем неудивительно, в семидесятых, что такое пиар и тем более черный пиар понятия еще не имеют. Так что ждут, что я их спасу аки Бэтмен. Хотя, конечно, тут я палку перегнул, про Бэтмена они тоже, скорее всего, не в курсе, в СССР этот персонаж непопулярен. Ну что ж, не впервой мне генерировать идеи, чтобы помочь кому-то выкрутиться. Так, и что мы имеем, надо прикинуть…

Сидел в тишине, внешне сосредоточившись на еде. Жевал и думал. Крутил в голове варианты с четким пониманием, что раз экономика не сработает, площадки взять экстренно неоткуда, то надо сосредоточиться на человеческой психологии. Захаров и Сатчан притихли, как школьники в присутствии директора школы. Сатчан ладно, но видеть в таком положении такого серьезного человека, как Захаров, мне было немного смешно. Только улыбаться нельзя, а то он сразу сообразит, о чем я думаю, и станем врагами.

– Ну, есть один вариант, – сказал я задумчиво, крутя появившуюся в голове идею, – я бы на вашем месте предложил Гришину доступ на уже установленные детские площадки закрыть.

– Как закрыть? – удивленно переспросил Захаров.

– Натянуть по периметру какие-то верёвки, поставить дружинников, чтобы они следили, чтобы никто на площадки не заходил, – начал объяснять я. – Объявить всем жильцам, что проект ещё не закончен, там что-то нужно ещё доработать, закрепить, поэтому сейчас пока что пользоваться площадкой нельзя. А как только проект будет доведен до ума, доступ откроют.

– Так, – кивнул Захаров, – то есть тогда получается, у нас будет тишина во дворе, а тем временем новые площадки потихоньку можно будет сделать и установить в соседних дворах… И только члены Политбюро будут в курсе, для чего временно ограничен доступ. Чтобы шумно не было.

– Новые площадки само собой, – подтвердил я, – но суть идеи не в этом. Как только будет закрыт доступ на детские площадки, что произойдет, как думаете? А произойдет следующее, – начал сам отвечать на свой вопрос. – Взрослые родственники членов Политбюро успокоятся и будут довольны, что шума нет. Претензии к городским властям снимутся, но временно. Потому что их дети начнут очень сильно жаловаться и капризничать. Вы представьте только, у них под окнами роскошная новенькая невиданная доселе детская площадка с кучей классных развлечений, а попасть на нее нельзя… Они такие концерты своим родителям закатывать начнут, что тем шум во дворе приятной музыкой покажется.

– Ну ты Паша жук, – восхитился Захаров. – Ведь точно, так и будет. И как только доступ на площадки закроют, дети взвоют и через пару дней Гришину начнут снова звонить члены Политбюро, но уже не с претензиями, а с просьбами запустить площадки. И на любые условия пойдут, лишь бы внуки не скандалили. И ждать будут спокойно, когда узнают, что план есть, как с шумом проблему решить. И месяц-другой ожидания проблемой уже не будет. Великолепно просто! Молодец.

Я кивнул на похвалу и продолжил:

– Да. Это, думаю, должно сработать. Важно вам в правильный момент все Гришину подсказать. И если все это сработает, а оно сработает, то у вас с Гришиным интересный вариант получится. Он ведь у вас проект отобрал втихаря, то есть очень нехорошо поступил, а вы при этом его ещё и выручите, то есть по идее ваши позиции очень хорошо упрочатся после этого.

– Да, да, да, – кивал согласно Захаров, что-то явно уже прикидывая в уме, – хорошо, что я тебя вызвал сегодня. Отличную идею подсказал.

Сатчан, я увидел краем глаза, несколько расстроился, что не его сейчас похвалили. Но думаю, проблем у меня с ним из-за этого не будет, он не сильно завистлив. Не без этого, конечно, но в меру все же. По-настоящему завистливых людей я в жизни встречал, и теперь при любой возможности стараюсь к ним и близко не приближаться. Они живут по принципу, изложенному в восточном анекдоте. В том самом, когда Аллах говорит человеку – проси у меня что хочешь, но соседу я дам это вдвойне. А тот отвечает – всевышний, выколи мне один глаз!

– Если все закрутится, – подсказал я Захарову напоследок, – надо будет ситуацию на «Полете» под контролем держать. Новые площадки понадобятся все равно очень скоро и в больших количествах. Так что под это дело из Гришина можно будет выбить для завода преференции любые, премии рабочим и прочее. А нам же это на руку…

– Обязательно, – Захаров энергично кивнул.

Внешне он совершенно изменился с начала встречи. Было видно, что найденное мной решение его очень радует, и он уже готов действовать. Да уж, мои знания из очень неспокойного будущего, когда ужом приходилось постоянно выворачиваться, чтобы выжить, в спокойные и тихие семидесятые все же тоже иногда пригождаются…

***

Глава 2

Москва, квартира Ивлевых

После всей этой суеты в субботу, воскресенье выдалось тихим и безмятежным. Первую его половину я провел в библиотеке, надо же было подготовиться к выступлениям на радио в понедельник. Про ту же Японию, к примеру, я как экономист, не так и много знал помимо экономики. Какие-то основные вехи помнил, конечно, включая всецело проамериканскую ориентацию. А с КНДР ситуация вообще аховая. Кто на самом деле что-то знал про КНДР даже в двадцать первом веке, кроме редких специалистов? Не страна, а просто коллекция мифов какая-то. Чтобы про нее что-то реально понимать, надо там хоть несколько месяцев прожить, наверное, и свой любопытный нос везде там засунуть, кроме тех мест, где его прищемить могут. Так что знания точно нужно было подновить… Что я благополучно в спецхране и сделал.

Вернулся домой и по-настоящему расслабился. И ливень, то временно затихавший, то набиравший силу снова, отдыхать совершенно не мешал, ведь в квартире было сухо и уютно. Напротив, создавал даже приятную атмосферу своим шумом и озонированным воздухом. Последние относительно теплые деньки в году, скорее всего, когда можно весь день с открытым окном провести, не опасаясь простыть…

Думал, конечно, обо всей этой ситуации с детскими площадками по итогам беседы с Захаровым. Ну интриг партийцы накрутили вокруг такой вроде бы совсем безобидной темы! Да еще и Захаров сильно подставился с этими газетами. Он же не знает, как я из будущего, что Гришин еще очень долго будет градоначальником Москвы, и такими полумерами его не сковырнуть… Вот и попытался свою обиду на отобранные площадки у его внуков использовать, как возможность для мести… Вернее, внучек. Сатчан как-то сказал, что у него девочки-двойняшки.

Подумал было о том, чтобы использовать для смягчения ситуации с детскими площадками в кремлёвских дворах тот потенциал, что наверняка в Святославле энергичный Шанцев уже развил. Давно я ему все уже передал, наверняка уже и первые площадки у него готовы. Но у меня было намного больше причин этого не делать, чем делать.

Во-первых, идея была детишкам святославским сделать побыстрее что-то по-настоящему крутое, не хуже, чем в Москве. Ну и кто я буду, если у провинциальных детей эти площадки отберу ради московских, и так во многом избалованных жизнью по сравнению с ними?

Второй момент – Шанцеву я отдал этот проект без всяких согласований с Захаровым. Он об этом и не знает. Мало ли, ему не понравится такое самоуправство с моей стороны. То, что идея этих площадок моя, он уже мог и подзабыть, люди во власти имеют на благодарность память короткую. Решит еще, что я слишком самостоятелен…

Дальше момент важный – я понятия не имею, на какие деньги Шанцев там эти площадки клепает, и есть высокая вероятность, что на те самые, что мы отняли у Вагановича. Ну и нужно ему в таком случае высокое внимание со стороны члена Политбюро Гришина? Подальше от господского внимания – целее будешь, как говорится… Сначала скажут, как благодарны, а потом через полгодика какую-нибудь инспекцию пришлют, взревновав, что какой-то провинциальный городишко для себя такую мощную программу благоустройства дворов решил затеять, не хуже, чем в столице… Откуда дровишки, как говорится?

Ну и если даже взять все в самом сказочном варианте, что Шанцеву будут благодарны за эту инициативу, и приметят в Москве как перспективного человека на повышение – а оно ему надо? Зная Шанцева, уверенно могу сказать, что не надо. Он и в святославские начальники не рвался вовсе, согласился лишь потому, что в Святославле всю жизнь прожил и решил, что ради своих людей уж потерпит новую должность. А тут раз – его заприметят, да и выдернут куда-нибудь в ту же Москву на повышение. Святославль жалко, под хозяйственной рукой Шанцева у него хоть появилась возможность после нескольких лет мздоимства Вагановича немного оправиться. А дай бог, и расцвести, если Шанцев все грамотно будет делать.

В общем, столько факторов было против, что я решил не тревожить Святославль. Ну и чуйка в пользу такого решения тоже говорила, а чуйке я стараюсь доверять, если она уж так ныть начинает, как в этом случае было.

Ну а в понедельник, конечно, провел дома небольшую подготовку к выступлению на радио, да и поехал на него.

Николаев обрадовался мне, увидев.

– Павел Тарасович! – сказал он, улыбаясь во все тридцать два зуба, – как же вас не хватало в августе! Как назло, очень интересные темы словно специально под вас сделанные, просили освещать! Потом, к счастью, уже в отпуск отправился, и вот сегодня первый день, как вышел. Ну что, с какой темы начнем работать?

– А давайте с Чили! – предложил я.

Как все настроили оборудование, так и стартовали. Чтобы не повторяться, все же по Чили у нас уже была передача, сделал акцент сугубо на геополитике – почему американцам так важно было совершить переворот в Чили, свергнув социалиста Альенде. Ясно, что экономика Чили тут играла весьма второстепенные мотивы, не такая она и крупная, чтобы иметь какую-то особую важность для США. Хорошо так разошелся, клеймя американский империализм, что в итоге Николаев стал мне уже на часы свои показывать. Он конечно, свои пять копеек тоже вставил пару раз – сожалел о печальной судьбе чилийского народа и сказал, что убитого Альенде запомнят за его попытку сделать чилийцев счастливыми.

Отдохнув пяток минут и попив горячего чайку, продолжили. В этот раз затронули КНДР.

Сейчас, кстати, КНДР была на пике экономического роста. Северная Корея наращивала свою экономику такими темпами, что южнокорейцы начали присматриваться к ее идеологии и плановой экономике в надежде что-то усвоить для того, чтобы не отстать. Да, в двадцать первом веке в это трудно будет поверить, но семидесятые для Северной Кореи были чудо как хороши. А вот потом уже что-то сломалось, но об этом я говорить ничего не собирался – до этого еще очень далеко. Не мог говорить и о том, что южнокорейцы скоро слегка переделают северокорейскую идеологию и внедрят у себя, а также позаимствуют у КНДР и элементы плановой экономики, включая пятилетки. Так, намекнул только на то, что Южная Корея завистливо смотрит на то, какими темпами развивается экономика КНДР, и не исключено, что капиталисты будут заимствовать что-то у коммунистов, чтобы окончательно не отстать. Николаев в этот момент очень радостно закивал, и даже поднял вверх большой палец.

