Читать онлайн Не меч, но мир. Детская книга Александра

Пролог

Жизнь. Вечное предвкушение и несбыточная мечта о грядущем. Особенно тяжело детям. Их жёстко и внезапно сталкивают с навязанными знаниями о хорошем и плохом.

А знания, как река, текут и текут, никогда не останавливаются. Особенно в сегодняшнем мире. Медленно, но уверенно прокладывают себе путь сквозь годы. Воды этой реки оставляют за собой воспоминания. Яркие, блёклые, далёкие, тёплые. Они остаются с нами навсегда. Становятся частью нас, нашей памяти.

Но что происходит с памятью после смерти? Меня всегда интересовал этот вопрос.

Оказалось, что память сотен поколений душ в реальном времени образует Ко́ло – всемирную систему мыслей, образов и данных, охватывающую все существующие планеты в нашем мире.

Я узнал об этом, когда в наследство от матери мне достался сундук. В ворохе ветоши неожиданно нашлась книга. Кожаный переплёт сморщился и выцвел, и если бы не крысиный помёт, забившийся в глубокие трещины, страницы, вероятно, уже давно бы рассыпались.

Мне удалось различить будто накарябанные от руки буквы имени моего прадеда и тёзки – Ян. Но, проведя пальцем, не почувствовал углублений от предполагаемых царапин. Ниже располагался узор, столь сложный и витиеватый, что разум отказывался его воспринимать. А под ним едва различимыми заглавными буквами было вытеснено: «Не меч, но мир».

Я открыл книгу и увидел на первой странице вклейку с машинописными строчками:

«Известно, что боги – лишь администраторы в Ко́ле. Они создают новые души – учётные записи каждого пользователя, изначально привязанные к Облачному хранилищу и временно наделённые материальным носителем, устройством, телом. Каждая учётная запись ограничивается оболочкой – программой-профилем, известной как сознание. Сознание сдерживает разум и позволяет душе взаимодействовать с устройством. Душа не может умереть, но может быть удалена. Каждое разумное существо когда-то сделало свой первый вход в изначальное тело и начало использовать Ко́ло. Все знают, что подключены к Ко́лу, но никто не может полностью управлять им».

После шёл текст, озаглавленный старинным термином «мемория». Рядом стояла цифра, написанная буквами «ноль», а ниже – крупным, размашистым почерком написано:

«В мире, где перворасы богов с помощью технологий управления разумом и душой преодолели все известные научные преграды, проблема нетерпимости по расовому, классовому и другим признакам не только не исчезла, но и стала ещё более острой.

В системе Ко́ла, в отличие от реальности, нет культурных, языковых или гендерных различий. Здесь все равны – и те, кто возник естественным путём, и те, кто был сотворён искусственно. В то же время каждый в Ко́ле как на ладони. При большом желании легко вычислить любого, подслушать и даже навязать мысли. Для большинства информация в Ко́ле представлена в виде разрозненных фрагментов, которые приходится собирать самостоятельно.

Однако Ко́ло не только противопоставляется реальному миру, но и сравнивается с ним. Граница входа для всех едина – бескрайнее поле с камнем-указателем. Однако хранилище данных, часто ошибочно называемое «чертогами разума», для каждого уникально.

Так, Дар Ветру, обладающему полным доступом к системе, она видится огромным городом без границ и рамок, состоящим из множества одинаковых шестигранных домов-башен. В каждой башне двадцать этажей, на каждом – тридцать две однокомнатные квартиры. Во всех квартирах – четыреста десять предметов с узором или надписью, ровно по сорок на каждом.

Каждый условный символ на этих предметах говорит о какой-то части реальности. Например, о том, что мозг и тело каждого первородного человека или клона-устройства создавались на заводе. А потом, благодаря научным открытиям и усилиям талантливых инженеров, люди научились воспроизводить себе подобных без помощи богов.

Однако под искусственной оболочкой скрывается внутренняя часть сознания, связанная с Облаком на Изнанке. Это сущность, сверхчастица вселенной в биотехнологическом сосуде. Иначе: высшие твари в плотском воплощении».

Внизу ветхого листа располагался набор символов, смысл которых до сих пор остался для меня загадкой.

Я быстро перелистнул сразу несколько страниц.

На глаза попался иллюстрированный разворот: исполин, держащий за грудь полупрозрачного человечка и пронзающий его тремя пальцами вытянутой руки. С одной стороны от несчастного к небесам тянулась едва заметная голубоватая нить, исчезающая в облачке подозрительного красного оттенка. С другой стороны – чёрная нить, уходившая к земле. И опять машинописная вклейка:

«Дар Ветер открывает глаза и оказывается в бескрайнем поле. Перед ним стоит камень-указатель, и он решает идти прямо.

– Как заново создать то, что уже существует?

Он вспоминает номер учётной записи, который знает наизусть, и произносит вслух, добавляя слово «Создать». Мир окрашивается в алый цвет, и появляется предупреждение о конфликте учётных записей. Но одновременно с этим звучит голос, утверждающий, что такой учётной записи не существует.

Дар Ветер повторяет попытку, на этот раз называя не только номер, но и имя.

– Александр. Создать новую учётную запись».

Автобиографические вставки, написанные простым языком, чередовались с совершенно иными по стилю частями повествования о великом путешествии древних героев – Троицы.

Я не мог оторваться от книги. Перечитывал снова и снова, пытаясь понять, в каком времени происходят события. В так называемых «мемориях», написанных от лица моего прадеда, упоминались современные технологии, такие как интернет и Wi-Fi.

Я задумался: возможно ли, чтобы всё это было известно в прошлом, но по каким-то причинам забыто? Или же… намеренно скрыто?

Дойдя до последней строки, я обнаружил указание на дату в заключительной «мемории»: последний день лета, 451 год от сотворения сущего, 170 год от Рождества Александра или 1841 год нашей эры.

И везде – Дар Ветер.

Так назвал Иван Ефремов своего героя в романе «Туманность Андромеды».

Но как в произведении XIX века могло появиться имя, придуманное лишь в 1957 году? Или же оно имеет гораздо более древнее происхождение? А может, эта книга не отсылает к тому, что мы знаем сегодня, а, скорее, наоборот – все известные истории берут начало в одной, единственной, общей, самой главной?

Я решил разобраться во всём.

Допустим, история реальна и произошла очень давно. Сначала написали книгу. Потом по ней сделали радиоспектакль. Его сохранил мой далёкий предок. И однажды его внук, мой прадед, совсем как я, случайно наткнулся на пластинку с записью спектакля.

С этого всё и началось: прадед прослушал запись. Затем его дед прочитал ему книгу – первоисточник спектакля. Прадед делал в книге пометки, вклеивал туда страницы и называл их «мемориями». Возможно, он сам написал новую книгу, судя по имени автора на обложке, или просто присвоил себе авторство? Трудно сказать наверняка. Может быть, кто-то сможет разобраться, сравнив названия. В любом случае, сюжет может оказаться как плодом фантазии писателя-фантаста прошлого, так и документальным отражением реальных событий того времени.

В итоге я объединил эти «мемории» с самим текстом древнего произведения и создал отдельный труд, переосмысленный и адаптированный для современного читателя.

Дорогой друг! Я хочу, чтобы эта книга стала отправной точкой для твоего собственного исследования. Читай её, делись с другими людьми, и она обретёт новую жизнь, став ещё интереснее.

Геленджик, декабрь 2034 года

Действующие лица

Экипаж звездолёта «Светлое Пламя», «боги»

Начальник экспедиции, инженер генных технологий, главный представитель перворасы асов и законодательной власти на Земле – ДАР ВЕ́ТЕР «КОЖУМЯ́КА»

Командир звездолета, инженер аннигиляционных установок, врач Звездного Флота, главный представитель перворасы нагов и исполнительной власти на Земле – ЭНКИЛОТЕ́Й «ЗМЕЙ»

Социолог-лингвист, летописец, возлюбленная Дар Ветра, представительница перворасы асов возглавляющая судебную власть на Земле – ВЕ́ДА МИР

Инженер биологической защиты и консультирующий биолог по прежней флоре и фауне автохтонной Земли, представитель перворасы нагов – Г’ЭОНЭТА́Л

Астронавигатор-I, инженер-пилот, представитель перворасы нагов – НИЙПНУДО́Н

Астронавигатор-II, инженер броневой защиты, представительница перворасы асов – ЛЕ́ТА СВЕТ

Электронный инженер-I, инженер вычислительных установок, представитель перворасы асов – ТРА́ЭН МОР

Электронный инженер-II, инженер связи и съемки, представительница перворасы асов – А́РИЯ ОГНЯ́

Астроном-I, астрофизик, представитель перворасы асов – РИВ НО́РЕН

Астроном-II, планетолог, представительница перворасы нагов – ГЕСТАНУКБИ́ТИ

Механик-инженер-I, геолог, заведующий отделом Электронных Машин Памяти, представитель перворасы асов – А́НИЙ ЮНТ

Механик-инженер-II, воздушный оператор, коллектор научных материалов, личный телохранитель Энкилотея, представительница перворасы нагов – МСИХТЕТАРО́ШЬ

Наставница ритмической гимнастики для поддержания физического здоровья экипажа, распределитель питания, представительница перворасы нагов – ФКАДИМА’А́ТА

Персонажи планеты Земля из «сказки»

Наместник богов на Земле, самоназванный Владыка планеты – ЗЕНО́Н ЗЕ́НО-РАШ

Военачальник Царь-Града, атаман казачьего войска, младший брат наместника – ДОБРОМИ́Р «ДОБРЫ́НЯ» ЗОРА́Н ЗЕ́НО-РАШ, «ДУБОТА́ВР»

Духовный лидер и деятель Царь-Града, старшая сестра наместника, участница программы «багрянородицы», мать одного из багрянородных партии «И-ван» – ВО́ЛЬГА ЗАБА́ВА ЗЕ́НО-РАШ

Младшая сестра наместника – ВЕ́РА ЗЕ́НА ЗЕ́НО-РАШ

Великая Мать разумных ящеров, «автохтонов», самоназвание «эста» – ВЭ’А́НДИ

Сестра по эвенпуру Вэ’анди – ЛЭ’А́РИ «АРИЭ́ЛЬ» РАЗДВОЕННЫЙ ХВОСТ

Десница наместника – ТИ́ХОН

Прислужник Змея-Энкилотея – БА́ЛЕМ

Царевна Царь-Града, приёмная дочь наместника – АНАСТАСИЯ

Экземпляры программы «багрянородные» – ИВАН, КАТЕРИНА, КОНСТАНТИН, ПЁТР, СОФИЯ, СЕРГЕЙ, ЕЛИЗАВЕТА, ЕЛИСЕЙ, НИКОЛАЙ, ФЁДОР, ПАВЕЛ

Приёмный сын Добрыни – АЛЕКСАНДР

Химеры, «чудь белоглазая» – ГМЛ второй АТР «ГА́МЛЕТ» и ОСП третий Голеас «О́СИП»

Персонажи планеты Земля из «реального времени»

Рассказчик и чтец, бывший танкист – ВЯЧЕСЛАВ НИКОЛАЕВИЧ КУНГУРОВ «ДЕД САЛО»

Старший внук рассказчика, будущий архивовед и писатель – ЯН

Средняя внучка рассказчика, будущий художник – ВАРВАРА

Младшие внуки-двойняшки рассказчика, будущие инженеры – АЛЕКСАНДР И АНАСТАСИЯ

Средний внук рассказчика, будущий военный офицер – ПЁТР

Старшая внучка рассказчика, будущий следователь-криминалист – ЕКАТЕРИНА

Средний сын рассказчика, отставной офицер – АЛЕКСАНДР ВЯЧЕСЛАВОВИ

0

Не мечом, но миром

Из динамика раздался треск, сопровождаемый стремительным перебором струн гитары, а вслед – хрипловатый мужской голос, который постепенно обретал всё большую силу:

– Помню… Точно случилось всё только вчера… Я был там, мой мальчик, тогда, в тот день. Всюду выжженная земля… Атмосферу резали падающие «звёзды», но такие не исполняют желания. Конечно, если только ты не жаждешь смерти, – голос на мгновение затих и говорящий откашлялся. Игла проигрывателя медленно продолжила скользить по пластинке.

– Когда я был молод, как ты, то мечтал лишь о славе. Я стал солдатом, пилотом, палачом… – шелестящий голос раздался вновь, но на этот раз уверенно и ровно. – Ежечасно наблюдал ужасные последствия Войны Богов. Тот день не отличался от сотен прежних. Невольных зрителей на бесконечных линиях крыш словно парализовало. Ночной кошмар от которого никому не проснуться.

Мой гаспи́д на распластанном крыле с рёвом набирал высоту. Голубеющая даль… Нарушать такую просто жаль! Жаль, что ты её не видел…

Левый поворот. Передо мной за стеклом бешено роились стаи туманных огненных пятен: дюзы истребителей и вспыхивающие следы напалмов, выпускаемых бестиями из костюмов сверхнагрузки.

Потянув рычаг, нагнулся к прицелу и выжал максимум. Направил гаспи́д на восток.

С орбиты всё падали те самые «звёзды». Теперь удалось рассмотреть их получше: металлические обломки, ближе к земле превращавшиеся в дымные спутанные ленты. А мои ракеты уже мчались к цели. Впереди ещё один заход.

Зелёные ионные всполохи артиллерии вдруг пронзили разряженный воздух. Пространство вокруг залил яркий свет.

Гаспи́д выровнялся, и я смог посмотреть вниз, на синеву планеты. Там, на уровне экзобазы, зависли орбитальные зеркала. Они раскрыли стальные лепестки, и синтетические светила озарили светом полосы стратосферы. Всё готовилось к термобомбардировке.

Тела, казавшиеся бесформенными глыбами из космоса, на этой высоте обрели очертания военных кораблей в разгаре крушения. Тонкими мерцающими нитями становились заряды туребола́зерных батарей, испещрившие всё вокруг.

Вдруг впереди пространство рассекла белая черта.

Громкий хлопок ознаменовал выход из строя моей последней надежды на выполнение задания. Кабина зазвенела сигналом разгерметизации обшивки.

«Повреждение стабилизатора. Прочность тридцать два процента».

Я ненавидел этот механический голос.

Мой гаспи́д умирал, теряя высоту. Об этом оповестил тревожный писк сенсоров дефле́кторного поля и усиливающийся рык двигателей.

Я видел, как флагманский бодкор, прикрывавший нашу группу истребителей, рушился от прямых попаданий ракет. Там погибали те, с кем я ещё вчера обсуждал победу.

Реакция уже казалась слабой, отклик пальцев замедлялся с каждым мгновением. Сил совсем не осталось после четырёх часов боя и бесконечных перегрузок из-за лавирования на границе небес.

Сердце в пятки.

Одной мысли о том, что нужно перемещаться в своё изначальное тело, хватило, чтобы я увидел пламенный коридор соединения Кола и очнулся, окружённый разъедающим глаза сиянием капсулы перехода.

Ультрамариновая оболочка передо мной будто треснула и скрылась в площадке под ногами. Разум вернулся в истинную плоть на проклятой Земле, далеко от небесной битвы, где погиб быстро мой гаспи́д вместе с телом-суррогатом.

После режущего слух гудения внутри истребителя тишина буквально впилась в уши. Лишь механизм силовой защиты еле слышно шуршал где-то в недрах обители, а воздухоочистители с шелестом гнали ветер внутри моих покоев, заставляя чуть раскачиваться пурпурно-золотые гобелены. Размеренный искусственный шёпот механизмов помог прийти в себя. Несмотря на нахлынувшую слабость, пришлось ускориться. Я бросился в соседний зал, чтобы взглянуть на итог битвы уже собственными глазами.

Я застыл перед портальным окном.

Воображение тут же нарисовало картину моего поверженного гаспи́да: чёрное пятно сгорало в верхних слоях атмосферы, наполняя морскую бездну очередными осколками поверженной техники. В реальности же я не мог разглядеть его, как бы ни старался. Увидел лишь, как в неестественно освещенном небе до сих пор горели падающие «звёзды».

Тогда я впервые осознал, что проник в Коло через мыслекруг. Мне моментально пришёл ответ на главный вопрос: «Мы победили».

Однако в те времена не существовало никаких «мы», поскольку люди не воспринимались как третья сторона, а считались просто расходным материалом в руках богов, участвующих в их личных разборках.

Погибли миллиарды, наша планета полностью изменила свой облик. И не только планета. Боги разрушили нашу систему, начав с повреждения верхнего слоя соседней, четвертой планеты, и закончив полным уничтожением мира на пятой от Солнца орбитали.

Так закончилась Война Богов. Высшие против падших. А́сы против на́гов. Самоназванные перворасы Вселенной. Администраторы Кола.

Именно тогда мне открылась истина. Я понял, чему буду верен всю жизнь: не допустить служения человечества богам.

Большинство из нас, простых людишек, даже ни разу не говорили с ними, лишь слепо подчинялись, отправляясь на смерть. Мне же повезло родиться в семье первых прислужников, ведь ещё дед моего деда помогал тем, против кого я воевал. Мои близкие умели только подчиняться. Поэтому, несмотря на войну, родители, в особенности мать, привили трепетное отношение к на́гам и а́сам. С детства я восхищался ими. Их мощь и кажущееся бессмертие завораживали.

А́сы и на́ги чрезвычайно сильные существа. Опасные. Не ведающие жалости. На́гами управлял настоящий монстр – две планеты Солнечной системы были разрушены именно по его приказу. Он искусный стратег, великий оратор. Архитектор всех побед, кроме последней неудачи бунтовщиков – Энкилоте́й, восставший против Дар Ветра, светлого бога а́сов, впрочем, не менее беспощадного.

– Ну и много же баек ходило о том, что случилось… – звонкий молодой голос с треском прорезался в записи.

– О-о, – протянул собеседник, и пластинка отозвалась скрипом. – И все правдивы. До единой. Четыреста лет назад а́сы и на́ги нарекли друг друга братьями. Их путь был един с того момента, когда они прилетели из соседней галактики, зовущейся Властвующей.

– Но зачем они здесь? – голос юноши дрогнул, а вместе с ним задрожала игла над пластинкой.

– Золото – цель их прибытия. Даже наша Солнечная система отмечена именно этим символом. Точка вписанная в круг. Золото – единственный ресурс, пригодный для получения чистой, абсолютной энергии, так необходимой для межзвездных перемещений. Только из золота они производят анамезо́н – топливо для своих звездолётов.

Союз двух перворас оказался весьма плодотворным. Вместе они достигли того, что не удавалось сотворить в одиночку светлым богам. Люди назвали времена, проведённые под надзором богов, Золотым Веком. Однако это была лишь иллюзия безопасности. Люди чувствовали себя как дети, живущие под крышей чрезмерно заботливых, но деспотичных родителей.

Впрочем, не только для человечества эти годы казались идеальными. Вдохновляющая сила а́сов не знала предела, ведь они нашли друзей, которых так долго искали по всей вселенной. Правда, они не знали, что в дружбе не так, как в любви. Дружба требует непременной взаимности.1 На́ги показали – взаимности никогда не было. Только зависть.

Закончилось всё ужасной катастрофой.

Именно в тот момент у людей появилось предание о возвращении времен, когда везде царила гармония. Вернуть теперь их должен человек, избранный Колом для возрождения равенства и справедливости на Земле. Люди пойдут за ним, дабы создать порядок и объединить планету, назвав это всё Вторым Царством, теперь уже Людей, а не Богов.

Я долго не верил в это, но когда нашёл тебя – всё изменилось. В тебе я увидел ту дикую, необузданную мощь… и мечту, поистине бесценную. Я разглядел в тебе настоящего человека.

– Я не совсем человек… и не хочу никого вести! – от вибрации высокого голоса иглофон, воспроизводящий запись, задребезжал, а старая пластинка ответила гудением.

Раздался раскатистый смех, а затем спокойный мужской голос продолжил:

– Ошибаешься. Моё предназначение – открыть тебе путь, а твоё – пройти по нему… Как ты там говорил, – игла внезапно соскользнула с пластинки и повисла в воздухе, оставив едва различимую фразу, медленно растворяющуюся над иглофоном: – не мечом, но миром?

