Читать онлайн Фантастика
Игорь Кадочников
Кровь и Сталь Эона: Хроники Разлома Миров
Шрифты предоставлены компанией «ПараТайп»
© Игорь Кадочников, 2025
12+
Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero
Оглавление
Кровь и Сталь Эона: Хроники Разлома Миров
Эхо Камня
Эхо Безмолвия
Кровь и Сталь Эона: Хроники Разлома Миров
ХРОНОС: Дневники Михаила Богданова
Зеркало Предательства
Эхо Камня
Долина Узоров на Камчатке никогда не знала тишины. Даже зимой, когда снега глушили все звуки, сама земля здесь дышала. Фумаролы, как гигантские черви, извивались на склонах сопок, испуская клубы сернистого пара с шипением, похожим на злобный шепот. Кипящие грязевые котлы булькали и плюхались, выплевывая комья глины цвета запекшейся крови. Воздух был густым, пропитанным запахом тухлых яиц и минеральной пыли, режущим глаза. Именно сюда, в этот адский сад геологических чудес, приземлился НЛО.
Не грохот, не вспышка, а лишь тихое шипение разрезанного воздуха и глухой удар, встряхнувший землю под ногами, возвестили о прибытии. Объект, названный позже «Каплей», лежал на краю самого большого грязевого котла, едва не соскользнув в кипящую пучину. Он был не металлическим, а скорее… стекловидным. Огромная, слеза размером с двухэтажный дом, переливающаяся всеми оттенками глубокого моря – от аквамарина до чернильной синевы. Его поверхность была абсолютно гладкой, без швов, иллюминаторов или опознавательных знаков. Она лишь слегка мерцала внутренним светом, как затонувший кусок арктического льда.
Первыми у «Капли» появились медведица с двумя любопытными медвежатами. Они обнюхали странный предмет издалека, фыркнули от запаха горячего камня и пара, которого он, казалось, не издавал, и ушли прочь, уводя детенышей подальше от возможной опасности. Люди пришли позже.
Люди:
Марина Сомова, 42 года: Начальник смены геологоразведочной партии «Вулкан». Сухая, поджарая, с лицом, обветренным камчатскими ветрами и вечной настороженностью в глазах цвета вулканического базальта. Ее руки, покрытые мелкими шрамами от осколков породы, привычно сжимали рацию. Она носила практичный термокостюм серого цвета, испачканный глиной.
Семен Петров, 28 лет: Молодой биофизик, прикомандированный к партии для изучения экстремофильных бактерий в гейзерах. Худощавый, с всклокоченными темными волосами и очками в роговой оправе, которые он постоянно поправлял. Его энтузиазм граничил с одержимостью. Он был в более новом, но уже запачканном оранжевом термокостюме, нагруженный приборами.
Игорь «Батя» Борисов, 55 лет: Водитель вездехода и по совместительству охранник партии. Бывший военный, коренастый, с лицом, напоминающим потрескавшуюся вулканическую корку, и вечной самокруткой в уголке рта. Спокойный, наблюдательный, с грубоватым юмором. Одет в поношенный армейский бушлат поверх термобелья.
«Боже правый…» – прошептал Семен, замирая на краю скалистого выступа, с которого открывался вид на «Каплю». Его приборы – спектрометр, счетчик Гейгера, тепловизор – забегали дикими скачками, а потом вовсе заглохли. – «Марина Викторовна, вы видите это? Это же… это не похоже ни на что земное! Никаких известных материалов! Температура поверхности… она отрицательная! В этом кипящем аду!»
Марина молча поднесла к глазам бинокль. Ее пальцы, обычно такие твердые, слегка дрожали. «Вижу, Петров. Вижу. Батя, доложи в базу. Код „Черный Лебедь“. Полный протокол. Никому не приближаться, пока не получим инструкции. И.… приготовь табельное.» Ее голос был жестким, но в нем слышалось напряжение.
Игорь кивнул, уже достав спутниковый телефон и тяжелый пистолет Стечкина из кобуры под бушлатом. «Доложил. Ждем ответа. А стрелять-то в кого? В большую синюю сосульку?» – он хрипло усмехнулся, но глаза его внимательно сканировали «Каплю» и окружающую местность.
Прошло три часа томительного ожидания. Солнце клонилось к горизонту, окрашивая сернистые паруса фумарол в кроваво-красные и оранжевые тона. Тени удлинялись, делая долину еще более зловещей. Приказ из базы был лаконичен: «Наблюдать. Не контактировать. Группа НИЦ „Космос“ вылетела. Будут через 12 часов».
«12 часов сидеть и смотреть?» – Семен нервно ходил взад-вперед по небольшой площадке. – «Марина Викторовна, давайте хотя бы попробуем приблизиться? Аккуратно! Может, есть какие-то знаки, порталы…»
«Сидеть и смотреть – наша работа сейчас, Семен, – отрезала Марина. Она сидела на камне, не сводя глаз с объекта. – Ты видел показания приборов? Это не просто объект. Это… аномалия. Физическая. Подойдешь – и тебя размажет по молекулам, или превратит в кристалл. Или просто исчезнешь. Мы не знаем ничего».
Внезапно гладкая поверхность «Капли» заволновалась. Не раскрылась, не треснула – она словно стала жидкой на мгновение. И из нее, медленно, плавно, словно вытекающая капля ртути, появилась фигура.
Инопланетянин:
Первое впечатление – хрупкость. Невероятная, почти болезненная. Существо было ростом чуть выше человека, около двух метров, но казалось невесомым. Его тело было лишено привычных пропорций: длинные, тонкие, многосуставные конечности, напоминающие ветви ивы или щупальца медузы, но лишенные гибкости. Они были прозрачными. Сквозь стекловидную, слегка переливающуюся перламутром плоть просвечивало что-то вроде внутреннего скелета или системы трубок – сложное переплетение светящихся золотистым светом нитей и шарообразных узлов, пульсирующих с медленным, неровным ритмом. Голова была вытянутой, яйцевидной, без видимых глаз, рта или носа. Лишь на месте лица мерцало скопление тех же золотистых светящихся точек, постоянно меняющих конфигурацию – подобие звездного неба в миниатюре. Тело не имело выраженного пола и казалось бесполым. Оно не шло по земле – оно парило в нескольких сантиметрах над раскаленным камнем и грязью, не оставляя следов. Его движение было плавным, скользящим, беззвучным. Вокруг него воздух слегка мерцал, как над раскаленным асфальтом, но ощущался холодок.
«Оно… оно прекрасно…» – выдохнул Семен, забыв обо всем. Его лицо светилось восторгом ученого и ребенка одновременно. – «Биолюминесценция? Нет, что-то глубже… Энергетическая матрица? Посмотрите на сложность внутренней структуры! Это же живое произведение искусства!»
«Прекрасная стеклянная смерть, – проворчал Игорь, не опуская пистолета, но и не целясь. – Ходит, как призрак. И смотрит без глаз. Мне это не нравится.»
«Оно не смотрит, Батя, – тихо сказала Марина, вставая. Ее геологический молоток висел на поясе бесполезным грузом. – Оно… воспринимает. Чем? Не знаю.» Она сделала осторожный шаг вперед. Существо остановилось, повернув к ней свою «голову». Созвездие точек на его лице замерло, а потом начало перестраиваться быстрее. Казалось, оно изучало ее с безмерным любопытством.
«Здравствуйте, – сказала Марина громко и четко, чувствуя себя идиоткой, но не зная, как еще начать. – Мы – люди. Жители этой планеты. Земля. Вы пришли с миром?»
Золотистые точки снова замерли. Потом одна из них на «лбу» существа вспыхнула ярче других, излучая короткий импульс мягкого теплого света в сторону Марины. Она инстинктивно отшатнулась, но ощутила лишь легкое покалывание на коже, как от статического электричества. Никаких слов в голове, никаких образов – лишь смутное чувство… вопрошания. Как будто ее спросили: «А ты кто?» на языке чистого намерения.
«Оно пытается коммуницировать! Невербально! Энергетически!» – зашептал Семен, лихорадочно пытаясь включить мертвый диктофон. – «Марина Викторовна, попробуйте передать образ! Мысленно! Добро, мир…»
Марина сжала кулаки, сосредоточившись. Мы не хотим вреда. Мы хотим понять. Откуда вы? Зачем?
Существо слегка наклонило голову. Внутренние золотистые нити в его груди заструились быстрее. Оно подняло одну из своих стеклянных конечностей – не руку, а скорее изящный отросток – и направило ее не на людей, а на кипящий грязевой котел рядом. Из кончика конечности вырвался тонкий луч холодного голубого света. Бурлящая грязь мгновенно замерзла, превратившись в гладкую, темную, зеркальную поверхность. На ней, словно проекция, возникли образы: стремительные полосы света (звезды?), огромный, расколотый пополам мир, окутанный дымом и пламенем, фигуры существ, похожих на этого, но безжизненно лежащие на обугленной земле. Боль. Горечь. Конец.
«Они… беженцы?» – ахнул Семен. – «Их мир погиб?»
Существо медленно кивнуло своей яйцевидной головой, движение было странно человеческим. Созвездие на его лице погасло, оставив лишь тусклое мерцание. Оно снова обратило «взгляд» на Марину. На этот раз ощущение было яснее: Помогите? Приют? Понимание?
«Боже… – прошептала Марина. – Они ищут… дом. Или просто место, где их не уничтожат с порога.»
«А кто их уничтожил?» – хмуро спросил Игорь. – «Показало?»
Существо снова направило конечность на замерзший котел. Образы сменились: силуэты, напоминающие людей, но искаженные, агрессивные, стреляющие лучами энергии в беззащитные стеклянные фигуры. И снова – разрушение, смерть.
