Читать онлайн Люди и Звери. Сборник рассказов

Попался!

Что особенно важное происходит в жизни людей, когда дети становятся взрослыми? У них появляются внуки!

В молодости мы живём страстями, карьерой, работой, повседневными заботами. Безусловно, любим своих детей, заботимся о них, переживаем. Нас многому учат в школе: куда течёт Волга, где находится Египет, когда Карл Великий стал императором, все мозги забили значением Великого Октября. Но не учат воспитывать детей. Используем только собственный опыт.

Экскурсия в домик охотника

Я, например, в детстве любил слушать радиопередачу «взрослым о детях» и был абсолютно убеждён, что меня мама воспитывает неправильно. В постоянной занятости делами и заботами «о хлебе насущном» на общение с детьми времени не хватало.

Когда дети вырастают, вдруг с болью в сердце понимаешь, что экономил время для работы за счёт общения с самыми дорогими людьми. И тут, как спасение, приходят внуки.

У нас первой появилась Полина. Мы долго её ждали. Маленькая девочка изменила весь наш семейный мир. Наполнила его новым смыслом, новой, особой любовью. Любовь к внукам другая. В возрасте иначе, чем в молодости, понимаешь всю ценность маленькой жизни. Каждый шаг, новое слово, улыбка, детский поцелуй вызывают искренний восторг и трогают до слёз. А самое главное, их не надо воспитывать. Бабушки и дедушки не для этого. Они создают атмосферу добра и уюта. Мы ведь не знаем, как у них сложится жизнь, поэтому стараемся сейчас окружить их заботой. А родители пусть воспитывают, ругают, наказывают, учат, требуют.

Вторым появился Семён: восторженный, умненький, добрый мальчик. Мы с ним друзья. Ему до всего есть дело. Всё ему интересно. Хожу за ним как привязанный. «Что делает шуруповёрт?», «Как пользоваться пилой, топором, плоскогубцами?», Никогда, не знал за собой способности объяснять малышу все эти вещи долго, спокойно, не раздражаясь. Не заботясь о потраченном времени, которого мне всю жизнь не хватало.

Много чего интересует Семёна, но главным предметом является мой охотничий домик. Вот куда он стремится более всего. Надо видеть, как загораются глазки, когда он входит в помещение, наполненное необыкновенно чудесными вещами. Фотографии на стенах, чучела, шкуры, удочки, катушки, блёсны, одежда, фонарики, ящики со снастями…

Всё настоящее, не игрушечное. И всё можно трогать, крутить, выносить, а ещё можно показывать Полине. Он считает, что ей это так же интересно.

Тихий час в спальнике

Когда малыш не хочет днём спать, бабушка прибегает к хитрости. Объявляет: «Сегодня будем спать в охотничьем домике, в спальном мешке». Сёма в восторге. Сам залазит в тёплый мешок, разложенный прямо на полу, и счастливый засыпает. Иногда он подходит ко мне: «Коля (по традиции, заведённой Полиной, все внуки зовут меня запросто Колей – мне нравится), покажи нам с Полей ружьё». Приходится доставать ружьё. Он берёт его в руки, показывает. Девочка делает вид, что ей тоже интересно. Я говорю им о том, как опасна эта штука. Стараюсь угадать: что чувствует маленький человечек, держа в руках смертоносное оружие. Какими словами и когда рассказать ему, какую роль играет оно в жизни человека? В этой железке сосредоточено человеческое зло и справедливость, защита и агрессия. Всё зависит от того, в каких руках оно, оказывается. Не знаю, как оно там происходит, что шестилетний мальчик уже демонстрирует признаки мужчины. Тянется к мужским занятиям. Мы с ним близкие родственники. Не только потому, что он ребёнок моего сына, а потому, что у нас общие мечты. Мы оба грезим мечтаем рыбалкой. Малыш насмотрелся фотографий дедушки с трофеями: рыбами, лисами, зайцами, кабанами… Не раз встречал меня из поездок загоревшего, радостного. Но мечтает он о своей рыбалке.

С удочкой в постель

Сентябрь. Тихо, незаметно, вкрадчиво хитрая осень ласково берёт в свои мягкие руки природу. Лёгким ветерком перебирает листья деревьев, травы. Уставшие от жестокой борьбы за жизнь с неимоверной летней жарой, они успокаиваются и, окутанные осенним уютом, сдаются на милость искусительницы. Осень сначала медленно раскрашивает их в милые ей цвета, удивляя людей фантазией и яркими красками. Потом листья и травы блёкнут. Она начинает готовить их к зимним холодам. Раздевает деревья, укладывает плотным слоем на землю травы. Жёлтые листья с лёгким треском отрываются и, задевая оставшиеся, плавно опускаются на землю. Там ветерок подхватывает их и, забавляясь, затевает свою игру. То сбивает листья в небольшие горки, то вдруг поднимает в воздух и рассыпает по земле. Деревья становятся голыми и беззащитными. Так и стоят, напоминая людям, что всё не вечно. Лёгкая грусть разливается в воздухе. Природа затихает, убаюканная осенью.

Это любимое время рыбаков и охотников. Вот и мы с Сёмой собрались на рыбалку. Когда я вечером сообщил, что завтра едем, ребёнок пришёл в неистовство. Он обрушил на меня сотни вопросов. Требовал выезжать сейчас же, немедленно. Не выпускал из рук приготовленную для него удочку. Отказывался ложиться спать. Только бабушка убедила его в этой необходимости. Он согласился, но удочку отдать категорически отказался. Так и заснул, держа её в руках.

Ах, какое славное было это осеннее утро! Небольшой пруд с туманом над водой. Камыш вдоль берега. Необыкновенная утренняя тишина, нарушаемая всплесками выпрыгивающей рыбы. И рядом маленький ребёнок, бесконечно верящий во всемогущество дедушки. В эти минуты все чувства обострены. Во всём свете нет более близких и родных людей.

Не поймать нельзя

Посоветовавшись, выбрали место. Расположились на небольших мостках. Тут удобно бросать во все стороны. Пруд частный. Ребята выращивают сазана и карпа. Не поймать здесь – надо постараться. Не поймать нельзя.

У меня миссия ответственная. Надо не просто поймать, а чтобы Сёма поймал.

Размотали удочки. Надели червяков, забросили. Яркие поплавки застыли на тихой глади. Я рассказываю, что такое поклёвка, как это происходит, что нужно делать, когда она случится. Семён не поддаётся на уговоры положить удочку на подставку. Постоянно держит её в руках. Удилище маленькое, лёгкое, но, если постоянно держать, обязательно устанешь. А с приходом усталости пропадает интерес.

Проходит время. Поплавки не подают признаков жизни. Я начинаю паниковать. Такое бывает на прудах. Может, рыбу перекормили или погода не та. Сёма уже положил удилище. Стал поглядывать по сторонам. Я затеваю лекцию о рыбацком терпении. Не помогает. Он стал прогуливаться сначала по мосткам, потом и на берег вышел в поисках лягушек. Чтобы привлечь его, предлагаю перекусить. Сооружаю из рыбацкого ящика столик, делаю бутерброды с салом и сыром. Начинаем есть. И тут случилось! Сёмин поплавок присел и стал медленно двигаться в сторону. У малыша округлились глаза. Бросив хлеб, он схватил удочку и сильно дёрнул. Удилище согнулось, но от неловкой подсечки рыба сорвалась. Удочка разогнулась, поплавок выскочил из воды и вместе грузилом и крючком пулей полетел в нас. Я попытался поймать этот снаряд в воздухе. Перехватил леску. Она мигом намотала всю снасть мне на руку, крючок крепко вцепился в ладонь.

Шустрый карпик

Сёма моргает голубыми чистыми глазками, ничего не понимает. Думаю: «Вот незадача. Не хватало мне ещё ребёнка перепугать». Спрятав от него руку, быстро выдёргиваю плоскогубцами маленький, но глубоко засевший крючок. Разматываю снасть и быстро забрасываю обратно в воду. Объясняю, что это была рыба, мы поспешили и не смогли поймать.

Он стал опять смотреть на поплавок, а я занялся рукой. Надо остановить кровь. Залепил ранку лейкопластырем. Нагнулся к воде вымыть руки и тотчас почувствовал: что-то происходит. Оглянулся: Сёма стоит на мостках, а пойманная рыба пытается вырвать у него из рук удилище. От каждого рывка малыш изгибается вслед за удилищем, но не отпускает. Не знаю, как поступить. Правильно было бы взять у него удилище, но тогда это будет не его рыба. Но и сам он не сможет вытащить её. Ребёнок не может пользоваться катушкой, а держать сильного и шустрого сазанчика долго нельзя – уйдёт. В голову пришло простое решение. «Сёма, иди назад, на берег». Он стал потихоньку с моей помощью пятиться назад. Потом развернулся боком. Так, поддерживаемый мной, он вышел на берег, а у кромки воды появилась рыба. Мне оставалось только спрыгнуть вниз, схватить леску и сильно дёрнуть. Уже в воздухе рыба сорвалась с крючка, но упала на траву. Небольшой зеркальный карпик заплясал, сверкая на солнце редкими чешуйками. А над тихой водой звонким детским голосом понеслось: «Ура!!! Я поймал рыбу!!! Я поймал рыбу!!!» Он подбежал к ней. Попытался взять в руки. Карп не давался. Да и боязно малышу. Пришлось помогать.

Переполох в песочнице

Когда, наконец, Семён уже крепко держал рыбу за жабры, то помчался по берегу к сидящим неподалёку рыбакам. Он им что-то говорил, показывал. Я смотрел, утирая катившие по лицу слёзы. Лет сорок не плакал – и на тебе. Когда Сёма вернулся, мы положили рыбу в садок и продолжили рыбалку. Но ребёнок уже потерял к ней интерес. Он постоянно поднимал садок и любовался своей рыбой. Мне удалось выловить ещё шесть рыбок, когда терпение Сёмы лопнуло. Мы вернулись домой. Как только машина остановилась, он мигом выскочил и помчался на детскую площадку к сверстникам. Через минуту его окружили ребята. Он стоял в центре и, размахивая руками, взахлёб рассказывал. Потом вся ватага двинулась ко мне. Семён достал из пакета свою рыбу. Ребята смотрели с интересом и завистью.

Вечером гордый и важный Семён вместе с мамой и папой сидел за столом и ел самую вкусную в жизни СВОЮ рыбу. А дедушка рассказывал бабушке, какая замечательная получилась рыбалка.

Часто дети, увлекаясь чем-либо, быстро остывают, даже если первые впечатления очень сильны. Одного мощного эмоционального всплеска бывает недостаточно. Но не прошло и недели, как Семён вновь запросился на рыбалку. Попался! Теперь у меня новая задача: научить его быть культурным рыбаком. Любить в рыбалке главное – общение с природой. Что из этого выйдет? Посмотрим. Как говорят: «Поживём подольше – увидим побольше».

В разливах Тегин Нур

В наше время автомобиль – неотъемлемая часть снаряжения охотников и рыболовов. Иногда и самая главная. Поездки на охоту или рыбалку часто напоминают ралли экстремалов. И предъявляют высочайшие требования к автомобилям и водителям. Я поездил на разных машинах. Японские, американские, корейские внедорожники – все они хороши. В них удобно, просторно и тепло. Можно комфортно ездить и спать. Но как только дело доходит до серьёзных испытаний на нашем бездорожье, равных отечественным «Ниве», «УАЗу» и «ГАЗ-66» нет. В горах ездить не очень сложно. Главное там – мощность двигателя, надёжные тормоза и мастерство водителя. Там хороши любые авто с высоким клирингом. А вот на наших ставропольских, ростовских, калмыцких просторах порой приходится посложнее.

В пелене дождя

На границе Калмыкии и Ставропольского края есть гигантские разливы Тегин Нур. Место дикое. Над разливами весной летают огромные стаи уток. Но добраться до этих мест очень трудно.

Со стороны Ставрополья на Тегин Нур можно доехать двумя путями: длинным и коротким. Короткий – через село Бурукшун, вдоль Ставропольского видового заказника, километров двадцать. Постоянных дорог здесь нет. Ехать нужно по накату. Нет дороги замечательней, чем накатанные солончаки. Машина идёт мягко, плавно, без толчков. Одно удовольствие. Но ранней весной погода непредсказуема. С утра подмёрзшая почва хорошо держит машину, а к обеду подтаявшие солончаки лишают её всякой опоры. На ровном месте можно проваливаться до бесконечности.

Длинный путь идёт через первое отделение Большевика. Он ненамного лучше. Но часть его – это старый, хоть и разбитый асфальт. Он приводит на Горелый мост. После моста вы попадаете в то, что обычно называют бездорожьем, хотя это слово не отражает всего бездорожного ужаса. Сплошное грязное месиво.

Ранним утром стоим на перекрёстке совещаемся. Прямо ехать – длинный путь, направо – короткий. Поспорили, покурили. Решили: хрен редьки не слаще. Двинули по короткому. Километров семь по асфальту до Бурукшуна. И вот мы уже на целине, покрытой низкорослой солончаковой растительностью. Километров через десять пути пошёл сильный дождь. Накатанная дорога исчезла. На ровной поверхности солончаков, где вода не уходит и не впитывается в почву, исчезают всякие ориентиры. Только слева, в пелене дождя, смутные очертания берегового камыша заказника. Но близко к нему подъезжать нельзя. Многочисленные протоки готовы проглотить нас.

Я вообще очень плохо ориентируюсь на местности. Смешно, но могу в райцентре с параллельной улицы не попасть в собственный переулок. А тут такое. Но рядом со мной мой друг и многолетний штурман Коля Головченко. У него особый талант. В любое время суток он находит дорогу на любой местности. Как это ему удаётся, для меня загадка. Много лет езжу за рулём по его указаниям: «Левей! Правей! Прямо!»

Поцелуй в капот

Вот и сейчас он командует – я еду. Дождь всё сильнее. Вода поднимается выше и выше. «Нива» – машина невысокая, и иногда волна перекатывает на капот и бьёт в стекло. Но у этого вездехода есть замечательное качество: он короткий. Расстояние между задними и передними колёсами маленькое. Что обеспечивает постоянное надёжное сцепление с любой почвой. Но, сейчас нужна скорость. Поэтому Николай постоянно орёт: «Давай, давай! Не останавливайся! Вперёд! Вперёд!»

И я даю. Пальцы на руле онемели, в глазах резь от напряжения. Ох, как не хочется остановиться посреди этого болота. Или того хуже – рухнуть в невидимую под водой яму.

Надо давать!

Сзади идёт ещё одна «Нива». Мы пробиваем ей дорогу. Так и движемся, как два катера, – один в фарватере другого. Задней легче. Кто знает, что нас ждёт на залитой мутной водой равнине. На этот раз всё обошлось. Выскочили на высокую насыпь канала. Остановились. Я оторвал непослушные кисти от руля. Всё тело разламывалось, приходя в нормальное состояние. Вышел и поцеловал «Ниву» в капот. О том, как будем выбираться из ловушки, в которую добровольно залезли, пока не думалось. Выберемся.

Зато какая удалась охота! Любой охотник, выходя на водоплавающих, мечтает о ветре, дожде или снеге. Чем хуже погода, тем лучше. Сегодня совпало всё. Сильный порывистый ветер швырял нам в лица водяные струи. Разбивал утиные стаи на мелкие группки по пять-семь штук. Они метались в этой природной кутерьме. Снижались и летели прямо на стрелков. Было холодно и мокро. Но кто в такие минуты об этом думает. Главное – стрелять правильно.

Дело в том, что весной разрешено охотиться только на селезней. Их всегда количественно больше, чем самок. Перед кладкой они гоняются за уточками, требуя утиной любви и ласки. Селезни не дают им спрятаться, сесть в гнёзда и вывести потомство. Некоторые особо активные даже сидящую на яйцах утку поднимают и разбивают яйца, вынуждая самку продолжать любовные игры. Так что отстрел селезня весной – дело в какой-то степени полезное. Ради этого, собственно, и открывается весенняя охота. Но при такой погоде некогда рассматривать стайку. Верный ориентир – стрелять по птицам, летящим в стае последними. Это и есть селезни.

Отстрелялись мы с Джеком отменно. Собака принесла полтора десятка крупных селезней кряквы.

По Горелому мосту

Через 30—40 минут выбираемся к машинам. Промёрзшие и счастливые. Удача посетила сегодня всех. Возбуждённые, все говорят одновременно. Сейчас бы обогреться и поговорить за едой и водочкой. Но укрыться негде. Кругом вода: и на земле, и в воздухе. Снимаем плащи. Наскоро перекусываем в машинах. Печка в «Ниве» замечательная. Маленькую машину обогревает за минуты.

Совещаемся. Коля решительно требует ехать обратно через мост. Главный аргумент: если пройдём через речку, то выходим на высокий берег, с которого вода быстро стекает вниз. Сплошное озеро не образуется. А остальное нам не страшно. Пройдём. Однако те, кто бывал на этом мосту, сомневаются, что эти три-четыре километра удастся преодолеть без потерь. Но сомневайся сколько хочешь, а ехать надо. Поехали.

