Читать онлайн Врата сновидений: Месопотамская традиция толкования снов и сновидческие практики

Прежде чем перейти к детальному рассмотрению текстов и практик, остановимся на ключевом вопросе: чем было сновидение для жителя древней Месопотамии?

В отличие от современного понимания сна как продукта мозговой активности, для месопотамца сновидение было реальной встречей с иной формой бытия. Шумерское слово для обозначения сна – «ма́ш» (máš) – имело также значение «двойник», «близнец», что указывает на фундаментальную идею о сновидении как параллельном опыте, равноценном опыту бодрствования.

Сон понимался не как отсутствие сознания, а как особое состояние, в котором душа (или одна из душ, согласно месопотамской концепции множественности душ) могла путешествовать, встречаться с божествами, духами умерших или получать послания от высших сил. Греческий историк Диодор Сицилийский, описывая вавилонские представления, отметил, что во время сна душа частично отделяется от тела и может воспринимать то, что недоступно в обычном состоянии.

В аккадском языке сновидение обозначалось словом «шутту» (šuttu), этимологически связанным с глаголом «видеть». Но это было особое видение – не глазами, а внутренним зрением души. Шумерская поговорка гласит: «Глаза закрыты, но душа видит».

Для жителей Месопотамии грань между сном и бодрствованием была проницаемой, а сновидения классифицировались по источникам и степени значимости:

1. Божественные послания (šipir ili) – сны, напрямую посланные богами, часто содержащие прямые инструкции или предсказания.

2. Пророческие видения (šutti lišāni) – сны с символическим содержанием, требующие профессионального толкования.

3. Посещения умерших (еţemmu) – сны, в которых являются духи усопших, обычно родственников.

4. Демонические кошмары (ḫulabbû) – вмешательство злых сил, требующее защитных ритуалов.

5. Телесные сны (šibit šīri) – сны, вызванные состоянием тела или остатками дневных впечатлений, имеющие наименьшую значимость.

Терминология сна

mašu (шум.) – сновидение, также «двойник»

šuttu (акк.) – сновидение, от глагола «видеть»

ţabrit mūši (акк.) – «ночное видение»

ziqīqu (акк.) – «дуновение», также дух-посредник сновидений

mušnatarriţu (акк.) – «посещающий во сне» (эпитет божества)

egirrû (акк.) – «сновидческое слово», полученное во сне послание

sâlmu (акк.) – «образ», видимый во сне

ṣalālu (акк.) – «спать», физический процесс сна

Понимание этой концептуальной основы поможет нам лучше осмыслить те детальные системы толкования и ритуалы, которые выросли вокруг опыта сновидений в месопотамской культуре. В последующих главах мы подробно рассмотрим, как эти представления воплощались в конкретных текстах и практиках, начиная с литературных описаний сновидений в эпических текстах и заканчивая специализированными сонниками и магическими ритуалами.

В следующей главе: «Мир сновидений в месопотамской космологии» – мы рассмотрим пантеон божеств, связанных со сновидениями, их функции, иконографию и место в общей религиозной системе Месопотамии.

Под темным небом Месопотамии, усыпанным звездами, спящий погружается в мир видений. Но этот опыт для древнего жителя Междуречья никогда не был одиноким путешествием. Его сопровождали, направляли и порой преследовали многочисленные божественные и демонические сущности, образующие богатый пантеон "ночных посетителей". Понимание этой божественной иерархии необходимо для проникновения в суть месопотамского восприятия сновидений.

Маму: первородное божество снов

В наиболее древних шумерских источниках встречается упоминание божества по имени Маму (также встречается написание Мамуд, Мамуту), чья сфера влияния охватывала сны и сновидения. В "Списке богов" из Фары (XXVI в. до н. э.) имя этого божества появляется среди древнейших космических сил (3). В отличие от более поздних специализированных духов сновидений, Маму представлял собой полноценное божество, занимавшее определенное место в шумерском пантеоне.

Археологические находки подтверждают существование храма, посвященного Маму в городе Имгур-Энлиль (современный Телль-Балавата). В надписи царя Ашшурнацирапала II (883–859 гг. до н. э.) говорится:

«Я восстановил храм Маму, Господина сновидений, что в городе Имгур-Энлиль, который до меня пришел в упадок, я возвысил его башни выше, чем они были прежде» (7).

Эта надпись свидетельствует о том, что культ Маму сохранялся в течение тысячелетий, от шумерского до ассирийского периода, несмотря на все культурные и религиозные трансформации.

Интересно, что имя Маму лингвистически связано с материнским началом, что подтверждается шумерским словом «ама» (мать). Это может указывать на изначально женскую природу божества, что согласуется с представлением о сновидении как о процессе «рождения» образов. В более поздний период, однако, Маму приобретает преимущественно мужские черты, что характерно для общей тенденции маскулинизации месопотамского пантеона.

Иконография Маму известна нам преимущественно по небольшим терракотовым фигуркам, найденным в домашних святилищах. Божество изображалось с закрытыми глазами и приложенным к уху пальцем – позой, символизирующей внутреннее слушание вместо внешнего зрения. Такие фигурки, вероятно, служили для привлечения благоприятных сновидений и размещались у изголовья кровати.

Заќиќу: дух-посредник сновидений

В аккадский период на первый план выходит более специализированное божество – Заќиќу (zaqīqu), чье имя буквально означает «дуновение», "ветер" или «дыхание». Этимология имени глубоко символична и отражает фундаментальное представление о природе сновидений в месопотамской культуре.

В аккадом языскке слово zaqīqu использовалось не только как имя божества, но и для обозначения особой формы души или духовной сущности человека, которая могла путешествовать во время сна. В медицинском тексте из Ниппура говорится:

«Когда человек спит, его надсуту-дух остается в теле, но его заќиќу-дух свободен и может странствовать по мирам и встречаться с богами» (12).