«Люди?» – Семен побледнел. – «Но… но это же невозможно! Мы никогда…»
«Или не мы, – холодно сказала Марина. – Или не сейчас. Или не здесь. Параллельные миры? Будущее? Предупреждение?» Она посмотрела на существо. «Это не мы. Мы другие. Мы можем попробовать помочь. Но мы боимся. Вы сильны.»
Существо парило неподвижно несколько секунд. Потом оно сделало нечто неожиданное. Оно подняло обе передние конечности к своему «лицу», к скоплению мерцающих точек. Золотистые нити внутри его тела вспыхнули ослепительно ярко, а затем начали… гаснуть. Одна за другой. Словно лампочки, перегорающие в цепи. Его прозрачное тело начало мутнеть, терять сияние, становиться хрупким, как старое стекло. Оно излучало волну такой глубокой, бездонной скорби и усталости, что у Марины навернулись слезы.
«Что с ним?» – вскрикнул Семен. – «Оно умирает?»
Существо опустило конечности. Оно снова посмотрело на Марину. И на этот раз она не просто почувствовала, а почти услышала, как тихий шелест ветра в камнях, слова, обращенные не в уши, а прямо в душу:
«Мы не пришли издалека… Мы пришли издавна… Мы – эхо вашей боли… Вашей планеты… Мы – слезы Земли, кристаллизованные временем… Ваши войны, ваша жадность, ваш страх… отравили небо над нашим домом… давным-давно… Мы пришли напомнить…»
Голос (если это можно было назвать голосом) стих. Существо медленно повернулось к «Капле». Оно сделало последний шаг (парения) к своему кораблю и.… рассыпалось. Как разбитая ваза. Миллионы мелких, сверкающих на закатном солнце кристалликов, похожих на слезинки, упали на раскаленный камень у подножия «Капли». Они шипели и таяли, не оставляя и следа.
«Капля» мерцала последний раз и начала медленно таять сама, как лед под солнцем, превращаясь в чистую, прозрачную воду, которая стекала в грязевой котел, смешиваясь с кипящей грязью. Через минуту от объекта не осталось ничего, кроме лужицы пара на камне.
Тишина повисла в долине, нарушаемая лишь привычным шипением фумарол и бульканьем грязи. Далекий гул вертолета группы НИЦ «Космос» начал нарастать где-то со стороны океана.
Семен опустился на колени, уставившись на место, где рассыпалось существо. «Они… они были нашими? Плодом… нашей же разрухи? И пришли… чтобы сказать… что мы снова идем по тому же пути?»
Игорь медленно убрал пистолет. Он достал самокрутку, дрожащими руками прикурил. «Слезы Земли… – прохрипел он, глядя на булькающую грязь. – Вот тебе и инопланетяне. Прилетели, наплакались и сгинули. Как предупреждение.»
Марина стояла неподвижно. Она смотрела не на место приземления, а на запад, где последние лучи солнца догорали на снежных вершинах вулканов. В ее руке был кусок камня, который она машинально подняла с земли. На нем, проступив сквозь копоть и глину, был четкий отпечаток. Не след животного. Не знак. Это был отпечаток человеческой руки. Маленькой, детской. Но с невероятно длинными, тонкими пальцами. Словно кто-то прижал ладонь к камню.
Гул вертолетов превратился в оглушительный рев, разрезавший вечернюю тишину долины. Два тяжелых Ми-8, раскрашенные в серо-белую камуфляжную схему с логотипом НИЦ «Космос» – стилизованной спиралью галактики, зависли над плато, поднимая вихри сернистой пыли и мелких камней. Ветер швырял в лицо Марине, Семену и Бате едкий песок, но они не отводили глаз от пустого места, где еще минуту назад стояла «Капля».
«Держись, Сомова!» – крикнул Игорь, прижимая рукав бушлата ко рту и носу. – «Крысы ученые пожаловали!»
Первыми высадились четверо в черных тактических костюмах с бесшумно висящим на ремнях оружием – группа быстрого реагирования. Они мгновенно оцепили зону, сканируя местность приборами ночного видения и тепловизорами. Их движения были отточенными, безличными. За ними спустились по трапу трое в белых защитных костюмах с автономными системами дыхания и забралами. Один нес тяжелый ящик с аппаратурой, двое других – более компактные чемоданчики.
«Сомова! Петров! Борисов!» – раздался резкий женский голос через динамик в шлеме одного из «белых». Женщина среднего роста, подтянутая, с острым, как скальпель, взглядом, пробивавшимся сквозь забрало. Это была доктор Елена Крымова, начальник отдела экзобиологии НИЦ «Космос», легендарная и бескомпромиссная. – «Где объект? Докладывайте!»
Марина, все еще сжимая камень с отпечатком, сделала шаг вперед, преодолевая порыв ветра. «Объект… самоуничтожился, доктор Крымова. И… существо тоже.»
«Самоуничтожился?» – Крымова резко повернулась к месту, где была «Капля». Ее помощники уже метались с приборами, сканируя камни, воздух, лужу пара. – «Как? Детали! Все детали! И что за „существо“?»
Семен, оправившись от шока, затараторил, жестикулируя: «Оно было потрясающим! Стеклянное, прозрачное, с внутренним золотистым свечением! Парило над землей! Оно показало нам образы – гибель их мира, похожего на наш! И… и людей, которые их уничтожали! Но это были не совсем люди! И оно сказало… вернее, мы почувствовали… что они – эхо нашей боли! Слезы Земли! Они пришли напомнить! И потом…» – голос Семена дрогнул, – «…оно просто рассыпалось. Как хрусталь. Растворилось.»
Крымова замерла. Через забрало было видно, как сдвинулись ее тонкие брови. «Эхо боли? Слезы Земли? Петров, вы в своем уме? Это что, поэтический вечер?» – ее голос был ледяным. Она повернулась к Марине. «Сомова? Подтверждаете этот… бред?»
Марина молча протянула камень. «Вот все, что осталось. Кроме этого ощущения. Оно было…» – она искала слова, – «…невероятно древним. И бесконечно печальным. И оно оставило этот след.»
Крымова взяла камень в закованную в перчатку руку. Ее помощник тут же направил на него мощную ультрафиолетовую лампу. В холодном свете отпечаток детской руки с удлиненными пальцами проступил еще четче. Он выглядел не как выгравированный символ, а как неотъемлемая часть самого камня, словно минерал кристаллизовался вокруг этой формы миллионы лет назад.
«Интересно, – пробормотал один из „белых“, склонившись над сканером. – Структура камня… изменена. На молекулярном уровне. Похоже на мгновенное воздействие экстремально низких температур в сочетании с неизвестным видом энергии. Никаких биологических следов. Ни ДНК, ни белков, ничего органического.»
«Существо было не органическим, доктор!» – настаивал Семен. – «Оно было… энергетическим! Кристаллическим!»
«Тише, Петров, – отрезала Крымова, не отрывая глаз от отпечатка. Ее пальцы в перчатке осторожно провели по контуру длинных пальцев. – «Эхо… Слезы…» – она произнесла слова с явным скепсисом, но в ее глазах мелькнуло что-то неуловимое – не научный интерес, а скорее… тревога? – «Ваша партия фиксировала аномалии в долине до этого? Сейсмику? Геомагнитные бури?»
«Только обычный фон, доктор, – ответила Марина. – Долина Узоров всегда неспокойна. Но сегодня… до прилета объекта, ничего необычного.»
Внезапно земля под ногами глухо дрогнула. Не сильный толчок, но ощутимый. Из ближайшей фумаролы с шипением вырвался особенно густой столб пара, окрашенный закатом в зловещий багрянец. Кипящий котел, в который стекала вода от «Капли», булькнул громче, выплевывая комок глины.
«Геологическая активность?» – спросил один из военных, настороженно озираясь.
«Или отголосок?» – тихо сказал Игорь, докуривая самокрутку и пристально глядя на булькающую грязь. «Земля-то… она ведь все слышала. Что это стеклянное привидение нам наговорило.»
Крымова игнорировала толчок. Она передала камень помощнику. «Контейнер А-7. Максимальная изоляция. Никаких внешних воздействий.» Потом повернулась к группе. «Сомова, Петров, Борисов – вы задержаны. Полный карантин. Брифинг каждые два часа. Ни слова о „слезах Земли“ или „эхо“ кому бы то ни было, особенно прессе. Это приказ уровня „Совершенно Секретно“. Понятно?»
«Но доктор…» – начал было Семен.
«Понятно?» – ее голос стал стальным.
«Понятно, – тихо ответила Марина. Ее взгляд встретился с взглядом Игоря. В глазах бывшего военного читалось то же, что и у нее: гнетущее предчувствие. Они стали свидетелями чего-то невероятного и страшного, а теперь их упрятали в карантин, как неудобных носителей тайны.
Их погрузили в один из вертолетов. Через иллюминатор Марина видела, как фигуры в белых костюмах копошатся на месте приземления, собирая мельчайшие фрагменты, сканируя каждый сантиметр. Крымова стояла чуть в стороне, глядя на затухающие краски заката над вулканами. Ее поза была напряженной. Марина поймала себя на мысли, что жесткий начальник НИЦ «Космос» выглядела не как триумфатор, нашедший инопланетный артефакт, а как человек, стоящий на краю пропасти.
Карантинная зона НИЦ «Космос» на Камчатке располагалась в заброшенном подземном бункере времен Холодной войны, врезанном в скальный массив далеко от побережья. Стертые временем гермодвери, тусклое освещение, гул вентиляции и вездесущий запах стерилизаторов и старого бетона. Их поместили в отдельные, похожие на монашеские кельи, комнаты с койкой, столом и камерой наблюдения в углу. Связь с внешним миром – нулевая.
