Читать онлайн Любовь под напряжением или как не влюбиться в мажора

Глава 1

Виктория шла по вечерней улице,сегодня она освободилась с подработки раньше, на часах было 18:36, шла не спеша перебирая в уме список дел, которые нужно успеть до ночи. Проверить черновик диссертации, перебрать собранную за день информацию, помочь сестре с алгеброй, занести маме чашку ромашкового чая – та плохо спала последнее время, особенно в день годовщины гибели отца.

Ветер шевелил темные пряди волос, выбившиеся из её небрежного пучка. В руках – пара пакетов с недорогими продуктами из супермаркета у станции.

– Вик, ты где? – раздался звонок сестры. Голос Лизы звучал так, будто она уже в пятый раз пыталась дозвониться.

– Через десять минут буду дома, – автоматически ответила Виктория, ускоряя шаг.

– Мама опять достала тот альбом…

Виктория сжала телефон. Она знала, какой именно. Тот, где отец – высокий, улыбчивый – обнимал их всех на пикнике у озера. За несколько недель до обвала в шахте.

– Скажи, что я везу её любимое овсяное печенье с шоколадной крошкой.

Виктория свернула на короткую, узкую улицу, зажатую между двумя рядами многоэтажек-близнецов. Их фасады, когда-то бежевые, теперь походили на пожелтевшие страницы старого учебника: трещины в штукатурке, балконы с ржавыми решётками, а кое-где – яркие пятна свежей краски, будто заплатки на поношенном пальто. Её дом, девятиэтажный кирпичный дом с облупившейся штукатуркой на подоконниках. Среди других домов он выделялся своими арками входов, украшенными мозаичными узорами, которые уже начали стираться. Ветер гнал по асфальту обёртку от шоколада и шелестел листьями в чахлых палисадниках, где бабушки летом высаживали бархатцы и календулу.

Дверь подъезда, некогда серая и непреклонная, ныне покрытая ржавчиной, давно утратила свою первоначальную привлекательность. Ручка болталась, словно больной зуб, а окно было заделано клейкой лентой ещё с прошлой зимы, когда Лиза, следуя совету из ютуб, пыталась улучшить теплоизоляцию дома. В сетке окон, как в гигантском калейдоскопе, мелькали жизни соседей: на третьем этаже мерцал синий телевизор, на пятом – маячила тень с веником, а на их восьмом… Там, за занавеской с кружевом, горел тусклый свет прихожей.

– Опять не выключила, – вздохнула Виктория, представляя, как сестра, увлёкшись перепиской или рисованием, оставила лампу светиться в пустом коридоре.

Лифт, конечно, снова не работал. Поднимаясь по лестнице, Виктория слышала, как эхо шагов смешивается с голосами из квартир: за дверью №34 плакал младенец, в №55 звенела посуда, а на шестом этаже пахло жареной картошкой с курочкой. Воздух в подъезде был густым – аромат старых ковров, сырости и чьих-то духов «Красная Москва», застрявших здесь с девяностых.

Дойдя до своей квартиры – их дверь была типичным продуктом своей эпохи – массивная стальная плита в порошковом покрытии под «премиальный» орех, с вечно заедающим цилиндровым замком, потертой латунной ручкой.

Переведя дух, готовя себя успокаивать мать и приводить ее в чувства.

– " Уже столько лет прошло, ну сколько можно"—подумала про себя Виктория, открывая входную дверь. – она вставила ключ, уже зная, что увидит: куртку Лизы, брошенную на табурет, её же розовые кеды разбросанные в разные стороны на полу и не выключенный свет. Дверь скрипнула, как всегда. Этот звук – ровно три тона выше среднего «до» – Виктория запомнила с детства. Отец обещал смазать петли, но так и не успел.

– Я дома! – крикнула она, стараясь, чтобы голос звучал бодро.

– Вика дома-а-а! – крикнула Лиза из глубины квартиры, и где-то в ответ захлопнулась дверь балкона.

Мама сидела за столом, пальцы медленно перелистывали пожелтевшие фотографии. Перед ней – две чашки: одна с остывшим чаем на дне, вторая – пустая, отцовская, с надписью «Лучшему папе».

– Принесла печенье, – Виктория поставила пакет на стол, целуя мать в макушку.

– Спасибо, солнышко, – голос женщины дрогнул. На фото перед ней – они все вместе. Отец в той самой красной рубашке.

Лиза, пятнадцатилетняя гроза местной средней школы №15, вывалилась из своей комнаты в носках с единорогами.

– Ну наконец-то! Я умираю с голоду! – Она тут же вцепилась в пакет.

– Умираешь? – Виктория приподняла бровь, снимая куртку. – А кто съел мою порцию пасты в обед?

– Я растущий организм! О, мои любимые булочки! – Лиза с набитым ртом уже неслась обратно, крича через плечо: – Мам, Вика опять нудит!

Мама слабо улыбнулась. Виктория видела – она пытается. Каждый день пытается.

– Как диссертация? – спросила женщина, закрывая альбом.

– Почти готова. Завтра последние правки у Корелина.

Имя профессора заставило маму напрячься.

– Этот… твой научный руководитель. Он…

– Он очень странный, – поспешно перебила Виктория, делая вид, что поправляет заколку. – Ходит в одном и том же выцветшем лабораторном халате уже пять лет, бормочет себе под нос теории и формулы.

Лиза, вновь появившаяся в дверях, фыркнула:

– Звучит как идеальный мужчина. Ты только что описала половину преподавателей технического колледжа, которые недавно приходили к нам в школу, рекламировались, как самый престижное учебное заведение, хотя они скорее, как последний шанс для тех, кто не потянет вышку.

– Лиза! – мама сделала предупреждающий жест, но в уголках её глаз появились едва заметные морщинки – первые признаки настоящей улыбки за этот вечер.

Виктория подхватила момент:

– Самое ужасное это – когда он задумывается. Стоит, смотрит в пространство, а потом БАМ! – она хлопнула ладонями по столу, заставив Лизу вздрогнуть, – хватает тебя за рукав и начинает сыпать уравнениями,как будто сейчас кого-то призовет, прямо заглядывая тебе в душу, ААА— Подняв руки крикнула она, чем очень напугала Лизу.

– Вик, это не смешно! Мам, скажи ей! – Встревожено воскликнула девчонка.

– Так, девочки, прекратите. Лиза, у тебя, по-моему, алгебра до сих пор не сделана – сказала женщина,вставая из-за стола, заставив Лизу удалиться.

Кухня была аккуратной и обжитой – не роскошной, но уютной, с техникой, купленной несколько лет назад, но исправно служившей.

Пока чайник закипал, Виктория достала из шкафчика три кружки: еще одну мамину фарфоровую, с нежным цветочным узором (подарок на день рождения), свою – большую керамическую, с надписью «Кофе – мой друг» (хотя сегодня в ней будет чай), и Лизкину – яркую, с принтом аниме-персонажа.

Из комнаты Лизы донеслось: «Вик, а ты не видела, где моя тетрадь по алгебре?!» Виктория, не отрываясь от своего занятия, крикнула в ответ: «На столе, под твоим же ноутбуком, посмотри!» – и потянулась за пакетиком ромашкового чая для мамы.

Чайник тихо закипел, автоматически отключившись. Виктория разлила воду по кружкам, когда в дверь кухни влетела Лиза.

– Ты опять взяла мою ручку с котиком? – укоризненно спросила она, тут же замечая её в волосах Виктории.

– Ага, – не стала отпираться та, снимая ручку и протягивая сестре. – Зато теперь она пахнет моим шампунем.

Лиза скривилась, но схватила ручку, а заодно, и печенье из пакета. Виктория фыркнула, но не стала ругаться – вместо этого налила в мамину кружку чуть больше мёда, зная, что сегодня ей это нужно.

– Лиз, неси учебник, будем разбирать твою алгебру, – сказала она, беря поднос.

– Да,сейчас, – буркнула Лиза, но полезла в шкаф за книгой.

Виктория улыбнулась и понесла чай в гостиную, где мама уже убрала альбом и смотрела телепередачу.

Мама встретила Викторию улыбкой, но тень усталости в её глазах не ускользнула.

– Спасибо, солнышко, – тихо сказала она, принимая кружку.

Лиза ввалилась в гостиную, волоча учебник.

– Вот, – бросила она, плюхнувшись на диван так, что пружины жалобно скрипнули. – Только если ты начнёшь читать лекцию о «важности математики», я сбегу. Честно.

Виктория села рядом, пододвинув печенье поближе к сестре – её проверенный способ удержать Лизу на месте.

– Смотри, – она обвела в тетради условие задачи, оставив след грифелем карандаша. – Здесь нужно не решать, а рисовать. Представь, что это карта сокровищ, а икс – место, где зарыт клад.

– Клад из двоек? – фыркнула Лиза, но рука уже потянулась к карандашу с линейкой-транспортиром.

Мама приглушила телевизор, наблюдая, как старшая дочь рисует на полях графики-пиратские флаги, а младшая, забыв про телефон, хихикает над «кривым попугаем» вместо параболы. За окном завывал ветер, но в комнате, наполненной ароматом мёда, его рёв терялся среди смеха и шелеста страниц.

– Знаешь, – вдруг сказала мама, когда Виктория поднималась за второй партией чая, – ты у меня сегодня как ромашка.

– Как так? – удивилась та, застыв в дверном проёме.

– Тихо цветёшь и греешь, – ответила мама, и в её голосе впервые за вечер зазвучало спокойствие.

Лиза, увлечённая задачами, не обращала внимания на происходящее, но её нога, обутая в носок с единорогом, сама собой потянулась к сестре, случайно коснувшись её лодыжки. Мол, не задерживайтесь, мисс.

Виктория быстро вскипятила воду во второй раз, пока перебирала в голове аргументы для третьей главы диссертации. Она на ходу заварила черный чай – и вернулась в гостиную, аккуратно прикрыв дверь локтем.

– Вот твой клад, – Лиза тыкала карандашом в график, превратившийся в подобие ананаса. – Только вместо золота тут… э-э-э…

– Отрицательные значения, – Виктория поставила кружку на подстаканник и одним росчерком исправила кривую, превратив её в стройный парус. – Смотри, пираты плывут в сторону бесконечности.

Сестра закатила глаза, но тут же схватилась за исправления, будто играя в морской бой с цифрами. Мама дремала в углу дивана, пальцы всё ещё обнимали тёплую кружку. Телевизор негромко вещал о погоде, а на экране уже красовалась синяя заставка.

Когда в тетради наконец появился верный ответ, Виктория потянулась, чувствуя, Как мысли неизменно возвращаются к своим схемам в научной работе.

– Всё, адмирал, – она щёлкнула Лизу по носу карандашом. – Дальше сама.

– Уже всё ? Ну блииин – проворчала та, но тут же уткнулась в телефон, уже листая мемы с котиками.

Рабочий стол Виктории напоминал лабораторию алхимика, где стояли стопки распечаток с графиками коэффициента полезного действия ветрогенераторов, рядом лежали не меньшей стопкой исписанные формулами и вычислениями тетради. На мониторе ноутбука застыли трёхмерные модели лопастей, вращающиеся в цикличной анимации, будто загипнотизированные собственным вращением.

– Ты опять со своими ветряными мельницами? – Лиза, заглядывая в комнату, кивнула на экран, где симуляция ветра рисовала вихри поверх карты региона.

– Не мельницами, а турбинами, – поправила Виктория, не отрываясь от расчётов. – И они дают свет тебе и твоим единорогам, пока ты спишь.

Диссертация Виктории была не просто набором уравнений. Каждая страница дышала её убеждением: ветер – это не стихия, которую нужно укротить, а диалог, который стоит услышать. Она собирала данные, как мозаику: здесь – отчёт о снижении выбросов CO2 в Дании после внедрения ВЭУ, а так же статистика смертности птиц у нефтяных вышек, подчеркнув её красным. На полях её черновиков цвели карандашные заметки: «1 МВт от ветра = 2600 спасённых деревьев», «Нефть – это прошлое, которое душит будущее».

По вечерам, когда Лиза возилась с алгеброй, а мама зашивала протертые локти на школьной форме, Виктория погружалась в мир цифр. Она сравнивала шум ветряков с рокотом нефтяных генераторов, вычисляла, как лопасти, разрезая воздух, окупают своё производство уже через год, тогда как нефтяные станции десятилетиями выкачивают из земли ресурсы. Её формулы становились мостами между холодной наукой и горячим желанием оставить Лизе небо без смога.

– Вот, – однажды сказала она, показывая Лизе видео: стадо оленей, бредущее у подножия ветряка в Норвегии. – Видишь, они не боятся. А теперь посмотри на это… – Кадры нефтяного разлива, птицы в чёрной жиже. Лиза молча прикусила губу, а на следующий день принесла из школы плакат: «Ветряки – крылья Земли».

Вечерело, сестра уже отправилась в кровать, дрыгала ножкой и смотрела в телефон.

Виктория перечитала свою речь в пятый раз, поправляя уже исправленные фразы. В комнате царила тишина, нарушаемая лишь тиканьем часов и легким шорохом страниц. Завтра – конференция. Завтра всё решится.

"А что, если я не смогу?" – пронеслось в голове.

Она закрыла глаза, пытаясь унять дрожь в пальцах. Всё было выверено, проверено, перепроверено. Теория – железная. Но…

"А если я запнусь? Если голос подведет в самый ответственный момент? Если комиссия посмотрит скептически, и я вдруг забуду цифры?."

Она резко вдохнула, сжимая листы бумаги. Нет. Она не имела права на провал.

"Мама так гордится. Сестра смотрит на меня как на пример. А если я упаду лицом в грязь? Если все эти годы окажутся напрасными?"

Грудь сжало от тяжести. Она потянулась за чашкой с уже остывшим чаем, но рука дрогнула, и ложка звякнула о блюдце.

"Соберись. Ты же знаешь материал наизусть. Ты готова."

За окном уже сгустились сумерки, стрелки часов неспешно приближались к десяти вечера. Она перечитала текст еще раз и все же удовлетворенно улыбнулась – все было идеально. Три года кропотливой работы, бессонных ночей и сомнений – и вот теперь ее исследование о новых методах добычи энергии наконец получит признание.

Звонок.

Она вздрогнула, оторвавшись от экрана. На дисплее телефона высветилось: «Куратор». Сердце екнуло – он должен сопровождать ее на конференции. Может, что-то уточняет в последний момент?

– Доброй ночи, Виктория, – раздался в трубке его голос. – Прошу прощения за поздний звонок, я вас не разбудил?

– Нет, конечно, – ответила она, стараясь звучать спокойно. – Я как раз заканчивала речь для защиты.

На другом конце провода повисла пауза. Слишком долгая.

– Понимаете, Виктория… – Он говорил медленно, будто подбирал слова. – Дело в том, что мест не осталось.

– Как? – Ее голос дрогнул. – Мы же бронировали заранее!

– Кто-то выкупил ваше место. Не знаю, кто именно… Возможно, университет продвинул своего студента. Мы ничего не можем поделать.

Его слова обрушились на нее, как ледяная волна. Три года. Три года подготовки, надежд, борьбы – и все рухнуло в один миг.

– Но… может, есть еще варианты? – Голос ее предательски задрожал. – Это же невозможно просто так взять и…

– Мне правда очень жаль. – В его тоне не было ни капли сожаления. – До свидания.

Гудки.

"Как… Как он мог?!"