Эта связь между дыханием и сновидением имеет глубокий космологический смысл. Согласно месопотамским представлениям, сновидение возникает в момент, когда дыхание жизни (особая форма воздуха) временно частично покидает тело и соприкасается с божественными сферами. Не случайно в шумеро-аккадских заклинаниях часто встречается обращение к "ночному ветру" как к носителю видений.

Заќиќу занимал особое положение в пантеоне, выступая как посредник между высшими богами и спящими людьми. В космической иерархии он подчинялся богу солнца Шамашу и богине Иштар, которые использовали его для передачи своих посланий смертным. В мифологической традиции Заќиќу нередко упоминается как "посланник богов", "вестник Шамаша" или "уста Иштар".

В отличие от многих других божеств, Заќиќу не имел собственных храмов и развитого культа. Его почитание проявлялось преимущественно в домашних ритуалах и личных обращениях перед сном. В архиве из Султан-Тепе сохранилась табличка с вечерней молитвой к этому духу:

«О, Заќиќу, сын Шамаша, пришедший из чистых небес, Принеси мне доброе послание от моего бога, Пусть будет сон мой ясным, пусть будет видение истинным, Поставь мои ноги на дорогу жизни и благополучия» (19).

Шамаш и Иштар: высшие источники пророческих сновидений

Хотя Маму и Заќиќу специализировались на снах, истинными источниками значимых сновидений считались великие боги шумеро-аккадского пантеона, прежде всего Шамаш (бог солнца и справедливости) и Иштар (богиня любви и войны).

Шамаш, чье имя буквально означает «солнце», управлял всеми формами прорицания и гадания, включая толкование снов. Как бог, видящий все под солнцем, он обладал совершенным знанием прошлого, настоящего и будущего. В молитве царя Ашшурбанипала к Шамашу есть такие строки:

«Владыка оракулов, господин сновидений, Ты освещаешь тьму ночи светом истины, Ты раскрываешь значение знаков и знамений…» (23).

Способность Шамаша посылать вещие сны была особенно важна для царей, нуждавшихся в божественном подтверждении своих решений. Известны многочисленные царские надписи, в которых монархи ссылаются на сны, посланные Шамашем как обоснование своих военных кампаний или строительных проектов.

Иштар, самая сложная и многогранная богиня месопотамского пантеона, также играла значительную роль в мире сновидений. В качестве "Владычицы ночи" она могла посещать спящих, особенно тех, кто искал ее руководства в делах любви или войны. Сохранилась примечательная запись сна из Старовавилонского периода, где женщина по имени Бельтани описывает явление Иштар:

«Я видела сон. Владычица Иштар явилась мне, сияющая как утренняя звезда. Она была облачена в красное одеяние, вокруг ее плеч обвивались змеи. Она сказала мне: "Не выходи замуж за человека, которого выбрал для тебя отец. Жди еще один год, и я пришлю тебе достойного мужа". Я проснулась в страхе и благоговении» (15).

Это свидетельство примечательно тем, что отражает веру в способность богов напрямую вмешиваться в жизнь людей через сновидения, давая конкретные инструкции.

Темная сторона: демоны ночных кошмаров

Не все ночные посетители были благожелательны. Месопотамская демонология включала целый ряд зловредных сущностей, специализирующихся на нарушении сна и насылании кошмаров.

Наиболее известными из них были:

• Лилу, Лилиту и Ардат-лили – группа демонов, связанных с ночным ветром и опасными сексуальными фантазиями. Особенно печально известна была женская демоница Лилиту (прообраз библейской Лилит), которая, согласно верованиям, посещала спящих мужчин и вступала с ними в интимную связь, истощая их жизненные силы.

• Пашитту – «пожирательница», демоница, нападающая на спящих, особенно на беременных женщин и новорожденных. В заклинании против нее говорится:

«Пашитту, дочь Ану, чей рот полон яда, Чьи глаза не знают сна, Чьи руки всегда готовы схватить спящего… Заклинаю тебя именем великого Энлиля, отойди от изголовья этого дома!» (27).

• Рабицу – «притаившийся», демон, скрывающийся под кроватью или в темных углах спальни, чтобы напасть на человека в момент пробуждения, в переходном состоянии между сном и бодрствованием.

Эти и другие демонические сущности были причиной многочисленных ритуалов защиты, о которых мы поговорим подробнее в главе о магических практиках.

На небольшой глиняной табличке из Ура (ок. 2100 г. до н. э.) сохранилось одно из древнейших заклинаний против ночных кошмаров:

«Кошмар, который стоит у изголовья, Кошмар, который стоит у ног, Кошмар, который приносит болезнь в тело человека, Кошмар, я заклинаю тебя небом, Заклинаю тебя землей, Как вода из кувшина, пролейся, Как дым из трубы, рассейся, Словно разбитый сосуд, не собирайся снова, Уйди к диким ослам пустыни!» (5).

Граница между мирами: сон как портал

Для того чтобы понять место сновидений в месопотамском мировоззрении, необходимо рассмотреть общую космологическую картину, в которой они существовали. Жители Месопотамии представляли вселенную как многоуровневую систему, состоящую из нескольких взаимосвязанных миров.

Согласно шумерским и аккадским текстам, космос (аккад. kippat šamê u erṣeti, "окружность неба и земли") включал в себя три основных уровня:

1. Верхний мир (шум. an, аккад. šamû) – небеса, обитель высших богов во главе с Аном.

2. Средний мир (шум. ki, аккад. erṣetu) – земля, населенная людьми, животными и низшими божествами.

3. Нижний мир (шум. kur, аккад. erṣetu šaplītu) – подземное царство мертвых под властью Эрешкигаль и Нергала.

