Читать онлайн Конец света

Художник Александр Уткин

© Евдокимова Н. Н., 2025

© Уткин А. В., 2024

© ООО «Издательство «Абрикос», 2025

Счастливый и безмятежный

• «Не плачь, это был просто мир», —

так послышались мне слова из песни

Вокруг меня благоухали цветы. Я шел по полю, раскинув широко руки, задрав голову, и щурился от солнца. Слева росли разносортные тюльпаны, справа – краснощекие маки, хаотично – розовые кусты. Все это было так неправильно, так противоестественно, что я проснулся, замотал головой, потер глаза и с отвращением сказал:

– Бр-р-р!

Я протянул руку и защелкал будильником. Ведь точно помнил, что установил режим сна «Кошмары»! Но таймер светился надписью «Легкий и радостный сон». Что такое! Я покосился на дверь. Она была приоткрыта – значит, кто-то заходил. И этот кто-то – наверняка мама! Сложно представить папу, как он заходит на цыпочках в мою комнату и коварно меняет режимы… Хотя нет, легко представить! Он еще потирает ладони, злобно и противно приговаривая:

– Хе-хе-хе-хе…

Но гораздо проще представить маму. Как она смотрит на будильник и шепчет:

– Маленький мой, ну зачем же тебе кошмары? Ты потом кушать плохо будешь. Вот тебе легкий и радостный сон, лапочка моя.

И неистово жмет, жмет на кнопки, а потом целует меня в макушку и с удовольствием смотрит, как я от ее поцелуя морщусь во сне.

Я зарычал, вылез из теплой постели, закрыл дверь и сменил режим будильника на «Ужасный кошмар». Спокойно выдохнул и закрыл глаза.

А справа от меня разросся розовый куст, и аромат роз мягко обволакивал меня, а сверху летели лепестки сакуры… Пели соловьи.

Я проснулся в холодном поту. Сразу посмотрел на дверь. Она еще предательски покачивалась. Мама, наверное, даже в макушку меня не стала целовать, а выбежала из комнаты, как антилопа.

– Скорее, скорее! – поторапливала она себя, теряя на ходу тапочки.

Ага, вон одна тапочка в углу валяется.

Я ударил по будильнику кулаком, яростно переставляя режимы со «Счастливого и безмятежного сна» на «Леденящий душу кошмар». Сцепил зубы и свалился на кровать. И упал прямо в одуванчики – почему-то мягкие и пружинящие. Засмеялся, раскинул руки и вдохнул запах сирени. Мохнатые сиреневые кусты простирались на километры вокруг, спускались вниз с горы, и вид открывался такой, будто это палитра художника. Звенели колокольчики.

Я проснулся и закричал. Мама громко затопала, убегая из моей комнаты. Я, завывая, набросился на дверь. Чтобы она плотнее закрылась, подставил мамину тапочку, придвинул стул, комод. Переставил на будильнике режимы с «До краев наполненного счастьем сна» на «Наистрашнейший кошмар».

Запрыгнул в кровать, зажмурился и в каком-то оцепеняющем ужасе думал: «Только бы снова не цветочки…»

…Утром солнце било мне в глаза. Первым делом я вспомнил, сколько кю у меня осталось, – полтора. Все равно что ноль – за полтора кю ничего не сделаешь. Поэтому вставать не хотелось. Я ворочался, прятался под одеяло, прикрывался подушкой, но уснуть уже не мог. Я сполз на пол, потер глаза и огляделся. Дверь была закрыта, но стул и комод стояли на своих привычных местах. Маминой тапочки не было. Будильник мигал режимом «Кошмары». Я в своей синей клетчатой пижаме по-пластунски дополз до двери, открыл ее, просунув под низ пальцы, и пополз на кухню, где бушевала мама. Она на меня взглянула сверху вниз и заботливо спросила:

– Что снилось?

– Мой любимый кошмар, – похвастался я, вскарабкиваясь на диванчик у стола. – Про цветочки. А тебе?

Мама отмахнулась:

– Я режимами не пользуюсь, ты же знаешь. Зачем тратить кю на бесполезные вещи? Но если тебе интересно, то мне тоже снились цветочки.

Я поперхнулся сухариком, который уже успел сунуть в рот:

– Ничего себе! Без режима – и цветочки. Ну даешь.

– Учись, кроха, – весело сказала мама и поцеловала меня в макушку. Я замотал головой.

Мама поставила передо мной первое, второе и третье. Я справился с супом за секунду, перешел ко второму, попросил добавки, намазал хлеб маслом, попросил еще добавки, а потом посмотрел на маму умоляюще.

– Что такое? – удивилась она. – Невкусно?

– Да вот… – с трудом сказал я, показывая на тарелку. – Уже совсем не лезет, а есть все еще хочется, – и, морщась, потащил вилку в рот.

Мама тут же схватилась за тарелку, и я схватился за тарелку. Но одной рукой. В другой я держал ложку и продолжал есть. Мама тянула тарелку.

– Что ты там установила? – спросил я и завертел головой в поисках устройства с режимами. – Какой-нибудь «Волчий аппетит»?

Мама спохватилась, отпустила тарелку, достала из кармана таймер и быстро защелкала.

Я вздохнул и откинулся на спинку дивана.

– Что там было? – уставшим голосом спросил я.

Мама отмахнулась, нервно зашагала по кухне, погладила меня по голове, переставила тарелки, убрала кастрюли, схватилась за веник и стала усердно мести и без того чистый пол.

– Новый режим, – пробубнила она. – «Слона бы съел» называется.

– Очень подходящее название, – издевательски сказал я. – Самое то для завтрака. Ты же не тратишь кю на бесполезные вещи!

– На эксперименты трачу, – буркнула мама.

Она наверняка полночи просидела, описывая новый режим, чтобы к утру порадовать меня или посмотреть, как я лопну. И я бы лопнул, разлетелся на осколки, и не было бы меня, такого замечательного.

Хорошо, что устанавливать режимы можно только на себя и на близких родственников. И только с их согласия. А то в мире творилось бы непонятно что. Я часто об этом думаю. Вот, например, два врага. Враждуют себе испокон веков, никто им не мешает. И тут враг как возьмет, да как поставит на соперника режим «Обожание врагов». И вот уже бывшему врагу несут цветочки, обнимают крепко-крепко, только все это кажется немного странным…

Или какой-то ненормальный установит на меня режим «Хочу биться головой о стену», и буду я биться головой о стену – день, другой, неделю, месяц, год, всю жизнь. А ненормальный будет смотреть на меня в бинокль и посмеиваться.

На улице все горело красным – как всегда в первый день недели. Я тоже шел в красных брюках, незастегнутой длинной красной рубашке, из-под которой виднелась красная майка. И, конечно же, на мне были красные носки с красными ботинками. Этот день я люблю больше всех остальных. Даже больше трех выходных, когда можно ходить в каком угодно цвете. В выходные все старались выделиться, одежда пестрела разноцветьем, и поэтому все казались больше похожими друг на друга, чем в остальные дни.