"Мы же договорились. Место было забронировано. Он знал, как это для меня важно!"

В голове всплыло его равнодушное "Мне очень жаль".

"Он даже не попытался помочь. Просто отрезал. Будто я для него – пустое место. Будто эти три года подготовки ничего не стоят."

В горле появился ком.

"А университет… Конечно. Кому нужна честная наука, когда можно продвинуть «своего»? Какой-то протеже декана, наверное. Или сынок какого-нибудь спонсора. Деньги решают всё, да?"

Она резко провела ладонью по глазам – предательски выступили слезы.

"И ведь никто даже не постесняется. Никто не скажет: «Извините, мы украли ваше место». Просто вычеркнут и всё. Как будто так и надо."

Телефон выскользнул из пальцев. Виктория сидела, словно парализованная, не в силах пошевелиться. В голове гудело, сердце бешено колотилось. Что теперь? Конференция – это не просто формальность. Это ее шанс, ее будущее, ее карьера. Без этого выступления все могло пойти под откос.

Прошло несколько минут, прежде чем она смогла сделать глубокий вдох. Нет. Она не сдастся так просто. Если ее место «пропало» – она все равно поедет. Доберется туда, ворвется в зал, потребует объяснений. Пусть попробуют ее остановить.

Она резко встала, отчего стул грохнулся на пол.

"Пусть они там все думают, что я сдамся. Пусть этот куратор считает, что я тихонько поплачу и исчезну. Пусть этот «чудо-студент» готовит свою речь."

"Я приду. Войду в этот зал. И пусть они попробуют меня выгнать."

"Посмотрим, чьи аргументы окажутся сильнее – их деньги… или моя правда."

Глава 2

Солнце уже поднималось, за окном было ясно. Виктория сидела на кухне с большой кружкой растворимого кофе, в мыслях – полная решимость. Сделав последний глоток, она отнесла кружку к раковине и пошла приводить себя в порядок.

Надев длинную юбку шоколадного цвета и бежевую блузку, она накинула твидовый пиджак, слегка подвела брови, нанесла бальзам для губ и проверила сумку – всё необходимое было на месте.

«Я заставлю их меня выслушать», – подумала она.

Виктория застёгивала последнюю пуговицу пиджака, когда дверь в её комнату скрипнула. На пороге стояла мама – в помятом халате.

– Ты уже уходишь?

Виктория почувствовала, как в горле застрял комок. «Она же никогда не встаёт раньше полудня».

– Да, мам. Конференция начинается в одиннадцать.

Мама зевнула, поправляя седую прядь, выбившуюся из небрежного пучка.

– Ну как, готова? – она потянулась, чтобы поправить воротник дочери.

– Конечно. Всё отрепетировано.

Девушка потупила взгляд, делая вид, что проверяет сумку. «Если бы ты знала, мам…»

Мама вдруг обняла её. – Я знаю, ты волнуешься. – Её ладонь была тёплой и шершавой. – Но ты же у нас умница.

Виктория зажмурилась. «Лучшая. Да. Только «лучшим» не приходится пробиваться через подкупленных чиновников и папиных сынков».

– Спасибо, – она улыбнулась, отстраняясь. – Но мне правда пора.

– Доченька, ты какая-то грустная. – Её глаза, обычно уставшие, сейчас были пронзительно-ясными. – Что-то случилось?

«Всё. Скажи ей. Что ты, возможно, вернёшься сегодня с пустыми руками».

Но вместо этого Виктория рассмеялась – слишком звонко, слишком неестественно.

– Да ладно, мам! Просто ответственный день. – Она поцеловала мать в щёку. – Я всё расскажу вечером.

На лестничной площадке Виктория остановилась, прислонившись лбом к холодному стеклу окна. Где-то внизу заводились машины, кричали дети. Обычное утро.

«Она верит в меня. А я… Я просто великолепная актриса».

Она глубоко вдохнула, распрямила плечи и твёрдо зашагала вниз.

Девушка вышла из подъезда и неторопливо направилась к метро. По пути мелькали многоэтажные дома, торговый центр, небольшой сквер. Утренняя суета на улицах была обычным делом для буднего утра. Девушка шла в университет – там в одиннадцать должна была начаться конференция.

Спустившись в метро, она недолго ждала поезд. Все сидячие места оказались заняты, но её это не беспокоило – все мысли были о том, как она ворвется и докажет, что истинная наука найдет пути, чтобы выйти на свет и показать правду.

В здании университета, подойдя к турникету, Виктория вдруг осознала – пропуска нет. Она лихорадочно обыскала сумку, но пластиковая карточка так и не нашлась. Вредная консьержка уже качала головой в отказе, когда девушка заметила куратора, который проходил мимо.

– Михаил Львович!

Мужчина обернулся и кивком пропустил её внутрь. Виктория засыпала его возмущёнными вопросами: как так вышло? почему они подумали, что у них есть на это право? Куратор лишь мялся, не находя что ответить.

В этот момент в холл вошёл её научный руководитель Карелин. Он, как всегда, был одет в поношенный коричневый костюм, явно сшитый ещё в девяностых, мешковатые брюки, жилетку с выцветшим галстуком в мелкий горошек.

Его седеющие волосы были аккуратно зачёсаны назад, как у университетских преподавателей старой закалки, а в руках он держал потрёпанный кожаный портфель, явно служивший ему не один десяток лет.

– Аркадий Викторович, вы уже в курсе? – спросила Виктория, отмечая про себя, как странно контрастирует его старомодная элегантность с гламурным интерьером современного университетского холла.

– О чём?

– Место, которое было забронировано… Его кто-то выкупил! Кстати, что вы здесь делаете? Вы же говорили, что не сможете быть моим куратором…

Карелин загадочно улыбнулся:

– Сама всё поймёшь. Он часто уходил от прямых ответов, и Виктория, не придав этому значения, продолжила возмущаться.

Мужчина нахмурился:

– Не волнуйся, милочка, сейчас разберёмся.

– Но как?

– Это место по праву твоё, и ты его займёшь.

Виктория немного растерялась, но решила довериться ему.

– Кстати, – вдруг сказал Карелин, – кажется, это твоё?

Он протянул ей пропуск.

– Что? Где вы его нашли?

– Лежал на выходе из метро. Повезло, что я заметил его первым.

– Спасибо, – улыбнулась Виктория.

– У тебя всё готово? Третью главу доработала?

– Да, конечно.

– Отлично.

Виктория шагнула в зал, где уже собрались участники конференции. Просторное помещение с высокими потолками было залито мягким светом люстр, а ряды кресел заполняли студенты и преподаватели. В воздухе витало напряжение – сегодня решались судьбы научных проектов.

Карелина встретили сразу:

– Аркадий Викторович, мы вас уже заждались! – Организатор, мужчина в строгом костюме, нервно поправил очки. – Понимаете, у нас немного изменился список кандидатов…

– Я в курсе, – холодно перебил Карелин. – И хочу представить вам ещё одного участника. Виктория Яковлева. Лучшая на моём потоке. И мне неясно, почему вы решили продать именно её место.

Организатор сглотнул, беспомощно озираясь:

– Тут такое дело… Наш спонсор, Миронов… Точнее, его сын… Э-э-э…

– Ничего слышать не желаю, – голос Карелина прозвучал как удар хлыста. – Эта девушка будет сегодня защищать свой проект. Это ясно?

– Но… Но это невозможно!

– Я что, непонятно объяснил? Внесите её имя в список.

Организатор потёр лоб.

– Х-хорошо… Тогда она будет выступать последней.

– Вот и отлично.

Карелин повернулся к Виктории. Та стояла, всё ещё не до конца осознавая произошедшее.

– Так значит… Я выступаю? – прошептала она. – Кажется, я поняла, почему вы не стали моим куратором.

– Всё, иди, загружай презентацию. Готовься, пока время есть. Можешь даже перекусить, если хочешь. А я пока положу твою диссертацию к остальным.

– Пожалуй, пойду попью воды.

Виктория кивнула в ответ Аркадию Викторовичу и направилась к столу с напитками. Её пальцы слегка дрожали – адреналин ещё не отпускал. «Чёрт, надо взять себя в руки. Не могу же я трястись как осиновый лист перед защитой», – мысленно выругала она себя, протягивая руку к ближайшей бутылке с водой.

В этот момент её локоть столкнулся с чем-то твёрдым.

– Прошу прощения, – автоматически сказала Виктория, поднимая глаза.

Перед ней стоял высокий мужчина в идеально сидящем костюме-тройке тёмно-синего цвета. Светлые волосы, собранные в безупречный аристократический пробор, холодные голубые глаза, которые скользнули по ней с безразличной оценкой. Его пальцы уже обхватывали ту самую бутылку, к которой тянулась она.

– Вам ведь всё равно, какая именно? – произнёс он, едва заметно изогнув губы. Голос – ровный, без намёка на эмоции.

Виктория замерла на секунду. «Кто этот вылощенный мажор? Сынок какого-нибудь олигарха?»

– Конечно, – сквозь зубы ответила она, хватая соседнюю бутылку.

Мужчина даже не кивнул – просто развернулся и ушёл, его туфли бесшумно ступали по паркету. Виктория с силой открутила крышку и сделала большой глоток. Лёд в воде скрипел на зубах. «Собраться. Просто собраться. Они не стоят твоего гнева».

Зал конференции постепенно заполнялся. Виктория загрузила презентацию на главный компьютер и подписалась в списке участников. Её имя, вписанное от руки в самый низ, выделялось дрожащими буквами среди аккуратных напечатанных строчек.

«Я здесь. Несмотря ни на что», – подумала она, сжимая папку с распечатками.

Свет в зале приглушили. На сцену вышел ведущий – упитанный мужчина с маслянистой улыбкой.

– Доброе утро, уважаемые коллеги! Сегодня мы стоим на пороге новых научных прорывов…

Виктория почти не слушала вступительную речь. Её внимание привлекло движение в первом ряду – тот самый блондин в костюме занял место рядом с группой важного вида мужчин. Один из них что-то шепнул ему на ухо, и в ответ мелькнула та же холодная полуулыбка.

– …и представляет свою работу Сергей Миронов!

Виктория резко подняла голову.

«Так вот ты кто».

Мужчина поднялся на сцену с непринуждённой грацией. Его презентация была безупречной: чёткие графики, лаконичные тезисы, дорогая анимация. Но когда он начал говорить о «своём» методе оптимизации энергопотребления, Виктория чуть не сломала ручку в кулаке.

– Это же модифицированная формула Гольдмана! – прошептала она. – Он даже ссылки не дал…

Когда вызвали Викторию, зал уже заметно устал. Но её первые же слова заставили жюри поднять головы:

– Современная энергетика стоит на пороге катастрофы. Но мои исследования доказывают – есть путь дешевле, чище и эффективнее.

Её голос креп с каждой минутой. Графики на экране вспыхивали как обвинения: 68% КПД против 42% у традиционных методов. Нулевые выбросы. Вдвое меньшая себестоимость.

– Это невозможно! – внезапно вскочил один из членов комиссии, седовласый профессор с красным лицом. – Ваши расчёты противоречат законам термодинамики!

Виктория, не моргнув глазом, открыла последний слайд:

– Вот результаты испытаний на станции в Подмосковье. Подписаны вашим же заместителем, профессор.

Тишина. Потом Аркадий Викторович встал и начал аплодировать. За ним – добрая половина зала.

В первом ряду Миронов тоже хлопал. Медленно, ритмично. Его лицо оставалось невозмутимым, но глаза… Глаза словно говорили: «Ну давай, давай, попытайся».

«У меня получилось. Но почему это не похоже на победу?» – подумала Виктория, сходя со сцены.

Аплодисменты стихли, будто кто-то выключил звук. Виктория медленно шла к своему месту, чувствуя, как взгляды зала цепляются за каждый её шаг. Пальцы сами собой сжали распечатки – бумага хрустнула.

Она опустилась в кресло, внезапно осознав, что колени дрожат. Перед глазами поплыли цветные пятна – адреналин отступал, оставляя после себя пустоту.

– Вам воды?

Дежурный ассистент протянула пластиковый стакан. Виктория машинально кивнула – пальцы не слушались, когда она брала напиток. Вода оказалась тёплой, с привкусом хлора.

«Молодец»?«Молодец – это когда побеждают. А что это было? Половина победы? Компромисс? Пощёчина, завёрнутая в позолоченную обёртку?»

В первом ряду Миронов разговаривал по телефону, непринуждённо откинувшись на спинку кресла. Один его жест – и ассистент тут как тут.

«Боже, как долго они решают», – Виктория прикусила губу.

– Они специально тянут время? – прошептала Виктория, ощущая, как каблуки впиваются в паркет.

Из динамиков раздался скрип микрофона:

– Уважаемые участники, просим оставаться на местах. Жюри завершает оформление документов.

Виктория закрыла глаза. В голове пульсировало одно: «Лишь бы я справилась… Лишь бы прозвучало моё имя…»

Громкий скрип микрофона заставил её вздрогнуть.

– Грант на научные исследования получает…

"Сейчас. Сейчас назовут моё имя", – в висках пульсировало, перекрывая все другие звуки. Она чувствовала, как капли пота скатываются по спине под блузкой, как предательски дрожат колени. Ногти впились в ладони – острая боль помогала сохранять видимость спокойствия.

Ведущий театрально замял паузу, перелистывая бумаги.

– Подождите, в этом году… – он сделал драматическую паузу, – кандидатов двое! И это о-о-о…

Сердце Виктории замерло. Время растянулось, замедлилось, будто вязкий сироп.

– … Сергей Миронов и Виктория Яковлева!

Зал взорвался аплодисментами. Но для Виктории звуки словно доносились сквозь толщу воды – глухие, искажённые.

Воздух вырвался из лёгких, словно после удара.

"Нет. Нет, этого не может быть. Они не могли… Он же украл…"

Кто-то сзади хлопал ей по плечу. Аркадий Викторович мягко подтолкнул вперёд:

– Иди.

Сцена оказалась неожиданно твёрдой под ногами. Когда председатель жюри вручал сертификат Миронову, Виктория заметила, как тот слегка наклонился к его уху. Сергей кивнул – один раз, коротко, как солдат, принимающий приказ.

– Поздравляю, коллега, – его голос прозвучал ровно, когда он передавал ей документ. Их пальцы соприкоснулись – его кожа была холодной и гладкой, как стекло лабораторной колбы.

"Он даже не вспотел. Будто знал исход заранее", – мелькнуло у Виктории, пока она механически улыбалась фотографам.

– Это плевок в лицо! – Виктория распахнула дверь комнаты, куда Карелин завёл её, «чтобы не скандалить при всех».

– Вы видели его презентацию? Он даже не скрывал, что использовал чужие наработки!

Аркадий Викторович достал из кармана смятую пачку сигарет, но, увидев её взгляд, сунул обратно.

– Его отец вложил крупную сумму в новый корпус, – он говорил спокойно, но в уголке глаза дёргалась мелкая жилка.

– Ты думаешь, жюри могло отказать?

– А вы? Вы же…

– Я добился, чтобы грант разделили. Это максимум возможного.

Виктория резко повернулась к окну. За стеклом Миронов-младший садился в чёрный «мерседес». Шофёр почтительно придерживал дверь.

– Нам нужны твои исследования, но и его исследования не хуже, вместе вы создадите что-то действительно выдающееся, – Карелин сел на кожаный диван.

