Читать онлайн Тропа Истины

Глава 1

Глава 1.

Он услышал запах задолго до того, как земли рода Ардари показались на горизонте – гниль и дым. И тошнотворно-приторный аромат крови. Дом стоял, но не был домом. Двери распахнуты, как рана. Ойхо шагнул внутрь, ноги будто приросли к полу. Стены покрыты сажей, инеем и багряными брызгами. Обломки мебели, обгоревшие поленья, трещины в потолке…

Её глаза были открыты, но уже не видели ничего. Лицо выцвело, кожа стала холодной, как камень. Даже волосы побелели.

Живот был распорот.

Ойхо опустился на колени. Пальцы дрожали, когда он осторожно коснулся её руки. Холодная. Мёртвая.

Он закрыл глаза. Ветер выл её имя, и ему хотелось закричать вместе с ним, но горло сжалось, как петля. Воин рода Ардари не должен показывать боль.

Ойхо нежно и бережно взял на руки окостеневшее тело, стараясь не смотреть на страшную рану на животе возлюбленной.

– Почему? – прошептал он.

Ответа не было. Только ветер, свистящий в щелях, да запах смерти, заполняющий каждый угол дома.

Ответы должен дать шаман. Весь путь Ойхо проделал в тишине. Он вглядывался в распахнутые глаза Ании, надеясь, что все это страшный сон.

***

Шаман Арид ждал его у алтаря. Рука сжимала артефакт Хеоса.

– Тринадцатая… – произнес он. – Шиассы совсем озверели.

– Сколько их было? – голос Ойхо звучал глухо. – Я опоздал всего на день…

Арид не ответил. Он подошёл к свече, посмотрел на пламя. Затем на охотника.

– Прости, ты знаешь, я должен проверить, – голос Арида стал тихим.

Ойхо отвернулся. Он знал.

– Боги… – шаман закрыл глаза.

– Что там? Она заражена тьмой? Что же ты молчишь, Арид! – в глазах Ойхо мелькнула ярость.

– Нет, ее тело чисто, но… ты должен быть сильным, Ойхо. – Арид отвел глаза. – Они забрали ребенка. Нерожденному было три луны.

Земля качнулась под ногами. Ребенок. Он даже не успел узнать…

Скрип двери слился с воем ветра. Ойхо не мог пошевелиться. Он впился ногтями в ладони, пытаясь заглушить холод, но он полз по венам, вытесняя последнее тепло. И тогда он вспомнил: она сидит у огня, расчёсывает волосы, рассказывает о том, как хотела бы родить ребёнка. Ойхо тогда сказал, что ещё не готов. Что хочет провести время на охоте, принести ей подарок – зуб ящера или перо летающего змея. Она улыбнулась, погладила его по щеке и сказала: «Тогда я подожду. Я всегда буду ждать тебя».

***

Пламя погребального костра лизало небо, провожая Анию в вечность. Треск хвороста смешивался с хриплым шепотом ветра. Дым ел глаза, но Ойхо не моргал Ойхо стоял на коленях, держа в руках тонкий браслет из красной кожи Тьерна – последний подарок Ании. Его пальцы побелели от напряжения.

– Прости меня, – прошептал он.

Божественный огонь начал расти, жадно пожирая хворост, пропитанный маслами предков. Дым поднимался вверх, как душа умершей.

Сегодня пламя проводило её в вечность.

Завтра – он начнёт войну. И пусть боги смилуются над шиассами, потому что он – нет.

***

Красным багрянцем окрасило вершину горы заходящее солнце. Ойхо напряжённо смотрел, как дневной свет медленно скрывается за пиками Ардамасских гор – даритель жизни, отгонитель мрака.

Он выдыхал густыми облачками пара, закладывая красные стрелы, пропитанные солью Светлого озера, в расписанный шаманским защитным узором меховой колчан. Обветренные пальцы действовали плавно. Каждое движение отточено годами.

Его льдисто-серые глаза были холодны. За сурово сжатыми губами скрывались воспоминания, которые он не хотел видеть. Тело покрывали черные и синие ритуальные татуировки. Боевая коса с острыми шипами, ритуальный наряд воина – всё в нём говорило о готовности к войне.

Становясь воином, мужчина рода должен был сам изготовить боевой наряд. Выследить и убить священного черного Ардари. Обработать тонкую прочную кожу и вшить металлические пластины. Из сияющего рога дикого зверя шаман делал обереги, способные принести везение. Эти амулеты не раз спасали Ойхо: в темных лесах Ардамаса, на леденящих пустошах Маарга, среди смертельных болот Оглисса. За тридцать зим он прошёл тысячи дорог.

