Читать онлайн Йоль и механический разум. Книга вторая «Деяние»

Мета

В голове как будто бы зазвенел будильник, и я долго не мог понять, где я нахожусь, на каком уровне реальности. Или это был сон? Внезапно яркий свет проник сквозь закрытые веки, и я окончательно сбросил с себя морок бессознательного. Я вспомнил, что я лежу в депривационной камере, а на мне костюм виртуальной реальности для полного иммерсивного погружения.

Руки дрожали, когда я снимал нейроинтерфейс. Опять это чувство – словно я просыпаюсь от очень яркого, очень важного сна, детали которого ускользают с каждой секундой. Йоль… Глойда… машина… Но что именно мы там делали? Почему я помню эмоции, но не помню мыслей?

Голова гудела, как после долгого перелёта. Мышцы затекли от многочасового лежания в одной позе, а во рту стоял металлический привкус – побочный эффект нейроинтерфейса. Я медленно сел, дожидаясь, пока исчезнет головокружение. Сколько времени я провёл там? Часы на стене показывали… Чёрт, опять потерял счёт времени – я планировал погружение на пятнадцать минут, но опять прошёл час, и меня вывела из виртуальности система безопасности депривационной камеры.

Фрустрация накатила волной. Месяцы работы, десятки погружений, и что у меня есть? Смутные ощущения и интуитивные догадки, которые рассыпаются при попытке их сформулировать. Отец был прав – нужно что-то менять в подходе.

Интересно, что происходит с Глойдой в реальности? Кто тот человек, который управляет её аватаром? Мужчина или женщина? Молодой или пожилой? Сталкивается ли он с теми же проблемами, что и я – с потерей памяти после выхода из виртуальности? Или у него более совершенное оборудование? Иногда мне казалось, что Глойда помнит больше, чем я, что её озарения приходят легче. Возможно, её игрок нашёл способ сохранять осознанность в виртуальном мире? А может быть, это просто более талантливый исследователь, чем я? Эта мысль была неприятной, но я не мог её отогнать.

Проблема стала очевидной после третьего месяца экспериментов. В виртуальности я мог днями и неделями в местном масштабе времени размышлять над сложнейшими техническими задачами, но стоило вернуться в реальность – и в памяти оставались лишь эмоции. Радость открытия, азарт исследования, но не сами открытия. Мозг словно переводил всё происходящее в режим сновидения, защищаясь от когнитивного диссонанса.

Отец выслушал мои жалобы с привычным спокойствием эксперта в области когнитивных наук

– Онейроподобное состояние, – сказал он, потягивая душистый кофе в своём кабинете. – Мозг использует механизмы сна, чтобы не перегореть от резкой смены реальности. Но есть способы это обойти – изучи литературу по осознанным сновидениям.

Я кивнул.

– Ты же понимаешь, что играешь с огнём? – добавил отец, внимательно изучая мой последний отчёт. – Прямое вмешательство в работу мозга во время изменённого состояния сознания… Если что-то пойдёт не так…

– Риски я просчитал, – перебил я, хотя в глубине души понимал: отец прав. Но отступать было поздно. Слишком много времени и сил уже вложено в проект.

– Хорошо, – вздохнул он. – Но обещай мне: при первых признаках проблем – немедленно прекращаешь эксперименты.

Исследования заняли несколько недель. Оказалось, что феномен осознанных сновидений изучен довольно хорошо – состояние, когда спящий понимает, что видит сон, и может им управлять. Существовали даже приборы для индукции такого состояния у онейромантов: специальные маски с датчиками движения глаз, которые подавали световые или звуковые сигналы в момент начала быстрой фазы сна. Принцип был прост – разбудить сознание, не выводя мозг из сновидческого состояния.

Особенно интересными оказались работы по нейрональной и биологической обратной связи. Некоторые исследователи утверждали, что можно не только индуцировать осознанные сновидения, но и усиливать когнитивные способности спящего, стимулируя определённые участки мозга слабыми электрическими импульсами. Это было именно то, что мне нужно – не просто осознанность в виртуальности, а усиленная способность к анализу и запоминанию.

К счастью, всё необходимое оборудование уже было в моём шлеме виртуальной реальности. Датчики жизненных показателей, электроэнцефалограф, трекеры движения глаз – всё это изначально предназначалось для мониторинга состояния игрока. Потребовалось лишь доработать пару сенсоров и написать программное обеспечение, которое могло бы распознать момент перехода сознания в онейроподобное состояние и подать сигнал для его пробуждения прямо в виртуальности.

Доработка заняла ещё два месяца. Тестирование, калибровка, отладка алгоритмов… Но наконец всё было готово. Я лёг в обновлённую депривационную камеру, надел усовершенствованный шлем и запустил систему загрузки сознания в своего персонажа в игре.

Первые тесты были неудачными. Система срабатывала слишком рано, выдёргивая меня из виртуальности в самые неподходящие моменты. Потом – слишком поздно, когда сознание уже полностью погружалось в онейроподобное состояние. Пришлось перенастраивать алгоритмы десятки раз, каждый раз рискуя собственным психическим здоровьем. Но постепенно система начала работать стабильнее.

Рука замерла над кнопкой запуска. А что, если это не сработает? Что, если я окончательно потеряю способность различать реальность и виртуальность? Отец предупреждал о таких случаях – исследователи, которые настолько глубоко погружались в искусственные миры, что теряли связь с действительностью. Но выбора не было. Где-то там, в мире гоблинов, меня ждали ответы на вопросы, которые мучили меня месяцами.

Восстановление персонажа:

● 

Имя: Йоль по прозвищу Тролльский Подкидыш.

● 

Раса: Гоблин.

● 

Пол: Мужской.

● 

Возраст: 17 лет.

● 

Локация: Домик в тролльском лесу.

● 

Статус: Исследователь.

Загрузка…

…Меня зовут Йоль по прозвищу Тролльский Подкидыш, и я пытаюсь создать машину, которая думает как гоблин, только быстрее…

Глава 1. Йоль

Меня зовут Йоль по прозвищу Тролльский Подкидыш, и я пытаюсь создать машину, которая думает как гоблин, только быстрее. Звучит просто, не правда ли? Но за этими словами скрываются месяцы неудач, горы испорченных чертежей и постоянное чувство, что я не тот гоблин, который должен заниматься подобными вещами. Кто я такой, чтобы создавать думающие машины? Простой подкидыш из Орешника, который случайно наткнулся на древние знания.

Наш домик в тролльском лесу стоял на небольшой поляне, окружённой вековыми елями. Глойда как раз заваривала утренний чай, а я сидел за самодельным верстаком, заваленным чертежами, рунными камнями и обломками механизмов. Два года мы живём здесь, вдали от суеты Орешника, полностью сосредоточившись на нашем проекте.

Прямо сейчас передо мной лежала очередная попытка – механический блок размером с голову гоблина, покрытый рунами из трудов Пропра. Внутри находились шестерёнки, пружины и кристаллы, которые обрабатывают логические операции с истинными и ложными суждениями. Я повернул ключ активации, и внутри блока что-то щёлкнуло, зажужжало и заскрежетало. Старшие руны на поверхности начали тускло светиться, показывая, что магические эманации циркулируют по схеме. Но что-то не работает. Опять.

