Протокол
Меня зовут Марек. Фамилию опущу – не потому, что боюсь, а потому что за все годы работы никто её не спрашивал. Она осталась в той части жизни, где люди называли друг друга по имени не из протокола, а просто так – по привычке. Здесь же, на этом посту, я просто «консьерж». Или «наблюдатель». Или «тот, кто сидит». Я привык.
Мой пост – в холле. Место, где встречаются запах хлорки, капли дождя с улицы и холодный свет люминесцентных ламп. Говорят, раньше в холлах вешали картины и кашпо с живыми растениями, чтобы людям было уютнее. Теперь на стене висит табло с расписанием проверок, а рядом – сенсорная панель, которая давно не работает. Под табло – мой стол. Удобный, низкий, собранный будто специально для того, чтобы я мог сидеть и быть незаметным. И, в то же время, видеть всё.
Сижу с восьми до восьми. Ночная смена. Самая тихая, самая мрачная. И, как по мне, – самая правдивая.
Люди в темноте другие. Они реже улыбаются, меньше врут, чаще забывают, какую маску надевали утром. Ночью с них сходит дневная лоснящаяся обёртка, и остаются только кожа, кости – и, что самое важное, внутреннее отклонение, которое система должна уметь засечь.
Моя задача – проверять документы.
Это звучит просто, но только снаружи. На деле – это почти как исповедь.
Каждый входящий – потенциальный сбой. Каждый документ – точка входа в сеть.
Сканер считывает не только личность. Он ищет… несовпадения. Рассинхронизацию.
Мы, конечно, не знаем точно, что именно он находит. Нам не положено.
Нам сказано: проверяй. Если отклонение – вызывай.
Просто и чисто. Как инструкция к микроволновке.
Сегодня всё начиналось тихо.
В 22:04 пришёл старик Ковальски. Он каждый вечер возвращается в одно и то же время, будто не живёт, а совершает ритуал. Вечно жалуется на воду, лифты, соседа сверху, который, по его словам, точно подменён.
– Добрый вечер, пан Марек, – говорит он.
– И вам, пан Ковальски, – отвечаю я.
Он трясущейся рукой подаёт карточку. Я сканирую. Зелёный индикатор.
– Проходите, – говорю. Он кивает и идёт дальше, даже не оборачиваясь.
Он знает, что я всегда здесь. Знает, что если бы что-то пошло не так – он бы не прошёл.
В 22:17 – молодая пара с шестого.
Смешные. Он – угловатый, нескладный, в громоздких очках, типичный айтишник, у него даже походка какая-то квадратная. Она – с хвостиками, в шапке с ушками. Всегда радостная. Мне это не мешает.
– Доброй ночи, – хором.
– Документы, – спокойно.
Подают. Сканер пищит дважды – два зелёных огонька.
– Всё в порядке.
– Спасибо, пан Марек, – улыбаются. И проходят.
А в 22:39 пришёл третий.
С первого взгляда – обычный. Средний рост, лицо спокойное, одежда без логотипов, обычного кроя. Нейтральный. Такой, каких в городе тысячи. Миллионы.
Но в этом и была проблема.
Слишком нейтральный.
Люди не бывают такими ровными. Настоящий человек – всегда чуть-чуть кривой и неправильный.
Он вошёл, глянул на меня, кивнул вежливо.
– Добрый вечер.
Я кивнул в ответ, уже взяв карточку.
Поднёс к сканеру.
Писк.
Но экран остался тёмным.
Повторил.
Писк другой – чуть тише.
И снова – пусто.
Онаааааааааааааааааааааааааааааааааааааааааааааааааааааааааааааверсальный сигнал: ожидайте.
В то же мгновение, без лишних движений, я нажал на правую панель. Одним лишь кончиком пальца, чтобы не было слышно. Сигнал ушёл. Без лишних слов.
Он всё понял.
Не спорил. Не суетился. Просто медленно выпрямился, как будто ждал этого – и даже был слегка разочарован, что всё закончилось так быстро.
Я вернул карточку. Он не взял. Только повернулся – и ушёл назад, к двери.
Туда, откуда пришёл.
Но он не выйдет – я знаю.
Когда он дойдёт до лифта, двери не откроются. Гул вентиляции прекратится. А свет – станет жёлтым, холодным, как в подземных тоннелях.
Я не знаю, что с ним будет дальше.
Это – не моя зона.
