Читать онлайн Измена. Верни мне мою жизнь

Глава 1

Измена – это маленькая смерть.

Стук моих каблуков не заглушал громкие стоны, что разносились по квартире. Моё сердце бухало о рёбра и стремилось пробить грудную клетку. В глазах темнело от одной мысли…

Моя ледяная ладонь легла на такую же ледяную дверную ручку. Я зажмурила глаза, приказывая себе успокоиться. А ещё я отчаянно хотела, чтобы там не было его…

Пусть там будет мой придурочный братец, который снова привёл девку к нам домой, чтобы повыпендриваться. Или вот лучший друг моего мужа случайно ошибся квартирой… Да хоть бы там кто угодно был. Только не он…

Дверь открылась беззвучно. Я просто не расслышала ничего из-за стонов девицы, которая, выгнувшись, стояла задницей к моему мужу…

Моему! Любимому! Мужу!

Который стоял позади неё голый и долбил как молотком её зад.

На груди Макара поблёскивали капли пота, глаза просто прожигали пятна похоти на спине девицы. Его сильные руки держали округлые бёдра так сильно, что, казалось, ещё чуть-чуть, и кожа лопнет под ними. А девица с размалёванным лицом, с размазанной помадой на губах, извивалась и запускала одну руку себе между ног.

– Да! Да! Сильнее, – стонала она, запрокидывая голову назад и закусывая губы.

В моей груди торчал охотничий нож. Моё сердце было раскроено на сектора, сегменты и куски. Но оно продолжало биться, кровоточить и сжиматься, доводя меня до обморока и почти смерти.

К горлу подступил тугой комок рвоты. Внизу живота завозился клубок змей. Я оступилась и ударилась боком в дверь. Зацепила локтем на столике вазу, и здесь меня заметили!

– А-а-а! – вскрикнула девица, пытаясь соскочить с члена, но Макар в пылу страсти, почти при оргазме, не тот человек, который выпустит что-то своё.

Глаза жгло, язык не поворачивался. В памяти навечно отпечаталась эта картинка. Я хватала ртом воздух.

Десять лет брака.

Мне было восемнадцать, когда я вышла замуж. Я была настолько тупая, очарованная, что променяла всё в своей жизни ради одного мужчины. Родители были против, они и сейчас тоже против Макара, но за столько лет смирились, а я…

– Макар! – кричала девица. – Макар.

Муж зарычал и поднял лицо. Глаза в глаза. Мои и его.

Паника, страх, злость.

На меня. На то, что я так не вовремя прилетела из Москвы, хотя до субботы не планировала возвращаться. Буквально утром я говорила с Макаром и ещё не знала, что мои дела резко закончатся, а самолёт немного задержится. Чтобы я узнала, что мне изменяет муж.

Мои губы подрагивали. Моё дыхание сбивалось. Я не разрывала зрительную связь с мужем. Просто смотрела, как с его лица сбегает вся краска, а потом оно превращается в гримасу ярости.

– Полли… – теперь моё имя в его устах звучало, словно его в дерьме извозили, и я, сдерживая слёзы, спросила:

– На работе будешь, значит? – банальная фраза, но именно она последней прозвучала перед тем, как мы закончили разговор утром.

– Полина, ты…

– Неправильно всё поняла? – уточнила я, делая шаг к двери, потому что если сейчас Макар захочет меня остановить…

Девица заёрзала по постели. Видимо, искала бельё, а потом вскинула взгляд на меня и так паскудненько уточнила:

– Жёнушка фригидная?

Я задохнулась. В любой другой ситуации я бы уже давно возила эту курицу физиономией по столу, но сейчас рушилась моя жизнь. Любимый человек предал. У меня просто не было сил вступать в перепалку с этой… женщиной низкой социальной ответственности.

Ещё шаг к двери из спальни, и Макар наконец-то сдёргивает простынь и встаёт с постели.

– Мог и не одеваться, все свои… – зло бросила я уже из коридора.

– А она у тебя языкастая, а говорил – клуша… – вставила свои пять копеек девка.

– Полли, стой, – зарычал Макар, приближаясь.

– Не смей, – выкрикнула я, выставляй вперёд руки. – Не приближайся ко мне. Не подходи. Даже не думай!

Голос сорвался, а в носу противно хлюпнуло, словно я жертва хронического гайморита.

– Ты не посмеешь сейчас сбежать! – повысив голос, сказал Макар.

– Третьей предлагаешь побыть? – зло уточнила я и упёрлась спиной в стену.

– Не закатывай истерику. Тоже мне нашла, из-за чего скандалы устраивать.

Макар приближался. Я чувствовала запах секса во всей квартире, и от него воротило. Желудок просто сводил с ума, требуя изгнания того кофе из аэропорта.

– То есть муж трахает шлюху, а мне свечку подержать?

Горько, очень горько стало во рту. Из последних сил я сдерживала рвотные позывы. А ещё отчаянно трусила, что сейчас он схватит меня за руку и начнёт убеждать, что ничего такого нет в изменах.

– Ты опять? – он вышел в коридор и хлопнул дверью, отрезая от нас третьей участницы этой фантасмагории. – Что ты всё так воспринимаешь, как будто конец мира наступил?

– А он не наступил? – губы отказывались шевелиться, и мой язык вообще жил своей альтернативной жизнью, где превращался в жало. – Десять лет брака…

– Прекрати, – приказал Макар, подходя близко и дотягиваясь до меня рукой. Я как заворожённая смотрела на засохшие следы смазки на его пальцах и как только представила, что он меня сейчас ими коснётся…

Я дёрнулась в сторону. Зацепила плечом картину, и та с грохотом слетела со стены.

– Успокойся и дай мне всё объяснить…

– Что? – закричала я, криком маскируя слезливые ноты в голосе. – Что ты мне объяснишь? Что у меня косоглазие и ты не трахал шлюху на нашей постели? Что я сошла с ума и это мне привиделось? Что всё это недоразумение и тебя заставили?

Он молчал, и эта тишина сейчас давила так сильно, что я мечтала разобрать хоть какие-то шорохи или движения, но нет.

Я шла спиной вперёд и неотрывно наблюдала за супругом, который насупился и продолжал поддерживать рукой простынь на бёдрах.

– Только попробуй сейчас сбежать, – зло процедил муж. Но я развернулась возле двери в гостиную и быстрым шагом направилась в холл. – Если сбежишь, тебе не поздоровится. Я тебя из-под земли достану, Полли!

Глава 2

 Меня выворачивало над унитазом в какой-то кафешке через несколько домов. За углом нашего элитного жилого комплекса.

Я не помню, как забежала в лифт, трясущимися руками нажала кнопку отправки и вывалилась в сырой промозглый апрель, что, как и я, сейчас поливал город слезами. Мои стекали по лицу, перемешиваясь с косметикой. Слюна была кислая и противная, а рвота не успокаивалась. Как только я поднимала голову, меня скручивало очередным позывом, почти заставляя выплюнуть желудок.

В дверь кабинки долбились. Кто-то что-то говорил, но у меня в ушах стоял гул. Сердце трепыхалось на уровне ключиц, и я держала себя за горло, боясь, что при кашле от рвоты выплюну его в унитаз.

Десять лет брака.

Много это или мало? Где эта граница, что отвечает за достоверность любви? Я всегда считала, что ее придумали просто несчастные люди, которым в жизни не повезло, ведь моя любовь была безгранична. Как и его. Мне так казалось.

Я зашлась кашлем. Внутри было пусто, но я не могла выйти из туалета, потому что рвота была сухой, просто спазмированные позывы, и выплёвывала я уже слюну. Голова раскалывалась и звенела. В глазах мерцали разноцветные пятна. Я схватила сумку и вытащила влажные салфетки. Наспех вытерла лицо и упала.

Просто села на грязный пол общественного туалета, ударилась головой о стенку и обняла себя.

– Я ведь никогда не смогу тебя отпустить, Полли, – сказал в ночь семилетней годовщины брака Макар. Его жёсткие пальцы рисовали на моём лице прикосновения, которые я буду ощущать сквозь года.

– Не отпускай, – шептала я, прижимаясь к мужу в танце под музыку вальса. Мы спустя семь лет обновили брачные клятвы, вложили в них намного больше смысла. И моя звучала: – Я буду любить тебя до конца своих дней. Несмотря ни на что…

Я ещё раз ударилась головой о стенку кабинки и тихо завыла, потому что я люблю его, несмотря ни на что. Даже сейчас. Даже узнав о его измене. Даже оставшись на улице без денег, жилья, смысла жизни…

За что он так со мной? Что было не так во мне, раз он пошёл искать утешение у шлюхи? Чего ему не хватало? У нас же всё было в порядке. Мы же любили друг друга…

Или я любила, а он только позволял?

Или я воспринимала за его любовь чувство стабильности, заботы, равновесия?

На моих запястьях красовались укусы. Я зажимала зубами тонкую кожу, чтобы не выть в голос, и дыхания не хватало, потому что перед глазами стояла одна и та же картинка: он, она, его похоть, почти звериная, неконтролируемая, жестокая…

Мне хотелось закричать в голос, удариться в самую настоящую истерику со слезами, которые можно не скрывать. Но я сидела в общественном месте, давила в себе чувства, чтобы хоть как-то выжить. Не сойти с ума. Не умереть окончательно…

Почему?

У нас же всё было. Счастье, уважение, любовь, страсть… Мы же хотели завести ребёнка. Я же готовилась к этому. Посещала специалистов, пила витамины и занималась йогой. Я в эту чёртову Москву летала на все семинары, где рассказывали про рождение малышей и начальные этапы зачатия. Я жрала эти пресные ростки овса и запивала маточным молочком, чтобы всё у нас было…

А он променял.

Предал.

На нашей постели. В нашем доме.

Новый приступ рвоты скрутил внезапно. Я зажала рот ладонями и шатаясь встала с пола. Снова вырвало.

В голове звенели колокола. Я дышала ртом, чтобы не потерять сознание от нехватки воздуха, и не поняла, как оказалась стоящей на улице под сырым ветром, который пронизывал всё тело острыми иглами.

Ноги несли в неизвестном направлении. Я вытирала глаза рукавом пальто.

Самый любимый мужчина – палач. Он без угрызений совести обезглавил наш брак, растоптал все чувства.

Чудовище. Под маской принца.

Убийца.

Такси словила на проспекте. Села в душный салон с ароматами горького кофе и кислого дыхания от сигарет. Тошнило.

В окне пролетал вечерний город. Слишком быстро, как на короткой выдержке фотоаппарата, в глазах мелькали огни.

Любил ли Макар меня?

Если любил, почему предал? Почему я как брошенная шавка скитаюсь по городу, не в силах найти пристанище? Я как тот выброшенный котёнок у железнодорожной станции, что помнит ещё прикосновения человеческих рук. Его рук.

Глаза жгло от невыплаканных слёз. Оттого, что я старалась как можно реже моргать, чтобы не разреветься. От всего…

Три шага до измены есть у любого человека. Интерес. Влечение. Страсть. Как давно их сделал Макар? И почему обманывал? Почему не пришёл и не сказал? Я же даже ничего не смогла бы забрать. Я же люблю его. По сей день. Поэтому давным-давно, когда я боготворила мужа, мне дали документы. Не помню, с чем. Но помню, что подписала.