Эти миры были отделены друг от друга, но в определенных условиях границы между ними становились проницаемыми. Одним из таких условий был именно сон – состояние, в котором душа человека (или одна из душ) могла временно покидать тело и путешествовать между мирами.

В эпосе о Гильгамеше есть примечательный эпизод, когда Гильгамеш обращается к богу Шамашу с просьбой послать ему пророческий сон перед битвой с Хумбабой:

«О, Шамаш, я вверяю тебе мой сон! Отцу моему Лугальбанде я приношу жертву, Чтобы в эту ночь ты защитил меня. Пусть предстанет передо мной сон благой, предзнаменование доброе, знамение верное!» (6).

После этого обращения Гильгамеш проходит через ритуал, который можно рассматривать как символическое открытие портала между мирами:

«Энкиду устроил ему дом для сна, Дикий ветер впустил, огородил его. Заставил его лечь среди круга [магического], И как зерно, рассыпанное по земле, растянулся Гильгамеш» (6).

Здесь описывается практика инкубации сновидений, когда спящий помещается в особый круг, символизирующий границу между мирами, безопасное пространство, где может произойти встреча с божеством.

Месопотамские представления о душе во время сна

Концепция души в месопотамской культуре существенно отличается от более поздних монотеистических представлений. Вместо единой бессмертной души, люди Месопотамии верили в существование нескольких духовных составляющих человека, каждая из которых имела собственные функции:

• Напишту (napištu) – жизненное начало, связанное с дыханием.

• Заќиќу (zaqīqu) – «призрак», духовный двойник, активный во время сна.

• Эṭемму (eţemmu) – призрак, остающийся после смерти.

• Иштару (ištaru) – божественная искра, личное божество-покровитель.

• Шеду (šēdu) – духовная сила, часто переводимая как "дух-хранитель".

Во время сна, согласно месопотамским представлениям, заќиќу частично отделялся от тела и мог путешествовать между мирами, встречаться с божествами или духами умерших и получать послания. В медицинском тексте из Ассура говорится:

«Когда человек засыпает, его глаза закрываются, но заќиќу видит. Когда человек лежит неподвижно, заќиќу путешествует. Это – сон» (14).

Такое понимание объясняет, почему сновидения воспринимались как реальный опыт, а не просто как продукт воображения. То, что видел заќиќу во время своих странствий, считалось действительным контактом с иными реальностями.

Особенно значимыми считались сны, в которых заќиќу встречался с эṭемму – духами умерших предков. Такие сны часто интерпретировались как попытки умерших родственников передать важные послания или предупреждения живым. Сохранилось письмо из Мари (XVIII в. до н. э.), в котором женщина по имени Кирум пишет:

«Прошлой ночью я видела во сне моего отца. Он сказал мне: "Пусть твой брат не выходит из города в течение пяти дней, иначе его подстерегает опасность". Я пробудилась в страхе и сразу же отправляю тебе это предупреждение» (8).

Такие сны требовали не только правильного толкования, но и часто ритуального ответа – жертвоприношения духу умершего или выполнения его просьбы, чтобы избежать негативных последствий.

Демоны ночных кошмаров и защита от них

Ночь в месопотамском мировоззрении была временем особой уязвимости. С заходом солнца силы хаоса получали большую свободу действий, а спящий человек становился легкой добычей для демонических сущностей. Поэтому сон требовал не только правильной подготовки, но и магической защиты.

Основными демоническими силами, угрожающими спящему, считались:

• Галлу (gallû) – демоны подземного мира, похищающие души.

• Утукку (utukku) – призрачные демоны, вызывающие болезни.

• Алу (alû) – "ночной призрак", демон, душащий спящих.

• Мутталлику (muttalliku) – «бродячие» демоны, вызывающие ночные страхи.

В тексте ритуальной серии «Маклу» ("Сожжение") сохранилось детальное описание защитных практик:

«От злого утукку, от злого алу, От злого призрака, от злого бога, от злого рабицу, От лилу, от лилиту, от девы лилиту, От всего, что хватает, от всего, что вредит, Заклинаю вас именем Неба, заклинаю вас именем Земли, Чтобы вы удалились от изголовья, от ложа, от дома» (18).

Физическая защита спальни включала размещение специальных апотропеических фигурок (часто изображающих чудовище Хумбабу или демона Пазузу) под порогом или у изголовья кровати. Парадоксально, но одни демонические сущности использовались для защиты от других – Пазузу, например, считался врагом Ламашту, демоницы, вредящей беременным и детям.

Особую роль в защите от кошмаров играли специальные заклинания серии "Злые утукку" (Utukku lemnūtu), которые следовало произносить перед сном. В одном из таких заклинаний говорится:

«Пусть благой шеду встанет у моего изголовья, Пусть благой ламассу встанет у моих ног, Пусть злой утукку уйдет в степь, Пусть злой алу уйдет в горы, Пусть все злое и недоброе не приближается к моему телу» (24).

Сны как форма божественных посланий

Месопотамская цивилизация разработала сложную и разветвленную систему интерпретации различных знамений (omina), которая включала в себя астрологию, гепатоскопию (гадание по печени жертвенных животных), наблюдение за полетом птиц, аномальными рождениями и множество других методов. В этой системе сновидения занимали особое место, поскольку считались наиболее прямой формой коммуникации между богами и людьми.

В отличие от других знамений, которые требовали активного поиска и интерпретации, сны приходили спонтанно, часто воспринимаясь как непосредственное обращение божества к человеку. В тексте "Мудрость Адапа" говорится:

«Боги открывают свою волю людям через звезды, через внутренности [жертвенных животных], через полет птиц, но самые важные послания они отправляют через сны» (31).