Спускаемся с насыпи. Поворачиваем направо. Совсем недалеко спасительный мост. Машина сразу попадает в сплошную грязь с глубокими колеями, нарезанными «Кировцами». Другой транспорт здесь не ходит. Включаю пониженную и блокировку колёс. Вторая скорость и полный газ, «Нива» ползёт на брюхе, переваливаясь с боку на бок. Иногда двигатель не выдерживает нагрузки и начинает захлёбываться. Машина практически не управляется. Колея сама ведёт колеса. Я этому не препятствую, главное направление – верное. Так продолжается больше часа. Ехать не трудно. Просто надо вовремя и быстро переключаться со второй на первую передачу и обратно. Но внутреннее напряжение высоко. Наступают сумерки, не хотелось бы выйти на мост в темноте. Вот и он.

Когда-то большой мост после пожара никем не ремонтировался. От него осталось только то, что не горит, не воруется и не ломается. То, что называется мостом, представляет собой бетонные опоры и лежащие на них такие же плиты, далеко отстающие друг от друга. Чтобы проехать, надо рулить ювелирно и иметь железные нервы. Высаживаю всех троих пассажиров. Коля идёт задом впереди машины и рукой дирижирует проездом. На первой пониженной медленно двигаюсь за ним.

Безотрывно смотрю на руку Николая. И вот другой берег. Выхожу. Машина – сплошной кусок грязи. Это нормально. Молодец, «Нива»!

Под лебедиными крыльями

В начале 70-х, когда я служил на флоте, противостояние между Западом и СССР сохранялось довольно острое. На подлодках ещё были офицеры – участники карибского кризиса. Главной ударной силой противоборствующих сторон стали подводные лодки. Сотни субмарин рыскали по всему мировому океану, неся на бортах смертельное оружие. Каждая из них была готова применить его по первому приказу. Больших, океанских подводных атомных крейсеров было мало. В основном нагрузка падала на средние (С) лодки. Маленькие, беззащитные, но скрытные и бесшумные, управляемые хорошо обученными экипажами, эти одиночки были главными на бескрайних водных просторах.

С мечтой об автономке

Хмурая латышская осень подобралась незаметно. Неласковая даже летом, балтийская вода потемнела. Серые волны с нудной регулярностью лениво накатывали на берег и бились о бетонную стенку причала. Холодные брызги подхватывались ветром, рассыпались в водяную пыль, насыщая пространство солёной влагой. Воздух становился плотным, тяжёлым, мокрым. В конце сентября зарядил бесконечный мелкий дождь. У пирсов, поблёскивая чёрными мокрыми корпусами, покачивались на мелкой волне подводные лодки. По три с каждой стороны пирса. Привязанные толстыми канатами к швартовым тумбам, они с лёгким скрипом, тёрлись друг о друга выпуклыми боками, как живые огромные рыбы, сбившиеся в косяк.

Наша подводная лодка С-406 собиралась на боевое дежурство в дальний поход, автономку. С утра до позднего вечера матросы и офицеры трудились каждый на своём боевом посту не покладая рук. Подготовка к самостоятельному плаванию – процесс длительный. Подводная лодка – чрезвычайно сложный механизм. В управлении им принимает участие весь экипаж. Здесь не особо чтут всякие уставные формальности, тут ценят профессионализм.

Целый год лодка проходила бесконечные испытания, тренировки, стрельбы на коротких выходах в море. И вот, наконец, приказ на выход на боевое дежурство в Атлантический океан получен. Команда обрадовалась. Всем давно надоела подготовительная канитель. Оставалось только погрузить боевые торпеды. Пока торпедисты под бдительным оком старпома Родченко целый день запихивали семиметровые, страшного вида зелёные «сигары» через торпедопогрузочные люки, матросы болтались по берегу в возбуждённом состоянии. Далеко не каждому офицеру-подводнику удаётся сходить в автономку. А уж для нас, моряков срочной службы, это мечта почти несбыточная. Настроение было отличное. Наконец всё готово. На берегу собралось начальство. Командир дивизии принял рапорт от капитана третьего ранга Савельева о готовности подводного корабля к самостоятельному автономному плаванию. Адмирал произнёс небольшую речь. Строй моряков дружно проорал: «Ура! Ура! Ура!» Прозвучала команда: «По местам стоять!» Моряки быстро, по одному побежали по трапу, исчезая в узкой двери ограждения боевой рубки. На верхней палубе осталась только швартовая команда да боцман и командир со старпомом на мостике. Мотористы запустили двигатель. Лодка плавно оторвалась от пирса и пошла задним ходом в середину бухты. Развернулась, пронзительно крикнула ревуном и двинулась вперед – на выход в открытое море. Тут поступил приказ: «Лодку в готовность!» Это значило, что будет задержка. По каким-то неизвестным команде обстоятельствам лодке необходимо переждать время в специально отведённом для этого месте – небольшом заливе, оборудованном пирсами.

Благородные гости

Вся прилегающая территория была определена как особо охраняемая зона. Сюда никого не впускали, отсюда никого не выпускали. Экипаж поселили на плавучей казарме. Боевую вахту в ожидании сигнала из штаба флота несли только радисты, в числе которых был и автор этих строк. Потянулись долгие дни тягостного безделья. Матросы томились на четырёхэтажных койках, ели от пуза макароны по-флотски, спали и смотрели бесконечное кино.

Киноаппарат стоял посередине кубрика. Любимым развлечением стала ловля крыс. Кто-то пустил слух, что за десять хвостов матросам положен отпуск на родину. По ночам, вооружившись чумичками (поварёшка), они гонялись за огромными, откормленными трюмными запасами грызунами. В основном безуспешно.

Через неделю, когда все выспались, отъелись и пересмотрели весь запас фильмов по три-четыре раза, экипаж стал впадать в уныние. Появились слухи, что поход отменяется. Тоскливый экипаж стал доставать из глубоких шхер неприкосновенные запасы спирта, который на флоте называют «шилом». На борьбу за боеготовность встал было замполит. Не имея других средств борьбы с проявлениями несознательности, он нажимал на ежедневные политинформации. Читал лекции о вреде пьянства, пугал ненавистными американцами и мировым империализмом. Но даже живое общение с политработником не помогало. От неопределённости и безделья экипаж засасывало в трясину тоски.

Ночью резко изменилась погода. Ударил мороз. Залив затянуло тонким слоем хрупкого льда. Лучи восходящего солнца, ударяясь в гладкую блестящую поверхность, преломлялись, рассыпались миллионами разноцветных искр. Весь залив засиял чудесным светом. Только небольшой участок вокруг казармы темнел незамёрзшей водой. Утром подводники высыпали на палубу. Весело обсуждали природное явление. Размахивали руками, суетились. Вдруг все услышали странные звуки. Посмотрели вверх. Там, со свистом рассекая холодный воздух огромными крыльями, кружила стая лебедей. Делая большие круги, птицы приближались к казарме. Все, не сговариваясь, застыли на своих местах, боясь спугнуть их неловким движением. Снизу хорошо были видны вытянутые вперёд шеи, прижатые к безупречно белому оперению живота чёрные лапы. Наконец, убедившись в миролюбии людей, птицы, выставив вперёд лапы, стали садиться на воду с правого борта казармы. Скоро все шестеро приводнились и, не обращая внимания на нас, принялись приводить себя в порядок. Устраиваясь удобней, они поднимали вверх крылья. Солнце просвечивало распущенные перья, окрашивало их в розовый цвет. Всё происходящее было настолько нереально, что люди боялись даже пошевелиться. Шёпотом делились впечатлениями. Откуда они? Что привело благородных птиц в крохотную промоину на краю Балтийского моря, к людям, отрезанным от всего мира, готовым по первому сигналу ринуться в морскую пучину, преодолевать тысячи миль? К людям, способным нести смерть и разрушения, уничтожить любую указанную им цель.

Пьяный выстрел

С прилётом лебедей жизнь подводников изменилась, приобрела новый смысл. Смотреть на них можно было бесконечно. Матросы кормили их галетами. Бросали сухие квадратики пресного печенья. Благородные птицы не хватали их на лету, как это делают жадные, неразборчивые, суетливые и крикливые чайки. Высоко держа гордую, украшенную вокруг глаз пятнами голову, лебеди делали вид, что равнодушны к подачкам. Потом медленно изгибали бесконечную шею, аккуратно брали корм длинным клювом с поверхности воды и так же медленно разгибали, демонстрируя её гибкость и грацию.

Мой земляк моторист Василий Давыдов служил по последнему году. Он вырос в ставропольском селе Манычское на берегу озера Маныч-Гудило, можно сказать, среди лебедей. Я заметил, как он подолгу стоит, опершись на бортовой леер, и смотрит на птиц. Перед его глазами, как он позднее признался, всплывала одна и та же картина.

Ему лет десять-двенадцать. С такими же мальчишками он на рыбалке у узкой протоки огромного озера. Синее небо без облаков. Пригревает тёплое весеннее солнышко. Вася лежит на спине, смотрит на вереницы красивых белоснежных птиц. По каким-то своим делам они поднимаются с воды, делают круги над озером и снова садятся. Подолгу сидят, покачиваясь на волне, как выточенные из мрамора великим мастером изящные фигуры. Иногда они пролетают над берегом совсем низко. Людей не боятся.

Невдалеке группа охотников, расположившись на изумрудной травке, затеяли завтрак с выпивкой. Голоса их становятся всё громче, всё возбуждённее. Спорят. Обычная история. Всё должно закончиться стрельбой по бутылкам. Скоро раздались первые выстрелы и звон битого стекла. Потом бутылки закончились. И тут кто-то с досады пульнул мелкой утиной дробью в пролетающую стаю лебедей. К всеобщему изумлению, из стаи, нелепо размахивая крыльями, вывалилась огромная птица. Ударившись в стенку камыша, лебедь упал в воду на противоположной стороне протоки. На берегу мигом собрались рыбаки. Ребята молча смотрели на горку из мокрых перьев.

Подошли и растерянные охотники. Лебедь зашевелился. Подтянул крылья, медленно поднял голову из воды, с видимым усилием расправил плохо слушающуюся шею. Он смотрел на людей грустными чёрными глазами на неподвижной голове. Казалось, спрашивал: «Зачем?.. Почему?.. 3а что?..» Постояв, люди разошлись.

Долго потом Василию снилась белая птица с её немыми вопросами. Ему верилось, что лебедь выжил, простил людей и летает над землёй, радуя их своей красотой. Сейчас, встретившись с белыми птицами на далёкой от дома Балтике, он тихо радовался. Ему казалось, что один из них и есть его старый знакомый, с которым он подружился в детских снах.

Трогательное расставание

Под утро радист разбудил командира подводной лодки Игоря Савельева и шифровальщика Сергея Губку. Они закрылись в каюте командира. А минут через пять командир вошёл в центральный пост: «Команде подъём! Боевая тревога! По местам стоять!» Будто мощная электрическая искра проскочила по всем отсекам подводной лодки и кубрикам плавказармы. Матросы разбегались по боевым постам. В центральный посыпались доклады о готовности к походу. Василий Давыдов по команде запустил один из двух дизелей. Две тысячи лошадиных сил заворочались внутри кожуха, требуя подключения их в работу, к линии вала, к винтам. Командир, штурман, рулевой и вперёдсмотрящий заняли свои места на мостике, дожидаясь последних докладов и команды из штаба флота. Радисты подняли свои антенны. Первое возбуждение прошло. Каждый в сотый раз проверял работу механизмов. Наверху рассвело. На горизонте появились первые лучи солнца.

Наконец, с мостика мотористам пришла команда: «Малый вперёд!» Лодка дрогнула и, с громким треском ломая тонкий лёд, двинулась к выходу из бухты, постепенно набирая ход. Открытое море встретило подводный корабль неласковой крупной волной. По корпусу пробегала дрожь. Море сопротивлялось вторжению железного чудовища. Но корабль неумолимо и дерзко преодолевал сопротивление. Переваливаясь на волнах, он двигался к намеченной цели. Стоявшие на мостике офицеры молча и сосредоточенно смотрели на блестящие от солнечных бликов потоки воды, думая каждый о своём. Вдруг сидевший выше всех в специальном гнезде вперёдсмотрящий показал рукой: «Смотрите!!!»

Все обернулись. Сзади, с кормы летели лебеди. Все шестеро. Низко, чуть не задев антенны, они прошли над кораблём. Раздался пронзительный крик вожака. Стая резко взмыла и растворилась в хмуром Балтийском небе. Люди на мостике улыбнулись. А суровый командир нажал кнопку «Каштана» (внутренняя связь): «Внимание экипажу! – В отсеках насторожились. – Всем привет от лебедей. – Помолчал, и вдруг: – С Богом, ребята». Перекрестился, спрятавшись в каюте, даже замполит.

Прощание с Дэзи

Весна этом году началась небывало стремительно, дружно. Вобрав в себя талые воды, реки напряглись, пытаясь разорвать ледяные оковы. Когда сил взломать толстый лёд не хватило, придавленная непреодолимой силой вода устремилась через берега в низины. Неумолимыми холодными потоками рвала хлипкие дамбы, угрожая снести деревни и сёла. Загремели взрывы. Люди помогали рекам освободиться от панциря и возвратить воду в русло.

3абывшие червей

Как только поступили сведения, что вода в низовья Волги стала прибывать, начальник станции «Ипатово» Александр Крохмаль взял отпуск, накопал целое ведро червей, собрал снасти, спальник, раскладушку и стал ждать сигнала. Сигнал поступил, Крохмаль позвонил мне и друзьям, таким же фанатам, истосковавшимся по рыбалке. Я быстро согласился. На следующий день двумя машинами мы впятером двинулись в путь.

В наших краях, для каждого рыбака сезон начинается с воблы. Маленькая рыбка играет огромную роль в жизни Волги, её водных обитателей и многих людей. Так распорядилась природа. Жирная, питательная, она кормит собой хищников, осетровых. Белуга спускается в зимовальные ямы, ложится на спину, и засасывает её в огромных количествах. Всё лето вобла проводит в Каспийском море, нагуливает жир. Зимует в глубоких ямах у входа в протоки, а весной косяками устремляется на свежую воду вверх – на нерест. Для рыбаков начинается настоящий праздник. Берега ериков, протоков, лиманов, жилок расцветают пёстрыми палатками.

Время в дороге за разговорами прошло быстро. Вот и село Икряное. Его уже со всех сторон обступила вода. Повернули на Ниновку, у Фёдоровки переправились на пароме через мощный Бахтемир – самый западный рукав Волги. Приехали к мосту через ерик Гаванный. Здесь рыбаков встречает сын Александра Крохмаля – Ваня. Он уже несколько дней живёт на берегу: ждёт рыбу и держит место. Это не так просто: по всему левому берегу непрерывной цепью расположились рыбаки. Крохмаль ездит сюда восемнадцать лет подряд. Гаванный облюбовали железнодорожники Мордовии. Выйдя из машин, наши ребята попали в атмосферу праздника, Одни группы только подъезжали, другие собирались домой. Соответственно, непрерывно отмечались проводы и встречи. Два машиниста пассажирских поездов из Саранска так увлеклись торжественными мероприятиями, что только на третий день вспомнили, зачем проехали 1 200 километров. Решили, наконец, ловить рыбу. Но выяснилось, что по запарке забыли дома червей.

По этому поводу железнодорожники долго ругались, потом мирились. Пошли по берегу просить наживку у коллег. Им нигде не отказывали, но сначала угощали. Вечером они, еле живые, добрались до своего лагеря и…, конечно, без червей. На следующее утро всё повторилось. Бедные мужики просто с ума сходили, попав в заколдованный круг. Отпуск кончается, а они блуждают по берегу в поисках незнамо чего. Узнав об их проблеме, Крохмаль сам доставил им червей. На радостях мордовские рыбаки так рьяно принялись обмывать это событие, что и очередной день рыбалки закончился для них, так и не начавшись.

Выросший у Терека

У нас же всё было впереди. В первый день решили обустроиться. Расспросы рыбаков показали: вобла ловится пока не очень. Надо подождать подхода больших косяков. Поставили палатки, стол. Разобрали снасти. Александр Крохмаль пошёл к своим железнодорожникам. Со многими он был знаком много лет. Принимали его как высокого гостя. По всему берегу слышалось: «Саня! Сашка! Георгич!» Общительный, весёлый, обаятельный, он подарок для любой компании. 3аядлый рыбак, Александр знает про рыбу всё. Охотно делится секретами, показывает лучшие места на берегу. Крепко нагрузившись мордовским спиртным, он вернулся в лагерь только к вечеру. Я в этот день дежурил по кухне. На ужин были макароны по-флотски, солёные крепкие хрустящие огурчики, свежая редиска, помидорчики, нежное сало с мясной прослойкой. Но Крохмаль ужинать с нами не стал. Уставший от длинной дороги и щедрых угощений организм требовал немедленного отдыха. Саша поставил старую, изломанную в походах раскладушку, завернулся в спальный мешок и сразу уснул. 3ато на завтра он ещё перед рассветом первым был на ногах. Чуть позже поднялся и я. Крупными каплями выпала роса. Полная луна заливала округу бледным ровным светом. Стоял верхний туман. Свет пробивался через него, образуя круг с бледным ночным светилом в центре. Как будто огромным глазом Вселенная спокойно и равнодушно присматривала за Землёй, погружённой в ночную темноту. Тишина.

По всему берегу стояли огромные ивы. 3десь растёт особый вид этих деревьев. Они не опускают ветки к воде, как плакучие. Из неохватных стволов тонкие ветки, украшенные длинными тонкими листьями, поднимаются вертикально вверх. Зимой они часто отмерзают, а весной отрастают новые. В полутьме ивы кажутся таинственными великанами со вставшей на дыбы густой шевелюрой. Утренняя прохлада пробирается под лёгкую одежду. 3ябко.