Ардамасские горы были коварны. Они собирали кровавую жатву среди тех, кто не почитал их. Отшельники верили, что горы живы. Иногда из их глубин доносились леденящие стоны. Говорили – это голоса камня. Ойхо же помнил одну ночь, когда сидел у костра с отшельником Рамисом.

– Ойхо, ты прошёл тысячи дорог, – сказал тогда Рамис, голос его казался приглушённым, будто висел в кронах деревьев. – Но есть лишь одна, которая открывает все тайны Вселенной. Тропа Истины. Прошедший её становится сильнее холода, хищников и злого дыхания руин. Я готов быть твоим проводником.

– Лестно твоё предложение, – ответил Ойхо, передавая кадку с медом. – Но ты знаешь, нет для меня большего счастья, чем после победы над зверем вернуться домой. К очагу. К Ании. Её глаза светят ярче всех звёзд.

Рамис хитро блеснул глазами, но не стал возвращаться к разговору. А на рассвете Ойхо ушёл своей дорогой.

Теперь он снова был здесь, у подножия Ардамасских гор. Но Ания больше не будет ждать его у очага. Она ушла. Навсегда. А он – остался.

Чтобы найти тех, кто это сделал.

Чтобы отомстить.

***

Ардамасские горы дышали холодом. Камни скрипели под ногами, будто шепча предупреждения. Ветер приносил запах гнили и пепла.

Ночь в Ардамасских горах способен пережить не каждый. Не из-за саблезубых кошек, что крадутся по скальным уступам. Не из-за гигантских пауков, плетущих липкие сети в пещерах. Даже не из-за того, как дневной зной сменяется ночным холодом, превращая дыхание в ледяные кристаллы.

Охотник прошептал древнюю молитву и поклонился седым склонам. Ойхо ждал шиассов – жрецов тьмы, облачённых в скорбные белые одежды. Несущих боль и страдание. Шиассы регулярно нападали на предгорные поселения: кто-то исчезал, кто-то был убит, а тем редким, что смогли выжить, не мог помочь даже шаман. В ночь гибели Ании погибло ещё двенадцать жителей рода Ардари. И четверых юных воинов жрецы забрали с собой.

Ойхо смотрел на вершины, сжимая в руке красный браслет из кожи Тьерна. Перед внутренним взором встал вчерашний разговор с шаманом.

– Мне нужно оружие, Арид. – Ойхо ворвался в хижину, не утруждая себя приветствиями. В глазах лёд, в голосе сталь.

Шаман не отрывался от ступки, где растирал что-то едкое. Булькнуло в котле. Зеленоватый пар поднялся вверх, обжигая глаза. Арид одним движением высыпал в котел содержимое ступки, довольно хмыкнул. И только потом повернулся к Ойхо.

– Я ждал тебя, – его голос был спокойным, как гладь Светлого озера, – Боги говорили со мной вчера.

– Где были боги, когда шиассы пришли в мой дом? – спросил Ойхо, сжав зубы.

– Молчи о том, чего не знаешь! – шаман резко вскочил, оглядывая комнату. Амулеты зазвенели, – У каждого свой путь. И путь этот нам дают боги.

Он подошел к старому каменному столу, взял с него сверток хитинской ткани с вышитыми рунами.

– Они придут, когда ночное светило начнет таять, – голос шамана стал ниже, – Когда горы замолкнут.

Шаман начал раскачиваться. Каждое движение сопровождал перезвон амулетов и шорох перьев аарга, вплетенных в косы шамана.

– Ты должен сохранить ключ, – произнёс он многоголосьем, – Сохранить и сберечь.

Резко вздрогнув, Арид вернулся к обычному состоянию. Посмотрел на Ойхо печально. Протянул свёрток.

– Что за ключ? – охотник принял дар с ритуальным поклоном.

– Узнаешь, – шаман отвёл взгляд.

***

Тридцать зим охоты закалили его. Смерть была лишь тенью, всегда рядом, но никогда не пугающей. Но сейчас… сейчас он боялся не успеть. Ойхо сжал кулаки: если суждено умереть, то только с клинком в руках, пропитанным кровью шиассов.

Последний луч солнца скользнул по вершинам, словно золотая нить. Холод сжимал горы в ледяных объятиях. Травинки застывали, превращаясь в хрупкие изумрудные статуи – чтобы с первыми лучами вновь ожить.

Охотник замер, слившись с ночью. Его слух улавливал каждый звук: крадущуюся химеру в трёхстах шагах к востоку. Саблезубую кошку, затаившуюся у скального выступа. Щелканье лап акрахина – полутораметрового паука, подбирающегося к парализованной горной козе.

