Читать онлайн Ученик бирюка

Часть 1. Людоеды

Дом притаился неподалёку от оврага, за околицей. Заросли окружали его со всех сторон: если не знать, куда идти, пройдёшь мимо. Староста знал и уверенно шагал по едва заметной тропинке. Не первый уже раз по этому пути идет, и даже не десятый. Наконец, раздвинув ветки, он увидал двор и поленницу у почерневшего от старости сруба. Дверь открылась, на порог вышел высокий, костлявый детина с блестящим безволосым черепом. По пояс голый, жилистый. Тело гладкое, белесое, ни единого пятнышка. Ни загара, ни шрамов. Будто только вчера родился хозяин, сразу вот таким. Да вот только у младенцев лица всегда удивленные, а тут рожа такая, что и не скажешь сразу: то ли спокойствие на ней, то ли равнодушие. Никогда и ни у кого староста не видел такого выражения. Даже у покойников лица… поживее, что ли.

– Здравствуй, Грод, – заговорил хозяин, ничуть не удивившись появлению старика.

Голос низкий, хриплый. Будто заболел когда-то да так и не вылечился. Хотя, конечно, такого с деревенским лекарем быть не могло.

– И тебе, Ксим, не хворать, – кивнул староста. – Вот, держи.

Протянул свёрток. Хозяин, не принимая гостинца, вопросительно посмотрел на старика.

– Благодарность, – пояснил Грод. – Мальчишка уже на ноги встал, скоро, видать, поправится.

Отец был так рад выздоровлению первенца, что даже свинью зарезал, отправив лекарю немалый шмат мяса. Любой такому гостинцу бы обрадовался, особенно когда нет никакого хозяйства, кроме огорода, но Ксим просто кивнул, принял подношение и положил его на лавку у крылечка. Ни интереса, ни благодарности.

– Что, не развернёшь даже?

Ксим пожал плечами:

– Зачем?

К этому Грод уже привык, знал, что бесполезно таскать сюда подарки, но все равно таскал. Зазорно себе чужую благодарность оставлять. Он и людям в селе говорил, что пустое это, но никто не верил. Или же не хотели оставаться в долгу у Ксима. И это было взаимно. Коли Ксиму что-то было нужно, он сам приходил и говорил. То топор, то кожа, то еще что-то по хозяйству. Всегда платил травами целебными да отварами. Никогда в долгу не оставался, хотя и Грод, и любой житель был бы и рад угодить единственному лекарю. И такая взаимность не сближает, а отталкивает.

Староста нахмурился:

– Сколько лет знакомы, а всё никак тебя не пойму. Не то колдун, не то монах иль отшельник.

– Бирюк я, – отозвался деловито Ксим.

– Бирюк и есть, – проворчал старик. – Живёшь один, ни с кем не знаешься… Ну, да дело твоё.

Разговор не клеился. Староста Грод покряхтел, взглянул на небо и сказал:

– Костьми чую: дождь будет. Надо всем сказать, чтоб дома сидели… Ладно, Ксим, бывай.

Заросли с шелестом сомкнулись за спиной старика. Бирюк взял сверток и кинул его в рассохшуюся бочку чуть поодаль. Чего двор захламлять.

Грод не ошибся. Вечером набежали тучи, громыхнуло, засверкало. Холодная весна наконец пролила слёзы по ушедшей зиме – поливало так, что не вдохнуть, не выдохнуть. Влажность быстро проникла в дом, и Ксим задумался, не затопить ли печь. Хотел, да засомневался. Как бы работать не пришлось, а дом с печкой не бросишь. Вышел сперва на крыльцо, принюхался, постоял, слушая громогласный шепот дождя. Дождь шептал всякое, но, когда наконец смолк, бирюк понял, что не ошибся. Не время печи топить – из леса тянуло мятой и кровью. Не сиделось кому-то дома во время дождя, не понял или не захотел понять намеков природы. Значит, сам виноват. Придется все-таки ночью поработать. И Ксим засобирался. Поверх просторной рубахи надел прочную накидку, взял сумку, волокуши из кожи и веток. Вышел наружу, принюхался, кивнул и побрёл в лес.

Тела Ксим нашёл быстро – на небольшой опушке верстах в двух от деревни. Трое: два парня и девушка. Ей досталось меньше всех – ссадина на голове, но, видимо, хватило. А парни выглядели ужасно даже в тусклом свете луны. Один перекушен почти пополам, у другого изжёваны ноги, а в боку – широкий нож. Поморщившись, Ксим взялся за рукоять и выдернул лезвие. Покосился на испачканное кровью оружие. Тащить эту дрянь домой? Нет уж. Отбросил в сторону – авось, пригодится кому. Возиться в грязи бирюку не хотелось, потому особо и не осматривался. Погрузил всех троих на волокушу, привязал, чтобы по пути не рассыпались на ухабах. И потащил. Весила вся эта поклажа немного – для бирюка, но скользкая грязь, норовившая уронить бирюка, сильно замедлила путь. Так что далеко за полночь Ксим перетащил тела к дому. Открыл погреб, осторожно спустил трупы по ступеням вниз. Сгрузил на пол. Один из парней оказался ещё жив. В сознание не пришел, да и не придет уже, яд лесной Твари струился по телу, поник в едва бьющеся сердце. Тут никакими средствами не помочь, даже Дед бы не спас парня. Так что и возиться не стоит. Пусть полежат, а заняться ими можно и с утра. Бирюк осмотрел его, принюхался и вышел из погреба. Заперев дверь, вернулся в дом: поспать лишним не будет.

Но выспаться ему не дали.

За час до рассвета ночную тишину вспорол дикий визг. Накинув рубаху, Ксим выскочил во двор и замер. Дверь погреба – настежь, засов валяется тут же, а рядом, вжавшись в бревенчатую стену, – девка. Та, из убитых. Она и визжала. Увидев Ксима смолкла, будто подавилась звуком. Глаза черны, рот раззявлен, хрипит, будто мертвяк. Ксим подошел к ней поближе, коснулся руки, обнюхал лицо. Девка замерла в испуге. Даже дышать перестала.

– Живая, значит, – буркнул Ксим. – Надо же…

В обмороке, видать была, да таком глубоком, что и не отличить от посмертной тишины. Ну да бирюк тогда особо и не приглядывался. И потом. Надо было бы.

– Дыши ты уже, – велел он девке. – Раз живая.

Та шумно вздохнула, а он заглянул в погреб – что ж так напугало девчонку, что она аж старый засов вышибла? Понятное дело, что на соплях держался, но все ж…. По ступеням полз мертвяк. Всамделишный. Медленно полз. Еле-еле. Кабы девка не визжала, спокойно бы пешком ушла от мертвяка, ничего ей не грозило. Изжёванный труп дёргался, выгибался, силился зацепиться за следующую ступень, подтянуться. Глаза – точь-в-точь, как у Твари, – буравили Ксима. Не должен он был так быстро ожить. Видать, Тварь где-то близко. Не дело это, ох не дело.

Бирюк спустился на несколько ступеней, наклонился над ожившим трупом. Занёс руку и обнажилее: пальцы вытянулись, почернели и заострились, стали острыми когтями. Мертвец зарычал, дернулся, будто чувствуя неладное, и Ксим ударил. Тело подбросило и разорвало-таки пополам. Куски плоти шлёпнулись на ступени. Ксим подцепил мясо, сволок его обратно в погреб и пригляделся. Второй так до сих пор и не умер, боролся за жизнь, отказываясь верить, что шансов нет.

– Извини, парень, – сказал тихо бирюк. – Хотел я, чтобы ты сам умер, да лучше все-таки так. Нее нужно, чтобы за тобой Тварь пришла.

Бирюк знал, что умирающий не слышит его, все равно говорил. Даже Тварь не настолько жестока, чтобы давать умирать кому-то в тишине. Когтистая черная лапа взлетела и упала, вонзившись в грудь. Парень дернулся и затих. Для него все кончилось. Ксим вытер ладони о его рубаху и исподлобья осмотрел погреб. Второго мертвеца можно отдать в деревню – раз он умер не от яда. А первый… Не должен был так быстро ожить. Близость Твари пробудила его, и теперь придется сильно морочиться с приправами, долго вываривать, под прессом подержать. Ну, дела… Бирюк вышел из погреба, подобрал засов, примерил его к двери. Нет, надо заново крепить. А лучше вообще новый у кузнеца взять. Подпер поленом дверь, чтобы ветром не открывалась, и… не сразу сообразил, что девчонка исчезла.

Первыми заговорили инстинкты.

«Она всё видела! Она всё расскажет! Догнать! По свежему запаху!»

Ксим взял себя в руки.

«Ну, догоню. И что?»

Да, девчонка, похоже, всё видела. Да, может разболтать всей деревне, и тогда быть беде. Люди не шибко привечают тех, кто их убивает. Или даже добивает. Но с другой стороны: ночь, дождь, лес, Тварь, у девчонки разбита голова. Кто поверит в то, что она там наплетет? И вообще, что она с двумя дружками делала ночью в лесу? И почему у одного в боку оказался нож? Твари железо не пользуют.

Взвесив все «за» и «против», Ксим решил обождать. Ночью к нему вряд ли кто рискнет прийти, а утро вечера мудренее. Но с ужином стоило поторопиться в любом случае. Когда Ксим закончил разделывать мясо, уже почти рассвело. Потроха бирюк закопал, да поглубже, чтобы лисы на разрыли. Крупные кости бросил в котёл, а остальное сложил в бочку, пересыпал солью и поставил под гнёт – никуда не денется. Затем занялся подбором нужных трав. Кое-что было запасено, но большую часть пришлось собирать в огороде. Изрядно перемазавшись сырой землёй, бирюк всё же собрал нужный букет. Оставалось лишь сварить мясо. И, конечно, прибраться, а то мало ли.

Он успел все закончить до прихода старосты. Ксим почуял старика ещё на подходе. Громко постучавшись, Грод вошёл в дом, уселся на лавку и глубоко вздохнул.

– Вчера трое пропали.

Ксим промолчал, ожидая продолжения. И оно последовало.

– Потом Агнешка, племянница моя вернулась. – Грод вздохнул. – Голова раскровенена, вся в синяках, не помнит почти ничего. кроме… говорит, что ты ее из леса вытащил?

Ксим кивнул. Вот как девка историю рассказала. Умная. Или, и правда, от страха память отшибло.

– Эх… – староста помял в руках короткую бороду. – Мы уж и не чаяли.

Он мпомолчал немного, будто собираясь с силами, затем спросил, уже более твердым голосом:

– Так что? Есть кого схоронить?

– Есть, – поднялся с лавки Ксим. – Пойдём.

Скрипнула дверь погреба, потянуло приторно-сладковатым душком. Староста пошатнулся, но устоял.

– Всё так плохо? – спросил он у бирюка.

Тот кивнул, и они спустились вниз. Пока глаза привыкали к темноте, старик молчал. А затем ахнул и заторопился прочь из погреба. Облокотился на лавку, глотал воздух, будто в последний раз. Его не вырвало, но старик явно был к этому близок.

– Это Крут… – отдышавшись, сказал Грод и поднял на бирюка взгляд. – Агнешкин жених…

Ксим кивнул, хотя имя мертвеца его не волновало.

– Потеря какая, – продолжил с горечью старик. – Добрый парень… был. Ему отец собирался долю свою отдать… Старший сын ведь, и семья хорошая… Втроем они и пропали…Агнешка, Крут и брат его меньшой – Гней. Вот… не думал, что доведётся их хоронить.

Когда-то Дед говорил Ксиму: «Наши предки взяли от людей облик, но не сердце. Да и на что оно нам?» Бирюк промычал что-то неразборчивое, что при желании можно было принять за сочувствие. Но, похоже, староста просто пытался выговориться. Они постояли ещё с минуту, прежде чем Грод взял себя в руки. Приосанился. Негоже старосте слабость такую выказывать перед людьми. А бирюк не считается.

– Там… ты не знаешь?.. Хм… – старик замялся. – Еще никого не находил? Что родителям-то передать?..

Там… только Крут с Агнешкой был? Еще никого не видел?

Тут Ксим и понял, насколько старика ночь подкосила. Никто бы не стал спрашивать у бирюка про «еще». Не принято. Хорошо, что бирюк необидчив.

– Гней мертв, – сказал он.

Старик будто понял, что спросил лишнее, легонько вздрогнул.

– Вот что, Ксим, – сказал он быстро. – Давай как обычно. Тело отнеси к развилке. Парни заберут. Сам знаешь, к тебе соваться они побаиваются.

Бирюк кивнул:

– Сделаю, отец.

Грод вздрогнул еще раз, уже заметно сильнее.

– Знаешь… Не называй меня так. Аж мороз по коже. Я к тебе ещё ребёнком бегал, в деревню звал… Какой уж там отец… Ладно, бывай.

И старик ушёл. Ксим отнёс труп к ближайшей развилке, а когда вернулся, почувствовал зверский голод. Котёл, целый котёл густого теплого варева! Бирюк достал ложку, выловил кусок мяса, попробовал. Пахло хорошо. Но на вкус… Сладости много. Ксим поморщился и потянулся за драгоценной солью, пошатнулся. Медленно, но неотвратимо на него падал пол. Удар. А затем – тьма.

Очнулся в лесу под деревом. Как сюда добрался – пес его знает. Темнело, по небу брели тучи. В глазах двоилось, а в голове шумело, будто вся лесная живность поселилась прямо в ней. Наверное, поэтому Ксим и не сообразил сразу, что тело двигается само по себе. Рука поднялась и почесала бороду. Бороду? Бирюк с удивлением понял, что на подбородке появилась какая-то жидкая поросль. Рубаха светлая, каких бирюк отродясь не носил, да и ладно рубаха, все тело было меньше, уже. Странное ощущение. Не был бы бесчувственным бирюком, наверное, орал бы от ужаса. Тут тело напряглось, а рука сама собой взлетела в приветствии:

– Таки пришёл! – насмешливо сказал чужими губами Ксим. – А я думал, струсишь.

Чуть поодаль стоял парень, очень-очень злой. Бороденка чуть менее жидкая, глаза бешеные.

– Захлопни пасть, выродок! – рявкнул он. – Скорее ты в мамку обратно влезешь, чем я испугаюсь тебя. Понял?

Парня этого бирюк узнал сразу. Утром он сам волок по тропе его тело. Крут, жених Гродовой племянницы. А бородатый, в чьем теле оказался, Ксим, – небось, брат? Как там его, Гней что ли? И вот тут Ксим по-настоящему похолодел: его занесло в воспоминания мертвеца. Но это бирюку стало не по себе, Гней наоборот развеселился.

– Ой-ой, какой злой, – хохотнул Ксим, – так и норовишь мамку вспомнить.

– Ты мне зубы не заговаривай, – рыкнул Крут. – Где Агния? Что ты с ней сделал?!

– Здесь, не боись, – махнул Ксим рукой. – Ничего я ей не сделаю. Если только ты…

И тут на лоб бирюку упала капля дождя. Ксим замер, Крут тоже поменялся в лице. Лес застыл в полнейшей тишине. Не слышно было ни птиц, ни шелеста листьев и травы. Ветер будто сам испугался и спрятался за каким-нибудь раскидистым дубом. Ксим боялся, будквально купался в чужом страхе, который проникал в его разум и заставлял дрожать. Или это Гней дрожал? Крут тоже боязливо озирался.

Ветер дунул, будто кто его вспугнул, а затем из леса раздался дикий оглушающий вопль.

Застыла кровь в теле Ксима. Он даже не заметил, как к нему подлетел Крут, схватил за рубаху, дернул, что есть мочи.

– Где она?! – орал Крут, встряхивая Ксима. – Говори, мразь!

– Я здесь! – послышалось справа, и из-за дерева чуть не выкатилась бледная Агния. Выглядела она куда как получше, чем тогда ночью. Лицо чистое, глаза большие, голубые. Да и платье чистое, без дыр, хорошо облегает фигуру. Будто не в лес девка собралась, а на пляски. Лицо Крута прояснилось, отшвырнув Ксима, он подбежал к невесте:

– Пойдём отсюда!

Отброшенный бирюк рухнул прямо в грязь. Поднялся, как раз чтобы увидеть, как они убегают прочь. Снова раздался визг, ближе. Сверкнула молния, капли дождя будто брызнули прочь от света, и на тропинке, саженях в десяти, появилось нечто. С виду конь, но сквозь него в лунном свете проглядывала листва. Хотя и без того лесную Тварь трудно было спутать с лошадью: белёсые глаза без зрачков, светящаяся шерсть со змеистым узором. Ксим и раньше встречал Охотников, но так и не сумел к ним привыкнуть. Особенно к тому, что ноги чудищ чем ниже, тем больше напоминали дым, а к земле и вовсе исчезали. Уголки губ «лошади» дрогнули, обнажив ряд клыков. Тварь улыбалась.

Ксим завыл от ужаса, рывком вскочил, чуть не упал снова, поскользнувшись. А затем рванул вслед за Куртом. А тот быстро, как мог, убегал прочь. Но Агния то и дело спотыкалась, будто от страха отнялись ноги. Он буквально тащил ее за собой.

– Ну, милая, давай! – упрашивал он. – Скорее!

– Нет! – рявкнул Ксим, и сам поразился, сколько ненависти было в его голосе. – Ты её не получишь!

Теперь он нагнал брата, схватил за плечо. Короткий удар в бок – под правую руку. И тогда бирюк вспомнил про нож, найденный в теле. Страшно закричал раненый Крут. Обернулся, оттолкнул брата – Ксим снова повалился на землю, успев заметить, как парень с размаха бьёт девушку по лицу. А затем налетела Тварь. Чавканье, утробный свист и скрежет зубов, от которого Ксима чуть не вывернуло. Даже зная, что выживет, он все равно вскочил и побежал. Пёс с девкой, пёс с братом, он мёртв! Мёртв… Бежать! Бе…

Не вышло.

Удар в спину, и Ксим, с разбегу налетев на дерево, развернулся, рухнул в грязь. Когда сумел разлепить веки – прямо в лицо уставились два неярко светящихся глаза. Тут Тварь вцепилась ему в горло, и он не смог даже крикнуть.

Бирюк открыл глаза. Пошарил взглядом по потолку. В первую секунду захотелось взвыть от боли в прокушенном горле, но это быстро прошло. Ничего не болит – нечему болеть. Это только видение. Ксим поднёс руку к глазам, сжал и разжал кулак, провёл пальцами по подбородку. Лицо свое, тело слушается, все хорошо. Бирюк полежал на полу, привыкая к телу. Такое чувство, словно нашёл давно потерянную вещь. За долгие годы бирюк ещё ни разу не нырял в память мертвецов так глубоко. После Тварей в телах почти не остаётся чувств, обычно Ксиму доставались разве что лёгкий страх или огрызки тоски. «Надо будет выбросить это мясо. Или… Выварить, как следует», – подумал Ксим, закрыл глаза и расслабился.

– И часто с тобой такое? – прозвучал в тишине девичий голос.

Бирюк мгновенно оказался на ногах. Рука в замахе,обнажена, по коже скользнула чешуя, когти наружу! Но не ударил. Перед ним на лавке сидела давешняя беглянка – Агния. Чужой запах бил в ноздри, призывая к действию, а Ксим никак не мог понять, почему не учуял его раньше. И злился, как самый обычный человек. Бирюк понял это, поймал чужое чувство и опешил. Вот так день! Мало того, что в мертвые воспоминания нырнул, так еще и это! «Бойся отравиться чувствами, – учил его дед, – для нас – это самый страшный яд».

Дерись оно все конем!

Девушка рассматривала его с интересом и, как показалось бирюку, вызовом.

– Одна пришла? – прохрипел Ксим.

Гостья усмехнулась. Приосанилась.

– Я всё видела! – гордо заявила девчонка, и бирюк понял: одна.

Это хорошо. Ксим огляделся, отряхнул одежду. Испытанный ужас понемногу отпускал. Когти сами собой втянулись, чешуя скрылась, оставив лишь кожу. Он тряхнул головой, стараясь прогнать застрявшую в ней муть кошмарных воспоминаний.

– Ты меня слышишь? – повысила голос девчонка.

– Нет, – буркнул Ксим.

– А я всё видела! – повторила Агния. – И всё знаю! Ты убил Крута! Ты людоед!

Вот оно как. Не забыла девка ничего. Что ж. Неприятно, конечно, но раз в дом пока не ломится толпа деревенских с вилами и топорами, значит, никому не сказала. Ксим прошел мимо девчонки и толчком распахнул дверь:

– Проваливай.

Девушка не шелохнулась. Нахмурилась упрямо.

– Я знаю, что у тебя в бочке засолено, – она ткнула бирюка в грудь тонким пальчиком. – И из чего твоя похлебка – тоже знаю!

– Хорошо, – одобрил Ксим. – А теперь вон.

– Я всем расскажу!

– Расскажешь, – задумчиво повторил Ксим. – Ну иди, рассказывай. Заодно, как вы втроём в лесу оказались, расскажешь. И почему брат брата зарезал. Уж не из-за тебя ль?

Агния побледнела.

– Откуда ты…

– Оттуда, – перебил Ксим. – Коли надо чего, выкладывай. Коль нет – пошла вон.

Агния вздрогнула, но осталась сидеть.

– Вон! – повысил голос бирюк.

– Не кричи на меня! – прошептала девушка. – Ты… Ты убил Крута!

– Его убила Тварь, – ответил Ксим, – а еще прежде – тот, кто потащил его в лес. Я только добил. Избавил от мучений, если, по-вашему.

– Ты, – Агнешка упрямо тряхнула головой. – Ты…

Она отчаянно сжала кулаки, будто собираясь кинуться в драку. Ксим наблюдал за девчонкой, не понимая, что сейчас чувствует. Обычно, он сказал бы, что не чувствует ничего. Бирюки таковы. Но, отравившись, он изменился. И сейчас он глядел на девушку не то с жалостью, не то с симпатией. Хрен разберешься в этих людских чувствах, будь они четырежды неладны.

– Так что я? – спросил Ксим.

Девочка поколебалась мгновение, а потом решилась.

– Что ты чувствуешь? – спросила она.

Было в этом вопросе столько жадного интереса, будто вся жизнь Агнии зависела от него. Бирюк ощутил в душе чуждое любопытство и снова разозлился чуждой злостью. Медленно выдохнул сквозь сжатые зубы.

– Отвечу, и ты уйдёшь? – уточнил Ксим устало.

Агния закивала.

– Ничего не чувствую, – соврал бирюк. – Делаю, что должен.

Да и то, не соврал, а просто немного опередил события. Отравление быстро пойдет, день-два, и перестанет он ощущать в себе эту лишнюю дрянь.

Не надо было жить среди людей сотню лет, чтобы понять: девка не верит. Прищурилась злобно, губы скривила.

– А как же совесть?

Вопрос глупый донельзя, но опять же так искренне задан, что не ответить просто нельзя.

– Совесть, – проговорил бирюк, – это спор с самим собой. Я с собой не спорю. И с тобой не собираюсь.

Девчонка поникла, глаза мигом наполнились слезами. Но Ксим не хотел испытывать дальше, ни себя, ни ее. Выставил Агнию за порог и захлопнул дверь. А потом с размаху вдарил по косяку кулаком. Даже сам удивился. Гадское отравление! Побродив по дому, Ксим уселся на лавку и прислушался к себе. Злость, страх плескались в душе.

Успокоиться, глубоко вздохнуть. Ещё раз… Ещё! Не помогло. Не в первый раз он травится, но впервые так сильно. Обычно проходило почти сразу. А тут – пес его знает, сколько он еще болеть будет.

Весь день бирюк старался занять себя делом: вываривал мясо, собирал травы, рубил дрова. Под вечер навёл порядок в погребе и бане. Ничто так не притупляет чувства, как усталость. Ксим едва дотащился до лавки и уснул, кажется, ещё до того, как лёг.

И вот опять…

Бирюк отчётливо понимал, что это сон. Но всё равно было страшно. Он вновь очутился на той поляне. Сумерки, дождь. Перед ним стояли оба брата – уже такие, какими он их нашел в лесу – два обезображенных трупа. Рядом испуганно жалась к дереву Агния, живая и чистенькая, какая проходила давеча.

– Отдай её мне, брат, – прошамкал Гней. Вообще непонятно, как он ухитрялся стоять в таком состоянии и тем более говорить. Крут спокойно кивнул, хромая подошел к Агнии. Та с неслышимым криком пыталась убежать, но он ловко схватил ее за руку и толкнул к окровавленному брату. Гней зашипел и растворился в воздухе, так что девушка, пролетев сквозь него, просто свалилась на землю и осталась лежать в грязи.

– Отдай её мне, брат! – Гней снова стоял возле Крута, но уже с другой стороны.

Все это выглядело как настоящее безумие и не имело ни капли смысла.

– Ну ш-то, падальщ-щик? Мне тот, что с-справа, а ты возмеш-шь второго?

Ксим повернулся на голос и приветливо кивнул. Рядом с ним стояла Тварь и дружелюбно скалилась.

– А как же девка, – хотел было спросить бирюк, но не стал. Вдруг Тварь её не заметит? А лошадиная морда улыбалась всё шире. И в какой-то момент Тварь начала смеяться. Вот только вместо смеха из её пасти раздался тот самый жуткий визг. Бирюк зажал руками уши и…

…проснулся. Полежал, прислушиваясь к тишине. Затем резко встал. В этот раз нюх не подвёл: к избушке кто-то приближался. Не староста, не Агния, – кто-то другой.

Тук-тук!

– Лекарь! Ле!…

Ксим распахнул дверь. За ней стоял запыхавшийся мальчонка лет десяти. Бежал от самой деревни, наверное. Ещё не рассвело толком, значит, что-то серьёзное.

– Беда! – взвизгнул он. – Староста послал…

– Говори толком.

– Агнешка умирает!

Ксим схватил сумку с травами и инструментами, висевшую рядом с дверью как раз для таких случаев.

– Веди!

Дошли быстро. Долговязый Ксим шагал так резво, что мальчишке приходилось его догонять. Проходя мимо домов, бирюк не раз и не два замечал приоткрытые двери и выглядывающих людей. Люди всегда рады посмотреть на чужие дела.

– Какой дом?

Мальчишка указал пальцем и припустил вперед, крича на ходу:

– Я привёл его! Привёл!

Из дверей одного из домов выскочил староста Грод: борода растрёпана, в глазах – ужас. В следующий миг Ксим понял, почему. Внутри кричала Агния. Даже не кричала – верещала. Громко, исступлённо. Ксим оказался у дверей раньше мальчишки. Оттолкав столпившихся родственников и соседей, зашёл, пересёк несколько комнат и оказался в нужной. Там на кровати, лёжа на спине, билась рычащая девушка, в которой сейчас он не узнал бы Агнию. Рядом стояли мужчины и крепко держали её за руки. В углу комнаты тихо скулила, зажимая кровоточащую щёку, женщина, наверное, мать.

– Лекарь… сделай что-нибудь, – напряжённо просипел один из мужчин, и Ксим принялся за дело. Послал мальчишку за горячей водой для настоя. Вытащил из сумки несколько пучков сон-травы, что и медведя свалит. Но тут понял: не поможет, не успокоит. В комнате явственно ощущался сладкий запашок. Тонкий, как струйка дыма от погасшей лучины, за кровью не сразу и различишь.

– Выйдите все, – изменившимся голосом приказал Ксим. Мужики неуверенно переглянулись.

– Живо! – бирюк перехватил запястья Агнии и, когда дверь закрылась, наклонился поближе к больной. Ухватил ладонями за лицо, не давая сомкнуться губам девчонки. Никаких сомнений. Запах шёл изо рта. Сегодня ночью Агния ела сваренное им, Ксимом, мясо Крута. Ела человечину. Ту самую, плохо вываренную, полную яда и чувств. Наверное, стащила еще когда в первый раз пришла к нему.

– Зачем, девочка, зачем? – пробормотал бирюк.

Она была отравлена, причем посильнее, чем сам Ксим. То ли невываренная душа Крута отравила девчонку, то ли яд Твари. Как с этим бороться, бирюк не знал, с такой бедой сталкиваться еще не доводилось. Если крутова душа – само пройдет. А тварий яд, наоборот, точно прикончит ее еще до заката. Да какой там закат, солнце даже кивнуть не успеет, как девчонка отойдет к предкам. Что делать?

Агния выгнулась и зарычала. Глаза закатились, мышцы свело судорогой. Времени оставалось мало, и Ксим решился. Острым когтем он разрезал ей запястье. Побежала по бледной коже струйкой кровь. Ксим быстро достал небольшую ступку, дал алым каплям стечь в неё. Замотал рану тряпкой. Потом вонзил коготь себе в руку. Широкий разрез – и в ступку потекла его кровь, гораздо темнее, чем у девушки, почти черная. Она должна была немного помочь, но в чистом виде могла и убить Агнию. Так же, как кровь девушки убьёт его, Ксима. Бирюк смешал содержимое, затем раскрыл девушке рот и влил туда часть. Но сама она из кошмара не выберется. Нужен противовес. Так что Ксим поморщился и допил остаток.

Видение накрыло без всякого перехода. Вот только что вокруг была изба, и тут же – хлоп! – жёлто-синее марево Агнешкиного бреда. Сначала он увидел себя. Только почему-то глаза чёрные, без зрачков и радужки, во рту – клыки, а на руках – кровь. Затем странный Ксим сгинул, появилась знакомая поляна. Ярко-красный медяк солнца коснулся горизонта, обещая ветер. Агния у большой сосны разговаривает с Гнеем.

Миг, – и Ксим в теле девушки. Парня не узнать. Что общего у этого русоволосого молодца с мертвецом из погреба? Редкая бородка, хитрые глаза. Но лицо красивое, хотя и не такое мужественное, как у брата.