Особенно ценились так называемые «прямые» сны, в которых божество явно являлось спящему и давало четкие указания. Такие сны часто становились обоснованием для важных политических или религиозных решений. Например, знаменитая "Стела сна" нововавилонского царя Набонида (VI в. до н. э.) описывает, как божество явилось ему во сне и повелело восстановить храм бога луны Сина в Харране:

«Мардук, великий господь, и Син, светоч небес и земли, стояли рядом. Мардук сказал мне: "Набонид, царь Вавилона, привези кирпичи, восстанови Эхулхул [храм Сина], и пусть Син, великий господь, установит там свое жилище"» (22).

Это сновидение послужило религиозной легитимацией для политического решения восстановить культ Сина, пришедший в упадок в предыдущий период.

Взаимосвязь с другими формами предсказаний

Хотя сновидения считались особой формой знамений, они не существовали изолированно от других мантических практик. Напротив, месопотамские специалисты по предсказаниям стремились соотносить информацию, полученную из разных источников, создавая комплексную картину божественных знамений.

В случаях, когда сновидение было неясным или тревожным, часто прибегали к дополнительным методам гадания для его подтверждения или уточнения. В архиве из Мари сохранилось письмо пророчицы Шаггаштар к царю Зимри-Лиму:

«Мой господин, после того сна, о котором я писала тебе, я провела гадание на ячмене, и оно подтвердило, что враг действительно замышляет заговор. Затем я попросила бару [гадателя] проверить это на печени, и знаки также были неблагоприятными» (9).

Этот текст показывает, как различные формы предсказаний дополняли друг друга, создавая многоуровневую систему верификации знамений.

Особенно тесная связь существовала между толкованием сновидений и астрологией. Многие символы в снах интерпретировались через астральные ассоциации. Например, в "Ишкар Закику" говорится:

«Если человек видит во сне звезду, падающую с неба на него – великая милость бога Сина выпадет ему» (11).

Эта интерпретация основана на астрологической ассоциации падающих звезд с благоволением бога луны.

Классификация снов по источникам и значимости

Месопотамские тексты предлагают несколько систем классификации сновидений, отражающих разные аспекты их происхождения и значимости.

Одна из наиболее детальных классификаций содержится в комментарии к медицинскому тексту из Ниневии:

1. Шат или милки (šāt ili/milki) – "божественный совет", прямое откровение от высших богов, обычно не требующее толкования.

2. Тамит (tamītu) – «вопрос-ответ», сон, полученный в результате специального запроса к божеству.

3. Бирит (birīt) – «явление», сон, в котором спящий видит божество или священный символ.

4. Шабрату (šabrātu) – «откровение», сон с символическим содержанием, требующий профессионального толкования.

5. Мушитту (mušittu) – "ночное посещение", сон, в котором являются духи умерших.

6. Хатту (hattu) – «страх», кошмарный сон, посланный демоническими силами.

7. Заќиќу (zaqīqu) – «дуновение», обычный сон, отражающий естественные телесные процессы, без пророческого значения (17).

Эта классификация имела практическое значение, поскольку определяла, какой тип реакции требовался от человека, получившего сновидение: непосредственное выполнение указания, обращение к профессиональному толкователю или ритуальное очищение.

šāt ili – "божественный совет" (дословно "то, что от бога")

tamītu – «запрос-ответ» (от глагола tamû, "клясться, давать обет")

birīt – «явление» (от глагола barû, "видеть, наблюдать")

šabrātu – «откровение» (от глагола šebēru, "ломать, раскрывать")

mušittu – "ночное посещение" (от mūšu, "ночь")

hattu – "страх, ужас" (как состояние и как причина этого состояния)

zaqīqu – «дуновение» (связано с этимологией имени духа сновидений)

Другая система классификации, встречающаяся в текстах из Ашшура, разделяет сны на три основные категории в зависимости от времени их получения:

1. Сны первой стражи ночи – обычно связанные с повседневными заботами, имеющие наименьшую прогностическую ценность.

2. Сны середины ночи – часто посылаемые низшими божествами или духами, имеющие среднюю значимость.

3. Сны предрассветные – считавшиеся наиболее пророческими, так как в это время высшие божества, особенно Шамаш, проявляли наибольшую активность (20).

Эта временная классификация влияла на практику толкования: снам, полученным под утро, уделялось особое внимание, в то время как сны начала ночи часто игнорировались как незначительные.

В следующей главе: «Сновидения в клинописных источниках» – мы рассмотрим конкретные примеры сновидений, сохранившиеся в литературных текстах, царских анналах и частной переписке, и проанализируем их социальный и культурный контекст.

Эпос о Гильгамеше – древнейшее эпическое произведение человечества – содержит поразительное количество сновидений: в тексте описаны не менее 14 различных снов, что делает его настоящей сокровищницей сновидческих мотивов. При этом сны в эпосе не просто декоративный элемент, а важный структурный компонент повествования, двигающий сюжет и раскрывающий внутренний мир героев.

Сон Гильгамеша о метеорите (Таблица I)

Один из ключевых снов эпоса описан в I таблице, когда Гильгамеш рассказывает своей матери, богине Нинсун, о странном видении:

«Мать моя, сон я увидел прошлой ночью: Появились звезды небесные, Упал мне на спину словно кисть с неба. Поднять его хотел я – тяжек он был для меня, Сдвинуть его хотел я – не мог сдвинуть его. Урука страна собралась вокруг него, Герои целуют ему ноги. Подставил я ему свой лоб и получил поддержку, Поднял его – к тебе принес его» (1).

Этот сон является примером символического пророческого сновидения, которое требует толкования. Мать-богиня Нинсун интерпретирует его следующим образом:

«…Когда ты увидел звезды небесные, И упала как кисть тебе на спину с неба, Ты хотел поднять ее – тяжела была для тебя, Ты хотел сдвинуть ее – не мог сдвинуть ее, Подставил ты ей свой лоб и получил поддержку, Поднял ее – ко мне принес ее. Это Энкиду, могучий товарищ, который спасет друга-воина. Сильнейший в стране, мощь его велика…» (1).