Дыхание Ойхо совпадало с ритмом гор. Он стал частью этой ночи, этого холода, этого движения жизни и смерти. Так охотились великие – растворяясь в мире, чтобы стать его господином.

Тишина.

Неожиданная. Абсолютная.

Все началось в миг, когда исчезли звуки. Сначала умолк ветер. Затем замерло дыхание ночи. Даже скалы, что веками шептались между собой, внезапно смолкли. Ойхо остался один посреди этой страшной пустоты – будто он был единственным живым существом на земле.

Тишина осела на плечи, как свинцовый плащ. Не просто отсутствие шума – она была плотной, как лёд, и холодной, как память.

Он услышал собственную кровь – глухой стук в висках, будто барабан войны, которую он не просил начинать. И тогда темнота вокруг ожила.

Тьма выползла из самой земли. Из трещин между черными камнями, покрытыми пеплом инея. Из расщелин хищных скал. Из глубин, куда свет никогда не достигал. Ойхо почувствовал её вкус на языке – кислый, горелый, как зола. Холод обвил щиколотки, поднимаясь вверх, будто живые лианы. Он хотел отступить, но ноги не слушались.

Сначала она говорила без слов. Мягко. Обволакивающе. Как колыбельная матери, которую он помнил только по запаху кожи и теплу рук. Шорохи, стоны, хрипы. Потом – голоса.

– Откажись, – прошелестела тьма голосом матери. – Откажись от имени своего. Я дам забвение.

Он знал этот голос. Так же, как знал запах трав, которыми мать пропитывала свои волосы. Её слова вонзились в него, как когти. Его пальцы побелели на рукояти лука. По виску скользнула капля пота, холодная, как могильный иней.

– Мама… мама… – детский плач эхом ударился о камни.

– Я же не умру, Ойхо? – рука сестры, сжимающая его руку, была совсем маленькой.

Сердце сжалось. Та самая, чей смех звенел в доме, пока её не разорвал Тьерн. Он помнил, как нашел ее окровавленной в запретном лесу. Как кричал до хрипа, когда глаза ее застыли.

– Откажись от имени, – снова зазвучал детский голос, но уже с ноткой издёвки. – Спаси меня хотя бы здесь.

Тьма зашептала голосом отца, которого Ойхо не видел с шести зим:

– Ты слаб, как тогда, когда не смог защитить сестру.

В груди что-то ёкнуло. Старая рана.

Щупальца обхватили лицо. Вонзились в глаза, уши, ноздри. Он задохнулся. Темнота проникала внутрь, выворачивая мысли наизнанку. Он видел их всех. Видел, как сестра бежит через лес, оглядываясь на него. Как мать закрывает лицо платком, пряча слёзы. Как Ания сидит у огня, гладит живот, где росла новая жизнь.

– Прими меня в сердце свое, – прошелестело прямо в голове. – И мы снова будем вместе.

Он знал этот голос лучше, чем собственный. Он мог бы найти его среди тысячи других. Это был голос Ании. Его Ании.

Он почувствовал, как внутри что-то треснуло. Его колени чуть подогнулись, но он устоял. Казалось, даже камень под ногами стал мягким, как зыбучие пески.

Из тьмы проступила фигура. Платье цвета неба, платок из глисского пуха, который она любила накидывать на плечи. Она улыбалась. То же выражение лица, то же тепло в глазах, что он так любил.

– Ну же, Ойхо… – она манила его, – Это же так просто. Иди же ко мне.

Её волосы блестели в свете невидимого костра. На шее – супружеский узор, что он сам начертил его после церемонии. На левом плече – родинка в форме полумесяца. Он целовал её каждое утро.

Его рука потянулась. Он хотел. Боги, как он хотел. Еще шаг – и всё закончится. Боль, месть, одиночество. Он будет с ней. Навсегда. Он сделал полшага.

Но в этот момент ветер пробудился. Резкий порыв ударил в лицо, возвращая вкус реального мира – металла, соли и смерти. Ойхо замер.

Перед ним не было Ании. Не было улыбки. Не было тепла. Только провалы вместо глаз. Чёрный рот без губ. Форма, созданная для того, чтобы сломить его.

– Ты не она, – прошептал Ойхо.

Стрела вылетела из лука прежде, чем он осознал движение. Красная вспышка пронзила образ, и тот расплылся, будто масло в воде. Щупальца завыли, сжались и отпрянули. Тьма откатилась к ближайшей расщелине, словно раненое существо, и скрылась в недрах гор.

