Читать онлайн Вторая жена моего мужа

Глава 1. Лилия

– Лилия цветок нежный, – говорила мама, расчесывая мои волосы. – Нежный и благородный. Хрупкий. Не всякому дано его понять.

Говорила и пропускала между пальцев пряди моих волос. В детстве они были светлыми, почти как те лилия, что каждый день охапками приносил мой отец, легкими словно пух. С возрастом, словно в издевку все поменялось. Сначала порусела, затем и вовсе потемнела коса, потом не стало мамы, а с нею и лилий.

Я осталась. Девочка Лилия. Воспитанная болезненной матерью, совершенно ненаученная жить, ни разу не ходившая ни в садик, ни в школу, меня вечно берегли от всего мира. А мир наш, как выяснилось, держался на матери.

Сначала исчезли лилии. Когда не стало мамы, папа по привычке, после похорон уже, принес букет. Крупный, тяжелый. Растерянно постоял с ним посреди комнаты да и оставил на кухне на столе. Я букет поднять не сумела – слишком тяжел. Так и завял он, до последнего распространяя тяжелый, дурманящий аромат до тех пор, пока его не выбросила пришедшая следующим утром домработница. Цветы было не спасти, да и не появлялись они у нас дома больше.

Затем стали исчезать мамины драгоценности. Я любила забираться на ее стул, обитый мягкой пуховкой, придвинув его ближе к столику, где мама хранила все, что было ей дорого, и перебирать ее украшения. Не стало одного кольца. Затем второго. Потом исчез тяжелый, усыпанный камнями браслет.

– Тебе уже девять, – сказала мне Резеда, наша домработница. – Ты должна понимать, что происходит. Отец твой катится в пропасть и тебя за собою тащит, останешься бесприданницей, никому не нужной.

– Папа хороший, – возразила я.

Сказала и задумалась – когда он обнимал меня последний раз? Когда в нашем доме звучал смех? Давно. Тогда, когда жива еще была мама. Резеда же потащила меня за руку в пустую комнату матери. Бросила на столик салфетку, на нее два кольца, тонкое изящное ожерелье, наручные часики. Затем снова за руку и в сад, заросший и не ухоженный без рук матери.

– Скоро не останется ничего. И меня уволит. Здесь закопаю, под кустом жасмина. Запомни! Когда взрослая станешь, оно тебе пригодится, золоту всегда есть цена. Кричать будет, скажи не знаю ничего. Меня не тронет, у меня семья большая, деда побоится.

Он кричал. Громко, так громко, что я уши закрыла и спряталась за шторами. Он обвинял Резеду в воровстве, она его в пьянстве. Тогда я не видела людей пьяными, даже отца, и не знала, что это такое. Я многого не знала.

И тогда из нашей жизни исчезла и Резеда. Иногда я видела ее на рынке, и тянулась к ней, как к чему-то родному и с детства знакомому, но худая рука старухи, что Резеду заменила, упрямо дергала меня вперед.

Старуха была моей бабушкой. Не родной. Троюродной или еще более дальнего родства. Она овдовела и чувствовала себя приживалкой в доме полном невесток и внуков. Здесь она была хозяйкой. Больно драла мои волосы, ставшие к десяти годам совсем черными, заплетая в тугие косы, каждый день ходила на рынок, сплетничая по пути с другими старухами, шлепала меня по рукам, видя непослушание, и щедро награждала щипками.

Но именно она озаботилась тем, что в десять лет у меня было только то образование, что в меня заложила мать, и отдала меня в школу для девочек. Там, пять раз в неделю меня терзали знаниями, которые поначалу туго мне давались и оставляли новые синяки на моих руках.

Когда мне было семнадцать старуха скончалась. Я немного печалилась потому, что не знала, каких еще перемен мне ждать от жизни. Сначала все было спокойно, первые года два. Школа была окончена, дальнейшее мое образование отца, который и моего присутствия то не замечал, нисколько не интересовало. Я много читала. Посадила розы под окном, совсем как в те далекие годы, когда мама жива была. Они цвели кроваво красным и пахли несбыточными надеждами.

Когда мне было почти девятнадцать отец постучал в мою комнату. Я открыла, а он вроде как удивился, впервые разглядев меня за несколько последних лет.

– Лилия? – допустил он сомнение в голосе.

Да, я не та малышка со светлым пухом волос на голове. Я взрослая девушка, коса цвета вороного крыла оттягивает голову назад. Ростом вот не удалась, да.

– Отец?

Он уже далеко не тот красавец, что много лет назад. Я уже знала, что такое пьянство и оно оставило многочисленные следы на лице отца.

– Я дом продаю, – сказал он. – Слишком велик для нас двоих. В город поедем. Большой город, большие возможности. Собирай вещи.

Той ночью я выкопала из под жесткой, почти не податливой земли полуистлевший кулек. Он поедет со мной, несколько маминых фотографий, моя немногочисленная одежда. Город меня, выросшую в провинции, оглушил. Большой, людный, суетный. В квартире только две комнаты, меня, привыкшую к просторам, ломало. Ночами я выходила на балкон, смотрела и не хотела верить глазам. Там, дома, звезды наверху. Здесь же все было наооборот, огни города гасили небосклон и светилась земля.

Я плакала и угасала, скучая даже по вредным бабкам на рынке, отец, ставший чужим уже много лет пропадал днями и ночами. Но я понимала – дела у него не идут. Это я поняла еще давно, дома, видя как он распродавал все из нажитого, слыша за своей спиной шепотки.

Но тем вечером он пришел почти счастливым. Пьяным, да, алкоголь умел дарить временное счастье и храбрость, я это знала, пусть и не пробовала его никогда.

– Лилия, тебе сколько лет? – спросил он.

– Девятнадцать, – ответила я.

Я хотела сбежать, спрятаться, от отца, от счастья его, на которое нет причин, от запаха алкоголя. Отец никогда не делал мне плохого, но я интуитивно и по блеску в глазах, хаотичным движениям рук понимала – пьяный человек способен на многое.

– Я нашел способ решить все наши проблемы, – довольно потер руки он.

В то мгновение я обрадовалась. Отец решит все свои проблемы и мы сможем уехать домой. Там не было никого близких, но там – родные стены. Там куст жасмина, посаженный матерью. Там небо, в котором по ночам горят звезды.

– Один человек, очень богатый и влиятельный даст мне денег поднять бизнес, – поделился отец. – Взамен ему нужна жена. Молодая, воспитанная, не испорченная.

– Но где же ты ее возьмешь? – удивилась я. – Мы же ни с кем не общаемся!

Каким же я тогда была ребенком, несмотря на свои девятнадцать лет! Наивным, домашним, глупым!

– Ты, – порадовал отец. – Ты, Лилия, выйдешь за него замуж.

И потянулся за бутылкой. Я попятилась назад. Я не была счастлива много лет, с момента смерти матери, но даже такая жизнь лучше грядущей неизвестности.

– Ты не можешь поступить так, – взмолилась я. – Давай просто уедем домой!

– Нет пути назад. Да и крутиться одному, без тебя мне будет куда легче. Денег нет.

Словно я требовала от него каких то усилий бессловесной тенью сидя в комнате, обстирывая и готовя.

– Продай что нибудь! – я уперлась спиной в стену, некуда бежать и от этого разговора, и от этой ситуации.

– Нечего больше продавать, – отрезал отец глядя из под густых бровей. – кроме тебя.

Глава 2. Айдан

Окно было открыто. За ним – весна. За ним зацвел куст сирени. В его усыпанных цветами ветвях роятся пчелы, стоит ровный гул. Одна бестолковая пчела залетела в кабинет и в панике металась под потолком, не в силах найти выхода.

Настроение – начинать жить заново. Настроение – исправлять ошибки. Не делать уже новых, сколько их было, не счесть… настроение не говорить с человеком, который стоит напротив, переминаясь с ноги на ногу.

Когда то он был силен. Здоров. Мне кажется, я даже помнил его, одно из почти размытых временем воспоминаний детства – деревня, вездесущие пчелы, богатырь с черной бородой и его смешивая, тонкая и светлая жена. Он ли это был? Если да, от от былого осталась одна борода. Время его не пощадило.

– Что вы еще можете сказать? – утомленно спросил я.

Этот разговор ложился на мои плечи тяжким бременем. Я не хотел его. Я вынужден.

– Вы знаете мою семью, – продолжил он. – Ваш отец знает…

– Семья, – четко сказал я. Семья, семья, чертова семья. Когда иметь родных и близких стало обременительно? Наверное тогда, когда понял, что ни одно важное решение в моей жизни не может пройти без их пристального внимания. – К слову о семье. Ваша жена была русской, вы не думаете, что моя семья этого не одобрит?

Мужчина замялся. К слову, я согласился рассмотреть его предложение только потому, что девушка происходила из смешанной семьи. Быть может, русская мать успела вложить в свою дочь хоть немного воли и индивидуальности.

– Лилия росла в глубинке, – возразил ее отец. – Она воспитана в послушании. Она не выходит на улицу одна. Училась в женской школе. У нее даже телефона нет.

– То есть, дикая? – уточнил я.

Я должен был во что бы то ни стало найти себе жену сам. Иначе мне бы ее нашли. Там, в деревнях на родине моего деда невест на выданье хватало. Воспитанных в послушании, то есть немогущих от страха даже слово внятно сказать, зато покрытые, набожные… Если я не найду себе жену, ее мне привезут. При этом жена нужна такая, чтобы я смог с ней уживаться, а моя семья осталась удовлетворена. Казалось, компромисс невозможен. Но Рашид предлагал его. Наполовину русская, но из хорошей семьи. Последние годы жила в городе, значит не будет шарахаться в сторону увидев на улице женщину в мини-юбке или транса. То есть – не дикая.

Дикая мне была не нужна.

– Она умна и красива. Она хозяйственна, так как ее мать умерла, когда ей было всего восемь.

Торги утомляли. Пчела все так же истерично жужжала под потолком. Нужно бы сказать работнику, чтобы отловил ее и выпроводил восвояси.

– Рашид, – спросил я. – Как ваша семья отреагировала на женитьбу на русской?

– Они отвернулись от меня. Когда она умерла, я остался один на один с ребенком. С годами отношения восстановились, но не в полной мере.

– Оно того стоило?

– Я любил ее, – сказал Рашид. – Каждый день проведенный с ней стоил мучительных лет после.

Только в этот момент я почувствовал в нем проблески жизни. И некоторый свой интерес. Я не верил в любовь, любовь это удел слабых. Но это дитя любви, вдруг оно будет особенным? Вдруг человек, зачатый и рожденный в любви, а не по привычному расчету, отличается от остальных?

– Покажите ее фотографию, – допустил я нарушение тона.

В хороших семьях меня бы на улицу выпроводили после такого предложения, и на порог бы больше не пустили. Но этот отчаявшийся опустившийся человек был способен на многое.

– У меня нет ее фотографий, – растерянно ответил он.

– У вас есть дочь, – удивился я. – Единственная. Рожденная от любимой женщины. И при этом в вашем телефоне нет ни единой фотографии ребенка.

– Да, но я могу сфотографировать ее дома и прислать фото вам.

Я представил, как он возвращается домой, наверняка нетрезвым, и гоняется по комнатам с телефоном, чтобы сфотографировать испуганную девушку и поморщился.

