Читать онлайн Дом с внутренним двором

©

Th is book is originally published in Korean by Munhakdongne Publishing Corp.

All rights reserved.

Th is Russian edition is published by arrangement with Munhakdongne Publishing Corp.

© Сорокина А.С., перевод на русский язык, 2025

© ООО «Издательство АСТ», 2025

Глава 1

9 апреля 2016 года, суббота

Я смотрела на сад за окном.

Он был, скорее, намеком на сад: всего два вишневых деревца и одинокий куст шиповника. Горшки с тюльпанами, геранью и маргаритками выстроились в ряд, ожидая своего часа. Сквозь кухонное окно проникал яркий солнечный свет, напоминая о приближении весны. Я старалась сохранять спокойствие, ведь светлый, элегантно обставленный деревянный дом в новом районе нуждался в заботливой хозяйке.

Но из спальни вдруг раздался плач и мгновенно нарушил мой душевный покой. Ребенок моей подруги Коын начал требовать внимания. Коын, которая только что наслаждалась тишиной апрельского утра и чашкой кофе, побледнела от волнения и бросилась в спальню. Надрывный плач продолжался даже после ее ухода. Сидя за столом и попивая кофе, мы с подругами переглянулись и обменялись едва заметными улыбками. Не стоит раздражаться или сердиться из-за детского плача.

Рыдания не прекращались. Меня охватило беспокойство: не меняет ли Коын подгузник прямо на моей кровати, небрежно расстелив пеленки?

Малыш захлебывался криком. Его лицо покраснело, и казалось, что тот вот-вот лопнет. Я подумала, не умрет ли он от таких безудержных воплей? Оставив ребенка на кровати, Коын повернулась к окну и стала принюхиваться. Так не поступают с плачущим грудничком.

«Она не заслуживает чести быть матерью», – подумала я, наблюдая за подругой. Некомпетентные матери часто впадают в ступор и отвлекаются на пустяки, вместо того чтобы искать причину детского плача.

– Чжуран, что это за запах? – Коын немного приоткрыла окно, принюхалась и обернулась ко мне.

– Запах? – удивилась я.

Вместо ответа она широко распахнула окно. Малыш продолжал заходиться в крике. Юнчжон и Минён вошли вслед за мной и теперь стояли, зажав носы.

Честно говоря, сегодня я не очень-то хотела приглашать подруг. Интерьер еще не был доведен до ума, и оставалось множество нерешенных дел, например, перевод сына в другую школу. Но они уже месяц настойчиво просили показать им мое новое жилье. Вероятно, ожидали, что в двухэтажном доме с садом всегда пахнет свежезаваренным кофе, на десерт подают сладкий торт, а хозяйка радушно встречает гостей.

– Какая отвратительная вонь! – Юнчжон подошла и закрыла окно.

– Все дело в запахе. Из-за него мое солнышко испугалось…

Коын, наконец, взяла сына на руки и пристально смотрела на меня. Будто в ее испорченном настроении и детском плаче виноват этот дом.

Запах тревожил меня уже несколько дней. Однако я подозревала, что дело не в нем, а в моей повышенной чувствительности. С переездом в дом с участком область домашних забот расширилась за пределы стен – на двор и улицу перед ним. Небрежно расспрашивая агента по недвижимости о стоимости дома, люди интересовались его обитателями и их биографией. Иногда даже фотографировались на его фоне. Порой мне казалось, что в обычном многоквартирном я чувствовала себя более защищенной.

– Может, там тушка какого-нибудь животного. Недавно в палисаднике появился странный запах. Я пошла искать его источник… и обнаружила кошку. Она показалась очень милой, и я подошла ближе… Невыносимая вонь… Впервые в жизни послышался запах гниющей плоти. До сих пор его помню. Эта вонь напоминает мне его…

Юнчжон вглядывалась в сад, словно пыталась найти мертвую кошку. Подруги встали рядом и с серьезным видом рассматривали наш цветник.

– Пахнет удобрениями, – ответила я с нарочито беспечным видом.

Вспомнила, что недавно муж решил посадить салат в уголке сада и купил удобрения с навозом. Подруги выросли в Сеуле и никогда не сталкивались с запахом навоза.

– А может, при строительстве рабочие засыпали двор дешевой землей? Говорят, иногда попадается земля с примесью гнили… Кто знает, какие материалы они используют. – Минён тоже присоединилась к поискам изъянов нашего дома.

В процессе строительства все решения принимали мы с мужем – от дизайна до генеральной уборки. Ее слова прозвучали почти как обвинение в неверном выборе строительной компании, которая якобы экономила на материалах.

– Со временем он исчезнет. Это всего лишь запах.

Подруги обернулись ко мне.

– Здесь так пахнет с тех пор, как вы въехали? – Морщась от недовольства, Минён сделала шаг назад.

– Даже не знаю… Около недели, а может, и дольше…

На самом деле я уже больше недели не могла открыть окна из-за этого запаха.

– Чжуран, не хочешь раскопать клумбы? Может, там и вправду зарыто животное.

– Что? Ой… Даже думать об этом страшно. Кто станет закапывать здесь мертвое животное? Это же частная собственность.

– Даже если там что-то закопано, ничего не поделаешь. Здесь нет консьержа, как в многоквартирном доме. Не лучше ли просто оставить его гнить?

– Попроси мужа помочь.

Я беспомощно слушала подруг. Они обсуждали то, о чем я думала уже много раз. Уже рассказала мужу о запахе, но он просто списал все на навоз.

– Попробуй раскопать. Что в этом сложного? – небрежно бросила Коын, держа на руках сына.

Еще несколько минут назад я презрительно наблюдала за ней, не знавшей, как успокоить рыдающего ребенка. Теперь подруга смотрела на меня точно так же. В ее глазах читался упрек в беспомощности, хотя решение было простым и очевидным.

Когда они ушли, я задернула все шторы в доме и рухнула на кровать, размышляя об отношениях с подругами. Почему они меня не уважают? Я единственная, кто может помочь им во время финансовых трудностей. Но те ведут себя так, будто делают мне одолжение. Даже сегодня я чувствовала, что меня ни во что не ставят. Они любят покопаться в слабостях и пристыдить меня.

«Попробуй раскопать. Что в этом сложного?» – Слова Коын эхом отзывались в голове. Они звучали как обвинение в некомпетентности.

В отличие от подруг, я никогда не работала. Окончив университет в двадцать четыре года, сразу вышла замуж и посвятила себя домашнему хозяйству. За шестнадцать лет брака ни разу не пожалела об этом. Минён в свои тридцать девять все еще не замужем, Юнчжон недавно развелась и вернулась к родителям, а Коын стала матерью благодаря ЭКО. Я гордилась тем, что раньше всех начала жить полной жизнью.

Но стоило разгореться какому-либо спору, подруги отмахивались: «Жизнь в обществе не так проста, как тебе кажется». Это словно вычеркивало меня из дискуссии и заставляло чувствовать себя ни на что негодной.

«Попробуй раскопать. Что в этом сложного?»

Да, можно, конечно, раскопать. Это не такая уж и сложная задача. Куда труднее просить о чем-то уставшего после работы мужа, глядя ему в глаза.

28 февраля наша семья переехала в новый район Пхангё, всего в двадцати минутах езды от Каннама. Нас привлекли развитая инфраструктура, не уступающая Каннаму, возможность построить дом по своему проекту и обзавестись садом. Мы выбрали место с отличными школами и высокими ценами на недвижимость. После покупки земли рядом с крупным транспортным узлом Пхангё мы потратили пять месяцев на проектирование и семь на строительство дома. Нам пришлось ждать больше года, чтобы переехать сюда. Но переезд – не конец истории, ведь мне предстояло еще неделю благоустраивать участок.