Мемория первая,

в коей дед прежнего владельца книги начинает своё повествование с самого начала

– Что это было? Какой-то набор слов…

– Запись старо́й радиопостановы «Юношеской книги Александра», – прохрипел дедушка, бережно взяв пластинку в руки.

– Так все раньше говорили: пафосно, по-серьёзному? Или это для создания особой атмосферы?

Дед Сало пшикнул и быстро закрыл иглофон.

– Я не застал, як на самом деле говорили герои усих трёх книг Александра. А ось постановы усегда делали по-театральному, а там и змей ногу сломит. Одначе ж они до́бре передавали суть того часу, шо мне и нравилося, коли як ты був2…

Он аккуратно вложил в картонную обложку пластинку явно из какого-то драгоценного камня – полупрозрачную, слегка зеленоватую. В детстве мне доводилось держать в руках пластинки из металла, стекла или расплавленного полимера… Но такую – ни разу. И я знал, что только такой допотопный проигрыватель, как «иглофон», способен воспроизвести её звучание. Другие сразу бы повредили иглу при соприкосновении с каменной поверхностью.

А теперь древний носитель данных исчез в руках дедушки. Запись закончилась. Но была и другая сторона, которую, возможно, я больше никогда не услышу из-за его предубеждений.

– А что значит суррогат?

Дед Сало поднял палец, призывая меня замолчать.

Так и знал! Сейчас начнётся. Угораздило же обратиться за помощью в расшифровке к старому параноику, даже не прослушав все записи сначала…

– Это я тута командую допросом. Ты де це3 откопав? Знова рылся в моих вещах, паразит? – он положил плотную картонку между бедром и подлокотником кресла. – Писатель, тоже мне. Я в твоем возрасте таким настырливым не був! И очи не закачивай!

– Дед Сало, спокойно! Я просто хочу изучить эту… легенду. Мне нужно для научного исследования, для учёбы, – я попытался взять пластинку, но дедушка резко отдёрнул руку.

– Не заговаривай зубы и отвечай чётко на вопрос, коли спрашивают! Де ты рывся… хотя погодь! – он задумчиво вскинул брови. – Не, быть того не може, они ж все сгорели рокив4 двадцать назад! Записи-то мои летописных хроник с познавательного канала… – и, прищурившись, добавил: – Или не сгорели?..

Я лишь развёл руками. У деда, похоже, проблемы с памятью. Может, это первые признаки деменции? Ещё весной он сам предложил сложить коробки с вещами в сарае. Сказал, что там может найтись что-то интересное для моей книги. А теперь, когда я нашёл нужное, дед почему-то недоволен. Возможно, он хотел, чтобы я просто прибрался вместо него?

Сейчас говорить об этом было уже бесполезно. Он либо делал вид, что не слушает, либо правда не слышал. И сразу заводил разговор о своём. Его слова и мысли, конечно, важнее моих.

Возможно, всё началось, когда костоправ заявил о возможной старой травме спинного мозга и предупредил, что со временем память может ухудшиться. Но дед помнил даже, какой подарок сделал мне на первый день рождения шестнадцать лет назад. А вот недавний рассказ о странной пластинке он, видите ли, забыл. Учитывая его характер, скорее это притворство. И кто из нас тогда паразит?

– Да уже не важно, где я это нашёл… Дед, отдавай, хватит дурака валять!

– А больше тебе ничего не дать? Бач, глист якой ты! Може портки мои брудные5, м? На, вон, поди, поройся биля6 рукомойника у чашке, там валяются обычно. Або7 тебе прям щас снять? – он оголил дряблый живот и потянулся к ремню.

Я невольно поморщился, представив деда без штанов. Пытаясь сдержать смех, чтобы не попасться на очередную провокацию, с трудом выдавил:

– Во-первых не чашка, а тазик. И, кстати, да, нужны объяснения. Хочу записать все эти незнакомые слова и технические термины.

– Ой, тазик, кацапня́!

– Дедуля, – я сложил ладони и протянул: – Ну, пожа-алуйста!

Дедушка нахмурился и сел глубже в кресло-качалку. Он терпеть не мог, когда его называли «дедулей». Считал это слово пренебрежительным. А меня это всегда забавляло.

Дед Сало вытащил из кармана папиросу и начал шарить в жилетке в поисках огнива, бормоча под нос:

– Объяснения-объяснения нужны… А я вже обрадовался, шо портки! Так-так, ну-ка давай выклада́й про научение таковское твоё, шо склоняет рыться у вещах родни.

– Уже миллион раз рассказывал, – я прикрыл глаза и глубоко вздохнул. – Ладно, миллион первый: я учусь на архивоведа. На каждой практике нам нужно подготовить исследование. Я выбрал тему фальсификации архивных документов и хочу рассмотреть её на примере семейных…

– А я семнадцать рокив талдычу, шо меня Вячеславом звать! Слава, Славик, на крайний случай Николаич по батюшке… Да це уж для моих, так бы, товарищей по цеху поболе. А ты усё заладил: «Сало-Сало!». То, шо я почасту луплю сало, не делает меня Салом!

– Дед Сало! Дед Сало! Расскажи сказку! – в комнату ворвались мои младшие брат и сестра – двойняшки. Их веснушчатые лица светились от счастья.

– Видишь, не только я так тебя называю…

– Поддувало задраить! – рявкнул дед, выбросил окурок в окно и обратился к малышам: – Мои хурошие, экую сказку?

– Вот эту, – указал братик на пластинку, торчавшую в кресле рядом с дедовым бедром. Сестрёнка энергично закивала, выражая согласие.

Дедушка задумчиво посмотрел в окно, туда, куда улетела его папироска, и тихо проворчал:

– Ця8 сказка нудна́, лучше давайте про Колобка. Знаете, шо Колобок – це от Кола, а Коло – везде…

– Фу-у! – хором протянули двойняшки. – Хотим эту! Эту-эту! – маленькие ручонки потянулись к пластинке, но дед мягко отстранил их.

– Тьфу на вас! Як9 сговорились, чес слово. Эх, шо с вами поделаешь! – откашлялся. – Уговорили, эту сказку, так эту… Почека́йте10 тут!

Он с трудом поднялся с кресла, опираясь на подлокотники, и, шаркая тапочками, направился к книжному шкафу. Достал тонкие очки из нагрудного кармана и несколько минут задумчиво разглядывал пыльные корешки альбомов, учебников и словарей. Затем, тяжело вздохнув, хлопнул себя по лбу и скрылся в дверном проёме.

Ступеньки лестницы заскрипели под его шагами. Вскоре со второго этажа донеслись топот и сердитые возгласы.

Пластинка, оставленная без присмотра, тут же исчезла. Я схватил её и спрятал под подушку дивана. Затем устроился сверху.

Деревянные ступени снова скрипнули, и в гостиную вернулся дедушка. Он нёс тяжёлый, потрёпанный том с пожелтевшей обложкой. На ней едва читалось название: «Детская книга Александра». Следом ворвалась моя двоюродная сестра – в очках и с возмущённым видом.

Дед плюхнулся в кресло. Сестра, застыв посреди комнаты, всплеснула руками и закричала:

– Мне нужны именно эти сказки, я ещё не закончила рисовать сцену оттуда!

Дед Сало закатил глаза.

– Приспичило всем загореться оной ерундой. Вишь, Варвара, вон ще трое гуртом хочуть отож са́ме, шо и ты, – и указал на нас, уже удобно устроившихся на диване.

Варя поправила очки и посмотрела на меня. Снова этот укоризненный взгляд. Ей всего двенадцать, но ведёт себя не лучше деда.

– Ян, мне срочно надо дорисовать портрет. Ты что, ни разу не слышал рассказы деда про Троицу? Прям сейчас надо?

– Варь, у тебя что, сроки по рисункам поджимают? У меня вообще-то дипломная на носу! – откинулся на спинку и позволил неугомонному брату забраться ко мне на живот.

– Как только мне что-то понадобится, так и тебе это нужно!

– Сказку! Сказку! – требовали двойняшки, кувыркаясь и вставая на голову так, что я едва успевал уворачиваться. За пять лет они сделали меня очень быстрым, но, кажется, этого всё равно не хватало.

– Завтра последний день конкурса рисунков!

– Вот как? А у меня… – начал я, но дед перебил командным голосом:

– Сми-ирно! – Все мгновенно замолчали и застыли. – Вольно! – Провёл рукой между подушкой и подлокотником. – Утак кра́ще11, – не найдя пластинки, зыркнул на меня и показал двумя пальцами «глаза в глаза». Я пожал плечами, притворяясь, что не понимаю, о чём он.

Дед цокнул языком и отмахнулся, мол, потом разберемся. Положил книгу на колени, шумно высморкался и вытер ладонь о брюки. Затем посмотрел на нас, причмокнув губами.

– Я расскажу вам усё, о чём просили. Сидай, па́нночко12, – указал Варе на кресло напротив. – Вам теж буде полезно послухать сею до́повить13, щоб вдохновиться.

– В книге есть объяснение терминов из радиопостановки?

Дед быстро раскрыл её на последних страницах и протянул мне.

– От тут, читай… – ткнул в оглавление глоссария, и я быстро пробежался глазами по строкам: «Термины Детской книги Александра, относящихся к периоду существования Межпотопной цивилизации: Эры общего труда, Золотого Века и начала Эры мирового воссоединения, Эпохи Возрождения».

– Что такое Межпотопная цивилизация?

Дед Сало шумно выдохнул.

– Ну, цивилизация, яка существовала меж двумя потопами: пе́ршим, опосля спалення мира автохтонов, и дру́гим, який буде у конце «Взрослой книги Александра». У те далёки часы, до того, як стался дру́гий потоп, даже небо имело совсем инакий цвет. Воно було14 не голубым, а яскраво-жёлтым поутру и ввечеру и золотисто-серым днём. Через це и окружающий мир выглядел инако для нас с вами. А усё потому, шо атмосфера тоди була гораздо плотнее, неж15 сейчас. И у той час люди балакали почти так само, как я. Алфавит був объемнее и краше. Ну а книга написана по-современному, для нового поколения. Приблизно у роки моей юности усех вже начали учить говорить по-теперешнему. То-то и радиопостановка озвучена так. Але коли будете слухать меня, представляйте, шо герои балакают, як я…

Дед не умолкал, а я быстро скользил пальцем по шершавым, пожелтевшим страницам: «Автохтоны… Асы… Бестии… Дефлекторное поле… Бодкор… Гаспид… Наги…».

– Уразумел, шо к чему? Можно мне вже книгу? – нетерпеливо спросил дед Сало, вытянув раскрытую ладонь.

– Погоди, Варь, хочешь, глянь? Тут термины, так лучше поймешь…

Сестра уже удобно устроилась в кресле, напротив деда.

– Не люблю всякие инструкции и словарики. Я же человек творческий, так что лучше сначала сама во всём разберусь. А потом, если будет интересно, почитаю, как там на самом деле… Вдруг чему-то удивлюсь, когда узнаю изначальную задумку.

– Просто, – я усмехнулся, – тут… не сразу въедешь, даже если все термины выучишь.

– По ходу читання поймёте! Усаживайтесь, малята16. Сашке и Настюшке будет сказка, – дедушка улыбнулся, а потом повернулся ко мне: – А нашему главному слухателю, – лицо вмиг посуровело, – Яныку Александровичу буду ставить вопросы про те, як уяснил прочитанное. Так шо, пожалуйста, видкрыва́й блокнот для заметок або шо там у вас, пан учёный. Приготовьтесь! Це не фальсификация, шоб там не накорябал у своём дипломе… Я шо ни скажу – усё правда. Давным-давно, землю родную нашу обходило с зоряницы17 Велико Красно-Озеро. От Красно-Озера на сваор18 развеличилось Сине-Озеро. В Сине-Озеро пал батька Дон. Ох и славна та река… Плыве с вечора19 на юг и недалече Гор-как-у-Асов встречается с городом усех городов – Царь-Градом. И полыхает округ тот Светлый Град то сонячными бликами, то голомяным полымям. И высоко-высоко небо злато-яхонтовое конца края не знает… А мы, стоячи, наглядаем, видкрыв рот.

В окно дунул лёгкий ветерок, но так и не смог остудить раскалённый летний воздух. Дед Сало открыл тяжёлую книгу на первой странице и начал читать с самого начала.

1

2

Наместник

В сердце огромного зала, отделанного исключительно белым и чёрным мрамором, на возвышении, подобно яркому мазку пурпурной краски на монохромном холсте, стоял мужчина средних лет. Его высокий лоб, испещрённый морщинами, едва тронула лёгкая седина. Он замер, созерцая круглое окно над троном. Витраж из синих и красных стёкол, сиял подобно радуге, переливаясь всеми гранями света, особенно насыщенного на этой высоте. А под витражом, как грозное напоминание о власти богов, прямо у изголовья каменного кресла, нависал по-прежнему закрытый металлический глаз.

«Надеюсь, никогда не доведётся лицезреть его открытым».

– Господин, – донёсся сдавленный голос из-за колоннады. – Вы желали меня видеть?

Он обернулся на звук.

– Ты десница или кто? Почему так долго? – раздраженно одёрнул складки тоги на плече. – Солдаты уже на позициях?

– Только выдвинулись, – худой мужчина в длинном чёрном одеянии, отороченном золотой лентой, выступил в центр зала к подножию возвышения. – Приказ был – собрать к полудню…

– Нет. Приступайте немедленно.

– Н-но, д-достопочтенный на-наместник, – с видимым усилием вымолвил тут же сгорбившийся десница, всё больше заикаясь, – п-по завершении сбора Вы до-дозволили п-предоставить багрянородным и матерям-багрянородицам вы-выбор: либо уйти, п-принеся клятву отречения от Кола и н-непреложного права н-на власть, ли-либо…

Однако речь десницы резко прервал голос наместника. Звучный и непреклонный, он эхом разнёсся по всему залу.

– Я, наместник Зенон, властью, данной мне богами, приказываю уничтожить багрянородных и тех, кто дерзнёт их защищать.

Узкие глаза десницы от изумления приняли непривычно округлую форму. Перебирая блестящие бусины чёток, он нервно дёрнул головой:

– Всех ба-багрянородных?

– Убить их всех.

– Сейчас?

Наместник неторопливо занял своё место на троне и, прищурившись, пристально осмотрел с ног до головы совсем ссутулившегося десницу.

– Я как-то не ясно выражаюсь?

– Н-ни в коем случае, го-господин! Я ли-лишь…

– Пусть мы и божье продолжение, но богам не нужны. Люди важны только людям. Багрянородные же не люди. Засим только я, как человек, способен пещись о благе человеческом.

Чётки с металлическим звоном рассыпались по полу.

– Б-будет исполнено, д-достопочтенный на-наместник.

3

Жуткое утро

Иван всё же решил испытать своё новое умение на птице. Но теперь его не столько разбирало любопытство, сколько тревожило неясное, но очень сильное, липкое предчувствие надвигающейся опасности.

Не веря в успех, он подумал: «Хочу видеть мир глазами птицы». Рассматривая очертание крыльев, тотчас ощутил, как веки отяжелели.

Когда же глаза распахнулись, то сад и алый дворец предстали будто с высоты птичьего полёта.

«Не будто, а так и есть!»

Ветер подхватил крылья, и они дёрнулись – это оказалось приятно. Тёплые воздушные потоки легко несли вперёд. Солнце отсюда выглядело особенно ярким, абсолютно белым и в своей недоступности каким-то зловещим, одновременно отталкивая и маня сиянием. Никогда раньше, глядя с земли, он не видел светило таким, каким оно стало сейчас. Мир обрёл объём, незаметный прежде. Проявились новые оттенки и цвета, не поддающиеся описанию. Любой свет напоминал электрические дуги, пронизывающие всё вокруг.

Иван с восхищением наблюдал, как постепенно проявлялись очертания города под ним: красные стены дворца, словно исполинские ступени, вели к тысячам домам-башням, отсюда казавшимся разноцветной пластилиновой массой, почти касающейся небес. От всех стен, деревьев и даже крошечных силуэтов людей теперь исходило необычайное сияние. В некоторых местах стали заметны кислотно-жёлтые линии, а у краёв – оранжевые или ярко-зелёные. То, что раньше казалось просто серой прямой стеной, приобрело мягкие закруглённые края и окрасилось в тёплые оттенки сепии. За пёстрой грядой зданий, насколько хватало глаз, простирались возделанные поля и сады, накрытые куполами теплиц. Вдали виднелись холмы, пожелтевшие от зноя. У самого горизонта они превращались в рыжие горы.

Поразительно, но даже при столь обширном угле обзора с трудом удавалось различить что-либо у самого носа. Из-за чего приходилось постоянно вертеть головой, чуть теряя высоту. Однако, несмотря на неожиданное изменение перспективы, пространство вокруг не превращалось в размытое пятно, а, наоборот, обретало чёткость и ясность и приближалось до невозможности.

Описав круг над вершиной зала Зенона, крылья понесли дальше, за серо-золотой край неба, с одной стороны почти сливающийся с распластанной полосой Красно-Озера, а с другой – резко врезающийся в несокрушимую твердь Великой Стены – монолитную глыбу базальта, разделяющую весь мир на две части.

Внезапно женский крик принудил опомниться. Воля, преодолев сопротивление инерции, вселила уверенность, и он, в практически вертикальном полёте, опустился к земле, чтобы лучше рассмотреть происходящее у подножия дворца.

И Иван увидел. Время для него остановилось. Солдаты, которых он заприметил ещё из своих покоев, не были отправлены защищать дворцовую стену от внешней угрозы. Они преграждали путь нескольким десяткам людей, стремящихся покинуть двор.

Иван спустился ещё ниже и разглядел сгрудившуюся у ворот толпу. Лишь женщины и дети, совсем маленькие. Младенцы испуганно жались к матерям, громко, но тщетно молящим солдат выпустить их в город.

С противоположной стороны появилась ещё одна группа мужчин в бесшовных доспехах. Они вели себя более агрессивно, чем ордынцы, загораживающие выход. Их сверкающие копья сразу же заставили женщин с детьми отступить к центру надворья. Солдаты впереди также пришли в движение и направили оружие на беззащитных, тем самым сжав их в тиски.

Ивана охватила невыносимая боль, заменившая крылья и повлекшая куда-то прочь.

Детский плач, смешиваясь с предсмертными криками женщин, надрывным эхом разносился по всем ярусам дворца, достигая самой высокой башни тронного зала.

В ушах зазвенело, будто он вдруг очутился рядом с только что включенным радиооборудованием. Сквозь этот шум донеслись грубые голоса.

«Это переговоры ордынцев, – наконец-то сообразил Иван, вслушиваясь в речь солдат. – Что за жуткое утро?!»

4

Живучие твари

– Привести следующих, – отдал приказ командир и услышал в динамике свой же приглушённый и сдавленный голос, словно он говорил в трубу. – Змей! Что за перегруз? – он зажал гладкий ярлык и вновь проговорил: – Кто включил главную линию и вторгся в мой эфир?!

– Никак нет, баш20.

– Никак нет, – раздались в наушнике голоса солдат.

Командир, раздражённо цокнув языком, объявил:

– Перезапускаю связь! В течение двух минут сохраняем позиции и соблюдаем тишину!

Он быстро активировал на наруче красный ярлык и прокрутил его до упора. Послышался звон, который мгновенно затих, и в шлеме воцарилась тишина.

Ожидая, командир бегло осмотрел свою экипировку, уделив особое внимание рукам и груди, насколько это позволял старый тяжёлый доспех.

– Фу, – одним пальцем он стёр каплю крови с отличительной золотой полоски на груди, и неторопливо направился мимо лежащих на земле маленьких тел.

Осмотревшись, быстро направился к арочному входу во дворец, но случайно вступил в свежую вязкую лужу. Слегка поморщившись от неожиданности, он не стал утруждать себя изучением «грязи» и решительно пошёл вперёд, прямо по крови.