Первый допрос… нет, брифинг, провела сама Крымова. Она была одна, без протоколиста. На столе перед ней лежал планшет, но она смотрела прямо на Марину.
«Расскажите все с самого начала. Без эмоций. Только факты, ощущения, последовательность событий. И… о камне. Что вы почувствовали, когда держали его?»
Марина рассказала. Сухо, четко, как докладывала о геологических аномалиях сотни раз. Но когда она дошла до момента, как существо «говорило» с ней, до ощущения древней скорби и послания-предупреждения, голос ее дрогнул. Она упомянула камень, его странную теплоту и… чувство вины, которое возникло у нее, когда ее пальцы коснулись отпечатка. Вины, принадлежащей не ей лично, а всем.
Крымова слушала молча, не перебивая. Ее лицо оставалось каменным, но глаза, эти острые скальпели, казалось, впивались в самую душу Марины.
«„Напомнить“… – повторила Крымова, когда Марина закончила. – Напомнить, о чем, Сомова? О том, что мы разрушаем свою планету? Это банальность, которую твердят экологи каждый день. Зачем для такого послания нужен межзвездный корабль и… кристаллический эмиссар?»
«Я не знаю, – честно ответила Марина. – Но это было не про экологию в привычном смысле. Это было про… суть. Про ядро. Про то, что наша агрессия, наше стремление к разрушению – это не просто социальная проблема. Это… фундаментальный изъян. Который может иметь последствия, выходящие за рамки одной планеты. Как будто боль, которую мы причиняем здесь и сейчас, эхом отражается где-то еще. И кристаллизуется. И возвращается.»
Крымова долго смотрела на нее. Потом встала. «Благодарю. Вас попросят оставаться здесь до дальнейших указаний.» Ни тени сомнения, ни попытки высмеять. Только тяжелая, непробиваемая стена секретности.
Анализы, психологические тесты, бесконечные повторения одного и того же рассказа разным людям в белых халатах – все сливалось в одно монотонное кошмарное существование. Единственным островком были редкие встречи в общей столовой (под присмотром) с Семеном и Батей.
Семен метался между восторгом открытия и ужасом от его последствий. «Марина Викторовна, вы понимаете, что это переворачивает все? Биологию, физику, философию! Они не инопланетяне! Они – наше будущее? Или наше прошлое? Или… параллельное настоящее? Кристаллизованное последствие наших действий по принципу нелокальности?»
Игорь был мрачен. «Будущее, прошлое… Какая разница, Семка? Суть одна: мы гадим там, где живем. И эта гадость материализуется и прилетает дать нам по рогам. Как в той сказке про Мойдодыра – «Одеяло убежало, улетела простыня…». Только тут убежала и улетела наша же собственная мерзость, да вернулась с предупреждением.»
«Но почему сейчас? Почему здесь?» – мучился Семен. «И почему они выбрали такую форму? Хрупкую, прекрасную, неагрессивную?»
«Может, потому что боль – она хрупкая штука, – неожиданно глубокомысленно заметил Игорь, ковыряя вилкой безвкусную тушенку. – И кричать о ней громко – последнее дело. Просто показать и… рассыпаться. Чтобы запомнилось.»
Однажды ночью Марину разбудил тихий звук – будто кто-то ронял мелкие камешки. Она подошла к двери – звук доносился из коридора. Осторожно заглянув в глазок, она увидела Крымову. Доктор стояла в пижаме и халате, без обычной брони компетентности. Она держала в руках тот самый камень с отпечатком, который теперь был помещен в прозрачный контейнер из сверхпрочного стекла. Крымова смотрела на отпечаток не как ученый на артефакт, а с какой-то невероятной, почти болезненной тоской. Ее пальцы в нервном движении постукивали по гладкой поверхности контейнера. Марина увидела, как по щеке строгой женщины скатилась слеза. Быстро, украдкой, Крымова смахнула ее и резко повернулась, унося камень прочь, в глубины бункера.
Что она знает? – пронеслось в голове у Марины. Что скрывают в НИЦ «Космос»?
Прошла неделя. Напряжение в бункере росло. Прибыли новые люди – военные с погонами высокого ранга, замкнутые ученые с чемоданами, полными схем и отчетов. По коридорам носились шепотки: «Артефакт проявляет активность…», «Нулевой результат по всем анализам…», «Попытка лазерного сканирования вызвала… аномалию в соседнем блоке…».
Как-то утром их вызвали не в кабинет, а в большой зал с экранами и пультами управления – центр управления бункером. В центре зала, под яркими лампами, на столе стоял контейнер с камнем. Рядом – Крымова, бледная, с тени под глазами, но собранная. Рядом с ней – генерал с лицом, высеченным из гранита.
«Ситуация изменилась, – без предисловий начала Крымова. Ее голос звучал хрипло. – Артефакт… камень… не пассивен. Он взаимодействует с окружающей средой на квантовом уровне, который мы не можем полностью отследить. И он… резонирует.»
На огромном экране позади нее возникла карта мира. На ней, как язвы, вспыхивали и гасли красные точки. Камчатка. Потом – зона отчуждения ЧАЭС. Потом – Фукусима. Семипалатинский полигон. Площадь ядерных испытаний в Неваде. Сухие долины Антарктиды, где когда-то бурили сверхглубокие скважины. Три-Майл-Айленд. Каждая точка вспыхивала в такт едва заметному пульсирующему свечению, которое теперь исходило из отпечатка на камне внутри контейнера.
«Что это?» – спросил Семен, завороженный.
«Очаги, – ответила Крымова. – Очаги глубокой, залеченной, но не забытой планетой травмы. Антропогенной травмы. Ядерные испытания, радиационные катастрофы, места варварской добычи ресурсов, нарушившей тектонические пласты… Места, где Земля была ранена наиболее жестоко и безвозвратно.»
«Он… притягивается к этим местам?» – спросила Марина, чувствуя, как холодеет внутри.
Тишину в Центре Управления разорвал пронзительный вой сирены. Экран мигал кроваво-красным. Точки на карте – Чернобыль, Фукусима, Семипалатинск, Невада, Антарктида – не просто пульсировали. Они разрастались, сливаясь в багровые пятна, охватывающие континенты. Одновременно на всех мониторах, показывающих внешние камеры бункера и спутниковые данные, вспыхнули искаженные помехами изображения.
Над Зоной Отчуждения ЧАЭС, над вымершим лесом, пропитанным столетиями радиации, зависло нечто. Не одна «Капля». Три. Такие же стеклянные слезы, переливающиеся в лунном свете мертвой зоны холодным, болезненным сиянием. Над Фукусимой – еще две, парящие над черными волнами, несущими отраву. Над высохшим Аральским морем – одна, огромная, как айсберг. Над выжженными лесами Амазонии – еще…
«Они… они везде!» – прошептал Семен, прилипший к экрану спутниковой карты. Его лицо было белым как мел. «На всех точках резонанса! На всех ранах!»
Генерал рявкнул в рацию: «Космополк! Готовность Альфа! Цели идентифицированы! Огонь на поражение!» Его голос дрожал от ярости и страха.
«Нет!» – крикнула Крымова, перекрывая сирену. Она вцепилась в край стола, ее костяшки побелели. «Выстрел – это то, что они показали! Разрушение! Это спровоцирует…»
«Молчать, доктор!» – рявкнул генерал. «Объекты над стратегическими объектами! Это акт агрессии!»
На экране с камеры над Чернобылем одна из «Капель» раскрылась. Не как цветок, а как… рана. Из нее вытекло не одно существо. Десятки. Хрупкие, прозрачные, с мерцающими золотыми сердечниками фигуры. Они парили над Рыжим лесом, над руинами Припяти. Не атаковали. Не строили. Они… плакали.
Не слезами. Из их стеклянных тел стекали струйки той же светящейся, золотистой субстанции, что составляла их внутренности. Капли падали на отравленную землю, на ржавые крыши, на иссохшие деревья. И там, где они падали, происходило чудо. Радиационный фон на датчиках не падал мгновенно до нуля. Но… земля под каплями светлела. Исчезала мертвенная желтизна, уходила черная копоть. Появлялся… чистый серый камень. И на этом камне – крошечные, едва заметные отпечатки. Как будто детские пальчики коснулись его на мгновение.
«Они… исцеляют?» – ахнула Марина, подходя ближе. Сердце бешено колотилось. «Они поглощают боль? Радиацию? Яд?»
«Или концентрируют ее в себе?» – хрипло спросил Игорь. Он смотрел не на экран, а на камень в контейнере на столе. Отпечаток на нем светился теперь мягким золотым светом, синхронно с падающими каплями на экранах.
Внезапно камень взорвался светом. Не взрывом разрушения, а ослепительной вспышкой чистой, холодной энергии. Контейнер не выдержал – сверхпрочное стекло треснуло с тихим звоном. Камень не разлетелся на куски. Он просто… растворился. Превратился в облачко золотистой пыли, которое медленно осело на стол, оставив лишь слабый мерцающий след.
В тот же миг на всех экранах происходящее в очагах резонанса изменилось. Существа над Чернобылем, над Фукусимой, над всеми другими местами… замерли. Их внутреннее золотое свечение стало невыносимо ярким, ослепляющим даже через камеры. Они подняли свои хрупкие конечности к небу, будто в последнем вопросе или мольбе.
И начали рассыпаться.