Ну и конечно, в целом рассматривал отношения СССР и КНДР. Подчеркнул огромную важность того, что СССР сделал для независимости этой страны, оказав поддержку против попыток французов и американцев поработить ее, осветил многочисленные меры Москвы по развитию промышленности нашего ближайшего союзника. Время как-то незаметно пролетело, и снова Николаеву пришлось меня тормозить.

А вот к моменту записи третьей передачи, про советско-японские отношения, я немножечко уже выдохся, и темп сбавил под более комфортный. Много внимания уделил перспективам японской экономики в ближайшие годы, осветив их как блестящие. Ну да, уже очень скоро арабы своим бойкотом по продаже нефти ряду западных стран взвинтят цены на нефть выше крыши, и вот тут-то японские дешевые автомобили, небольшие и тратящие мало бензина, валом хлынут на рынки США и Европы, оказавшись весьма востребованными.

По лицу Николаева понял, что он не очень уверен, что такую блестящую оценку перспектив враждебной нам капиталистической экономики выдадут в эфир, и быстро перешел к политике в наших отношениях. Смысл тратить время и энергию на то, что все равно потом вырежут по идеологическим соображениям?

Охарактеризовал японскую внешнюю политику как марионеточную в руках США, и предрек, что наши отношения в ближайшие пятнадцать лет не улучшатся, потому что и с США наши отношения пока что никак не могут существенно улучшиться, а против Вашингтона Токио никогда не пойдет. Так что нет у нас с японцами мирного договора и в ближайшие десятилетия и не будет. Затронул проблему спорных островов весьма патриотично, отметив без всяких компромиссов, что с нашей точки зрения никакой проблемы нет – это наша территория, и ни пяди своей земли мы никому никогда не отдадим. Так что японцы могут утереться и не иметь иллюзий.

Николаев задал наводящий вопрос про экономику, и я понял, что ему нужен какой-то негатив. Опасается, что позитив вырежут, и останется передача вовсе без экономического аспекта. Ну что же, негатива в Японии тоже много. Осудил японскую модель менеджмента как античеловеческую, ущемляющую права трудового человека вечными переработками. Разве это дело заставлять людей работать по двенадцать часов в день, часто и без выходных, и плохо относиться к тем, кто берет положенный по закону отпуск? Упомянул про многочисленные случаи, когда люди умирают от переутомления прямо на рабочих местах. Затем прошелся по коррупции в японской политике и по тому, что японцы до сих пор не хотят извиняться за зверства во время оккупации во вторую мировую войну на многочисленных территориях азиатских соседей. Напомнил про японские концлагеря и ужасные опыты над живыми людьми по тому же сценарию, которому следовали немецкие нацисты в своих концлагерях. Николаев, слушая это, совсем успокоился и расцвел.

Когда по его сигналу запись стали сворачивать, отметил на своих часах, что мы делали запись по японцам на три минуты дольше, чем по Чили или КНДР. Похоже, я верно угадал, что он боится, что хвалебную часть вырежут, и тогда материала не хватит. Послушать, что ли, потом, когда будут транслировать передачу, чтобы убедиться в правильности своей догадки? Ну разве что если только свободное время будет…

С радио поехал сразу в Верховный Совет. Уж очень меня возмутило то письмо о наезде местных партийцев на главного редактора газеты в Ярославле. Он прав – мы коллеги по перу, а своих надо защищать…

Марк был на месте, парней наших еще не было, у них еще третья пара только что закончилась, а будет еще и четвертая. Ильдар вышел к какому-то начальству. Но Марк, узнав, что у меня появились наметки для Группы молодёжного общественного контроля, предложил мне подождать его возвращения, сказав, что тот очень расстроится, если узнает, что я его не дождался. Я так понял, и Марку что-то хорошее перепало за тот успех с мясокомбинатом.

Ладно, этот тот самый случай, когда все в выигрыше. Хорошему человеку поможем справедливость восстановить, если все описанное в письме правдой окажется. Ильдар получит стимул для карьеры, и будет мне за это благодарен. Не то чтобы я сильно нуждался в его благодарности, да и понимал, что человек он достаточно двуличный, но пусть будет уж, что уж там, мало ли все же пригодится однажды. Марк вон тоже энтузиазмом горит явно, а вот Марка я в отличие от Ильдара уважал, он надежный мужик. Ну и парням нашим будет дополнительная возможность с правдой жизни познакомиться…

Ну а пока ждали, еще немножко позитива – чай горячий наладились с Марком пить, что совсем неплохо, чтобы после радио связки восстановить. И сдобы у него уже накуплено было разной, так что чай не пустой гоняли. Выпечка, конечно, в кремлевском буфете качества отменного, впрочем, как и все там, что есть в продаже…

Ильдара долго ждать не пришлось. Он аж просиял, увидев меня за столом рядом с Марком. Догадался, видимо, что раз я в неурочное время появился, то есть у меня что-то для очередного рейда.

Но начал он, крепко пожав мне руку, с другой темы.

– Так что, Павел, скоро статья выйдет по рейду на мясокомбинате?

– Да вот немного дошлифовать осталось, и завтра, скорее всего, уже и отвезу ее в редакцию. Обычно они долго не тянут, есть хорошие шансы изданной ее увидеть уже на этой неделе.

Он еще больше расцвел, услышав это. Ну а дальше я уже тянуть сам не стал, достал то самое письмо из Ярославля и зачитал.

– Ну и что скажете? – спросил обоих.

На всякий случай, если забракуют вдруг тему, взял и те два письма, на которые первоначально наткнулся в той папочке. Мало ли какие в Кремле сейчас веяния и акценты, что не позволят ярославскую тему поднимать…

Ильдар с Марком тут же переглянулись. Лица сосредоточенные, прикидывают, что к чему.

– Ну, не велики птицы в горкоме ярославльском так себя по-барски вести в отношении журналиста, что критикой недостатков в городе и области занимается… – сказал первым Марк, задумчиво глядя на Ильдара. Я так понял, что ему такая идея рейда понравилась, и он решил подтолкнуть чрезмерно осторожного Ильдара. Отлично! Один союзник у меня уже есть.

– Это да, верно, – осторожно ответил тот, усиленно морща лоб, – тем более, что эта тема зажравшихся чинушей в провинции всегда актуальна… И нечего создавать советской прессе препятствия в работе…

Я не влезал в их разговор. Ни к чему, еще спугну, невзначай, Ильдара. Пусть он без моего давления решит, не так оно и велико, чтобы им злоупотреблять. Марк тоже молчал, что хотел сказать, он уже сказал.

– Я, конечно, у нашего парторга еще проконсультируюсь, если и Семеров даст добро, то я всей душой «за». – сказал, наконец, Ильдар. – Паша, письмо тогда это оставишь нам, хорошо?

– Так для вас и вез же его, Ильдар Ринатович, – улыбнулся я, протягивая ему письмо.

Значит, я так понимаю, что скорее всего «да». Если уже парторг по какой-то причине не окажется еще осторожнее, чем Ильдар.

***

Московский городской комитет КПСС

За выходные на столицу вылилось, такое впечатление, целое море воды. Ливень лил всю вторую половину субботы и большую часть воскресенья, но сейчас, к понедельнику, погода наладилась. Гришин стоял у окна и смотрел на то, как ветер гоняет по небу белые барашки, когда в его дверь постучали.

– Войдите, – велел он.

– Виктор Васильевич, у нас ЧП. – показался на пороге его помощник. Да и в целом выглядел он встревоженным.

– Да говори уже, что случилось, – нервно сказал Гришин.

– Тут мне звонил помощник Петра Ниловича Демичева. Сказал, что тот очень недоволен.

– Чем недоволен-то? – расстроенно спросил Гришин.

С Демичевым у него были в целом прекрасные отношения, надо сказать. Сам факт того, что он не позвонил лично, а велел связаться с ним через своего помощника, настораживал.

– Да дети его пожаловались ему, мол, после того как площадка эта во дворе появилась, туда вся детвора, такое впечатление, московская собралась. Шум и гам до небес, отдыхать в выходные было невозможно. И это несмотря на проливной ливень! Едва дождь затихал, как тут же десятки детей ордой прибегали развлекаться, и они напуганы: что же будет твориться, когда установится хорошая погода в городе?

– Так… – только и сказал Гришин.

Всякие благостные мысли о белых барашках облаков тут же напрочь вылетели из головы. Как же он сам-то не подумал о том, что такой эффект вполне себе предсказуем, если на соседнем дворе стоит убогая песочница с грибочком да ржавые скрипящие качели. А тут такое чудо установили – ясно, что дети со всего района сбегутся. Пётр Нилович действительно сильно недоволен, раз даже не стал сам ему звонить, хотя они добрые приятели. А ведь этих площадок два десятка – это что же получается, что такая же реакция будет и у других членов Политбюро? Гришину от осознания этого поплохело…

Так это же тогда будет целая катастрофа… А кто виноват? Да, получается, он сам и виноват. Дались ему эти современные игровые площадки. Пусть бы лучше Захаров с ними развлекался и дальше. Ставил бы себе, да своим знакомым, вот чего он вообще во все это встрял? Показать, что все в столице под его контролем? Ну показал… а теперь вот расхлебывать придется неизвестно как.

И тут же ещё одна очень неприятная мысль пришла ему в голову по поводу Захарова: а почему тот не раскидал эти площадки по городу по одной? Как там у него было запланировано: десять площадок в одном районе, пять площадок в другом и пять площадок в третьем? Ах, он же засранец, получается! Он догадывался о том, что так оно и будет: все дети в округе, если установишь одинокую площадку, соберутся на неё, устроив шум и гам до небес…

Гришин, конечно, сильно разозлился, когда осознал это, но тут же пресёк в себе этот гнев. Знал он за собой ещё с юности такую особенность: если сильно разозлится, то может дров наломать. Пару раз у него это впоследствии вызывало серьёзные проблемы, пока он не стал уже отслеживать у себя и контролировать эту свою особенность. Да и смысл сейчас вызывать к себе Захарова и орать на него – что это конкретно уже исправит? Но какой хитрый сукин сын! Как он, получается, его ловко подставил. И вроде промолчал, да ещё и хвалебные статьи в его адрес организовал. А ведь и верно: хвалебные статьи, в которых совершенно чётко прописано, что вся эта идея с игровыми площадками его собственная, так что теперь и не отмазаться от критики недовольных членов Политбюро. А он-то радовался, увидев эти статьи, решив, что это чистой воды подхалимаж и капитуляция Захарова!

Да, получается, что его, как пацана на мякине провели… При всей злости к Захарову, Гришин вынужден был отметить, что тот открылся для него с совершенно новой стороны. Да и он, получается, переборщил в отношении него. Зря он сам забрал и перераспределил эти площадки, которые Захаров лично придумал… При этом ему ни слова не сказал и не посоветовался по этому поводу. Так что с какой-то стороны он и сам виноват: если бы вызвал его к себе, да сказал, что нехорошо все площадки себе загребать и оставил бы ему хоть что-то, тот бы, скорее всего, наверное, и поделился бы этим нюансом – сообщил бы, что произойдёт, если площадки по одной по городу раскидать.

