Читать онлайн Лукоморье

"ЛУКОМОРЬЕ"

(цикл сказок)

ПРОЛОГ

Я Лукоморьем, в тишь влюбленным,

Блуждал и сиживал порой

Под тем, под дубом, под зеленым,

Обвитым цепью золотой;

А мне напевом, схожим с лаской,

Вещал ученый кот Баюн,

Напоминая каждой сказкой

О днях, когда и я был юн;

Когда меня влекли и звали

Сны дивных грез в волшебный лес,

Где все загадочные дали

Полны таинственных чудес;

Где честь с бесчестьем жаждет драки;

Где чтут любовь и ждут добра;

Где уж коль суд – так суд Шемяки,

А щи – так щи из топора;

Где гуси-лебеди желанны,

Где мальчик-спальчик всем знаком,

И где чаны небесной манны

Вскипают птичьим молоком!

И мнилось мне в те дни и снилось,

Как небо блеском русских звезд

К реке Смородиной клонилось,

Чтоб озарить Калинов мост;

И я – то Финист, сокол ясный,

То удалой Федот-стрелец,

То Покати-горошек властный,

А то и Ванька-сорванец, -

И я скачу аль за Жар-птицей,

Аль за царем, враждебным мне,

Аль за красавицей-девицей

На богатырском скакуне;

И мне смеется Несмеяна,

Снегурка тает, словно лед,

А Семилетка, вняв мне рьяно,

Хитрит лукаво в свой черед. . .

Теперь уж я от будней склочных

Не рвусь унять житейский гам,

Чтоб побродить у рек молочных

По их кисельным берегам.

Но как с самим собой ни спорь я,

Я буду помнить все лета

И тишь лесного Лукоморья,

И сказ ученого кота.

СКАЗКА О ПОПЕ, КИРИКЕ И КУЛИКЕ.

Жил да был себе Кирик,

Не мальчонка, не старик,

А рослый детина -

В общем, мужчина;

Как всякий иной

С детьми и женой;

Жил, правда, покуда

И бедно, и худо

Беда и нужда

Кому не чужда!;

Ведь вся его скотина -

Лишь лягушка у тына,

Да кошка в лукошке,

Да мошка в окошке;

В избе же семеро ребят,

Все по лавочкам сидят,

Каши гречневой хотят;

А в доме ни крупинки

Ни манки, ни мучинки!

Тут хочу-не-хочу,

А лезь в долг к богачу!

И пошел Кирик

К попу напрямик.

А у попа сполна добра:

В закромах зерна – гора;

А возле зеленой дубровушки

Пасутся бычки и коровушки;

А около синей речки -

Барашки и овечки;

А в горячей печи

Пышны калачи;

А вся его семья -

Он да попадья!

Пришел Кирик, поп сразу в крик:

"Чего припёрся ты, Кирик?"-

"Не дай сгинуть нам, батюшко, с голоду,

Дай муки, аль зерна, аль хоть солоду.

А я потом с охотою

Тебе все отработаю!"-

"Хорошо,– говорит ему поп,

Жадно морща жирный лоб, -

Возьми миску гороха,

Вернешь же мешок. И чтоб без подвоха!

А не нравится наше условье,-

Ступай себе прочь на здоровье!"

И не рад Кирик,

Что возврат велик;

Да тому ль ждать излишек,

С кем куча детишек,

Не считая жены?-

И все голодны!

Взял он со вздохом

Миску с горохом

И, плача от такой ипостаси,

Побрел восвояси;

А по пути у родника

Решил испить водицы два глотка.

Не в охотку холодка,

Да голод не тетка!

Едва Кирик к воде приник,

Как на родник прибег кулик,

Наткнулся на миску да не будь плох -

Склевал весь горох!

А лишь узрил Кирик,

Что сотворил кулик,

Огорчился зло, бедняжка:

"Ах, ты пакостная пташка!

Из-за тебя теперь хоть как

Ложиться деткам натощак!

Но ты заплатишь мне за то!"

И, сердитый как никто,

Бежал Кирик за куликом,

Потрясая кулаком:

Кулик в сады – и он в сады,

Кулик к реке – и он туды,

Кулик к гнезду шмыгнул за пруд,

И Кирик уж тут как тут:

"Я тебя – кричит, – расправе

За грабеж подвергнуть вправе!"-

"Чё те надобно, мужик?"-

Удивляется кулик.

А Кирик: мол, так и так,

Что наделал ты, чудак?-

Не сожрал мы мой горох исподтишка,

Наварил бы киселя я два горшка!

И добавил, негодуя:

"С чем теперь домой приду я?"-

"Не горюй о том, Кирик, -

Говорит ему кулик, -

А чтоб кончить перебранку,

На те скатерть-самобранку.

"Развернись!"– ей скажешь лишь -

И получишь, что велишь."

Увидав, как все ладно стало,

Повеселел Кирик немало

И, как водится в века,

Поблагодарил он кулика

И айда домой скорей

Кормить детей;

Да по тропочке пологой

Завернул к попу дорогой.

А поп ему строго

Вопит от порога:

"Эй, послушай мил-дружок,

Раз пришел, гони должок!"

Кирик же бровью чуть повел:

Мол, за этим и пришел!

Самобраночку он взял:

"Развернись-ка!– ей сказал, -

Яви нам быстреха

Мешок гороха!"

Ан вымолвил слово -

И дело готово:

Пред ним не горшок,

А гороха мешок!

А жадный поп

Глазами – хлоп!-

Все враз смекнул,

Попадье подмигнул.

Супруга ж попа

Была не глупа!

Она вмиг украдкой

Да с ловкостью гадкой

Самобранку Кирика

Подменила, тот пока

Пил с попом на парочку

Пива-меда чарочку.

А Кирик, как пображничал,

Сразу заважничал:

"Теперь – голосит, -

Я век буду сыт!

А раз пошла такая суматоха,

Дам-ка я тебе еще мешок гороха!"

И просил развернуться он скатерть простую,

Да только впустую!

Под такую канитель

Как рукой снимает хмель!

И Кирик от гнева-злобы

Задрожал, как от хворобы,

К кулику прибежал,

Речь такую держал:

"От самобранки хлеба

Я ждал, как манны с неба!

Да кормежка твоя была разовой!

Ты по что обманул меня, сказывай!

Нет, пора тебе, как вору,

Все гнездо обречь раззору!"

Кулик взял скатерть у него,

Не сказавши ничего,

А взамен дал тотчас

Кошелек-самотряс.

Лишь прикажи ему,

Кошельку тому:

Мол, денжонок натряси, -

Натрясет, сколь ни проси!

С благодарностью Кирик

Прочь поплелся. А кулик

Скрытно вслед тишком-тайком

Полетел за Кириком;

Тот же тропочкой пологой

Завернул к попу дорогой.

А у попа улыбка слаще патоки:

Самобранка ему радость воздала-таки!

"Я слов бросать на ветер не привык!-

Твердит, войдя на двор, попу Кирик. -

Я обещал мешок гороха,

Да вот с горохом нынче плохо.

Уж не взыщи, не обессудь -

Отдам деньгами как-нибудь. "

И чудо-кошелек без лишних слов

Натряс попу считай что сто рублев.

А жадный поп

Глазами – хлоп!-

Все враз смекнул,

Попадье подмигнул!

Она же так была до денег шибко падкой,

Что лихо подменила кошелек украдкой,

Пока Кирик у попа, отойдя в сторонку,

Торговал Буренку,

Дабы в дне, равно каком,

Были детки с молоком.

Да только выпало для Кирика

Лишь два рубля из кошелька;

И стал тот пуст,

Как зимний куст!

Кирик возмутился,

К кулику воротился;

А тот уже ждет,

Всё ведая, вот.

И Кирику кулик-мудрец

Преподносит тут ларец:

"Скажи лишь: двое из ларца

Одинаковых с лица!-

И появятся, ей-богу,

Два парнишки на подмогу,

Все дела твои поправят,

На путь истинный наставят,

Уму-разуму научат,

Подсобят и не наскучат!"

А Кирик, еще помня былую потерю,

Посмотрел на ларец и взъершился: проверю!-

"Ну-ка, двое из ларца

Одинаковых с лица!"

И без всяческого срока,

А в одно мгновенье ока

Выскочили из ларца

Два предюжих молодца

И давай лупить-наяривать

Кирика да приговаривать:

"Не жди добра с щедрот попа,

Не верь тому, чья блажь скупа!

Тогда подарки кулика

Себе вернешь наверняка!"

Так они – и не слегка,

А в четыре кулака -

Вразумляли Кирика,

Пока кулик не молвил наконец:

"Шабаш! ступайте в свой ларец!-

Ты ж все, Кирик, – от истины до фальши -

Мотай на ус и думай, как быть дальше. "-

Кулик сказал, чего хотел,

И вовсе напрочь улетел.

А Кирик, взъерепенясь по-злому,

Взял ларец и подался до дому.

Жадный ж поп уже души не чает

В Кирике, уже его встречает,

И встречает, и кивает,

И на двор свой зазывает:

Зайди, мол, на миг,

Есть дело, Кирик:

Купи за полушку

Телка и телушку!

А сам все кругом ходит,

С ларца глазищ не сводит!

Да Кирик-то не соглашается,

Взять за даром скот не решается:

Дескать, мало что хорошего

В том, что стоит слишком дешево!

Сговорился ж, наконец

Обменяться на ларец;

А обретя телка да телушку,

Засеменил в свою избушку.

А поп от жадности аж икнул,

Схватив ларец; схватив же, крикнул:

"Ну-ка, двое из ларца

Одинаковых с лица!"

И без всяческого срока,

А в одно мгновенье ока

Выскочили из ларца

Два предюжих молодца

И айда лупить-наяривать

Попа да приговаривать:

"Не обижай, поп, бедняка!

Верни все вещи Кирика!

Что тобой украдено,

Не тебе ведь дадено!"

Поп с такого тумака

Вынул все вещи Кирика

И догнал того у родника,

Все отдал, повинился

Да и вон удалился,

От побоев охая:

"Оплошал не плохо я!"

Кирик тут само собой

Вернулся домой

И зажил с той поры счастливо

Себе на радость, другим на диво!

Ему давали денег, хлеба

И всего, что только треба,

Скатерть, кошелек, ларец.