Лишь несколько мгновений спустя командир обратил внимание на багровые следы, тянущиеся за ним по белым плитам двора.

– Твою ж…

Он тотчас же остановился и с яростью принялся оттирать сапоги о траву.

И вот, наконец, наушник вновь ожил и наполнился голосами. Командир активировал коммуникатор, чтобы ещё раз проинформировать о предстоящих действиях:

– Так, вторая партия старше, – торопливо достал белый платок из набедренной сумки и указал на ступени: – Туда – несколько человек с инфраствола́ми, – он аккуратно развернул ткань и тщательно протёр наконечник копья, мгновенно пропитавшийся алым. – Эти уже вступят в бой. Сразу выпускайте волну из ствола в голову, а потом копьём меж глаз, только так, потому что даже рана в сердце не поможет им подохнуть.

Тут же донесся голос стрелка, уже занявшего позицию на ступенях:

– Вот же ж живучие твари!

5

Гроза

Всё внутри сжалось.

Иван потерял равновесие и упал на мраморный пол возле окна. Тело жгло изнутри. Дыхание никак не восстанавливалось.

В мыслях стремительно проносились страшные образы: сотни детских и женских тел, изуродованных, залитых кровью, пронзённых пиками ордынцев.

Иван внимательно осмотрел себя, ощупал грудь, руки и ноги. Краем глаза заметил, что в небе по-прежнему парит чёрная птица.

Вдруг кто-то с силой сжал плечо. Обернувшись, увидел взволнованное лицо матери. Она потянула его к выходу.

– Быстрее, солнышко!

Тяжелые двери в покои затряслись, словно от взрыва. Послышались крики.

На мгновение замерев, она бросилась к потайному проходу, через который обычно выходили слуги.

Преодолев узкий тёмный коридор, они резко свернули в знакомый зал для трапез и снова нырнули под арку.

Мама ускорила шаг, и Иван старался не отставать. Впереди их ждала темнота. Автоматическое освещение включалось только при движении, да и то с заметным опозданием.

«Я, наместник Зенон, властью, данной мне богами, приказываю уничтожить багрянородных и тех, кто дерзнёт их защищать. Убить их всех» – слова отдались эхом в сознании и вдруг исчезли. Сразу в голове надоедливым роем загудели вопросы: кто отдал этот приказ, почему начали убивать, убивать его собратьев и что вообще происходит?

Мысли прервал скрип поднимающейся двери. Раздался грохот движущихся механизмов и треск камня. Внезапно яркий солнечный свет залил пространство вокруг. Скала расступилась, открыв путь к свободе через мгновенно образовавшееся тесное ущелье.

– Стой, – мама преградила Ивану дорогу рукой и осторожно шагнула вперёд. Выглянув из-за острого края сдвинувшейся породы, она кивнула, убедившись, что впереди безопасно.

Иван окинул взором берег и широкую реку, на глади которой мерно покачивалась белая лодка-капсула.

По узкой полоске пляжа к ним бежал высокий подтянутый мужчина с коротко стриженными седыми волосами и аккуратной бородой, одетый в парадную форму боевого наставника. Он махал руками, привлекая внимание.

– Дядька! – воскликнул Иван. Их взгляды встретились, и он увидел в стальных глазах отражение собственных – таких же, как и у матери. Его суровое лицо немного смягчилось. В моменты встреч с дядей время, казалось, замедляло свой бег.

– Добрыня, ты здесь, – выдохнула с облегчением мама.

– Ивашка, – он хлопнул племянника по плечу. – Ого ты вымахал, пока меня не было. Теперь с меня ростом! Ох, я-то и забыл про твой день рождения! С первым годом тебя! – рассмеялся Добрыня, взъерошив его непослушные светлые волосы. – Сколько тебе по человеческим меркам? Шестнадцать?

Иван опустил глаза.

– Это всё теперь неважно… Просто хочешь меня отвлечь, а минуты уходят! – И тут он не выдержал и закричал: – Они убили малышей из последнего поколения! Они их всех убили, хотя клялись защищать! Где ты пропадал так долго?! Будь ты здесь, то не допустил бы…

Добрыня резко выдохнул, опустил левую руку, крепко прижав кулак к бедру, и быстро задвигал кистью. Иван уже давно заметил, что дядя делает так, когда раздражён или напряжён. Возможно, старая рана на плече давала о себе знать.

– Иван, мы все: ты, я и твоя мать, множество других людей – часть плана богов, но теперь… его нет! К чему этот допрос?! – Добрыня выругался, сплюнул на песок и указал на лодку. – Это военный скомлод. Ты с такими не знаком. Движется благодаря вакуумному захвату и выбросу воды, – он помог им с матерью забраться на борт. – Питание от солнца, поэтому не требует заправки. Править им очень просто – ты точно справишься.

Дядя запустил мотор, нажав на брелок, и кинул его Ивану.

– Добр, ты… покидаешь нас?

– Я при исполнении, Вольга, – отчеканил дядя и поспешно зашагал вдоль кромки воды в направлении большой дворцовой пристани, видневшейся за дальним утёсом.

Иван уловил его мысль: «Постараюсь спасти всех, кого смогу».

Подбежал к краю лодки и крикнул:

– Дядька, куда нам плыть?

Добрыня, не останавливаясь, обернулся к Ивану:

– На север, парень, только на север! Это мой скомлод – в бортовом навигаторе есть записи о последних направлениях. А ещё в бардачке сигнальная ракета и мой меч, на всякий случай. Ты уже держал его в руках. Теперь он твой. Возможно, это послужит ответом на вопрос, где я был, – последний раз взглянув на Ивана, он заговорщицки подмигнул и поспешил прочь.

– Добрыня! Это Зенон отдал приказ?

– Да, – бросил он через плечо, уже не оборачиваясь. – Скоро всё закончится!

– Да, скоро всё закончится, – кивнула и провела рукой по гладкому пульту управления. Лодка тут же пришла в движение.

«Не думала, что боги допустят такое», – донеслись до Ивана обрывки мыслей матери. В этот миг он осознал, что всех друзей и наставников ждёт неминуемая гибель.

Он прислонился к стеклянному ограждению и посмотрел на волны, которые, казалось, вот-вот коснутся его ног.

«Я покинул их, хотя мог бы защитить».

Отплыв немного от берега, Иван заметил несколько небольших судёнышек, пришвартованных в укромной бухте за каменным выступом, надёжно скрывающим их от глаз с основной пристани. Из другого тайного прохода, скрытого в скале, выбежали дети, поразительно похожие на самого Ивана. Дядя, приветственно махнув рукой, указал им на лодки и направился к подножию обрыва.

Добрыня приблизился к каменной гряде, и в этот миг песчаник расступился, открывая проход. Там, где мгновение назад был склон, возник коридор. Из него вышли двое: худощавый мужчина в белом и девушка в длинном багряном одеянии, покрывающем её с головы до пят. Она с трудом стояла, прислонившись к стене и поддерживая руками свой большой круглый живот, заметно выступающий под тяжёлыми складками парчи.

Мужчина что-то оживлённо говорил Добрыне, активно жестикулируя в сторону девушки. И тут раздался оглушительный взрыв. Лодку Ивана качнуло. Он не удержался на ногах и упал, сильно ударившись головой о борт.

Иван тотчас поднялся и, подойдя к краю, вновь устремил взгляд на берег. Однако дядя, странный мужчина и беременная девушка исчезли. Через узкий проход, теперь наполовину заваленный валунами, уже пробирались солдаты.

«Иван!» – вдруг позвал детский голос. Искоса глянув туда, откуда они с мамой отплыли, он увидел босую маленькую девочку с двумя белыми косичками.

«Анастасия».

Она с грустью провожала взглядом удаляющуюся лодку, крепко обнимая себя руками.

«Я просто её оставил. Я всех оставил!»

Взгляд девочки напоминал бездонные омуты. Она явно хотела оказаться рядом с Иваном или перенести его к себе.

Скомлод уже отошёл далеко от берега, но он всё ещё мог видеть, как развевается подол её белого платья.

Вдруг среди деревьев зашевелился склон. От серых камней отделились фигуры в бесшовных доспехах. Каждый из них держал инфраствол.

Однажды во время учёбы Иван стал свидетелем того, как солдаты применили это оружие к одному из его собратьев. Юноша потерял контроль над собой и начал крушить всё вокруг. После выстрела он забился в конвульсиях, изо рта пошла пена. Иван с ужасом представил, как инфраствол применят против беззащитной девочки…

Схватив за плечо, мама вернула его к реальности.

«Не стоит прыгать за борт, – раздался в голове женский голос. – С ней всё будет хорошо. Анастасия не совсем та, кем кажется».

Он вновь украдкой оглядел берег. Анастасия, казалось, не замечала приближающихся солдат, будто заранее знала, что они явятся. Лишь продолжала непреклонно взирать на Ивана.

Солдаты разделились: часть из них вошла в воду, а другие замкнули круг у неё за спиной. Раздались всасывающие залпы. Её ноги подкосились. Он отвёл взгляд.

– Куда мы? – Иван вгляделся в водную рябь. С каждой минутой ветер крепчал, волны вздымались всё выше, и Дон в одночасье превратился в бушующее море.

– На остров Буян, – задумчиво произнесла мама. – Говорят, тучи всегда надвигаются оттуда. Недаром земля моих предков носит такое имя. По преданию, остров окутали бури, когда там поселился бог грома. Остров неприступен для… нечестивых. Там мы будем в безопасности.

Иван медленно соскользнул на пол и застыл, потупив взгляд в пустоту.

После того как мама наметила курс, скомлод более не нуждался в её внимании. Она опустилась на колени перед сыном и, нежно проведя ладонью по его лицу, прошептала:

– Солнышко, всё хорошо…

Он грубо отдернул её пальцы, не дав договорить.

– Мы оставили их умирать!

– Ты ничего не мог сделать.

Иван резко вскочил на ноги и отошёл в дальний угол лодки.

– Мог бы! – и тут же закрыл рот, сильно прижав кулак к губам.

Мама присела на край скамьи и скрестила руки на груди.

– Ты не вправе сопротивляться этому. Даже Дар Ветер не смог, а ты…

– Я мог бы поступить по-другому, но не стал. Я доверился тебе… И не оправдал ожидания своих наставников! Они же учили не убегать от опасности. А Добрыня… – Иван замолчал, увидев слёзы на глазах у матери. Он опустил голову и уже тише добавил: – Я же его бросил, как и остальных.

– Иван! Главное, что ты жив. И тебя ждёт великое будущее! – воскликнула мама, разворачивая к себе лицом. Её взгляд проник в самую глубину его широко распахнутых глаз. Слезы текли уже и по щекам Ивана.

– Я не должен… был… их оставлять, – выговорил, прерываясь на всхлипы.

– Остановись, – она погладила его по голове, и все мысли вмиг улетучились. – Жизнь непременно изменится. Однако любые перемены всегда несут как вред, так и пользу. Раз планам богов не суждено сбыться, ты должен стать опорой для всех. И я верю, что ты единственный, кто способен объединить людей. Ты избран для этого.

Иван отпрянул от матери и с тревогой взглянул на её удивительно спокойное лицо, обрамлённое рыжеватыми прядями под тонким венцом.

– Избранный?

Она улыбнулась и кивнула, но Иван продолжал мотать головой, не соглашаясь.

– А остальные, такие как я?

– Если все погибли, твой долг – исполнить предназначение багрянородных. Тебе предстоит пройти путь за сотни детей, ибо они уже не смогут этого сделать. И потому – ты избран. Боги сохранили именно твою жизнь.

Начался дождь. Крупные капли барабанили по прозрачному силовому куполу над лодкой.

– Прерви с оставшимися связь интракруга, если невыносимо ощущать их страдания. Понимаю, это тяжело, но солнышко… ты должен справиться, иначе не сможешь жить дальше…

Горизонт уже полностью потемнел, предвещая приближение бури.

Он вновь уставился под ноги, прислушиваясь к плеску волн. Однажды на уроке, отвлёкшись на брызги фонтана во дворе класса, наставник сделал ему замечание:

«Если водный поток тебя привлекает больше, нежели тема занятия, я приведу пример на нём. Водовороты в Доне и Красно-Озере, откуда влага и в этом источнике, опаснее, чем в море, из-за густоты и пресности.

Вода также отражает метафорическое познание мира в природе. Она – стихия беспредельная и постоянно движущаяся. В жидкой среде всё может перемениться за мгновение. Здесь главное не сожалеть об ушедшем спокойствии, а ценить и помнить намедни минувшее. А притом быть неизменно готовым действовать, когда начнётся гроза».

6

7

Новый день

Системы жизнеобеспечения мерно гудели за белыми выпуклыми пластинами, подавая чистый воздух в модуль. Все поверхности – идеально ровные, белые, без каких-либо изъянов – создавали ощущение полной стерильности.

Пульт управления переливался яркими вспышками показателей датчиков и яркой движущейся точкой на экране-чаше. В углу темнели мониторы наружных камер: густое, вздымающееся озеро – бескрайнее и загадочное.

Одно из мягких кресел напротив пульта было полностью разложено. На нём, чуть дыша, лежала девушка в длинном багряном одеянии. Её нежное лицо исказилось от боли, а пальцы, вцепившиеся в огромный живот, натянули многослойную ткань.

Глядя то на её дрожащие руки, то на плотно сомкнутые губы, Добрыня принялся приподнимать слои платья, стремясь добраться до живота.

В конце концов, он не выдержал и разорвал исподнее. Под тканью оказался чёрный экран в серебристой рамке. Он плотно облегал её живот, будто защищая. Провёл рукой по гладкой поверхности, и экран засветился, становясь прозрачным.

В жёлтом свете перед глазами возник крупный эмбрион. Пуповина обвивала его шею, живот и ноги. Плод едва заметно подрагивал, стараясь шевелиться, но с каждым мгновением движения становились всё слабее.

– Я чувствую… Он умирает…

– Нет, Вера, у нас ещё есть время, – попытался успокоить её Добрыня.

– Полно! Я не смогу жить, если он умрёт… снова!

«Снова? Она… уже бредит?»

Вера открыла глаза, схватила его за руку и указала на сумку, висящую на поясе у бедра.

– Достань шприц. Нужно обезболить место, где уже разрезали. Потом возьми нож и сделай новый надрез, – указала на низ живота, где виднелся продольный сероватый шрам. – Иначе я тоже умру, и тогда ты потеряешь двоих, – снова поморщилась от боли и прикрыла веки.

– Сестра, умоляю, – сжал её ладонь Добрыня. – Ты сейчас не в себе и не понимаешь, о чём просишь.

Снова глянул на жёлтый экран. Ребёнок почти не двигался, а индикаторы то вспыхивали, то гасли, следуя неровному ритму сердцебиения.

Виски разболелись ещё сильнее, отдавая в шею.

Выдохнул, вытер пот со лба и потянулся к сумке. Достал тонкий стальной цилиндр, плотно приложил к шраму на животе сестры и сделал укол. Раздался громкий щелчок. Вера вздрогнула. Добрыня сделал ещё два. Щёлк. Щёлк.

– Обезболивающее закончилось. Этого не хватит.

– Хватит, я справлюсь. В этом теле ещё остались силы от прежней меня. – Посмотрела на брата, и в её глазах мелькнуло синее пламя. – Я смогу вытерпеть.

Добрыня выронил цилиндр, и тот покатился по полу. Быстро достал из сумки нож, завёрнутый в чехол.

– Мне нечем обработать ни скальпель, ни место разреза, – Добрыня нежно убрал прядь светлых волос, выбившуюся из-под платка сестры.

– Режь уже!

– Воздержитесь!

Из-за распахнутой дверцы встроенного шкафа появился высокий мужчина в белом узорчатом кафтане. Длинные волосы мягко обрамляли плечи, а между бровей сияла маленькая точка. Бело-золотистые глаза почти сливались с белками, плавно переходя в кожу такого же оттенка.

– Все требуемые материалы были обнаружены и идентифицированы, – медленно произнёс он, сложив пальцы домиком.

– Давай шустрее, Оська, а то пожалею, что чудь с собой взял! – Добрыня поднялся с колен, придерживая кровоточащую рану на боку. Высокий вытащил из шкафа блестящий ларь и быстро направился к Вере.

– Судя по характеру повреждений ребер и внутренних органов установлено, – мягко коснулся её шеи, проверяя пульс, – что плод имеет значительные размеры и предположительный вес около полпуда21 или несколько больше, – взглянул на экран и уверенно кивнул. – По моим оценкам, при отсутствии родоразрешения в течение последующих двадцати четырёх долей22 существует вероятность летального исхода плода. В случае, если сохранение его жизни не является первостепенной, целесообразно рассмотреть… – Осип замолчал, услышав тихий голос Веры:

– Жизнь Александра дороже моей… Это моё покаяние перед ним…

– В таком случае, предлагаю вам обратиться к брату с прощальным словом.

Добрыня сжал зубы и снова наклонился над сестрой, гневно оглядев Осипа.

– Не выношу, как вы, чудь, болтаете, как машины какие-то бездушные…

– Добрыня, – Вера коснулась его щеки ледяными пальцами, – пообещай мне, что воспитаешь… как родного… сына. Он не должен знать, в каком мире мы жили и для чего он был создан. Пусть живёт счастливо… Как простой и добрый человек. Тогда сможет вырасти и стать таким, каким я его помню. Прошу тебя, обещай мне!

К глазам подступила жгучая влага, но он усилием воли заставил себя улыбнуться.

– Клянусь своей жизнью, Вера!

«Пусть даже и не до конца понимаю, что именно обещаю…»

Осип, уже в перчатках, взял скальпель из рук Добрыни. Поднес инструмент к ларцу и обработал его светом. Затем достал нечто, напоминающее яблоко. Устройство завибрировало над животом Веры и ярко озарило пространство вокруг.

– Подождите! – с трудом выдохнула она, подняв руку. – Прошу вас… не входите ради меня в Коло! Не трогайте мою душу… Не перемещайте сознание… Пожалуйста… Позвольте остаться в этом теле. У меня… больше нет сил! Я искупила свою вину… перед Александром, – взглянула на Добрыню и продолжила срывающимся шёпотом: – Передай Александру, что я бесконечно любила и люблю его. И не страшусь смерти… Умирала тысячу раз до нашей первой и последней встречи… И умру вновь… Но пускай лучше здесь, в этом мире, навсегда.

Добрыня крепче сжал ладонь сестры.

«Бедная, рассудок совсем помутился. За что ей всё это?»

Осип аккуратно повернул её на бок, сделал несколько уколов в поясницу и снова уложил на спину. После распылил коричневый раствор на место будущего разреза и скомандовал:

– Господин, надёжно держите её! – Добрыня схватил сестру за запястья. – Надрез!

Лезвие плавно вошло в плоть, оставляя ровный, ярко-красный след. Вера лежала неподвижно, лишь изредка делая глубокие судорожные вдохи.

– Произвожу рассечение фасции, – Осип извлек из ларца новый инструмент – небольшой прибор с острым наконечником. К нему тянулся провод.

– Что за штука?

Осип втянул сгустки крови в трубку. Хлю-юп. Включил прибор с острым наконечником.

– Электронож.

Раздался громкий писк, и электронож медленно разрезал плотный слой багровой ткани, удерживающий внутренние органы.

Добрыня смотрел на сестру, осознавая, что видит её в последний раз. Он старался запомнить каждую черточку её лица: изгиб светлых бровей, длинные ресницы, прямой нос, высокие скулы…

«И сияние глаз сохраню в памяти навсегда».

Жужжание и хлюпанье внезапно стихли.

Вера раскрыла рот.

Осип погрузил пальцы в глубокий разрез. Другой рукой удерживал мягкую, скользкую плоть. Вскоре в ране утонула его ладонь, а затем и всё предплечье.

– Господин, подготовьте материалы для обеспечения укрытия младенца.

Добрыня, отпустив руки сестры, сбросил с себя мундир. Принялся разрывать окровавленную рубаху, чтобы сделать из неё пеленание для малыша.