Договор?

Я согнулась на заднем сидении такси, упираясь лбом в колени. Таксист что-то бурчал про безумных баб, а я слышала только стоны той девицы и хриплое дыхание Макара.

Тонкие велюровые сапожки не подходят для растаявшего апреля, и я промокла, едва вышла из машины. Меня качало на ветру. Я оступалась и спотыкалась о бордюры. Но мне было всё равно. А все равно бывает только людям, которые не хотят бороться, которые смирились, признались. Смертники.

– Геля, – прохрипела я в домофон. – Открой, пожалуйста, это Полина.

Ангелина нажала кнопку, и под весёлую мелодию я вошла в подъезд. Лучшая подруга недавно купила эту квартиру, но я так была занята Макаром, что не приехала поздравить с новосельем. А теперь стою в мокром пальто на пороге её квартиры и давлюсь словами.

– Привет, – сказала подруга, открывая дверь. – А что это ты?

В её тёмных, почти чёрных глазах сквозило недоумение и подозрение. Я, пошатнувшись, опёрлась плечом о косяк и выдохнула:

– Макар… – тут горло сдавила невидимая ладонь, и я дёрнула рукой, чтобы сорвать её, но не смогла. – Он мне…

Слова цеплялись за язык, но боялись показаться. Я вцепилась в ворот своей блузки и рванула верхнюю пуговицу. Не помогло. Ангелина стащила с меня пальто. Фыркнула, посмотрев на сапоги. За руку провела на кухню. Усадила у окна, где пристроилась узкая батарея, и живое тепло отрезвило. Я посмотрела на подругу поверх кружки чая, которую она мне вручила. Красивая. Холодная. Сильная.

Моё внимание привлёк голубой блик на её руке.

– К-красивое кольцо…– выдавила я дрогнувшими губами, потому что это было моё кольцо.

Глава 3

– Макар, – крикнула я из гардероба. Муж подошёл неслышно и посмотрел на меня с сомнением. Я держала в руках коробочку из шелка бордового цвета. – Это что?

Мой голос дрожал. А Макар посмотрел на меня со смесью раздражения и недовольства.

– От тебя ничего не утаишь, – выдохнул он обреченно и забрал футляр из моих заледеневших пальцев.

– Я просто… Мне… Твой костюм в прачечную сдать… – стала оправдываться я, а муж открыл коробочку, и на меня блеснул голубым огнём сапфир в платиновой оправе. Я зажмурилась. Моих ладоней коснулись сильные жёсткие пальцы Макара, а потом на безымянном левой руки появилось кольцо.

– Оно большевато, – немного смущаясь, призналась я, разглядывая подарок, но голубые глаза мужа слишком пристально следили за моей реакцией, и я впопыхах повисла на шее Макара, целуя его в щеку. – Спасибо родной. Это очень неожиданно.

– Конечно, до годовщины ещё месяц с небольшим, – недовольно заворчал муж.

На годовщину он подарил мне другое кольцо. "Картье". Слишком массивное. Тяжёлое. А первое забрал под предлогом уменьшить размер, потому что за месяц с небольшим я его дважды теряла: один раз в сумочку упало с пальца, второй – зацепилось за волосы и укатилось под кровать. И как-то так вышло, что я забыла о сапфире в платиновой оправе. А очень зря.

Я сидела за столом и неотрывно смотрела, как похожее кольцо блестело на руке подруги.

Просто ведь похожее, да?

Это же не может быть моим кольцом?

Откуда?

Зачем?

Неужели у той истории с заменённым украшением есть другая трактовка.

В животе заурчало, и я обхватила себя руками.

Это не то кольцо!

Я уверена!

С меня хватит предательства.

Я не выживу, если окажется, что мне изменял не только муж, но и…

Спазм боли сковал тело. Я затряслась и попыталась скрыть панику за чашкой чая. Ангелина смотрела на меня как на блаженную. Хуже. Она давно поставила мне диагноз, и если сейчас и молчала, то только из-за нехватки данных. А я не могла сказать…

Что муж мне изменяет.

С какой-то девкой. Развратной. Вульгарной. Которая назвала меня фригидной.

Но это же ложь!

Я не королева в постели, но и не бревно. Но муж считает, видимо, иначе, раз его любовница сказала об этом вслух. Значит, он жаловался.

Но почему?

Я никогда не отказывала ему. Не перечила. Да. Мне не особо нравится секс и всё, что с ним связано. Я больше по объятиям и поцелуям, но я никогда не давала повода подумать, что не хочу своего супруга.

Ангелина тяжело вздохнула и снова щёлкнула кнопкой чайника. Послышался гул. Он мешал моим мыслям и внутреннему признанию, что я всё же больше жена, чем шлюха в постели. Но какая-то неправильная острая мысль не давала мне покоя. Я кусала обожжённые кипятком чая губы.

Мысли вихрились, мешали друг другу. И только поэтому, когда Ангелина налила себе кофе и села напротив, я заторможено подняла на неё глаза и спросила. Просто так.

– Откуда у тебя это кольцо? – голос дрожал. Срывался. Я боялась услышать ответ. Ангелина привстала со своего места. Упёрлась ладонями в стол. Наклонила голову, рассматривая меня под другим углом. Усмехнулась. Коварно, зло. Я смотрела, как её идеальная маска красавицы трещит по швам, чтобы оголить уродливое лицо замученной девушки с комплексами, которая наклонится к моему лицу и шепнёт с придыханием:

– Муж твой подарил…

Глава 4

– Тебе Макар изменяет, – хохотнула Ангелина и влетела в примерочную кабинку. – Я бы точно изменяла, носи моя жена бабушкин лифчик!

Геля дёрнула меня за бретельку бюстье и плюхнулась на пуфик. Моей лучшей подруге можно было всё. Даже критиковать. И я ни капельки не обижалась, просто была не согласна.

– Почему, если я не люблю развратное бельё, Макар мне сразу изменяет? – Я ещё раз покрутилась перед зеркалом, утвердительно кивнула отражению и решила, что вот этот комплект: закрытый, цвета экрю, точно хорош. А вон то с ленточками вместо чашечек на груди, что принесла Геля – не очень. Ну не любила я всё это…

– Не сразу, – Ангелина встала и снова посмотрела на бюстье. – Пройдут года, и он поймёт, что трахать бабушку неинтересно…

– Геля!

– Ну что Геля?! – возмутилась подруга и протянула мне ленточное безобразие. – Мужчины любят глазами. Вот в этом монашеском наряде даже я тебя не люблю!

Мне было тринадцать, когда мы познакомились с Ангелиной. Я шла из школы, и она тоже шла. Пинала снежную льдинку, и я засмотрелась. А потом Ангелина прыгнула на меня, потому что я зазевалась и чуть не шагнула на красный свет светофора. А она меня спасла и сказала:

– Геля, которая спасла тебе жизнь.

– Поля, которая разиня…

С тех пор мы ругались, расставались, Ангелина уезжала жить к своей бабушке на окраину города, мы поступили в разные вузы, но всё равно всегда были вместе. С первой робкой влюблённостью у каждой из нас. С первым поцелуем и первым расставанием.

Ангелина как вихрь влетала в чужие жизни, и только в моей несла умеренные осадки. Я же не умела дружить и вечно всего боялась, поэтому сдерживала необдуманные поступки подруги.

И в тот поход по магазинам Геля тоже была вихрем, который обрядил меня в кружево, ленты и корсеты. Её энергия била ключом.

– Макар мне однозначно должен, – бурчала подруга, рассматривая меня в зеркале. – Поль, ну что ты как монашка? Ну, улыбнись.

На меня смотрела незнакомая девица, и это не радовало, но чтобы не расстраивать подругу, я улыбнулась.

– Это нормально, что женщина привлекательная. Это хорошо, когда муж спит только с ней. Не делай ошибок. Играй по правилам.

С того разговора прошло три года. Которые я пыталась соответствовать образу жены удачливого бизнесмена. Которые выпивали из меня все соки, чтобы я была как кукла рядом с красавцем-мужем. И как ненавидела я всё. Корсеты, чулки, минеты…

Но так было правильно, ведь мне Макар может изменять.

А он всё равно изменил. Несмотря на мои старания.

На то, что я каждый раз давилась несказанными словами во время секса, что мне не нравится.

А ему, выходит, нравится трахать других.

И если я только счастливо выдыхала, когда наша личная жизнь с Макаром слегка утихла, то муж развлекался по полной.

Но не со мной.

Капля ледяного пота скатилась по позвоночнику.

Дрожь по телу пробежалась. Я отвела взгляд от бывшей лучшей подруги.

Спросила пустоту:

– За что?

Глава 5

– За всё, – кричит Ангелина, и в меня летит её кружка. Я вздрагиваю, отклоняюсь, но осколки всё равно касаются, и горячая жидкость задевает плечо. На меня смотрят безумные глаза. – За всё! За то, что ты вобла беспомощная! За то, что муж у тебя шикарный!

Её бьёт крупная дрожь, зрачки расширены, а меня бросает в какую-то бездну, которая соткана из предательства, лжи и боли. Я не понимаю, почему Ангелина так поступила со мной. Зависть?

– За то, что ты ныла: «Я не буду с ним спать до свадьбы», и получила предложение руки и сердца. За то, что ты отказала, сказав, что не будешь жить с ним в старой хрущёвке, и через год он купил апартаменты в элитном комплексе…

У зависти привкус абсента. Такой же полынный, и он пропитывает все стены, проскальзывает под одежду и покалывает острыми иглами. Моё сердце заходится в немыслимом темпе, дышать просто невозможно…

– За то, что выслушивала его нытьё, что: «Ах, моя Полли в рот не берёт, в зад не даёт!».

Ангелина нарочно подбирает такие слова, от которых меня начинает мутить. Она словно старается меня с головы до ног вывалять в дерьме. Её нервные отрывистые движения так и шепчут, что один шаг остаётся до того, как она бросится меня ударить.

А я…

В моей груди дыра. Бездонная.

И сейчас Ангелина старается её заполнить жёлчью, грязью, болью.

Сердце и до этого было разрезано на куски, и сейчас Геля медицинским скальпелям била, не зная пощады, чтобы совсем его у меня не осталось…

– За то, что он просто идеальный, а ты нос воротишь даже спустя десять лет. За то, что всё это время, пока он трахал меня, я продолжала вытирать тебе сопли… Забавно, правда?

Ничего нет забавного.

Больно.

Холодные пальцы смыкаются на кусочках сердца, сдавливая каждый, и я чувствую на его месте пустоту, которая как раковая опухоль захватывает все больше пространства. Вот лёгкие сбоят, воздуха им не хватает…

– Как ты могла? – я тихо вклиниваюсь в её монолог. И меня сносит волной её гнева, боли, отчаяния.

