Читать онлайн Альмакор

Глава первая: «Начало»

Запах пергамента, старого дерева и лаванды – обычное дыхание Башни Виридис. Альмакор провел пальцем по грани хрусталитовой призмы, застывшей на дубовом столе. Внутри нее, словно пойманная молния, пульсировала энергия. Проект Лирана – сеть стабилизаторов для порта, гасящих штормовые волны.

«Скучная работа для лучшего ученика лучшего мага,» – подумал он с легкой усмешкой, поправляя манжету. Но надежная. Полезная. Мирная.

Альмакор откинулся на спинку стула, костяшки пальцев побелели от напряжения последнего расчета. Тягучая боль пронзила поясницу, напоминая о часах неподвижности.

За окном багровел закат, и его теплый отсвет лег на лицо, как прикосновение потускневшей монеты. Взгляд скользнул не к дверям, а по столу: по прожилкам старого дуба, впитавшего запахи чернил и пыли; по пылинкам, кружившим в оранжевом луче, словно микроскопические пепельные призраки. Скрип гусиного пера в его расслабленной руке был единственным звуком.

Он потянулся к глиняному кувшину, ощутив шершавость обода, поднес его к губам. Вода пахла медью труб и легкой сыростью подземелий, оставляя на языке металлический привкус. Глоток. Затем другой. Только тогда в уставшем сознании всплыл образ простой, непритязательной трапезы в академической столовой, а за ним – тревожная тень: Люсия. Опоздала.

Сколько еще работы предстоит, тесты, испытания. Вереницы из слов, заклинаний и рун выстраивались друг за другом аккуратными линиями в дневнике, смешивались друг с другом, перетекали во всё новые и новые смыслы и значения. Обретали жизнь, а вместе с ними обретал новую жизнь и сам Альмакор. В конце концов, не так уж и плохо.

Точно лучше, чем коротать деньки в ожидании увольнительного отпуска с фронтира Империи. Маг вспоминал это время без особого удовольствия – набеги кочевых племён, обитавших по границам Империи происходили не частно, но весьма неприятно. Разодетые в грубую одежду из шкур, выделанных на их самобытный мотив, примитивное оружие, сооружённое из подручных материалов, да отобранное у незадачливых торговцев, караванам которых не посчастливилось попасть в их западню.

Хотя, стоило ли жаловаться – он попал на границу по распределению, после учебного корпуса. Без связей, без богатых родителей, он был рад выпавшей ему доле. В конце концов в неспокойное время кусок хлеба и крыша над головой лучше их отсутствия. Тем более, что именно на службе, оказалось, что он из тех счастливчиков, кого боги наградили способностями к магии.

В то время мастер Лиран состоял в должности декана Академии Высоких Искусств. Каких к чёрту «высоких», ну да ладно, Альмакора всегда веселила напыщенность Совета Академии. По поручению Корпуса Смотрителей он инспектировал крепости границы на предмет возможности использования магических стражей вместо солдат. Тем более, что чтобы противостоять набегам племён много ума не требовалось. Тогда-то они и встретились. Погожим летним днём Лиран посетил их крепость с очередным обходом, и они случайно столкнулись в одном из коридоров. Декан с первого взгляда определил, что перед ним весьма перспективный молодой человек, наделённый пытливым умом, и вполне способный к более серьезным вещам, чем магические фокусы перед сослуживцами. К счастью, обоих надежды Лирана оправдались и Альмакор после череды несложных испытаний был зачислен в Академию…

Маг потянулся, под столом размял затёкшие ноги. Колени ныли, зад покорно растёкся по жесткому деревянному сиденью. Он повернул лицо к заходящему солнцу. Закат мягко согревал кожу, а лучи уже не слепили глаза. Можно было подумать о высоком, например о Люсии, или о менее высоком – об ужине.

Он вспомнил, как однажды вечером, завершив исследования в библиотеке, отправился гулять по саду. Луна светила нежно, серебром покрывая тропинки и скамейки. Именно тогда он заметил её – высокую, стройную, с темными волосами, свободно рассыпанными по плечам. Она стояла у фонтана, задумчиво глядя на игру капель воды, словно погруженная в собственные мысли.

– Ты любишь ночную прохладу? – тихо спросил он, подойдя ближе.

Люсия обернулась, её карие глаза ласково улыбнулись.

– Люблю, – призналась она. – Ночь приносит покой и свободу думать обо всём, что хочется.

Эти слова, сказанные легко и искренне, затронули в нём что-то глубоко личное. Они гуляли вместе, разговаривая о магии, искусстве, книгах и, незаметно для себя, о любви. Вечер пролетел незаметно, оставив в сердце Альмакора приятное тепло.

С тех пор он испытывал необъяснимое волнение всякий раз, когда видел её – будь то в коридорах Башни или на занятиях. Постепенно это волнение перешло в нежное чувство привязанности, которое постепенно перерастало в настоящую любовь.

Однажды утром, войдя в лабораторию, он обнаружил Люсию, увлеченно рассматривающую старинный фолиант. Её профиль был мягким и привлекательным, волосы уложены в элегантный узел. Он подошел ближе, осторожно положив руку ей на плечо.

– Позволь помочь тебе с переводом, – предложил он, радуясь возможности находиться рядом.

Она улыбнулась, благодарно взглянув на него, и в этот момент он понял: Люсия была не просто коллегой или другом. Она стала неотъемлемой частью его жизни, тем редким сокровищем, встретить которое дано немногим.

Этот момент навсегда запечатлелся в его памяти, наполнив сердце радостью и теплом. Любовь к Люсии стала его тайным счастьем, которое грело его долгие годы службы в Башне.

– Опять зарылся в формулы, Аль? – Голос, теплый и насмешливый, заставил его вздрогнуть. Люсия. Она стояла в дверном проеме, озаренная полосой заходящего солнца. В руках – стопка потрепанных фолиантов. Ее темные волосы были собраны в небрежный узел, на щеке – чернильное пятно. Знакомое. Дорогое. – Старейшины ждут отчет по гармоническим резонансам. Или ты хочешь, чтобы старик Келл снова ныл про "непредсказуемые последствия"?

Альмакор отодвинул призму, внимательно и немного насмешливо посмотрел на девушку.

– Пусть нюхает пыль своих архивов. Это работает, Люс. Представь – ни один рыбацкий бот не разобьется этой зимой о мол.

Он покрутил в пальцах перо, откинувшись на спинку.

– Пока ты не разобьешь призму, экспериментируя, – она поставила книги на стол, пыль взметнулась золотыми искорками в луче света.

Альмакор с деланно серьезным лицом повторил слова магистра Лирана:

– "Хрусталит – душа мага. Требует уважения. А не дерганий за хвост."

Он ухмыльнулся, ловя ее взгляд. В ее карих глазах отражались и солнечный луч, и его собственная ухмылка. И что-то еще – тревога?

– Слухи слышал? – спросила она тише, отряхивая невидимую пыль с рукава. – О новом Ордене. Серых Стражах.

– Болтовня рынка, – отмахнулся Альмакор, но напряжение в спине появилось само собой. – Рафтис и его проповеди о "чистоте". Страх старух да суеверие толпы.

Девушка скрестила руки на груди и подошла к окну. Свет пробивался сквозь витражное стекло разноцветными пятнами ложась на её кожу. Она замолчала и нахмурилась. Помолчав, добавила:

– Страх – сильное топливо, – Люсия коснулась корешка верхней книги. "Анналы Великих Искажений". – Астролога Локриуса вчера забрали. В его доме "нашли сомнительные устройства". Знаешь Локриуса. Он боялся собственной тени. Какие устройства?

– Параноики, – Альмакор встал, подошел к окну. Город внизу – крыши из красной черепицы, дымки костров, крики торговцев – казался незыблемым. Но запах… не лаванды. Где-то горел мусор. Или что-то еще. – Они скоро поймут, что без нас их "чистый" мир зачахнет. Кто укротит шторм? Кто вылечит лихорадку за пару дней?

Люсия положила руку ему на плечо. Твердая, уверенная.

– Будь осторожен, Аль. Твой скепсис – как красная тряпка для таких, как Рафтис. Они ищут врагов. Не дай им повода.

Он покрыл ее руку своей. Хрусталит на столе мягко горел, отражая их сцепленные пальцы. Мир. Хрупкий. Его мир.

Альмакор еще мгновение смотрел на отражение их рук в гладкой грани призмы, чувствуя под своей ладонью твердую уверенность касания Люсии. Это было тихое заклинание, сильнее многих из тех, что он знал.

Люсия первой мягко высвободила руку.

– Аль…

– Ммм? – Он поднял взгляд, еще не совсем вернувшись из этого островка спокойствия.