Не как первое существо в долине Узоров. Это было грандиознее. Тысячи, миллионы сверкающих кристалликов – золотых, синих, алых – поднялись в воздух над каждой раной Земли. Они кружились, как снегопад, наоборот, поднимаясь вверх, образуя гигантские, мерцающие колонны света, уходящие в ночное небо. Это было одновременно потрясающе красиво и бесконечно печально. Каждый кристаллик был слезой, каплей концентрата боли, уносимой прочь.
«Космополк! Цели… Цели исчезают!» – растерянно доложил кто-то в рацию генералу. Тот молчал, уставившись на экран, лицо его было серым.
Над Чернобылем, там, где падали золотые капли, остались островки чистой земли с серыми камнями. И на каждом камне – крошечный, но отчетливый отпечаток детской руки с тонкими пальцами. Как памятники. Как напоминание.
В бункере воцарилась гробовая тишина. Слышен был только гул вентиляции и прерывистое дыхание людей. Сирена замолкла. Красные пятна на карте погасли. Осталась лишь карта Земли, освещенная лунным светом и… усеянная сотнями новых, слабо светящихся точек там, где упали последние кристаллы «слез». Над океанами, над пустынями, над горами – везде, куда унес ветер этот пепел боли.
«Они… ушли?» – тихо спросил Семен. В его голосе не было восторга, только опустошение.
«Они… отдали себя, – прошептала Марина, глядя на мерцающий след на столе, где был камень. – Концентрат нашей боли… они унесли его. Рассеяли. Но не уничтожили. Просто… разбавили. Развеяли по ветру. По всей планете.» Она подняла глаза на Крымову. «Они были слезами Земли. И Земля… выплакала их.»
Крымова стояла неподвижно. Слезы текли по ее щекам, не скрываемые больше. Она смотрела на пустой, треснувший контейнер. «„Напомнить“… – ее голос был едва слышен. – Они напомнили. Ценой себя. Что боль… она не исчезает. Ее можно только перенести. Растворить. Или… снова собрать.» Она медленно обвела взглядом зал, генерала, ученых, Марину, Семена, Батю. «Они были нашим будущим? Нашим прошлым? Или… нашим настоящим, которое мы не видим?» Она тряхнула головой, вытирая лицо. «Неважно. Они показали нам раны. И показали цену их… не-исцеления. Теперь выбор за нами. Собирать ли новые камни плача… или нет.»
Генерал мрачно уставился в пол. Военные у пультов молчали. Ученые перешептывались, глядя на экраны со слабыми светящимися точками – следами рассеянной боли.
Игорь первым нарушил тишину. Он подошел к столу, осторожно тронул пальцем мерцающий золотистый след от камня. Потом поднес палец к глазам. «Легкий холодок, – хрипло сказал он. – Как слеза. И никакой радиации.» Он посмотрел на Марину, потом на залитую лунным светом карту Земли со множеством новых, едва заметных огоньков. «Ну что ж… Теперь вся Земля – как тот камень. Помеченная. Напоминающая. Только следы эти… не от рук. От слез.»
Он повернулся и медленно пошел к выходу из Центра Управления. Его шаги гулко отдавались в тишине. Он шел не как охранник, а как человек, несущий на своих плечах невидимую тяжесть только что рассеянной, но вечной боли мира. И понимающий, что контакт состоялся. Не с инопланетянами. С самими собой. И финальный счет еще не выставлен.
Эхо Безмолвия
Пролог: Аметист в Пустоте
Беззвездная пустота межгалактической трассы была не просто отсутствием света. Это была плотная, почти осязаемая субстанция небытия, холодная и безмолвная. Здесь не рождались звезды, не пылали туманности. Лишь редкие реликтовые частицы напоминали, что Вселенная когда-то бурлила жизнью. И вот в этой мертвой зоне пространство содрогнулось. Не взрывом, а скорее глубоким вздохом ткани реальности. Из ничего, без вспышки, без искажения, материализовался Корабль.
Он не был похож ни на стремительный клинок земных крейсеров, ни на громоздкие кольца инопланетных арок. Он был… органическим кристаллом. Гигантский, размером с небольшой астероид, аметист неправильной, но поразительно гармоничной формы. Его поверхность не была твердой в привычном смысле. Она переливалась глубокими фиолетовыми, лиловыми и сиреневыми оттенками, словно жидкий металл под полярным сиянием. Ни швов, ни стыков, ни иллюминаторов – лишь гладкая, текучая поверхность, излучающая тусклый, но насыщенный внутренний свет. Он висел в пустоте, невесомый и загадочный, как сон минерала, оторвавшийся от родной породы. «Алтаир» – так назвал бы его тот, кто знал его истинное имя, – завершил тихое сканирование и направился к третьей планете желтого карлика. Земля.
Глаза Земли – Космический Центр «Заря»
Место: глубоко под заснеженными горами Урала, в сердце неприступного скального массива, располагался Космический Центр «Заря». Это был не просто бункер – это был гигантский технологический муравейник, вырубленный в граните. Многоуровневые залы, соединенные скоростными лифтами и широкими коридорами, гудели жизнью. Стены из сверхпрочного поликарбоната с интегрированными дисплеями показывали карты звездного неба, траектории спутников, телеметрию орбитальных станций. Воздух был стерильно чистым, пахнущим озоном и металлом, с легким фоном работающей электроники. Центральный зал управления (ЦУП) был сердцем «Зари». Полусферический экран, занимавший всю переднюю стену, показывал Землю в реальном времени – голубой шар, опоясанный белыми вихрями облаков. Под ним, в несколько ярусов, располагались ряды консолей с операторами в темно-синих комбинезонах. Гул голосов, перекрывающих друг друга докладами, сливался с ненавязчивой фоновой музыкой системы оповещения.
Космический Отряд Быстрого Реагирования «Молот»
Капитан Алексей Волков, 42 года: Командир «Молота». Высокий, поджарый, с лицом, высеченным из гранита – резкие скулы, прямой нос, глубокие морщины у глаз, говорящие о годах, проведенных не только в тренировках, но и под давлением невероятной ответственности. Его коротко стриженные темные волосы тронуты сединой у висков. Глаза – стального цвета, холодные, аналитические, ничего не упускающие. На нем был облегающий боевой скафандр нового поколения «Варяг-7» цвета хаки с черными вставками. Скафандр не выглядел громоздким, подчеркивая его атлетическое сложение, но каждый сантиметр его поверхности был усилен керамопластиком и композитной броней. На груди – нашивка «Молот»: кузнечный молот на фоне земного шара. Голос – низкий, хрипловатый от многолетнего курения, но абсолютно властный и не терпящий возражений. «Еще один спутник-шпион? Или… что-то серьезное? Давление в отсеках „Молота“ в норме. Экипаж готов. Ждем…»
Старший лейтенант Елена Соколова, 30 лет: Пилот-оператор вооружения. Невысокая, но под скафандром «Варяг-7» угадывалась плотная, жилистая сила. Ее рыжеватые волосы были убраны в тугой, безупречный пучок. Лицо – волевое, с цепким взглядом карих глаз, постоянно бегающих между экранами ее консоли. На тыльной стороне ее левой перчатки был встроен мини-джойстик управления системами вооружения корабля. Ее движения были резкими, точными. «Система FEL „Светоч“ заряжена на 98%. Рельсотрон „Кузнец“ – боеготовность 100%. Тепловизоры, лидары – все в зеленой зоне. Готова разнести хоть астероид…»
Лейтенант Дмитрий Орлов, 28 лет: Штурман-оператор связи. Стройный, с интеллигентным лицом, которое казалось слишком мягким для военного, пока не загорались его голубые глаза за очками дополненной реальности (HUD), интегрированными в шлем скафандра. Его пальцы летали по голографической клавиатуре, проецируемой перед ним. «Все частоты открыты. Спутниковая сеть „Глобус“ наведена на сектор появления. Глубокий космос… чисто. Никаких термоисточников, радиопомех. Тишина… слишком тихая. Как перед бурей.»
Майор Ирина Ковалева, 50 лет: Научный консультант отряда, гражданский специалист по ксенологии и экзотехнологиям. Не в скафандре, а в строгом сером костюме. Ее седые волосы были аккуратно уложены. Лицо – умное, с внимательными, чуть усталыми глазами за очками в тонкой оправе. Стояла чуть позади Волкова, изучая данные на планшете. «Материализация… без перехода через варп? Без гравитационной аномалии? Это… невозможно по нашим законам физики. Либо они их переписали, либо…»
«Объект!» – резкий голос оператора радарного поста прозвучал как выстрел в гул ЦУПа. Все разговоры стихли. На главном экране, над безжизненным черным квадратом глубокого космоса, возникла яркая метка. Не тепловая, не радиолокационная – чисто визуальная аномалия, зафиксированная сверхчувствительными телескопами «Зари». Изображение увеличилось.
Тишина стала гробовой. На экране висел «Алтаир». Аметистовый гигант. Его внутреннее сияние казалось живым, пульсирующим в такт неведомому ритму.
«Боже правый…» – пробормотал кто-то из операторов.
«Масштаб!» – скомандовал Волков, его голос был резок, но абсолютно спокоен. Глаза сузились, впиваясь в изображение.
«Приблизительно… 1.2 километра в наибольшем измерении, капитан, – доложил Орлов, его пальцы дрожали, но голос был ровным. – Траектория… прямое сближение с Землей. Вход в атмосферу через 47 минут над Тихим океаном.»
«Идентификация?» – Волков повернулся к Ковалевой.
Майор Ковалева побледнела. «Ничего похожего… ни в архивах SETI, ни в секретных досье. Форма… органично-кристаллическая. Энергетическая сигнатура… нулевая. Ни тепла, ни излучения. Как будто его… нет. Но он там!»