В выходные я тоже ходил в красном. Даже был членом Клуба любителей красного – но только потому, что за одно посещение клуба давали два кю. Совсем немного, но лучше, чем ничего. Еще я состоял в клубах любителей оранжевого, желтого, зеленого, голубого, синего, фиолетового, а также в Клубе любителей неофициальных цветов. Как любой нормальный человек, я вступил еще и в клубы ненавистников красного, оранжевого, желтого, зеленого, голубого, синего, фиолетового. Из Клуба ненавистников неофициальных цветов меня исключили, потому что узнали о членстве в других клубах – очень там дотошные организаторы. Все это приносило мне тридцать два кю в месяц и было неплохим подспорьем.

Я знаю, что многим моим сверстникам лень ходить в клубы, но я не из ленивых. К тому же всегда интересно, что там будут говорить. Иногда я выступаю с докладами – долго и тщательно готовлю их дома. За доклад не дают ни одного кю, но зато все участники клуба смотрят на тебя другими глазами. Жаль только, Фет не ходит со мной в клубы – считает это ерундой и бесполезной тратой времени. Мне без него скучно. Он мой лучший друг.

ОТСТУПЛЕНИЕ 1

Текст доклада Ностика для Клуба любителей синего (мой самый короткий доклад)

Синий. О, синий. Синий цвет – как синее небо. Синева воды. Я люблю синий цвет. Я люблю синий цвет! Люблю синий цвет!!! Меня не обманешь блеклостью желтого, не обрадуешь сиянием красного, теплые цвета холодны. Синий – вот мое тепло. В синем я узнаю себя. В синем я узнаю других. Синие глаза смотрят честно и прямо. Яркий синий, насыщенный синий, официальный синий.

Я бы мог говорить вечно, но синяя пучина поглощает меня, и я, сраженный, замолкаю.

(Аплодисменты.)

Школа сегодня выглядела, словно красный парус. В красный ночью выкрашены быстросохнущей краской стены. Красные шторы задувает в форточки, и они приветственно машут нам. Не знаю, почему за посещение школы не дают ни одного кю. Давали хотя бы полкю – и мы бы ходили как миленькие. А так приходится сидеть на уроках, зная, что в это время ты можешь искать, где бы заработать.

Некоторые ученики не шли, а летели к школе. Не думайте, что они такие энтузиасты и я выражаюсь образно. Они не энтузиасты, а выпендрежники. Тратят кю на полеты, чтобы все видели, какие они крутые. Чтобы казалось, будто у них кю куры не клюют. А на самом деле все баллы расходуют на этот полет – от угла школы до крыльца. Ну, может, не от угла… Может, чуть подальше…

– Привет, Ностик!!! – что есть мочи кричит мальчишка и приземляется.

– Привет, Фет!!! – так же безумно кричу я.

Да, мой друг – из выпендрежников. Но я очень надеюсь его перевоспитать. Уже много лет надеюсь. Я вообще стараюсь не терять надежды, когда дело касается людей. А вот почему мы орем друг на друга – понять не могу. Мы разговариваем так, будто нас разделяют километры. Даже шепот у нас настолько громогласен, что сбивает с ног первоклассников и девчонок разных возрастов. Кстати, о девчонках. Среди них больше показушниц, чем среди мальчишек. Только они не летают – они, понимаете ли, плывут. Ну, знаете, голову чуть набок, на голове кокошник красный… то есть бант… руки в стороны развели, и в такой полудреме в пяти сантиметрах над землей проплывают. На этом и хватит о девчонках. Что о них говорить, с ними и так все ясно.

– Сколько у тебя сегодня?! – крикнул Фет, хлопая меня по плечу.

Вообще, мы так громко кричим друг на друга, что я лучше буду передавать вам, будто мы просто говорим. А то столько крика будет… Главное – знайте, что на улицах все оборачиваются, когда мы идем, а в общественном транспорте люди выходят на ближайших остановках. Ну и про первоклассников и девчонок вы тоже не забывайте.

– Полтора, – говорю.

– Что-то негусто!

– А ты все жалеешь, что полетами в минус нельзя уйти? – спросил я, и Фет сразу сник.

Он каждое утро на нуле – долетает за последние кю. Что возьмешь с этого ребеночка! То ли дело тратить кю на кошмары, чтение мыслей и силу ума.

На уроке я почти не слушал, что там рассказывала учительница. Как всегда, сначала она объясняла нам, как здорово может пригодиться в жизни то, что мы сегодня будем проходить. Я обвел глазами класс. Кто-то сидел с ополоумевшим взглядом, жадно ловя каждое учительское слово. Это те, кто тратит кю на внимательность и усердие. Кто-то делал записи в тетрадь. Это те, что подсчитывают, сколько кю у них осталось. Кто-то рисовал в тетради. Это те, кто мечтает, как бы заработать побольше кю. Кто-то боролся с зевотой и старался слушать учительницу. Это читеры.

– Ност, смотри! – зашептал с последней парты Фет.

Я повернулся к нему: тот на мгновение задрал красную рубаху – из-под нее виднелась полоска синих трусов. Фет гордо запрокинул голову и показал язык. Я хмыкнул и отвернулся.

– …И весь этот материал мы должны успеть пройти до конца света! – донесся до меня голос учительницы.

Вечно нас пугают этим концом света. И зря – он, похоже, еще не очень скоро.

– Так что открываем тетради и записываем, – сказала учительница, решив, что здорово нас убедила.

Из школы мы выбежали праздничной и шумящей алой толпой.

Экономные девчонки грациозно плыли.

– Ностик, слушай, Ностик, – тараторил Фет. – Слышал я, есть тут одно местечко, можно заработать сто кю минут за десять.

– Вранье, – сказал я.

– Говорят, верный способ! – возмутился Фет.

Я перекинул на другое плечо свой красный рюкзак.

– Ну и кто получил сотню? Хоть одного знаешь? – тяжело вздохнув, спросил я.

– Один парень… – неуверенно сказал Фет.

– Получил сотню?

– Ну не совсем… его друг…

– Его друг говорил, что другой его друг получил эту сотню и еще пойдет.

– Ну да, – кивнул Фет. – Говорил, что пойдет.

Тут меня что-то смех разобрал. Я смеялся и смеялся, я хохотал до коликов, так расхохотался, что Фет умудрился обидеться.

– Дурень! – сказал он. – Я же о тебе забочусь! Мне они, что ли, нужны, эти сто кю! Я же знаю, что ты копишь!

– Ничего я не коплю, – надулся я.

– Ладно, будем считать, что не копишь.

– Будем считать, – пробубнил я и зашагал быстрее.

– Ты куда? – догнал меня Фет.

– В прыгалку, – хмуро сказал я.

– В прыгалку так в прыгалку, – обрадовался Фет.

Мы шагали по улицам, нас пригревало летнее солнце, чирикали какие-то птицы.

– Ты зря синие трусы надел, – заметил я.

– Почему это?

– За нижнюю одежду другого цвета уже неделю как полкю в день снимают.

– Да? Я-то думал, куда они деваются! – испугался Фет. – Что же раньше не сказал?

– Я с такими вещами не экспериментирую, – улыбнулся я.