Осип, после краткой паузы, вновь обратил свой взгляд на него.

– Примените давление на область рёбер, господин! Необходимо способствовать родоразрешению.

Добрыня изо всех сил сжал тело сестры с двух сторон.

– Госпожа, если слышите, прошу напрячь мышцы передней брюшной стенки.

Она разинула рот ещё шире и напряглась всем телом. Сжав кулаки, замерла, затаив дыхание.

«Собрала все силы, чтобы ничего не оставить себе и отдать сыну… без остатка! И это слабые женщины… Обречены переживать такое! Почему боги придумали роды столь сложными, а не как у автохтонов?»

На мониторах внешних камер лунный свет пробивался сквозь ночную мглу. Он заливал всё вокруг, заставляя воду искриться изумрудом. Небо и озеро неспешно пробуждались, становясь удивительно яркими.

Осип уже крепко держал малютку за подмышки. Скрюченное тельце отливало синевой. Добрыня застыл, заворожённый, не в силах отвести глаз от новорождённого.

Время остановилось в томительном и тревожном ожидании первого крика.

В этот миг на самой дальней «чаше», как два острых клыка, проявились скалы. Они стали свидетелями мимолётного чуда – восхода трёх лун: бледно-жёлтой, серебристо-белой и крошечной, слегка золотистой. Их лучи слились в тонкую дорожку на воде, разделив ночную тьму на две части. Волны сверкали, отражая лучи, и казалось, что сама пучина ожила.

Наконец, в модуле, многократно отразившись от полукруглых стен, раздался пронзительный детский плач. Добрыня снова смог дышать.

Вера быстро заморгала и прошептала сухими, потрескавшимися губами:

– Прости меня… Александр, дар ветра…

После этих слов её силы иссякли. Воздух покинул тело. Руки безвольно упали.

На экране облака лениво плыли по небу, не осмеливаясь затмить сияние трёх лун.

Осип быстро закрепил два зажима и одним движением перерезал пуповину.

Добрыня, обнажённый до пояса, укутал младенца в свою рубаху. Малыш перестал плакать, поёрзал немного и попытался открыть глаза.

– Как она?

Осип не ответил. Лишь поднял на него огромные глаза. На миг в них мелькнуло что-то необычное для химеры: боль или сочувствие.

Слёзы высохли, лицо неприятно окаменело. Добрыня переводил взгляд с младенца на сестру, видя, как её щёки стремительно бледнеют.

Осип снял перчатки.

– Похоже, она упоминала о повторной аутентификации своей учётной записи, – он нахмурился. – Вы уверены, что она не осуществляла подготовительные действия к процедуре переноса последней резервной копии профиля в новое тело? Было согласование администратора?

Добрыня заколебался.

– Нет… Кажется, нет. Насколько мне известно, это не так. Она молода, зачем ей это?

– В любом случае, даже при наличии тела для переноса резервной копии профиля, мы не смогли бы осуществить процесс входа и выхода через Коло без предварительного контакта с данным подготовленным суррогатом. Состояние текущего тела не позволяет выполнить подобную операцию, поскольку смерть в родах нарушает алгоритмы создания последней резервной копии на Изнанке. Кроме того, контакт с принимающим телом-суррогатом устанавливается до момента смерти основного тела. Хотя мы могли бы рассмотреть возможность использования предыдущей резервной копии из облака… Однако суррогата у неё вовсе не было, верно?

– Я не пойму… о чём речь? Разумеется, такого тела не было!

– Прошу принять мои извинения за возникшее недоразумение, – коротко поклонился Осип. – В процессе переноса резервной копии в новое тело могут возникнуть технические сложности, в частности у представителей человеческой расы, обусловленные особенностями их протокола четвертой версии. В качестве модератора Кола я просто обязан уточнять подобные вопросы для предотвращения вероятных проблем и претензий как с вашей стороны, так и со стороны административного состава светлых богов…

Внезапно громкий сигнал от сенсоров на пульте прервал его.

– Мы на месте, – сухо заключил Добрыня. Он переложил ребёнка в другую руку и нажал на несколько светящихся ярлыков.

Модуль вздрогнул и запустил автоматическую швартовку. С громким треском ударился о берег. На экранах появилось, как острый крюк отделяется от гладкой поверхности и надежно закрепляет модуль на месте.

В задней части находился люк с герметичной дверью. Она тихо зашипела и будто треснула.

Створка откинулась. Ступени опустились. Волны с грохотом разбились о камни. Свет пронзил тьму, выхватив из мрака кусочки пляжа, редкие кусты метельника и крутой обрыв утёса. Там зияла расщелина, откуда лился яркий белый свет. В её глубине, в самом сердце подземелья, возникла невысокая, но массивная фигура.

Добрыня, тяжело дыша и морщась от боли в ране, выбрался из модуля, прижимая к себе младенца. Осип ступил на берег следом.

– Возьми её, – бросил Добрыня устало. Осип огляделся и быстро вернулся. Вскоре снова вышел, неся безжизненное тело Веры, прикрытое обрывками ткани.

К ним подошел невысокий мужчина. Его лицо почти полностью скрывали темно-рыжие волосы и борода. Лишь едва виднелись глаза.

– Я – ГМЛ второй АТР. Моя основная обязанность – обеспечение безопасности на станции. Для удобства использую сокращенное имя – Гамлет.

Добрыня окинул его с головы до ног и поморщился.

– Стало быть, кроме ещё одной чуди белоглазой… прошу прощения, химеры, – здесь больше никого нет?

Бородач замешкался.

– В этой точке Буяна я действительно один. Но хочу уточнить: тут в последнее время со связью проблемы. После производства на свет заключительной партии багрянородных, станция ушла в энергосберегающий режим, и я её только формально поддерживаю.

Бородач поклонился и сделал приглашающий жест рукой. К ним сразу же подлетело плоское ложе для перевозки больных. За ним медленно парила небольшая золотая капсула.

Добрыня кивнул на ложе, и Осип осторожно положил Веру на него.

– До операционной – сорок восемь долей23! – торопливо выпалил Гамлет.

– Ей больше не нужна помощь…

Осип щёлкнул пальцами и пробормотал кодовое слово. Капсула тихо приблизилась.

– Данное устройство разработано для поддержания новорождённых багрянородных в первые дни жизни, учитывая их индивидуальные параметры веса и роста. Оно функционирует на основе солнечной энергии и обеспечивает питание младенцев, а также поддерживает оптимальный температурный режим. Требуется периодическая дозаправка свежей очищенной водой и любым молоком.

Осип коснулся бокового пульта капсулы. Раздалось шипение, и верхняя часть плавно отъехала. Внутри оказалась светлая колыбель, обитая бархатистой тканью.

Добрыня осторожно уложил младенца, и тот сразу заплакал. Вертикальный луч света пробежал по его личику. Затем яркая вспышка с металлическим свистом очистила кожу от влаги и крови.

– В данной секции, – Осип указал на прозрачную панель внутри капсулы, – осуществляется процесс приготовления и последующего хранения пищевых продуктов.

Осип открыл отсек, и его обдало приятным теплом, которое почувствовал даже Добрыня. Внутри он нашёл детскую бутылочку с жидкостью светло-жёлтого цвета.

– Младенца необходимо кормить каждые три-четыре часа. После завершения кормления следует незамедлительно вернуть использованную тару в капсулу. Устройство автоматически выполнит процедуру стерилизации.

Осип вложил соску малышу в рот. Тот мгновенно затих, открыл глаза и принялся усердно пить.

– Когда я вышел на пляж, мой визор обнаружил передатчик в модуле, – Гамлет указал на огромную гладкую «бочку» за спиной Добрыни. – Полагаю, он до сих пор передаёт ваше местоположение.

– Да, всё так, – Добрыня поджал губы. – Не успел убрать передатчик, не потеряв управление.

– В свете сложившейся ситуации нам следует незамедлительно покинуть данное место, господин.

– Нам? – Добрыня хмыкнул. – Я сам уйду с ребёнком. А ты останешься с этим, – кивнул на Гамлета, – и позаботишься о том, чтобы мою сестру похоронили достойно. – Вытащил из сумки светящийся кристалл с меткой в центре. – Встаньте передо мной. Знаете же, что это…

– Хрусталь памяти, – мрачно проговорил Осип и сник.

– Он самый, – усмехнулся Добрыня, нащупав большим пальцем колёсико на боку кристалла и повернув его до щелчка. – Я настроил кристалл на вибрацию, убирающую воспоминания за последние сутки.

Вдруг Гамлет проговорил, точно в трансе:

– По протоколу, после смерти багрянородицы нужно: обработать тело, кремировать и развеять прах в Скальном Храме Примирения. Он расположен на северо-востоке от…

– Да, знаю… Ты не можешь её не сжечь, – с горечью произнёс Добрыня, глядя на младенца, который уже мирно спал, утопая в сытости. – Но ей нужна отдельная усыпальница, – он осторожно убрал бутылочку в отсек, закрыл крышку и подвинул капсулу ближе к себе.

– Вдоль скалистого массива, расположенного на северном направлении, пролегает ряд вырубленных ступеней. – Осип указал на скалы впереди. – В непосредственной близости, к северу от данного массива, находится населенный пункт, где представляется возможным…

– Я знаю, куда идти, – Добрыня поднял кристалл и направил на химер.

Осип и Гамлет шагнули ближе. Он благодарно склонил голову и отвернулся к телу сестры.

«Прощай, Вера!» – слёзы невольно покатились по щекам.

Две яркие вспышки, подобные хрустальным осколкам, озарили пляж, стирая из памяти химер всё, что происходило этой ночью. Осип и Гамлет, словно повинуясь невидимому сигналу, выпрямились и замерли, с пустыми взглядами устремлёнными вперёд.

– Как казачий атаман Царь-Града, я приказываю: воздвигнуть гробницу для моей сестры. Она – нареченная царевной Плодородного Полумесяца, дочь Златомира, известного также как Девятко, девятого сына первого человека, и Златоцветы Взгарды. Я сам приду, чтобы убедиться, что вы выполнили мою просьбу. Но не упоминайте её имя на надгробии. Никто не должен знать, иначе память о ней будет сразу стёрта.

Осип и Гамлет кивнули и одновременно развернулись. Взявшись за край парящего ложа, они направились ко входу в станцию.

Добрыня схватил капсулу и рванул вдоль берега.

«Поскорее убраться с пляжа и спрятаться за высокими утёсами, а потом в моём тайном месте… Как же вовремя успел построить домик для отпуска!»

Чтобы миновать скалы и достичь следующей оконечности суши, пришлось преодолеть немалое расстояние вплавь. И вот, когда он наконец ступил на твёрдую землю, тяжёлые сапоги больше не ощущали гальку под ногами, а мягко касались песка.

– Александр… Мне нравится твоё имя, очень необычное, – Добрыня выпустил капсулу, и она тут же взмыла в воздух.

Он несколько раз провёл пальцами по экрану, отыскивая свой пояс. В центре бляхи загорелся маленький красный огонёк. Теперь он мог уверенно идти, зная, что капсула будет следовать за ним, преодолевая любые препятствия.

– Ну что, дружище, как будем жить дальше? Не так, как ты жил бы в хоромах Царь-Града, это точно. Не знаю, сколько нам ещё отмерено, но готов рискнуть. Знаю, придёт время, и я буду горд сложить голову, лишь бы ты жил. Пусть моя сестра хотела для тебя только мира, но ты должен восстановить справедливость. Я верю в это. – Испустил глубокий вздох и коснулся глубокой раны между рёбер. – Вроде ничего не задето… – стиснув зубы, решительно продолжил путь.

Звёзды меркли одна за другой, и ночное небо, прежде кажущееся плотным и непроницаемым, медленно отступало, являя небесную даль.

Низким, проникновенным голосом, Добрыня затянул старинную песню:

– Не для меня придёт весна,

Не для меня Дон разольётся,

Там сердце девичье забьётся,

С востоюргом чувств – не для меня.

Всё вокруг становилось прозрачнее. Края озера зеленели, наполняясь сочностью.

– Ой, не для меня цветут сады,

В долине роща расцветает,

Там соловей весну встречает,

Он будет петь не для меня.

У самого небосклона показалась тонкая розовая полоска, всё ширясь и светлея с каждым мгновением.

– Ой, не для меня текут ручьи,

Летят алмазными струями,

Там дева с чёрными бровями,

Она растёт не для меня.

Озорной ветер дунул в лицо. Ещё тусклый солнечный диск робко поднимался над горизонтом. Отражение весело заиграло на воде.

– Ой, не для меня придёт Велик-день,

За стол родня вся соберётся,

Вино по рюмочкам польётся,

Такая жизнь не для меня.

Ветер, как проказливый ребёнок, резвился с волнами, создавая на их гладкой поверхности затейливые узоры, похожие на кружева. Достигнув берега, волны оставляли на камнях пенные рисунки и вновь убегали, чтобы продолжить игру.

– А для меня лишь край клинка,

Он в тело белое вопьётся,

И слёзы горькие прольются,

Такая жизнь, брат, ждёт меня.

И слёзы горькие прольются…

Такая жизнь, брат, ждёт тебя…

Пропел, но вдруг осознал, что по ошибке заменил последнее слово.

– Тьфу-тьфу-тьфу! Не приведи Господь! – сплюнул и три раза постучал по своему лбу.

Лучи, уже совсем яркие, разлетались во все стороны. Высоко над головой беззаботно парили озёрные чайки, радуясь солнцу и заполняя утро далёкими криками.

Остров Буян радушно встречал Добрыню и Александра, обещая им светлый новый день.

8

Тренировка

Солдаты подносят лезвия к горлу наставников. Рыдания разрывают грудь, но Анастасия не сдаётся.

«Сейчас ваза сдвинется. Она сдвинется. Я слышу её! Сейчас!»

Мир, кажется, замирает. Она слышит, но не камень, а как рассекается плоть. Наставники падают на пол.

Из её груди вырывается крик, но отчаяние лишь усиливает боль. Ваза остаётся на месте.

И вот уже её друзей кладут на спину, а возле каждого из них встаёт солдат, направляя остриё клинка прямо между глаз.

Зенон облизывает губы и медленно произносит:

– Прекрасно. Пусть эти твари увидят оружие. Наставники были людьми и не заслужили встретить смерть лицом к лицу. А эти исчадия достойны встретить её сразу по праву рождения, – улыбается, неотрывно глядя на Анастасию. – Только попробуйте закрыть глаза, выродки!

Солдаты крепче сжимают рукояти кинжалов, но ваза по-прежнему остаётся неподвижной.

Анастасия не может перестать плакать, повторяя: «Сдвинется… Сдвинется». Мгновения кажутся густой липкой массой.

Она слышит дыхание друзей и биение их сердец, но не может ощутить холодный камень вазы на пьедестале. От слёз становится трудно дышать.

– Друзья… Друзья… – прерывисто шепчет она срывающимся голосом, пытаясь успокоиться и сосредоточиться.

– Друзья?! – дёргает головой Зенон. – Да какие они тебе друзья?! Они тебя больше, чем меня, боятся! Ты монстр даже для монстров. Командир, кончайте уже с этим!

Вдох. Мир снова застывает.

Кинжал оставляет в черепе зияющую рану, разъедая плоть. Яд на лезвии обезображивает лица, превращая их в кровавое месиво. Края раны пугающе загибаются, а глаза, кажется, растворяются.

Анастасия испускает резкий и шумный выдох.

«Сердца не бьются».

Она замирает с раскрытым ртом, как от внезапного удара в живот, не в силах сделать вдох.

«Сейчас».

Всё происходит мгновенно.

Анастасия с силой стискивает кулаки, так что белеют костяшки пальцев. Доспехи солдат лопаются прямо на их телах, острые металлические края впиваются в плоть, и из ран струями хлещет кровь.

Анастасия, вскинув сжатые кулаки вверх, заставляет латы сжаться ещё плотнее.

Треск ломающихся костей быстро смолкает.

Убийцы содрогаются в конвульсиях: их глазные яблоки лопаются, внутренние органы разрываются, а мышцы выворачиваются наизнанку.

Они падают на пол, словно из них выжали жизнь, как из мокрой тряпки.

«Я… убила», – свершилась месть за гибель друзей.

«Ваза», – треск, подобный раскатам грома, эхом разносится по залу. Огромные багряные глыбы, точно исполняя причудливый танец, взмывают ввысь и устремляются к подножию трона, где… Зенон, будто резко лишённый дыхания, безжизненно падает навзничь, прежде чем камни с грохотом погребают его под своей тяжестью.

Анастасия, всё ещё не в силах унять дрожь, не отрывает взгляда от образовавшейся груды.

«Получилось?»

Она делает осторожный шаг и замечает руку, торчащую из-под завала. На большом пальце покоится массивный перстень с печатью, а с ладони стекает густая алая струйка.

«Я… убила? Зенона?»

Вдруг из-за колоннады доносятся громкие хлопки.

Обернувшись, Анастасия со стягивающим всю кожу трепетом видит знакомую фигуру. Зенон, обнажённый до пояса и облачённый лишь в стальную набедренную повязку и высокие компрессионные чулки для капсулы перехода, медленно приближается, невредимый и целый. Он рукоплещет ей.

– Великолепно! Ты – великолепна! Да, я ожидал чего-то подобного, – он с брезгливой гримасой осматривает кровавые пятна на белоснежном полу и искорёженные останки своих солдат. – Поэтому не жаль жертвовать суррогатом, хоть сейчас такого уже не сделать, но я рад, что ты смогла проявиться себя даже лучше моих предположений. Просто я и представить не мог, что всё будет настолько… великолепно! Ты явно унаследовала эту черту от отца – страсть производить впечатление! Браво! – он подходит вплотную, взирая на Анастасию сверху вниз. – Для своего возраста… Постой-ка, – Зенон задумчиво рассматривает в своей ладони её косу, – тебе ведь скоро будет четыре месяца, не так ли? А выглядишь на лет пять-шесть. Да, всё верно, – отпустив волосы Анастасии, он с хрустом разминает шею, – как и у багрянородных, рост происходит скачкообразно. После четвёртого месяца можно считать, что месяц идёт за полтора года, а то и больше. Ого! Так у тебя пубертатный период начнётся к моему дню рождения, – Зенон, причмокивая, щурится, глядя на неё, но она сразу же отводит глаза в сторону. – Но после первого года рост замедляется, а молодость остаётся. Немного завидую…

Он внезапно преклоняет перед ней колено и нежно кладёт руку на плечо. Анастасия решается посмотреть на Зенона, и их взгляды встречаются.

– Запомни: сила – это власть. А жизнь, – он наклоняется ближе и почти шепчет, – просто театр одного актёра. Полагайся только на себя. Друзей не может быть у таких как мы… как ты. И именно тебе важно стать совершенством в этом мире, настоящим и единственным «венцом творения богов». Тогда займёшь этот трон, и никто не сможет лишить тебя власти, – Зенон встаёт и расправляет плечи, – никогда! Только… надо придумать, как тебя сдержать на всякий случай…

Слёзы уже иссякли, но руки всё ещё предательски подрагивают. Анастасия ощущает, как нечто горячее капает на её плечо с мочки уха, и влага собирается под носом.

Она быстро проводит языком по верхней губе: «Солёно».

Тыльной стороной ладони Анастасия вытирает эту мокроту́ и замечает алый след: «Это моя кровь?»

– Двести двадцать четыре дня с момента проигрывания воспоминания. Воспроизвести следующее? – электронный голос вернул Анастасию из глубин уяма мнемы.

– Довольно, – выкрикнула она, и стальные наручи раскрылись.

Анастасия, окончательно придя в сознание, обнаружила, что руки всё ещё в том же положении, в каком она их видела в своём многократно просмотренном воспоминании, где обучалась искусству контроля над гневом и бесстрастием. Быстро протерев глаза, с удивлением заметила на ладони несколько капель крови.

– Начинаю утреннюю тренировку, – вновь прозвучал электронный голос.

Впереди из пола выдвинулась зеркальная поверхность и капсула со сменной одеждой для занятий.