– Представляешь, легко и просто, – она взмахивает руками, и я отодвигаюсь, чтобы меня не задело, чтобы не испачкаться ещё больше. – Очень легко и просто ложиться в постель с мужиком, когда хочешь его. Но тебе этого не узнать, ты же у нас блаженненькая… ах, фу на ваш этот мерзкий секс…

Слова бьют как пощёчина. На коже саднит. Мне не хватает воздуха на этой кухоньке, я и встаю со стула. Ангелина заступает мне дорогу…

– Очень легко и просто я это смогла. Особенно когда у тебя жрать нечего, а мать больная в паллиативном отделении. И отец пьёт беспробудно… Я просто смогла лечь под твоего мужа…

– Неужели я заслужила? – мой голос хрипит, язык едва поворачивается…

– Ты ни черта не заслужила. И уж точно не его… – слова её – чистый яд.

– А кого? – в глазах жжёт, во рту вязкая слюна.

– Никого и ничего. Хотя… – она умолкает, словно решается. – Ты заслужила проклятия.

– За то, что выбирала с умом? – мой сарказм неуместен, и Геля, совсем обезумев, начинает кричать:

– За то, что из-за тебя, дуры, он меня заставил аборт сделать, потому что его ребёнок может быть только от жены. За то, что он просто бросил мне на это денег. За то, что он тебя, дуру, никогда не разлюбит…

Сердце. Его остатки. Они саднят, и меня шатает в сторону. Смысл фраз доходит болезненно медленно. Ангелина была беременна от моего мужа…

Предатели.

Палачи.

Оба.

Слёзы брызнули из глаз. Я дёргаюсь в сторону и хочу обойти Ангелину, но она хватает меня за руку, что-то кричит в лицо. А я не слышу!

В ушах стоит гул, и она не может его перекричать.

В носу щиплет. А потом на губах я ощущаю привкус крови. Провожу по ним рукой и понимаю, что кровь пошла носом. Вырываю руку из пальцев Ангелины. Добегаю до коридора, срываю с вешалки одежду, хватаю сапоги и уже в лифте, трясущимися руками, закапывая кровью пол, обуваюсь и одеваюсь.

На улице сыро, и я мгновенно замерзаю.

Удары раненного сердца отдаются в голове барабанным боем.

Я вытаскиваю телефон.

– Мария Львовна, здравствуйте, – заикаясь, произнесла я в трубку.

– Здравствуй, Полюшка. А что ты так поздно звонишь? Что-то случилось? Что-то с Макарушкой?

Что-то…

Глава 6

– Ну что ты придумываешь, Полин, – говорит свекровь и рассматривает меня со смесью печали и брезгливости. Как смотрят на подобранного щенка: вроде и жалеют, а в то же время гадко. Я прикрыла ладонью пятно от крови на рукаве пальто и повторила.

– Мне просто нужны ключи от квартиры моей бабушки… – Мария Львовна была активной женщиной, и после смерти бабули я так и не смогла пересилить себя, чтобы разобрать маленькую хрущёвку на окраине. Мама тоже не смогла, а вот свекровь помогла. И ключи как-то сами собой, второй дубликат, лежали у неё. За своим комплектом вернуться домой, который и домом-то назвать противно, я не могла.

– Полюша, ну что за вздор, ночь на дворе. Раздевайся и ночуй у нас, если с Макаром поругались… Завтра поедешь…

До свекрови я добралась на такси. Всю дорогу я старалась привести себя в порядок, но опухшие глаза, трясущийся голос и грязная обувь никак этому не способствовали.

– Пожалуйста, дайте ключи…

В моём голосе и мольба, и слёзы, и даже ноты истерики, но Мария Львовна как бульдозер упёрлась.

– Расскажи мне, что у вас случилось? – мягко попросила она, как будто разговаривает с сумасшедшей. Я хотела рассказать, закричать, потопать ногами, чтобы она узнала, какой у неё плохой сын. А потом между рёбрами сдавило, и я подавилась воздухом.

– Всё в порядке, мне просто надо в квартиру, – просипела я, приказывая себе окончить спор и уйти. Она не отдаст мне ключи… Не она.

Она в первую очередь мать, а для меня – чужая тётя, которую я даже на «ты» за все эти годы не смогла назвать.

Мария Львовна покачала головой и ушла в зал. Я опёрлась о стенку и обняла себя руками. Было холодно и слегка знобило. А ещё я боялась представить, что она там сейчас звонит или пишет Макару…

– Это, конечно, вообще не дело, – произнесла свекровь, возвращаясь и держа в ладони связку ключей. – Я бы не была так уверена, что Макар это одобрит.

Я протянула трясущуюся руку и ждала, когда Мария Львовна отдаст мне дубликат. Время растянулось, замедлилось, и в её глазах я заметила искру негодования. Она слетела с ресниц и ударила меня. Я пошатнулась…

– Видишь, ты еле на ногах стоишь… Что у вас происходит?

– Ничего, – с запинкой выдавливаю я. Почему так холодно? У свекрови балкон открыт?

Я ёжусь. Сжимаю пальцы одной руки на рукаве пальто, чтобы ощутить тепло, но не помогает…

– Ты знаешь, – её узкие губы поджимаются. – Вы такие странные. Сначала Макар звонит и говорит, чтобы я не отдавала тебе ключи, потом ты приезжаешь…

Меня словно в пропасть бросили. Я хотела завизжать, крикнуть, зареветь. Я не хочу сейчас видеть мужа. Я не могу! Он плохой! От него мне больно!

Слева в рёбрах что-то защемило. Я медленно опустила руку и потёрла бок, стараясь разогнать сгусток боли.

– Мы разберёмся, – призналась я, хотя ни черта мы не разберёмся. Я даже пытаться не хочу. Мне так больно, что это всё кажется нереальным, сюрреалистичным, как рисованный мультик, где персонажи замирают в середине сцены.

– Что у вас случилось? – с таким участием снова спрашивает Мария Львовна, что слова у меня вылетают раньше, чем я осознаю, кому и что говорю.

– Ваш сын мне изменяет.

На этот раз стального обруча на горле нет, и я целиком смогла произнести фразу. Но от этого она ядовитее быть не перестала.

В глазах свекрови просквозило порицание. Недовольство. И оно коснулось меня, подмечая и несвежий макияж, и одежду запачканную, и мои нервные отрывистые движения.

И её контрольный в голову.

Шаг до эшафота.

Удар, что совсем лишает меня сил.

– Ну ещё бы, это ведь ты его вынудила.

Глава 7

– А что ты думаешь? – вызверилась свекровь, растягивая слова. – Ты когда последний раз обед ему готовила? Все доставки да рестораны…

Её голос звучал каким-то фоновым шумом. Я заворожённо следила за связкой ключей, что звенела в её пальцах. Это последнее и доступное, что оставалось мне. Всё моё окружение найдёт три сотни оправданий неверности Макара, обвинив во всём меня. И сейчас был новый виток моей бракованности как жены.

– А время? Ты ведь постоянно на своих курсах. То совершенствуешься, то учишься. Макар просто не видит тебя…

Он никогда не был одинок. И, мне казалось, ему интересны мои увлечения. Он сам же всегда предлагал попробовать мне что-то новое…

В горле застрял истеричный смех.

Конечно, предлагал, но, видимо, я не умею понимать намёки, либо он просто освобождал время для любовниц, отвлекая меня.

Сердце трепыхалось, слёзы горячими ручьями потекли по щекам, и соль их чудовищно разъедала кожу.

– Или вот ты даже не интересуешься его жизнью. А ты в курсе, что он новый филиал в Ижевске открыл? И в Воронеже…

Про это я что-то слышала, но на предложение составить компанию на открытии получила ответ, что лучше мне не напрягать свою милую головушку такой ерундой.

– А ещё … – в голосе Марии Львовны столько извращённого удовольствия, что оно сочится из её губ словно яд. – Ты ведь холодная… Не поцелуешь, не обнимешь…

Наверно, просто я воспитанная, и то, что уместно наедине, не стоит показывать обществу.

– Вы отдадите мне ключи? – хрипло спросила я и сделала маленький шаг навстречу. Свекровь отходит и прячет руки за спину.

– В изменах мужа виновата только жена. Это ты так сама построила вашу жизнь, что стала неинтересна моему сыну.

Мне не хочется слушать эти слова, но они раскалённой спицей ввинчиваются в мой мозг, прокручиваются. И виски ломит. Я прикладываю ладонь к голове, чтобы унять боль.

– Отдайте мне ключи от моей квартиры, – я специально делаю ударение на «моей», чтобы показать, что не намерена терпеть проповедь про хороших жён, но тут Марию Львовну понесло…

– Хорошая жена не бежит после измены, а возвращает мужа. Умная жена молчит, а не бегает по родственникам. Добросовестная жена всеми силами возвращает супруга в лоно семьи, а ты! – она взмахивает рукой, стараясь попасть мне по лицу, но я отшатываюсь, удаляюсь спиной в дверь. – Ты! Ты самая настоящая паршивка!

От унижения и стыда меня снова мутит. Причём настолько сильно, что желудок подступает к горлу и я дышу сквозь сцепленные зубы, чтобы прямо в коридоре меня снова не вырвало.

– Ты бессовестная нахлебница! – кричит свекровь. – Ни единого дня в своей жизни не проработала. Всё на шее Макарушки сидишь, ножки свесив. Всё клянчишь… Этот отпуск тебе не отпуск. Это кольцо некрасивое, новая квартира не обставлена. А жена сама вьёт свой уголок! И только ты бездельница.

Кричит свекровь громко. Так громко, что свёкор не выдерживает и выходит в коридор, но один взгляд бешеных обезумевших глаз, и он просто закрывает дверь спальни, оставляя меня наедине с чудовищем, в которое превратилась всегда улыбчивая и отзывчивая женщина.

– Ты нахалка, что присосалась к моему мальчику. Дрянь, которая из него верёвки вьёт, всю жизнь ему своими капризами портит. Ты смеешь ещё приходить и обвинять Макарушку в измене? Да без него ты бы на панели сгнила!

Я не успеваю среагировать, и звонкая сочная пощёчина касается моего лица, откидывая мне голову в косяк. Я хватаюсь одеревеневшими пальцами за гладкий шелк стен. Внутри всё звенит и переливается перед глазами бензиновой плёнкой. Я жмурюсь, стараюсь отогнать галлюцинации, но становиться ещё хуже, и ритм крови в ушах гремит набатом.

Мария Львовна кричит. Её лицо раскраснелось. Она машет перед моим лицом руками, и я шагаю, хватаю твёрдое её запястье и срываю с пальца колечко с ключами. Свекровь визжит.

– Дрянь! Подлая дрянь! Ты мне руку разодрала! Вот сейчас я позвоню Макарушке! Вот он научит тебя уму-разуму! В ногах его ползать будешь и радоваться, что дали облизать ботинки!

Глава 8

В глазах свекрови столько ярости и злобы, что я невольно закрываюсь от неё и иррационально хочу прикрыть голову, потому что Мария Львовна скалится.

– Привёл в дом подстилку какую-то, – хрипит она. – Да на тебе пробы негде ставить, а всё туда же… изменяет…

Я задыхаюсь от боли, от грязи, которую в меня насильно вливают. Я настолько потеряна и не могу понять, почему ещё топчусь на пороге, что просто выдыхаю:

– Я подаю на развод, – слетает с моих губ словно финальное осознание, что всё кончилось ещё на пороге спальни. Моё "долго и счастливо" оказалось фальшивкой, фарсом, театром одного актёра… Который прям «сгорал на работе», отправляя меня из своей жизни то в Москву, то в Эмираты. Да он горел…

Работник члена и кроватки.