Так что у него теперь два варианта: первый вариант – гнобить Захарова за то, что он сделал; второй вариант – признать, что он ошибся, когда решил площадки вот так молча отобрать и перераспределить. Надо крепко подумать, по какому пути идти. Этот хитрый сукин сын вполне может ему пригодиться и сейчас, и в будущем. Да и не в том он сейчас положении, чтобы свары устраивать со своими подчинёнными. Из-за этих статей, в которых он автором идеи с площадками объявляется, нельзя теперь и скинуть всю ответственность на заместителя, что вообще было бы лучшим вариантом. Сейчас надо экстренно как-то ситуацию, зашедшую не туда, выруливать.

***

Москва, актовый зал Торгово-промышленной палаты

Парторг Вячеслав Емельянович Покровский окинул взглядом собравшихся. Все уже знали, что сегодня будет что-то очень интересное про Андриянова, слухи уже давно ходили по всей организации, так что опоздавших не было. И сам виновник будущего разбирательства сидел тоже уже здесь, бледный и унылый, в ожидании того, что скоро начнется.

Но начинать партсобрание с разбора скандального поведения Андриянова было нельзя, по заведенному порядку вначале было необходимо обсудить вопросы организационно-партийной работы. С них и начали, тем более сегодня было необходимо обсудить и руководство комсомолом организации. Минут за пятнадцать с этими вопросами разобрались. Но и теперь дело Андриянова было обсуждать еще рано – теперь необходимо было обсудить вопросы идеологической работы. Еще десять минут, по-быстрому, ушло на них. Затем еще пять минут уделили соцсоревнованию в рамках Торгово-промышленной палаты. Так быстро управились из-за специфики организации, все же не завод…

Наконец, на повестке собрания стали вопросы административного характера. И сразу после обзора работы народной дружины, наконец, пришло время и для обсуждения вопроса Андриянова. Щадить его Покровский не собирался, Блащицкий совершенно определенно по этому вопросу высказался, требуя разобраться с паразитом, поссорившим Торгово-промышленную палату с Союзом советских обществ дружбы и культурной связи с зарубежными странами. Самого его в зале не было, вызвали в Совмин, но парторг знал, что председатель потом обязательно наведет справки. И горе ему, если тому доложат, что он пожалел Андриянова во время этого заседания…

– Теперь, товарищи, у нас в повестке очень неприятный вопрос. Один из членов нашей партийной ячейки повел себя совсем не как коммунист. Речь о товарище Андриянове. Как выяснилось после жалобы председателя Союза советских обществ дружбы и культурной связи с зарубежными странами товарища Федосеева, товарищ Андриянов приставал к замужней сотруднице этой организации, у которой, к тому же, есть еще и двое детей. А кроме того, влез еще и в вопросы управления в этой организации, дав совет одной из сотрудниц ССОД, как подсидеть своего начальника. И ведь эта сотрудница начала его советы реализовывать, что едва не привело к срыву приема важной международной делегации. Вот так, товарищи – мы тут считаем, что среди нас все достойные люди, ходим, здороваемся, улыбаемся, а среди нас оказался волк в овечьей шкуре… Имена обеих сотрудниц ССОД мы разглашать не будем. Давайте лучше послушаем, что нам расскажет товарищ Петухова… Аврора Яковлевна, мы вас слушаем.

Андриянов, услышав это, обмер. Секретарь Рябко знала слишком много…

Глава 3

Москва, актовый зал Торгово-промышленной палаты

Аврора Яковлевна встала со своего места, и окинув Андриянова презрительным взглядом, сказала:

– Прав наш парторг, товарищ Андриянов волк в овечьей шкуре! Обратился он ко мне пару месяцев назад, сказал, что влюбился в девушку, и хочет ей цветы прислать, но сам стесняется. Я и попросила свою племянницу помочь с этими цветами. А сейчас вот узнала, что цветы эти Андриянов слал замужней женщине с двумя маленькими детьми… И даже мужа не постыдился! А я все понять не могла, что за парня моя племянница каждый раз встречает в той квартире, и почему тот интересуется, от кого цветы. Думала, брат такой у нее любопытный…

– Спасибо, Аврора Яковлевна! По протоколу планировалось еще выступление товарища Блащицкого, но нашего председателя вызвали в Совмин. Ну, в принципе, то, что он должен был сказать, я уже озвучил. Давайте дадим слово самому товарищу Андриянову – пусть нам расскажет, как он дошел до жизни такой.

Парторг посмотрел на вставшего со своего места Андриянова, надеясь, что тот покается. Тогда у него будет шанс оставить ему партийный билет. Его такой вариант в отсутствие Блащицкого гораздо больше устраивал, чем исключение из партии. Но если Андриянов начнет вдруг врать и изворачиваться, то он ничего уже сделать для него не сможет. А ведь для него самого ничего хорошего нет в том, чтобы подавать наверх протокол с таким скандальным исключением из партии, ведь скажут обязательно, что и он как парторг промахнулся, слабо вел работу с кадрами. Так что лучше бы Андриянов все же покаялся и попросил прощения… Тем более он не раз сам мог увидеть, что происходит с теми, кто пытается идти против течения – тяжесть последствий для них значительно выше…

И Андриянов парторга не подвел. Сказал жалостливым голосом, чуть ли за сердце не держась:

– И правда, товарищи, признаю – подвел я вас всех. Сначала эта страсть роковая меня охватила, и я все моральные нормы презрел. Потом, желая произвести впечатление на девушку, в которую влюблен был, дал совершенно дурные советы другой сотруднице нашего уважаемого партнера, Союза советских обществ дружбы и культурной связи с зарубежными странами. Товарищи, словно пелена какая-то сейчас с глаз спала – как я мог! Прошу наказать меня за все, что я совершил…

– Так ты в одну или в другую влюблен был? Я так и не понял, какой из них ты вредные советы давал? – прогудел Вениамин Петрович Соколов, и парторг поморщился. Не самого большого ума человек, надо сказать, зато связи у него самые великолепные. И очень охоч до всяких грязных сплетен…

– В одну влюблён был, другой советы давал, чтобы понравиться первой, – кротко ответил Андриянов, показательно не обращая внимания, что ему тыкают.

– Кто еще желает высказаться? – поспешно сказал парторг, пока Соколов не начал дальше в грязном белье ковыряться. Блащицкий дал строгое указание не трепать фамилии и имена женщин из ССОД, и Покровский собирался его указание обязательно выполнить.

– Ну так, а что удивительного, товарищи? – громко сказала Нина Петровна из отдела кадров, – товарищу Андриянову уже за сорок, а ни жены, ни детей. Вот он и делает глупости, бегая за молоденькими. Жена ему нужна, да его возраста.

Зал загудел, а Андриянов ощутимо вздрогнул, словно Нина Петровна, вдова с пятилетним стажем, себя ему в жены только что предложила. После этого еще много кто захотел высказаться, и парторг терпеливо давал каждому слово. Пусть лучше здесь пар выпустят, чем жалобы потом наверх пишут, что им высказаться не дали на партсобрании…

В целом, стратегия не давать имен и фамилий женщин, замешанных в это дело с влюбленностью Андриянова, себя оправдала. Участники заседания не дождались скандальных подробностей, и их интерес к делу начал спадать. И вскоре уже решили, что можно не исключать Андриянова из партии,

Некоторое время, правда, заняло обсуждение, за что именно влепить выговор Андриянову, «за недостойное поведение по отношению к советской женщине», или «за аморальное поведение»? Решили остановиться на первом варианте, и в таком виде и внести в протокол.

– Бывает, что товарищ оступился, и тогда другие товарищи по партии должны дать ему шанс исправиться. – с назидательным видом сказал парторг, когда проголосовали.

Подойдя сразу после заседания партсобрания к Андриянову, парторг сказал:

– По краю прошли, Антон Григорьевич. Очень вам рекомендую прислушаться к точке зрения, высказанной на заседании, что жениться вам надо срочно. Иначе начальство, сразу вам скажу, глаз с вас больше не спустит. И мне велит не спускать.

– Понимаю, товарищ Покровский, и благодарю за то, что оставили мне партбилет. Мне без него не жить, – шмыгнув носом, сказал Андриянов.

Парторг только хмыкнул – показное раскаяние Андриянова его совсем не обмануло. Теперь он точно понимал, что тот за человек.

***

Москва, городской комитет КПСС

Рабочий день уже вскоре должен был закончиться, и самые худшие опасения Гришина подтвердились. Ситуация складывалась угрожающая. Кроме утреннего звонка от помощника Демичева, он получил еще два прямых звонка от других разгневанных членов Политбюро с жалобами на новые детские площадки, что нарушили покой их детей. Самому ему в голову ничего, что могло помочь исправить ситуацию, не пришло, так что он дал распоряжение Изюмову собрать срочное совещание из своего ближайшего окружения. И с ним самим поделился тем, как подставил его Захаров, но обычно весьма сообразительный помощник так ничего и не смог придумать дельного, чтобы этот кризис разрешить…

Кто же мог подумать о таком? – возмущенно думал Гришин, сидя в кабинете. – Казалось бы, такая инициатива отличная, сделать все получилось оперативно, а такой результат…Сейчас главное быстро и тихо всю эту ситуацию исправить, – размышлял он.

На совещании первым делом ввел своих ближайших помощников в курс дела и поставил задачу придумать вариант, как проблему срочно решить.

– Сами понимаете, что стоит на кону, товарищи, – сказал Гришин, – поэтому жду от вас предложений, как нам ситуацию сложившуюся исправить в самые короткие сроки.

– Может быть, просто запретить вход во дворы тем, кто не живет в этих домах? – предложил Варанов, подумав. – Поставить милицию, пусть проверяют…

– Не вариант, – покачал головой Гришин. – Вы представляете, что тогда начнется? Это же детские площадки во дворах, городом установленные. Не ведомственные, не при школах или детских садиках, обычные площадки общего пользования. Только попробуем закрыть, тут же накинутся с жалобами все. Пенсионеры, родители детей из соседних дворов… Как итог обвинение в элитаризме получим, потому что ограничиваем свободу советских граждан и устраиваем деление людей на достойных и недостойных.

– Ну, тогда надо сделать так, чтобы детям из соседних дворов было, где играть, – выдал умозаключение Панкратов, – сделать во дворах вокруг еще по несколько таких же площадок. Тогда не будет такого наплыва детей.

– Это ж сколько площадок понадобится? – возмутился в ответ Пантелеймонов. – Вы представьте, какой это бюджет?

Вот говоришь людям, насколько дело важное, но не до всех доходит, – расстроенно подумал Гришин. Захотелось сразу рявкнуть на Пантелеймонова, чтобы он понял всю значимость последствий, если эту проблему срочно не урегулировать. И что не время и не место экономить. Но нельзя рявкать, надо себя сдерживать. Стоит только одного осадить, остальные тут же испуганно замолкнут, и ни одного дельного предложения не услышишь. Проверяли, знаем. Надо терпеть…

– Зато проблема наша решится, – продолжал тем временем настаивать на своем варианте Панкратов. – Тут же закон дефицита в действии. Пока это только одна детская площадка в районе, она всем детям позарез нужна. А как только появится несколько, увидите, интерес ослабнет. Человеческая психология такая, ничего не поделаешь. Это как у меня было, когда я два года назад сорт клубники заполучил через знакомых изумительный. И крупная, и сладкая, на загляденье. Так в прошлом году ко мне все родственники за усами в очереди стояли, чуть не передрались, решая, кому сколько давать. А в этом году уже почти никто не обращался, у всех своя есть.