– Обоим хорошо будет, – говорит Гней. – Не станет он брать тебя в жёны. Я договорюсь.

– А тебе что с этого? – с подозрением спрашивает Агния.

– Я своё получу, – кривая ухмылка Гнея пугает.

И Агния колебалась. Гней явно что-то задумал, но эта свадьба с Крутом… Нет, не хочу, не пойду! Не люблю его!

И она кивает Гнею.

– Стой здесь и жди, – велит парень, пощипывая бороду. – Позову, когда мы промеж себя всё решим. Ясно?

Девушка снова кивает. Ведь всем будет хорошо, так? Гней отходит на десяток локтей и садится под деревом. А вот Агнии ожидание даётся тяжко. Она не может просто сидеть – все тело будто на иголках. Плохие предчувствия и стыд жгут душу. Не хочет, не желает она замуж за Крута идти. А о разрыве помолвки только заикнись – позора не оберешься, на всю деревню греметь будет. А то и дальше! Как тут быть, а?

Неожиданно на полянке появляется Крут, осматривается и идёт прямо к брату. Они о чём-то разговаривают. Крут зол, его брат весел. А если всё пойдёт не по гнеевой задумке? Как уберечься от злобы Крута? Парень он горячий. Может и зашибить ненароком. Порывы ветра колышут ветви деревьев, а затем раздаётся дикий визг. От неожиданности Агния даже приседает. Испуганно озирается. Сама она никогда еще не слышала такого визга, но точно знает, кто и почему так кричит.

– Где она?! Агния!! – Голос Крута стремится ввысь к мрачному небу, но в нем не только злость. Что же еще? Досада? Забота? Беспокойство? Он беспокоится за нее? И Агния понимает: сейчас по-настоящему бояться стоит только Тварь. Девушка отзывается и выскакивает из-за дерева. Парень отшвыривает брата, страх на его лице сменяется облегчением.

– Пойдём отсюда! – почти ласково говорит он. Хотя почему почти? Именно что ласково. Значит, он ей ничего не сделает? Крут подбегает к ней, обнимает за плечи:

– Ты в порядке, слава богам… Я б ради тебя и долю не пожалел бы…

Долю? Агния не знает, о какой доле идёт речь. Визг Твари бьёт по ушам, и парень вздрагивает. Ужас снова вытесняет все другие чувства. Хочется бежать, да не можется – ноги будто ватные, будто чужие!

– Быстрее, бежим!

И она пытается бежать, да проклятые ноги не идут, просто не хотят идти. И тут сзади встает с земли Гней:

– Она тебе не достанется! – и Агния уже знает, что речь не о ней самой. Речь с самого начала вовсе не о ней. Подтверждая мысль, Крут тихо говорит:

– Отцовская доля покоя ему не дае…

В этот момент Гней бьёт брата в бок, и последние слова Крута тонут в крике боли. Агния цепенеет. Она не может сдвинуться с места и только наблюдает, как расплывается тёмное пятно на рубахе её жениха. Тот с рёвом отталкивает брата – Гней кубарем отлетает и остаётся лежать на земле. А Крут поворачивается к ней. Его лицо искажено болью, но он улыбается.

– Тварь не трогает спящих, – говорит он. – И беспамятных…

Да, люди такое болтают. Агния судорожно кивает.

– Живи, Агнешка, – грустная улыбка, а затем сильный удар.

Последнее, что услышала девушка, – предсмертный вопль парня, которого догнала Тварь.

Перед глазами тесовый потолок. В воздухе запах Агнии. «Кажется, начинаю привыкать», – подумал Ксим. Улыбка далась с трудом, не улыбка даже – так, лицо судорогой свело. Девушка, сидевшая на табурете у двери, встрепенулась и подошла.

– Ты проспал три дня. Думали, не выкарабкаешься.

Думали они, с раздражением думает Ксим, пытаясь приподняться. Получается неожиданно легко. Вокруг – его, ксимова, изба.

– Тебя сюда перетащили, – заметив его взгляд, сказала Агния, – чтоб ты тихо помер, никого с собой не утащил.

Ага, лекарь, лечи себя сам. А коли не можешь – помри. Бирюк встал, расправил плечи, захрустел членами. Три дня, да? Могло быть и хуже. Теперь наука – не хлебать людскую кровь, на глаз разбавленную. Не стоит оно того. Или стоит? Девчонка вон живая и здоровая стоит…

Агния заметила его взгляд и тут же отвернулась.

– Ты бредил, – сказала она. – Говорил, говорил… – она немного помолчала. Затем всё-таки взглянула Ксиму в глаза: – Ты знаешь, да?

Он кивнул, а затем спросил:

– Зачем мясо взяла?

– Ну, ты его ешь… и… – зашептала Агния, помолчала. – Стыдно мне, понимаешь? – почти выкрикнула она. – Не любила я его! На верную смерть привела, а он… Он мне жизнь спас!

– Бывает и так, – согласился Ксим.

– Нет, не бывает! – отчаянно завертела головой Агния. – Я не хотела замуж за Крута! И даже говорила: «Тьфу, чтоб ты пропал!» И мясо съела… Думала, такой, как ты, стану. Совесть уйдёт… А она не ушла!

Девушка подняла заплаканное лицо и взглянула на бирюка:

– Что же мне делать?

Да уж вопрос. Всем вопросам вопрос. Ксим покачал головой.

– Не знаю.

– Знаешь! – уверенно сказала Агния. – Ты же всё видел… Что мне делать, скажи?!

Бирюк пустыми глазами смотрел на девушку и молчал. Затем протянул руку и погладил её по голове.

– Знаешь, Агния, – сказал он, – я не чувствую, как люди. А те чувства, что есть… Меня не учили идти против них. Чтобы стать, как я, нужно родиться мной. Я такой какой есть, и не знаю, что такое совесть. Правда.

Ксим немного помолчал, затем продолжил:

– Но я серьёзно отравился. Так что, кажется, понимаю, что у тебя на сердце. Мне даже жаль тебя, но… Пройдёт время, и я забуду, каково это – быть человеком. А ты… Ты справишься со своей печалью. Или не справишься, но тоже забудешь.

Агния поджала губы и вздохнула. Видимо, ждала совсем другого, но Ксиму нечего было ей сказать.

– Вот, значит, как… – сказала она. – Тогда прощай, Ксим. Может, ещё свидимся.

Голос ее был тяжелым и тусклым. Не жилец, подумал бирюк, по прогнал от себя эти мысли. Явно ведь не бирючьи. Бирюк бы сказал: ран нет хворей нет, значит, жить будет. Все прочее его не должно было волновать.

– Прощай, – сказал он.

Они вышли из дома, девушка торопливо зашагала прочь. Бирюк не стал её удерживать. На развилке Агния остановилась: одна тропка вела в деревню, другая – в лес. Какое-то время девушка стояла, раздумывая. Постояла, постояла, да и повернула к деревне. Ксим провожал её взглядом, пока тонкая фигурка не исчезла из виду, затем вернулся в дом. Нужно собрать инструменты. Вымыть ещё раз погреб. Сделать что угодно, чтобы унять тоску. Отравление рано или поздно пройдёт. А жизнь – нет. Всё будет, как прежде.

Ночь накануне лунопляса

Староста пришел, едва кончился ливень, а кончился он уже после захода солнца. Вряд ли старика напугала льющаяся с неба вода, поэтому или дела задержали, или колебался, не хотел идти. Скорее дела. Столько всего свалилось на него, что немудрено провозиться целый день. Ксим это понимал. И не удивился, когда услыхал скрип калитки. Он никогда не удивлялся. Почти никогда.

Староста Грод стукнул в дверь два раза, и сразу вошел, был не в духе, не хотел лишний раз чиниться. Бирюк встретил его у стола, голым по пояс. Мокрая насквозь рубаха сохла у печи. Ксим как раз нарезал мясо кусками, готовил к выварке и последующей засолке. Весь стол был в бурой, запекающейся крови. Староста, побледнел, увидев куски мяса, и, видать, подумал, что коров и свиней во дворе у бирюка нет. Затем сморгнул. Не за тем пришел, не за тем. Хотел было, видать, с порога расспросы, да сробел, сел на лавку, подальше от стола. Ксим молча глядел на старосту, ждал, когда тот скажет слово.

– Ксим, – сказал Грод. – Расскажи. Как это… случилось?

Голос звучал так, будто и он уже сам наполовину мертвяк. Шершаво так, глухо. Будь староста колдуном-здухачем, деревни на сотню верст от такого голоса посевов лишились бы. Бирюк не ответил, ударил разок по мясному куску, перерубив жилу, да т бросил в ведро с водой. Мясо покидал в другое ведро и задвинул его подальше в тень.

– Я уже рассказал, – ответил он наконец. – Появились лесные твари. И все.

Грод некоторое время молчал. Сидел тихо, будто даже не дыша. Потом заговорил:

– Мне… – запнулся старик и затих, собираясь с силами. – Пойми, Валдух – знатный муж. Зять самого княжеского воеводы! По крайней мере, сказал так. – И снова со вздохом. – Я должен знать, что с ним стало. Не… вернется ли кто мстить.

Что-что, а свой хлеб староста ел не зря. В такое время, после всего что случилось, думал о благе деревни. Ксим это уважал. Не понимал, но уважал.

– Не вернется, – сказал он, – Их всех пожрала лесная нечисть.

Грод едва заметно кивнул, огладил рукой короткую бороду.

– Ксим, – сказал он, – мне трудно тебя понять. А я.. хочу. Поэтому, уважь старика, расскажи, как все было.

Ксим вздохнул. И начал говорить.

Свадьба гудела. А вот Ксим – нет. Он тихо сидел за накрытым столом и внимательно глядел по сторонам. Туда-сюда сновали люди, кто-то все время пытался выкрикнуть здравницу молодоженам.

– Эх, не тот нынче лунопляс, – повторяла уже в дюжину первый, наверное, раз подследповатая старуха, сидящая справа от Ксима. Повторяла и, знай, похрустывала маринованной репой. Резво хрустела, будто училась полжизни у какого-то неведомого умельца хрустеть. Первой ученицей была, не иначе! Хотя Ксим скорее всего и застал ее детство, но вспомнить не мог. Да мало ли этих поедателей репы в деревне рождается и умирает? Лишь бы не болели. Да и не болели особо, Ксим свое дело знал. Чего он не знал, так это сколько ему еще здесь сидеть.

– Да, – снова сделала попытку старуха. – Лунопляс нынче уже не так гуляют. Не так! Раньше все было гуще: веселье – ажно дым коромыслом! А потом в следующем году детки, детки… А коли той ночью найдешь мажеский папоротник, быть тебе богатому, да только прежде поберегись… что, интересно тебе?

Ксиму интересно не было. Совсем. Откровенно говоря, бирюк томился, скучал, как скучает самый обычный, пес его дери, человек. Хотелось, чтобы произошло уже что-нибудь, пускай бы даже и правда напали на княжеского тиуна прямо за свадебным столом. В прошлом году, Ксим умудрился заболеть человечьими чувствами. Большую часть времени они дремали, но иногда просыпались, отправляя бирюку жизнь. И самым паскудным из них всех была скука. Бирюки никогда не скучали, и он сам никогда не скучал, просто не умел, пока не… Да уж, удружила Агния, дурочка малолетняя. Хотя это она тогда малолетней была, сейчас уже вон замуж выходит.

– Ну так что, бабуля? – весело спросил тиун Валдух. – И как же гуляли-то лунопляс?

Старуха прищурилась и…

– Да нет, – сказал Грод. – Это ты уже почти самый конец. Ты мне с самого начала расскажи!

Старик помолчал немного и добавил:

– Не серчай на старика. Я… сложить не могу никак…

– Чего сложить?

– Да ничего, Ксим, ничего не могу сложить. Никак понять не могу, – тяжелый вздох, – как так вышло-то? Эта свадьба должна была… ну сам понимаешь. А вышла дерьмом. И таким, что нам, может, вовек не отмыться. – Он поднял усталые красные глаза на бирюка.

Что ж. Ксим принялся рассказывать сызнова.

Лето выдалось суматошным.

Едва схлынули весенние дожди, случилась беда. Гродов сын, весёлый парнишка по имени Киян, прошел в лес на охоту, да и не вернулся. Грод поначалу говорил, мол, нормально все, парень справится, чай не мальчик, мужчина уже. Все прочил его на свое место, а то ить кто будет старосту уважать, коли он в лесу родном блукает. Крепился, крепился, да на третий день кинул клич – искать. Люди отозвались, пошли в лес. Не нашли, и, как потом выяснилось, к лучшему. Грод пришел к бирюку. Не просил, не умолял. Просто сходил с ума от ужаса.

– Что с ним смоглось-то? – раз за разом спрашивал он. – Разбойников вроде нет, глушь у нас!

– Нет разбойников, – соглашался Ксим.

– И твари эти лесные! Сушьё сейчас! Спят!

Ксим не думал, что Твари спят вообще, но тоже не возражал. В лесу с человеком могло приключиться много чего, помимо разбойников и Тварей. Разозлишь лешего – сгинешь, подберешься к омуту черному, не уследишь за водянницей – утопнешь, да и просто оступился, напоролся на корни – и нету. Лес – суровый друг. С такими друзьями и врагов не надо.

– Отыщу я твоего сына, Грод, – сказал бирюк.

И действительно отыскал. Не Твари сгубили Кияна, и не леший. Мертвяки. Ксим понял это заранее, почуял кровь и мяту – три нити в ветре. Когда вышел на след, выловил и убил мертвяков, выяснилось, что спасать Кияна поздно. И три дня назад поздно было. В сумке его не нашлось добычи, лишь нетронутый кусок хлеба да мясо с репой, взятые из дома. Никто не успел бы спасти парня, уж больно далеко зашёл он в лес. Даже Ксим не так уж часто тут бывал, хотя явно стоило. Заросла эта полянка проклятым синим папоротником. Такой в народе еще мажеским зовут. Где он растет – там нечисть любит купаться в зелени под луной. Нелегко придется Гроду, подумал тогда бирюк и дал себе зарок весь папоротник выполоть к хренам. Потом когда-нибудь. Тело Кияна он вытащил из леса, отдал безутешному отцу. А сам занялся охотой, ибо заняться там и правда было чем.

В тех далях, куда забрался Киян, мертвяки ходили чуть не толпами, и все с юго-востока. Опять каганцы, наверное, пытались через лес пройти, и опять на Тварей нарвались. Бирюк просто диву давался, как никого из деревни не сожрали во время поисков Кияна? Лес разве что не кишмя кишел хищными мертвяками. Охота затянулась почти на неделю, поначалу Ксим на волокушах тягал трупы домой – по два, три, потом плюнул стал делать схроны в лесу. Думал уже переселиться на время в рощу, поближе к югу, перезимовать там, если так дело и пойдет. Но дело, хвала чурам, не пошло. За пять дней Ксим выловил всех. Кончились мертвяки, отряд каганский, видать, был невелик.

Все вздохнули спокойно. На какое-то время.

Убитый горем староста уехал в столицу, через месяц вернулся, и затем почти сразу укатил опять, утрясать какие-то дела. Что там за дела у старосты залесинской деревеньки могли быть в Столенграде, Ксим не знал, да особо и не интересовался. Вряд ли, думал он, его это коснется. А вот поди ж ты. Из поездки Грод привез не только телегу добра, но и вести. Один из его постоянных спутников, деревенский торговец пушниной, просватал Агнию, племянницу Грода. Аккурат под лунопляс. Оно вроде и не положено в такой праздник что-то иное гулять, да уперлись – то ли сам Грод захотел побыстрее радостью горе заслонить, то ли Агния характер показала, пес их знает. Итог один – свадьба в ночь накануне лунопляса. Жених – не самый видный, зато любил старостину племянницу беззаветно. Хоть кафтан и в дырах, зато при деле. Обозы водит, много где бывает, много чего видит. Не чета нашим олухам, говаривал довольный староста, придя звать Ксима на свадьбу.

– Нет, – коротко отвечал тот. – Не пойду. Не проси.

Но староста просил.

– Агнешка ведь тебе тоже не чужая, – говорил он, – ты ее от смерти уберёг, а, значит, все равно что отец. А ну как отцу не прийти к дочке на свадьбу?

Староста уже наверняка нырнул в бутыль, оттого и сыпались из него радостные слова. Но Ксим сомневался, что Агния будет рада бирюку-людоеду на свадьбе. Так и сказал:

– Праздник испорчу.

– Не испортишь! – заверял Грод. – Да ты не думай, у нас в деревне тебя любят. И рады тебе всегда. Да ты чего головой качаешь, так и есть! Приходи!

И так уж настаивал, что Ксим отказал накрепко, сколько Грод к нему с уговорами ни хаживал. Да только оказалось ксимова крепкость напрасной.

В назначенный день, едва перевалило за полдень, пошло гулянье. Ксим слышал музыку и радостные крики до самого вечера, покуда солнце, устав наблюдать за пирующими, не укатилось с небосвода. Грод зазывать снова не стал, и Ксим было уже решил, что обойдутся без него.

Не обошлись.

Заколотили в дверь, да так сильно, как ни разу не стучали. Ксим распахнул дверь – на пороге стояли два дюжих парня, разных и возрастом и статью. Роднили их только хмель и испуг. Впрочем, к испугу Ксим уже давно привык.

– Что? – спросил он.

– Староста звал, – промямлил один из них.

Выпил что ли и вспомнил про бирюка?

– Ступайте прочь, – велел Ксим, и дверь собрался закрывать.

Один из парней побледнев еще пуще, шагнул вперед и быстро сказал:

– Без бирюка никак! Староста… передал.

Ксим замер. Нет, дело явно не в назойливости Грода. Что-то случилось, видать, раз никак. Ну да, какая же свадьба без поножовщины.

– Ступайте, – повторил бирюк. – Я сейчас.

Парни, уже, кажется, совершенно трезвые, поковыляли прочь, а Ксим нырнул обратно в дом. Сбросил фартук, но рубаху переодевать не стал. Если он угадал с поножовщиной – запах крови все перебьет. А коли не угадал, так просто уйдет прочь, и дело с концом.

Ксим не спросил, куда идти, да и не надо было. Запах костров – десяти, а то и дюжины! – витал в воздухе. Пошел прямо на крики, дым и шум. В деревушке мимо свадьбы уж точно не промахнешься. Свадьбу играли не в гродовом дворе, что уже кое-что говорило о молодых. Широкий и длинный стол – прямо под небом. Такую ораву ни в каком доме не уместишь, только разве что в советной избе, да там свадьбы сроду не гуляли. Стол этот длиннющий устлали скатертями, собранными, наверное, со всей деревни – разного размера, качества, а порой и цвета, они создавали впечатление лоскутного одеяла, на который поставили чаши с едой да кувшины с питьем. За столом сидела без малого вся деревня, а те, кто не сидел, – в основном дети, но не только – носились с криками рядом. Время плясок ещё не пришло, но особо хмельные гости уже были готовы. Приплясывали, притоптывали в такт игре дудочника, явно такого же пьяного гостя, доставшего сопелку. Вроде и хорошо все, и весело, но острый взгляд Ксима быстро вычленил детали. Сидели вроде бы и вместе, но каждый как-то наособицу. Вроде и весело, но как-то напряжённо. Все знакомые, кроме нескольких. И к ним бирюк присмотрелся помимо воли. Один – в богато украшенном кафтане, неестественно синего цвета, сидел рядом с женихом, потеснив даже его родителей. Гость что ли какой-то дорогой, но неведомый? За спиной гостя два молодца, из тех чьи усы вряд ли окунуться в мед на празднике. Охрана. И правда, важен гость. По крайней мере считает себя таковым. У него у единственного глаза – злые. Рот улыбается, а взгляд полон тревоги. Ксим медленно подошел и стал перед столом. Обычно не он ищет людей, а они его. И верно, Грод тотчас выскочил из-за стола.

– Пойдем, гость дорогой! – проревел он, фальшиво улыбаясь во все стороны сразу. – Омоешь руки, и за стол!

Ксим позволил увести себя в глубь двора. Над ними навис дом – свежий сруб, которого Ксим не помнил. Неужто под свадьбу жених и новый дом построил? Хороший у Грода зять, даровитый. Изба была поистине княжеской: на две печи, с комнатами под прислугу, двумя выходами, широкими окнами, затянутыми пузырем. Не боялся жених Гродов зимы с ее холодами. То ли надеялся на ставни, то ли и вовсе не собирался тут жить в холод. Пёс их разберет, торговцев этих. Ксим не любил разъездов и не очень понимал людей, стремящихся поскорее уехать из родных краев. А потом вернуться. И снова уехать.

– Что случилось? – спросил бирюк на ходу.

– Гость приехал. Нежданно-негаданно, – ответил, глядя перед собой, Грод. Его приклеенная улыбка выглядела рваной раной. – Аж из самой столицы тиун. Валдухом звать.

Это не объясняло ровным счетом ничего. Тиун и тиун, кому какое дело. Ксим ждал продолжения, но оно случилось, только когда за ними закрылась дверь. В дом молодых Грод зашел как к себе.

– Он с собой девчонку привез. Раненую, – глухо сказал староста, наконец перестав улыбаться. – Может, коль не она, проехал бы мимо. Умирает.

Про «умирает» Ксим и так понял. Этот запах ни с чем не перепутаешь. При том, что бирюк только запах мертвяков чуял за версты, остальные постольку-поскольку, здесь смертью прямо разило. От сеней к горнице запах только усилился, превращаясь в вонь, и там, на столе наконец нашелся ее источник. Прямо посреди праздничной вышитой скатерти, тихо постанывая, лежала смуглая девушка. Глаза ее были закрыты, губы плотно сжаты. Дыхание: едва-едва.

Ксим подошел к столу, быстро оглядел тело. Скверно. Били ножом. Крови навытекло много, бледнее девке быть уже некуда. Удары, может и неглубокие, зато их несколько, и наносили, похоже, не наугад. Справа в бок – по печени метили не иначе. Рану перемотали как попало, тряпка намокла от крови и ничего не держала. Ксим осторожно развернул повязку, но старался зря: кровь и не думала засыхать, коростой там и не пахло. Бирюк скинул сумку на лавку рядом, быстро достал нож и разрезал одежду, обнажив бледное тело. Да, ударили ее трижды. Нити и игла мгновенно нашлись в сумке.

– Миску с вином, – потребовал он, – живо!

Грод рявкнул куда-то за дверь, и миску тут же принесли. А Ксим взялся за дело.

– Возьмись здесь, – велел он старосте. – Держи.

Грод взялся. Кровь не останавливалась. Ксим зашивал, давил, стягивал, но чуял: не выйдет. И в какой-то момент стало ясно как день: все без толку. Девчонка не выживет, хоть ты что сделай. Ксим рук не опустил, пытался ее спасти вплоть до мига, когда сердце девушки остановилось. Бирюк поднял голову и встретился взглядом с Гродом. Старик выглядел ошалело. Не так уж часто, наверное, жизнь утекала у него прямо сквозь пальцы. Пусть и чужая жизнь. Ксим коротко вздохнул и принялся складывать в бесполезную уже миску инструменты. Теперь их нужно промыть хорошенько.

Потянул сквозняк, затем пропал.

– Как она? – спросил за спиной незнакомый голос.

– Умерла, – ответил Ксим, продолжая заниматься делом.

– Умерла? – рявкнули сзади. – Умерла?!

Кто-то крепко схватил бирюка за ворот у затылка и потянул на себя, стараясь развернуть. Рубаха затрещала, Ксим, не стал тканью рисковать, повернулся сам. Перед ним стоял давешний «дорогой гость». Сказать, что он был в бешенстве, не сказать ничего. Глаза сузились, ноздри расширились. Красивое лицо обезобразила ярость. Он замахнулся, будто бы собираясь ударить Ксима. Но не успел: бирюк взялся за кулак, сомкнутый на вороте рубахи. Хорошо так взялся. «Гость» охнул и бить передумал. Вообще все передумал, просто отступил, баюкая ладонь, которую бирюк милосердно выпустил из захвата. Обжег взглядом Ксима, но тот и не думал опускать глаза. Рассматривал чудного пришельца. Откуда, интересно, прибыл, такой прыткий? Неужто в его краях бирюков совсем не боятся?

– Ты еще пожалеешь! – прошипел гость, и в этот момент ожил Грод.

– Тиун Валдух! – Староста ахнул и кинулся к нему, но тот капризно отпихнул старика.

– Не лезь! – крикнул он. – Ты видел это?! Видел! Твой бирюк напал на меня!

Грод молчал, колебался, и это, кажется, взбесило гостя еще пуще.

– Я этого так не оставлю! – налившись кровью, заорал Валдух. – Всю деревню по бревнышку разберу, каждого вонючего жителя на ветке вздерну!

Бирюк поднял брови. Грод же побледнел хуже молока. Но глядел твердо, внимательно так глядел староста на своего дорогого гостя. Губы его плотно сжались, старик задумался. И Ксим знал, о чем, ведь сам он думал о том же. Места здесь дремучие, ежели пропадет кто… да мало ли их тут пропадает? Бирюк поймал взгляд старосты и кивнул. Да, он успеет, если что, пережать засранцу рот, чтобы тот не кликнул свою охрану.

Тут уже и дурак бы все понял.

Тиун Валдух отступил в угол, схватился за нож. Лицо его заострилось. Дверь вдруг скрипнула, Ксим оборачиваться не стал, зато обернулся Грод. И тут же вскипел:

– А ну брысь отсюда! – рявкнул он.

– Я могу помочь, – прозвучал в ответ упрямый мальчишеский голос.

– Я что сказал! Вон! – гаркнул Грод до того зверски, что Ксим не выдержал и глянул, кто рискнул вызвать такой гнев старика. Из щели выглядывал русоволосый мальчонка. Светло-серые глаза его уставились на бирюка по-взрослому оценивающе.

– Вон! – заорал Грод, чуть не сорвав голос, прошло несколько мгновений, прежде чем дверь закрылась. Староста вздохнул, как показалось Ксиму, с облегчением. С облегчением и страхом? За кого боялся суровый обычно староста. Бирюк перевел взгляд на тиуна Валдуха и заметил, что тот тоже с интересом поглядывает на дверь. Неужто дорогой гость больше любит мальчиков? А рабыню зачем тогда вез? Рука тиуна медленно убралась от кинжала.

– Бойкий парень, – заметил он. – Кто таков? Сын?

Говорил спокойно, будто подменили его за то мгновение, что бирюк таращился на гродова мальчишку.

– Нет, – буркнул озадаченный переменой в госте старик. – Рабчонок. Из столицы привез. Помогать будет.

– Помогать, – кивнул Валдух, мерзко улыбнувшись. – Ясно.

Ксиму было ясно отнюдь не все. Бирюк сотню раз видел, как Грод наказывает рабов. Все говорят, что старик суров, но справедлив. Чего ради так трястись из-за какого-то раба? Тиун ленивым движением размял пострадавшую кисть, будто ничего толком и не произошло. Поглядел по сторонам. Подошел к столу, приподняв тряпку, поглядел на труп рабыни.

– Что теперь? – напряженно спросил Грод, глядя туда же.

– Ничего, – ответил тиун. – Похороните ее, и всего делов.

– Я не о том. Как быть будем?

– Никак, – ответил Валдух. – Свадьба же. Празднуем дальше. Ничего не случилось.

– Ничего, – повторил Ксим.

– Ничего! – мягко похлопал тиун по мертвому бедру. – Все хорошо. Я погорячился. Не трону вашу деревню. Клянусь честью отца, – закончил он уже совершенно серьезно.

Грод задрожал, сделал шаг вперед, не иначе собираясь бухнуться в ноги.

– Разумеется, – остановил его голос тиуна. – Если меня здесь прикончат, ничего путного не выйдет. Воевода знает, куда я поехал, и озаботится пропажей зятя. Пошлет людей на поиски. И те все тут перевернут.

Тиун кивнул то ли сам себе, то ли трупу:

– По бревнышку разнесут. На ветке вздернут.

Грод тяжело сглотнул. Повернулся, взглянул на бирюка.

– Ксим, – ровным голосом выговорил он. – Ты охранишь тиуна Валдуха от напасти?

А вот это уже было непонятно. До сего мгновения Ксим думал, что речь шла о том, что тиуна не стоит убивать прямо сейчас. А выходит, что не только это? Или даже совсем не это? И староста и тиун глядели на Ксима, ждали его ответа, и отвечать не хотелось вовсе. Откажешь – пес его знает, что случится. Согласишься – тоже. Валдух воспринял колебания бюрюка по-своему. Улыбнулся криво:

– Я заплачу, не обижу. Князем здесь заживешь!

– Что за напасть? – спросил Ксим.

Валдух взглянул на Грода, и тот ответил:

– На тиуна напали. Неподалеку от нашей деревни. Неведомый тать. Ранил… убил рабыню и скрылся.

– Душегуб. Ловкий, сильный. – добавил Валдух. – Напал быстро, ударил девчонку и удрал.

Ага, подумал бирюк. Напал, убил. И удрал.

– А что, – спросл Ксим, – тиун вообще забыл неподалеку от нашей деревни?

Грод сразу будто оглох. Лицо Валдуха искривилось, целая тьма чувств мелькнула в глазах тиуна: от "это не твое собачье дело" до "совру что-нибудь". Но он быстро взял себя в руки. Лицо его вновь стало спокойным.

– Воеводино поручение, – соврал что-нибудь тиун.

– Что за тать? – зашел Ксим с другой стороны. – Видели его?

– Юнец-каганец, – ответил Валдух.

– Каганец убил каганку, – сказал Ксим медленно. – А при здесь тут ты, тиун?

И снова Грод глядел на гостя, ища у него поддержки. Что за переглядки у них постоянные?