Вчера я снова перечитывал свои записи о мехамухах. Их «мозги» работают, принимают решения, ориентируются в пространстве. Но мы до сих пор не понимаем, как именно. А я пытаюсь создать нечто ещё более сложное, имея лишь обрывки древних знаний и собственные догадки.

Может быть, старейшины ошиблись? Может быть, я не тот «избранный», который способен на подобные свершения? Ведь что я знаю о настоящей механике, о глубинных принципах работы разума? Мастер Гноббл учил меня чинить часы и мельничные жернова, а не создавать искусственных мыслителей.

– Опять ничего? – спросила Глойда, подходя с двумя дымящимися кружками. Её голос звучит сочувственно, но я слышу в нём и нотку усталости. Два года неудач утомили не только меня.

– Руны срабатывают, механизм крутится, но больше ничего, – ответил я, постукивая пальцем по металлическому корпусу. – Словно мы собираем красивую игрушку, а не ту машину, чертёж которой нарисовали два далёких года назад.

Глойда поставила кружки на верстак, осторожно обходя разбросанные детали.

– Может быть, дело не в механике? – спросила она, присаживаясь на табурет рядом со мной. – Мы пытаемся заставить железо и руны думать, но что, если мы неправильно понимаем само мышление?

Я отложил инструмент и внимательно посмотрел на неё. За два года совместной работы Глойда стала для меня ближайшей соратницей. Я уже не мыслил своей работы без неё. Иногда она брала исследования и разработку полностью в свои руки, и часто мне казалось, что она понимает принципы работы разума лучше меня.

– Что ты имеешь в виду? – спросил я, потягивая горячий чай.

– Ну смотри, – она взяла один из чертежей и развернула его передо мной. – Мы создали схему, которая должна обрабатывать истинные и ложные суждения. Но разве мышление сводится только к этому? Разве мы сами думаем только в терминах «да» и «нет»?

Её слова заставили меня задуматься. Действительно, когда я размышляю над сложной задачей, в голове происходит что-то более сложное, чем простая логика Пропра.

– Тогда что ещё? – спросил я.

– Не знаю, – честно ответила Глойда. – Но помнишь, как ты рассказывал о своих детских исследованиях подземелий Орешника? Ты говорил, что иногда просто чувствовал, куда идти, не думая об этом логически.

Я кивнул, вспоминая те далёкие дни. Тогда, в подземельях под Орешником, я в самом деле полагался не только на логику, но и на какое-то внутреннее чутьё. Словно что-то подсказывало мне правильный путь. Но мне казалось, что каждый гоблин должен обладать таким чутьём, мы же живём в подземельях.

– Да, помню, – сказал я. – Но как это связано с нашей машиной?

– А что, если мышление – это не только логические операции? – Глойда наклонилась ближе к чертежу. – Что, если есть ещё что-то? Какие-то… образы, ощущения, связи между идеями, которые нельзя выразить через «истинно» и «ложно»?

Я задумался над её словами. В последние месяцы я всё больше сомневался в правильности нашего подхода. Мы строили машину по принципам, которые поняли из трудов Пропра, но что, если этого действительно недостаточно?

– Тогда как нам это учесть? – спросил я. – Мы не можем создать машину, которая «чувствует» правильный ответ.

– Почему нет? – возразила Глойда. – Посмотри на мехамух. Они же как-то принимают решения, не имея полной информации. Они находят дорогу, избегают препятствий, выбирают оптимальный маршрут. Разве это не похоже на интуицию?

Она была права. Мехамухи в самом деле демонстрировали поведение, которое трудно объяснить простой логикой. Но как воспроизвести это в нашей машине?

– Может быть, дело в том, как мы используем старшие руны? – предположил я. – Мы применяем их только для усиления логических операций. А что, если они могут делать больше?

Глойда оживилась:

– Именно! Помнишь, что писала Трюггла в книге по белой магии? Разные типы магии можно комбинировать. А что, если существуют комбинации рун, которые создают не логические, а… как бы это назвать… ассоциативные связи?

Эта мысль показалась мне интригующей. Мы воистину использовали руны довольно примитивно, следуя только тем принципам, которые изучили в учебниках по магии. Но что, если возможности рун гораздо шире?

– Но как это проверить? – спросил я. – У нас нет ничего для создания таких… ассоциативных связей. Никто никогда ничего подобного не делал.

– Тогда нужно создать новый метод, – решительно сказала Глойда. – Или найти того, кто знает больше нас о природе магических эманаций.

Я посмотрел на неё с удивлением. За два года работы она ни разу не предлагала обратиться за помощью к кому-то ещё. Мы оба были слишком увлечены идеей самостоятельно разгадать тайну мышления.

– И к кому же нам обратиться? – спросил я.

– Может быть, снова к Трюггле? – предложила она. – Или к мастеру Вайглю? Он говорил о передаче сообщений между объектами. Возможно, он знает что-то, что поможет нам понять, как создать более сложные связи в нашей машине.

Я отпил ещё глоток чая, размышляя над её словами. Идея путешествия за новыми знаниями казалась разумной. Мы зашли в тупик, работая в изоляции.

– Хорошо, – сказал я наконец. – Но сначала давай попробуем ещё раз разобраться с тем, что у нас есть. Может быть, мы упускаем что-то очевидное.

Я снова взял в руки механический блок и внимательно осмотрел его поверхность. Старшие руны были выгравированы с математической точностью – каждая линия, каждый изгиб соответствовал описаниям из древнего трактата. Но что-то всё равно было не так.

– Давай попробуем ещё раз, – сказал я, поворачивая ключ активации.

Механизм ожил. Внутри что-то щёлкнуло, и я услышал знакомое жужжание шестерёнок. Руны начали светиться тусклым голубоватым светом, показывая, что магические эманации циркулируют по схеме. Я подождал несколько секунд, затем подал на вход простейший логический сигнал – комбинацию рун, означающую «истинно».

Машина отреагировала предсказуемо. Выходные руны засветились в соответствии с заложенной логикой, показывая правильный результат. Но это было всё – никаких признаков самостоятельного мышления, никаких неожиданных реакций.

– Она работает как часы, – вздохнул я. – Точно, предсказуемо, но без малейшего намёка на разум.

Глойда наклонилась ближе, изучая светящиеся руны.

– А что, если проблема в том, что мы даём ей слишком простые задачи? – предположила она. – Может быть, разум проявляется только при решении сложных проблем?

Я задумался над её словами. Действительно, мы тестировали машину только на базовых логических операциях. А если попробовать что-то более сложное?

– Хорошая мысль, – согласился я. – Давай попробуем задать ей последовательность операций.

Я начал подавать на вход машины серию логических сигналов, создавая цепочку взаимосвязанных суждений. Машина послушно обрабатывала каждый сигнал, выдавая правильные результаты, но опять же – никакой инициативы, никаких попыток найти более эффективный способ решения.

– Она как ученик, который выполняет задания, но не понимает их смысла, – заметила Глойда.