Она резко выдохнула, наблюдая, как машина плавно трогается с места, мысленно смиряясь с произошедшим.

Он достал из портфеля толстую папку. – Вот патентная заявка. Подпишешь сегодня – к утру будет в Патентном бюро.

"Грант. Патент. Партнёрство с тем, кто не только презирает всё, что ты ценишь, но и представляет украденные наработки как свои", – мысли путались.

Вика собралась с духом: – Аркадий Викторович, я подпишу ваши бумаги. Но только после того, как мы обсудим мои условия…

– Слушаю.

– Мне должны предоставить лабораторию с новейшим оборудованием и неограниченным доступом, также я требую доступ к архивам университета и полную свободу действий.

Аркадий Викторович медленно выдохнул, прежде чем ответить. Его взгляд смягчился на мгновение.

– Ты становишься настоящим ученым, научилась торговаться, – он усмехнулся. – Лабораторию получишь. Оборудование – последнее слово техники. – Пауза. Его пальцы постукивали по толстой папке. – Но архивы… Ты понимаешь, о чем просишь?

Виктория не моргнув глазом выдержала его взгляд:

– Полностью. Отчеты 80-х о закрытых экспериментах по холодному синтезу. Черновики Гольдмана. Всё, что пылится в закрытой библиотеке.

Уголок рта Карелина дрогнул: – А если я скажу, что таких документов нет?

– Тогда мы оба знаем, что вы лжёте. – Её голос звучал тише, но твёрже. – Я видела пометки в вашем экземпляре «Теоретической физики». Кодовые ссылки.

В комнате повисло молчание. Аркадий Викторович вдруг резко встал.

– Свобода действий… – он подошел к окну, глядя на университетский сад. – Знаешь, что это значит на деле? Полное одиночество. Ни прикрытия, ни поддержки. Я уже не смогу тебе помочь.

– Я готова.

Он обернулся. В его руке уже была перьевая авторучка – позолоченная, он её использовал только для особых случаев.

– Подписывай. – Тон не оставлял места возражениям. – Но запомни: с этого момента твои ошибки станут только твоими.

Виктория взяла ручку. Металл оказался неожиданно тёплым.

– А Миронов? – не удержалась она.

Карелин усмехнулся, доставая второй экземпляр договора:

– О, он уже подписал своё соглашение. На своих условиях. – Глаза старика сверкнули. – Интересно, чьи окажутся выгоднее…

Александровский сад встретил её запахом мокрого гранита. Виктория шла, не замечая, как ветер треплет её юбку и срывает с деревьев позолоченные листья.

На скамейке у фонтана она наконец остановилась. Из кармана торчал уголок сертификата – тот самый, что должен был стать золотым билетом в новую жизнь.

"Какой ценой?"

Где-то за спиной хрустнула ветка. Виктория обернулась – на аллее мелькнул знакомый силуэт в тёмном пальто.

"Неужели он…"

Но когда она вгляделась, тропинка была пуста. Только бронзовая статуя А.С. Пушкина с высоты своего пьедестала смотрела на неё с немым укором.

Где-то вдали прогудел корабль на Москве-реке. Начинался дождь. Девушка, заметив первые капли на асфальтированной дорожке, двинулась к метро.

Глава 3

Метро плавно скользило по рельсам, давно миновав час пик. Виктория сидела у окна, уткнувшись в экран планшета – на нем громоздились PDF-ки научных статей. В ушах тихо играл инструментальный джаз, когда внезапно зазвонил телефон.

– Вика, ну что? Как твоя конференция? – голос подруги Евгении пробивался сквозь шум туннеля.

Виктория прижала телефон к уху:– В целом нормально… – она поморщилась, связь то и дело прерывалась. – Слушай, я в метро, тут обрывает. Давай вечером в кафе у ТЦ? Обсудим всё.

– А, хорошо! – Евгения явно улыбнулась. – Тогда в семь?

– Да, – кивнула Виктория, хотя подруга этого не видела.

Виктория закрыла за собой дверь, прислонившись спиной к прохладной поверхности.

– «Привет, солнышко», – мама крикнула из гостиной.

Девушка, сняла и повесила пальто, направилась в гостинную. Там мама, устроившись в кресле с потрепанным томиком Чехова, подняла глаза, улыбнулась и в этом жесте было столько тепла, что Виктория невольно расслабила плечи.

Сестры не было – уроки, кружки, подростковая суета.

«Получила Грант», – выдохнула она. Мама замерла, потом встала так резко, что книга соскользнула на пол. Объятия, смех, слезы. «Грант? Правда?» – переспросила мама, и Виктория кивнула, пряча лицо в ее вязаный кардиган. Не сказала о Миронове. Не сейчас.

На обед – гречневая каша с рубленной говядиной под соусом, их семейный рецепт – «Сегодня у Петрова операция на почке, а он все шутит, что после наркоза споет нам арию из «Травиаты», – смеялась она, и Виктория представляла усатого сантехника в операционной, размахивающего скальпелем вместо дирижерской палочки.

Работа главной медсестрой оставляла отпечаток: в маминых историях всегда находилось место и драме, и абсурду. Как в тот раз, когда пациент-пенсионер притащил в палату ручного ворона – «для моральной поддержки», а потом птица устроила погром в ординаторской, выклевав половину булочек из столовой. «Представляешь, он сидит на люстре, каркает, а мы с хирургом ловим его полотенцем! – всплескивала руками мама. – А Петров, между прочим, еще и подбадривал: «Может, и его на операцию?»

Виктория слушала, завороженная. Мама, обычно такая сдержанная и строгая, в эти моменты превращалась в сказочницу, раскрашивающую серые стены больницы в веселые тона. Вот история о студенте-медике, который перепутал пробирки и вместо анализа принес в палату йогурт. Или о том, как в ночную смену вся бригада танцевала под радио в пустом коридоре, пока не загорелась сигнализация. «Это не сигнал тревоги, это наш саундтрек!» – кричала тогда мама, заглушая вой сирен.

Но за каждой шуткой пряталась тень. Иногда, замолкая на полуслове, мама стирала невидимую морщину со лба: «А вчера девочку привезли… Лет пяти. С игрушкой в руке». И Виктория замечала, как дрожит её чашка с чаем – мама никогда не дополняла такие истории, словно оставляла их за кадром. Зато потом, будто компенсируя грусть, рассказывала, как пациент спел свою арию, хоть и хрипло, под капельницей. «Сказал, что это его дебют в «Ла Скала». Мы аплодировали, а анестезиолог даже слезу утерла».

Виктория понимала: мамины истории – не просто байки. Это способ переплавить боль, страх и усталость во что-то яркое, живое. Как тот ворон, который, оказывается, до сих пор наведывается в больницу – сидит на подоконнике и требует булочку. «Наверное, он наш талисман, – улыбалась мама. – Напоминает, что даже здесь можно найти повод посмеяться. Или спеть оперу».

Маме уже было пора собираться на ночную смену…

«Не забудь стетоскоп», – напомнила Виктория, складывая в сумку мамы пачку одноразовых перчаток. Провожала до двери.

Вика переставляла чашки в кухонном шкафу, вытирала пыль с подоконника, проверяла почту на телефоне. Она поймала себя на том, что пятый раз за минуту смотрит на часы: стрелка ползла вверх, словно сопротивляясь.

Виктория присела на край стула, машинально проводя пальцем по трещине на столешнице – той самой, что появилась, когда сестра в двенадцать лет пыталась расколоть грецкие орехи молотком. Смешно, как мелочи становятся якорями памяти. За окном дворник в оранжевом жилете сгребал опавшие листья.

Поднявшись в комнату, одежда выбралась сама собой: черные брюки, облегающие бедра, водолазка, сглаживающая линии. Виктория разложила на кровати два шарфика, сравнивая оттенки. Бордовый или серый? Выбрала серый – он мягче ложился к черному воротнику водолазки. Потом долго крутила перед зеркалом прядь волос, пытаясь уложить непослушную прядку у виска. «Нелепо», – усмехнулась себе, бросив расческу на тумбочку. Совершенство сегодня казалось ненужной роскошью.

Спускаясь в прихожую, услышала, как хлопнула дверь у соседей. Чьи-то шаги за стеной, смех, потом тишина. Она надела пальто. Рядом с вазой искусственных пионов, оставила записку сестре: «Еда в холодильнике. Покушай. Я ушла на встречу. – Вика.».

Виктория вышла из подъезда, подставив лицо холодноватому ветру. Семнадцать минут – ровно столько, чтобы трижды передумать рассказывать Евгении о Миронове. Она шла через сквер, где желтые листья прилипали к мокрому асфальту. В кармане пальто звенели ключи в такт шагам.

На улице ветер подхватил полу пальто, и Виктория придержала ее рукой, чувствуя, как ткань вырывается из пальцев. В кармане зазвенел телефон – сообщение от подруги: «Почти на месте». Девушка слегка ускорилась.

Евгения ждала у входа в кафе, прислонившись к кирпичной стене. Ее светлые волны, уложенные с профессиональной небрежностью, контрастировали с грубой фактурой кладки. «Опять ты в черном», – фыркнула она, обнимая Викторию.

Женя появилась в жизни Виктории в десятом классе – новая ученица с пышными светлыми волосами, громким смехом и неиссякаемой энергией. С первого дня она стала тем, кого невозможно не заметить: активистка, вечно втянутая в школьные конкурсы, споры с учителями и организацию флешмобов.

Они были полными противоположностями. Виктория – тихая, вдумчивая, с тетрадями, исписанными формулами. Евгения – шумная, живущая по принципу «зачем решать интегралы, если можно танцевать под дождём?». Но это не мешало им часами болтать в парке, где трещал гравий под кроссовками, или валяться на ковре в комнате Виктории, уплетая чипсы и споря о смысле жизни. Евгения вечно клянчила у неё списать алгебру: «Ну вот тебе это правда пригодится в Нобелевской премии? А я вот буду артисткой – мне корни квадратные ни к чему!» Девушка в серьез была нацелена стать популярной актрисой, как Джулия Стайлз, постоянно читала в журналах статьи про актерское мастерство, ходила на курсы.

Евгения грезила сценой с тех пор, как в школьном спектакле сыграла «ту самую статистку с шарфиком». Её мечта материализовалась неожиданно: в массовке популярного сериала, где она три секунды мелькала в кадре с подносом, изображая официантку. «Смотри, это я! Нет, СТОП, перемотай ещё раз! Вот, видишь – рука с салфеткой? Это моя рука!» – кричала она Виктории, пересматривая эпизод в десятый раз. Кадр длился мгновение, но Женя распечатала скриншот и приклеила его на холодильник, подписав: «Путь к «Оскару» начало».

Виктория подкалывала её: «Ты там даже моргнуть не успела», – но тайно гордилась. После съёмок Евгения неделю ходила с пафосом «профессионала», рассказывая, как режиссёр кричал: «Эй, вы в зелёных штанах! Не загораживайте главную героиню!» – а она еле сдержалась, чтобы не крикнуть в ответ: «Это арт-хаус, я здесь символизирую потерянность поколения!»

Этот опыт лишь разжёг её амбиции. Теперь на кастинги она таскала с собой «счастливый» браслет из школьных времён, уверяя, что он «притягивает драматические роли». А Виктория, смеясь, напоминала: «Ты же в нём тогда чай с лимоном пролила на директора!» – «Вот именно! – парировала Женя. – Это не пятно, это метод Станиславского. Я тренируюсь вносить хаос в упорядоченные системы!»

Их вечера иногда заканчивались импровизированными «пробами»: Евгения изображала монологи из воображаемых пьес, а Виктория, снимая всё на телефон, подыгрывала: «Спасибо, это был… э… очень глубокий крик души». Но однажды именно эти ролики случайно увидят – и Женю пригласят на эпизод в комедийное шоу. Пусть её героиня снова будет без имени, но Виктория уже знает: это только начало. В конце концов, даже Эйнштейн начинал с малого.

Сейчас Евгения почти не напоминала ту бунтарку из школьных лет. По будням она крутилась за стойкой кофейни, ловко рисуя сердечки на латте, выпаливала истории о клиентах-чудаках, а потом вдруг вздыхала: «Эх, вот бы снова завалиться с тобой в парк, как раньше…» Но вместо парка они коротали вечера в углу кафе, в выходные исчезала на кастингах – то в роли статиста в сериале, то в странной рекламе энергетиков. «Видишь, я всё же артистка!» – смеялась она, показывая Виктории скриншоты с проб. Но под слоем грима и усталости от ночных смен всё ещё проглядывала та самая Женька.

Она всё так же умела ворваться в день Виктории солнечным зайчиком: оставляла на столике капучино с подписью «Будущая Нобелевка», присылала мемы про учёных в два часа ночи или вдруг звонила с просьбой «срочно выбрать, какое платье меньше кричит “я из провинции”».

Они вошли внутрь уютного кафе и прошли к свободному столику. За столиком у окна пахло корицей и свежемолотым кофе. Виктория заказала капучино, Евгения – чай с имбирем, хотя всегда говорила, что терпеть не может «здоровую гадость». Первые глотки обжигали губы.

«Мое место продали», – выпалила Виктория, прежде чем передумать. Рассказала про звонок куратора в десять вечера. Про то, как защитилась и о том, что теперь придется делить лабораторию с «тем самым блондином».

– Представляешь, Жень? Теперь я должна делить Грант с этим… этим Фабрицио Борджиа от науки! Три года я пахала на дошираках, а ему папа купил место, как новую яхту!

Евгения ставит чашку, поднимает бровь – Фабрицио Борджиа, говоришь? Ну хоть симпатичный? (Игриво подмигивает, но замечает, как Вика сжимает вилку.) Ладно, ладно… Расскажи, как он выглядит-то? Может, лысый, с бородой?

Виктория фыркает, но невольно улыбается. Откидывается на спинку стула, будто пытается вытеснить из памяти его образ – Выглядит… как живая реклама швейцарских часов. Блондин, волосы уложены так, будто он только из салона. Дорогущий на вид костюм-тройка.

Евгения улыбается – О, университетский Леонардо Ди Каприо! Слушай, а ты уверена, что он вообще учёный? Может, это манекен, которого папочка поставил «для имиджа»?

Виктория медленно ставит чашку – Аркадий Викторович сказал: «Его исследования ничем не хуже». Ничем! После трёх лет моих расчётов… Говорит еще: «Вы дополните друг друга». Как будто я – дешёвая запчасть к его дорогому мерседесу!

Евгения игриво поднимая бровь – Может, он не так уж и ужасен, возможно это твой шанс? – Прищуривается, замечая, как Вика хмурится. – Ладно, не злись. Расскажи, чем он так тебя бесит? Неужели только тем, что родился в семье из Форбс?

Виктория вздыхает – Нет, Жень. Он даже не пытался спорить, когда объявили, что победителей двое, он даже бровью не повел, просто поднялся на сцену и передал мне мой "Золотой билет" со словами " Поздравляю коллега", как будто издевается. Эти идеальные графики на его презентации, моя презентация так себе была на его фоне, я привлекла внимание, только своей речью и ответом на вопрос судьи,– Виктория, сделала глоток, – Как будто наука подчиняется его деньгам!

Евгения подпирает подбородок ладонью, её голос звучит мягче – И что? Возможно, он просто не умеет иначе? Вырос в мире, где всё покупается и продается. Даже наука. А ты для него… ну не знаю, может как приятный презент.