Волков нажал кнопку глобальной связи. Его голос громыхнул по всем коридорам «Зари» и в наушниках его команды, уже сидевшей в креслах космического перехватчика «Гром-1», пристыкованного к внешнему доку станции. «Отряд „Молот“, боевая готовность „Альфа“. Неопознанный объект внеземного происхождения. Классифицирован как потенциально враждебный. Цель: перехват и принуждение к смене курса до входа в атмосферу. Приказ: старт через пять минут. Волков, выход.»
Он повернулся к своему экипажу. Соколова уже встала, ее глаза горели боевым азартом. Орлов глубоко вдохнул, поправил очки HUD. Волков встретился с ними взглядом. «Мы не знаем, кто они. Не знаем, чего хотят. Но Земля – наш дом. Задача – защитить. Будьте осторожны, будьте точны. Вперед.» Его слова были не пафосной речью, а четкой боевой задачей.
Дети Хитина и Света – Внутри «Алтаира»
Инопланетяне (Разведчики):
Внутри «Алтаира» царила прохладная, напоенная мягким фиолетовым светом тишина. Воздух был насыщен легким озоном и чуть сладковатым, минеральным запахом. Стены корабля, такие же текучие и переливчатые, как и снаружи, излучали ровный свет. В центральном отсеке, напоминавшем пещеру, выточенную в аметисте, находились Разведчики.
Их было пятеро. Существа, сочетавшие в себе грацию млекопитающих и жесткую функциональность насекомых. Ростом чуть выше человека, около двух метров.
Кожа/Панцирь: Их тела были покрыты плотным, но гибким хитиновым панцирем цвета темного серебра, отливающим при движении глубоким сине-фиолетовым, как крыло жука-скарабея. Панцирь не был монолитным – он состоял из перекрывающихся пластин, позволяющих гибкость, но явно обеспечивающих серьезную защиту. На суставах – более тонкие сочленения, похожие на кольчугу из микроскопических чешуек. Каждый разведчик имел уникальный узор из тонких, чуть более светлых линий на грудной пластине – что-то вроде опознавательных знаков или обозначения статуса.
Голова: Овальная, слегка вытянутая назад, без видимых ушей. Вместо волос – множество тонких, гибких усиков-антенн, растущих из верхней части черепа и вдоль линии челюсти. Они постоянно, но плавно колыхались, словно ловя невидимые волны. Лица были гладкими, без носа в человеческом понимании – лишь две узкие щели для дыхания. И глаза… Два огромных, сложных, многогранных фасеточных глаза, занимавших добрую треть лица. Они переливались всеми оттенками фиолетового и черного, как два огромных куска полированного обсидиана. Ни зрачка, ни белка – лишь бесконечная глубина фасеток, поглощающих свет. Свечение глаз менялось в зависимости от состояния: спокойное фиолетовое мерцание, резкие синие вспышки при концентрации, тревожные красные проблески при опасности.
Конечности: Четырехпалые руки были длинными и тонкими, с суставами, позволяющими вращение на 360 градусов. Пальцы заканчивались острыми, полупрозрачными когтями, похожими на черный кварц. Ноги – двусуставные, заканчивающиеся широкими, устойчивыми стопами с двумя мощными когтями спереди и одним сзади, идеально приспособленными для хождения по сложному рельефу или цеплянию за поверхности. Движения были плавными, экономичными, без лишней суеты.
Коммуникация: они не говорили ртами. Между собой общались с помощью быстрых, едва уловимых движений антенн и мерцающих вспышек света в фасеточных глазах, сопровождаемых тихими, щелкающими и стрекочущими звуками, исходящими из грудной клетки. Информация передавалась сжатыми пакетами – образами, концептами, логическими цепочками.
Один из них, с наиболее сложным узором на груди и чуть более массивными антеннами (Зар), стоял у «стены», которая мгновенно превратилась в панорамный экран. На нем был виден голубой шар Земли, а теперь и маленький, стремительный силуэт «Гром-1», отстыковавшийся от орбитальной станции и набирающий скорость на перехват. Фасетки Зара мерцали интенсивным синим светом.
Щелк-треск-вибрация… Звуки сложились в концепт, который можно было перевести как: «Подтверждение: целевая планета. Уровень развития разумной формы: технологическая эра. Обнаружен перехватчик. Примитивная конструкция. Высокий уровень угрозы по шкале агрессии.»
Другой разведчик, помеченный как Крикс, его антенны резко дернулись, фасетки вспыхнули алым: Щелк-треск-вибрация… «Агрессия! Упреждающий удар? Протокол самообороны активирован. Оценка угрозы: средняя. Рекомендую нейтрализовать.»
Третий, Элара, ее движения антенн были плавнее, фасетки мерцали фиолетовым с вкраплениями зеленого: Щелк-треск-вибрация… «Анализ сигналов: примитивная радиосвязь. Электромагнитные импульсы оружия. Мощность ограничена. Угроза управляема без уничтожения. Цель их миссии: защита гнезда-планеты. Понимаем.»
Зар наблюдал за приближающимся «Громом-1». Его фасетки замерли, излучая холодный синий свет. Щелк-треск-вибрация… «Наша миссия: оценка. Оценка включает реакцию местной разумной формы на неизвестное. Их агрессия – важный фактор. Протокол самообороны: минимум силы. Обездвижить. Продемонстрировать превосходство. Крикс, активируй Эмиттеры Тонкой Настройки. Элара, подготовь Визуальный Дисплей контакта. Не уничтожать.»
Танец Смерти на Орбите
Низкая околоземная орбита. 320 километров над бескрайней синевой Тихого океана. Голубой изгиб планеты внизу казался хрупким и невероятно далеким, затянутым сложным кружевом белых вихрей облаков. Сверху – ослепительное, безжалостное солнце, лишенное рассеивающей нежности атмосферы, заливающее все слепящим, режущим светом, от которого даже сквозь поляризованные стекла скафандров щемило в глазах. И – черная, бездонная, непостижимая бездна космоса, усыпанная бесчисленными, немигающими, холодными звездами, равнодушными свидетелями грядущего действа. Тишина. Абсолютная, вакуумная тишина, нарушаемая лишь физически ощутимым шипением систем жизнеобеспечения в гермошлемах, ровным, глубоким гудением плазменных двигателей «Гром-1» и прерывистыми, лаконичными докладами в наушниках, звучавшими громче, чем крик, в этой беззвучной пустоте.
Космический перехватчик «Гром-1», детище земных верфей, висел на этой тонкой грани между жизнью и бездной. Он был акулой, выточенной из титановых сплавов, армированного керамопластика и композитной брони. Два могучих плазменных двигателя на корме, заключенные в кольца магнитных стабилизаторов, излучали устойчивое голубоватое сияние – видимое напоминание о колоссальной энергии, сдерживаемой внутри. Крылья-стабилизаторы, не нужные для полета в вакууме, но критически важные для маневрирования вблизи планетарных станций и управления ориентацией, были усеяны сенсорными решетками, антеннами связи и пусковыми установками для маневровых микродронов. На «спине» корабля, гордо возвышаясь, располагалась массивная турель рельсотрона «Кузнец» – длинный, сужающийся к дулу ствол, напоминающий копье древнего бога войны. На «брюхе», более компактная, но не менее смертоносная, турель лазера на свободных электронах (FEL) «Светоч», чьи излучающие элементы были скрыты за матовыми кварцевыми панелями.
И перед ним, медленно вращаясь, как драгоценный камень, случайно оброненный в черный бархат космоса, висел «Алтаир». Его аметистовые грани, гладкие и текучие, ловили солнечный свет, преломляя его в тысячах внутренних граней, мерцая глубокими фиолетовыми, лиловыми и пурпурными оттенками. Его внутреннее свечение, тусклое, но насыщенное, создавало сюрреалистический ореол. Он не просто висел – он парил, излучая спокойствие и абсолютное безразличие к грозному, но столь малому по сравнению с ним земному перехватчику. Казалось, он дышал, пульсировал в такт неведомому космическому ритму.
«Дистанция – пятьдесят километров и сокращается, капитан, – голос лейтенанта Орлова звучал напряженно в общем канале, нарушая гнетущую тишину. Его пальцы лихорадочно бегали по голографической панели управления сенсорами. «Цель сохраняет неизменный курс на вход в атмосферу. Скорость – постоянная, без ускорения или замедления. Энергетическая сигнатура… по-прежнему нулевая. Ни теплового следа, ни электромагнитного излучения в известных спектрах. Только визуальный контакт и гравитационная аномалия подтверждают его материальность. Это… ненормально. Как будто его там нет!»
Капитан Волков сидел в кресле командира, его атлетическое тело было напряжено, но неподвижно. Он пристально смотрел на гигантский кристалл через бронированное, многослойное окно кабины. В его стальных глазах не было ни паники, ни гнева – лишь ледяная, режущая концентрация. Солнечный свет выхватывал морщины у глаз, следы бессонных ночей. «Они видят нас, Дмитрий. Они знают, что мы здесь. Это игнорирование… это и есть их первый выстрел. Вызов.»
«ЦУП «Заря», это «Молот», – его голос был низким, хрипловатым, но абсолютно четким, металлическим, как звук сабли о ножны. «Объект категории «Алтаир» не отвечает на все запросы связи на стандартных и экстренных частотах. Не производит маневров, не изменяет курс. Запрашиваю разрешение на проведение предупредительного огня по его расчетной траектории. Повторяю, по траектории движения, не по корпусу цели. Один выстрел рельсотроном «Кузнец» минимальным зарядом.»
Пауза в эфире длилась несколько томительных секунд, наполненных лишь шипением помех. Потом ответ, голос командующего центра был сдавленным, словно он говорил сквозь стиснутые зубы: «„Молот“, разрешение получено. Предупредительный залп по траектории. Один выстрел рельсотроном. Минимальный заряд. Докладывайте о результатах.»