– Именно, – согласился я. – Но как научить машину понимать смысл?

Я отключил механизм и снял верхнюю крышку, обнажив сложную систему шестерёнок, пружин и кристаллов внутри. Каждый элемент был тщательно подогнан к другим, каждая руна занимала своё место в общей схеме. Но глядя на это великолепие механики, я понимал, что чего-то критически не хватает.

– Помнишь, как выглядел «мозг» мехамухи, который показывала нам Йулль? – спросил я.

– Конечно, – кивнула Глойда. – Квадратная структура с рунами и алмазом в центре.

– Вот именно. А наша машина – это набор отдельных элементов, каждый из которых выполняет свою функцию. Может быть, проблема в том, что нам нужна более… целостная структура?

Я взял увеличительное стекло и внимательно рассмотрел один из кристаллов. Внутри него были выгравированы микроскопические руны – настолько мелкие, что их едва можно было разглядеть. Эти руны должны были обрабатывать логические операции, но что, если их расположение было неправильным?

– Глойда, а если мы неправильно понимаем принцип работы рун в мышлении? – спросил я. – Мы располагаем их линейно, как в книгах Пропра. Но ведь в живом разуме они работают как-то по-другому?

Она задумалась, глядя на схему.

– Ты имеешь в виду, что руны должны взаимодействовать не последовательно, а… одновременно?

– Возможно. Или даже более сложным образом. Помнишь, в детстве мы изучали устройство водяных мельниц? Там каждое колесо влияет на работу других колёс, создавая сложную схему взаимодействий.

Я снова посмотрел на нашу машину. Она была построена по принципу «вход – обработка – выход», как простейшие механические счёты, которыми раньше пользовались гоблины, работавшие в многочисленных конторах. Но разум, очевидно, работал иначе.

– А что, если попробовать создать обратные связи? – предложила Глойда. – Чтобы выход одной части машины влиял на работу других частей?

Эта идея показалась мне перспективной. Я взял лист пергамента и начал набрасывать новую схему – не линейную, а циклическую, в которой различные блоки машины могли влиять друг на друга.

– Но как это реализовать технически? – спросил я. – Нам понадобятся дополнительные механизмы для передачи сигналов между блоками.

– Или дополнительные руны, – предложила Глойда. – Помнишь руну Бойд? Она усиливает притяжение. А что, если использовать её для создания связей между различными частями машины?

Я записал её предложение на полях чертежа. Мысль об использовании магических эманаций для создания обратных связей казалась крайне интересной, и её надо было осмыслить.

– Но тогда нам понадобится гораздо больше самоцветов для индукции магии, – заметил я. – И схема станет намного сложнее.

– Зато, возможно, более похожей на настоящий разум, – ответила Глойда.

Я отложил перо и посмотрел на неё. Её энтузиазм был заразителен, но в то же время я чувствовал знакомое беспокойство. Каждое усложнение нашей машины отдаляло нас от понимания того, как она должна работать.

– Мы движемся в неправильном направлении, – сказал я. – Разум нельзя создать простым усложнением механизмов.

Глойда внимательно посмотрела на меня.

– Ты снова сомневаешься в себе, – сказала она мягко. – Но вспомни: мы же уже создали машины, которые считают быстрее любого гоблина. Это тоже казалось невозможным, пока мы не сделали это.

Её слова напомнили мне о наших ранних успехах. Да, мехасчёты, которые мы создали в первые месяцы работы, произвели настоящий фурор среди торговцев и ремесленников. Но создание разума казалось задачей совершенно иного масштаба.

– Может быть, нам стоит вернуться к основам? – предложил я. – Изучить ещё раз принципы работы мехамух, понять, что именно делает их «мозги» разумными?

– Хорошая идея, – согласилась Глойда. – Но у нас есть только те записи, которые мы сделали тогда, в столице. А этого явно недостаточно.

Я кивнул, понимая, что она права. Наши знания о мехамухах были поверхностными. Мы видели их устройство, но не понимали принципов работы.

– Значит, нам и правда нужно отправиться в путешествие, – сказал я. – Найти того, кто знает больше нас о природе искусственного разума.

Я откинулся на спинку стула и посмотрел в окно. За стеклом виднелись верхушки елей, покачивающиеся на ветру. Два года назад я был уверен, что создание думающей машины – лишь вопрос времени и усердия. Теперь же каждая неудача усиливала мои сомнения.

Нехорошие мысли опять начали гонять в моей голове. Кто я такой, чтобы браться за подобные задачи? Простой подкидыш, которого нашли зимой на пне у дороги. Да, я научился механике у мастера Гноббла, изучил труды Пропра, разгадал некоторые тайны мехамух. Но достаточно ли этого для создания искусственного разума?

Иногда по ночам, когда Глойда уже спала, а я всё ещё корпел над чертежами, меня охватывало странное чувство. Словно я пытался решить задачу, которая мне не по силам. Словно где-то есть знания, которых мне не хватает, но я даже не знаю, где их искать.

– Ты слишком много думаешь, – заметила Глойда, словно прочитав мои мысли.

– А как не думать? – ответил я. – Мы работаем уже два года, а результат всё тот же. Может быть, проблема во мне? Может быть, я просто не способен на такие открытия?

Глойда покачала головой:

– Помнишь, что говорил мастер Вайгль? Самые сложные задачи решаются не силой, а терпением. Мы на правильном пути, просто идём медленнее, чем хотелось бы.

Её слова немного успокоили меня, но сомнения никуда не делись. Где-то в глубине души я понимал, что нам нужен прорыв – не просто техническое усовершенствование, а принципиально новый подход к пониманию природы мышления.

Глойда встала и подошла к окну, выходящему на восточную сторону поляны.

– Послушай, – сказала она, – а ведь наша мельница опять стучит неровно.

Я прислушался и в самом деле услышал знакомый звук – ритмичное постукивание деревянных механизмов, но с небольшими сбоями в такте. Водяная мельница, которую мы построили на ручье в первые месяцы жизни здесь, приводила в движение несколько станков в нашем домике. Без неё мы не смогли бы изготавливать точные детали для наших экспериментов.

– Наверное, опять ветки намело на колесо, – предположил я, откладывая инструменты. – Пойду проверю.

Я вышел из домика и направился по узкой тропинке к ручью. Мельница была нашей гордостью – сложная система деревянных колёс, валов и ремней, которая передавала энергию текущей воды в наш домик. Там она приводила в движение токарный станок, сверлильный механизм и точильное колесо – всё то, без чего создание сложных механизмов было бы невозможно.

Так и вышло – на лопасти главного колеса намотались ветки и листья, принесённые недавним дождём. Я осторожно очистил их, стараясь не повредить тонко настроенный механизм. Мельница снова заработала ровно, и я с удовлетворением послушал, как ритмичное постукивание разносится по лесу.

Возвращаясь к домику, я невольно подумал о том, как изменилась наша жизнь за эти два года. Раньше мы жили в суете Орешника, окружённые другими гоблинами и повседневными заботами. Теперь же наш мир ограничивался этой поляной, ручьём и бескрайним лесом вокруг.