Я обычно провожу дни в одиночестве, и во время строительства часто приходилось прятаться от шума и рабочих в ближайшей кофейне. В один из таких дней, возможно, подъемный кран раздавил бездомную кошку. Рабочие, не задумываясь, могли закопать ту в цветнике. Вспомнилось детство, когда было принято хоронить умершую собаку прямо во дворе…

Я ступила на одну из двадцати восьмиугольных плит, выложенных на газоне. И шла по ним, считая про себя: «Пятнадцать, шестнадцать…» Чем ближе подходила к заднему дворику, тем сильнее становился запах.

Через входную дверь заднего двора не видно. Там расположен цветник, которым я могла любоваться сквозь большое кухонное окно. Зная мою любовь к цветам и деревьям, муж создал его специально для меня.

Взяв небольшую лопату из кладовки, я направилась к цветнику. Подвернув брюки и надев резиновые перчатки, начала скрести землю, как вдруг заметила двигающуюся белую личинку.

– Ай! – невольно вырвалось у меня, и я инстинктивно отбросила лопату.

– Что случилось? Вам помочь? – раздался женский голос с акцентом, характерным для этнических корейцев из Китая.

Я подняла глаза и увидела молодую женщину на балконе второго этажа соседнего дома. Она развешивала белье, наблюдая за моим двором. Я видела ее раньше, она была домработницей.

– Нет, всё в порядке. – Я улыбнулась, сделав вид, что ничего не произошло.

Женщина ответила безразличной улыбкой и продолжила встряхивать белье. Ей было около двадцати, но лукавое лицо придавало ощущение зрелости, словно ей было за сорок. Женщина часто выходила на балкон, чтобы развесить белье или выкурить сигарету, и наш дом всегда оказывался в ее поле зрения. Я понимала, почему та наблюдала за нами: все дело в моем муже. Обычно соседка появлялась именно тогда, когда он уходил на работу или возвращался домой. Провожая супруга, я каждый раз видела ту на балконе: она беспричинно напевала разные мелодии или кокетливо хихикала.

Я подняла лопату и пристально посмотрела на женщину, которая продолжала бросать на меня косые взгляды. Это внимание пробудило во мне неожиданную смелость. Я подумала, что, по сравнению с ней, могу добиться большего, и это вызвало чувство гордости.

Нашему дому нужна была находчивая и смелая хозяйка. Мне захотелось доказать, что я идеально подхожу для этой роли. Глубоко вонзив лопату в землю, уговаривала себя не удивляться, если найду там дохлую мышь или кошку… Но моя решимость омрачилась тем, что там ничего не оказалось. Страх сменился облегчением.

«Здесь ничего нет. Лишь пахнет навозом».

Убедившись, что там пусто, я могла бы прекратить раскопки, но снова погрузила лопату в почву. Возможно, я слишком увлеклась ролью смелой хозяйки. На этот раз земля не поддавалась так же легко. Я ощутила, как лопата наткнулась на нечто гладкое и мягкое. Когда я попыталась копнуть глубже, предмет показался жестким. Может, это камень? Зачерпнув землю, я увидела несколько тонких продолговатых палочек синеватого оттенка. Лишь после того, как полностью расчистила место, до меня дошло. То, что нашлось, было не синими деревянными палочками, не корнями растения и уж точно не тушкой животного.

Это были длинные тонкие человеческие пальцы.

Я даже не смогла закричать. Хотя, возможно, все же издала короткий вопль. Не помню своего выражения лица, мыслей, ничего. Понятия не имею, как попала в дом. В голове все заволокло туманом.

– Ты, кажется, хорошо питаешься в эти дни. Вес набрала.

Кёнхи, работавшая в отделе посуды на четвертом этаже, крепко схватила меня под руку. Ей было за пятьдесят, и та успела попробовать себя во множестве профессий – от репетитора до страхового агента. Возможно, из-за ее неизменного обаяния отдел, за который женщина отвечала, показывал самые высокие продажи по бытовым товарам. На втором этаже около магазина спален, где я работала, к несчастью, была дверь в туалет. Сотрудники торгового центра всегда приветливо здоровались со мной, направляясь туда. Это утомляло больше, чем общение с покупателями.

– И правда, пора бы заняться спортом… Это все из-за недостатка физической активности.

– Мне казалось, ты не из тех, кто легко набирает вес, – заметила Кёнхи, упираясь ладонями в матрас, а затем резко села и начала подпрыгивать на кровати. – Пружины должны быть жесткими, а у меня дома – сломанные и скрипучие.

«Вот бы она поскорее встала и пошла в туалет…» – повторяла я про себя, словно мантру. Но коллега сняла обувь и забралась с ногами на кровать. Из-за нее у меня могли возникнуть неприятности. Начальник смены наверняка сделал бы замечание мне, тридцатилетней, а не Кёнхи, которой уже за пятьдесят.

– Ах, великолепно! Чувствую, как позвоночник растягивается. – Она разлеглась на матрасе со звуками удовольствия и счастливой улыбкой.

Я решила не лишать ее этих минут счастья из-за страха перед выговором и подыграла:

– Жесткость пружин матраса «Комфорт Слим» адаптируется под изгибы вашего тела, что обеспечивает непревзойденное ощущение комфорта во время отдыха. Он изготовлен из натурального латекса с независимыми пружинами, покрыт тканью из овечьей шерсти и дарит ощущение роскоши при каждом прикосновении.

– И сколько он стоит?

– С учетом двадцатипроцентной скидки вы можете приобрести его всего за два миллиона четыреста тысяч вон.

Кёнхи уставилась на ценник.

– Два миллиона четыреста тысяч вон за какой-то матрас? Ох, да я и на обычной подстилке отлично высплюсь. – Она снова улеглась на кровать, но теперь взгляд ее был устремлен ко мне. – Ой, что с твоей юбкой?

Я наклонилась и увидела, что молния на ней разошлась до самого низа и подъюбник выглядывал. Видимо, это случилось, когда я расстегнула крючок тесной неудобной юбки.

– У тебя появился животик. Или нет, у тебя только живот и торчит.

Я в спешке застегнула юбку и натянула блузку, чтобы прикрыть живот.

– Да уж, пора менять размер. Я в последнее время часто ем на ночь…

– Ешь на ночь? Странно. А не беременна ли ты?

– Ой, да что ты говоришь! Какая беременность, у меня сейчас месячные.

В ответ Кёнхи смущенно улыбнулась:

– Да? Прости, что глупость ляпнула.

К счастью, в отделе спален появились покупатели с брошюрами в руках. Кёнхи резко вскочила, скривилась и быстро попрощалась. Пока клиенты сидели на кроватях и проверяли упругость матраса, я незаметно застегнула крючок на юбке.

Несколько дней назад сменила размер формы на средний, но она все равно была неудобной. Я солгала Кёнхи: на самом деле была на четвертом месяце беременности. Мы работали там, где слова «комфорт» и «натуральный» звучат постоянно, но самим продавцам было запрещено садиться или лежать на мебели. Мы проводили весь день на ногах, и если начальство узнает о моей беременности, наверняка потребует увольнения. Они считали, что клиенты испытывают дискомфорт, когда их обслуживает беременная женщина. Это оказалось сложнее и важнее, чем я думала – не доставлять неудобств окружающим.

Перед уходом домой я всегда передавала дела работникам второй смены. Затем садилась на автобус у мебельного комплекса в западной части Инчхона, после пересаживалась на метро и выходила на станции Пэгун. Но сегодня взяла такси и вышла у задних ворот нашего многоквартирного дома. Когда я проверила время на телефоне, была только половина пятого. Моя обычная сорокаминутная поездка сократилась до десяти минут.