– На меня он охотится, – сказал Валдух, кривясь. – Девчонка от удара заслонила.

– Девчонка-каганка от удара юнца-каганца, – кивнул Ксим. – И почто ему твоя жизнь, тиун?

– Почто, почто, – разозлился Валдух. – Разница какая? Душегуб он и есть душегуб. Говорят тебе, убить меня хочет! Если тебя собака кусает, ты ее спрашиваешь, почто?!

– Бирюка не зовут охранять от собаки, – ответил Ксим. – А коли зовут, надо знать, почто требен именно бирюк. У гостя, – добавил он, косясь на дверь, – двое гридней уже есть. Неужто не уберегут от татя? Да и вообще, что за тать, который нападает на тиуна с двумя гриднями, а убивает в итоге девчонку своего племени? Брехня какая-то.

Грод издал звук, будто поперхнулся, но Валдух и бровью не повел.

– Брехня не брехня, – сказал он, – но меня хотят убить. Я тебе расскажу правду, бирюк, – пообещал он, видя, что Ксим колеблется, – когда согласишься. А то там гости уже без нас заскучали.

– Ты ведь согласен? – спросил старик бирюка.

– Он согласен, – ответил Валдух. – Неужто не справимся с одним молокососом?

И оба посмотрели на бирюка. Один – с холодной улыбкой, другой – с отчаяньем во взгляде. Только сейчас бирюк заметил, как изменился с зимы Грод. Постарел лет на сто. И глядел на бирюка без всякой надежды. Сколько ж на него свалилось с тех пор? Потеря сына, потом свадебные хлопоты, поездки эти туда-сюда. Судьба племянницы была на кону.

– Я не стану охранять тебя, – сказал медленно Ксим. – Но, если тебя ранят, не дам умереть. – И когда Валдух широко улыбнулся, бирюк добавил. – По крайней мере умереть быстро.

– Значит, да, – подытожил тиун. – Пойдем. Время праздновать!

Ксима усадили стол подальше от Агнии с женихом. Бирюк не возражал: там то и дело кричали здравницы, люди шумели да вскакивали с мест, шла гульба и веселье. Здесь же никто никуда не вскакивал, люди просто пили и ели. В основном даже пили. Поэтому появлению здоровенного лысого детины никто не удивился. А если и удивился, то не виду не подал. Валдух, само собой, сидел там, среди всего веселья, рядом с женихом, а его гридни маячили на шаг позади. На них то и дело натыкались слуги, таскающие еду и питье.

Бабка, сидящая рядом, оглядела Ксима, кивнула одобрительно и сказала:

– Плохая примета.

Вид у нее был самый что ни на есть заговорщицкий.

– Где? – спросил бирюк.

– Играть свадьбу на лунопляс – плохая примета.

– Верно, – кивнул Ксим.

– А знаешь почему?

Бирюк пожал плечами.

Старуха похихикала:

– Не знаешь. Потому что чуры не велят.

Дивно короткий ответ. Ксим знал, почему свадьбу на лунопляс не играют, но делиться этим с бабкой не стал. Пусть Чуры. Не велят, так не велят. Бирюк кивнул и принялся помимо воли осматриваться. Вроде бы и не волновала его судьба заносчивого тиуна, а все равно ничего путного не будет, коли на свадьбе его прирежет какой-то неведомый каганец. Да и в одном ли каганце дело? Явно ведь не просто так Грод просил его остаться на свадьбе. Что-то, видать, не нравилось ему в госте. Откуда он только взялся этот гость, псы бы его драли. Посему вглядывался Ксим в темноту, двор окружающую, и искал взглядом раскосое смуглое лицо. Попытка вынюхать его среди всех этих людей была заранее обречена на провал. Был бы он мертвяком, Ким бы его даже тут учуял, но нет, не мертвяк он. А зря.

– А что за лунопляс? – прозвучал нарочито радостный голос.

Рядом с бирюком, столкнув пьянючего мужика, уселся Валдух. Приветливо хлопнул Ксима по плечу и расхохотался в ответ на хмурый взгляд.

– Что, бирюк, удивлен? – хмыкнул Валдух. – Что я с тобой так по-простому?

– Не особо.

– Ну да, – хмыкнул тиун. – Вы ж не удивляетесь никогда. – Валдух глотнул из чарки. – Небось местные с тобой и разговаривать-то боятся?

Ксим не ответил.

– Я не такой, – сообщил очевидное Валдух. – Я к вам привык. В столице вас много.

– Слушай! – развеселился окончательно тиун. – А что будет, коли в деревне еще бирюк появится? Будете с ним драться? Или как-то мирно уживетесь?

Ещё один бирюк? Вот уж вряд ли. Не любят бирюки без нужды путешествовать. В молодости Ксиму приходилось к Деду ездить, учиться лекарскому мастерству. Но то Дед, он мудр, очень мудр. С кем угодно уживется, хоть с мертвяком, хоть с Тварью, причем в одном доме. Очень глупое сравнение вышло, решил Ксим. Не иначе человечье естество опять шалит. И бирюк снова промолчал.

– А ты не любитель болтать, да? – спросил Валдух с тенью неудовольствия на лице.

– Каганец? – напомнил Ксим. – Что ему от тебя надо?

Тиун напрягся.

– Лунопляс! – вдруг подала голос бабка. – Ты ж откуда такой темный, что про лунопляс не знаешь? Каганец что ль?

Сразу стало ясно, почему бабка так спокойно болтает с бирюком. Русоволосый Валдух чуть не поперхнулся от такого вопроса.

– Да ты что, ста!… – завопил он было, вставая, но Ксим ухватил его за рукав.

– Она слепая почти, – сказал он.

Валдух проглотил то, что хотел сказать и сел на место, сплюнув от злости. Бабка слова Ксима пропустила мимо ушей. Видать, еще и глухая была.

– Лунопляс, – проговорила она. – Это праздник наших отцов и дедов.

– Матери и бабки не в счет? – съязвил Валдух.

– В былые годы никто бы не посмел празднить что-то кроме Лунопляса. Веселье и кровь, кровь и радость. Пир и жертва. Невинная. Обязательно.

– Жертва? – протянул Валдух. – Какая жертва? Кому?

Ксим отлично знал, кому жертва. Сраный праздник, когда бирюк только пришел в эти края, попортил ему немало нервов. Бабка промычала что-то непонятное, видать на этом ее сопротивление выпивке и кончилось.

– Так что там с каганцем? – снова попробовал Ксим.

– Да ничего, – отозвался Валдух. – Молокос. Хотел убить меня. Вместо этого убил сестру. И сбежал. Но наверняка где-то рядом.

– Сестру? – нахмурился бирюк. – Он тоже твой раб?

Валдух кивнул.

– И зачем ему убивать тебя?

– А ты что-то слишком любопытный про него, – сощурился Валдух. – Неужто свою какую-то нужду здесь имеешь?

Ксим вздохнул и задал вопрос, висевший буквально в воздухе:

– Ты сюда зачем приехал?

– На свадьбу! – бодро ответил Валдух.

– Как невесту зовут? Жениха?

– Да я никак у сыскного воеводы в подвале сижу, – хмыкнул тиун. – Ты еще спроси, где у меня клад зарыт.

– Где клад зарыт, цветок покажет! – вклинилась в разговор бабка.

Ксим с Валдухом поглядели на нее, и та им серьезно кивнула. Тиун закатил глаз.

– Ладно, – сказал он. – Слушай. Я подобрал этих двоих в лесу неподалеку отсюда. Парень и девка. Похожи, будто брат с сестрой. Грязные, голодные, ни бельмеса по-нашему не понимают. Заблудились, видать. Откуда взялись – не знаю. Взял себе в спутники, подумал, доведу до первой деревни, а там с обозом каким в столицу отправлю. А то и сам довезу. Но в первый же вечер, пацан зарезал моего слугу и убежал. Зараза, – рассмеялся горько Валдух. – Он уже тогда пытался девчонку задушить, да не успел, всполошилась охрана – схватили гада.

– А дальше что?

– Дальше? – Тиун пожевал щеку и задумчиво сказал. – А дальше он нагнал нас здесь и убил девчонку.

– Неведомо за что убил, да?

– Неведомо, – кивнул Валдух.

– Папоротник чародейский надо найти, – отозвалась внезапно старуха. – И цветок его выдернуть.

– Да пасть уже захлопни! – рявкнул Валдух, грохнув по столу, хотя Ксим подумал, что получилось забавно. Люди улыбаются в таких случаях.

– Одно только неясно, – сказал бирюк.

– Только одно? – поднял бровь тиун.

– Что ты вообще забыл в наших краях, а? Тиун, зять воеводы. В деревеньке, в глухом лесу самом, а?

– Я же говорил, – ответил Валдух. – Воевода послал.

Бирюк кивнул. На другое и не рассчитывал.

Тиун пожал плечами, хлебнул из кубка, и во все глаза уставился на Агнию. Поглядеть там было на что. Сам бирюк в человечьей красоте не разбирался, но, коли судить по взглядам окружающих, невеста была чудо как хороша. Жених тоже таращился – во все глаза. Гридни – и то таращились. Хотя нет: один, густо покраснев, таращился, а другой следил старался глазеть по сторонам. Получалось так себе. Агния в разноцветном расшитом платье выглядела совсем непохожей на себя. Строгой, но вместе с тем какой-то ранимой, беззащитной. Непорочной.

Свадьба шла своим чередом. Гости гуляли, пили и плясали. Музыканты наяривали на гуслях и сопелках уже вовсе не так стройно, как в начале. Жених с невестой сидели за столом, хотя Агния иногда вставала, чтобы по традиции поднести кушанье и выпивку какому-нибудь гостю. Но это случалось все реже, вместо нее снедь таскали слуги и рабы. Никто, само собой, не жаловался, они это делали быстрее и успешнее, чем невеста. Странное дело, но того паренька, из-за которого так всполошился Грод, видно не было. Как не было видно и каганца. Тиун тоже спокойно сидел за столом рядом с Ксимом, улыбался. Парень-охранник с каменным лицом по-прежнему нависал за плечом Валдуха. Ксим задумался на мгновение. Неужто и на княжеских пирах так: сидят богатыри да княжьи люди, а за их спинами – охрана голодная торчит? Вот уж вряд ли – кого бояться в княжьих палатах? А здесь кого бояться? Каганца? Глупость, не проскочит каганец, каким бы ловким он ни был, через всю эту толпу гуляющих. Валдух не глуп, он наверняка это понимает. Зачем тогда держит на взводе стражу? Ответ пришел к бирюку в тот же момент, когда из толпы вынырнул второй страж и подошел к Валдуху, что-то зашептал тому на ухо.

Где он был, пока тиун заговаривал зубы бирюку? Как долго никем не замеченный шнырял по двору? Не глуп тиун, не глуп. Валдух выслушал гридня и улыбнулся – радостно так. Из темноты факелов вдруг соткалась Агния. Первым же делом подошла к бирюку.

– Благодарю, что пришел! – улыбаясь, прошипела она. – Радость-то!

– Дядю благодари. И вот его.

Агния кинула быстрый взгляд на Валдуха и изобразила еще одну страдающую улыбку.

– Неужели во всей деревне нет никого хворобого? – спросила она. – Чтобы ему помощь нужна была. А?

– Все здесь, – ответил Ксим. – И хворобые тоже. Тебе не пора к жениху? А то подумает чего.

Агния захотела было что-то сказать, но оглянулась на Валдуха и пошла прочь, кипя от злости. Валдух проводил ее масляным взглядом и расхохотался.

– Какова девка! Гляжу, тоже тебя не боится, да?

Ксим кивнул. Не боится. Наверное, даже ненавидит.

– Да, хорош цветок, – проговорил тиун, ласково улыбаясь. – Да не нам рвать, а?

Ксим подумал мгновение, затем сказал.

– У Агнии. Уже был жених.

– Да? – заинтересовался тиун.

– Да. Его тварь лесная убила. А Агния обезумела, – Ксим помедлил, – и отведала его плоти. Я ее тогда еле спас.

Улыбка тиуна стала задумчивой.

– Печальная история, – сказал он. – и зачем ты мне это рассказал.

– Чтобы ты не тронул. Не годится она для жертвы.

– Для какой еще жертвы? – округлил глаза тиун.

– Для невинной, – сказал Ксим. – Ты же за цветком приехал?

Валдух расхохотался раньше, чем, кажется, Ксим закончил фразу. Слишком быстро.

– Цветок? – заорал он чуть не на всю свадьбу. – Я?!

– Не ори! – мягко сказал Ксим, и веселье Валдуха вдруг закончилось.

– Другой нужды у тебя тут быть не могло, – сказал бирюк. – Свадьба тебе эта нахрен не сдалась. Жениха ты знать не знаешь. Старосту тоже. В деревне впервые.

– И что? – почти весело спросил Валдух. – Не могу мимо ехать? Просто так.

– Накануне лунопляса? – Ксим покачал головой. – Не можешь.

– Понимаешь, во что лезешь? – спросил бирюк тихо. – Знаешь, чем это грозит?

Покраснел Валдух, заалел не хуже красной девицы на выданье. Да не от смущения, от гнева, жарче всех костров на свадьбе вместе взятых.

– Ты никак угрожаешь мне, бирюк?

– Да, – сказал Ксим, и замерз тиунов оскал. Чуть нажми – треснет, рассыпится на осколки. Тиун отступил на шаг от бирюка, рука его зашарила по поясу, сжалась в кулак, не найдя ножа. Валдух оглянулся на свою охрану, и кулак сам собой разжался.

– А ты понимаешь, кто за мной стоит? – Голос тиуна зашелестел, будто одинокая монета в калите. – Сам воевода! Войско евонное! Ваша деревенька ему на раз плюнуть.

Валдух порывисто вздохнул, хватанул воздух, будто откусил кусок.

– Думаешь, я шутил, – спросил он уже спокойнее, – тогда в доме? Что вас тут всех положат? Не шутил. Не лезь в княжьи дела, иначе худо будет.

– Худо будет, если не влезу, – ответил Ксим. – Ты хоть что делай, а папоротник будить не дам.

Валдух склонил голову. А когда поднял взгляд, лицо его будто стало другим. С тиуна слетела спесь, он потерял всю заносчивость, даже наклон головы изменился. Мерзенькая усмешка в глазах пропала, не стало там и страха. Только решимость.

– Тяжело с тобой, – пожаловался Валдух. – Не сговоришься.

В столенграде, надо думать, с бирюками проще, мелькнула почти злорадная человеческая мысль, неожиданно приятная.

– Что ж бирюк, – вздохнул тиун. – честность за честность. Нам нужен цветок. Без него никак.

Нам – это уж точно не ему и его охране. Может и не врал тиун, говоря про воеводу за плечами.

– Я этот папоротник за малым не выполол, – произнес бирюк. – И выполю завтра же. Одни беды от него. Езжайте в соседнюю деревню.

– Я бы рад, братец, – ответил Валдух. – Да нет там такого.

Между ними сгустилось молчание.

– Знаешь, бирюк, – сказал Валдух, вставая из-за стола, – я тебя понимаю. Правда. Но тебе придется понять меня. Иначе, все кончится плохо.

Ксим не покачал головой.

– Нет? – вздохнул тиун. – Что ж… на удачу!

Он опрокинул в себя чарку, размахнулся и швырнул ее куда-то в темноту.

Взглянул на Ксима:

– Знаешь, бирюк, – сказал он горько. – Не каждый обычай глуп. Есть и дельные.

И услыхав это, Ксим понял: быть беде. Никак не миновать, не объехать.

Валдух ушел на веселый край стола. Оттуда на Ксима с тревогой смотрел Грод.

А меж тем вокруг что-то происходило. Девушки – гостьи и рабыни – высыпали на поляну и принялись оттягивать в стороны упившихся да танцующих. Служанка поставила перед Ксимом корзину со снедью, и двинулась прямо к невесте. И не она одна. Девки да тетки со старухами окружили невесту, откуда-то притащили длинный полог, уложили его прямо у костров и принялись устанавливать на длинные жерди. Покосившаяся бабка все продолжала что-то бормотать про великие луноплясы прошлого, тихо сползая под стол. Спрашивать у нее было бессмысленно.

– Девица, – позвал Ксим, пока рабыня не отошла далеко.

Девица названая повернулась и вздрогнула так, что чуть из башмаков не выскочила. Можно было подумать, что она и не видала, перед кем снедь ставила, под ноги себе только и глядела.

– Д-да, господин?

Ишь ты, господин. Крепко своих слуг и рабов наструнил Грод, что они каждого дылду господином величать готовы.

– Что там происходит? – спросил Ксим, указав на возню с пологом.

– А, – девчонка тут же заулыбалась, оттаяв. – Сейчас невесту уведут и спрячут за полог, – сказала она. – А потом туда будут заходить парни и девушки. Девушкам перевяжут глаза, а парням рты. Ой. Наоборот. Парням – глаза, девушкам рты. И пока жених невесту не найдет, ему ее не отдадут.

– И зачем это все? – спросил Ксим.

– Похищение невесты! Ну, обряд такой, – пояснила девушка. – Чтобы парень мог найти свою суженую.

– Наощупь?

Девушка рассмеялась.

– А как же еще? Не по запаху же! – она совершенно перестала бояться бирюка. – Трогают лицо и узнают. Конечно, самое главное, чтобы жених нашел невесту. Для этого все и затеивается!

Вспыхнули костры ярче, окрасился огонь зеленовато-синим на мгновение, разлился по двору аромат чудных трав. С точки зрения людей, наверное, чудных. А для бирюка – дрянь вонючая. Заохали подвыпившие люди, заахали, на диво-дивное глядючи. Закружились вокруг этих костров хороводы, Один голос затянул песню, ее подхватили дюжины других, и песня встала во весь рост над свадьбой, повела крылами. Вскрикнули радостно замолкшие было сопелки с гуслями. Вышли к кострам люди, взялись за руки и пошли вкруг костров. И все быстрее, быстрее! Упитые чуть не до обморока гости вставали и плясали в этих хороводах, будто слетел с них хмель, стоило только развернуться песне, а они весь вечер только и ждали момента. Иные юноши и девушки, отплясав, вырвавшись из одного хоровода, ныряли в следующий.

И в этот самый миг Ксим понял, что Валдуха за столом больше нет. И охранители тоже пропали.

Бирюк резко поднялся, и девчонка, ойкнув, все-таки выскочила из лаптей. Он кинулся прочь от костров – быстрее во тьму, да куда там. Люди плавно перетекали из одного хоровода в другой, и поди обойди всю эту пляшущую кодлу. Обогнуть хоровод, случайно уронить девчонку с подносом, оттолкнуть пьяного, лезущего целоваться, дать пинка невесть откуда взявшейся свинье.

Навстречу ему выскочил Грод:

– Поди прочь! – рявкнул он, пиная все ту же свинью. – Откуда взялась только! – Но увидев бирюка, он мгновенно поменялся в лице. – Ксим! Валдух пропал! И коней его в конюшне нет!

– Видел его кто? – спросил Ксим.

– Пес его знает, – ответил мрачно староста. – У кого тут спросишь?

С хохотом мимо них пробежала девчонка лет десяти с горящей палкой в руках. За ней гнался сердитый мужик. Грод проводил парочку взглядом и повернулся к бирюку.

– Валдух же сам уехал, так? – рассудил старик. – Его в шею не гнали, так? Если и убьет его кто-то… Это уже не по нашей ведь вине? Мы все, что могли, сделали.

И вроде оно так. Но все равно как-то не так.

– Он рядом с молодыми был, – сказал Ксим. – Они, может, видели?

Грод кивнул и лихо, не по-стариковски, проскочил меж пляшущих и исчез в толпе. Ксим увязался за ним, вынырнул из толкучки как раз к тому моменту, когда староста, принялся трясти за ворот жениха. Тот пытался собрать глаза в кучу, навести осоловелый взгляд на Грода.

– Где гость дорогой? – спросил тот. – Ну? Говори!

– Какой? – нахмурился жених.

– Тиун! – сильнее затряс его старик. – Тиун этот драный! Валдух!

– Ушел, – рассеяно отозвался жених, оглядываясь. – Куда-то.

– Куда? Давно?

– Давно, – кивнул жених, пытаясь обрести внутреннее и внешнее равновесие. – Давно, да.

– Куда?

– Не знаю, – рассеянно ответил тот. – Не…

– Ненаю, – передразнил старик и сплюнул. – Пес лысый… Где Агния? Она лучше знать должна!

– А-агния, – пьяно запнулся жених. – А вот. Нету. Ищу вот… а ее нету.

– Как нету? – не поверил Грод. – А где она?

– Не… – вяло попытался освободиться жених. – Не знаю!

– Невесту похитили! – взвился над праздником чей-то восторженный голос, и взгляд старосты стал безумным.

– Вот с-сука! – прошептал старик.

Он выпустил жениха, и тот, ойкнув, осел на землю. Непонимающе огляделся, а Грод уже бежал к толпе с пологом. Ох эта родительская тревога о собственном чаде, всегда бежит впереди всех. Почти трезвые глаза жениха повернулись к бирюку. Он еще не совсем пришел в себя, но где-то на дне взгляда уже плескался ужас.

– Что, – спросил он хрипло, закашлялся. – Что случилось? Где Агния?

– Валдух уволок.

– Как? – ужаснулся жених. – Зачем?

– Невинная жертва.

– Кака!.. – парень закашлялся. Шатаясь, он встал. – Нет, нет, нет. – И поковылял куда-то в темноту.

Бирюк поспешил за Гродом.

Полог уже давно натянули – за плотной тканью были видны лишь слабые силуэты на фоне костра. Они дрожали в страхе, подчиняясь пляске языков пламени, и этот страх, заметил Ксим, передался Гроду. Взгляд старосты заметался по толпе, пытаясь найти среди одинаковых девичьих, затянутых в мешковину, силуэтах свою племянницу.

– Где она? – крикнул старик, оглянувшись на бирюка, голос его отдавал отчаяньем.

Ксим тоже глядел на них и тоже ничего не мог понять. Проклятые люди и так были все на одно лицо, без всяких усилий, а коли уж они ещё и стараются одинаковыми выглядеть – тут уж вообще ничего не поделаешь. Обычно Ксим унюхал бы разницу, он куда как чётче различал людей по запаху, но горели костры, чадили заморскими травами, и чуял бирюк только тошнотворную пряность. Не дождавшись ответа от бирюка, Грод кинулся к первой валяше и принялся стягивать с намасник с головы ближайшей к нему девушки. Высыпались из-под него черные локоны, блеснул недоумением взгляд. Не она.

– Агния! – рявкнул куда-то вверх Грод и бросился к следующей. На какой-то миг гости застыли, не зная, что и думать, а затем кто-то прыснул, и хохот покатился по двору, отскакивая от деревьев, столов и даже темного неба. И девушки бросились врассыпную, радостно смеясь – ишь какую забаву староста выдумал! Поди поймай!

Грод выругался, бросился за ними бежать, да запутался в мельтешащих девках, споткнулся. Упал Грод, уперся руками в землю. Пуще прежнего захохотали люди вокруг, закружили, окружили. Ксим шагнул вперед, и разбился об него шквал пляшущих людей. Разбился, откатился и пошел о другую сторону в веселом смехе и гаме. Бирюк ухватил старосту за руку, вытянул будто из омута, поставил на ноги. Отряхнул. И тут же уронил снова – в него врезался жених

– Их. Видели! – задыхаясь сказал он. – Ее уводили вон туда, – показал он в сторону соседних домов.

– Ксим! – Грод уже был на ногах. – Помоги ее найти, я знаю, бирюки ведь могут…

Но Ксим молчал. Нет, думал он, тиун не дурак, и Агнию бы брать не стал. Пусть он не поверил в рассказ бирюка, но рисковать бы точно не стал. Он взял кого-то другого. Кого?

– Я помочь могу, – прозвучал от дверей мальчишеский голос.

– Грод, – медленно проговорил Ксим. – Где этот твой мальчишка-рабчонок?

– Что? – опешил Грод. – Янко? На кой он тебе, тут об Агнии речь! Так поможешь али нет?

Ксим покачал головой.

– Валдух не уводил ее, – ответил он. – Ему невинная жертва нужна. Агния не подошла бы.

– А он откуда…

– Я сказал.

– Зачем?!

– Вот за этим.

Грод застыл, раздумывая. Скривился.

– Может и так, – сказал он. – Может и не так. Пойдем спасать сопляка, а в это время… Вдруг ты ошибся?

Ксим покачал головой. Здесь ошибки быть не могло.

– Я все равно за Агнией пойду, – решил Грод. – пусть лучше я ошибусь, чем ты. Людям ошибаться проще, чем бирюкам.

Все правильно сказал, рассудил бирюк. И пошел своей дорогой. Побежал.

Ксим мчался сквозь лес, не обращая внимания ни на что. Прохладный воздух раздувал рубаху, лез за шиворот. Ветки давно знали бирюка, понимали его, потому расступались. Иная молодая поросль, коли не успеет в сторону качнуться, летит прочь, отломанная без всякой жалости. Не по следу бежал Ксим, по памяти. Он хорошо помнил дорогу к той проклятой поляне, заросшей папоротником. В прошлый раз путь к ней занял прилично времени, но в этот раз он не шел – бежал, без волокуш, без сумки, без оглядки. У Валдуха была фора, он верхом, но Ксим лучше знал дорогу. Должен был успеть.

Поляна послушно вынырнула из тьмы, озаренная двумя факелами, вбитыми в землю. Кони испуганно похрапывали, хотя на глаза им накинули тряпичные шоры. Валдух стоял прямо посреди поляны. В руке его виделся замысловатый вороненый нож, черный до того, что даже не отражал свет факелов и казался в руке тиуна сгустком тьмы. Чуть позади тиуна – двое гридней. Оба бледные, насупленные. И мальчонка-раб у ног. Руки за спиной завязаны, сам на коленях. Светло-русые волосы сейчас и вовсе рыжие в свете факела. Лицо перекошено страхом, но глаза удивительно спокойные. Поди пойми, что он чувствует. Хотя на кой ляд бирюку его чувства?

– Лекарь! – фальшиво удивился Валдух. – Вот уж кого не ждал! Мы же договорились, а?

Ксим не ответил. Хватит уже на сегодня пустого трёпа. Он медленно двинулся к Валдуху. Один из гридней, тот, что поменьше, ступил вперед, прикрыл тиуна собой. Рука его скользнула к топору на перевязи пояса. Неспеша топор вынырнул из чехла. Блеснул в свете факела.

– Стой, – сказал резко тиун, в голосе его не осталось и следа весёлости. Гридень послушался, Ксим нет.

– Стой, бирюк, – повторил Валдух. – Давай поговорим.

Мальчишку (как там его Грод величал? Янко?) он сноровисто подтянул к себе. Рука с ножом, будто невзначай, осела на детском плече. Ксим остановился, и это, кажется, удивило Валдуха по-настоящему. Он бросил быстрый взгляд на мальчишку.

– Зачем ты здесь? – спросил он, нахмурившись. – Мы ничего друг другу не должны.

Ксим указал пальцем на Янко.

– Мальчишка? – удивился Валдух. – А что мальчишка?!

Не в мальчишке дело, мог бы сказать Ксим. Но не стал ничего говорить. Слегка сместился вперёд. Гридень это заметил и тоже слегка выдвинулся навстречу. Валдух стиснул челюсти, поиграл желваками. Красивая борода как-то неловко задергалась, будто пытаясь сбежать от хозяина.

– Я не хочу с тобой ссорится, – сказал тиун через силу. – Но и мальчишку не отдам. Это всего лишь раб. Я оставил Гроду за него приличную плату. Искать другого сейчас нет времени.

Видать, Грод, если плату и нашел, понял все совсем не так. Ксим снова шагнул вперед.

– Цветок папоротника! – сказал тиун. – Я получу богатство. И власть. И тебя не забуду!

– Брось нож, – велел бирюк. – И отойди. Ты не знаешь, что делаешь.

Валдух выдохнул, будто до последнего не верил, что бирюк заговорит. Наверное, думает, это что-то поменяет. Тиун коротко рассмеялся, а лица его стражи сделались уж совсем каменными. Как будто услышали ложь, какая их не касается напрямую, но все ж таки совесть царапает. Ну да, стоило догадаться.

– Я знаю, – ответил тиун. – Знаю! Жертва, цветок, богатство!

Ксим кивнул.

– Жертва, – сказал он. – Это не только мальчик. Еще ты и твои спутники. Не имеет значения, невинна жертва или нет. Твари не выбирают. Дашь им крови – все заберут.

Валдух фальшиво хмыкнул.

– Я изучал этот обряд, – сказал он. – К волхвам ходил. К ведунам! И никто не говорил ничего такого. Ты врешь, бирюк!

Все ясно. Уговорить не выйдет. Ксим снова двинулся к Валдуху. Тот занервничал.

– Я убью мальчишку! – пригрозил он.

– Да, – ответил Ксим. – Для этого все и затевалось.

– Убью, если подойдёшь! – повысил голос тиун.

– И даже если не подойду, – кивнул Ксим.

– Что ты хочешь? – крикнул Валдух в полный голос. – Убить меня?

– Если я не заберу мальчишку, умрешь и так.

Взгляд Валдуха метнулся к своим гридням, потом обратно к бирюку. Сейчас натравит их на меня, решил Ксим, но тиун медлил. Может, и правда, знаком был с бирюками? Понимал, что его охрана для Ксима пустой звук. Может, выйдет еще обойтись без обряда.

И в этот момент все началось.