– Старейшины ждут. И отчет, и тебя. Помнишь? Совещание по зимним квотам энергии для проекта.

В ее глазах мелькнуло сожаление, что приходится разрушать этот момент.

Альмакор вздохнул, но кивнул. Мир его, хрупкий, включал и академическую рутину.

– Проклятые квоты. Будто стабилизаторы сами себя заправят пергаментной пылью и благими намерениями. – он аккуратно накрыл призму плотным бархатным чехлом, гася ее внутренний свет. Лаборатория погрузилась в сумеречную тишину, нарушаемую лишь тиканьем хронометра на полке.

Они вышли вместе. Коридоры Башни Виридис оживали к вечеру. Из открытых дверей аудиторий доносились обрывки лекций: "…именно поэтому конвергенция лунных и солнечных потоков требует точного расчета угла…"; "…повторяю, руна Стабильности не терпит импровизации в узловых точках!". Студенты спешили с фолиантами под мышкой, обсуждая последние формулы или сплетни о романе между двумя популярными преподавателями. Запах старой бумаги, воска для полов и все той же лаванды (ею пропитывали саше для отпугивания моли в архивах) висел в воздухе густым, но привычным облаком.

Спустившись по широкой винтовой лестнице в вестибюль, они вышли на улицу. Вечерний воздух города был уже другим – прохладнее, шумнее, насыщеннее. Запах лаванды смешивался с ароматом жареных каштанов с ближайшей жаровни, с дымком от очагов в домах, с пылью и чуть уловимым запахом реки и рыбы с порта. Город Каэлис, опоясанный стенами, кипел у подножия Башни.

Они шли по Мостовой Звездочетов, главной артерии от Академии к Светской площади. По бокам теснились лавки: аптека с витриной, полной склянок и сушеных трав, где старый алхимик что-то яростно толок в ступке; мастерская картографа с огромными свитками в окне; магазинчик писчих принадлежностей, где ученики толпились у прилавка за свежими перьями и флаконами чернил. На углу уличный сказитель, окруженный детворой и парой стариков, размахивал руками, изображая битву с драконом. На стене за его спиной, поверх старой фрески с изображением созвездий, кто-то крупными, неровными буквами вывел: "Чистота Духа – Сила Империи!". Рядом, аккуратно прибитый к ставне аптеки, висел свежий плакат. На нем суровый мужчина в сером плаще (черты лица были намеренно размыты, чтобы каждый мог представить себя) указывал мечом на стилизованную, зловеще искривленную башню. Подпись гласила: "Знание без Веры – Путь в Пропасть. Доверяй Ордену!"

Где-то звенел колокольчик подвесной дороги, перевозившей грузы между уровнями города.

– Смотри, – Люсия тихо ткнула его локтем. На небольшой площадке перед храмом Старых Богов собралась кучка людей. Не учеников и не горожан за покупками. Их лица были напряжены, глаза горели фанатичным светом. Посреди них стоял мужчина в простом, но чистом сером плаще. Он не кричал, но его голос, низкий и настойчивый, резал вечерний гул:

"…истинная чистота духа! Не в этих каменных громадинах," он резким жестом указал на Башню, "где копаются в пыли забытых истин и плодят сомнения! Истина проста! Она в вере, в труде, в порядке! В избавлении от разлагающего яда сомнений и ложного знания! Боги видят вашу слабость! Они видят, как вас обманывают!"

Некоторые прохожие ускоряли шаг, отводя глаза. Другие, в основном пожилые или выглядевшие обездоленными, слушали, кивая.

Люсия тихо вздохнула, ее взгляд скользнул по лицам в толпе.

– Видишь того кузнеца, Аль? В прошлом году его мастерскую затопило, когда прорвало защитный канал у порта. Он верит, что Серые Стражи не допустят такого снова. Что маги слишком заняты своими кристаллами, чтобы думать о нем".

Она кивнула на старуху в потертом платке, жадно ловившую каждое слово проповедника.

– А она… ее внук умер от лихорадки прошлой зимой. Лекарь сказал, что мог бы помочь маг, но в Башне сказали – квота исчерпана, – Люсия сжала руку Альмакора. – Они боятся не только Рафтиса, Аль. Они боятся нас. Нашей силы, нашей непредсказуемости, нашей… отстраненности. Орден дает им простые ответы: уничтожить источник страха – магию. И обещает порядок, где не будет ни наводнений, ни неизлечимых лихорадок, ни непонятных решений Башни. Какой бы ценой это ни достигалось.

Альмакор молчал. Запах гари и дешевого ладана смешивался с негодованием, поднимавшимся у него внутри. Порядок? Порядок костров и страха? Порядок, где рыбаки будут благодарны за то, что их лодки не разбивает шторм, но забудут, что именно маги укротили этот шторм? Он видел искренность в глазах некоторых слушателей – не фанатизм, а отчаянную надежду. Этим людям Орден продавал не ненависть, а иллюзию безопасности. И это было страшнее любого фанатизма.

Альмакор почувствовал, как Люсия непроизвольно прижалась к нему чуть ближе.

– Рафтис? – спросил он шепотом.

– Его люди. Сам он, говорят, уже в столице, ближе к уху Императора

В ее голосе прозвучала та самая тревога, что он уловил в ее взгляде ранее.

– Семена прорастают быстро, Аль.

– Сорняки, – буркнул Альмакор, но без прежней уверенности. Звериная серьезность в глазах слушателей была неприятно контрастна суете города и сосредоточенной работе Башни.

Совещание в Зале Совета прошло как в тумане. Старейшины, облаченные в тяжелые мантии с вышитыми знаками стихий, утомленно спорили о распределении магической энергии на зиму. Квоты урезали в пользу "общегородских нужд" – что на деле означало усиление уличного освещения в районах влиятельных торговых гильдий и охраны складов. Проект Лирана, требовавший значительных, но стабильных вложений для тонкой настройки сети стабилизаторов, едва не отодвинули на второй план. Лишь напоминание о прошлогоднем ущербе от шторма и авторитет самого Лирана (хоть старик и отсутствовал, будучи в отъезде) заставили их выделить необходимый минимум.

– Краткосрочные выгоды, – ворчал Альмакор, выходя из прохладной мраморной прохлады Зала обратно в вечерний воздух. – Они как дети, тянущие руки к ближайшей блестяшке, не видя обрыва.

– Они боятся, – поправила его Люсия. – Боятся штормов, боятся неурожая, боятся этих… что шепчут им о простоте и порядке. Страх – плохой советчик для долгосрочных планов.

– Именно, – согласился Альмакор. Страх. Он чувствовал его подспудное присутствие в городе, как легкую дрожь в земле перед землетрясением.

Они вернулись в Башню как раз к вечерней трапезе в общей столовой. Шум голосов, звон посуды, запахи тушеных овощей, свежего хлеба и травяного чая. Студенты делились новостями, смеялись, спорили. Кто-то в углу тихо репетировал заклинание, заставляя плясать над столом крошечные огоньки. Это был их мир – мир познания, споров, дружбы, юношеской влюбленности. Мир, где главной драмой была несданная сессия или сломанный астроляб.

Позже, проводив Люсию до дверей ее кельи (обменявшись быстрым, теплым поцелуем в тени колоннады), Альмакор вернулся в свою лабораторию. Он снял чехол с призмы. Хрусталик мягко замерцал, наполняя комнату знакомым успокаивающим светом и запахом лаванды. Он сел за стол, открыл дневник, взял перо… но слова не шли. Вместо формул перед глазами стояли фанатичные лица на площади, усталое равнодушие старейшин, тревога в карих глазах Люсии.

Он подошел к окну. Город внизу постепенно погружался в ночь. Огни в окнах домов напоминали созвездия. Где-то далеко, на окраине, мелькнул и погас красноватый огонек – то ли костер, то ли кузница. Воздух был все еще чист, пропитан лавандой и вечерней прохладой. Но Альмакору вдруг показалось, что он уловил едва заметную, чуть горьковатую ноту – как будто где-то уже тлела та самая бумага, то самое дерево, запах которых скоро затмит все.

Потянулся к призме, погладил ее теплую грань. "Душа мага," – прошептал он слова Лирана. Но сегодня она горела как-то слишком ярко, слишком тревожно, отражая в своих глубинах не только свет, но и тени, сгущавшиеся над их хрупким миром.

Глава вторая: «Гонения»

Вскоре запах лаванды сменился на резкий и удушливый. Это горел не мусор. Горела бумага. Дерево.

Рев толпы ворвался в окна Башни Виридис, смяв тишину библиотеки. Не праздничный. Звериный.