Тут и сказочке конец!

Сказка вся,

Сказка вся,

Сказка кончилася!

СИВКА – БУРКА

Начинается наш сказ

С тем, чтоб миру спеть хоть раз

И о счастье, и о чуде,

И о добром русском люде. . .

Прилетела к нам сова,

Золотая голова,

Прилетела, бублик съела

Да и дальше полетела!

Это – присказка, гляди.

Наша сказка – впереди!

Гром гремит, земля трясется -

Поп на курице несется

По тропинке во бору

На кудыкину гору!

А на море-окияне

Да на острове Буяне

Спрятан камень бел-горюч,

А под ним – волшебный ключ.

Кто тот ключ сыскать сумеет, -

В жизни все преодолеет!

Это присказка была,

Сказку в гости привела!

В неком царстве, в неком барстве,

В неком славном государстве

И не где-то в стороне,

А у нас по старине,

В деревушке на опушке

Жил старик в своей избушке,

Сыновей имел троих;

И у старшего из них -

Ой, была ума палата;

Средний сын весь вышел в брата,

И насчет смекалки он

И горазд был, и смышлен;

Был лишь младший брат Ивашка

Ну ни дать, ни взять – дурашка:

Что ни делал – так аль сяк -

Делал наперекосяк!

Но зато любое дело

Так у старших и кипело!

Вот старик, собрав их раз,

Им такой дает наказ:

"Предначертано от веку

Жить до срока человеку.

А конец мой недалек:

Век отмерен, срок истек.

И, как все, я шаг по шагу

В гроб сойду и в землю лягу.

А меня, когда умру,

Вы предайте поутру

Православному обряду;

А затем три ночи кряду

Каждый в очередь свою

На могилку на мою

Приходите с хлебом-квасом,

Чтоб меня полночным часом

Напоследок навестить,

По-мирскому угостить. . . "

Молвил так с тоской во взоре

Сыновьям старик и вскоре,

Как всяк смерд былых эпох,

Испустил последний вздох.

Братья батюшку отпели

И, оплакав, как умели

На кладбищенском юру

Схоронили поутру.

Так, впитав в себя утрату,

Скорбный день сошел к закату;

И настал для молодцов

Миг свершить наказ отцов.

Да, взвидав, что небо хмуро

И – того гляди – понуро

Возревёт дождем навзрыд,

Старший брат и говорит:

"Эй, Ивашка! ты до бати

За меня сходил бы кстати.

Не за так, мой карапуз -

За сатиновый картуз!"

А Ивашке без картуза

Жизь – не жизь, а так – обуза!

За него он даже в ад

Прогуляться был бы рад!

И, картуз вздев на макушку,

Взял он хлебушка краюшку

Да бадеечку кваску

И поплелся по леску

На отцовую могилу

Ждать утра, пока под силу.

В полночь дрогнула плита,

Что в надгробный холм влита,

С места сдвинулась, как груда,

Вскрыв могилу; и оттуда

В белых ризах, как мертвец,

Встал ивашечкин отец:

"Кто здесь?"– молвил; а дурашка

Говорит: "Здесь я, Ивашка. "-

"Почему же ты? небось

Дома чё-нибудь стряслось?"-

"Нет, в домишке нашем сиром

Все ладом. Покойся с миром. "-

Сын Ивашка отвечал;

А старик-отец смолчал

И, съев хлеб, запив тот квасом,

Лег в могилу тем же часом.

А Ивашка, как бы впрок,

Подождал еще чуток

И побрел домой обратно,

Сделав дело аккуратно,

Да грибов спопутья груз

Наломав – с верхом картуз!

Дома ж братья подступают:

"Ну, видал отца?"– пытают;

А Ивашка: "Да, видал:

Хлеб он ел и квас хлебал. "

День, придя, прошел, играя;

И подкралась ночь вторая.

Вновь настал для молодцов

Миг свершить наказ отцов.

Брату среднему чего-то

Отправляться неохота

На кладбище одному:

Шибко боязно ему!

"Эй, Ивашка! ты до бати

За меня сходил бы кстати.

Не за так, мой голубок -

За шелковый поясок!"

А в картузе-то Ивашке

Да при ситцевой рубашке

Без такого пояска

Жизь – не жизь, а так – тоска!

Подпоясав стан, как пушку,

Взял он хлебушка горбушку

Да бадеечку кваску

И поплелся по леску

На отцовую могилу

Ждать утра, пока под силу.

В полночь дрогнула плита,

Что в надгробный холм влита,

С места сдвинулась, как груда,

Вскрыв могилу; и оттуда

В белых ризах, как мертвец,

Встал ивашечкин отец:

"Кто здесь?"– молвил; а дурашка

Говорит: "Да я, Ивашка. "-

"Отчего же ты? небось

Дома чё-нибудь стряслось?"-

"Не, в домишке нашем сиром

Все ладом. Покойся с миром."-

Сын Ивашка отвечал,

А старик-отец молчал,

А, съев хлеб, запил тот квасом,

Пав в могилу тем же часом.

А Ивашка, как бы впрок,

Подождал еще чуток

И побрел домой обратно,

Сделав дело аккуратно,

Да грибов спопутья груз

Взял – полнехонек картуз!

Дома ж братья подступают:

"Ну, видал отца?"– пытают;

Им Ивашка: "А, видал:

Хлеб он ел да квас хлебал."

Час за часом день сгорает,

Третья ночь в права вступает.

Вновь настал для молодцов

Миг свершить наказ отцов.

Тут Ивашка: "Братцы! кстати,

Не сходить ли вам до бати?"-

"Нет уж!– те подняли хай.-

Твой черед – ты и ступай!

Ты обвыкся там к тому же,

Так что – дуй! не станет хуже!"

Ну Ивашка и пошел;

Благо – случай не тяжел:

Над отцовой над могилой

Ждать утра со страшной силой.

В полночь дрогнула плита,

Что в надгробный холм влита,

С места сдвинулась, как груда,

Вскрыв могилу; и оттуда

В белых ризах, как мертвец,

Встал ивашечкин отец:

"Кто здесь?"– молвил; а дурашка

Говорит: "Ну, я, Ивашка."-

"Снова ты? что так? небось

Дома чё-нибудь стряслось?"-

"Нет, в домишке нашем сиром

Все ладом. Покойся с миром."

Молча старец хлеб свой съел,

Выпил квас, и к сыну сел,

И сказал, вздохнувши тяжко:

"Ты – единственный, Ивашка,

Кто ходил ко мне. А раз

Ты один внял мой наказ,

То за теплое участье

Одному тебе и счастье!-

Из-за пазухи достал

Он узду, Ивашке дал, -

На!-сказал, – Возьми. Уздечку

Спрячь до времени за печку;

А когда придет нужда,

В чисто поле выдь тогда,

Свистни посвистом зверинным,

Крикни покриком старинным:

Э-ге-ге-ге-ге-ге-гей!

И воскликни побойчей:

Эй ты, Сивка, эй ты, Бурка,

Эй ты, вещая Каурка!

Молви: стань передо мной,

Ровно лист перед травой!

Чудо в тот же миг случится:

Богатырский конь примчмтся

Да такой, каким ввека

Не владел никто пока!

Лишь тебе я на удачу

Сивку-Бурку предназначу.

Ну, прощай. Всем мой поклон."

И, обнявшись с сыном, он

Навсегда уже могилой

Отнят был у жизни милой.

А Ивашка, выждав зов

Самых первых петухов,

Как всегда, побрел обратно,

Свое дело сделав знатно;

Как всегда в пути в картуз

Наломав грибовный груз.

Дома ж братья подступают:

"Ну, видал отца?"– пытают;

А Ивашка: "Ну, видал;

Хлеб он ел да квас хлебал;

Да, всем кланяясь сердечно,

Лег во гроб. Уже навечно."

Братья сникли, скорбь деля:

"Пухом будь ему земля."-

Помянули, потужили

Да и стали жить, как жили.

Братья в хлопотах все дни:

То на пасеке они,

То на поле, то на речке;

А Ивашка все на печке -

Весь пролеживает год,

Мятны пряники жует!

А в то время в ихнем царстве,

Православном государстве,

Царь единственную дочь

Выдать замуж был не прочь.

Родом будь жених хоть царским,

Хоть дворянским, хоть боярским,

Хоть любым иным каким -

Лишь наездником лихим

Он предстал пред белым светом!

Был на площади при этом

Терем сложен на столбцах

О двенадцати венцах,

Наверху с одним оконцем,

Где царевне, схожей с солнцем,

Повелел царь жить как раз;

Он издал такой указ:

До окна царевны, значит,

Кто из витязей доскачет

На коне своем верхом,

Тот и будет женихом.

Суть царева повеленья

По стране без промедленья

Разнесли во все концы

Государевы гонцы.

И на площадь град-столицы

Потянулись вереницы

Молодцов да удальцов

Да неопытных юнцов.

В том не сделали промашки

Даже братья у Ивашки,

Стать мечтая почем зря

Мужем дочери царя:

Мол, чем только черт не шутит,

Когда бог сном душу мутит!-

"А коль дочь царя ничья, -

Чем царю мы не зятья?"

Братья в путь коней седлают

И отправиться желают,

Как Ивашка к ним идет

И такую речь ведет:

"Стойте, братцы! погодите!

И меня с собой возьмите!"

Братья в смех: "Куды тебе!

Лучше дрыхни-ка в избе!

Ты ж у нас совсем, Ивашка,

Как запечный таракашка!

Так не жди иной судьбы:

Лезь на печь и жуй грибы!"-

И, стегнув Ивашку плеткой,

Припустили рысью ходкой

Братья резвых их коней

Со двора долой живей.

А Ивашка, как на диво,

Им вослед кричит: "Счастливо!"-

Там и сам подался вон.

В чисто поле вышел он,

Свистнул посвистом зверинным,

Крикнул покриком старинным:

Э-ге-ге-ге-ге-ге-гей!-

И воскликнул побойчей:

"Эй ты, Сивка, эй ты, Бурка,

Эй ты, вещая каурка!

Ну-ка, стань передо мной,

Словно лист перед травой!"