Из кустов с воплем выпростался оборванец – смуглый, раскосый. С ножом в руке. Первый гридень дернулся, махнул в его сторону булавой, но тот увернулся и через кувырок резко приблизился. Вставая, одним лихим движением ударил бойца куда-то в подмышку. Тот охнул, выронил булаву, пошатнулся, будто стоял на лодчонке посреди речной водокрути. Каганец цапнул его за плечо и ударил ещё дважды, затем оттолкнул и бросился к князю. Гридень упал, он был еще жив, но ненадолго. В глазах Валдуха вспыхнул страх. Счет пошел на мгновенья.

Медлить было нельзя.

Второй гриден тоже так решил и поспешил на защиту тиуна. Ксим бросился вперёд, схватил его за шкирку и отбросил назад, не слишком заботясь о том, куда и как тот свалится. Но бирюк не успевал. Каганец уже стоял лицом к лицу с Валдухом. Бросив отчаянный взгляд на бирюка, тиун замахнулся мечом на каганца, но все, кажется, понимали, что это бесполезно. Каганец проскользнул вперёд, перехватив нож получше.

Сколько там было расстояния? Сажени три-четыре? Для бирюка – миг, меньше мига. Рука его метнулась вперёд, а пальцы сомкнулись на горле каганца. Усилием Ксим поднял его над землёй. Валдух тоже не стал медлить. Одним движением он вогнал каганцу меч в бок – аккурат под ребра. И тут же вырвал. Плеснула на землю кровь, ушла жизнь. Зашелестел тут же папоротник, из синего мгновенно став красным, заволновался, будто море в бурю, ла только ветра никакого не было и в помине.

– Жертва. Принята, – проскрипел чей-то довольный голос, и шел он явно не от тех, кто находился на поляне.

Вспыхнул у ног Валдуха пламень, засиял до рези в глазах – яркое солнце на зелено-черном стебле, невесть откуда взявшемся. Отнюдь не сразу Ксим проморгался, а когда наконец перед глазами перестал плясать зелёный пучок не пойми чего, он увидел бледное лицо Валдуха. Тот таращился на маленькое красное солнце у своих ног.

Кровавик все-таки зацвел.

Лишь раз видел бирюк, как цветет клятый кровавик, надеялся больше не увидеть, да вот поди ж ты. Тени уплотнились, почернели. Сама ночь отступила от опушки, но налилась дурной чернотой, обещая жестоко отомстить за свое внезапное поражение. Дрогнули деревья и исчезли, будто отступили во тьму. Или тьма шагнула вперёд, поглотив их, и все, что было за ними. Лицо Валдуха разрезала безумная улыбка. Нагнись и сорви свой кровавик, но не двигается тиун, застыл. Глядит теперь куда-то по сторонам. И было на что поглядеть. По цепочке одна за одной – зажглись вокруг поляны пары хищных глаз – красные, жёлтые, голубые. То и дело из тьмы в свет просовывались морщинистые лапы, похожие то на куриные, то на человеческие, только покрытые черным волосом, а то и вовсе семипалые хваталки. Они слепо шарили у границы света и тьмы, а затем исчезали, разочарованные. Ни у кого не возникало сомнений, кого пытаются эти лапы нащупать. Какое-то время было слышно лишь царапанье когтей и пальцев по земле.

Тяжело сглотнул тиун. А в следующий миг, тишина вокруг потрескалась и стала рассыпаться под медленно нарастающим гулом, лес завопил, завыл, звонко запел. Поначалу ничего было не разобрать, но затем, как по щелчку, этот гул прорвался, и через него на поляну излился поток криков и воплей.

– Отдайте! Отдайте! – кричала тьма, и красные глаза алчно мерцали.

Гридень, которого откинул бирюк, беспомощно оглядывался, сжимая в руках бесполезный топор. Куда спокойнее казался тиун. Руки его подрагивали, но взгляд был более-менее твердым.

– Что будем делать, бирюк? – спросил он.

Ксим промолчал, раздумывая.

– Отдадим чего хотят? – спросил Валдух.

– И чего они, по-твоему, хотят? – спросил Ксим.

Тот указал на сияющий пламень у их ног:

– Нечисть жаждет кровавик. Я слышал об этом, привел с собой воинов, был готов, но… Не был, – заключил он невпопад.

Ксим покачал головой, показал на тьму вокруг поляны.

– Они не могут подойти к цветку, – сказал бирюк. – Он им без надобности.

Будто соглашаясь, тьма вокруг колыхнулась, пошла волнами, будто под поверхностью этой упругой тьмы, как в озере, плавали хищные твари. Тиун снова сглотнул. Было видно, что он изо всех сил хочет задать прежний вопрос. Но все вопросы отпали, когда из тьмы глаз, зубов и когтей медленно выдвинулась серая лошадиная голова. Жёлтые бельма без зрачков уставились на бирюка. Тварь широко раскрыла полную зубов пасть пасть и завопила. Тьма на шаг отодвинулась, словно чудища вокруг и сами боялись зубастую лошадь. Крик расщепился, зажил своей жизнью, заструился по поляне разноголосицей, и не сразу Ксим понял, что это от ужаса кричат Валдух и его гридень. Янко молчал. Похоже впал в ступор. Он таращился на тварь, не в силах отвести взгляд и даже моргнуть.

На мгновение все стихло. Ксим почувствовал, как в груди свернулся тугой ком. Опять людские чувства пошаливают? Конь медленно выплыл из тьмы и застыл на середине поляны – всего в пяти саженях от бирюка и его товарищей по несчастью. Конь как конь, только пепельно-серый, с непонятными пятнами, слишком похожими на трупные. И ноги. Стройные лошадиные ноги, ближе к земле становящиеся прозрачными и исчезают в дымке.

– Падальщ-щик, – с неудовольствием прошипела Тварь.

Ксим кивнул, и ком в груди пропал.

– Дождя я не вижу, – медленно поговорил бирюк. – Почему ты здесь?

– Пс-с! – ощерилась Тварь, но ощерилась не так уж громко, как обычно. Будто кричала шепотом.

– Не с-смей так с-со мной говориць!

Ксим молча вглядывался в бельма, пытаясь сообразить, что делать дальше. Тварь будто смущало молчание бирюка, поэтому она начала заново.

– Обряд ис-сполнен.

Ксим кивнул. Глупо отрицать очевидное.

– З-снач-щит вс-се они мои. По праву.

Ксим мотнул головой, отрицая очевидное. Тварь снова зашипела.

– Уговор такой, – сказала она. – Ты отдаеш-шь мне вс-сех, кто з-сдес-сь. А потом уходиш-шь.

Бирюк огляделся, оценивая окружающих.

– Я ухожу, – согласился он. – Оставляю всех. Кроме мальчишки. Его забираю.

Тварь распахнула пасть и коротко крикнула. Фиолетовый язык выбрался из пасти и мотнулся из стороны в сторону, как собачий хвост.

– Нет! Вс-сех!

Ладно. Дед когда-то говорил: «Охотников уважай, они нас кормят. Но и спуску не давай, если что. Мы не слуги и не рабы».

Бирюк поднял глаза на Тварь:

– Другого уговора не будет. Либо так, либо совсем никак.

– Как ты с-смееш-шь! – взъярилась Тварь.

Ксим пожал плечами. Оказывается, он умеет бесить не только людей.

– Они мои, – проревела Тварь, и тут же взвыла тьма за кругом. Жадно взвыла, яростно.

– Наш-ши! – зло прошипела Тварь. – Наш-ши! – И вопли поутихли. Видать, там во тьме скрывались чудища, с которыми приходится считаться даже грозному лесному Охотнику.

– Они наш-ши по праву! Древнему праву! – продолжала шептать Тварь. – И ты отдаш-шь нам их. Инач-ще я з-саберу вас-с вс-сех! И тебя!

Ксим снова посмотрел на тех, кто его окружал. Каганец, принятая жертва. Мертв. И раненый гридень не жилец. Даже начни его Ксим зашивать прямо сейчас, скоро отправится вслед за каганцем. Второй в порядке, ни царапины. Но он воин, знал, на что идет, должен быть готов к смерти. Валдух – тиун, зять воеводы. Из-за него весь этот срам случился. Мальчишка-раб у ног. Никто. Самое плохое, что могло случиться, уже случилось: обряд состоялся. Кровь пролилась, и явились чудища.

– Быс-стрее решай, – поторопила тварь. – Инач-ще…

– Я знаю! – перебил ее Ксим неожиданно для себя.

Что-то было не так. Тварь торопится, ведёт себя будто… Да, будто воришка, который боится, что за ним вот-вот придет стража, и потому пытается выжать из бедняка в подворотне ещё одну монету. Время? Ну, конечно же, время.

– Погоди, сейчас решу, – сказал Ксим.

Тварь приподнялась чуть выше над землей и в ярости задрожала. Ее нетерпение стало совсем очевидным.

– Я вытряхну из-с тебя киш-шки, – пообещала Тварь.

Ксим бросил взгляд на раненого гридня. Тот хрипло дышал, пытаясь зажать рану, но губы его уже посинели, почти никакой силы в мышцах не осталось. Ни сил, ни жизни. Не отрывая взгляда от Твари, бирюк присел, зацепил рукой раненого гридня, подтянул к себе.

– Хорошо, – проговорил он. – Держи.

– Ты что творишь? – дрожащим голосом вскрикнул левый гридень.

– Заткнись! – перебил его тиун. – Киван не жилец уже!

Он с жадным любопытством глядел на действия бирюка и, кажется, понимал, что тот задумал. Гридень вздрогнул от слов Валдуха. Беспомощно отвернулся. Ксим приподнял раненого, вздохнул и резко бросил его вперёд, навстречу Твари.

Глаза умирающего гридня вспыхнули от страха, когда он почувствовал, что падает, но длилось это недорого. Неведомым образом Тварь подхватила его, и тот изломанной куклой застыл в воздухе, медленно поплыл прочь от бирюка. И тогда страх во взгляде гридня сменился глухим ужасом. Он закричал, чисто и пронзительно, без хрипов. А в следующий миг замолк, когда тварь бросилась вперед, и клыки толщиной с палец и длиной в пядь вонзились в череп бедолаги. Кровь не брызнула, потекла по дергающемуся лицу. Все это не заняло и двух ударов сердца, но Ксим хорошо разглядел удивленное выражение, с которым умер гридень. Душа бирюка будто потрескалась, но на людские переживания времени не было. Пока Тварь занята, стоило действовать. Он схватил за руку Валдуха, подтянул к себе, так резко, что тот и одуматься не успел. Миг – и коготь обнаженногопальца бирюка чиркнул по запятью. Ойкнул Валдух, кровь пролилась на цветок, и будто луч солнца сорвался с его лепестков. Круг света резко расширился, Вспыхнули лучинами волосатые и когтистые лапы, оказавшиеся внутри него. Послышались вопли боли и страха. Надежда успела промелькнуть на лице Валдуха, но сменилась ужасом, когда круг рывком уменьшился обратно. Ксим принял решение.

– Прикройте уши! – рявкнул он, и, не дожидаясь, вырвал цветок из земли. Руку больно резанул стебель, будто не траву, а шнур промасленный рвал из земли бирюк. Какой-то миг цветок сопротивлялся, а затем поддался и вышел из земли, рождая дикий стон. Застонал корень, как живой человек, как три дюжины человек, наверное, и небо услышало, и недра земли. Чудо, что не согнулись от этого тяжкого стона деревья, хотя пес их разберет в темноте, может, и согнулись.

Тело мертвого гридня, висящее в воздухе, вдруг обрело вес и рухнуло на землю. И там уже, мертвец принялся дергаться, будто рыба, выброшенная на берег. Тварь, только что смакующая угощение, переменилась в лице, бельма ее помутнели, а в следующий миг она склонила голову и выблевала все, что успела отожрать от мертвеца. Ксим подхватил безвольного мальчишку на плечо, затем сунул цветок в рану тиуну. и лепестки снова исторгли ослепляющий свет, на миг вокруг стало белым бело.

– Вперед! – гаркнул Ксим и рванул через лес прочь с этой поляны. Светлый круг рванул вместе с ним. Гридень и Валдух побежали следом. О конях никто не думал. Лишь бы уйти.

Чудища едва поспевали убираться с пути, обожженные светом. Они вопили от ярости и боли, а где-то там позади визжала громче всех Тварь. Ксим старался глядеть сразу во все стороны: свет слабел, требуя крови, и какой-нибудь отчаянный чудищ может кинуться, наплевав на ожоги. К тому же, стоило разобраться, куда вообще бежать. В этот момент Янко очнулся и принялся в панике кричать, вторя окружившим их монстрам. Руки ноги его задергались, локтем он заехал Ксиму в щеку. Бирюк, подхватил мальчишку на ноги, но тот был хуже куклы. Глаза его смотрели в никуда. Парень был явно не в себе.

– Подержи! – сунул он цветок в руки Валдуху, а сам скинул мальчишку с плеча. Тот был в сознании и даже не ранен, лишь напуган, но не так, как пугаются иные люди до ступора. Его трясло, глядел он куда-то сквозь Ксима.

– Брось его, – сказал Валдух. – Бежим!

Бирюк не ответил. Не для того, он сюда бежал, да с охраной княжьей дрался, чтобы потом на полпути дите бросать. Он легонько шлепнул мальчишку по щеке, не помогло. Шлепнул сильнее, наотмашь. Щека тут же налилась краснотой, но в глазах по-прежнему царил мрак. Бирюк выругался, подхватил мальчишку снова, но тут понял, что остался в темноте. Где-то там виднелся яркий свет, и свет этот явно удалялся. Валдух бросил его. Их.

На какое-то, очень-очень тихое, мгновение Ксим замер. Затем взгляд его пролетел по кругу, и бирюк бросился вперед вперёд – аж ноги загудели от натуги – в просвет между чудищами, пока они не пришли в себя. Но они уже пришли, и на пути у Ксима выросли сразу пять лохматых монстров, каких он сроду не видывал.

– Бирю-ук! – завопила где-то позади Тварь и закашлялась – совсем как человек.

Первого уродца Ксим просто отшвырнул с дороги, второго снёс ударом ноги. Это стоило ему драгоценных мгновений, и его тут же снова окружили. На плече болтался мальчишка и лишь тихо поскуливал. Бирюк зарычал и кинулся в самую гущу, обнажаясь на ходу. Рубашка затрещала в вороте и в подмышках. Спина раздалась, руки удлинились. Чернота от когтей побежала вверх по руке, покрывая кожу. В ночном свете заблестела мелкая чешуя.

Его черная рука крест-накрест ударила по ближайшему уродцу, и тот будто взорвался алой кровью. Всеобщий голодный визг сменился на яростный, но Ксима это не остановило. Прижав к себе мальчишку сильнее, он принялся наносить удары во все стороны, откуда перли враги. Они навалились всей кучей, двигаться стало невозможно. отовсюду тянулись жадные руки, они толкали, пихали Ксима, царапали, но особого вреда причинить не могли. Скоро они сообразят, что мешают друг другу и примутся за бирюка с мальчишкой всерьез. Потому, пока была возможность, Ксим отчаянно драл когтями всех вокруг. Летели ошмётки, его заливало вонючей жижей. Первый раз хорошо ему прилетело в голову. Тяжёлая лапа вдарила по затылку, вокруг все зашумело на мгновение, размылось. Глаза защипало, по виску потекла холодная бирючья кровь. Ксим отмахнулся, попал, кажется, и на один голос в общем гаме стало меньше. Второй раз досталось по ребрам. Враги быстро сообразили, что со спины бирюка взять проще, как бы споро он не вертелся. Ксим охнул сквозь зубы, на мгновение сжался, и после этого удары посыпались со всех сторон. Поняв, что дальше ходу нет, бирюк скинул мальчишку с плеча вниз, под ноги И свернулся над ним. Нечисть бросилась кромсать его с удвоенной силой. Его рвали, кусали, толкали и царапали. Немолчный визг стоял над лесом, бил по ушам. Медленно, сгорбившись, Ксим поднялся, прижимая мальчишку к груди и двинулся вперёд. Он чувствовал запахи костров, и шел к ним. Костры – это люди, люди – это деревня. А в деревню лесной нечисти хода нет. Даже в лунопляс.

Врываясь в землю, он еле шел, проталкиваясь между сонмом когтей и зубов. Под ногу кинулся кто-то, и Ксим еле устоял, споткнувшись. Не чинясь, он наступил на упавшего, почувствовал, как когти на ногах впиваются в мягкое тело очередного чудища. Хорошо, отстраненно подумалось ему, что на голове волос нет, а то уже бы повыдергали.

Шаг. Другой. Шершавая лапа просунулась под подбородком, попыталась сжать горло. Бирюк напряг шею и быстро вцепился в лапу зубами. Лапа тут же исчезла, оставив в зубах бирюка кусок плоти. Тьфу! – и кусок улетел в темноту.

Ксим склонил голову. Ему не нужно смотреть, куда идти. Достаточно просто идти.

Не останавливаться.

Идти.

– Держ-шите их! – яростный визг Твари перекрыл вопли нечисти.

Ксима терзали все яростнее. Черная кровь капала мальчишке на одежду. В этот момент что-то свистнуло, сбоку прилетел сильнейший удар, и Ксима просто сорвало с места. Отбросило и его, и всю нечисть, что была рядом. Он тяжело упал на бок, рядом свалился мальчишка. Бирюк понимал, что сейчас умрет. Это было неизбежно. Против лесного Охотника и всей этой армии нечисти он сделать не мог ничего. Бирюк был готов к смерти. А вот крупица человека, что непрошеным гостем проникла в него год назад – не была. Она отчаянно хотела жить. И тогда бирюк зарычал. Так громко и яростно, как только мог, вложив все, человеческое отчаяние, что было ему доступно. Всю тоску, что была заперта в безразличном бирюке. Всю непонятную людскую боль, которую нельзя почувствовать.

Нечисть шарахнулась в стороны, будто волна от упавшего в воду камня, но затем подалась обратно, и бирюк понял: это все. Он не выдержал, зажмурился, опустил голову. Тварь заголосила в радостном исступлении, и… вдруг все стихло. Воцарилась гробовая тишина. Ксим поднял глаза. Вокруг него тускло блестели в лунном свете когти и клыки.

В этот момент в гробовой тишине раздался крик петуха.

В такой близкой, но далёкой деревне закричал петух. То ли отозвался, то ли с перепуга крикнул. А то ли и правда было уже пора. И снова стало тихо. В этой самой тишине закряхтела нечисть, захныкала, будто толпа детей, которым не дали сладость.

– С-сочтемс-ся, падальщик! – Змеиный посвист твари резанул по ушам, коротко взвыл ветер, яростно зашумели листья, а затем все стихло.

На поляне остались только Ксим и лежащий на земле Янко. О случившемся напоминала лишь изрытая когтями земля – будто для дела перекапывали, хоть сейчас репу сажай… Бирюк несколько раз глубоко вздохнул и снова оделся. Исчезли когти, пропала чешуя, руки стали нормальной длины. Раны скрылись, но болят. Ими придется заняться позже. Рубаха порвана, так это не беда. Бирюк огляделся ещё раз, подхватил мальчишку на плечо и понес в деревню.

– И это все? – спросил Грод. – Ты просто отнес Янко к нам в хату, и на этом все? А с Валдухом что?

Ксим пожал плечами.

– Подох.

– Что значит, подох? Ты видел его труп?

Ксим кивнул. Старик задумался.

– Его просто загрызла лесная нечисть? – уточнил он. – Вместе с цветком?

– Сожрала, – кивнул Ксим. – Про цветок не знаю. Скорее всего сгинул с рассветом.

Немного помолчали.

– Подумать только, – наконец сказал старик. – Такой человек. Самого князя знакомец. Зять воеводы! А такая паскуда оказался.

Ксим молча пожал плечами.

– Кстати, – добавил старик. – Если тебе интересно, Агнию никто не воровал. Вернее, – поморщился он, – воровали. Подружки. Все по обряду, мать его!

Не все обряды глупые, кажется, так говорил Валдух. Все-таки он был не прав. Все.

– Ты мне вот что скажи, – повернулся к бирюку старик. – Когда мы все за Агнией побегли, ты почему с нами не пошел? Почему в лес потащился за мальчишкой?

Ксим снова промолчал. Все, что он хотел сказать, он сказал и добавить было нечего. Говорить о том, что жизнь Агнии ему не так важна, как прервать обряд? О том, что схватил бы Валдух ее, Ксим спас бы и ее? О том, что есть вещи подороже людей? Говорить об этом смысла не было. Он и не сказал.

Старик потоптался в дверях ожидая ответа. Потом махнул рукой, сдержано поблагодарил. Ксим кивнул. Никто никого не понял. Все как обычно, и как должно быть. Старик ушел. А бирюк прислушался к себе. Нет ли опять людского чувства стыда из-за того, что соврал старику? Стыда не было. Это хорошо. Память ведь не староста, ее не обманешь. Да Ксим и не хотел ее обманывать.

Бирюк догнал его довольно быстро. А что там догонять – сдал на руки мальчишку и обратно бегом в лес, насколько хватило сил. По пути Ксим проведал давешнюю поляну и нашел неподалеку первого гридня, которого сжевала Тварь. Он еще не стал настоящим мертвяком, лишь ползал, но упорства было ему не занимать – уполз шагов на сорок-пятьдесят. Свежие мертвяки вовсе не такие прыткие, как их уже пожившие сородичи. Угу, "пожившие". Ксим быстро разобрался с бедолагой, оставил в выворотне. На обратном пути заберет. Следом нашелся второй. Его прикончила нечисть, он мертвяка из него не вышло. То ли растерзали его слишком сильно, то ли Тварь не при чем оказалась. Ксим оставил его как есть. Звери приберут.

Светлеть ещё не начало по-настоящему, но лес уже наполнился многозначительным молчанием, когда бирюк нашел Валдуха сидящим у дерева. Тиун тяжело дышал, время от времени трогая воротник богато изукрашенной рубахи, будто тот давил ему на горло. А, может, и правда давил. Бежал он, видать, всю ночь напролет, знал, что его ждёт, но до последнего старался выжить. И все зря.

Увидев бирюка, Валдух пропустил вздох, закашлялся. В глазах – обречённость, почти спокойствие.

– Так и думал, что ты выживешь, – сказал он.

Бирюк не ответил.

– Остальные тоже?

Бирюк не ответил и на это. Быстро огляделся. Роща, как роща, не хуже и не лучше других. Можно было все сделать и тут, но, подумав, бирюк все же решил отойти дальше. Быстро обыскал тиуна, никакого оружия не нашел.

– Где цветок? – спросил бирюк.

– Рассыпался, – сказал Валдух.

– Клады показал?

– Показал, – ответил тиун и вдруг не выдержал, всхипнул.

Ксим кивнул. Вот оно где самое тяжелое. Цветок добыть – это полдела, главное суметь им распорядиться. На обратном пути надо бы по деревьям посмотреть. Вдруг тиун метку оставил, где клад лежит, тряпку на ветке навязал какую. Найти да сорвать. Поразмыслив, бирюк ухватил тиуна за ворот и поволок дальше. Не хотелось, чтобы их увидел кто. Оно, конечно, вряд ли – места уже глухие, далеко ушел беглец, времени у него вдосталь было. Но все же. Протащив тиуна с десятка два саженей, Ксим выбрал подходящее дерево. Вздернул за ворот повыше, призадумался, как лучше жертву к стволу прикрепить. В итоге, окинул взглядом беглеца, рассудил, что силушек у того осталось не так много. Вряд ли убежит, вряд ли даже встанет теперь, да и – короткий взгляд на тучи – не успеет. Бирюк усадил Валдуха под деревом, протянул верёвку у него под мышками, и крепко привязал концы с другой стороны ствола. Хватит.

От рывка Валдух снова закашлялся. Глаза его постепенно прояснились.

– Что ты делаешь? – спросил он.

– Вяжу тебя к дереву, – ответил Ксим.

Валдух кивнул, вздохнув.

– Херово у нас с тобой вышло, – сказал он наконец.

По Ксиму, утверждение было спорным. Во всей этой истории, сам бирюк не понес особого ущерба. Да и не только бирюк. Почти все участники так или иначе получили то, что хотели. Ну или по заслугам.

– Чего молчишь? – спросил пленник.

Ксим было хотел, по обыкновению, пожать плечами, но неожиданно для себя спросил:

– Расскажи о каганце.

Валдух рассмеялся каркающим смехом и тут же зашелся в кашле.

– Дался тебе этот каганец, – и рассмеялся снова, только уже потише.

– Ладно, слушай, – прошептал тиун наконец. – Хотя слушать тут нечего. Я вез его с сестрой специально для обряда. Принести в жертву. Так просто, да?

Он тяжело сглотнул. Не от страха. Просто, видать, слюна вязкая была, а воды бирюк с собой не захватил.

– Почему каганец убил сестру?

Валдух прикрыл глаза, они слезились. Но ему постепенно становилось лучше.

– Он, кажись, понимал по-нашему. Уразумел, что я сделать хочу. Решил избавить сестру от этого. Дурак.

Это имело смысл.

– Зачем мы вообще об этом говорим? – спросил Валдух. – Чего мы тут ждем?

– Дождя, – ответил Ксим.

Валдух все понял и побледнел.

– Ты обещал, что не дашь мне умереть, – сказал тиун.

Дед, бывало, говорил. Не ссорься с лесными Охотниками. А коль поссорился, мирись.

– Умереть быстро, – напомнил Ксим.

Валдух коротко всхлипнул и обмяк.

– Меня будут искать, – прошептал он. – Вас всех перережут.

Сказал, и больше не шевелился и вопросов не задавал. Так и сидели, молча, пока с неба не хлынул короткий яростный дождь.

Овчар

Покойники снятся к дождю – примета верная. А если бирюки? Накануне во сне Ксиму привиделся Дед. Худой, мосластый, лысый как все бирюки, он, покачав головой, сказал:

– Ты заплатишь за это. Заплатиш-шь!

Почему-то старик говорил голосом лесной Твари.

А на утро уже пошел хлесткий осенний дождь, без капли тепла и милосердия. И шел весь день, зацепив часть ночи. А не успел стихнуть, как ветер принес со стороны леса запах. Кровь и мята.

Ксим вышел в лес и бродил там почти до рассвета. Запах водил его кругами, запутывал, манил. Вроде и рядом, не на этой поляне, так на следующей точно, только руку протяни, но и на следующей поляне не было ни следа мертвяков, ни в овраге, ни ближе к реке. Со стороны чащи то и дело раздавался громкий визг Твари. Но не торжествующий и алчный, как обычно во время охоты, а жалобный. Некстати вспомнился давешний сон. Ксим окончательно потерял след только к утру. Исчезла кровь в ветре, пропала и мята. Будто и не было ничего, привиделось. Сняв тяжелые от земли лапти, бирюк босиком чавкал по грязи домой. И у зарослей, окруживших бирючий двор, столкнулся с Агнией. На мгновение Ксим остолбенел: не унюхал! Заранее не услыхал!

Удивление возникло и рассеялось, стоило обратить на него пристальный взгляд. Отравившись однажды человеческими чувствами, Ксим так и не смог полностью изжить их, но справляться научился. Как-никак года три уже минуло. Бирюк прошел мимо нее, вошел во двор, оставив калитку открытой. Агния молча проводила его взглядом, постояла несколько мгновений у калитки, будто решаясь. Впрочем, колебалась не долго.

– Здравствуй, Ксим.

Годы заметно изменили Агнию. Она повзрослела, скорее, даже постарела. На смену бойкости и подвижности пришла степенность. Слегка пополнела, на лицо набежали морщины, волосы потемнели, погустели. Замуж вышла, сына родила. Бирюк против воли подмечал эти изменения. Он, конечно, знал, как время влияет на людей, но все время забывал об этом. Перед Ксимом стоял другой человек. Одно осталось общим – Агния по-прежнему отводила взгляд, как и та хрупкая девушка, какой она была в их прошлую встречу.

– И тебе не болеть, почтенная, – ответил Ксим.

Женщина дернулась, как от удара, глаза сузились. Обиделась? На что? Ксим знал – лицо его бесстрастно, но, кажется, Агния все равно что-то уловила, и недовольство прошло.

– Извини Ксим. Я забыла, что ты не человек. Просто от тебя звучало… как издевка.

Ксим пожал плечами. Люди. Что с них взять.

– Зови лучше Агнией, – попросила она, – ты ведь куда старше, да и знаешь меня с детства.

– Здравствуй, Агния.

И тут произошло чудесное превращение. Серые глаза уставились на бирюка, взгляд обрел твердость. Теперь на него смотрела властная женщина, отринувшая былые обиды и постыдные воспоминания.

– У нас беда, Ксим.

Прозвучало коротко и горько. Похоже, вправду что-то серьезное. Шла бы речь о заболевшем или раненом, Агния бы так и сказала. И сама не пришла бы, да еще на исходе ночи. Обычно посылали мальчишек, или приходил староста Грод. Он, кстати, давно не появлялся, несколько месяцев, наверное.

– Что произошло?

– Дедушка Грод… – закусила губу Агния, – умер.

Это кое-что объясняло.

– Вот как? – отозвался Ксим. – Скорблю вместе с тобой, Агния.

Кривая усмешка сделала лицо женщины старше.

– Тяжело принять соболезнование, если точно знаешь: за словами ничего нет.

Бирюк внимательно посмотрел на нее.

– А ты пришла ко мне за утешением?

– И то верно, – согласилась она. – Я здесь по другой причине.

– Слушаю.

Агния упрямо мотнула головой.

– Собирайся, Ксим, – сказала женщина, – дело срочное.

Бирюк вздохнул. Разговаривать в подобном тоне не позволял себе даже покойный староста.

– Коль твой дед умер, – проговорил он медленно, – я ничем не помогу. Иди себе с миром.

– Он умер, – ответила Агния. – А потом ожил! Собирайся!