Александр надел тёплую куртку и спустился к реке. Долго стоял на берегу. Вода всегда притягивала его к себе как магнитом. Выросший во Владикавказе на берегу быстрого опасного Терека, он относится к воде с большим уважением. Она кормила и поила горцев. Люди же безжалостно грабили её. Ради икры вылавливали красную рыбу браконьерскими способами. Терек защищался. Взрывался бурными мутными ледяными потоками. От злости покрывался белой пеной. Выворачивал гигантские валуны, катил их вниз, разбивая все преграды. Сносил дамбы, мосты, оставлял людей без жилья. Но люди возвращались и принимались за старое. В результате осетровые практически исчезли. Теперь непокорённый, затаивший обиду Терек несёт свои воды, ожидая момента расплаты с людьми.

Между тем уже начало светать. Туман вытянулся белой полосой над рекой, опускаясь в неё и исчезая. Река забирала влагу, одолженную земле на ночь,

Взошло солнце. Весёлыми ласковыми лучами изгнало грусть из утреннего воздуха, вернуло людям на берегу ощущение большого рыбацкого праздника. Рыбаки засуетились, стали готовить завтрак, кипятить воду для чая. Всё пришло в движение. Расставив удочки, сели за стол.

Прирученная и покинутая

И тут на залитую солнцем, покрытую чистой весенней зеленью поляну вышло чудище. Оно остановилось в десяти метрах от стола. Мы замерли. Огромная, низко опущенная к земле, изрезанная шрамами голова с остатками ушей, изорванных в боях, смотрела на нас маленькими глазками.

Николай Трегуб первым пришёл в себя: «Эй, собака, иди сюда!» Уловив в голосе человека тепло, чудовище завертело коротким хвостом и побежало к столу. Это был стаффордширский терьер, который оказался милейшим и добрейшим существом.

Собака тыкалась мокрым холодным носом в руки и лица людей, награждая их своей лаской. Встретившись с такой отчаянной доверчивостью живого существа, рыбаки даже растерялись. Дружно, без обсуждения и споров собаку назвали Дэзи. Она охотно отзывалась на новую кличку. Демонстрировала отличный собачий аппетит, с этого момента на нашей поляне поселилась радость. Наевшись, старая, израненная в боях сука прыгала по поляне, как щенок. Падала на спину, вертелась на месте. Вскакивала на короткие мощные ноги, делала стремительные круги.

Весенний день прошёл замечательно. Вода потихоньку прибывала. Вобла ловилась разная, особо мелкую рыбаки отпускали. Уловом все остались довольны, даже те, кто совсем не ловил. Коля Трегуб просто гулял по берегу или играл с Дэзи, наслаждаясь солнечным теплом и общением с рыбаками из разных регионов страны. Крохмаль продолжил братание с коллегами.

К вечеру пошёл небольшой плоский лещ. Рыбацкого интереса он не вызвал. Весной он худосочен и плохо просаливается. В тёплую погоду легко пропадает. В наступивших сумерках изжарили яичницы с салом, сели ужинать. Потом разошлись по спальным местам. Дэзи решительно подвинула Николая Трегуба, улеглась рядом на походную кровать, засунув морду под тёплое одеяло. Так и заснули человек с собакой, как друзья. Ночью Дэзи иногда вскакивала, лаяла в темноту и возвращалась на нагретое место под бок Трегубу.

Третий день начался с рыбацкой суеты. На рассвете ребята бросились на берег навёрстывать упущенное. Вобла пошла дружнее. Сразу по три-четыре рыбки цеплялись на крючки поводков. К обеду все были довольны уловом. Весело стали собираться домой. Люди метались по поляне, в суете забыв про Дэзи. Она стояла в стороне, молча и грустно наблюдая людскую суету.

Погрузились. Осмотрелись. И тут все заметили собаку. Над поляной повисла тишина. Мы смотрели на животное, друг на друга. Все молчали. Чувство стыда проникло в сердца рыбаков. Казалось, что мы сделали нехорошее, приручив собаку. Все нерешительно перетаптывались на месте. Наконец Николай не выдержал: «Всё! Себе заберу! Дэзи, иди сюда!» Собака подбежала к нему. Радостно и благодарно вертела хвостом, ластилась.

Все облегчённо вздохнули, заулыбались. Но тут вдруг возникла проблема: собака не захотела заходить в машину. Как ни пытались Трегуб с Крохмалем затащить Дэзи – ничего не получалось. Она панически боялась автомобиля. Как только её подводили к двери, упиралась в землю ногами, скулила, из маленьких глаз катились слёзы. Видимо, было в её собачьей жизни что-то такое, что на всю жизнь оставило жуткий след. У собак очень устойчивые страхи.

Измучив её и свои души, ребята оставили попытки. Просто гладили дрожащее всем телом животное. Собака успокоилась. Мы сели в машину и двинулись в путь, боясь смотреть в зеркала заднего вида. Дэзи сначала бежала за машиной, потом остановилась, села на дорогу и молча смотрела нам вслед. Смирилась.

Говорят, даже к предательству можно привыкнуть. А мы прятали набегающие слёзы, отворачиваясь друг от друга.

На волчьем пиру

Мой знакомый Иван Шевченко, мрачноватый, крупный, длиннорукий, лысый мужик, работал дома, в собственном гараже автомехаником. По выходным охотился. Но в нашу компанию никогда не вливался, потому что коллективных охот не любил. Типичный заготовитель-одиночка. На старенькой, с проржавевшими крыльями «Ниве» рыскал по полям, выслеживал дичь – браконьерил. Из-под фар зайчика, лисичку стрелять не стеснялся. Но чересчур не злоупотреблял, добывал по потребности. Шкурка, мясо – всё шло у него в дело. Особенно в его доме любили кабанятину. Зимой всей работящей дружной семьёй заготавливали из неё впрок пельмени. Иван на мясорубке перемалывал мясо в фарш, девчата, сдабривая его солью, перчиком и чесночком, лепили маленькие изящные кругляшки. Делили на порции и каждую отдельно закладывали в большой морозильник. Удобно и при небогатой жизни хватало надолго.

Следы непуганых поросят

…Когда зима посыпает чёрную землю первым, ещё тёплым снегом, весь дикий мир замирает. Большинство зверей и птиц видят снег впервые в жизни. Два-три дня они таятся в лёжках, привыкая к резкой смене природной обстановки. Потом голод заставляет их выходить на белые поля. Серые зайцы, ярко-рыжие лисы, почти чёрные кабаны лишаются маскировки, становятся уязвимыми даже для малоопытного охотника, потому что отчётливо видны издалека. Чтобы уцелеть, зверьё переходит на ночной образ жизни. Днём отсыпаются, прячась от сырости и ветра, ночью выходят искать пропитание.

По первому снегу Иван вышел на тропу охоты, вернее, выехал. Выбирая высокие места, он внимательно высматривал все подходы к камышам заказника. Опытный охотник, он знал, что дикие свиньи, отлежавшись в зарослях и проголодавшись, будут выходить в поисках остатков подсолнечника, кукурузы, бахчевых. Невспаханных полей вокруг множество. Надо было определить, куда именно ходят кабаны.

На третий день поисков Шевченко нашёл свежие «выходные» и «заходные» следы. Небольшое стадо наведывалось на бахчу. Выходило с северной стороны. Возвращалось тем же путём. По следам было видно: звери шли спокойно, значит, непуганые. И, скорее всего, опять пойдут той же дорогой.

Иван осмотрел бахчу. Ровное поле. Арбузы и дыни разбросаны по всей площади. Здесь засаду не устроишь. Как угадать, куда именно они придут? Дa и ветер гуляет туда-сюда, не сориентируешься. Изучив весь путь, он решил устроить ловушку там, где кабаны переходили небольшую балочку. Балка поросла камышом и пересекалась узким проходом. К нему почти вплотную подходила редкая лесополоса. Иван пришёл в весёлое настроение и стал ждать. Уже в сумерках через бинокль отчётливо увидел, как две крупных матки с десятком поросят проследовали привычным маршрутом. Убедившись в правильности своих расчётов, охотник поехал домой.

Нежданный секач

На следующий день, прихватив полмешка зерна, ружьё, фонарик, Иван отправился на охоту. Первым делом в проходе, на выходе из балки, высыпал зерно. Оно должно было обеспечить остановку свиней на удобной для стрельбы позиции. Спрятав машину за лесополосой, присел под крайним деревом и стал ждать. Зима только пробовала свои силы. Первый снег всегда ненадолго. Тёплый ветерок мягким языком слизывает его, превращает в мутную водицу и уносит с собой в облака, чтобы наполнить их влагой, накопить её и бросить на землю уже настоящую снежную круговерть. Шевченко видел, что от вчерашнего снежного покрова остались только притаившиеся за кочками рваные белые клочья, разбросанные по всему полю. Только в балке, зацепившись за стебли камыша, уже осевший снег лежал большими кучками.

Вечерело. Охотник напряжённо прислушивался и внимательно осматривал окрестности. Никаких признаков зверя не обнаруживалось. То, что свиньи придут, он не сомневался. Важно было, чтобы они пришли засветло. Стрелять в темноте – дурное дело.

Как ни напрягался Иван, а зверь появился неожиданно. И не тот, кого он ждал. Огромный чёрный секач-одиночка бесшумно возник у рассыпанной приманки и застыл, опустив голову. Было слышно, как он шумно втягивает в себя насыщенный влагой и запахами талого снега воздух. В голове охотника мигом завертелись мысли. Взрослый кабан накануне гона – не лучшая добыча. Но если его отпустить, остальные могут не прийти. В это время самцы ещё не ходят со стадом (самки не пускают), но внимательно наблюдают за ним со стороны. Отгоняют чужаков.

Спасаясь на дереве

Словом, надо стрелять! Иван выждал пару секунд. Секач стал разворачиваться, показал правый бок. Шевченко прицелился в переднюю лопатку и спустил курок. Взвизгнула мощная самодельная пуля. Почти сорок граммов свинца вырвалось из ствола, неся в себе смерть. От удара кабан, как в тире, упал на бок. Иван поднялся и побежал к нему по склону. Он уже был рядом, когда зверь засучил ногами и вскочил. Охотник отпрыгнул в сторону и, не успевая развернуться для стрельбы, побежал назад. Поскользнулся на подтаявшей земле и грохнулся с размаху лицом вниз. А когда перевернулся на спину, огромная оскаленная морда была уже рядом. Защищаясь, он сунул в раскрытую пасть монстра ружьё. Кабан на секунды завозился с ним. Этих мгновений Ивану хватило, чтобы взобраться на ближайшее дерево.

Зверь стоял внизу. Шевченко сверху видел, как тот тяжело, со свистом дышит. Из раны в боку вырывалась струя воздуха, перемешанного с кровью. Это означало, что Иван промахнулся, не попал под лопатку. Пуля пробила лёгкое. Но и эта рана была, судя по всему, смертельной. Силы оставляли могучее животное. Кабан присел на задние ноги, потом повалился на левый бок. Он ещё дёргал ногами и предпринимал попытки встать, но был обречён. Надо только подождать. Иван расслабился, поудобней устроился на ветках в предвкушении скорой победы. Досада от промаха и пережитого страха прошла.

Вместо туши – оскаленный череп и кости

И тут появились волки. Они всегда крутятся около свинячьих стад. Открыто серые редко нападают там, где есть взрослые свиньи. Это опасно. Крупная самка может в один миг растерзать любого хищника. Даже тигры избегают встречи с секачом. Волки зорко следят за каждым движением молодых поросят. И стремительно выхватывают из стада слишком игривых и непослушных детёнышей.

Волка Иван увидел прямо перед собой, метров в пятнадцати. Тот спокойно сидел и смотрел немигающими глазами. Густая серая шерсть, разбавленная на загривке чёрными волосками, шевелилась лёгким ветерком. Он сидел как послушная овчарка под командой хозяина. Никаких признаков агрессии. Потом из камышей стали появляться другие – большие и маленькие. Они спокойно расхаживали вдоль лесополосы, постепенно приближаясь к дереву, на котором сидел Иван. Только вожак, не двигаясь с места, молча смотрел, как казалось человеку, прямо ему в глаза.

Наконец волк поднялся и как бы нехотя пошёл к дереву. Остальные застыли, наблюдая. Подойдя к туше, волк принюхался, лизнул тушку и вонзил клыки в открытую горячую рану.

Вся стая бросилась рвать добычу. Спустившаяся темнота скрыла от Ивана дальнейшие подробности. Только по звукам он определял, что происходит. Под деревом волки праздновали свою победу над человеком. Волчий пир сопровождался жуткими звуками. Там толкались, взвывали, чавкали, дрались. Ивану было холодно, затекли ноги, руки с трудом держались за ветки. Было страшно. Казалось, этот кошмар никогда не кончится.

Только к утру наступило затишье. В бледном свете наступающего дня стала проглядываться полянка. А на ней огромный оскаленный череп кабана, клочья шкуры, крупные кости. Волков видно не было. Подождав, когда станет достаточно светло, Иван, оглядываясь во все стороны, спустился на землю. Достал из ножен большой охотничий нож, осторожно ступая, едва дыша, двинулся в сторону машины. Она стояла почти рядом, за кустарником. Он видел белую крышу кузова.

В двух шагах от сытой стаи

Перед выходом из лесополосы Иван остановился, прислушался и шагнул на дорогу. То, что он увидел, привело его в ужас. Вся стая, сгрудившись в одну общую кучу, спала под высоким кустарником рядом с машиной.

Шевченко оцепенел. Рука, сжимавшая ручку ножа, повисла плетью. Крупный волк поднял голову и, не вставая, уставился на охотника. Иван понимал, что теперь он не успеет даже на дерево взобраться, и стая разорвёт его.

Он стоял, не двигаясь и внимательно наблюдая за вожаком. Волк смотрел на него как-то лениво, без интереса. И это подтолкнуло охотника идти вперёд. До машины всего метров семь. Но эти метры надо пройти мимо десятка серых хищников. Тихо, шаг за шагом, стараясь не смотреть в глаза волку, человек начал движение к спасению. Когда он был уже перед самой дверью, большой волк встал на ноги. Иван распахнул дверь и упал на сиденье.

Стук двери разбудил зверей. Они вскочили, закрутили головами, задергали ногами, жадно впитывая воздух. Вожак медленно затрусил к балке, за ним, вытянувшись в длинную цепочку, вся стая. Иван видел, как хищники, дойдя до края камыша, исчезали в нём, будто растворяясь в родной стихии. Убедившись, что все разбойники ушли, охотник нашёл разбитое ружьё и остановился под деревом, где валялось то, что осталось от могучего животного.

Сам побывав в шкуре добычи, охотник вдруг почувствовал особое чувство к погибшему кабану. Понял, как трудно одному выживать в природе.

Самое удивительное для меня, что даже это жуткое происшествие, едва не стоившее Ивану жизни, ничему не научило его. Он по-прежнему избегал коллективных охот, оставаясь добытчиком-одиночкой.

Вода и Солнце Калмыкии

Калмыкия – царство солнца, здесь оно охотится на воду. Только зимой, укрываясь хмурыми облаками и частыми туманами, земле удаётся отдохнуть от зноя. Солнце прячется за тучками, изредка выглядывая, ожидает своего часа. Как только жёсткая непредсказуемая зима зазевается, оно немедленно, разрывая хлипкие преграды, сбрасывает свою энергию на землю. Огромными пятнами подсушивает почву, вытаскивает из тощей земли тонкие нити травинок. Зима спохватывается, возвращается, замораживает побеги, делая их хрупкими как стекло. Борьба продолжается.

Из зимы в лето

При первых признаках весны солнце обрушивается на беззащитную, не прикрытую снегом и растительностью землю, заливая всё пространство горячими потоками. Весны здесь почти не бывает. За несколько дней царственное светило прогревает каждый сантиметр скудной почвы. Земля покрывается сплошным ковром зелени. Трава растёт на глазах, степь оживает, раскидывает на бескрайних полях нежные, с сочными листьями тюльпаны.

Но уже через неделю солнце, дарующее жизнь, забирает её. Оно поднимается всё выше, всё больше разогревается, раскаляет землю и пожирает всё живое.

Трава быстро высыхает, превращаясь в колючий низкорослый бурьян. До поздней осени, с рассвета до заката безжалостное светило ни на секунду не спускает глаз со своего царства. Каждое утро оно выходит, заранее предупреждая о своём появлении длинными лучами из-за горизонта. Потом постепенно появляется всё – огромное, круглое, красное, сверкающее.

Горячие волны космической энергии быстро скользят по пустынной степи, изгоняя сумерки, наполняя воздух теплом, испаряя драгоценную влагу. Выбравшись на самую вершину, оно останавливается и с высоты ощупывает землю безжалостными лучами. Жизнь замирает. Люди прячутся в домах, звери в норах. Пережидая зной, в степи молча, не двигаясь, стоят коровы, овцы. Верблюды, высоко задрав головы, щурясь на солнце, будто бросают светилу вызов или мысленно разговаривают с ним.

Вопрос один у всех: «Пошла?»