Не успел он кликнуть вволю,

Глядь – по чистому по полю

Богатырский конь бежит

Так, что вся земля дрожит,

Веет грива, точно знамя,

Из ноздрей струится пламя,

Пыль столбом из-под копыт,

Так могучий и кипит!

Подлетел к Ивашке живо

И хвостом махнул игриво.

Тут Ивашка поглядел

На себя и обалдел:

Ведь его обулись ножки

Уж не в лапти, а в сапожки,

И облегся видный стан

Не в рубашку, а в кафтан!

"Ай да Сивка, ай да Бурка,

Ай да вещая Каурка!

Бац!– хвостом, и я, взбодрясь,

Приоделся, ровно князь!"

Обуздал он Сивку-Бурку

И, вскочивши на каурку,

В ту же самую пору

Двинул к царскому двору.

А в великом стольном граде

Да на площади в ограде

Виден терем на столбцах

О двенадцати венцах.

Столько было тут народу,

Сколько мир не видел сроду;

И все сплошь, как петухи,

Норовили в женихи:

Принцы, витязи, дворяне,

И бояре, и крестьяне,

И купцы, и кузнецы -

Всех сословий молодцы!

Объясняя все толково,

Царь им лично молвил слово:

"Кто, послав ввысь скакуна

До царевнина окна,

Сходу дочь мою обнимет

И ее злат-перстень снимет,

С ней отдам я за того

И полцарства моего!

Пусть всяк пробует, кто прыток,

Но не больше трех попыток!

Не допрыгнул – не взыщи:

Уж не с ним вкушать нам щи!"

Все наездники ретиво

Тут как начали ревниво

Да нахлестывать коней!

Кой-кого, кто половчей,

Конь возносит в буйном раже

На венец и на два даже,

А иного молодца

И до третьего венца!

До заветного ж окошка

Высоко. . . а конь – не мошка!

Вдруг, откуда ни возьмись,

Всадник мчится во всю рысь!

Сам хорош, пригож и статен;

Бег коня как сон приятен.

Расступился тут народ,

Молодцу давая ход.

Тот, едва коня пришпорил,

Как всех разом объегорил,

Взмыв с каурым от крыльца

До девятого венца!

Этим зрелищем пресытясь,

Ахнул люд: "Вот это витязь!"

А Ивашка (то был он)

Уж во весь опор мчал вон,

По дороге братьев встретив

Да их плетью и отметив!

Царь кричал: "Узнать, кто был!"

А того и след простыл.

Не доехавши до дому

С полверсты по бурелому,

Опустил Ивашка в дол

Сивку-Бурку и побрел

Восвояси в платье прежнем,

Чтоб на печке, лежа лежнем,

О царевне вспоминать,

Грызть грибы да братцев ждать.

Вскоре братья воротились,

В избу шумные ввалились

И на лавку сели в ряд:

"Ну, Ивашка, – говорят, -

Хороша царевна дюже!

Впрочем, женихи не хуже!

Все орлы! и – без прекрас -

Все красавцы вроде нас!

А один еще пригоже!

Сноровист – избави боже!

Так скакнул к окну пострел,

Что лишь малость не сумел

До окошка дотянуться!

Люд еще и оглянуться

Не успел, а он, как вор,

Уж удрал во весь опор.

Правда мы с проворной сметью

Раз его огрели плетью!"

А Ивашка им съязвил:

"То не я ли, братцы, был?"

Братья тут как залопочут:

"Витязь? ты? окстись!– хохочут, -

Да царевна-красота

Не тебе, дурак, чета!"

На другой день вышло втуне

То же, что и накануне:

Братья – в путь к дворцу чуть свет,

А Ивашка им вослед.

А на площади дворцовой

Люд захвачен скачкой новой:

Храбрецы да удальцы -

Всех сословий молодцы -

Горячась, без угомону

И с разбегу да с разгону

Воздымают ввысь коней.

Уж кого-то, кто ловчей,

Конь возносит в буйном раже

На венец и на два даже,

А иного молодца

Аж до третьего венца.

До заветного ж окошка

Высоко. . . да конь – не мошка!

Вдруг, откуда ни возьмись,

Всадник мчится во всю рысь -

Тот же самый, что и даве

Гарцевал в красе и славе.

Расступился тут народ,

Молодцу давая ход.

Тот коня чуть раззадорил,

Лихо вздыбил и пришпорил,

И с ним взвился от крыльца

До последнего венца,

Аж рукой задел окошко!

Охнул люд: "Еще б немножко!"

Что ж царевна? а она,

Наклонившись из окна,

К незнакомцу протянулась,

Перстнем лба его коснулась;

И на лбу легла печать -

Тайный знак, чтоб отмечать.

Все шумят, галдят повсюду:

"Стой!– кричат,– представься люду!"

А Ивашка (то был он)

Уж во весь опор мчал вон,

По дороге братьев встретя

Да их плетью и отметя.

Царь орал: "Узнать, кто был!"

А того и след простыл.

Не доехавши до дому

С полверсты по бурелому,

Опустил Ивашка в дол

Сивку-Бурку и побрел

Восвояси, как и прежде,

В своей ветхенькой одежде,

Как всегда, грибовный груз

Наломав в пути в картуз.

Дома ж лоб, где знак впечатан,

Замотав, чтоб тот был спрятан,

Стал Ивашка братцев ждать

Да царевну вспоминать.

Тут и братья воротились,

В избу шумные ввалились

И на лавку сели в ряд:

"Ну, Ивашка,– говорят, -

Снова был тот славный малый!

Конь его так взвился, шалый,

Что аж он, такой-сякой,

До окна достал рукой!

Снова он ни с кем ни слова!

Да его мы плетью снова. . . "

Тут Ивашка им съязвил:

"А не я ль то, братцы, был?"

Братья – в смех: "Эх ты, Ивашка,

Наш запечный таракашка!

И на печь ты толком лечь

Не могешь! а конь – не печь!

Ты бы лучше нам признался,

Чё тряпицей обмотался?

Аль в лесу ты, дурачок,

Зацепился за сучок?"

Лишь кивнул Ивашка хило:

Дескать, так оно и было.

Утром следущего дня,

О намедних днях бубня,

Братья вновь коней седлают,

В путь отправиться желают;

А Ивашка к ним идет

И такую речь ведет:

"Стойте, братцы, погодите!

И меня с собой возьмите

На царевну краем глаз

Поглядеть хотя бы раз!"

Те в ответ: "На кой ты леший

Там нужен, дурной и пеший?

Не пытай зазря судьбы -

Лезь на печь и жуй грибы!"-

И хлестнув Ивашку плеткой,

Припустили рысью ходкой

Братья резвых скакунов:

День не плох, а путь не нов!

А Ивашка, как на диво,

Им вослед кричит: "Счастливо!"-

Там и сам подался вон.

В чисто поле вышел он,

Свистнул посвистом зверинным,

Крикнул покриком старинным:

Э-ге-ге-ге-ге-ге-гей!-

И воскликнул побойчей:

"Эй ты, Сивка, эй ты, Бурка,

Эй ты, вещая каурка!

Ну-ка, стань передо мной,

Словно лист перед травой!"

Не успел он кликнуть вволю,

Глядь – по чистому по полю

Богатырский конь бежит

Так, что вся земля дрожит,

Веет грива, точно знамя,

Из ноздрей струится пламя,

Пыль столбом из-под копыт,

Так могучий и кипит!

А Ивашка, Сивку-Бурку

Обуздав, погнал каурку

В ту же самую пору

Прямо к царскому двору.

А в великом стольном граде,

Где на площади в ограде

Взвился терем на столбцах

О двенадцати венцах,

Столько сгрудилось народу,

Сколько свет не видел сроду!

Но лихие удальцы -

Всех сословий молодцы -

Состязаться не гадали:

Незнакомца поджидали.

Царь уж ждал его чуть свет,

А того все нет и нет!

Уж царевна проглядела

Все глаза, томясь без дела. . .

Вдруг, откуда ни возьмись,

Всадник мчится во всю рысь;

Конь под ним огнищем пышет,

Бьет копытом, храпом дышит.

Он каурого, с плеча

Бойкой плетью всгоряча,

На дыбы поднял, пришпорил

Да галопом раззодорил;

И тот взвился, как взлетел -

Все венцы преодолел!

А Ивашка не терялся

Да с царевной и обнялся;

Смог и перстень с ручки снять,

И в уста расцеловать,

Да и скрыться бойким скоком!

Тут и братья ненароком

Подвернулися ему

По пути; а потому

И попотчевал он плетью

Спины их с проворной сметью,

Как никто спокон веков

Спин не сек; и был таков!

Царь, гримасы слугам строя,

Верещал: "Поймать героя!"-

Но того и след простыл!

Как в пословье: был да сплыл.

И неведомо откуда

Объявился он средь люда,

И незнаемо куда

Удалился без следа.

Недоехавши до дому

С полверсты по бурелому,

Отпустил Ивашка в дол

Сивку-Бурку и побрел.

Дома перстень царской дочки

На палати под шмоточки

Утаив, стал братцев ждать

Да царевну вспоминать.

Вот и братья воротились,

В избу шумные ввалились

И на лавку сели в ряд:

"Ну, Ивашка,– говорят, -

Есть теперь жених царевне,

Да не в нашей он деревне!"-

Сами ж, морщучись зело

Да поеживаясь зло,

Все почесывают спины

И видать не без причины:

Знать, не дурно, за двоих

Угостил Ивашка их!

Он же молвил им словечко:

"Что ж царевнино колечко

Снять из вас не смог никто?

Аль слабо содеять то?"

Тут с досады взвыли братья,

Изрыгаючи проклятья:

"Те-то что? а ну-ка брысь!

Да уймись, не гоношись!

Не в свои дела не суйся!

Где лежишь, там и красуйся!

На ночь глядя, не сопи

Что ни попадя, а спи!"

А и впрямь уже смеркалось.

Лег Ивашка, выждал малость

И, желанием горя

Перстень дочери царя

Поглядеть, вскочил некстати

И забрался на палати,

Где браты во все бока

Выводили храпака,

Перстень взял, и – что за чудо?-

Засиял он и не худо:

Озарил избу, как Рай -

Хоть иголки подбирай!

Братья, чуть глаза продрали,

Сперепугу заорали:

"Караул! пожар! горим!