Продукты и необходимые материалы нам доставляли большие грузовые мехамухи – раз в неделю они прилетали с тяжёлыми корзинами, оставляли их у домика и улетали обратно. Старейшины Орешника явно поддерживали наши исследования, хотя мы редко получали от них прямые указания или советы.

Иногда я задавался вопросом: а правильно ли мы поступили, изолировав себя от остального мира? Может быть, нам нужно больше общаться с другими механиками, изучать их опыт, делиться своими открытиями?

Но каждый раз, когда такие мысли приходили мне в голову, я вспоминал о сложности нашей задачи. Создание думающей машины требовало полной сосредоточенности, и любые отвлечения могли помешать работе.

Вернувшись в домик, я обнаружил, что Глойда уже убрала со стола остатки завтрака и разложила новые чертежи.

– Мельница работает? – спросила она, не поднимая головы от наших рисунков.

– Да, всё в порядке, – ответил я. – Что ты там изучаешь?

– Наши старые записи о мехамухах, – ответила она. – Думаю о том, что ты говорил про обратные связи. Может быть, мы что-то упустили в первоначальных наблюдениях.

Я подошёл ближе и заглянул через её плечо. На пергаменте были изображены схемы «мозга» мехамухи – те самые рисунки, которые мы сделали два года назад во время перелёта на дирижабле в столицу.

– Видишь эти линии между рунами? – Глойда указала на тонкие соединения в центре схемы. – Тогда мы думали, что это просто декоративные элементы. А что, если это и есть те самые обратные связи, о которых мы говорили?

Я внимательно рассмотрел рисунок. И правда, между рунами в «мозге» мехамухи были видны тонкие линии, образующие сложную сеть соединений.

– Интересная мысль, – согласился я. – Но как проверить эту гипотезу?

– Только одним способом, – ответила Глойда. – Нужно снова увидеть настоящий «мозг» мехамухи и изучить его более подробно.

Я отложил чертежи и задумчиво посмотрел в окно. Солнце уже поднялось высоко, и лесная поляна купалась в золотистом свете. Где-то вдалеке слышалось пение птиц, а наша мельница продолжала свой размеренный стук.

– Знаешь, – сказал я наконец, – может быть, ты права. Мы слишком долго работаем в изоляции. Возможно, пришло время выйти из нашего уютного убежища и поискать ответы в других местах.

Глойда кивнула:

– Я думала об этом всё утро. У нас есть несколько вариантов. Можно вернуться к Йулль – она показывала нам устройство мехамухи и, возможно, согласится на более детальное изучение. Или отправиться к мастеру Вайглю – его знания о передаче сообщений между объектами могут оказаться ключевыми.

– А что насчёт Трюгглы? – спросил я. – Она знает о магических эманациях больше всех, кого мы встречали. Может быть, она поможет нам понять, как создать те самые ассоциативные связи, о которых ты говорила.

– Тоже вариант, – согласилась Глойда. – Хотя путь к ней самый сложный.

Я встал и прошёлся по комнате, обдумывая наши возможности. Каждая из этих дорог могла привести к прорыву, но могла и оказаться тупиком. Выбор был непростым.

– А что, если мы разделимся? – предложил я. – Ты отправишься к одному наставнику, я – к другому. Так мы сможем собрать больше информации за меньшее время.

Глойда покачала головой:

– Нет, мы работаем вместе уже два года. Наши идеи дополняют друг друга. Разделившись, мы потеряем эту нашу способность мыслить как единое целое.

Она была права. За время совместной работы мы научились понимать друг друга с полуслова, и наши подходы к решению проблем прекрасно сочетались.

– Тогда решаем вместе, – сказал я. – Куда отправимся в первую очередь?

Глойда задумалась, глядя на разложенные перед нами чертежи и записи.

– Начнём с Йулль, – решила она. – Мехамухи – это единственные работающие примеры искусственного разума, которые мы знаем. Если мы сможем понять их принципы работы, это даст нам основу для дальнейших исследований.

Я кивнул. План казался разумным.

– Хорошо. Завтра приведём в порядок наши записи, соберём необходимые инструменты и отправимся в путь. Пора покинуть наше лесное убежище.

Глойда улыбнулась – впервые за много дней я увидел в её глазах настоящий энтузиазм.

– Наконец-то, – сказала она. – Я уже начала было думать, что мы навсегда застрянем в этих четырёх стенах.

Я посмотрел на механический блок, который я сделал последним – он всё ещё лежал на верстаке. Завтра мы оставим его здесь и отправимся искать ответы в большом мире. Возможно, это новое путешествие изменит всё.

Возможно, именно где-то там мы найдём ключ к созданию машины, которая думает по-настоящему.

Глава 2. Йоль

Два года назад, когда мы с Глойдой впервые показали наш чертёж думающей машины старейшинам Орешника, я и представить не мог, к чему это приведёт. Я отлично помню тот день, когда градоначальник Орешника запер нас в ратуше и потребовал объяснений. «Откуда у вас эти чертежи?» – спросил он, и в его голосе звучала не любопытство, а подозрение.

Рядом с градоначальником стоял чародей Бримс – тот самый, что подарил мне рунический камень на ярмарке Лита. Но теперь его лицо было серьёзным, почти суровым.

– Мы создали их сами, – ответил я, стараясь говорить уверенно. – На основе трудов Пропра и наших собственных исследований.

– Сами? – переспросил градоначальник, недоверчиво разглядывая чертёж. – Два молодых гоблина самостоятельно разработали схему машины, которая думает? Простите, но это звучит… неправдоподобно.

Глойда сжала мою руку под столом. Мы заранее договорились говорить только правду, но градоначальник явно ожидал другого ответа.

– Расскажите подробнее, – вмешался чародей Бримс. – Как именно вы пришли к этой идее? Какие источники изучали? С кем консультировались?

Следующий час мы подробно рассказывали о нашем путешествии – о Трюггле и её книге по белой магии, о мастере Вайгле и его знаниях о передаче сообщений, о Йулль и её объяснениях устройства мехамух. Постепенно подозрительность в глазах старейшин сменилась заинтересованностью.

– Значит, вы считаете, что можете построить эту машину? – спросил градоначальник, когда мы закончили рассказ.

– Мы должны попробовать, – ответил я. – Но нам понадобятся материалы, инструменты, время…

– И знания, – добавила Глойда. – Нам нужно глубже изучить принципы исчисления суждений, понять, как именно должна работать такая машина.

Чародей Бримс кивнул:

– Это разумно. Нельзя строить дом, не заложив фундамент. Начните с изучения основ – создайте что-нибудь более простое, чтобы мы могли убедиться, что вы именно те, за кого себя выдаёте. А уже потом посмотрим, чем мы сможем вам помочь. Или наказать за попытку обмануть нас.

Последние слова Бримса прозвучали зловеще, и я почувствовал, как по моей спине пробежал холодок. Глойда тоже напряглась рядом со мной.

– Что именно вы хотите, чтобы мы создали? – спросил я, стараясь сохранить спокойствие в голосе.