«Сжечь еретика!», «Очистим Империю от скверны!», «Слава Серым Стражам!» – неслось из сотен глоток, сливаясь в единый гул ненависти и страха. Кто-то из толпы, пьяный от происходящего, заорал: «Моего сына ваши чары с ума свели!». Женщина рядом с ним, закутанная в платок, всхлипывала: «Спасибо, спасибо вам, Стражи… у меня хоть дети спокойно спать будут…»

Внизу, на Площади Ясности, пылал костер. Не из дров. Из книг. Бесценных фолиантов, рукописей, карт звездного неба. В центре огня, привязанный к столбу, стоял старый маг Элбрус – учитель истории, чья единственная "ересь" была в знании слишком многих неудобных истин. Его седая борода тлела. Серые Стражи в плащах цвета грозовой тучи оцепили площадь. Их лица под капюшонами были каменными. Трезубец в ромбе на брошах блестел, как слеза.

– Нет! – вырвалось у Люсии. Она вцепилась в подоконник, костяшки пальцев побелели. – Они же сожгут его живьем!

Альмакор судорожно пытался понять, как поступить. Его взгляд метнулся к столу. К хрусталитовой призме.

«Сгусток чистой силы. Достаточно, чтобы разметать этих палачей…» Рука потянулась.

– Альмакор, НЕТ! – словно почитав его мысли, Люсия бросилась к нему, хватая за руку. Ее глаза, всегда такие спокойные, были дикими от ужаса. – Они только ждут повода! Ты погубишь всех! Башню! Учеников!

Он замер. Ярость клокотала в горле, горячее пламени внизу. Он видел лица стражей, сканирующие толпу, окна. Ищущие именно такой реакции. Провокация. Люсия была права. Он сглотнул ком бессильной ярости, сжав кулаки так, что ногти впились в ладони.

Внизу Элбрус закричал. Долгий, вопль мученика, заглушаемый ревом пламени и одобрительным гулом толпы. Люсия вскрикнула, отвернулась, прижавшись лбом к его плечу. Он чувствовал, как она дрожит. Как дрожит весь его мир.

Лаборатория Лирана была мертва. Воздух стоял тяжелый, пропитанный едкой гарью и чем-то еще – сладковатым и тошнотворным. Альмакор стоял на коленях среди осколков хрусталита и пергамента, пытаясь собрать обломки спектрометра. Руки его предательски дрожали, и стекло выскальзывало из пальцев, оставляя мелкие порезы.

Люсия сидела на подоконнике, разбитое стекло зияло за ее спиной черной дырой. Она обхватила колени, вжавшись в угол, взгляд ее был устремлен в пустоту заваленной обломками комнаты. Холодный сквозняк гулял по помещению, шевеля клочья бумаги у ее ног.

– Запах… – ее голос был хриплым шепотом, едва различимым над гулом в ушах Альмакора. – Его не вывести. Никогда.

Он не ответил.

Просто сжал в кулаке осколок хрусталита до тех пор, пока острые грани не впились в ладонь, и теплая капля не упала на пыльный пол.

Запах горелой бумаги въелся в камень Башни. В стены. В одежду. Его не вывести. Альмакор шел по коридору, ставшему чужим. Пустые ниши, где стояли статуи основателей. Вывороченные шкафы. Клочья пергамента под ногами, истоптанные сапогами Стражей.

Рейд. "Поиск крамолы".

Лиран… Где Лиран? Старика увели первым. "Для беседы с Великим Инквизитором". Его кабинет… не кабинет. Руина. Стол расколот. Приборы – изящные творения десятилетий – разбиты вдребезги. На стене – кровавый отпечаток ладони. Не Лирана. Кто-то пытался сопротивляться.

– Альмакор! – Лангар, юный лаборант, лет восемнадцати, с лицом испуганного ребенка, выскочил из-за угла. Его рубаха была порвана, под глазом – синяк. – Они… они ведут Люсию! В Главный Зал! У нее… у нее нашли "запрещенный гримуар"! Это же твой дневник наблюдений за лунными приливами!

Ледяная волна накрыла Альмакора с головой. Он бросился вперед, сметая Лангара с пути. Главный Зал. Сквозь распахнутые двери он увидел. Люсию. Ее держали двое стражей. Волосы растрепаны, но голова высоко поднята. Перед ней – офицер Ордена, скуластое лицо без эмоций, в руках – знакомый кожаный переплет. Его дневник.

– …распространение неутвержденных знаний, подрыв доверия к Имперской Метеослужбе… – монотонно бубнил офицер.

– Это научные наблюдения! – голос Люсии звенел, перекрывая формальное бормотание. – Никакой крамолы! Вы уничтожаете знание!

Офицер даже не взглянул на нее. Кивнул стражам.

– В камеры предварительного содержания. Дело передается в Священный Трибунал.

Стражи дернули Люсию. Она оглянулась. Искала. Нашла его взгляд в дверях. Ее глаза. Карие. Огромные. Не с страхом. С предупреждением. Беги. С любовью. С прощанием.

"НЕТ!" – крик застрял у Альмакора в горле. Он рванулся вперед. Магия взметнулась в нем, дикая, неконтролируемая. Воздух затрещал.

Но было поздно. Люсию грубо вытолкнули в боковой проход. Дверь захлопнулась. Офицер повернулся к нему. Взгляд – плоский, как лезвие топора. В его руке появился короткий жезл с трезубцем на конце. Магический глушитель.

– А вот и автор "научных наблюдений", – произнес он без интонации. – Взять его.

Стражи двинулись. Не двое. Из тени выступили еще четверо. Их плащи пахли дымом и железом.

Альмакор замер. Ярость ревела в нем ураганом. Он мог сжечь их всех. Сжечь весь зал. Но Люсия… ее увели туда. Где эти мясники. Где пытки. Где… Он увидел дневник в руках офицера. Свой дневник. Ключ к его исследованиям. К его знаниям. И увидел клок темных волос Люсии, прилипший к мокрому от пота виску офицера. Вырванную с корнем.

Разум затмила белая пелена. Пальцы сами сомкнулись на эфесе – холод хрусталита пронзил руку, вспыхнув ледяным голубым светом. Рапира описала мерцающую дугу, и первый страж рухнул, захлебываясь кровью из перерезанного горла; еще взмах – и второй замертво пал с дымящейся дырой в груди, пока зал взрывался звоном стали и воплями ужаса.

Воплями Лангара где-то сзади: "Господин! Бежим!"

Он метнул сгусток чистой энергии в офицера. Тот взмахнул жезлом – глушитель сработал, чары рассеялись искрами, но взрывная волна отбросила его к стене. Дневник выпал из рук офицера. Альмакор рванулся к нему, но стражи сомкнули строй. Их копья – не просто сталь, пропитанная чароотталкивающими рунами – сверкнули навстречу.

"Люсия…" – имя было гвоздем в мозгу. Но добраться до нее сейчас – смерть. Бессмысленная смерть. Он увидел Лангара, прижавшегося к колонне, смертельно бледного. Последняя нить.

С диким воплем отчаяния и ярости Альмакор вонзил рапиру в пол. Хрусталит взревел, выпустив ослепительную волну света и ледяного ветра. Штукатурка посыпалась со сводов, стражи на миг ослепли, отшатнулись. Этого мига хватило. Он схватил Лангара за шиворот и рванул в ближайший потайной ход – узкую щель за падающей драпировкой, о которой знали лишь немногие. Ход в трущобы.

Потайной ход был не щелью, а узкой, скользкой шахтой ливнестока. Они рухнули вниз, сбиваясь в кучу на поворотах, обдирая локти и колени о шершавый камень, пропитанный столетиями городской вони. Вода, грязь и что-то липкое хлюпали под ногами. Воздух сменился резко – лаванду и пыль пергамента вытеснила густая смесь гниющей органики, человеческих испражнений и прогорклого масла. Лангар закашлялся, давясь смрадом. Альмакор, прижимая мальчишку к себе, пробирался сквозь узкие щели между покосившихся домов, чьи стены нависали, словно грозя обрушиться. Каждый камень под ногами, каждая лужа крови (не его, чужой, свежей или застарелой) напоминала: они в пасти зверя.

Глава третья: «Дневник»

Трущобы встретили их стеной вони – прогорклое масло, гниль каналов и безнадёги. Альмакор, прижимая к себе дрожащего Лангара, пробирался сквозь узкие щели между покосившихся домов. Каждый камень, каждая лужа крови (не его, чужой) напоминала: ты в пасти зверя. Его рапира, спрятанная под рваным плащом, была единственной тяжестью, кроме камня на душе.

Он нашел логово – полуразрушенный погреб под харчевней "Три Мертвых Крысы". Владелец, кривой Барк, молча указал на угол за бочками с тухлой капустой. Цена – серебряная пряжка с плаща офицера Ордена. И молчание.