– Не стоит, – отмахнулся я. – В любом случае вы же понимаете, что мое решение зависит от решения моей семьи?

– Да.

– В эту субботу, в шестнадцать ноль ноль я отправлю к вам своих драгоценных тетушек на смотрины. Если они одобрят, будем готовиться к браку.

К браку, который мне поперек горла. Дверь за Рашидом закрылась. Я напомнил себе – у меня есть цель. А цель оправдывает средства. Я не могу думать о счастье всего человечества в целом, и незнакомой мне девушки в частности. Но я могу думать о счастье одного единственного человека. Я не хотел становиться Рашидом через двадцать лет и не стану им.

Дверь открылась и в кабинет вошла моя цель, та, что оправдывала любые средства, ради которой я был готов идти на поводу у родственников и переступать через свои принципы. Цель пересекла кабинет, обогнула стол, взобралась ко мне на колени и положила голову на грудь.

– Ты долго, – сказала она.

– Прости.

– Тебя и так никогда нет дома. Вечером ты обещал быть со мной.

Я погладил ее волосы. Гладкие. Солнцем пахнут.

– У меня были дела.

– Они закончились?

– Да, милая.

Я не знал, как рассказать ей о том, что в нашем доме появится женщина. Скорее всего, сначала ей это очень не понравится. Но жить так, как мы живем сейчас больше невозможно. Она поймет меня. Пусть не сейчас, но поймет.

– Тогда пойдем со мной в сад, – попросила она. – Я устала быть одна.

– Иду.

Она была скорой и на принятие решений, и на их реализацию. Соскочила с моих коленей, бросилась к дверям, там обернулась, увидела, что я сижу и рассерженно топнула ногой.

– Ты очень долгий, папа.

Я улыбнулся и встал, на ходу расстегивая верхние пуговицы рубашки. Не стоило заставлять мою шестилетнюю дочь ждать, дети так спешили жить.

Глава 3. Лилия

Я проплакала всю ночь, но наутро ситуация не изменилась. Отец был полон мрачной решимости выдать меня замуж во что бы то ни стало.

– Пожалуйста, – попросила я накрывая стол к завтраку. – Как ты без меня будешь?

– Тебе в любом случае нужно выходить замуж. Ты не можешь сидеть со мной до старости.

– Но почему? – удивилась я.

Я не была счастлива. Много лет. Там, дома у меня хотя бы был сад. Здесь лишь клетка двухкомнатной квартиры. Но эта жизнь была знакома мне, перспектива уйти в чужой дом к незнакомому мужчине, который будет считать меня своей собственностью по закону, приводила в ужас.

– Тебе нужен свой дом и рожать детей. Мать не была бы счастлива узнать о том, что ты заживо гниешь.

А там я гнить не буду? Я поникла, понимая, что отца мне не уговорить. Быть может, мне продать одно из маминых колец и сбежать обратно, домой? Там родственники. Они никогда не принимали меня за свою и папа почти не поддерживал с ними общение, но не бросят же.

Ага. Я скрипнула зубами. Меня либо сочтут пропащей – одна, без сопровождения проехала такой путь, сбежав от отца. Либо так же выдадут замуж. И потом я вспомнила холод исходящий от родной бабушки, матери отца, и поежилась. Она всегда, всем видом показывала мне, что я рождена от чужой, не приходила в наш дом даже после смерти матери.

– Отец…

– Я все сказал. Айдан Муратов будет тебе неплохим мужем. Я на столе деньги оставил, через час придет Регина, сходите в магазин. В субботу у нас гости, ты должна подготовиться.

Отец ушел, оставив меня со стопкой денег и мрачными мыслями. Я переплела тугую косу, надела длинное платье и принялась ожидать. На улицу я одна не ходила, но три раза в неделю ко мне приходила Регина, дочь одного из отцовых знакомых и мы прогуливались до магазина, иногда задерживаясь у подъезда за разговорами.

– На тебе лица нет, – порадовала меня Регина.

– Отец меня замуж выдает, – уныло ответила я.

Мысль о замужестве до сих пор не укладывалась у меня в голове.

– Так это же здорово! – захлопала в ладоши Регина. – Он молод? Богат?

– Не знаю.

– Как зовут его?

– Айдан Муратов.

С лица Регины сползла радостная улыбка, она отвела от меня взгляд и чуть прибавила шагу.

– Скажи, – потребовала я.

– Не знаю ничего.

– Скажи!

Я догнала Регину и дернула ее за рукав. Последнее слово я крикнула очень громко, на нас стали оборачиваться люди, я затихла – не привыкла ко вниманию.

– Я мало знаю. Отец с братьями говорят иногда о нем. Шепотом… нехорошее говорят, слышала только урывками, подслушивала. Жестокий он. И семья у него влиятельная, говорят многое от них зависит. У отца его три жены, так что… я не знаю, Лилия. Лучше бы за бедного.

Остаток пути и в супермаркете мы молчали. На обратном пути, Регина крепко обняла меня, словно навсегда прощаясь, хотя мы даже подругами не были. Я вернулась домой. На автомате разложила покупки. Села за стол, но сил даже поплакать не было. Отец не оставил мне выбора.

Суббота наступала послезавтра. Всю ночь я ворочался с боку на бок. В голове бродили целые легионы мыслей, я то планировала побег, даже не зная, где хранятся мои документы, то прикидывала меню на стол гостям. Гостей у нас с отцом никогда не бывало, мы жили затворниками. Сегодня он вовсе не пришел домой и я осталась одна в тишине квартиры. Раньше одиночество меня успокаивало, но теперь плодило еще большую тревогу.

– Отец, – завела я речь вечером пятницы.

– Хватит! – взорвался он. – Ты выйдешь за него замуж, часть денег я уже взял и потратил!

Я дернулась, словно он пощечину мне отвесил. Ранним утром ко мне пришла Регина – видимо отец попросил ее помочь с готовкой. Она была такой понурой, как будто это ее насильно выдавали замуж. Мы молча подготавливали ингредиенты. Я поставила тесто для пирога и замариновала мясо, Регина чистила и резала овощи. Отсекая пленку от куска мяса я нечаянно задела палец и на стол закапала яркая кровь.

– Можно умереть, – задумчиво сказала я, вытирая стол.

– Глупая! – воскликнула Регина. – Такие мысли это грех! Я тоже замуж выхожу этим летом!

– Ты хотя бы будущего мужа знаешь, – возразила я.

– И ты своего узнаешь! Просто будь покладистой и он не станет тебя обижать. Потом родится ребенок, отрада твоя. Если повезет, и сразу сын родится, то он…может он перестанет тебя посещать. А если заведет вторую жену, у тебя всегда будет подруга.

Я не стала отвечать. Просто нечем было. Забинтовала палец и предоставила Регине раскатывать тесто на пирог – не с повязкой же. Через несколько часов все блюда были готовы, наверное, запахи на целый квартал разносились. Отец вечно экономил на продуктах и я не помнила, когда последний раз ела такое вкусное. Я отведала бы и пирога, и фаршированного, завязанного в рулеты мяса, и томленых овощей, но не такой вот ценой.

– Как сыр в масле кататься будешь, – сказала мне Регина уходя. – Послушной быть не трудно, тебе ли не знать. Тут отцу своему угождаешь, там мужу, разница невелика, зато о том, чем семью кормить думать не будешь. Мысли глупые из головы выбрось.

– А как же любовь?

– А любовь это если повезет, – ответила прагматичная Регина. – Без любви никто не умер, а вот голода люди умирают.

Я закрыла за нею дверь и посмотрела в окно, как она бежит до соседнего дома – они жили напротив. Регина росла в полной семье. У нее был отец, стена и опора, и жена, что всю жизнь за этой стеной. Возможно, ее родители не любили друг друга, но им повезло хотя бы друг друга уважать.

В моей комнате стояли книги. Я не смела даже читать ничего запрещенного, всю дурь из меня выбила старуха, когда я в четырнадцать потянулась за ярким журналом на полке книжного магазина. Ох и досталось мне тогда, потом еще до полуночи стояла коленями на крупе.

Нет, мои книги были чисты. И любовь в них была такой же, чистой. Она была в мыслях, в заботе друг о друге, нежности, случайных прикосновениях. Ничего из этого у меня не будет. У меня будет грубый и злой муж, который будет владеть мною, словно вещью, а я буду лишь дурнеть в клетке дома, раз за разом рожая детей, которых мне не позволят воспитывать. Я посмотрела на часы – без четверти три. Скоро отец придет, а за ним и гости. Этих гостей я представляла, я много видела таких женщин. Чопорные и злые, непременно покрытые, лицемерные. Они были такими, как моя бабушка, которая отказалась от внучки только потому, что не нравилось происхождение ее матери.

Я никогда не стану такой.

Решение созрело спонтанно. Я пошла на кухню. Там в духовке продолжали на минимальной температуре томиться мясные рулеты накрытые фольгой. Я достала противень. Отвернула фольгу с большей части рулетов и щедро посыпала их солью. Часть оставила нетронутыми – для отца. А для гостей посолила прямо горстью.

Никто из этих лицемерных женщин не возьмет в семью плохую хозяйку.

Глава 4. Лилия

Отец заметно волновался. Я была почти спокойна, только дрожало что-то внутри, да порез никак не хотел уняться – на повязке то и дело появлялось красное пятнышко и ее приходилось менять.

– Ты не могла быть аккуратнее? – спросил недовольно отец. – Теперь они точно решат, что ты растяпа.

Я промолчала – я не была приучена ко спорам со старшими. До визита гостей оставалось чуть больше часа, отец выдвинул в центр гостиной большой стол, я накрыла его скатертью. По привычке огляделась вокруг – как бы я не хотела выходить замуж, я в страшном сне не могла представить, что приму гостей в беспорядке. Все было чисто. В квартире почти всегда было чисто – уборка была одним из немногих моих развлечений.

Я умылась холодной водой и переодела платье. Переплела косу, затем закрепила ее заколками на голове. Пригладила торчащие волоски.

– Это происходит не со мной, – прошептала я. – Это затянувшийся страшный сон. Когда нибудь я проснусь у себя дома, впереди еще вся жизнь, мой отец такой же, как и прежде, дома пахнет лилиями, а моя мать жива.

А пока… пока я не проснулась мне нужно было ждать гостей.

– Повяжи платок, – буркнул отец.

Я никогда с ним не спорила. По правде, мы с ним месяцами могли не говорить, не было повода и нужды, иногда я забывала, как звучит его голос. Но сейчас я не могла уступить.

– Я никогда не носила платок. Моя мать не носила.

Она правда не носила. Отчасти поэтому с ней не здоровался никто из соседей. Не носила упрямо. Я плохо ее помнила, только прикосновения ее рук, смех, ощущение счастья и ее голос. Я помнила, что она говорила – никто не может вынуждать против воли надеть платок. Только ты сама, только если захочешь.

– Твоя мать выросла в других условиях. А ты наденешь его немедленно.

– Нет, – сказала я. – Ты не заставишь меня. Я опозорю тебя на весь город, если попытаешься. Я на свадьбе лягу на пол и буду кричать.

– Муж заставит, – фыркнул отец. – А если ты думаешь сорвать свадьбу, сыграем никах по доверенности, потом муж увезет тебя в глухую деревню на пару лет, посидишь там с бабками и курами, взвоешь.