Тусклое зелёное освещение озарило не маленькую девочку, а уже подростка. Она взглянула на отражение ближе: от той, прежней, с белыми толстыми косами и широко распахнутыми золотисто-зелёными глазами, не осталось и намёка. Теперь – короткий и колючий ёжик на голове, и вечно сдвинутые брови. А ещё рука от плеча до локтя «украшена» металлическим плетением татуировки, вшитой в кожу – нейропластиной, которая позволяет Зенону в любой момент обезвредить её.

Анастасия оделась, и в тот же миг зеркало с капсулой скрылось в полу. Послышался скрежет железа, и из темноты возник человек, облачённый в серебристо-чёрную броню. Он был на несколько голов выше. Она не знала, как его зовут, только должность – «Состязатель».

Усмехнувшись, подумала: «Ему бы больше подошло истязатель».

Когда Состязатель поравнялся с Анастасией, не медля нанёс ей удар по щеке тяжёлой беспалой рукой. Из динамика на его груди раздался мужской голос, который, как обычно, пытался удостовериться, что она вернулась в реальность:

– Уже чувствуешь? Ты чувствуешь боль?

Анастасия замерла, сосредоточившись на том, чтобы собрать кровь, стекающую по подбородку в ладонь. Её взгляд устремился в сторону, и в то же мгновение массивное тело Состязателя отбросило к стене арены, буквально впечатав в камень.

Пока он приходил в себя, она устало окинула взглядом свою келью. Внимание привлекли следы алмазной пилы на гладких стенах и скамья со столом, вырезанная в камне. Свет проникал в круг арены лишь через единственное отверстие под куполом.

«Раньше казалось, что это дыра в небо. Ага, наивная!»

Прикоснувшись к «отверстию» однажды, она осознала, что это всего лишь круглый фонарь, имитирующий дневной свет или сияние лун.

Размяв руки, она обратилась к Состязателю:

– Ты долго собираешься копаться? И что ты там мямлил о боли? Я-то чувствую, а ты… – и, стиснув зубы, процедила: – Ты не почувствуешь, даже если я буду постепенно отрывать конечности и расплющу каждый механизм одним взглядом. А в живую, один на один, не вынесешь и мига – сдохнешь. – Она улыбнулась, сжимая и разжимая кулак. – А жаль… Но что с тебя взять? Трус. Прячешься в соседнем зале, управляя этой машиной. И, что самое неприятное – очень халтурно! – Снова раздался громкий скрежет металла – Состязатель почти выбрался из разрушенной стены. – Надо Зенону нажаловаться, пусть кого-нибудь поспособнее пришлёт!

Раздался ещё более громкий скрип, и боевая машина вновь обрела устойчивость.

– Продолжим, – прошелестел мужской голос из динамика. – И меньше ненужной агрессии. Тебе ещё сегодня на задание. Опять сбежавшие твари с силой богов прячутся за спинами простых работяг из деревни.

Анастасия приняла боевую стойку, опустившись на одно колено и отведя другую ногу в сторону, готовясь отразить нападение.

– Кто бы говорил об агрессии! – ядовито заметила она.

От предвкушения ладони вспотели, когда яркий луч фонаря осветил фигуру Анастасии, и началась её утренняя тренировка.

9

Сын

Солнце давно миновало зенит, и жара начала спадать. Небо постепенно затягивалось тучами. Насколько хватало взгляда, вокруг расстилалась южная степь. Жёлтый океан тонких стеблей дикой пшеницы изредка разбавляли яркие пятна полевых цветов и зелёные островки кустарника.

Внезапно в неподвижном, нагретом воздухе что-то изменилось. Лёгкий ветерок резко усилился и прокатился волной по полю, заставляя насекомых в траве трещать, а пыль на старой дороге закручиваться спиралью.

Ветер овладел степью, и она смиренно отдалась его силе.

На размытой линии горизонта появился пахарь, словно высеченный из камня. Он уверенно правил лошадью, крепко держа поводья, а деревянная соха тянулась позади. Лемех скрипел. Сила словно витала в воздухе и возрастала с каждым шагом, подобно древнему лесу, оживающему в мощи пахаря. Несмотря на тяжёлую поступь, он двигался совершенно бесшумно, как будто парил над землёй.

Пахарь приблизился к камню, служившему основанием для ствола ракитового куста. Отпустив поводья, он медленно протянул руку к засохшим веткам. Пальцы коснулись гладкой холодной поверхности, и в этот момент небо озарилось ярко-зелёным лучом.

Вдалеке, у самого горизонта, потоки воздуха рассекали травяное море, создавая косые волны. Над ними, на круглой площадке винтолёта стояла вытянутая фигура в неестественно прямой позе.

«Прислужник Энкилотея уже здесь».

Моргнул и стал видеть его глазами: острые пальцы скользили по карте на пульте управления винтолёта. Вздрогнул и направил четырёхпалую руку на схематическое изображение купола. Тут же прозрачный свод накрыл винтолёт.

«Ищи Ветра в поле.24 И координаты, вроде, точные. А где ты, змей бы тебя побрал, Дар Ветер?» – услышав в его мыслях своё имя, пахарь потерял улыбку.

Когда прислужник взглянул на рамку курсографа, зрачки сузились, превратившись в вертикальные полосы. На светящейся карте двигалась точка, указывая на местоположение.

Под днищем на земле появились глубокие борозды. За ними виднелись выкорчеванные пни и отброшенные в сторону валуны.

«Старый пахарь пашет поле – дурной знак», – вспомнил детскую считалку прислужник, и на тёмном лице промелькнула ухмылка.

На небе уже сгустились тучи. Наконец перед винтолётом проявилась зелёная световая линия, разделяющая небо на две части. За этой острой чертой особенно ярко выделялся контраст между белой рубахой пахаря и его серебристыми волосами, рассыпавшимися по плечам.

«А, Дар Ветер, Вы, должно быть, уже в моих мыслях? Добрый вечер!», – прислужник помахал рукой.

Налетел сильный ветер. Чернота небосвода разверзлась белым огнём, и гром эхом прокатился по степи.

Конь, запряжённый в соху, испуганно замер, вперив глаза в сторону быстро приближающегося серебристого диска и заржал, выдавая свой страх.

Небеса расколола молния. Губы Дар Ветра в белой бороде плотно сжались.

Одним движением глубоко вонзил плуг в землю и нежно провёл пальцами по гриве коня.

Винтолёт беззвучно завис над травой. Первые капли дождя, становясь всё сильнее, ударялись о силовое поле. Дар Ветер не спешил, в то время как прислужник быстро спрыгнул с парящего диска и большими шагами принялся сокращать расстояние.

– О владыка горных вершин, – тихо, но уверенно произнёс он, поклонившись. – Гос-сподин южных с-степей и дорог, отвращающий зло и неумолимый, яс-сногрозый молниевержец, дос-стославный миродержец и воздаятель! Вы всемогущий, вс-севластный и вс-севедущий вс-сеотец, земледелец и кожедел, – прислужник улыбнулся и, будто отвечая на невысказанный вопрос, добавил: – Вы знаете, почему я здесь, так ведь?

– Скажи, Балем, – низкий голос прозвучал подобно далёкому раскату грома.

Прислужник вздрогнул и ещё ниже склонил голову, едва осмеливаясь поднять взгляд.

«Всеотец назвал меня по полному имени!» – услышать обращение по имени от «небожителя» значило многое.

– Приказ Зенона остаётся в силе. Беглых багрянородных продолжают ис-скать и уничтожать. С-солдаты наместника теперь убивают не только жителей Царь-Града, но и обитателей вс-сего Плодородного Полумес-сяца, полагая, что они могут укрывать с-сбежавших. Но это не вс-сё, – Балем выпрямился и провёл рукой по своим гладким рубиновым волосам. – Отряд ордынцев в пос-следний раз находился под командованием предполагаемой предс-ставительницы пос-следнего поколения – одной из багрянородных. Говорят, намес-стник таким образом обучает её, давая ос-собые поручения в перерывах между её пребыванием в Храме Подавления.

Короткая вспышка заставила Дар Ветра зажмуриться. Снова степь, но другая, нереальная.

«Развилка, камень, свернуть налево».

Он вновь вошёл в Коло через темнокруг, и пред взором тут же возникли образы, будто сотканные из тьмы: обнажённые мечи касаются рук, защищающих головы. Пальцы в перчатках с силой вырывают маленькие тела детей из рук кричащих женщин. Лезвия рассекают топоры и плоть мужчин, вставших на защиту своих семей.

По белым плитам и пыльным дорогам расплывается свежая кровь. Пурпурные, золотые и простые холщовые одежды пропитываются алым. Лица искажены ужасом.

Свет падает на солдат. Они расступаются, и во главе отряда стоит совсем юная девочка с окровавленным копьём. Её лицо не выражает никаких чувств. «Зенон, я выполнила задание», – слетает с её уст.

Дар Ветер открыл глаза и глухо, точно голос исходил из самых недр тела, проговорил:

– Однажды мой плуг уже запрягали змеем, и нет ничего, что помешало бы этому свершиться вновь.

– Не с-стоит, к чему? – Балем осклабился и спрятал руки за спину, будто пытаясь отдалиться. – Я лишь пос-сланник и с-служу с-своему гос-сподину, а он верен вам. Люди будут молить о помощи. С-снова придётся вмешаться. Завис-симость от богов – часть их программы. Вам ли не знать!

Прислужник оглядел босого мужчину в потрёпанной одежде, по-видимому усомнившись в том, с кем говорит. Дар Ветер почуял его неуверенность.

Тогда он расправил плечи, и фигура мгновенно преобразилась, обретя величественность десятиаршинного25 исполина. Глаза стали больше, заняв почти половину лица, переносица разгладилась, а профиль стал похож на мраморный бюст. Полные губы искривились в усмешке. Молния вспыхнула за спиной, озарив всё вокруг. Он внушил прислужнику свой истинный образ. Прислужник в испуге отпрянул.

– Люди отныне не нуждаются ни в чьей помощи. Всё, что произошло – вина твоего хозяина!

Ответ последовал незамедлительно. Со стороны винтолёта донёсся глубокий, бархатный голос:

– Ну привет, Дар Ветер!

Вмиг пространство прорезал луч проекции такого же гиганта. Его полупрозрачное зелёное тело сверкало в падающих каплях дождя.

Полночерт не всегда точно передавал облик транслируемого объекта, но сейчас были различимы даже выпуклые округлые чешуйки и кольцевидный переливчатый узор, опоясывающий грудь. Широкая массивная корона изогнутых рогов венчала узкую голову. Толстый вытянутый хвост с роговыми наростами посередине служил дополнительной опорой.

Звериные черты и неестественно длинная шея контрастировали с человеческими признаками: двумя ногами, двумя руками и мускулистым торсом. Из одежды – только набедренная повязка, сплетённая из металлических нитей.

Полупрозрачный гигант раскинул четырёхпалые ладони с огромным шипом вместо пятого, большого пальца.

– В основе нашего мира – стена. – Его рот, представлявший собой слегка приплюснутый кератиновый клюв, едва двигался. – Стена, разделяющая виды. Если стороны решат, что её нет – будет война. Точнее – бойня. Стена – закон, и я уважаю его. И не только я. Наследие нужно сберечь. Мир пока держится на этом. Но подумай о главном инстинкте каждого псевдоживого существа – самосохранение. Люди будут потеряны, если в их обществе начнёт властвовать хаос, и пойдут на всё ради выживания. А что, если после убийства багрянородных они захотят уничтожить стену? Или, – Змей выдержал паузу, играя желваками, – тебя?

Дар Ветер прищурился и внимательно осмотрел призрачную фигуру.

– Энкилотей, мой дорогой друг, если багрянородных вовсе не осталось, то днесь мир принадлежит исключительно людям. Ты знаешь, я создал для рода человеческого идеальную форму правления, однако, как видишь, Зенон и его сторонники выступили против. Это их право, понимаешь? Повременим и посмотрим, как события обратятся в грядущем. В противном случае не имеет смысла сохранять жизнь на Земле.

Лицо Змея дрогнуло – этот сухой итог его не удовлетворил.

– Подобное решение ставит под угрозу не только мою жизнь, но и существование всего племени нагов.

Теперь даже не сомкнув век, Дар Ветер вновь погрузился в Коло. Бескрайнее поле, как и раньше. Вдалеке виднелся тот самый камень-навигатор. Перед ним всё так же стоял Змей, но уже не проекция, а живой и вполне осязаемый образ.

Дар Ветер не говорил вслух. Его слова просто возникали в воздухе, словно лёгкие облака, окутывая пространство вокруг головы: «Занятно, а вот теперь я нашёл тебя в Коле, и понимаю, к чему ты клонишь, друг. Просто хочешь пробудить во мне сознание вины за упущенную возможность, однако я не медлил, поверь. Будущее доступно мне шире, и я давно знаю о ходе событий. Сейчас всё идёт своим чередом».

Змей широко открыл клюв в смехе, обнажив острые и плоские зубы, напоминающие клинки с зазубринами по краям. Его слова мгновенно заполнили простор между ними, кружась и падая на жёлтую траву, совсем как осенние листья на ветру: «Давай выйдем обратно, в Оборот. Я хочу говорить открыто, а не твоим любимым приёмом – через Изнанку. Мне это надоело ещё тогда, в юные годы на старой Земле».

Дар Ветер медленно кивнул: «Да, ты совсем не изменился. Вместо пустых нареканий я бы предпочёл за прощение твоего двукратного предательства и мой тебе дар встать на путь исправления услышать благодарность».

«Путь исправления? О, Великий Змей! Мне пришлось начать жизнь сначала на планете нагов, как зелёному хвостатому младенцу! Я оказался в теле, можно сказать, животного. Был вынужден подчиняться их звериным законам».

«И всё же лучше, нежели попросту исчезнуть в бездне, друг мой».

В материальном мире прислужник Змея, утомлённый и взволнованный, переминался с ноги на ногу, наблюдая за двумя богами. Они смотрели друг другу в глаза, совсем как давние возлюбленные, но их взгляды оставались пустыми и безжизненными. Замечание Балема, подобно лёгкой тучке, проявилось в Коле, и Дар Ветер со Змеем тут же вернулись в реальность.

– Бал! Избавься от любых суждений! – рявкнул Змей.

– Не думать, понял, – кивнул Балем, едко добавив: – Хотя Вы, владыка, час-сто прос-сите об обратном.

Змей уже поднял полупрозрачную ладонь, чтобы ударить прислужника по голове. Но Дар Ветер оказался быстрее – взмахнул рукой, и порыв ветра отбросил того к винтолёту.

«Я сам разберусь со своим прислужником! – вновь в Коле буквы заплясали вихрем, точно маленькие молнии. – И не стоит пытаться снискать дешёвый авторитет, упоминая его имя! Он – Бал. Сокращение – набор символов. Без высшего смысла. Разве нужно значимое имя скоту на убой? Или транспорту? Есть название – винтолёт. Грузовой, пассажирский. Первого, второго поколения. И у людей есть название – люди. Простая аббревиатура, техническая. Достаточно! А такие, как Бал, и вовсе… обрели эту сущность не естественным путём, а благодаря принятому дару и проклятию крови нагов. И лишены права на настоящие имена, подобные нашим. Лишены… – Змей, показалось, усмехнулся. – Тобой же были лишены, кстати! Когда ты по какой-то причине решил, что именно я склонил людей войти в темнокруг и узнать, что они… просто инструмент».

Слова, как крупные снежинки, закружились над полем: «Ты неверно истолковал мои тогдашние намерения и поступок – это тебя я лишил значимости имени в Коле, а не людей. Каждый же из них, кто отныне рождается живым, одухотворённой частью Изнанки, обретает имя, и оно всегда, понимаешь, всегда и навсегда будет исполнено глубокого смысла. Ибо вдохнув в них жизнь, мы наделили их правом быть столь же живыми, как и мы сами! Балем – имя, означающее вдумчивого наблюдателя и мыслителя. Пусть он помнит и знает, кем его нарекли».

Змей скрестил руки за спиной, полуприкрыл жёлтоватые глаза тяжёлыми веками.

«Живыми?! Ты забыл, выжил из ума или заигрался – вот этого я не пойму никак! Как дитя, наделяешь духом неодушевлённые по своей природе игрушки в твоих руках, механизмы, которые, по сути, давно устарели после того, как запасы золота в недрах Земли были полностью исчерпаны».

Дар Ветер увлажнил губы языком.

«Знаю, непросто постичь суть того, к чему имеешь лишь косвенное отношение!»

«Косвенно говоришь? Да я вместе с тобой, этими руками, создал людей – инструмент по добыче и обработке золота, – пламя вырывалось изо рта Змея почти при каждом слове. – Машины из биоматериала, только копирующие функции наших мышц и органов! Имитация жизни, но не её проявление. И то, что после, путём многих проб и ошибок Г’Эонэтал и Аний Юнт смогли наделить их способностью размножаться, а Ария Огня и Траэн Мор позволили Колу распознавать их как полноценных пользователей, – просто вынужденная мера нашей экспедиции для обеспечения автономной работы производства, и не более!»

Змей поднял кулаки, а затем резко опустил их, глядя, как Дар Ветер отвечает ему лишь невозмутимой усмешкой. И продолжил уже спокойнее, как капли дождя, орошающие сухую землю в Коле: «Зачем ты меня позвал? Ты же можешь просто возникнуть в моём сознании, как обычно!»

«На сей вопрос дай ответ мне ты, Энкилотей!» – фразы, подобно раздутым искрам угасающего костра, разлетелись тучей, медленно оседая на траву.

Дар Ветер выждал, пока все они опадут, и, раскрыв ладони, заговорил снова: «Почему же ранее не удавалось установить контакт с тобой ни через мыслекруг, ни даже через темнокруг? Знаешь, искал тебя повсюду. И лишь сейчас, когда ты соизволил явиться в виде полночерта, я смог обнаружить тебя в Коле. До этого момента – тщетно. И вот я на острове, а ты в горной темнице. И только при личной встрече ты открываешь мне доступ к своему профилю. И мы общаемся на расстоянии, как и прежде. Если бы эта возможность была доступна ещё вчера, не пришлось бы беспокоить тебя. Однако ты защитил свою учётную запись новым межсетевым экраном, скрывающим помыслы. Зачем, осознай? Пытаешься уйти от ответственности, делая вид, что не имеешь к этому отношения? Или лучше обсудить эту тему напрямую с твоим новым последователем, Зеноном? Да, пожалуй, стоит спросить у него об этой новой разработке – Коло-заслоне, блокирующем даже мои способности мыслевидения. Вероятно, решили воспользоваться тем, что я всё ещё нахожусь в этом клоне устройства с протоколом версии четыре. Так это работает? Знаю, наместник создал его из материала автохтонов. Именно у них всё работает по локальному подключению, их мыслепоток не обманешь. Не ты ли посодействовал?»

Змей слегка приоткрыл плоский клюв, обнажив зубы, как хищник.

«Знаешь ли, я и не мог помыслить, насколько ты ещё слаб и таишь невнятную обиду. Бесспорно, как всегда, ты прав, Энкилотей. Не стоило звать тебя. Напрасная трата времени. Предлагаю закончить. Сегодня хотелось бы выспаться».

«О да, ещё как удастся выспаться, у тебя же сотни тел-суррогатов, – и слова Змея горящими углями взметнулись вверх, ярко вспыхнув алым пламенем насмешки. – Выбрал облик-то аса, а мне решил дать этот, с хвостом. Кончай притворяться! Ты сохранил мою учётку с данными воспоминаний в облаке, потому что всегда знал, что я тебе ещё пригожусь, прямо как сказочный зверёк! Однако без меня ты ничто».

«Тем не менее, без тебя я смог даровать тысячи жизней. Почти всему вокруг нас».