Прыгалка

Тысяча чертей, две тысячи чертей, три тысячи чертей на хвостиках.

Я читер, я почти не использую кю, я дошла до конца леса.

Я долетела до края Вселенной.

И спустилась на дно океана.

И выкачала весь воздух из земли, и тогда настал конец света.

Прыгалка – удивительное место. Она считается единственным официальным способом добычи кю. Дает десять кю в день – для многих это основной доход. Сама прыгалка – это что-то вроде спортивного зала. Большое, просто огромное здание, которое всегда контрастирует с сегодняшним цветом (кроме выходных, конечно). Сегодня прыгалка возвышалась над городом – ярко-зеленая, многоуровневая, радостная. Мы с Фетом забежали в мужскую раздевалку, переоделись, а потом посидели в кафе на четвертом этаже – слопали по две сосиски в тесте и запили чаем. Кафе находилось в стеклянном шаре над залами, так что можно было видеть прыгающих. Всегда здорово отдыхать, когда другие работают.

– Перед прыганьем не очень полезно наедаться, – заметил Фет.

– Да, мне мама то же самое говорит, – сказал я.

Фет покрутился туда-сюда, рассматривая прыгающих. Сколько их здесь, в здании? В нашем городе живет сто тысяч человек, и почти каждый приходит сюда каждый день. Здесь можно было встретить кого угодно. Взрослые прыгали рядом с детьми, женщины – рядом с мужчинами, толстые и худенькие, старые и молодые, да почти все!

– А знаешь, – сказал Фет, – говорят, есть такие, которые тратят десять кю в день, чтобы быстрее допрыгать, – и захохотал.

– Бородатый анекдот! – отмахнулся я. – Эту бороду от анекдота можно вокруг прыгалки раз десять намотать.

Фет сразу заторопился:

– Пойдем уже.

Мы зашли в один из залов в поисках свободных площадок. Но все места были заняты прыгающими.

– Давай в другой, – предложил Фет.

– Да ладно, подождем, – решил я, и мы встали к стеночке.

Кроме нас там стояли еще человека три – очередь. Она быстро продвигалась, и скоро мы с Фетом уже были на своих площадках.

Площадка – это просто небольшой очерченный круг на полу с бортиками на уровне пояса. Круг мягкий, слегка пружинящий. Открываешь дверцу, заходишь – автоматически щелкает «старт», и ты просто прыгаешь. Чтобы заработать десять кю в день, нужно прыгать примерно сорок минут. Но можно управиться и за полчаса – это если прыгать побыстрее. В одной из соседних кабинок прыгал толстый дядька, и я старался на него не смотреть. Прыгает и прыгает, что такого. Всем нужны кю. В другой кабинке прыгала симпатичная девушка в короткой юбке и в туфлях на высоких каблуках. Так она все полтора часа пропрыгает. Я стал ей подмигивать каждый раз, как поднимался в воздух. Она недовольно отвернулась. Ну и ладно, ну и подумаешь. Мне стало скучно просто так прыгать, и я запел песню. Фет с другого конца зала подхватил.

Это была песня об отважных воинах, храбрых сердцем, добрых душой, и еще в этой песне был громкий припев, потому что в припеве события творились самые ужасные. Одного воина ранили, и он, падая, кричал, как будет всех спасать и защищать, а его друзья кричали ему, чтобы он вставал и шел с ними. Но это они кричали несерьезно, потому что друг их был вообще-то здорово ранен. Враги в этом месте, наверное, уже ускакали, потому что тут в песне о них ни слова, но вдруг воины вспоминают, что им нужно отомстить, и поэтому кричат еще громче. Мы с Фетом так старались (я от усердия зажмуривал глаза), что даже не слышали, как в зале все стали поругивать нас и просить, чтобы мы пели тише.

Мы обиделись и запели противным шепотом. Женщина, которая, прыгая, читала книжку, посматривала на нас очень недовольно. Остальные время от времени бурчали. Толстый дядька вдруг громко зачертыхался и сказал:

– Из-за вашей песни я перепрыгал десять минут!

Иногда бывает так: задумаешься о чем-то, и как начнешь перепрыгивать, и не замечаешь, что счетчик кю стоит на месте. Но дядьке я сказал, что ему полезно. Он вышел из своей площадки (или, точнее сказать, вытеснился), посмотрел на меня грозно и поманил пальцем. Я испуганно замотал головой, но дядька просто выдернул меня с площадки, потряс за шиворот и сказал:

– Вот я тебе… – а потом отпустил и пошел прочь. Я повертел головой, разминая шею, а подоспевший Фет уже массировал мне плечи.

– Давай! – говорил он. – Давай! Отомстим ему!

Я проводил взглядом обидчика. Он был в широченной красной футболке и длинных, ниже колен, шортах.

– Хочешь, потрачу несколько кю на мнемофото? – предложил добрый Фет. – Потом найдем его по приметам.

– Балда ты, Фет! – улыбнулся я. – Нет у тебя нескольких кю.

– И точно, – печально сказал он. – Пойдем прыгать заново.

Мы уже прилично напрыгали, но, если человек раньше уйдет с площадки – пиши пропало, надо набирать кю сначала! Соседи смотрели на нас с сочувствием, но вместе с тем немного ликовали. По их мнению, справедливость восторжествовала. С досады я запрыгал так резво, что отстрелялся за двадцать минут, а потом еще полчаса ждал, пока напрыгается Фет.

– Здорово попрыгали, – сказал он на улице. – Теперь и полетать можно.

Фет огляделся – оказалось, что на улице никого нет. Не перед кем изящно пролететь (кроме меня, конечно, но меня бы это не впечатлило), и Фет приуныл.

И я сказал ему:

– Пойдем в лес.

– В лес? – боязливо переспросил Фет.

– В дальний лес, – уточнил я.

– Еще и в дальний? – забеспокоился Фет.

Честное слово, ничего очень уж страшного в этом лесу нет. Просто, слыша о лесе, Фет начинает бояться своей тени – так, что будет бежать и кричать «А-а-а-а-а-а, тень!», а она станет догонять его, наступая на пятки.

– В ближний никакого толку ходить, – сказал я.

– Вообще-то уроки надо делать, – забубнил Фет. – И мама ждет. Сосед на рыбалку ведет. И вообще. Куда-нибудь. За грибами.

– И куда это вы пойдете за грибами? – поинтересовался я.

– В лес, – сказал Фет и уставился на меня.

Я смотрел на него не моргая. А потом расхохотался.

– Чего ты? – спросил Фет. – Ты чего?

А я только и мог, что утирать насмеянные слезы.

– В лес, говоришь… – не мог успокоиться я. – За грибами…

– И ладно! – крикнул Фет. – Пошли в лес! Пошли.

Как он сразу стал бесстрашным! Но я не обманывался – у Фета были причины становиться решительным. Чтобы попасть в дальний лес, нужно пройти через ближний. Вот он и рассчитывал меня там отвлечь и задержать. Чтобы я про дальний лес и думать забыл. Но мне все эти его хитрости известны. Меня не проведешь.

Мы запрыгнули в первый попавшийся транспорт – все равно, в какую сторону ехать: нам надо было попасть на край города, а это конечная остановка любого автобуса.