Мария Львовна бросается на меня. Хватает за пальто, но я уже, наверно, сошла окончательно с ума, потому что отмахиваюсь от неё, даже не понимая, как мои движения выглядят со стороны.

Ступеньки вниз, без лифта, как наклонная моей жизни.

Горит щека, слёзы не успокаиваются.

Я бегу подальше ещё от одного гнилого дома, который тоже предал. Нет. Люди предали.

Вдоль сквера стояли скамейки, и я сажусь на одну, роюсь в сумке, ищу телефон. Но он мёртв. Молчалив. Поднимаю глаза в небо и прям сильно хочу закричать.

Это все откаты. Это всё боль, которую я весь вечер терпела и сдерживала.

Меня качает на качелях эмоций. Я ужасно боюсь что-то сейчас сделать. Мои пальцы сами скользят по экрану телефона, мечтая остановиться на одном имени.

Имени предателя, который самый близкий для меня…

Я не хочу посвящать свою семью во всю эту грязь, поэтому не могу позвонить отцу и нажаловаться. Да и отвыкла я за десять лет брака. Я ведь всегда жаловалась только Макару, который как Супермен решал всё взмахом руки или одним словом.

Качели вынуждают меня замереть.

Ненависть. Боль. Страх.

Теперь это мои любимые сказки.

Но я не забыла, что в моей жизни с Макаром было больше хорошего… и оно сейчас требует закрыть глаза, позвонить. Просто прошептать, что мне плохо, что меня все обижают и что я хочу, чтобы он приехал и взял на руки.

Но его руки будут заняты задом продажной подруги или любой другой девки, потому что я ему не нужна. Я его не устраиваю. Я скучная. Однообразная. Скромная.

Почему он молчал?

Для чего врал?

Я бы ушла сама.

Я же понимаю свою неполноценность, я же видела, что ему не совсем хорошо со мной. Он же злился, что я не могу в полной мере удовлетворять его. Он же сам всегда говорил, что лучшее, что я могу сделать в постели – это кайфовать от процесса, но у меня никогда не получалось. Мне сольно было проще, а с ним нет…

Почему он лгал?

Маятник раскачивался сильнее, и теперь меня бросило в отчаяние.

Я не знаю, как жить без Макара.

Я не представляю, что значит ходить на работу, считать деньги и подстраиваться под мир.

Мир, в котором я внезапно оказалась лишней.

Телефон молчит, и я несмело касаюсь иконки такси. Вбиваю адрес. С замиранием жду…

Мобильник триумфально мигает экраном, и всё затихает. Зарядка села.

Я наклоняюсь к коленям и кричу в подол пальто.

Острые игры страха пробираются под кожу, и я понимаю, что сижу в полночь одна в пустом сквере.

Чувство самосохранения кричит и бьёт в набат. Я подскакиваю и бегу прочь. К автобусной остановке, к людям.

Маршрутка полупустая, и в ней ещё холоднее, чем на улице. Напротив меня двое парней о чём-то громко говорят. Водитель слушает шансон, а женщина в самом конце читает с телефона.

Мне сыро, страшно и я не помню, когда последний раз пользовалась общественным транспортом. Я жмусь к окну, не понимая, что от него сквозит.

Хотя нет. Это у меня в груди сквозит, ведь там дыра.

Глава 9

Макар…

Пять букв. Две гласных. Десять лет счастья. Которое я бездарно растратила на свои желания.

Я не могу простить ему ничего. Но и признаться самой, что ненавижу… Тоже.

Я его люблю.

Любовь не испаряется по щелчку пальцев.

Мне хочется оказаться рядом с ним, прижаться, вдохнуть аромат табака, ванили. Уткнуться носом в его грудь. Ведь он не плохим был мужем…

Мысль ударяет так сильно, что я замираю, слепо смотрю перед собой.

Он был мужем… а теперь он – бывший муж.

Он просто одна из тех вещей, что взяла себе и не вернула подруга.

Предатели.

Вокруг меня одни лжецы и предатели.

Господи, да за что мне всё это?

Я вываливаюсь из маршрутки спустя полчаса.

Плохой район. Слишком тёмный. И точно неблагополучный.

Бабушка отказалась продавать в своё время эту квартиру и вообще переезжать, потому что тут её с дедушкой жизнь только начиналась. И воспоминания после его смерти – самое ценное, что осталось.

Я бежала по лужам и подскальзывалась. В сапогах неприлично хлюпало. А до дома оставалось ещё три девятиэтажки.

Я ускорилась. Пробежала мимо парковки. Мельком взглянула на авто: советский автопром и пара иномарок.

Внутри сейчас пустовала скорбь по моему браку. И по моей разрушенной жизни. Почти у основания сломленной.

Что делать? Какой развод?

Макар упрётся и не даст его, потому что раскатами грома звучат в голове его слова, что не отпустит никогда. Продолжит лгать. Изменять. Заставит играть спектакль одной счастливой семьи. У него почти точно получится, если я сломаюсь сама. Потеряю веру. А Макар меня слишком хорошо знает, значит, найдёт слабое место буквально в считанные минуты.

Тяжёлые шаги услышала не сразу. И побоялась обернуться.

За мной кто-то шёл.

Когда я ускорялась, то и шаги тоже. Кто-то приближался. Неотвратимо. Как хищник.

Спасительный подъезд показался, и я плюнула на то, как буду выглядеть, если человек просто спешит в моём направлении, и перешла на бег.

В горле саднило. Сердце норовило выскочить. Я поудобнее зажала между пальцами ключи.

Десять шагов.

Дыхание за спиной.

Три шага.

За плечо дёрнули назад.

Я закрываю глаза и открываю рот, но крик застывает где-то в горле.

Меня прибивает к двери подъезда тяжёлой мужской рукой.

Глава 10

– Поговорим? – шепчет мне в губы муж, обдавая тёплым дыханием с ароматом коньяка и шоколада. Здесь у меня совсем сдали нервы, и я завизжала. Смесь адреналина и страха ударила по нервам дозой физической силы. Я подалась вперёд и что есть силы впилась в губы Макара. Зубами поймала нижнюю и сжала до лопнувшей кожи.

Макар толкает меня к двери, разжимает руки, а я чувствую на своих губах привкус крови. В голове полный Армагеддон, и я рвусь вперёд, проскальзываю у супруга под рукой и бегу.

– Стерва, – летит мне в спину. Но я, даже не оборачиваясь, перебираю каблуками по мокрому асфальту. В голове шумит и громко бьёт пульс. Я задыхаюсь от осознания, что только что сделала, и какой-то истеричный смех рвётся наружу. Через десять шагов я не выдерживаю и складываюсь пополам, чтобы засмеяться. И зареветь.

Меня не успокаивают и подошедший сзади муж, и его недовольное:

– Набегалась?

Я просто ловлю воздух и выдыхаю смех. Страшный. Ледяной. Который разносится по пустому двору эхом. Я вытираю слёзы, уже наплевав на остатки косметики. Макар смотрит на мою истерику и вытаскивает из кармана платок. Протягивает мне, а я, обезумев, просто бью его по руке и он роняет этот невиновный ни в чём кусок ткани. Муж поджимает губы, и от него прям веет недовольством, но мне всё равно. За мной только что маньяк гнался и я прикусила ему губу. Слишком много событий для одного вечера. И в своём хмельном счастье, которое горчит на языке, я почти всесильна.

– Идём поговорим? – предлагает Макар и тянет ко мне руку, а я, отдышавшись и вытерев лицо ладонями, бросаю:

– Да пошёл ты к чёрту, – и столько в моём голосе равнодушия, что Макара всего корёжит.

– Мне это надо, Полин, – заходит с другой стороны муж, и новая волна смеха ему лучший ответ.

– Тебе надо – иди и говори. С Ангелиной, – жёлчно выдаю я, и по лицу Макара сразу начинают бегать эмоции от брезгливости до злости. Но мне теперь не страшно. Я грёбаная супервумен.

– Вот тут неудобно получилось… – тянет Макар, пытаясь поймать меня хотя бы за рукав. Меня касается его аромат ванили с горькой нотой в конце, и я готова забыться на мгновение, чтобы ощутить этот аромат на себе, но в последний момент мозг выдаёт:

– Тут? Значит, со шлюхой в моей постели удобно было?

Боже мой. Оказывается, Макар такой растерянный, когда его лицом в дерьмо тыкают. Жаль, раньше не знала. Жаль, берегла его мужское эго, а он меня использовал. Он пользовался моей любовью, моей верой в него, моим обожанием. В итоге я получила предательство. Измену.

Долгую, растянутую на года. С разными женщинами, чтобы это могло сойти за случайность. С разными последствиями, одним из которых стала беременность Ангелины.

– Полли, это не тот разговор, который надо проводить с такой обстановке… – он обводит рукой двор.

Не та обстановка, не тот разговор. Не та женщина…

Всё не то. Жизнь наша с ним тоже не та. А я ведь хотела состариться вместе. Вязать ему удивительно длинные шарфы, чтобы он выглядел в них нелепо, но всё равно носил, ведь так бы радовал меня.

Я хотела услышать первый крик нашего с ним ребёнка и его слова поддержки в это время. Увидеть, как он кружит на руках нашу дочь, как кружил меня всю жизнь, приподнимая за талию и смотря в глаза.

Хотела одной ужасно длинной ночью признаться, насколько моя жизнь теперь его. Ведь без него не было бы меня. Ведь что такое моя жизнь, когда я принесла её на алтарь его любви. Любви, которая сквозь года, столетия.

А теперь ничего не будет.

Холодный апрель с капелями дождей и растаявшего снега.

Ночь, улица, фонарь… развод.

– Я не буду ни о чём говорить, Макар. Готовься получить документы о расторжении брака…

Глава 11

– Ты не получишь развод, Полли, – хрипло произносит Макар, и я вздёргиваю бровь. А на самом деле где-то в глубине души безумно хочу подойти, прижаться и попросить сказать мне, что всё это было шуткой, что совсем ничего никогда у него не с кем не было. Что не было Гели, которая внезапно беременна была, не было слов его матери, не было этого чокнутого вечера. И вообще, я всё ещё в Москве.

Но никакие слова, никакие заверения не смогут перекроить мою разорванную душу.

– Почему? – зачем ему жена, которой он изменяет? Для чего в его жизни такая маленькая деталь, как я? Ведь проще, если я уйду. Мне не нужно ничего. Всё, что мог, он уже дал и отобрал. Мою жизнь.

– Потому что я люблю тебя…

Апрельская ночь пахнет выхлопными газами машин и сырой землёй. Слишком жирной, напоенной талыми дождями и весенней водой. Она пропитала пальто, сапожки, волосы, и они пахнуть стали почему-то озёрной тиной. И во всей красоте и чудовищности этой ночи мой голос звенит слишком остро, раздирая слух:

– Любишь? – шаг к мужу, со скованными мышцами, с болью и страхом. – Любовь эта толкнула тебя в постель с моей подругой?