Лангар не плакал. Он сидел, обхватив колени, и смотрел в темноту широкими, ничего не видящими глазами. Иногда всхлипывал. "Они… Люсия… Мастер Лиран…"

Альмакор не отвечал. Он чистил рапиру. Гладкий эфес, знакомый до каждой царапины. "Хрусталит – душа мага в твердой форме", – говорил Лиран, вручая клинок. "Он требует уважения. И наказывает за предательство". Предательство? Он не предал. Он сбежал. Чтобы выжить. Чтобы… что? Месть? Спасти Люсию? Из глубин памяти всплыло ее лицо в последний миг. Глаза. Беги.

Он достал из потайного кармана на груди маленький кожаный мешочек. Развязал. Внутри – прядь ее темных волос. Он сжал ее в кулаке, вдыхая слабый, почти угасший запах лаванды. Прядь и холодный хрусталит. Все, что осталось от жизни.

Ночью Лангар заговорил, словно во сне:

– На рынке… слышал. Лакруса… сожгли. Вчера. На Площади Истины. За "заговор". Говорят, он пытался оправдаться… пока не отняли язык.

Альмакор не шелохнулся. Камень на душе стал глыбой. Ярость, холодная и острая, как лезвие его рапиры, вытеснила отчаяние. Лиран. Люсия. Имена стали клятвой. Молчаливой. Кровавой.

Дни слились. Он подрабатывал воровским ремеслом – магия помогала обходить ловушки богатых купцов, еще не растерявших добро. Лечил детей в трущобах – простые заклинания, шепотом, боясь привлечь Воронов Ордена – их шпиков. Лангар стал тенью – пугливой, но преданной. Его единственная ценность – память о мире до костров. Альмакор учил его основам – не магии, слишком опасно, а чтению знаков улицы, искусству быть невидимым. И ненависти. Осторожной. Глухой.

– Кто они, господин? – спросил как-то Лангар, глядя на брошь с трезубцем, украденную Альмакором у пьяного патрульного. – Зачем им все это?

– Серые Стражи, – ответил Альмакор, затачивая кинжал. Его голос был тихим, как шелест крысы в подполье. – Родились из страха. После Войн Чародеев… люди боялись силы. Эти же обещали защиту. От "вредоносной магии". – Он ткнул острием в схему города, нарисованную углем на стене. – Теперь они – рука Инквизиции. Судьи. Палачи. Их "вредоносная практика" – любая, что не под их контролем. Любая мысль. Любая память о том, что было до них. – Он посмотрел на прядь волос в мешочке. – Они сжигают будущее. И прошлое. Чтобы осталась только их Истина.

Лангар сглотнул.

– А Люсия? Она… сильная?

Сильная? Она была умной. Упрямой. Нежной. Она пахла лавандой и чернилами. Она смеялась над его занудством. Она…

– Она жива, – сказал Альмакор с такой силой, что Лангар отпрянул. – Пока мы живы, Лангар, она жива. И мы найдем ее. Или сожжем этот Орден дотла, кирпичик за кирпичиком.

Запах Ордена – масло, сталь, что-то химически-стерильное – стал чаще появляться в трущобах. Патрули. Облавы. Шепот: "Ищут кого-то. Мага. Спасшегося из Башни". Альмакор знал – время кончается. Его убежище скоро найдут. Он сжимал эфес рапиры, ощущая холод хрусталита сквозь обмотку. Не просто оружие. Обещание. Лиран. Люсия. Месть.

Решение пришло постепенно. Нужно вернуться в башню и подготовиться.

Запах пергамента и лаванды больше не наполнял Башню Виридис. Теперь в воздухе витал дым – едкий, густой, пропитанный страхом. Внизу, на площади, догорали последние страницы библиотеки Башни. Серые Стражи в плащах цвета грозовой тучи сновали между кострами, их броши с трезубцем сверкали в отблесках пламени.

«Они сожгли всё», – подумал Альмакор, чувствуя, как ярость вперемешку с тоской ворочается в груди.

– Альмакор… – Лангар, бледный и дрожащий, прижался к стене. Его голос был едва слышен. – Они ищут нас.

Маг не ответил. Его взгляд скользнул по разгромленной комнате – расколотый стол, разбросанные свитки, осколки хрусталитовых приборов. Здесь когда-то работал Лиран. Теперь от его трудов не осталось ничего.

– Нам нужно двигаться, но сначала мы кое-что отсюда заберём – наконец произнёс Альмакор, отрываясь от окна. – Скоро они вернутся. снова проверят каждую комнату.

– Тогда что мы здесь делаем? – Лангар от волнения мял в руках край куртки.

Маг молчал некоторое время, затем произнёс задумчиво:

– Когда-то Лиран взял меня с собой на заседание Совета Академии. Среди прочего, они обсуждали некое хранилище старых артефактов, вышедших по разным причинам из-под пристального взора Академии и, как ни странно, Инквизиции. А именно – Интегрум IV. Так вот, в этом хранилище находится один любопытный экземпляр, который долго изучался, но, ввиду предельно нестабильного поведения, был изъят и помещён в хранилище до будущих времён. Его называли – Кодекс. Почему так, и выглядит ли он как книга, или что-то похожее, я не знаю…

Маг задумчиво провёл ладонью по лбу и опёршись на обломки шкафа с фолиантами, грудой лежащими на полу, продолжил:

– Так вот, когда разговор зашел об этом нестабильном артефакте, градус напряжения в Совете достиг апогея. В частности, о том, что с ним делать, куда спрятать и как хранить. Эта штуковина могла бы смело назваться одной из жемчужин коллекции Инквизиции, если бы не одно «но!»

Альмакор медленно обвёл взглядом кабинет Лирана, скользя по знакомым предметам мебели, гобеленам, украшающим стены, вдребезги разбитым алхимическим приборам. Затем перевёл взор на дневник декана, который он держал в руках.

– Собственно это «но!» состоит в том, что артефакт, мягко говоря, не позволил себя изучить. Научная группа, исследовавшая его природу, сошла с ума, а кое-кто наложил на себя руки.

Инквизиция потребовала изъять находку под грифом «Artefactum damnatum. In solitudinem mittatur.» («Артефакт осуждён. Да будет отправлен в изоляцию.» лат.)

Само слово «Инквизиция» повисло в воздухе, тяжёлое, как приговор. Катакомбы Интегрума IV, под городом, были лабиринтом, где даже Серые Стражи боялись заблудиться. Но даже рядовой солдат или служитель правопорядка знал: там, в глубине, скрыто нечто большее, чем просто туннели. То, что было хотя бы раз под надзором Инквизиции, сразу становилось неприкосновенным.

– Раз это хранилище, оно должно усердно охраняться? – спросил он.

– Разумеется, – Альмакор поднял со стола потрёпанный дневник – единственное, что успел спасти Лиран. – Но, если Кодекс действительно обладает силой, о которой говорят, он может быть отличным оружием против самого Ордена. Лиран живо интересовался Кодексом и даже делал для себя кое-какие пометки, но этот дневник не тот. Нужный нам лежит в другом месте, и мы отправимся на его поиски.

Помолчав и мысленно простившись со стенами Академии, ставшей их домом на несколько лет, они двинулись по затемнённому коридору, избегая окон.

Где-то на улице раздавались шаги – тяжёлые, мерные. Стражи. Альмакор прижимался к стене, жестом веля Лангару замереть и не издавать ни звука.

Дойдя до конца коридора Альмакор, остановился.

– Здесь, – он нащупал скрытую панель. Дерево скрипнуло, открывая узкий проход в стене. – Это старый служебный ход. Ведёт прямо в подвал.

Лангар кивнул, его глаза блестели в темноте. Он не был магом, но за последние дни научился молчать и слушать.

Проход оказался узким и сырым. Воздух здесь пах плесенью и чем-то ещё – металлическим. Они спускались вниз, пока шаги Стражей не растворились в тишине.

Наконец они вышли в подвал – огромное помещение, заставленное бочками с вином и припасами. В дальнем углу зиял проход, ведущий на улицу, за пределы башни Академии.

Запах гари и ладана витал в узких переулках Колодца Отчаяния. Альмакор и Лангар пробирались между покосившихся домов, стараясь не привлекать внимания. Их плащи, вымазанные грязью и сажей, сливались с тенями. Рапира Альмакора была скрыта под тканью, но хрусталит в её эфесе пульсировал тревожным светом, реагируя на близость магии.