«Понял. Соколова, – Волков повернул голову к оператору вооружений. – Один снаряд „Кузнеца“. Точка впереди носа объекта на дистанции три километра. Минимальный заряд. Огонь.»
«Есть, капитан!» – голос старшего лейтенанта Соколовой был резким, как удар кнута, лишенным обычной дерзости, наполненным сосредоточенной яростью. Ее пальцы сжали мини-джойстик на тыльной стороне левой перчатки. На ее консоли замигали индикаторы. «Заряжаю конденсаторы… Магнитные катушки в режиме минимального импульса… Готово… Выстрел!»
Снаружи «Гром-1» едва заметно содрогнулся. Массивная турель рельсотрона дернулась, поймав отдачу. Не было оглушительного грохота – в вакууме звук не распространяется. Лишь короткая, яркая вспышка плазмы в ускорительной камере позади ствола, быстро погасшая, оставив после себя слабое свечение ионизированных частиц. Снаряд – двадцатикилограммовый вольфрамовый сердечник в аэродинамическом кожухе – был выброшен электромагнитными полями с чудовищной силой, набирая скорость, составляющую проценты от световой. Он должен был пронестись в нескольких километрах перед «носом» «Алтаира», оставив в разреженной плазме верхней атмосферы яркий, недвусмысленный след – предупреждение, которое невозможно игнорировать.
Снаряд не достиг расчетной точки.
Метрах в десяти от поверхности «Алтаира», там, где по расчетам Соколовой должна была пролететь траектория, пространство… искривилось. Не было воздуха, создающего волны, но визуально казалось, что сам вакуум сжался, сформировав мгновенную, прозрачную рябь, как от брошенного в идеально гладкую воду камня. Снаряд влетел в эту зону пространственной аномалии и… исчез. Не взорвался, не разлетелся на осколки, не отклонился по баллистической кривой. Он просто перестал существовать. Ни вспышки, ни облака обломков, ни даже возмущения на сенсорах, отслеживающих траекторию. Только слабая, почти мистическая рябь на месте его исчезновения, которая тут же сгладилась, как будто пространство вздохнуло с облегчением.
«Что… что это было?!» – выдохнул Орлов, его глаза за очками HUD расширились до предела, отражая мелькание красных предупреждений на его экранах. Трассирующие данные снаряда оборвались в одной точке. «Он… испарился?»
«Щит! Энергетический щит неизвестного типа!» – крикнула в канал связи майор Ковалева из ЦУПа, ее обычно спокойный голос сорвался на визгливую ноту. «Никаких признаков энерговыделения перед активацией! Никакой реакции на проникновение! Он просто… деформировал локальное пространство-время! Материя не может существовать в такой кривизне! Это…» Она не договорила, пораженная.
Волков стиснул челюсти так, что заныли зубы. Предупреждение не просто проигнорировали. Его стерли из реальности. И продемонстрировали технологию, превосходящую все, что он знал, все, что мог представить. «Они не боятся нас. Совсем. Мы для них – пыль.»
«ЦУП, объект продолжает движение без изменений. Предупредительный огонь не возымел эффекта. Цель не отреагировала. Запрашиваю разрешение на огонь на поражение по проекциям двигательных гондол объекта.» Его голос был холодным, как межзвездный лед. В нем не было сомнений. Только необходимость действовать.
Пауза в эфире затянулась. Казалось, вечность. Потом голос командующего, тяжелый, наполненный невероятной тяжестью принятого решения: «„Молот“ … Разрешение получено. Огонь на поражение. Повторяю, огонь на поражение. Используйте весь арсенал. Будьте осторожны. Удачи.» Последние слова прозвучали как прощание.
Волков перевел взгляд на Соколову. В его глазах горело холодное пламя. «Елена. Вся мощь. FEL и „Кузнец“. Комбинированный удар. FEL – по точке предполагаемого расположения силовой установки. „Кузнец“ – два снаряда полным зарядом в ту же область с задержкой 0,5 секунды. Огонь!»
«С превеликим удовольствием!» – в голосе Соколовой зазвенела голая, первобытная ярость. Ее пальцы рванули джойстики с такой силой, что хрустнули суставы.
Снаружи «Гром-1» преобразился в машину смерти. Турель FEL «Светоч» на брюхе корабля ожила. За матовыми кварцевыми панелями замерцал ярко-голубой свет, нарастая до ослепительной интенсивности. Внутри сложной системы сверхпроводящих магнитных зеркал и линейных ускорителей пучки свободных электронов разгонялись до релятивистских скоростей. Невидимый глазу, но несущий чудовищную энергию луч когерентного микроволнового излучения, способный прожигать насквозь броню орбитальных крейсеров, ударил в основание одной из массивных аметистовых «выступов» «Алтаира», где, по расчетам земных стратегов, с высокой вероятностью могли находиться двигатели или силовые узлы.
Одновременно турель рельсотрона «Кузнец» дернулась дважды подряд, с гулким, ощутимым даже внутри корпуса «Гром-1» хлопком сжатого воздуха в ускорительных камерах. Два тяжелых вольфрамовых снаряда, каждый размером с торпеду, несущие колоссальную кинетическую энергию, помчались к той же точке на корпусе «Алтаира». Тактика была отработана до автоматизма: мощный луч FEL ослеплял сенсоры, разогревал и ослаблял броню, создавая уязвимое пятно, которое тут же проламывали снаряды рельсотрона.
И снова – ничего
Луч FEL, который должен был испепелить все на своем пути, уперся в ту же невидимую зону пространственного искажения перед поверхностью корабля. Он не отразился, не рассеялся на частицы. Он словно утонул в искривленном вакууме, как луч прожектора в бездонной черной дыре. Никакого видимого эффекта на переливающейся поверхности «Алтаира» – ни пятна накала, ни деформации, ничего.
Снаряды рельсотрона постигла та же участь, но с разным исходом. Первый влетел в зону пространственной аномалии и исчез бесследно, как и предупредительный выстрел. Второй… второй снаряд отклонился. Казалось, пространство перед кораблем сжалось в одной точке и с чудовищной силой выплюнуло снаряд в сторону, как камень из древней пращи. Он пронесся в каких-то сотнях метров от цели, задев лишь пустоту, и унесся в черноту космоса, став новой, крошечной угрозой для будущих космических миссий.
«Они… они играют с нами!» – прошипела Соколова, ее голос дрожал от бессильной ярости и нарастающего ужаса. Ее кулак врезался в мягкую обшивку подлокотника. «Никакого эффекта! Ни малейшей царапины! Это… это невозможно!»
«Капитан! Сканирую энергетический всплеск на объекте!» – закричал Орлов, его голос сорвался от паники. На его экранах замигали кроваво-красные предупреждения, заглушая другие данные. «Неизвестный тип излучения! Чистое полевое возмущение! Интенсивность стремительно растет! Источник… везде! Весь корпус „Алтаира“ излучает!»
Волков увидел это мгновение позже. По всей поверхности гигантского аметиста, будто подкожные вены под давлением, проступили тонкие, но невероятно яркие линии белого света. Они сгущались, сплетались в сложные узоры, концентрируясь в нескольких точках на «носу» корабля, обращенном прямо к «Грому-1». Эти точки вспыхнули ослепительно, как микроскопические солнца, и из них вырвались не лучи, а… сгустки.
Сгустки чистой, невыносимо яркой энергии, размером с небольшой автомобиль. Они двигались не по прямой баллистической траектории. Они пульсировали и искривляли пространство вокруг себя, как камни, брошенные в густой мед. Их путь был зигзагообразным, непредсказуемым, нарушающим все законы инерции. Цвет – ослепительно-белый ядро, окруженное мерцающей фиолетовой окантовкой, оставляющей за собой мерцающий шлейф искаженного пространства-времени.
Второй сгусток чистой деструкции чиркнул по краю левого крыла «Гром-1».
Не было оглушительного взрыва, разлетающихся обломков, огненного шара. Был мгновенный акт исчезновения. Металл сплавов «Кевлар-Титан», армированный керамопластик, сенсорные решетки стоимостью в годовой бюджет небольшой страны – все в радиусе трех метров от точки контакта просто перестало существовать. Материя аннигилировала, оставив после себя идеально гладкий, оплавленный по краям срез, как будто гигантский раскаленный нож прошелся по маслу. От мощного крыла-стабилизатора остался лишь жалкий огрызок. По корпусу корабля, словно живые змеи, пробежали разряды статического электричества, вызванные коллапсом локального поля. «Гром-1» рвануло в сторону с чудовищной силой, закрутило вокруг оси.
«ААААРГХ! ЛЕВЫЙ СТАБИЛИЗАТОР УНИЧТОЖЕН!» – крик Соколовой слился с воем аварийной сигнализации, заполнившей кабину пронзительной какофонией. Красные лампы замигали повсюду. Ее тело дернуло ремнями, голова ударилась о подголовник. «Потеря гидравлики в маневровых двигателях сектора „Гамма“! Стабилизирую!» Ее пальцы летали по аварийной панели управления ориентацией, отчаянно борясь с бешеным вращением корабля. Рычаги тяги правых двигателей ушли в красную зону. «Гром-1» содрогался всем корпусом, как раненый зверь, извергая из поврежденного крыла облако замерзающих в вакууме кристаллов охлаждающей жидкости и мелких обломков.