Я неотрывно наблюдаю за его лицом. За тем, как Макар стискивает зубы. Как перекатываются желваки. Как дёргается кадык под излишне тугим воротничком рубашки-поло, что видна в распахнутом вороте пальто.

– Эта твоя любовь заставила спать со шлюхами на нашей постели? – впервые на своей памяти я позволяю себе истеричные крики. И вместе с ними словно утекает часть боли, которую я сдерживала сегодня, которая разрывала меня.

Каждую годовщину брака Макар говорил мне новое признание в любви, и в каждом звучало, что он не предаст. И сколько теперь клятв нарушено было?

– Ты действительно считаешь, что после того, что я увидела, как ты своим членом тыкаешь в другую женщину, мне важна твоя любовь? – голосом ночи шелестит моя речь, и мне бы прекратить монолог, но желание оказаться услышанной, принятой, не отпускает, и я просто слова складываю в предложения, чтобы Макар почувствовал, как сегодня я умерла.

И смерть моя мучительная, долгая. Растянутая на года.

Агония.

Помешательство.

И нет для неё конца и края, ведь каждым своим словом Макар продлевает эти мгновения. И своим присутствием тоже.

Если я останусь. Плюну на боль, гордость, обиду, я всё равно буду умирать. Только рядом с ним. И от яда недоверия.

А я хочу жизнь.

Не просто так хочу.

Я хочу, чтобы он вернул мне всё моё: чувства, эмоции и целую жизнь, которую я заново должна строить из руин. На пепелище.

– Это твоя любовь нашептала тебе об измене?

Макар качает головой. Он прячет свои тёмные глаза, потому что, наверно, не до конца прогнил, и ему стыдно. Но ведь не больно.

У меня в голове так много мыслей, слов, что я тороплюсь, боюсь что-то забыть или неправильно выразить, и от этого цепляюсь руками за отвороты его пальто, приближаюсь в это время для нас непозволительно близко и могу ощутить сквозь одежду его тепло.

– А может, любовь толкнула на предательство? – я пытаюсь заглянуть мужу… чёрт! Бывшему мужу в глаза, и не получается. Он всегда отводит взгляд. Он всё равно, даже в момент, когда терять уже нечего, продолжает лгать.

– Это сложно, Полин…

Он так редко называет меня полным именем, не сокращая, что я пытаюсь отпрянуть, отодвинуться, но тяжёлые руки обвивают мою талию и прижимают.

– Сложно? – с хрипом спрашиваю. – Раз сложно, зачем продолжал? Что тебя толкнуло на измену?

– Ты…

– Да, обвиняй во всём меня, – зло бросила я, понимая, что сейчас снова на меня выльется ведро грязи.

– Нет, не обвиняю, – печально. – Просто подумай. Если ты весь наш брак была жертвой, то я – насильником.

Глава 12

– Последние года при одной мысли о постели меня трясти начинало… – у Макара побледнели губы и срывалось дыхание, а я стояла почти мёртвая. Его слова, словно плохо заточенный нож, прорезали во мне вину.

На улице стало как-то особенно тихо. С примесью звенящей пустоты, которая обступала нас со всех сторон, а я даже не могла разорвать эти лживые объятия с мужем, потому что он держал. Сдавливал мне талию своими руками.

– Я никогда не забуду, как ты в первую брачную ночь заперлась в ванне и ревела…

Я прикрыла глаза, чтобы воспроизвести в голове то событие.

– Я сделал тебе больно? – его голос сейчас особенно сильно проходился как лезвие по моим воспоминаниям и ощущениям. – Нет. Ты хотела этого. Я знал, что ты физически этого хотела. Но потом плакала. И тебе не принесла ночь удовольствия. Я не старался?

Он старался. Это самое романтичное событие жизни, когда в густом аромате первой ночи смешивалась ласка, нежность, прикосновения, которые оставляли следы памяти на теле. Макар был медлительным, аккуратным. И целовал везде, где мог дотянуться. И это меня смущало безумно сильно, поэтому я не целовала его вообще. Я закрывалась, обхватывала себя руками. И его губы на моих коленях, на животе…

– А потом… Полин, ты любой разговор о постели сводила к детям. Наверно, ты очень сильно их хочешь, раз так никогда и не ответила мне, что тебя не устраивает в сексе…

Это настолько неловко, что даже сейчас одно его слово вынуждает меня покраснеть. Ну как говорить о таком с мужем, как ему сказать, что меня не привлекают поцелуи по всему телу, а нужны они только в одном месте…

– И ты думаешь, что твоё нежелание портило твою жизнь, но беспомощным ощущал себя я. Каждый раз, когда ложился с тобой в постель. Каждый, мать его, раз я думал о том, что я настолько не привлекаю тебя, что ты даже кончить не можешь.

Если весь сегодняшний вечер мне казалось, что хуже я ничего уже не услышу, то я ошибалась.

Сейчас боль поменяла вектор, и я поставила себя на место Макара. И почему необходимо было всё вот это, чтобы до меня дошла истина того, что не у меня одной разрушилась жизнь?

– Ты думаешь, это оправдывает то, что ты трахал мою подругу?

Макар рассмеялся зло, отчаянно.

– Полин, меня вообще ничего не оправдывает, поэтому даже смысла просить прощения я не вижу. Такое не прощают. Я просто объясняю почему. Ты ведь это хотела знать?

Я вообще не уверена, что мне нужны какие-либо знания, ведь тогда я сломаюсь совсем. Не от всего, что сегодня увидела, а именно из-за Макара, потому что у него одного хватит сил это сделать. Потому что самую большую боль приносят люди, которых любишь сильнее всего. А Макара я любила сильнее жизни. Я просто не представляла, как мне быть без него. Как не засыпать под его дыхание, как не слышать, как по утрам он бурчит в ванной, потому что опять порезался бритвой, и, наверно, отпустит бороду, чтобы больше это не повторялось. Я не представляю, как это – по вечерам слышать пустоту, потому что обычно она терялась в голосе мужа и моих причитаниях, планах и шутках.

– Просто это когда-нибудь должно было кончиться. И подвернулась… Геля… – он цедит имя подруги сквозь сжатые зубы, и в этом нет ничего хорошего, потому что так Макар злится. – Эта дура припёрлась ко мне на работу и попросила денег. Просто попросила, не объяснив ничего, ну я тоже дурак, возьми и ляпни, дескать, что мне за это будет… ну она и показала…

Я отталкиваю Макара. Бью ладонями ему в грудь, требуя, чтобы он прекратил свою исповедь, но ему настолько нужно это, что даже немая моя истерика не останавливает.

– Она встала передо мной на колени и показала… расстегнула мне штаны.

– Замолчи… – прошу я срывающимся голосом. Мне только картинки перед глазами не хватает.

– Почему же? Тебе ведь нужны ответы, – теперь он злится на меня, потому что винит. Он действительно обвиняет меня в своей блудливости. – Так получай. Геля просто сорвала замок. А дальше…

Слышать не хочу этого садиста. Он как будто наживую резал меня своими откровениями, не понимая, что осознавать себя причастной к его изменам это ещё больнее, чем просто сетовать на них. Я отхожу в тень ещё не одевшегося в листву дерева и прижимаюсь спиной к стволу. Каблуки увязают в мокрой земле, и Макар шагает навстречу.

– А дальше я решил, что ничего ведь страшного, если я разделю всё на любовь и просто секс… То есть любить-то я тебя никогда не перестану, но вот постель у нас с тобой не задалась, и зачем тогда мучить тебя и себя?

– Себя в особенности, – ехидно отзываюсь я, сдерживая рвотный позыв. Но Макар моего сарказма то ли не заметил, то ли не оценил.

– И вот так и построил всё. Эскорт и ты… секс и любовь. Вроде бы две стороны одной монеты, но нет. Любить можно и без секса. Поэтому прекрати разыгрывать спектакль обиженной девочки и вернись домой…

– Ты серьёзно предлагаешь сделать вид, что ничего не было? – срываясь на крик, который вылетает из горла вороньим карканьем, спрашиваю я.

– Да, – холодно признаётся муж.

– Нет, Макар. В моём мире так не бывает. Я не могу забыть, как ты трахал девку на нашей постели. Да я, закрывая глаза, вижу твои руки на её теле, как ты этими руками… – голос обрывается, потому что меня душат слёзы. – И ты считаешь, что, вот посмотрев на это всё, я смогу нормально переживать твои прикосновения ко мне? Ты думаешь, после всего, что я увидела, я спокойно лягу с тобой на одну постель, зная, что ты в ней был с другой женщиной?

– Не утрируй, – слишком нервно. – Я тебе предлагаю подумать, а стоит ли какой-то секс двух разрушенных жизней?

Глава 13

– Ты ко мне как пришла с голой задницей, так и уйдёшь, – процедил Макар, не дождавшись от меня ответа. А я… нет. Не испугалась. Меня подхлестнула волна злости. Слёзы временно покинули чат, и во мне проснулась покойная бабушка, которая периодически предлагала втащить «леща» всем наглецам. – Либо уезжаем отсюда вместе, либо вертись, крути задницей как хочешь.

Я засмеялась. Да. Меня сегодня прям из крайности в крайность бросает. И муж явно был недоволен такой моей реакцией на свои пафосные слова, но после сегодняшнего меня и дракон бы не напугал. Максимум я бы попросила у него прикурить.

– Макар, это ты ко мне с голой задницей пришёл, – отсмеявшись, выдавила я. Мне так хотелось задеть его. Чтобы вот всё вспомнил – и свою ложь, и мою любовь. – Я, если что, из тебя порядочного человека сделала и уважаемого бизнесмена. А то так бы и ходил, семками щёлкал и мобилы отжимал на районе…

– Дрянь, – коротко рубанул Макар и вытащил сигареты из кармана. – Как будто без твоего участия я бы сгнил на нарах…

– Тебя бы до них не довезли, прибили бы по дороге, – призналась я. – Поэтому посмотри, какая у тебя хорошая жена и как плохо ты с ней поступил.

Макар не любит вспоминать, что реально был почти гопником на районе. Какие-то мутные схемы, вечно круговорот тачек в жизни, деньги пачками и карточные столы. Вот последнее особенно.

И дело не в том, что мне принципиально было выйти замуж девственницей или за мажора. Когда Макар сделал предложение, вся грязь в его жизни ещё была, а я её не хотела, поэтому и поставила одно из условий: легальная жизнь и моё согласие на брак. Выкарабкивался муж примерно год. А вот привычка решать дела за столом в покер оставалась долго. И на третьем году брака, когда у нас появились какие-то ангары и склады в промышленной зоне, у меня случился кризис и прозвучало новое условие: либо он прекращает, либо я ухожу. Он прекратил.

И вы скажете, что нет моей заслуги в том, что сейчас у Макара строительная фирма, а не наркопритон?

Я вот считаю, что есть.

И плевать, что в некоторые моменты я забивала на мелочи, такие, как брачный контракт. Ну, могла я подумать, когда разбрасывалась условиями, что мне подсунут какую-то позорную купчую на наши отношения? Нет, конечно. Я его любила.

И люблю.