Город под Башней больше не был просто грязным и опасным. Он стал клеткой. С рассвета по улицам маршировали плотные колонны Серых Стражей в полном боевом облачении – не патрули, а штурмовые отряды. Их сапоги гулко били по брусчатке, наводняя переулки запахом масла, стали и чего-то химически-стерильного. На перекрестках стояли заставы с арбалетчиками, сканирующие толпу плоскими, нечеловеческими взглядами. Повсюду висели новые листовки – грубые гравюры с лицом Альмакора и крупной надписью: "ЕРЕТИК. УБИЙЦА. ВРАГ ИМПЕРИИ. НАГРАДА ЗА ГОЛОВУ – 1000 КРОН". Цифра была зачеркнута свежей краской – поверх стояло "5000". На стенах домов, поверх старых рисунков, пылали свежие руны – чароподавляющие знаки, выжженные раскаленным железом. Воздух звенел от их подавляющего гула, заставляя магию Альмакора съеживаться где-то глубоко внутри, как испуганный зверек. Даже в "Колодце Отчаяния", где всегда царил свой закон, теперь витал животный страх. Жители жались в тени, не встречаясь глазами, двери захлопывались при первых же звуках металлических сапог. Шепотки на рынках умолкли. Орден не просто искал – он выжигал. Каждый камень, каждая лужа крови напоминала: щель для бегства стремительно сужается. Возвращение в Башню казалось теперь не смелой вылазкой, а отчаянным прыжком в пасть льва.

– Мы почти у цели, – прошептал Альмакор, сверяясь с картой, начертанной углем на последней странице рабочего дневника, взятого в кабинете Лирана. – Нужный нам дневник должен быть здесь, в старом архиве под «Тремя Мёртвыми Крысами».

Лангар кивнул, но его глаза бегали по сторонам. Он вслушивался в окружающие звуки: шёпот камней, скрип дерева, будто сам город следил за ними.

В погребе трактира «Три Мертвых Крысы» пахло сыростью, крысиным пометом и жирной похлебкой, которую притащил Кривой Барк. Тусклый свет сального огарка дрожал на заплесневелых стенах, отбрасывая гигантские, пляшущие тени. Они сидели на ящиках, скрючившись. Лангар дрожал мелкой дрожью, ложка стучала о край миски. Альмакор ел механически, глотая густую, обжигающую массу, не ощущая вкуса. Его взгляд был пуст, устремлен сквозь каменную кладку вглубь кошмарных страниц дневника. Тени… они были повсюду. Внезапно он заметил темно-лиловый синяк, расплывающийся под левым глазом парня. «Болит?» – спросил он, и собственный голос показался ему чужим, хриплым. Лангар лишь отрицательно мотнул головой, не в силах разжать сведенные судорогой челюсти. Глаза его были полы страха и усталости.

Архив оказался крошечной комнатой за потайной дверью в подвале таверны. Воздух здесь был спёртым, пропитанным запахом плесени и старой бумаги. Альмакор зажёг крошечное пламя в ладони, и свет выхватил из мрака груду ящиков, заваленных свитками и книгами.

– Ищи всё, что связано с Лираном, – приказал он, роясь в ближайшем ящике. – Любые записи, письма, даже клочки.

Лангар принялся за другой ящик, но его руки дрожали. Он не мог избавиться от ощущения, что за ними наблюдают. И он был прав.

-–

За несколько часов до этого в казармах Серых Стражей раздался звон колокола. Не сигнал тревоги – призыв к собранию. В зале, увешанном знамёнами с трезубцем, собрались дознаватели. Среди них выделялась высокая фигура в плаще с капюшоном – Магистр Вейн, правая рука инквизитора Экзекиэля.

– Альмакор, ученик Лирана, тот самый, что перебил наших в Башне, – жив. Он прячется в трущобах. Сегодня его видели у старой пивоварни.

Один из дознавателей, коренастый мужчина со шрамом через глаз, поднял руку:

– Почему мы до сих пор не сожгли этот проклятый квартал? Там прячется всякая нечисть.

Вейн улыбнулся, но в его глазах не было тепла.

– Всему своё время, брат Торвин, – его голос был гладким, как отполированный камень. Он знал Торвина. Тот потерял жену и дочь, когда вышедший из-под контроля элементаль огня спалил полквартала десять лет назад. Его ненависть к магии была священным пламенем, на котором Орден ковал таких идеальных солдат. Рядом стоял Ларк, молодой дознаватель с амбициями, написанными на лице. Для него Орден был лестницей к власти, а каждое задержание – ступенькой. А вот старый Гарн у стены… Тот просто боялся. Боялся магии, боялся начальства, боялся ошибиться. Он выполнял приказы, как загнанный зверь.

Вейн развернул карту города, его взгляд скользнул по знакам различия в зале. Здесь были дознаватели-следопыты, вроде него самого, их броши – трезубец в бронзовом ромбе. Рядовые стражи в стальных кирасах с простыми железными брошами – костяк патрулей и охраны. И там, в тени колонны, стояли две фигуры в серых, струящихся плащах, их лица скрывали капюшоны, а броши – чистый серебряный трезубец – означали принадлежность к Сёстрам Молчания. Элита. Живое оружие Ордена, выкованное из плоти, боли и безмолвия. Их мотивация была проста: им не оставили выбора. Ритуал Молчания отнял не только голос, но и прошлое. Они были инструментами, и точка. Вейну не нужно было объяснять им приказы – только указывать цель.

– Отправьте пару отрядов, – продолжил Вейн, ткнув пальцем в район Колодца Отчаяния. – Рядовые – по основным путям. Дознаватели – прочесать таверны и притоны. Сёстры… – он кивнул в сторону теней, – …пойдут вглубь. Свободно разгуливающий на свободе член академии – это не то, что нам сейчас нужно. Ищите, и найдите. Чистота не терпит промедления. – Он развернул карту города, ткнув пальцем в район Колодца Отчаяния. – У меня есть основания полагать, что они что-то ищут. И мне хотелось бы знать, что именно.

-–

Альмакор нашёл его. Небольшую, потрёпанную книгу в кожаном переплёте, засунутую за балку под потолком. На первой странице – знакомый почерк Лирана: «Размышления о природе Кодекса. Заметки».

– Вот оно, – прошептал он, листая страницы. – Лиран знал, что Кодекс – не просто странный артефакт. Он…, – маг скользил пальцем по слегка выцветшим страницам, испещрённым записями, – называл его «окном», или «дверью». И… боялся, что кто-то попытается её открыть.

Входная дверь таверны заскрипела и вошли несколько пар ног. Но не шаркающих, поддатых завсегдатаев, а чёткие мерные, тяжелые шаги. Так ходят либо очень грузные, либо очень снаряжённые люди. А хорошо снаряжёнными, в этот час, по улице могут ходить только ищейки Ордена.

– Господин, – его голос был едва слышен. – Они идут.

Альмакор оторвал взгляд от дневника и резко поднял голову. Быстро погасив пламя, он сунул дневник за пазуху.

– Лангар, – прошептал он. – Беги к задней стене. Там должен быть люк.

Сверху, из таверны, донёсся грохот – опрокинутые столы, крики. Затем тяжёлые шаги на лестнице. Только маг и мальчишка исчезли в люке, ведущем на улицу Квартала Воров, дверь в архив с треском слетела с петель, и в проёме возникли силуэты в серых плащах…

– Альмакор из Виридиса, – раздался голос зычный дознавателя. – Вы обвиняетесь в ереси, хранении запрещённых знаний и сопротивлении Ордену. Сдавайтесь, и ваша смерть будет быстрой.

Только тишина и темнота архива встретили его тираду, гулко отразившуюся о полки с пыльными фолиантами.

Так Альмакор и Лангар оказались в переулке, преследуемые дознавателями. Они бежали не только от Стражей, но и от правды, которая могла уничтожить их – или сделать чем-то большим, чем людьми.

Глава четвертая: «Тени прошлого»

Запахи древнего камня, плесени и человеческого дыхания смешиваются в едином порыве. Каменная кладка трущоб пахнет смертью и забвением.

Квартал воров встретил мага привычной смесью запахов ружейного масла, пороха и нечистот из ближайшего канала. Узкие улицы извивались змейками меж развалившихся домов, облезлые фасады хранили тайны поколений преступников и неудачников, оказавшихся то ли по глупости, то ли по роковой случайности в этом богами покинутом месте. Высшие круги называли эту дыру Колодцем отчаяния, ибо редко кому удавалось выбраться оттуда живым.

Молодой маг, прижался спиной к мокрой стене дома, сливаясь с темнотой. Глубокий вдох. Выдох. Камень мокрый и шершавый под ладонью. 'Лиран учил иначе', – пронеслось в голове. 'Спокойствие – твой щит'. Но где это спокойствие, когда запах Ордена висит в воздухе гуще тумана? Когда каждый камень шепчет: 'Беги, глупец, они уже близко?' Рапира… Холод хрусталита – единственная реальность. Подарок Лирана. Последний. Как и он сам.