В автобусе Фет еще раз исполнил песню про воинов, но уже без меня – я смотрел в окно. Вдруг я увидел большую толпу рядом с одной из остановок, и мы с Фетом вышли посмотреть.

Это оказался какой-то митинг. Люди были одеты разнообразно, в разноцветную одежду. Мы стали рассматривать плакаты, которыми они размахивали, как большими веерами. Надписи на плакатах были довольно стандартными.

«Долой кю!» – пять плакатов.

«Мы против кю, а кю против нас!» – всего один плакат.

«Живи полной жизнью!» – три плаката. Мне кажется, этот плакат подойдет к любому митингу.

«Грядущий конец света – последний!» – эта надпись была сразу на нескольких плакатах. Их держали люди в красном, и они старались перекрыть своими плакатами остальные. Стало ясно, что это две разные группы. Почему они собрались вместе, непонятно.

– Мальчики, возьмите ленточку «Я не использую кю», – подскочила к нам какая-то старушка.

Фет отпрянул:

– Она же у вас бежевая!

Старушка полезла в карман:

– Возьмите красненькую. Берите, мальчики.

Мы взяли по ленточке. Фет повязал свою на рюкзак.

– Я «не» закрашу, и получится здорово.

Не успела старушка отбежать к другим прохожим, как к нам подбежал мужчина в красном.

– Конец света, – сказал он нам. – Совсем.

– Угу, – кивнули мы.

– Хотите спастись?

– А ленточки даете? – поинтересовался Фет.

– Никаких ленточек. Мы спасаем души.

– Тогда не хотим, – объявил Фет, дернул меня за рукав, и мы пошли.

– Очень важно спастись! – кричал нам вдогонку мужчина. – Пока еще не поздно! Конец света близок!

– Мы сами кого хочешь спасем! – крикнул я. Мужчина махнул рукой и отвернулся.

– Вот прицепились, – сказал Фет, с улыбкой разглядывая ленточку. – Против они. Конец света у них скоро.

– Я вообще думаю: не хочешь использовать кю – так не используй!

– Минус три кю за другой цвет одежды, – задумчиво сказал Фет. – Наверняка в прыгалку бегают, чтобы покрыть долг.

– Говорят, можно отказаться. Тогда ни долга не будет, ни кю не будет.

– Какой дурак откажется…

Мы почти приблизились к лесу. Он был в нескольких остановках от митинга, и потому мы решили прогуляться.

На входе в лес стоял дежурный и читал книжку. Мы прошли мимо него – он даже не моргнул. Дежурные необходимы для того, чтобы задавать им вопросы, если появятся. Нам дежурный не был нужен – нам нужна была камера хранения. Веселая девчонка забрала у нас школьные рюкзаки и выдала номерки.

– Не потеряйте номерки в лесу! – предупредила она.

– А если потеряем, то что? – спросил я.

Девчонка показала пальцем на табличку: «Минус 62 кю за потерю номерка».

– Шестьдесят два… – удивился Фет. – Раньше ведь просто в лес неделю не пускали.

– Раньше и номерки терялись чаще. А теперь никто не теряет.

Мы с Фетом пошептались в сторонке и снова подошли к девчонке, протягивая ей номерки. Она хмыкнула и отдала наши рюкзаки, а потом сказала вполголоса:

– И не теряет никто, и работы меньше стало…

Девчонка подперла подбородок ладонью. Она была похожа на красавицу из народных сказок. Я даже залюбовался.

– С рюкзаками тяжеловато будет, – сказал Фет. – Может, домой?

С этими словами мы зашли в лес. Запахло душистыми травами.

Подул ветер.

В этом лесу росли грецкие орехи. Среди прочих деревьев. Прочие деревья никого не интересовали – вот и Фет сразу заоглядывался в поисках ореха.

– Вон, смотри! – крикнул он и побежал.

Я двинулся за ним следом, а, когда приблизился, Фет уже тряс дерево, чтобы падали плоды. Потом он бухнулся на траву и стал расковыривать оболочку ореха. Нашел два плоских подходящих камня – чтобы орешки расколачивать. Я присел рядом и стал делать то же самое.

К нам подползли какие-то ежики и стали тыкаться в ноги, якобы пытаясь укусить. Мы ежей не боялись – очень уж они слабые.

– Пусто, – сказал Фет.

– Пусто, – кивнул я.

– О! – обрадовался Фет. – Пять тысячных кю!

– Поздравляю, – буркнул я. – У меня две тысячных.

– Так через часик-другой и целый кю наберем! – радовался Фет. – Или хотя бы половину.

Я поднялся с земли и отряхнулся.

– Чтобы что-то приличное набрать, тут до конца света сидеть надо, – вздохнул я. – Вон, посмотри.

Я показал рукой в глубь леса. Там, вдалеке, рос еще один орех, а под ним сидели малыши из детсада.

– Пойдем отсюда, – решил я и протянул другу руку.

Фет нехотя поднялся. По дороге в следующий лес он вдруг нашел целую кучу орехов, выброшенную кем-то, и принялся их расколачивать.

– Пойдем! – взмолился я.

Фет крикнул:

– О, браслетик! – и натянул на руку браслет – их на его руке было уже с десяток. – Так везет, давай еще попробуем! Может, золотой кю найдем!

Золотой кю – это сразу много кю. Но золотой кю бывает разный. Если из грецкого ореха – то пятьдесят кю. Из лесного ореха – сто кю. И дальше по нарастающей. Только встречаются золотые кю редко. Нужно, наверное, несколько тысяч грецких орехов расколотить, чтобы найти его. Но чем ценнее золотой кю, тем меньше вероятность его найти – потому что находить его непросто. Я пять раз находил золотой кю из грецкого ореха, один раз – из лесного. Но надежды на большее не терял.

Следующий лес мы прошли не останавливаясь. Там было очень уж много любителей лесных орехов, и они грозно на нас поглядывали. Лещина росла здесь вперемешку с грецкими, а к ежикам, которым не удавалось нас догнать, прибавились вполне проворные котята. Один попытался влезть мне на штанину, но я его схватил за шкирку, посмотрел ему в глаза. Тот жалобно мяукнул, как будто больше не будет. Я его отпустил, но кот снова увязался за мной.

– Кис-кис-кис! – звал их Фет, а мне приговаривал: – Не люблю я этих котят, очень уж назойливые.

Границы леса были размечены живой изгородью. Переходы, где заканчивался один лес и начинался другой, темнели. Между лесами не было никаких дверей – просто участок темноты. Заходишь в него – и попадаешь в другой лес, как будто тебя куда-то перемещают. Мы прошли четыре леса и остановились перед входом в пятый. Фет посмотрел на меня жалобно.

– Смотри, какие замечательные тут желуди, – сказал он, хныча. – Если расковырять сотню-другую, можно и два десятка кю набрать.

– В следующем лесу тоже будут желуди, – успокоил его я. – Я буду искать палки, а ты сиди тут.

– Нет уж, я с тобой, – снова заныл Фет. – Только давай кю делить пополам, а то вдруг ты найдешь золотой кю, а мне ничего не достанется.