«Повреждения в отсеке 3! Разгерметизация! Автоматические переборки сработали!» – докладывал Орлов, его голос прерывистый, сдавленный страхом. На его экранах телеметрии мигали десятки красных значков. «Энергия… какая-то остаточная энергия от попадания… она проникла сквозь броню! Она… она разъедает цепи питания! Замыкания по бортовой сети! Пожар в отсеке 4, система тушения активирована!»
Волков стиснул штурвал так, что титановые рукоятки заскрипели. Зубы сжались до боли. Вкус крови – он прикусил язык. Сквозь треснувшее бронестекло он видел медленно вращающийся горизонт: синеву Земли, ослепительное солнце, черную бездну и… «Алтаир». Корабль пришельцев парил неподвижно, его аметистовые грани переливали спокойным светом. Белые линии на его поверхности светились ровно, угрожающе. Новые точки накала формировались на «носу», нацеленные прямо на потерявший управление земной корабль.
«ЦУП! Мы атакованы! Получили тяжелые повреждения! Левый стабилизатор уничтожен, разгерметизация отсека 3, множественные отказы систем! Оружие объекта…» – Волков замолчал, ища слова, способные описать неописуемое. «…Оно не просто разрушает. Оно стирает материю. Повторная атака неизбежна! Запрашиваю…» Что запрашивать? Подкрепление? Его «Гром-1» был вершиной земных технологий. И он был беспомощен, как щепка перед цунами. В эфире стояла тяжелая тишина.
«„Молот“, это ЦУП!» – голос командующего был полон беспомощного отчаяния. «Данные получены. Отходите! Немедленно отходите на максимально возможную дистанцию! Повторяю, отход! Ваша задача теперь – выжить и доложить! Любой ценой!»
«Понял, ЦУП, – Волков перевел взгляд на Соколову и Орлова. Оба были бледны как полотно, пот стекал по вискам, но в глазах – не паника, а лихорадочная сосредоточенность. Орлов боролся с пожаром виртуальными командами, отключая горящие сектора. Соколова, стиснув зубы, выравнивала корабль, используя оставшиеся двигатели и микродроны для стабилизации. – Отходим. Максимальная тяга на оставшихся двигателях. Курс – к станции „Мир-7“. Соколова! Держишь?»
«Держу, капитан! – голос Елены был хриплым, но твердым. – Двигатели „Альфа“ и „Бета“ на форсаже! Микродроны компенсируют вращение. Тяги… тяги хватает! Идем!» «Гром-1», искалеченный, с дымящимся, уродливым шрамом вместо крыла и облаком ледяной пыли за кормой, рванулся прочь от аметистового гиганта. Двигатели ревели на запредельных нагрузках, выжимая последние проценты мощности.
Но «Алтаир» не собирался их отпускать. Он плавно, с устрашающей неторопливостью, развернулся, его «нос» снова нацелился на уползающую жертву. Белые линии на поверхности вспыхнули ярче, превращаясь в паутину ослепительного света. Новые сгустки энергии – ослепительно-белые сердца в ореоле фиолетового искажения – начали формироваться в точках накала. Три. Четыре. Пять.
«Он целится!» – закричал Орлов, отрываясь от экранов пожаротушения. «Еще пять сгустков! Траектория… перекрывает наш курс увода! Они летят хаотично, предсказать невозможно!»
Волков понимал без слов. Маневр «Дельта» они только что выполнили ценой невероятных усилий и повреждений. Повторить его с изуродованным крылом и отказавшими маневровыми двигателями было физически невозможно. А сгустки летели по тем же невообразимым, зигзагообразным траекториям, которые сводили на нет любые попытки уклонения. Шансов избежать попадания – ноль. Ледяное спокойствие накрыло его, как шлем.
«Бронезаслонки! ВСЕ ЗАЩИТЫ НА КОРМУ!» – скомандовал Волков, последняя отчаянная попытка хоть что-то сделать. Тяжелые плиты керамопластика и композитной брони начали съезжать по направляющим, прикрывая наиболее уязвимые кормовые отсеки и двигатели. Но он знал – против оружия, стирающего саму ткань реальности, это было не более чем психологическое утешение. Он видел, как три ослепительно-белые точки на «Алтаире» достигли критической яркости, готовые выплюнуть смерть…
И вдруг – погасли
Белые линии на поверхности корабля пришельцев резко потускнели, растворились, как чернила в воде. Точки накала рассеялись без следа. «Алтаир» плавно, почти лениво развернулся обратно, возобновив свое первоначальное движение к верхним слоям атмосферы Земли. Он снова был просто мерцающим аметистом, безразличным к жалкой, дымящейся соринке, уползающей прочь. Его внутренний свет заиграл мягкими переливами, как будто ничего не произошло.
«Он… он прекратил атаку?» – прошептала Соколова, не веря своим глазам. Ее пальцы замерли на пульте управления. Тишина в кабине, нарушаемая только гулом двигателей и шипением систем, стала еще более оглушительной.
«Сенсоры подтверждают… объект деактивировал оружие, –доложил Орлов, его голос дрожал от облегчения и глубочайшего недоумения. Он смотрел на экраны, где красные предупреждения погасли одно за другим. – Продолжает движение на вход в атмосферу. Энергетическая сигнатура… снова нулевая.»
Волков медленно, очень медленно разжал пальцы на штурвале. Ладони внутри перчаток были мокрыми от пота. Он почувствовал, как дрожь пробежала по его рукам. Он смотрел на удаляющийся «Алтаир», который уже начинал окутываться первыми, призрачными фиолетовыми отсветами трения о верхние слои воздуха. Но не огненным шаром, как входили в атмосферу земные корабли, а мягким, почти эфирным свечением, как будто сам воздух приветствовал его, обволакивая нежным сиянием.
«Они просто… продемонстрировали превосходство, – проговорил Волков хрипло. Голос звучал чужим. – Мы для них – мухи. Недостойные даже уничтожения. Они показали, что могут стереть нас одним движением… и не стали этого делать.» В его голосе не было злости или горечи поражения. Был только ледяной, всепоглощающий ужас перед бездонной пропастью технологического и, возможно, этического разрыва. И горькое, унизительное понимание собственной ничтожности.
«Но почему?» – спросил Орлов, его глаза все еще были полны ужаса. «Зачем все это? Зачем выходить на орбиту? Зачем игнорировать, потом стрелять, а потом… отпустить?»
Волков молчал, глядя на то место, где «Алтаир» начал погружаться в фиолетовую дымку атмосферы. Ответа у него не было. Только предчувствие, что эта демонстрация силы была лишь первым актом чего-то гораздо большего. И что настоящая встреча – или испытание – было еще впереди. Гул двигателей «Гром-1» теперь звучал как стон раненого зверя, уносящего их прочь от места унижения, к относительной безопасности станции «Мир-7». Но безопасность эта была иллюзорной. Черная бездна космоса и синяя хрупкость Земли внизу внезапно показались Волкову бесконечно враждебными и одинокими. Пришельцы были здесь. И они могли все. Поврежденный космический перехватчик «Гром-1», на подлете к орбитальной станции «Мир-7». Синий шар Земли в иллюминаторе казался теперь не домом, а мишенью.
Тишина внутри кабины после отбоя атаки была гнетущей, физически ощутимой. Ее нарушали только:
Прерывистый гул оставшихся двигателей, работающих на запредельных режимах, их звук был хриплым, надсадным.
Тиканье термодатчиков вокруг пробоины – звук капель, падающих в металлический таз.
Шипение и щелчки аварийных систем, пытающихся стабилизировать разбалансированный корабль.
Собственное дыхание экипажа – громкое, учащенное, пробивающееся сквозь фильтры гермошлемов, которые они так и не сняли из-за риска новой разгерметизации.
Волков сидел в кресле, будто влитый в титан. Его руки все еще сжимали штурвал, хотя система автопилота, едва справляющаяся с поврежденным кораблем, давно взяла управление на себя. Он смотрел не на приборы, а в черноту космоса за треснувшим бронестеклом. Туда, где несколько минут назад висел «Алтаир». Там теперь была только пустота и звезды. Но перед его внутренним взором все еще плясали ослепительно-белые сгустки смерти, оставляющие фиолетовые шлейфы искаженного пространства. Он видел, как его корабль, гордость земного флота, превратился в добычу, в муху, которую прихлопнули, но не добили. Унижение. Оно горело в груди жгучее физической боли. Сильнее страха.
«Отсек 3… герметичен, капитан, – голос Орлова прозвучал сквозь тишину, хриплый и усталый. Он откинулся в кресле, вытирая пот со лба тыльной стороной перчатки. Его лицо под шлемом было серым. – Пожар локализован. Но… отсек мертв. Весь сектор питания „Дельта“ уничтожен. Мы летим на аварийных аккумуляторах и генераторе отсека „Бета“. Запаса… на час, может, полтора. До „Мир-7“ – сорок минут.»
«Стабилизация… держится, – добавила Соколова. Ее голос потерял всю ярость. Теперь в нем была только пустота и глубокая, леденящая усталость. Она не отрывала глаз от экрана управления маневрами, где виртуальные векторы тяги дрожали, компенсируя хаотичное рысканье корабля. – Двигатели „Альфа“ и „Бета“ перегреваются. Если сбросить тягу ниже 70%, начнем вращаться. Микродроны… осталось три из десяти. Остальные сгорели в струе или потеряны.» Она замолчала, потом тихо добавила: «Капитан… что это было? Какой снаряд… просто стирает металл?»
Волков медленно повернул голову. Его глаза встретились с ее взглядом. В них не было ответа. Только тот же немой вопрос и глубина шока, который еще не успел перерасти в осмысление.