Я смотрела на него и понимала – он это сделает.

– Я не знаю, за что мать полюбила тебя, – бросила я ему в лицо и он отшатнулся.

Остаток времени я прождала у себя в комнате, выйдя лишь накрыть на стол. Гости пришли ровно в четыре. Две женщины пожилого возраста. Обе покрытые. Совершенно разные – одна маленькая, пухлая и уютная, вторая высокая, худая, с властным взглядом. Я одинаково боялась и ненавидела обеих.

Отец торопливо поздоровался и сбежал на кухню, вопреки всем правилам оставив меня один на один с гостьями. Эти смотрины шли совершенно не по правилам. Они должны были быть праздником. Их должен был посетить жених, если они с невестой не знакомы до свадьбы, это их первая встреча.

Видимо, моему жениху совершенно безразлично, как я выгляжу, что только подтверждает мою мысль о том, что ему нужна лишь бессловесная вещь, женщина, для рождения детей. Сыновей, конечно же.

– Проходите, – выдавила из себя улыбку я.

– Бедно, – скривила лицо маленькая.

Видимо, я все же волновалась, их имена совершенно вылетели у меня из головы в тот же момент, что их произнесли.

– С каких пор бедность это порок? – вспыхнула я.

Я прекрасно понимала, что в нашей квартире нет души. Никто не вложил в нее частицу себя, все, что было позволено мне, это наводить здесь порядок.

– Девочка права, – откликнулась высокая. – Идемте за стол.

Я носила блюда, руки мои дрожали, хотя выронить тарелку было бы неплохо – точно бы на пользу моей репутации не пошло. Но я больше не смела протестовать, дух бунтарства во мне погас, едва разгоревшись. Они так осматривались в нашей тесной гостиной, что у меня горели щеки. Я разложила еду по тарелкам, заняла свое место, проклиная отца, бросившего меня с этими женщинами один на один.

Наконец вышел отец, занял свое место, большой и грузный, словно заполнив собой сразу всю гостиную. Стол был готов, гостьи задавали вопросы, часто ничего не значащие, отец отвечал. Наконец маленькая женщина взяла нож и вилку, я затаила дыхание. Мясной рулет выглядел превосходно, в другой день я бы получила удовольствие от готовки. Но сегодня…

Я замерла, глядя на вилку, словно завороженная, как вилка, с наколоть на нее кусочком мяса приближается ко рту. Там вилка замедлила – женщина ответила своей подруге, и наконец взяла мясо в рот.

Я думала, она его выплюнет. Нет. Она замерла, перестав пережевывать и коснулась руки высокой гостьи. Они переглянулись и вторая тоже отрезала и попробовала кусок.

Папа ничего не понимал – он ел, наслаждаясь вкусной едой, какой в вашем доме не было давно. Его порция не была пересолена. Маленькая же женщина отложила вилку, и отодвинула от себя тарелку, намереваясь встать.

– Постой, – окликнула ее подруга, опустила ей на руку ладонь, удерживая.

– Ты что, не понимаешь?

– Девочка росла без матери.

Маленькая гостья осталась на месте, но буравила меня взглядом.

– Это провокация.

– Возможно.

Они говорили так, словно нас с отцом здесь не было. Я же демонстративно отрезала себе кусок мяса – оно было превосходно.

– Все хорошо? – спросил отец.

– Все прекрасно, папа, – отозвалась я с улыбкой.

Я не смела смотреть на них. Этот бунт – единственный в моей жизни. Я знала, что обе гостьи смотрят на меня.

– Она не покрыта, – прошептала маленькая.

Достаточно громко, чтобы я ее слышала.

– Покрытая у нас уже была, – ответила загадочной фразой высокая. – Ешь, дорогая, нас мать воспитала правильно.

Я вспыхнула. За столом продолжался ничего не значащий разговор, у меня горели щеки, я ела, но не чувствовала вкуса еды. Обе гостьи доели свои порции мяса. И, наверное поэтому, выпили впоследствии по три чашки чая. Я проводила их до дверей, а затем едва дошла до гостиной и обессиленно рухнула на стул.

– Ну, вроде все прошло хорошо, – потер руки папа.

Наверное, предвкушал, как тратит оставшиеся денежки, что дадут ему после свадьбы, не зная, что дочь опозорила его перед двумя почтенными дамами из уважаемой семьи.

– Все прошло хорошо, отец, – прошептала я.

Я не знала, к какому решению придут наши гостьи. Моя жизнь совершенно не зависела от меня. У соседей наверху кто-то засмеялся громко, затем включилась музыка. Я не знала этих людей, но мне казалось, они так счастливы, как я никогда не буду.

Глава

5. Айдан

Разговора с тетушками было не избежать. Я еще не начал его, а он уже набил оскомину. Я чувствовал его вкус, словно горечь лекарства, которое ужасно пить не хочется, но нужно, замаскированный приторной сладостью сиропа.

Они умели казаться милыми, эти люди, что приложили руку к моему воспитанию. Если бы я не знал их ближе, быть может, даже купился бы. Но я знал.

В моей огромной гостиной царит запустение. На предметах мебели пыль. Я вижу длинный след от пальца – тётя провела по журнальному столику. Здесь же рядом можно было различить следы детских ладошек. Наверное, мне должно было стать стыдно, но не стало.

– Приступайте, – сказал я тете, садясь в кресло. – Извините, но ни чаю, ни кофе я вам предложить не смогу, в моем доме кроме вас ни одной женщины.

Я лукавил. Кофе да, я не мог добыть нормальный даже из кофемашины. Бросить чайный пакетик в стакан с кипятком я вполне мог. Не хотел. Мои тетушки мастерицы растягивать церемонию чаепития до предела, я бы просто не вынес.

– Ничего, Айдан, скоро все исправится, – улыбнулась тетя.

Лицемерно так улыбнулась, подленько.

– Ну, – поторопил я. – Давайте, радуйте меня.

– Нам с Фанией все понравилось, – сложила ладони на коленях тетушка. – Квартира, конечно, бедная, но чистенькая. Сама девушка мила, здорова и отличная хозяйка. Смею надеяться, она станет Розе хорошей матерью.

– О большем и не мечтал, – буркнул я.

Мечтал. Я мечтал, чтобы меня оставили в покое. Меня и мою дочь. Мы не жили, мы выживали в тюрьме из условностей. Ни один из моих родственников не хотел или не мог оказать мне реальной помощи. С тех пор, как мы с Розой остались вдвоем моя жизнь перевернулась с ног на голову, хотя и до этого она не искрила счастьем и радостью.

Няня. Я не мог нанять няню, потому что мои родственники считали, что слишком опасно нанимать женщину детородного возраста. Как ни крути – я одинокий мужчина. Наверное, в их фантазиях я набрасывался на несчастную няню и подвергал ее многократному извращенному насилию. Я не мог нанять кухарку или уборщицу по той же причине. Вот если бы в твоем доме была жена, говорили мне, прозрачно намекая на замужество.

Я нашел для Розы отличный садик. Ни одна почтенная моя тетя бы не придралась – в группах были одни девочки, занятия вели мусульманки. И мы смогли бы существовать так, но моя дочь стала цеплять заразу за заразой. Из садика ее пришлось забрать, для него она была слишком болезненна.

Единственные, кому было позволено находиться в моем доме – бабкам из моей же семьи. Они были воспитаны по старому, и так же пытались воспитать Розу. Я видел, как радостный ребенок мрачнеет на глазах, вздрагивает от резких звуков и становится тенью себя. Я не мог этого допустить.

А потом тетушка Фания, маленькое, пухленькое, милое создание обрадовало меня тем, что я не могу и дальше воспитывать свою дочь один. Розе уже шесть. Еще немного и она станет девушкой. Наше одиночество далее недопустимо.

Неужели они были испорчены настолько, что для них грех даже взаимоотношения отца и дочери? Этого я постичь не мог. Отдать свою дочь я тоже не мог.

– Либо ты женишься, либо Розу придется забрать, – обрадовала меня Фания. – Не переживай, жену мы тебе подберем.

Этого я допустить тоже никак не мог. Я прекрасно представлял, кого они мне подберут. Я не мог просто откинуть возражения моей семьи – пока они еще имели сильное влияние на меня и моего окружение. Если пойду поперек, все аукнется Розе. Но я мог хотя бы немного повлиять на течение событий.

И тогда возник Рашид. Не знаю, откуда он узнал о том, что мне нужна жена. Но его предложение несколько отличалось. Да, я мог ему заплатить, деньги у меня были. Всегда были, опять же спасибо семье за легкий старт. Его дочь немного отличалась. Ее мать была не из нашей среды, что могло быть огромным минусом для моей родни. Но это было плюсом для меня.

А теперь… теперь моя тетушка сидела и нахваливала эту девушку. Значит, все было зря. Она такая же, как и все. Как мои тетушки в молодости, как их дочери, как мои сестры. И Роза вырастет такой же.

– Свадьбу назначим через месяц, – разливалась соловьем тётя. – Конечно же, приедут твои родители, они давно тебя не проведывали. Торжества будут длиться неделю. Начнем с гражданской церемонии, потом несколько дней гуляний, затем никах…

– Нет, – жестко сказал я.

– В плане нет? – не поняла тетя.

– Никаких гуляний длиной в неделю. В один день обе церемонии. Минимум гостей. Свадьба через неделю.

– Но в мае жениться, всю жизнь маяться, – растерянно пробормотала тетя.

– Тетя, – устало сказал я. – Определитесь уже, в Аллаха верить или в суеверия.

Тетушка ойкнула и прижала ладони ко рту, навенное, я снова нарушил какие-то правила.

– Айдан…

– Я все сказал, – отрезал я. – Вы вынудили меня на эту свадьбу, но пройдет она по моим правилам. Если не согласны, уходите и больше не возвращайтесь, но Розу я вам не отдам.

Она была умной, моя старшая тетя. Подумала, помолчала минуту, затем кивнула, поднимаясь со своего кресла. Я не провожал ее, лишь слушал удаляющиеся шаги, затем звук мотора автомобиля с парковки перед домом.

Я не чувствовал удовлетворения. Лишь усталость от этой битвы, что затянулась уже на несколько лет, и острое неприятие будущей жены. Она еще ничего не знала, но была тем, из-за кого мне несколько лет не давали покоя, и она в очередной раз перевернет мою жизнь.

– Ради Розы, – напомнил себе я.

Ради Розы я перетерплю и свадьбу, и попытаюсь смириться с навязанной мне женой.

Глава 6. Лилия

Отец ждал звонка. Он ждал его весь вечер, затем все утро. Не дождавшись ушел, вернулся вечером, снова – пьяным. Обычно пьяным он становился еще смурнее, чем обычно, но сегодня он лучился счастьем.

– Он позвонил! – радостно провозгласил отец. – Он позвонил мне! Дочка, ты выходишь замуж!

Словно ничего радостнее в нашей жизни не могло произойти, словно он ждал этого момента всю жизнь.

– Ты мог бы просто работать, – разочарованно покачала я головой. – У тебя же не получается делать большие деньги. А нам для жизни не нужно много. Ты мог бы работать, я могла бы пойти на работу…

– Женщины в нашей семье не работали и работать не будут! – горло провозгласил отец.

Сегодня он общался только лишь восклицательными знаками. Прошел мимо меня на кухню, обдав запахом алкоголя, сел за стол.