Они замолчали, когда официант принес десерт – яблочный штрудель с шариком ванильного мороженого. Евгения ткнула вилкой в хрустящую корочку.

Виктория мрачно ковыряет рулет – Презент, это что шутка? Хотя, может, и правда не так ужасен, он просто… взял те же источники, те же формулы. Но у него – команда, оборудование, а у меня… – Сдавливает вилку так, что та чуть не гнется.– У меня только этот проклятый грант, который теперь наш. Ты думаешь, я сдамся?

Женя резко вскидывает голову – Сдаться? Да ты же даже азотную кислоту не боишься! – Евгения притворно вздыхает. Её голос звучит как голос диктора из романтического подкаста. – Ладно, допустим. Но когда ты вообще последний раз целовалась? Месяц назад? Год? – Делает драматическую паузу. – Или ещё хуже – на том семинаре по квантовой физике?

Виктория краснеет, но пытается сохранить строгость. В её руке чашка дрожит, выдавая смущение – Это не имеет значения! У меня есть дела поважнее, чем…

Евгения перебивает, хлопая ладонью по столу. В её глазах – азарт охотника за сплетнями – Ага! Значит, целовалась на семинаре! С кем? С тем бородатым аспирантом с кафедры термодинамики? Или… —Широко улыбается. – С Аркадием Викторовичем?

Виктория вскакивает, чуть не опрокидывая стул. Её голос звенит от возмущения – Что?! Нет! Я… – Заметно запинается, пытаясь найти слова. – Мы с Аркадием Викторовичем обсуждали грант! И вообще, я…

Женя перехватывает инициативу, смягчая тон. Её пальцы вяло крутят салфетку – Вика, я шучу. Но серьёзно… —Кладёт руку на её плечо.– Ты живёшь как робот. Лаборатория, архив, дом. Даже моя кошка получает больше знаков внимания, чем ты!

Виктория отводит взгляд к окну. Говорит тише, почти шёпотом – После того, как папа… – Глотает ком в горле. – После его ухода, я решила – только наука. Чувства – это… неконтролируемая переменная.

Евгения вдруг смеётся – Знаешь, я тоже порвала с тем барменом, потому что он «мыл чужие бокалы». А теперь жалею. – Пожимает плечами.– Может, мы обе дуры? Ты бежишь от чувств в формулы, я – в работу.

Виктория неловко мусолит кусочек штруделя. – Ладно… Если уж так тебе интересно. Последний раз я целовалась… на втором курсе. С аспирантом-биохимиком.

Евгения замирает, как следователь, услышавший признание. Затем хлопает в ладоши – Ооо! И как? Он был сладкий, как мёд? Или горький, как эспрессо?

Виктория саркастически фыркает, но уголки губ дрожат от сдерживаемой улыбки – Он пытался объяснить мне структуру ДНК… своим языком. Буквально.

Евгения закатывает глаза, изображая театральный ужас – Боже, даже поцелуй превратил в лекцию! – Наклоняется, шепчет с преувеличенной серьёзностью.– Значит, твой следующий должен быть… ммм… ученым, как ты! Чтобы между вами была искра,страсть.

Виктория наконец смеётся – Ты про Миронова, чтоль… о боже, нет!

Евгения подмигивает, будто поймала её на слове – Может, он скрытый романтик? Представь: ночь, вы двое в лаборатории… Он случайно касается твоей руки, пока передаёт пробирку. Глаза встречаются…

Виктория швыряет в неё бумажной салфеткой – Прекрати. Он мне даже не интересен. Мне карьера нужна, а не муж с нефтяной скважиной в приданое.

– А с подработкой как, окончательно уходишь? – спросила Евгения , словно только сейчас вспомнив.

– Да, теперь полностью погружусь в исследования, – ответила Виктория

– Ладно, – Евгения вдруг встряхнула головой, будто сбрасывая груз. – Как поступишь?

– Я попробую не пересекаться, буду работать когда его не будет, наверное…

– А если пересечетесь?

Виктория отпила кофе, который уже остыл.

– Сделаю вид, что он пустое место.

Они сидели ещё час, болтая о последних новостях. Виктория была искренне рада встретиться с ней, не смотря на то,что в последнее время они виделись не часто – они всегда выручали друг друга. Когда Виктория проваливала первую сессию, Евгения притащила её в парк, устроив «терапию смехом»: они корчили рожицы прохожим, пока Вика не разревелась от хохота. А когда Женю не взяли в театральный, она неделю жила у Виктории в общаге, заедая горе чипсами и повторяя: «Ладно, хоть в бариста стану – буду рисовать рожицы на капучино!»

Подруги расплатились пополам, как всегда. На прощание Евгения сунула ей в карман шоколадное печенье – «для мозговой активности». Виктория шла обратно тем же маршрутом, разминая в пальцах фантик. Он шелестел, как осенние листья под ногами, напоминая о тех днях, когда они с Женей бегали в парк после уроков, пряча от учителей пакетики с жареным миндалем. Теперь вместо орешков – печенье из кофейни.

Вечерний город растворялся в сумерках, фонари зажигались один за другим. Виктория машинально считала шаги, параллельно прокручивая в голове графики экспериментов.У подъезда Виктория задержалась, глядя на освещённые окна своей квартиры. Лампочка на кухне мигала – пора менять. – подумала она.

Дома, заваривая чай, она положила печенье на край стола. Фантик, смятый в комок, неожиданно показался ей похожим на те черновики, которые Женя вечно оставляла в её сумке – с набросками монологов и карикатурами на преподавателей. Виктория вздохнула, открывая ноутбук. Завтра – осмотр лаборатории, а сегодня… Сегодня можно позволить себе отвлечься. Она достала телефон, сфотографировала печенье на фоне графиков и отправила Жене: «Реакция на шоколад прошла успешно. Ожидаю Нобелевку к утру». Ответ прилетел мгновенно: голосовое сообщение с пародией на торжественную речь. Виктория оставшуюся часть вечера провела в изучении статей, воображении лаборатории и о новом научном прорыве.

Глава 4

Солнечный свет, пробиваясь сквозь рваные облака. Лучи скользили по линзам микроскопов. Вика развернула на столе схему биореактора – бумага, смятая по краям, шелестела, как осенние листья. Формулы, испещрившие лист – одни были перечёркнуты яростными линиями, другие обведены в рамочки с пометкой «Проверить!».

Её пальцы дрожали от волнения, когда она разбирала последние коробки. Внутри – старый спектрометр, обмотанный пузырчатой плёнкой, папки с выцветшими этикетками «Архив.05-10-2015». Она вспомнила события двухнедельной давности, первый день, когда только получила эту лабораторию.

Осеннее утро. Холодный ветер гнал по тротуару багряные листья, цеплявшиеся за каблуки Виктории. Метро осталось позади, а впереди – университетские ворота. У входа в университет, возле турникетов, её ждал Аркадий Викторович – строгий, как всегда, с папкой документов под мышкой.

– Виктория, – кивнул он, избегая приветствия. – Вы как всегда пунктуальны. – Ложь. Она опоздала на десять минут, но он не стал упрекать. – Следуйте за мной.

Они вышли из главного корпуса, двинулись по аллее. Аркадий Викторович говорил резко, но в голосе прорывались нотки усталости:

– Высшая аттестационная комиссия требует прорыва. Никаких модификаций старых технологий. Биогаз, биотопливо – что-то, что заставит их заткнуться. – Он резко остановился, заставив Викторию чуть не врезаться в него. – Вы и ваш… новый напарник.

Она промолчала, зная, что речь о Сергее. Аркадий Викторович достал ключ-карту и заверенное разрешение, протянул их.

– Архивы. Вечерний доступ. Только вы. – Он закашлялся, будто слова застряли в горле. – Не благодарите. Это не подарок.

Они уже шли по коридору нового корпуса, он отличался от остальных,он был просторным и светлым, с высокими потолками и строгой геометрией линий. По периметру тянулись узкие встроенные светильники, дающие мягкий рассеянный свет, а в зоне отдыха у окон – подвесные лампы в чёрных металлических плафонах, напоминающие лабораторные реторты.Вдоль стен стояли информационные панели в тонких алюминиевых рамках: на них транслировались анонсы лекций, график защиты диссертаций и список последних публикаций кафедры.

Лаборатория встретила их стерильным блеском. Воздух вибрировал от едва слышного гула климатических систем.

Вдоль помещений выстроились ряды роботизированных установок: манипуляторы с игольчатыми захватами замерли над пробирками, а голографические интерфейсы проецировали в пустоту зелёные строки данных. На столах из матового сплава, лишённых даже намёка на пыль, стояли криостаты с замороженными образцами. Виктория замерла на пороге, сжимая сумку с потрёпанными блокнотами.

– Здесь, – Аркадий Викторович махнул рукой в сторону коробок у стены. – Ваше оборудование. Старое, но… вы настаивали.

Она провела пальцем по коробке, смахнула пыль. Внутри – её спектрометр, обмотанный пузырчатой плёнкой, папки с пометками «Черновики. Не выбрасывать!».

– Спасибо, – выдохнула она, не поворачиваясь.

– Не за что. – Он задержался в дверях, словно хотел добавить что-то, но лишь хрипло бросил, передавая ей папку. – Удачи.

– Посмотрим, что можно сделать, – прошептала Виктория, продолжая разбирать коробки.

Когда большая часть оборудования и черновиков были разобраны. Она включила ноутбук. Экран ожил, подсветив её лицо синевой цифровых диаграмм. Запущенная симуляция биореактора выдавала красные зоны – критические перегревы. «Недостаток охлаждения… Или катализатор?» – она потянулась за блокнотом, но замерла.

В коридоре звякнул лифт. Металлический лязг эхом прокатился по пустым стенам. Виктория непроизвольно вжалась в кресло, будто пытаясь слиться с тишиной. Шаги – тяжёлые, размеренные – приближались. Не его… Или всё-таки?

Сердце колотилось в такт тиканью часов над дверью. Она потянулась к флешке в форме сердца, на которой хранились старые статьи и диссертации ученых её области, но передумала. Вместо этого открыла журнал из папки с пометкой Аркадия Викторовича: «ВАК требует инноваций, а не пародию прорыва».

– Пародию? – она хмыкнула, с силой хлопнув обложкой.

Внезапно дверь лаборатории приоткрылась. На пороге застыла тень – высокая, узнаваемая. Виктория не обернулась.

На пороге замер Сергей Миронов. Его фигура, облаченная в идеально сшитый костюм угольного оттенка, казалась чужеродной среди стерильных стен, но небрежно накинутый лабораторный халат, застегнутый на одну пуговицу. Белоснежная ткань халата контрастировала с шелковым галстуком, слегка перехлестнувшимся через воротник, будто он спешил сюда прямиком из совета директоров.

Его взгляд, холодный и цепкий, мгновенно нашел цель: установку для синтеза биотоплива в углу. Глаза сузились, оценивающе скользнув по трубкам и датчикам. На секунду в них мелькнуло что-то живое – азарт охотника, учуявшего достойную добычу.

– Интересно… – проронил он тише, чем гул вентиляции, но громче, чем тиканье лабораторных часов.

Запах дорогого парфюма – древесный аккорд с нотой морозной мяты – смешался с едким ароматом реактивов. Он сделал шаг внутрь, и свет неоновых ламп выхватил детали: на запястье – дорогие часы, под отвернутым рукавом халата – шрам в виде зигзага, старый ожог от химического реактива. В уголке губ – полустертая улыбка, будто он только что разгадал чью-то тайну.

Виктория произнесла , не поднимая взгляд, резко – Дверь закройте. Создаёте сквозняк.

Термос с глухим стуком встал на стол рядом с пробирками Виктории. Капли конденсата поползли по стали, повторяя траекторию его взгляда, который уже изучал графики на её мониторе.

Сергей игнорирует её, подходит к установке – Интересно… Вы увеличили давление в камере, но не учли температурную деформацию. – Стучит карандашом по схеме. – Здесь трещина будет через неделю.

Он поворачивается, и Виктория видит его лицо: уверенное, с едва заметным следом ожога на скуле – словно от химического реактива.

– Выключите реактор, – произнёс он, даже не поздоровавшись. Его взгляд уже скользил по схеме биореактора, прикреплённой к доске.

Виктория медленно поднялась из-за стола, сдерживая раздражение.

– У мажоров теперь курсы «Как испортить чужой проект за пять минут»? – спросила она, указывая на термос, который он поставил рядом с её пробирками.

Сергей игнорировал сарказм. Достал из кармана портативный анализатор и подключил его к датчикам установки. На экране замигали цифры.

– Нет. Зато есть диплом MIT и опыт на платформе «Приразломная». Ваш катализатор – брак. Смотрите: КПД падает на 12% при пиковой нагрузке.

Он повернул экран к Виктории. Таблицы и графики подтверждали его слова. Она стиснула зубы, но не стала спорить – цифры не врали.

– Это из-за примесей в субстрате, – пробормотала она, листая свои записи. – Я проверяла…

– Проверяли на устаревшем оборудовании, – перебил Сергей. Достал из папки распечатку спектрограммы. – Вот анализ вашего образца. Сера, частицы песка… Вы используете отходы с городской свалки?

– Да. Это удешевляет процесс.

– И убивает эффективность. – Он швырнул на стол USB-накопитель. – Там данные по фильтрам, которые мы тестировали на шельфе. Установите их – снимите проблему с примесями.

Виктория взяла флешку, раздумывая, швырнуть её обратно или вставить в компьютер. Выбрала второе. Пока файлы загружались, она заметила, что Сергей уже стоял у её рабочего стола, изучая чертежи. Мужчина расстёгивает манжеты, достаёт из портфеля потрёпанный блокнот – Вот мои расчёты по этой установке. – Бросает его на стол. – Если замените сплав труб на композитный материал – трещин не будет.

Виктория пролистывает блокнот, скрывая удивление. В мыслях: «Чёрт… Он разбирается. Но это не значит, что он имеет право сюда врываться!»

Вслух холодно:

– Ваш «композит» увеличит стоимость в три раза. Не удивительно – вы же привыкли тратить чужие деньги.

Сергей впервые улыбается, но без насмешки:

– А вы привыкли экономить на безопасности. – Указывает на её перчатки. – Кстати, тефлоновые перчатки несовместимы с этим растворителем. Через час они расплавятся.

Он достаёт из своего портфеля пару толстых кевларовых перчаток, кладёт рядом. Виктория краснеет от ярости – он заметил её оплошность.

– Температурный режим нестабилен, – ткнул он карандашом в схему. – Здесь нужен дополнительный теплообменник.

– Нет места.

– Исправьте. Или уменьшите мощность.

– А может, вы просто уйдёте? – Виктория закрыла ноутбук с таким усилием, что щёлкнул замок.

Сергей вздохнул, достал из термоса два бумажных стаканчика. Протянул один ей.

– Зелёный чай. Без сахара. Выглядите так, будто не спали неделю.

Она хотела отказаться, но горло пересохло. Чай оказался тёплым, с лёгкой горчинкой.

– Фильтры… – она пролистала данные на экране, – …рассчитаны на нефтяные эмульсии. Причём тут биогаз?

– Принцип тот же – очистка от твёрдых частиц. – Сергей сел на край стола, игнорируя её недовольный взгляд. – Адаптируйте под свой субстрат.

Они молча смотрели на графики. Вентилятор гудел, за окном завывал ветер. Виктория наконец кивнула:

– Попробую. Но если это провал…

Она резко встаёт, задевая колбу с реактивом. Сергей ловит её за миг до падения. Его рука твёрдая, в мозолях – неожиданно для «богатого бездельника».

