Где заканчивается реальность и начинается сон? Или – где заканчивается сон и начинается ложь, названная жизнью?
Каждое утро мы открываем глаза и нам кажется, что мы проснулись. Мы встаём, чистим зубы, проверяем почту, выходим на улицу, где шумят машины и прохожие боятся смотреть в глаза друг другу. Мы говорим себе: «Это – мир. Он настоящий». Но разве? Разве настоящая реальность сжимается до графика, зарплаты, усталости и страха умереть?
Я помню другой мир. Не в деталях – в ощущениях. Он был полон света, цветов, звуков… Он не нуждался в объяснении, потому что был ясен, как чувство. Там не было ни стен, ни имен, ни времени. Там я знал, что я есть – и этого было достаточно. А потом я проснулся. И вот уже много лет я живу, как все. Хожу, говорю, работаю. Но каждый раз, закрывая глаза, я ищу осколки сна —
как будто мой настоящий дом разбился и всё, что у меня осталось, – это эти хрупкие обломки, пронесённые сквозь забвение.
Что, если мы никогда не просыпаемся по-настоящему? Что, если ты читаешь эти строки во сне – и именно они помогут тебе проснуться?
Иной мир
Я не знаю, когда началось это ощущение. Оно не пришло внезапно, не ворвалось, как озарение. Скорее, оно медленно накапливалось – как вода в трещине, как пыль под кожей. Мне стало казаться, что всё вокруг не по-настоящему. Не в смысле «выдумка» или «сон», нет. Это было как будто мир… играет. Делает вид. Притворяется реальностью.
Окно в моей комнате каждое утро залито светом, но если вглядеться – свет будто не до конца живой. Он выполняет свою роль, как актёр на репетиции. Я смотрю на людей и иногда ловлю себя на мысли, что я не верю им. В их движения, их слова, даже их голоса. Всё как будто… записано заранее. Я пытался не думать об этом. Жить, как все. Завтрак, улица, работа, разговоры. Сны приходили ночами – яркие, несвязные, иногда тревожные, иногда наоборот – более настоящие, чем день. Но однажды всё изменилось. Не во сне. Наоборот – когда я проснулся.
Это было обычное утро, если верить глазам. Тот же потолок, тот же звук чайника на кухне. Но что-то было иначе. Не в теле – в восприятии. Как будто я не очнулся, а… выбрался. Из чего-то плотного, чужого. И всё вокруг вдруг стало неправдой. Я ходил по комнате, прикасался к вещам. Рука касалась поверхности, но не чувствовала. Всё казалось чуть-чуть фальшивым, как имитация знакомой сцены. Даже запах – будто снят с памяти, а не рожден в настоящем. Это чувство не исчезло. Оно только усилилось. Я шёл по улице и смотрел на людей и видел, как они стараются. Как двигаются по траекториям, заданным извне. Разговоры, действия, эмоции – всё в них было похоже на сценарий, тщательно выученный и повторяемый.
Но главный вопрос, который поселился во мне, был не «почему». Он был: а что, если на самом деле я только что проснулся? Не в этом теле, не в этой комнате. А гораздо глубже. Из сна, который я считал своей жизнью.
Возможно, сон – это не побочный эффект разума, а его изначальная форма. Может, мы не засыпаем, а возвращаемся. Внутрь. Назад. Туда, где нет прямых линий, где время не склеено как линейка.
Я начал искать упоминания. Истории, мифы, фразы, случайно сказанный людьми на грани.
У шумеров бог сна назывался Нергал – и его имя одновременно значило «сон» и «врата».
В древнем Египте говорили, что сны – это письма от тех, кто уже умер. У ацтеков считалось, что реальный мир – это сон богов и каждый день мы ходим по их воображению. А у одного тибетского монаха был ученик, который провёл сорок лет в медитации, не открывая глаз. Когда его спросили, что он видел, он ответил:
«Я просто перестал считать этот мир важным.»
Я начал собирать такие фрагменты. Не как доказательства. Как подсказки. Кто-то ходит по звёздам, кто-то по картам навигации, я – по мифам и легендам. По остаткам тех, кто тоже чувствовал: этот мир. Каждый раз, когда я засыпаю, я ловлю момент – тонкую, почти неуловимую грань. Ты не можешь удержать её, но ты знаешь: именно она – настоящая дверь. Именно в этот миг – между выключением сознания и рождением сна – ты стоишь лицом к лицу с правдой. Но мы спешим. Мы всегда спешим. Поэтому не замечаем.
В какой-то момент я перестал искать сны в будущем и начал искать их в прошлом. Не в своём – в чужом, в коллективной памяти, спрятанной в символах. Я ходил по залам, пахнущим пеплом, разглядывал полустёртые таблички, где клинопись шептала сквозь глину. Однажды мне попался текст без автора и без начала – лишь обрывки строк, будто вырванные из бесконечного контекста: «Пока ты не спал – ты был никем. Пока не замкнул глаза – ты не существовал. Всё, что ты называешь жизнью, пришло после сна, как отблеск. Мы не приходим в мир. Мы возвращаемся из Сна – на время». Я не знал, чья рука вырезала эти слова, но почувствовал: я их узнаю. Текст отзывался внутри не как знание, а как воспоминание, будто когда-то, в другом «я», я уже держал резец и писал то же самое. Тогда возникла мысль, которую я боялся даже просто сформулировать: если всё вокруг – лишь сон моего настоящего Я, спящего где-то по ту сторону, то этот мир – не моя жизнь, а только видение, что существо видит, прежде чем окончательно проснуться.