– Начните с простого, – ответил градоначальник. – Создайте машину, которая может складывать и вычитать числа быстрее, чем это делает гоблин с обычными счётами. Если у вас действительно есть понимание принципов механических вычислений, это не должно составить труда.

– А если мы справимся? – спросила Глойда.

– Тогда мы поговорим о более серьёзной поддержке ваших исследований, – сказал чародей Бримс. – Но если окажется, что вы просто нашли чужие чертежи и выдаёте их за свои…

Он не договорил, но угроза висела в воздухе, а над его головой, как будто бы, появилось несколько красных сгустков магических эманаций.

– Сколько времени у нас есть? – спросил я.

– Месяц, – коротко ответил градоначальник. – Через месяц мы ожидаем увидеть работающий прототип.

Когда нас наконец-то выпустили из ратуши, я чувствовал себя одновременно воодушевлённым и напуганным. С одной стороны, у нас появился шанс доказать серьёзность наших намерений. С другой – месяц казался ничтожно малым сроком для создания работающей вычислительной машины.

– Ну что, справимся? – спросила Глойда, когда мы шли по улицам Орешника к мастерской Гноббла.

– Должны справиться, – ответил я. – Альтернативы-то у нас нет.

В тот же вечер мы засели за наши заметки. Труды Пропра по исчислению суждений, записи о механических принципах из мастерской Вайгля, мои собственные записи о старших рунах и магических эманациях – всё это нужно было переосмыслить применительно к созданию вычислительной машины.

Первые дни прошли в поисках подходящих теоретических подходов. Я вновь и вновь перечитывал описания логических операций, пытаясь понять, как их можно реализовать механически. Глойда вспоминала принципы работы различных механизмов – от простых рычагов до сложных часовых механизмов.

– Смотри, – сказала она на третий день, показывая мне схему часового механизма. – Здесь каждое колесо передаёт движение следующему, но с определённым соотношением. А что, если мы создадим подобную систему, в которой каждое колесо будет представлять логическую операцию?

Идея показалась мне перспективной, но чем больше я думал о её реализации, тем больше возникало вопросов. Как закодировать числа в движении шестерёнок? Как обеспечить точность вычислений? Как сделать так, чтобы результат можно было прочитать?

К концу первой недели у нас была готова теоретическая схема. Я нарисовал чертёж механизма, в котором числа кодировались положением зубчатых колёс, а арифметические операции выполнялись через систему рычагов и передач. Выглядело это убедительно на бумаге, но когда дело дошло до практической реализации, начались проблемы.

Первый прототип я собрал за три дня. Простейшая конструкция из дерева и металла, способная складывать однозначные числа. Когда я повернул рукоятку и увидел, как механизм выдал правильный результат, радости не было предела.

– Работает! – закричал я, привлекая внимание всей мастерской старого мастера Гноббла. – Глойда, смотри, она действительно работает!

Но радость была недолгой. Уже на следующий день я обнаружил, что механизм даёт ошибки при сложении чисел больше пяти. Проблема была в люфте шестерёнок – небольшие неточности в изготовлении накапливались и приводили к неправильным результатам.

– Нужно переделать все детали с большей точностью, – сказал я Глойде, разбирая неисправный механизм.

– Йоль, у нас осталось три недели, – напомнила она. – Может быть, стоит сначала добиться стабильной работы с однозначными числами, а потом уже думать о расширении возможностей?

Но я уже был одержим идеей совершенства. Если мы собираемся показывать нашу машину старейшинам, она должна быть безупречной. Я потратил целую неделю на изготовление новых, более точных деталей, тщательно подгоняя каждую шестерёнку.

Второй прототип работал лучше, но теперь я заметил, что рукоятка поворачивается с трудом. Механизм был слишком тугим. Ещё несколько дней ушло на доработку системы передач.

– Йоль, – сказала Глойда, когда до срока осталось меньше двух недель, – ты зацикливаешься на мелочах. Наша машина уже складывает числа правильно. Разве этого не достаточно для демонстрации?

– Нет, – упрямо ответил я, полируя очередную деталь. – Если мы хотим, чтобы нас воспринимали серьёзно, всё должно быть идеально. Представь, что будет, если во время демонстрации что-то заклинит или даст неправильный результат?

Глойда вздохнула, но продолжала помогать мне. Третий прототип был действительно хорош – точный, надёжный, способный складывать и вычитать двузначные числа. Но теперь меня беспокоило то, что он выглядел слишком просто.

– А что, если добавить возможность умножения? – предложил я. – Или деления? Тогда наша машина будет действительно впечатляющей.

– Йоль! – Глойда схватила меня за плечи и заставила посмотреть ей в глаза. – До демонстрации осталось пять дней. Пять! Мы не успеем добавить новые функции и при этом сохранить надёжность работы.

Я посмотрел на наш третий прототип. Он действительно работал хорошо, но казался мне недостаточно совершенным. В голове уже роились идеи улучшений – более элегантный корпус, дополнительные функции, использование старших рун для ускорения вычислений…

– Хорошо, – сказал я наконец. – Но давай хотя бы сделаем корпус более презентабельным. И добавим руны для демонстрации того, что мы понимаем принципы магической механики.

На изготовление красивого деревянного корпуса и гравировку рун ушло ещё три дня. Но результат того стоил – наша машина выглядела как настоящее произведение искусства.

– Как мы её назовём? – спросила Глойда в последний вечер перед демонстрацией.

Я задумался. «Вычислительная машина Йоля и Глойды» звучало слишком громоздко. «Вычислитель» – слишком мудрёно.

– А что насчёт… мехасчёты? – предложила Глойда. – По аналогии с мехамухами. Механические счёты, но короче.

Название понравилось мне сразу. Простое, понятное, и в то же время подчёркивающее связь с другими магико-механическими устройствами.

– Мехасчёты, – повторил я. – Да, это хорошо звучит.

Демонстрация была назначена на утро в большом зале городской ратуши. Когда мы с Глойдой вошли туда, неся наши мехасчёты, я увидел, что комиссия оказалась внушительнее, чем ожидалось.

За длинным столом сидели не только градоначальник и чародей Бримс, но и грандмастер Торгль – главный механик Орешника, чьи изобретения славились по всей стране гоблинов. Рядом с ним расположилась чародейка Вендла, специалист по магическим эманациям, и ещё несколько гоблинов, которых я не узнал, но по их важному виду понял, что это тоже влиятельные особы.

Старый мастер Гноббл, который пришёл вместе с нами для моральной поддержки, поднялся и обратился к комиссии:

– Уважаемые старейшины нашего города, позвольте представить вам моего воспитанника Йоля по прозвищу Тролльский Подкидыш и его соратницу Глойду по прозвищу Юркая. За годы обучения в моей мастерской Йоль показал себя способным механиком и изобретателем. То, что они создали, – плод их собственного труда и изысканий. Я ручаюсь за них своей репутацией.

Грандмастер Торгль кивнул мастеру Гнобблу с уважением – они были знакомы много лет и не раз сотрудничали по различным проектам.

– Спасибо, мастер Гноббл, – сказал градоначальник. – Ваше мнение для нас весомо. Итак, – обратился он к нам, – покажите нам, на что способны ваши… как вы их называете?