Помогите!"– а за сим,

Поминая маму с тятей,

Так и рухнули с палатей,

Лишь тогда смекнув спросонь,

Что их свет, а не огонь

Всполошил – добро, что даром,

А не то б им тлеть с пожаром!

Братья вверх к Ивашке прут.

Что ж за диво видят тут?

Вертит дурень оглашенный

Дар царевны драгоценный;

А откуда брат извлек

Эту вещь, им невдомек:

"Где ты перстень взял, Ивашка?-

Голосят,– Украл, дурашка?"-

"Не, нашел, когда в наш лес

По грибы намедни лез,

У дороги под кокорой,

Да не помню: под которой!"

Братья стали тут рядить:

Как могло такое быть?

Знать, жених царевны здеся

Пролетал да, куролеся,

И сронил в тени ветвей

Дар избранницы своей.

"Эй, Ивашка, – братья просят

И глаза на перстень косят,-

Ты уж нам отдай свой клад!"

А Ивашка-то и рад:

"Нате! так я, для потехи

Взял его колоть орехи.

А на кой? не взял ума,

Что орехов-то нема!"

А меж тем во стольном граде

Государь в большой досаде

Повелел устроить пир

Да на весь крещеный мир,

И на нем добром аль силой,

Но собрать царевне милой

Всех державы молодцов,

Удальцов да храбрецов -

Всех: и бедных, и богатых,

И безусых, и усатых,

И здоровых, и больных,

Чтоб жених средь всех иных

Найден был своей невесте

И обручен с нею вместе.

Вот и к братьям эта весть

Добралась такой, как есть;

Те – к Ивашке: "Эй, дурашка,

Наш запечный таракашка,

Слазь с печи! дает наш царь

Пир, каких не знали встарь!"

А Ивашка: "Отступитесь!

Вам охота, вы и притесь!"-

"Сам не хочешь, шалапут,

Так неволей приведут"

Тут Ивашка встал поспешно:

"Ежли так, тогда конечно,

Я пойду!"– он возопил

И пошел таким, как был:

Не расчесан, перемазан,

В саже нос и лоб повязан!

Во дворце же той порой

Закатили пир горой!

Были царские палаты

Величавы и богаты:

Чисто мытые полы,

Щедро крытые столы.

Всем царь-батюшка с царевной

Рад был радостью душевной,

Всем хватило яств и вин,

Лишним не был ни один!

А царевна все ходила

Меж скамей и все следила;

Всех пришедших обошла,

А Ивашки не нашла:

"Здесь он, суженый мой, где-то,-

Говорит,– но, чуя это,

Я его, судьбу мою,

Помню, но не узнаю!

Встань, жених мой нареченный,

Дай свой перстень, мной врученный,

И невесту обними

Перед богом и людьми!"

Братья тут же подскочили,

Перстень девице вручили,

Стали оба перед ней:

Выбирай, мол, кто милей;

И тогда твоей судьбою

Станет избранный тобою!

А царевна, щуря взор,

Говорила им в упор:

"Глазки сердца не обманут,

Даже если врать мне станут!

Я найду мою судьбу

По отметине на лбу!

Не двоим мой перстень вручен;

Значит вами он получен

От кого-то одного.

Признавайтесь: от кого?"

Как ни жались, как ни мялись

Братья тут, а все ж признались,

Что-де дал им перстенек

Брат их, глупый как пенек!

Звать его Ивашкой. Вот он

Сам сидит, и лоб замотан.

Чарку дочь царя взяла

Да Ивашке подала;

Голоском, что слаще флейты:

"Мил-друг, – спрашивает,– чей ты?

Перевязан отчего?"

Тот в ответ: "Да я – того,

Ну, вчерась, в хмельном застолье

Невзначай упал в подполье.

До мозгов башку расшиб -

Аж чуть было не погиб!"

А царевна изловчилась,

За повязку ухватилась

И ее с Ивашки – дёрг!-

Сорвала, придя в восторг:

"Вот судьба моя и друг мой!

Вот он, будущий супруг мой!

А печать на лбу – мой знак -

Скажет всем, что это так!

Я уж с самого начала

Перстень мой ему вручала,

И теперь вручаю вновь!

С ним и всю мою любовь!"

Тут, подкравшись черепашкой

К дочке, обнятой Ивашкой,

Возмутился царь-отец:

"Да какой он удалец!

Может быть, твое сердечко

И не врет ни на словечко,

Но глаза твои, хоть плачь,

Врут, как пара сивых кляч!"

А Ивашка: "Коль позволишь,

Я за пять минут всего лишь

Изменюсь, мой государь!"-

"Изменись!"– дозволил царь.

И ликующий Ивашка

Подлетел к дверям, как пташка,

И с дворцового крыльца

Да при всех гостях дворца

Свистнул посвистом зверинным,

Крикнул покриком старинным:

Э-ге-ге-ге-ге-ге-гей!-

И воскликнул позвончей:

"Эй ты, Сивка, эй ты, Бурка,

Эй ты, вещая каурка!

Ну-ка, стань передо мной,

Словно лист перед травой!"

Не успел он кликнуть вволю,

Глядь – по чистому по полю

Богатырский конь бежит

Так, что вся земля дрожит,

Веет грива, точно знамя,

Из ноздрей струится пламя,

Пыль столбом из-под копыт,

Так могучий и кипит!

Подлетел к Ивашке живо

И хвостом махнул игриво.

И Ивашка стал тотчас

Распрекрасней всех прекрас:

Так одет, умыт, причесан,

Словно заново отесан, -

Ну ни вздумать, ни сказать,

Ни пером по описать!

И едва лишь увидали,

Тут же все его признали.

Братья лишь признать его

Не спешат (бог весть с чего),

А глаза вовсю таращат,

Точно бесы в ад их тащат.

Царь тут обнял молодых

И сказал, целуя их:

"Дай вам бог добра и счастья

И сердечного участья!

Я Ивашке дочь мою

И полцарства отдаю!

Не откладывая дела,

Будем жить, как жизнь велела -

И веселеньким пирком

Да за свадебку мирком!"

Так на том и порешили

И ничуть не согрешили

Ни в деянье, ни в душе!

И, как свадебный уже,

Пир взыгрался нараспашку,

Чтя царевну да Ивашку!

Я там был, мед-пиво пил

Да не рот – усы смочил.

АЛЁНУШКА

Мне, когда начался свет,

Было от роду сто лет;

Батя мой еще не брился;

Дед и вовсе не родился;

А из прочей всей родни

Жили бабушки одни!

Я в те дни потехи баской

Часто баловал их сказкой -

Той, которую не грех

И теперь сказать для всех

Добрым молодцам на славу,

Красным девицам в забаву,

Чтоб в любые времена

Людям помнилась она.

Не за морем, не за сушей,

Не за хижиной постушьей,

А за рытвиной речной,

За колдобиной лесной,

У гористого ухаба

Жили-были дед да баба.

Ох, сварлива же была

Баба та! и столь же зла!

Дочь свою родную – Нюху -

Неумеху и толстуху,

Ублажала, берегла

И ласкала, как могла;

А Алёнушку – дочь деда -

Невзлюбила, привереда,

И уж верно потому

Всю работу на дому

На Алёнушку взвалила

И взахлеб ее бранила,

Хоть работала она

Спозаранок до темна:

Все исполнит без догляда

Так, что лучше и не надо,

Но никак не угодит

Бабе-мачехе! лишь злит

Страхолюдину да бесит!

Смерч – и тот!– покуролесит

И утихнет от вреда;

Злая ж баба – никогда!

А уж если разойдется,

То и вовсе не уймется!

Так вот поедом и съест,

Съест живьем в один присест!

А когда под охи-ахи

Зачастили в дом их свахи,

Вслед и гости, подбочась, -

Тут как с цепи сорвалась

Баба-мачеха в проклятьи,

Ибо все сваты и сватьи

В деле не были тихи,

Как иные женихи:

Все, явившись на смотрины,

Были в сговоре едины:

"Ты Алёнушку давай

Нам в невесты подавай!

А твою толстушку Нюшку

Не возьмем, хоть ставь под пушку!

А Алёнушка-душа

И добра, и хороша,

И в работе мастерица -

Словом, клад – а не девица!

Да беды с такой женой

Знать не будешь ни одной!

Ну а жить с твоею Нюхой

Все равно как с оплеухой!"

Апосля таких смотрин

Было множество причин

Бабе-мачехе сердиться

Да на падчерицу злиться!

И в уме у гадкой ссох

Для Алёнушки подвох:

Насбирала баба травы

Да коренья для отравы

И сварила, вред тая,

Колдовского пития,

От какого всяк лишиться

Зренья глаз, лишь час промчится.

Вот Алёнушке тайком

За вечерним за чайком

Нюшка дьявольское зелье

И подлила, впав в веселье

От того, что впредь собой

Быть Алёнушке слепой;

Но, ей худшего желая,

Баба-мачеха презлая

Начала орать-дурить,

Всяко девушку корить:

"Четы бродишь все, Алёнка?

Ах ты, скверная девчонка!

Не топчи зазря избы!

В лес ступай-ка, по грибы!"

В доме мир чтоб обеспечить,

Бабе дед не смел перечить;

Но и он тут, как отец,

Не сдержался наконец:

"Да ты что, жена, рехнулась?

Аль не с той ноги обулась?

На ночь глядя, не шутя

В лес дремучий шлешь дитя!

На Ивана-то Купала

Ты когда грибы видала?

Разве что сморчки одни,

Да и те – в иные дни!"

Баба взвыла: "Хрыч ты старый!

Постыдился б, дикошарый!

Нюше хочется грибных

Пирожков, а не иных!

Так что – цыц! твоей Аленке

Нынче ж быть в лесной сторонке!

А грибов нам не найдет,

То от взбучки не уйдет!"

Делать нечего. Дед сдался,

С бабой вздорить попугался.

В лес Аленушка пошла.

Злыдни ж бают из угла

Меж собою втихомолку:

"Во, пошла на ужин волку!"

Дед домой родную дочь

Ждал весь вечер и всю ночь,

А к утру не удержался -

Вслед за нею в лес подался:

"За родной хоть и в беду,

А пойду. Авось найду!"-

Думал он, бредя опушкой.