«И отнял тоже немало, друг! Лишь вспомни о сожжённом мире братьев моих меньших, автохтонов. И из своей тюрьмы, находящейся внутри вершины Рыбьей головы, я уже давно вижу только скалы, существовавшие на этой проклятой планете с самого её рождения. Держишь меня здесь, как цепного пса. Связываешься только когда нужен совет. А сам в это время занимаешься садоводством в удовольствие и созерцаешь происходящее, будто это какая-то игра, а ты её распорядитель. Возможно, Балем прав: мы с тобой как супруги со стажем».

«Отнюдь, и если сопоставлять с игрой, то я, пожалуй, такой же игрок, ведь пожертвовал кровью».

– Своей же! – не сдержавшись, громко выпалил Змей уже отвечая ему в реальности. – Вижу, да… это больно, так говорить. Но, – он улыбнулся глазами и принялся растягивать слова: – существует последний шанс, зависящий от одного…

– На всё моя воля! – внезапно закричал Дар Ветер. – Не в твоих силах помешать должному произойти. Твоя память хранит лишь обрывки прошлого, а будущее осталось почти забыто. Отныне никому не дозволено войти в «Светлое пламя», даже химерам…

Змей разинул клюв шире:

– Кроме его. И значит, он может повлиять на судьбу Зенона и всего человечества. Путь будет нелегок. Все его отвергнут. Я помню. Его это очень ранит. А нужно просто принять себя. Каким есть. Никого не искать. Смириться, что остался один.

Губы Дар Ветра задрожали, и белые волосы взлетели над плечами, подхваченные резким вихрем. Его трепет передался Змею, и тот, с горящими глазами, плавно изрёк:

– Ясно. Смеешь упрекать в том, что я до сих пор не простил. При этом сам продолжаешь не принимать себя. Поэтому всё происходит одинаково, раз за разом… Точно кусаешь свой же хвост!

Дар Ветер выдохнул. Выпрямился, стряхнув груз нахлынувших чувств. И улыбнулся. Искренне, безмятежно.

– Сначала я мечтал быть с тобой всегда, тая наивную надежду, что наконец отыскал равного. Затем, подобно глупой испуганной твари, намеревался сбежать, скрыться, изничтожить твой образ из памяти. Но теперь, – он прикрыл глаза и засмеялся, – мне всё равно. Ради этого ты здесь на самом деле – мы связаны судьбой, нитью в Коле, и это факт, от которого не уйти. Смотри на меня, – Дар Ветер слегка приподнял раскрытую ладонь, и голова нага дёрнулась, – смотри прямо в глаза. Следи за мной, пытайся уязвить любым способом – всё в твоей власти, я позволяю. А в моей – наблюдать за тщетными попытками и лицезреть твоё осознание бессилия. Не это ли, осознай, воодушевляет? И ты не вправе ни распознать, ни повлиять на него в Коле. Будь уверен, я приложил все усилия ради этого…

Змей нахмурился, стараясь отвести взгляд, но невидимая хватка Дар Ветра удерживала лицо. Тогда исподлобья он бросил тяжелый взгляд на друга и еле слышно прошептал:

– И всё-таки… Как ты там… Любишь повторять: «Знаешь ли»… А я вот знаю! И мне этого достаточно – просто знать, где твой так называемый сын.

Мемория вторая,

в которой прежний владелец книги узнаёт от своего дедушки, что каждому поколению надобна своя сказка

Я вытер вспотевшие ладони и снова посмотрел на рисунок Дар Ветра в книге. Додумывал детали. Шесть-семь метров роста, глаза почти в пол-лица. Белые волнистые волосы спадали до плеч, а густая борода обрамляла крепкое тело. Кожа очень белая, почти прозрачная, точно мрамор, а нос – ровный, совсем без углубления переносицы, как у древних изваяний. Возможно, такой нос его расе нужен, чтобы нагревать сразу много воздуха в условиях сильного холода на родной планете. Или огромные глаза без видимых белков могли стать следствием недостатка солнечного света. А белая кожа – из-за особенностей местного светила, например, угасающей звезды, ведь ультрафиолет…

– Дед Сало! Непонятно, – призналась сестрёнка, наморщив веснушчатый носик.

Дед пожал плечами:

– Ну что ж, коли так, пора заканчивать с утетим всем – идите играть!

– Нет! Так нечестно! – в один голос воскликнули Саша и Настя. Их привычка говорить одновременно иногда пугала.

– Тогда какой смысл было вообще начинать? – Варя закатила глаза и протёрла очки уголком рубашки.

Дед Сало кашлянул и взглянул на меня. Осознав, что сижу на самом краю дивана, сгорбившись и скрестив руки на груди, я расслабился, откинулся на мягкую подушку.

– А ты чого мовчишь?

– В целом, всё ясно, но кое-что смущает… Я правильно понял, что, по словам Змея и Дар Ветра, люди появились не в результате эволюции?

– Шо? – дед посмотрел на меня с таким недоумением и даже презрением, что сразу стало неуютно за свой, по сути, научный вопрос.

– Ну, эволюция, процесс развития…

– Эволюция-шмалюция… Утром у твоих штанах! У людей не було её и не будет никогда, понятно, да?

– Ла-адно, – протянул я, растерянно тряхнув головой от столь… неожиданного ответа. – Вопрос по-проще: почему Дар Ветер вдруг стал огромным? И в каком измерении они вообще со Змеем общались?

Дед Сало, постукивая пальцами по подлокотнику, задумался.

– Там сложна схема… Як ж вам пояснить-то… Короче, у целом, весь мир, планеты повязаны невидимой системой, яка пронизывает и передаёт усе думки26, чувства будь-яких живых существ – разумных и неразумных. Утетой системе имя Коло. – Он почесал подбородок. – Не знаю, як бы…

Я развёл руками:

– Ну, это наша сегодняшняя всемирная сеть для ЭВМ. Только Коло – для мыслей.

– Там не только думки, а усё… Уси души, сознание.

Варя щёлкнула языком.

– Сеть-душ. Просто.

– Ну шо ж, нехай так, тока не сеть, а больше – круг, Коло… Саме у нём Дар Ветер общался со Змеем.

Я нахмурился.

– А как он подключался? Он же особо ничего не делал для этого. Как такое возможно? Должно быть подключение, например, беспроводное или локальное…

Дед Сало прищурился.

– Без проводов – это утета коробочка, шо висит у нас в коридоре на стене?

Кивнул, не желая вдаваться в детали, которые не смог бы объяснить деду.

– Ха, ну коли так, у них теж було щось схоже. Называлося «мыслекруг». Але було и ще подключение. Проводное. У автохтонов через отростки на хвостах. Они присоединялися до особливого места – к грибнице у огромном дереве. Це называлося «мыслепото́к».

Закусил губу, пытаясь подобрать сравнение.

– Возможно, у нас есть нечто примерно похожее – эфирная сеть.

Дед Сало махнул рукой.

– Ну нехай буде так… Отже27, Дар Ветер, у той главе, яку мы читали, був у теле-суррогате на протоколе версии четыре. Але его учётная запись, тобто28 душа, изначально була связана с протоколом Кола версии шесть. Тож…

Я в шоке уставился на деда.

– Постой-постой! Откуда знаешь о протоколах? Неужели раньше они назывались именно так? Ты ничего не путаешь?

Дедушка откинулся на спинку кресла и посмотрел на меня сверху вниз.

– Ты меня за кого приймаешь? За дурня?

– Ладно, прости… Просто они и сейчас тоже так называются, это странно…

– Ха, а ты думал, шо сеть ваша утета всемирная появилася на пустом месте? Эн-нет, хлопец… Насправди29, будь-яка технология с корнями. От литаки30 вдохновлены птичьими крылами, буровые установки нагадывают червяков, а павутина – клейкий бинт… И усё придумали не люди. Мы просто развили то, шо нам дали. А як усё называлося, так и будет называться! Так удобнее да понятнее тем, кто ведёт настоящую летопись планеты.

– Получается, – я расслабился и представил, как наша сеть ЭВМ могла бы охватить весь космос, – действительно грандиозно… И… Это не просто какая-то высшая технология, а часть… реальности, да? Но если, как сказала мама Александра перед смертью, души – просто учётные записи, то где они хранятся?

Дедушка улыбнулся и удовлетворённо кивнул, будто выиграл спор.

– В особливом месте, на вывороте сущего, Изнанке. Якщо уявить, шо мир похож на тканину, то мы находимся на лицевой стороне, яка называется Оборот, а хранилище – на утой самой Изнанке.

– Надпространство значит… А в книге есть сведения о серверах учётных записей? Как их называют?

Дед Сало развернул потрёпанный том и подвинул ко мне.

– Усе данные хранятся на облаке…

– Облачном хранилище!

– На, от, пошукай… Я погано разбираюся. На конце раздел – «Справка для администратора номер три».

Я схватил книгу и погрузился в чтение: «Если Коло распространяется на весь Оборот, то нужно узнать, что он из себя представляет. Оборот – пространство, в котором существуют все пользователи, включая вас и видимый материальный мир… Изнанка – это надпространство, выступающее в наше пространство Оборота чертой космоса, тёмной материей и энергией, в зависимости от функций по ту сторону. Оно невидимо для обычных чувств, но оказывает значительное влияние на общую реальность… То есть, если представить существующий мир как ткань, то мы все материально существуем на его Обороте, лицевой стороне, а все данные облачного хранилища, где содержатся нематериальные субстанции учётных записей (души), изначально зарождаются на серверах, физически расположенных на Изнанке. Без изнаночной стороны лицевая была бы невозможна… Изнанка и Оборот разделяются тонкой гранью, условно называемой Швом и ещё известной как пятое измерение… Шов – плоскость пространства-времени, которая искривлена сама по себе настолько сильно, что всё измерение представляет собой петлю размером меньше атома».

– Ладно, – вернул я книгу деду, – вроде понял. Тогда ещё вопрос: зачем в начале столько насилия? Хорошо, что двойняшки не поняли! Может, стоит добавить цензуру?

Из-под густых бровей на меня сердито смотрели блестящие глаза. Дед Сало достал платок и громко высморкался. Затем передразнил меня тоненьким голосом:

– Цензура, бе-бе-бе… – но тут же стал серьёзным и выпрямился. – Кто-нибудь боится?

– Не-ет! – хором ответили двойняшки. Мы с Варей только переглянулись.

Она надела очки, тщательно отполированные подолом рубашки, и взяла лежащую рядом книгу.

– Мне тоже интересно, как Дар Ветер стал таким здоровенным. Ты же говорил про какие-то тела-суррогаты, – она быстро перелистнула сразу несколько ветхих страниц. – Где тут эта справка для админа и словарик…

Дедушка почесал лысину, на которой блестела одинокая седая прядь.

– Не на самом деле он стал здоровенным. Це происходило только у сознании тех, кто его бачив31. Обаче, опричь32 того, Дар Ветер володел скопищем разнокалиберных тел. Ежели говорить проще, то було воплощение. Разумеете?

Варя встряхнула головой, словно пробуждаясь от дремоты, и переспросила:

– Воплощение?

– Для вас це, поди, сложно, – дедушка пригладил усы и посмотрел на двойняшек, которые уже бегали вокруг его кресла. Взгляд задержался на кукле в руках Насти.

– Ось у тебя улюбленная лялька… ну кукла, из тканины. А кроме неё есть куклы из кукурузы, соломы и навить фарфоровая расписная, с якой ты почти не играешься, понеже боишься сломать, агась? – спросил дедушка, и Настюшка, прижав к себе игрушку, медленно кивнула.

– Коли ты играешь, то балакаешь за куклу, думаешь за неё. Ты як бы становишься ею, бач? Те же яйца, только в профиль и у Дар Ветра.

– Дед, что за сравнения?

– Цыц! Токмо куклы Дар Ветра не такие, а особливые. Сотворялись они не из соломы або дерева, а из плоти и крови. И капля в каплю як он сам по лицу и телу. Однако ж, другие люди, – дед насупился, – и даже вовсе не люди, могли ляпать кукольные тела нисколечко несхожие на себя. Можна було створить тело будь-якого возраста, пола авось даже тварины, кошечки-собачки, и не важно кем ты на самом деле був… Да-да, – закивал он, как бы предвосхищая вопросы. – Тварина могла балакать по-человечьи, если це тело насправди якогось бога или не-бога. А могло и не балакать. Усё зависело от того, не обделили ли куклу таковыми способностями. Це як намалевать лицо игрушке. Рисуешь какое хошь! Так ось кукла у тебя, самая обычная, – дед снова указал на игрушку Насти, – с ней ты всегда играешься, кидаешь её. Не новая, але любимая, слегка пошарпанная. А яко вообразить её як человека, то у неё будут шрамы, морщины и сиве33 волосся. А есть и друга кукла – нарядная. Её можно достать, коли приходят гости, шоб чуток щегольнуть! – Дед подмигнул Настюшке, и она хихикнула. – Поклав руку на сердце, скажу, Дар Ветер, суще светлый бог, и не знал таких пристрастей, яко похвальба аль зависть. Обаче чувством прекрасного обделён не був. И у Дар Ветра тоже було много утаких кукол. И нарядная тож. Такая «кукла» уберегалась в хранилище для тел, саркофаге, у Царь-Граде. Люди, бачившие её, намысливали, шо пред ними самый настоящий Дар Ветер. А раз-другой он дотоль увлекался оной забавой, шо упускал из виду, где находился – у каком из всех утетих тел-кукол. Да таковские имелись и у великого нага Змея-Энкилотея, и у многих соратников его. У Зенона також. Понятно, да?

– Нет! – опять в унисон выпалили двойняшки. Варя покачала головой.

Но я, кажется, уловил суть, несмотря на путаницу в рассказе деда. Копии, или тела-суррогаты, одного человека хранились в разных местах. Если жизни угрожала опасность, он мог переместиться к одной из своих «кукольных» тел, чтобы сохранить сознание или, как они это называли, профиль пользователя. Но сделать это нужно было вовремя.

Вечная жизнь без болезней может оказаться возможной, если постоянно переселяться в более молодые тела. Но душевные страдания всё равно остануться… Хотя некоторые считают, что уныние, перенапряжение и выгорание тоже связаны с физическим недомоганием. Тогда переселение могло бы избавить и от подобных проблем.

– А где же настоящее тело Дар Ветра и было ли оно вообще?

Дед рассмеялся:

– Ясное дело, було, але сховано. И де ж оно, догадываетесь? Покумекайте.

Все притихли, и дед Сало уже хотел что-то сказать, но тут в комнату зашёл папа – высокий мужчина с окладистой бородой.

– Да на Месяце, на Месяце лежал этот Ветер! Вот ведь хитрый жук, ваш дед! – воскликнул он, поднимая на руки Настюшку, а потом Сашку. – Я эту сказку уже сто раз слышал, но так и не вник, почему этот так называемый бог вечно прятался? У тебя так-то всё сходится, бать, но это… такой очевидный косяк, что даже смешно. Если бы Ветер всегда был на Земле и оставался всемогущим, ничего бы не случилось. И сказка бы закончилась, толком не начавшись.

– Но-но, поосторожней с языком! – осадил его дед Сало, тщательно выговаривая каждое слово. – Вы б, молодой человек, хиба34 не пользовались такой игрушкой, як бы она у вас була? И рисковал жизнью? Ха! Брехня! Сидел бы больше него на лунной станции…

– Да я и без всяких игрушек не раз рисковал своей шкурой. И даже не начинай про ненастоящий Месяц! – отец повысил голос, и малыши тут же прижались к нему. – Всё в порядке, дорогие мои. Просто ваш дедушка больно любит байки травить и мозги пудрить неокрепшие. К тому же, всегда говоришь так, будто этот твой Ветер когда-то ходил по земле, как человек.

– Чтоб мне провалиться – ходил! Дар Ветер боле не хотев повторять ошибки молодости.

– И вообще, как можно такие вещи детям рассказывать? Ах, ну да, не ты же будешь к ним ночью бегать!

– Наче35 ты будешь, – дед усмехнулся с издевкой.

– Всё, хватит! Я забираю двойняшек. Они ещё слишком малы для твоих… сказочек. – Малыши на руках отца запищали от недовольства, но он быстро их успокоил: – Сейчас пойдём кушать, мама вкусняшки приготовила. А вы, – он посмотрел на нас с Варей, – слушайте эти россказни на свой страх и риск. И кстати, Ян, ты почему тут так вальяжно разлёгся? Обещал же ещё утром почистить стойла. День не резиновый!

– Ну, пап, я сейчас занят вообще-то дипломом! Видишь? – я улыбнулся и картинно развел руками, типа показывая, насколько загружен.

Отец вздохнул и покачал головой.

– Завтра утром проверю стойла. Они должны блестеть, – отрезал и ушёл в другое крыло дома вместе с двойняшками.

Варя громко перевернула страницу.

– Как понять, говорил ли Дар Ветер через «куклу» или просто передавал мысли другому человеку через это Коло? Он же мог находиться далеко, но внушать своё присутствие, так ведь?

– Ну, це вже точно только Господу и ведомо! – дед всплеснул руками. – У целом мог, думаю. Але у кого глаз намётан, быстро смекнёт, шо ему втюхать хочуть чью-то проекцию прямо у черепушку. В отличие от неискушённых у таких делах людей, як мы с вами. И общо, – возмутился, резко отобрав у Вари книгу, – слишком сложные вопросы задаёшь у самом начале! Выслухай хоча б частину, а потом вже умозаключай. Тем паче уся утета летопись проходит через мой розум, а он, человеческий, слабкий. Дещо доходиться домысливать, припускать… Шо ж поделаешь!

Я приподнялся на локте.

– Хочешь сказать, что это всё просто твои выдумки?

Дед вытащил из кармана папироску и с наслаждением закурил. Комната наполнилась дымом.

Варя закашлялась.

– Дедушка, пожалуйста, убери. У меня бронхиальная астма!

Дед аж поперхнулся:

– Етить-колотить! Давно?!

– С рождения, – ответила она с пресным лицом.

– Рано я обрадовался, шо можна вже будет чуток разомлеть! – Дед Сало в один миг потушил папиросу и выбросил окурок в окно. – Всё! Боле не буду! – Он поднял руки, как будто хотел показать искренность, а после снова указал на меня костлявым пальцем. – А теперь ты, поросёнок!

Дед никак не мог определиться, как меня называть – «поросёнком» или «глистом». Если речь шла всё-таки о моей фигуре, я бы, пожалуй, предпочёл второе.

– Выдумки говоришь… Та хрена с два! Вы ж знаете – я танкист. После того як меня долбануло по голове люком, я боле не выдумываю. У танке, щоб вы понимали, коли людина внутри перемещается, у час стрельбы люк открывается. Он весит всего-навсего килограмм шестьдесят. Иногда танкисту достаётся им по голове. После того, як мне шестой раз ударило прям в маковку, – дед постучал ребром ладони по лысине, – полностью отключился элемент фантазии и самобытность мыслення. Для меня и так, и так – не бувает. Должно либо так, либо так… Без уступок! Правда чи ничего! – хлопнул в ладоши и потёр их, словно раздавил жирную муху.

– Хорошо, допустим, мы поверили, – я снова откинулся на спинку дивана.

Времени оставалось мало, и я задумался, что ещё спросить. Хотелось узнать больше о Змее-Энкилотее. Из рассказа стало ясно: это странное существо – гигантский ящер, ростом с Дар Ветра. У него тело и лицо человека, мощные рога и огромные зелёные глаза. Из-за них рассыпалась моя теория о недостатке света. Но, может, на планете Змея тоже его было мало? Только по другой причине. И ещё жёлтая радужка упоминалась – следствие накопления жировых пигментов. Значит, в ультрафиолете они светятся зелёным, лучше видят в темноте. Планета, вероятно, жаркая, ведь Змей как бы пресмыкающийся и, очевидно, хладнокровный. Тогда возможно, его мир покрыт густыми лесами. Поэтому у нагов тоже огромные глаза для лучшего обзора: из воды, под водой, сквозь заросли…

Но тут в голове, буквально из ниоткуда, внезапно возникла совсем другая картина: бескрайняя пустыня, а в центре – мир, измождённый технологиями. Вокруг – лишь огромные экраны и высотные здания. Всё требовало постоянного внимания, наблюдения, поиска. И солнца… два! Однако они… тусклые, едва различимые сквозь плотную завесу дыма или туч, которые казались бесконечными.