Внизу, на техуровне, сработала блокировка. Зажёгся оранжевый индикатор: это значит, что зачистка активна.
Я вернулся к пульту. Взял кружку. Кофе давно остыл, но я сделал глоток – привычка.
Посмотрел на часы: 22:42.
Скоро придёт следующий.
И каждый раз – всё то же.
Сидишь.
Смотришь.
Проверяешь.
И принимаешь решение, которое никогда не обсуждается.
Потому что в этой системе обсуждать – нельзя.
Нужно просто быть частью. Деталью. Участком холодной, бесперебойной проверки.
Прошёл или нет.
Вот и весь выбор.Меня зовут Марек. Фамилию опущу – не потому, что боюсь, а потому что за все годы работы никто её не спрашивал. Она осталась в той части жизни, где люди называли друг друга по имени не из протокола, а просто так – по привычке. Здесь же, на этом посту, я просто «консьерж». Или «наблюдатель». Или «тот, кто сидит». Я привык.
Мой пост – в холле. Место, где встречаются запах хлорки, капли дождя с улицы и холодный свет люминесцентных ламп. Говорят, раньше в холлах вешали картины и кашпо с живыми растениями, чтобы людям было уютнее. Теперь на стене висит табло с расписанием проверок, а рядом – сенсорная панель, которая давно не работает. Под табло – мой стол. Удобный, низкий, собранный будто специально для того, чтобы я мог сидеть и быть незаметным. И, в то же время, видеть всё.
Сижу с восьми до восьми. Ночная смена. Самая тихая, самая мрачная. И, как по мне, – самая правдивая.
Люди в темноте другие. Они реже улыбаются, меньше врут, чаще забывают, какую маску надевали утром. Ночью с них сходит дневная лоснящаяся обёртка, и остаются только кожа, кости – и, что самое важное, внутреннее отклонение, которое система должна уметь засечь.
Моя задача – проверять документы.
Это звучит просто, но только снаружи. На деле – это почти как исповедь.
Каждый входящий – потенциальный сбой. Каждый документ – точка входа в сеть.
Сканер считывает не только личность. Он ищет… несовпадения. Рассинхронизацию.
Мы, конечно, не знаем точно, что именно он находит. Нам не положено.
Нам сказано: проверяй. Если отклонение – вызывай.
Просто и чисто. Как инструкция к микроволновке.
Сегодня всё начиналось тихо.
В 22:04 пришёл старик Ковальски. Он каждый вечер возвращается в одно и то же время, будто не живёт, а совершает ритуал. Вечно жалуется на воду, лифты, соседа сверху, который, по его словам, точно подменён.
– Добрый вечер, пан Марек, – говорит он.
– И вам, пан Ковальски, – отвечаю я.
Он трясущейся рукой подаёт карточку. Я сканирую. Зелёный индикатор.
– Проходите, – говорю. Он кивает и идёт дальше, даже не оборачиваясь.
Он знает, что я всегда здесь. Знает, что если бы что-то пошло не так – он бы не прошёл.
В 22:17 – молодая пара с шестого.
Смешные. Он – угловатый, нескладный, в громоздких очках, типичный айтишник, у него даже походка какая-то квадратная. Она – с хвостиками, в шапке с ушками. Всегда радостная. Мне это не мешает.
– Доброй ночи, – хором.
– Документы, – спокойно.
Подают. Сканер пищит дважды – два зелёных огонька.
– Всё в порядке.
– Спасибо, пан Марек, – улыбаются. И проходят.
А в 22:39 пришёл третий.
С первого взгляда – обычный. Средний рост, лицо спокойное, одежда без логотипов, обычного кроя. Нейтральный. Такой, каких в городе тысячи. Миллионы.
Но в этом и была проблема.
Слишком нейтральный.
Люди не бывают такими ровными. Настоящий человек – всегда чуть-чуть кривой и неправильный.
Он вошёл, глянул на меня, кивнул вежливо.
– Добрый вечер.
Я кивнул в ответ, уже взяв карточку.
Поднёс к сканеру.
Писк.
Но экран остался тёмным.
Повторил.
Писк другой – чуть тише.
И снова – пусто.
Он продолжал стоять спокойно, руки опущены.
– У вас что-то со сканером? – спросил почти с участием.
Я не ответил. Просто наклонил голову – чуть-чуть, на пару градусов. Этого достаточно. Это универсальный сигнал: ожидайте.