Пальцы сомкнулись на эфесе. Гладкий, знакомый до каждой царапины. 'Хрусталит – душа мага в твердой форме', – говорил Лиран, вручая клинок. Сейчас рапира казалась не инструментом, а единственным свидетелем былого величия. И единственной надеждой.

Её гладкое лезвие мягко мерцало в свете луны, вызывая неясные ощущения тревоги и гордости. Прекрасный инструмент для сражения, но хрупкий и требовательный. Каждое неверное использование могло привести к трагическим последствиям как для жертвы, так и для самого владельца.

Шаги в конце улицы завладели вниманием мага. Вооружённая группа, без стандартных знаков отличия имперской гвардии, разрезала затхлый воздух квартала, уверенно двигаясь в сторону Альмакора. Одинаковое облачение и броши, скреплявшие плащи, в виде трезубца вписанного в ромб говорили о том, что это были дознаватели Ордена Серых Стражей – специализированные подразделения, созданные специально для преследования магов и еретиков.

– Нас ждут неприятности, господин Альмакор, – шепотом подал голос Лангар. Еще месяц назад он чистил пробирки в университетском подвале. Теперь он был последним, кто не сбежал и не сгорел. Кто еще знал, что Альмакор не монстр из листовок Ордена?

Сердце мага замерло на долю секунды. Ответ пришёл незамедлительно:

– Тихо. Оставайся здесь, прикрывай отход.

Лангар кивнул, стиснув зубы. В глазах мелькнул не детский страх, а ярость загнанного зверка. Он знал: если поймают Альмакора, его, помощника, ждет костер куда раньше.

Парадоксальная ситуация: лучшему ученику величайшего мага приходилось полагаться на поддержку простого мальчишки-помощника. Все остальные друзья, близкие и наставники были мертвы, сгинули в пламени священного огня Ордена.

– Кто они? – неожиданно тихо спросил Лангар, осторожно оглядываясь по сторонам.

Альмакор внимательно смотрел на приближающуюся группу, но уголком глаза отметил заинтересованность мальчика.

– Дознаватели Ордена, – негромко проговорил он, контролируя дыхание, – изначально создавался для защиты народа от слетевших с катушек магов. Но со временем власть и безнаказанность их развратила.

Лангар помолчал, затем нерешительно добавил:

– А эти… Сёстры Молчания? – голос Лангара дрогнул. – Я слышал… они не просто ловят. Они делают так, что магия… умирает внутри. Навсегда? Это правда?

Альмакор напрягся. Вдали уже отчетливо слышались шаги, приближавшиеся к их укрытию.

– Возможно, – сухо ответил Альмакор. – Говорят, им вживляют кристаллы Молчания в нервные окончания у позвоночника. Кристаллы, выращенные на крови казненных магов. Они… резонируют. Гасят импульс заклинания прежде, чем он оформится в мысль. Как глушитель на колоколе. Ты не увидишь удара, Лангар. Ты почувствуешь лишь пустоту. И боль.

Лицо Лангара сморщилось от недоумения.

– Разве такое возможно? – воскликнул он.

– Возможно, – сухо ответил Альмакор.

Лангар притих, крепко сжимая кинжал. Его светлые волосы блеснули в тусклом свете фонаря. Альмакор видел, как мальчик представляет себе этих безмолвных убийц.

Он не сказал самого главного: почему они становятся такими.

Орден находил их девочками. Сирот из приютов, никому не нужных. Дочерей осужденных еретиков – жизнь семьи в обмен на службу. Или – самое страшное – девочек, у которых проявился дар. Им не говорили, что их ждет пытка. Им говорили об очищении. Что их дар – это яд, скверна, проклятие, которое погубит их и всех, кого они любят.

Ритуал Молчания преподносился как высшее благословение, жертва во имя спасения и чистоты. Им вырезали не только язык и голос, но и имя, и прошлое. Они становились "Сестрой Пяти Швов", "Сестрой Пепельных Волос". Их боль, их ужас превращали в оружие, внушая, что эта боль – плата за их избранность, за их роль Щита Человечества. Их учили презирать тех, кем они могли бы стать – одарённых магов. И бояться только одного – слабости или неповиновения, которые вернут их в тот "нечистый" мир, откуда их "спасли". Они были не фанатичками, а сломанными куклами, чьи ниточки держал Орден.

Альмакор чувствовал нарастающее беспокойство. Шаги дознавателей становились громче, а тихий голос Лангара продолжал витать в голове:

– Господин, они точно придут сюда?

– Обязательно, – твердо ответил маг, проверяя крепление ремня на рапире. – Так что будь готов.

Ближайшая группа дознавателей остановилась у входа в тёмный проход, ведущий к месту пребывания Альмакора. Взволнованный шепот помощника Лангара:

– Господин, совсем рядом!

Внутри кипело желание убить всех присутствующих разом разрушительным заклинанием, немедленно очистив, если не мир, то этот переулок от сектантов. Но разум подсказывал другое решение. Использовать грубую силу означало привлечь нежелательное внимание, потерять инициативу и стать мишенью для магических ищеек Серых Стражей.

Необходимо было выиграть время и выжить. Воспользовавшись преимуществом неожиданности, Альмакор сделал глубокий вдох и крепче сжал рукоять рапиры.

Первый солдат появился на углу, осмотрелся и пошёл вперёд, медленно продвигаясь по направлению к убежищу Альмакора. Маг колебался лишь секунду, потом метнулся вперёд, мгновенно оказавшись лицом к лицу с врагом.

Рапира дрогнула в руке, острое лезвие полоснуло по плечу офицера, вызвав фонтан крови. Раненый попытался контратаковать, размахивая коротким мечом, но Альмакор нанес второй удар, пронзивший грудь неприятеля. Ослабевший солдат рухнул наземь, издав сдавленное рычание.

Остальные члены отряда отреагировали моментально. Резкие выкрики, свистки, удары железа о камень сопровождали наступление нового врага. Четвёрка с арбалетами заняла позиции, готовая выстрелить в любом направлении.

Внезапно, пара тонких рук сомкнулись на плечах Альмакора, увлекая его обратно в темноту. Оказалось, это действовал Лангар, вовремя заметивший ловушку.

Следующие минуты превратились в хаотичный танец нервов и мышц. Прозвенели тетивы арбалетов и звон болтов, отскакивающих от каменных стен, от ударов запела рапира, парируя атаки преследователей.

Отступая в глубь переулка мимо одной из арок, Альмакор столкнулся взглядом с женщиной-дознавателем, приближающейся на звук боя. Ее выражение лица ясно демонстрировало презрение, а шрамы-печати на руках, разрушающих заклятия – желание покончить с магом как можно скорее. Сделав другим дознавателям, знак не вмешиваться, пошла в наступление.

Женщина знала своё дело. Опытная и закалённая в боях, она использовала арсенал специальных техник, разработанных Орденом специально для подавления магов. Легко уходя от выпадов Альмакора, женщина наносила резкие удары кулаком и ногой, поддерживаемые мощными энергетическими ударами.

Наконец, когда стало очевидно, что дальнейшая борьба неминуемо приведёт к поражению, Альмакор решил использовать последнюю доступную технику – заклинание иллюзии.

Магр выдохнул, собирая клочья своей подавленной воли. Колдовство требовало не силы, а филигранной точности и колоссальной концентрации. Он мысленно вылепил из остатков магии и страха Лангара свою копию, бросившуюся вправо. Иллюзия была хрупкой, дрожащей, но Сестра на миг купилась. Темнота поплыла перед глазами, во рту стало горько от крови прикушенного языка. Но это был шанс.

Пробежав пару кварталов, Альмакор резко вскочил на крыльцо одного из домов и вжался в массивный дверной проём. Несмотря на трудности, этот бой хоть и не завершился победой, выход ярости был знатный.

Осталось выяснить судьбу Лангара и решить, что делать дальше.

Эмоциональный заряд, полученный в сражении, вызвал напряжение и раздражение.

– Ну что ж, давайте посмотрим, насколько хорошо они подготовлены, – сказал он самому себе, сжимая пальцами рукоять рапиры.

Судьба сделала свой ход. Необходимо было собраться силами и выдержать очередной раунд.

Глава пятая: «Тени оживают»

Где-то вдали ещё слышались крики дознавателей, но их голоса терялись в лабиринте улиц. Маг прислушался, пытаясь уловить звуки, которые указали бы на судьбу Лангара, но ответом ему было лишь пищание крыс из, копошащихся в переулке.

«Если он погиб…?»

Альмакор осторожно выглянул из укрытия. Улица была пуста, если не считать тела убитого им солдата, тёмная лужа вокруг которого медленно растекалась по камням. На мгновение его взгляд задержался на мёртвом лице – таким же мог стать, и он сам, если допустит ещё одну ошибку.