Вместо задних ворот жители чаще пользовались оживленным главным входом, где было полно магазинов. Отчасти потому, что улицы там были узкими и темными. А еще потому, что в здании у задних ворот в однокомнатных студиях проживали поденщики и корейцы родом из Китая. Поэтому многие предпочитали идти в обход, даже если это занимало больше времени. Меня этот путь вполне устраивал, если бы не отвратительный запах жира, доносившийся из вентиляции ресторана, где подавали жареную курицу. Задние ворота были ближе к моей квартире, и мне нравилось, что здесь я могла спокойно вздохнуть без чужих взглядов.

– Вы же из 802-й квартиры в 106-м корпусе?

Словно желая удостовериться в моей личности, спросил вахтер, пока искал посылку, а я расписывалась в книге получения.

– Вот ваша посылка. – Он осмотрел меня с головы до ног. – 802-я квартира в 106-м корпусе… Как ваш муж поживает?

– Вы о чем?

«Почему он интересуется моим мужем?»

– Молодежь нынче непростая. Порой кажется, что скажешь что-то не так, и они схватят нож и зарежут меня.

Мне показалось это какой-то бессмыслицей. Но я просто кивнула и согласилась с ним настолько искренне, насколько было возможно. Сегодня не хотелось оставлять о себе плохое впечатление.

В посылке был экстракт чаги. Его должны были доставить еще несколько дней назад, но по непонятным причинам доставка задержалась. Уже и не знала, сколько раз звонила в курьерскую службу со вчерашнего дня. Было крайне важно получить эту посылку сегодня.

– В наше время жить стало по-настоящему страшно. С ним точно все в порядке?

– Да, конечно, – ответила я и бодрым шагом вышла из вахтерской каморки. Я была в замешательстве: эти вопросы лишь проявление вежливости или у него возникло какое-то предчувствие? Стало интересно, как много вахтеры знают о жителях двадцати пяти корпусов. Но я решила не тратить время на мысли о неизвестном.

Поднявшись на восьмой этаж, я набрала код на замке входной двери. Интуиция подсказывала, что муж дома. Его присутствие ощущалось уже у порога. Открыв дверь, я увидела в прихожей его черные туфли. В отличие от моей обуви, которая часто беспорядочно валялась, его ботинки всегда стояли идеально ровно, носками к выходу, словно он был гостем в чужом доме.

В квартире царил тот же хаос, что и утром, когда я уходила. Наше скромное жилище площадью 24 квадратных метра, которому уже более двадцати лет, было заставлено коробками, будто мы только что переехали. В коробках лежали безрецептурные обезболивающие и пищевые добавки. Недавно муж пытался продать эти лекарства в аптеку, но безуспешно. Ему пришлось вернуть деньги, а отвезти лекарства обратно на работу он так и не решился.

Муж работал в отделе продаж фармацевтической компании и показывал хорошие результаты, но доходы оставались скромными. Он использовал усердие и честность на неоправданные попытки продать лекарства и лоббировать их. И был убежден, что его оценивают только по результатам работы. Но, несмотря на старания, его усилия не приносили больших денег. В итоге тот оказался трудолюбивым неудачником.

– Явилась наконец? – Муж вышел из маленькой комнаты. Видимо, он только что вернулся: на нем все еще был костюм с завязанным галстуком.

– Ты пришел раньше, чем я думала. Работы сегодня было немного? – спросила я, направляясь на кухню.

Он уставился на меня в недоумении:

– Совсем глупая? Сколько раз повторять, что сегодня суббота и я работаю только до обеда?

– Ты обедал?

– Сейчас давай. Накрой на стол. Кстати, не забыла, что я сказал тебе уволиться?

Я не стала спорить и просто начала доставать контейнеры с закусками из холодильника. Пока замороженный рис разогревался в микроволновке, раскладывала столовые приборы, а муж неподвижно сидел за столом и наблюдал за происходящим.

– Почему не отвечаешь? Когда собираешься увольняться?

Заметив, что он поднял ложку, я невольно вздрогнула и пригнулась.

– Что ты делаешь? – Муж рассмеялся над моим нелепым поведением, а мне стало стыдно.

Однажды он бросил в меня ложку во время еды, решив, что это воспитательный элемент. Мое тело, должно быть, сохранило память о том инциденте.

Взгляд упал на маленькую камеру, установленную на шкафу. Пока она не смогла заснять никаких актов насилия. После просмотра записи адвокат по разводам сказал, что все выглядит как в «нормальной семье». Я установила камеру по его совету в надежде укрепить свои позиции при разводе. Но с тех пор, как муж узнал о моей беременности, физическое насилие прекратилось. Тот считал плод во мне своей собственностью, и я это понимала. Он просто взял перерыв от привычных действий, не желая навредить ребенку.

В начале нашей семейной жизни, когда муж впервые проявил жестокость, не было никого, кому можно было открыться. Я жила, как умела, стараясь заглушить в себе боль. Бывали моменты, когда мне казалось, что моя судьба – просто терпеть и держаться до конца жизни. Меня можно упрекнуть в том, что остаюсь с таким мужем. Как за одни и те же ошибки в работе легче обвинять меня, чем Кёнхи, так и в отношениях с мужем проще осуждать более уязвимого человека. Мир суров к слабакам.

Если бы я решилась на развод, мне бы некуда было идти. А беременность только усложняла ситуацию. Муж сильно хотел детей и, узнав о беременности после четырех лет брака, заявил, что никогда не даст мне развод. Его главной целью в жизни было произвести на свет и воспитать собственное потомство.

– Говорят, грудное вскармливание тяжело дается таким худеньким женщинам вроде тебя. Может, стоит попытаться набрать немного веса, чтобы потом не жаловаться на то, как тебе тяжело?

Никогда не испытывала особого удовольствия от еды. Похоже, ребенок в животе унаследовал мои привычки: он не подавал ни малейшего намека на желание что-либо съесть. Не было даже утренней тошноты, которая часто сопровождает первый триместр беременности.

Я достала из холодильника уже несвежие овощи, чтобы приготовить детокс-сок из капусты, брокколи, помидоров, паприки и яблок. Когда у меня случилось расстройство желудка, я нашла в интернете рецепт сока, который якобы помогает восстановить пищеварение благодаря выведению токсинов. Овощи сначала отваривают, затем добавляют воды и доводят до кипения. Получается кипящий напиток оранжевого цвета, который из-за окраски назвали «ведьминым соком».

– Хочешь что-нибудь съесть? – спросил муж, тыкая палочками в разогретый рис.

– Нет. А разве ты не жаловался недавно на проблемы с пищеварением?

Я принялась нарезать овощи для детокс-сока, а муж только усмехнулся.

– Не хочу я холодный рис. Ешь сама, – бросил он.

Однако все равно начал торопливо есть, видимо, потому, что был голоден. Затем вдруг пнул посылку, что я принесла.

– Что ты опять купила? Вечно покупаешь шмотки, которые на нормальную одежду не похожи.

– Это для моей мамы.

– Для тещи? Ты же не на мои деньги это купила?

– Не забыл, что обещал отвезти меня к ней?

– Я же сказал, что у меня вечером дела! – возмутился муж.

– Ты ведь в Хвасон собираешься. Мы можем выйти пораньше. Подвези меня.

– Зачем? Мне неудобно. Потом съездишь сама.

– Мама… получила результаты обследования. У нее диагностировали раннюю стадию деменции.

Муж собирался сегодня на ночную рыбалку на водохранилище Кисан в Хвасоне, а мне как раз нужно было съездить к семье туда же.

– Потом поедешь. Не стоит тебе ночью гулять, простудишься.

– Тебя не будет… А у меня живот побаливает… Мне страшно оставаться одной сегодня.

На самом деле живот у меня не болел. Это была ложь: просто хотелось, чтобы он подвез меня к маме.

Пока варились овощи, сзади послышался кашель. Я оглянулась посмотреть, не подавился ли муж, но он лишь смеялся, издавая звуки, похожие на кашель.