Дед, бывало, говаривал: не мешайся в людские дела. Не мешайся, если можешь. Они суетой себя губят и бирюка погубить могут. Хороший совет. Вот только Дед не объяснял, как же с людьми уживаться, если жить все время наособицу?

По деревне шли быстрым шагом. Агния почти бежала, так что длинноногий высокий бирюк за ней едва поспевал. История оказалась на удивление короткой: позапрошлым вечером старику вдруг стало плохо, он слег, помучался ночь в горячке, а к утру скончался. По обычаям предков его привязали к кровати, обложили листьями сухой крапивы и оставили. А на следующий день, когда зашли в комнату готовить тело к погребальной церемонии, Грод дергался, хрипел и пытался веревки порвать.

– Он точно умер? – уточнил бирюк.

– Что ж я, по-твоему, слепая? – вспылила Агния, но тут же осеклась. Негоже всей деревне знать, что староста в мертвяка превратился.

– Точно, Ксим, – сказала она. – Я потому за тобой и пошла. Сам понимаешь, не много радости тебя видеть.

– Что ж за стариком не усмотрели? Зачем в лес отпустили под дождь?

– Какой лес, о чем ты? – нахмурилась Агния.

– Только в лесу его могла ужалить Тварь, – объяснил бирюк. – А иначе мертвяками не становятся.

– Да не был он в лесу, Ксим. Не был! – Агния взмахнула рукой. – Сдал он сильно, болел, по дому еле ходил. Какой уж тут лес.

– Если болел, почему меня не позвали?

Агния косо глянула на бирюка.

– Дед не велел. В последние дни и вовсе только лекаренка к себе пускал.

– Что за лекаренок? – спросил Ксим и тут же вспомнил. Неужто мальчишка, переживший солнцепляс?

– Мальчишка-раб, – в голосе Агнии так и сквозило раздражение. – Дед из столенграда привез. Давненько уже. Ты должен помнить его. На свадьбе нашей его спасал.

Прозвучало горько, осуждающе, и Ксим понимал, почему. Обиделась Агния, что не ее искать он тогда помчался, а мальчишку раба. Янко, вот как его звали. Точно, Янко. Память не подвела.

За время, что Ксим прожил при этой деревне, он видел много похорон. Родовые избы гудели ульем, плакальщицы выли так, что кувшины лопались. Малышня, одетая в пестрые наряды, складывала во дворе огромный костер, вязала похоронный стул из прутьев. Кто постарше сколачивали столы, чтобы после поминальных гуляний сжечь их вместе с покойным. Иной раз и не отличишь, похороны это или свадьба. Но дом старосты Грода окружала звенящая тишина. Как в лесу за миг до нападения Твари. И чем ближе к дому Ксим подходил, тем гуще становилось это чувство.

Пропустив Агнию вперед, бирюк пригнулся и вошел в сени. А вот и запах: обычные в таких случаях кровь с мятой перебивались чем-то еще. Смутно знакомый аромат, скользнувший по кромке памяти, вроде и вспомнишь вот-вот, да все никак. С другой стороны, сейчас и вспоминать не обязательно. Главное – убить мертвяка, а то, если в силу войдет, из пут вырвется – много кого хоронить придется. Ксим рывком повернулся к Агнии:

– Где ваш мертвяк?

Но ответить женщина не успела – из боковой двери чуть не под ноги, причитая, выкатилась, молодая рабыня. Обхватив колени Агнии, она громко зарыдала. Следом выскочил всклокоченный мальчишка с синяком на скуле. Он кинулся было к девушке, но увидал бирюка и застыл. А на лице – не страх, только жадное любопытство и облегчение. Не слишком-то он изменился за эти годы. Чуть только в росте вытянулся.

– Что здесь творится?! – рявкнула Агния. – Янко, где дед?!

Рабыня зарыдала пуще прежнего, а мальчишка прикрыл ладонью синяк и невпопад улыбнулся.

– С этим беда, госпожа Агния, – ответил он, глядя в сторону.

Агнии покраснела от гнева, ногой отпихнула девку, шагнула к мальчишке. Замахнулась:

– Не смей лыбиться!

Улыбка тут же исчезла, в глаза мальчишки широко распахнулись.

– Вот так, – уже тише сказала Агния. – А теперь, где Грод?

Янко бросил быстрый взгляд на бирюка и залепетал:

– Он сбежал, госпожа! Я не смог его удержать! А она, – мальчишка ткнул пальцем в сторону рабыни, – все видела. Испугалась. Дал ей немного настоя, чтоб успокоилась… А она, как услышала, что дверь хлопнула, сразу сюда…

Агния выпустила мальчишку, взяла за косу рабыню, натянула так, что голова девушки запрокинулась:

– Марш в овин! – рявкнула хозяйка. – Если проболтаешься кому, сразу в лес выгоню, поняла?!

Та поняла и, зажав рот ладошкой, выбежала вон.

Судьба девки бирюка не волновала, как и распри гродова семейства. Хороший бирюк мертвяка за несколько верст учует, а Ксим был хорошим бирюком. Мята и кровь дразнили его, звали тотчас броситься в погоню. Глубокий вдох – поймать запах. Вот здесь Грод вышел из сеней. На двери остался след и несколько лоскутков кожи. Тут староста постоял под дверью, словно раздумывая, куда пойти…

– Ксим, постой, – сказал Агния, но кто ее будет слушать?

…а затем сорвался с места и побежал! Именно побежал, не поплелся!

– Ксим, стой! – повысила голос Агния, но бирюк уже размашисто шагал вслед за Гродом.

Мертвяк трусил, сначала по дороге, затем резко свернул к полю. Запах разнотравья мешался с мятой и кровью, но Ксим все равно чувствовал след. Вот здесь мертвяк поскользнулся на мокрой траве и немного проехался. Поднялся, побежал дальше.

– Ксим!

Вот здесь он нырнул в подлесок, схватился рукой за березу, чтобы не упасть – на сучьях нитки рубахи Грода. Все равно не удержался, кубарем скатился в овраг. Ксим осторожно спускался следом. То, что староста убег из деревни и радовало – обошлось без лишних жертв, и настораживало – почему обошлось? Обычный мертвяк превратил бы дом Грода в бойню. А этот просто взял и ушел от живого тепла. Да и умер в постели, хотя обычно Тварь никого не отпускает. Странный из Грода получился мертвяк, как есть странный.

– Ксим? – Агния, как привязанная, оказывается, шла за ним все это время.

– Он вообще тебя слышит? – И мальчишка здесь.

Грод передвигался быстро, Ксим не чувствовал, что они нагоняют бывшего старосту. Мертвому телу отдыхать не нужно, знай, беги и беги себе вперед. Сверху зарокотало, по всему видать, дожди пришли надолго. Успеть бы догнать старосту до того, как ударит ливень – живо все запахи обрубит. Ищи потом мертвяка по оврагам…

Янко вдруг вскрикнул:

– Смотрите!

– Где? – выдохнула Агния.

– Вон там, белое средь деревьев!

И верно, среди черных дерев маячило что-то светлое. Неужто, повезло, и успели? С неба начал срываться дождь.

– Это. Грод? – спросила, задыхаясь, Агния.

– Может, – рыкнул бирюк. Запах вел прямо туда.

Когда ливень ударил в полную силу, Ксим наконец разглядел, что белело среди черных деревьев, и понял: нет, везением тут не пахнет. Грода они не поймали.

– Что это? – спросила Агния, но бирюк отвечать не стал. И так все ясно.

По молодости Ксим водил знакомство с одним разбойником. Тот говорил, мол, привязать к дереву человека – дело из хитрых. Коль ствол слишком тонок, его можно сломать, да и развязаться просто. А толстый – веревки никакой не хватит. Надо по человеку смотреть, и вязать запястья друг к другу тыльной стороной, чтобы даже пошевелиться больно было, не то, чтоб из пут рваться. Примерно так и вязал Ксим тиуна Валдуха. Так был привязан к дубку и этот. По всем правилам разбойничьей науки. Руки вывернуты, и стянуты надежно – аж пальцы почернели – не вырвешься, будь хоть богатырем. А привязанный богатырем не был – бессильно повис на веревках, завалившись вперед. Сквозь рубаху, пропитанную кровью, проглядывало тощее тело. Почерневшую, развороченную шею не венчала голова. Вздрогнула от ужаса и отвращения Агния, хотя Ксим подумал, что все не так уж страшно. Мертвец выглядел куда лучше, чем мог бы. Да, лето было жарким, тело начало уже разлагаться, но тварь всего лишь вырвала ему горло, тогда как обычно не брезговала и брюхо распороть, и руки-ноги пожевать.

– И кто это? – Агния обошла вокруг дерева, явно опасаясь притрагиваться к трупу. Ее деловитая брезгливость слегка позабавила бирюка.

– Кто над ним так постарался? – повторила женщина. – Тварь? Звери, может?

Ксим покачал головой: звери к тварским жертвам обычно не подходили. Да и запах у трупа был характерный, за исключением все того же тонкого привкуса, который бирюк уловил еще в избе.

– Чудно́, – пробормотала Агния. – А Грод-то сюда зачем пошел?

Мгновение Ксим поколебался, уж больно странно выглядела ситуация.

– Похоже, чтобы оторвать голову мертвецу.

– С чего ты взял? Может, это твоя Тварь сделала?

"Твоя", надо же.

– Тварь убила этого бедолагу, да, – сказал Бирюк. – Но голову оторвали уже после смерти, смотри, на шее нет крови. Да и Тварь никогда не отгрызает голову мертвяку.

Янко, ежась под дождем, стоял чуть поодаль. Затравлено переводил взгляд с бирюка на женщину и обратно. Ему довелось встретить Тварь на своем веку. Наверняка потом долго просыпался в кошмарах. А может, и до сих пор просыпается.

– И почему ты решил, что это дед? – спросила Агния.

– Свежая рана. Мы с ним едва разминулись.

– И зачем он это сделал?

Действительно, зачем? Бирюк промолчал. Он и так сказал уже больше, чем хотел.

– Зачем, Ксим? – повторила Агния требовательно.

Ксим принюхался, осмотрелся. Нет, нюх не подвел, голова оказалась в ближайших кустах. Длинные пальцы бирюка цепко ухватили грязно-серую жидкую прядь.

– Узнаешь? – показал он голову Агнии.

Женщина отшатнулась, прикрыв рот руками, затем пригляделась.

– Да… это наш раб, – медленно проговорила она. – Я его уже пару дней не видала – думала, сбежал…

– Недалеко, – хохотнул Янко, и настороженно замер: не ударят ли снова за смех?

Не ударили, Агния, кажется, даже не услышала.

– Кто его здесь привязал? – спросила она.

Ксим пожал плечами.

– Грод?

– Ты спятил! – нахмурилась Агния. – Зачем деду отдавать раба на растерзанье?

Странный запах в избе. Странный запах от трупа. Зачем Гроду идти в лес, чтобы оторвать голову мертвому че… Погоди-ка. Бирюк застыл. Если этого бедолагу убила Тварь, то его пробуждение – лишь вопрос времени. По сути, это готовый мертвяк. Вернее, стал бы, если б Грод ему башку не оторвал.

– Не знаю, – соврал бирюк. – Но все сходится. Голову ему точно Грод оторвал – больше некому.

– Пусть так, – напряженно кивнула Агния.

– Ну, а коли так, – сказал Ксим, – то дед твой сам бы это место не нашел. Значит, бывал тут при жизни, знал, где и что искать.

Дождь внезапно кончился, будто только и шел, чтобы прикрыть бегство странного мертвяка.

– К тому же, – добавил бирюк, – тут его Тварь, видать, и ужалила. А он отбился, домой пришел, да и умер от яда.

– Дедушка пришел сюда, привязал раба и оставил его твари, – проговорила Агния. – А та напала на него, ужалила, а он отбился, и вернулся домой умирать? Не-ет. Нелепица какая-то.

Ксим в душе с ней согласился.

– Что теперь-то делать будем? – подал голос Янко. Агния шикнула, мол, не лезь в чужой разговор.

– Да не, – шепотом отозвался мальчишка, – я к чему. Если обратно не пойдем, дорога совсем размокнет, мы из леса-то день выбираться будем.

– Молчи, сучье семя! – разозлилась женщина. – Будет еще поучать…

– Мальчишка прав, – сказал бирюк. – Пойдем обратно. У нас в деревне дело есть. Нужно сперва…

Коротко свистнул ветер, срывая с веток капли. Из леса потянуло холодом, будто среди деревьев кто окно открыл, пустил сквозняк.

– Ш-ш-ш! – отозвалась листва, и в этом шелесте Ксим ясно услыхал:

– Ты ответиш-шь за это, бирюк!

Сон в руку? Ксим заозирался. Теперь он ощущал присутствие Твари: звенящая тревога, боль и лютая злоба. Где-то неподалеку прозвучал и тут же растаял в тишине перестук копыт, хотя что за конь станет в чаще скачки устраивать? Странный запах от трупа усилился, снова будто лезвие заерзало по кромке памяти. Узнаёшь, запах, бирюк, узнаёш-шь?

"Узнаю", – ответил сам себе Ксим, – "узнаю ́, Тварь тебя раздери".

– Вы слышали? – настороженно спросила Агния.

– Что-то… мол, ты ответишь, бирюк… – поморщился Янко. – Думал, померещилось.

– Значит, не померещилось. За что ты должен ответить, бирюк?

Взгляд ее потяжелел, пронзая Ксима, но тот не обратил внимания. Если Тварь вздумала угрожать посреди бела дня, это не шутки. Тут и бирюку не зазорно испугаться.

– Боиш-шься? – разнеслось над лесом. – Правильно! С-сегодня я приду з-за тобой!

Снова перестук копыт, и давящее чувство рассеялось. Деревья вздрогнули, заколыхались, рассыпали прозрачный бисер капель – будто ветви сперва пригнули к земле, а потом отпустили.

– Ксим, что это значит?

Это значит – беда. И одному с ней не справиться.

– Янко, беги в деревню, – скомандовал Ксим. – Заверни в каждый двор и спроси, не пропал ли кто со вчерашнего дня.

– А если пропал, то что? – спросила Агния.

– Тогда, – ответил бирюк. – Собирай всех – всех! – людей в сходскую избу, где совет проходит. И пусть берут вилы, топоры, все, чем отбиваться сподручно…

– Да объясни толком! – разозлилась женщина.

– Ночью в деревню придут мертвяки, – спокойно ответил Ксим. – А за ними Тварь. Если не поторопимся, все сгинем.

Дед говаривал: не ссорься с Тварью лесной. Она наш сосед, наш друг, наша защита, а защиту надобно беречь. А если защита идет против тебя?

Ксим последним зашел в сходскую избу, за ним рухнул на петли тяжелый засов.

Изба была вместительная, с высокой крышей – небось, трудно такую громадину протопить в зиму. Наверное, зимой редко деревня на советы собирается. А если и собирается, то быстро те советы проходят…

– Он здесь! Он здесь! – зашелестело под потолком, и гомон сам собой стих. К бирюку подошла Агния и Янко при ней.

– Скольких не досчитались? – спросил Ксим.

– Шестерых. Скорняк, два лесору…

– Это неважно, – оборвал Агнию Ксим. – Когда они пропали?

– Один ночью – ушел до ветру и не вернулся. Двое – уже сегодня. И еще трое – вчера, пошли в лес по дрова, да…

– Ясно.

– Что делать будем? – прошептал бледный Янко.

– Ждать. Авось и пронесет, – ответил бирюк, хотя и знал: не пронесет.

Бог Громовик с середины избы мрачно взирал на бирюка, словно заранее обвиняя его во всем, что может случиться ночью. Бородатый чур лицом напомнил Ксиму деда.

– Бух! – кто-то снаружи стукнул в дверь. За общим гулом взволнованных голосов этот стук не сразу услыхали. Примолкли.

– Бух!

– А может это… наши вернулись? – сказала заплаканная толстуха, с надеждой глядя на Агнию. – Наши-то…

– Мертвяки это, – сообщил Ксим.

– А тебе почем знать?! – толстуха сжала кулаки, готовая броситься на Ксима. – Миролюб! Это ты, родненький?!

– Да уймись, баба! – с досадой сказали из толпы. – А коли и вправду мертвяки?

Янко, широко распахнув глаза, смотрел на людей, и взгляд его влажно поблескивал. "Он что, ныть собрался?" – невпопад подумалось Ксиму. А меж тем в избе становилось все жарче.

– Ты, Люцина, умолкла бы, – сказала Агния. – Ради твоего Миролюба я деревню мертвякам не дам!

– А ты видела тех мертвяков?! – зло вскрикнула толстуха. – Вы этому, – кивок в сторону Ксима, – на слово верите?!

– А коль там нет мертвяков, то ничего с твоим мужем не сделается, верно? – буркнул кто-то.

– Ах так! – взвилась Люцина. – Да вы!..

Грохот внезапно стих. Будто те, снаружи, поняли, что дверь им не откроют, и просто ушли. Или нашли добычу попроще. Ксим огляделся, сколько тут народу? Вся деревня или нет? Вдруг и правда, кого забыли, и теперь мертвяки рвут его на части? Хотя, даже если и так, ему не помочь. Об остальных надо думать.

– Они ушли? – спросила Агния, которая старалась поспеть везде: там походить, здесь успокоить. Она была бы хорошей старостой, вот только примут ли старосту-девку?

– Вряд ли, – покачал головой Ксим.

– Тогда почему стихло? – прошептал Янко, который едва не прижимался к бирюку. Верно, думал, так безопаснее.

Ксим не ответил – знать не знал, а загадывать не хотелось. Мертвяков всего шестеро, из них трое – прошлого дня, значит, сильнее и быстрее прочих. Конечно, дела неважные, но могло выйти и хуже. Стены избы – крепкие, даже недельный мертвяк их быстро не проломит. А Тварь можно не опасаться в избе-то.

Бирюк понял, что ошибся, когда сверху посыпалась солома.

Наступила тишина: все прислушивались, отчаянно надеясь, что это всего лишь дождь.

– Крак! – развеяла сомнения треснувшая балка-бык.

– Они на крыше! – завопил кто-то. А дальше все заорали на разные лады. Ксим же молча вглядывался в темноту. Яркие огни факелов и лучин мешали, раздражали зрачок. В полной темноте было бы проще.

– А ну к стенам! Живо! – рявкнул Ксим.

Если мертвяк упадет в толпу – не избежать бойни. Бабы визжали, мужики орали на баб. Дверь снова заходила ходуном – в избу ломились с двух сторон.

Ну?! Откуда пролезет первый?!

– Ба-бах! – Брызнули щепки двери, сквозь свежую трещину просунулась окровавленная рука. Вот тебе и крепкая дверь. Т-р-р-к-к! – следом пролезли плечо и голова. Когда мертвая рука потянулась к людям, кажется, завизжали, все. Переломанные пальцы срастались на глазах, ладонь загребала воздух, пытаясь схватить кого-нибудь.

– Вилы! – потребовал Ксим. Два раза просить не пришлось. Чавкнула плоть, бирюк пригвоздил мертвяка к дверям – пусть попробует освободиться.

– Сверху! – закричали сзади.

Началось! Они уже внутри!

Толпа раздалась, самых нерасторопных бирюк просто отшвыривал с дороги. Переломы ерунда, главное, чтоб выжили. Сила бирючьего племени проснулась, громко застучало кровожадное сердце. Кожа заискрилась чешуйками, будто Ксим в мгновение надел кольчугу о мелких кольцах. Морось, блестевшая в свете факелов, ясно дала понять: крыша больше не преграда. С утробным рычанием в избу прыгнул мертвяк, но до пола не долетел – Ксим перехватил в воздухе. Ноги, враз налившиеся мощью, бросили бирюка вперед, и он страшно ударил мертвяка. На лице того успело отразиться что-то вроде удивления. Будто мышцы по привычке исполнили необходимый в таких случаях ритуал. А у Ксима мелькнула пустая и глупая мысль: "Умеют ли мертвецы удивляться?"

Бирюк вонзил когти в горло врагу, рывок, – и вот голова, брызгая кровью, катится по полу. Кровь! Значит, мертвяк свежий, не из вчерашних. Плохо.

Кто-то завопил, не от страха – от боли.

– Еще один!

"А то я сам не понял!" – мелькнула злая мысль, а бирюк уже драл на части следующего. Когда плоть врага превратилась в лохмотья, Ксим огляделся. Другие пока не прорвались внутрь. Деревенские жались по стенам. Мертвяк вяло подергивался. Что ж, три мертвяка готовы, а деревенские почти не пострадали. Правда, в крыше теперь дыра, да на пол лужа натекла приличная, и…

Ксим похолодел. Как он сразу не догадался!

Дождь хлестал через дыры в крыше, и это означало только одно: Тварь уже здесь.

– Верно, бирюк! – прошелестели капли воды, и из пролома сверху в избу скользнула она. Обычно напоминавшая призрачного коня, сейчас Тварь походила скорее на змея с лошадиной головой. Длинное водянистое тело рухнуло на пол, словно груда кишок, откуда невесть взявшиеся копыта шкребанули по доскам, страшные клыки вонзились в первого попавшегося человека. Тварь мотнула головой, и человек с разорванной шеей буквально отлетел в сторону, сполз по стене, оставив кляксу.

– Поди про-о-очь! – завизжал кто-то, и крик этот разом сломал людскую волю.

Народ ломанулся к двери, мимо бирюка, через него. Паника гнала на улицу, к поджидающим мертвякам.

– Стоять! – закричал Ксим, но его не слушали.

Уловив краем глаза блеск, бирюк отшатнулся: какой-то доброхот с безумными глазами пытался шурануть бирюку в бок вилами. Наверное, чтобы не мешал паниковать. Раздался жуткий скрежет – неужели это ее смех?! Тварь скользнула меж столбов, клацнули клыки, доброхот с воплем рухнул. Рядом на пол упала его нога. Засов отлетел в сторону, двери распахнулись в ночь. И новый истошный визг. Видать, мертвяки принялись за людей.

– Вишш-ш-што ты натворил, бирюк?! – довольно зашипела Тварь. Копыта едва коснулись пола, оставив выжженный след, длинное тело метнулось вслед толпе.

Ксим подхватил вилы и бросился наперерез – прикрыть селян. Им лучше мертвяки – хоть какой-то шанс выжить.

– Людей не трогай, паскуда! – гаркнул он.

– Я и не собиралас-сь! Я здес-сь за тобой!

Вилы прошли сквозь нее, не причинив вреда, и глубоко засели в бревенчатой стене.

– Не возьмеш-шь!

Копыто впечаталось в живот бирюку, картинка перед глазами будто рассыпалась, и тут же соткалась вновь, из кусочков пожиже. Следующий удар в голову – Ксим не успел увернуться, рот наполнила кровь.

– Ты наруш-шил уговор! – из невообразимой дали сказала Тварь. – Жалееш-шь поди теперь?

Нарушил? О чем она?! Уговор для бирюка свят! Неужто держит обиду за тот раз с цветком? Дык ведь загладил вину бирюк, отдал Твари тиуна Валдуха. Да и столько лет все тихо да спокойно было! Ксим смог только выплюнуть кровь и утереться.

– Ничего, еще успееш-шь пожалеть! – пообещала Тварь.

Взметнулась синюшная грива, Ксима грохнуло об стену так, что изба затряслась. Бирючья чешуя спасла: голова не превратилась в лепешку, просто разбилась вдребезги. Ощущения были именно такие.

– Прощ-щ-щай.

Злое торжество в голосе трудно с чем-то спутать.

Движения Ксим снова не увидел. Вскинул руки, понимая, что не остановит копыта Твари. И не остановил. Хрустнула правая рука, плечо закричало бы, умей оно кричать. По левой ладони скользнуло что-то холодное и гладкое. Тварь вдруг застонала. От стона этого заболело нутро, потянуло скрючиться на полу, зажать уши руками, но Ксим сдержался. Стон – это ничего. Значит, ей, может, больнее, чем ему.

Вот только от чего?

Проморгавшись, бирюк увидел, что Тварь не нападает, а бьется о стены, будто стараясь стряхнуть что-то. Или стереть? Ксим уставился на собственную руку, которой вытер кровь с лица.

Неужто Тварь боится… бирючьей крови?

Ксим рывком встал, когтями правой вспорол ладонь левой. Царапина, зато кровить хорошо будет.

– Будь ты проклят!

Тварь ринулась вперед, распахнув пасть. Продолговатая голова ударила точно в грудь, клыки больно вонзились в плоть. Ксим вцепился в окровавленную гриву, чтоб не упасть под копыта. Тварь рванула наружу из избы, что было мочи. Руки соскользнули, ветер свистнул в ушах бирюка, а затем его шибануло об землю. Не вставая, Ксим откатился в сторону. Инстинкты не подвели: мимо тут же скользнула Тварь, взрыхлив землю мерцающими копытами. Ее занесло под плетень, и хлипкий забор улетел прочь. Бирюк и Тварь поднялись с земли одновременно и замерли.

Все решится теперь.

И все решилось.

Крупная фигура в белой рубахе, заляпанной темными пятнами, с разбегу кинулась на Тварь.

– Нет! – мог бы крикнуть Ксим, понимая, что храбрец в следующий миг простится с жизнью. Мог бы, но не крикнул.

Тварь ответила на атаку: мелькнуло копыто, раздался влажный хруст, и нападавшего смело с дороги. На миг Тварь отвлеклась – Ксиму хватило. Он бросился вперед, и когда тело храбреца приземлилось на чей-то плетень, уже допрыгнул до Твари. В этот раз черные когти не прошли насквозь призрачное тело. Вымазанные бирючьей кровью, они вонзились. Тварь завопила, оседая, а Ксим навалился сверху, разжал пасть и вогнал туда – меж клыков – кровоточащую руку.

Пей вдоволь, мразь!

Острые зубы с остервенением конзились в плоть, пытаясь переживать, размолоть, но куда там! Глаза твари закатились, она задергалась, пытаясь сбросить бирюка, но тот вцепился, что было мочи, и обхватил призрачное тело ногами. Кто дольше продержится, того и взяла.

Бирюку показалось, что прошла вечность, прежде чем Тварь обмякла и перестала дергаться. Он выждал еще и только потом высвободил руку из пасти. А после с едва слышным стоном рухнул на землю и привалился к телу врага.

Кажется, кончилось.

– Оно мертво? – раздался восторженный голос Янко. И Ксим спохватился, что вокруг ведь люди. Не вся деревня, конечно, но человек двадцать наберется. Как он мог забыть? Осталось же еще три мертвяка.

Бирюк с усилием встал.

– Мертвяки. Где?

– Нет их, – отозвалась из темноты Агния. – Сгинули.

– Это вы их?..

– Нет. Он. – Она указала на храбреца-самоубийцу, лежащего под плетнем. – Оторвал мертвякам головы и всех спас.

– Кто он? – спросил Ксим.

– Подойди и глянь, – сказала Агния. – Он ведь и твою шкуру выручил.

Не так обычно ведут себя люди, чудом избежавшие смерти. Ну, да и ладно. Ксим не ждал благодарности. Он кивнул и захромал к поломанному плетню. Один человек убил троих мертвяков? Вот так вести! Павший герой уткнулся лицом в землю, притом, что тело лежало на спине. Голова сильно пострадала – как бьет Тварь, Ксим знал не понаслышке.

Бирюк нагнулся, повернул мертвую голову, и оторопел.

– Как же так? – задохнулась подошедшая Агния. – Дедушка…

Лицо Янко исказил страх.

Перед ними лежал Грод – староста деревни, умерший, но вернувшийся, чтобы спасти своих людей от Твари. Звучало сказочно, но весь этот чуров день походил на страшную сказку.

– Ладно, – сказал бирюк, – Агния, мне помощь нужна.

– Что надо? – нахмурилась женщина, не отводя глаз от трупа.

– Мертвяков к дому моему отволочь, – ответил Ксим. – Сам поди не справлюсь.

– Туда же, – добавил бирюк, – присылай и раненых. Перевяжу, вылечу, пока хворь не пошла.

– Раненых не надо, – сказала Агния. – Сами справимся. Янко перевяжет. А эти шесть мертвяков… парни тебе помогут. Иди, бирюк.

– Семь, – спокойно сказал Ксим. – Грод тоже.

– Он не был мертвяком! – возразила женщина.

– Был, Агния. Ты сама сказала, он умер. Ты ведь понимаешь, мне нужно…

– Нет! Деда не дам! Мертвяки не спасают живых. Я не дам его сожрать!

Ксим пошатнулся. Нет, конечно, не от агнешкиных слов, просто нога заболела.

– Ты ведь понимаешь, – начал он снова, но Агния перебила:

– Понимаю! Я все слышала! – голос ее понизился до злого шепота: – Что за уговор у тебя с этим чудищем? Что за уговор, бирюк?!

На вранье у Ксима не осталось сил. На склоки – тоже. Поэтому он повернулся и сделал вид, что уходит домой.

– Не бойся его, Янко, – услыхал за спиной. – Пусть спасибо скажет, что живой остался. Завтра разберёмся, что с ним делать.

Дед учил: не поднимай руки на другого бирюка. Род людской сгинет, а мы останемся. Сгинет ли? Или, что важнее, останутся ли бирюки к тому времени? Обычно Ксим о таких вещах не размышлял – все как-то других дел хватало. А вот тут выдалось времечко, пока стоял у сходской избы да ждал. Осторожные шаги бирюк расслышал за добрую дюжину саженей, запах – и того раньше. Слегка сутулящаяся фигура брела в потемках к избе. Подошла, повела головой, схоронилась в тени.

– Доброй ночи тебе, бирюк, – сказал Ксим. – Не серчай, не признал тебя раньше, не поприветствовал в своей деревне.

Фигура замялась, а затем нехотя вышла из тени.