– Давай! – согласился я.

Мы достали переключатель и установили режим на следующий лес: «Кю пополам». Чтобы все было честно.

В этом лесу водились индюки. Именно их и боялся Фет. Они все норовили клюнуть, и сильной защиты у нас от них не было. Клевали они не опасно, но очень уж неприятно. Поэтому мы осторожничали – то и дело оглядывались.

Мы искали палки. Они были зарыты в землю, и найти их было нелегко. Увидев небольшое возвышение на земле, мы принимались его раскапывать. Иногда под возвышением ничего не оказывалось, но порой находились нужные нам палки. С виду они были совсем обычными, но, если разломать их пополам, внутри попадались кю – и не только сотые кю, а и десятые. Один раз на сто палок можно найти целый кю сразу. Ну и, конечно же, нас грела надежда добыть золотой палочный кю.

Здесь, в этом лесу, Фет расхрабрился – деваться ему было некуда, и он мужественно работал землекопом. Поблизости индюки не показывались, но вдали было слышно гоготание. Мимо нас деловито пробегали незнакомые люди. Несколько мужчин рылись в земле неподалеку. Деловитая старушка принесла ворох палок, села на полянке и методично разламывала их. Оставшийся хворост она подожгла и, потирая руки, блаженствовала у костра.

Мы увлеклись разглядыванием старушки и не заметили, что сзади подкрался индюк. Он ущипнул меня за мягкое место, я закричал и побежал вперед. Фет бросился следом. Мы пронеслись мимо старушки и остановились, думая, что индюку больше интересны бодрые пенсионеры, чем беззащитные школьники. Индюк на самом деле двинулся к ней, но старушка лениво выставила пятку, и индюк остался ни с чем.

– Зачем вам кю, бабушка? – крикнул я, и Фет закивал.

– А, – отмахнулась старушка. – Еда у меня невкусно получается. Лук горит, – старушка погладила индюка по шее. – Внуки приходят – накормить нечем.

– А тут наберете кю – и есть чем кормить, да? Сразу вкусно получается? – спросил Фет.

– Оладушки сразу пышнее становятся, правда, бабушка? – подхватил я.

– А тут набираю кю, – вздохнула старушка. – Внуки приходят – а меня дома нет. В лесу я. Удобно, просто, и воздух свежий. И костер можно пожечь. Возьмите, мальчики, по палочке, вдруг вам что хорошее попадется.

Мы с Фетом подошли к старушке, взяли по две палки, и тут индюк вспомнил про нас. Высвободился из бабушкиных объятий и, победно гогоча, устремился в нашу сторону. Фет завопил, я подхватил его вопль, и мы помчались прочь. Индюк гнался за нами как сумасшедший. Потом, видимо, выдохся, побежал медленнее, но все еще не терял нас из виду. И мы стали водить его вокруг трех деревьев. Десять кругов, наверное, намотали, пока он окончательно не запутался и не ушел в другую сторону.

– Уфф! – вздохнул Фет. – Хорошо хоть, в этом лесу всего десять индюков. В следующем их штук пятьдесят… Но и палок там – тьма-тьмущая. Может, сходим, а?

– Ничего себе ты расхрабрился, – сказал я.

– Так мы у входа побудем. Толпа индюков как помчится на нас, а мы – хоп! – и назад, в этот лес.

Я хотел ответить что-нибудь, но к нам вероломно подкрался еще один индюк, и мы обежали раз двадцать вокруг деревьев, пока он не отстал. Почему-то эти индюки быстро забывают, что гнались за кем-то. Мозг у них, наверное, маленький. А шея длинная.

Мы проследили, куда побежит наш преследователь. А он помчался к девчонке, которая, как оказалось, сидела рядом и смотрела, как мы валяем дурака – то есть запутываем индюка…

Индюк растопырил крылья, так обрадовался новой жертве, хотел подпрыгнуть, но девчонка только выставила вперед босую пятку. Недоптица понюхала ее и важным шагом двинулась прочь. Мы недовольно взглянули на девчонку, та отвела взгляд.

Мы же, наоборот, поглядывая в ее сторону, стали рыться в возвышениях на земле. Сейчас мы мало напоминали тех утренних мальчиков в красивых красных одеждах. Волосы у нас стояли торчком (мы продирались через заросли), брюки запачкались (бегая от индюка, не заметили лужу), все руки были в земле.

Девчонка же выглядела вполне прилично. На руках ее красовались грязеотталкивающие перчатки. Такие девчонки важничают, задирают нос, свысока смотрят на нас, мальчишек, и ходят глубже в лес. Вообще в лесу девчонки редко встречаются, потому что они зубрилы – им важнее образование. А вот наши мамы – частые гости в лесу. Им же нужно, чтобы дома чисто было. А на известный режим, которым чаще всего пользуются мамы, нужно двадцать кю. Даже не так – это два режима по десять кю каждый.

Первый режим называется «Чистый пол». При его использовании все, что есть в доме: столы, стулья, ковры, провода, в общем, все – поднимается вверх. Мамы говорят, что очень легко мыть пол. Этим режимом они пользуются раз в неделю, а особо проворные мамы – и по три раза. Самые крутые мамы моют пол каждый день. Второй режим называется «Ровная поверхность». При этом режиме все, что есть в доме, по желанию мам выстраивается в одну поверхность, чтобы легко было вытирать пыль. Режимы дурацкие, но мамам нравится. А в жизни главное, чтобы мамы были спокойны.

Фет самозабвенно рылся в земле, и я тоже старался не смотреть на девчонку. Уходила бы, что ли. Сидит ведь и с места не сдвинется. Хоть бы что противное сказала, уже легче стало бы. Без этого – жди, пока она соизволит еще раз показать, насколько она крута и как мы ничтожны. Самому, что ли, сказать что-то противное? А то не по себе совсем… И палок, как назло, кругом полно, а она даже не собирает…

Фет спас меня и запел песню про воинов. Я подхватил. Пусть на наш рев сбегутся индюки, да хоть страусы, только бы эта девчонка ушла!

Но девчонка не ушла. А подхватила нашу песню. Тоже запела, во весь голос! Мы остолбенели. Я посмотрел на нее. Она улыбнулась. Совсем не издевательски, а честно. И так мне стало хорошо, что я тоже улыбнулся. И Фет улыбнулся. Так мы улыбались все втроем, пока сзади не подкрался индюк и не клюнул меня. Я закричал и помчался прочь, но девчонка быстро подбежала и прогнала птичку.

Нужно было ее поблагодарить, но я только стоял, мялся и улыбался как дурак. И рассматривал девчонку осторожно. Короткие красные шорты ей, без сомнения, шли. На красную футболку была накинута ветровка-безрукавка. Высокие красные гольфы казались мне странным увлечением среди девчонок, но можно привыкнуть… Каштановые волосы ее едва касались плеч, а в волосы были заплетены ленточки. И, как ни банально говорить про ямочки на щеках, они встречаются так редко, что я должен об этом сказать: при улыбке у нее появлялись эти ямочки, и я просто таял. Хоть я и был весь в красной одежде, но вдобавок к этому покраснел как рак. Надо бы описать режим «Убрать стеснительность», раньше он мне был без надобности. А вот Фет ни с того ни с сего ляпнул:

– А у меня трусы синие.