Из соседнего переулка донеслись приглушенные голоса и скрежет доспехов. Двое стражников в серых плащах, менее внушительных, чем у дознавателей, остановились у колодца. Один, помоложе, с нервно бегающими глазами, поправлял ремень. «Слышал, вчера в Пыльном Квартале целую ячейку еретиков взяли? Говорят, лейтенант Келлан за представление к Знаку Чести идет». Второй, коренастый и обветренный, хрипло фыркнул, сплевывая: «Знак Чести? Лучше бы премию дали. Жена опять на цены орет. А ты не зевай, щенок. Пропустишь хоть тень – сам на костре окажешься. Помнишь, что с тем караульным у складов сделали? Месяц в карцере на хлебе и воде, а потом на фронт, в штрафники». Молодой стражник побледнел и потуже затянул ремень.

«Нужно двигаться.»

Альмакор знал, что Орден не остановится. Убийство одного из дознавателей – это вызов, который не останется без ответа. Теперь за его головой начнётся настоящая охота. Но, прежде чем скрыться, необходимо было найти Лангара – живого или мёртвого.

Пробравшись через переулки, маг вышел к месту, где они расстались. Следов борьбы не было, лишь сломанный арбалетный болт валялся у стены. Возможно, мальчишке удалось уйти. Возможно, его взяли живым.

Внезапно лёгкий шорох за спиной заставил мага обернуться. Из тени выскользнула фигура в рваном плаще – это был Лангар, бледный, но целый.

– Мастер, вы живы! – прошептал он, и в его глазах читалось облегчение.

– Ты тоже, – Альмакор едва сдержал улыбку. – Что случилось?

– Я отвлёк их, закричал и бросил в одного из них пустую бутылку, пока вы сражались. Они кинулись за мной, но я потеряли меня в канализации.

Альмакор кивнул. Мальчишка был храбрее, чем казался.

– Теперь нам нужно уходить. Они будут искать нас по всему кварталу.

– Куда? – спросил Лангар.

Маг задумался. Убежищ в городе почти не осталось – все известные места уже проверены Орденом. Но был один вариант… рискованный, почти безумный.

– Туда, где не станет прятаться тот, кто дружит с головой, – тихо сказал Альмакор. – В катакомбы под храмом Серых Стражей.

Лангар побледнел ещё сильнее.

– Мы там сгинем!

– Не сгинем. Тем более, это последнее место, где они станут искать.

Лангар молчал, но его взгляд говорил: он готов следовать за своим наставником до конца.

Альмакор глубоко вздохнул. Несмотря на то, что путь в катакомбы лежал через самые опасные районы города, где каждый прохожий мог оказаться шпионом Ордена, недра самих катакомб могли быть куда опаснее. Но иного выбора не было.

В узком проходе между гниющими складами было относительно тихо. Альмакор опустился на корточки перед Лангаром, его колени впились в холодный, мокрый камень. На плече мальчика зияла неглубокая, но рваная царапина от арбалетного болта. «Держись», – пробормотал Альмакор, отрывая полосу от грязной тряпки. Запах дешевой, ворванистой мази, украденной у старьевщика, ударил в нос. Он наложил повязку, движения были резкими, но точными. Лангар стиснул зубы, кряхтя от боли, но не издал ни звука.

Когда рана была перевязана, Альмакор достал из мешка краюху черствого хлеба, разломил ее пополам с сухим треском. Половину протянул Лангару. Они жевали в тишине, прислушиваясь.

Ночной город гудел по-новому: к привычному гомону пьяниц и скрипу телег добавились четкие, ритмичные шаги патрулей по мостовой, лай сторожевых псов где-то вдалеке и резкие, подозрительные окрики, замирающие в темных переулках.

Спуск к служебному входу в катакомбы, скрытому в подвале полуразрушенного склада у подножия храмового холма, доказал правоту Альмакора. Это было последнее место, где стоило искать беглецов. И первое, которое Орден перекрыл намертво после инцидента с Кодексом десятилетия назад. Массивная дверь из черного дуба, окованная холодным железом и испещренная рунами подавления, была не просто заперта – она была замурована.

Грубая кладка из темного камня, испещренная собственными, более свежими охранными рунами Ордена, перекрывала проход. По периметру валялись обломки скелетов в истлевшей униформе стражей – явные жертвы предыдущих попыток проникновения или караула, павшего жертвой тех, кто хотел попасть внутрь.

Но самое главное – Альмакор почувствовал едва уловимую вибрацию в камне и воздухе. Не просто магический барьер – сложная сигнальная сеть. Любое грубое воздействие на кладку или дверь немедленно поднимет на ноги весь храмовый гарнизон. Идти сюда было безумием. Но иного выхода не оставалось. Им предстояло не просто спуститься в ад, а сделать это так, чтобы стражи ада даже не заподозрили вторжения.

Холодный пот струился по вискам Альмакора, смешиваясь с вездесущей сыростью. Перед грубой кладкой и мертвой дверью он замер, превратившись в сосуд чистого сосредоточения. Его взгляд, казалось, не видел камня, а ощупывал невидимые нити энергии, сплетенные в смертоносный узор сигнальной сети. Она была сложнее, чем он предполагал – не просто гудящий щит, а паутина тончайших резонансов, чуткая к малейшей дрожи в камне, к малейшей вспышке чужеродной магии.

– Не ломать, – прошелестели его губы, едва слышно, больше для себя. – Обойти. Обмануть.

Он медленно опустился на колени, раздвигая ворох костлявого хлама у основания кладки. Пальцы его, вопреки отвращению, с ледяной точностью выбирали осколки. Не просто кости, а именно осколки – ребра, фаланги, обломки тазовых костей, те самые, что были "разобраны и собраны неправильно". В них, как он теперь понял, застыли не только страх, но и слабые отзвуки магии, проникшей сюда раньше – эхо неудачных взломов, следы отраженных атак. Они были частью фона. Частью того, что сигнальная сеть уже считала "нормой" этого проклятого места.

– Лангар, – голос мага был напряженной струной. – Молчи. Дыши ровно.

Он начал складывать кости. Не хаотично, а с макабрической точностью. Каждый обломок ложился в строго определенное место перед кладкой, не касаясь ее, образуя нечто вроде причудливого, уродливого мандалы из останков. Его пальцы двигались почти бездумно, ведомые интуицией и знанием рунических потоков. Он не рисовал новых знаков, не вплетал свежую магию – он перенаправлял. Использовал естественный некроматический резонанс костей, их впитанную за годы тлена и страха энергию, как экран, как поглощающую губку.

Магия Альмакора была тончайшей иглой, не атакующей, а вплетающей. Он аккуратно подводил нити своего сознания к пульсирующим рунам Ордена на кладке, не трогая их, а лишь… синхронизируя их вибрацию с хаотичным, но стабильным фоном, создаваемым костяной мозаикой. Это было похоже на то, чтобы вписать лишнюю ноту в какофонию так, чтобы она затерялась и не нарушила общего диссонанса. Каждая его манипуляция требовала титанического напряжения. Мир сузился до пульсации рун, до хруста костей под его пальцами, до собственного бешеного сердцебиения, которое он отчаянно пытался заглушить. Один неверный шаг, одна вспышка паники – и вибрация камня под коленями превратилась бы в оглушительную сирену.

Лангар, прижавшись к холодной стене, затаив дыхание, видел лишь спину мага, напряженную, как тетива, и странный узор из костей, который тот собирал с мрачной сосредоточенностью ювелира. Воздух гудел тише, чем раньше, но напряжение в нем стало почти осязаемым, как перед ударом молнии.

И вдруг Альмакор резко вжал ладонь в центр костяного узора. Не в камень, а в груду останков. Послышался негромкий, сухой треск – не взлом, а скорее сдавливание. Руны на кладке на мгновение вспыхнули чуть ярче, их свет дрогнул, заплясал… и затих. Не погас, а словно уснул, их пульсация слилась с общим могильным гулом катакомб, стала неотличима от него. Вибрация в камне и воздухе не исчезла, но потеряла свою угрожающую целенаправленность. Она была теперь фоновым шумом, частью атмосферы ужаса, а не сигналом тревоги.

– Теперь, – выдохнул маг, его голос был хриплым от усилия. Он поднялся, его лицо в темноте казалось пепельно-серым. – Кладку. Быстро, но без рывков. Ищи слабый камень. Тот, что не пропитан рунами до сердцевины.

Они набросились на грубую стену не магией, а руками, осторожно, но решительно выламывая камни там, где защита была тоньше, где свежие руны Ордена легли поверх старых, не проникнув глубоко. Каждый оторванный кусок породы заставлял их замирать, прислушиваясь к гулу сигнальной сети. Но она молчала, обманутая костяным экраном и тончайшей подменой резонанса, приняв разрушение за естественное осыпание древних стен. Сквозь пролом проглянула черная дубовая фактура двери, холодное железо оков.