– Боишься оставаться одна? – переспросил он, хохоча скрипучим смехом с полным ртом риса.

Я могла это стерпеть. Было бы странно, если бы не могла. Села рядом на стул.

– Отвези меня, ладно? Выедем пораньше, как только поешь.

Муж взглянул на часы.

– Лучше к врачу сходи. В больницу-то я тебя отвезу. Не надо причинять другим неудобства.

– Мой живот растет, и я скучаю по маме. Ведь тоже скоро стану мамой.

Муж перестал есть и посмотрел на меня. Его лоб покрылся капельками пота.

– Вижу, ты, наконец, почувствовала запах денег и пришла в себя…

Он часто потел, но сегодня было не настолько жарко, чтобы покрыться потом.

– Ты должна быть добра ко мне. Наступит день, когда будешь плакать от благодарности. – Муж нервно рассмеялся.

В его голосе смешались возбуждение, нервозность и страх. Руки судорожно сжимали ложку, дыхание было неровным.

Я ждала возвращения мужа с нетерпением девочки, ожидающей родителей. Часы показывали восемь вечера. В дверь позвонили какой-то мужчина с инструментами и незнакомка с документами, но я лишь взглянула на экран домофона и не стала открывать. Я побродила по дому, словно уставший призрак, а потом задернула шторы, выключила свет и свернулась калачиком на диване.

Через четыре часа на экране домофона появилась знакомая машина. Только тогда я смогла расслабиться. Ворота отворились, и в гараж въехал белый «Мерседес» мужа. Еще до того, как двигатель затих, из задней двери автомобиля выскочил вернувшийся от бабушки Сынчжэ. Он казался раздраженным и насупленным. Я сразу заметила, что его штанины задрались выше лодыжек. Сын рос не по дням, а по часам.

– Сынчжэ, ты поужинал с бабушкой?

Он ничего не ответил и тут же направился в свою комнату на втором этаже. Неужели чем старше становится ребенок, тем меньше слов он произносит? В последнее время он стал смотреть на меня с раздражением.

Мне казалось, что у моего сына начался переходный возраст. Его круглое, симпатичное лицо стало более мужественным, а вокруг рта начала пробиваться щетина. Он все больше ценил личную жизнь и всегда запирал дверь на щеколду. Для Сынчжэ я была незваным гостем, назойливым нарушителем, который иногда стучал в его дверь.

– Как прошла встреча? – Муж взглянул на меня и широко улыбнулся. Тревога исчезла мгновенно при виде его улыбки. Я весь день ждала этого теплого, ободряющего жеста.

Он был крепкого телосложения, но в последнее время начал терять вес из-за стресса на работе. Мне было грустно видеть, как пиджак висит на нем, делая фигуру еще более худой.

– Так себе. Они только и говорили о том, как им тяжело.

Мне не терпелось рассказать мужу о находке в цветнике, но не хотелось делать этого при сыне, который бросил сумку в комнате и спустился в гостиную. Находясь все еще в уличной одежде, он небрежно закинул ногу на спинку дивана и разлегся поудобнее.

– Это что такое? Не очень-то вежливо вот так лежать.

– Что хочу, то и делаю, – раздраженно бросил Сынчжэ, включил телевизор и стал бездумно переключать каналы.

Говорят, в переходном возрасте дети часто ведут себя назло родителям, чтобы почувствовать себя бунтарями. Я вспомнила, как читала, что, если реагировать на подобное поведение, можно легко попасть в ловушку детских провокаций. Особенно запомнилась мысль о готовности подростков в любой момент начать конфликт с родителями.

Когда-то я испытывала счастье от того, что могла создать для него идеальный образ: от носков до прически, от выбора канцелярии и оформления блокнота до бренда сумки. Его превращение в ребенка с безупречным вкусом стало утешением за мое неполноценное и несчастливое детство. Но теперь пятнадцатилетний Сынчжэ отказывался от всего, что так тщательно ему прививали.

Он переключал каналы, пока не остановился на UFC.

– Переоденься, прежде чем смотреть телевизор, – строго сказал муж.

Тогда сын, взглянув на него, молча встал и поднялся на второй этаж. Было обидно осознавать, что тот реагирует лишь на отцовские указания.

Муж взял толстую папку с документами и направился в кабинет. Я пошла вслед за ним. Он бросил на стол брошюры и бумаги с конференции и только тогда обернулся ко мне.

– Что случилось? Опять призрака увидела? – шутливо спросил он.

Муж знал, что я вздрагивала от каждого звука в доме. С тех пор как мы переехали сюда, стала слышать странные шумы, к которым была слишком чувствительна. То, что в квартире я бы списала на соседей, беспокоило и раздражало здесь. Каждый раз, когда я реагировала на шум, муж шутил о призраках, но мне было не до смеха. Не хотелось, чтобы слова, напоминавшие о смерти, витали в воздухе.

Я молчала в надежде, что муж догадается, о чем я хочу сказать. Будто прочитав мои мысли, он заботливо всмотрелся в мое обеспокоенное лицо.

Муж был старше меня на десять лет, и с первых дней нашего знакомства я видела в нем защитника и опору. Тот всегда был тем, на кого можно положиться, будь ему тридцать три, сорок или, как сейчас, сорок девять лет. Часто я размышляла, не похожи ли мои чувства к мужу на чувства дочери к отцу. Отец ушел из жизни, когда мне было всего пять лет, и я никогда не знала отношений между отцом и дочерью. Всегда казалось, что в душе осталась пустота, которую я пыталась заполнить фантазиями о нем.

– Дорогой, ты не мог бы опять связаться с ландшафтным бюро? – Я решила аккуратно подготовить почву для разговора, прежде чем рассказать о том, что нашла в цветнике.

– С ландшафтным бюро? А зачем? – муж задал встречный вопрос.

Он достал черную рыболовную сумку, стоявшую между книжным шкафом и кабинетной стеной. Это был подарок от сотрудника фармацевтической компании. Сумка с серебристыми полосами явно не соответствовала вкусу мужа. С первого взгляда было понятно, что это просто дешевка с серебряным узором.

– Дорогой… В цветнике…

– Ты опять про запах? Я же говорил, это из-за навоза. Тебе не о чем беспокоиться. – Он обнадеживающе улыбнулся.

Но не только мне запах показался странным. Подруги, которые были в гостях, оказались еще более чувствительными к нему и возмутились даже больше, чем я. А еще моя находка там, внизу…

– Там в цветнике… Что-то странное, похожее на мертвое животное!

То, что я нашла, конечно, не было животным. Это определенно была человеческая рука. Я не смогла разглядеть ее, поскольку та была покрыта грязью. Но уверена, что это были человеческие ногти и пальцы. Я не решалась сказать, что в цветнике лежит труп. Труп в цветнике! Кто бы в это поверил? Упоминания о тушке животного должно было хватить, чтобы муж еще раз проверил цветник. Я ожидала недоверчивого взгляда, но он удивленно уставился на меня.

– Животное?

– Дорогой, возможно, люди из ландшафтного бюро решили разыграть нас, когда готовили цветник. А может, случилось что-то плохое, о чем они сами не знают… Думаю, нам стоит это выяснить… Ну, это же не наша вина… Поэтому предлагаю сначала позвонить им…

В голове мысли строились логично, но слова путались. Муж нахмурился и попытался сосредоточиться на моем рассказе.

– Хм, хочешь сказать, что нашла что-то в цветнике?

– Да… Возможно, это нечто ужасное…

Когда мы решили переехать в Пхангё и осматривали район, я увидела крысу в канаве у новенькой дороги. Я не закричала и не испугалась, но впервые мне стало страшно строить дом прямо на земле. Это был страх перед тем, что грязь может проникнуть в него. Казалось, те неясные предчувствия обрели форму прямо на глазах и появились в цветнике на заднем дворе.