Виктория вырывается – Не трогайте меня!

Сергей поднимает колбу, изучает этикетку – Азотная кислота, 70%. Если бы разлилась – остались бы без волос.

Ставит колбу в специальный держатель, которого раньше не было. – Вам не хватает системности.

– Завтра принесу датчики давления. Ваши похожи на музейные экспонаты.

Он уходит, оставив дверь приоткрытой. Виктория с раздражением смотрит на его блокнот с безупречными расчётами. Внезапно замечает, что он исписан не только формулами – на полях карикатуры на самого себя в виде нефтяной вышки с лицом.

Виктория стояла у стола, сжимая в руках его блокнот. Солнечный луч, пробивавшийся через жалюзи, подсвечивал карикатуру нефтяной вышки с саркастичной подписью. Она провела пальцем по шершавой бумаге, чувствуя, как чернила слегка рельефно выступают под подушечками.

«Он… хороший учёный. Чёрт возьми» – мысль прозвучала громче, чем она хотела.

Её взгляд упал на перчатки, брошенные им накануне. Кевлар, дорогая марка, но на правой – потёртость на кончиках пальцев. «Значит, всё-таки работает руками, а не только языком». С отвращением швырнула их в дальний ящик, где уже лежали сломанные пинцеты и засохшие маркеры.

Блокнот же, вопреки воле, приземлился рядом с её чертежами. Рядом – её схема биореактора и его эскиз гибридной установки.

«Формулы – точные. Поправки – логичные. Даже этот дурацкий ветрогенератор… Он мог бы запатентовать его, но вместо этого рисует птиц на полях. Почему? Развлекается? Или…»

Она резко захлопнула блокнот, но через минуту снова открыла, уже с линейкой и калькулятором. Цифры сходились. Слишком хорошо.

«Он всё равно Миронов. Всё равно из тех, кто заливает нефтью птиц и называет это „непредвиденными издержками“» – она вонзила карандаш в бумагу, оставив дыру на месте логотипа его компании.

Виктория спустя несколько часов все ещё сидела, сгорбившись над столом, её пальцы сжимали ручку так, что костяшки побелели. Черновики, испещрённые её почерком, теперь кишели цифрами из его блокнота – аккуратными, идеальными.

« Нет. Нет, нет, нет. Это не может быть верным… » – мысль билась в голове, как птица в стекло. Она провела ладонью по лицу, оставив синеватую полосу от чернил на щеке.

« Он просто мажор. Деньги, связи, купленные дипломы… »

«Но MIT не купишь. Помнишь, как профессор говорил об их исследованиях? »

« Нет. Он из тех, кто заливает нефтью птиц и называет это «прогрессом». »

«А почему тогда его блокнот полон альтернативных методах? И эта дурацкая птица на схеме… »

«Да, что с ним не так? »

– Идиот… Самодовольный, наглый… – шептала она, вычёркивая своё уравнение и заменяя его его вариантом.

«Почему он не тупой? Почему не может быть просто мажором? Тогда всё было бы проще: враг – там, я – здесь. А теперь…»

Её взгляд упал на схему гибридного реактора, нарисованную им на полях. Она провела пальцем по линиям, соединявшим нефтяные трубы с солнечными панелями.

«Интересно… Даже оригинально, но это не моё дело, да и я не уверена в том, что…»

– Нет! – громко сказала она пустой лаборатории, как будто кто-то мог подслушать. – Нет, он не…

Но руки уже сами тянулись к клавиатуре. На экране симулятор выдавал зелёные зоны – стабильность, эффективность. Его цифры. Её ненависть.

На столе царил беспорядок: скомканные листы с расчётами, которые она не смогла закончить, пустые чашки, осколки, разбросанные по полу. Одна из чашек лежала у мусорного ведра – Вика бросила её в гневе, когда увидела, что её результаты совпадают с его. След её ладони на стекле напоминал о том, как она осознала эффективность его подхода..

С резким вздохом Виктория отодвинулась от стола. Она достала телефон, чтобы написать маме, что задержится, но вместо этого уставилась на собственное отражение: тёмные круги под глазами, растрёпанные волосы. «Он видел её такой. И принёс чай».

– Неважно, – проворчала она, вставая из-за стола.

Шум эхом прокатился по пустой лаборатории. Где-то в ответ щёлкнуло реле, и холодильник с образцами загудел громче. Виктория потянулась выключить его, но замерла у открытой дверцы. Внутри, среди пробирок с её биотопливом, стояла маленькая бутылочка с этикеткой «Образец №7-М». Его почерк.

Она достала её, поднесла к свету. Жидкость переливалась изумрудным оттенком – чистым, без мутных примесей. «Это… его формула?»

Внезапно дверь скрипнула. Виктория судорожно спрятала бутылочку за спину, будто пойманная на воровстве.

– Вы всё ещё здесь? – голос Сергея звучал устало, без привычной насмешки.

Она не обернулась, чувствуя, как бутылка нагревается в её руке.

– Проверяю ваши «гениальные» идеи, – бросила она в стену.

Он засмеялся коротко и сухо.

– И?

– И… – она сглотнула, разглядывая этикетку. На обороте мелким шрифтом: «Для В. Испытано на безопасность».

– И ваши расчеты… впечатляют, – выдавила она, стиснув бутылку так, что стекло впилось в ладонь.

Тишина повисла между ними. Потом шаги – он подошёл ближе.

– Спасибо, – произнёс он неожиданно мягко. – Уже прогресс, для начала хватит. Он ушел.

Когда дверь закрылась, Виктория опустилась на пол, прислонившись к холодильнику. В руке всё ещё сжимала образец.

«Он не враг. Он… вызов. И я обязана его принять» – мысль прозвучала так громко, что она оглянулась, будто кто-то мог подслушать.

Где-то в коридоре заскрипели шаги уборщицы, и Виктория резко встала, убирая образец в холодильник. На столе, среди хаоса, её взгляд упал на блокнот Сергея. В нем под расчётами, мелким почерком было выведено:

«Если не убьёт меня первой – мы изменим мир энергетики…».

Она достала из ящика чёрный маркер и поверх его карикатуры с нефтяной вышкой нарисовала солнечную панель, с забавной рожицей.

Когда Вика выходила из лаборатории, дождь уже закончился. Лужа у входа отражала закат. Виктория замерла на ступеньках, поправляя сумку с документами. Она потянулась за телефоном, и экран осветил её лицо: тени под глазами, растрёпанные пряди волос, прилипшие ко лбу.

Ей пришло сообщение от неизвестного номера:«Завтра в 10 утра. Принесу датчики. И кофе. Не взрывайте ничего без меня. – Сергей Миронов»

Она слегка улыбнулась убирая телефон в куртку,в наушниках играло « Но, не надо менять, мотивы.За, правду платить, монеты.». Она натянула капюшон, пряча лицо от ветра, и двинулась к метро.

Состав устремился в туннель, унося её в безмолвную тьму. Виктория прислонилась к стеклу, наблюдая, как в отражении мелькают огни тоннеля.

Глава 5

Выходной день для Виктории проходил привычно: приглушённые удары по макиварам, негромкое гудение вентиляции. Она затянула пояс тхэквондо – синий с красной нашивкой.

На татами не было места полутонам: либо ты вкладываешься в удар, либо проигрываешь. Медали Виктория не брала, но научилась чувствовать ритм своего тела. Ап-чаги – боковой удар – получался идеально. Зато твио-дольо-чаги – двойной с разворота – сбивал дыхание, оставляя мышцы дрожащими.

Тренер Сергей Николаевич – седовласый, с лицом настоящего мастера тхэквондо, и чёрным поясом 6-го дана за плечами – молча наблюдал за её попытками, скрестив руки на груди. Его репутация строгого, но мудрого наставника была некой легендой в местных кругах.

Вика выровняла стойку, чувствуя, как пот стекает по спине под формой. Сергей Николаевич проходил между рядами, поправляя учеников короткими замечаниями: «Колено выше», «Плечи не заваливай». Когда он остановился рядом с ней, она автоматически напряглась, готовясь к критике.

– Вика, не ломай технику, – бросил он, когда она чуть не упала после прыжка. Его голос звучал строго, но в глазах читалось одобрение.

Она вытерла пот со лба и кивнула. На перерыве он протянул ей бутылку воды.

– Ты слишком себя изматываешь. Иногда прогресс – это умение держать удар. Твоя сильная сторона – это базовые удары, работай над ними – сказал он тихо, будто делясь секретом.

Виктория прислушалась к совету. Пока другие отрабатывали сложные комбинации, она сосредоточилась на базовых движениях. Ритмичные удары успокаивали. Татами пружинил под ногами, солнечный луч с верхних окон слепил, пока девушка работала над движениями руками.

– Ап-чаги, – скомандовал он, скрестив руки.

Удар правой ногой в сторону вышел чётким, как всегда. Стопа встретила грушу с глухим шлепком, тело сохранило баланс. Тренер кивнул, но тут же указал на следующую мишень:

– Твио-дольо-чаги. Давай без пауз.

Вика вдохнула, развернулась на пятке, и в этот момент всё пошло не так. Левая нога, должна была ударить следом, запоздала на долю секунды. Она едва успела оттолкнуться от пола, потеряв равновесие. Ладони шлёпнулись о татами, а мышцы бёдер дрожали, будто выбитые из строя пружины.

– Стойка шире, – бросил Сергей Николаевич, не поднимая голоса. – Не прыгаешь за мячом, бьёшь по противнику.

Она встала, отряхнув ладони. Из угла зала донёсся смех – Антон, конечно же, корчил рожи, пародируя её падение.

– Не отвлекайся, – рявкнул тренер в сторону Антона, и тот мгновенно вернулся к отработке ударов.

Вика повторила комбинацию. Первый удар – резко, второй – с разворота, но снова запоздалый. Груша лишь слегка качнулась. Она сжала зубы, чувствуя, как горячая волна раздражения поднимается к горлу.

– Перерыв, – объявил Сергей Николаевич, хлопнув в ладоши.

Она присела у стены, глотая воду из бутылки. Антон подошёл, ухмыляясь:

– С дольо-чаги всё ещё война?

– Он меня ненавидит, – буркнула Вика, показывая на грушу.

– Да ладно, у тебя лучше, чем у меня вчера. Я вообще в стену врезался!

Она фыркнула, но после перерыва попробовала снова. Раз – удар в сторону, пауза, поворот на пятке, перенос веса, и только потом вторая нога. Груша дрогнула сильнее.

– Лучше, – прокомментировал Сергей Николаевич, наблюдая издалека. – Но колено не поднимай, будто через лужу перешагиваешь.

К концу тренировки мышцы горели, но прогресс был заметен.

– Закругляемся, – голос Сергея Николаевича прозвучал за её спиной. – Все молодцы, завтра на тренировочном спарринге между группами не подведите.

Вика легко находила общий язык с ребятами из группы – они дурачились в раздевалке подшучивая друг над другом и в совместных разминках, когда мышцы горели от усталости.

Женская раздевалка гудела: скрипели шкафчики, девушки обсуждали последние новости, а за тонкой стеной мужского отделения глухо били кулаком по металлу. Вика сидела на скамейке, перематывая кинезио-тейп на запястье. Лента липла к коже, отдавая лекарственной мятой.

– Эй, Матвей, ты с нами? – донёсся из-за стены голос Антона. В ответ – только удар по шкафу, будто кто-то бросил боксёрскую грушу.

Антон высунул голову в дверной проём, едва не сбив табличку «Женская». Его рыжий чуб торчал, как у расшалившегося ёжика:

– Караоке! Прямо сейчас! Кто за?

Девчонки завизжали. Катя, застёгивая рюкзак, швырнула в него свёрнутое полотенце:

– Антон, ты опять не в той раздевалке! Или я тебе вчера слишком жёстко долио-чаги врубила?

– Не в той, зато с теми! – он подмигнул Вике, прячась за дверь от летящего дезодоранта.

Вика пригнулась за дверцей шкафчика, где висел её потрёпанный костюм с логотипом клуба. Голос из-за стены пробился сквозь смех:

– Вика с нами! Ставлю на то, что она споёт Цоя!

– Не ставь, – буркнула она, но поймала в зеркале отражение Матвея. Он стоял в дверях мужской раздевалки, уже в чёрном худи, и кивнул так, будто сказал: «Давай, ты ничего не теряешь».

– Ладно, – выдохнула Вика, хлопая шкафчиком. – Но только не долго.

– Отлично! – Антон пошел к выходу.

Катя толкнула Вику локтем:

– Ты серьёзно? После вчерашнего провала в лаборатории?

– Если я ещё час буду думать об это то, взорвусь, – она натянула куртку. – Лучше уж караоке.

– А Матвей? – Катя приподняла бровь, кивая в сторону мужского отделения.

– Что «Матвей»? – Вика сделала вид, что поправляет шнурок.

– Он же тоже идёт.

– Ну и что? Мы в одном клубе тренируемся, не в секте. К тому же Антон тоже идет. – Ухмыльнулась Виктория

Катя буркнула, но не стала настаивать. Вика вышла в коридор, где Матвей уже ждал у выхода, перебрасывая ключи в ладони.

– Не передумала? – спросил он, не глядя.

– Только если ты не будешь петь Тимати, – парировала она.

Он усмехнулся, держа дверь. Где-то за спиной Антон орал: «Это победа!», но Вика уже не сомневалась – сегодня караоке станет её личным ап-чаги по стрессу.

Бар оказался тесным, с низкими потолками, заставленными бутылками в пыльных нишах. Вика прижалась к углу дивана, пока остальные толкались у стойки, заказывая коктейли с непонятными названиями. Антон, взобравшись на стул, орал последние строки «Спокойной ночи», а Катя и Лиза, обнявшись, подпевали через смех. Матвей, оттеснённый к стене, приподнял стакан в сторону Вики:

–Страшно? – спросил он, подвинув к ней стакан с лимонадом, где плавал кусочек льда с застрявшей мятой.

–Нет, – солгала она, чувствуя, как ладони стали липкими. – Просто… не хочу чтобы у вас кровь из ушей пошла от моего пения.

– Ты следующая после девчонок. Не подведи армию фанатов.

Он хмыкнул, разминая пальцы, покрытые царапинами от спаррингов. —После того как я вчера промахнулся по макиваре и угодил кулаком в стену, твоё пение точно будет шедевром.

Вика подняла бровь, не ожидавшая такой самоиронии. – Думала, ты никогда не ошибаешься. Всегда такой… собранный.

– Собранный? – он приподнял бровь, и свет неоновой вывески скользнул по его скулам. – Это я только на татами. А в жизни… – он махнул рукой, указывая на Антона, который пытался взять высокую ноту. – Здесь все немножко дураки.

Вечеринка набрала обороты: Антон дурачился, изображая солиста рок-группы, Катя и Лиза выдали дуэт из «Бурановских», смешав все куплеты.

Когда микрофон передали Вике, Экран замигал текстом «Группа крови», и первые аккорды заглушили её сомнения. Она зажмурилась, вцепившись в стойку микрофона, и запела – сначала тихо, потом громче, срываясь на хрип в припеве. Ребята смотрели на неё так, будто она только что выполнила идеальный долио-чаги. В припеве сорвалась на хрип, и комната взорвалась аплодисментами. «Вика, ты огонь!» – закричал кто-то, но она уже спешила к выходу, смущённая внезапным вниманием.