– Хорошо тебя Тварь потрепала, – сказал Янко. – Околесицу несешь знатную. Какой я тебе бирюк?

– Я поначалу решил, что ты бездомник, – сказал Ксим. – Нечисть, что пробирается обманом в чужое жилище и убивает хозяев. Но нет, ты все же бирюк. Молодой и глупый.

– Бирюк шутит! Во дела! – картинно развел руками Янко. – Какой я тебе бирюк?

– Молодой и глупый.

– Да с чего ты взял-то?

– С того. Когда вспомнил, что Тварь боится бирючьей крови. Когда понял, что она пришла мстить, ибо думала, будто я убить ее хочу. Вот только это не я. Ей подбросили ядовитого мяса – раба, что мы в лесу сыскали. Ты его одурманил и туда отвел? Или Грод? Или вы вдвоем? Молишь, верно, молчи, это уже не важно. Неважно, кто вязал там человека на радость Твари, важно, кто его отравил. А коли это был не я, значит, это другой бирюк. А кто кроме тебя? Мальчишка-лекарь, невесть откуда взялся…

– Невесть? Меня ваш староста из столицы привез! Давно уже!

– Привез, – кивнул Ксим. – Себе на горе. То-то он после смерти сына сам не свой был…

– Думаешь, я бы смог его обмануть?

– А ты и не обманул. Он наверняка знал, что ты бирюк. Сам, небось, и сказал. Заодно, и как Тварь убить, иначе бы он тебя не приветил. Грод не шибко-то наше племя любил. Ты мне вот что скажи, Янко… не жалко было старика травить?

– Его Тварь в лесу убила, Ксим, ты сам сказал.

– Нет, – покачал головой бирюк. – Ни в какой лес он не ходил – я хорошо труп рассмотрел. Тварь обычно людей жует, а этот – целехонек.

– И зачем мне его убивать?

– Чтобы никто не узнал, что ты бирюк. Наверное, Грода собирался убить Тварь, а затем избавиться от меня. Кому нужен людоед на окраине деревни, пусть даже людоед-лекарь? Но у тебя своя задумка имелась. Ты подсыпал в лекарства Гроду тварий яд. Ты бы счастливо спасся, а сиротку, вдобавок, лекарскому делу обученного, в любом доме приветили бы. Но настоящего мертвяка из Грода не вышло. Если б так, он бы в доме, а потом в деревне устроил резню. Но он даже после смерти хотел убить Тварь. И у него почти получилось. Может, ты ему яда не доклал? Кстати, ты ведь сюда за ядом пришел? За кровью Твари? Не пропадать же добру, так?

– История почище тех, что гусляры спевают, – отозвался с кривой ухмылкой Янко. – Только одно не сходится. Я слыхал, у бирюков нюх собачий? Так скажи, я пахну как бирюк? Или выгляжу как вы? Или такой же бесчувственный?

– Пахнешь ты как человек, это точно. И выглядишь тоже, да и мал ты еще, не оброс статью бирючьей. Мальчишка-бирюк – невидаль дивная, ни разу такого не встречал… но кто сказал, что такого не бывает? А чувства… С чувствами у тебя не так ладно. Меня все время что-то настораживало. Будто ты пытаешься лицедеить: смеешься, когда не смешно, грустишь, когда не грустно. Примеряешь разные лица, и все время мажешь мимо нужного. Сначала я об этом не думал особо… Но вечером увидал, как удивляется мертвец. Не по-настоящему, а будто по привычке. И тогда понял, что чувства твои лживы. Ты лишь строишь из себя человека.

Янко на мгновение застыл. Дрогнули губы, словно пытаясь разъехаться в улыбке, но затем уголки опустились, лицо мальчика поскучнело.

– Лады. Чего попусту воздух трясти? Здравствуй, окрестник. Извини, что без даров да без приглашения.

– Здравствуй и ты, дитя.

– И? – Голос почти ровный, чуть подрагивает. – Что дальше?

Ксим прикрыл глаза.

– В том и вопрос: что ты дальше делать будешь? Останешься в моей деревне? Или уйдешь?

Янко пожал плечами.

– Твоей деревне? Ксим, ты знаешь, что тебя не слишком жалуют в твоей деревне? Не только из-за сегодняшнего. Просто не любят. Знал?

Бирюк промолчал.

– Конечно, знал, ты ведь такой умный, – спокойно сказал мальчишка, а потом добавил:

– А еще сильный, страшный, весь такой одинокий. Такой бирюк! Почему живешь на отшибе? Почему они тебя боятся? Зачем это нужно?

Скажи это человек, слова бы вибрировали от злости, голос же бирючонка был сух.

– Ты о чем? – нахмурился Ксим.

– Ты знаешь о чем. Веками бирюки жили… как бирюки. Люди васбоялись и сторонились. Вы их охраняете от мертвяков, вы их лечите, а они готовы винить нас в любой беде. Теленок умер в утробе – бирюк виноват. Урожая нет – бирюк виноват. Они выгоняют вас в лес, когда рождаются дети. Мою мать заставляли уходить даже во время сбора урожая. А это, – повысил голос Янко, – целый месяц, Ксим.

– Это оправдание? – спросил бирюк.

– Это правда. Хватит жить по-бирючьи, надо уживаться с людьми.

– Ты хорошо ужился.

– Смеешься? – сделал вид, что разозлился Янко.

– Вот видишь, -заметил Ксим, – ты так хорошо научился уживаться, что даже не понимаешь меня, поганого бирюка.

– Поганый бирюк, – повторил Янко. – То-то и оно. Так скажи, зачем людям бирюки? От мертвяков охранять? Так люди и сами могут. Я в столице видал, как дружина князя справляется. Они даже бирюка могут на колья взять! Родителей моих – взяли, я едва спасся. Люди сильнее нас, Ксим, они сильнее всех.

– Пусть так.

– Именно так, – уверенно сказал Янко. – А раз так, скажи, Ксим, зачем этой деревне нужен ты?

В голосе мальчишки зазвенел слабый отзвук настоящей горечи. Ксим, сам отравленный людскими чувствами, не мог ошибиться. Но он-то отравился случайно, а мальчишка, что же получается, по своей воле этот яд принимает? Настолько сильна в нем жажда стать человеком?

– Так должно, – ответил бирюк. – Есть деревня, есть лес, в котором живет Тварь. Есть люди, которых она убивает, такие становятся мертвяками. И есть бирюки, которые едят мертвяков и охраняют деревню от Твари. Так было всегда. И так всегда будет.

– Не будет, Ксим. Уже не так, – покачал головой Янко. – Тварь умерла. Некому теперь мертвяков клепать. Не от кого защищать деревню. Остался только ты – бирюк, которого все ненавидят.

– Знаешь, – с вызовом добавил мальчишка. – Я понимаю, каково тебе. Ты спас деревню от мертвяков, убил проклятую Тварь. И никому не нужен. Сам слышал, Агния говорила, мол, из-за бирюка Тварь напала, он виноват. Надо его на вилы взять и дом спалить, пока он от ран не очухался. Ну, каково? Вот досада, наверное?

Сквозняк скользнул между бирюком и Янко, будто пытаясь развести их в стороны.

– Чего ты хочешь, старик? – насупился мальчишка. – Говори яснее или дай уйти.

Дед не раз повторял: делай, что решил. Не колебься, делай.

– Представь, Янко, – сказал бирюк, – что ты овчар. Ты заботишься об овцах, охраняешь их от волков, убиваешь овец, заболевших бешенством. Это твой долг, этим занимались твои предки. Но ты хочешь наплевать на долг, на предков, на что угодно, лишь бы натянуть овечью шкуру и самому побегать в стаде. Может даже, сам хочешь стать овцой? Вот только волки овец не боятся. А Тварь страшнее волка.

– Твари больше нет, – возразил мальчишка.

– Думаешь, она в лесу была последней? – тихо спросил Ксим. – Явится новая.

– Так это когда будет? – махнул рукой Янко. – К тому времени я сам в силу войду, смогу защитить народец. А коли явится – убьем и ее. Всем миром соберемся и убьем. Я им расскажу, как.

– И о том, что ты бирюк, расскажешь?

– Почему нет? – ответил мальчишка. – Только меня они примут. Я ведь не буду на отшибе жить, да пугать их, я им помогать буду. Как свой.

– Помогать, значит… А если скажут тебе, а давай, Янко, и других Тварей перебьем? А что для этого кровь бирючиная потребна – не беда. Кому эти бирюки вообще нужны? На вилы их всех. А если и выживет какой – так это не страшно, без Тварей они долго не протянут. Что тогда? Поможешь овцам истребить волков и других овчаров?

– Помогу!

Мальчишка, кажется, разозлился по-человечьему. И теперь не знал, что с этим чувством делать:

– Тоже мне, сыскался мудрец! Не вали на меня свои бирючьи проблемы! Если любо, считай себя овчаром. Но овчар не только охраняет стадо, он и стрижет его. Повелевает! А ты… овчарка. Шавка, что бегает вокруг и лает на всех разом.

Вдали залаяла собака, но лай никто не подхватил.

– Что ж, и то верно, – сказал Ксим. – Овчар стрижет овец. Заботится о них. А еще… режет, когда нужда есть.

Янко отступил на шаг. В глазах забился пойманной птицей ужас, а бирюкам бояться не положено.

– Погоди, Ксим, ты же не…

– Ты поганая овца, Янко. Пастух перестает быть пастухом, когда начинает жрать траву вместе с овцами.

– Но я бирюк!

– Бирюк понял бы меня. Бирюк не тронул бы Тварь. Бирюк не поднял бы руку на собрата. А ты и не хочешь быть бирюком, ты хочешь быть человеком.

– Стой, Ксим, подо…

– Ты зря думаешь, будто все останется, как есть. Рано или поздно тебя найдут. И все узнают. Умрут Твари, умрем и мы. Не с людьми мы соседствуем, Янко, а с Тварью. А люди – сами по себе.

– И что теперь? – Янко, отступая, уперся спиной в бревенчатую стену.

– Ты должен уйти, – твердо сказал Ксим. – Вместе со мной. Тогда никто не узнает о бирючьей крови и об уговоре с Тварями. Со временем сюда придет новая Тварь, за ней – новый бирюк. А сегодняшняя ночь забудется.

Лицо мальчишки исказил страх, боль, ненависть – будто все человеческие чувства, которые он силился изобразить, разом показались, и тут же без следа сгинули. В глазах Янко не осталось ничего, кроме решимости.

– Я никуда не пойду.

Ксим на мгновение замер. А затем рука его почернела, растворяясь в темноте. Заблестели чешуйки.

– Что ж, – сказал бирюк. – Есть и другой путь.

Янко силился закричать, но не мог – чешуйчатая рука пережала ему горло. Он сучил ногами, силясь вырваться, но вырваться ему не давали.

И к утру в деревне не осталось ни лекарей, ни бирюков.

Колыбель

Сирень пахла так отчаянно, как она может пахнуть только перед дождем. Не менее отчаянно воняла дохлая лошадь. Сладковатый запах одного причудливо накладывался на другое, рождая нечто совершенно нетутошнее. Ксим даже поморщился, хотя особой брезгливостью не отличался. Янко же будто и не чуял запаха, видать так старается человеком быть, что даже обоняние отшибло бирючье. Где-то над лесом громыхнуло, а в ответ раздался звонкий дробный стук. Так бывает, когда сразу несколько молотков стучат по деревянным кольям.

– Ну-ка пошли, – сказал Ксим и подтолкнул мальчишку в сторону, откуда стучали. Тот пошатнулся и чуть не упал – нормально ходить мешала повязка на правом колене. Не повязка даже, а целая шина – какие накладывают на сломанные члены.

– Полегче, коновал, – зашипел мальчишка. – Не толкайся!

Ксим внимательно посмотрел на искаженное гневом лицо и сказал:

– Опять пилюлей своих наелся?

– Может и наелся, – огрызнулся Янко. – Твое какое дело!

Ксим молча вытянул руку. Мальчишка с возмущением вытаращился на бирюка.

– Нет!

– Давай сюда.

– Нет!

Ксим не стал повторять, сорвал походную сумку с плеча мальчишки, распустил тесемки и заглянул внутрь.

– Отдай! – завопил Янко, но бирюк даже бровью не повел.

В первый же день их совместного путешествия Ксим сделал две вещи: сломал строптивому мальцу ногу и перерыл его лекарскую суму. С ногой – все ясно, бирюк знал, как меньше вреда причинить, тем более тут же и шину наложил и перевязал грамотно. Не мести ради, а чтобы не убег мальчишка. Бирюку вовсе не улыбалось ловить того по лесам. С сумой все оказалось куда сложнее. Отбирать ее целиком – не годится, все-таки малец – лекарь, хоть и молодой. А что за лекарь без своей сумы? Однако ж, было в ней множество настоев, пилюль и трав, неизвестных бирюку и оттого опасных. Сейчас же нужно было просто взять, что сверху лежало. Так и есть – мешок с красноватыми пилюлями, его Ксим и достал. Янко зашипел и кинулся отбирать. Весь на чувствах, все наружу – как человек прямо. Его пальцы потянулись к мешочку, но Ксим одним коротким движением швырнул тряпицу подальше в кусты.

– Ты… ты! – зашипел Янко. – Ты пожалеешь!

– Хватит уже по-человечьи жить, – сказал Ксим. – Учись быть бирюком.

И двинул в сторону стука.

– Куда тебя опять понесло?! – заорал мальчишка. – Дай отдохнуть! У меня нога сломата, не помнишь разве?

– Молотки слышишь? – спросил Ксим. – Там люди. Обоз, видать. К дождю готовятся.

Лицо Янко застыло, а в следующий миг он уже яростно хромал вслед за бирюком. Наверное, очень хотелось к людям.

Ксим и хватающийся за его плечо Янко вышли, когда среднего размера обоз на четыре телеги уже стал окружьем для ночевки. А обозники принялись обтягивать место стоянки конопляной веревкой. Работали споро, но хорошо: у каждого колышка по два узла, веревка натянута аж до звона, иначе хлынет дождь, а она возьмет и развяжется, спадет не вовремя. Сгинет к едреням весь обоз до последнего человека. Это для полей дождь – спасенье, а в лесу – это вой, кровь и смерть. Твари приходят с дождем. Если, конечно, в лесу сем Тварь водится. Но ведь не угадаешь, в каком водится, в каком – нет. Поэтому куда бы ни забрел, коли видишь, что дело к ночи, а на небе хмарь – изволь поставить палатку, да огородить место ночевки хоть веревкой, хоть чем.

– Что за ерунда, – буркнул Янко. – Не поможет ведь.

– Тише, – осадил его Ксим.

– А что не так? – спросил мальчишка. – Если Тварь появится, никакая веревка их не спасет. Руки да ноги в стороны полетят, только успевай уворачиваться.

– Не появится, – сказал Ксим.

В этом лесу Твари, и правда, не было. Хотя бы потому, что здешнюю Тварь Ксим давеча убил, и недели не прошло. А мальчишка, конечно, прав, веревка не спасет от клыков призрачного охотника. Умен, мальчишка. Да только ум свой норовит ткнуть каждому под нос. Ксим же видел, что обозники, если и рассчитывали на веревку, которая, к слову, только от мелкой лесной нечисти помогла бы, то не шибко, и уже вытаскивали вовсю рулоны вощеной ткани – накрыть обоз. Кто-то уже ставил по центру, меж телегами, ось. Вроде как стены есть, потолок будет – почти дом посреди леса, только чура деревянного не хватает. Хотя, нет, хватает – на одной из телег лежал средних размеров деревянный идол Солнценя. Значит, Тварь не сунется, покуда "крыша" не протечет.

– Помалкивай, – сказал Ксим. – Не смущай людей.

– Но ведь…

– Им лучше знать.

Бирюк не хотел привлекать внимание раньше времени, но их перепалка все-таки не осталась незамеченной. Из обозников выделился один – явно старшой. Сухой дед в шерстяном кафтане. С нехорошим угрюмым ртом и огоньком недоверия в глазах. Слегка угловатой походкой не привыкшего много ходить человека старик двинулся прямо к ним.

– А вы кто такие? – спросил с подозрением он. – Чего по лесу шастаете?

– Да вот, – ответил Ксим. – К вам на обоз хотим.

Небо еще раз громыхнуло, и подозрений во взгляде у старика прибавилось. Оно вроде и нехорошо отказывать людям в крове накануне дождя. Но, как ни глянь, дылда лысый да парень хромый – подозрительная парочка.

– Третьего дня тоже дождь лил, – заметил старик. – Вы где его переждали-то?

– Землянку нашли. Охотничью, – соврал Ксим.

– Да нечего бояться, – влез Янко. – Нету в этом лесу Твари. Сдохла.

Ксим хотел было погладить ноющие бока, да сдержался. Тварь его изрядно помяла в тот раз. А старика чуть не подбросило.

– Ты, щенок, рот прикрыл бы! – рявкнул он. – Не ровен свет услышит. Ладно ты, но и нам достанется!

Скупым движением Ксим отвесил мальчишке хорошего подзатыльника. Тот чуть носом не клюнул землю, с ненавистью глянул на бирюка, но все внимание того было обращено на старика.

– Так берете или нет?

Старик фыркнул, будто сом, сложил руки на груди. Борода воинственно встопорщилась.

– Я, – ткнул он себя пальцем в грудь, – лучший обозник чуть не во всей столице! Дорогу хоть в каганат как свои пять знаю. Охрана какая-никакая у меня есть, рук рабочих хватает. На кой хрен вы мне сдалися вместе с хромым поганцем?

Ксим равнодушно пожал плечами и сказал:

– Ты, я вижу, на правый бок больше склоняешься. Небось, в левом колет и в спину временами постреливает, а?

Глаза старика округлились, но жесткие губы остались непреклонными, отчего лицо приобрело странное выражение.

– Ты это…

– Лекарь я, – сказал Ксим, не став дожидаться озарения старика. – Хороший лекарь.

– А возьмешь на обоз, – добавил он. – Я тебя поправлю.

Это решило дело.

– А путь вы куда держите, значит?

– Нам к Цветановке надо, отец, – ответил Ксим.

– Это нам по пути, – признал старик. – День ходу от тракта.

– Вот и ладно, – сказал бирюк.

Обозник еще какое-то время пристально разглядывал Ксима, будто ждал, что тот откажется от своей просьбы, но потом махнул рукой и со вздохом сказал:

– Твоя взяла. И правда, бока болят да спину ломит. Пойдем, определю вас в обоз.

– Но, – колючий взгляд из-под косматых бровей снова уткнулся в бирюка, – бездельничать не будете. Обоим работу сыщу.

– Годится.

– Вот и славно.

Старик махнул им рукой и двинулся обратно. Если кто-то из людей в обозе и удивился гостям, то виду не показали. Доверяли, видать, своему вожаку. А может, просто некогда им удивляться было: работа сама себя не сделает.

– Помочь чем? – спросил Ксим.

– Не, – ворчливо отозвался старик. – Идите-ка сюда, – и остановился около телеги. – Поклонитесь чуру. Тогда пущу в обоз.

Похоже, за последние несколько десятков лет, что Ксим просидел в своей деревеньке, люди придумали еще несколько обрядов. В телеге лежал довольно крупный – в сажень высотой и в пол-локтя толщиной чур бога Солнценя. Лицо вырезано кое-как. Положенные морщинки у глаз легко перепутать с царапинами на дереве, рот – будто неумело замаскированная трещина. Волосы даже приблизительно не напоминают кудри. Жуть, а не чур, кто ж так режет. Бирюка не особо, конечно, волновали людские боги, но даже он оценил, каким уродливым вышел у неведомого безрукого резчика Солнцень. И древесина, кстати, тоже странная. Светлого Богатыря обычно из сосны режут или ели, она помягче. А этот будто из кедра вытесан топором. Старого-старого кедра.

– Ты чего? – с подозрением спросил старик. – Засмотрелся? Кланяйся уже давай, и пойдем вам место в обозе определять.

Янко мяться не стал, поклонился деревяшке почтительно, рукой до земли достал. Ксим тоже поклонился, и будто в глазах потемнело на миг, да вокруг искорки заплясали. Остатками чувств Ксим удивился так сильно, как смог. Что за ерунда?

– Пойдет? – спросил Ксим.

Старик оглядел обоих, будто ожидая молнии с неба. Но ее не приключилось, потому он махнул рукой и сказал:

– Пойдет.

– Вот и ладно, – ответил Ксим. – Тебя как звать-то, отец?

– Дареном зовите, – был ответ.

Ко времени, когда-таки ударил дождь, уже все было готово. Просмоленную мешковину натянули вокруг оси. Разожгли костер, веревками оттянули хитрый карман, чтоб дым из-под мешковины выходил, а дождь внутрь не попадал. У костра засуетились молодые ребята, которых, видать отрядили на готовку. Ксим, не чинясь, подсел к костру, потянул за собой мальчишку. Всего у костра собралось с десяток людей. По двое на телегу, получается, и еще двое верхом. Верховые, по всему видать, и были той самой охраной – в плечах косая сажень, взгляд холодный, да утроба прожорливая. Настоящие бойцы, уж со снедью в котелке – так точно. Дарен перед всеми назвал Ксима с Янко гостями обоза, позвал к костру, велел любить и жаловать. Представил товарищей чеcть по чести: вон тот молодой, но седой уже – Йорек; смешливая толстуха – Людмила; угрюмый тип со шрамом на пол-лица – Богдан; крепыш справа – Шурыга, слева – Ждан. На этом месте Ксим запутался в именах, и остальных не запомнил. Не больно-то и хотелось имена людские запоминать. Вряд ли доведется потом еще раз встретиться.

От еды Ксим отказался и своими запасами делиться не стал, как и объяснять причин подобной холодности. Не расскажешь же, что на самом деле ты – бирюк, и ешь только человечье мясо, причем не обычное, а только тех, кого Тварь лесная загрызла и ядом своим душу вытравила. А вот Янко накинулся на еду как сторожевая псина. Вмиг опустошил миску да еще и, напоказ стесняясь, попросил добавки. Ночью, конечно, ему стало худо, блевал дальше, чем видел. Ксим оценил хитрость: теперь мальчишка мог спокойно есть только запасы Ксима, оправдываясь наказом лекаря. Мальчишка, и правда, здорово научился жить среди людей.

На следующее утро, еще затемно, принялись собираться. Так же ловко, работники сдернули полотно, развязали веревки, выкопали колья. Запрягли коней и отправились. Ксим завалился на одну из телег. Хоть Дарен и обещал работой нагрузить, но во время пути – какая работа? Главное, не крутился под ногами у охраны. Телега оказалась уложена плотными свертками. Ксим принюхался, и решил, что это ткани, причем крашеные. Запах луковой шелухи, хоть и слабо, но все же пробивался через мешковину, которой было укутано добро. Янко рядом с бирюком сидеть не захотел, быстро – насколько мог – удрал на телегу к вожаку обоза, да там и осел. Поначалу Ксим приглядывал за ним: вдруг соскочит с телеги, в кусты закатится, ищи его потом. Но потом решил, что уж Дарен-то присмотрит. Да и нехорошо, наверное, мальчишку в коварствах всяких подозревать.

Но внутренний голос не дремал: ага, нехорошо, шептал он, не может ведь убийца быть коварным, да? По-своему этот внутренний голос, конечно, прав. Мальчишка сумел устроить одним махом и смерть старосты, и покушение на него, Ксима, и даже гибель несчастной Твари. За таким глаз нужен и глаз. И, желательно, еще третий глаз.

Может, стоило ему и вторую ногу сломать, отстраненно подумал Ксим, закрывая глаза и впадая в мягкую дрему. На обозе ехать – это не пешком топать. Телега тряслась, чавкала грязь, пели птицы – как тут не задремать. Временами бирюк открывал глаза, ловил взглядом коричневую рубаху мальчишки и снова проваливался в легкий сон.

И вдруг Ксим вздрогнул, проснулся. Что-то было не так. Кто-то с ненавистью, пристально смотрел на бирюка, разглядывал, будто стремясь проникнуть в самое нутро. Бирюк доверял своим чувствам, поэтому огляделся. Вроде все спокойно. На первой телеге Дарен, рядом с ним мальчишка, один охранник верхом, подле третьей телеги. Наверное, вполглаза приглядывает за ним, Ксимом. Но это не тот взгляд, не такой. В нем нет опасности, нет ненависти, только настороженность. Второй, наверное, поехал вперед дорогу разведать. Остальные обозни заняты делом, кто лошадьми правит, кто дремлет, кто-то нож точит. Все нормально. Для верности Ксим еще раз огляделся, и – вот гадство! На земле, позади телеги валялась его лекарская сумка. Видать, когда он подскочил, проснувшись, она от неловкого движенья ухнула куда-то за борт. Ксим долго думать не стал, соскочил. Телега едет не так уж быстро, без него явно не уедет. Бирюк наклонился, поморщился от боли в ребрах. Задержав дыхание, подхватил сумку, отряхнул от липкой грязи, обернулся и… застыл.

Дорога была пуста. Ни обоза, ни лошадей, никого. И тяжелая неестественная тишина, какой бирюк не слышал ни разу в жизни. Даже если шерсти плотной в уши забить, и то, наверное, такой тишины не выйдет – полное ничто. И это ничто окружало бирюка, сдавливало его, будто тисками, не давая шелохнуться. Хотя нет, это не тиски, это сам Ксим застыл, стараясь услышать хоть что-нибудь, но безуспешно.

– Ты чего, приблуда? – раздался неласковый голос охранника, и наваждение сгинуло. Вот обоз, вот – поскрипывающие телеги. Вот – конь, на коне охранник, у охранника – недовольно кривятся губы и взгляд полный подозрений. – Тебе самому лекарь не нужен, а?

Ксим мотнул головой.

– Тебя там вожак зовет. Поговорить хочет, – сообщил охранник и будто забыл про бирюка.

Ксим ускорил шаг, догнал телегу, ухватился за борт, ощутил дерево под пальцами. И двинулся дальше, стараясь, руку от телеги не отнимать. А коли пришлось, то ускорял шаг, стараясь как можно быстрее ухватиться за борт следующей. Волосы на затылке до сих пор стояли дыбом. Бирюк быстро догнал первую телегу. Взглянул сурово на Янко, который, радостно улыбаясь, сидел подле Дарена.

– А ну, брысь, – велел Ксим мальчишке.

Тот схватил костыль, неловко спрыгнул с телеги, пересел на следующую.

– Ну? – недовольно спросил старик. – Зачем мальчонку шуганул?

– Охранник сказал, у тебя ко мне разговор есть.

– Есть, – согласился Дарен.

– Вот и поговорим, – сказал Ксим. – А мальчишке нечего уши тут греть.

Старик недовольно хмыкнул, почесал бороду, прикрикнул на кобылу – не спешил разговор начинать. Ксим торопить не стал, откинулся слегка на тюки с тканями, которыми была забита телега. Старик долго сопел, а потом, глядя строго перед собой, сказал:

– Слышь, Ксим, тут дело такое. Мальчонка этот. Он тебе кто?

– Ученик, – пожал плечами Ксим. – В какой-то мере.

– А он говорит, что вы и месяца не знакомы.

– Врет.

Старик помолчал, потом повернулся и посмотрел Ксиму в глаза впервые с начала разговора.

– Мож, мне отдашь? Мальчонку-то. Он головастый, налету все схватывает. Годик, другой со мной походит, сам обозы водить станет. Тебе-то он, вижу, как кость в горле. Да и он тебя не шибко любит. Ну?

– Не могу, отец.

– Не можешь или не хочешь? – поджал губы Дарен.

– Не могу, – сказал бирюк. – Сам же сказал, он мне как кость. Я бы отдал тебе его, но не могу.

Старик немного помолчал.

– А, правда, что это ты ему ногу-то сломал? – спросил он вдруг.

– Правда, – кивнул Ксим. – Сломал.

Морщины старика стали сразу как-то глубже. Глаза сузились.

– И за что же?

Умен мальчишка-то. Нащупал слабое место старика, и вывалил ему все. Вроде и правду сказал, да только сплошная кривда получается.

– Да понимаешь, отец, – сказал бирюк, – вина на нем большая. Ты ведь не гляди, что сопляк, лекарь он, как и я. Да только все-таки сопляк. Напортачил сильно в деревеньке нашей, сгубил полдюжины жизней. За такое иных в лесу зверям на поживу оставляют. А как отвечать за поступок – так мальчишка вину на другого свалить хотел.

– Вона как. – Старик аж крякнул, покачал головой. – Ну, с этим ясно… Ну а ногу-то зачем ломать? Понимаю, наказание, ну розги, ну колодки, но…

– Это не наказание, – мотнул головой Ксим. – Это чтобы не убег далеко. Я его к Деду своему веду, чтобы тот ума в парнишку вдолбил, как в меня когда-то. Глядишь, и толк выйдет. Сам же сказал: головастый.

– На ногу сильно не гляди, – добавил бирюк. – Я умеючи сломал. Да и перетянул сразу – кость молодая, зарастет, как и не было ничего.

Дарен косо поглядел на бирюка, да и руками развел.

– Ладно, убедил. Не буду в ваши дела лезть. Ты только приглядывай за мальчонкой, он у тебя и правда шустрый. Может, и с ногой паломатой убегнуть.

– Присмотрю, не боись.

– Я и не боюсь, – неожиданно жестко ответил Дарен, а затем каркнул: – Тпру!

– Сегодня пораньше лагерем встанем, – пояснил он и хитро взглянул на Ксима. – Раз у нас в обозе лекарь завелся, надо пользоваться.