Гришин при этих словах чуть не поморщился, как и большинство присутствующих. Панкратов достал уже всех своими разговорами про дачу и свои успехи в агрономии. Но приходилось терпеть. Специалист он был неплохой. Опыт имел богатый и послужной список внушительный. Ничего, осталось чуть меньше двух лет потерпеть и проводим его на пенсию, – успокоил себя мысленно Гришин. – Пусть клубнику свою выращивает. А вслух сказал:

– Предложение товарища Панкратова очень правильное, но работает оно на долгосрочную перспективу. Нам обязательно нужно будет как можно быстрее организовать выпуск и установку аналогичных детских площадок в непосредственной близости от уже сделанных. Но это все дело не быстрое, а вопрос надо решить уже сейчас.

– Так давайте свяжемся с заводом «Полет», дадим указание. Поработают сверхурочно, ничего страшного, – предложил услужливо Варанов.

– Объясняю еще раз, – несколько раздраженно ответил Гришин. – Завод по щелчку пальцев ничего не сделает. Он и эти площадки делал, работая в три смены. Это сложный продукт с большим числом комплектующих. Потребуется время и на их изготовление, и на сварку, и на сборку. И время это, даже с учетом всех моих немалых возможностей и влияния, измеряется как минимум неделями и то не факт. Так что прямо сейчас это не вариант. Еще идеи есть, товарищи?

Присутствующие замолчали, склонив головы. Так и не услышав больше от помощников ни одного рабочего варианта, очень недовольный Гришин отпустил всех по рабочим местам. А сам продолжил обдумывать проблему, прокручивая ее в голове и так и сяк и пытаясь найти выход из сложившейся ситуации. Через некоторое время, так ничего и не придумав, раздраженно вздохнул и, нажав кнопку селектора, произнес:

– Юрий Петрович, пригласите завтра ко мне Захарова, на десять тридцать утра.

Раз Захаров занимался этим проектом, то может быть, сможет посоветовать что-то дельное по разрешению сложившейся ситуации, – подумал Гришин раздосадованно. – Не хочется к нему обращаться, но выхода иного нет… Завтра с утра сразу с ним и поговорю. А то мало ли, за вечер самому в голову все же что-то толковое придет… Ну а если не придет, и Захаров ничего не посоветует, то просто сделаю из него козла отпущения…

***

Москва, Торгово-промышленная палата

Партсобрание вчера закончилось слишком поздно, так что в приемную председателя парторг явился уже с самого утра, чтобы доложить о его итогах. Не застав его на месте, что было делом обычным, все же должность высокая, и Блащицкому приходится много ездить по всяким министерствам, он попросил секретаря набрать его сразу, когда тот появится. Уж лучше он сразу зайдёт к нему и сам отчитается, чем тот будет его вызванивать: во втором случае явно будет гораздо больше начальственного недовольства. Ну а пока что оставалось ждать в своем кабинете. Да только было это, конечно, неудобно. Ни позвонить никому, чтоб телефон не занимать, ни из кабинета выйти надолго, а то если секретарше придётся несколько раз названивать, она тоже будет недовольна, а к чему ему с ней отношения портить?

Когда в десять утра звонок из приемной всё же раздался, он очень обрадовался. Так – сейчас сходить отчитаться и скинуть с плеч долой уже всё это дурно пахнущее дело.

В приёмной он оказался далеко не один – люди тоже с нетерпением ждали возвращения председателя. Но тут же с показным удовольствием уступили ему очередь, видимо, прекрасно понимая, по какому вопросу ему необходимо попасть к шефу. Причём сугубо добровольно, он никакого намёка на это не делал. Впрочем, поскольку в приёмной сидели сплошь партийные люди, он прекрасно понимал, с чего вдруг такая услужливость: каждый из них сегодня представил себя на месте Андриянова в случае провинности, и не хотел портить с ним отношения, заставив сидеть в очереди.

Блащицкий был не в очень хорошем настроении, это парторг сразу заметил. Кивком головы велев ему сесть напротив, он тут же нетерпеливо спросил:

– Как всё прошло? Очень жаль, что у меня самого никак не получилось посетить партсобрание.

– Хорошо прошло, Игорь Борисович. Пропесочили и влепили выговор Андриянову.

Председатель неприятно расстроился и уточнил:

– Как всего лишь выговор, учитывая, что он натворил? И у нас, и в ССОДе!

– Ну так не было такой возможности, Игорь Борисович! Сами посудите, у меня не было никаких оснований более жёсткое наказание выносить: у него до этого ни выговоров, ни порицаний не было. Кроме этого, фамилии женщин вы велели не упоминать, и на собрание их не приглашали. То есть всё, в чем Андриянова осуждали, за исключением показаний Авроры Яковлевны, было с ваших слов, а вас к тому же и не было, чтобы всё это подтвердить. Ну и надавить вашим авторитетом, чтобы других проняло… Так и Андриянов использовал очень выгодную для себя стратегию: повинился перед всеми, а сами знаете, повинную голову меч не сечёт. Поэтому так всё сложилось, что только выговор и можно было сделать.

Председатель недовольно спросил:

– Так что получается, что и дальше этот подлец будет среди честных людей в партийной организации?

Парторг пожал плечами и сказал:

– Мне и самому это не нравится, но мы же все протоколы отсылаем наверх. А вдруг, если бы мы его выгнали из партии, там бы заинтересовались всеми подробностями этого дела, если бы мы указали все то, что он наворотил в ССОД? А как не указать, если выгонять из партии, основания должны быть все указаны и быть весомыми. А у вас же, Игорь Борисович, наверняка есть недоброжелатели наверху, которые могли бы накопать достаточно, чтобы какие-то меры против вас лично принять за то, что у вас такой сотрудник на руководящей должности работает…

– Вячеслав Емельянович, вы бы лучше не волновались за меня, а провели заседание построже, – недовольно сказал председатель парторгу, – у меня всё в порядке наверху, чтобы я мог в этом случае легко отбиться от таких претензий. Но ладно, что теперь уже спорить, партсобрание уже закончилось. Делать уже нечего, но вам теперь ставлю задачу постоянно следить за Андрияновым. У нас же крепкая партийная ячейка, верно?

На такой вопрос парторг не мог ответить иначе, чем согласием.

– Так вот, обеспечьте, чтобы товарищи по партии не допустили новых такого же рода вопиющих деяний со стороны Андриянова, в особенности в адрес других дружественных им организаций. А то вы сорвали мне планы своим выговором: я уже и уволить его планировал, сославшись на то, что его исключили из партии. К чему мне такие сотрудники, с учётом того, что у нас тут сплошным потоком иностранцы идут.

Парторг лишь развел руками – мол, сказал уже все, что мог, по этому вопросу.

– Ладно, идите уже, Вячеслав Емельянович, мне сейчас надо позориться, звонить Федосееву. – сказал, поморщившись, Блащицкий. – Я его уверял, что мы этому Андриянову крепко хвост прищемим, а теперь, получается, сообщу ему всего лишь о выговоре… Эх, чувствую, ругаться он будет крепко!

Парторг, уходя после беседы, прекрасно понимал, что председатель остался им недоволен. Но не мог же он ему сказать напрямую, что это у него, у Блащицкого, наверху очень хорошие связи; ему в случае такого скандала ничего не будет. А вот у него, простого парторга, все несколько иначе – ему бы было из-за чего волноваться, поднимись наверху буря из-за этого протокола с увольнением Андриянова из партии. Ему могло бы здорово влететь за то, что у него в организации такой гнилой человек долгие годы был, и ни единого порицания не удостоился за все это время. Оправдание, что он ловко замаскировался под добропорядочного члена партии, никак бы не прокатило, упрекнули бы в плохой работе с членами парторганизации. Парторг должен хорошо знать членов своей ячейки.

У него лично такого происшествия ещё не было, но друзья-парторги его уже влетали, когда наверху начинали разбирать причины таких исключений из партии, и его предупреждали, насколько все серьезно. Так что если председатель Торгово-промышленной палаты хочет кого-то из партии выгонять по таким основаниям, то пусть сам присутствует на партсобрании, чтобы наверху потом видели по протоколу, что у парторга и выбора особого не было, поскольку первую скрипку играл Блащицкий, про связи которого наверху всем прекрасно известно…

***

Союз советских обществ дружбы и культурной связи с зарубежными странами

Белоусова была вся на нервах, вроде бы как её и оставили работать, но она не имела иллюзий: прежнего доверия к ней ни у кого теперь не будет. И зачем она сдуру поддалась на эти уговоры Андриянова помочь ему позаботиться о ее карьере! Теперь-то абсолютно ясно, что он вовсе не хотел, чтобы она стала начальницей, ему было плевать на это. Он хотел подсидеть её усилиями Морозову!

И почему она сразу не сообразила, что за этим внешним лоском и красивыми манерами скрывается такой подлец, который посмел нагло использовать её из-за того, что Морозова влезла в его отношения с этой дурой Галией. Вот уж кому везёт, так везёт: сама ничего не делает, ни на что не способна, а на неё только и сыпятся всякие хорошие вещи. То в командировку уезжает по Варнам, Сочам и Ялтам, да потом ещё и жалуется демонстративно на публику, как она там якобы устала; то Морозова за неё коршуном налетает на прежних заслуженных сотрудников, а ей всё в готовом виде в ручки падает…

Галию Белоусова ненавидела всеми фибрами души, но сейчас, честно говоря, ей было не до этого: вся эта подвисшая ситуация с Андрияновым не давала ей покоя. И хотя Федосеев и обещал, что ни имя её, ни фамилия в Торгово-промышленной палате оглашаться во время заседания парткома не будут, она не могла не подумать о самом плохом варианте. А если вдруг он её обманул и там в ходе разбирательств с Андрияновым всплывёт в таком негативном виде её фамилия? Это ж слухи по всей Москве тут же разойдутся!

Добавляла неприятных размышлений ещё и ситуация с собственным мужем. Она долго думала ему признаться во всей этой истории с Андрияновым, но после нелёгких размышлений всё же не решилась это сделать. Муж у неё хотя и понимающий, но всё же, как любой мужик, ревнивый. Даже если она ему абсолютно честно расскажет, что вовсе не заигрывала с этим Андрияновым, он же может и не поверить ей… Либо решит, что она ему изменяла, или планировала вот-вот изменить и потому поддалась на эти уговоры Андриянова, либо вообще подумает, что она просто дура, что клюнула на его сомнительные предложения в адрес Морозовой. И то и другое её абсолютно не устраивало. Муж у неё злопамятный: дай ему только повод – он ей долго потом ещё выговаривать будет, а главное, что и возразить ему будет нечего…

Мужу бежать признаваться надо только в одном случае: если всё же дело дойдёт до её увольнения из ССОДа. В этом случае у неё уже выхода просто-напросто не будет; он же этого так просто не оставит, побежит разбираться. А если он сам про Андриянова узнает, во время этих разборок, то у него и вариантов-то не останется: он точно будет уверен, что она ему изменила.