Они не взломали защиту Ордена. Они проскользнули сквозь нее, как тень сквозь решетку, оставив стражей ада в неведении, пока грубая брешь в кладке зияла за их спинами, скрытая лишь ненадежным камуфляжем из костей и изощренной магической ложью. Самый опасный этап был позади, но тьма впереди, казалось, сгустилась еще больше, готовая поглотить их целиком.

И она поглотила их не как отсутствие света, а как живая, враждебная субстанция. Сырой воздух цеплялся за горло, неся не просто запах плесени и тления, а вкус древнего страха. Под ногами хрустели кости – то ли крысиные, то ли человеческие. Лангар споткнулся, Альмакор едва удержал его.

– Как-то мне не по себе здесь, – прошептал Лангар, нервно озираясь. Его голос дрожал, отражаясь от сырых сводов.

Маг не ответил. Он чувствовал то же самое. Катакомбы были пусты, но не мертвы. Казалось, сама тьма между камнями следит за ними, затаив дыхание.

Они брели около получаса, пока не наткнулись на круглую залу с обрушившимся сводом. На одной из уцелевших стен, поверх древней копоти, красной краской, стекавшей, как запекшаяся кровь, было намалевано: "Сомнение – Предательство. Вера – Щит". Знак трезубца в ромбе под надписью был выведен грубо, но узнаваемо.

Лунный свет, пробивавшийся сквозь трещины, выхватывал из мрака полустёртые фрески: маги в расшитых золотом одеждах склонялись над алтарём, на котором лежало нечто, напоминающее большой куб.

– Мы передохнём здесь, – Альмакор опустился на холодный пол, прислонившись к стене. Рапира из хрусталита мягко звякнула, касаясь камня.

Лангар тут же принялся рыться в сумке, доставая краюху высушенного хлеба и флягу с водой.

– Надолго нас не хватит.

– Нам и не надо. Достаточно одной ночи, чтобы понять, что делать дальше.

Маг закрыл глаза, но отдых не шёл. В ушах стоял звон от недавней схватки, а пальцы сами сжимались в кулаки, будто всё ещё держали эфес. Где-то вдали монотонно капала вода, но больше – ничего. Ни шагов, ни голосов. Серые Стражи, похоже, не рискнули спуститься сюда. Или… просто ждали их где-то выше.

– Господин, посмотрите! – Лангар дёрнул его за рукав.

На стене, там, где штукатурка осыпалась, проступили синеватые линии – словно жилы под кожей. Они пульсировали в такт Альмакорову дыханию, слабо светясь.

– Это реакция на магию, – прошептал маг, поднимаясь. – На мою магию.

Рапира из хрусталита в ножнах вдруг заныла тонким, высоким звуком, как натянутая струна. Альмакор положил руку на эфес. 'Тихо', – мысленно приказал он оружию. Но вибрация лишь усилилась, отдаваясь холодком в костях. Хрусталит чувствовал то, что было впереди.

Он протянул руку, и стена ответила. Камни затрещали, расходясь в стороны, открывая узкий проход. За ним – лестница, уходящая вниз, в ещё более густой мрак.

– Мы не можем туда идти! – Лангар вцепился в его плащ. – Это ловушка. Или проклятие.

– Или единственный шанс, – Альмакор высвободился. Его глаза горели в темноте. – Ты можешь остаться.

Мальчишка замер, потом стиснул зубы и шагнул вперёд.

– Я с вами.

Лестница оказалась круче, чем можно было подумать. Камни под ногами влажные, почти скользкие, а воздух с каждым шагом становился тяжелее, словно пропитываясь чем-то древним и чужим. На глубине, куда не проникал даже намёк на свет, Альмакор почувствовал, как рапира в его руке вспыхнула – хрусталит загорелся голубоватым пламенем, освещая путь.

Темнота катакомб поглощала их, словно живая субстанция. Вязкий воздух, пропитанный запахом древнего пергамента и медной окиси, обволакивал лёгкие. Альмакор провёл рукой по стене, ощущая под пальцами шероховатые барельефы, изображающие цепочки непонятных символов. Рапира из хрусталита отбрасывала призрачное свечение, выхватывая из мрака фрагменты фресок.

– Здесь… – он резко остановился, заставив Лангара чуть не врезаться в него.

На стене чётко просматривалось изображение: группа магов в ритуальных одеяниях окружала массивный куб, покрытый сложными геометрическими узорами. Под изображением угадывалась полустёртая надпись на древнем наречии.

– Что это? – прошептал Лангар, всматриваясь в фреску.

– То, что здесь находилось и изучалось достаточно долго, чтобы быть запечатлённым на фреске, – ответил Альмакор, ощущая, как внутри него что-то сжимается.

Он медленно развернулся, осматривая залу. В тусклом свете рапиры проступили очертания массивных деревянных стеллажей, доверху заставленных фолиантами в кожаных переплётах. В центре комнаты стоял стол, покрытый слоем пыли, а на нём – потрёпанный дневник с выцветшими чернилами на обложке.

Альмакор подошёл ближе, смахнул пыль с переплёта. Страницы хрустнули, когда он открыл книгу. Он перевернул несколько страниц назад. Хрупкая бумага шелестела, как сухие листья. Записи становились все более нервными, почерк – менее уверенным.

«Дневник исследователя Арримана, 1-й день после Обнаружения»

«…нашли Его на одном из уровней скважины Шахты Забвения. Рабочие копали новый отвод для стока подземных вод и.… вскрыли полость. Не пустоту, нет. Полость, заполненную им. Он просто висел там, в центре, не касаясь стен.

Идеальный куб. Материал… неизвестен. Не камень, не металл, не кристалл в привычном смысле. Холодный на ощупь, но не ледяной. Отвергает все попытки диагностического сканирования. Магические зонды гаснут, как свечи на ветру, едва приблизившись. Назвали Его «Кодекс» – Книга Тайн.

Старший техник Келл, суеверный как старая баба, осенил себя железным амулетом. Амулет тут же покрылся инеем и рассыпался у него на груди. Надеюсь, мы сможем прочесть хоть одну «страницу». Без потерь…»

«Дневник исследователя Арримана, 47-й день изучения Кодекса»

«Прорыв! Эммара из Отдела Резонансов заметила: узоры на гранях реагируют на эмоциональный фон оператора, а не на силу или тип заклинания! Страх вызывает пульсацию темно-красным, любопытство – мягкое голубое свечение, агрессия… агрессию поглощает. Буквально втягивает магический импульс, как черная дыра свет. Сегодня Лориан попытался швырнуть в Него сгусток чистой ярости. Куб поглотил его без следа. А Лориан… он стоит у стены уже час. Дрожит. Говорит, что чувствует, как Кодекс вкушает его эмоцию. И хочет еще.

Эммара сегодня не вышла на работу. У нее кровь из носа и слуховые галлюцинации: шепот на языке, которого нет. Он поглощает. Буквально втягивает в себя магический импульс, как черная дыра свет. Остается лишь ощущение пустоты и.… легкого головокружения у заклинателя. Нужны тесты с контролируемыми эмоциональными состояниями. (Примечание: сегодня у Эммары пошла носом кровь после сессии. Говорит, что слышала… шепот. Надо проверить акустику лаборатории.)»

«Дневник исследователя Арримана, 112-й день изучения Кодекса»

«Он учится. И учится быстрее, когда мы его кормим. Каждый сгусток энергии, каждая волна эмоции – это не просто стимул, это топливо. Сегодня Он впервые «предвосхитил» тест Лориана. Едва маг начал концентрироваться на заклинании раздражения (энергия уже начала струиться, пусть слабо), как узор на обращенной к нему грани сложился в точную схему руны Гнева за секунды до того, как Лориан закончил мысленный образ. Это не предвидение – это расчет, основанный на поглощенной энергии концентрации и знакомом паттерне Лориановой злости. Он учится на нас, используя нашу же силу как краски для своей картины реальности. Лориан отказался продолжать. Сидит в углу, обхватив голову руками. Кричит, что Кодекс не предвосхитил руну – он подсказал ее! Словно подыгрывая ребенку. И каждый такой "урок" оставляет Лориана опустошенным на час, а Кодекс – чуть более… осознанным. Это не изучение. Это… игра кота с мышью, где мы платим за билет своей усталостью. Эммара подтверждает: шепот стал отчетливее. Она записала его на фонокристалл. Кристалл лопнул, разрезав лаборанту руку. Энергия звука, энергия боли – все поглотилось. Запретил ночные смены в одиночестве. И удвоил дозу седативных в их пайке – истощенные умы легче мишени.»