В это время баба с Нюшкой,

Выжав слез облыжных слизь,

На деревне принялись

Лицемерно выть, неправо

Причитать, вопить лукаво:

"На кого, Аленка, нас

Ты покинула в злой час?

Аль тебя мы не любили?

Аль прогневали чем? или

Что худое о тебе

Помышляли по злобе?"

Все в селе тревогу били,

Все Алёнушку любили

И на поиск в бурелом

Потянулись всем селом.

Что ж случилось накануне

Рокового дня в июне?

Ведь Аленушка тогда,

Не предчувствуя вреда,

Допила за самоваром

Чашку с мачехиным взваром

И, гонимая судьбой,

Поплелась лесной тропой.

То поляной шелестящей

Шла она, то гулкой чащей,

Но грибов в краях глухих

Не встречала никаких.

Уж клонилось время к ночи.

Вдруг Алёнушкины очи

Мрак окутал. И, одна,

Села в ужасе она,

Ничего вокруг не видя,

И лишь глазки терла, сидя.

Тщетно все. Пришла беда.

И Аленушка тогда

В горе духом как ни крепла,

А при мысли, что ослепла,

Разрыдалась горько столь,

Что лишь выплакав всю боль,

Успокоилась и встала,

Звать, кричать, аукать стала,

Чтоб помог ей кто-нибудь

Одолеть обратный путь.

Да мечта была напрасной:

Для Алёнушки прекрасной

Не нашлось в лесной глуши

Человеческой души;

Только грянул птичий гомон

Ей в ответ; взвился кругом он

И затих; и, как могла,

В даль Аленушка брела:

В гуще рощ на ощупь кралась,

В лес все глубже забиралась.

Тут и ночь пришла. И мгла

Все вокруг обволокла;

Вышел месяц в высь небесья;

А по кочкам глухолесья

Заискрились светлячки,

Словно в небе звездочки;

Где-то эхо, как живое,

Содрогнулось в волчьем вое;

И раздался крик сычей -

Верных стражников ночей.

В страхе девица слепая,

У сосны с трудом ступая,

Дотянулась до ветвей,

Забралась на них резвей

И, прильнув к коре смолистой,

Затаилась в ночи мглистой;

Так и стала на сосне

Ждать утра, забыв о сне.

В эту ночь, что в мире пала

На Ивана на Купала, -

В ночь русалок, ведьм, чертей,

Вурдалаков, упырей,

Леших, оборотней разных,

И кикимор безобразных,

И баб яг, и водяных,

И всей нечисти родных!-

В эту ночь ночей повсюду

Не спалось честному люду:

По речным по берегам

Бойких шествий вился гам;

Парни с девками резвились,

В хороводах веселились,

Жгли костры и в даль реки

Слали вещие венки.

Вся деревня заклинала

Всемогущего Купала,

Чтоб он люд в полночный час

От нечистой силы спас;

Ибо корчи, порчи, сглазы -

Шалой нежити проказы -

Были в эту ночь ночей

Как нельзя ловчей и злей!

Ну а чащею лесною

Под ветвистою сосною,

Где Алёнушка-душа

Дня ждала, едва дыша,

Три бесяшки-окаяшки

Собралися на гуляшки.

"Братцы бесы!– во весь дых

Возопил один из них, -

Полночь взбалмошная эта -

Час цветенья огнецвета!

Славен огненный бутон:

Открывает клады он.

Только клад по воле рока

Не дается без зарока!

Так давайте в сей же срок

Роковой дадим зарок

Говорить друг дружке честно

Что кому чего известно!

Я вот знаю, не совру:

Ежли нынче поутру

Кто-то первым из живущих

В росах, всюду чисто сущих,

Искупается добром,

Будь тот глух, аль слеп, аль хром,

Аль калечен, аль увечен,

Аль жестокой раной мечет, -

Он с купанием таким

Станет цел и невредим!"-

"Это знают все с пелёнок!-

Проворчал второй бесенок, -

А вот знали ль вы досель,

Что за тридевять земель

В тридевятом клятом царстве,

Тридесятом государстве

Вдруг остались без воды

Все колодцы и пруды;

Родники, озера сухи;

В жажде люди мрут как мухи,

Проклиная злой свой век

С берегов безводных рек!

Чтоб спасти житье их скитов,

Надо вырвать куст ракитов

Подле царского пруда, -

И вода придет туда!

Но про это человеки

Не дознаются вовеки!"

Тут их братец третий бес

В разговор сердито влез:

"Ты б еще о райских птичках

Спел у черта на куличках!

Скучно знать о чудесах

В тридесятых небесах!

Я же вызнал ненароком

О чудном у нас под боком!

Ведь в стране больных больней

Королевич Фалалей:

Ни примочки, ни лекарства,

Ни халдейские знахарства,

Ни заморские врачи,

Сколько парня ни лечи

Их наукою искусной -

Все равно от хвори гнусной

Королевского сынка

Не спасут: кишка тонка!

Но коль он за милу душу

Съест печеную лягушку,

То мгновенно жив-здоров

Станет и без докторов!

Да про снадобность такую

Я ему не растолкую!

Бедный принц! во цвете лет

Он покинет белый свет!"

Так бесяшки-окаяшки,

Три взлохмаченных гуляшки,

Свой исполнивши зарок,

Стали ждать полночный срок.

Глядь – а полночью нечистой

Под сосною под ветвистой

Восхитительный, как сон,

Вспыхнул огненный бутон.

И бесяшки, чертыхаясь,

И ругаясь, и пихаясь,

И лягаясь, и рыча,

И кусаясь сгоряча,

Под цветком взрыхлив землицу,

Разгребли одну вещицу -

Пару знатных тех сапог,

Что для всех годны дорог,

Сапоги да не простые -

Скороходы золотые!

Тут бесяшки в пух и прах

Разодрались впопыхах,

Клад деля; затем смирились,

Друг на дружку взгромоздились

И умчались в сапогах

Катавасить на лугах.

А Аленушка сидела

На ветвях и в страхе млела

Из-за бесушков лихих

И, боясь возврата их,

Трепетала в ожиданье

И шептала заклинанье:

"Ты – ни баба, ни мужик,

Ни старуха, ни старик,

Ни молодец, ни девица,

Ни вовдовец, ни вдовица,-

Приходи! ни в мир, ни в дом,

Ни сегодня, ни потом,

Ни на ощупь, ни воочью, -

Приходи! ни днем, ни ночью,

Ни во въяве, ни во сне, -

Приходи вчера ко мне!"

А бесяшки-окаяшки

Воротилися с гуляшки,

Недовольно говоря:

Дескать ночь прошла зазря;

Мол, весельем тишь разгрохав,

Спасся люд от их подвохов,

Чем им якобы, с лихвой

Подкузьмил! и не впервой!

"Но уж следующей ночью

Мы со всей бесовской мочью

Поднапакостим во сласть,

Чтоб нам пропадом пропасть!

Изурочим, заморочим

Всех, кто хмур, назло всем прочим

Изнахратим, изведем,

Ухайдакаем ладом!"

Так бесяшки-окаяшки

Про бесстыжие замашки

Голосили вперебой;

А затем само собой

Пораскинули мозгами:

Что им делать с сапогами?

И, пока не рассвело,

Их в сосновое дупло

Схоронили и в согласье

Убежали восвоясье.

Тут Алёнушка-душа

Наземь слезла не спеша;

И когда порой обычной

На полянке земляничной

Пал туман, пройдя росой,

Ей, прелестной и босой,

Захотелось убедиться:

Правда ль бесами твердится?

И она, как в мире все,

Но живей, чем все, в росе

Искупалась как умела,

И омылась, и прозрела,

И глядела синью глаз,

Веселясь, как в первый раз;

И, счастливая удачей

Оттого, что стала зрячей,

Подошла к сосне, взяла

Клад бесовский из дупла;

И оделись тут сапожки

На Алёнушкины ножки

И красотку понесли

В чудо-даль на край земли.

Сказка сказкой, дело делом,

А и впрямь на свете белом

В тридесятой стороне,

В распроклятой старине

От великого безводья

Гибли сельские угодья,

Скот хирел, лес сох, мир чах;

И хотя в иных домах

Бочки, ведра, жбаны, фляги

Берегли немного влаги, -

Быстро, всякий день и час

Таял скудный их запас.

Люд ждал ливня или чуда. . .

И явилась тут средь люда

Дева редкостной красы

В платье, мокром от росы,

И, взволнованная, сходу

Обступившему народу

Все поведала сполна:

Что Аленушка она,

Что, узнав про их невзгоду,

К ним пришла, чтоб дать им воду,

И что спрятана вода

Возле царского пруда.

Люд, крича ей: "Верим! верим!"-

Устремился в царский терем,

Чтоб Алёнушкину весть

Государю преподнесть.

Сам царь-батюшка к ней вышел,

Расспросил, а как прослышал

Об источнике простом

Под ракитовым кустом,

Повелел в заветном месте

Выдрать куст с корнями вместе!

Враз руками мощных слуг

Куст был выворочен вдруг;

И земля под ним сначала

Вспухла пылью, заурчала,

А затем, прорвясь волной -

Чистой, свежей, ключевой -

Бурным хлынула потоком

И лилась в пруду широком,

Обдавая снопом брызг

Люд, неиствующий вдрызг!

"Ну, Аленушка, спасибо.

Если хочешь ты что-либо, -

Говори! и для тебя

Все мы сделаем любя!

Все тебе добудем кряду

В благодарность и награду

За спасенье наших душ

В эту бешеную сушь!"-

Царь Алёнушке прекрасной

Молвил. . . Но с улыбкой ясной

Та твердит, что от него

Ей не надо ничего;

Что ей было б ненавистно

Совершать добро корыстно

И за помощь ждать наград.

Да царь-батюшка был рад

Для Алёнушки и в дружбу

Сослужить любую службу!

И, укрывшись в свой предел,

Он вернулся и надел

На девицу-пилигримку

Чудо шапку-невидимку,

Молвив: "Сдвинь лишь в свой черед

Шапку задом наперед

И невидимая глазу

Неприметной станешь сразу. "

За великий дар царя

Кротко поблагодаря,

С ним Аленушка простилась,

И народу поклонилась,

И, спеша в обратный путь,

Прошептала, слышно чуть:

"Вы, волшебные сапожки,

Все изведали дорожки!