Ойхо остался один. Почти.

Он никак не мог отдышаться. Ветер вернулся, бил в лицо снежинками, острыми, как иглы. На лице застыл пот и снег. Охотник стоял на краю обрыва, чувствуя, как сзади срывается вниз снежная позёмка, будто водопад. Острые камни сверкали серыми шапками снега. Их обвивали тонкие ветки низкого кустарника. Тьма по-прежнему была рядом. Он чувствовал её ненависть, как запах гнили после дождя. Но теперь она держалась на расстоянии. Она ждала.

Где-то глубоко внутри он понимал – это было не просто испытание. Это была попытка разрушить его. Разорвать на части через самые светлые воспоминания. Он закрыл глаза. Позволил себе на секунду представить – если бы он шагнул. Если бы последовал за голосами. Что бы осталось? Только тень человека. Еще одна душа, потерявшая себя в Ардамасских горах.

Он вытер лицо ладонью. Холод сделал кожу почти онемевшей.

«Может, это и есть их способ?» – подумал он. – «Шиассы не просто убивают. Они разрушают. Они берут тебя изнутри.»

Ночь только начиналась. Он ни на шаг не приблизился к мести. И чуть не погиб, не встретив врага лицом к лицу.

***

До рассвета оставалось не больше двух часов, когда реальность начала меняться. Воздух сгустился, будто замер в ожидании. Тишина навалилась плотной стеной. Ни ветра. Ни скрипа льда. Только глухое ожидание. Сквозь тропу, ведущую на вершину, выползала тьма. Она стелилась по земле, как живое масло, обволакивая камни, поглощая свет. Но теперь она была не одна. За ней шли двое.

Белые фигуры. Неземные. Их одежды были такими чистыми, что казались вырезанными из самого снега. Лица скрывали странные уборы, напоминающие древние маски из полупрозрачного хрусталя. Где должны были быть глаза – серебристый блеск, будто поверхность замёрзшего озера. Носа не было. Вместо рта – гибкий голубоватый отросток, свешивающийся к плечу. «Может, этим отростком они выпивают жизнь?» – подумал охотник.

Ойхо не видел ни одного участка кожи. Но он чувствовал взгляд. Холодный, насмешливый.

Шиассы двигались медленно, почти лениво. Каждый шаг был точен. Без лишних движений. За спиной каждого – сумы или горбы, в которые уходили их хоботки. Руки сжимали коробки, источающие желтоватое сияние. Они разговаривали между собой. Звук был слишком низким, слишком чужим. Охотник не понимал ни слова.

Времени больше не было. Он вскинул лук, направил стрелу в ближнего шиасса. Сто-сто пятьдесят шагов. Даже в ночи и метели – пустяк для опытного охотника.

Красная стрела вылетела, рассекая воздух. Пронзила сгусток тьмы, ударилась в грудь ближнего шиасса… И отскочила. Как мелкая галька от стены. Глаза Охотника расширились.

Он перезарядил. Выстрелил снова. Стрела в голову. В сердце. В шею. Все они просто отваливались. Что это? Его стрелы пробивали бронированную кожу подводных ящеров. Наконечники, обработанные солью Светлого озера, прорезают лёд, толщиной в два пальца. Даже огонь не берёт их. А эти жрецы – как скалы.

– Что за гриссовщина? – пробормотал Ойхо.

Шиасс вскинул руку. Луч. Ярко-серый, как зимнее небо перед бурей. Он ударил в руку охотника, держащую стрелу. Боль пришла сразу. Острая. Жгучая. Ойхо закусил щеку. Не закричал, но пошатнулся и упал на колено. Ни звука. Только искалеченный обрубок. Красноватый туман в глазах. Лук выпал из уцелевшей руки.

Но мысль осталась: «Ания». Только ради её имени он поднялся. Из кармана – скиннер. Металл, закаленный в огнедышащей горе Закиян. Клинок, что мог рассечь даже тело демона.

Левой рукой, дрожащей, Ойхо сжал скиннер. Двинулся вперёд. Шаг. Ещё шаг. Десять шагов до цели. Он слышал свой пульс, свое дыхание. Хриплое и надрывное. Чувствовал запах пота и смерти. Шиассы стояли спокойно. Они смотрели. И смеялись. Он видел теперь их лица ближе. Под хрусталем – человеческие глаза. Холодный, насмешливый взгляд.

«Они… люди?» – мелькнула рассеянная мысль.

Тьма овивала ноги жрецов, как кошка. Один из них играл с ней, вытягивая и отпуская её щупальца, как ребёнок играет с верёвкой. Ойхо знал, если он сейчас остановится – всё кончено.