– Я лучше бы работала.

Сказала тихо, но отец услышал.

– Не позорь меня! Хватит того… – отец замялся, подбирая слова, – что ты девкой родилась. Трех после тебя твоя мать сбросила, не доносив. Все трое мальчики были. Они не выжили, ты выжила. Несправедливо, так хоть не позорь, живи по правилам.

Я проглотила обиду. Подумала о матери, которая беременела раз за разом, на задворках цивилизации, без нормальной медицины. Я этого не знала и не помнила – маленькая была. Наверное эти беременности и подточили ее и без того хрупкое здоровье.

– Отец…

– Хватит! – крикнул он. – Другая бы радовалась, за самого Муратова замуж идет, нет же… разбаловал вконец! А все книги твои, книги!

За каждую книгу мне приходилось сражаться. Отец почти не общался со мной, но то, что я читаю, инспектировал. Как я выпрашивала эти книги, унижалась… ни одна из них не досталась мне просто, каждую я ценила, берегла и не по разу перечитывала.

Отец встал так резко, что опрокинул стул. Открывал все шкафчики на кухне, пока не нашел мусорные пакеты. Прошел в комнату. И принялся складывать в мешки мои бесценные книги, единственных моих друзей одну за другой.

– Пожалуйста!

Получилось три мешка. Я глотала слезы, отец вышел в подъезд, я слышала, как лязгает крышка мусоропровода. Вернулся. Снова за стол сел, даже руки не помыв.

– Накрывай.

Я накрыла. В первую очередь я была послушной дочерью. Голову склонила, чтобы слез не видел, не разозлился еще сильнее. Дождалась, пока доест, убрала все и посуду помыла. Затем ушла к себе.

Для старухи, что воспитывала меня несколько лет величайшим грехом было лежать. Она вдолбила это в меня намертво, на всю жизнь. Кровать была для того, чтобы спать. Утром проснулась, заправила, да так, чтобы не единой морщинки, и потом только переделав все дела ночью можно было лечь. Старуха умерла давно, а я все так же следовала ее правилам.

Но сейчас я была сломлена. Пуста. Я рухнула на постель, хотя до сна было еще долго. Прямо на нерасправленную, поверх пледа, в верхней одежде. Старуха, если бы не успела умереть к этому времени, увидев это умерла бы точно. Мне было все равно. Моя жизнь потеряла всякий смысл.

Я целиком и полностью зависела от отца, но только сейчас я стала понимать, что была свободна. Пусть немножко, но свободна. Отцу большую часть времени было безразлично мое существование, главное, чтобы я соблюдала правила. Я вела себя тихо, готовила еду, драила квартиру, сидела безвылазно, да… но никто не посягал на мое тело, время и мысли. У меня была тишина знакомых комнат, мои мысли, мои книги. Это наполняло мое существование, но даже от этого мне придется отказаться.

Я не плакала. Я просто лежала и смотрела в потолок, слушая, как по квартире ходит отец, затем дверь за ним хлопнула – ушел. Я не заметила, как уснула, а проснулась только на рассвете.

Тем днем, совершенно без предупреждения, да и не было у меня телефона, ко мне пришли портные. Целых три швеи на одну меня. Они прикладывали ко мне то сантиметровую ленту, то отрезы ткани, переговаривались тихо, а я стояла словно кукла и ждала.

– За три дня сошьем, – успокоила меня одна. – Не переживайте, поспеем до свадьбы.

– А когда она? – удивилась я.

– Так пять дней осталось, – огорошили меня в ответ.

Даже этого мне никто не сказал. Отец почти не появлялся дома, я совсем перестала есть – еда в горло не лезла. Однажды пришла Регина, наверное родители отправили ее меня поддержать, но я через дверь сказала ей, что простужена. Собрала свои немногочисленные вещи – скоро мне переезжать. Погладила пустую книжную полку, словно извиняясь. Драгоценности своей мамы спрятала в кулек со швейными принадлежностями и принялась ждать.

Через три дня за мной пришли не знакомые уже швеи. Высокая женщина. Мне было неловко, что я не помнила, как ее зовут, но спросить я не решилась.

– Пойдем. Оставшиеся ночи ты проведешь в моем доме.

Я взяла свободна сумку и покорно пошла за ней. Во дворе дома нас ждал большой автомобиль, за рулем молчаливый водитель. Дом этой женщины был роскошен и ухожен, каждая вещь на своем месте. Я чувствовала себя нищей родственницей, хотя по сути таковой и являлась.

– Ешь, – наставляла меня Фарида. Из чужих разговоров я все же поняла, как ее зовут. – Ешь, в тебе кожа да кости, а тебе еще детей рожать.

Я давилась и ела. В этом красивом доме я растеряла все остатки своей воли. Мягкая большая кровать не располагала ко сну, я ворочалась до утра и проснулась с синяками под глазами. В последнюю ночь перед свадьбой выспаться тоже не удалось.

Дом наполнился незнакомыми мне женщинами – наверное, родственницы Муратова. Ночь перед свадьбой положено проводить с близкими и подругами, а у меня никого. Даже Регину не позвать – нет у меня телефона.

Старуха, засев в углу с шитьем завела песню. Грустную, до мурашек, старческий голос дребезжал, и мне только тогда, в тот момент стало по настоящему жаль себя. Руки мои покрыли рисунками из хны. Незнакомых женщин нисколько не волновала моя судьба, они разговаривали, иногда смеялись, обсуждали кого-то.

Ночь хны по традициям положено было проводить в слезах – девушка покидала отчий дом. Плакать за меня было некому. Когда с моими руками было покончено, я села к окну, и оплакала себя сама, позволив одну единственную слезинку.

Глава 7. Лилия

– Пусть твоя красота будет для него приятным сюрпризом, – заговорщически говорит Фарида и закрывает мое лицо никабом.

Он праздничный. Молочно-белого цвета, как и все мое одеяние, он густыми складками падает вниз, пряча все мое лицо кроме глаз. Я всегда была против таких атрибутов, и отец в память о матери мне уступал, но сейчас все это мне нужно. Во первых платок это обязательный элемент одежды невесты, даже если в обычной жизни она не покрыта. Во вторых никаб позволяет мне спрятаться. Мне так страшно, что я вся бы спряталась, как в шалашик.

Мое платье было прекрасно. Нежное, скромное, струящееся. Мой платок был заколот булавками и невидимками в которых сверкали крошечные бриллианты. Будь все это на другой невесте, я бы восхищалась. Мне даже макияж сделали – впервые в жизни. Теперь слой косметики надежно скрывал следы недосыпа и усталости, а я не узнавала свое лицо. Да что там, я и свою жизнь признать не могла, все слишком стремительно менялось.

– Для невесты естественно волноваться, – успокоила меня маленькая тетушка. – Я в свои годы всю ночь проревела, глупая. Подумать только, тридцать восемь лет уже прошло. Всех своих детей женила, так давно не была на свадьбе близких.

– Ты права, – отозвалась Фарида. – В нашей семье давно не было свадеб. Сегодня бы наверстали, да Айдан не позволил широко праздновать.

Я задумалась – то, что мой будущий муж не хотел праздновать свадьбу говорит о том, что он скуп или черств? Хотя…какое это может иметь значение. Ничего хорошего от жизни я уже не ждала. Даже этих надоедливых женщин я уже воспринимала, как меньшее зло, подавляла желание броситься перед ними на колени, хвататься за эти юбки и умолять спасти меня от брака. Потому что вечером они приведут меня в дом мужа и уйдут из моей жизни. И я сама себе не буду принадлежать больше.

Но никто меня не спасет.

– Ты такая красивая! – воскликнула одна из внучек Фариды. – Я хочу быть такой как ты, когда вырасту!

Такой же беспомощной и трусливой? Мысли я подавила, ребенок точно ни в чем не виноват. Я совершенно не умела ладить с детьми, потому что всю жизнь провела в изоляции, видя детей только со стороны, но малышка меня тронула. Я протянула руку, покрытую красивыми узорами и стянутую густым кружевом перчаток и погладила девочку по темным волосам.

– Ты будешь еще прекраснее, – прошептала ей я. – Ты будешь самой красивой невестой на свете, а твой жених будет любить тебя больше жизни.

Девочка улыбнулась и убежала прочь, взметнув юбки. Меня же за руку повели на улицу. Там ждал целый кортеж машин – в мечеть мы поедем процессией. В машину я садилась аккуратно, чтобы не помять и не испачкать платье. Замужество мне поперек горла, но платье то жалко, оно красивое…

Старая, но такая прекрасная мечеть гордо возносила в небо минарет. Никто не прививал во мне веры в Аллаха, отца мое воспитание не волновало, мама рано ушла, бабка больше вколачивала в меня страх и условности. Но сейчас, глядя на эту одинокую башню на фоне хмурого неба, вдруг плакать захотелось и почему-то, верить.

Если никто из людей меня не спас, быть может, спасет Бог?

Небеса молчали. Мечеть была заполнена наполовину, видимо большее количество людей запретил приглашать Муратов. Кругом были живые цветы. Втянув воздух я распознала аромат детства – нотки живых лилий. Показалось вдруг, что мама рядом. Конечно же, мама не могла бы обещать мне, что все будет хорошо, но чувствовать ее незримое присутствие немного успокаивало.

А жениха не было. Я слышала, что гости уже перешептываются. Начала надеяться робко – может, он не придет? Быть может ему не нужна бесприданница? Невеста из семьи, которая ее отвергла. Но вскоре двери в мечеть открылись и все головы дружно обернулись.

В дверях стоял мужчина. Не слишком высокий. Не слишком старый. Когда он пошел ко мне навстречу, было заметно, что он немного прихрамывает. Он остановился, чуть улыбнувшись мне, а я подумала – неужели об этом человеке шепотом пересказывают ужасы?

– Айдан не смог приехать на церемонию бракосочетания, поэтому я буду представлять его по доверенности.

Он протянул бумагу хазрату, тот внимательно в нее вчитался. По залу поплыли шепотки. Я различала отдельные слова. Позор. Опоздание. Неуважение. Мой отец медленно наливался кровью – наверное, в его мечтах все происходило не так.

– Согласны ли вы заключить этот брак по доверенности? – обратился характер к моему отцу.

Тот колебался. В нем алчность сражалась с остатками гордости. Победила первая – отцу очень нужны деньги. Позор ничто, деньги все.

– Да, – кивнул он.

Вошедший мужчина представился и протянул мне шкатулку. Я приняла ее и открыла. В ней – набор украшений. Ожерелье, густо усыпанное камнями. Браслет. Серьги. Мой будущий муж был щедр. Я закрыла шкатулку, не зная, куда ее девать, и ее подхватила подоспевшая Фарида.

Церемония длилась сорок минут. Я вслушивалась в монотонную речь хазрата и жалела о том, что моим мужем будет не этот мужчина с добрыми глазами. И все равно мне было бы, что он старше меня на тридцать лет, что он хромает. Любят не за красоту или деньги. Любят за то, что внутри. Наверное, этот мужчина не стал бы меня обижать. Быть может, он позволил бы мне читать книги…

Я едва не пропустила свои слова, а ведь Фарида так тщательно готовила меня к церемонии. На мой палец наделось кольцо, знаменуя конец моей прежней жизни. Все, грустно подумала я – счастья не было и не будет.