Обряд с веревками, телегами и тканью повторился. Ксим сомневался, что ночью будет дождь, да, по-хорошему, и все остальные тоже сомневались, но рисковать Дарен не хотел. В этот раз пятачок для лагеря сделали побольше, Ксиму отгородили уголок для лекарских дел. И сразу после ужина к нему принялись подтягиваться люди. За один вечер он успел осмотреть, кажется, весь обоз. Ксим не в первый раз замечал, как обостряются у людей болячки, если рядом появляется лекарь, которому еще и платить не нужно. Кровавый мозоль на ноге, выбитый палец, больной зуб, вросший ноготь, подозрение на порчу, дурной сон и прочее. Все разом заболели и попросили внимания. Янко на правах ученика сидел рядом и по мере сил помогал. Без пилюль ему, наверное, было трудно улыбаться людям, поэтому он все больше молчал. А вот Дарен со своей спиной так и не явился, видать, его разговор с Ксимом задел за живое. Зато пришел тот, кого бирюк совсем не ждал.

– Вставай лекарь, – сердито сказал давешний охранник. – Пойдем отойдем.

– А чего это ты лекаря уводишь, Шурыга? – захохотал второй боец, его имени Ксим тоже не запомнил. – Никак стесняешься? Что там у тебя за болячка такая маленькая, а?

– Умолкни! – рыкнул Шурыга.

Отходить от лагеря Ксим не хотел, но и ссориться с охраной на виду у всего обоза было не след. Он легко встал и пошел вслед за Шурыгой. Нехорошее ощущение появилось ровно в тот момент, как бирюк поднялся. Будто чей-то тяжелый взгляд уперся в спину. Ксим оглянулся, но в его сторону никто не смотрел. Даже Янко. И с каждым шагом прочь от лагеря, чувство это усиливалось. Шурыга остановился так резко, что бирюк чуть его не сшиб.

– Рассказывай, – потребовал охранник.

– Что рассказать?

– Что ты увидел сегодня днем? Там, у телеги.

Ксим внимательно посмотрел на лицо Шурыги. Хмурится воин, желваки ходят, а сам в сторону как будто глядит. Вроде и на лицо, ан нет, куда-то на ухо уставился.

– Ничего, – медленно проговорил Ксим.

– Ах, ничего значит? – тут же завелся Шурыга. – Просто так таращился, значит, а?

– Ничего не видел, – продолжил Ксим. – Смотрел туда, где был обоз – вот только что был! – и не видел ничего. Пустая дорога.

Весь гнев с лица Шурыги тут же исчез.

– Ничего, – повторил он.

Ксим кивнул:

– Будто и нет никакого обоза.

– А потом?

– А потом ты меня окликнул, и, – Ксим специально запнулся, как, бывало, Янко делал, – морок сгинул. Появился обоз, будто и не исчезал.

– А ты не брешешь?! – рыкнул Шурыга, но Ксим видел: это больше для порядка. Охранник почему-то поверил ему.

– Не брешу, – ответил бирюк. – А ты прекращай орать.

И Шурыга будто сразу сдулся, обмяк, сгорбился.

– Твоя правда, лекарь.

– Ты о чем?

– Об обозе, – угрюмо ответил Шурыга. – Я сам однажды такое видел. Морок этот твой. Чуть отвернулся, а обоза нет. А он даже не двигался никуда, стоял как сейчас. – Охранник провел ладонью по глазам. – Я рукой вперед – хвать! – и вот она телега, родима. И обоз на месте. А у меня душа в пятках.

– До того дошло, – перешел он на едва слышный шепот, – до ветру ночью отойти боюсь. А ну как дорогу обратно не найду. Вот, гляди, – и охранник отцепил что-то от пояса.

Веревка. Обычная веревка, привязанная к поясу. Теперь Ксим хорошо видел, как она, змеясь, уходит к лагерю.

– Привязался к одной из телег, – пояснил Шурыга. – Уж по веревке я всяко дорогу назад найду.

Ксим качнул головой, но ничего не сказал. В его одобрении охранник точно не нуждался.

– И почему так вышло? – спросил он.

– Да я отку!.. – возмутился было охранник, но тут же понизил голос. – Мне ж откуда знать, а? Я думал, ты, может, знаешь! Эх, с самого начала мне не нравился этот обоз…

– А с чего началось-то все?

– Да с ерунды, – поморщился Шурыга. – Где-то неделю назад Йорек на стоянке колышек потерял. Конечно, наругали парня, выстрогали новый. Но через три дня снова тучи набежали, мы стали лагерем, огородились… и колышек нашелся. Я сначала не подумал ничего, мало ли, тракт известный, много кто им ходит. Да шевельнулось что-то в душе.

– И ты потерял что-то нарочно? – предположил Ксим.

– Да, – кивнул Шурыга. – Мех у дороги кинул. Он у меня старый, прохудится вот-вот. Не жалко.

– И что? – подался вперед Ксим.

Вместо ответа Шурыга сунул бирюку под нос мех с водой.

– Через два дня нашел. Валялся у дороги. У того же камня. У того же, мать его, куста!

Шурыга сжал кулаки.

– Я ить поначалу думал, что спятил. Ну, когда мех нашел, когда обоз исчез, и я его чуть не потерял… А потом увидал, как ты на обоз таращишься, и подумал…

– Ясно, – сказал Ксим.

– Ясно ему, – проворчал Шурыга. – А мне вот не ясно! Что за херня тут вообще творится с этим обозом? – и чуть тише добавил. – Что делать-то будем?

– Дарену говорил? – спросил Ксим.

– А что я ему скажу? – грустно хмыкнул охранник. – Что у него обоз невидимкой делается?

– Что кругами ходит. Не зря же колышек да мех нашлись. Обоз ходит кругами. Вожак не может не заметить.

– Да ты попробуй, сунься к нему с таким, – сказал горько Шурыга. – Может и вообще прочь погнать. Он же лучший обозник в округе-то. Быстрее всех водит, все леса здешние знает. Ну и гонору немеряно. Врагов у него хватает, он кремень старик. Чуть что не по его… Ты ему только скажи, что обоз как-то не так идет, мигом пешком пойдешь.

– А ты пытался? – упрямо спросил Ксим.

– Пытался, – устало ответил Шурыга. – Он так на меня наорал, мол, мое дело – от татей обоз защищать, а все остальное – не моего ума.

– Угу, – буркнул Ксим.

– И это еще не все, – голос Шурыги стал совсем замогильным. – Иногда вообще черт знает что случается. Точно колдовство какое.

Ксим ничего не сказал, лишь кивнул. Видел, что в понуканиях воин не нуждается.

– Как-то раз, неделю тому, идем, – продолжал Шурыга, – а поперек дороги дерево срубленное лежит. Ну – как есть разбойничья работа! Знаешь, небось, как они обозы тормозят. Я как увидел, аж топор достал. Все, думаю, воевать нас будут. Щас стрелы полетят. Сижу, жду. А они не летят. Вокруг тишина. Ни разбойников, ни татей каких. Никого. А дерево лежит. И не само упало – а точно кто-то старался рубил, на дорогу ронял.

– А вы что? – спросил Ксим.

– А что мы – дерево перерубили, оттащили с дороги и дальше поехали. Представляешь? Так что, как думаешь, лекарь? Что это за хрень?

Ксим помолчал, собираясь с мыслями.

– Не знаю, – наконец сказал он. – Никогда о таком не слышал, чтобы целый обоз по лесу блуждал и сам не знал, что блуждает.

– Может, леший какой?

– Нет тут леших, – отмахнулся Ксим. – В одном лесу с Тварью Лешие не уживаются.

– Дык ведь нету уже Твари, – прищурился Шурыга. – Я сам слышал, твой мальчонка говорил!

– Даже если и так, – сказал Ксим, – чтобы леший появился, много времени надо. Они ведь из деревьев берутся, нужно чтобы выросло дерево, да ни какое-то, а кедр или сосна лешачья. И уже, когда вырастет, из него проклюнется леший. Лет двадцать пройдет, а то и больше.

Шурыга исподлобья посмотрел на бирюка.

– Ты откуда это все знаешь?

– Знаю, – ответил Ксим. – Потому и говорю: не леший это. Нет тут леших.

– Ну а если бы были? – упрямо спросил охранник. – Мог бы нас лешак по лесу водить?

– Нет. Зачем ему?

– А зачем они обычно людей по лесам водят?

Ксим пожал плечами.

– По-разному. От тропки звериной отвести, от малинника, от грибницы.

– Вот и обоз наш отвести хотят от чего-то. Или наоборот, завести.

– Не леший это, – сказал Ксим. – Лешему надо рядом быть, чтобы человека по лесу водить. Буквально на закорках сидеть. А ты у нас в лагере много леших видел?

– Я их вообще не видел, – сказал Шурыга.

– А я видел, – сказал Ксим. – Старик такой, только весь в коре. С хвостом медвежьим. И тени у него нет. Так что не леший это. Что-то другое.

– А что другое-то? – снова разозлился Шурыга.

– Что-то, – повторил Ксим. – Нет резона лешему нас кругами водить.

Шурыга мрачно посмотрел на бирюка, сплюнул.

– Резона нет, а водит, паскуда.

Ксим промолчал. Охраннику уже ничего не докажешь, только ссору накличешь. Втемяшился ему этот леший. Но Шурыга и сам, видать, понял, что ни к чему спор этот не ведет, махнул рукой.

– Ладно, – сказал он. – Утро вечером мудренее, лекарь. Завтра поговорим.

И пошел к своей телеге, на ходу наматывая веревку на локоть, а Ксим поспешно двинулся за ним.

Ночью бирюк долго не мог сомкнуть глаз. В полудреме виделись сирень и падаль. Чувство опасности бодрило кровь, ощущение чужого взгляда поутихло, но полностью не прошло. Да и загадка обоза не давала уснуть. Кто, зачем и, главное, как заставляет кружить людей по лесу? И почему только одни с Шурыгой почуяли неладное? Где-то под утро уже Ксим-таки уснул, пообещав себе еще раз обсудить все с охранником, а потом серьезно поговорить с Дареном. Уж двоих-то человек обозник должен послушать.

Но утром выяснилось, что Шурыга пропал. И ветер принес запах свежей крови, хотя и заметил его один только Ксим.

– Как это пропал? Куда пропал? – возмущался Дарен, да только возмущения эти не давали ничего.

Вот был, а вот – пропал. Вещи остались на телеге, но оружие он забрал с собой. То ли лишнего брать не захотел, то ли пес его знает. Незадолго до рассвета Ждан видел, как Шурыга уходил в лес, да вернулся ли обратно, сказать точно не мог. После недолгого совещания все разбились на пары и обошли округу, но охранник как в воду канул. Ксим, наверное, мог бы отыскать его по запаху, но боялся отходить от обоза далеко. А ну-как повторится давешний морок? Поэтому бродил совсем неподалеку вместе с Людмилой, которая тоже в поисках особо не упорствовала. Она всем своим пышным телом прижималась к бирюку в любой подходящий для этого момент, томно вздыхала и стреляла глазками. В обычных условиях, Ксим давно бы ее отвадил, но теперь даже был благодарен – своим присутствием Людмила будто не давала обозу исчезнуть, а это сильно беспокоило бирюка. Он был почти уверен, что Шурыга отошел от обоза и не смог вернуться. А потом что-то его настигло – не зря на всю округу так пахло кровью.

Нет, не леший морочит обозу голову, решил Ксим. Точно не леший. Да ходили разговоры, что леший человека по лесу водить может. Но никогда и никто не слыхал, чтобы леший при этом еще и убил кого-то. В итоге, вернувшись с поисков несолоно хлебавши, решили подождать денек, авось Шурыга вернется. Ксим, конечно, был уверен в обратном, но перечить не стал. А самое интересное началось вечером за трапезой.

Янко громко бряцнул миску оземь и сказал:

– Нету сил больше терпеть! Скажу все как есть!

– Ты чего? – поднял голову обозник. – Чего раскричался на ночь глядя?

– Не пропал наш Шурыга. Не убег. Это все он! – И палец мальца указал на Ксима.

Слова мальчишки прозвучали слишком эмоционально для бирючонка, который уже второй день не ест свои пилюли. Видать схоронил заначку где-то, готовился к чему-то такому. Это хорошо объясняло спокойствие мальчишки в последнее время. Ксим думал, что это эмоции человечьи из Янко вышли, а он, оказывается, тут целый план придумал, подготовился. Недооценил мальчонку, недооценил.

– А он причем? – нахмурился Дарен.

– Притом! Ксим – не человек даже! – Янко захлебнулся воздухом, а потом выпалил. – Он – бирюк!

Полдюжины взглядов упали на Ксима, но тот с невозмутимым видом продолжал стоять у телеги. Оставшийся охранник потянул из ременной петли топор. Медленное неуверенное движение, не угрозы ради, а чтоб самому не бояться. Остальные – пока с любопытством наблюдают. Сам-то он, Ксим, наверное, случись что, сможет уйти, но вот утащит ли мальчишку?.. А оставлять его здесь никак нельзя – опять натворит бед.

– Он меня из деревни забрал! – продолжал возмущаться Янко. – Ногу сломал! И Шурыгу, наверное, тоже… Дядя Дарен, скажите!

Обозник кашлянул, а Ксим покачал головой. А вот тут мальчишка явно прогадал. Зря он к Дарену взывает, это же старик их в обоз привел, значит, и в ответе за обоих. А он сейчас его дураком старым выставляет. Или даже хуже. Лицо старика потемнело, он сурово огляделся.

– Ну вы даете, – сказал старик. – Едва появились, и давай гадости друг про друга рассказывать. Ксим про тебя, ты про Ксима. И кому верить?

Янко высоко вздернул подбородок, но глаза его при этом смотрели жалобно. Ксим снова поразился тому, как здорово мальчишка насобачился изображать чувства. Ни дать, ни взять – человек.

– Допустим, – сказал старик. – Что Ксим – бирюк. Но этот бирюк твой половине обоза болячки вылечил. И зачем, спрашивается?

– Чтобы никто на него не подумал! – с готовностью отозвался Янко.

– А чего ж ты молчал?

– Страшно было!

– А сейчас не страшно?

– Сейчас еще страшнее! – Мальчишка чуть не плакал. – Он же нелюдь! Охранника схарчил… и кого другого сможет!

– Так, – громко сказал Дарен. – Ксим. Что скажешь?

– А что тут говорить? – ответил Ксим. – Шурыгу я не трогал.

– Ты про другое сначала скажи, – поморщился Дарен. – Ты бирюк?

– А как же, – отозвался Ксим и даже улыбнулся. Улыбка вышла кривоватой, но в темноте сгодится.

– Не верьте ему! – крикнул Янко.

– В чем не верить? – подал голос Йорек. – Он же согласил с тем, что бирюк? Стало бы не верить? Не бирюк он?

Вокруг раздались смешки.

– Да вы-то что ржете? – вдруг подал голос угрюмый тип со шрамом. – Я слыхал про бирюков. Они и верно людоеды. А еще лысые и здоровые. Один в один наш Ксим!

– У меня невеста жила в такой деревеньке. Ну, с бирюком, – сказал Йорек, и тут же все общее внимание перескочило на него:

– С бирюком жила? Прям вот жила?!

– Да не бирюком, дурила! В деревне с бирюком!

– Ну, я так и сказал…

– Дык, Йорек, как им жилось-то?

– Да как, – смутился сразу тот. – Жили и жили. Говорит, лечил всех, жил на отшибе.

– И что?

– И все! – рассердился Йорек. – Жил и жил. А ты каких рассказов ждал?

– Я тоже слыхал, что бирюки по деревням только живут, – добавил единственный теперь охранник. – А этот вон по дорогам шляется. И вообще они вроде только мертвечину одну жрут.

– Ну, от Шурыги пахло так, будто он сдох, это да, – прыснула Людмила. Её, казалось, исчезновение охранника не тронуло совершенно.

– Дядя Дарен, – в отчаянии сказал Янко. – Ну как вы не понимаете?..

– Все я понимаю! – огрызнулся обозник, но сразу смягчился. – Допустим, Ксим – людоед. Но зачем ему Шурыгу-то жрать? Почему не тебя, например? Не Людмилу? Кого полегче?

Ксим уловил нотки неуверенности в голосе старика. Он сейчас не Янко убеждает, а сам с собой почитай разговаривает. Прикидывает, мог ли Ксим в самом деле убить Шурыгу. Все решится сейчас. Был бы Ксим человеком – по спине, наверное, бегали бы мурашки. А так – лишь тень беспокойства шевельнулась где-то глубоко внутри. Но Дарен молчал, думал, с беспокойством поглядывал на бирюка, а остальные не знали куда и глядеть – на плачущего мальчишку, на обозника или на невозмутимого лекаря, который, возможно, еще и людоед.

– Янко, – вдруг вмешался Йорек. – Ты Шурыгу видал?

– Ну, видал, – буркнул тот.

– Скока, по-твоему, пудов он весит? – спросил Йорек. – Да будь Ксим хоть трижды людоедом, как он умудрился сожрать этого бугая, да еще следов не оставить?

– А может, он и не сожрал! – нашелся Янко. – Может, убил да схоронил где!

– И зачем?

– Да пес его знает! – с досадой сказал мальчишка. – Вы видали, как они вчера отходили поговорить? И с каким лицом Шурыга вернулся?

Во глазастый засранец!

– Что скажешь, Ксим? – повернулся к бирюку Дарен.

– Ничего не скажу, – ответил тот. – Ежели бы я чужие болячки обсуждал, кто б ко мне лечиться шел?

– Разумно, – согласился Дарен.

– Правильно!

– Да отцепитесь уже от молодца, – возмутилась Людмила. – И так видно, что никакой не нелюдь. Обычный людь, всем бы такими быть!– и с вызовом уставилась на товарищей по обозу.

– Да что ты понимаешь, молчала бы!

– Верно говорит! Ты ее не затыкай!

– Ладно, – махнул рукой Дарен. – Погуляли, пора и честь знать. Утро вечера, знаете ли.

– Да что же это! Люди! – Янко видел, что проигрывает и чуть не кричал. – Это же чудище! Бирюк! Вы ему верите?!

На последней фразе мальчишка так дернулся, что чуть не сверзился с телеги. Дарен поймал его, помог спуститься.

– Ксим, – сварливо сказал кто-то из обозников. – Приструнил бы своего мальца, а? Розгу выломать тебе потом?

И все. Янко сбросил с плеча руку Дарена, который все еще придерживал его, и похромал к своему месту – медленно, на глазах у всего обоза. Щеки его пылали, и, судя по всему, мальчишка предпочел бы сейчас розги этому унижению. А был бы нормальным бирюком ничего не почувствовал бы, подумал Ксим. Ничего, молодой еще, привыкнет.

А потом ему и правда притащили пару хороших розог, чтобы, значит, мальца воспитал, как надо. Но он, конечно, в дело их не пустил. Может быть даже, что и зря.

Шурыга не вернулся и на следующий день, посему, Дарен велел собираться в путь. Сборы проходили в тяжелом молчании. Иной раз Ксим нет-нет, да и ловил на себе чей-нибудь хмурый взгляд. Вечером накануне его, конечно, признали невиновным, но подозрения так просто не прогонишь. Вправду-то сказать, подозревать в обозе было больше некого. Из пришлых тут только он, да мальчонка, но на мальчонку грешить, будто он здоровенного охранника погубил, уж совсем нелепо. Вот и оставался один бирюк. Ксим все это понимал, поэтому на взгляды эти внимания не обращал. Хотят – пусть смотрят, лишь бы в печь не клали. Но с обозом явно было что-то не чисто, поэтому, когда уже все было готово к отправлению, Ксим подошел к Дарену и попросил моток веревки.

– Ты что, мальца вздернуть собираешься? – заволновался старик.

Ксим мотнул головой:

– Это для меня.

– Сам что ли?..

– К телеге привяжусь, – честно ответил Ксим.

Дарен с удивлением посмотрел на него.

– Это… обряд какой-то?

– Вроде того, – сказал Ксим. – От сглаза.

Обозник явно не поверил, но веревку дал, длиннющую.

– Резать не моги, – предупредил старик.

– Не буду, – согласился бирюк, повернулся, хотел было уйти, но вспомнил кое-что. – Дарен?

– Чего еще? – буркнул старик.

– Шурыга, – сказал Ксим. – Он ведь, и правда, меня отзывал тогда не для того, чтобы на болячки пожаловаться.

– Да? А зачем тогда?

– Сказал, будто обоз блуждает. Мол, леший глаза отводит всему обозу, а никто этого не замечает.

– Ну а ты?

Ксим пожал плечами:

– А что на такое ответишь-то?

– Хорошо. От меня-то тебе что надо?

– Да вот спросить хочу… вы по дороге-то этой сколько идете? Неделю-другую?

– Примерно, – мрачно кивнул обозник.

– Тогда вот не пойму я никак, почему ж вы нашу-то деревеньку минули. Этот тракт мимо нее и идет. Не промажешь.

– Слушай ты! – разозлился Дарен. – Чтоб ты знал, я лучший обозник в столице, понял? Лучший! Мне сам князь иной раз товар везти доверяет! И если ты думаешь, что я обоз кругами водить могу, то вали ко всем хрена с моего обоза!

Старик до хруста сжал кулак и погрозил бирюку.

– Понял меня, приблуда?!

Шурыга был прав, ничего такими разговорами не добьешься. Даже, если обоз, и правда, ходит кругами, вожак – последний человек, с которым об этом можно поговорить. Ксим кивнул обознику и пошел прочь.

– Веревку забыл, – буркнул позади старик, и бирюк, недовольный собой, вернулся.

Веревка и правда оказалась длинной, но так даже лучше. Не став долго чиниться, Ксим просто повязал один конец веревки к телеге, а другим – обвязался вокруг пояса. Еще раз терять обоз ему не хотелось. Что бы ни произошло с Шурыгой, себе такой же доли бирюк не желал. А вот Янко, похоже, никаких проблем не испытывал, но вел себя странно. Блуждал от телеги к телеге, далеко не отходил. Даже со сломанной ногой, он хорошо научился шкандыбать, но убежать не пробовал. Весь день на глаза толком не попадался. Держался в поле зрения, не подходил, не заговаривал. Но едва обоз тронулся, сам пришел на телегу к Ксиму, уселся на тюки как ни в чем не бывало. Бирюк возражать не стал. Дорога вновь наполнилась скрипом, лошадиным фырканьем и покрикиваньями возниц. Конечно, над обозом по-прежнему висела тревога, но в пути переживать все это было как-то легче. Убаюканный тряской Ксим снова заснул. И спал, пока кто-то не пихнул его в бок. Бирюк открыл глаза и увидел серьезное лицо Янко.

– Ксим, слезай-ка с телеги, – шепотом предложил мальчишка. – Давай перемолвимся.

– О чем?

– О пропавшем охраннике.

– Ты ж говорил, что я его убил, – сказал Ксим.

– Ясно дело, я врал, – пожал плечами Янко.

Ни раскаяния, ни досады. Спокойный, собранный – таким мальчишка нравился Ксиму гораздо больше. Похож на настоящего бирюка. Видать, на вчерашнее представление ушли последние «очеловечивающие» пилюли. Вот и хорошо, может, хоть поймет, какую глупость творил.

– Лады, – сказал Ксим. – Давай поговорим.

Бирюк проверил веревку и только потом спрыгнул наземь.

– Говори, коль хотел, – велел он.

– Думаю, после всего вчерашнего, – начал Янко, – ты понимаешь, что я по-прежнему не желаю быть бирюком? И путешествовать с тобой не хочу тем более?

– Я тоже не особо, – ответил Ксим. – Но тут от нас ничего не зависит. Ты – бирюк, но ведешь себя как человек. Я бирюк, но не имею права тебя воспитать. Значит, отведу к тому, кто имеет. Вот и все.

– Опять ты начинаешь… – Янко, слегка поморщился и замедлил шаг. Видать, нога беспокоила сильнее, чем он хотел показать.

– Я тоже не пойму, зачем ты этот разговор затеял, – сказал Ксим. – Мы все выяснили еще в ту ночь, когда из деревни уходили. Али ты забыл?

– Нет, – отозвался Янко. – Не мы выяснили, а ты выяснил. Мне ты просто пригрозил. Но я все равно подумал… а вдруг до тебя все-таки дошло? Вдруг ты понял, что я сделаю все, чтобы избавиться от тебя?

Ксим не ответил. Мальчишка впустую трясет воздух – его право, пусть трясет. Но слова ничего не изменят, ни его природу, ни порядки, по которым живут бирюки и люди.

– Я уже дважды пытался тебя убить, Ксим, – продолжил Янко. – И попытаюсь еще, если ты не отступишься.

Речь мальчишки была гордой и смелой, но голова его клонилась все ниже, а сам он шел все медленнее, костыль сильнее погружался в грязь. Как бы не свалился вовсе, еще тащить придется, подумал Ксим, и тут что-то сильно дернуло его за пояс.

Веревка, которой он привязался к телеге, натянулась тетивой и чуть не волоком потащила Ксима. Поначалу бирюк и вовсе не понял, что происходит, зато понял Янко. Он дернулся вправо. Резкий нырок, ладонь мальчишки царапнула по земле, и в следующий миг в лицо бирюку полетела грязь. Янко выбрал отличный момент и попал хорошо. Веки бирюка судорожно задергались, пытаясь справиться с мусором, глаза же будто запылали огнем. Ксим шарахнулся, ничего не видя перед собой, потянулся к Янко, но тот лихо увернулся, даром, что хромый. Снова дернулась веревка, и тут же натяжение исчезло, да так резко, что Ким не удержался на ногах и рухнул на спину, в грязищу. Чтобы вернуть зрение ушло прилично времени, и когда Ксим проморгался, уже не было ни обоза, ни мальчишки.

Бирюк сидел в грязи и толком не знал, что делать. Мальчишка все просчитал наперед: шел медленнее, ждал, пока подальше отойдут. А потом в нужный момент швырнул в глаза грязи и перерезал веревку. Хорошо придумано, ничего не скажешь. Но, выходит, он знал обо всей этой загадочной хрени с обозом. То ли понял с самого начала что-то такое, чего не понял он, Ксим, то ли узнал попозже и придумал, как этим воспользоваться.

Бирюк тяжело поднялся. Он почти не верил в успех, но все равно, побежал дальше по дороге – нагнать обоз. Но обоза не было. Не было ничего. Только дорога и грязь, уже чуть-чуть присохшая. Ксим скинул обувку, земля теплая, хорошо чувствовать под ногами не стельку обуви, а саму землю. Вот только обоза все равно нет, мальчишка ушел. Нет ни следов, ни запаха… ничего нет. Шурыга говорил, что нашел мех? Повезло ему, видать.

Поблуждав так еще, бирюк совсем было отчаялся. По-бирючьи отчаялся. Не упал в грязь с рыданиями, а всерьез принялся думать о том, что теперь делать. Вернуться назад в деревню? Опасно, да и смысла нет. Искать новую? Это может занять много времени. Пойди дальше к Деду? Нет, нет, рано о таком думать. Да, Янко утек, тут ничего не попишешь. Он, Ксим сделал все, что мог. Мальчишка оказался хитрее, ну и… а вот тут и проблема. Нельзя никак его с людьми бросать. Не человек, не бирюк – пес знает, что ему в следующий миг в голову стукнет. Он и бирюком быть не хочет, но знаний в нем… как в ведуне ином людском. Опасно это при детской голове-то. Опасно.

За тяжкими раздумьями Ксим не сразу обратил внимание, как легко и просторно ему дышится. Он снова чувствовал себя в лесу как дома, это было уютное и правильное чувство. Бирюк ловил запахи на версту округ, и не понимал, почему не заметил этого, идя с обозом. Будто кто-то или что-то обрезало его обоняние и слух, да еще и заставило об этом забыть. Что же за сила такая облюбовала проклятый обоз? Ксим припомнил, что чувствовал запах крови, когда пропал Шурыга. Это что ж выходит, если он учуял его даже таким вот «обрезанным», значит, там кровью буквально воняло. А раз так… что мешает найти охранника сейчас? Может, хоть чуточку понятнее станет, что творится? Ксим остановился и глубоко вздохнул, ловя ветер.

Шурыга нашелся дольно быстро. На небольшой полянке, с основательно притоптанной травой и плохо скрытым костровищем. Кто-то явно сидел тут лагерем, небольшой отряд – человека три, может четыре. Выглядел мертвец не очень. Кто-то раздел его и растянул на земле, привязав руки к осине, а ноги – к еловому пню. Стало понятно, почему так воняло кровью – его долго и мастерски пытали. Шея, грудь, руки, лицо были сильно изрезаны. Раны недостаточно глубокие, чтобы пленник умер от потери крови, но очень болезненные. Ксим пригляделся и недосчитался пальцев на правой руке охранника. Левую ладонь бирюк рассматривать не стал, но, наверняка, и там не все было ладно. Кто бы это ни сделал, он явно был человеком. Лесная нечисть жрет людей, это да, но чтобы вот так изгаляться – такого не бывает. Ни Твари, ни тем более Лешие тоже таким не занимаются. Над телом роились мухи, охранник уже основательно пованивал, и сквозь эту вонь пробился другой аромат, отчаянно сладкий, приторный, такой знакомый.

Не может быть!

Хотя, почему нет?

Бирюк отвернулся от обезображенного трупа и пошел на запах. Саженей через пятьдесят снова оказался на дороге и мигом узнал место. Вот – лошадиный труп, уже изрядно пожеванный, вот – пышный куст сирени. Где-то тут они – Ксим с Янко – и натолкнулись на обоз. Не зря, ох не зря все время мерещился этот запах, так и ходили кругами, все время. Дарен вроде говорил, лошадь у него околела в пути? Не она ли?

Наверное, за раздумьями Ксим их и не заметил.

– Ну-ка стой смирно. – Злой суровый голос и звук натянутой тетивы, такой не спутаешь ни с чем.