С учетом всего этого ежедневная работа и поручения руководства сейчас были Белоусовой до лампочки, она только о себе и беспокоилась.

Зазвонил телефон, она сняла трубку и услышала прекрасно знакомый голос секретарши председателя.

– С кем я говорю? – спросила та.

– Это заместитель начальника отдела Белоусова.

– А Морозову можете пригласить?

– Ольга Вениаминовна сейчас отсутствует.

– Передайте ей, как придёт, чтобы немедленно брала другую вашу сотрудницу, Галию Ивлеву, и шла к председателю по тому особому делу, про которое она в курсе.

Белоусова прекрасно поняла, что это за особое дело, но даже не успела ей ответить, как вдруг секретарша после совсем небольшой паузы сказала:

– Впрочем, я лучше сама перезвоню, не извольте волноваться.

И положила тут же трубку – ни здравствуй, ни прощай.

Прежде она себя со мной так не вела, – мрачно поджала губы Белоусова. Причину такого поведения и недоверия она прекрасно понимала: секретарша, похоже, была в курсе всего произошедшего. Или просто начальник ей сказал, что Белоусовой доверять ни в чем нельзя, – вот потому она и сказала, что перезвонит.

– Господи! И за что мне всё это? – сказала Белоусова, хотя не была ни капли верующей.

***

Глава 4

Советский комитет защиты мира

Ильдар очень заинтересовался той темой, что предложил ему Ивлев. Хотел сразу и к Семерову идти согласовывать, но вспомнил, что в последнее время парторг что-то стал осторожничать. Мало ли, может проблемы с теми, кто его подсидеть хочет, должность хорошая, такие наверняка есть. Значит, надо к встрече с ним подготовиться хорошо, чтобы у того и шанса не было отказать. Нужен, очень нужен острый материал для рейда!

Правда, стоило подстраховаться не только ради похода к Семерову, но и в целом. Мало ли, в Ярославле будут какие-то подводные камни? Вдруг в руководстве города окажется кто-то с такими связями в Москве, что ему потом влетит за саму идею ехать туда и раскапывать всю эту историю? Дети членов Политбюро или ЦК, племянники, да даже дети фронтовых товарищей членов Политбюро могли создать немало проблем в любом расследовании, очень вредных для карьеры расследователей. А он же все это затевает не из-за того, что правдолюб, а чтобы занять, наконец, должность повыше… Так что расследования, что могут ударить по его репутации, ему ни к чему…

Ильдар думал недолго, но таки вспомнил, у кого можно разузнать побольше про этот самый Ярославль. Есть же в Верховном Совете и депутат оттуда, и его помощник. С обоими он был знаком, вот только депутат был какой-то мутный, он его остерегался. Не получалось с ним нормально общаться, очень замкнутый мужик, себе на уме. А вот помощник его был сильно на него самого похож. Всячески искал любые возможности свои связи в Москве укрепить, и в Ильдаре видел один из полезных контактов на будущее… Признавая при этом безусловно, что Ильдар в данный момент намного лучше его устроился. У Ильдара все же был официальный статус главы комитета, хоть и незначительного, а помощники депутатов работали на внештатной основе, получая финансирование по партийной линии. И этот нюанс имел большое значение для статуса в иерархии.

Прекрасно, значит, если он сейчас в Москве, то вряд ли откажет в детальной беседе…

Повезло, когда он набрал его номер, тот оказался на месте. И немедленно согласился вместе с ним в столовой посидеть.

– Ну как, Юрий, дела у тебя в Москве, все хорошо? – поинтересовался Ильдар, здороваясь за руку, привстав из-за стола, когда тот подошел к его столу в столовой.

– Спасибо, Ильдар Ринатович, все в порядке. Как у вас дела?

– Тоже хорошо. Такой вопрос, Юрий – не подскажешь, есть у вас в руководстве в Ярославле кто-то с мощными связями в Москве?

Собеседник сразу же как-то успокоился, поняв, что тема для общения будет полностью ему знакома:

– Какое там, Ильдар Ринатович! Все, кто при серьезных должностях, по несколько лет уже сидят на своих местах. Сами понимаете, что были бы связи, давно бы в Москву перевелись.

– И что, всяких там племянников серьёзных людей из Кремля тоже нет?

– Нет, что вы! Разве в Москве или МИДе уже закончились места для них? Тихо у нас там, спокойно. Все свои.

Этим Юрий Ильдару и нравился, с ним можно было говорить достаточно откровенно. Причем на провокации, которыми славились те, кто работал на КГБ, это никогда не было похоже. Впрочем, Ильдар в любом случае сам никогда на такие провокации не поддавался, не отвечал в том же стиле, не поддакивал, и не кивал, когда при нем что-то нехорошее говорили про СССР, хоть бы даже сомнительный анекдот. Просто поскорее прерывал такое общение и уходил. А за такое поведение ничего ему пришить невозможно…

Вот и сейчас, получив исчерпывающий ответ, который его успокоил, он тут же перевел разговор на другую тему, став расспрашивать Юрия о том, чем отличается архитектура в Ярославле от архитектуры в Москве. А тому, поскольку он был уроженцем Ярославля, было приятно отвечать на его вопросы.

И то что нужно ему было узнал, и покушал заодно, – подумал Ильдар, идя из столовой сразу к кабинету Семерова. Время обеденное как раз закончилось, мало ли повезет того застать на месте. А нет, так он подождет минут пять на всякий случай. Потом уже к себе в отдел уйдет и будет время от времени по телефону набирать.

Повезло, как и с Юрием – Семеров был у себя.

Поздоровавшись, Ильдар рассказал об идее рейда в Ярославль, показав и само письмо. Жаль, что оно было адресовано Ивлеву, но с этим уже ничего не поделать. Правда, были и плюсы – наличие в составе будущего рейда Ивлева, видно было, в определенной степени парторга успокоило, Ивлева тот по неизвестной Ильдару причине уважал. Он уже и пытался как-то по случаю вызнать, в чем причины такого уважения, но Семеров вел себя как кремень, делая вид, что не понимает, чем он интересуется. Впрочем, Ивлев в «Труде» печатается, а парторг вечно сидит, обложившись газетами – может, в этом и причина этого уважения? Ну а если не это, то значит Семеров знает о какой-то мощной поддержке для Ивлева от кого-то серьезного. Узнать бы как-нибудь в этом случае, все же, от кого. Потому как сам Ивлев тоже на такие расспросы с его стороны отвечал чрезвычайно уклончиво…

– А кто у нас там в Ярославле сидит в горкоме? – спросил задумчиво Семеров.

Правильно поняв вопрос, что речь идет вовсе не о фамилиях, Ильдар ответил:

– Сергей Валерьевич, я навел справки – никого там серьёзного нет.

– Ну если так… В принципе, я готов поддержать эту идею. Получи еще добро от комсорга, Ильдар, учитывая, что у тебя там в комитете сплошные комсомольцы, и согласуем, когда отправимся к Игнатию Фёдоровичу на прием…

– Хорошо, Сергей Валерьевич, сразу же сейчас к Юрию Васильевичу и пойду.

– Сейчас не иди, Трубникова отправили вчера в Серпухов по какому-то делу. Завтра с утра приходи, он уже вернется.

***

Москва, городской комитет КПСС

В назначенное время Захаров направился к Гришину. Так, теперь важно грамотно провести разговор, – сосредоточенно думал он, идя по коридору, – вчера все варианты вроде просчитал. Теперь главное, чтоб все получилось в правильный момент предложить…

Едва он зашел в приемную, секретарь тут же сообщила Гришину и, получив от него какие-то указания, пригласила Захарова в кабинет. Уже проходя внутрь, Захаров заметил, что в приемную заходит и помощник Гришина, Изюмов, и кивнул ему. При этом Захаров отметил, что смотрел на него Изюмов несколько не по чину, дерзко, но когда он ему кивнул, то сразу же расплылся в угодливой улыбке и кивнул в ответ.

– Здравствуйте, Виктор Васильевич, вызывали? – прошел второй секретарь к столу начальника.

– Да, Виктор Павлович, здравствуйте. Присаживайтесь, – предложил ему хозяин кабинета.

Сев на стул сбоку от стола начальника, Захаров внимательно посмотрел на него. Гришин выглядел недовольным, но особой нервозности не выказывал.

– Я вас вызвал, Виктор Павлович, по очень срочному делу, – перешел Гришин к сути без всяких отступлений. – Вопрос касается инновационных детских площадок, которыми вы до недавнего времени занимались. Мы установили первую партию площадок в нескольких районах Москвы и столкнулись с довольно неприятной ситуацией.

– Какой же, Виктор Васильевич? – вежливо поинтересовался Захаров, сохраняя невозмутимое выражение лица.

Несмотря на то, что он предполагал, что Гришин сделает вид, что так и надо, по поводу того, что забрал площадки, его все равно немного покоробила эта непробиваемая самоуверенность начальника. Даже словом или намеком каким-нибудь тот не показал, что был не совсем прав, поступив так. Ну, что ж, тут уж как есть. Послушаем, что он теперь скажет и как будет положение вещей описывать, – подумал Захаров.

– С первого же дня их работы поступает большое количество жалоб от жителей дворов на шум и огромный наплыв детей со всех окрестностей, – ответил Гришин, не сумев сдержать недовольной гримасы. – А ведь площадки поставлены у домов не самых последних людей в городе…

– Да, такой эффект присутствует, – снова невозмутимо кивнул Захаров. – Мы наблюдали серьезный ажиотаж, когда установили первую пробную площадку. Она была установлена в июне. И, насколько мне известно, востребованность площадки не уменьшилась до сих пор. С учетом этого опыта, при разработке плана запуска первой партии детских площадок мы намеревались размещать их по районам города сразу партиями от пяти штук, не меньше, чтобы снизить ажиотаж и распределить потоки детей.

– Почему же эти соображения не были отражены в плане размещения площадок по городу? – сдерживая раздражение, поинтересовался Гришин.

– В плане размещения обоснование никогда не включается, – спокойно парировал Захаров. – Мы всегда по любому проекту предоставляем подробное обоснование по запросу, но таковых по детским площадкам нам не поступало.

– Это досадное упущение, – констатировал Гришин, поняв, что с этой стороны Захарова прижать не получится. – И в результате мы имеем серьезную проблему, так как жалобы на площадки поступают с самого верха, – многозначительно посмотрел он на Захарова. – Весь проект может оказаться под угрозой, если ситуацию быстро не получится разрешить. Поэтому я и вызвал вас, Виктор Павлович. Вы знаете про эти площадки больше всех. Может быть, сможете предложить вариант, как нам эффективно устранить возникшую проблему? Хотелось бы все же, чтобы такая полезная для столицы инициатива продолжилась. Уверен, что вы, как и я, заинтересованы, чтобы наш город становился все краше, ведь для этого мы свои должности и занимаем…

– Без сомнения, – кивнул Захаров в ответ, – я очень заинтересован в процветании нашей столицы и в успехе проекта с детскими площадками, а также во многих других полезных начинаниях. Давайте подумаем, как можно ситуацию с жалобами эффективно решить…

Захаров выдержал паузу, сделав вид, что усиленно размышляет. Разговор с Гришиным пока складывался не худшим образом. От попытки перевесить на него ответственность удалось уйти. Теперь пошли намеки на хорошие перспективы с Гришиным и печальные без него. Тоже вполне ожидаемо. Сейчас главное, чтобы начальник понял и нормально воспринял идею, которую Ивлев предложил. Захаров незаметно перевел дух и, подняв голову, начал говорить:

– Виктор Васильевич, есть у меня одна идея. Думаю, должна сработать.