Добегите по одной

До сторонки, мне родной. "

Только вымолвить успела,

Как от царского предела

Очутилась у крыльца

Королевского дворца.

Правда, бдительная стража,

Криком воздух будоража,

Путь Алёнушке стремглав

Заступила, так сказав:

"Ты куда? не знаешь, что ли,

О громадной нашей боли:

Всех больных в стране больней

Королевич Фалалей.

Много здесь перебывало

Лекарей, да толку мало!

Гаснет бедный принц наш сам

Не по дням, а по часам.

Знать, проклятая хвороба

Доведет его до гроба.

Плачет наш король, скорбя,

И ему не до тебя. "

И Аленушка, не споря

С грозной стражей, злой от горя,

Убежала с глаз долой

По тропинке луговой

На опушку, на речушку;

Там, поймав в траве лягушку,

Испекла ее скорей

На костре у рыбарей

И с лукавою ужимкой

Обернулась невидимкой,

Чудо-шапку в свой черед

Сдвинув задом наперёд.

(Рыбари с такого страху

Верст на десять дали маху!).

А Аленушка к дворцу

Воротилась и – к крыльцу,

И – ни стражей знаменитой,

Ни бесчисленною свитой

Незамеченной она

Прокралась, как тишина,

В королевские покои,

Где весь год цвели левкои

И спевали соловьи

Трели чудные свои.

Там под пышным балдахином,

Мягким отданный перинам

Возлежал белил белей

Королевич Фалалей.

Рядом – горестно конечно

И конечно безутешно

Изливал в рыданьях боль

Их величество король.

И Аленушка, жалея

Короля и Фалалея

Всем сердечком дорогим,

В тот же миг открылась им,

Став пред ними и без слова

Чудо-шапку сдвинув снова

(Но не задом наперёд,

А совсем наоборот).

И король ее заметил

И такою речью встретил:

"Боже! что за чудеса!

Кто ты, девица-краса?"

И Аленушка назвалась,

Извинилась и призналась

Пред владыкой, почему

Нанесла визит ему.

"Нет, – сказал король ей нежно, -

Наше горе неизбежно.

Здесь целителей благих

И заморских, и своих

Много было! всех я слушал!

Сколько принц с их слов искушал

И микстур, и порошков

Из различных корешков!

А все бес толку! к тому же

С каждым днем ему все хуже!

Ты, Аленушка, помочь

Мне в беде моей не прочь;

Я ж в печеную лягушу,

Как в спасенье, верить трушу.

Будь добра – не обессудь

И забудь нас как-нибудь. "

С ней прощался, слез не пряча,

Их величество и, плача,

Улыбался кроткой ей. . .

Королевич Фалалей

Неуклюже, как некстати,

Приподнялся на кровати

И, хрипя, шепнул: "Позволь,

Милый батюшка-король,

Принцу спробовать гостинца,

Испеченного для принца!

Из Алёнушкиных рук

Я и смерть приму без мук!"

И он, рухнув на подушку,

Простонал: "Я съем лягушку!"

Тут что надо хворый друг

Съел и выздоровел вдруг,

Стал и бодрым и румяным

И на стол с питьем медвяным,

С вкусным кушаньем взглянул,

Облизнулся и вздохнул:

Ведь с тех пор, как был он болен,

Над собой он не был волен

И лекарства лишь одни

Поглощал все эти дни.

Принц быстрехонько оделся

И сытехонько наелся,

Тут лишь видеть поспеша,

Что Алёнушка-душа

Напряглась звонче струнки

И стоит, глотая слюнки,

Потому что голодна

Со вчерашних дрязг она. . .

Фалалей к прекрасной деве

Подошел, как к королеве,

Красоту к столу подвел,

Усадил в углу за стол

И сказал с улыбкой: "Кушай.

Ешь, Аленушка, и слушай.

Я тебя, едва узнал,

Возлюбил и возжелал.

Ты всех дев и дам пригоже

Тем, что ты желала все же

Мне у смертного одра

Только блага и добра!

И твоя душа живая

Билась, муки не скрывая.

Я такую доброту

Всем красотам предпочту!

Если люб тебе я, Фея,

Если по сердцу тебе я,

То ты стань в судьбе земной

Мне подругой и женой!

Не клейми меня отказом,

Но прими всего и разом!"

И Аленушка тогда,

Покраснев, сказала: "Да,

Ты хорош и мил на славу,

И пришелся мне по нраву.

Рада замуж за тебя

Я пойти, тебя любя.

Только грех желать такого

Без родительского слова.

Пусть мой батюшка родной

Съеденит тебя со мной. "

В исцеленье Фалалея

Верить все еще не смея,

Все еще был хмур, как смоль,

Их величество король.

Но с Алёнушкиной речью

Впал он в радость человечью,

Рассмеялся, говоря:

"Не тревожьтесь, дети, зря!

Рад на брак ваш в одночасье

Дать я доброе согласье!

И хоть щас заслать готов

В дом Алёнушкин сватов!

Ведь раз принц нашел подругу,

То и впрямь – конец недугу!

И теперь нас в жизни ждет

Счастье свадебных хлопот!"

В ликовании великом

Кликнул слуг задорным криком

Их величество король,

И поведал им, в чем соль,

И велел свои владенья

Траур снять без промедленья,

И на весь крещеный мир

Начинать готовить пир!

Эти славные известья

Облетели все предместья,

Все усадьбы и дворы

Незабвенной той поры.

А в далекой деревушке

Баба-мачеха при Нюшке

Криво косо, как могла,

Да ватрушечки пекла.

Нюшка те ватрушки ела

И обиженно пыхтела:

Мол, куда вкусней они

Из Алёнкиной стряпни!

Тут к ним их собачка Жучка

Подлетела, словно тучка,

И, ватрушку шустро взяв,

Вдруг как гавкнет: "Тяф-тяф-тяф!

Нашей Нюшки и с товаром

Никому не надо даром!

А Алёнушку возьмет

Принц в свой дом супругой, вот!"

Баба так и очумела

И со злости в рев взревела:

"Чё ты брешешь, песья масть?

Чтоб те пропадом пропасть!

Цыц! сиди себе под лавкой,

Жри ватрушку и не гавкай!

Ишь ты – прынц! ну чё ты врешь?

Уж сбрехни, коль невтерпеж,

Что Алёнушкины кости

Волки волкам носят в гости,

Аль что нюшечкин жених

К нам уж шлет сватов своих!"

Только Жучка вновь пророчит

Не про то, что баба хочет!

Тут уж Нюшка раз-другой

Жучку взгрела кочергой!

Но ни взбучкой ни подачкой

Не поладили с собачкой:

"Тяф-тяф-тяф! хоть бей, хоть гладь,

Жучка гавкала опять, -

Все равно в невесты Нюшку

Не возьмут и за ватрушку!

А Алёнушку возьмет

Королевич в жены, вот!"

Жучке верить не желая,

Всполошилась баба злая,

Вместе с Нюшкой на село

Поплелась невесело.

Им навстречу люд, смущаясь,

Брел, из леса возвращаясь

Да в исканиях своих

Не найдя в краях глухих

Кроме дедова лукошка

Ничего. Пропала крошка.

Нет Алёнушки как нет.

Горемычный плакал дед

О своей родной дочушке.

Бабе-ж-мачехе и Нюшке

Весть такая – как весна:

Всем пригожа, всем красна!

Впрямь, кому присуща гадость,

Тем любая мерзость в радость

Да и подлость хороша,

Коль низка и зла душа.

Но не долго злыдни втайне

Крайне зло и гнусно крайне

Ликовали оттого,

Что добились своего:

Ибо на ковре чудесном

К ним в пространстве поднебесном

Мчал с Алёнушкой своей

Королевич Фалалей!

Видя их, народ дивился.

Вот ковер с небес спустился,

И влюбленные сошли

На родную твердь земли.

Тут для всех хватило места.

И Алёнушка-невеста,

Обнимая без конца

Изумленного отца,

Люду, падкому на байки,

Рассказала без утайки

Про грибы, про мрак в глазах,

Про сосну, про ночь, про страх,

Про бесят, про их затею,

Про их клад, отнятый ею,

Про лечебную росу,

Про далекий край в лесу,

Про несчастье царских скитов,

Про заветный куст ракитов,

Про великий дар царя,

И про то, как втихаря

Прокралась сквозь стражьи латы

В королевские палаты,

Там лягушкой исцеля

Немочь сына короля;

И как ею принц пленился,

Как в любви ей объяснился,

И как принял ту юдоль

Их величество король,

Прелесть деве в миг прелестный

Подарив ковер чудесный

И послав ее к отцу

Подготовиться к венцу. . .

Дед был счастлив, принц был весел,

Люд в заботах куролесил,

Суматошный день свой для

В ожиданье короля!

Баба-ж-мачеха презлая,

Черной завистью пылая,

В лес сбежала от людей

С толстой дочерью своей

И пришедшей ночью мглистой

На ветвях сосны дуплистой

Затаилась, чуть дыша,

Как Алёнушка-душа.

Нюшка рядышком сидела

И в мечтах о принцах прела.

Ну а полночью честной

Под ветвистою сосной

Три бесяшки-окаяшки

Собралися на гуляшки.

"Братцы-бесы!– во весь дых

Возопил один из них, -

Что-то странные делишки

На земле творят людишки!

Провалиться мне, коль вру!

Ведь намедни поутру

В здешних росах кто-то мылся

И, умывшись, исцелился!"

Брат его вскричал: "Во-во!

Что-то где-то не того!

Я узнал, что в клятом царстве,

Тридесятом государстве

Все озера и пруды

Снова полны от воды!"-

"Ну а я узнал спросонок, -

Третий вымолвил бесенок, -

Жив и счастлив Фалалей

И здоров как бык, ей-ей!"

И бесяшки, чертыхаясь

И от гнева задыхаясь,

Тут к сосне, к дуплу, где клад,

Понеслись и враз и влад,

Лезут, ищут – вот досада:

Есть дупло да нету клада!

"Стыбрил клад наш дерзкий вор!-

Взвыли бесы, – нагло спер!

Может, прошлой ночью гадкой

Кто-то слышал нас украдкой?

А быть может и сейчас

Он подслушивает нас?