«Не снаряд, – наконец, проговорил он. Голос был тихим, но резал тишину. – Это… аннигиляция. Локальная. Точечная. Они не пробили броню. Они удалили ее. Как ластиком. Стерли кусок реальности.» Он махнул рукой в сторону иллюминатора, за которым виднелся уродливый срез крыла. «Видите края? Они не рваные. Они… гладкие. Оплавленные мгновенным, невероятным нагревом на границе исчезновения. Как будто по маслу резали раскаленной нитью.»
Соколова и Орлов молча последовали его взгляду. Ужас понимания медленно оседал на их лицах, сменяя остатки адреналина. Они не просто проиграли бой. Они столкнулись с чем-то, что перечеркивало все их представления о физике, о войне, о возможностях.
«ЦУП „Заря“, это „Молот“, – Волков нажал на кнопку связи. Его голос, несмотря на все, звучал четко, по-военному. – Достигаем точки рандеву со станцией „Мир-7“ через тридцать пять минут. Состояние корабля: критическое. Потеряно левое крыло-стабилизатор, полное разрушение сектора питания „Дельта“, частичная потеря управления, работа на аварийных источниках энергии. Разгерметизация отсека 3 устранена. Экипаж…» Он сделал микроскопическую паузу. «…Экипаж в сознании, физически не пострадал. Повторяю, физически. Готовимся к стыковке в аварийном режиме. Данные боя… переданы в полном объеме.»
«Понял вас, «Молот», – ответил голос из ЦУПа. Тон был сдержанно-деловым, но Волков уловил в нем глубинную дрожь. ««Мир-7» предупреждена. Готовят аварийный шлюз и медбригаду. Прибудет эвакуационный буксир «Вепрь» для страховки. Держитесь там. Доклад о природе повреждений…» Голос замолк, не находя слов. «…Принят к сведению. «Заря» завершает.»
Связь прервалась. Волков откинулся в кресле, закрыв глаза на мгновение. Физически не пострадал. Какая издевка. Его душа была изрешечена точнее, чем корпус «Грома» оружием пришельцев.
«Капитан… – тихо начал Орлов, прерывая тяжелое молчание. Он указывал на боковой экран телеметрии. – Смотрите. Остаточное излучение в зоне пробоины… оно не спадает. Оно… флуктуирует. Искажает показания ближних сенсоров.»
Волков открыл глаза, подался вперед. На экране, в месте, где луч пришельцев стер крыло, висело облачко данных – не цифры, а хаотичные помехи, мерцающие цветовые пятна. Это не было тепловым следом или радиацией в привычном понимании. Это было похоже на шрам в самой ткани реальности, место, где законы физики все еще дрожали от нанесенного удара.
«Отслеживай, Дмитрий, – приказал Волков. – Записывай все колебания. Любое изменение. Возможно, это ключ… к пониманию их оружия.» Или доказательство того, что мы так и не сможем его понять, – добавил он про себя.
В иллюминатор показались огни станции «Мир-7» – сначала крошечные точки, потом вытянутый цилиндр с солнечными батареями, похожими на крылья стрекозы. Обычно вид дома на орбите вызывал облегчение. Сейчас он казался хрупким, уязвимым. Картонным домиком перед лицом урагана.
«Приготовиться к аварийной стыковке, – скомандовал Волков, снова надевая маску командира. – Соколова, бери управление на себя. Орлов, дублируй все ее действия на своей панели. Отключи автопилот. Мы делаем это вручную.»
«Есть, капитан!» – ответили хором, голоса чуть окрепшие от необходимости действовать.
«Гром-1», хромая и дымя, с уродливой черной меткой на боку, начал последний, медленный танец – танец раненого зверя, ищущего пристанища. Волков смотрел на приближающуюся станцию, но его мысли были далеко. Он видел фиолетовый ореол «Алтаира», входящего в атмосферу не как метеор, а как владыка, принимающий дань. Он видел гладкую черную Сферу, оставленную на плато Устюрт. Он видел сгусток белой смерти, стирающий его крыло.
Они были здесь. Они показали зубы. И они спокойно опустились на Землю. Что они замышляли? Библиотека знаний или предвестник аннигиляции? И главный вопрос, который жгло его мозг: почему они не добили нас? Было ли это милосердием? Пренебрежением? Или… частью плана, куда более сложного и страшного, чем простая война?
Тяжелый стук магнитных захватов аварийного шлюза «Мир-7», встретивших искалеченный «Гром-1», прозвучал как похоронный звон по эре человеческой самоуверенности. Битва была проиграна. Война… только начиналась. И правила ее писали не люди.
Шрамы Реальности
Место: Стыковочный узел «Альфа» орбитальной станции «Мир-7». Гул систем жизнеобеспечения, голоса десятков людей, запах озона и стерилизатора – все это казалось гротескно громким после вакуумной тишины и гудения аварийных систем «Гром-1».
Магнитные захваты шлюза с глухим стуком обхватили корпус перехватчика. Последовала серия шипящих звуков выравнивания давления, лязг механических защелок. Зеленый свет над внутренним люком зажегся.
«Стыковка завершена. Герметичность подтверждена. Открытие люка разрешено, – прозвучал безличный голос по внутренней связи станции.
Волков первым отстегнул ремни. Его тело ныло от напряжения и перегрузок. Он взглянул на Соколову и Орлова. Они были бледны, с темными кругами под глазами, но в их взглядах читалась не сломленность, а лихорадочная собранность. Шок начал отступать, уступая место осознанию произошедшего и необходимости доклада.
Шлюз открылся
Их встретил не просто коридор станции. Их встретила стена. Стена из людей в серых комбинезонах службы безопасности с бесстрастными лицами и крупнокалиберными импакторными винтовками наизготовку. За ними стояли медики с портативными сканерами и носилками с биоконтейнерами, готовые к худшему. И еще дальше – толпа техников, инженеров, ученых в белых халатах, чьи лица были искажены смесью страха, любопытства и почти религиозного трепета. Все глаза были прикованы к трем фигурам в боевых скафандрах, выходящим из исковерканного корабля.
«Капитан Волков, старший лейтенант Соколова, лейтенант Орлов, – шагнул вперед офицер СБ, майор с каменным лицом и табличкой на груди «Курочкин». «По приказу командующего сектором «Заря», вы и ваш корабль помещаются под карантин уровня «Омега». Пожалуйста, следуйте за мной в изолированный медицинский блок. Ваши скафандры будут изъяты для дезактивации и изучения.»
Никаких приветствий. Никаких слов ободрения. Только протокол. Волков кивнул, его лицо оставалось непроницаемой маской. «Понял. Экипаж следует за вами. Но корабль…» Он обернулся, кивнув в сторону зияющей раны на левом борту «Гром-1». «…Требует особого внимания. Зона поражения… излучает остаточные аномалии.»
Офицер СБ лишь жестко махнул рукой. «„Гром-1“ будет помещен в изолированный док. Доступ – только для спецкоманды физиков и инженеров в защите уровня „Гамма“. Ваша забота сейчас – вы сами. Шагом марш.»
Путь по коридорам «Мир-7» был унизительным шествием. Вооруженный конвой, толпа зевак, расступающаяся как перед прокаженными, шепотки, полные ужаса и сплетен: «…это они? Те, кто видел их?» «…посмотри на скафандры, они в бою были!» «…говорили, корабль разорван как бумага…» «…аннигиляция, слышал? Полная аннигиляция!»
В изолированном медблоке, больше похожем на лабораторию с прозрачными стенами из бронестекла, их ждал новый уровень кошмара. Скафандры сняли с помощью роботизированных манипуляторов, поместив в герметичные контейнеры, которые тут же увезли. Самих их – в легких комбинезонах – подвергли многочасовой, унизительно тщательной проверке: сканирование на всех известных (и нескольких неизвестных) типах излучения, забор всех мыслимых биопроб, нейросенсорное сканирование мозга на предмет постороннего влияния, психоэмоциональное тестирование. Все под пристальным наблюдением через стекла врачей, ученых и все тех же вооруженных охранников.
Прошло шесть часов.
Волков сидел на краю жесткой койки в своей изолированной камере, глядя на изображение Земли на экране стены. Голубой шар казался таким беззащитным. Где-то там, на поверхности, спокойно лежал «Алтаир». Что он делал? Что он готовил?
Дверь камеры открылась беззвучно. Вошел не медик и не охранник. Вошел человек в строгом, темном костюме без знаков различия, с планшетом в руках. Его лицо было худощавым, интеллигентным, но глаза… глаза были холодными, как ледники Плутона, и видели насквозь. Волков узнал его – генерал Артемьев, глава военной разведки космического командования. Человек, который знал все секреты и не знал слова «пощада».
«Капитан Волков, – Артемьев сел на единственный стул напротив, отложив планшет. Его голос был тихим, ровным, без эмоций. «Карантин уровня «Омега» для вас и экипажа снят. Предварительные анализы чистые. Физически.» Он сделал паузу, изучая Волкова. «Психологически… шок, ПТСР в зародыше. Ожидаемо. Вас признали годными к докладу. Настоящему докладу.»
Волков молчал, ждал.
«Ваши оперативные данные… повергли командование в ступор, капитан. Фактически – в панику. „Алтаир“ спустился. Приземлился в заданном районе Устюрта. Ровно в километре от первой Сферы. Никаких сигналов. Никаких действий. Просто… стоит. Как и первая. Только в тысячу раз больше.» Артемьев откинулся. «Ваши визуальные записи боя, телеметрия, сенсорные данные… они перечеркивают всю нашу науку. Оружие, стирающее материю. Щиты, искривляющие пространство. Полное отсутствие энергоподписи. Это…» Он впервые запнулся, подбирая слова. «…Это уровень технологий, который мы даже близко не можем осмыслить. Как муравей не может осмыслить термоядерную бомбу.»