– Мехасчёты, – ответил я, стараясь скрыть волнение. – Механические счётные устройства.

Грандмастер Торгль наклонился ближе, изучая корпус нашей машины.

– Интересная работа, – пробормотал он. – Руны выгравированы аккуратно. А принцип действия?

– Числа кодируются положением зубчатых колёс, – объяснила Глойда. – Арифметические операции выполняются через систему рычагов и передач. Результат отображается на циферблатах.

– Покажите, – коротко сказал чародей Бримс.

Я глубоко вдохнул и начал демонстрацию. Сначала простое сложение – семь плюс пять. Повернул рукоятки для установки чисел, активировал механизм, и на выходном циферблате появился результат: двенадцать.

– Правильно, – кивнул грандмастер Торгль. – А что-нибудь посложнее?

Я показал вычитание, затем сложение двузначных чисел. Мехасчёты работали безупречно – все те дни доработок и совершенствования не прошли даром.

– Впечатляюще, – сказала чародейка Вендла. – А руны? Они просто декоративные или выполняют какую-то функцию?

– Они ускоряют работу механизма и повышают точность вычислений, – ответил я. – Руна Рэм усиливает потоки движения, а руна Вендль защищает от внешних магических помех.

Конечно, это была небольшая хитрость с моей стороны – старшие руны действительно были функциональными, но их влияние на работу мехасчёт было минимальным. Однако комиссия выглядела впечатлённой.

Грандмастер Торгль взял в руки наше устройство и внимательно осмотрел его со всех сторон.

– Качество изготовления высокое, – сказал он наконец. – Принцип работы понятен и логичен. Но главный вопрос: можете ли вы воспроизвести этот результат? Создать не одну машину, а несколько?

– Конечно, – ответил я. – У нас есть все чертежи и технологии.

– Тогда вот вам следующее задание, – сказал чародей Бримс. – Создайте десять таких устройств за два месяца. Если справитесь, мы обеспечим вас всем необходимым для работы над более амбициозными проектами.

Когда мы вышли из ратуши, я чувствовал одновременно гордость и тревогу. Мы прошли первое испытание, но впереди было новое – и гораздо более сложное.

– Десять мехасчёт за два месяца, – задумчиво сказала Глойда. – Это значит, нам нужно наладить серийное производство.

– И найти помощников, – добавил я. – Одни мы точно не справимся.

Мастер Гноббл встретил нас у входа в свою мастерскую с широкой улыбкой на лице.

– Ну что, мои дорогие изобретатели, – сказал он, похлопав меня по плечу, – похоже, вы произвели настоящий фурор в ратуше. Грандмастер Торгль уже прислал ко мне гонца с предложением о сотрудничестве.

– Что за предложение? – спросила Глойда.

– Он хочет, чтобы мы наладили производство ваших мехасчётов прямо здесь, в моей мастерской, – ответил мастер Гноббл, и в его глазах заблестели золотые монеты. – Я уже выделил для этого отдельный цех в восточном крыле. И подобрал трёх толковых подмастерьев, которые будут работать под вашим руководством.

Я почувствовал, как внутри всё сжалось. Мастер Гноббл был добрым человеком, но прежде всего он оставался торговцем. Его предпринимательская жилка подсказывала ему, что мехасчёты могут принести хорошую прибыль.

– А кто будет управлять производством? – осторожно спросил я.

– Зиггль, конечно! – воскликнул мастер Гноббл. – Мой сын прекрасно разбирается в механике, и к тому же он твой названый брат. Кому ещё можно доверить такое важное дело?

Как по заказу, в мастерскую вошёл Зиггль. За прошедшие годы он заметно повзрослел и теперь выглядел как настоящий мастер – уверенный, деловитый, с руками, покрытыми мозолями от работы с металлом.

– Йоль! Глойда! – радостно воскликнул он. – Отец уже рассказал мне о ваших мехасчётах. Потрясающая работа! Я уже представляю, как мы организуем производство. Разделим процесс на этапы, каждый подмастерье будет отвечать за свою часть работы…

– Постой, – перебил я. – А мы с Глойдой? Что нам делать?

Мастер Гноббл удивлённо посмотрел на меня:

– Как что? Вы же не собираетесь всю жизнь делать одни и те же счётные машины? У вас есть более важные цели – та самая думающая машина, ради которой всё и затевалось. Оставьте производство мехасчётов нам, а сами занимайтесь исследованиями.

В его словах была логика, но что-то внутри меня противилось такому решению. Мехасчёты были нашим детищем, и мысль о том, что кто-то другой будет их производить, казалась неправильной.

– Но ведь могут возникнуть технические проблемы, – возразил я. – Или потребуются усовершенствования. Кто будет этим заниматься?

– Зиггль достаточно умён, чтобы справиться с любыми проблемами, – уверенно сказал мастер Гноббл. – А если что-то серьёзное – он всегда может обратиться к вам за советом.

Зиггль кивнул:

– Не волнуйся, братец. Я изучу каждую деталь ваших чертежей. И обещаю, что качество не пострадает.

Глойда тихо тронула меня за рукав:

– Может быть, стоит согласиться? Нам действительно нужно сосредоточиться на главной задаче.

Я посмотрел на неё, потом на мастера Гноббла и Зиггля. Все они были правы, но расставание с мехасчётами давалось мне нелегко.

– Хорошо, – сказал я наконец. – Но с условием, что мы остаёмся консультантами и можем вносить улучшения в конструкцию.

– Разумеется! – обрадовался старый мастер Гноббл. – Ваш опыт бесценен.

Следующие два месяца пролетели как один день. Мы с Глойдой проводили утра в новом цехе, обучая подмастерьев тонкостям изготовления мехасчётов, а вечера посвящали усовершенствованию конструкции. Оказалось, что серийное производство выявляет проблемы, которые незаметны при создании единичных экземпляров.

Первое улучшение касалось упрощения сборки – я переработал крепления так, чтобы детали соединялись быстрее и надёжнее. Второе – Глойда предложила добавить функции умножения и деления для более сложной модели мехасчётов.

– Если мы уже наладили производство, – рассуждала она, – почему бы не выпускать два варианта? Простой – для торговцев и ремесленников, сложный – для инженеров и учёных.

К концу первого месяца у нас было готово не десять устройств, как требовала комиссия, а тридцать. Мастер Гноббл, видя такой успех, нанял ещё пятерых мастеров и открыл вторую производственную линию в соседнем здании.

– Спрос превышает все ожидания! – радостно докладывал Зиггль. – Торговцы уже выстраиваются в очередь за нашими мехасчётами. А когда узнают о модели с умножением и делением…

К концу второго месяца мастерская производила по двадцать мехасчёт в неделю. У нас было готово более ста устройств двух типов, и производство продолжало расширяться.

– Знаете что, – сказал старый мастер Гноббл за неделю до срока сдачи комиссии, – а давайте устроим настоящую демонстрацию наших великолепных возможностей! Как раз в эти дни около ратуши проходит большая ежегодная выставка-ярмарка. Наша мастерская строит там отдельный павильон. Покажем наши мехасчёты не только старейшинам, но и всем желающим.