– Не расстраивайся, – шепнула Фарида когда мы выходили из мечети. – На гражданской церемонии он будет, законы страны не позволяют проводить ее по доверенности.

Отсюда мы сразу же поехали в ЗАГС. Я знала, что и туда Муратов опоздает, просто для того, чтобы показать – я ничего для него не значу. Мог бы показать это и другим способом, например, отказавшись на мне жениться. Но мы уже муж и жена, пред отцом Аллаха и всех этих людей. Осталось уведомить о своем счастье государство.

В огромном здании классического стиля было много других невест. У них другие платья – декольте, открытые плечи, сложные прически. На меня они смотрят, как на дикарку. На очень богатую дикарку – камней на мне немерено. Мои длинные, ниже пояса волосы уложены под платком, и так густо украшены камнями, что мне кажется, что мою голову чуть тянет назад.

Я ошиблась. Он не заставил меня ждать. Когда я вошла в зал регистрации, он уже стоял там, ожидая меня. Высокий. Очень высокий. Темноволосый. Любая, впервые видевшая будущего мужа только радовалась бы увиденному, но не я. Я во всем видела угрозу. А когда они повернулся, и я увидела его глаза я поняла.

Все, что говорят про него шепотом это правда.

Глава 8. Айдан

По дороге в ЗАГС я понимал, что мой бессмысленный протест ни к чему не привел. Для всех них я уже был женат, даже не появившись в мечети. Главные слова было сказаны, теперь на мне еще одно ярмо, которое мне тащить до конца дней моих.

Потому что в нашей семье не разводятся.

Здание ЗАГСа было полно брачующихся. Наивные, счастливые. Восемьдесят процентов из них возненавидят своего партнера уже через пару лет. Кому то хватит честности признать это и развестись, остальные застрянут в клетке осточертевшего брака до конца дней своих.

Говорят, кто-то был счастлив. Говорят, счастье существовало. Люди вообще много что говорят. Счастье, это миф, никем не доказанный. Мне не хватало сил верить в то, чего я не видел и не осязал.

Меня ожидало несколько человек, по своим причинам не посетивших мечеть и ожидающих гражданскую церемонию.

– Говорят она красива, – крикнул кто-то из парней.

Люди много что говорят. И никто из них не понимает, что красота мало что решает. В самую последнюю очередь я гнался бы за красотой. Мне просто нужен был покой. Я встал у стойки регистрации, кивнув женщине в синем костюме. Ожидание не заняло много времени, уже минут через семь я услышал гомон толпы. Двери распахнулись, гости хлынули внутрь зала, судя по всему никак не меньше сотни человек, хотя я просил не приглашать так много людей.

Я не оборачивался до последнего. Ждал. Услышал легкие шаги за спиной – она приближалась ко мне. И только тогда посмотрел на нее. Первое, что я увидел это глаза. Огромные голубые глаза, светлые, почти прозрачные, опушенные густыми темными ресницами. Больше не было видно ничего, тетушки постарались.

Никаб, платок, крайне скромное платье, много драгоценностей. Но по крайней мере я мог поздравить себя с тем, что она молода и у нее нет лишнего веса. В договорных браках случалось всякое. Когда она встала рядом со мной я понял – она очень маленького роста.

– Айдан Тагирович, – журчала женщина в костюме. – Согласны ли вы взять в жену Лилию Рашидовну?

– Да, – четко и громко ответил я.

Да моей супруги было таким тихим, что я едва этого различил, но для заключения брака этого оказалось достаточно. Теперь пути назад точно не было.

– Жених, можете поцеловать невесту.

Я повернулся. Как целовать девушку, с ног до головы закутанную? Я сделал все, что смог. Склонился, и поцеловал ее в белый холодный лоб. Холодный, как у покойницы. Покойница же от моего прикосновения вздрогнула, словно я ее ударил.

Веселый брак меня ожидает. Те же люди, которые столько всего знали, говаривали – хорошее дело браком не назовут. Вот этим я склонен был верить.

Я не стал брать ее за руку. Выходили из зала, потом из здания рядом, но при этом порознь. На выходе из ЗАГСа нас ожидали девушки, мои многочисленные кузины. Стоило сделать шаг, как нас обсыпали рисом и лепестками роз. Я подумал о том, что тетки просто надрали красивых, по их мнению, традиций, из всех народностей. Несколько крупинок риса попали за шиворот и я чувствовал их внутри.

В руки мне и моей новоиспеченной супруге сунули в руки по голубю. Я посмотрел на птицу – вид она имела замученный и печальный. Бедное создание, изо дня в день выполняет одни и те же бессмысленные действия.

Девушка подняла руки, выпуская свою голубку, я повторил за ней. Тот не спешил улетать – сделал круг почета, а потом наложил кучку прямо перед нами. Она плюхнулась в метре от нас и расплылась по мраморным ступеням.

– К деньгам! – зашумели гости. – К счастью! Детей будет много!

Я покосился на свою жену. Взгляд потуплен. На меня она смотрела только несколько секунд в ЗАГСе. Руки стискивает. Как с такой детей делать? В таком случае секс можно рассматривать, как героизм. И детей нужно хотеть очень сильно.

У меня уже была Роза.

Ехали мы в одной машине. Девушка все время смотрела в окно. Снять никаб она так и не захотела и максимально от меня дистанцировалась. Я подавил раздражение – этот брак был необходим мне ради ребенка.

Застолье было бесконечным. Мне невероятно хотелось выпить, но на мусульманских свадьбах алкоголя нет. Но учитывая, что никах уже был позади, часть гостей к ночи трезвой не будет, несмотря на то, что бутылок на столах не появится. Ришад уже был нетрезв.

Вокруг меня были одни лицемеры.

Я устал и от праздничной программы, и от музыки, и от шума, и от церемонии вручения подарков. Еда в рот не лезла, девушка вообще ни куска в рот не взяла, даже бокал с соком стоял нетронутым. Не хватало, чтобы хлопнулась в голодный обморок.

– Там нет мышьяка, – сказал я, – в твоем бокале. Можешь пить.

Девушка вздрогнула от страха, и я зарекся вести с ней беседы в дальнейшем. Когда времени прошло достаточно, я посмотрел на часы и решительно поднялся.

– Поехали домой.

Она тянула время. Несколько секунд не решалась встать, затем медлила, не поторопясь за мной идти. Наверное ждала, что кто нибудь ее от меня спасет или поедет с нами. Не поедет. От провожающей процессии я решительно отказался. Затем все же пошла за мной, мелкими семенящими шажочками.

Родственников к подготовке дома я не допустил. Клининговая компания привела в порядок спальни и кухню. На большее не хватило времени, но полагаю, этого будет достаточно. Меня не очень волновало, что эта женщина может счесть меня плохим хозяином. Меня вообще мало что волновало.

Я прошел на кухню, достал из холодильника бутылку виски, щедро плеснул в свой стакан. Тишина дома после гомона толпы оглушала. Окно было открыто, в него доносился далекий гул машин, но он не мешал. Наконец я был один.

Я сделал глоток, затем еще один. В окно веяло прохладным весенним вечером, а внутри становилось тепло. Я сбросил пиджак здесь же, на стул на кухне, расстегнул пару пуговиц рубашки, прошел в гостиную и увидел ее.

За несколько минут я успел забыть о ее существовании, а она стояла посреди гостиной ровно там, где я ее оставил, ни шага в сторону.

Теперь она снова смотрела на меня. Глаза глубокие. Испуганные. Да что там испуганные – она вся, казалось, состояла из одного сплошного ужаса. Наверное, в ее мыслях я набрасывался на нее, бросал на пол, сдирал с нее все слои ее тряпок, а потом делал то ужасное, о чем благовоспитанные девицы не говорят.

Задрало все.

– Спальня там, – указал направление я и сделал еще один глоток.

Глава 9. Лилия

Он был таким же, как мой отец, с отчаянием поняла я. Стоял, смотрел на меня равнодушно, как на насекомое, а в руках – алкоголь. Скоро его глаза станут красными, движения хаотичными, речь невнятной. Возможно, в нем проснется агрессия. Все, что про него говорили это правда. Я отшатнулась, едва не наступив на подол платья и метнулась в указанную сторону, глотая слезы, которые благополучно скрывал никаб. Распахнула дверь в комнату и рывком захлопнула её за собой. Замка не было, да и кто позволил бы мне запираться? Никто. Я не стала оглядываться даже, была слишком взволнована. Стояла и слушала, как бьётся моё сердце. Затем стала слушать шумы большого дома, пытаясь уловить шаги того, кто стал моим мужем. От голода и волнения кружилась голова и через минут пятнадцать я все же решилась сесть на стул, что стоял возле туалетного столика. На своё отражение смотреть не осмеливалась. Смотрела на часы, что висели на стене размеренно отчитывая секунды, которые раз за разом замыкались в минуты. Муратов не шёл. Это было плохо, чем дольше он там один пробудет, тем больше успеет выпить, а пьяного Муратова я боялась ещё больше, чем трезвого. Потом подумала вдруг – он придёт пьяным и злым, а я совершенно не готова? Отец ни разу меня не ударил, но этот, я чувствовала, мог. Дверь в ванную вела прямо из спальни, в любой другой момент это меня восхитило бы. Сейчас же я могла думать только о том, что мне предстоит. Я скользнула в ванную комнату и принялась вынимать шпильки из платка, высвобождая волосы. Оказывается, кожа головы невероятно устала, и я даже через отупение и страх на мгновение ощутила облегчение, когда коса, высвобожденная из плена чёрной змеей упала на спину. Я аккуратно сложила никаб и платок. Покосилась на дверь с опаской и принялась снимать платье. Я знала, что отдам себя всю этому человеку сегодня, но мысль о том, что он войдёт именно сейчас, когда я неловко сражаюсь со складками ткани и пуговицами приводила в ужас. Сейчас я совсем беззащитна и не готова. Нужно успеть все сделать. Платье я тоже сложила, оставшись в нижнем, что было до колен. Подумав, сняла и его. Умылась, смывая остатки макияжа и подсохшие дорожки слез. Почистила зубы, найдя запаянную в пластик, новую щётку. Приняла душ, стараясь не намочить косу – сушить волосы потом полчаса,не меньше, а Муратов придёт в любой момент. Вернулась в комнату, завернувшись в полотенце. На кровати лежала ночная сорочка. Длинная, достаточно закрытая, но из такой лёгкой ткани, что обрисовывать будет каждый изгиб тела. Я надевала её с горящими от стыда щеками, чувствуя себя падшей женщиной. Затем задумалась – как жене полагается ждать мужа, чтобы не вызвать его гнев? Села в постель, прислонившись к спинке кровати, ощущая позвонками выпуклости металлической ковки. Натянула одеяло до плеч. Поборола желание заплакать. Принялась ждать. В желудке урчало – несмотря ни на что, организм требовал пищи, на торжестве я не съела и крошки. Ужасно хотелось спать, а Муратов все не шёл. Я начала чувствовать злость – он что, специально мучает меня ожиданием самого страшного? Злость прогнала страх, но ненадолго. Ещё час и главенствовать стало желание спать. Я закрыла глаза всего на секунду…

Открыла я их уже утром. Солнце жизнерадостно светило в большое окно, я все так же сидела вцепившись в одеяло, спина болела от неудобной для сна позы.