Только жизнь на дороге солнце не может остановить. До поздней ночи по ней почти непрерывной цепью идут машины. Солнце пытается расплавить под ними асфальт, испарить его. Над дорогой стоит прозрачная ядовитая дымка. А машины идут, идут, идут. Все дороги Калмыкии ведут к Волге – на Волгоград, Астрахань, Дагестан. Рефрижераторы, грузовики везут грузы. Между ними мелькают автомобили с прицепленными лодками, катерами. Тысячи людей стремятся к устью главной европейской реки. Здесь она распадается на тысячи проток, ильменей, жилок. Весной они заполняются разливом. Сюда устремляется на нерест проходная рыба, и рыбаки со всех краёв огромной страны вырываются в отпуск с детьми, жёнами, тёщами, родственниками, коллегами по работе, учёбе, увлечениям. Весной и осенью все они задают друг другу только один вопрос: «Пошла?» Речь о вобле. Услышав в трубке утвердительный ответ, бросаются в кабинеты начальников. Просят, уговаривают, требуют отпусков, отгулов, придумывают болезни. Идут на всякие ухищрения, лишь бы хоть на неделю получить свободу от всех обязательств и предаться любимому делу. Скромные бухгалтеры и крупные финансисты, каменщики и инженеры бросают давно заготовленное снаряжение в машины, в нетерпеливом возбуждении выезжают на дороги, которые ведут к великой русской реке.

Соль шёлкового пути

И здесь их поджидает калмыцкое солнце. С ним невозможно бороться. Дороги проложены с востока на запад. Утром и вечером солнце повисает над линией горизонта и расстреливает через лобовое стекло сидящих в машинах людей прямыми жёсткими лучами. Особенно трудно водителям. Противосолнечные очки не спасают. Нестерпимо ярким светом солнце брызгает из-под опущенных козырьков по глазам. Лишает их зрения. Не любит солнце водителей. Оно требует от людей покорности скота. Но люди не сдаются. Затаившись в искусственной прохладе железных капсул, они едут, едут, едут… Невольно думается: каково было здесь купцам на Великом Шёлковом пути? Двадцать столетий бесчисленные караваны шли, соединяя цивилизации Востока и Запада. Почти четыреста километров пешком, под палящим солнцем, следом за верблюдами люди несли друг другу знания о себе, о мире, науку, культуру. Тоненькой ниточкой. Всё здесь было: разбои, грабежи, убийства, войны. Всё видели эта степь и это солнце. Единственным спасением было то, что в Калмыкии много воды. Невероятно, но Страна Солнца буквально покрыта маленькими и большими водоёмами. Солёные и пресные – они везде. Весной на безжизненных солёных озёрах ветер прибивает к берегам грязновато-белую пену. Солнце выпаривает воду, вокруг водоёмов образуются кольца засушенной пены. В центре скапливаются сверкающие кристаллы. До сих пор здесь можно увидеть людей с огромными швабрами. Они сгребают соль в кучи слой за слоем, как и сто, и двести лет назад. Сюда приходит скот. Коровы слизывают жёсткими языками необходимую для них соль, покрывают дно маленькими гладкими ямками.

Атака на оазис

Пресные водоёмы, как природного происхождения, так и искусственные, настоящие оазисы. Удивительно, как они выживают среди пустынных ландшафтов. Укрываясь от раскалённого воздуха камышами, они создают свой собственный климат. Вода в них прохладна и ласкова. В ней кипит жизнь. Но всемогущее солнце всё сильнее наседает. Её верный союзник – восточный ветер «астраханец» выносит с поверхности горячий пар, рассеивает его, не оставляя следов. Вода отступает от берегов, обнажаются корни камыша. Давление в воздухе непрерывно падает. Наступает момент, когда уставший от непрерывной работы восточный ветер затихает. Движение воздуха замирает. Кажется, солнце одержало полную победу. Уставшие от борьбы водоёмы покорно кормят его живительной влагой. Рыба в них прекращает всякое движение. Забивается в ямки. Всё живое готово к смерти. Но вот с запада появляется сначала лёгкое движение воздуха. Затем оно переходит в сильные порывы. Прохладный ветер устремляется в зону низкого давления. Появившиеся на горизонте тучки быстро разрастаются, чернеют, наливаются водяной тяжестью. Они плотно закрывают землю от солнца. В наступивших сумерках молнии, будто гигантскими фантастическими ножами, вспарывают брюхо тучам и оттуда с громом вываливаются водяные потоки.

Возвращение украденного

Так Земля защищает своё главное богатство – воду. Не давая солнцу уносить влагу в бездонный космос, земная природа вылавливает её молекулы и прячет в своей атмосфере. Потом возвращает на землю. Иногда таким вот жутким образом. В природе Калмыкии всё без меры. Во время грозы останавливаются даже машины на дороге. Люди сидят в них, пережидая стихию. А вокруг бушует море воды. Округа освещается почти непрерывным светом молний под аккомпанемент раскатов грома. Кажется, что это никогда не кончится. Люди ощущают себя ничтожными, маленькими, беспомощными перед бунтующей природой. В сердце каждого человека вползает страх.

Вода не задерживается на поверхности земли. Мгновенно заполняя высохшие русла, канавы, устремляется к водоёмам и речкам. В считанные минуты природа возвращает им украденную солнцем драгоценную влагу.

Яшкуль стоит на середине пути в Астрахань. Районный центр. Обычное калмыцкое село. Летом пыль, ветер, жара. Широкая улица. На одной стороне прямо на трассе заправки, автосервис. На другой – ряд маленьких кафе.

Рыбий карнавал

Мы возвращались с рыбалки, когда погода стала быстро меняться. Благоразумно решили укрыться в Яшкуле. Дорога заставлена фурами, легковушками, останавливаемся. Выскакиваем и, обсыпаемые крупными, горячими, но ещё редкими каплями, бежим к первому кафе с большими, до земли, окнами. Там полно народу. Сесть негде. Все стоят с чашками в руках. Сначала в зале шумно, потом все притихли и молча стали смотреть в окна и слушать стихию. А за окном гремело, сверкало, гудело, рвалось. За стеной воды жёлтые пятна включенных фар невидимых машин. Прикасаюсь к окну. Стеклопакет дрожит и изгибается под напором порывов ветра, бросающего воду в холодное стекло. Кажется, вот-вот оно вылетит и в зал ворвётся поток, сметающий на пути людей, прилавки, колбасу…

Отстраняюсь, оглядываюсь: за спиной десятки испуганных глаз. Люди, побеждающие солнце, боятся воды. Вдруг с неба, перемешанные с водой, посыпались осколки льда. Огромные, бесформенные. Падая на асфальт, они разлетаются на мелкие осколки, засыпая пространство. Стук льда о кузова беззащитных автомобилей повергает людей в ужас.

И вдруг всё проходит. Утихает и буря. Поворчав удаляющимися раскатами, природа возвращается в обычное состояние. Появляется и солнце. Удивлённое, робкое. Прежде чем приняться за обычное дело, оно осматривается. Но поражения не признаёт, набирает силу.

А в водоёмах происходит настоящее веселье. Рыба косяками устремляется на свежую воду. Плещется, резвится. Вода закипает в протоках. Сазан, карп, лещ начинают активно кормиться. Просыпаются хищники. Изголодавшийся судак занимает позиции на свалах песчаных отмелей. Щука зорко следит за передвижениями малька из зарослей камыша. Окунь в непрерывном движении. Стартует рыбий карнавал. Праздник для подводных обитателей. Счастливый миг удачи для рыбаков.

Жизнь продолжается.

Проигранная война

Мне было лет десять, когда случилось чудо: мама объявила, что меня отправляют в пионерский лагерь в Железноводск – на целый месяц. Радости не было предела. Я считал дни до отъезда и тщательно готовился, тайно изготовлял рогатки, собираясь поразить сверстников их качеством и меткостью стрельбы.

Ocы из воробьиного гнезда

И вот наступило утро, которое помню всю жизнь. Ещё в сумерках мы с мамой одними из первых пришли в назначенное место, где уже стоял автобус. Стали поджидать остальных. Меня просто распирало от предчувствия первого в жизни длительного путешествия.

От нетерпения я крутился на одной ножке, бегал вокруг автобуса. Энергия била через край, и я нашёл ей применение.

Автобус стоял рядом с сараем, крытым толстым слоем камыша. В торце камыша воробьи выдолбили себе гнёзда, где обычно выводят птенцов. Желание отличиться бросило меня в атаку. Я быстренько просунул руку в первое попавшееся гнездо… и сразу понял, что совершил роковую, непоправимую ошибку. Прямо в лицо вылетел целый рой ос и принялся жалить меня всем коллективом. Отбежав подальше, я стал сдирать с себя зловредных насекомых, изо всех сил сдерживаясь от плача,

В это время народ у автобуса засуетился, разыскивая пропавшего пассажира. Мама окликнула меня и услышала в ответ громкий рёв. Посадочная суета избавила меня от разбирательств и публичной порки. Вряд ли мама оценила бы мой подвиг иначе, как окончательную дурость. Без лишних разговоров меня затолкали в автобус, и мы двинулись навстречу детским радостям и удовольствиям. Всю дорогу дети пели песни про костры и синие ночи, про героев Гражданской войны, и только я сидел и тихо плакал. Плакал от боли и обиды. С моим лицом в то время происходило странное. Оно всё горело, его куда-то вело отдельно от всего организма, глаза заплыли и переставали видеть. Когда уже взошло солнце, весь мир для меня погрузился в полную темноту.

По прибытии дети выскочили на улицу. Нас ждали вожатые, которые разбирали детей по отрядам. Когда меня, активно сопротивляющегося, вытащили на свет, молоденькие студентки ужаснулись. Перед ними предстало существо с перекошенным тёмно-синим шаром вместо лица. Из верхней части его струились две полоски слёз.

Наглядное пособие «Светлячка»

Отважных комсомолок как ветром сдуло. Они дружно отказались брать в свой отряд такого урода. Осталась только одна вожатая – из любопытства. У неё был второй отряд, там взрослые ребята, и ей не грозило брать меня, так как по возрасту я должен быть в десятом.

Но в моей личной темноте появился какой-то дядька и, не разбираясь, приказал Валентине забрать страдальца. Так начался самый счастливый момент моего существования в лагере «Светлячок». Посмотреть на чудо каждый день приходили все Валины подружки. А когда она за руку приводила меня в столовую, я чувствовал вокруг себя дыхание всех отдыхающих детей. Они, не стесняясь, подходили и внимательно рассматривали меня. При этом взрослые рассказывали им о том, что бывает с детьми, если не слушаться старших. Но служил я наглядным пособием лагеря недолго. Прошло немного времени, и у меня открылись глаза, стал исчезать отёк. Цвет лица изменился. Из синюшного оно приобрело сначала голубой оттенок, затем жёлтый.

И наконец, я приобрёл вполне человеческий вид. За эволюцией превращения фантастического монстра в обычного мальчишку напряжённо следил весь лагерь. Я стал пользоваться уважением и популярностью. Недостаточно воспитанные пионеры и особенно пионерки показывали на меня пальцем. Воспитанные переглядывались и шептались. Со мной стали здороваться, знакомиться. По популярности я превзошёл даже чемпиона лагеря по настольному теннису. Я – звезда.

Стрелок в сетке – плохой стрелок

С этого события началась моя вечная война с вредными насекомыми. Мои увлечения рыбалкой и охотой только полнили яды неприятелей. Кто только не кусал меня на природе: пчёлы, оводы, шмели, шершни, комары, муравьи и другие твари, названий которых не знаю. Желающих доставить неприятности не счесть. Я защищался, как мог: надевал специальные сетки, куртки, окуривал палатки отпугивающими и уничтожающими средствами, травил дихлофосом, измазывался мазями, брызгался спреями.

Но у каждого из этих способов есть обратная сторона. Например, в сетках и куртках из мелкосетчатой ткани жарко и душно, резко ухудшается видимость. На утиной охоте, где требуется хорошая маскировка и быстрая реакция, эта амуниция мешает успешной стрельбе. Мази и спреи малоэффективны. Но даже если насекомые вас не кусают, то, привлечённые теплом тела, запахом, летают вокруг лица, лезут в рот, нос, глаза. Получить удовольствие от охоты или рыбалки невозможно. Поэтому моя нынешняя тактика защиты от летающих и ползающих хищников – уклонение от борьбы. Стараюсь выбирать время и место, когда вероятность встречи с моими давними неприятелями минимальна. Но совсем без них ни рыбалка, ни охота не бывает.

Атака мошкары

В районе Басов Астраханской области есть знаменитые ильмени: огромное количество длинных неглубоких озёр, спрятанных среди бесконечных пустынных холмов. Они – часть Волги. Во время больших разливов сюда приходит рыба на икромёт. На мелководье в камышах мечет икру сазан. Следом идут хищники. Подводная жизнь бьёт ключом. Можно ловить краснопёрку, воблу, щуку, сома. Нигде больше я не видел столько черепах. 3десь они откусывают головы у рыбы даже в садках и на куканах. На продуваемых коридорах обычно бывает мало комара. Для меня это важно. Ветер легко сдувает мелких тварей и создаёт комфортные условия для рыбалки. Поэтому при выборе места всегда учитываю этот фактор.

Сегодня погода хорошая: лёгкий ветерок. На воде небольшая рябь. С большим удовольствием с лодки ловим на хлеб и маленькую вертушку замечательную крупную, жирную краснопёрку. Рыба не очень ценная, но ловить приятно: тяжёленькая, шустрая. Клюёт активно, быстро, решительно.

К вечеру ветер усилился. Стала пролетать мелкая мошкара. Собираемся к берегу. Противной мошки становится всё больше. И вот она пошла сплошной стеной. Ветер швыряет её в нас плотными пучками, насытив ею каждый миллиметр. Она пронизывала всю одежду. Было похоже, что мы одеты в наждачную бумагу. Рот и нос забились мерзкой колючей массой. Стало невозможно дышать.

С закрытыми глазами, бросив всё, бежим в большую палатку. В ней собрались все. Сидим и с ужасом слушаем, как снаружи мошкара атакует наше убежище. Возникает противное ощущение бессилия и беззащитности человека от крохотного насекомого.

Кошмар прекратился внезапно. Ветер, очистившись от мошкары, стал нести прохладу и свежесть. Утром мы были поражены увиденным: автомобили покрыты слоем разбившихся о них насекомых, как толстым колючим покрывалом. По всей водной поверхности расходятся круги. Непрерывно раздаются всплески. Это рыба схватывает с поверхности обильную кормёжку. Я опускаю руку в воду, вытаскиваю и считаю прилипших к ней мошек. Их не меньше сотни! Думаю, зачем они? Но рыба довольна.

Из залива за саранчой

Особые отношения у меня сложились с комарами. Есть люди, которые на них не обращают никакого внимания. У меня не так. Стоит только услышать писк комариной самки, как всё тело начинает чесаться. Но вот кого я действительно побаиваюсь, так это слепней, шершней и оводов. Это настоящие звери среди насекомых. Нападают бесшумно, жалят быстро, болезненно. Места укусов зудят не меньше недели. Образовавшиеся под кожей плотные шишки долго рассасываются.

Иногда природа требует от нас терпения и принимает неласково. Обижаться не стоит. Стоит беречь её во всех проявлениях. Насекомые являются прочным звеном в кормовой цепи. Когда вылавливаешь крупного жирного сазана, радуешься его красоте, то понимаешь: без крохотных насекомых такого роста достичь невозможно. Даже мирные рыбы нуждаются в белковой пище.

Однажды там, где река Кума впадает в Каспий, я наблюдал, как зловреднейшее из насекомых – саранча – кормит собой рыбу. Налетавшись, она падает на воду и покрывает всю поверхность маленькой речки. А вечером в устье из Дагестанского залива подходит рыба. Со старого полуразрушенного моста мне хорошо видно, как огромные экземпляры и мелкотня охотятся на «врага человечества». Первые, широко разинув рты, наплывают на насекомое, схватив, мощно бьют хвостом и исчезают в глубине. Вторые нападают и треплют, отщипывая кусочки. Отщипнув, исчезают и вновь появляются. Вдруг из засады молнией – щука. Как тут без неё? Жизнь кипит. Всё в ней правильно. Красиво. 3аходит солнце. Отделённый от этого мира, любуюсь закатом. Здорово!

Люди пытались бороться с насекомыми разными способами, в том числе разливали на поверхности болот нефть. Результатом стала гибель всего живого. Поэтому давайте ценить любых божьих тварей. Их существование в природе не случайно.

Джек

Я не специалист по охотничьим собакам. У меня была и есть только одна, но зато какая!

Одному гаишному начальнику подарили молодого пса – спаниеля Джека. Он её взял, видимо, по привычке брать. Потом оказалось, что симпатичный пёс доставляет слишком много хлопот. Ему надо строить вольер, как-то с ним заниматься. Но где же на него времени набраться? Кроме того, с ним появились непредвиденные расходы. Каждое утро собака укладывала на порог дома всю зазевавшуюся в округе живность: соседских кур, уток. Соседям, понятно, это не нравилось. Они хотели компенсации, требовали призвать мерзавца к ответу. Его ругали, ограничивали свободу. Он смиренно слушал укоризны, но как только вырывался и видел праздношатающуюся живность, принимался за своё. Он никак не мог понять, почему- то дело, ради которого он родился и с такой страстью старается исполнить, вызывает нарекания, а не похвалу и поощрение. С тем и пришёл ко мне этот командир. Я собаку брать не хотел. Не потому, что не люблю их, скорее, наоборот. Взять уже взрослую необученную охотничью собаку – это безответственность. Кроме того, в наших краях используют в основном натасканных на дикого кабана гончаков. Спаниель здесь не в ходу.