Слёзы опять защипали нос, и я приказала себе успокоиться. Я тут преференции сейчас буду выторговывать, не время реветь. На сегодня хватит. Надо бы ещё про свекровь рассказать, а то что я одна страдаю…

– То есть ты не возвращаешься домой? – упрямо переспросил Макар.

– А есть ещё какие-то варианты? – удивилась я и закинула ремешок сумки на плечо.

– Да. Просто поехали домой, и я сделаю всё возможное, чтобы ты забыла про сегодняшний день…

– Лоботомию? – предположила я, и муж зарычал.

– Если тебе смешно, то посмотри вот на какую ситуацию. Я заблокирую все твои карты, отзову все выплаты в твои салоны, клиники, у тебя не будет доступа к семейным счётам.

Он так перечислял, словно являлся миллионером на зелёном "Мазерати", а не обычным строителем. Хотя ничего нового для себя я не услышала, поэтому перебила:

– Макар, я сдохла сегодня. А мертвецам плевать на бабки!

Муж дёрнулся ко мне, но я развернулась к нему спиной и, махнув рукой, пошла к подъезду. Я знала, что он проводит взглядом, и всё же не удержалась.

– На днях заеду за вещами…

– Твоих вещей в моём доме нет, – он намеренно делает ударения на нужных словах, и пару часов назад меня бы размололо. Меня и сейчас размалывает, но как только Макар поймёт, что я беспомощна перед ним, станет тираном, поэтому я ехидно уточняю:

– Что, и трусы мои Геле передаришь?

Наверно, его физиономия искупила весь сегодняшний вечер. И если хотя бы треть его слов правдивы, ничего он не сделает. Развод не знаю, даст или нет, нервы потреплет, но вот вещи я спокойно заберу. А там и подумать можно будет спокойно. Ростки пшеницы перестать жрать, один чёрт не забеременела. И вот с работой решить что-то…

Под недовольным взглядом мужа я пикнула домофоном и вошла в подъезд. Оперлась спиной о дверь и закрыла глаза.

Больно.

Я могла играть перед ним храбрую девочку, могла сколько угодно дерзить, но боль не утихла ни на грамм. Скорее она сильнее разрывала все сердце, потому что пришло осознание, что теперь точно всё. Окончательно.

Почему его коробила моя холодность. Я не жаловалась и активно имитировала. Я-то со своей изюминкой научилась жить. Играть эту роль. Но были моменты, которые я просто не способна была принять. И тогда он чувствовал?

Чёрт…

Ну почему он так поступил?

Слёзы покатились из глаз, и я, шмыгнув носом, всё же прошла к ступеням и начала подниматься на третий этаж. Свет не горел, и в замочную скважину я пыталась попасть минут пять. Плюс от рыданий руки тряслись, как у пропойцы, и это ни капельки не ускоряло дело.

Наконец ключ повернулся в замке, и я тихонько приоткрыла дверь.

Темнота и тишина приняли в свои объятия почти с любовью, и я смогла выдохнуть. Поставить сумку на пол и снять один сапог. Зачем-то сразу же стянула пальто, которое намокло и теперь неприятно холодило тело.

Я так упивалась своей медлительностью, что онемела, когда свет в прихожей зажёгся. По нервам ударил ток, во рту пересохло, и с замиранием сердца я повернулась к входу в зал. Там стоял, воинственно держа в руке бабушкин утюг, полуголый мужчина.

Глава 14

– Я закричу, – зачем-то призналась я.

– Я тоже, – хрипло отозвался незнакомец и дёрнулся ко мне. Я всё же выполнила своё обещание. Завизжала так, что мужчина оступился, зажал босой ногой шнур от утюга и пролетел мимо меня прямо в шкаф. Мой визг разносился по квартире и отлетал от стен, поэтому я тоже немного деморализовалась, и вместо того чтобы выбежать из квартиры и начать ломиться напротив к соседке тёте Маргарите, натянула домушнику его же куртку на голову. Это настолько обескуражило ночного преступника, что он пару раз налетел на стену и всё же уронил утюг себе же на ногу. Запрыгал на уцелевшей, нечленораздельно бурча что-то себе под нос. Я подхватила сумочку и стала лупить мужчину ей по спине. От каждого удара спина содрогалась, а потом терпение и нервы нападавшего сдали, и он закричал не хуже меня:

– Прекратите меня лупить!

– Прекратите меня обворовывать, эксгибиционист на пенсии! – выкрикнула я и отскочила к входу в зал. Подцепила обувную ложку и выставила перед собой на манер шпаги. Мужчина справился с курткой и замер под прицелом моего кустарного оружия.

– Вы что, меня этим бить будете?

– Нет, я этим вас поглажу, – с намёком на утюг выплюнула я, отбросила прядь волос с лица и тыкнула пару раз воздух, как бы примеряясь. – Что вы делаете в моей квартире?

– Живу! – рявкнул он. – По договору суточной аренды…

Я аж ложку для обуви опустила.

Ну это совсем маразм. За моей спиной сдавать квартиру и лупать глазками, что, дескать, мне бы к мужу вернуться, а не в дом бабушки идти. Конечно, как тут вернёшься, когда уже постояльцы все заняли.

– А вы кто и как попали сюда? – он прикрылся курткой, но весёлые боксеры с мордой Спанчбоба всё равно радовали глаза.

– Я хозяйка квартиры и никому её не сдавала…

Мы смотрели друг на друга. Я волнительно и нервно. Мужик – обречённо. Потом он потянулся к своим растрёпанным тёмным волосам, запустил в них руку и простонал:

– Ну как так-то?

Он присел на пуфик возле двери и подпёр подбородок кулаком. Такая Алёнушка в тестостероновом варианте.

– Что? – Я по стеночке просачивалась в зал, чтобы в случае чего закрыться в спальне и вызвать…

Чёрт!

Телефон мёртвый.

А-а-а-а…

– Так, – слепо глядя в стену напротив, сказал мужик. – У меня договор аренды, и там данные владелицы.

– Хорошо, давайте проверим, и вы покинете мою квартиру, – покладисто согласилась я, внутренне выдыхая, потому что только разборок с полицией, свекровью и вот этим подкидышем мне сейчас не хватало.

– Почему это я должен покидать квартиру, которую я оплатил на пару дней вперёд? – возмутился эксгибиционист так праведно, что мне бы смутиться, но по-моему стыд я потеряла где-то по дороге сюда. Я же супервумен. Мне некогда его теперь искать.

– Наверно, потому что в противном случае я вызову полицию…

Два взгляда. И оба такие, с намёком на худшее.

Я покрепче перехватила ложку, постоялец свою куртку. Прижавшись каждый к своей стенке, мы разминулись с ним в узком коридоре. В зале что-то упало, и очень надеюсь, что не бабушкина ваза, потому что иначе туда же отправится самооценка нежданного гостя. Шорохи и бурчание. Я хлопнула кнопкой выключателя, и комната озарилась тёплым светом.

Мужчина вытащил из спортивной сумки лист, сложенный вдвое, и распрямился.

– Как вас зовут? – он что-то читал по бумаге и ждал от меня ответа, но я покачала головой, не отвечая, и перенаправила вопрос.

– А вас?

– А какое сейчас до этого дело, если мы устанавливаем личность хозяйки квартиры? – он изогнул левую бровь, и я сдалась.

– Вознесенская Полина Андреевна, – мне кивнули, намекая продолжить. – Двадцать девятое августа девяносто третьего. Паспорт, серия, номер…

Я наизусть продекламировала свои данные, наблюдая, как с физиономии мужчины сходит глумливая улыбка.

– Всё верно, – признал он. – Это вы хозяйка квартиры и вы заключили договор с агентством «Перспектива» на сдачу квартиры риелтором, который у меня в договоре…

Вот свекровь, вот змея…

Нет. Ну мои паспортные данные у неё точно были. Но как она умудрилась провернуть это дело с агентством? Наверно, подружка какая-нибудь помогла или чёрт его знает. Но мне должен был приходить налог, по идее, а его не было. В любом случае, сейчас это не имеет значения, потому что мне надо как-то выставить мужика из моей квартиры.

– Я не с кем не заключала договор, и уверена, там даже не моя подпись, поэтому вам лучше удалиться…

Мужчину это не порадовало, и он оскалился, показывая мне идеальный набор своего рта.

– Меня не волнуют ваши проблемы. Договор у меня на руках. Я ничего не нарушал. Я имею право здесь жить.

Вот и приплыли.

– Я вызову полицию, – припугнула я, уже привыкая к этой тощей оглобле в куртке.

– Вперёд, я жду. Давайте вместе накажем «чёрных риэлтеров», но я всё равно никуда не уйду.

В подтверждение своих слов он сел на расправленный диван и укутался в одеяло. Я вздохнула и развернулась к залу боком.

– Вы куда? – удивился он и шею вытянул в сторону коридора.

– К соседке! Полицию вызывать! – телефон-то у меня всё равно разряжен.

– А-а-а… Слушайте, если там бабушка, может, принесёте от неё ещё пирожков?

Я замерла с сапогом в руке, а потом вернулась в зал.

– Вы издеваетесь?

– Нет. Просто поужинать не успел. Только от заказчика приехал и рухнул без сил спать. А вы пришли, разбудили, напомнили о голоде…

Сапог всё же спикировал на пол, а я приоткрыла рот от таких подробностей.

– Вы несёте чушь! – закончила я и наклонилась за обувью.

– Я хотя бы её несу, а вы ее творите!

– О чём это вы?

– О том, что сейчас ночь. Я устал, вы явно пережили за сегодня крайне неприятную ситуацию. Мы оба не виноваты в этом. И нас обоих обманули. Но квартира трёхкомнатная, и две спальни под замком. У вас, как у хозяйки, точно есть от них ключи. Представьте, что это хостел, и идите спать. А с утра мы объединим усилия и вызовем полицию…

Глава 15

 Я дура.

Просто невменяемая, совершенно нелогичная дура. Которой место только в психушке, потому что сижу на полу бабушкиной спальни, а по другую сторону двери укладывается спать незнакомец. Имя я, кстати, так и не узнала. Но для чего оно мне?

Я закусила губу и ударилась головой о спинку кровати. Зря, к слову. Потому что давление било, и от этого внутри черепной коробки словно железные спицы прокручивались. Глаза слабо что видели в пелене слёз. И уличный фонарь, который несмело выглядывал из-за шторы, размывался. В носу поселился аромат крови, потому что я не рискнула дойти до ванны и нормально высморкаться. Я вообще никуда не рискнула доходить, а после нескольких минут раздумья мышкой шмыгнула в спальню, чуть не выбив дверь. Просто торопилась.

Мужик хмыкнул и ничего не сказал.

Телефон всё еще был мёртв. Это огорчало больше всего, потому что с ним я могла бы в случае чего связаться с миром.

Настенные часы пробили три часа ночи, а я как сидела на полу, так и продолжала сидеть. Сон не шёл из-за страха. Я прислушивалась к тишине, которую не разрушало даже сопение из зала, а потом резко дёрнулась от стука в дверь.

– Полина… или как вас там… – пробормотал мужчина. – Я вам подушку принёс…

Я так оторопела, что не сразу поняла, зачем открыла дверь. Всё также в одних трусах стоял незнакомец, а в щель между косяком и дверью настойчиво лезла диванная подушка.