Мои размышления прервал голос Вари:

– Слушай, дед, я тут подумала: они все там в книге же вроде в средневековье играют, но оружие у них какое-то непонятное. То мечи, то пики, то вообще какие-то инфрастволы. А ещё штуки эти летающие… винтолёты? Я вообще запуталась, что к чему.

Дед почесал кончик носа и слегка шмыгнул.

– А шо тута непонятного? У те часы, коли боги управляли планетой, технологии на самом высоком уровне були. Покраще, чем у нас сейчас. А мечи и пики тому, шо боги не дали людям огнепалу36. От дурных детей подальше решили. Слишком небезпечне, мол, – дед хмыкнул. – Як бы мечи с пиками и луками безпечные, ага. А инфраствол… Це не огнепал, а мощный ретранслятор. Раздаёт волны, впливающие37 на сознание, только у подручной форме. Боги дали его людям, щоб багрянородных с их неограниченными способностями могли приборкать38. Притом ЭВМ-ы боги людям-то оставили…

– Ну, всё-таки ж потом дали… А что за боевая техника в нулевой главе?

– Дык, це було у часы Войны Богов. Потом пропало. Навить39 наместнику не разболтали, де уто усё добро поховано40. Але це попозже, презабавный такой сюжетный поворотец, – дед хитро усмехнулся.

– И на сколько позже? Мне-то ещё нужно конюшню прибрать…

Дедушка махнул рукой.

– Продолжаем-продолжаем, день не резиновый, як батька твой сказав. Отже, – он перелистнул страницу. – Вы усе названы на честь героев утетой самой книги. Ваших батькив ще я назвав Александром и Иваном. Потом вже мой сын своих детей – Сашей и Настей. И тебя, Ян, не просто так нарекли, а от имени Иван. – Дед перевёл взгляд на Варю. – А тебя… Потом. Сейчас пока продолжу, щоб не запутать. Короче, утети герои – правда жили и ходили по той ж земле, шо и мы…

Я выглянул в окно. Солнце жарило так, что казалось раскалённой лампой. Ветер подул внезапно. Тёплый, резкий, как струя фена, обдал лицо. На языке остался привкус степной пыли.

– Давным-давно они досягли величия, и их имена остались в столетиях. Образы их до сих пор вдохновляют усех… И вас тоже скоро. Просто дослухайте до конца. Чай каждому поколению надобна своя сказка.

10

Важный разговор

Ветер резко усилился, шелестя листьями. Солнце уже клонилось к закату, но жаркий день ещё не спешил уступать свои права. Дрозду приходилось искать убежища в тени. Бабочки не кружили над клумбами, а только приплясывали на месте, прячась среди цветов. Стеклянная крыша флорариума переливалась, словно разом раскрылись сотни изумрудно-зелёных зонтиков.

Лучи солнца, проникая сквозь густую листву, создавали причудливые блики на полированных гранях обелисков и стенах из зелёного мрамора, сиенита и пятнистого порфира.

Наместник Зенон, пройдя через сад, вступил в коридор, где между рядами колонн возвышались величественные статуи богов, выделяясь своей безупречной белизной.

Вскоре он уже был у двери в конце коридора и, спустившись по широкой лестнице, почувствовал, как снизу поднимается тёплый воздух, неприятно обдавая лицо. За этим последовали звуки оркестра и знакомый запах влаги, плесени и чего-то ещё… Нечто неуловимое, напоминавшее свежевываренную кожу, натёртую чесноком.

«По-видимому, они уже здесь. Пришли, значит, с противоположной стороны, и сквозняк принёс сюда их зловоние», – и пустился бегом.

В подземелье, озарённом красным светом, раздавалась пугающая и загадочная музыка: плач духовых инструментов, резкие и нестройные ноты струнных, раскатистый грохот литавр. Пещера содрогалась от этих звуков, как при землетрясении.

Замерев на мгновение у подножия лестницы, Зенон завороженно оглядел открывшееся зрелище. Чудилось, что красноватое свечение исходило от самих стен, пронизывая пространство насквозь. Дыхание участилось. Воздух здесь стал тяжелее, чем раньше.

– Так, – выдохнул, обнажив запястье с массивным браслетом, – открыть заметки: увеличить количество воздуховодов на нулевом уровне.

Сталь вспыхнула синим и тотчас же погасла, когда наместник опустил складки тоги на предплечье.

Из водной глади поднимались стройные ряды высоких колонн, казавшихся бесконечными. Внизу они освещались алыми фонарями, создавая впечатление каменного леса, уходящего в сумрачную даль, или оптической иллюзии, отражающейся в сотнях несуществующих зеркал.

Горожане нарекли это место «дворцом, что провалился под землю». В действительности, здание не проваливалось, а его часть была намеренно погребена, дабы во время Войны Богов жители Царь-Града могли найти здесь убежище в случае удара с воздуха. Теперь заложенные арочные окна лишь усиливали чувство тревоги, безмолвно напоминая о том ужасном годе.

Под ногами простирался лабиринт из узких мостков расходящихся в трёх направления. Каждый путь вёл к новому разветвлению, и все вместе они создавали запутанную сеть.

Он посмотрел вниз, на воду, такую прозрачную, что под её гладью виднелся пол, покрытый илом. Вероятно, до него оставалось не более аршина от поверхности.

Концерт в честь прибытия важных гостей проходил в самом сердце «подземного царства», примерно на середине пути к дальней стене, откуда по прикидкам Зенона вот-вот должны были выйти автохтоны. Там, на просторном возвышении разместились музыканты, а для зрителей полукругом, как лучи солнца, расставили обитые бархатом кресла.

Наконец, Зенон устроился в кресле напротив флейтистов, облачённых в чёрные сюртуки с красной каймой.

Он откинулся на мягкую спинку и провёл рукой по мокрой от пота залысине. В этот момент за сценой возникли несколько приземистых и коренастых фигур, полностью закутанных в длинные тёмно-зелёные плащи. «Одежда» двигалась как бы сама по себе, точно дышала.

Он встал и поклонился делегации, аккуратно придерживая складки пурпурной тоги. В ответ раздались одобрительные щелчки и утробное посвистывание, после чего все присутствующие заняли свободные места. Лишь одно кресло осталось незанятым – слева рядом.

«Всё верно, наилучшая позиция для меня».

Внезапно, поверх голов скрипачей, он разглядел, как в зал вступила последняя фигура.

«Мать всех ящеров, эста».

Она медленно шла по кругу вдоль сцены, внимательно наблюдая за выступлением музыкантов. В полумраке зала её можно было принять за человека, если бы не чуть более крупная голова и впалый нос. Она повернулась, и Зенон увидел большие круглые глаза, казавшиеся какими-то больными, припухшими. Однако так могло показаться лишь людям, ведь среди себе подобных её наружность почиталась даже привлекательной.

Наместник присмотрелся к широкому лбу и увидел углубление, похожее на закрытое веко.

«Точно, это глаз… Третий. Совсем забыл, что у некоторых, особенно у наследников правящих семей автохтонов, он появляется ещё в яйце… Мол, помогает лучше взаимодействовать с Колом и влиять на подчиненных. Фу, какая же гадость!»

Когда она открыла рот, Зенон окончательно удостоверился, что перед ним не человек.

Зубы-лезвия обрамляли безгубый зев, сложившийся в подобие улыбки. Строение челюсти имело сходство со змеиным, что наводило на мысль о её способности поглощать даже довольно крупную добычу.

«Хоть ростом на пядь ниже среднего мужика в сорок вершков41… всё равно может махом сожрать. А вот я с ними буду почти на одном уровне. Может, сейчас это и хорошо».

К нему приблизилась та, ради которой всё это представление и затевалось. Венец из тонких травинок на её голове переливался собственным зеленоватым светом. Распахнула плащ, обнажив мягкий бело-зелёный живот. Короткие массивные ноги оканчивались ластообразной ступнёй с четырьмя когтистыми пальцами, соединёнными плотной перепонкой.

В отличие от нагов, автохтоны имели менее длинный, но при этом весьма мощный хвост. Он расширялся и уплощался на конце, подобно рыбьему. При этом Зенон не раз видел, что они плавали, используя довольно примитивный метод, характерный для засадных охотников: отталкивались от воды и извиваясь всем телом.

Превозмогая внезапный приступ омерзения, наместник встал и с улыбкой подошёл ближе.

Эста, в отличие от соплеменников, понимала язык людей и знала их обычаи. В знак приветствия она подняла руку с двумя парами хватательных пальцев.

– Сдравствуй, Сенон! Я в востолге от этого места – так тепло и влас-сно, – и красно-жёлтый гребень расправился на её голове поверх венца.

– Радостно слышать, о великая эста Вэ’анди.

– Ласскасывай о пледлосении, – она широко взмахнула рукой и опустилась в кресло. Зенон последовал её примеру.

Всё её тело покрывали внахлёст мелкие ромбовидные чешуйки. На груди и руках они были килевидными, а от рёбер до ног – гладкими.

– Я глубоко уважаю ваш народ и восхищаюсь биологическими технологиями, позволяющими выживать в самых сложных условиях. Приведу маленькую летописную справку буквально на долей42 тридцать, не больше… Не против? Благодарю, – не дожидаясь ответа, Зенон продолжил: – Ещё со времён Войны Богов я высоко оценил возможности ваших старших братьев – нагов. И до сих пор поддерживаю связь с одним из них…

Вэ’анди прервала его, поморщившись и подняв покрасневшую ладонь.

– Ка43! Не намелена слусать эти длинные глупые слова.

– Конечно, мы должны более… – склонив голову, затараторил Зенон, но она снова не дала договорить.

– Мне не надо ни исвинений, ни унисения, даже объяснений твоего ис ряда вон выходясего поведения.

Зенон удивленно приподнял брови. Он не собирался извиняться, но и не хотел спорить. Жестом предложил собеседнице говорить дальше.

– Ты пледал слово данное своим хосяевам. Мне просто невдомёк, посему и ты, и твои люди, – лицо исказилось, будто она резко ощутила что-то неприятное во рту, – есё не пледаны смелти. Но не буду говолить об этом – я думаю не о себе, а о своем налоде. Жиснь к югу от стены стала тяселой, и восстановить все наши потели – моя судьба. Но… нусдаюсь в помоси, увы, – она кашлянула и снова скривилась. – Плошу помоси у людей… Но ты обесал! Ососнаешь, какие усасные события плоисходят сегодня? С севела дуют холодные ветла. Ладиация лазлушает Семлю там, где ластут насы длева жисни, олужие, еда, тлансполт. Два голода усе погибли. Да и Гбаинен сколо умрет… Аскеалап есё выделжит. Но появилось лусшее место. Я долго билась са право быть эста там. Но нусны длузья, готовые уселдно тлудиться вместе. Сами мы не сплавимся, нас мало… – она замерла и бросила на него косой взгляд.

«Мало их… Они, блин, повсюду!»

– Да, мне уже донесли, что вы не только в Африке, но и под Дальневосточной Провинцией в Ассии обосновались, прямо у Великой Стены. Как называется ваш новый живой город?

– Таклак Макан, – после некоторого колебания произнесла автохтонша. – Но не обольсайся. Мы тут лись потому, сто следуем плолочиству насего налода о селовеке-объединителе. Я думаю, это ты. Будь со мной в этих нелегких тлудах. Помоги, восвысься, стань плавой лукой. Ты не можешь откасать. Согласен? – автохтонша широко открыла глаза и протянула Зенону раскрытую ладонь.

Но наместник только слегка улыбнулся и повернулся к музыкантам. Скрестив пальцы, он подпёр ими подбородок.

«Резко она тему свернула… М-да, переговорщики из них никакие».

Её слова было сложно разобрать, а принять предложение без явных выгод – ещё сложнее. Зенон искал в облике собеседницы хоть что-то привлекательное, чтобы расположить её к себе, но безуспешно. В итоге лишь поджал губы и снова перевёл взгляд на сцену. Минуты тянулись медленно. Наконец, он заговорил, тщательно подбирая слова:

– Милая Вэ’анди! Вы правы, за убийство багрянородных меня давно должны были казнить. Но этого не случилось. Значит, у меня всё-таки есть какая-никакая власть, – усмехнулся.

Автохтонша с трудом сдерживалась. Это выдавали подрагивающие челюсти.

– Я не иглаю в политические иглы, и никогда не повтоляю воплосы, особенно когда саключаю союс… И особенно когда саключаю его с людьми!

– Я имел в виду другое, – рассмеялся Зенон и, слегка пожав плечами, продолжил: – У нас здесь с вами цирк с конями или важный разговор?

11

Совпадение

Стрекозы взмыли в воздух. В узком ущелье, окружённом густым лесом, текла неглубокая, но стремительная река с кристально чистой водой.

На мгновение сквозь кружевную завесу листвы проступили очертания небесного купола, но ветер, будто в порыве ревности, тотчас скрыл их вновь.

В чаще царила настоящая суматоха: то ветка хрустнет, то старая трещина в древесном стволе скрипнет. И вот среди этого шума раздался неуверенный, как бы вопрошающий свист. Но вскоре его сменил звук, не похожий на голос зверя: глухое уверенное клокотание, эхом разнесшееся между стволами до самого края поляны, покрытой ковром молодого папоротника.

Там, на невысоком утесе у реки приютилась скромная хижина. Рядом располагалось несколько водяных колёс, которые, вращаясь, приводили в движение бронзовые шестерни.

Среди пышной зелени ветвей виднелись светло-коричневые участки кровли, выделявшиеся на фоне густого леса. Одноэтажное здание с серыми стенами и остроконечным флигелем почти терялось в тени невысоких деревьев, обрамляющих поляну. У ступеней, ведущих ко входу, буйно разрослась высокая трава, давно не знавшая косы.

Добрыня напряжённо всматривался в сумрачную чащу леса, но по-прежнему не мог ничего различить.

– Здесь никого нет!

Он обернулся к распахнутому окну хижины, за которым стоял маленький Александр, указывая ручкой на заросли. Его рубашечка натянулась на округлых плечиках, а длинные рукава сползли вниз.

– Я проверил – никого! – с этими словами Добрыня в последний раз оглядел окрестности и, встретившись взглядом с неестественно большими золотисто-зелёными глазами Александра, отрицательно покачал головой. – Нету!

– Там! Та-ам! – он не унимался, но Добрыня уже шагал к дому. Мгновение – и дверь захлопнулась, засов встал на место.

– Александрушка, уже наступает ночь, пора спать, – почесал густую, неряшливую щетину и устало вздохнул. – Мы не пойдём гулять, – не без труда подхватил его на руки и понёс к тазику для купания.

– Папа! – пролепетал Александр, и указательный пальчик опять взмыл в воздух.

Добрыня раздел его и стал намыливать подмышки и голову, покрытую редкими светлыми волосиками.

– Всё папа да папа… зови меня лучше Добрыня, – с улыбкой произнёс он, рассматривая милое круглое личико с румяными щёчками. – Я же тебе не папа, я твой дядя. А ты мой племянник, – и потянулся за ковшом с тёплой водой, смыл пену. – Давай лучше снова потренируемся. Как тебя зовут?

Александр надул губы и отвернулся.

– Ну ладно, сложновато для тебя, долговато… Как бы покороче? – задумался, потирая подбородок. – Нет, не выйдет. Кощунство. Это же имя… не просто имя. Новое, такого нет и Вера его не просто так придумала. Тут, похоже, без богов и программы багрянородных не обошлось. Или где она там участвовала… Так что придётся тебе тренироваться, дружище! – вытащил Александра из таза и замотал в полотенце.

«Ещё пару недель, наверное, и я тебя вообще не подниму!»

Александр продолжал активно жестикулировать.

– Отвлекаешь меня? Не хочешь спать? Но ночью все животные спят: кошечки, собачки и птички. И Александрушке пора ложиться, – Добрыня осторожно положил на постель всё ещё беспокойно вертящийся кокон из полотенца.

Пока он открывал шкаф, чтобы достать чистую сорочку, Александр, радостно смеясь, соскользнул на пол и, забыв о сне, начал бегать по комнате.

Добрыня снова испустил усталый вздох.

– Ну что такое? Куда ты убегаешь? – и последовал за ним, притворяясь, что хочет поймать. Непоседа не желал сдаваться и, прижав согнутые локти к груди, резво убегал.

Добежав до кухни, Александр на мгновение замер, а затем, быстро спрятавшись за креслом, присел на корточки.

– Ты собираешься… какать?

Александр замычал и замахал рукой, отгоняя незваного зрителя.

– Мне уйти? – в ответ получил короткий кивок.

Добрыня сел на скамью и сделал вид, что рассматривает трещины на стене, а сам краем глаза наблюдал, всё ли в порядке. Заметив это, Александр закряхтел.

– Да всё, не смотрю я! Отвернулся! Успокойся! – и шёпотом добавил: – Опять тебя, что ли, придётся мыть…

Добрыня вновь попытался придумать решение проблемы с передатчиком. Мысли путались, и в голове мелькали лишь обрывки идей.

«Если подсоединить этот провод к зелёному переходнику… Зелень с огорода на подоконнике пропадает! Надо приготовить что-нибудь, чтобы Александр мог кушать… Хотя, может, ему уже не стоит пробовать эту зелень? Вот! Точно, индикатор загорелся зелёным на мгновение, когда я вставлял дополнительную перемычку… Боги, я, кажется, забыл вставить ключ в замок на двери, только засов… А если придут взломщики… Взломщики? Здесь? Какая ерунда!»

Александр вернул Добрыню к действительности, крепко дёрнув его за широкую, потрёпанную штанину. Комнату наполнил неповторимый детский аромат, а на полу виднелись коричневые следы маленьких ножек, ведущие от кресла.

Добрыня, собираясь с мыслями перед уборкой, глубоко втянул воздух ртом и потёр ладони о колени.

– Ну ты молодец! Все должны ходить в туалет на ночь. Давай я тебя, наверное, просто оботру, а потом приберу все эти грязные дела…

Пол вымыл. Вытер. Начал одевать. Хотя Александр несколько раз укусил его в процессе, Добрыня быстро справился с задачей и уложил непоседу в кровать, где они обычно спали вместе. Александр сразу же укрылся с головой, и из-под одеяла раздался радостный возглас, приглашающий к игре.

– Надо спать, а не в домик играть!

Но очередной короткий вопль заставил всё-таки присоединиться.

– Ну и что будем делать теперь?

Александр вытянул шею, показывая пальцем сначала на свою, а потом на шею Добрыни.

– Это шея. Она есть и у тебя, и у меня. А покажи, где глазки? А где ротик? – называл части тела, а малыш показывал, где они расположены.

Вдруг Александр скинул одеяло и улёгся на подушку. Но всё равно нервничал и ёрзал.

– Давай так: я принесу тебе молочка или компотика, расскажу сказочку, и мы будем лежать с закрытыми глазами, хорошо?

Александр уверенно закивал.

Добрыня с кряхтением поднялся с постели, сходил на кухню за бутылочкой.

Выключил свет и лёг на кровать.

Александр, прижавшись к нему всем телом, тихонько пил, и другой ручкой теребил мочку уха.

Уже сам почти засыпая, Добрыня принялся за сказку:

– Жили-были два брата и две сестры. Всё у них было хорошо, пока старый чародей Дар Ветер не предложил каждому из них дар. Старшему брату – на время трон. И тот согласился. Младшему брату – командовать войском. И тот согласился. Старшей сестре предложил чудесную силу, чтобы ткать помыслы людей. И она согласилась. А младшей сестрице…

Ручка с бутылочкой плавно опустилась, и компот из соски начал капать на подушку – Александр мирно посапывал во сне.

– Уснул… Вот и сказочке конец, а кто слушал – молодец, – прошептал, потёр уставшие глаза и осторожно встал с кровати, не забыв прихватить с собой бутылочку.

Чтобы Александр не упал, подпёр свободное место подушкой. Через некоторое время он собирался отдохнуть здесь же.