– Какая? – тут же встал в стойку Гришин, демонстрируя заинтересованность.

– Предлагаю установленные детские площадки временно закрыть, – произнес Захаров. – Поставить милицию…

– И вы туда же, Виктор Павлович, – недовольно перебил его Гришин, явно подумав, что Захаров продолжает его подставлять и сильно разозлившись. – Мне уже предлагали такую идею. Это категорически неприемлемо. Нас не поймут, если запретим жителям соседних домов детей на площадки водить.

– Но я вовсе не это предлагаю, – сохранил Захаров спокойствие, – я предлагаю доступ на площадки закрыть полностью. Для всех без исключения.

– Что? – опешил Гришин. – А в чем смысл? Нас же тогда вообще съедят.

– Нас съедят в ближайшие дни, если продолжится шум и гам на установленных площадках, – веско возразил Захаров. – А вот если мы их закроем, придумав благовидный предлог, то уверен, что уже через пару дней вам снова начнут звонить, Виктор Васильевич, те же люди, но уже с просьбами все вернуть, как было. Потому что теперь уже будут возмущены их дети и внуки. А мы же с вами знаем, каково это, выслушивать плач, капризы и нытье все свободное время, у обоих семьи. Такое намного труднее выдержать, чем шум с улицы, согласитесь?

Гришин, все это время внимательно слушавший Захарова, под конец его речи просветлел лицом. Он моментально просчитал всю ситуацию и сообразил, что вариант, предложенный подчиненным, действительно позволит выйти из всей этой истории в плюсе. Когда члены Политбюро сами попросят его возобновить работу площадок, руки у него будут развязаны и дальше уже можно будет решать ситуацию спокойно, постепенно устанавливая дополнительные места для игр детей и получая в ответ не гневное шипение, а благодарности. Интересно, а Демичев сам позвонит мне, когда будет просить площадку снова открыть, или опять через помощника? – мелькнула у Гришина ехидная мысль.

– Виктор Павлович, вы молодец! – с энтузиазмом похвалил он подчиненного. – Отличную стратегию предложили. И так быстро придумали. Должен признать, у вас талант к управлению и планированию. Буду иметь в виду, такие кадры надо беречь.

– Спасибо, Виктор Васильевич, – скромно произнес Захаров.

– Я тогда сейчас, не откладывая, поручу своим помощникам реализацию вашего предложения. Пусть хоть так пользу принесут, раз идей дельных предложить не могут, – хохотнул Гришин. – А вас, Виктор Павлович, тогда попрошу включиться снова в работу над этим проектом. Сами понимаете, что теперь придется форсировать процесс ввода новых площадок по всей Москве. Вы уже неплохо поработали в этом направлении, результаты первые получили, вам и карты в руки. Варанов передаст вам сегодня же места установки всех площадок, а от вас жду тогда к концу недели план введения новых детских площадок с подробным обоснованием, указанием очередности и количества. Все согласования с заводом «Полет» тоже на вас. Не подведите!

– Все сделаю, Виктор Васильевич, – с готовностью откликнулся Захаров. – Но потребуются ресурсы для «Полета», чтобы он мог нам быстрее помочь с окончательным решением этой проблемы, – добавил он, выразительно взглянув на Гришина.

– Любые ресурсы будут предоставлены, – кивнул тот подтверждающе. – Общее дело делаем. Все, что нужно, просто согласовывайте с Панкратовым. Соответствующее распоряжение отдам.

– Хорошо. Тогда, с вашего разрешения, пойду работать над этим вопросом, – поднялся с места Захаров.

– Да, можете быть свободны, – ответил ему Гришин, тоже поднявшись и пожав руку. – Спасибо, Виктор Павлович.

Выйдя из кабинета начальника и отойдя по коридору на достаточное расстояние, Захаров прислонился к стене спиной, переводя дух. Получилось! – внутренне ликовал он. – Но каков Гришин интриган… Ну Ивлев стервец! Как он предсказал, что мне опять проект с площадками вернут, чтобы подставить перед Политбюро? Гришин бы точно так и сделал, он вовсе не после его предложения решил так поступить… Не предложил бы ему толковый вариант как выкрутиться, полученный от Пашки, сейчас бы встрял, как кур в ощип…

Отдышавшись немного и приведя в порядок мысли, Захаров отлип от стенки и направился к своему кабинету. В целом ему нравилось просчитывать варианты, говорить намеками и пытаться разгадать намеки собеседников, но сегодня разговор был уж очень нервным. Слишком многое от него зависело. И Захаров чувствовал, что за не такое и длинное время разговора сильно вымотался. Сейчас бы расслабиться, но нельзя. Работы еще непочатый край…

***

Союз советских обществ дружбы и культурной связи с зарубежными странами

Галия с Морозовой вошли в кабинет, вернувшись с выставки, которую курировали, и Белоусова тут же затараторила:

– Звонила секретарь Федосеева, велела, как появитесь, тут же к нему подойти.

Галия переглянулась с начальницей. Веры у них теперь было к Белоусовой ни на грош, и та, заметив это, плаксиво скривив губы, тут же добавила:

– И что вы так смотрите, сами же сказали мне, что забудете про все прошлое, будем нормально теперь сотрудничать?

– Что-то не припомню такого. – сурово прищурившись, сказала Морозова. – я всего лишь сказала, что увольнять тебя, Валерия Николаевна, не буду, а прощение заслужить еще нужно. И явно не одним извинением, а долгими месяцами безупречной работы.

Обычно бойкая на язык Белоусова в этот раз лишь фыркнула и отвернулась. А Морозова сказала Галие:

– Ладненько, давай тогда идти, раз такое дело, мы и так на выставке задержались.

Оставив пакет с плюшками, которые приобрели в киоске неподалёку от входа на выставку, Галия пошла вслед за начальницей на выход.

Секретарша Федосеева явно обрадовалась, увидев их в приёмной.

– Вот и славно, – сказала она, – а то Владимир Алексеевич уже два раза о вас спрашивал. Надеюсь, у вас есть хоть веская причина вашего отсутствия, а то он может и спросить, почему вы так долго не появлялись…

– Разумеется, есть, – удивлённо ответила Морозова, – или вы что, серьёзно думаете, что мы можем на несколько часов просто так уйти? Погулять по парку ближайшему?

– Ладно, ладно, – замахала руками секретарша, – заходите давайте, пока никого нет, а то сейчас придёт кто-нибудь повыше чином и будете тут в очереди сидеть.

Это она о нас так заботится, подумала Галия, это вовсе не упрёк нам был, и благодарно кивнула секретарше, идя вслед за Морозовой, когда проходила мимо её стола. Это Морозова, видимо, не поняла, что та имела в виду, она на взводе сейчас, поцапавшись с Белоусовой, а ведь отношения с секретаршей шефа её отделу портить не надо.

Несмотря на опасения секретарши Федосеевой, никаких вопросов о том, где они отсутствовали в рабочее время, задавать начальник им не стал, напротив, принял достаточно приветливо. Галия удивилась, когда увидела, что Морозова из-за этого нахмурилась. Да та ещё и первой заговорила с начальником:

– Я так понимаю, Владимир Алексеевич, что новости по Андриянову не очень хорошие?

Начальник не сумел сдержать выражение досады на лице из-за того, что Морозова его раскусила. Вздохнув, он сказал:

– Да, позвонил мне сегодня лично председатель Торгово-промышленной палаты и рассказал о том, что провели они партсобрание и Андриянову за его дела объявили выговор. Я, признаться, рассчитывал на большее.

– Да уж, – сказала Морозова, – получается, что и нет никакой справедливости: он нам тут саботаж устроил по факту, а ему всего лишь выговор.

– Ну вот, к сожалению, так вышло, – развёл руками председатель. – Увы, это чужая кухня. Мы там ничего не можем сами сделать. Но позвольте вас заверить: Блащицкий теперь с Андриянова глаз не спустит. Этот прохвост очень долго будет жалеть о том, что он тут у нас наворотил.

– Разве что так? – вздохнула Морозова, смиряясь с фактом неудачи в наказании Андриянова.

Председатель, поняв, что самая трудная часть разговора позади, приободрился:

– И сделанного мы тоже Андриянову не простим, поверьте мне. Никакого больше сотрудничества по линии его отдела у нас не будет. Все, что прежнее заключалось с ним – забудьте про это. И никого на стажировку мы тоже отправлять в эту палату больше не будем. Я председателю Торгово-промышленной палаты так и сказал. По крайней мере, пока Андриянов у них там работает на руководящей должности. А к вам большая просьба: если хоть на пороге нашего здания увидите этого Андриянова, тут же ко мне идите – будем с ним разбираться уже не на шутку. Особенно это, Галия, тебя касается… Надеюсь, у тебя проблем с мужем не было, когда ты рассказала ему про этого престарелого ухажера?

– Проблем? – искренне удивилась Галия. – А почему вдруг? Муж мой мне полностью доверяет.

И Морозова, и председатель посмотрели на неё с такой откровенной завистью, что она сразу догадалась, что в их семьях все явно не так.

– Да ещё вопрос! – продолжил председатель, – по Белоусовой. Следите за ней тоже и не спускайте с неё глаз. Если бы не её муж, я бы все-таки тоже её уволил.

По этому поводу ни Галия, ни Морозова, никаких комментариев делать уже не захотели, им и так все было полностью понятно. Несомненно, что майор КГБ не такая уж большая шишка для Федосеева с его связями, но и повод для увольнения был не абсолютно железный, чтобы тот не начал дергать за веревочки. Фактически у них было только признание самой Белоусовой, да еще и только устное. А если муж с ней поработает, опротестовывая увольнение, и велит иначе говорить, что ее оговаривают, и ничего такого она не делала? Кому эти дрязги нужны!

***

Москва, квартира Ивлевых

Жена пришла с работы вся какая-то напряженная.

– Милая, случилось что-то?

– Да так… Сначала ездили на выставку, а потом сразу к председателю вызвали.

– И что там? По чехословакам что-то не так?

– Нет, про них вообще не упоминали. Там уже все готово давно и утверждено. Ждем только приезда…

Вспомнил вдруг, как Галия мне рассказывала, что к ней приставал какой-то там придурок, и за него взялось её руководство, пообещав с ним разобраться как следует. Неужто по этой теме что-то было у начальника? Похоже, без наводящего вопроса не обойтись…

– Ну что, тому козлу, как его, Андриянову, рога обломали?

– Ну как… Выговор дали на партийном собрании… – расстроенно сказала мне жена.