Но девчонка посмотрела на меня и предложила:

– Походим втроем?

– Зачем мы тебе? – удивился Фет.

Девчонка улыбнулась и пожала плечами. Фет зашептал мне на ухо:

– Наверное, все ее друзья заболели, и она думает, что тоже простудой от них заразилась. И решила, что нас надо заразить, вот мы ей и нужны.

Я схватил Фета за ухо и сказал девчонке:

– Пойдем. Только мы на двоих кю делим. Надо поменять, чтобы на троих.

– Не надо менять, – мотнула головой девчонка. – Если найду золотой кю – оставлю его себе.

– Ха-ха-ха, – недовольно сказал Фет.

И мы понеслись по лесу. Никакие индюки нам были не страшны. Мы рылись в земле, как кроты. Палки трещали, звенели найденные кю, мы пели песню про воинов.

– Я вот все время думаю, – размышляла девчонка, копаясь в земле. – Так ли нужны нам эти кю? Что мы больше делаем – собираем их или используем?

– Больше собираем, – сказал Фет.

– Так стоит ли это нашего времени?

– Шутишь? – засмеялся я. – Как же без кю обходиться?

– Есть люди, которые живут и без них.

– Ага. Видел я этих людей в прыгалке, – буркнул Фет.

– Они и правда есть, – не согласилась девчонка. – У меня родители не используют режимы.

– Значит, они сегодня не в красном? – поинтересовался я.

– Почему? – удивилась девчонка. – В красном. Красиво же.

Мы почти дошли до входа в следующий лес, где кю было еще больше, и мне вдруг нестерпимо захотелось домой. Я мялся, вертел головой, топтался на месте и с трудом сказал:

– Вы идите дальше. Я домой. Мне пора.

Надо бы запретить маме управлять моими желаниями. Каждый раз, как только она начинает этим заниматься, я думаю, что надо бы ей запретить. И каждый раз не запрещаю. Ведь это надо идти в центральный офис, подписывать бумажки… Да и должна же у родителей быть хоть какая-то отдушина.

– Ты чего заторопился? – спросил Фет. – Веселье только начинается!

– Ты на время смотрел?

Он не смотрел. Был уже поздний вечер. В лесу никогда не поймешь, который час. Всегда светло. Всегда лето. Это если летний лес. Есть осенние и зимние леса – и они осенние и зимние в любое время года. Правда, зимой во всех лесах начинает идти ненастоящий снег – он исчезает, не долетая до земли, а на деревьях висят новогодние украшения. И палки часто попадаются не простые, а перевязанные красивой красной ленточкой.

– Подумаешь, время! – отмахнулся Фет. И, закатив глаза, добавил: – Счастливые часов не наблюдают.

Девчонка хихикнула. Я тоже засмеялся. Но вообще Фет прав. В лесу мы были счастливы. Нам и пятнадцати минут не удается усидеть за домашним заданием, но мы сутки напролет можем искать кю, радуясь каждой тысячной. Нас называют невнимательными, неусидчивыми, поверхностными, но сколько усилий мы прилагаем здесь, в лесу! А мамы волнуются, что нам слишком интересно, и зовут нас домой.

– Хочешь, сниму? – предложила девчонка.

– Что? – испугался я.

– Желание пойти домой сниму. Я умею.

Мы с Фетом посмотрели на нее по-новому. Мы серьезно на нее посмотрели.

Она нахмурила брови. Красные ленточки, заплетенные в ее волосы, трепетали на ветру. Ясно-синие глаза девчонки смотрели прямо и открыто. Она не шутила. Она была такой сильной, что сложно представить.

И вместо ответа я задал вопрос, который давно надо было задать:

– Как тебя зовут?

– Марийка, – представилась девчонка.

– Это вроде Марии, что ли? – уточнил Фет.

– Нет. Просто Марийка.

– А я Фет, – улыбнулся Фет, мотнув кучерявой головой. – А фамилия Пушкин.

– Другая у него фамилия, не верь, – возразил я.

Я держался уже из последних сил. Хотелось сорваться и стремглав мчаться домой. Наверное, мама подкручивала режимы. Я затоптался на месте.

– Ладно, давайте по домам, – сказала Марийка. – А завтра, может быть, встретимся и еще походим. Походим?

– Конечно! – обрадовались мы. Нам было непонятно, зачем она с нами возится, но мы были не против.

Фет медлил:

– Сейчас, только одну палку дорою…

– Давай быстрее! – попросил я и, не в силах больше стоять на месте, побежал.

Марийка побежала рядом со мной. Фет вырыл палку и догнал нас, размахивая деревяшкой. Победно треснул ею об голову, и что-то сразу заблестело. Мы остановились. У Фета на шевелюре красовался золотой кю. У меня бешено заколотилось сердце, и вдруг стало так радостно, хоть прыгай. Фет взял золотой кю в руки, мы несколько секунд полюбовались золотистой капсулой, и кю исчез. У нас с Фетом тут же добавилось по пятьсот кю. Золотой кю на палках – один шанс из сотни тысяч… Мы радостно засмеялись и только потом остановились и виновато посмотрели на Марийку.

– Надо было нам делить на троих, – прошептал я.

– Ерунда, – с деланым безразличием ответила Марийка. – Еще найду.

– Марийка… – тихо сказал Фет и опустил взгляд. – Извини…

Девчонка рассердилась:

– Извини, извини! Что «извини»? Получили по пятьсот кю и теперь неделю в лес не будете ходить! Все ходят группами – у тех компания, у этих компания! А я всегда сама! До последнего леса дошла, и все сама! Не пойдешь же ко всем спрашивать: можно с вами? Можно с вами? Вот только сегодня решилась! И сразу золотой кю… И кому нужна Марийка… Ходи одна теперь… А… Никогда мне не везет…

Марийка присела, обхватила руками колени, опустила голову и заревела. Мы растерялись.

– Марийка, – осторожно начал я. – Ты… Ну вот… Марийка… Это… В общем…

Я не умел успокаивать девчонок. Они как-то так отчаянно ревут, что я боюсь их успокаивать. Я дотронулся кончиками пальцев до ее плеча, думая так утешить, но кто же кончиками пальцев касается – надо всю пятерню на плечо укладывать, надо садиться рядом, обнимать за плечи и, может быть, реветь вместе. Я всего этого не умел и вообще от неловкости смотрел вверх, в небо. Облака были красивые.

А Фет присел рядом с девчонкой, обнял ее за плечи и, роняя слезы и шмыгая носом, предложил:

– Марийка, а Марийка, пойдем в кафе есть тортик.

Марийка тоже шмыгнула носом, посмотрела на Фета, сжала его ладонь на своем плече (надо было мне садиться рядом!) и согласилась:

– Ладно, пойдем…

Я сказал:

– Ты не думай, мы придем завтра, мы же маньяки.