– Видимо, ты сильно испугалась. Побудь здесь, а я схожу посмотреть.

Муж не позволил пойти с ним. Я осталась в кабинете и слушала, как он спускается по лестнице. А мне что делать? Просто стоять здесь или сесть на диван? Или лучше спуститься на первый этаж? Вдруг придется вызвать полицию или что-то в этом роде…

В этот момент черная рыболовная сумка, которую муж прислонил к стене, упала с громким стуком, словно призраки решили развлечься. Она была пуста.

Из-за жуткой находки я не могла заставить себя переступить порог кухни. Даже притом, что окно отделяло меня от цветника, в мыслях они казались единым пространством.

Через кухонное окно я видела, как муж, подперев бока, смотрел на цветочные клумбы. Он будто задумался о чем-то, а затем начал приводить в порядок почву, что я раскопала. Вместо того чтобы копать, он засыпал цветник землей, а потом повернулся и взглянул на меня. Светлая кухня была хорошо видна с улицы. Я не могла разглядеть его лицо в темноте, но чувствовала, что он смотрит на меня.

Муж действовал спокойно: он убрал лопату в сарай и подмел мусор перед клумбами. Это не то, что вы бы сделали, увидев человеческую руку в цветнике. Может, мне просто показалось? Да, и такое могло случиться… Когда эта мысль пришла в голову, я почувствовала, как лицо покраснело от стыда и смущения. Может, в свои тридцать девять лет я, как девочка-подросток, увидела кукольную руку и приняла ее за настоящую? Мне стало досадно, что я целый день пряталась в доме за занавесками после того, как нашла эту куклу. Однако, с другой стороны, не могла забыть, что это заметила не только я. Мои подруги первыми обратили внимание на ужасный запах и предположили, что это может быть тушка животного. Очевидно, я не была единственной, кто почувствовал эту вонь.

Я наблюдала за мужем, который вошел в дом, стряхнув грязь с тапочек. Эта сцена напоминала подготовку актера к выходу на сцену. Он словно примерял роль добропорядочного мужа, разочаровавшегося в своей вроде бы разумной жене, у которой возникли странные фантазии. И теперь ему предстояло ее успокоить.

– И правда, обознаться очень легко. В земле были ракушки и мусор, это кому угодно могло показаться странным.

Эти слова лишь усилили мою тревогу. Может быть, я надеялась, что он тоже испугается, увидев человеческую руку. Я и теперь оказалась бессильной.

Муж вошел на кухню и включил электрический чайник. Когда вода вскипела, он заварил травяной чай и протянул мне чашку. Когда я приняла ее, он крепко сжал мое плечо, словно пытаясь снять напряжение.

– Не волнуйся и не бойся. Все в порядке, даже забавно вышло. Тушка животного! Это куда реалистичнее фантазий о призраках.

Он рассмеялся, точно все это было шуткой. Мой взгляд невольно скользнул к календарю на комоде. 27 апреля было выделено жирным красным кружком – пометка мужа, не моя.

– До годовщины смерти свояченицы осталось совсем немного. Но тебе же стало легче после переезда сюда?

Пришлось кивнуть. Я хотела быть хорошей женой, той самой мудрой и спокойной хозяйкой, что понравится всем. Но спокойствие длилось недолго – мрачный, всепоглощающий гнев снова начал овладевать мной.

Шестнадцать лет назад, 27 апреля 2000 года, ушла из жизни моя любимая сестра. Это случилось внезапно, без видимых причин или предзнаменований. Наша связь была крепче и глубже, чем у других сестер. Мы были друг для друга не только родственниками, но и опорой. Мне она заменяла и мать, и отца, была тем, кому я могла довериться. И вдруг исчезла из моей жизни.

Я сделала еще один глоток чая. Ароматный напиток согревал, принося видимость утешения. Я взглянула на мужа: он сидел рядом, все еще в рубашке.

– Со мной все в порядке. Может, тебе стоит переодеться и умыться? Ты выглядишь усталым.

– Ничего страшного.

Муж продолжал неуверенно смотреть на меня, и я задумалась: не забыла ли что-нибудь важное? Я попыталась вспомнить.

– Ах, да… Ты вроде упоминал, что собираешься на ночную рыбалку сегодня?

– Хм… Даже не знаю… А с тобой точно все в порядке?

В его взгляде промелькнула тревога.

– Я же говорю, что все нормально. А с тобой кто-то надежный идет на рыбалку? Рыбачить ночью опасно.

– Мы с ним пересекаемся по работе. Людям из фармацевтической индустрии важно поддерживать связь с такими врачами, как мы, и нам не стоит терять контакты.

Он гладил меня по спине. С каждым прикосновением тепло травяного чая медленно распространялось по телу.

Муж успокаивал меня, пока я не заснула. Его нежные руки помогли забыть тревогу. Даже во сне ощущались его успокаивающие прикосновения.

Мое блаженное, томное состояние быстро сменилось сексуальным возбуждением. Когда я вырвалась из глубокого сна, меня охватило мягкое, согревающее чувство истомы. По телу разливалось волнение, которое напомнило мне первый поцелуй любимого человека. Мужчина нежно касался губами моих век, и от прикосновений они дрожали. Незнакомец вел себя так, словно был готов исполнить любое мое желание. Он покорно ласкал меня, а я все смелее отдавалась этим ощущениям, будто превращаясь в другую женщину.

Мужчина непрерывно двигался, и на его лбу выступили капли пота. Удивительно, но даже в возбужденном состоянии они показались мне грязными. Когда одна из капель упала на мое лицо, я вздрогнула и проснулась с громким стоном, похожим на мужской крик.

Открыв глаза, я увидела знакомые стены спальни и почувствовала опустошение. Во мне зародилось чувство вины за то, что возбуждение вызвал незнакомец. Я начала искать мужа, стремясь избавиться от этой ноши. Руками ощупала простыни, но нигде не почувствовала его тепла.

Мужа не было рядом. Я вспомнила, что он ушел на ночную рыбалку, и разразилась хохотом. Я поняла, кто был тем незнакомцем из моего сна. Встреча с ним произошла всего неделю назад. Дата впечаталась в память – 1 апреля, День дурака.

Кажется, это было около двух часов дня. Человек стоял так естественно, словно всегда принадлежал этому месту.

Пока я в тапочках и домашней одежде выбрасывала пищевые отходы, в наш двор вошел мужчина. Как только я столкнулась с ним, во мне зародилось предчувствие беды. Мысли невольно рисовали самые мрачные картинки. Он изнасилует меня… Изнасилует и зарежет ножом… Затем бросит труп где-нибудь в углу дома, заметет следы и скроется.

– Ах, не пугайтесь, ворота были открыты…

Заметив мое замешательство, мужчина быстро достал из кармана костюма визитную карточку и протянул ее мне:

– Меня зовут Ким Юнбом, я руководитель отдела продаж компании «Фармацевтические препараты Юджин». Я хорошо знаком с вашим мужем.

Я внимательно осмотрела визитку, на которой красовалось имя «Ким Юнбом». Скорее всего, визит был связан с продажей лекарств, ведь мой муж руководил детской клиникой, где часто выписывают препараты. Вероятно, он уже давно донимал моего мужа просьбами о покупке товаров его компании и в итоге решился прийти к нам домой.

– Простите, но вы не помните меня? – Мужчина рассмеялся, обнажив белоснежные зубы.

Только после этих слов я пригляделась к нему. Высокий, более 180 сантиметров, со смуглой кожей и худощавой подтянутой фигурой. Большие глаза и темные брови делали его похожим на выходца из Юго-Восточной Азии – такой облик сложно забыть. Если бы мужчине было лет двадцать, его легко можно было бы назвать красавцем.

– Даже не знаю. Где я могла вас видеть? Может, в клинике мужа?