Она сглотнула, глядя на экран с мигающим текстом «Группа крови». Первые аккорды ударили по нервам. Она вцепилась в микрофон.

– «Тёплое место, но улицы ждут отпечатков наших ног…» – голос сорвался на хрипе, но зал взревел: «Вика, давай!».

Матвей, прислонившись к колонне, смотрел, как её пальцы белеют от напряжения. Когда последний аккорд стих, он первым захлопал, крикнув:

– Дали бы тебе чёрный пояс за вокал!

Она бросила микрофон на стол и рванула к выходу, сгорая от стыда. В коридоре, прислонившись к липкой стене, Вика вытирала ладони о джинсы. Из зала доносилось:

– «Она вернётся…»– Антон перехватил эстафету, фальшивя на каждой ноте.

Коридор был узким, с липким от пролитых напитков полом и тусклой лампой над зеркалом. Вика прислонилась к стене, пытаясь унять дрожь в коленях. Здесь пахло перегоревшей проводкой и дешёвым одеколоном. Она потянулась за телефоном в кармане – и вдруг увидела фигуру мужчины у бара. Высокий, в строгой рубашке с расстёгнутым воротом, он поправлял часы – точь-в-точь как Миронов перед совещаниями.

Сердце ёкнуло: неужели он пришёл читать нотации даже сюда? Она пригляделась, готовая к колкому замечанию, но мужчина уже отходил к стойке, и когда свет неоновой вывески осветил незнакомое лицо – моложе, с щетиной и без привычной холодной строгости в глазах. Вика выдохнула, сжав виски пальцами. «Паранойя. Просто паранойя», – мысленно выругалась она.

– Ты бледная, – Матвей наклонился, блокируя обзор. – Что случилось?

Она закусила губу.

– Ничего… показалось.

– Показалось? – он шагнул ближе. – Или опять тот зануда из универа мерещится?

Она вздрогнула:

– Откуда ты…

– Ты бормочешь во время растяжки, – он усмехнулся. – Особенно после звонков. «Миронов… протокол… черт бы его побрал».

Вика закатила глаза:

– Подслушивать нехорошо.

– Не подслушивал. Ты орала на весь зал, пока тянула подколенные.

Он отпил из стакана, оставив след помады на краю – видимо, Катя успела «украсить» напиток. Вика потянулась к телефону, но он перехватил её руку:

– Если он сейчас позвонит – сбрось. Ты не на работе.

– Легко сказать, – она вырвала руку. – А если проект провалю?

– Тогда будешь учить меня петь, – он выдернул у неё телефон, сунув в свой карман.

Она хотела огрызнуться, но вдруг рассмеялась. Матвей, довольный, поднял стакан:

– За то, чтобы Миронову сегодня приснился мой долио-чаги в его любимый отчет.

– Идиот, – она чокнулась с ним, чувствуя, как дрожь в коленях стихает.

Из зала вывалился Антон, волоча микрофон:

– Вика! Твой хит! «Звезда по имени Солнце»!

– Ни за что, – она отшатнулась, но Матвей уже толкал её вперёд:

– Давай, я подстрахую. Если фальшивить будешь – спою дуэтом.

– Ужасный план, – она закатила глаза, но взяла микрофон.

Пока Антон орал «Солнце!», а Матвей подыгрывал на воображаемой гитаре, Вика поймала себя на мысли: этот вечер, с дешёвым лимонадом и дурачеством, помог ей всё же отвлечься.

Когда компания начала расходиться, Матвей перекинул спортивную сумку через плечо и щёлкнул замком. «Эй, Яковлева, – крикнул он, пока Вика надевала куртку, – проводить? А то в этом районе ночью пьяные шатаются». Она усмехнулась, зная, что он живёт в противоположной стороне, но кивнула – после караоке и правда не хотелось идти одной.

Они шли через пустынные улицы, где фонари отбрасывали длинные тени. Матвей размахивал руками, изображая, как сегодня Антон пытался спеть хай-ноты: «Он орал, как раненый лось!». Вика смеялась, поправляя сумку на плече. Он всегда умел разрядить обстановку, будто они были братом и сестрой, которых связали годы общих тренировок.

У сквера он вдруг остановился, доставая из кармана жвачку. «Держи, – протянул ей пластинку, – а то от лимонада кислятина во рту». Она приняла, не задумываясь, и они зашагали дальше, обсуждая, как Сергей Николаевич вечно ворчит на их группу.

– Представляешь, – он пнул камень, и тот со звоном отлетел в кусты, – вчера Сергей Николаевич заставил меня два часа отрабатывать ап-чаги. Говорит, удар как у балерины!

Вика притормозила, пряча улыбку.

– А что? У тебя и правда изящно получается, – она сделала шаг в сторону, изображая реверанс. – Может, сменишь пояс на пуанты?

Он ухмыльнулся, толкнув её плечом.

– Ты бы посмотрела на свою твио-дольо-чаги – как ветряная мельница в ураган.

– Мельница хотя бы зерно молотит, – она толкнула его в ответ, – а твой удар – только пыль поднимает.

Они свернули в парк, где дорожки освещали старые фонари. Вика села на скамейку, разминая запястье.

– Ладно, признавайся, – она посмотрела на него искоса, – зачем уговорил меня на караоке?

– Потому что ты поёшь Цоя так, будто он тебе должен денег, – он ухмыльнулся, садясь рядом. – Это прикольно.

– Прикольно? – она швырнула в него смятым фантиком. – Или ты просто хотел посмотреть, как Антон упадет со стула после пятой рюмки?

Матвей рассмеялся, откинув голову назад.

– Он упал ещё до первой! Помнишь, когда полез за микрофоном на стойку?

– И свалил на Катю вазу с чипсами, – Вика закатила глаза. – Ладно, завтра спарринг. Ты готов?

– Я всегда готов, – он вскочил, изображая боевую стойку. – Но если снова скажешь про балерин, больше не буду помогать отрабатывать удары.

Они вышли к её дому. Матвей засунул руки в карманы, глядя на мигающий фонарь.

– Ладно, старичок, не засиживайся. Завтра в десять.

– Старичок? – она притворно нахмурилась. – Это я тебя на татами разложу в три счёта.

– Мечтай, Яковлева, – он развернулся, идя назад. – Но учти: мои удары теперь как у Примы Большого!

– Пуанты не забудь! – крикнула она ему вслед, но он уже махал рукой, растворяясь в темноте.

Он уже уходил, размахивая сумкой над головой, как флагом. Вика поднялась в квартиру, улыбаясь. Матвей был тем редким другом, с которым не надо было притворяться – ни из-за работы, ни из-за глупых амбиций.

Виктория закрыла за собой дверь, прислонившись к ней спиной. В прихожей пахло лавандовым освежителем и жареной картошкой.

Заметила в кармане куртки его жвачку. «Доктор прописал», – усмехнулась она, разворачивая фольгу. На обратной стороне было каракулями написано: «Завтра выиграешь – куплю кофе. Проиграешь – сводишь меня в бургерную»

– Наглец, – пробормотала она, но смс с благодарностью всё же отправила.

Она скинула кроссовки, чуть не зацепившись за скейтборд сестры, и потянулась к выключателю. В комнате, кутаясь в шелковую пижаму в мелкий горошек, она машинально проверила телефон: два сообщения от коллег, мем от Саши. «Как всегда», – мелькнуло, пока она разогревала еду.

Картошка с мясом стояли на плите в сковороде – мама, как обычно, забыла переложить в контейнер. Вика накладывала себе в тарелку, листая ленту. Фото Антона из зала с подписью «Кто следующий на спарринг?», реклама биодобавок, эстетичные картинки.

Чайник закипел, выключаясь с щелчком. Вика налила чай в любимую кружку. В комнате включила ноутбук: экран сериала детектива с элементами черной комедии осветил плакат с группой Кино, заляпанный когда-то кофе. Героиня кричала на кого-то в кадре, но звук Вика убавила до шепота – за стеной уже спала мама.

К третьей серии глаза начали слипаться. Она потянулась, чтобы выключить свет, но рука упала на клавиатуру. Экран мерцал, подсвечивая лицо, а за окном завывал ветер, гоняя по асфальту пустую банку. Последнее, что она запомнила – голос главной героини, шипящий: «Ты всё испортила!»…

Утром на столе всё ещё стоял холодный чай, а в ноутбуке застыла пауза – серия 4, 15:22. Вика встала с кровати, чувствуя, как болят мышцы после вчерашней тренировки. Душ, быстрый завтрак – овсянка на скорую руку. На ходу проверяет почту – новое письмо от Сергея Николаевича с пометкой "Срочно".

«Срочно: внеплановый сбор в 9:00. Принести медицинские справки». Она замерла, перечитывая строчки. Медицинские справки? Значит, слухи о переводе в сборную региона – не бред Сашиного мема.

«Чёрт!» – она швырнула телефон в рюкзак. В прихожей наступила на скейтборд сестры, едва не грохнувшись. «Ты бы хоть предупреждала, когда в режиме цунами выходишь!» – донеслось из спальни сестриного вопля.

Зал замер, когда они вышли на татами. Артём Валерьевич, тренер второй группы, скрестил руки на груди, наблюдая из угла. Сергей Николаевич бубнил что-то про «не превращать в цирк», но его голос потонул в гуле вентиляторов. Вика поправила красный пояс, ловя взгляд Матвея. Он стоял в противоположном углу, вертя в руках защитную капу, будто жвачку.

– Не забудь, Яковлева, – крикнул он, вставляя капу, – если упадёшь, реверанс сделай. Для стиля.

– Лучше пуанты принеси, – огрызнулась она, но уголки губ дрогнули.

Гонг пробил, и они сошлись. Первые удары – разведка. Матвей провёл лёгкий ап-чаги, нарочито грациозно, как в балете. Вика блокировала, прищурившись:

– Приму Большого забыл в раздевалке?

– Это я тебя жалею! – он прыгнул в сторону, имитируя пируэт.

Зал засмеялся. Артём Валерьевич не моргнул.

Вика атаковала серией твио-дольо-чаги – резко, жёстко, как и обещала. Матвей парировал, но один удар задел его плечо.

– Ветряная мельница, говоришь? – она дышала чаще. – Зерно уже в синяках.

– Ты ещё не видела синяков, – он рванул вперёд, внезапно сменив тактику. Его боковой удар едва не сбил с ног, но Вика ушла в последний момент, схватив его за рукав. Они закрутились в клинче, как два штопора.

– Пуанты… – прошипел он ей в ухо, – …тебе к лицу.

Она вырвалась, задето. Артём Валерьевич приподнял бровь.

Последняя минута. Оба пропускали удары – Вика из-за усталости, Матвей из-за переоценки своей «балетной» скорости. Когда гонг прозвучал снова, они стояли на грани татами, оба в поту, с одинаковыми синяками на предплечьях.

– Ничья, – объявил Сергей Николаевич, но Артём Валерьевич поднял руку:

– Стоп. Вы забыли главное.

Все затихли. Он подошёл к ним, указывая на их ступни:

– Вы оба топчетесь, как слоны. Балет тут ни при чём. Вы не чувствуете ритма друг друга.

Матвей выплюнул капу:

– А мы и не танцуем.

– Именно поэтому и проиграете на соревнованиях, – тренер повернулся к Вике. – Твой удар – гром, но без молнии. А ты… – он кивнул Матвею, – молния без грома. Скучно.

Они переглянулись. В углу зала, на скамейке, лежала смятая фольга от жвачки. Вика потянулась к карману – записка «кофе vs бургерная» заставила ее собраться.

– Повторим? – неожиданно предложил Матвей.

– Только без клоунады, – она кивнула.

На этот раз они двигались иначе. Её удары стали точнее, его – осознаннее. Даже Сергей Николаевич перестал ворчать. Когда Артём Валерьевич хмыкнул: «Лучше», – Вика поймала себя на мысли, что улыбается.

После тренировки, у раздевалки, Матвей сунул ей новую жвачку.

– Завтра? – спросил он просто.

– Кофе после соревнования, – она развернула фольгу. На обороте – его каракули: «Даже если проиграешь».

Глава 6

Бургерная. Вечернее солнце пробивалось сквозь жалюзи, освещая столы неровными полосами света. Матвей откинулся на спинке стула, подбрасывая кусочек картошки вверх. Картошка падала ему в рот с третьей попытки, а Вика, сидя напротив, причмокивала от остатков холодного кофе. Ее спортивная сумка валялась под столом – сегодняшний спарринг она проиграла, но вместо злости на лице читалось облегчение. Награда за участие – бесплатный большой кофе и пирожное – казалась смешной, но её это устроило.

Когда вика пошла за второй порцией пирожного, ей пришла смс от Жени "Обернись". Девушка обернулась и увидела за окном стояла её лучшая подруга размахивающая руками, привлекая внимание не только Виктории, но и всех присутствующих. Матвей сдерживался, чтобы не рассмеяться на весь зал. Вика забрала сладость и направилась обратно.

Ребята знали друг друга уже пару лет, в тот день, Вика буквально впихнула Женю в переполненный спортзал, тыкая пальцем в афишу: «Ты обязана посмотреть!»

Женя, сонная после ночных съёмок рекламы зубной пасты, упала на жесткую трибуну и чуть не сломала каблук. Вокруг пахло потом, резиной матов и чем-то сладким – кто-то рядом жевал вату.

И тогда вышел он.

Высокий, в чёрном кимоно. Никакой театральности, никаких криков – только резкие, точные движения. Когда соперник сорвал с него повязку, тёмные волосы рассыпались по лицу. Он даже не замедлился – просто продолжил бой.

– Круто, да? – Вика вопила на ухо.

– Профессиональный циркач, – фыркнула Женя, но не отрывала глаз.

– Я по твоему, тоже циркач? – возмутилась Вика.

Евгения её проигнорировала, наблюдая за боем. Она заметила три вещи. Первое когда он хромал после победы, но выпрямился, как только их взгляды встретились. Женя заметила это случайно. Когда судья объявил его победителем, он резко развернулся к трибунам – и на долю секунды его лицо исказила гримаса боли. Правая нога явно подкосилась, когда он сошел с татами. Но в тот момент, когда его взгляд (тёмный, неожиданно спокойный для только что закончившего бой человека) скользнул по трибунам и случайно наткнулся на её лицо, тело мгновенно преобразилось. Спина выпрямилась, плечи расправились, походка стала ровной – будто и не было той едва заметной хромоты секунду назад.

Второе – его руки были в шрамах, но пальцы – удивительно длинные и аккуратные. Когда он снимал перчатки, Женя невольно пригляделась. Тыльная сторона ладоней была испещрена мелкими белыми линиями – старыми шрамами от порезов и, возможно, ожогов. Но сами пальцы… Они казались несоразмерно изящными для бойца – длинные, с четко очерченными суставами, с аккуратными ногтями, подстриженными "под корень". Такие руки, думала Женя, должны принадлежать пианисту или хирургу, а не парню, который только что отправил соперника в нокаут.

И последний момент, во время вручения кубка, он покраснел до кончиков ушей. Церемония награждения выдалась нелепой. Перевозбуждённый ведущий кричал в микрофон, плохо работала аудиосистема, а кубок оказался настолько огромным, что Матвей явно не знал, куда его деть. Когда его имя объявили по громкой связи, по лицу пробежала тень смущения. Он неуклюже перехватил трофей, и в этот момент его смуглая кожа приобрела явный багровый оттенок. Особенно заметно покраснели уши – они буквально горели, контрастируя с тёмными волосами. Женя видела, как он стиснул зубы, будто пытаясь усилием воли остановить этот предательский румянец.