Фет отмахнулся, чтобы я не болтал. Мол, не умеешь успокаивать, так молчи, все равно ляпнешь что-то не то.

Вдалеке стояли индюки и озадаченно переглядывались, не решаясь на нас нападать.

– Давайте наискосок пойдем, так ближе, – предложил я.

– Нет, – сказала Марийка и вытерла слезы. – Сейчас я нас телепортну.

Все-таки она глупая. Что бы мы не водились с девчонкой, у которой есть телепорт! Но это я только говорю так. Мы на самом деле очень бескорыстные. Теперь-то, когда у нас есть по пятьсот кю, мы можем стать самыми бескорыстными людьми на все две недели.

На улице Фет победно летел, бездумно тратя на это заветные кю, а я шел рядом с Марийкой. В кафе Фет так уплетал пироженки, что сразу было видно – сделал их еще вкуснее при помощи кю. Он бы хоть неделю продержался с этой пятисоткой…

Хорошо нам было с Марийкой. Можно было болтать о чем хочешь. Только все наши разговоры сводились к лесу. Хотелось вернуться туда – казалось, что теперь каждая палка скрывает в себе золотой кю, да и каждый желудь тоже! Даже не знаю, почему Марийка говорила, что мы теперь неделю в лесу не появимся…

А Фет шепнул мне:

– Ясно? Не знаешь, что делать с девчонкой, – накорми ее тортиком! – И расплылся в улыбке.

Мы договорились встретиться завтра в прыгалке. Выйдя из кафе, молча стояли, смотрели друг на друга и улыбались. Потом вздохнули. Марийка так же молча открыла телепорт. Земля неподалеку от нее задрожала, завибрировала. Сначала Фет шагнул на дрожащий участок и исчез, а потом я пожал Марийке руку, кивнул и тоже шагнул в телепорт. Он у Марийки был удобный. Потому что бывают такие телепорты, которые отправляют в закрепленные точки – всегда в одно и то же место. Например, из дома до школьных ворот. Чаще всего у имеющих телепорт есть около трех точек. На них попробуй еще накопи! А уж сколько сам телепорт стоит…

Я осторожно постучался домой. Потратил кю на то, чтобы нажать на не очень заметную кнопку рядом с дверью и приглушить свое настроение. Немного. Даже не знаю зачем. Мне казалось, что увидят родители, насколько я увлечен, и скажут, что лес закрыт до конца света… Мало ли что им, этим родителям, придет на ум.

Мама уже стояла у двери – она всегда использует режим сверхчувствительности, чтобы знать, когда я окажусь на пороге.

– Кто там? – деловито поинтересовалась она.

– Сын твой, – скучающе сказал я. – Сын твой, Ностик.

– Неужели? – слишком весело поинтересовалась мама. – Не знаю никакого сына Ностика!

– Ну мам, – пробурчал я. Наверное, слишком снизил настроение, и шутить не хотелось.

– Кто там? – снова поинтересовалась мама.

– Сын твой, – уныло повторил я. – Сын твой, Ностик.

– Точно мой? – спросила мама.

Я тяжело вздохнул. И потратил еще кю на то, чтобы снова поднять настроение.

– А чей же? – весело откликнулся я. – Пойду в соседние дома постучу.

– Пойди постучи, незнакомый мальчик, – сказала мама. – А то для моего сына ты слишком быстро пришел. Не в двенадцать ночи, а всего лишь в девять вечера. Как-то это неправильно, как-то это нехорошо.

Я демонстративно потопал, как будто ухожу. Мама открыла дверь, чтобы посмотреть, как я ухожу и куда. Я сел, прислонившись к дверному косяку, и взглянул на нее, прищурившись. Я был, конечно, хорош: от чистой красной одежды остались только светлые воспоминания и грязное настоящее.

Мама сразу поскучнела и сказала:

– В душ и за стол.

Я покорно поплелся в дом.

– Снова аппетит снижал? – грозно спросила мама. Я остановился и повернулся к ней:

– Неужели на спине написано?

– Нет, – задумчиво сказала мама. – Просто не сказал, что лучше сначала за стол, а потом в душ…

– Я сладкого наелся, – честно признался я.

Снижать аппетит – любимая забава взрослых. Они говорят, что им замечательно живется, когда совсем не хочется есть. Что они чувствуют себя бессмертными без этого аппетита. Не знаю, что в этом такого особенного, но в целях безопасности долго этот режим не действует. И в лесу он часто пригождается – это правда.

Делать уроки было уже поздно, поэтому мы на кухне пили чай. Я взахлеб рассказывал о том, как мы с Фетом нашли золотой кю, в красках описывал золотое свечение вокруг нашей находки и щедро подсыпал сахар в папину чашку.

– Тебя послушать, так только лес и существует, – сказал папа. – Лес то, лес се. Как будто других способов заработать кю не бывает.

– Например? – спросил я.

– В космос летать, – пожал плечами папа. – Я тебя уже давно зову, а ты отнекиваешься.

– Ага, – кивнул я. – Добывать полезные ископаемые по пять часов в день и получать пять кю – это очень круто, конечно.

– Это стабильно! – сказал папа.

– Все это ерунда, – отмахнулась мама. – Надо выращивать овощи и фрукты.

Мы с папой обидно засмеялись.

– Несуществующие овощи на несуществующем огороде, – уточнил я, и нас с папой вообще смех разобрал. А мама обиделась, конечно. Я бы и сам обиделся, если бы про мой лес так шутили. Но лес – это действительно серьезно! Индюки – на самом деле опасно! Я уж не говорю о страусах. А поначалу я и ежиков боялся…

– Ничего вы не понимаете, – вздохнула мама.

А папа пообещал, что как-нибудь сходит со мной в лес. Он это всегда обещает, когда добреет. Вот уже два года. С прошлого конца света, можно сказать.

– Ност, еще есть время сделать уроки, – сказала мама. – Пойдешь завтра в школу подготовленным.

– Мам! – заныл я. – Мне надо режим дописывать.

– Как знаешь, – развела руками мама. Дописывать режим – это у нас святое.

Режимы – вещь запутанная. Конечно, после того как человек опишет свой первый режим, становится все понятно, но сначала … Во-первых, есть книги режимов; их нужно покупать за определенное количество кю. Есть более дорогие книги, есть подешевле. Например, все покупают книгу состояний, книгу настроений. А я недавно накопил на экономическую книгу и решил описать режим тотальной экономии. В каждой книге режимов достаточно много, и встраивание одного из них тоже имеет свою стоимость… А еще в предмете или одежде должно быть достаточно специальных считывающих отсеков для встройки режимов. Наверное, несведущему человеку запутаться можно. Но все действительно просто:

– покупаешь нужную книгу;

– выбираешь нужный режим;

– описываешь режим;

– записываешь описание режима на магнитную карту;

– встраиваешь карту в какой-нибудь предмет с возможностью активации режима.