Так я получил друга

Всё решилось, когда командир привёз собаку на охоту. Я увидел совершенно очаровательное животное, от которого, как понимал, хозяин всё равно избавится. Так я получил друга и не пожалел об этом ни одной секунды. Сколько мы всего пережили вместе за последующие 14 лет! Джек сразу признал меня хозяином. Хотя… ещё неизвестно, кто из нас был главным в нашем тандеме.

Джек подчинён только одному – инстинкту. Ему безразличны всякие муси-пуси, его дело – охота. Дождь, снег, ледяная вода – плевать на всё. Инстинкт гонит его вперёд. Ничто не может испугать или остановить. Я раньше много слышал баек про чудесные способности собак, видеть своими глазами не приходилось. Джек сразу проявил себя. После первого выстрела. Поздняя осень, небольшой дождь. Едем на охоту в окрестности озера Маныч-Гудило. В селе Киевка Апанасенковского района Ставрополья – небольшой пруд. На нём под камышом в затишке – утки. Останавливаемся, тихонько выходим. Утки немедленно взлетают. Стреляю вслед. Одна заваливается и падает на середине пруда. Джек немедленно бросается в воду. До неё метров 100. Следим неотрывно. Утка жива, отплывает. Джек настигает. Недолгая борьба. Есть! Взял грамотно, за горлышко. Плывёт обратно. Ждём. Плыть явно далековато. Не бросит ли? Нет. Вот он на берегу. Положил. Отряхнулся. Смотрит на нас: ну, что, ещё стрелять будете?

Мы в восторге. Кто потоптал вязкие болота, испытал чувство досады от потери добычи из-за невозможности достать её после удачного выстрела, поймёт меня. С этого момента в моей охотничьей жизни произошли серьёзные изменения. Если раньше решение о поездке на охоту принималось только мной, то сейчас – вдвоём. А так как это ушастое существо всегда было только «за», собственно, выбора у меня не стало.

По тонкому льду

И чего только он не вытворял на охоте! Однажды с моим другом-профессором поехали на реку Калаус. Расположились на крутом изгибе. Высокий берег, река глубоко внизу. Ждём утку с другого берега. В трёх-четырёх километрах – совхозный ток, там утка кормится. Потом летит на воду. Река замёрзла, но там, где мы, образовалась длинная промоина.

Смеркается. Пошёл лёт. Утка летит низко и сразу падает вниз, в промоину. Стреляем, как в тире. Вернее, стреляет мой друг, я просто не успеваю. Надо быстро собирать добычу. Джек после каждого выстрела бросается вниз. Мгновенно подхватывает утку, иногда не давая ей даже упасть на лёд.

Вдруг одна падает в промоину, он – немедленно за ней. Хватает. Их обоих быстро несёт течением. Метров через 30 промоина должна закончиться. Бегу по берегу. Кричу ему, чтобы бросил утку. Не бросает. Вода заканчивается. Джек хватается за острые края льда, утку не отпускает. Речка тянет его вниз, под лёд. Ложусь на лёд. Он трещит. Пытаюсь стволом ружья подцепить Джека. Не удаётся. Отбрасываю ружьё в сторону. Распластываюсь на льду, дотягиваюсь, хватаю за шерсть. Держу, но не могу двигаться ни вперёд, ни назад. И вдруг понимаю: сам сползаю к нему. Лёд скользкий и подо мной уже просел. Не знаю, как поступить.

Спасает мой учёный друг. Тащит меня за ноги, я тяну Джека, он – утку. Вытащили. Профессор интересуется моей вменяемостью. Я ору на собаку. Охота окончена.

Пора отмечать удачу. Выпиваем. Начинаем дико хохотать. Джек не проявляет никакой благодарности, его больше интересует колбаса. Ура! Живём дальше. Джек носил водоплавающих и зимой, и весной, и осенью, в любую погоду, в любое время. И не только их. Осенью и зимой он охотно поднимал зайцев, выгонял из лесополос, поднимал с лёжек. Летом – куропаток, перепелов, вальдшнепов.

А заяц поплёлся в кусты

Лето, жара. Идём вдоль лесополосы. Джек чешет её челноком. Подаёт голос. Из посадки выскакивает заяц, Джек – за ним. Конечно, догнать он не может, но и не отстаёт. Мчатся вдоль лесополосы, где в конце стоят две «Нивы». Представляю, как плохо сейчас Джеку. Раскалённый воздух обжигает бронхи, лёгкие, мгновенно «высушивает» организм. Почти физически ощущаю его боль. Но ничего не могу предпринять. Вперёд его гонит всесильный инстинкт. Но тут происходит невероятное: видимо, оба смертельно уставшие, они добираются до автомобилей и оба падают под них – каждый под свой. Так и лежат, захлебываясь горячим воздухом. Смотрят друг на друга. Пока мы не подходим совсем близко. Теперь заяц поплёлся в кусты, а Джек – ко мне. Главное сейчас – вода. Лью из бутылки в руку, он пьёт, останавливается, смотрит с благодарностью, опять пьёт. Напился и опять – в тень машины. Думаю, а каково зайцу? В раскалённой степи вода – большая редкость.

В общем, Джек устроил мне весёлую и насыщенную жизнь. Он в молодости не получил начального воспитания – не прошёл курса общей дрессировки. Поэтому с ним было сложно и на охоте. На него приходилось буквально садиться, закрывать ему глаза, не давая увидеть птицу, чтобы не спугнуть раньше времени. Но это издержки полностью окупаемые. Историй о Джеке я мог бы рассказать сотни.

Пугливый курцхаар

Собаки в нашей жизни в последнее время стали играть какую-то странную роль. На фоне вспышки народной любви к домашним животным растут стаи голодных, бездомных собак. Их травят, стреляют. Люди платят за собак десятки, а то и сотни тысяч рублей, а затем выгоняют их на улицу. По полям и лесам бегают бездомные охотники. Мои знакомые купили в Германии щенка курцхаара. Деньги заплатили немереные. Подрастили немного, а тут – открытие охоты. Вывезли в поле. Охота не пошла, да и какая охота на открытие, как говорил Владимир Высоцкий: пьянка, да и всё. Напились, долго восхищались собакой. Потом по обычаю начали палить просто так. Бедный щенок с перепугу забился в машине в угол, народ обалдел: собака боится выстрелов! Как же так? Немцы обманули? Что теперь ожидает собаку голубых кровей, если её хозяева не удосужились даже что-нибудь прочитать про дрессировку и подготовку собаки к охоте? А сколько таких грамотеев, следуя моде, уродуют животных?!

Многие заводят охотничьих собак и пытаются держать их в квартирах. Особенно страдают спаниели. Их щенки – такая прелесть, такие симпатяги, можно дочке подарить на день рождения. Дочь вне себя от радости. Все счастливы. Но вот выясняется, что собака обладает невероятной энергией. Ведь спаниель способен пробегать переменным темпом до десяти километров. Запертая в рамках городской квартиры, такая собака, безусловно, не может смириться и обязательно будет доставлять проблемы, и только огромная любовь может сохранить союз человека и животного. При этом человеку придётся ради животного многое претерпеть. А все ли способны на такое? Немало мне довелось видеть на охоте гончаков, выходящих из камышей: ободранные ноги, все в крови, смотреть страшно. Но это их работа. Видел маленькую таксу, которую двое братьев нещадно эксплуатировали, добывая барсука. Их не смущало, что барсук неизмеримо сильнее. В этой борьбе собака потеряла глаз, была вся в шрамах. Видел и другую таксу, которой косилкой отрезало заднюю ногу. Жила она на кошаре в Калмыкии. Забавно было видеть жирненькое, ухоженное существо, гордо сидящее рядом с кучером на телеге на специальной подушечке. Она, конечно, не охотилась, но умела быть полезной и любимой. Три дня мы наблюдали картину, и когда чабаны разъезжали по своим делам, а рядом постоянно – деловитый носатый, лопоухий столбик.

Раненая лайка

Декабрь, лежит небольшой снег. Подъезжаем к массиву камыша, наша цель – кабан. Бригада сборная, с некоторыми знакомимся уже на месте. Собаки: четыре гончих нам уже знакомы, но есть и новички – пара красивых сибирских лаек. Эти универсальные собаки в наших краях редкость. Знакомимся с хозяином. Виктор рассказывает, как вёз маленьких щенков с Байкала, как воспитывал. В энтузиазме рассказчика – любовь и гордость. Собаки спокойные, ухоженные, послушные. Объезжаем массив. Смотрим входные, выходные следы. Инструктаж. Ставим номера. Всё, как всегда. Пускаем собак. Пошли. Гончаки – почти сразу с голосом, лайки – молча. Напряжённо слушаем. Массив небольшой. Собаки снуют туда-сюда. Рядом, слева от меня – выстрел. Визг собаки. Сердце ёкнуло. Беда! Бегу вдоль берега, натыкаюсь на кровавый след, поднимаюсь на бугор: собака стоит по пояс в снегу. К себе не подпускает. Слева от меня метрах в 20-ти – растерянный «автор» выстрелов. Справа бежит Виктор. Кричу стрелку: убегай! До него наконец доходит. Срывается с места. Бросаюсь навстречу Виктору. Валю его на снег. Боремся за ружьё. В итоге он сдаётся, бежит к собаке. Кладет её на снег, им же обкладывает лайку. Подтягиваются остальные. Собака успокаивается, осматриваем: одна дробина картечи задела живот, вторая выбила зубы. Тоска. Кровотечение остановилось. Виктор отзывает вторую собаку. Грузит в «УАЗ» и быстро уезжает. Приходит наш незадачливый коллега. Объясняет: собака шла молча, серая. Показалось, что волк. Да что тут объяснять, надо продолжать охоту, ведь остальные собаки не выйдут, пока всё не прочешут. Но настроение уже не то.

Я потом узнавал: лайка выжила, но работать больше не стала. Так часто бывает: пережитые страх и боль угнетают собачьи инстинкты.

В будке хорошо, а в степи лучше

Сейчас Джек живёт у меня дома, во дворе. У него красивая, тёплая будка, его не привязывают, не сажают в вольер. Он почти на свободе. Толстый, как маленькая бочка с ножками, его хорошо кормят. Плохо слышит, потому что часто болели уши. Это вечная беда спаниелей. Вода попадает в уши и плохо вытряхивается. Хоть мы и следили, и лечили, но не уберегли. Его любит вся моя семья. Особенно внуки. Он для них друг. В общем, заслуженная старость. Но нужен ли ему этот комфорт? Каждый раз, когда я выхожу во двор, он подскакивает, как пружина, пытается проскочить в калитку. Я не пропускаю его к машине, он смотрит на меня с такой обидой, что мне становится больно. Постоит немного и смиряется. Плетётся назад обиженный. И так по десять раз на дню. Сложное это дело – держать животное, которое рождено для охоты. Но такова наша жизнь. У нас, людей, есть ещё много чего, а у братьев наших меньших нет ничего, кроме нас и заложенной в гены страсти, от которой нет избавления даже в старости.

Не люблю давать советы. Но сейчас позволю себе обратиться к охотникам. Прежде чем заведёте собаку, крепко подумайте, способны ли вы в течение 10—15 лет отвечать за живое существо, которое будет постоянно рядом? Подумайте, как к этому отнесутся ваши близкие. И помните: для нас охота – всего лишь увлечение, иногда совсем не продолжительное, а для собаки – единственный смысл жизни.

Чёрная птица с железными крыльями

В пору моего детства самым распространённым авто была знаменитая полуторка. Зимой, катаясь на коньках, мы цеплялись за задний борт медленно идущих на повороте машин специально сделанными из толстой проволоки крюками и мчались по снежному накату. За что иногда получали крепких тумаков. А летом ходили в совхозный гараж, где иногда удавалось уговорить знакомых шофёров прокатиться в кузове этой тарахтящей самодвижущейся повозки. Было здорово. Стоя, мы крепко держались за расхлябанные борта, нас мотало из стороны в сторону, а мы визжали от восторга.

Дюжина обуви у дома с антенной

После началки я перешёл в пятый класс средней школы и там подружился с Валерой Богатищевым. В шестидесятых на Ставрополье активно осваивали месторождения нефти. Вот тогда я узнал о могуществе чёрной подземной жидкости. Рядом с аулом Камыш-Бурун был построен нефтеперерабатывающий завод, при нём вырос город Нефтекумск. А в нашем селе Левокумском волшебным образом появился посёлок нефтяников. Он прилепился к селу со стороны новой автотрассы, и в народе назывался Нефтегородком. Сюда переселяли специалистов-нефтяников со всей страны. У них была другая, отдельная от села жизнь. Семейные селились в новых двухквартирных домиках, одинокие – в больших общежитиях. По вечерам в городке было шумно и весело.

Нефтяники хорошо зарабатывали, после посещения своего магазина молодёжь гуляла «от рубля». Родители Валерки работали на промысле и сыграли очень важную роль в моём образовании. У них в доме было то, что я смог позволить себе купить только лет через пятнадцать: телевизор. Определить счастливых обладателей этого чуда тогда было очень просто по стоящей на растяжках высокой антенне. А вечеpoм, по огромному количеству обуви у порога. Существовало понятие: пойти на телевизор. В одной комнате собиралось по десять-пятнадцать телезрителей, сидели и лежали прямо на деревянном полу. Хозяевам телевизора они доставляли немало хлопот, но отказывать гостям считалось неприличным. Владельцы чудесного ящика выполняли важную просветительскую миссию.

Валерка утверждал, что их антенна самая высокая в селе, поэтому их телевизор показывает лучше всех. Дружба с ним открыла мне доступ к телевизору практически в любое время дня. Я смотрел все передачи подряд, от выступлений генерального секретаря ЦK КПСС до летней Олимпиады в Мехико в 1968 году. А придя домой, пересказывал маме всё, что увидел и услышал, в подробностях. А некоторые эпизоды из кинофильмов даже показывал в лицах, совершенствуясь в ораторском и актёрском мастерстве.

«Москвич» готов к подвигу

Однажды Валерка повёл меня к небольшой деревянной постройке во дворе, приоткрыл дверь, и я ахнул: там стоял… автомобиль. Наполовину разобранный, но настоящий «Москвич-400». Валерка сообщил, что папка обещал покатать нас, как только закончит ремонт, и даже свозить на рыбалку. Так я стал кандидатом в круг избранных. Началось долгое томительное ожидание. Каждый день мой друг, как военную сводку, сообщал мне сведения о ходе ремонта.

Отец его, инженер-нефтяник, был человек занятой. Ремонт шёл медленно. Ожидание скоро стало невыносимым. Я теребил Валерку, он – отца, а дело не двигалось. В конце концов мечта покататься на машине перешла в разряд несбыточных, потеряла остроту, но застряла в моём сознании, как тупая заноза.

Всё случилось внезапно. Сразу после школы прибежал взволнованный Валера, и мы помчались. У открытого гаража стоял наш «Москвич» он был старенький, собранный из не менее старых деталей. Но каким же красавцем он нам казался! А тихонько урчащий мотор свидетельствовал о его готовности совершить подвиг: поехать.

Правда, покататься в тот день нам не удалось. Но мы своими глазами видели, как отец Валерки, дядя Миша, сел за руль, и «Москвич» медленно и плавно двинулся в путь. На улицу выскочили все соседи и восторженными криками приветствовали это чудесное движение. Проехав до конца улицы, дядя Миша развернул машину и направил её обратно гараж. Счастливый, он объявил нам: «Завтра едем на рыбалку!» Мы запрыгали на месте от накативших чувств и помчались готовить удочки.

Какой же долгой и тревожной была эта ночь! Я просыпался, вскакивал, выглядывал в окно: рассвет всё не наступал. В сердце закрадывалась тревога. Казалось, что солнце где-то за горизонтом заспалось в тёплой постели и забыло о своей вечной обязанности приносить людям свет и тепло или зацепилось за горизонт и не может выбраться. Часы-ходики чётко и громко отстукивали время. Я подходил к ним, пытался определить, сколько прошло минут, но стрелки будто замерли. Даже пытался слегка потянуть за привязанные к цепочке гирьки, чтобы ускорить движение.

Из глубины комнаты ласковый мамин голос уговаривал меня успокоиться и ещё немного поспать. Я ложился, ворочался.

Когда солнце вспомнило о земле и выстрелило первыми лучами из-за горизонта, меня разбудила мама. Схватив удочку и узелок с едой, я побежал в Нефтегородок.

Прибрежный карась

Мой друг уже стоял возле гаража. Потом появился дядя Миша. Пока мы в нетерпении топтались на месте, он завёл машину, выехал из гаража, поднял капот, стал слушать мотop и что-то крутить в нём длинной отвёрткой. Потом подошёл его друг, дядя Володя. Они стали курить и разговаривать. Время тянулось нестерпимо медленно. Мы с Валеркой просто извелись от нетерпения.

Наконец мужики уселись в машину, а я вслед за другом юркнул на заднее сиденье и замер. Салон со светлой обивкой, с зелёными лампочками, с блестящими ручками на дверях принял меня нежно и бережно. Даже скрип старых железных пружин казался прекрасной музыкой. Я ощутил полное блаженство. Когда мы поехали, это чувство усилилось многократно. Восторгом наполнился весь мой организм. За окнами быстро замелькали дома, деревья.