Он вспомнил её лицо. Ее тело в огне. Клятву. И рванул вперёд. Как кобра. Как тьерн.

Тьма ударила ему в лицо. Ужас. Паника. Ледяной холод сдавил сердце. Лицо теряло краски, мышцы сжимались. Какофония криков, шепотов, стонов. Голоса умерших. Голос матери. Сестры. Ании. Они просили его сдаться. Уйти. Забыть. Ойхо чувствовал, как теряют краски его лицо и волосы. Как высыхают и сжимаются его мышцы и кожа. Возможно, он кричал. Воздуха в груди катастрофически не хватало, сердце билось рвано.

Остался всего шаг. Он сможет сделать только один удар. Короткий, резкий.

Лезвие скиннера скользнуло по хрустальной глади, не причинив ей никакого вреда. Но задел отросток чуть ниже маски. Прорвало. Коробок в руках шиасса замигал красным. Жрец занервничал, зажимая порез на хоботе, из которого сочился пар. Запахло озоном и пеплом.

Второй шиасс навел цилиндр на лицо Ойхо. Но сил у охотника больше не было. Сломленной куклой он упал к ногам своего врага.

Не смог… Горькое отчаяние билось тонкой жилкой на шее охотника, ощущалось привкусом желчи и крови, скатывалось теплыми дорожками к седым вискам. Пальцы дрогнули, но сжать скиннер не смогли.

Шиасс с поврежденном отростком схватил второго за плечо – и они растворились. Как мираж в пустынях Маарга. Тьма исчезла.

***

Ойхо смотрел мутным взглядом в бесконечную черноту неба. Редкие снежинки мягко касались его лица. Таяли, смешиваясь с кровью. Он не чувствовал их прикосновений. Не чувствовал ничего. Ни боли. Ни ненависти. Только пустоту.

Его правая рука теперь была лишь окровавленным обрубком. Лук валялся рядом, тетива порвана, древко сломано пополам. Красный браслет из кожи Тьерна, последний подарок Ании, все ещё сжимался в его левой ладони, впиваясь в кожу.

«Не смог…» – мысль была тусклой, как угли умирающего костра.

Стоя на пороге вечности, он переживал всё заново. Каждый момент.

Детство. Сестра смеётся, убегая в лес. Её крики, когда тьерн настиг её. Кровь на снегу – алая, как свадебные ленты.

Мать воет у погребального костра. Через месяц её не станет – боги заберут и её. Первая охота. Дрожь в коленях. Первый убитый зверь. Первая кровь на руках. Охота. Охота. Охота.

Долгая дорога домой. Встреча с отшельником, который говорил о Тропе Истины.

Ания. Её голос. Её смех. Её пальцы, впервые коснувшиеся его ладони – робко, будто боясь обжечься. Её кожа в свете очага. Губы, шепчущие его имя. Свадьба. Красные ленты в её волосах.

Он помнил всё. Помнил, как нашёл её на полу их дома. Серую. Холодную. Выцветшую, как старый пергамент.  Как стоял на коленях сутки. Как опускал её тело в божественный огонь.

«Я всегда буду ждать тебя…» Ложь. Она не дождалась. А теперь – только холод. И тишина.

Ойхо содрогнулся. Его тело начало неметь.

«Отшельник», – мысль, как искра, промелькнула в темноте. Рамис. Тропа Истины.

«Если выживу…» Но выживет ли?

Кровь сочилась из раны, окрашивая снег в тёмно-красный. Он больше не чувствовал холода. Дыхание стало поверхностным. Небо над ним дрожало, расплывалось, как вода в горном ручье.

«Ания…» Её имя стало последней мыслью. Потом – тьма.

Над горами повисла тишина. Снег продолжал падать. Снег продолжал падать, укрывая тело охотника белым саваном. Кровь на камнях медленно чернела, впитываясь в вечную мерзлоту.

Где-то вдали завыл ветер – будто звал, будто предупреждал. Но Ойхо уже не слышал.

Снежинки таяли на его веках, смешиваясь с последними слезами. Последний вздох превратился в облачко пара – хрупкое, как их с Анией счастье.

И исчез. Как исчезает всё в этих горах. Как исчезла Ания.

Как исчезнет когда-нибудь сама память о них.

Далеко в горах, у пещеры с наскальными рисунками, отшельник Рамис открыл глаза. Кость в его руке треснула пополам.

– Проснись, воин, – прошептал он в пустоту. – Она уже идёт…

Снег над телом Ойхо дрогнул.