Братцы, тс! учуйте сами:

Кто-то смотрит нас глазами!

Здесь он где-то! и он весь

Станет нашим где-то здесь!"

И бесяшки-окаяшки,

Три бессовестных гуляшки,

Кверху, книзу и вокруг

Огляделись дружно вдруг

И, заметив бабу с Нюшкой

Под сосновою верхушкой,

Добрались, визжа, до них

И от страха чуть живых

С диким гиканьем лупили

И с собой в тычки тащили,

И швырнули их в аду

На свою сковороду!

А в деревню в эту пору

Уж въезжал по косогору

Столь же славный, добрый сколь

Их величество король.

Он со стражей знаменитой

И бесчисленною свитой,

И со всем своим двором,

И с дарами, и с добром

К деду в дом нагрянул сразу

И не встретил там отказу.

Там с Алёнушкой своей

Обручился Фалалей.

Став супругой и супругом,

День за днем они друг с другом

Стали жить без ссор и смут.

И теперь еще живут.

Вот и все. Вам – наша сказка,

Ну а нам – баранок вязка!

АЛЕНЬКИЙ ЦВЕТОЧЕК

В неким царстве, в государстве неким

Жил-был купец и знатный и зажиточный;

И было у него богатства всякого,

Добра да кладов – видимо-невидимо;

И было у того купца три дочери,

Все три милей иных красавиц писанных,

А лучше всех меньшая дочка – Настенька.

И больше всех сокровищ, торгом нажитых,

Товаров разных, серебра да золота

Любил купец тот милых дочерей своих

По той причине, что уже он вдовствовал

И кроме них, пригожих да приветливых,

Ему любить на свете было некого.

Но как ни сильно он любил двух старшеньких,

А младшую любил он крепче крепкого,

Так как она была к нему всех ласковей.

Вот как-то по своим делам купеческим

Честной купец собрался ехать за море

И, с дочерьми прощаючись, им сказывал:

"Ну, милые мои, мои хорошие,

"Я еду по своим делам купеческим

"За тридевять земель в даль тридесятую;

"И много ль, мало ль времени пространствую -

"Не знаю, и когда вернусь – не ведаю.

"Я только вам наказываю, милые,

"Жить без меня здесь смирно да по совести.

"А коли впредь вы мой наказ родительский

"Блюсти и соблюдать как должно станете,

"То привезу я вам гостинцы всякие,

"Какие только сами пожелаете.

"Обмыслите сначала все, как следует,

"И сказывайте мне, чего вам хочется."

Тут старшие две дочери задумались:

Легко ли выбрать, если все заманчиво

Особенно, когда все разом алчется.

Лишь Настенька, о чем-то вспомнив сразу же,

Чему-то улыбнулась, закручинювшись.

Тогда купец и молвил дочерям своим:

"Ну, признавайтесь уж, мои пригожие,

"Чего мне привести вам. Я вас слушаю."

Тут поклонилась в ноги своему отцу

Дочь старшая и так ему промолвила:

"Ах, государь ты мой родимый батюшка,

"Ты не вози мне жемчугу бурмицкого,

"Ни сербских рун, ни соболя сибирского,

"Ни золотой парчи, ни ваз серебрянных,

"А привези ты мне индусский злат венец,

"Осыпанный в каменья самоцветные,

"Чтоб свет от них такой был, как от месяца

"Преполного иль как от солнца красного

"Чтоб было от него светлым светлехонько

"Как в белый полдень, так и темной полночью."

Честной купец подумал тут маленечко

И молвил, старшей дочери ответствуя:

"Ну что же, хорошо, моя любезная,

"Я привезу тебе индусский злат венец.

"Я знаю одного раджу там, за морем,

"Который таковой венец достанет мне,

"Что у одной заморской королевишны

"Хранится глубоко в подвале каменном.

"А тот подвал врыт в гору на три сажени

"И спрятан за тремя дверьми железными

"Да за тремя замками трехпудовыми.

"Работа будет, видимо, немалая,

"Да для моей казны нет супротивного."

Тут поклонилась в ноги своему отцу

Дочь средняя и так ему промолвила:

"Ах, государь ты мой родимый батюшка,

"Ты не вози мне жемчугу бурмицкого,

"Ни сербских рун, ни соболя сибирского,

"Ни золотой парчи, ни ваз серебрянных,

"Ни дорогого злат венца индусского,

"А привези ты мне да таковой ларец

"Из хрусталя восточного и цельного,

"Чтоб, глядючи в него, всегда я видела

"Всю красоту земную поднебесную;

"И чтоб, смотрясь в ларец мой, я не старилась,

"И девичья краса моя б не вянула. . ."

Честной купец невольно тут задумался

И, много ль, мало ль времени продумавши,

Так молвил, средней дочери ответствуя:

"Ну что же, хорошо, моя сердешная,

"Добуду для тебя я таковой ларец

"Из хрусталя восточного и цельного.

"Он есть у одного царя персидского,

"У дочери его красы несказанной.

"Хрусталь-ларец схоронен в башне каменной,

"Что на скале – горе высокой – сложена.

"А высота скалы той – в семь сот саженей.

"А башня – за семью дверьми железными

"Да за семью замками, каждый в семь пудов.

"Туда ведут семь тысячей ступенечек,

"На каждой из которых по семь воинов

"День-ночь стоят с булатной саблей наголо.

"Я знаю одного пашу в той волости,

"Который мне в покупке посодействует.

"Твоя работа потяжелее сестриной,

"Да для моей казны нет супротивного."

Тут поклонилась в ноги своему отцу

Дочь младшая и так ему промолвила:

"Ах, государь ты мой родимый батюшка,

"Ты не вози мне жемчугу бурмицкого,

"Ни сербских рун, ни соболя сибирского,

"Ни золотой парчи, ни ваз серебрянных,

"Ни дорогого злат венца индусского,

"Ни славного хрусталь-ларца персидского,

"А привези ты мне цветочек аленький,

"Которого на белом свете краше нет. . ."

Честной купец тут крепко призадумался

Надолго ли – не ведомо доподлинно.

Однако же, в конце концов надумавшись,

Милует он, голубит он, ласкаючи,

Свою меньшую дочь, свою любимую,

И говорит ей нежно таковы слова:

"Ну, Настенька, дала ты мне работушку,

"Какая потяжелее будет сестриных.

"Не мудрено найти уже известное,

"Но как сыскать того, о чем не ведаешь?

"Ведь аленьких цветочков в мире множество

"Великое, а может быть и более.

"Как знать, какой из них который именно

"Всех краше и тебе иных желаннее?

"А впрочем, ты сказала – делать нечего.

"Придется и поездить и поспрашивать,

"Авось и выйдет что из притчи этакой.

"Я постараюсь, Настенька, попробую

"Добыть тебе гостинец столь диковинный.

"Но не взыщи, коль что не так получится."

И с этим дочерей своих возлюбленных

Расцеловал он трижды на прощание

И опустил их в ихний терем девичий,

А сам пустился в путь, в края заморские

На кораблях своих, товаром груженных.

И долго ли он, коротко ли странствовал -

Не знаю и доподлинно не ведаю:

Ведь скоро впору только сказки сказывать,

А дело делать – хлопоты немалые.

И как бы то там ни было, честной купец

Мотался по морям к чужим сторонушкам,

К далеким королевствам, дальним герцогствам,

Где вел он торг свой честный многоприбыльно,

За дешево скупая все, что дорого,

Меняючи товар свой и того сходней:

С придачею из серебра и золота;

А корабли, уже казной набитые,

Себе домой обратно отсылаючи.

Уж он послал гостинец старшей дочери -

Тот злат венец с камнями самоцветными,

Что светел в полночь, ровно в полдень солнечный.

А и для средней дочери хрусталь-ларец

Направил уж: пускай она любуется

На красоту земную, поднебесную,

И пусть, смотрясь в него, она не старится.

Да только все честной купец мотается

На корабле – последнем из оставшихся -

Стараясь отыскать цветочек аленький,

Заветный свой гостинец дочке Настеньке.

Не мало он в садах царей и герцогов,

На клумбах королевских и султановских

Видал цветов, из них не мало аленьких

Порой таких красивых, что не вымолвишь.

Но всякий раз он, тронутый их прелестью,

Твердил себе, что есть цветы прекраснее.

И спутники его все также думали,

Об аленьких цветочках с ним беседуя.

И долго б он еще по миру маялся,

Когда б однажды он не встретил на море

Лихих пиратов – злых морских разбойников,

Всех грабящих в морях, кого ни попадя.

Так, промышляя этим подлым промыслом,

Они на кораблях своих стремительных

Настигли, окружив, корабль купеческий,

Взметнув свой черный флаг с Веселым Роджером,

И, взяв на абордаж купца, в бой ринулись.

Честной купец и слуги его верные

Не струсили , взявшись за оружие,

Вступили дружно в смертный бой за жизнь свою. . .

Да силы были слишком уж неравные.

И вскорости купец, разя разбойников,

Увидел, что лишь он один остался жив,

А спутники его мертвы в крови лежат,

Побитые секирами пиратскими;

И он воскликнул с горечью и яростью:

"Добро мое не вами, негодяями,

"Добыто, и не вам оно достанется!"

Тут он мечом порушил бочки с маслицем

И пнул их на злодеев, чиркнув огнивом.

Пираты, отшатнувшись в диком ужасе

От пламени, струившемся по палубе,

На корабли свои, горланя, кинулись;

Но и туда другие бочки с маслицем

Летели, полыхая. А честной купец

Носился по судам с мечом и факелом,

Разбойников, от жара обезумевших,

Карая беспощадно и безжалостно.

Те от купца, изрядно опаленного,

И от огня, все пуще полыхавшего,

Бросались в воды моря, громко воючи,

С бортов смолистых или с мачт пылающих.

Уж в бочке по волнам плывя, честной купец

Увидел, как на плавающих грешников

Набросились акулы, рыбьи хищницы;

И сразу пена волн морских зарделася,

И вопль людской взвился сильней пожарища.

Ну а купец, ожогами и ранами

Измученный, забылся сном беспамятства.

И много ль, мало ль так провел он времени -

Не знаю и доподлинно не ведаю.

Когда ж нему сознанье воротилося,

Ничто о бывшей схватке не напомнило:

Ни ран нет, ни ожогов, будто не было,

И платье на плечах его как новое.