Выехав из села, мы повернули и поехали к Солнцу. Оно уже взошло и смотрело прямо на нас, ощупывая чудо-автомобиль ещё не очень горячими лучами. Мне показалось, что оно удивляется: «Это же надо такое придумать!» и даже завидует нам, людям.

Выяснилось: рыбачить едем на Урдачу. Это далеко. Целых двенадцать километров. И это здорово! Урдача – небольшой лес с маленькими озерцами, протоками, неизвестно откуда взявшимися среди горячей степи. Настоящий оазис.

Прибыв на мecтo, расположились под деревьями. Две старых ивы, с толстыми корявыми стволами и голыми, выпирающими из воды переплетёнными корнями, склонились к тихой воде и разбросали над ней свои ветви, как бы защищая от палящего зноя и буйных степных ветров.

Занялись каждый своим делом. Мы с Валеркой стали ловить рыбу. Мужики разложили закуску, открыли бутылочку и приступили к завтраку. Завтракали они до обеда. Я долго не мог приспособиться к рыбалке. Поплавком менял глубину, бросал подальше, поближе, в «полводы», правее, левее – рыба не клевала. Менял червяков на замешанный в тугие катышки хлеб – бесполезно. Попытался забросить снасть точно под противоположный берег. Неудачно. Она зацепилась за ветку ивы и упала прямо у камыша, в метре от меня. Вытаскиваю, чтобы перезабросить, – на крючке рыба. Маленький, сверкающий на солнце карась. Снимаю улов и осторожно опускаю удочку, стараясь попасть в то же место. Ещё поплавок не достиг воды, а очередной карась крепко хватает наживку и тянет.

«Пап, обгони»

Зову Валерку. Вдвоём мы одну за другой принялись таскать рыбу как из бездонной консервной банки. Нас охватило возбуждение азарта. Сначала считали улов, потом, не успевая сажать на кукан, просто бросали подальше от берега, без счёта. Через час уже весь берег блестел живым серебром. Изумлённые мужики прервали трапезу и, раскрыв рты, наблюдали удивительное явление.

Рыба не кончилась – просто мы устали, проголодались и начали терять интерес к рыбалке. Пора собираться домой. Сотни рыб собрали в мешок и чрезвычайно довольные поехали обратно.

Выехали на новую асфальтовую дорогу, соединяющую города Нефтекумск и Будённовск (в то время Прикумск). Мы с Валерой внимательно следим за стрелкой спидометра. С каждой новой отметкой наше возбуждение нарастает. Крепко позавтракавшие мужики веселы и раскованы. Едем быстро. Догнали попутный самосвал. Валерка подался вперёд и взволнованно прошептал: «Пап, обгони». Отец снисходительно усмехнулся и дал газу.

«ЗиЛ» мы, конечно, обогнали. Но то, что произошло потом, сначала не понял никто. У этой модели «Москвича» жестяной капот собирался из двух половинок, которые соединялись между собой длинным штырём. И вот капот, преображаясь в огромную чёрную птицу, срывается с креплений, взлетает и, хлопая половинками, как железными крыльями, с неимоверным грохотом летит на оставленный нами сзади самосвал. Обалдевший водитель «ЗиЛа», тормозит, но уйти от столкновения с НЛО ему не удаётся.

В заднее стекло мы с ужасом наблюдаем, как ловкий капот накрывает всю кабину самосвала,

Валеркин родитель резко жмёт на педаль: мы быстро удаляемся. Его приятель растерянно спрашивает: «А как же капот?» Ответ: «Хрен с ним, у меня ещё один есть».

Это давнее событие положило начало моим автомобильным приключениям на охотах и рыбалках. Многие из них забылись, а это помнится в деталях. Как и удивительная рыбалка. Никогда после в моей рыбацкой жизни не было ничего подобного. Дядя Миша рассказывал, что рыбаки, увидев во дворе на верёвке бесконечное количество вывешенной на сушку рыбы, немедленно помчались на Урдачу. Всю излазили: ничего не поймали.

Домовой, шуршащий керамзитом

В моём доме на чердаке завёлся домовой. По ночам он бегает по чердаку, шуршит керамзитом, пугает домашних. Пришлось лезть в узкий лаз разбираться с нарушителем спокойствия.

Там абсолютная темнота. Тонкий луч фонарика шарит по углам, выхватывает кучи воробьиных перьев. Внимательно осматриваю весь чердак – никого. Наконец мелькнули два маленьких кружочка глаз. Сыч! Осторожно подхожу, стараясь не светить ему прямо в глаза. Небольшой, круглый, сердитый. Моё появление его явно не радует. Смотрит, не мигая круглыми глазками, боится. Стараясь не делать резких движений, ухожу.

Теперь, когда ночью не спится, и я слышу суету над головой, закрываю глаза и вижу маленькую сову, живущую своей жизнью рядом с человеком. Как она там?

Возможно ли сожительство человека с дикими животными без приручения и без развращения их?

Скамейка для гусей

Проснувшись утром в небольшой лондонской гостинице, выхожу на балкон. Мимо летят стаи уток. Кряква. Огромное количество. Такого я не видел даже в лучших заповедниках. Они летят бесконечными мелкими стаями прямыми маршрутами, без зигзагов. Оказалось, отель расположен совсем рядом с Кенсингтонским королевским парком. Потрясающее по красоте место – Кенсингтон-Гарденс. Огромные деревья на чистых изумрудных газонах. Просторные поляны. Люди, свободно сидящие на траве. Собаки с хозяевами, вооружёнными пакетами и совочками. Большой пруд. Здесь неспешно плавают утки, лебеди. Вокруг сидят люди, приехавшие со всего мира. Они подзывают гордых птиц. Иногда красавцы лебеди медленно, лениво выходят на берег. Шлёпая широченными чёрными лапами, подходят к людям. Те протягивают угощение. Птицы внимательно его рассматривают. Иногда берут. Или отворачивают головы с бесконечной шеей, отходят в сторону. Долго стоят, не обращая внимания на проходящих мимо людей. Потом так же медленно спускаются к воде и, высоко держа голову, торжественно заходят в неё.

Здесь тишина и покой. Белки мечутся в деревьях. А рядом шумит гигантский город.

Через дорогу знаменитый концертный зал Альберт-Холл и памятник самому Альберту, мужу королевы Великобритании Виктории.

В районе здания Морского министерства через маленький парк течёт тоненькая речушка с берегами, поросшими камышом. От тротуара её берег отделяет низенькая ограда, которая должна препятствовать выходу в парк живности, но не препятствует. Утки с выводками степенно шествуют по тротуарам и полянкам, демонстрируют, что главные здесь – они. Лысухи выходят из камышей и спокойно смотрят на людскую суету.

Но особенно меня поразило поведение гусей. Самая пугливая, осторожная и недоверчивая птица ведёт себя абсолютно свободно. Залазит на деревянные скамейки и спокойно освобождает от содержимого желудок. Поразительно! Кто, когда и как убедил птиц в абсолютной безопасности их городского существования?

Наглый заяц

В маленькой спокойной Вене всё происходит медленно. Машины по улицам движутся нехотя, плавно. Их хозяева никуда не торопятся. Кажется, им вообще никуда не надо ехать. Просто захотелось полюбоваться красотами любимого города, убедиться: всё ли на месте, всё в порядке?

По утрам не спится. Встаю рано – привычка. На улице редкие прохожие, в основном старички. Все улыбаются встречным, здороваются. Показывают на раннее европейское солнышко. Радуются. Вокруг всё в цветах. Чистота, порядок. Чего не веселиться на старости лет?

За три дня до окончания командировки едем в Бад-Блюмау. Здесь расположен оздоровительный центр знаменитого художника и архитектора Фриденсрайха Хундертвассера. Этот замечательный чудак не признавал прямых углов и смотрел на мир глазами ребёнка. Он попытался доказать, что дома и даже заводы должны быть красивыми, гармонировать с природой. Что нельзя воспитывать детей среди мрачных силикатных громадин: архитектура должна радовать, веселить. Нам много рассказывали об этом замечательном человеке. Австрийцы гордятся, что подарили его миру.

Через два часа езды по прекрасной дороге, идущей в основном через лес, где каждое дерево отмечено персональной биркой, мы увидели чудо. Перед нами предстало то, что трудно назвать зданием. Как будто тысячи детей, не соблюдающих никаких законов классической архитектуры, сложили из миллионов разноцветных камешков и кубиков сказочный дворец.

В нём нет ни одного одинакового по цвету, форме и размеру окна. На крыше посадили деревья, вырастили зелёную травку. Разместили замок на двух природных источниках, где серьёзные люди искали нефть. При этом дети сохранили всю окружающую природу – лес, речушку – и подарили всё это взрослым. Будто в назидание и для примера.

Три дня мы наслаждались тишиной и покоем. Купались в минеральной воде бассейнов. В каждом из них разная температура. Форма водоёмов причудливая. Плитка разноцветная. Куда ни глянь, везде праздник цвета. Глаза разбегаются. Все непривычно, забавно, весело и необыкновенно красиво.

Всего Хундертвассер построил 25 зданий по всему миру, в том числе жилой дом в центре Вены, и оформил дизайн мусоросжигательной фабрики. Мне повезло их увидеть.

Перед отъездом проснулся от стука. Пришел мой сосед, позвал к себе. Зовёт к окну: «Смотри». Смотрю: прямо под окном сидит заяц и задумчиво, не спеша жуёт травку. Прожевал, осмотрелся. Переступил ножками, обнюхал следующий кустик, оторвал листок и опять пожевал, шевеля тяжёлыми ушами. Я показал товарищу на губы, чтобы он вёл себя потише. Тот громко возмутился: «Чего тише? Он наглый! Я на него и матом, и руками махал. Никакого внимания! Наглый!» Мы посмеялись, оставили его в покое и пошли собираться в дорогу.

Внизу нас уже ждала машина и ребята из обслуги. Спрашиваем о зайцах. Они приглашают нас приехать зимой. В предгорье Альп зима тёплая, но выпадает глубокий снег. Большой газон перед зданием приходится очищать специальными машинами. Когда они начинают работу, зайцы сотнями выходят из леса, садятся вокруг газона, ждут, когда пройдёт чистильщик, и дружно следуют за ним по открывшейся траве, питаются. Они не только наглые, но и ленивые, сделали мы вывод и поехали в аэропорт.

В Санкт- Петербурге, на Чёрной речке, тоже живут дикие утки, никому не мешают.

Унижение льва

Так можем ли сосуществовать с дикими животными и надо ли это нам, людям? «Я не люблю манежи и арены, на них мильон меняют по рублю…» – пел Владимир Высоцкий. Я тоже не люблю цирк. Не могу смотреть, как человек демонстрирует свою власть надо львами, тиграми, медведями, моржами, заставляя их скакать по арене за крохотный кусочек лакомства. Это до чего нужно довести могучее животное, чтобы оно пресмыкалось перед человеком!

Не могу восхищаться мужеством дрессировщиков. Если кому-то, чтобы самому хорошо питаться, ничего не приходит лучшее в голову, чем совать её в раскрытую пасть льва, – это его личное дело. Но зачем же при этом лишать бедное животное права откусить её? Домашний кот не позволяет людям так унижать себя, как вынужден унижаться могучий зверь. Ведь в руках разряженного улыбчивого человека его жизнь. Тигру плевать на непонятные ему знаки восхищения публики. Ему просто хочется жить.

Родители ведут в цирк детей. Что они хотят им показать? Чему их там научит дрессировщик? Дёргать за железную цепь, заставляя обезьянку кувыркаться?

В моём сельском детстве цирка не было. Были ласточки под стрехой с головками птенцов из прилепившегося гнезда. Лиса с лисятами, бегущая через сельскую дорогу. Беременная зайчиха за кочкой. Ёжики в огороде. Шустрые ящерицы. Сайгаки у самого села. Трогательные столбики сусликов. Лошади в табуне на свободе. Щенки во дворе. Полосатые поросята, роющиеся в песке в центре лесного пионерского лагеря. Они весело хрюкали – мы смеялись.

Думаю, детям очень важно знать, что мы не одни и не самые главные на Земле. Равные нами права имеют все живые существа. А мы как самые сильные и умные должны им помогать выжить рядом с нами.

Общение с живыми и свободными животными очень важно для человека. Никогда настоящий охотник не будет стрелять беременное животное, летящую впереди стаи весеннюю утку. И не потому, что это кем-то запрещено. Этого не позволят сделать его совесть и воспитание. А человека в большей степени воспитывают не правильные слова, а среда, в которой он живёт. Если она красива и разнообразна и жизнь наполнена уважением и заботой о тех, кто рядом, дети растут правильными. Гуманизму только словами не научишь.

Странная рыбалка

Мой друг Владимир Иванович Боришполь – руководитель крупной дорожной организации, обслуживающей почти полтысячи километров федеральной трассы. Он небольшого роста. Резкий, быстрый, беспокойный, вечно в заботах. Живёт в машине. Но иногда на мой телефон поступает звонок, и я слышу его голос: «Бросай всё. Сегодня праздник».

Я люблю его праздники. С ним весело за столом. Он гурман, а ещё замечательный рассказчик. Всегда жду, когда появятся искорки в его глазах и затем прозвучит маленькая картинка из жизни. Многие истории я слышал несколько раз и всегда с удовольствием. Главное в них – доброта и юмор. Вот одна из них.

В ожидании подкрепления

Дорожный участок номер девять заканчивал объект. Кусок федеральной дороги доставался трудно. Мастер участка Боришполь, молодой, но уже авторитетный специалист, набегавшись по горячему асфальту на сорокоградусной жаре, задумал устроить для коллектива «расслабуху». Заслужили.

На пятницу была намечена рыбалка. Желающих участвовать набралось пять человек. Для материального обеспечения операции сбросились. Механик Виктор Николаевич Котиков – крупный мужчина с обострённым чувством юмора – взял на себя добычу снастей и прочих атрибутов рыбалки. Остальные бросились собирать другое снаряжение. Руководитель операции с двумя соратниками выехал на мотоцикле к селу Октябрьское. Там они остановились у железнодорожного переезда и стали поджидать подкрепление. День стремительно катился к вечеру. Ребята задерживались. Ожидающие, чтобы не терять времени даром, решили потихоньку начинать. Начали с вина. Между стаканчиками поругивали опаздывающих, поглядывали на дорогу.

Время шло. Вино заканчивалось. Наконец на дороге появился мотоцикл. Они! Все обрадовались. Подъехал Виктор Николаевич с Сергеем, который примостился на заднем сиденье. Коляска заполнена рыболовными сетками, пакетами с закуской и, конечно, спиртным на любой вкус. Посовещавшись, решили, пока светло, перекусить.

Речка с подозрительным душком

Ужин затянулся. Темнело. Некоторые нестойкие товарищи расслабились и стали сомневаться в целесообразности мероприятия, предложили вернуться в город и заняться продолжением банкета там. Но сказался численный перевес истинных любителей рыбалки. Было решено банкет продолжать на месте, рыбалка – дело святое.

Когда совсем стемнело и стали заканчиваться припасы, вся бригада решительно рванула через переезд к речке Орловке. Ехали, пока в свете фар не заблестела долгожданная вода. Остановились там, где лунная дорожка упёрлась в пологий берег. Было тихо. От водоёма тянуло странным запахом. Котиков пояснил: «Речка пересыхает, заболачивается».

Не теряя ни минуты, бригада дружно и весело взялась за дело. Разделись, растянули на берегу большой бредень, двое крепко взялись за палки и двинулись в пучину. Остальные, по берегу, побежали по мелкой воде навстречу загребающим, нагоняя рыбу в центр бредня. Они с разбега громко падали в воду, широко расставив руки. Поднимались и снова падали. Особенно старался тучный Виктор Николаевич. Огромный, в белых семейных трусах, похожий на большую хищную птицу, он падал в тёплую воду и яростно колотил руками как крыльями, выбивая фонтаны брызг.

Володя, координировавший баталию с берега, видел, что у рыбы в такой ситуации не оставалось никаких шансов на спасение. Единственный путь: в мотню бредня. Атака получилась славной. Участники стремительно прошли водоём и потащили на берег сильно потяжелевший бредень. Загоняющие выскочили на сушу и стали помогать тянуть его за палки и верёвки. Каждый рыбак испытывал острое чувство трепетного ожидания. Хотелось увидеть вытащенную из воды сеть, полную живого трепещущего серебра. Володька подбадривал товарищей: «Давай! Давай! Давай!» Наконец на берег выволокли что-то огромное, тёмное и… не живое. Все бросились вытряхивать мотню. Яростно ковырялись в вонючей куче. Там было всё: перемешанные с тиной палки, трава, целлофановые пакеты, бутылки, консервные банки. Не было только рыбы. Ни одной!

Как выходцы с берегов Африки

Изумлению рыбаков не было предела. Все воззрились на организатора. Но даже у Владимира не было объяснений столь странному явлению. Пришлось быстро наливать, оставив анализ ситуации на утро. С тем же запалом принялись уничтожать остатки закуски. И преуспели. Попадали на тёплую землю кто где стоял и заснули, как после большого трудового дня.

Утром Владимира разбудил дружный рёв коров. Он встал и огляделся. Картина, представшая его очам, повергла в шок. Перед ним огромная мутная лужа. В бетонный лоток тонкой струйкой поступала вода по трубе из речки, текущей метрах в пятидесяти от водопоя. Стадо коров толпилось возле лотка не решаясь заходить в перемешанную с навозом взбаламученную воду. Те, кто не пробился к поилке, удивлённо таращились на людей, замерших на берегу в разных позах.