– Мне не надо. Тут есть на чём спать, – призналась я, невольно покосившись на ворох постельного белья на кровати.

– Так, может, вы уже уснёте? – нервно уточнил мужчина. – Потому что от ваших всхлипов я уже сам не уверен, поступил ли правильно.

– Вы хам, – растерянно нагрубила я, отпихивая от двери подушку. Моей щедрости не оценили и всё же просунули спорную вещь в щель.

– Вообще-то Алекс, но благодарю за честную характеристику, – он улыбнулся так широко, что я даже в полумраке смогла разглядеть ямочки на щеках.

– И нарцисс… – продолжила я рисовать психологический портрет.

– Не без этого. А у вас кровь из носа идёт.

Я дёрнула рукой и провела пальцами под носом. Действительно, немного кровит. Но не побегу же я сейчас сломя голову в ванную…

– И поэтому идите в ванную. Я заварю чай, который нашёл где-то на кухне, и, может, тогда вы прекратите реветь.

Я покачала головой. Почти точно не прекращу и ничего не буду пить с незнакомым… Алексом.

– Ну как знаете.

Он собирался закрыть дверь, но я совсем перепугавшись, что снова останусь в тишине, спросила:

– У вас зарядки для мобильного не будет?

– Если только вы найдёте десять минут на ванну и чай…

– Шантаж? – Я почти готова была согласиться, чтобы получить связь с миром.

– Нет, но я не теряю надежду всё же выспаться. Поэтому…

Он отошёл от двери и махнул рукой в сторону коридора, где до сих пор горел свет. Я поколебалась и кивнула. Быстро дошла до шкафа и вытащила одно из домашних платьев бабули.

Вода не смыла боль и усталость, но привела меня в состояние, близкое к нормальному. Платье оказалось велико, но мне было всё равно. На кухне горел свет от вытяжки. Опершись задницей о подоконник, стоял Алекс, который то ли Александр, то ли Алексей. Я приблизилась к столу и с сомнением посмотрела на полную чашку чая, который по цвету был таким неуверенным, словно его воскресили и заставили работать снова.

Всё было подозрительное, и я топталась возле стола, не зная, как намекнуть, что не буду пить. Тут Алекс, заметив мои страдания, протянул зарядку от мобильного и вздохнул тяжко.

– Там нет наркотиков, алкоголя или успокоительного. Пейте.

Я потупилась и всё же взяла чашку. Глотнула. Поставила на стол и забрала из протянутой руки зарядку. Собиралась развернуться и сбежать, но меня настигло усталое:

– Как бы всё сейчас плохо ни было, помните, что безвыходен только гроб.

Слова зацепили что-то внутри. Неприятно. Больно. Как на свежую рану перекисью плеснули, и я не выдержала:

– Сегодня я узнала, что мне изменяет муж, подруга была от него беременна, а свекровь считает меня шлюхой. Если это не гроб, то склеп.

Алекс печально покачал головой. И я была благодарна, что он не стал высказывать своё мнение, потому что без разницы, какие это будут слова, но любые они снова запустят жёрнова мельницы, где перемалывать будет меня.

Когда я развернулась и сделала шаг к залу, меня нагнал уверенный голос.

– Два года назад я сорвался со скалы и пролежал шесть часов в ожидании спасателей. Потом ещё полгода в больничной палате. И даже без рук, ног и с уткой я всё равно знал, что всё будет хорошо. Ведь у меня есть я.

Слова заставили все внутри меня перевернуться. Я дёрнула плечом и кивнула, намекая, что поняла смысл. Этого было достаточно, чтобы завершить ночное чаепитие.

А в районе семи утра по залу стали раздаваться шаги. Урвав момент, когда всё затихнет, я выглянула и повесила на ручку двери спальни зарядник и закрылась изнутри на ключ. Потом что-то падало, что-то скрипело. С кухни доносился плеск воды и трель чайника, который у бабули был обыкновенным, для плиты, а не электрическим. Я вытирала слёзы подолом её домашнего платья в синие колокольчики и с ужасом боялась исчезновения Алекса из квартиры, потому что тогда даже иллюзия помощи исчезнет.

Дверь хлопнула внезапно.

Я вздрогнула и закусила костяшки пальцев.

На столе в кухне лежали договор аренды, пара тысячных купюр, зарядка для телефона и записка:

«Я бы мог прислать вам цветы, шоколад или чай. Но вам нужна зарядка для телефона. Пользуйтесь. Благодарю за незабываемую ночь. Незваный гость, Александр».

Глава 16

– Где постояльцы? – спустя четыре часа спросила свекровь, стоя в дверях бабушкиной квартиры.

– Я их сожрала, – с зевком призналась я, потому что только после ухода Александра смогла уснуть и так крепко проспала эти несколько часов, что не сразу разобралась, стоит ли открывать дверь.

Свекровь смерила меня недовольным взглядом. Даже её начёс на голове выражал порицание, но «мертвецам» плевать на мнение окружающих. Я наклонила голову и упёрлась спиной в стену, как бы всем своим видом выражая крайнюю степень заинтересованности, хотя и младенцу было понятно, что мне безразлично.

– Надеюсь, Макар не в курсе? – ей было неловко стоять передо мной сейчас.

– Ну он вчера ведь сразу оказался в курсе, куда я отправляюсь, – развела руками я.

– Не пригласишь войти?

Я покачала головой. Вот как вчера я стояла и обнимала косяки в её коридоре, так и она сегодня постоит на моём месте. Не страшно. Не переломится. У неё крепкое сердце, полгода назад проверяли.

– Я вчера перегнула палку… – давясь словами, произнесла Мария Львовна, и я неподдельно удивилась. – Макар оказался очень недоволен тем, что у нас случился конфликт…

А-а-а-а… Значит, сыночка всё же узнал постыдные подробности вчерашней нашей встречи. Не знаю, что его там могло не устроить, ведь все они, словно сговорившись, вчера резали меня на куски.

– Зачем вы приехали? – мне не особо интересно, но если не перейти к главному, то препираться на пороге я могу до заката, а мне вещи надо забрать, документы на развод подготовить, Макару нервы потрепать…

Столько дел, столько дел…

Свекровь переминается с ноги на ногу и выдаёт нехотя:

– Мы вчера не особо хорошо поговорили, – она делает такое лицо, словно опять испачкалась в навозе. – Но это всё из-за того, что я многих нюансов вашей жизни не знала…

Это она про что сейчас?

– Мы же с тобой обе понимаем, что Макар на тебе так свихнулся только потому, что девочкой брал…

Я задыхаюсь от праведного гнева. И от мерзости. Вот уж где маменькин сынок, который чуть ли не всю подноготную нашей семейной жизни изложил.

– Но это ведь только на один раз. Потом-то твоя ценность пропала… И будь ты умнее, ты бы смогла поддерживать его интерес.

Её глаза впиваются в меня и проходятся по собранным в хвостик пшеничным волосам, цепляются за слишком худосочную фигуру и бабушкино платье на ней.

– А ты с каждым годом только дурнеть стала. Не накрасишься, ни волосы не покрасишь, – она словно невзначай задевает свои лохмы под тремя слоями лака, видимо, намекая мне, что вот так должна выглядеть женщина. Но по мне, так выглядит молодящаяся бордель-маман, которая и в своём преклонном возрасте пытается зацепить клиентов если не красотой, то эксцентричностью.

– И фигурку… Мужик ведь не собака, чтобы на кости кидаться.

Ох, это её вечное: «Лучше плавать по волнам, чем биться о скалы».

Я закатила глаза и выдохнула, но этого оказалось недостаточно, чтобы заставить Марию Львовну умолкнуть, и она с жаром продолжила:

– Вот тебе бы губки сделать и брови – татуаж, а то ходишь как моль и ещё обижаешься, что муж изменяет…

– Простите, что не обделалась от счастья, когда узнала, что он заделал ляльку моей подруге, а потом отправил на аборт…

Мария Львовна теряет дар речи, ибо внуки это святое, и одному богу известно, как у меня плешь ещё не сияет от её вечных вздохов на эту тему. Но удар приходится в цель, и свекровь, задохнувшись, уточняет:

– У Макара должен был быть ребёночек? А из-за тебя он отказался от него…

Ну, здрасьте, приехали.

– Полин, ну вот что ты за человек? – она начинает заикаться и заметно подёргивать руками, словно справляется с желанием вцепиться мне в волосы. – Ни себе, ни людям. Ещё обижаешься, что он тебе изменяет… Сама родить не смогла, так он и пошёл искать ту, что родит…

– Мария Львовна, вот скажите мне честно, за что вы меня так ненавидите? – Сейчас её слова не находят цели, потому что ночь у меня была в преисподней.

Свекровь выкатывает глаза. Давится словами…

– Да за то, что ты из него вьёшь! За то, что даже вчера ночью он звонил мне и был недоволен, что я его Полюшу посмела обидеть! – она машет на меня рукой. – Да ты ему если бы сердце вырвала, он бы всё равно смотрел тебе в рот и соглашался, что так лучше.

– Вы его что, ревнуете ко мне? – дошло до меня, потому что иначе у них с Макаром большие проблемы с сепарацией.

– Не ревную! А тебя, блаженную, не могу простить! То, как ты его отвернула от семьи. И как мне на его подачки приходится перебиваться. Присылает тридцать тысяч в месяц и ещё вечно бурчит, что и так денег не хватает. А у тебя сапоги дороже стоят…

– Так я в вашего сына вложила свою жизнь, – замечаю я с комом в горле, потому что если они все считают, что я много требовала от Макара, то ошибаются. Находясь сейчас в такой ситуации, я понимаю, что мало. Мало! Надо было из него всё вытряхивать, чтобы ни денег, ни сил на любовниц не находилось.

Мария Львовна идёт пятнами и с трудом может контролировать свои действия. Она дёргает сумкой и вытаскивает оттуда стопку документов и конверт.

– На вот! Там копии договоров и деньги с аренды. И чтобы Макар ни слова не узнал о том, как мне приходилось крутиться.

Я фыркаю и не прикасаюсь к бумагам, которые швырнули на пуфик.

Свекровь хлопает дверью, а я запрокидываю голову, чтобы слёзы не покатились по щекам. Хватит. Я устала. Не хочу плакать.

Слишком больно.

И я спокойна ровно до обеденного звонка Макара, который застаёт меня идущей с остановки к нашей квартире.

– Вот признайся, Полин, ты специально её довела?

Глава 17

 Муж злился.

Я мысленно ударила себя по лбу и даже притормозила возле поворота во двор.

Он. Теперь. Бывший. Муж.

Мне просто стоит прекратить общение с ним. Сейчас только вещи заберу.

– Макар, мне некогда беречь её психику. И твоё доброе имя.

Разговор давался с трудом. Мне возмущало, что я ещё и оправдываться должна. Дыхание сбилось, будто я не с остановки бежала, а от волков. Перед глазами слегка поплыло, и я остановилась на пешеходной дорожке.

– Могла на неё хотя бы не вываливать мнимую беременность?