В то же мгновение, без лишних движений, я нажал на правую панель. Одним лишь кончиком пальца, чтобы не было слышно. Сигнал ушёл. Без лишних слов.
Он всё понял.
Не спорил. Не суетился. Просто медленно выпрямился, как будто ждал этого – и даже был слегка разочарован, что всё закончилось так быстро.
Я вернул карточку. Он не взял. Только повернулся – и ушёл назад, к двери.
Туда, откуда пришёл.
Но он не выйдет – я знаю.
Когда он дойдёт до лифта, двери не откроются. Гул вентиляции прекратится. А свет – станет жёлтым, холодным, как в подземных тоннелях.
Я не знаю, что с ним будет дальше.
Это – не моя зона.
Внизу, на техуровне, сработала блокировка. Зажёгся оранжевый индикатор: это значит, что зачистка активна.
Я вернулся к пульту. Взял кружку. Кофе давно остыл, но я сделал глоток – привычка.
Посмотрел на часы: 22:42.
Скоро придёт следующий.
И каждый раз – всё то же.
Сидишь.
Смотришь.
Проверяешь.
И принимаешь решение, которое никогда не обсуждается.
Потому что в этой системе обсуждать – нельзя.
Нужно просто быть частью. Деталью. Участком холодной, бесперебойной проверки.
Прошёл или нет.
Вот и весь выбор.
Глава 2
22:57.
Дверь открывается – не резко, как у тех, кто спешит, а мягко, как будто человек знает: его здесь ждут. Или, наоборот, надеется пройти незамеченным. Я сразу поднял голову, хотя и без того следил за движением.
Она вошла – женщина лет тридцати, может быть, чуть больше. Волосы коротко подстрижены, лицо открытое, без макияжа. Чёрная куртка, серые штаны, сумка через плечо. Не новая. Держит руку на ремешке – будто за него держится.
Я сразу понял: она здесь живёт. Она здесь не временно, не случайно. Знает лифты, знает расписание, знает меня. А я её не помню.
Она подошла к стойке спокойно, с едва заметной полуулыбкой на губах.
– Доброй ночи, пан Марек.
Голос мне неуловимо знаком. Как старая песня, которую слышал в автобусе и забыл.
– Доброй, – отвечаю. – Документы.
Подаёт карточку. Движение уверенное, но в нём есть… что-то. Маленькая задержка между жестами. Не ошибка – промежуток. Как пауза, которой не должно быть.
Я сканирую.
Писк.
Экран сразу выдал зелёный. Всё в порядке. Фото, имя, срок действия – актуальны. Подпись системы: "Подтверждено".
Но всё равно что-то не так.
Она смотрит на меня спокойно, не отводит взгляда. Не нагло, не враждебно – просто слишком открыто. Как будто ждёт, что я что-то спрошу.
– У вас смена до восьми? – спрашивает вдруг.
Неожиданно.
Жильцы никогда не спрашивают, если не уверены, что с тобой можно говорить.
А со мной нельзя.
– До восьми, – отвечаю. – Как всегда.
Возвращаю карточку.
Она берёт. Медленно.
– Спасибо, – говорит.
– Приятного вечера, – машинально.
Она уходит.
Неспешно.
Но, проходя через световую рамку, замедляется. Ровно на секунду.
И в этот момент что-то в системе – не пищит, не мигает, нет.
Просто… дёргается строка.
Как будто кто-то нажал пробел в середине слова.
И всё.
Она проходит, уходит к лифту. Лифт подаётся сам, без нажатий. Её карточка всё уже подтвердила. Система не дала ни малейшего повода для сомнений.
А я сижу, смотрю в тусклый монитор и думаю: не совпадает. Не в цифрах. Не в биометрии. В… ритме. В химии. В каком-то внутреннем ощущении, которое нельзя внести в протокол.
Я не подаю сигнал.
Не потому что боюсь ошибиться – просто нельзя. Нельзя вызывать зачистку на ощущении.
Я записываю её имя.
Не в систему – в блокнот, бумажный, под столом. У нас у всех они есть. Не разрешённые, но не запрещённые официально. Маленькие кладбища сомнений.
Смотрю на часы: 23:03.
До следующего ещё есть несколько минут.
И я уже думаю: а что, если это была проверка?
Или – сбой?
Но снова: думать не моя работа.
Моя работа – проверять.