Тот не стал уточнять обстоятельства нашей встречи. Его поведение было непринужденным, словно гость знал что-то, чего не знала я.

– Я позвоню мужу и передам вам трубку.

Почему-то мое настроение испортилось, когда я засунула руку в карман в поисках телефона и осознала, что оставила его в спальне.

– Не стоит беспокоить его. Уверен, он сейчас занят с пациентами. Я здесь по делам, проезжал мимо и решил зайти. Все новостройки у станции Пхангё пытаются сдать помещения под клиники. Я приехал узнать, нет ли больниц, которые въезжают вместе с аптеками.

В руках мужчины была большая сумка. Муж – заядлый рыбак, поэтому я сразу поняла, что это сумка для рыбалки.

– Дома здесь потрясающие, я чувствую себя как в американском Беверли-Хиллз. Тут и знаменитости живут, так ведь? Кто же это, вроде какая-то кинозвезда… Жилье здесь стоит больше двух миллиардов вон, верно? Говорят, в Восточном Пхангё залог за аренду может достигать семисот или восьмисот миллионов. Да, район здесь очень дорогой… Поразительно, как цены на жилье взлетели после постройки новой линии метро Синбундан. Если бы у меня были средства, я бы приобрел здесь стильную студию и жил на доходы от аренды. Ах, как прекрасен этот дом. Если ты родился человеком, то должен хотя бы раз в жизни пожить в таком месте, правда? – продолжал он болтать, широко улыбаясь.

Казалось, собеседник хотел сказать что-нибудь приятное, но его мимика и тон были настолько пренебрежительными, что я не смогла ничего ответить. Он осматривал дом, внимательно изучая каждый уголок. Когда я бросила на него растерянный взгляд, не зная, что делать, тот наконец протянул мне рыболовную сумку.

– Ради этого я и пришел. Передайте мужу, пожалуйста.

Я взяла ее. Сумка была черная с серебристыми полосами, пустая и легкая.

– Я не могу принять это без разрешения мужа. Лучше отнесите ему в клинику. Мне не нравится, когда мне пытаются что-то вручить. – Я использовала мужа как предлог и вернула сумку мужчине.

Не хотелось связываться с ним, и была надежда, что он скоро покинет наш двор.

Но тот продолжал улыбаться. Такую улыбку можно было ожидать от отца, который с обожанием смотрит на свою маленькую дочку. Тем не менее в этой улыбке читалось пренебрежение.

– Зачем вам его разрешение? Эта вещь очень важна для вашего мужа. Может, позвоните ему, чтобы уточнить?

Мужчина шагнул ближе, наклонился и легонько подул на мое плечо. Его горячее дыхание коснулось шеи, вызвав неприятные ощущения.

– Листик с дерева прилип к вашему плечу.

Я посмотрела на плечо, но ничего там не обнаружила. Даже если листик и был, поведение мужчины казалось мне невежливым. Это было оскорбительно, но я не осмелилась выгнать его, опасаясь, что гость важен для мужа.

Я зашла в дом, чтобы позвонить мужу, и на всякий случай заперла входную дверь на двойной замок. Несмотря на предосторожность, внутри зрело беспокойство, и я продолжила наблюдать за гостем через окно.

Сквозь узкую щель в занавесках было видно, как тот суетливо перемещается по двору. В какой-то момент он достал телефон и начал снимать наш дом. Сработала вспышка камеры, и я инстинктивно закрыла лицо руками.

– Что вы делаете? – крикнула я, но он меня проигнорировал и продолжил делать снимки. Я в ужасе резко задернула шторы и побежала в спальню в поисках телефона.

Дозвониться до мужа не получалось – вероятно, тот был занят приемом пациента. Сбитая с толку, я не знала, стоит ли принимать эту сумку. Я вновь выглянула во двор сквозь занавески и увидела, что незнакомец исчез, оставив ее на земле. На всякий случай я осторожно осмотрела задний двор из окна кухни, но гостя нигде не было. Открывать дверь и выходить на улицу не решалась: кто знает, вдруг он внезапно выскочит из-за угла и начнет угрожать мне ножом? Стараясь не производить лишних движений в доме, проверила сигнализацию, обдумывая, стоит ли вызвать полицию.

У нас была круглосуточная охранная сигнализация и система видеонаблюдения, но я ничему не могла доверять. В частный дом слишком легко проникнуть.

Честно говоря, я не очень-то и хотела переезжать сюда. На этом настаивала свекровь. Когда-то она купила квартиру в Пхангё и три года сдавала ее в аренду. Как только цены на недвижимость достигли пика, она продала ее и заработала четыреста миллионов вон. Во время одной из поездок в Пхангё по делам она заметила участки с частными домами. И на этот раз искала не инвестиции, а уютное место для жизни сына и его семьи. Муж поддался ее уговорам, тоже считал, что нам с Сынчжэ нужен дом с тихим садом.

Муж убедил меня, что построит для нас дом мечты. Утверждал, что жизнь в доме с высокими потолками и видом на деревья принесет умиротворение. На встрече с архитектором муж выбрал теплые оттенки, комфортную мебель и подходящую атмосферу. Я не могла отказать ему, ведь он все делал ради моего блага. Мои подруги были еще больше взволнованы, когда узнали о моем переезде. Все они завидовали мне. Возможно, именно поэтому я чувствовала себя счастливой под их завистливыми взглядами. Но на самом деле я больше мечтала о пентхаусе в многоэтажке, чем о доме с садом. И не стремилась быть объектом зависти, хотелось, чтобы дом оставался неприкосновенным убежищем.

Несколько недель после переезда я была счастлива, но вскоре начала бояться собственного дома. Иногда я слышала, как из-за неисправных створок дребезжали от ветра окна на втором этаже. Когда оставалась одна, часто не решалась заходить в закрытые комнаты, чтобы убраться. Я опасалась, что где-то внутри может притаиться злоумышленник. К тому же мои предостережения о необходимости переезжать в удачный день, когда призраки не мешают, были проигнорированы. Так выбор даты – 28 февраля – оставил в моей душе глубокий след.

Крепко сжимая в руке телефон и опасаясь, что во дворе может скрываться Ким Юнбом, я с нетерпением ждала звонка от мужа. И тут пришло текстовое сообщение. Решив, что это от мужа, я быстро открыла его и увидела фотографию пингвина, парящего в небесах. Снимок сопровождала статья в «Таймз» о том, как пингвины, столкнувшись с угрозой исчезновения из-за глобального потепления, ради выживания научились летать. Сообщение было от женщины, с которой я познакомилась на родительском собрании класса Сынчжэ.

Если бы не это сообщение, и не вспомнила бы, что тогда был День дурака. Почему же мне приснилось, что я занимаюсь любовью с тем мужчиной именно сегодня? В памяти всплыли капельки пота на его лбу. Я взяла телефон с тумбочки и взглянула на часы – было два часа ночи. Во сколько я заснула? Обычно мучаюсь от бессонницы, но сегодня я уснула очень рано. Видимо, спала как убитая из-за потрясения от увиденного в цветнике.

Когда же вернется супруг? Я немедленно позвонила ему, но он не ответил. Иногда, отправляясь на ночную рыбалку, он отключал звук, чтобы вибрация и мелодия звонка не спугнули рыбу.

Лежать здесь одной, в ночной тишине, было одиноко. Я вновь насторожилась, прислушиваясь к едва уловимым звукам дома. Тогда я решила, что в следующий раз, когда муж соберется на ночную рыбалку, остановлю его. Я вдруг села в постели, охваченная необъяснимым беспокойством за супруга. Осенив себя крестным знаменем, прошептала молитву: пусть Всевышний охраняет его, следит за ним и заботится о нем. Пусть он принесет мир этому дому, и нашу семью обойдут несчастья. Помолившись, я почувствовала некоторое облегчение и снова уснула.