– Наверное, он выпил слишком много и уснул, – прошептала я.

С отцом такое случалось. С одной стороны я испытала облегчение, с другой понимала – этой ночью мне придётся снова ждать. В доме было тихо. В моём животе яростно урчало, поэтому умывшись я надела свое домашнее платье, вещи уже были привезены, и решилась выйти из комнаты. Муратова не было дома – я это чувствовала. Зато был некто другой. Бабка. До ужаса напоминавшая старуху из моего юношества, такая же худая и желчная, с ненавистью во взгляде.

– Здравствуйте, – чуть склонила голову я.

Бабка буркнула что-то неразличимое и принялась яростно рубить картофель на ломтики. Бабку я боялась меньше Муратова, это зло знакомое. Включила себе чайник, сделала чай и бутерброд из хлеба и колбасы, найденной в холодильнике. Ещё холодильник был полон початых банок и упаковок, срок годности многих уже истёк и вид оставлял желать лучшего, у меня чесались руки выбросить все это и помыть холодильник, но я не решилась – все это чужое. Вдруг Муратов меня за это накажет? Я перекусила и ушла с кухни, предварительно убрав за собой. Бабка, приготовив невероятно жирное рагу с мясом, ушла, и я пошла обследовать дом. Только общие территории, открывать комнаты не осмеливалась. Каково же было мое изумление, когда я шагнула через арку, отделяющую гостиную от соседней комнаты и увидела библиотеку! Сотни книг. Нет, тысячи! Они окружали меня, расположившись тесными рядами, взметаясь до самого потолка. Я провела рукой по корешками и чихнула – пыль. Мне так и хотелось взять в руки хоть томик, открыть, погрузиться в чтение, но читать без разрешения нельзя. Но и уйти из библиотеки нет сил! Я нашла выход. Я не буду читать. Я начну уборку, все книги в пыли, а убираться это не преступление, за это меня не накажут. Я нашла кладовку возле кухни, выкатила пылесос, нашла подходящую насадку с длинными, не грубыми щетинками, и принялась выкладывать книги из одного стеллажа, поставив стул на стол и взгромоздясь на него, чтобы достать книги с верхних полок. Только вынимала полчаса, из одного то шкафа! Затем оттерла стеллаж от пыли и принялась за книги. Каждую брала в руки, почтительно принимая на ладони её вес. Бережно проходилась щёткой, собирая пыль. Иногда открывала, украдкой воруя слова и фразы. Я проработала так почти до самого вечера, успев разобраться с двумя шкафами и только раз сходив на кухню попить.

На обратной дороге в библиотеку меня ждало открытие. Резинка. Для волос. Розовая, с бусинкой. Она лежала на полу у одной из дверей. Я толкнула её, замирая от собственного безрассудства и замерла, оглушенная. Передо мной была комната ребёнка. Девочки. Нежное смешение персикового, розового, нежно жёлтого. Постель под невесомым балдахином. Куклы. Книжка на ковре. У него есть дочь! У Муратова есть дочь! Я захлопнула дверь. Мысли не умещались в голове. Осторожно, задним ходом я дошла до библиотеки, стараясь спастись от потрясения в надёжности запыленных томов.

– Третий шкаф, – сказала я вслух.

В голове билось запертой птицей нечаянное открытие, а я уже толкала стол к третьему шкафу. Уже отточено – стол, сверху стул, залезть, снять в руки первые несколько книгя стараясь не потерять равновесие.

– Добрый вечер, – раздалось вдруг.

Я так испугалась, что едва не выронила книги. Муратов стоял у самого стола, с недоумением глядя на меня снизу вверх. Даже странно было быть его выше, но я спохватилась, что не о том думаю.

– Я не читала! – воскликнула я. – Я просто решила…убраться.

– Хорошо, – равнодушно ответил Муратов, и вдруг чихнул, совсем, как простой смертный.

– Будьте здоровы, – отозвалась я. – Пыль…поэтому я и решила…

– Хорошо, – снова повторил он.

Ему было все равно. Спроси, вдруг подумала я. Спроси у него про девочку, его дочь. Но секунда шла за секундой, а задать вопрос я так и не решилась.

Глава 10. Айдан

Она стояла на очень ненадёжной конструкции, моя новоиспечённая жена. Стол, к слову весьма дорогой и тяжелый, который она каким-то образом дотолкала до стеллажа, сверху стул, на нем большая коробка , набитая чем-то тяжёлым,на ней уже девушка, у нее в руках стопка книг, по виду очень тяжёлая, причем я уверен – в самой девушке и пятидесяти килограммов не имелось.

– Я уже два стеллажа от пыли очистила, – осторожно сказала она. – И все книги поставила в том же порядке, что они и стояли, я записывала, чтобы не перепутать.

Эту библиотеку я собирал когда то бережно, почти с любовью, но реалии нынешнего времени просто не давали достаточно часов в сутках для чтения. Библиотека зарастала пылью, как самая невостребованная комната в доме, и я понятия не имел, зачем Лилия вообще все это затеяла.

– Я назавтра закажу клининг, – решил я, – пусть убирают.

– А если испортят? – с жаром спросила девушка.

Это первые эмоции которые она проявила, кроме разумеется, испуга и ужаса.

– А если испортят, я их к воротам вниз головой повешу, пусть болтаются, – еще раз чихнув пошутил я.

Зря, чувство юмора девушке было чуждо, она пошатнулась и едва не упала со своей башни. Я вскинул взгляд и увидел лодыжки. Тонкие женские лодыжки почти на уровне моих глаз. Лодыжки были хороши, они стыдливо выглядывали из под длинного платья, на одной из них – шрамик. Старый, белесый уже, длинный. Шрамик приковывал взгляд, но смотреть на ноги жены точно не стоило – тогда она упадет точно. И как с такой детей делать? Если только насильственно, эта мысль меня совершенно не привлекала.

– Слазьте, – скоро велел я. Девушка послушала, полезла вниз со всей стопкой книг, что была в руках, я чуть слышно выругался. – Книги отдайте, сломаете же шею…

Она меня боялась, явно и неприкрыто. Я даже руку не стал ей подавать, когда книги забирал нечаянно коснулся, жена вздрогнула, хорошо хоть не закричала. Я ощутил непреодолимое желание сначала выпить, потом вернуть жену ее отцу обратно, приплатив. Потом понял, какой шум поднимут родственники, снова выругался. Ругаться тоже не стоило, эта недотрога боялась всего.

– Если нельзя, я больше не буду убираться, – тихо сказала она, наконец спустившись.

– Льзя, – ответил я. – Страдайте херней на здоровье, только не одна. Завтра приедут помогать, командуйте.

Теперь я смотрел на ее макушку, жена была сильно ниже ростом. Идеально ровный пробор, две длинные косы, так туго заплетенные, что я буквально чувствую боль стянутой кожи. Смотрю на эту белую полоску, что делит макушку пополам и понимаю, что если сейчас уйду, то это создание спрячется в комнате и не выйдет, пока я не уеду. Вчера так и не вышла ужинать, если она умрёт с голоду, от репутации синей бороды мне точно не отмыться. Никогда.

– Через полчаса, – сказал я посмотрев на наручные часы, – приходите ужинать.

Макушка качнулась – ее хозяйка кивнула. Я покинул библиотеку, у меня было полчсаса, чтобы принять душ и вообще привести себя в порядок. Без Розы дома было очень странно и тихо, но тётушки настояли на том, что первую неделю ребенок должен пожить у них, чтобы Лилия освоилась на новом месте. Наверное, им виднее, но когда заехал сегодня дочку проведать, она выглядела такой несчастной. Привыкла, что мы с ней вдвоём, а там шум, гам, дети, внуки, племянники…Еще несколько дней, подумал я, и заберу тебя обратно.

Через полчаса я уже был на кухне. Открыл огромный казан стоящий на плите. Тот был еще теплым. Внутри куски овощей и мяса, щедро сдобренные маслом. Есть то, что готовила Рая, так мы ее звали ибо имя у нее было невыговариваемым, было решительно невозможно, но доставка еды уже должна была подъехать. Так и случилось – зазвонил домофон, я пошёл к воротам открывать. Поставил бумажные пакеты на столешницу. Открыл коробку с пиццей, достал упаковки китайской острой лапши с полосками жареной говядины. Лилия пришла, замерла не решаясь сесть. Я подавил порыв закатить глаза. Мне навязали жену, чтобы у моей дочери появилась мать, а я получил еще одного ребёнка, еще и зашуганного. Вот за что мне это?

Лилия взяла себя в руки, начала открывать шкафчики, обнаружила посуду и аккуратно сервировала стол. Села, сложила руки на коленях. Выпускница школы для девочек, не иначе.

– Ешь, – строго сказал я.

Лилия взяла кусок пиццы, переместила его себе на тарелку, вооружилась ножом и вилкой. Пицца была с морепродуктами, я даже не уточнил, какую она ест, но полагаю, если бы я велел ей съесть сырого осьминога, она так бы и поступила. Никакой личной позиции. Ножик печально скрипнул о фарфор.

– Тебе не лень? – со вздохом спросил я. – не заморачивайся.

Взял руками кусок, откусил почти половину. Пицца была идеальной, на тонком, чуть хрустком тесте, и сыра именно столько, сколько нужно.

– Я просто никогда не ела пиццу, – огорошила жена. – Мы с отцом всегда питались дома, я готовила сама.

Нерешительно взяла в руки кусочек, откусила. Я ел, то откусывая от пиццы, то накручивая на вилку лапшу. Открыл бутылку холодного пива – девушка стрельнула глазами. Еще и моралистка, как же иначе…

– Два раза в неделю приходит Халид, – проинформировал я. – Как раз будет завтра. Убирается в саду, чинит то, что нужно дома, если что, говори ему.

– Хорошо,– кивнула девушка.

Я впервые смог как следует ее разглядеть. Объективно она была очень красива. Огромные голубые глаза, темные пушистые ресницы, черные косы. Кожа словно фарфоровая, только на аккуратном прямом носике пара веснушек. Губы нежно-розовые, как полагается, каноническим бантиком. Она выглядела, как любимая кукла моей Розы. Идеальная фарфоровость и нежность. Мне же хотелось жизни. Если бы я и женился по своей воле, то выбрал бы женщину, равную мне по уму и силе воли. Уверенную в себе. Чтобы не боялась лишний раз сказать слово или засмеяться.

Я посмотрел в окно. Уже начинало темнеть. Вечер был легким, тёплым, весенним. Этой ночью, я уверен, моя жена-девственница снова будет меня ждать. Смиренно сложив руки на груди, словно труп. На ее лице не будет не капли эмоций, разве что немного брезгливости, от того, что приходится делать "это". Она будет терпеть. Ночь за ночью, раз за разом. А мне – поперёк горла. Насилие меня нисколько не привлекало, а запуганная жена-девственница у меня уже как-то была. В задницу такие семейные радости.

Глава 11. Лилия

Я ждала половину ночи, надев ту самую непотребную сорочку и снова натянув одеяло до самого подбородка. Прислушивалась к тому, что происходит дома. Иногда слышала его шаги и каждый раз тревожно сжималось сердце, но всякий раз они вели не к моей комнате. Разок из приоткрыто окна тянуло сигаретным дымом – он не только пьет, но еще и курит. Наверное, мужа лучше я просто на заслужила. Глаза слипались и к двум часам ночи я все же уснула.