Этот сон-предсказание показывает несколько важных особенностей месопотамских представлений о вещих снах:

1. Символизм и аналогии. Метеорит (или "небесная кисть") символизирует человека (Энкиду), который появится в жизни Гильгамеша. Объект представляет личность через качества: тяжесть метеорита соответствует силе Энкиду.

2. Физические ощущения во сне. Гильгамеш описывает тактильные ощущения – тяжесть метеорита, невозможность сдвинуть его – что указывает на восприятие сновидений как физически реального опыта.

3. Необходимость экспертного толкования. Несмотря на то, что Гильгамеш – царь и полубог, он не может самостоятельно понять значение сна и обращается к божественному авторитету – своей матери-богине.

4. Предвосхищение сюжета. Сон не только предсказывает появление Энкиду, но и намекает на их будущие отношения – противостояние, которое сменится крепкой дружбой.

Сны о Энкиду и их толкование

После предсказания о появлении Энкиду в жизни Гильгамеша эпос включает серию симметричных снов, которые видят оба героя перед их первой встречей. Примечательно, что Гильгамеш видит сны о человеке, которого никогда не встречал, а Энкиду, выросший среди животных и никогда не видевший города, видит сны о цивилизации и своем будущем в ней.

Когда Энкиду еще живет в степи, куртизанка Шамхат, которая должна приобщить его к цивилизации, описывает ему жизнь в Уруке и упоминает о снах Гильгамеша:

«Гильгамеш видел сны о тебе. Гильгамеш встал поутру и так толкует сны: "Мать моя, сон я увидел прошлой ночью. Гулял я, веселясь, среди героев, Свалилась звезда небесная, Упала мне на спину. Поднять ее хотел я – Тяжка она была для меня…"» (4).

Эта схема повторяется – Гильгамеш видит второй сон, в котором топор (или другой предмет, в зависимости от версии текста) падает на улицы Урука, и снова мать толкует ему этот сон, указывая, что это символизирует приход Энкиду.

Параллельно Энкиду, приобщающийся к цивилизации, получает собственные пророческие сны, которые предвещают его судьбу – он видит подземный мир и великих царей прошлого, что является предзнаменованием его будущей смерти.

Эта двойная система снов создает зеркальную структуру, соединяющую двух героев еще до их физической встречи. В месопотамской концепции это объясняется тем, что во сне души (заќиќу) могут встречаться и взаимодействовать, находясь на расстоянии от тел.

Сновидческие предупреждения перед сражением с Хумбабой

Центральный эпизод эпоса – путешествие Гильгамеша и Энкиду в Кедровый лес для сражения с его стражем, чудовищем Хумбабой – сопровождается серией из пяти снов, которые Гильгамеш видит последовательно во время путешествия. Эти сны примечательны тем, что они становятся все более тревожными, отражая нарастающее напряжение по мере приближения героев к опасности.

Перед каждым сном Гильгамеш и Энкиду совершают определенный ритуал, который можно рассматривать как практику инкубации сновидений:

«На склоне горы вырыли колодец, Воду налили в сосуды. Гильгамеш на вершину горы поднялся, Муки на гору высыпал: "Гора, пошли мне сон, благоприятное видение!" Энкиду устроил дом для сна Гильгамешу…» (6).

Мы видим здесь несколько важных элементов ритуала: выбор возвышенного места (горы), подношение жертвы (муки), вербальное обращение к божествам с просьбой о благоприятном сне и создание специального "дома для сна" (бит салме) – временного сакрального пространства.

В первом сне Гильгамеш видит, как гора обрушивается на них. Во втором – как огромный человек невиданной наружности схватил его и придавил к земле. В третьем сне небо кричит, земля громыхает, день темнеет, и наступает мрак. В четвертом – молния ударяет в землю и начинается пожар. Наконец, в пятом сне Гильгамеш видит дикого быка, чье дыхание раскалывает землю.

Примечательно, что Энкиду интерпретирует все эти сны, несмотря на их явно зловещий характер, как благоприятные предзнаменования. Например, третий сон он толкует так:

«Сон твой превосходен, сон твой отличен! Гора, что ты видел, – это Хумбаба. Мы схватим Хумбабу, убьем его, Труп его бросим в пустыне» (6).

Это явное противоречие между внешне пугающими образами и их оптимистичным толкованием указывает на важный принцип месопотамской онейрокритики – "обратное толкование", когда негативный образ интерпретируется как позитивное предзнаменование и наоборот. Этот принцип был широко распространен в месопотамской традиции и позднее зафиксирован в соннике "Ишкар Закику".

Структура и символика сновидческих повествований в эпосе

Если в эпической литературе сны играют роль литературного приема, продвигающего сюжет, то в исторических и квазиисторических текстах – царских анналах, хрониках, надписях – они выполняют иную функцию: легитимации власти и обоснования политических решений.

Сны как легитимация власти

В месопотамской политической теологии царь занимал положение посредника между богами и людьми. Его право на власть обосновывалось божественным избранием, которое могло проявляться различными способами, одним из которых были вещие сны.

Наиболее ранний детально описанный случай сна как инструмента легитимации власти мы находим в надписи аккадского царя Нарам-Сина (2254–2218 гг. до н. э.), внука знаменитого Саргона. В тексте, известном как «Надпись Нарам-Сина о восстании», царь описывает, как получил во сне указание от богов подавить мятеж:

«Когда я лежал ночью в храме, верховный бог Энлиль явился мне во сне. Он сказал: "Города, которые восстали против тебя, я отдаю в твои руки. Встань и веди войско против них, и я буду сопровождать тебя". Я пробудился от этого сна и созвал своих советников…» (21).