Голос раздался, как… не как гром среди ясного неба, потому что погоду Ксим научился предсказывать – дед научил. Будто… опытный охтник подкрался с подветренной стороны, как к зверю. Ветер и правда, был силен. Вот и подкрались.

Ксим медленно стал поворачиваться к говорившему, но тот рявкнул:

– Сказал, не двигайся! – И Ксим застыл.

– Во-от, – протянул кто-то второй. – Так и надо. Видать, еще один отставший.

– Ты чей будешь? – спросил первый.

– Да вот, – отозвался бирюк, – лекарь.

– Лекарь, – согласился первый голос. – Не с обоза ли?

– С какого обоза? – спросил Ксим, и понял: искренности в голосе не хватает.

– Ага, – согласился второй голос. – Верим. Один ваш тоже поначалу упирался, но потом все выложил.

Это Шурыга, надо думать. А эти двое, разбойники, не иначе.

– Так, ладно, – сказал первый. – Медленно поворачивайся. Дернешься, стрелу в ухо всажу, понял?

– Понял, – сказал бирюк, и повернулся так быстро, как только смог.

Стрелок не обманул, стрела пошла точно в то место, где только что было ухо Ксима. Да только сам Ксим, пригнувшись, уже бежал к стрелку.

Обнажаться на бегу – то еще удовольствие. Чем мышца расслабленнее, тем проще ей наливаться стальной бирючьей силой. Поэтому правая рука буквально взвыла, когда черные когти резко вытянулись из пальцев, а сама она почернела и вытянулась на три пяди. Коротко тявкнул лук – когти Ксима разорвали тетиву. А вот сам стрелок даже не пискнул, оставшись без глотки. Второй успел резко вздохнуть, когда пальцы Ксима обхватили его шею.

– Тихо! – прошипел бирюк. – Понял?

Разбойник закивал. Бирюк тоже кивнул и прислушался. Вокруг было действительно тихо, если короткую стычку и заметил кто, то виду не подает.

– Хорошо, – сказал Ксим. – Говори. Кто такие?

– Ну, это, – задергался малый. – Разбойники.

Говорил он тихо, хрипел, шипел, будто Тварь лесная. Хотя, судя по Шурыге, точно тварь. Не будто. Ксим удержался от чисто человеческого желания сжать ладонь на его горле покрепче.

– Много вас?

Разбойник осторожно три раза мотнул ладонью. Пятнадцать, стало быть.

– Что за обоз ищете?

– Ну, обоз. Обычный. С товаром.

– И почему до сих пор не нашли?

– Не могем, – отвел глаза разбойник. – Вроде и след есть, и собаки чуют, а все одно, будто кто за нос водит. Вроде и должен быть обоз, а нема.

– И давно гоняетесь за ним?

– Дык, почитай, уже две седьмицы, – мужичок оказался словоохотливым. – Уже умаялись.

– А чего не бросите тогда?

– Низя, – сглотнул разбойник. – Атаман головы поснимает. Говорит, дело верное: обоз должен быть. Так ему аж в столице сказали.

Вот даже как. Наемные головорезы ищут обоз по чьей-то указке, но не могут найти, будто им глаза отводят. Ну как тут про лешего не подумать?

– Кто навел? – спросил на всякий случай Ксим, догадываясь, какой будет ответ.

– Да кто ж нам скажет? – поморщился рабойник. – Только каждый раз, как обоз упускаем, свою цацку трясет, клянет всех…

– Какую цацку? – насторожился Ксим.

– Деревянну такую, – пожал плечами насколько хватило храбрости разбойник. – Цацку. Он ее тоже из столицы привез.

А вот это уже интересно. Мало того, что разбойники знали, где ловить обоз, так еще и амулет какой-то имеют.

– Так ты это, – несмело улыбнулся разбойник. – Меня теперь отпустишь? А? Я ж все тебе рассказал, ну? Отпустишь? Разойдемся мирно, я даже тебе дружка своего припоминать не буду, дрянь человек был, не жалко его. Это он вашего парня запытал до смерти, я его даже отговаривал, а он все слушать не хотел…

И тут Ксим услышал то, что услышал бы уже давно, если бы разбойник молчал, а не тараторил. С юга приближались люди, несколько человек. А разбойник, видать. смекнул, что к чему и открыл было рот пошире – заорать, но долго думать Ксим не стал, и, обливаясь кровью, второй разбойник упал рядом с товарищем.

Отряхнув руки, бирюк было рванул прочь, но застыл. Если у разбойников, правда, есть собаки, то они возьмут его след. Уж бирючиный запах ни с чем не спутаешь. Нужно было как-то его сбить, чтобы не увести всю ватагу за собой. И тут в голову Ксиму пришло сразу две мысли: когда они с Янко видели в последний раз, тот явно давно не ел своих пилюль, и запах у него был бирючий; и вторая мысль – как раз эти чертовы пилюли могут, наверное, сбить со следа собак. Пилюли, которые давеча сам Ксим в кусты и швырнул.

Бирюк резко оглянулся, мигом заприметил тот самый куст, куда улетел мешочек, и кинулся к нему. Да вот только никакого мешочка там не было. Лишь истончившийся запах молодого и слишком уж хитрого бирюка.

Солнце клонилось к горизонту, в лесу быстро темнело. Ксим бежал на запад, строго по едва заметной линии запаха. Судя по всему, мальчишка успел забрать свои проклятые пилюли не так давно. И, что самое плохое, бирюк понятия не имел, когда это произошло. Ксим не обманывался: если с тех пор, как они расстались, мальчишка успел съесть пару, его запах очень и очень скоро исчезнет, и лешему – теперь уж никаких сомнений – не составит труда спрятать обычный человеческий запах даже от бирюка. Но пока что Ксим мчал вперед, стараясь опередить возможную погоню насколько это возможно.

В тот момент, когда толстый дуб-выродок будто из-под земли вырос на пути, бирюк понял: он близко. Леший почуял его, и пытается сбить со следа. Медленно бирюк подошел к дубу и прикоснулся к шершавой коре. Затем закрыл глаза и просто шагнул вперед. Рука не встретила никакого сопротивления.

Что ж, хочешь играть, лешак, играй.

Дальше Ксим шел, больше ориентируясь на нюх, чем на глаза. Бился об настоящие деревья, иногда уклонялся. Один раз чуть не улетел в овраг, после того, как прошел через похожий морок. Леший умело путал следы, создавал мороки, но с бирюками дела до этого момента, видать, не имел. В какой-то момент, Ксим едва увернулся от огромного лося, спотыкнулся на невидимой веревке, и в тот же миг веревка эта будто соткалась из воздуха, а лось превратился в телегу.

Со всех сторон на него обрушились запахи людей, коней, готовящейся еды, и куча голосов. На мгновение все стихло, а затем все закричали: кто-то от испуга, кто-то от боли (на него со страху перевернули котелок), кто-то просто так, чтобы не стоять молча в стороне.

– Ксим?!

– Песий ты сын!

– Котелок! Котелок же!

Дарен, может, и старик стариком, но успел к бирюку первым и схватил того за ворот:

– Ты что творишь, зараза?! Пошто людей пугаешь?!

– Щас еще больше испугаю, – пообещал Ксим, а затем повысил голос: – Собирайтесь. По моим следам идут разбойники. Я их опередил всего верст на пять, так что…

– Какие разбойники, что ты несешь?! – зарычал Дарен. – Всю жизнь вожу здесь обозы, отродясь никаких разбойников не было!

Ксим встал, и Дарену стало несподручно держатся за ворот – уж больно высок был бирюк для старика.

– Их и не было, – сказал Ксим. – Они тебя здесь ждали. Им кто-то в столице подсказал.

Лицо Дарена застыло. Затем жаркий румянец гнева залил его лицо, и старик сквозь зубы сказал:

– А откуда ты это все знаешь?! Может, сам разбойник? Пропал на полдня, а теперь заявляется и…

– Шурыга был прав, – перебил Ксим. – Обоз ходит кругами. Леший отводит всем глаза. Он тебе говорил это.

– Чего? кругами? – заволновались люди вокруг. – Дарен, о чем он?

– Шурыга мертв, – перебил Ксим. – Они его поймали и убили. И вас всех убьют, если так и будем тут препираться.

– Так может, – рявкнул Дарен. – Ты его и удавил?! Сам, может, из этих, из разбойников?!

– Ну… что я не разбойник доказать очень легко, – сказал Ксим и поднял руку. Треснула-таки рубаха на запястье, зря пуговку не отстегнул. Черная лапа высунулась из рукава, удлинились когти, заблестели чешуйки на свету.

– Я бирюк.

– Едрена вошь, – ахнул Дарен. – Парнишка-то прав был.

Люди затихли в ужасе. Покатился по траве многострадальный котелок.

Из-за спин вдруг выглянул Янко. Стоять ему было, видимо, тяжеловато, но на лице так и светилась злая радость: не мытьем так катаньем, вывел подлого бирюка на чистую воду! Вот теперь-то народ все поймет, кому тут можно верить, а кому нет. Сейчас этот дурак Ксим увидит…

– Кхм, – прочистил горло Дарен. – Ну стал быть… – он обернулся к своим людям, – стал быть, собираемся?

– Собираемся, старик, – ответил побледневший слегка Йорек.

– Ну, раз так, собираемся, – повысил голос вожак. – Живее-живее! Слыхали, что бирюк сказал?

И люди забегали, причем, без суеты. Не впервой, видать, на скорую руку пожитки собирать. Сказано: уходим, значит, уходим. На бирюка с изменившейся рукой никто больше и взгляда не кинул, кроме разве что Людмилы. Впрочем, нет, во все глаза на него таращился Янко. Сейчас он как никогда был похож на человека.

– Отойдем-ка, бирюк, – твердо сказал Дарен. – Поговорим.

– Янко! – позвал Ксим. – Давай сюда.

Старик вдруг остановился, повернулся к бирюку и тихо сказал:

– Ну ты ладно, нечисть. А мальчонка?

– Да какой из него бирюк, – махнул рукой Ксим, и ответом ему стали два взгляда. Один, полный облегчения, – Дарена, и другой – полный страха и… может, благодарности, – Янко.

– Ох и брехло ты, – сказал старик. – Я же тебя спрашивал, не бирюк ли ты часом, а ты, мол, нет. В глаза мне врал.

– Я не говорил, что не бирюк, – возразил Ксим. – Я говорил, что не трогал Шурыгу. И это так.

Дарен покачал головой и проворчал:

– Ладно. Рассказывай.

– Да я уже все рассказал, – ответил Ксим. – Вы везете на обозе лешего, и он путает дорогу. Шурыга заметил это, и леший отвел ему глаза, выгнал его с обоза. Со мной – тоже самое.

– Ладно Шурыга, а тебя-то зачем?

– Почуял, наверное, что я не человек. Небось, еще когда кланялись мы ему, почуял. Вот и решил от греха подальше отогнать.

– Допустим, – напряженно кивнул Дарен. – А разбойники?

– С разбойниками посложнее. Я поймал одного, он сказал, что их на вас аж из столицы натравили. Наказали им ждать обоз именно здесь, и они ждали. Да только так и не смогли найти.

– Почему?

– Леший, – коротко ответил Ксим.

– Не понимаю, – признался Дарен. – Леший, разбойники, бирюки. Что за хрень тут творится? Я вижу, ты не врешь, но… не понимаю.

– Сам же говорил, дядя Дарен, что ты лучший обозник в столице, – вдруг сказал Янко. – Неужто завистников мало? Могли ведь и найтись душегубы.

– Положим, не мало,– согласился старик. – Может, ты и прав. Говоришь, – повернулся он к бирюку, – лешак у меня в обозе? Ты знаешь, кто это?

– Знаю, – кивнул бирюк.

– Из моих кто-то?

– Нет.

– Так говори, не тяни, – не выдержал Дарен. – Порешим его и дело с концом.

– Не так все просто, – сказал Ксим. – Последние две седьмицы только лешак и не давал разбойникам вас найти. А без него они враз обоз отыщут.

– Ты ж сам сказал, что они по твоему следу идут!

– Не уверен, – признался Ксим.

Дарен вздохнул.

– Не было печали, пока вас двоих не повстречал. И что предлагаешь?

– Избавимся от лешака, и вы едете вперед так быстро, как сможете. А я останусь и отвлеку ватагу.

Дарен крепко задумался.

– А сдюжишь?

Ксим пожал плечами:

– Попробую. Другого пути нет.

– И то верно, – вздохнул старик. – Ладно, от меня что нужно?

– Ничего, – сказал Ксим. – Иди, поговори с людьми. А я тут с мальчишкой пошепчусь и приду с лешим разбираться.

Старик кивнул и отошел, а бирюк повернулся к насупившемуся мальчишке.

– Что, теперь руку сломаешь? – спросил Янко.

– Нет, – сказал Ксим. – Помощь нужна.

– Помощь? – распахнул глаза мальчишка. – От меня?!

– От тебя.

– Это ж какая тебе помощь от меня нужна? – скривился Янко. – Я ведь даже не бирюк! Сам же сказал!

Ксим вздохнул:

– Вот поэтому с тобой и трудно иметь дело. Пес его знает, что у тебя в голове: вроде и не хочешь бирюком быть, но чуть что, обижаешься. Да, ты не бирюк. Не совсем бирюк. И именно поэтому мне нужен твой совет. И помощь тоже нужна.

Янко постоял, в раздумьях. Ксим терпеливо ждал. Нельзя сейчас на мальчишку давить.

– Ладно, – сказал тот. – Давай, спрашивай.

Ксим кивнул.

– Тогда слушай. Мне нужно сбросить собак со следа. Значит, мой запах должен измениться.

Некоторое время Янко непонимающе глядел на Ксима, но потом его лицо искривилось в злорадной усмешке.

– О чем ты? – ухмыляясь спросил Янко. Он явно наслаждался моментом.

– О твоих пилюлях, – ответил Ксим. – Я знаю, что ты их подобрал. Не знаю, как и когда, но подобрал.

– Тебе нужны мои пилюли? – притворно удивился мальчишка. – А как же вся эта болтовня про "будь бирюком!", а? Не боишься что-то почувствовать? Страх, может быть? Или жажду крови, а? Не боишься перестать быть бирюком и стать человеком, а?

– Нет, – ответил Ксим. – Не боюсь. Я бирюк не потому, что ничего не чувствую. Я бирюк, потому что я бирюк. Пилюли поменяют мой запах, дадут чувств, но это не сделает меня человеком. Если на медведя нацепить рога, он не станет оленем.

– В прошлый раз ты про волков что-то такое говорил.

– Могу повторить.

– Не надо, – хмыкнул Янко, но тут же посерьезнел. – Так чего просто не отобрал, как тогда? Моя сумка со мной, как видишь.

– Дело не только во мне, – сказал Ксим. – Ты тоже должен избавиться от бирючьего запаха, прямо сейчас. Чтобы собаки разбойничьи за обозом не увязались.

– То есть, теперь я могу быть и человеком, а?

– Напомнить про медведя с оленем?

– Не надо, – повторил Янко, потом задумался. – Хорошо, – сказал он, погодя. – Положим я дам тебе пилюль, научу их глотать, и сам проглочу. Это в моих интересах. Но тебе-то какой резон шеей рисковать ради обоза? Мог бы, наверное, меня на руки схватить, чтоб быстрее, и ушли бы вдвоем.

– Нет, – сказал Ксим. – Это и не по-людски, и не по-бирючьи. Они нас в обоз приняли, значит, и мы им отплатить добром должны.

– Болтовня пустая, – вздохнул мальчишка и полез в сумку. – Держи. – На ладони лежали три пилюли. – Тебе как раз по весу будет. И мне одну.

Ксим осторожно взял пилюли и сунул в пояс:

– Как скоро подействуют?

Янко пожал плечами.

– У меня почти сразу. Не успеваю и до ста досчитать. Как у тебя будет, не угадаешь.

– Спасибо и на этом, – сказал Ксим и двинулся прочь.

– Эй, бирюк! – остановил его голос в спину. – Я не буду извиняться.

– Знаю.

– Да ты что ли совсем из ума выжил? – возмутился Йорек. – Где ж это видано чура в огонь кидать?!

Его люди сохраняли напряженное молчание. К тому моменту, как к ним подошел Ксим, обозник уже успел в общих чертах рассказать, что к чему. Но доверия на лицах Ксим не находил ни на грош.

– Это же не какой-то там каганатский идол, – поддержал Дарен. – Это Солнцень! Ты с чего вообще решил, что именно он – и есть лешак, а?

– Из кедра вытесан, – ответил Ксим. – А не из ели, например.

– И что?

– И то. В кедре лешие и рождаются. А этот, видать, срубили раньше, чем леший вызреть успел. Срубили и чура из него сделали. Вот и живет в нем лешак неокрепший, ни разума в нем, ни искры. Только сила, которой он нас и хороводит.

– Никогда о таком не слышал, – нахмурился старик.

Ксим пожал плечами:

– Я тоже не слышал, да только сходится все. Дают тебе такого чура. А разбойникам, скажем, амулет небольшой, из этого же дерева. И только вы в лес заходите, лешак просыпается и начинает головы дурить. А разбойники по амулету вас находят, и конец истории.

– А что ж не нашли?

– Не знаю, – развел руками Ксим. – Видать, леший силу большую слишком взял. Почуял, может, что в лесу Твари нет.

– Значит, опять мальчишка не соврал, – сказал Дарен. – Нет здесь Твари.

– Нету, – согласился Ксим.

Дарен тяжело вздохнул, рука потянулась к боку, да так и застыла. Не хотел обозник слабость показывать.

– Ох и брехло ты, – сказал он горько.

Ксим не ответил, ждал.

– Ну, – обернулся к своим людям Дарен. – Что делать будем? Сожжем чура?

– По мне, неправильно это, – сказал Йорек. – Чур все-таки.

– Некогда возиться, – буркнул охранник. – Сжечь и вся недолга.

– А нельзя его просто… оставить? – спросила Людмила. – Там же внутри… леший маленький, да?

– Нельзя, – покачал головой Ксим. – Он как в полную силу войдет, всех в этом лесу запутает. Неправильный это лешак будет, без разума, всех подряд губить станет.

– Решай, Дарен, – сказал Ждан. – Если бирюк прав, торопиться надо.

И Дарен решил.

– Берите топоры, – хмуро сказал он.

– Да как же можно-то? – возмутился Йорек, но как-то вяло, без огонька.

– Берите, – повторил старик. – Некогда сусолить.

Йорек, Ждан и Ксим взяли в руки по топору. Переглянулись, замахнулись. Первым по дереву достал топором Ждан, и вот тогда все началось.

Воздух подернулся сизым маревом, и чур исчез, словно растворился в этом мареве. Все вокруг плыло и меняло форму, вот – пень, вот – Ждан, ан нет, это не Ждан, это Людмила. Или не она, а сам Дарен кривится от боли в боку. Краем глаза Ксим увидел, как Йорек целит ему в голову топором. Извернулся всем телом, отскочил назад. И тут же пришлось уворачиваться от Ждана.

– Вы что творите? – рявкнул Ксим, но понял: они его не слышат. Он и сам себя не слышал. С этим пора было заканчивать. Где этот проклятый чур?! И не успел бирюк об этом подумать, как из сизого тумана справа вынырнул чур. Недолго думая Ксим схватился за него рукой, но дерево оказалось неожиданно податливым и странным на ощупь.

– Ах тыж?! – прорвался через гомон вопль, и морок спал: бирюк крепко вцепился в плечо Ждану, который ошалело глядел по сторонам и, похоже, самого Ксима увидать никак не мог.

Вот и ответ. Похоже, что Йорек, что Ждан видели перед собой чур, когда топорами бирюка едва не порубили. Какой бы неправильный этот лешак ни был, но защищаться он умел. Как и бирюк. Резким движением он вырвал топор из руки Ждана, – помощи от него ждать не приходилось. Оглушенный парень неловко грохнулся оземь и вставать не пытался.

– Где ты с-су!… – взвился откуда-то сзади и тут же умолк голос Йорека, наполненный болью и страхом. Бирюк тут же повернулся, но ничего сделать не успел – сильный удар опрокинул его на спину. Не став залеживаться бирюк тут же откатился, и не зря – в то место, где только что была его голова упал, взрыхлив землю, топор. Йорек с безумными глазами смотрел на Ксима и, кажется, не понимал, как чур вообще может двигаться, да еще так проворно.

– Это я! – крикнул бирюк, но тот, кажется, его не услышал. Не спуская глаз с Ксима, он поднял топор и медленно двинулся вперед. Не дать, не взять – хищник на охоте. А может, это и не он вовсе. Может, нет там никакого Йорека, может, это тоже морок. А настоящий Йорек где-нибудь затаился в этом сизом тумане, ждет удачного момента.

Удачного момента для чего?

Задав себе этот вопрос, Ксим не смог на него ответить. Йорек не враг ему, не его вина в том, что сейчас творится. Глубоко вздохнул, не спуская парня из виду. Видать, лешак не только глаза отводить, но и панику наводить горазд. Хорошо хоть, что на бирюка это не так сильно действует. Лешак хоть и сильный, но в чуре сидит, а, значит, двигаться не может. Надо лишь понять, с какой стороны он сейчас. Вот, правда, понять это мудрено. Где право, где лево, звуки, запахи – все смешал проклятый лешак, все перекрутил, мороком заполнил.

Йорек дернулся будто от удара, уставился на Ксима, словно увидел. Да, небось, и увидел – взмахнул топором Йорек и ринулся вперед, только земля из-под ног брызнула. Ксим жестким движением перехватил топор, борясь с чувством, что это только морок, что настоящий Йорек вот-вот вынырнет сзади и вгонит ему топор в шею. Но длился миг, и этого не происходило. Ксим слегка дернул парня на себя, тот лишь ойкнул и полетел рыбкой через услужливо подставленную ногу, а там, как и Ждан, сурово грохнулся оземь.

Ксим отшвырнул топор в сторону, ему и одного хватит. По-прежнему, морок перемешивал все, до чего мог дотянуться – образы, запахи, звуки, но вот… тонкой струйкой через всю эту разноголосицу, как шило через мешок, прошел запах чего-то другого, нездешнего, с чем не справится ни один лешак, тем более недозрелый. Запах бирюка. Янко.

Оценив движение воздуха, Ксим быстро обернулся к тому месту, где, наверное, все еще находился придавленный мороком Янко. Если припомнить, от Янко он сделал пять шагов к чуру, взял топор, замахнулся… и без рывка бросился к тому месту, где еще недавно был или должен был быть чур. Если Янко остался слева и чуть позади, то чур был точно на прямки. По движению воздуха Ксим понял, что приближается к чему-то, даже раньше, чем собственно приблизился. Чур лежал не телеге? Значит надо ударить чуть выше, чуть правее! Замах, удар! Топор ухнул в пустоту и вонзился с деревянным стуком в пень. Нет, не в пень, в Дарена, нет в край телеги. Образы сменяли друг друга со скоростью моргающего глаза, Ксим почувствовал, что еще немного, и он не сможет выдержать этого натиска. И тогда сквозь этот бешеный гомон он услышал крик:

– Ксим! Я здесь!

Даже потом, вспоминая этот день, Ксим так и не понимал, как Янко выбрал такой удачный момент, чтобы подать знак. Может и вовсе не выбирал, может, орал как оглашенный все это время, но что есть, то есть – его крик помог. Запах – что, ерунда, любой сквозняк, снесет в сторону, а с криком такого не выйдет. Крик раздался сзади, чуть левее, чем Ксим представлял, поэтому он размахнулся топором еще раз, и ударил – со всей бирючьей силы правее, чтобы уже наверняка. Болью отозвалось усилие в ладони, топор с коротким "ун-н" врезался во что-то, раздался сухой яростный треск, и окружающий ор внезапно пропал.

Ксим охнул и повалился на землю – ощущения были такие, будто кто-то со всего размаху приложил его по ушам. Мертвая тишина стояла в лесу, страшная мертвая тишина. В глазах у него рябило, они пытались и никак не могли привыкнуть к тому, что их никто уже не дурит. И, наверняка, с остальными творилось то же самое, потому что весь обоз валялся на земле и пытался встать. Кряхтел Ждан, которому Ксим, похоже, слишком сильно вывернул руку, Дарен охал, Янко кое-как пытался совладать с перевязанной ногой.

– Давайте, – прохрипел Ксим, и собственный голос показался ему не громче комариного писка. – Давайте, нужно его сжечь.

Дарен посмотрел на бирюка, и глаза его были совсем круглыми. Веки подрагивали.

– Это что же, – сказал он с мукой в голосе, – я, и правда, две недели по этому клятому лесу круги наматывал?

Старик в отчаянии схватился за голову.

– Все сроки выйдут, когда приедем! Как я людям в глаза смотреть буду?!

Остальные молчали, но по ним было видно, насколько тяжело им дается известие о потерянных и внезапно найденных неделях жизни. Людмила таращилась на бирюка уже без всякой приветливости, только с ужасом. Ксим подошел к Дарену, тряхнул за плечо:

– Леший – это только полдела. Его сжечь нужно и уходить, слышишь?

Кажется, это немного привело старика в чувство. Кряхтя, он поднялся и принялся раздавать указания, в которых никто не нуждался. Телеги были уже выстроены, кони запряжены. Все ждали только приказа, который Дарен и рад был отдать. Чура порубили в щепки – теперь это было легко – и бросили в ярко полыхающий костер. На телегу старик забирался, стараясь лишний раз в сторону бирюка не смотреть. А вот Янко, наоборот, во все глаза таращился на Ксима, и не отрывал взгляда, пока обоз не скрылся из виду.

Теперь оставалось самое главное.

Бирюк почувствовал их приближение где-то саженей за двести. Лешак больше не мутил разум. Дюжина или чуть больше людей и пяток собак. Ксим встал с травы, потянулся, размял ноги, бежать предстояло долго и тяжело. Нужно ведь не просто оторваться, а увести, поэтому в полную мощь бежать нельзя – потеряют еще. Бирюк прислонился к дереву, сделал вид, что пытается отдышаться. Но сразу обнажил ноги, чтобы не делать этого на бегу.

Первым на поляну вылетел здоровенный рыжий разбойник с собакой на поводке. Бирюк сразу подскочил и ударил, не сдерживаясь, во всю силу человечьего своего облика. Бандит ухнул и улетел обратно в кусты, а собака метнулась к бирюку, вцепилась в штанину и, рыча, принялась рвать ее. Зверь с пустыми глазами, слишком много взявший от людей. Нормальный и не подошел бы к бирюку. Ксим со всей дури саданул по шерстяному боку, и собака отлетела с визгом, оставив себе на память клок ненавистных штанов. Вот и еще один с собакой, и еще парочка. И тогда Ксим сделал то единственное, что от него теперь требовалось – ноги.

– Стой! – крикнули сзади, и в дерево рядом вонзилась стрела.

Но Ксим, конечно, останавливаться не стал, он рванул вперед, теперь стараясь петлять. Если его ранят, сбросить потом погоню будет куда сложнее. Ну а пока требовалось только одно – чтобы они не отставали. Ксим бежал, прислушиваясь, если погоня затихала, останавливался и делал вид, что вот-вот умрет от одышки. В лесу почти стемнело, приходилось останавливаться чаще и подпускать погоню ближе. Два раза собаки подбирались совсем близко, бирюк еле увернулся от клацающих зубов. Стрелять по нему больше никто не стрелял – в потемках это пустая трата стрел, но преследовали упорно, отставать не хотели. Поначалу кричали что-то, потом перестали.

На небо выползла луна, и наконец появилась речка, мелкая, в полсажени глуби да всего две-три шириной. Зато не такая сонная, как иные равнинные. Шустрая вода – верный знак предгорий. Ксим выскочил на берег и тяжело задышал. Уже непритворно. Вытащил из пояса янковы пилюли и одним махом закинул в рот их все. Сомкнулись, разомкнулись челюсти, дернулся кадык, и не дожидаясь, пока начнется действие пилюль, бирюк принялся раздеваться. Широким движением он скинул рубаху – она уже старая, намокнет, запах от нее только усилится. Штаны пошли вслед за ней – движенья стеснять будут. В одних портках бирюк влетел в воду, подняв кучу брызг. Исподнее Ксим все же решил не скидывать, все-таки вдруг, и правда, сбросит погоню, настигнет обоз, – засмеют. На мгновение ему представилось, как разбойники выбегают к реке и видят только одни одежки. То-то они посмеются. Ксим и сам вдруг рассмеялся и следом испугался этого смеха. Теперь стало ясно, отчего Янко так ловко изображал чувства. Он не изображал, он их на самом деле ощущал, чувствовал все на полную катушку, может быть даже острее, чем сами люди, в силу своей бирючьей природы. Неужели, Янко каждый раз испытывает такое? Заставляет себя проходить через все эти мучения только ради того, чтобы не чувствоваться бирюком? Ксиму вдруг стало стыдно, затем он разгневался, следом его взяла досада, но он постарался собраться.

Пилюли подействовали. Значит, стоило торопиться.

Нырнув раз, другой, Ксим вскочил и что есть мочи помчался по воде.

Где-то за спиной лаяли собаки, страх подстегивал бирюка плетью, но вместе с этим в душе теплилась ярость. Вернуться и устроить засаду. Всего два горла – невелика потерял для дюжины разбойников. А вот десяток рук – это уже существенно. Никогда прежде бирюк не бывал добычей! Уж не людей так точно! Кровь кипела, но Ксим мчал вниз по реке, и лунная дорожка вела его прочь от разбойников. Под ногами серебряными брызгами разлеталась вода, в груди бирюка бушевали чувства, и, хотя сам этого не понимал, впервые в жизни он был по-настоящему счастлив.