Глава 2

10 апреля 2016 года, воскресенье

Сколько же я спала? Пылесос и телевизор в гостиной шумели невыносимо. Во рту ощущалась горечь. Нужно было скорее открыть глаза, встать и попросить что-то поесть. Я взглянула на часы – еще не было и девяти утра. Пока я спала, на телефон пришли только рекламные сообщения.

В углу комнаты валялись детские игрушки и вещи первой необходимости. Рядом стоял маленький телевизор, белье и одежда были разбросаны, а неподалеку лежал дешевый увлажняющий крем.

Открыв дверь, я увидела невестку, которая нервно пылесосила. Из телевизора, который мой пятилетний племянник Чонмин переключил на канал с мультфильмами, звучала веселая музыка. Чтобы заглушить шум пылесоса, ребенок увеличил громкость. Мама, которая согнувшись складывала белье в углу дивана, подняла голову и посмотрела на меня.

– Во сколько ты приехала?

Невестка тоже с любопытством обернулась.

– Не помню, часов в девять вечера? Мам, ты чего? Ты же видела меня вчера. Почему спрашиваешь? Верно, Чонмин?

– Санын, и как ты только сюда добралась посреди ночи? Могла бы позвонить заранее.

– Меня муж привез. А ты во сколько вернулась?

– Я села на первый поезд в пять утра… Пришла часов в шесть.

Невестка работала в ночную смену трижды в неделю на кухне ресторана, где подавали горячую похлебку из свиного хребта с овощами.

– Он тебя привез, а сам домой вернулся?

– Нет, у него была встреча на ночной рыбалке у водохранилища Кисан. Вот я и попросила меня подвезти. Заодно и маме привезла вот это, – я показала коробку с экстрактом из грибов чага, которую получила вчера. – Мам, пей его. Говорят, он полезен для здоровья.

– Во сколько ты приехала? – мама повторила вопрос.

– Она же сказала, что в девять вечера. Ах, приехала ночью, чтобы передать вот это. Вам так повезло. Дочь приехала, потому что захотела провести время с мамой. Как вам, наверное, приятно, – невестка попыталась трогательно толковать наши отношения.

– Пока с ней все в порядке, ничего не забывает… Но все равно будь осторожна, если спишь с ней. Во время беременности нужно быть осторожной даже рядом с мужем, – прошептала она мне.

– Ах вы, бессовестные! Обращаетесь со мной как с больной! Я более здравомыслящая, чем вы все. Что за чушь! Думаете, я собираюсь убить ребенка?

Мама швырнула в невестку белье, которое складывала. Хоть у нее еще не было явных симптомов деменции, жестокость усилилась после постановки диагноза.

– А мой брат?

– Он вчера уехал в Ульсан, вернется только вечером.

Брат работал водителем и перевозил крупногабаритные грузы, поэтому часто уезжал в командировки по другим провинциям на один-два дня. Я знала, что он провел прошлую ночь в Ульсане.

– Но хорошо, что вы с нами живете. Я могу с чистой совестью оставить вам Чонмина и спокойно уйти на работу, правда? – невестка пыталась успокоить маму, но та ответила ей безразличным взглядом.

Приветливая улыбка застыла на ее лице, а в глазах появились следы усталости. Успела ли она хоть немного отдохнуть после работы?

Невестка всегда старалась смотреть на мир с оптимизмом. Однако ее манера прятаться за благозвучными фразами и не выдавать даже тени своих намерений вызывала отторжение.

Когда булочная моего брата обанкротилась, а дом, под который она была заложена, утратил право на выкуп, его семья на время переехала в мамину квартиру в Хвасоне. Поселившись там, брат с женой заняли просторную спальню, а маму переселили в самую маленькую. Повсюду – в холодильнике или шкафу над раковиной – мамины вещи стояли в самом углу, словно старые, ненужные предметы. Брат устроился водителем доставки, но семья так и не выехала из маминого дома. Похоже, брат считал этот дом своим законным наследством. С того момента, как он с семьей переступил порог, я утратила родной уголок. Невестка требовала предупреждать о приезде, будто это просьба о разрешении. Разрешение… Никакой ребенок не должен просить разрешения, чтобы прийти в дом матери. Этот дом принадлежал маме, а не брату.

Каждый мой визит был окрашен оттенками трагедии, где жена брата неизменно играла роль жертвы. Стараясь соответствовать образу идеальной невестки, живущей под одной крышей со свекровью, она всегда недовольно разговаривала со мной. Мне было любопытно, не проявится ли ее темная натура в форме насилия из-за маминой деменции. Окружающим казалось, что мама грубо обращается с невесткой, а сама при этом избалована ее вниманием. На самом деле комната мамы превратилась в склад, а она стала похожа на одну из пыльных вещей на полках.

– Повезло тебе, Санын, – бросила мне невестка. – Вот родишь… И будете беззаботно жить втроем… А у твоего мужа постоянная работа…

Я кивнула, сдерживая ироничную улыбку. Какая безудержная зависть! Меня тошнило от ее эгоизма и постоянной роли жертвы.

Невестка внимательно изучала упаковку с чагой, словно это был подарок для нее. Внешне она была похожа на человека, давно привыкшего к нищете. Я никогда не хотела примерить на себя роль жертвы, хоть и ненавидела бедность, которая заставляла чувствовать себя таковой.

– Думаю, мы скоро переедем.

– Почему так внезапно? Из-за работы мужа?

– Нет, хозяин квартиры хочет повысить аренду на пятьдесят миллионов вон. Что нам остается? Придется искать новое жилье.

– Боже мой, целых пятьдесят миллионов! Откуда же вам взять такие деньги? Понятно… Может, стоит поискать таунхаус или малоэтажку? Они дешевле, и там, вероятно, лучше будет растить ребенка.

Я посмотрела на невестку, но она избегала моего взгляда.

– Как насчет того, чтобы я осталась здесь с мамой? Ей теперь постоянно нужна помощь. К тому же у брата появилась работа.

– Ах… – невестка замялась, застигнутая врасплох. – Не знаю… Нам нужно будет это обсудить… И неизвестно, как твоя мама на это отреагирует.

Она украдкой взглянула на свекровь.

– Я не хочу. Зачем мне жить с тобой, если у меня есть сын? Я уж лучше на улице помру, чем с тобой жить буду, – резко заявила мама.

Невестка, казалось, испытала облегчение. Конечно, мои слова не были искренними. Я сказала это намеренно, надеясь хоть немного распознать ее настоящие чувства.

– Тетя, возьми… – племянник Чонмин протянул мой вибрирующий телефон.

Я взяла его и посмотрела на экран. Звонили с неизвестного номера. Я бросила быстрый взгляд на невестку и маму, затем ответила.

– Алло.

– Добрый день. Могу я поговорить с кем-то из родственников Ким Юнбома?

– Да, это я.

– Я лейтенант Юн Чхангын из полицейского участка Западного округа города Хвасон.

– А что случилось?

– Ваш муж – Ким Юнбом, 1979 года рождения?

– Да, а что все-таки случилось?

Собеседник на мгновение замолчал, в трубке раздался сухой кашель:

– Дело в том, что… Сегодня утром тело вашего мужа было обнаружено в водохранилище Кисан в уездном городе Пончхон около Хвасона. Его доставили в больницу «Тонтхан сонсим». Нужно, чтобы кто-то из родственников приехал на опознание.

Голос в телефоне звучал отдаленно, а затем постепенно начал угасать. Мои руки и ноги слегка задрожали.

– Алло, вы меня слышите?

– Да… А что вы только что сказали?

– К сожалению, ваш муж скончался.

– Что?

– Его отвезли в больницу «Тонтхан сонсим». Сколько времени вам потребуется, чтобы добраться сюда?