Вот и выявилось, что именно ее волнует.

– Всего лишь выговор? – удивился я.

– Да. Федосеев пообещал с ним как следует разобраться, практически хвастался нам с Морозовой, что с ним будет покончено, а утром позвонил председатель Торгово-промышленной палаты и сказал ему, что на партсобрании получилось только выговор Андриянову влепить. Он с ним из-за этого, по его словам, даже немножко поссорился. Сказал, мол, не будем мы больше сотрудничать с Торгово-промышленной палатой и своих людей туда на стажировки посылать.

– Ну, во-первых, это по его словам, а во-вторых, проблемы-то с этим типчиком это никак не решает. Как бы этот козлик не решил, что ему все с рук сойдёт. Послушай, дай-ка мне его фамилию, имя, отчество и должность…

– Паша, зачем тебе? Ты глупости не собрался какие-нибудь наделать? Все же хорошо у нас! Ну подумаешь, цеплялся ко мне какой-то старик. Со мной часто пытаются познакомиться, иногда и прямо на улице.

– Так одно дело познакомиться, другое дело целенаправленно бегать за тобой. Да не переживай ты так, обещаю глупостей не делать, просто присмотрю за ним.

– Ну, не знаю… – нахмурилась жена.

– Я что, тебя когда-нибудь обманывал? Обещаю, что никаких глупостей не будет, значит, их не будет. Я не собираюсь бить ему морду и вместе с ним в отделение милиции ехать, чтобы меня из Кремля и МГУ выкинули по хулиганке. Просто хочу быть уверен, что все его заходы в твой адрес ограничатся только уже произошедшими. Тем приглашением в ресторан, от которого ты отказалась и попытками мотаться по тем же местам, куда ты ездила.

– Правда? Ну ладно, тогда записывай.

Записал. Так, ну теперь Мещерякова надо привлекать…

Глава 5

Москва, квартира Ивлевых

Пошел к телефону, чтобы набрать Мещерякова, но тут же и остановился. Лучше я с ним буду и дальше с телефона-автомата общаться, как уже привык. Но телефон, впрочем, все равно зазвонил.

– Со Святославлем будете разговаривать? – спросила телефонистка.

Вот почему, каждый раз, когда мне такой вопрос задают, я первым делом про Оксану вспоминаю? Мне же и Эмма должна вот-вот звонить… Кстати да, с понедельника же уже ей жилой блок армия должна была выделить.

Повезло, это именно Эмма и оказалась.

– Павел, привет! Завтра приезжаем в двенадцать утра в Москву всем семейством. Сможешь встретить?

– Ну молодец, наконец-то! – сразу успокоился я. – Встречу, конечно.

Записав детали по вагону, попрощался и положил трубку.

Так, сейчас уже время позднее. Значит, завтра с утра надо набирать адъютанта генерала Ветрова. А то я же даже не знаю, где именно этот жилой блок выделили. Вот бы повезло, и в том общежитии, где Петр с Инной живут. Хоть что-то бы сразу подсказали Эмме.

Так… А что я торможу, вообще? Надо завтра сразу и попросить адъютанта, чтобы именно там и выделили, если там свободное что найдется. Учитывая позицию генерала, ему это будет вовсе не сложно. Только надо так попросить Сироткина, чтобы потом не оказалось, что чтобы Эмму приютить, кого-то из военных перевели в худшие условия. Нехорошо тогда получится, в особенности учитывая, что это могут и сам Петр с Инной оказаться… Такие навороты нам ни к чему…

Хотя, подумав еще, все же от этой идеи отказался. Не такая и большая разница, в каком именно общежитии Эмма с родственниками пару месяцев поживет. А вот Петр с Инной могут огрести проблем, если на этот жилой блок кто-то другой из сослуживцев претендовал. Расстроятся, ясное дело, и могут начать слухи распускать, что им блок не выделили, а какой-то девчонке, не имеющей отношения к армии, блок отдали… А тут еще выяснится, что Петр с Инной знакомы с наглыми оккупантами. Если пострадает кто-то старше по званию, чем Петр, что скорее всего и будет, учитывая невеликое звание Петра, и что блоки обычно, как он говорил, подполковникам и выше только выделяют, то могут и попытаться отыграться на них… Так что ладно уж, где выделили, там и заселим их.

Вспомнил, когда прикидывал, как буду завтра Эмму с семьёй встречать, что у неё дед-то еле-еле передвигается. Наверное, надо подстраховаться и кого-то с собой взять, чтобы его вдвоем тащить из поезда. Первая мысль была, когда приеду в аэропорт, такси ещё вызвать по моему особому телефону, но решил, что всё же это не очень надёжно. Когда он там ещё приедет, этот таксист, мало ли опоздает, а деда из поезда надо достаточно быстро выгружать, поезд ждать не будет долго. Первая мысль была позвонить Брагину и попросить о помощи. Но подумал, что к чему его от учебы отрывать, если тот же Марат вряд ли завтра с утра учится? Тем более Костя вообще Эмму Либкинд не знает, в отличие от Марата…

Набрал в общежитие Марату и попросил ему передать, чтобы он мне перезвонил. Он меня набрал через десять минут.

– Что-то случилось, Паша? – встревоженно спросил.

– Нет, ничего страшного не случилось, просто завтра Эмма Либкинд приезжает в Москву, будет уже постоянно здесь жить. И родичей своих захватила. А ты же помнишь, дед у них совсем плох. Не уверен, что у меня одного получится его из поезда вытащить. Не поможешь мне завтра?

– В чём вопрос? Конечно! Где встречаемся?

– Давай в полдвенадцатого на Киевском вокзале, сможешь на своей машине приехать?

– Да, конечно, я же понимаю.

Положил трубку и улыбнулся: хорошо, что у нас уже тут своя святославская диаспора в Москве образовалась, помогаем друг другу, выручаем. Завтра Эмма приедет со своими, а дальше ещё и Славка подтянется после службы в армии, и диаспора наша ещё больше увеличится.

Ну а сегодня у нас, в соответствии с телеграммой, двоюродный брат Шанцева приехать должен погостить. Из Беломорья. Нет, все же из Белогорья. Жаль, время не указал, когда появится…

***

Москва, Лубянка

Начальник первого главного управления, генерал Комлин, выводы из разговора с Андроповым сделал. Причем много выводов… Вернувшись от него, он тут же дело Ивлева к себе затребовал. И долго старательно его изучал.

Первый вывод из разговора с председателем – Павел Ивлев попал в поле зрения Андропова, оказывается, уже давно. Два с лишним года назад. И заслуги уже тоже есть серьезные. Значит, и дальше может интересовать начальника время от времени. И если он не будет за ним присматривать лично, как в этот раз вышло, то может снова пендель получить от председателя. А то и вообще свою должность потерять…

Второй вывод – его штатные аналитики проигрывают пацану в точности прогнозов. Всухую. Правда, все это связано с зарубежными событиями. Впору подумать о том, что он шпион американский, и всю информацию прямо оттуда получает. Уж американцы-то точно знают, когда они что собираются делать…

Но естественно, бежать к контрразведчикам нет нужды. Были бы хоть малейшие сомнения по этому поводу, Андропов сам бы такое поручение дал им, и его предупредил бы, раз он по его управлению сотрудничает. Ну а почему нет сомнений… Выгодно США, чтобы мы узнали, что американская компартия под ФБР плотно сидит? Естественно, нет. Будут они продвигать шестнадцатилетнего агента, сдавая через него такую важную для них информацию? Нет, конечно, это уже как анекдот бы выглядело… Нет на свете генерала ни в одной серьезной спецслужбе, который даст команду на такой невыгодный размен. А ЦРУ – спецслужба очень серьезная, не хуже КГБ.

Военный переворот в Чили. Несомненно, проведенный чилийскими военными под полным контролем Вашингтона. Выгодно США нас заранее через Ивлева об этом предупреждать, чтобы поднять его ценность как агента? Нет, конечно, на карте судьба целой страны стоит, да еще в стратегически важном для США регионе, заднем дворе американцев. А мало ли мы как-то подгадим им, если Ивлеву поверим, и переворот против Альенде в результате провалится?

Прогноз по тому, что скоро на Ближнем Востоке произойдет… Так об этом и сами американцы, хочется верить, еще не знают. Он, Комлев, знает, и еще пяток человек в КГБ. И в ГРУ знают. И Ивлев тоже знает. Откуда? Узнай об этом ЦРУ, оно ни за что бы не слило нам такую информацию, а вместо этого начало бы готовить Израиль к атаке арабов. Но по имеющейся информации, никакой подготовки в Израиле ни к какой войне не ведется. Не знают американцы и израильтяне о скорой атаке Египта и Сирии… две недели с небольшим остались до войны.

К возвращению Вавилова надо было много всего по Ивлеву сделать, раз Андропов пообещал его к себе по этому делу вызвать. Все это пригодится потом, когда Вавилов от председателя вернется, и начнет ему задачи ставить. Он должен быть максимально готов в этот момент к любым поручениям по Ивлеву…

Так что уже несколько дней по его поручению над всем, что связано с прогнозами Ивлева, работало пять человек. Те самые аналитики, что провалились на его фоне. Тем не менее, умнейшие люди, способные к тщательному анализу информации.

Он поручил им проанализировать все доклады, что Ивлев когда-либо делал в комитете, или писал для Верховного Совета. Благо копии последних были уже давно в их распоряжении, особист в Верховном Совете свою работу знал. Изучить опубликованные им в газетах статьи. Как оказалось, он и на радио выступает, записи передач быстро в комитет привезли. Прорабатывались и протоколы прослушки, хотя вот от них он особого эффекта не ждал. Сам тоже в них заглянул, и там была сплошная бытовуха…

А когда вся аналитика будет готова, он ее изучит и вызовет к себе Румянцева, чтобы в беседе с куратором составить окончательное впечатление о том, что можно будет Вавилову по Ивлеву рекомендовать, не рискуя его доверием. Новые провалы генералу ни к чему…

***

Москва, квартира Ивлевых

Звонок в дверь раздался в 19.00. Вот и приехал двоюродный брат Шанцева. Алексей Владимирович, как он сразу представился, оказался крепким мужиком небольшого роста, с пронзительными серыми глазами, очень широкий в плечах, про таких обычно ещё говорят «поперёк себя шире». На Шанцева внешне был совсем не похож, но когда заговорил, я сразу поймал сходство. По взгляду, движениям характерным, мимике сразу чувствовалось, что они с Шанцевым близкие родственники.

В руках Алексей Владимирович держал два здоровенных баула. Когда, поздоровавшись, пригласил его в квартиру, так он еле с этими баулами протиснулся. Такое впечатление, что половину прихожей сразу занял. И как он их в самолете вез, интересно?

Предложили гостю раздеться с дороги, познакомил его с семьей и няней. Алексей Владимирович рассматривал меня с удивлением и с очень большим интересом.

– Сашка говорил, что ты юный ещё совсем, – произнес вдруг он, – но я как-то все равно представлял тебя старше что ли. – хохотнул он весело. – Ну да ладно. Это все лирика. Выручил ты его здорово, и он тебя своим другом считает, так что и на меня теперь всегда можешь рассчитывать. Мы с ним не разлей вода с детства. Его друзья – мои друзья, – добавил он и крепко пожал мне руку.