Володя осмотрел территорию и обнаружил среди бутылок, пластиковых стаканов, тарелок, вилок своих товарищей. Разомлевшие от вечернего тёплого марева, к утру они стали тянуть на себя всё, что могло их спасти от утренней прохлады: одежду, тряпки, обрывки сетей. Посчитав народ, Володя определил, что среди лежащих на берегу не хватает Сергея. Когда соратники стали подниматься и сбрасывать всё, что натянули на себя ночью, Володька изумился. Покрытые плотным слоем засохшего навоза, они сильно напоминали выходцев с южных берегов Африки. На Николаевиче прежде белые трусы перекрасились в приобретённый им новый цвет тела и присохли к нему так плотно, что он казался вообще без трусов. При движении хозяина они громко потрескивали. На всякий случай он отодрал от тела резинку и заглянул внутрь. То, что он там увидел, его явно не обрадовало. Удивлённо покачав головой, держа оттянутые трусы двумя руками, отошёл в сторону: проверить остатки важной части организма в действии… Наконец, вернулся к группе товарищей, внимательно и тревожно наблюдавшей за его действиями. На немой вопрос, застывший в их глазах, ответил: «Нормально!» – и улыбнулся, блеснув зубами на тёмно-коричневом лице.

Остальные быстренько проделали то же и стали активно обсуждать происшествие, искренне удивляясь, что в темноте не доехали до речки каких-то полсотни метров. Решили: во всём виновата луна. Теперь стали искать Сергея. Его не было. Вокруг видимость на километры, а его нигде нет. Нашли только после того, как из стоящего на берегу мотоцикла послышались звуки, напоминавшие то ли храп, то ли стон, то ли плач. Крупный мужик, спасаясь от утренней прохлады, забрался в железную коляску мотоцикла, скрутился в калачик, а сверху натянул на себя мокрый и грязный бредень. Когда его вытащили из убежища, разогнули и придали вертикальное положение, он стучал зубами так, что было слышно коровам на том берегу. Они опасливо поглядывали на странных людей. Выросшие в России, они ни разу в жизни не видели типичных представителей африканских племён.

Магазинная очередь расступилась с почтением

Насмотревшись друг на друга, все пришли в уныние. Ещё больше расстроились после ревизии запасов: среди кучи бутылок не оказалось ни одной, содержащей хоть небольшое количество градусной жидкости. Собрав мусор и снасти, держа на вытянутых руках одежду, поехали к речке. С разбегу бросились в тёплую воду. После пережитого это было настоящее счастье.

Появилась надежда, что после купания людям вернётся родной цвет кожи и привычный запах дорожника – солярки и битума. После каждого сеанса купания проходили обнюхивание. Обнюхивал Владимир. Он с серьёзным видом втягивал носом воздух, наслаждаясь запахами, источаемыми мокрыми телами. Командовал: «Давай ещё».

Наконец, было решено: без мыла всё равно не отмыться. Одна надежда: запахи дороги вытеснят чуждый аромат. К обеду, надев отстиранные, но перекрашенные трусы, покатили в город. По дороге заехали на участок. Владимир, оглядев хозяйским глазом ряды застывшей в строю техники и унылые лица товарищей, решил: появляться домой в таком виде и трезвыми нельзя, не поймут. И распорядился быстро организовать… обед. Народ приободрился. Нашлись желающие ехать в магазин. Виктор Николаевич с Серёгой быстренько помчались в «Лесок». При их появлении очередь быстро расступилась и разошлась по дальним углам помещения. Хотя табличка гласила, что без очереди товар отпускается только героям и инвалидам, к ребятам отнеслись не менее уважительно, с почтением. Немедля выдали требуемое. Уже на улице друзья осознали, что всё не так уж плохо, что приобретённые их организмами новые свойства дают существенные преимущества перед рядовыми членами общества. Укрепились они в этом мнении, когда их встретили радостными ласковыми взглядами и возгласами друзья, коллеги по увлечению рыбалкой. После долгого обеда килькой, колбасой и салом все разомлели. Коллеги испытали особое чувство единения.

Очень не хотелось возвращаться в другой мир – мир домашнего уюта, мир людей, не познавших радостей экстремальных приключений. Там даже запахи не такие, как надо. Было приятно сидеть в кругу единомышленников, пахнущих одинаково, и не слушать глупых риторических вопросов.

В понедельник все явились в чистых выглаженных одеждах. Тщательно вымытые, выбритые, надушенные одеколоном, обновлённые. Но если подойти ближе и принюхаться было слышно, что ещё долго дружный коллектив будет напоминать окружающим о том, что крепкие и пахучие узы дружбы тесно связаны с неистребимой и бескорыстной любовью к природе.

Нас подлость гонит убивать

Далёкое детство. Пятидесятые. Мне 6—7 лет. На дворе суровая, жёсткая зима с ветрами и метелями. Просыпаюсь на русской печке. К утру она остывает, но среди старых фуфаек и другой одежды тепло и уютно. Тётя Настя возится у печи, вычищает её от золы, приносит кизяки, солому. Скоро она затопит печь, и я буду наслаждаться поступающим теплом, запахами дымка и еды.

Из своего укрытия слежу за всеми утренними хлопотами домашних. Сегодня воскресенье, в детсад идти не надо. Меня никто не беспокоит. Строю планы на день. У меня много задач. Надо уговорить брата привязать верёвку к стареньким деревянным санкам. Потом тащить их на улицу, где мы, уличная ребятня, накатали горку. Надо будет подниматься с санями по скользкому склону. Спускаться как можно быстрее и опять подниматься.

И так почти целый день, пока голод, холод или тётя не погонят домой. Там картошка, молоко, мочёные яблоки. Иногда тушенная на сале квашеная капуста. Вкуснота необыкновенная. В красных, от мороза негнущихся руках деревянная ложка и огромный кусок хлеба.

А пока из своего укрытия наблюдаю. В комнату входит мой дядя Сёма. Он что-то несёт. Большое. Ставит, прислонив к стенке печи. Возится. Сгораю от любопытства. Наконец он отходит. Свисаю вниз головой и застываю от ужаса. Снизу на меня широко открытыми глазами смотрит рогатая морда зверя. Забиваюсь в дальний угол. Мне страшно.

Долго ещё мне объясняли, что это сайгак, что он неживой, не опасен. Прошло немало времени, пока меня спустили с печки, и я, гонимый нуждой, преодолевая страх, протиснулся вдоль стены мимо страшного монстра, выскочил на улицу.

Ловушки на водопойной тропе

Село Левокумское расположено на самом востоке Ставропольского края, на границе с Калмыкией. Сразу за селом – пустынная бескрайняя степь. Там жили сайгаки. Увидеть этих замечательных животных было не сложно. Летом достаточно отойти пару километров – и любуйся. Стайки по пять, десять грациозных антилоп паслись на всём, сколько видно глазу, пространстве.

Зимой наиболее ослабленных и голодных из них, стужа и волки гнали ближе к человеку. Ночами они заходили в село, бродили по улицам, останавливались у стожков сена во дворах. Заготовленный для домашней скотины корм, как магнитом манил изголодавшихся сайгаков. Здесь они находили питание, а иногда и смерть. Их подкарауливали хозяева, защищая своё, били чем попало, ловили, застигая врасплох. Тут они и просто замерзали в поисках затишка и еды.

Не хватало сил бороться. Такого вот бедолагу и обнаружил мой дядя и принёс к печке, чтобы оттаял и сгодился на хоть и тощее, но мясо.

Сейчас трудно представить, но сайгаки были настоящим украшением наших степей. Ещё недавно на просторах Астраханской области, Калмыкии, Казахстана паслись более миллиона голов антилоп. Небольшие, лёгкие, пугливые, они стремительно перемещались в пространстве, не принося природе никакого вреда. Сайгак способен выживать в самых суровых условиях – от невероятной жары до самых низких морозов, практически без воды.

Всё может пережить сайгак, только не соседство с человеком. С незапамятных времён люди истребляли беззащитное животное, используя все достижения прогресса. Киргизы-охотники, например, нагоняли стада сайгаков на пучки заострённого камыша на водопойных тропах, на лёд, в огромные ловчие ямы. И это были мелкие проделки, оправдываемые добычей пропитания, шкур для одежды, рогов для сувениров или продажи китайцам для изготовления лекарств. Это можно понять. Охота ради пропитания – дело благородное.

Кровавая дань саванны

В 1920-х годах в результате поголовного истребления сайгаки были поставлены на грань исчезновения. Государство приняло меры, которые привели к восстановлению поголовья. К 1950-му популяция на территории СССР возросла до двух миллионов особей. Но потребности человека опять вошли в противоречие с природой. Людям нужна вода. Наличие воды – главное условие выживания человека в крайне засушливых районах Калмыкии и Ставропольского края, ведения земледелия. Вода есть, рядом Волга. Много воды. Её только нужно подать в эти районы. Дело полезное. К сожалению, мы знаем только самый неэффективный, дорогой и самый вредный способ доставки воды – каналы. Под громкими лозунгами мы роем их по кратчайшему пути. Нашей расточительности нет предела. Теряем драгоценную влагу за счёт фильтрации, испарения, протечек на сотнях километров. Носим воду в решете, абсолютно не замечая гигантский вред, наносимый природе.

В случае с волжским каналом получилось и того хуже: его проложили на части трассы, а затем бросили за нецелесообразностью, оставив изуродованный пейзаж.

Сайгак не участвует в наших проектах, мы не учитываем его мнение. Эта антилопа не знает других путей миграции, чем те, что эволюция заложила в гены. Гигантские стада не выбирают дорог. Они передвигаются маршрутами своих предков, бегают со скоростью до 70—80 км в час. Если на пути возникает глубокий бетонный лоток, передние не поворачивают назад или в сторону. Не могут. На них напирают сзади. Тысячи их остаются в железобетонной могиле, вымащивая остальным путь своими телами.

Чингиз Айтматов в романе «Плаха» описал так называемую охоту на сайгаков: «…вертолёты-облавщики, идя с двух краёв поголовья, сообщались по рации, координировали, следили, чтобы оно (стадо) не разбежалось по сторонам, чтобы не пришлось снова гоняться по саванне за стадами, и всё больше нагнетали страху, принуждая сайгаков бежать тем сильней, чем они бежали… Им, вертолётчикам, сверху было прекрасно видно, как по степи, по белоснежной пороше катилась сплошная чёрная река дикого ужаса…»

«И когда гонимые антилопы хлынули на большую равнину, их встретили те, для которых старались с утра вертолёты. Их поджидали охотники, а вернее, застрельщики. На вездеходах УАЗиках с открытым верхом они погнали сайгаков дальше, расстреливая их на ходу из автоматов, в упор, без прицела, косили, будто сено в огороде. А за ними двинулись грузовые прицепы – бросали трофеи один за другим в кузова, и люди собирали дармовой урожай. Дюжие парни, не мешкая, быстро освоили новое дело, прикалывали недобитых сайгаков, гонялись за ранеными и тоже приканчивали… Саванна платила богам кровавую дань за то, что смела оставаться саванной…»

Расстрел под рёв мотоциклов

Мне тоже приходилось принимать участие в такой охоте. Лет двадцать назад позвали в Калмыкию. Народ собрался сплошь блатной, солидный. Нас встретили на рассвете. Угостили завтраком. Не спеша собираемся. Солнце, только появившись на горизонте, быстро стало взбираться наверх, мгновенно разогнало остатки утренней прохлады и обрушило на землю безжалостные лучи.

Через час пути по выгоревшей степи остановились. Справа не большие холмы, поросшие мелким кустарником с жёсткими, будто железными ветками, на них крохотные листочки. Как тут можно жить? Подъехали ребята на старых, истерзанных гоночных мотоциклах. Старший буднично объяснил, что сайгаки пойдут в нашем направлении, что стрелять лучше из ружей картечью, из карабина опасно и много далёких подранков.

Затем они уехали. Мы разошлись вдоль холмов. Стали ждать. Звуки мотоциклов без глушителей затихли вдали. Сижу. На душе как-то неспокойно. Нет обычного в таких случаях волнения в ожидании встречи с диким зверем. Наоборот, теплится надежда, что эта встреча не состоится.

Что-то там у них не получится. Чем дольше сижу, тем сильнее крепнет уверенность – не получится. Но вот в горячем воздухе появился и стал быстро нарастать мотоциклетный рёв. К нему прибавился сплошной гул. Показалась туча пыли – это большая стая сайгаков. Они быстро бегут прямо на нас. Из сплошной массы то и дело выпрыгивают отдельные антилопы. Почему они вдруг выпрыгивают вверх над другими, внятных объяснений нет. Но зачем -то прыгают, значит, так надо.

Чем ближе сайгаки, тем острее предчувствие непоправимости надвигающейся трагедии. Встаю для удобства на колени. И вот, зажатые с трёх сторон бездушными ревущими машинами, гонящими на смерть, животные поравнялись с нами. Справа грохнул первый выстрел. Остальные слились в сплошную канонаду. Мимо скакали ошалевшие сайгаки. Я стоял перед ними на коленях, не стреляя, с ружьём в руках. Они чудом успевали обогнуть меня. Со стороны казалось, что я перед ними молился. Может, так оно и было.

Но самое ужасное началось потом. Мотоциклисты быстро спешились и разбежались по полю. Первым делом вспарывали животы и добивали подранков.

Из-за особенностей пищеварения сайгаков необходимо сразу избавиться от внутренностей. Если этого не сделать быстро, то на жаре живот быстро вздувается и может просто взорваться. Метрах в десяти от меня на ноги попытался встать рогаль. Поднялся на передние ноги, постоял, глядя на меня огромными глазами. В них боль миллионов загубленных соплеменников. Весь дрожа, опустился на колени, медленно повалился на бок и затих.

Скоро на залитом кровью поле валялись только вырванные целиком внутренности. Ночью придут волки. Не мы, те, другие. А мы поедем домой, в прохладу кондиционеров, где прохладительные напитки, тишина и покой. Тем мы от тех и отличаемся, что не голод нас гонит убивать, а подлость и безнаказанность.

Вечером, отдохнув после трудов тяжких, кто-то из нас сядет за стол. Жена подаст маленькие розовые котлетки, сделанные по подробной инструкции, сдобренные свиным салом и чесночком. Сама откажется: запах дичи не привлекает. Семейный кормилец выпьет рюмочку, попробует котлетку, прислушается к вкусу, протянет неопределённое: «Да-а» – и пойдёт звонить друзьям. Надо же сообщить народу об удачной охоте. Пусть завидуют.

Тем временем тушки стащили в одно место и приступили к дележу. Меня всегда удивляло, как проявляют себя небедные, благополучные люди, сражаясь за свою долю. Всего в этот день настреляли тридцать шесть голов. На всех приглашённых участников поделили поровну.

Но случился небольшой скандал. Я от своей доли отказался, и на неё объявилось сразу несколько претендентов. Среди солидного люда возник спор за наследство, за рогалей. Дело в том, что носителями ценного трофея, рогов, бывают только самцы. Но народ культурный, как-то мирно уладили. Кому-то удалось подавить приступ жадности, а кто-то оторвал-таки себе кусок.

Кто мы без них?

Если подумать: а зачем они нам – эти сайгаки? Существа для человека абсолютно бесполезные. Бегали себе туда-сюда. Ну, не будут бегать, что из того?

А мы кто без них? Самые главные звери? Друг на друга бросаемся, войны затеваем. И всё делим, делим, делим. Может, нам для того и нужны все эти зайцы, лисы, волки, тигры, фазаны, чтобы напоминать нам, что мы люди. ЛЮДИ!

В этом уже году по телевизору увидел сюжет, который и побудил меня написать этот текст. Весёлые люди под камеры выпускали в дикую природу двух (!) самцов сайгаков. Перепуганные животные, высвободившись из ласковых объятий, мгновенно ускакали в степную неизвестность. А люди стали радостно докладывать о своём важном вкладе в восстановление популяции. Смешно и грустно. На территорию в 121900 гектаров заповедника «Чёрные земли» выпустили целых двух самцов. Впрочем, есть и в этом событии хорошее: не убили и съели, а выпустили. И то, что телевидение заинтересовалось. Всё остальное очень плохо. Хотя есть призрачная надежда, связанная со многими «если». Если этих одиночек не съедят волки, если они быстро научатся сами добывать пищу, если доберутся до самок, если их не убьют соперники во время брачных боёв, если они обзаведутся гаремом в десять-тридцать самок, смогут защитить его, покрыть самок и, упав на холодную ноябрьскую землю с раздувшимися рыхлыми носами, похожими на хобот, тихо уйдут в иной мир. Как после спаривания уходили все их предки.

Будем надеяться. А пока я смотрю вслед убегающим благородным животным и думаю о человеческой жестокости и глупости.

Неисправимый Скорик

Сразу после окончания Ставропольского сельскохозяйственного института меня назначили главным экономистом колхоза имени П. М. Ипатова. На первую зарплату я купил синий болгарский костюм, туфли, серенькую рубашку и яркий, широкий, по тогдашней моде, галстук. На работу приходил важным и значительным. Делал вид, что мне известно то, что недоступно пониманию других.