Возможность активации режима – это, собственно, какая-нибудь кнопочка, на которую нужно нажать, чтобы режим сработал. Предметы различаются по стоимости в зависимости от того, сколько в них отсеков. Обычно больше четырех не бывает. Но чаще встречается всего один отсек. Неудобно встраивать режимы в одежду. Каждый день одежда разная, поэтому приходится или копировать режимы много раз (просто переписывая описание), или носить каждый раз разные режимы. Режимы в одежде почти никто не держит. Проще встраивать их в предметы, которые всегда носишь с собой, – часы, ручки, телефоны, брелоки …

Режим тотальной экономии я описывал уже неделю. Если его хорошо описать, то можно экономить до пятидесяти процентов кю, а это очень много. Часто все ленятся и имеют с этого режима не больше десяти процентов скидки. Но я собирался раздобыть все пятьдесят процентов. И поэтому в описании режима старался учесть каждую мелочь, о которой только можно подумать.

Описание режима – вещь простая. Это похоже на сочинение – просто пишешь, зачем тебе режим, как ты его будешь применять, как он, по твоему мнению, будет действовать. В своих описаниях тотальной экономии я остановился на том, что при мелких тратах кю эффект от них будет таким несущественным, что стоимость себя не оправдывает. Конечно, я это не напрямую описывал, но смысл сводился к этому.

Но сегодня никаких описаний не получалось. Мысли мои то и дело сводились к Марийке и лесу. Как он, лес, один без нас? Как она, Марийка, одна без нас обходилась? Я думал предложить Фету уйти завтра с третьего урока. И представлял, как Марийка будет ждать нас у прыгалки, а потом телепортировать сразу в лес.

Интересней всего мне было бы узнать, откуда Марийка берет так много кю – ведь каждый телепорт стоил по единице! Я старался не думать о своих пятистах кю. Они все мелькали у меня перед глазами, но я дернул за пуговицу, выключив режим отображения. Главное – не потратить их. Я отложил описание режима экономии, упал на кровать и сразу же уснул, даже не успев выставить режим на кошмары. Режим экономии – великая вещь…

Оранжевый день – день проблем. Не знаю, почему я его так не люблю. Может, мне цвет жить мешает. Может, я просто себя так настроил на этот день. Но сначала я не смог найти футболку. Пришлось будить маму.

– Ност, в такую рань будишь! – пробурчала мама и отвернулась от меня.

– Футболка нужна оранжевая! – кричал я и дергал маму, чтобы она проснулась. – Оранжевая футболка! Футболка оранжевая!

– Иди в красной, – отмахнулась мама. – Она почти что оранжевая.

И уткнулась в подушку. Я снова стал ее дергать:

– Не пойду в красной! Это же минус три! Дай нормальную!

– Нормальная в стирке, – сонным голосом сказала мама. – Ты поищи где-то там.

– А этот дурацкий оранжевый свитер?

– В стирке где-то… – пробубнила мама. – И рубашка…

– У-у-у! – рассердился я.

Папа молча поднялся с кровати, подошел к шкафу и достал оттуда свою оранжевую футболку. Бросил мне со словами:

– Давно уже надо купить одежду, меняющую цвет.

– Ага, и тратить на это три кю в день! Нет уж, спасибо!

Я натянул футболку – она оказалась мне ровно до колен. И висела, как мешок. Папа у меня большой, а я у него маленький. Ну ничего. Главное – успеть до уроков в банк.

Мне не хотелось оставлять все кю у себя – хватит сотни. Остальные я собирался отдать на хранение, чтобы не растратить. Вот как конец света настанет, тогда накопленные кю мне и понадобятся.

Люди в оранжевом беспокоят меня. Особенно когда их много. Я потратил два кю и включил режим цвета – он находился у меня в пенале. Теперь оранжевого как не бывало, все вокруг зеленое. И деревья, и одежда на людях… И глаза у людей зеленые, и кожа у людей зеленая, и кошки зеленые бежали по своим зеленым кошачьим делам. Выглядело это все немного нездоровым, но, по крайней мере, не было оранжевого. Многие любят оранжевые дни, и песни про эти дни пишут, и еще и поют эти песни…

По дороге в банк я зашел в скупочный магазин и занес им ворох всего из леса: нападавшие из палок и всяких желудей брелоки, карандаши, пластмассовые цветочки, считающуюся полезной труху (она попадается в одной из десяти палок). Все это было на самом деле бесполезным и стоило гроши. Получил еще пять кю и помчался в главный банк. Банк по размерам гораздо меньше прыгалки, но казался таким же огромным. Все официальное почему-то кажется необъятным.

Банк был закрыт. Еще бы! Идти туда в оранжевый день – плохая затея. Я подергал дверь, постучал, подождал немного (вдруг кто придет и впустит меня). И уж было собрался уходить, как заметил табличку. Маленькую, почти незаметную. Она была прикреплена к двери снизу: «Вход со двора». И стрелочка, куда идти.

Я обошел здание, нырнул под арку и увидел дверь. Мне нужно было найти кабинет, где принимали клиентов. Он находился неподалеку от главного входа. Но как теперь найти этот главный вход… Здание оказалось пустым. Кабинеты были открыты, в них не было ни офисной мебели, ни компьютеров, ни, уж конечно, людей. Я попытался найти хоть какую-нибудь карту. Осмотрел все стены в ее поисках, но только потратил время. Я даже не знал уже, где дверь, через которую я попал в здание. Миллион раз поднимался и спускался по лестницам. В одной из комнат увидел страуса. Тот обрадовался и помчался меня клевать, но я вовремя захлопнул двери. Страусов здесь еще не хватало. Здесь мне с ними не справиться, а запутать их в здании – дело непростое… И что делают в городе лесные жители?

Каким-то невероятным образом я нашел главный вход. Он был открыт, и в дверь проникал приятный воздух. Я с облегчением вздохнул. Теперь я знал, куда идти: два поворота направо, в кабинет и налево. Девушки – работницы банка – улыбнулись мне:

– Здравствуйте!

– У вас там дверь была закрыта, – сказал я. – Я пошел, как написано, через двор…

Девушки все так же улыбались:

– Вы хотели бы совершить банковскую операцию?

– Я спросить хотел бы, зачем вы дверь главную закрыли? Еле нашел вас!

– Мы открыты для посетителей круглые сутки в любой день недели и закрываемся только перед концом света, – спокойно объяснили девушки.

– Это я понимаю! – крикнул я. – Но дверь-то одна не работала! Меня чуть страус не склевал! Предупреждать надо!

Девушки переглянулись, пожали плечами и заботливо спросили:

– Вы хотели бы совершить банковскую операцию?

– Хотел бы, – недовольно сказал я.

Как-то ужасно их муштруют в этом банке. Слова лишнего не разрешают вставить… Тут я вспомнил, что все кабинеты были пусты, и, похоже, эти две офисные работницы – единственные сотрудники банка… Хотя нет, рядом есть такой же кабинет, там тоже два человека работают… Четыре человека на весь банк? На такое огромное здание? У меня почему-то мурашки по коже побежали.

– Снять или сдать на хранение? – поинтересовались у меня.

– Сдать на хранение, – сказал я. – Четыреста кю.

– Выведите изображение… Примите сделку… Совершите перевод… Распишитесь.

Все как обычно.

– На вашем счете тысяча девяносто кю. Хотите совершить еще одну банковскую операцию?