– И это, – добавил гость, – давай без политесов всяких, на «ты», договорились? Я друзьям не выкаю.

– Договорились, – улыбнулся в ответ.

Сразу повел его в комнату, показал, где он будет ночевать. Заодно баулы из прихожей убрали, а то Тузик словно с ума сошел, так заинтересовался ими. То с одной стороны подойдет, то с другой. Галия на пса один раз шикнула, второй, потом не выдержала и попыталась выдворить из прихожей. А пес ни в какую.

– Да что с тобой, Тузик? – воскликнула в сердцах жена, которой было неудобно, что собака вещи гостя облюбовала. – Чего ты к сумкам чужим пристал? Не понимаю, что с ним, никогда так себя раньше не вел, – извиняющимся тоном сказала она Акулову.

– Есть у него основания, – загадочно улыбнулся тот. – Так что давайте и правда, уберу сумки подальше.

Помог гостю затащить сумки в комнату и предложил располагаться. Алексей Владимирович сразу же полез в один из баулов.

– Я к вам не с пустыми руками приехал, – сказал он весело, – гостинцев наших таежных привез. Саша сказал, что он тебе должен, как земля колхозу, – ухмыльнулся Акулов. – Так я уж прихватил с собой, чем богаты… Все же охотхозяйством заведую крупнейшим в области, не хухры-мухры.

Достал он из баула трёхлитровую банку, полную красной икры. Следом вытащил наволочку небольшую, в которой оказались кедровые орехи. Потом выудил увесистый сверток, тщательно завернутый.

– Это сразу бери, – протянул он мне сверток, – и жене отдай. Там рыба копченая.

Шустро метнулся на кухню, отдал Галие рыбу.

Вернулся в комнату, а гость тем временем вытащил из баула еще один довольно объемный сверток, но легкий, судя по тому, как держал его. Когда Акулов развернул сверток, я ахнул. В свертке оказалась здоровенная волчья шкура.

– Держи, – протянул мне шкуру Алексей Владимирович. – Матерый был волчище, я тебе скажу. Выделана шкура на совесть, у нас скорняки в районе отменные. Можешь на кресло бросить или на пол.

– Спасибо! Уважил, – с удовольствием принял я подарок. – Жена обомлеет, да и дети тоже…

Шкура была очень красива и выделана действительно качественно. Мягкая, бархатистая внутри и шикарный густой серый мех снаружи. Вещь!

Заметил в бауле ещё похожие свертки. Алексей Владимирович поймал мой вопросительный взгляд.

– Да, – усмехнулся он, – твой волк не единственный, шкуру которого в столицу привез.

– На продажу, что ли, привезли? – поинтересовался с любопытством, а сам подумал, что точно бы прикупил еще таких шкур. Это ж подарок какой отменный. Любому мужику задари, до потолка прыгать будет.

– Нет, что ты, какая продажа, – покачал головой Алексей Владимирович. – Это трофеи привез одному начальнику столичному. К нам еще прошлой осенью делегация приезжала из Москвы серьезная, – пояснил он, видя мой интерес. – Настолько серьезная, что я даже не буду тебе говорить, кто именно там был…

Я понимающе кивнул, показывая, что конкретики и не жду.

– Так вот. Мы им организовывали охоту большую. В основном волка били, их как раз в предыдущие годы столько расплодилось, так что даже польза вышла от той облавы. А глава делегации медведя трофейного добыл. Затем и ехал по сути. Волки просто до кучи шли. Так мы с ним договорились, что трофеи ему у нас выделают, заказ у него на эти шкуры был специфический, а я привезу позже.

– Аж с осени выделывали шкуры? – удивился я.

– Нет, выделали быстро. А потом пошло-поехало. То у меня запарка, то он уехал сначала по делам, потом с семьей в отпуск. В общем, только сейчас и выбрался наконец.

– Понятно, – кивнул я. – А медвежью шкуру покажешь?

– Отчего ж не показать, – улыбнулся Акулов и полез во второй баул. Как оказалось, медвежья шкура занимала его весь.

Шкура оказалась просто огромной. Когда мы ее развернули и положили на полу, заняла весь мой небольшой кабинетик, да еще и не поместилась толком. Громадная, мохнатая, красивая, тоже выделана очень мягко. Производила она неизгладимое впечатление. Галия заглянула к нам в комнату, чтоб за стол позвать, да так и замерла с открытым ртом.

– Вот эту шкуру глава делегации заказал себе, чтобы перед камином бросить. Сделали в лучшем виде, – похвалился Алексей Владимирович, – Давно таких экземпляров качественных не видел.

– Да, впечатляет – похвалил я, – и такой оттенок ещё чёрный у шкуры.

– Медведь здоровенный был, матерый, – подтвердил Акулов, – я же говорю, трофейный экземпляр. У него шкура вон видишь сверху тёмная, а по бокам как будто подпалины. Редкая расцветка, красивый был медведь. Но по характеру отвратительный, наглый и вредный. Потрепал он нам нервов, скажу я тебе. Собак порвал немерено, каждый год одну-две на тот свет спроваживал. И на стоянки охотничьи любил набеги делать. Снаряжения испортил тьму просто. Вредитель, одним словом. Будет теперь украшать гостиную у серьезного человека, – хмыкнул Алексей Владимирович.

– Очень красивая шкура, – похвалила Галия.

Услыхав, что лежащая на кресле волчья шкура наша, жена моментально ухватила подарок, начав наглаживать. Вот уж дочка охотника, сразу видно.

– Ну а из волков спецзаказ сделали начальнику, – рассказал Алексей Владимирович, доставая из первого баула свертки.

Развернул. Тоже оказались волчьи шкуры, но определенным образом сшитые. Сразу и не понял задумку, пока Акулов не пояснил?

– Это чехлы на сиденья в машину. Долго их до ума доводили, чтоб сделать под размеры, которые руководитель делегации оставил. Но получилось отлично. Летом на таких, конечно, не посидишь, – рассмеялся Алексей Владимирович. – Сопреет все. Греют они изрядно. Задница, как в огне будет. А вот осенью или зимой – самое оно.

– Смотрится здорово, – одобрил я.

Выглядели чехлы, действительно, сногсшибательно. Шерсть густая переливалась всеми оттенками серого. Залюбовался поневоле. Неслабо будет смотреться машина с такими чехлами. Вот какой-то чиновник крупный будет понтоваться, а может и член Политбюро, чем черт не шутит, – подумал я. – Хотя нет, члену Политбюро он бы давно уже трофеи привез…

Налюбовавшись шкурами, помогли гостю свернуть их аккуратно и запихать обратно в баулы.

Нашу шкуру пока оставил в своем кабинете. Прикрыл дверь плотно, чтоб Тузик случайно не влез. Понятно, чего он так возбудился. Зверя дикого почуял. Понаблюдаю за ним, как он дальше реагировать будет. Чтоб не попортил этот олух подарок от избытка собачьих эмоций…

Поблагодарили с женой гостя от души. Предложили на кухню пойти. Там у нас уже стол был накрыт.

Гость оказался голодный. В дороге ему перекусить совсем немного удалось, так что с большим удовольствием накинулся на угощение, нахваливая хозяек. Те хлопотали вокруг нас, предлагая попробовать разные блюда.

Увидев икру в трехлитровой банке, Валентина Никаноровна аж руками всплеснула.

– Ой, как же давно я не видела икру в такой таре, – рассмеялась она. – Раньше мужа моего покойного знакомый, который по Волге ходил, привозил нам такие гостинцы. Очень вкусная такая икра, домашней засолки. С магазинной не сравнить.

– Это точно, приятно встретить ценителя, – рассмеялся Алексей Владимирович. – Наши умелицы икру солят так, что пальчики оближешь. Да что я рассказываю. Открывайте, пробуйте.

Тут же навертели бутербродов по паре штук. Что сказать – не икра, а чистый восторг. На Новый год бы такого гостя к нам…

Достали и рыбу копчёную, отчекрыжили кусок. Здоровенная оказалась. Надо потом будет обязательно и маме выделить, и няне с собой упаковать, – подумал я. Увидел выражение лица жены и догадался, что она о том же думает. Умничка моя…

Сели за стол, начали общаться. Валентина Никаноровна, немного поговорив с гостем, к мальчишкам ушла. А мы втроем за столом остались. Алексей Владимирович оказался удивительным собеседником. Байки травил охотничьи не переставая. И главное, говорит так, что заслушаешься. Речь неторопливая, в таежной манере, без лишних слов и эмоций, но слушать интересно, не оторваться. И в месте он живет фантастическом, и род занятий колоритный и сам по характеру чувствуется мужик цельный, основательный, по-хорошему правильный. Вроде и простой по манерам, а в голову не придет его таким считать. Мудрость чувствуется, надежность какая-то и опыт богатейший жизненный. А еще эта уверенность в себе спокойная, которую редко в городе встретишь. Обычно она людям свойственна, которые в отдаленных местах живут близко к природе. Где людей мало и рассчитывать можно только на себя и свои силы и навыки.

Интересный брат у Шанцева, одним словом. Понравился он мне как человек. Очень много интересного Алексей Владимирович рассказал и про свою работу, и про охотничьи будни, и про то, как он вообще стал директором охотхозяйства.

– Я охоту страсть, как люблю, – увлеченно говорил он, – как с детства заболел ею, так и не отпускает до сих пор. Поэтому после войны как вернулся, начал думать, куда пойти. Сашка звал в Святославль к себе, на завод. Но куда мне завод? Что б я там делал? Так что подумал, поговорил с знакомыми и подсказали мне податься на промысел. Ну, я собрался и поехал, чего откладывать. Оформился вместе с парнем одним соболя добывать. Там контракт на полгода, даже больше чуть. В конце июля нас в тайгу закинули, а в феврале забрали.

– Целых полгода в тайге? – изумилась Галия. – А где там жить, чем питаться?

– Где жить построить надо, а еду поймать, – рассмеялся Акулов. – Потому летом и закидывают на место, чтоб могли лагерь обустроить, к промыслу подготовиться. А добывают соболя зимой, когда шкурку на зимнюю сменит.

– Так вы там только вдвоем, что ли, были? – изумилась жена. – Целых полгода?

– Ну да, – кивнул Алексей Владимирович. – Вокруг никого. До ближайшего селения почти двести километров.

– Ничего себе, – ахнула жена.

– Это еще не самая интересная часть, – рассмеялся гость. – Для нас с товарищем тот первый промысел еще тем испытанием обернулся. Нас как в тайгу забросили, особо запасов не оставили, на месяц всего. Плюс ружья, патроны, инструмент кое-какой. Через две недели обещали доставить уже все остальное, печку-буржуйку, вещи зимние, продукты, много всего в общем, чтоб хватило на весь промысел. И вот мы хозяйничаем, лагерь потихоньку обустраиваем, избушку срубили небольшую…. Неделя, прошла, другая, месяц – не летит никто. Уже холодать стало, а у нас ни печки, ни одежды зимней, а кругом тайга…