Вскоре, впрочем, я перестал играть роль сельского интеллигента и окунулся в повседневную сельскую жизнь, вернувшись к старым джинсам, оставив костюм для торжественныx мероприятий и посещений Управления сельского хозяйства. В колхозе мне было интересно всё, но особенно люди. Не счесть, сколько замечательных личностей повезло встретить в маленьком селе Октябрьское. Нешуточные страсти кипели в колхозе. Здесь я стал охотником.

О молоке с утра и до темна

Председатель колхоза Виктор Васильевич Зиберов – человек яркий, живой, эмоциональный. Бывший партийный работник, ко всяким собраниям, заседаниям относился очень серьёзно. Написанные ему доклады тщательно редактировал, сверяя, в основном, с линией райкома и мнением первого секретаря. Переполненные заверениями в верности единственно правильной политике партии доклады, становились огромными и абсолютно бесполезными. Он любил выступать с трибуны, говорил громко, чётко. Волновался, постоянно вытирал платочком катившие градом по крупному раскрасневшемуся лицу капли пота. Исполнив свой номер, обессиливший, возвращался в президиум, тихо спрашивал у рядом сидящих: «Ну как?» Ему жарко шептали на ухо комплименты. Он успокаивался.

В период между собраниями колхозом руководило правление. Один раз в месяц в десять часов утра члены правления – чабаны, доярки, механизаторы – во главе с председателем восходили на высокий подиум в зале заседаний, садились за большой, покрытый зелёным сукном стол и принимали вид людей, решающих судьбу колхоза. Какие бы вопросы ни значились в повестке дня, все разговоры сводились к молоку.

Удивительное дело, за семь с лишним лет моей работы в колхозе не припомню дня, когда бы с молоком, вернее с надоями, было всё в порядке. Всегда что-то происходило не так. То удои падали, то росли медленно, то не хватало фуражных коров, то их было слишком много. Всё это и было причиной каждодневных скандалов между председателем и главным зоотехником Иваном Сергеевичем Чужмаковым, а также становилось основным предметом обсуждения на правлении.

Зоотехники обвиняли агрономов за недостаток и плохое качество кормов. Агрономы огрызались и требовали благодарности за то, что в тяжёлый год заготовили хоть это. Председатель спрашивал с заведующих фермами. В ответ те выносили целый список того, чего им недодаёт колхоз. Главное (это касалось уже меня) – низкие расценки, как следствие – маленькая зарплата. Переходя в ходе спора на сторону то одних, то других, председатель округлял глаза и включал убойные аргументы: о систематическом пьянстве заведующих и специалистов, о воровстве на фермах. Казалось, эта бессмысленная перепалка не закончится никогда. Крепко помотав друг другу нервы, медленно успокаиваясь и вспоминая, что почти все они здесь родственники, участники форума расходились, растворяясь в темноте неосвещённых сельских улиц.

«Доставить – хоть под конвоем!»

Был только один человек, который не испытывал на себе этих прелестей колхозной демократии, – Саша Скорик, зоотехник молочной фермы. Невысокого роста, худощавый, спокойный, малоразговорчивый. Его уважали. За безотказность, незлобивый характер. А ещё Александр был страстный охотник. Утренняя дойка начиналась в 4—5 утра. 3имой ещё темно. В корпусах стоит туман от дыхания коров. Пока полусонные доярки разбредаются по своим группам, Сашка быстро включает систему машинного доения и исчезает. 3а время дойки он оббегает всю округу в поисках добычи. Иногда возвращался с зайцем, но в основном, как сам говорил, «убивал ноги».

В день правления Скорик отправлялся на охоту непременно, даже не допуская мысли являться на изнурительные посиделки. Семь лет каждый месяц я наблюдал одну и ту же картину: в зал заседания входит ещё весёлый председатель, добрым взглядом окидывает сидящих соратников: «Здравствуйте, товарищи!» Товарищи дружно отвечают. Виктор Васильевич поднимается на подиум, приглашает членов правления в президиум, раскладывает перед собой бумаги. Объявляет повестку дня.

Первым предлагает обсудить пресловутый молочный вопрос. Поднимает руководителя самой крупной молочной фермы Виктора Ивановича Ткаченко. Виктор начинает свой доклад и сразу валит на отсутствующего зоотехника. Председатель всматривается в зал. Спрашивает: «Где Скорик?» Все дружно крутят головами, заранее зная результат. Скорика в зале нет. Зиберов, не веря своим глазам, поднимает брови: «Как нет? Его предупреждали? Что? Опять?» Кто-то из зала ядовито: «Да на охоте он».

Реплика добивает председателя. От Сашкиной наглости он приходит в возбуждённое состояние. Требует доставить его завтра к семи часам – хоть под конвоем! Живописуя меры, которые завтра обрушатся на голову бедного зоотехника, нагоняет ужасу на собравшихся. Переходит на состояние трудовой дисциплины в колхозе. В душах присутствующих зарождается и крепнет ненависть к Скорику, из-за которого они должны выслушивать пламенную речь, обращённую, как им кажется, только к нему.

Утром следующего дня Александр точно в семь в приёмной. Вид имеет скромный, виноватый, сгорбленный. При появлении Зиберова изображает покорность. Виктор Васильевич мигом заводится, вталкивает его в кабинет. За дверью раздаётся крик, похожий на рёв раненого зверя. Слов не разобрать, так как председатель спешит высказать, выкрикнуть сразу всё, заготовленное за ночь, неисправимому члену колхоза.

Ночной «засед»

В приёмной тем временем собирается народ на планёрку. Минуты через три дверь распахивается, из неё вылетает воспитуемый. Останавливается посреди приёмной. На лице полное недоумение. Будто он так и не понял, чего от него хотели, из-за чего весь этот сыр-бор. С этим выражением лица и удаляется.

Специалисты, прислушиваясь к тишине в кабинете, выдерживают паузу, входят. Там они находят председателя, крупными глотками из графина запивающего таблетки: от сахара, давления, головной боли… Все рассаживаются. Виктор Васильевич грустно спрашивает: «Ну что ему надо? Почему? Не понимаю!»

Мне был симпатичен этот парень. Была в нём внутренняя пружина. Мы подружились. Он решил приобщить меня к охоте. Пригласил в «засед». Так местные называли охоту на хищников из засады.

Зимним вечером доехали до места на мотоцикле, спрятали его в лесополосе. Пешком дошли до укрытия, сложенного посреди поля из тюков прессованной соломы. Устроились. Осмотрелись. Вокруг озимое поле, слегка прикрытое снегом. Морозно. Лёгкий ветер разогнал тучи. Большая полная луна залила всё пространство бледным светом. Метрах в пятидесяти от нас неясные очертания тушки павшей овцы. Её Александр доставил заранее. Ждём лису, волка. Тихо разговариваем. Между прочим, спрашиваю, долго ли он будет издеваться над председателем, жалко же человека. Скорик откликается: «У меня с ним особые отношения. Я за три минуты понимаю, что он вам десять часов объясняет». Помолчал. Потом добавляет: «Мне тоже его жалко. Мужик-то неплохой. Другой бы давно меня из колхоза попёр. Ну как ему иначе объяснить, что молоком нужно серьёзно заниматься. Лозунгами надоев не поднимешь».

Он замолчал и стал всматриваться вдаль: «Видишь?» Напрягаюсь, поправляю ружьё, шепчу: «Нет». Сашка осторожно показывает рукой: «Слева». Присматриваюсь. Там появилось чёрное пятно на белом поле. Минута, две, три… Никакого движения. Теряю терпение. Наконец пятно двинулось в сторону падали. Но не прямо, а по кругу, медленно приближаясь к тyшке. Прицеливаюсь. Александр держит меня за рукав: «Пусть ближе подойдёт». Лиса подошла, но стала за приманкой. Её чётко не видно. Ждём. Вот она опять пошла. Обходит свою цель и становится ко мне боком. Он отпускает руку: «Давай».

Выстрел в ночном поле прогремел, как взрыв. Пламя вырвалось из ствола длинным огненным хвостом. Сначала ничего не вижу, Сашка не стреляет – значит, я попал. Бежим в перепуганной тишине. На белом снегу – крупная лиса. Меня колотит от возбуждения. Радости нет предела. Первая охотничья удача. Всё – я охотник. А Саша счастлив, радуется больше меня. По дороге домой он становится говорливым. Всё время спрашивает: «Ну как? Ну как? Ну как?» Рассказывает про свою первую охоту. Говорит. Говорит. Говорит. Смотрит на меня с надеждой, что ему удалось всерьёз заразить меня своей страстью. Как искуситель, заполучивший заблудшую душу. Но он не искуситель, просто охотник. Настоящий.

Щучий залив

Первый раз случилось мне поймать щуку на Волге лет 20 назад. И сразу «заболел». Где только я её ни ловил, большую и маленькую. В тихих заводях и на раскатах больших рек, в маленьких прудах. Щука водится везде. Поймать её особого труда не составляет. Но кое-что всё же надо знать и иметь хорошую сноровку.

Лучше «колебалки» не придумано

Для того, чтобы поймать эту хищницу, необходимо:

1) точно знать, что она в данном месте есть;

2) владеть спиннингом так, чтобы забрасывать точно в намеченное место;

3) правильно выбрать приманку;

4) иметь терпение и способность быстро принимать решение о перестройке снастей;

5) уметь сделать правильную проводку.

Есть такие места, где щука водится в огромных количествах, но поймать её бывает невозможно. У меня не раз были случаи, когда я видел множество щучьих морд, торчащих из укрытий. Они были везде. Что только мы не предпринимали: водили блесной у самого носа или хлопали ею по воде, даже толкали кончиком удилища – никакого эффекта. За целый день ни одного броска. А в другой день в том же месте за два часа – десятки. Почему рыба стоит без движения, никто точно не знает. Это тема для всяких версий и бесконечных споров: направление ветра, атмосферное давление, фаза луны и так далее.

Её часто приходится искать, много передвигаться и блеснить, блеснить, блеснить. В день забрасываешь спиннинг 200—300 раз. А это довольно тяжёлая работа, требующая настоящего мастерства. Мне, например, удавалось забрасывать блесну прямо на верхушки крайнего камыша и, рискуя получить зацеп, тихонько раскачивать его. К тому моменту, когда блесна падала на воду, щука уже поджидала её и немедленно атаковала.

Спиннинг должен быть лёгким, медленного строя, тестом не больше 15—30 граммов, до 2,5 метра длиной. Таким легко орудовать в лодке, особенно если в ней несколько человек. На спиннинге не стоит экономить, лучше иметь один, но хороший, известной фирмы. Леска – лучше всего не толстая плетёнка – до 0,2 мм. Тоже хорошего качества. Особенно важно иметь надёжную без инерционную катушку. Необходим также хороший, качественный поводок, до 15 см. Чтобы хорошо бросать блесну, надо сразу учиться держать правильно спиннинг. Бросать нужно мягко и осторожно, особенно когда вы не один в лодке. Забрасывать далеко совсем не обязательно, лучше подъехать поближе. Щука – не жерех, она не пуглива. Опытные рыбаки всегда шлёпают по воде блесной, стряхивая налипшую траву и тем самым выманивая хищника из засады.

Много споров вызывает выбор приманки. Некоторые рыбаки уделяют этому слишком большое внимание. Сейчас любой магазин может предложить множество дорогих чудо-приманок. Но я считаю, что лучше обыкновенной «колебалки» ничего не придумано. Выбираю в зависимости от ситуации по цвету и весу. Всё просто. Если трава и водоросли позволяют вести блесну в глубине, можно и потяжелее. Если они близко у поверхности и вести сложно – полегче. А цвет белый, золотистый или ярко-оранжевый. Если трава сильно осложняет проводку, я высоко поднимаю спиннинг и даже встаю в лодке, чтобы леска как можно меньше была в воде, а блесна скользила у самой поверхности. Лучший заброс, обеспечивающий наибольшую точность, – 20—30 метров.

В дикий уголок по навигатору

Есть такое место: Дагестанский залив в районе города Кочубей. Уголок дикий, заброшенный. Добраться до места, где можно стартовать на лодке, не просто. Дорог нет. Едем по приметам и навигатору. Мы здесь бывали не раз. Рыбы тут немеряно. Водится всё: крупная краснопёрка, сазан, сом, карась, судак. Но наша цель – щука. И не просто щука, а крупная, трофейная.

Раньше мы здесь здорово ловили. Экземпляры менее трёх килограммов отпускали. Всё равно за день больше центнера набирали втроём.

Прибыли. После долгой езды проголодались, не спеша позавтракали. Щуку не обязательно начинать брать рано, она просыпается часам к 10. Нас трое: я, мой товарищ Виктор и его сын Алексей. Виктор – подполковник в отставке. Служил в пожарной охране, поэтому среди нас он Пожарник. Человек занятой, ведёт свой небольшой бизнес. Поэтому, когда вырывается, начинает дрожать от нетерпения с момента решения ехать и до конца рыбалки. Каждой удаче радуется, как дитя, восторженный ребёнок. Каждая рыба для него – чудо. Снасти у него всегда перепутаны. Потому что после очередной рыбалки он сваливает всю амуницию во дворе и вспоминает, только когда надо ехать на следующую. У него всегда чего-то не хватает. На ходу всё ремонтирует. С ним что-нибудь да случается. С ним всегда забавно.

Алексею лет 30. Он опытный рыбак, большой специалист по ловле судака. Участвует во всех соревнованиях на этого хищника. Он для меня авторитет. Азартность не мешает быть наблюдательным и серьёзным. У него хорошие и надёжные снасти.

За рулём нашей лодки мой давний знакомый Пётр Васильевич. Залив знает, как свои 5 пальцев. При первом знакомстве Пётр меня поразил тем, что, не пользуясь подсаком, подтащив крупную щуку к лодке, лупил её по голове толстой палкой и потом втаскивал в лодку.

Выходим через канал в залив. Ехать нам далеко. Петра это, видимо, не радует. Он предлагает прочесать ближайшие заросли камыша. Немного поспорили, но согласились. Въезжаем в небольшую заводь. Метров 15 на 15. Лениво бросаем. Никто не верит в успех. Тепло и тихо. Высокие камыши.

Не голова, а сущий ужас

Вдруг Пожарник вскрикивает. Вижу, как его спиннинг согнулся и конец ушёл в воду. Трещит тормоз катушки. Рыба заметалась в маленьком пространстве из одной стороны в другую. Щука – не сазан, она не забивается в камыши. Натыкаясь на них, она отскакивает и рвётся назад.

Так и сидим. Виктор держит рыбу, то отпуская, то подтягивая. Решительно потянуть возможности нет. Мы возбуждены, все одновременно даём советы. Я удивлён. Мне приходилось ловить щук по 7 и 9 кг, мои так себя не вели. Это что-то другое. Что же? Любопытство нарастает с каждой минутой. Но время идёт, а ничего другого не происходит. Пожарник весь красный, порядком уже устал, но поднять рыбу не удаётся. Алексей застыл с подсаком в руках.

Наконец, щука начинает сдаваться. Проходит челноком всё ближе к лодке. И вот попадает в ловушку. Лёша подставляет довольно большой подсачек, и рыба влетает в него сама. Но сразу поднять Виктор не может. На помощь приходит отец. Бросает в меня свой спиннинг и хватает подсак. Вдвоём тащат его в лодку, нещадно гнут. Огромный хвост, не поместившийся в ловушке, бьёт их по лицам. Терпят. И вот на дно падает огромный бьющийся клубок. Щука неугомонная, вертится, как заведённая, запутывая все снасти. Наконец, к ней прорывается Пётр Васильевич со своей дубиной, прицеливается, бьёт. Рыба затихает. Щука накрутила на себя всё, что было в лодке. На дне разбросанная еда. От удара о ящик вылетели запасные блёсны, всё это превратилось в сплошное колючее месиво. Долго распутываем. И вот извлекаем виновницу: огромная. Щука, вырастая, становится не столько длинной, сколько толстой. У этой широченная, сантиметров в 15—17 спина. Пётр достает весы, пытаемся подвесить гиганта. Весы скрипят пружиной и показывают от 14 до 15 кг. После совещания решаем: 15.

Пожарник просто счастлив. Но рыбалку он нам испортил. Целый день мы почти непрерывно ловили. Рыбы нахватали уйму, но половину выпустили. Наш друг своей добычей так задрал планку, что при каждой хватке нам мерещилась большая рыба. Но две таких удачи в один день было бы слишком. Хотя мне однажды удалось в одном и том же месте в течение десяти минут поймать сразу подряд две щуки по семь килограммов.

Какой замечательный получился бы трофей: засушенная голова с открытой во всю ширь пастью. Но это стало бы возможным, достанься хищница человеку более организованному, чем Виктор. Сначала он вставил ей в рот какую-то палку от забора. Подвесил под навесом во дворе и забыл. Голова высохла и превратилась в сущий ужас: представьте перекошенную, как после инсульта, огромную морду. Виктор же уверен, что таких щук он ещё наловит. Дитя.

Приключение «отважного» Анатолия

Меня и Алексея Сорокина друзья позвали на охоту в подмосковные леса. За нами увязался Анатолий Кондрашов. Он чиновник. Вид всегда имеет важный, многозначительный. Любит рассказывать о победах, хотя, кроме утки да случайного зайчика, никаких успехов за ним не водилось. Брать его в нашу компанию не хотелось. Но, узнав о поездке, он взял на себя решение всех формальностей по перевозке оружия. Его коллеги в последние годы нагородили их немыслимое количество. Тем и подкупил нас.