Проснулась в девять утра – невероятно поздно. Вышла из комнаты, везде тихо, снова уехал. Тогда только я допустила мысль, что у меня невероятно странный брак. В саду насвистывая возился старик, после завтрака я тоже вышла на улицу. Несмотря на старание и уход, сад выглядел невероятно заброшенным, впрочем, это придавало ему особое очарование. Тут и там в щели между камнем дорожек торчали травинки, фруктовые деревья цвели, гудели пчелы, на клумбах наливались тугими бутонами, готовые зацвести, пионы.

– Сюда бы розы, – мечтательно сказала я. – Целый куст.

– Я привезу саженцы, – произнёс сзади старик, а я и не слышала, как он подошел.– Вам какие?

– А можно?– удивилась я.

Старик улыбнулся, собрав морщины на лице гармошками.

– Конечно можно. Послезавтра на рынок пойду, хотите со мной?

– Нет, – испугалась я. – я не спрашивала.

Я боялась всего в этой новой жизни. В калитку позвонили и я испуганно метнулась в дом. Оказалось, обещанные помощницы с уборкой. Две сурового вида взрослые женщины, вооруженные по последнему слову техники, столько приспособлений для уборки я не видела не разу. С их помощью мы перебрали все книги за несколько часов. Я выпустила их, вернулась в библиотеку и мечтательно погладила корешки книг – прочесть бы их все, ну или хотя бы одну! Но воспитание в доме отца приучило меня к тому, что книги надо заслужить, да и вообще отец считал их дурью и блажью, поэтому мои мечты так и остались мечтами.

Старуха сегодня опоздала. Так же мрачно буркнула приветствие на диалекте, которого я не понимала, убрала нетронутый вчерашний ужин в холодильник, приготовила новый. Сегодня этот был плов сочащийся желтым жиром, масла она не жалела. Я приготовила бы гораздо вкуснее, но спорить со старухой было тоже страшно.

Муратов вернулся вечером, позже обычного.

– Черт, – выругался он. – Пожрать забыл заказать.

Заглянул в кастрюлю, подняв крышку, покачал головой.

– Я могу приготовить, – вызвалась я.

Он посмотрел на меня с сомнением. Да, я знаю, что я маленького роста, но это не значит, что я не приспособлена к жизни!

– Нет, я быстро.

Он ушел принимать душ, я залезла в морозилку. На такой кухне и с такой техникой гоотовить одно удовольствие! Кусок мяса в микроволновке разморозился быстро, я нарезала его на пласты поперек волокон, немного отбила и посыпала специями. Овощей почти не было, но из того, что нашлось получился сносный салат. К тому времени закипела вода в кастрюльке для спагетти. Я с удовольствием порхала, даже забыла бояться.

– Пахнет вкусно,– напугал Муратов со спины.

Расслабляться было нельзя, хотя я помнила – он монстр. И рано или поздно он покажет свою ужасную натуру, надо просто ждать.

– Я привыкла кормить отца.

– Наверное, он по вам скучает.

Я склонялась к тому, что он вспомнит про мое отсутствие, только когда закончится еда, мы с ним иногда месяцами не говорили. Повернулась к Муратову и увидела, что он в обычной футболке и шортах, с босыми ногами. Я видела мужчин в шортах на улице, но никогда их не разглядывала, и сейчас покраснела. Мне показалось, или Муратов закатил глаза?

– Садитесь, сейчас все будет.

Я волновалась. Муратов сел, из за стола торчало мужское чуть смуглое колено, на нем тёмные волоски, но не так много, чтобы это было отвратительным. Он вообще отвратительным не казался, мой муж, даже наоборот, но я помнила о его репутации. Чуть дрожащими руками я поставила перед ним тарелки и замерла.

– Вкусно,– похвалил он.– Садитесь сами ешьте.

Ел он с удовольствием, и смотреть на это оказалось неожиданно приятно.

– Завтра утром я уеду на несколько дней,– удивил Муратов. – Вы будете одна. Если ва страшно, кто нибудь из теток или Рая будет с вами ночевать.

– Нет, – запротестовала я. – Мне хорошо одной. А можно убраться в холодильнике?

– Мне плевать, – отодвинул тарелку он. – Делайте что хотите. Спасибо за ужин, перед возвращением я вам напишу, оставьте свой номер.

Я снова покраснела. Я знала, что иметь телефон это норма современной жизни, но отец запрещал.

– У меня нет телефона.

Муратов снова выругался, он непременно попадет в ад, пусть и не пил сегодня вечером.

– Завтра курьер привезёт днем, с симкой внутри сразу. Заодно продукты закажу, составьте список , что нужно оставьте его на столе.

– Я…вашу калитку открывать не умею.

– Блядь, – вырвалось у Муратова, – идёмте.

Я поспешила за ним на улицу. Он вышел прямо босиком, но наверное идти по гладким каменным дорожкам не больно. Шел размашистым шагом, мне приходилось почти бежать рядом.

– Вот, – сказал он. – Если позвонят в ворота, можно открыть домофоном, им умеете пользоваться?

– Да, – почти обиделась я.

– Если в калитку, нужно будет выйти, мы ею почти не пользуемся и не подключили. На эти две кнопки жмите одновременно и дверь откроется.

Я кивнула. Смотрел он на меня, как на глупого ребенка, но обижаться я не стала – он и так удивительно терпелив. Настолько, что это даже пугает. Вечером я по привычке уже подготовилась, но до двух не досидела – уснула к полуночи. Встала рано и успела увидеть в окно, как Муратов садится в машину, уезжает, а ворота послушно закрываются за ним. Я осталась одна, совсем одна, только я, этот большой дом и сад, больше никого. И перспектива нечаянного одиночества вселяла в мою душу восторг.

Глава 12. Айдан

Дядя в какой-то степени был мне больше отцом, чем отец. Тот не был плохим, нет, но мать моя умерла рано, отец много работал, управляя филиалом семейного предприятия в родном городе, а когда женился второй раз, я оказался несколько не нужен, не вписываясь в картину счастливой молодой семьи. Мачеха натыкаясь на меня взглядом, словно спотыкалась каждый раз, мрачнея. Так и решили – мальчику, мне то есть, негоже в глубинке штаны просиживать. Нужно учиться в большом городе, впитывать прогресс и прочие современные достижения. Я поступил в лицей интернат, очень престижный, выходные проводил у дяди и его жены, статной и сильной духом тети Фариды. Дядя же натаскивал меня на семейный бизнес, в котором я до сих пор преуспевал на радость своей семье.

Сейчас же он сидел за столом напротив меня, смотрел, казалось не мигая и взгляд черных глаз был тяжел и непроницаем. И чёрт знает, что за мысли в его голове бродят.

– Как жизнь семейная? – спросил наконец он.

Я едва не поморщился, вспомнив об оставленной дома жене. Девушке, которая всего на свете боялась, особенно меня, ни разу в жизни не ела пиццу и не имела телефона.

– Прекрасно, – излишне жизнерадостно ответил я.

Дядя постучал карандашом по столу. Явно не о моей семье он сейчас думает. Посмотрел на часы – вылет через четыре часа. Надо бы уже собираться в аэропорт.

– Гафуровы недовольны, – наконец сказал он.

Я едва не выругался прямо при нем. Я уже давно вышел из детского возраста, но понимал, что старшее поколение семьи такого не приемлет. Сдержался.

– Что им нужно?

– Сердятся, что жену ты себе новую завел, совсем позабыв о прежней.

Забыть о прежней жене бы не вышло хотя бы потому, что от неё мне осталась Роза. А еще мой помощник ежемесячно переводил деньги на счет семьи Гафуровых, чтобы они не возникали на горизонте.

– Это религиозный брак, – наконец сказал я. – Насколько я понимаю, мне достаточно выделить ей содержание и трижды сказать фразу я развожусь.

– Муратовы не разводятся! – стукнул кулаком по столу дядя.

Я не сдержался и все же скривился, словно лимона отведал.

– Конкретно этот Муратов и не женился бы, если бы на него не давили,– ответил я.– Вы меня вынудили на этот брак.

– Нам нужна была земля Гафуровых, иначе он бы ее не продал, ты же понимаешь. У него слишком много дочерей, а мои сыновья уже женаты. Оставался только ты. Благо семьи превыше твоих амбиций, сынок.

Сынок…как же. Не верю, что не существовало иных способов договориться. Просто этот был выгоднее обеим сторонам.

– И что прикажете делать? Собирать гарем?

– Лети…– решил дядя.– Лети, как и собирался, работай, с Гафуровым я договорюсь.

Я снова на часы посмотрел. Успеваю заехать проведать дочь, хотя бы на несколько минут. Роза выскочила навстречу едва я заехал во двор, даже испугался, что задену ее автомобилем.

– Папа! – крикнула она. – ты меня забрать пришел?

– Нет еще, – с сожалением ответил я.– Я улетаю в командировку.

– А твоя новая жена красивая? Я не видела ее лицо.

Роза видела свадьбу лишь мельком, была простужена. Теперь ее мучило любопытство.

– Похожа на твою Лею, – улыбнулся я.

Лея – ее любимая кукла.

– Значит красивая, – вздохнула Роза. – Ты будешь любить ее больше меня?

– Никогда, – обещал я.

Вскинула руки, я подхватил ее и прошёлся по саду, стараясь не думать о том, что времени до вылета все меньше.

– Айсылу сказала, что мачехи все злые и она будет меня обижать.

– Никто не будет обижать тебя, моё сокровище.

Но я знал, сколько нюансов может быть в отношениях между мачехой и чужим ребёнком. Моя меня не обижала, нет. Просто старалась не замечать, словно меня не было, следила за тем, чтобы я был одет и сыт, и услала при первой же возможности. Но мне было двенадцать. Я был взрослее. Я был мужчиной. Сможет ли Роза смириться с нелюбовью?

– Беги играй, – шепнул я. – Папе скоро на самолет.

Уже в аэропорту пришло уведомление о доставке, теперь у моей жены был телефон. Сообщение о том, что номер в сети – только через три часа. Неужели она все это время пыталась его включить? Возможно, учитывая, что я учил ее открывать дверь…как бы то ни было, я с головой погрузился в работу, выкинув из головы обеих навязанных мне жен. Если дядя не решит этот вопрос, я попытаюсь откупиться. Я откупался уже несколько лет, оплачивая право жить спокойно и давать Розе хоть какую то стабильность и надежность.

Вспомнил Гафурова – огромный мужчина, черная с проседью борода, косая сажень в плечах. Домостроевец, семейный диктатор. Про нашу семью многое говорили, но никто у нас не практиковал многожёнство, я был вынужденно первым. У Гафурова было три жены. Одна юридически, две через никах. Шесть сыновей, восемь дочерей. И много, очень много земли, которая так нужна была моему дяде…

– Что угодно, – буркнул я, выезжая на такси из аэропорта уже вернувшись, машину я бросил у дома дяди два дня назад. – Только не вторая жена. Второй мне не вынести.

Посещение филиала заняло всего два дня вместо запланированных четырёх и домой я возвращался раньше. К Розе не поехал – они к кому-то в гости ушли, сразу домой. Жена-девственница трубку не брала. Нахрена, спрашивается, я телефон ей брал? Из такси вышел, отпер калитку, вошел, успел сделать несколько шагов и остановился. Встречали меня оригинально.