Идея казалась нам превосходной. Ярмарка означала множество потенциальных покупателей – торговцев, ремесленников, чародеев и учёных из других городов.

– Это будет настоящий триумф, – предвкушал Зиггль. – Наши мехасчёты станут известны по всей стране гоблинов.

День доклада комиссии превзошёл все наши ожидания. Когда мы внесли в зал ратуши ящики с готовыми мехасчётами, лица старейшин выражали неподдельное изумление.

– Сто двадцать устройств за два месяца? – переспросил грандмастер Торгль, осматривая аккуратно разложенные мехасчёты. – Мы просили десять.

– Мы решили не ограничиваться минимумом, – ответил я, демонстрируя работу усовершенствованной модели с функциями умножения и деления.

Чародей Бримс взял в руки одно из устройств и внимательно изучил механизм.

– Качество изготовления даже выше, чем у прототипа, – заметил он. – И новые функции работают безупречно.

– Это результат серийного производства, – объяснила Глойда. – Мы выявили и устранили все недостатки, которые проявились в процессе изготовления.

Но настоящая феерия началась на ярмарке. Павильон мастерской старого мастера Гноббла стал центром притяжения всей выставки. Толпы гоблинов собирались вокруг наших столов, наблюдая, как мехасчёты за секунды решают задачи, на которые обычно требовались минуты кропотливых вычислений.

– Невероятно! – восклицал один торговец, видя, как простая модель мехасчёт мгновенно подсчитывает стоимость его товаров. – Это же сэкономит мне часы работы каждый день!

– А эта модель может делить? – спрашивал гоблин-инженер из соседнего шахтёрского поселения, изучая сложную версию. – Покажите, как она вычисляет доли при строительных расчётах.

К концу первого дня ярмарки мы продали все привезённые мехасчёты и набрали заказов ещё на двести устройств. Зиггль не успевал записывать имена покупателей и их требования.

– Нам срочно нужно расширять производство! – говорил он, вытирая пот со лба. – Такого спроса я не ожидал даже в самых смелых мечтах.

Старый мастер Гноббл ходил по павильону с довольной ухмылкой, принимая поздравления от коллег и подсчитывая прибыль.

– Йоль, Глойда, – сказал он нам в конце второго дня, – вы создали не просто полезное изобретение. Вы совершили настоящую революцию. У меня голова кругом идёт от тех возможностей, которые открываются перед нами.

«То ли ещё будет», – подумал я и улыбнулся.

На третий день ярмарки к нам в павильон пришли гости из столицы – представители Высокой Академии Магии и Механики и крупных торговых домов. Они предлагали огромные заказы и эксклюзивные контракты.

– Мне нужно отправить Зиггля в столицу, – сказал старый мастер Гноббл. – Там открываются такие возможности, которые нельзя упускать.

Через неделю после ярмарки нас снова пригласили в городскую ратушу, но теперь не для отчёта, а для торжественного признания наших заслуг.

– Именем старейшин Орешника, – объявил градоначальник, – мы предоставляем вам полную поддержку в ваших дальнейших исследованиях. Вам выделяется ежемесячное обеспечение из городской казны, а также все необходимые материалы и инструменты.

Чародей Бримс добавил:

– Кроме того, мастер Гноббл изъявил желание дополнительно поддержать ваши работы из собственных средств.

Старый мастер встал и торжественно произнёс:

– Я назначаю мастера Дроггла ответственным за ваше снабжение. Всё, что вам потребуется для исследований, будет доставляться без задержек. А в главном банке Орешника уже открыты два счёта на ваши имена – туда будет поступать ваша доля от продажи каждого устройства для механических вычислений.

Я с трудом поверил в происходящее. Ещё три месяца назад мы были просто молодыми изобретателями с безумной идеей. Теперь же нас обеспечивали всем необходимым для работы над созданием машины, которая думает как гоблин, только быстрее.

– Что ж, – сказала Глойда, когда мы вышли из ратуши, – теперь у нас нет оправданий для неудач. Пора браться за настоящую работу.

Выбор места для нашей новой мастерской оказался непростой задачей. Нам нужно было тихое место, где никто не помешает сложным исследованиям, но в то же время доступное для доставки материалов и оборудования.

– А что, если вернуться в тролльский лес? – предложила Глойда. – Помнишь то место силы, где ты впервые встретил Трюгглу? Там особая атмосфера, которая способствует магическим исследованиям.

Идея показалась мне разумной. Тролльский лес был достаточно близко к Орешнику, чтобы поддерживать связь с цивилизацией, но достаточно удалён, чтобы обеспечить необходимое уединение.

Мы отправились туда на следующей неделе, взяв с собой мастера Дроггла – того самого гоблина, которого старый мастер Гноббл назначил ответственным за наше снабжение. Мастер Дроггл оказался опытным строителем и сразу оценил выбранную нами поляну.

– Хорошее место, – сказал он, осматривая ровную площадку среди вековых елей. – Ручей рядом – вода есть. Почва твёрдая – фундамент будет крепкий. И от ветров защищено.

Строительство заняло два месяца. Мастер Дроггл привёз бригаду опытных плотников, и вскоре на поляне вырос добротный деревянный дом с просторной мастерской. Особое внимание уделили водяной мельнице на ручье – без неё мы не смогли бы обрабатывать детали с необходимой точностью.

– Вот теперь у вас есть всё для серьёзной работы, – сказал мастер Дроггл, принимая готовую постройку. – Мельница даёт энергию для станков, в мастерской достаточно места для любых экспериментов, а жилая часть позволит вам не отвлекаться на поездки в город.

Когда строители уехали, мы с Глойдой остались одни в нашем новом доме. Тишина леса, нарушаемая только шумом ручья и стуком мельницы, создавала идеальную атмосферу для сосредоточенной работы.

– Ну что, – сказала Глойда, разглядывая пустую пока мастерскую, – пора браться за настоящую задачу. Нас ждёт создание мыслящей машины.

Так началась наша новая жизнь в лесу – жизнь, полностью посвящённая поиску тайны механического разума.

Глава 3. Йулль

Меня зовут Йулль по прозвищу Небесная Ртуть, и я не очень-то и помню, как оказалась за штурвалом дирижабля, летящего в столицу.

Последнее, что я отчётливо помнила – это разговор с двумя молодыми гоблинами в мастерской деда Вайгля почти два года назад и потом в дирижабле. Йоль и Глойда… да, именно так их звали. Мы говорили о мехамухах, о передаче сообщений, о тайнах механического разума. А потом… туман и пустота.

Я словно бы проспала этот период своей жизни.

Дирижабль плавно снижался к посадочной площадке столицы, и я машинально выполняла все необходимые манёвры. Руки помнили управление, но разум был затуманен. Что я делала все эти месяцы? Почему я не могу этого вспомнить?

Когда пассажиры покинули гондолу, а наземная команда начала готовить дирижабль к следующему рейсу, я просто встала и ушла. Никого не предупредив, ничего не объяснив. Просто ушла прочь от всего этого бессмысленного существования.