После вручения Вика схватила Женю за руку и потащила сквозь толпу, не обращая внимания на её протесты.

– "Матвей!" – Вика буквально врезалась в него плечом, заставив оступиться. Он как раз пытался запихнуть нелепый кубок в спортивную сумку, но тут же выпрямился, будто на параде.

– "Знакомься, это Женя!" – Вика толкнула её вперед. – "Мы вместе в кофейне работаем. Ты же обещал зайти как-нибудь!"

Женя, всё ещё раздражённая тем, что её выдернули с трибуны, едва не наступила на чей-то брошенный бинт. Она подняла взгляд – и оказалась нос к носу с тем самым бойцом. В близи он выглядел иначе. Глаза. Вблизи оказались не просто тёмными, а с едва заметными золотистыми крапинками вокруг зрачков.

– Привет, – выдавила Женя.

– Я… э-э… тоже привет, – он ответил так, словно слова застряли у него в горле.

Вика фыркнула и, к ужасу Жени, схватила его за запястье, притянув ближе:

– Она актриса! Ну, почти. Снимается в рекламе. Вчера был ролик с ней – про зубную пасту, видел?

Женя готова была провалиться сквозь пол.

Матвей вдруг оживился:

– Видел! – затем замолчал, будто осознав, что признался в чём-то постыдном.

Пауза затянулась.

– Ну, ладно, я пойду… – Женя сделала шаг назад.

– Заходи....! – вдруг выпалил он, тут же покраснев. – То есть… я зайду, попробовать кофе!

Вика закатила глаза:

– Боже, да познакомьтесь вы нормально! – и нарочито громко добавила: – Жень, у него день рождения через неделю. А он терпеть не может торты. Намёк поняла?

Матвей посмотрел на Женю с немым ужасом.

– Поняла, – ухмыльнулась она. – Придётся испечь самый противный торт в мире.

И впервые за вечер он рассмеялся – глухо, сдавленно, но искренне.

Через неделю он действительно пришёл в кофейню. С тортом вышла накладка – Женя забыла, что ненавидит готовить. Но эспрессо она сделала идеально. Горький. Крепкий. Как он любил.

Однажды, когда она порезала палец ножом для овощей, он молча протянул пластырь с единорогами.

– Это детское, – засмеялась Женя.

– В аптеке только такие были, – он потупился, но не ушёл, пока не убедился, что она его наклеила.

А Вика до сих пор ржёт, вспоминая, как познакомила «циркача» и «королеву реклам».

Женя уже подошла к столику, оперлась на спинку свободного стула и бросила сумку с актерскими сценариями на сиденье. Её блондинистые волосы, собранные в небрежный хвост, казались пурпурными под неоновой вывеской, а на щеке осталось пятно от грима – видимо, спешила с очередного кастинга.

– Хей, привет. О, Матвей, давно тебя не видела, – она улыбнулась, поправляя прядь, выбившуюся из резинки. – Чего за кофе не заходишь?

Матвей, поймав картошку, медленно прожевал её, прежде чем ответить. Его взгляд скользнул по её лицу, задержавшись на маленькой родинке у правого глаза.

– Я в твою смену не попадаю. Там какая-то девчонка с косичками, – он сделал паузу, нарочито сморщив нос. – Кофе у неё, конечно, хуже твоего. Но не сильно.

Женя улыбалась, опускаясь на стул. Её колено случайно коснулось его ноги под столом, и она отодвинулась.

– А-а, это Марина. Она новенькая, – кивнула она, быстро переведя взгляд на Вику. – Вика же ушла.

Вика, до этого молча ковырявшаяся в телефоне, подняла голову. В её руках был открыт мессенджер с перепиской по работе – новые уведомления всплывали каждые две секунды.

– Ушла, да, – коротко бросила она, отложив телефон. – Защита проекта, презентации… Кстати, Жень, ты не видела мой павербанк?

Женя покопалась в сумке, достала чёрный прямоугольник и протянула Вике. Та взяла его, даже не взглянув, и снова уткнулась в экран.

– Опять ваше тхэквондо-шоу? – спросила она, указывая на сумку Вики. Голос звучал устало, но с уголков губ не сползала улыбка.

Матвей поймал картошку и замер, разглядывая её лицо. Пурпурный отблеск волос, тень от ресниц, грим, похожий на грязное пятно – всё это делало её чужой, незнакомой. И почему-то это его бесило.

– Ты опять в роли зомби из массовки? – кивнул он на щёку.

Женя машинально провела ладонью по коже, смазав пятно в размытое пятно.

– Нет. Это был… эксперимент. Режиссёр хотел "драмы в деталях".

Вика глубоко вздохнула, отодвигая пустую чашку:

– Надеюсь, тебе заплатят хотя бы за грим.

Женя не ответила. Вместо этого она потянулась к пирожному на тарелке Вики, но передумала, сжав пальцы в кулак. Матвей заметил это движение. Он молча пододвинул к ней свою порцию картофеля.

– Не хочу, – буркнула она, но через секунду уже жевала, будто крадя еду у самой себя. – Завтра в зале будешь? – спросила она, глядя в окно, где неоновая вывеска мигала названием бургерной.

– Не знаю. А что? – Сказал парень, успокоившись от выступления Жени.

– Короче, ребят. Вы же хорошо владеете тхэквондо. Ну, допустим. Вот, мне нужны ваши экспресс-курсы. Мне предложили роль в боевике – там нужны базовые умения, а я соврала, что умею… – она замолчала, сжав страницы так, что бумага хрустнула. – Спасайте. Этот фильм может быть моим прорывом. Мне нужно записать видеоролик и прислать менеджеру через неделю.

Вика перевела взгляд на Матвея. Он перестал улыбаться.

– Ты понимаешь, что наснимаешь, если будешь тупо повторять движения? – спросила Вика, вертя в руках пустую чашку.

– Там же техника, постановка…

– Знаю! – Женя резко поднялась. – Потому и прошу вас. Ты же говорила, что я быстро учусь.

Матвей молчал. Его взгляд скользил по ее рукам – нервно сжатым кулакам, коротко подпиленным ногтям. Она всегда так волновалась перед кастингами.

– Начнем завтра, – вдруг сказал он. – В семь утра, в зале.

– Серьезно? – Женя замерла.

– Если хочешь провалиться – проспи.

Женя замерла. Вика, не отрываясь от телефона, едва заметно ухмыльнулась.

– Завтра я на кастинге с утра, – ответила Женя, избегая его взгляда. – Но после шести… свободна.

– Ну, значит, перенесем на вечер.

– Без меня, у меня за эти дни работы прибавилось, – прервала Вика.

Он кивнул, слишком быстро, и снова принялся подкидывать картошку. Она наблюдала, как он ловит её уже с десятой попытки.

– Ладно, мне пора, – слегка смущенная Женя вскочила, хватая сумку. – Завтра… э-э… спасибо за помощь.

Когда она скрылась за дверью, Вика наконец оторвалась от экрана:

– Ну и зачем соврал, на счет того, что Марина варит кофе хуже?

– Отстань, – буркнул он, но уголки губ дрогнули.

На улице Женя шла к метро, сжимая в руке телефон. Сообщение от менеджера: «Завтрашний кастинг перенесли на три дня вперед. Свободна на весь день». Она замедлила шаг, обернулась к бургерной. В окне виднелась его спина – он снова подкидывал картошку.

«Постараюсь», – решила она и ускорилась, пряча улыбку в воротник куртки.

Утро встретило их холодным воздухом спортзала. Женя в ярких розовых легинсах и белой майке Вики, которую когда-то одолжила, но так и не вернула, повторяла стойки. Ткань майки была на размер больше, сползала с плеча, и Матвей раз за разом поправлял её, стараясь не смотреть на полоску обнажённой кожи. Его пальцы задерживались на её плечах дольше, чем требовалось, и он быстро убирал их, будто обжигаясь.

– Колени согни, – говорил он, стоя так близко, что его дыхание касалось её затылка. – Центр тяжести здесь, а не на пятках.

Женя кивала, но едва он отходил, теряла равновесие.

– Ты как пингвин на льду, – бросила он, когда Женя в пятый раз завалилась на бок.

– Пингвины хотя бы милые! – огрызнулась та, вытирая пот со лба.

Матвей молча протянул ей воду. Бутылка была холодной – то что нужно.

После третьего дня тренировок Вика продолжала отказываться прийти, ссылаясь на проекты. Женя знала, что это враньё – та просто оставляла их наедине. Матвей продолжал помогать, показывая связки ударов, и каждый раз, когда её кулак едва не задевал его лицо, он хватал её за запястье, медленно поправляя траекторию.

– Зачем согласился? – спросила она однажды, вытирая лицо полотенцем. – Ты же мог сказать «нет» или « у меня нет времени на это».

Он отвернулся, собирая разбросанные по полу протекторы.

– Ты бы всё равно нашла способ научиться. Лучше я, чем какой-нибудь идиот из YouTube.

Женя собиралась пошутить, но удержалась, понимая, что в ответ получит дополнительный час тренировки. Она потянулась к нитке, свисающей с его плеча, чтобы поправить её, но в последний момент передумала.

– Спасибо, – прошептала она вместо этого.

Матвей резко выпрямился,посмотрел на неё и улыбнулся.

– Не за что.

Они замолчали. Гул кондиционера заполнил тишину. Женя заметила, как он сжимает и разжимает ладони – привычка после старых травм запястий.

– Завтра принесу тейп, – сказала она, надевая куртку. – У меня есть фиолетовый. Под цвет твоей… э-э… сумки.

Он не стал говорить, что ненавидит фиолетовый. Просто кивнул.

На улице Женя шла домой, разглядывая свои руки. Там, где он поправлял её стойку. «Глупости», – подумала она, но набрала номер сестры-парикмахера.

Женя слегка запыхавшись: Ань, привет… Ты не поверишь, что сегодня случилось!

Аня игриво: Если ты опять пролила кофе на режиссёра – я тебя спасать не буду. Или это про того парня с кастинга?

Женя: Ну… типа. Мы тренировали боевую сцену, и он… пауза Он поправлял мне стойку. Руками. Как будто я вообще не смотрела ролики!

Аня с преувеличенным ужасом: О боже, он прикоснулся к тебе?! Прямо вот… к плечу? К спине? К бедру?! хихикает

Женя фыркает: Аня! Я серьёзно! Он сказал, что мой удар выглядит, как у пьяной панды. А потом полчаса объяснял, как «правильно» двигаться. И теперь я вообще не уверена, что смогу на кастинг прийти!

Аня переходя на деловой тон: Слушай, если он такой эксперт – почему до сих пор не снялся в «Джоне Уике»? Может, сам лукавит? Или… снижает голос просто хотел постоять с тобой в обнимку под видом тренировки?

Женя смеётся: Прекрати! Я же реально волнуюсь. Что, если я провалюсь из-за дурацкой техники?

Аня решительно: Тогда завтра беру выходной, приезжаю к тебе, и мы репетируем до упора. Я буду кричать «кия!» и кидать в тебя подушки. А ещё… Купим наколенники. На случай, если «тренер» снова захочет тебя ловить.

Женя сквозь смех: Ты невозможна! Но спасибо… Правда, может, просто подскажешь, как не выглядеть идиоткой?

Аня мягче: Жень, ты ради кастинга месяц махала кулаками перед зеркалом. Ты справишься. А если этот тип правда такой крутой – пусть покажет, как падать красиво. Желательно на твоих глазах. Шесть раз.

Женя успокаиваясь: Ладно… Завтра жду, и мы повторим связки. Только без подушек, договорились?

Аня с пафосом: Отказываешься от экстрима? Тогда добавлю музыку из «Рокки» и бандану. Чтобы он обзавидовался.

Женя смеётся: Идиотка… Спасибо. До завтра.

Аня: Не благодари. И, Жень? Если он снова начнёт… ударь его в голень. Проверь, как он реакцию отрабатывает

Гудки. Женя, всё ещё улыбаясь, разминает плечи, вспоминая замечания «тренера»

Вечер перед дедлайном. Женя сидела на холодном полу, прислонившись спиной к стене, которая до сих пор хранила следы ударов – шероховатые трещины и сколы. Её пальцы дрожали, листая отснятые кадры на телефоне. Рядом валялись пустые бутылки с водой.

Матвей сидел в полуметре от неё, его колени случайно касались её ноги. Он будто нарочно держал дистанцию…

– Получилось? – спросила Женя.

Он взял телефон, его пальцы, медленно провели по экрану. Кадры прыжков были смазанными, удар в финале – слишком робким. Но когда на экране появилось её лицо, повёрнутое к камере с упрямым оскалом, Матвей замер. Глаза Жени горели, как угли в пепле, и это было важнее любой техники.

– Да, – ответил он твёрдо, почти резко, будто отрубил сомнения топором.

Он не сказал, что её блок напоминал попытку поймать ветер, а удар – усталого голубя. Вместо этого его рука сама потянулась к ней, обняв за плечи. Женя прижалась к его груди, и сквозь тонкую ткань спортивной кофты почувствовала ритм его сердца – учащённый, неровный.

– Спасибо, – прошептала она, пряча лицо в складках его одежды.

– Не за что, – он отстранился так резко, будто её кожа обожгла его ладонь. Вскочил на ноги, отряхиваясь от невидимой пыли, и потянулся к бутылкам, чтобы занять руки.

Женя подняла голову, но встретила лишь его профиль – напряжённую линию челюсти, взгляд, упёршийся в трещину на стене. Он оставил её неделю назад, когда Вика спровоцировала его на «демонстрацию силы».

– Завтра отправляешь? – спросил он, сжимая пластик так, что бутылка захрустела.

– Если не передумаю, – она встала, чувствуя, как дрожь в коленях поднимается выше – к животу, к горлу.

Матвей резко обернулся:

– Не смей.

Она фыркнула, но смех застрял в горле. Его пальцы, впившиеся в её плечо минуту назад, будто оставили ощущение тепла. Женя наклонилась за сумкой, чтобы скрыть дрожь в руках:

– Ладно, мастер. Завтра узнаешь первым.

Он кивнул, выключил свет. Шаги к выходу гулко отдавались в пустом зале, смешиваясь с тиканьем часов на стене.

На улице ветер развивал волосы Жени, забираясь под куртку, но холод шел изнутри – от сжавшегося в комок желудка. Она ждала, что он предложит проводить, как тогда, после первой тренировки, когда они шли под дождём, и он натянул капюшон ей на голову со словами: «Чтобы грипп не сорвал график». Но сейчас Матвей стоял, переминаясь с ноги на ногу.

– Спокойной, – бросила она, поворачиваясь к станции.

– Жень! – он догнал её за два шага, схватив за локоть. – Ты… – голос сорвался, затерявшись в шуме ночного города. – Они обязаны тебя взять. Потому что…

Она замерла, не дыша. Его пальцы всё ещё сжимали её рукав, словно боясь отпустить.

– Потому что ты упрямая как… – он запнулся, ища сравнение, и вдруг рассмеялся – глухо, сдавленно. – Как твоя Мерлин Монро.

Женя повернулась, и в свете фонаря увидела его лицо – усталое, но мягкое.

– Спасибо, – она улыбнулась в ответ, и вдруг поняла, что уже не дрожит.