Болели руки и поясница, а голос почти охрип от множества сказок и песен.

«Лечь бы спать, а дел ещё полно…»

Добрыня подкрался к окну в спальне и чуть приоткрыл его. В комнату ворвался плеск реки. Этот звук стал настоящим спасением, помогая Александру крепко спать всю ночь.

Когда Добрыня направился к выходу из спальни, половица предательски скрипнула под ногой. Он мысленно выругался.

«Выполнять ночные спецзадания по проникновению в тыл врага было куда проще, чем выйти из комнаты со спящим младенцем».

Но, к счастью, шум спас положение – Александр не проснулся.

Добрыня аккуратно закрыл за собой дверь и оглядел кухню, напоминавшую поле боя: разбросанные игрушки, остатки каши и сахара на полу, потёки от ягод на стенах, грязная мебель и стёкла, покрытые следами маленьких ладошек.

Махнув рукой, будто говоря: «Да ну его!» – сел за стол. Взял в руки разобранный передатчик, который чинил уже много дней, стремясь восстановить связь с Дар Ветром.

Когда запустил поиск соединения, то услышал только сдавленное хрипение. Маленький экранчик замигал.

«Подождём!»

Отложив передатчик в сторону, Добрыня вытащил блокнот из ящика стола и записал: «День двадцать восьмой с рождения Александра. Вес один пуд семьсот. Рост двадцать четыре вершка44. Даже по графику развития багрянородных рост Александра при его возрасте чрезмерно высокий. Полагаю, больше сравнивать с комплекцией багрянородных бессмысленно, он развивается намного стремительнее. По человеческим меркам даже не знаю, детей-то у меня нет… Ну, наверно, года полтора точно, может два. Пока говорит мало. Словарный запас всего десять-пятнадцать слов. Но у мальчишек левое полушарие мозга развивается быстрее, а речевой центр расположен в правом. Поэтому слова не спешат покидать хранилище пассивного словаря. Сегодня ему исполнился месяц. Я собрал шелковицу, чтобы порадовать мальца, но ему не понравилось. Придётся сварить компот. Воду не любит. Пьёт только молоко, но сухое уже закончилось. Сок тоже почти весь выпил из запасов, а компот из лесных ягод нечасто сваришь, их мало. Хорошо, что в своё время рядом с домом шелковицу посадил. Но если упрямец не начнёт пить воду, то и её всю на компот пустит. Мясо замороженное тоже кончилось. Уже почти неделю не могу сходить на зверя, жрать хочется, но для меня ещё чуть остались солдатские пайки и консервы (надо бы график питания составить), а вот Александра таким нельзя кормить. Хотя сегодня давал тушёнку пробовать и гречку сварил. Понравилось. Вырвал, правда, потом. Хотя блевота теперь обычное дело – если начинает чего-то требовать и если его не пожалеть сразу (бить, кричать и ругаться бесполезно, уже пробовал, только хуже – предметы по комнате летают, буквально, сами собой), приходится всё вокруг отмывать. Воспитывает, прямо как шёлкового меня, своей этой рвотой! В итоге даже с двухканальной радиослушкой (чтобы Александра слышать как спит) не могу поохотиться. Зверь уже знает, что возле дома опасно, а сигнал до трёхсот метров – больше не добивает. Ходили в рыбацкую деревню несколько раз. Но рискованно. Тогда Александр ещё не был таким шустрым, сидел себе в заплечном мешке, прикрытый одеждой. Но когда высунулся и снял шапку, какая-то бабка сразу закричала: «Небесный сын, небесный сын…». Слишком яркая у Александра внешность. Корову бы нам, а то на теплицу, наверное, времени с Александром не хватит. Овощи всё равно придётся покупать… как-то. Хорошо, что я тогда ещё на чёрный день немного монет спрятал тут, в доме…».

Размышляя о том, что ещё можно добавить в дневник Александра, Добрыня подпёр рукой щёку и незаметно для себя задремал. Карандаш выпал из ослабевших пальцев…

В клубах неясного тумана, то ли дыма, то ли сумрака, едва различимо возникает фигура мужчины в пурпурной тоге. Он ведёт беседу с человекоподобной ящерицей. Откуда-то издалека доносятся тревожные звуки оркестра, тоскливые и протяжные. И вдруг раздается до боли знакомый голос:

– …ползут слухи о похищениях людей, а чаще даже детей. Говорят, что они вкуснее и легче перевариваются. Но, понимаете… все эти люди – мои подданные. И мне, как правителю, неспокойно оттого, что будущие солдаты… регулярно типа «пропадают без вести»… А на деле просто становятся жертвами каких-то диких отщепенцев вашего племени. Как их называют там? Варги́, если не ошибаюсь? Ваш молодняк. И никто не возмещает материальный ущерб, причиненный смертями. Что делать будем с этим, Вэ’анди?

Ящерица кивает и издаёт резкие звуки, напоминающие щелчки.

– …Там только могут быть варги́, или… потелянные эвенпуру… Сыны Жисни. Давно их пледки усли на севел, отколовсись от общества ис-са чёлной елеси. Они хотели сосусествовать с людьми, а мы – нет. Они вне моей власти…

Внезапно передатчик издал громкий сигнал и выключился. Звук разбудил Добрыню, и он резко вздрогнул. Заметив погасший экран, тут же в раздражении отбросил устройство. Передатчик соскользнул со стола и с грохотом рухнул на пол.

«Ещё одна неудачная попытка связаться с Дар Ветром».

Из соседней комнаты донёсся громкий треск. Добрыня обругал себя за небрежность с передатчиком и поспешил к Александру.

Осторожно толкнув дверь, он вошёл в спальню и замер. Кровать оказалась пуста. Паника накрыла с головой.

– Александр!

Окно было распахнуто настежь. Прежде Добрыня никогда не открывал его так.

«Неужели проснулся и выбрался из дома?!» – и тут же услышал за окном пронзительный детский плач, смешавшийся с шумом реки.

Добрыня встал на подоконник и застыл, готовый прыгнуть. В слабом сиянии трёх лун сквозь ветви деревьев, он увидел свой самый страшный кошмар. Александр беспомощно барахтался, а два ящера крепко держали его под руки. Хвосты рассекали воду, а жёлто-зелёная чешуйчатая кожа почти сливалась с окружающей средой.

«Если я побегу за кинжалом, они уйдут», – и ринулся вниз.

Лицо обдало холодом. В глаза брызнули ледяные капли. Ноги ощутили твёрдость каменного дна.

Пришел в себя, а ящеры уже забрались на скалистый уступ на другом берегу. Бросили рыдающего Александра на землю и окружили, совсем как хищники.

Добрыня шагнул вперёд. Ноги дрогнули под напором воды. Усталость брала верх.

«Из окна всё казалось проще».

Внезапно раздались приглушенные крики, похожие на те, что издают раненые животные, когда им перекрывают доступ к воздуху.

– Не трогайте его!

Наконец, добравшись до берега, подтянулся и вскарабкался на крутой склон.

– Не… трогайте… его…

Подняв голову, увидел, что Александр крепко обхватил шею ящера. Тот слабо трепыхался, издавая еле слышные стоны. Другой ящер уже бездыханно распростёрся на земле чуть поодаль.

Добрыня остолбенел.

Раздался щелчок, и Александр с силой повернул вытянутую голову, после чего отбросил обмякшее тело в сторону. Затем картинно отряхнул ладошки, прямо как актёр, закончивший выступление. Завидев Добрыню, он сразу же протянул ручки, и лицо исказила гримаса отвращения:

– Фу! Дядя – фу!

Не раздумывая, бросился к нему и обнял.

– Сынок!

– Бам! Дядя! Фу! И бам! Ба-ам!

– Да, мой хороший, эти люди… ну, то есть, автохтоны, точно фу!

Мельком осмотрел ящеров с небольшими, слегка скрученными гребнями на головах и короткими хвостами.

«Слишком уж малы для взрослых… Молодняк, а значит… Варги́? Откуда они здесь? Почему выбрали именно наш дом, чтобы украсть ребёнка для еды?» – картинка произошедшего не складывалась.

Добрыня ногой перевернул одного из них на спину. Внимание привлек необычный признак: коричневое горло с точками и складками. Но самое удивительное – листовидный нарост или мешочек на горле, похожий одновременно на петушиные серёжки и жабий пузырь.

«Такого никогда не замечал… Стоп! У автохтонов всем заправляют бабы. И, следовательно, у них, как у кур, нет этих «бородок», чтобы завлекать партнеров. Значит, это самцы. Очень странно, их почти никогда не видно было… Они же только рожают потомство. Многие потом умирают, ведь их буквально разрывают изнутри дети… Получается, вот эти никогда не вынашивали оплодотворённые яйца. И, соответственно, не общались никогда с самками! Отщепенцы какие-то…»

Он вспомнил, как жители рыбацкой деревни говорили, что пляжи острова давно стали убежищем для молодых автохтонов. Неизвестно, как они смогли преодолеть Великую Стену, но факт оставался фактом: эти ящеры оказались в изоляции от основного племени и сегодня явились в дом Добрыни.

Давно ставший привычным плеск речки теперь раздражал и мешал сосредоточиться. Происходящее казалось слишком подозрительным совпадением.

12

Союз заключён

Автохтонша с явным презрением оглядела наместника, вальяжно развалившегося в кресле. Он ответил ей тем же взглядом и слегка развёл руки в стороны.

«Да ты чего, не догоняешь, что ли?»

Вдруг её рот искривился в подобии хищной ухмылки, и ящерица издала несколько скрипучих звуков, пытаясь сымитировать смех:

– А! Ха, это сутка, да? Ха-ха! Смесно, плавда смесно!

Однако наместник, вместо того чтобы согласиться и кивнуть, лишь ухмыльнулся:

– В каждой шутке есть доля шутки. Так вот, это всё-таки важный разговор. – Зенон, как бы подчёркивая своё превосходство в дискуссии, поднял указательный палец и, всё ещё улыбаясь, продолжил: – Прежде чем я соглашусь на союз, мне нужно узнать про лагеря местных жителей на севере, на берегу Красно-Озера. Да, вы прислали мне несколько отрядов своих…

«Которые, по правде говоря, не способны ни на что, кроме как беспрерывно жрать», – добавил про себя.

– Они… скажем так, нормально справляются с моими поручениями, под присмотром командиров-ордынцев. Однако ползут слухи о похищениях людей, а чаще даже детей. Говорят, что они вкуснее и легче перевариваются. Но, понимаете, – Зенон щёлкнул пальцами, – все эти люди – мои подданные. И мне, как правителю, неспокойно оттого, что будущие солдаты, жёны и матери, а также, что самое важное, налогоплательщики, регулярно типа «пропадают без вести». – Зенон изобразил в воздухе кавычки. – А на деле просто становятся жертвами каких-то диких отщепенцев вашего племени. Как их называют там? Варги́, если не ошибаюсь? Ваш молодняк. И никто не возмещает материальный ущерб, причиненный смертями. Что делать будем с этим, Вэ’анди?

Автохтонша не проронила ни слова. Только слегка шевельнула большим пальцем в знак согласия.

«Вспомнить бы ещё подтекст их языка тела… Жест вроде не вызывающий, но тонко намекает о возмущении, кажется».

– Севелней, да? Там только могут быть варги́, или, – она неожиданно закрекотала, – потелянные эвенпуру! Да-а… Это они. Мы насываем их племя «ага селе» – уседсие невольники. Себя они зовут Сыны Жисни. Давно их пледки усли на севел, отколовсись от общества ис-са чёлной елеси. Они хотели сосусествовать с людьми, а мы – нет. Они вне моей власти.

Зенон осклабился, прищурив глаза:

– Интересно, почему вы без проблем произносите букву «р» на своем языке, а при переходе на наш, то и дело всё коверкаете?

Автохтонша звонко ударила хвостом. В этот момент музыка стала громче, а подземелье содрогнулось от грома литавр.

Наместник поспешно поднял ладони в знак извинения.

– Хорошо, забудем о моём научном интересе в этом вопросе. Вернёмся к Сынам Жизни. – Он скрестил руки на груди и, откинувшись, небрежно повернул голову к автохтонше. – Сейчас ваша цель – установить с ними контакт и, желательно, переселить за Стену, ведь по заветам Богов автохтонам ой как не положено переходить её.

– Ц-сель? По Саветам Богов? – закряхтела ящерица, снова выдавив звук, похожий на смех. – С сего это?

Зенон изобразил подобие улыбки, не раскрывая рта.

– С того. Заветам нужно пока следовать. Пускай частично, но нужно. Иначе всё будет слишком заметно. Сами знаете, как был уничтожен допотопный мир за проявленную вами агрессию. Это есть в архиве, в письменном виде, – Зенон обратил внимание на то, как вспыхнули глаза Вэ’анди. – Безусловно, всё в прошлом.

– Боги улетели.

– Не все… – задумчиво произнес Зенон, покачиваясь в такт музыке. – И с ними надо как с мужиком в семье: скажешь прямо, что разбила его винтолёт – закопает на месте. А вот если рассказать о происшествии так, будто это просто мелочь, и подать вроде обеда – первое, второе, третье… Другое дело! Например: «А я платье купила, твой винтолёт разбила и борщ сварила. Будешь кушать?». Тогда-то муж спокойно ответит: «Буду». Так же и боги.

Автохтонша откинулась в кресле и, слегка высунув длинный раздвоенный язык, несколько раз провела им под узкими прорезями носа. Возможно, на их языке жестов это имело какое-то значение, но Зенон не смог его разгадать и, не в силах сдержать отвращение, скривился и отвёл взгляд.

Медленно подняв руку, она дважды согнула и разогнула пальцы. В сознании наместника раздался голос, но не её. Мягкий, женский, ясный.

«Ваших сравнений не понимаю я. Оказались здесь мы из-за нужд народа. Но не они только на решение повлияли обратиться за помощью. Мы пришли сюда, поскольку верим в пророчество о человеке, что явится и объединит всех вскоре».

Зенон хлопнул себя по лбу:

– Господи! Опять двадцать пять! Пророчество, приплыли. Это предсказание вы выдумали чтобы управлять варварами. Хотите совокуплять людей дальше – Бог вам судья. Но не трогайте, нас, северян, нормальную часть человечества.

«Ещё в начале разговора слышал, как упоминала этот бред, пытаясь подлизаться… Но не хотел специально развивать тему!»

Автохтонша издала гортанный звук и вновь вторглась в сознание Зенона, также изменяя порядок слов:

«Нет, не просто пророчество это. Не явились мы сюда б иначе. Деревья, которые всю планету связывают, – Мать-сыра-земля, и она поведала о нём нам».

Наместник с силой выдохнул, надув щёки.

– Так, пошло поехало… Деревья связывают… Про ваше подключение к Колу через мыслепоток я знаю, это реально, но все эти пророчества… Знаешь, сколько раз слышал подобные сказки? Чуть ли не от каждого встречного! Вот здесь у меня уже, – он провёл ребром ладони по шее. – Предсказания, пророчества… Везде, постоянно – куда ни плюнь! Эта Мать-Сыра-Земля вечно говорит только то, что выгодно автохтонам. А ты вообще трактуешь их как хотишь, – цокнул языком. – Удобно устроились! Ещё скажи, что нужно быть более терпимыми к вашим взглядам. Тьфу!

Автохтонша в ответ издала угрожающее шипение и зашуршала хвостом.

«Не понимаешь ты. Должен поверить мне. Тёмные времена наступают. Придёт человек и всех объединит. Пророчество это – тарх энге – гласит о чистой любви. Не можем пренебречь им. Думала я, что этот человек из пророчества – ты. Но вижу сейчас, что ложно истолковала его. И какую же пользу усмотреть в нём можно здесь только для нашего народа? Никакой, ведь правда это, что нерушима. Пророчество это для всех, кто на Земле обитает».

– Довольно! Я не для того выкроил время из своего графика, чтобы выслушивать эту ахинею. Ещё раз подчеркну – у меня чёткий план. А у вас одна роль – дать силы, в частности, боевые. Тогда будет миру мир, цветочки, дружба… Вот как раз подошли к главному вопросу. Мне нужно получить все ваши боевые единицы техники и войска. Все до единой, ясно? За это – живите хоть у стен Царь-Града. Вам будет позволено употреблять в пищу кровь людей-дарителей, много таких, сдают и так регулярно… Назовём разрешение «грамотой терпения». Выдадим каждому ящеру после обращения в надлежащую инстанцию. Я уже подготовил текст, юридические вопросы уладил. Шикарное предложение! Мечта ящерицы! – Зенон рассмеялся и хлопнул в ладоши.

Но он вдруг поймал взгляд Вэ’анди и заметил, с каким презрением автохтонша смотрит на него.

Тогда снова услышал её голос в голове:

«Всё в тебе мне неприятно, и не могу больше держать эту мерзость в себе, что вместе с яростью подступает к горлу».

Сделав выдох через узкие ноздри, она заставила себя успокоиться и выговорила:

– Мы не хотим сить у стен васего голода. Мы хотим стлоить свои голода. От тебя тлебуется лишь помочь. Тогда уйдём и больсе не потлевожим вас. – После нарочито выдержанной паузы автохтонша процедила, чеканя каждое слово: – Вы не венец твор-рения. Это мы.

Зенон не смог сдержаться. Расхохотался. А потом, всё ещё посмеиваясь, выдавил:

– Ошибаешься. Венец и он же тупик – это люди. То есть для выживания мы и вы нужны друг другу. Вам всем стоило давно это признать. А то, что ты сейчас говоришь… – двумя пальцами вытер уголки губ, чтобы избавиться от слюны. – Да знаю я все эти россказни типа «выполните наши условия, а потом уйдём и не потревожим», ага-ага, – махнул рукой, давая понять, что не верит. – Не нужно делать из меня дурака! Всё, чего только и хотите – уничтожить человечество и заполонить планету!

Наместник ткнул автохтоншу в грудь. Она зарычала. Схватила его за горло. Второй рукой вывихнула палец. Не ослабляя хватку, замахнулась, чтобы ударить по голове. В этот же миг музыка оборвалась. Флейты в руках музыкантов превратились в острые пики, испускающие электрические разряды. Другие инструменты тоже мгновенно стали оружием. Острия устремились на автохтонов.

Все застыли. Лишь громкий хохот разорвал тишину, эхом прокатившись по мрачным сводам подземелья.

– Какая же ты наивная, – отдёрнул когтистую руку и указал на пику. Та угрожающе нацелилась на автохтоншу, испуская крошечные молнии. – Видишь блестяшку? Это мощный электрический разряд – поджарит твою шкуру вмиг, – она сразу же отшатнулась. – Да-а, страх… Страх обладает удивительной силой – подчинять. И это лишь малая часть того, какой ущерб я могу нанести вашему народу, – он облизнул губы, вновь поправил складки своего многослойного одеяния и вернулся в кресло.

Остальные так и остались стоять, не шелохнувшись. Как ни в чём не бывало, Зенон продолжил ровным тоном:

– Нам нужно ваше биологическое оружие. Получив его, можно создать целую армию самовоспроизводящихся военных сил и не только… А с последним асом сам разберусь. И забудем потом о заповедях. Согласна?

Автохтонша коротко кивнула, и её руки безвольно опустились. Огромный светильник в центре подземелья резко вспыхнула, залив ярким светом все лица.

– Вот и славно. Союз заключён.

Мемория третья,

о том, как прежний владелец книги открывает для себя новые подробности жизни наместника Зенона

Пламя в подсвечнике, казалось, парило в пустоте. Его яркие отблески широкими мазками ложились на полотно, натянутое на продолговатую раму. Картина висела на стене за дедушкой, между дверным проёмом и книжным шкафом.

Я смотрел на этот нарисованный огонь и не мог отделаться от мыслей о царице-ящерице. Вместо одежды она носила живое создание, как плащ. Возможно, из-за отсутствия вторичных половых признаков чувствовала себя комфортно в таком «обнажённом» виде.

Дед задумчиво провёл пальцем по странице, перевернул и удивленно приподнял брови.