Первые дни в столице прошли как в болезненном забытьи. Я бродила по знакомым улицам, пытаясь понять, что со мной произошло. Всё казалось одновременно знакомым и чужим – словно я смотрела на мир через мутное стекло.

Но постепенно ко мне возвращалась ясность мысли. И с ней пришло понимание – когда-то я была «избранной». Тем, кого старейшины искали через обряды Посвящения. Но что-то пошло не так, и я… потерялась? Забылась? Погрузилась в какое-то полусонное существование?

Воспоминания о Йоле и Глойде были единственным ярким пятном в этом тумане. Два молодых исследователя, которые пытались разгадать тайны механического разума. Что с ними стало за всё это время? Продолжают ли они свои изыскания?

Любопытство оказалось сильнее растерянности. Я решила их найти.

Начала я с того, что попыталась вспомнить всех знакомых в столице. Их оказалось не так много – за время работы пилотом я больше общалась с экипажами дирижаблей, чем с местными жителями. Но кое-кто всё же был.

Мастер Гордль, который когда-то чинил мне навигационные приборы, нахмурился, услышав имя Йоль:

– Тролльский Подкидыш? Что-то знакомое… Ах да! Помню, кто-то рассказывал про молодого механика с таким прозвищем. Вроде бы он жил у мастера Зарка, когда учился в столице.

Мастера Зарка я нашла в его старой мастерской в ремесленном квартале. Годы не сделали его добрее – он встретил меня с привычной для себя грубостью.

– Йоль? – буркнул он, не отрываясь от работы. – И что тебе от него надо?

– Просто хочу найти старого знакомого, – ответила я как можно мягче.

– Ха! – Зарк наконец поднял голову и злобно посмотрел на меня. – Этот выскочка со своей подружкой думали, что они умнее всех. Всё что-то искали в Большой библиотеке, про какие-то древние труды болтали. А потом исчезли, даже не попрощавшись.

Большая библиотека! Это была зацепка.

В фойе библиотеки я услышала именно то, что искала. Очень молодая и крайне миловидная гоблинша в кителе с погонами старшего администратора громко жаловалась своей коллеге:

– А помнишь тех двух странных авантюристов, что приходили к магистру Френзелю? Они проходили своё Посвящение, расспрашивали про труды Пропра. Магистр потом несколько дней не мог успокоиться – говорил, что молодёжь нынче совсем обнаглела. Так вот, я слышала, что он что-то нашли. Все старейшины столицы взбудоражены. К ним в Орешник, только подумать – такое захолустье, постоянно летают группами и по одиночке. Ох, чувствую, что что-то надвигается. Помяни моё слово, я чувствую.

Моё сердце забилось быстрее. Это определённо были Йоль и Глойда! И судя по словам администраторши, они действительно чего-то добились.

Я подождала, пока её коллега отошла, и подошла к стойке.

– Простите, – сказала я как можно дружелюбнее, – не могли бы вы помочь мне? Я ищу тех самых молодых исследователей, о которых вы только что говорили. Мы старые знакомые, и я очень хочу с ними встретиться.

Администраторша пристально взглянула на меня. В её глазах мелькнуло любопытство.

– Знакомые? – переспросила она. – А вы кто такая?

– Йулль по прозвищу Небесная Ртуть, – представилась я. – Я пилот дирижаблей. Мы познакомились во время их путешествия почти два года назад.

– Ах, вы тоже из тех, кто проходил Посвящение! – оживилась она. – Я так и думала. У вас особый взгляд, знаете ли. Меня, кстати, зовут Тригла.

Что-то в её тоне подсказывало мне, что она знает больше, чем говорит. Возможно, она тоже когда-то была «избранной»?

– Тригла, не могли бы вы устроить мне встречу с магистром Френзелем? – попросила я. – Мне очень нужно узнать, где сейчас Йоль и Глойда.

Она задумалась, постукивая пальцем по столу.

– Магистр очень занят, – сказала она наконец. – Но… если вы действительно их знакомая, то, возможно, он согласится вас принять. Подождите здесь, я схожу к нему.

Через несколько минут Тригла вернулась с довольной улыбкой.

– Магистр Френзель примет вас прямо сейчас, – сообщила она. – Но предупреждаю – он не в лучшем настроении. Последние недели к нему постоянно приходят какие-то важные особы и задают странные вопросы.

Магистр Френзель встретил меня в своём кабинете с явным недовольством. Он выглядел усталым и раздражённым – видимо, Тригла была права насчёт его настроения.

– Итак, – сказал он, даже не предлагая мне сесть, – вы ищете тех двух молодых авантюристов. Йоль и Глойда, если не ошибаюсь?

– Именно, – кивнула я. – Мы познакомились почти два года назад, и я хотела бы возобновить наше общение.

Магистр оглядел меня снизу доверху, словно пытаясь что-то разглядеть.

– Вы тоже из «избранных», не так ли? – спросил он неожиданно прямо. – У вас тот же взгляд, что и у них был. Словно вы видите больше, чем обычные гоблины.

Я не знала, что ответить на это, поэтому просто кивнула.

– Понятно, – вздохнул магистр. – Ну что ж, раз вы их знакомая… Они действительно приходили ко мне почти два года назад. Искали продолжение трудов Пропра по исчислению суждений. Странные ребята – задавали очень специфические вопросы о логических машинах.

– И что вы им сказали?

– Направил к одному торговцу железными дверьми. Когда-то мы были с ним хорошо знакомы. Тот тоже был из ваших, «избранных», и у него были кое-какие редкие материалы. – Магистр помолчал, затем добавил: – А потом они все исчезли. И вы, и они, и тот торговец. Словно растворились в воздухе.

– Торговец тоже исчез?

– Ну, физически он остался на месте, – пояснил магистр. – Но стал совершенно другим гоблином. Потерял всякий интерес к знаниям, превратился в обычного торговца. А недавно… – он замолчал, словно раздумывая, стоит ли продолжать.

– Что недавно? – настойчиво спросила я.

– Недавно ко мне стали приходить всякие важные особы из разных городов. Тоже все спрашивают об этих двух молодых авантюристах. Похоже, что они действительно что-то нашли или создали. Что-то значительное.

Моё сердце вновь забилось быстрее. Значит, Йоль и Глойда действительно добились успеха!

– Магистр, вы не знаете, где они сейчас?

– Понятия не имею, – покачал головой Френзель. – Но советую вам обратиться к тому торговцу железными дверьми. Возможно, он что-то помнит о ваших друзьях.

Он дал мне адрес лавки, и я поспешила туда.

Лавка торговца железными дверьми оказалась небольшим, тесным помещением, заставленным рядами дверей разных размеров. Атмосфера здесь была какая-то гнетущая, словно само место утратило всякую надежду.

Торговец сидел за прилавком, уткнувшись в счётные книги. Это был гоблин средних лет с потухшими глазами и понурыми плечами. Когда я вошла, он даже не поднял головы.

– Добро пожаловать, – сказал он монотонно. – Что вас интересует? Двери для жилых помещений, складские, может быть, что-то для мастерской?

– Я ищу информацию о двух молодых исследователях, – сказала я. – Йоль и Глойда. Они приходили к вам почти два года назад.