Этот текст демонстрирует, как сон используется не только как предсказание будущего, но и как прямое руководство к действию, исходящее от высшего божественного авторитета.

Подобные обоснования своих действий через сны встречаются в надписях многих месопотамских правителей. Особенно часто к этому приему прибегали узурпаторы или цари, чье право на престол было сомнительным. Сон, в котором божество напрямую санкционирует власть правителя, был неоспоримым аргументом в культуре, где божественная воля считалась высшим законом.

Сновидения Гудеа о восстановлении храма Нингирсу

Одним из наиболее подробных и значимых описаний царских сновидений являются так называемые «Цилиндры Гудеа» – две глиняные таблички с текстом, описывающим сон правителя Лагаша Гудеа (около 2144–2124 гг. до н. э.) и последующее строительство храма бога Нингирсу.

Текст начинается с описания космических знамений, после которых Гудеа получает сон:

«В тот день слова в сердце его были темны, В ту ночь видение для него было непонятно. Нингирсу вложил строительство своего храма в сердце Гудеа. Великое поднялось перед ним как Эреду, Он не мог это понять, сердце его было темным, Он поднялся, принес жертву, вознес молитву чистую» (2).

Сон Гудеа содержит сложные символические образы: гигантский человек ростом от земли до неба, орел, окруженный бурей, человек, держащий табличку из лазурита и рисующий план храма, осел, стоящий справа от его господина, и другие загадочные элементы.

Не в силах понять значение этого сна, Гудеа обращается к своей богине-покровительнице Нанше, известной своим умением толковать сновидения:

«К Нанше, владычице, дочери Эреду, отправлюсь я, Мой сон ей расскажу, и она мой сон истолкует» (2).

Нанше объясняет Гудеа, что гигантский человек – это бог Нингирсу, а другие образы – указания относительно строительства храма. Получив это толкование, Гудеа приступает к масштабному строительству, подробно описанному в оставшейся части текста.

Этот текст демонстрирует несколько важных аспектов месопотамского восприятия снов:

1. Сон как инициация значимого проекта. Строительство или реконструкция храма – одна из главных обязанностей месопотамского правителя – начинается с божественного повеления во сне.

2. Необходимость экспертного толкования. Несмотря на свой высокий статус, правитель не может самостоятельно интерпретировать сложный символический сон и обращается к специализированному божеству.

3. Сон как детальный план действий. Толкование сна содержит не только общее указание построить храм, но и конкретные инструкции о материалах, размерах и архитектурных особенностях.

4. Документирование сна как исторического события. Сам факт записи сна на монументальном носителе (цилиндры достигают в высоту около 60 см) свидетельствует о важности, придаваемой этому событию.

Сон Ашшурбанипала о покровительстве Иштар

Многие столетия спустя после Гудеа ассирийский царь Ашшурбанипал (668–627 гг. до н. э.) использовал похожий мотив божественного сна для обоснования своей военной кампании против Элама. В надписи, известной как «Призма Расама», он описывает, как богиня Иштар явилась ему во сне накануне решающей битвы:

«В месяце Аб, месяце явления звезды Лука, во время силы великой Иштар, дочери Сина, я спал на ложе своем ночью. Кто-то (во сне) произнес слова относительно Ашшурбанипала: "Иштар, живущая в Арбеле, вошла с правой и левой стороны, а на боках ее висели колчаны. В руке она держала лук, а острый боевой меч вынула из ножен. Перед тобой она стояла, как рожающая мать, и она говорила с тобой. Иштар, высокая среди богов, назначала тебе (твой путь): 'Ты ждешь места, где я иду. Куда я направляюсь, и ты идешь со мной'. Ты ответил ей: 'Владычица владычиц, куда ты идешь, я пойду с тобой! И она говорила с тобой: 'Оставайся здесь, где место твоего пребывания. Ешь пищу, пей вино, создавай музыку, почитай мою божественность, пока я не пойду и не исполню это дело. Пусть твое лицо не бледнеет, и твои ноги не дрожат'. Я обнял крепко ее ноги и сказал ей: 'Царица Царей, куда клонится твой взор, туда да пойду и я'…"» (23).

В этом сне мы видим совершенно иную модель сновидения – вместо символических образов, требующих толкования, здесь представлен прямой диалог с божеством, своего рода «инструктаж» перед военной операцией. Иштар не только обещает Ашшурбанипалу победу, но и дает конкретные указания: оставаться в безопасности, пока она сама не разгромит врагов.

Такой тип сна – прямая коммуникация с божеством без необходимости толкования – называется в месопотамской традиции šat ili ("божественный совет") и считается наиболее авторитетной формой сновидческого откровения.

Политическое использование толкований сновидений

Примечательно, что в политической практике Месопотамии сновидения использовались не только самими правителями, но и их оппонентами. Сохранились документы, свидетельствующие о том, что враждебные сны или их толкования могли рассматриваться как форма государственной измены.

В архиве из Мари (XVIII в. до н. э.) содержатся письма, предупреждающие царя о потенциально опасных снах его подданных. В одном из таких писем говорится:

«Относительно того сна Малика-Даган, о котором мой господин писал мне. Я расспросил Малика-Даган, и он сказал: "Во сне я видел, как люди говорили друг другу: 'Царь Зимри-Лим мертв, а наследник его трона – Яркаб-Адду'. Я был очень встревожен этим сном и никому о нем не рассказывал". Вот что мне сказал Малик-Даган. Я слышал и другие сны, которые видели в городе, но они не касаются моего господина, и я не стал их записывать» (8).

Подобные документы показывают, что сновидения воспринимались не только как личное переживание, но и как потенциальный инструмент политического влияния. Сон, содержащий предсказание смерти правителя или изменения власти, мог рассматриваться как проявление мятежных настроений или даже как заговор с использованием магических средств.