– Мог бы тогда и не пихать свой член в мою подругу! – рявкнула я, прикрывая слёзы злостью. Но тут же зацепилась за деталь. – Почему мнимую?

Муж тяжко вздохнул.

– Да не было никакой беременности. Я не идиот, чтобы ходить налево без резинки.

– Ну, спасибо, честное слово, – любой момент, когда памяти касалось его предательство, подкашивал меня и возвращал во вчерашний день. Я снова становилась беспомощной и уязвимой. Без напоминаний мне было проще, словно мы просто враги, которые ведут переговоры. Но даже так безумно больно осознавать, что муж мой – враг мой.

– Она не могла забеременеть и просто манипулировала. Она хотела, чтобы я бросил тебя, и не знала как уже выкрутиться…

– Ну так бросил бы, – не выдержала я, и в глазах просветлело. Я сделала нетвёрдый шаг в сторону дома.

– Я не хочу и не хотел тебя бросать! – закричал в мобильный Макар, и я отодвинула телефон от уха.

– Но трахать мою подругу хотел? – вновь зацикливая разговор, передёргиваю я. Как будто без постоянного напоминания об измене муж вдруг станет прежним.

– Полин, я моральный урод, мудак с района, придурочный кобель. И оттого, что ты мне каждый раз напоминаешь об этом…

– Мне больно, урод, мудак и кобель, – задохнувшись, призналась я и положила трубку.

Эта семейка окончательно испортила мне день. Походу после краха всего я буду не жизнь оценивать, а дни и ночи, делая маленькое резюме.

Квартира была пустой. Глянцевый керамогранит в холле отзывался гулким эхом от моих каблуков. Я дошла до вешалки и оставила на ней пальто. Сердце билось где-то в горле. Я не могла сообразить, что надо собрать в первую очередь, поэтому пошла в кабинет Макара. По пути задела на полочке кончиками пальцев индийскую статуэтку двух богов, которая дарит вечную верность и любовь. Сувенир встретился с полом. Противный звенящий звук разбитой жизни. На моём лице не дрогнул ни мускул. Я прошла мимо двери в нашу спальню и словила дежавю, а с ним и все чувства. Уговорила себя, что сейчас там никого нет, и заставила себя сделать ещё десяток шагов до кабинета.

Пахло табаком и коньяком.

Возле диванчика валялись пачка сигарет, пепельница и пустая бутылка. На столе, всегда аккуратно прибранном, была россыпь бумаг и много смятых листов. В окно билось апрельское солнце, обманчивое в своём тепле. Я зажмурила глаза. Сделала шаг к левой стене и отодвинула дверцу шкафа. Присела на корточки и уставились на сейф.

Боже, храни склероз.

Макар так боялся забыть любой пароль, что использовал везде мою дату рождения. Я пропикала восьмизначный код, и дверца открылась. Первая полка была с деньгами. Я покрутила стопку пятитысячных купюр и вернула на место. Нижняя полка была занята папками с бумагами. Пришлось много перебирать, пока нашла тонкую хилую в сиреневой обложке. Брачный договор. Я вчиталась в слова. Перед глазами слегка плыло, но это не помешало мне понять смысл, что всё нажитое в браке будет делиться пополам. Однако неожиданно. Я так удивилась этому факту, что зависла минут на пять. Потом отмерла и прошла к тумбочке с техникой. Включила принтер, ксерокс и вообще шайтан-машину, которая угодливо сделала копии документов. Не понятно зачем вообще нужен был этот договор, если по закону и так все бы поделили.

Не может быть такого, чтобы из-за банального благородства Макар давал подписать мне этот договор.

Я вернулась к сейфу и стала перебирать остальные документы. Каюсь, большинство были написаны почти на эльфийском, поэтому я не совсем понимала, о чём идёт речь. И тем более не понимала, зачем Макару дома правоустанавливающие документы на несколько фирм. Какие-то генеральные доверенности. Право электронной подписи. Это всё хранится в фирме по фактическому адресу, но не дома.

Я лихорадочно бродила от строчки к строчке и ничего не понимала. К чему его угрозы, для чего столько пафоса, чтобы просто подтвердить действие закона? Что он делал?

А если всё нажитое имущество делится пополам, то что происходит с бизнесом? Он же тоже имущество?

Этот вопрос не давал мне покоя, но я решила в этом разобраться вечером, внимательно изучив брачный договор.

Моё внимание привлекла невзрачная папка старого образца. Которая картонная и на тканевых завязках. Она стояла, а не лежала на полке, прямо у задней стенки. Я потянула её на себя. Раскрыла и вчиталась.

Расписки. Видимо, долговые. Все на имя моего супруга. И ни одной от него. Что, несомненно, радовало, но как-то мельком.

В голове звенело от изобилия мыслей. Запах табака, который не успел выветриться за утро, уже пропитал всю мою одежду, и не я выдержала и встала. Открыла окно, впуская в кабинет аромат весны с примесью влажного воздуха из сквера через дорогу, где недавно вырыли искусственное озеро. Я поёжилась от ветра, что залетел в комнату, но упрямо вернулась к подозрительной папке.

Там оставалось ещё листов двадцать, и я внимательно приступила к изучению.

В самом внизу, в отдельном файле, лежала доверенность, данная мной Макару на управление строительной компанией «Древпромсевер».

Глава 18

По другую сторону баррикад:

Развод.

Полина хочет развод. Я его не хочу. Не хотел. И не мог бы захотеть.

Но я разведусь.

Только…

Я собирался подготовить документы. Я хотел, чтобы она не узнала об этом вот так.

Идиотка Ангелина. И эта эскортница, которая увязалась за мной в квартиру, хотя мы ехали в гостиницу. В туалет попросилась. Ну и…

Я закрыл глаза ладонью.

Полина получит развод. Она всё что угодно получит.

Почему я забыл, какой она умеет быть жестокой? Самая настоящая железная леди. Но не во всём. Не в том, где я её предал.

Мудак, одним словом.

Ещё и вчера угрожал. Денег лишу, счёта заблокирую… Однозначно маразм в голову ударил. Чего я Полину могу лишить? Если только своего присутствия в её жизни.

Последние пару лет я видел, как она мучилась, и только отсчитывал дни, когда она не смогла бы больше терпеть. И боялся, что после очередной ночи со мной найду её с перерезанными венами в ванной.

Да, только из-за этого я хотел её отпустить, хоть и не мог. И не мог смотреть, как её лихорадит от моих прикосновений или как она истерично высчитывает овуляцию, как морально готовится к тому, что будет несколько дней со мной.

Меня разрывало изнутри, но я настолько сильно хотел, чтобы хоть что-то у неё получилось, чтобы хоть за что-то она меня не ненавидела, что покорно шёл делать ребёнка.

Хотел ли я его? От Полины?

Безусловно. Это, уверен, была бы маленькая копия Полли с пшеничными волосами и глазами цвета лазурного моря. Но ничего не получалось.

Когда у меня сорвало тормоза? Ангелина? Или череда продажных девок? Последний год я словно бессмертным себя ощущал, предавал её. Но любил сильнее. И только из-за этого я не мог от неё требовать, просить секс.

Я не должен был на ней жениться. Такие, как Полина, не для меня, мудака с района, который, просто прикасаясь, пачкает грязью. Который самое чистое, что было в жизни, умудрился измарать.

Она никогда не простит.

И будет права.

То, что я делал, не заслуживает прощения. Меня только на казнь можно отправить. Линчевать.

Я не должен был на ней жениться. Но меня вынесло с её одного:

– Я никогда не разговариваю с незнакомцами.

Это потом я уже узнал смысл крылатой булгаковской фразы, но тогда меня так поразило, что мне какая-то семнадцатилетняя пигалица перечит, что пошёл следом. Чтобы ходить так за ней до совершеннолетия. А мне двадцать один. У меня одни тёлки на уме, а она мне – жениться, квартиру, дела бросить…

И ведь всё сделал, чтобы она стала моей.

Ну стала, а потом…

Какого чёрта я всё сломал?

Полина была гамельнским крысоловом с голосом-флейтой, а я… крысой.

Я откинулся на спинку рабочего кресла и почти взвыл. В голове ещё бултыхалось ночное виски, табак и горечь предательства. Моего. В пустой квартире, где она всё узнала.

– Макар Владимирович, – в кабинет пролезла голова секретарши, – там до вас мама дозвониться не может.

Я кивнул и махнул рукой.

– Да? – спросил я у матери, которая уже вся извелась после встречи с Полли.

– Макар, если ты из-за этой шалашовки отказался от ребёнка… – надрывалась трубка, и меня подхлестнуло волной злости.

– Ещё хоть раз я услышу что-то подобное о Полине… – прохрипел я, сжимая пальцами телефон. Мать примолкла и засопела.

– Это неблагоразумно – открещиваться от дитя только потому, что тебе жена не может родить.

– Мне кажется, я доходчиво объяснил, что мой ребёнок может быть только у Полины… – мой голос хрустел как весенний лёд. Меня бесило до невозможности, что мама позволяет себе высказываться о Полине как о какой-то…

– Мне не нужны твои объяснения, – пыхтела мать, не думая о последствиях своих вспыльчивых слов. – У тебя должен был быть ребёнок, но ты пускаешь свою жизнь под откос, чтобы ублажить бездетную жену…

– Мама, – оскалился я. – Как у тебя язык не отсох такое говорить о Полине?

– Это у тебя мозги отсохли со своей Полиной! Ладно хоть на стороне ребёнка заделал!

– Знаешь что, мам… Говорю последний раз. Или ты прекращаешь унижать мою жену, или я урезаю твоё содержание до размеров прожиточного минимума…

Мать понимает только язык денег. С ней нереально договориться другим путём, и она сама толкнула меня на эту манипуляцию.

– Ты неблагодарный! – крикнула мать. – Я столько в тебя вложила. Ночами не спала. Я жизнь на алтарь твоего будущего принесла. Я не так тебя воспитывала!

– Ты права. Если бы меня воспитывала ты, то сейчас ни копейки бы не получала. Хорошего дня.

Я отбросил телефон.

Воспитывала она меня. Угу, как же. И как только язык поворачивается такое нести? Мои манеры и то, что перед партнёрами на кортанах не сижу, заслуга только Полины и её семьи. Первый раз, когда пришёл знакомиться с её родителями, я нехило так был обескуражен. Столовые приборы, домашние костюмы, к бабушке на «вы» вся семья обращалась. И я… В трениках и майке-алкашке. Позорище. Деревня. Бревно неотёсанное. Вот вообще ничего удивительного, что даже спустя двенадцать лет знакомства я до сих не нравлюсь её родне. И правильно не нравлюсь. Шило не утаишь.

Полина получит развод. Деньги. Имущество.

Я отдам всё, что угодно, лишь бы она… Нет. Не простила. Прощение в моём случае это непозволительная надежда. Такое не прощают. Просто лишь бы она перестала ненавидеть. И любить. Хотя любила ли она? Не знаю. Но точно знаю одно, пусть лучше она вообще перестанет ко мне что-то чувствовать. Вообще сотрёт из своей памяти меня. Лишь бы только даже напоминание обо мне не приносило боль, которую я ощутил вчера, когда она вернулась домой.