Дома Женя пять раз пересмотрела видео. Каждый удар, каждое движение – всё казалось неуклюжим. Но когда она дошла до кадра, где Матвей поправляет её стойку, его рука на её плече, пальцы слегка сжатые, она нажала «отправить». Письмо Вике было коротким: «Делай что хочешь. Я больше не могу это смотреть».

Через час телефон завибрировал. Вика: «Как скажешь, подумаю, что можно сделать,ха-ха.»

Женя вскочила с кровати, набирая номер:

– «Что ты задумала, Эйнштейн?»

– «Секрет, потом при встрече расскажу, ну всё, у меня завтра ещё встреча с людьми из научного департамента,надо не облажаться», – сказала Вика, и на фоне послышался звук миксера.

– «Эй, так не честно…» – начала Женя, но связь прервалась.

Она швырнула телефон в подушку и вернулась к монтажу. Вырезала все провальные моменты, оставив только чёткие удары и… тот самый кадр с его рукой. «Для контекста», – убедила себя, добавляя титры.

В три ночи дверь в квартиру захлопнулась. Сестра Жени, Аня,которая решила пожить у неё недельку, влетела в комнату с пакетами из фастфуда:

– Я умираю с голоду! Ты чего не спишь?

– Ролик монтирую. Ещё Вика что-то задумала,даже представить не могу,что именно она хочет сделать,учёные непредсказуемы, – буркнула Женя, увеличивая громкость саундтрека.

Аня заглянула в экран, жуя картошку:

– О, это тот парень который тебе помогал с… как оно там…неважно. Добавь замедление здесь, будет вау.

Не спрашивая, она вырвала мышь и вклинила эффект слоу моу. Женя хотела возмутиться, но кадр с Матвеем, поворачивающимся к камере, стал идеальным.

– Спасибо, – пробормотала она.

– С меня мороженое, – Аня плюхнулась на диван. – И познакомь меня с ним. Для… гм… оценки актёрского потенциала.

– Он не актер

– Правда? На мой взгляд у него есть все шансы стать новым кумиром, как минимум из-за внешности.

– Аня, не говори глупости,он спортсмен.

– Ну и что,это не отменяет того факта, что он красавчик.

Глава 7

Лаборатория охваченная тихим хаосом. Запах этанола смешивался с едким ароматом перегретого металла, а мерцание экранов компьютеров отбрасывало синеватые блики на стены, заставленные пробирками и молекулярными моделями. Виктория стояла у центрального стола, её пальцы нервно листали стопку распечатанных графиков. Каждая цифра, каждая кривая на графиках казалась ей теперь подозрительной, словно данные могли предать её в любой момент. Она сжала губы, чувствуя, как капли пота скатываются по спине под плотным лабораторным халатом. Его белизна контрастировала с её тёмными, собранными в безупречный пучок волосами – ни одной пряди не смело выбиться из-под контроля.

Сергей, напротив, двигался по лаборатории с невозмутимостью метронома. Его слегка помятая голубая рубашка с закатанными рукавами выдавала ночи, проведённые за работой, но в каждом жесте читалась уверенность. Он наклонялся к реактору, поправлял клапаны, сверялся с показаниями на планшете. Его спокойствие действовало Виктории на нервы, как тиканье часов в ночной тишине.

– Ты уверен, что подключил реактор правильно? – её голос прозвучал строго. Она не смогла сдержаться, заметив, как он игнорирует её список проверок.

Сергей медленно поднял голову, и его светлые глаза встретились с её взглядом. В уголке его губ читалась усмешка.

– Лучше проверь свои расчеты, прежде чем учить меня, – ответил он, намеренно растягивая слова. – А то вдруг твои формулы решат взбунтоваться перед комиссией.

Виктория ощутила, как жар раздражения поднимается к щекам. Она резко отодвинула стул и встала, чтобы приблизиться к нему. Её каблуки отчётливо стучали по кафельному полу, нарушая монотонный гул приборов.

– Мои расчеты идеальны, – прошипела она, тыча пальцем в схему на экране. – А вот если твой «шедевр» сегодня взорвётся, объяснять придётся нам обоим.

Сергей не отступил. Он перевёл взгляд на реактор, затем на неё, и в его взгляде мелькнуло что-то вроде азарта.

– Взрывы – это твоя специализация, Вика. Я же просто делаю, то что умею лучше всего, – он щёлкнул переключателем, и реактор ожил. – Видишь? Всё на месте. Можешь продолжать паниковать в одиночестве.

Она хотела парировать, но в дверь лаборатории постучали. Техник-практикант робко просунул голову, сообщив, что до презентации остался час. Виктория резко развернулась к столу, схватив флешку с презентацией.

«Почему он всегда должен быть таким… таким…» – мысленно рычала она, листая слайды. Но даже в ярости она не могла отрицать: его часть работы была безупречна. Реактор гудел ровно и четко.

Сергей тем временем достал из ящика пару энергетиков, поставил один рядом с её ноутбуком.

– Чтобы не упала в обморок от усердия, – бросил он, прежде чем отвернуться к своим чертежам.

Она не поблагодарила. Но когда он вышел проверить подключение генератора, её рука потянулась к банке сама собой. Холодок напитка смешался со вкусом досады – и чего-то ещё, что она не хотела признавать.

Лаборатория замерла в ожидании. Виктория поправила манжету халата, отряхнулась от невидимой пыли, переводя взгляд на дверь. Её ладони слегка вспотели, но голос, когда она репетировала вступление, звучал чётко и звонко. Сергей, прислонившись к стойке с оборудованием, лениво перебирал пульт для слайдов. Его взгляд скользнул по её спине – прямой, как струна, – и он едва заметно усмехнулся.

– Готовы? – спросил он, но это прозвучало скорее как утверждение, чем вопрос.

– Перманентно, – бросила она через плечо, не оборачиваясь.

Дверь распахнулась с тихим скрипом. Первым вошёл декан, Игорь Васильевич, его седая борода контрастировала с моложавой энергичностью жестов. За ним следовали двое инвесторов: женщина в строгом костюме-двойке, чей взгляд сразу же устремился к реактору, и мужчина лет пятидесяти с дорогими часами на запястье, который уже достал блокнот.

– Виктория, – кивнул декан, и девушка почувствовала, как учащается пульс. – Покажите, на что способна ваша команда.

Она сделала шаг вперёд, подчистив голос. Лампы приглушились, и экран за её спиной ожил, залив стены голубоватым светом.

– Уважаемые коллеги, – начала она, и даже Сергей невольно выпрямился, услышав эту твёрдую интонацию. – Сегодня мы представляем будущее энергетики. Биотопливо, которое не просто снижает выбросы, но и превосходит традиционное топливо по эффективности.

На экране возникла диаграмма: зелёные столбцы их разработки возносились вверх, оставляя далеко позади красные отметки нефти. Инвестор в костюме-двойке приподняла бровь, а мужчина с блокнотом замер с ручкой в воздухе.

– Представьте: 40% меньше CO₂ при вдвое большей энергоотдаче, – Виктория жестом выделила график, её ноготь щёлкнул по указке. – И всё это – из возобновляемого сырья. Отходы сельского хозяйства, водоросли, даже органический мусор.

Сергей незаметно переключил слайд. Появилась 3D-модель реактора, медленно вращающаяся в воздухе. Он сдержал улыбку, заметив, как Виктория слегка наклонилась вперёд, словно пытаясь загипнотизировать аудиторию.

– А вот наши последние испытания, – она кивнула Сергею, и экран заполнился видео: биотопливо горело ровным пламенем в тестовой камере, датчики показывали стабильные цифры. – Ни сажи, ни токсичных испарений. Чистая энергия.

Декан одобрительно хмыкнул, а женщина-инвестор наклонилась к коллеге, что-то быстро записывая. Виктория почувствовала прилив уверенности.

– Теперь о цифрах, – она повернулась к экрану, но слайд уже сменился – Сергей предугадал её шаг. Перед комиссией всплыли расчёты себестоимости: их биотопливо было дешевле нефти на 15%.

– Это… впечатляет, – не выдержал мужчина с блокнотом, и Виктория поймала взгляд Сергея. Он стоял в тени, пульт в одной руке, вторая замерла на кнопке резервного генератора. Его глаза блеснули – короткая вспышка гордости, которую он тут же погасил.

– Спасибо, – ответила она, не сбиваясь. – Но главное – масштабируемость. Через год мы сможем…

Внезапно реактор издал низкий гул. Виктория замолчала на полуслове. Сергей, не меняя выражения лица, нажал что-то на панели управления. Гул стих, а на экране, будто ничего не произошло, появился слайд с графиком роста производства.

– Через год, – продолжила Виктория, чуть медленнее, следя за реактором краем глаза, – мы сможем обеспечить энергией город с населением в 100 тысяч человек.

Декан начал аплодировать. За ним подхватили инвесторы. Сергей переключил на промежуточный слайд – логотип проекта на фоне земного шара, обвитого ростком.

– Вопросы? – Виктория сложила руки, стараясь не смотреть на Сергея, который теперь стоял у реактора, якобы проверяя датчики. Его спина была напряжена – только она заметила это.

– Как насчёт сырьевой базы? – спросила женщина-инвестор. – Не столкнёмся ли с дефицитом?

– Мы используем то, что другие считают мусором, – Виктория улыбнулась, и Сергей, ловя её тон, нажал кнопку. На экране появились фото полей с отходами кукурузы, мусорных полигонов. – Это неиссякаемый ресурс.

Комиссия закивала. Сергей расслабил плечи, скрестив руки на груди. Его взгляд скользнул по профилю Виктории – щеки румяные, глаза горят. «Чёрт, она хороша», – мелькнуло у него, прежде чем он заставил себя смотреть на показания датчиков.

– Благодарю, Виктория, – декан поднялся. – Ваш проект…

Но его слова потонули в новом гуле реактора. На этот раз громче. Виктория едва успела среагировать:

– Это часть демонстрации! – перебила она, и Сергей, как по сигналу, нажал скрытую кнопку. Реактор выпустил облако пара, которое тут же рассеялось фильтрами.

– Показываем процесс очистки, – солгала она, бросая Сергею взгляд, полный немого вопроса. Он ответил едва заметным кивком: «Всё под контролем». И вдруг…

Лампы мигнули, лабораторию поглотила темнота. Экран погас с тихим шипением. Гул приборов сменился гробовой тишиной, нарушаемой только аварийным свистом где-то в вентиляции.

– Что за чёрт?! – вырвалось у Виктории прежде, чем она успела сдержаться. Её пальцы впились в край стола, пытаясь уловить хоть проблеск света. Из коридора доносились голоса техников: «Генератор! Перегрузка в сети!».

Она рванула к ноутбуку, ударив коленом о стул. Экран устройства выдавал «зависание системы». «Нет, нет, НЕТ!» – мысленно закричала она, тыча в кнопку перезагрузки. Файлы презентации – графики, расчёты, видео испытаний – превратились в набор бессмысленных иероглифов.

– Виктория, – голос декана прозвучал как удар хлыста, – это часть демонстрации?

Она застыла, чувствуя, как ледяная волна накатывает от макушки до пят. В аварийной подсветке лица комиссии казались масками: приподнятые брови, сжатые губы, пальцы, барабанящие по портфелям. Женщина-инвестор достала телефон – плохой знак.

– Всё… всё под контролем, – солгала Виктория, голос дрогнул. Она рванула к резервному компьютеру, запуская его дрожащими руками. Система загружалась мучительно медленно. «Почему я не сделала бэкап? Почему не проверила генератор?»

Сергей, невидимый в темноте, шагнул к электрощиту. Луч фонарика выхватил его профиль – сжатые челюсти, сосредоточенный взгляд. Он молча отсоединил перегоревший предохранитель, но генератор лишь хрипло кашлянул и замолк.

– Нужен замен… – начал он, но Виктория перебила, в отчаянии хлопая по монитору:

– Не сейчас! – Её ноготь сломался о корпус компьютера.

Тем временем декан уже набирал номер на своём телефоне. «Отзовут финансирование. Закроют лабораторию. Всё потеряно…» – мысли метались.

– Может, продолжим без визуализации? – предложил мужчина с блокнотом, но его тон ясно давал понять: шансов нет.

Виктория закрыла глаза, пытаясь вспомнить цифры наизусть. Но мозг выдавал лишь обрывки: «38%… нет, 40%… или 35?..».

– Сергей, – прошептала она, не ожидая ответа, – помоги…

Но он уже исчез в коридоре, оставив её один на один с нарастающим гулом перешёптываний. «Дилетанты», «переоценили возможности», «недоработки» – обрывки фраз долетали, как плевки.

Внезапно где-то внизу взревел двигатель. Свет вспыхнул, ослепив всех. Виктория ахнула, заслоняя лицо рукой. На экране за её спиной ожил логотип проекта.

– Генератор… как?.. – обернулась она, но вместо ответа услышала голос Сергея из-за двери:

– Продолжайте, Виктория. У вас есть ровно пять минут.

Его тень мелькнула в проёме – он что-то кричал техникам, голос хриплый от напряжения. Виктория вдохнула, собирая волю в кулак, в мыслях пролетело:

«Он что, подстроил этот цирк? Генераторы просто так на дороге не валяются.»

Виктория вцепилась в указку, мысленно посылая ему проклятия. Но даже в ярости отметила: он не стал приписывать себе спасение презентации.

– Как я и говорила… – она нажала на пульт, и слайд с графиком возник вновь, будто ничего не случилось. Но её руки дрожали так, что указка танцевала по экрану.

Где-то за стеной гремел чужой генератор, привезённый Сергеем. Где-то он сам, весь в машинном масле и пыли, настраивал систему. А она, стиснув зубы, доносила до комиссии то, во что верила сильнее, чем в собственное дыхание.

И лишь когда инвесторы зааплодировали, приняв это за эксклюзивную демонстрацию, Виктория позволила себе облокотиться на стол.

– Редко вижу такое профессиональное партнёрство! – провозгласил декан, обращаясь к инвесторам. – Слаженность, импровизация – именно так рождаются прорывы!

Виктория застыла. Женщина в костюме-двойке улыбалась, а мужчина с блокнотом уже доставал визитку. Сергей, стоя в дверях с потёртой тряпкой в руках, вытер пятно масла на щеке, оставив размытую полосу. Его взгляд встретился с её взглядом – и он едва заметно кивнул: «Ты молодец».

Когда комиссия двинулась к выходу, Сергей незаметно подошёл к Виктории.

– Черт, возьми, что это сейчас было? – прошептала она, не глядя на него.

– Дизельный генератор «Нефтегаз-М» – собственность отца. Стоит на складе в трёх кварталах отсюда. Я договорился о резерве ещё вчера, – он бросил взгляд на часы. – Маргарита, моя ассистентка, должна была…

– Значит, ты предвидел, что всё пойдёт к чёрту? – перебила Виктория, приближаясь.

– Предвидел, что ты забудешь проверить сеть под нагрузкой, – парировал он, снимая перчатки. – После твоего вчерашнего «Я сама всё рассчитала» попросил отца о страховке.

Она открыла рот для новой атаки, но заметила, как его пальцы дрожат. Он тоже нервничал. Внезапно это её обезоружило.

Его пальцы слегка коснулись её ладони, оставив холодный металлический прямоугольник – флешку.

– Бэкапы, – пробормотал он, отводя глаза к реактору. – На всякий случай… делал их каждую ночь.