В ассирийский период (I тыс. до н. э.) контроль над толкованием снов становится еще более строгим. Известно, что при царе Асархаддоне (680–669 гг. до н. э.) существовала практика обязательного доклада о снах, имеющих политическое значение. В тексте так называемой "Вассальной клятвы Асархаддона" есть такой пункт:

«Если вы услышите дурное слово или увидите дурной, неблагоприятный сон, касающийся Асархаддона, царя Ассирии, вы немедленно сообщите об этом Асархаддону, царю Ассирии» (37).

Это свидетельствует о том, что в поздний период истории Месопотамии сновидения становятся элементом государственной безопасности, а их толкование – регулируемой практикой, находящейся под надзором властей.

Если эпическая литература и царские надписи представляют сновидения как значимые, часто драматические события, связанные с судьбами героев или государств, то частная переписка показывает, как сны функционировали в повседневной жизни обычных жителей Месопотамии.

Упоминания снов в повседневной переписке

В архивах частной переписки, обнаруженных во многих месопотамских городах, сновидения упоминаются с удивительной частотой и в самых разных контекстах, что указывает на их важность в повседневной жизни.

Часто сны становились поводом для изменения планов или принятия решений. В письме из Каниша (современная Турция, начало II тыс. до н. э.), торговец пишет своему партнеру:

«Относительно каравана в Бурушхаттум, о котором ты писал: сон, который я видел, был неблагоприятным. Я видел, как вьючные животные падают в горах, а товары расхищаются. Поэтому я решил отложить отправку каравана до следующего месяца, когда заклинатель проведет ритуалы для нейтрализации этого сна» (29).

Этот текст показывает, что коммерческие решения могли приниматься на основе сновидений, и это считалось рациональным поведением даже в такой прагматичной сфере, как торговля.

Другой распространенный контекст – беспокойство о близких. В переписке из Старовавилонского периода часто встречаются упоминания снов, в которых являются далекие родственники. Например, в письме из Сиппара женщина пишет своему брату:

«Я видела тебя во сне три ночи подряд. Ты выглядел больным и звал меня. Я сразу же пошла к гадателю, и он сказал, что это предупреждение от богов. Немедленно пришли мне известие о своем здоровье и совершенных тобой жертвоприношениях богам нашей семьи» (8).

Подобные письма указывают на веру в то, что души близких могут встречаться во сне, особенно в случаях опасности или болезни.

Запросы о толковании снов

Другой тип документов, связанных со сновидениями, – это запросы о толковании необычных или тревожных снов. Такие запросы могли адресоваться как профессиональным толкователям (šā'ilu), так и членам семьи, известным своими способностями в интерпретации снов.

В архиве из Ларсы сохранилось письмо от человека по имени Син-нашир своему отцу:

«Отцу моему скажи: так говорит Син-нашир, твой сын. Да хранят тебя Шамаш и Мардук! Я в добром здравии. Три дня назад я видел странный сон. Я стоял на берегу реки, и вдруг большая белая птица спустилась с неба и села мне на плечо. Затем она взлетела, держа в клюве серебряное кольцо. Что означает этот сон? Спроси у заклинателя в храме и сообщи мне его толкование, ибо сон этот не дает мне покоя» (15).

Подобные документы свидетельствуют о существовании разветвленной сети толкователей снов, к которым можно было обратиться за профессиональной консультацией.

Интересно, что запросы о толкованиях снов могли направляться не только людям, но и божествам – через практику так называемых "писем богам". Это были таблички с просьбами, которые помещались в храмах или закапывались в землю. В одном из таких писем, адресованном богу Шамашу, говорится:

«Великому Шамашу, судье небес и земли, господину истины и справедливости, пишет его слуга Шумма-лиши. Я видел сон, в котором моя умершая мать стояла у изголовья моей кровати и плакала. Что означает этот сон? Принесет ли он добро или зло моей семье? Я приношу тебе в дар чистое серебро и прошу твоего ответа через знамение или через слова твоего жреца» (35).

Такие "письма богам" представляют собой уникальную форму коммуникации с божественными силами, в которой сновидение становится отправной точкой для прямого обращения к высшим силам.

Отчеты профессиональных сновидцев-предсказателей

Особую категорию документов составляют отчеты профессиональных сновидцев – людей, специализировавшихся на получении вещих снов по запросу. Такие специалисты, называвшиеся šabrû ("видящие") или mušabrû ("показывающие видения"), практиковали технику инкубации сновидений – намеренного получения пророческих снов в специальных условиях, обычно в храмах.

В ассирийских архивах сохранились отчеты таких специалистов, адресованные царю. Например, в отчете некоего Мар-Иштара царю Асархаддону говорится:

«Согласно повелению царя, моего господина, я совершил ритуалы и лег спать в святилище богини Иштар Арбельской, прося видения о предстоящей кампании против Египта. В эту ночь я видел во сне, как богиня Иштар явилась, неся два меча, один с надписью "Для победы над врагами" на правой стороне и другой с надписью "Для защиты царя" на левой стороне. Она сказала: "С этими мечами я иду перед Асархаддоном, царем Ассирии, сметая его врагов, как колосья под серпом". Это благоприятное знамение для кампании моего господина» (29).

Такие отчеты часто содержат детальные описания ритуалов, предшествующих сну, сам сон и его толкование. Они использовались как одна из форм дивинации для принятия важных государственных решений, особенно связанных с военными действиями.

Интересно, что в более поздний период (I тыс. до н. э.) эта практика становится настолько институционализированной, что сохранились даже административные документы о распределении ресурсов для проведения ритуалов инкубации снов. В тексте из Ниневии говорится:

«Пять мер ячменя, две меры фиников, один кувшин пива, одна туша овцы – для ритуалов инкубации сновидений в храме Иштар на семь дней. Получатель: Набу-решуну, главный сновидец. Дата: пятнадцатый день месяца Шабату, двенадцатый год правления Ашшурбанипала, царя Ассирии» (29).