Глава 13. Лилия

Одиночество дарило мне покой. Я и раньше чувствовала себя спокойно только когда отца не было дома. А теперь…теперь у меня были сад, солнце, пчелы. Как только Муратов уехал я принялась за уборку холодильника. Выбросила кучу бутылок и банок с полузасохшими соусами и даже дышать стало легче. После ревизии холодильник стал почти пустым, зато намытые полки радовали чистотой. Тем временем мне привезли телефон и целых три пакета с продуктами. Продукты я почти любовно расставила по шкафам и полкам холодильника, а с телефоном все тянула. Даже страшно было. Приготовила себе перекусить, запустила робот пылесос кататься по коридору и кухне, а сама то и дело косилась на коробку, загружая себя домашними делами, которые никто у меня делать и не просил.

Телефон было нельзя. Я и телевизор то толком не смотрела – он всегда стоял у отца в комнате. Я примерно предполагала какое обилие возможностей он мне даст и только от этого кружилась голова. Муратов – змей искуситель. Он появился в моей жизни перевернув все с ног на голову. Раньше жизнь была пусть и не счастливой, но простой и понятной, а теперь каждый шаг словно по минному полю.

Решилась я только вечером. Достала. Включила. Заворожённо уставилась на яркий красочный экран. В девятнадцать лет я вдруг обрела то, что сейчас есть у каждого современного школьника. Телефон. Полчаса я тыкала во все иконки от напряжения прикусив губу, но все же разобралась. Только звонить мне было некому. Хотя…

– Да? – осторожно отозвался голос подруги.

– Регина! – воскликнула я. – У меня телефон есть!

И тут же устыдилась своей неприкрытой , детской радости. Раньше в такие моменты отец шикал на меня и отправлял в детскую – чтобы не позорила перед людьми. С Региной мы говорили полчаса, договорились, что завтра брат ее привезет в гости на два часа, а потом заберет.

Ложиться спать одной в доме не было страшно. Я первый раз могла уснуть спокойно, не прислушиваясь к чужим шагам, ожидая, когда незнакомый почти человек посягнет на мое тело и душу. Выспалась. Бабка, которую Муратов звал Раей, ворчала и готовила еду, которую никто не ел. Нужно будет поговорить с мужем, пусть уже велит не приходить ей. Халид принес мне саженцы роз. Мы выбрали солнечное место для посадки, он принялся готовить землю, а я стояла рядом и впитывала солнце.

– Если повезет, первые цветы в августе будут, – сказал он.

– Конечно повезет! Я завтра их посажу, подруга скоро приедет.

Я испекла нам бисквит, украсила его взбитыми сливками и дольками фруктов, заварила чай, нарезала крошечных бутербродов проткнув их шпажками. С удовлетворением оглядела дело рук своих и понеслась открывать – звонили.

– Как красиво! – восхищалась Регина.

Она лукавила. Дом был красивым, но в нем не было жизни. Но теперь с моими усилиями исчезла хотя бы заброшенность.

– Пошли чай пить, – улыбнулась я.

В доме имелась настоящая столовая, но сам Муратов ел на кухне, и я тоже решила не морочиться с приличиями. Мы с Региной с удовольствием болтали, она говорила о том, как идет подготовка к ее свадьбе. Своей свадьбы она не боялась – жениха давно знала, он нравился ей, один из друзей брата. Ее родители не обидели бы дочь.

– Ты такая…– Регина замялась, подбирая слово, – Спокойная. Я тебя такой спокойной никогда не видела.

Я задумалась – наверное, так и было. Я не могла доверять в полной мере этому месту и тем более мужу, но одно то, что рядом не было отца и постоянного ожидания его гнева, сказывалось на мне положительно.

– Муратов не обижает меня, – ответила я.

И мысленно добавила – пока. Регина же зарделась, пытаясь выдавить из себя следующий вопрос.

– А ночью? Ночью…он делал тебе больно?

Я понимала ее любопытство и страх – тоже свадьба впереди. Но пока я тоже пребывала в неведении и тревожном ожидании.

– У нас не было ничего, – честно ответила я.

– Как? – удивилась Регина.

– Он просто не приходит.

Мы обе замолчали. Отчасти потому, что никогда не были близки для обсуждения подобных тем, да и воспитание не позволяло.

– Муратов может в любой момент вернуть тебя отцу, – наконец огорошила она.

– Почему?

– Потому что пока…пока все не произойдёт вы не семья. Подумай об этом, Лилия.

Я проводила ее, села в вечернем саду. Высокий забор, который давал ощущение изолированности и защищенности. Где-то далеко надрывно даёт собака, сигналит автомобиль. А у меня – никого. И в этом одиночестве столько благости… Готова ли я вернуться из брака, которого я так не хотела, в тесноту тёмной квартиры к вечно пьяному отцу? Ответа на этот вопрос я не знала. И подспудно понимала, продав меня один раз, продаст второй, заставив пройти унизительный осмотр, чтобы убедиться в моей невинности.

Всю ночь почти проворочалась без сна, проснулась разбитой. Где-то в доме злобно гремела посудой Рая. Я сидела в комнате до тех, пока она не ушла. Не хотелось ее злых взглядов, реплик брошенных между делом, совсем мне непонятных. Изнутри меня снедало сожаление – словно заставляют уже прощаться с этим садом и этим домом.

– Глупая! – рассердилась сама на себя. – Сама не знаешь, чего хочешь!

В кладовой меня дожидались розы, стоящие в ведре с водой и витаминным раствором для корней. Ведро было тяжёлым, не знаю, как такой древний Халид смог его принести. Я запарилась и вспотела, пока ведро оказалось у нескольких глубоких выемок в земле. Солнце жарило невероятно. Платье прилипало к спине и рукавам, не давая работать, по коже стекали капли пота.

Я посмотрела по сторонам – конечно же, никого. Рая уехала. Халид сегодня не придёт. Муратов позвонит прежде чем приехать, да и сказал, что его не будет несколько дней, а прошло только два. И я решилась.

В комнате сняла надоевшее платье, закинула его в стиральную машинку. Надела майку, в которой спала раньше, дома. Длина до середины бедра, бретельки на плечах, чуть полинялый от стирок розовый цвет.

Стоя на пороге дома я чувствовала себя революционером. Еретичкой. Казалось, ступлю наружу и потянутся люди с факелами, потянут меня на костер, за то, в каком виде позволила себе выйти на улицу.

– Это сад, – напомнила я. – Тут никого нет.

И шагнула. И ничего не случилось, даже молния и та не поразила. Я первый раз стояла на улице с открытыми плечами, руками и голыми ногами. И это…было приятно. Солнце щекотало голую кожу и казалось – саму душу. Я рассмеялась внезапно ощутив себя счастливой, именно сейчас, в этот момент.

У меня было семь саженцев. На следующий год будет красиво. Халид еще вчера подтащил мне садовый шланг, который оставалось только включить, так что с поливом проблем не будет. Я наклонилась, вкладывая в глубокую выемку саженец. Бережно расправила мокрые корни. Насыпала рыхлого чернозёма, много, не жалея, немного песка и компоста, полила, засыпала землёй, отступила на шаг, полюбовалась. Пока саженец выглядел не презентабельно, но ему нужны только время и уход.

Успела посадить еще четыре. Спину ломило. Времени каждая лунка занимала порядком, но работала я с удовольствием – труд отвлекал от тяжёлых мыслей. Я наклонилась , укладывая очередной саженец, когда под коленку попал камешек – работала я стоя на четвереньках. Я ойкнула, дёрнулась, провалилась в глубокую лунку рукой, неловко упав головой едва не в яму, попой торча наверх. Ушибленное плечо сразу заныло, я успела проклясть свою неудачливость и поругать себя за произнесённые, пусть и мысленно плохие слова, когда услышала вдруг:

– Вам помочь?

Глава 14. Айдан

В таком виде я свою жену видел первый раз, несмотря на то, что мы были женаты уже несколько дней. На ней была блекло розовая футболка, наверное длинная, но учитывая, что стояла девушка на четвереньках, обзор был неплохой. Я остановился и пару минут беззастенчиво разглядывал молочно белые женские бедра. Затем Лилия ойкнула, провалилась вперёд в одну из ям, которые успела видимо, за эти дни накопать вокруг дома. Попа вздернулась вверх, показалось даже белье – разумеется девственно белоснежное. Вид был настолько привлекателен, что я мгновение раздумывал не стоит ли и дальше залипать, но…

– Вам помочь? – спросил я, так как дела у девушки явно пошли не по плану.

Попа в белых трусах напряглась, затем ее обладательница вскрикнула, резво откатилась в сторону сверкнув белыми коленками, с налипшими на них крошками земли, затем поднялась на ноги. Обеими руками уцепилась в свою футболку и потянула ее вниз так яростно, что того и гляди просто разорвёт.

– Вы? – шепотом спросила она.

– Я, – согласился я. – Домой. Приехал. Вам помочь?

– Н-не надо…я сама…

Она покраснела так интенсивно, что я испугался за ее здоровье. Словно вся кровь прилила в голове, окрасила пунцовым щеки, неровными пятнами покрыла шею и ключицы. Так и помереть недолго.

– Ладно, – кивнул я. – Не надо, так не надо.

На кухне обнаружилась еда не только приготовления Раи, но и более съедобная. Даже остатки чего-то похожего на торт, к слову, очень вкусного. Интереса ради я выглянул в сад – Лилия продолжала сажать свои облезлые кустики, но уже в полной амуниции – длинное платье с рукавами. А на улице между тем тридцать четыре градуса. Надо же так меня бояться.

Время получилось неожиданно свободным и я даже вздремнул часик. Проснулся с чувствительной, до боли, эрекцией и мыслями о заднице жены. Та на удивление была хороша – я не ожидал. Подумал было, чего терять, она же моя жена. Это мое право, брать ее испуганное тело тогда, когда мне этого захочется.

Вышел на кухню в поисках ужина, моя тарелка все так же в раковине стоит, хотя уже темнеет. Значит мышка спряталась в норку и носа оттуда не кажет. Я постучал в дверь ее комнаты.

– Вы ужинать будете?

– Ешьте без меня, – раздался приглушённый голос. – Я устала, потом поем.

Я заказал себе суп и огромный стейк с картошкой, через час уже привезли. Еще несколько часов работал в кабинете с открытой нараспашку дверью, Лилия из комнаты так и не вышла. Насколько же она меня боится. Мысли об исполнении своих супружеских обязанностей недовольно ушли в сторону, мысль о насилии нисколько не привлекала. Пусть привыкнет ко мне немного.

На следующий день я вернулся домой чуть раньше обычного. Розу забирать только через два дня, дома тихо чисто, все так же торчат непонятные кустики-палки под окнами. Я открыл банку пива и с удовольствием его выпил, скурив пару сигарет. Я ценил такие моменты уединения и был рад, что моя жена не показывается на глаза. Я уставал за день стараться быть тем, кого хотели видеть во мне родные, поэтому притворяться сейчас чтобы жена снова меня не испугалась не было сил. Хотелось просто сидеть, выбросив из головы все мысли и смотреть, как вьётся над сигаретой тонкая змейка сизого дыма, расплывается наверху, растворяется в жарком воздухе.