Морские волны, словно бы играючи,

Качали бочку вместе с ним и брызгались,

И все неслись вперед – туда, где в сумерках

Виднелся остров, облитый сиянием,

Таинственный и больше, чем загадочный.

"Наверное,– купец подумал мысленно, -

"Судьба меня спасла от рук разбойничьих

"И зуб акульих, чтоб я здесь наведался.

"А коли так, то доле, мне доставшейся,

"Благословясь, возрадуемся искренне"

Тут бочка замерла, на мель наткнувшися,

И наш купец благополучно выбрался

На сушу, удивляясь в мыслях острову.

На берегах росли леса дремучие,

Непроходимые и непролазные.

Но лишь он к ним шагнул, они как будто бы

Раздвинулись и стали реже вроде бы.

Он сделал шаг еще – и показалося

Деревья и кусты пред ним раздалися,

А впереди как ровно тропка видится.

Побрел он к ней и точно – вьется тропочка.

Глядит назад – за ним сомкнулись заросли

Да так, что и руки не сунешь запросто;

Направо смотрит – бурелом нехоженный;

Налево бросит взгляд – чащоба дикия.

"Не то карзится мне, не то мерещится."-

Сказал честной купец, бредя по тропочке.

Бредет он и вовсю всему дивуется,

И думает, что с ним, и не придумает,

Хоть чувствует: творится что-то чудное.

Вот под его ногами уж не тропочка

Струится, а лежит дорога торная;

И он идет по ней, идет без устали,

Идет весь день деньской с утра до вечера,

Не слыша ничего: ни пенья птичьего,

Ни шипа змей, ни голосу звериного.

И вот уже настала ночка темная.

Кругом такая тьма – хоть очи выколи!

А под ногами у него светлехонько,

Как будто кто луной дорогу выстелил.

Идет он почитай что до полуночи,

А силы в нем не только не убавилось,

А даже стало вдвое больше прежнего.

Вдруг впереди он видит, точно зарево,

Сияние над лесом порассыпалось.

"Неужто лес горит? так отчего же я

"Иду туда на гибель неминучую?"

Хотел поворотить назад – нельзя идти.

Налево и направо – то же самое.

А сунулся вперед – дорога торная.

"Дай постою на месте. Может зарево

"Минует стороной меня, аль прочь пойдет,

"Аль вовсе поутухнет, прогораючись. . ."

Стал ждать он да не тут-то было: зарево

Как будто бы навстречу мчит, как будто бы

И около его светлей становится.

"Чего топчусь я тут, как голь на паперти?

"Не сто смертей мне на роду написано!"-

Честной купец подумал и решительно,

Чем дальше идет, тем светлей становится;

И стало, почитай , как в белый день светло;

А треску или шуму там пожарного

И слыхом не слыхать: везде безмолвие.

Выходит на поляну он широкую.

А на поляне дом стоит невиданный,

И дом не дом – чертог почище терема,

Дворец – султанский, царский или герцогский;

Весь как в огне, весь в серебре и золоте,

Так и горит и светится без пламени;

А на него, как и на солнце красное,

Хоть миг смотреть глазами тяжелешенько.

И окна во дворце том порастворены,

И слышится там музыка согласная.

На двор широкий входит он, в широкие

Ворота, уж распахнутые, входит он,

Да по дороге (сплошь по беломраморной).

Бьют там и тут фонтаны водянистые,

Высокие – громадные и малые.

Он входит во дворец по статной лестнице,

Коврами кармазинными устеленной,

Перилами коралловыми вьющейся.

Вошел он. Никого нет в светлой горнице.

Вошел в другую, в третью – то же самое.

И в пятой, и в десятой – никого, нигде.

Ну а убранство всюду – королевское

И роскошь, им невиданная ранее:

Сплошь мамонтова кость да кость слоновая,

Хрусталь да серебро, янтарь да золото,

В мозаиках – каменья самоцветные.

Честной купец столь многим драгоценностям

Дивится, но еще дивится более,

Тому, что им не только что хозяина -

Прислуги даже нет, хотя бы стражников.

А музыка играет несмолкаючи.

И в те поры подумал про себя купец:

"Все хорошо, вот только ести нечего."

И не успел подумать он, как тотчас же

Пред ним стол вырос убранный-разубранный.

В посуде золотой с тесьмой серебрянной

Различных яств тут было много сахарных,

Как и заморских вин, питья медвяного.

И сел купец за стол без опасения,

Напился вдоволь и наелся досыта,

Поскольку он не ел уж сутки целые

С тех пор, как в бочке жив-здоров опомнился.

А кушанья – язык проглотишь, спробовав,

А съев – не раз не два оближешь пальчики.

А после схватки с мерзкими пиратами

И в плаванье в масляной бочке по морю,

Как и в ходьбе по острову чудесному

Проголодался он изрядно видимо.

Из-за стола честной купец, насытившись,

Встал, вкруг глядя, а поклониться некому.

И не успел он встать, как стол и кушанья

Исчезли, точно их и вовсе не было.

А музыка играет несмолкаючи.

Чаруется такому чуду чудному,

Такому диву дивному честной купец

И все же говорит, блюдя приличие:

"Спасибо вам, хозяин и хозяюшка!"-

А про себя смекает, озираючись:

"Все хорошо, да вот всхрапнуть неплохо бы. . ."

Глядь, а пред ним кровать из чиста золота

И вся резная, с ножками хрустальными

И с пологом из серебра, а с полога

Свисает в кистях бахрома жемчужная,

А пуховик на койке как гора лежит -

Гора из пуха нежного, лебяжьего.

Дивуется такому чуду новому

Честной купец и на кровать высокую,

Раздевшись, возлагается и чувствует,

Задергиваясь пологом серебрянным,

Как тонок он и мягок, словно шелковый.

В палатах стало темно, ровно в сумерки,

И музыка играет будто издали.

И, засыпая, так вздохнул честной купец:

"Эх, кабы мне во сне приснились дочери. . ."

Подумал и заснул в туже минуточку.

Открыл глаза купец, а красно солнышко

Взошло уж выше дерева стоячего;

И хоть проснулся он, никак опомниться

Не может, ибо видел он во сне своем

Любезных дочерей своих: две старшеньких

Веселые, а младшая не радостна.

К ним женихи богатые посватались,

А старшие и рады замуж выскочить,

Забыв его, отца их, не дождавшися

Его благословения отцовского.

И лишь его меньшая дочка, Настенька,

И слышать не желает о замужестве,

Покуда к ней ее родимый батюшка

Из дальних долгих странствий не воротится.

И стало у купца честного на сердце

И сладко и несладко одновременно.

Так покидает он кровать высокую.

А платье все ему уж приготовлено,

И плещут струи вод в тазы янтарные.

Он одевается и умывается

И диву новому не удивляется.

Чай-кофий на столе с закуской сахарной,

Чем, помолившись богу, он накушался,

И вновь стал по палатам беломраморным

Похаживать, убранством их любуючись.

И все теперь при свете солнца красного

Ему казалось красивей вчерашнего.

Вот он заметил в окна растворенные,

Что вкруг дворца раскинут сад диковинный,

И там цветут цветы красы неписанной;

И возжелал он прогуляться по саду,

И по другой (уж изумрудной) лестнице

С перилами из малахита медного

В сад сходит он, гуляет и любуется.

На деревах висят плоды румяные

Да спелые – так сами в рот и просятся:

Враз слюнки потекут, едва завидишь их!

Цветут цветы махровые, пахучие,

Немыслимыми красками блистаючи,

Летают птицы чудные, как будто их

Кто выложил по бархату зеленому

Белесым серебром с червлёным золотом;

Летаючи курлычут песни райские.

Ключи журчат повсюду родниковые,

Струятся по своим алмазным руслицам.

Честной купец гуляет и дивуется

На все такие дивные диковинки;

И, глядючи во все глаза, не знает он

На что смотреть, чему внимать – все нравится!

Так он бродил по саду необычному,

А много ль, мало ль времени – не ведомо:

Вершить дела трудом – не сказки сказывать!

Вдруг видит: на муравчатом при горочке

Цветет цветок прекрасный цвету алого

И так хорош, что лучше не придумаешь;

А запах от цветочка как рой струй бежит

И по всему по саду расстилается.

Тут у купца забилось сердце трепетом,

И руки затряслись, и ноги дрожь взяла,

И дух занялся, прелестью охваченный.

Тогда купец идет к цветочку алому

И голосом вещает многорадостным:

"Так вот каков ты есть, цветочек аленький,

"Тот самый мой заветный – тот, что краше всех,

"И о каком меня просила Настенька."

Проговоривши тут да таковы слова,

Он, наклонясь, сорвал цветочек аленький.

И в тот же миг, хоть туч на небе не было,

Ударил страшный гром, сверкнула молния,

И почва под ногами зашаталася;

И вырос, будто как из-под сырой земли,

И зверь не зверь, а дикое чудовище,

Мохнатое, горбатое и страшное,

Ничем на человека непохожее,

И заревело полным жути голосом:

"Что сделал ты? как ты сорвать отважился

"В саду моем мой заповедный аленький

"Цветок, который я любил всех более

"И как зеницу ока охранял его?

"Я утешался, на цветок мой глядючи,

"А ты меня лишил утехи жизни всей!

"Я здесь всему хозяин. Я принял тебя

"Как дорогого гостя – гостя званного,

"Кормил-поил тебя, дал сладко выспаться.

"И так-то ты мне платишь за радушие?!

"Узнай же участь злую: за вину свою

"Умрешь ты смертью лютой и безвременной!"

Тут жутких голосов число несчетное

Вокруг завыло, дико вторя чудищу:

"Умрешь ты смертью лютой и безвременной!"

Стал бел, как мел, честной купец от ужаса,

Увидев, оглянувшись, как со всех сторон

К нему ползет – из почв, из вод, из воздуха -

Вся силушка нечистая, несметная,

Все злобно-безобразные страшилища;

Но, страха своего ничем не выказав,

Сказал купец чудовищу мохнатому:

"Кто ты такой, какого роду-племени -

"Не знаю я, как звать тебя – не ведаю;

"Но кто б ты ни был, за твое радушие

"Тебе я благодарен и признателен.