Этот документ показывает, что практика получения профессиональных сновидений была не только признана официально, но и финансировалась государством, что указывает на ее важность в системе принятия решений.

Помимо официальных документов и литературных текстов, сведения о месопотамских сновидениях можно почерпнуть из различных бытовых источников: личных писем, заметок на полях табличек, граффити на стенах домов и даже из судебных документов. Эти источники позволяют увидеть, как сновидения функционировали в жизни обычных людей, не принадлежавших к элите.

Сны как руководство в личных делах

Для многих жителей Месопотамии сны служили важным источником указаний при принятии личных решений. В письме из Ура (III династия, конец III тыс. до н. э.) молодой человек пишет своему отцу:

«Относительно брака с дочерью Лу-Нанны, о котором ты писал мне. Я видел сон, в котором наша семейная богиня Нингаль показала мне девушку, стоящую в темноте, но свет исходил от её рук. Я истолковал это как знак того, что этот брак принесет процветание нашему дому даже в трудные времена. Поэтому я согласен на этот союз» (10).

Такие документы показывают, что личные решения – выбор супруга, карьеры, места жительства – часто принимались с учетом указаний, полученных во сне.

Особый интерес представляют случаи, когда сновидения противоречили социальным нормам или ожиданиям. В одном из писем из архива Мари женщина пишет:

«Я видела сон, в котором богиня Иштар велела мне не выходить замуж за человека, которого выбрал мой отец, а подождать ещё год. Мой отец в гневе, но как я могу противиться воле богини?» (9).

Этот документ отражает сложную социальную ситуацию, в которой авторитет сновидения мог конкурировать с авторитетом семьи или общественными нормами.

Сны в судебных документах

Удивительно, но сновидения иногда фигурировали даже в юридических контекстах. Известны случаи, когда сны использовались как аргумент в судебных спорах, особенно связанных с наследством или религиозными обязательствами.

В тексте из Ниппура (Старовавилонский период) сохранилась запись о судебном разбирательстве:

«Апиль-Син, сын Или-иппалсам, заявил в собрании: "Мой умерший отец явился мне во сне и сказал, что поле в районе Кар-Шамаш, которое перешло к моему брату Шамаш-нацир, на самом деле должно принадлежать мне". Шамаш-нацир ответил: "Пусть мой брат поклянется перед богами, что этот сон действительно был, и тогда я отдам ему поле". Апиль-Син поклялся перед богом Шамашем, и поле было передано ему согласно клятве» (16).

Этот документ демонстрирует, что сны, особенно включающие явления умерших родственников, могли иметь юридический вес при наличии клятвы о их подлинности.

В другом случае, из нововавилонского периода, сон использовался для объяснения невыполненного религиозного обязательства:

«Набу-шум-укин, храмовый служитель, объяснил перед собранием: "Я не принес обещанную жертву богу Набу в назначенный день, потому что в ту ночь бог явился мне во сне и сказал: 'Не приноси жертву завтра, но подожди до новолуния и принеси удвоенную жертву'". Жрецы подтвердили, что такое указание могло быть дано во сне, и Набу-шум-укин был оправдан» (37).

Это свидетельствует о том, что в определенных контекстах сновидение могло рассматриваться как легитимная форма коммуникации с божеством, имеющая обязательную силу.

Сны и народная медицина

Сновидения играли важную роль и в медицинской практике Месопотамии. В некоторых случаях диагноз или метод лечения определялись на основе снов – как снов самого пациента, так и специальных диагностических снов, которые могли получать целители.

В медицинских текстах из Ашшура содержатся указания по использованию снов для диагностики:

«Если больной видит во сне красную собаку, его болезнь происходит от гнева богини Гулы, и он должен совершить жертвоприношение этой богине. Если он видит черную собаку, его болезнь от руки призрака (умершего), и для лечения требуются ритуалы кисспу» (34).

Такие тексты указывают на существование целой системы медицинской онейромантии – диагностики через сновидения – которая дополняла другие методы определения причин болезней.

Особенно важными считались сны, полученные в храмах богов-целителей, таких как Гула, Нингишзида или Даму. Практика «инкубации» с целью получения исцеляющего сна была широко распространена. В посвятительной надписи из храма Гулы в Иссине говорится:

«Для богини Гулы, великой целительницы, госпожи, которая оживляет мертвых, Энлиль-баби, управляющий храма, построил "дом сна" (бит салме), чтобы больные могли получать исцеляющие сны по милости богини» (56).

Такие "дома сна" при храмах богов-целителей были местами, где пациенты могли провести ночь, надеясь получить во сне указания по лечению или непосредственное исцеление.

В ряде случаев документируются даже конкретные случаи исцеления через сновидения. В вотивной надписи из Ниппура человек по имени Лудингирра пишет:

«Богу Нингишзиде, моему господину, Лудингирра, сын Лугаль-ушумгаля. Когда я страдал от болезни глаз в течение трех лет, и никакие заклинатели не могли помочь мне, я пришел в храм и провел ночь в "доме сна". Во сне великий бог коснулся моих глаз своими чистыми руками, и когда я проснулся утром, я снова мог видеть. В благодарность я посвящаю эту серебряную статуэтку глаза богу Нингишзиде» (56).

Подобные свидетельства показывают, что практика целительных снов была не просто теоретическим концептом, но реальным методом лечения, воспринимавшимся как эффективный в определенных случаях.

В следующей главе: «Iškar Zaqīqu – древнейший сонник человечества» – мы рассмотрим структуру, содержание и методологию толкования снов в этом уникальном клинописном тексте, представляющем собой первый известный систематический справочник по интерпретации сновидений.