– …

– Где вы сейчас находитесь? Нужна ли вам помощь нашего офицера?

– Нет, я сама справлюсь.

– Хорошо, я отправлю вам адрес. Позвоните, как будете на месте.

Я положила трубку и попыталась представить внешность человека по его голосу. В голове возник образ крупного мужчины с легким акцентом провинции Кёнсандо.

– Санын, что случилось? – Мама и невестка с тревогой уставились на меня. Им стало ясно, что разговор был не из обычных.

– Мама… Мой муж… умер…

Телефон незаметно выскользнул из рук. Горечь подкатила к горлу. Возникло странное желание что-нибудь съесть, но нужно было ехать в больницу. Мне предстояло опознать тело мужа.

Пошатываясь и держась за руку невестки, я спустилась по лестнице.

– Нет… Это невозможно… Как такое могло случиться… – повторяла она в слезах, помогая мне идти.

Я забралась в такси, и она села рядом со мной.

– Не надо, я могу съездить одна. Ты, наверное, устала, побудь дома.

– Поедем вместе. Ты сама не справишься, – настаивала она. – Отвезите нас в больницу «Тонтхан сонсим».

Эмоции захлестнули невестку, она разрыдалась еще сильнее, чем заставила таксиста удивленно на нас посмотреть. Я закрыла глаза. Так было проще, чем пытаться сдерживать чувства. Меня раздражало то, что невестка поехала со мной. Я думала о том, как мне выглядеть и как реагировать, как сохранить видимость спокойствия. Эти мысли лишь усиливали чувство какой-то неестественности.

Звонок из полиции поступил позже, чем я ожидала.

Я долго колебалась, прежде чем решиться на убийство мужа, но не пожалела. Я – убийца, избавилась от собственного мужа и решила забыть об этом. Ведь теперь мне предстояло сыграть роль вдовы. Я закрыла глаза и снова представила лицо мужа, невольно застонала и задрожала. Невестка сжала мою руку.

Я с трудом разлепила тяжелые веки и машинально взглянула на часы. Стрелка показывала десять. Десять часов! Я подскочила от удивления. Но еще больше поразило, что рядом был муж. Он лежал спиной ко мне, свернувшись в клубок. Было слышно его ровное дыхание. Когда он успел вернуться? Я прикоснулась к нему, тот был прохладным.

Из комнаты сына не раздалось ни звука. Открыв дверь, я увидела, что он все еще спит.

– Сынчжэ, пора вставать, – позвала я, тряхнув его за плечо. Но он не просыпался. – Сынчжэ!

Сегодня сын был особенно сонлив и никак не реагировал. Мне нужно было собраться как можно скорее, чтобы успеть на воскресную мессу, поэтому я снова энергично потрясла его, надеясь разбудить.

После переезда из Сеула в Пхангё я не хотела показаться человеком, игнорирующим воскресные мессы. Ведь я только начинала заводить знакомства и хотела быть принятой обществом. Но, несмотря на усилия, сын отказывался просыпаться. Я прекратила попытки, уселась на край кровати и просто стала наблюдать за ним. Когда я смотрела на его спящее лицо, то ощутила всплеск материнской любви и подумала: «Этот ребенок родился из моей утробы». На прикроватной тумбочке стояла чашка с остатками белой жидкости. Я поднесла ее к носу и поняла, что это молоко. Странно. У Сынчжэ была непереносимость лактозы. Молоко или йогурт вызывали у него диарею, и он избегал этих продуктов.

С чашкой в руках я вышла из комнаты и направилась на кухню. Открыв холодильник, я обнаружила, что молоко, купленное несколько дней назад, было открыто и его стало меньше. Но я бы ни за что не дала сыну молоко.

«Ему вдруг захотелось молока?»

Взгляд скользнул через кухонное окно на цветник. Клумба, которую я вчера вскопала, была приведена в порядок. Я чувствовала себя лучше, и вонь, что беспокоила меня до вчерашнего дня, вроде бы стала слабее. Нужно будет настоять на том, чтобы муж как можно скорее посадил цветочные деревья. От вида пустой клумбы мне стало не по себе.

– Собираешься в церковь? – Не успела я привести мысли в порядок, а муж уже спустился на кухню и пил воду.

– Поспал бы еще. Ты же не спал всю ночь, устал, наверное. Во сколько ты пришел?

– Ты о чем? Я был дома всю ночь. – Он сел за кухонный стол и посмотрел на меня с беспокойством. – Где-то около одиннадцати я лег спать и не просыпался до утра. Вчера на конференции пришлось много общаться с разными людьми… По дороге домой мы с Сынчжэ попали в пробку – суббота все-таки. Я так устал, что уснул мертвым сном.

Он же говорил, что собирается на ночную рыбалку с тем сотрудником фармацевтической компании. Снова ошиблась? Неужели я что-то упустила и не выслушала его как следует? Но ведь, вернувшись, он пошел в кабинет и достал рыболовную сумку.

– Разве ты не собирался вчера на ночную рыбалку?

– Ах, я ее отменил. Мне показалось, ты неважно себя чувствуешь. Ты как? Все в порядке?

– Да… Все нормально. Сегодня у меня ясная голова. Но ты точно был дома?

Когда я проснулась на рассвете, мужа не было рядом. Может, он ненадолго уходил в кабинет или гостиную? Но с тех пор, как мы стали спать в одной постели, я всегда чувствовала его присутствие в доме: постель долго сохраняла тепло после того, как он вставал.

Муж внимательно посмотрел на меня и обеспокоенно спросил:

– У тебя точно все в порядке? Ты заснула на диване, потом я разбудил тебя, и ты пошла в спальню. Я сделал тебе массаж ног… Мне казалось, что ты плохо себя чувствуешь, и я присматривал за тобой.

– Ах, да, кажется, начинаю вспоминать. Верно, все так и было.

Я оглядела пижаму на себе. Надевала ли я ее сама?

– Я за тебя волнуюсь. В последнее время тебе мерещатся странные вещи. – Его лицо помрачнело. – Если тебе что-то нужно, просто скажи или попроси о помощи. Хорошо?

Я молча кивнула в ответ.

– Ты же знаешь, что мы переехали сюда из-за тебя.

Конечно, я знала. Муж был из тех редких людей, кто был готов на все ради меня. Он всегда следил, чтобы я ни в чем не нуждалась, и давал мне все необходимое. Наверное, никто не поверит, но за шестнадцать лет нашего брака мы почти не ссорились. Он знал меня лучше всех и умел подстроиться под мое настроение. Даже когда я теряла контроль над своими чувствами, оставался терпеливым, заботился обо мне и не переставал любить. Но я склонна видеть недостатки и зацикливаться на них, а не на достижениях.

Супруг подошел ко мне сзади, поднял мои волосы, рассыпавшиеся по плечам, и стал собирать их в хвост.

– Может, после обеда прогуляемся с Сынчжэ вдоль реки Унчжунчхон? Кажется, в амфитеатре будет представление на открытом воздухе. Вчера видел баннер, когда возвращался домой.

Ласковые прикосновения его рук, аккуратно собирающих и сжимающих мои волосы, неожиданно успокаивали.

– Спасибо. И прости меня, – я игриво повернулась к мужу, сцепила руки и вежливо поклонилась.

В последнее время я замечала, что близость с мужем перестала приносить мне удовольствие. Мы оба придерживались консервативных взглядов на секс, что вносило разочарование в наши отношения. Эти чувства нарастали, и прошлой ночью мне приснилось, что я занимаюсь любовью с другим мужчиной. Ощущение вины было таким сильным, что назревала необходимость извиниться перед мужем, хотя бы намеком.

Пять лет назад я обратилась к религии по настоянию свекрови. В то же время муж стал пропускать мессы из-за семинаров по воскресеньям и постепенно утратил к ним интерес. Но сегодня сказал, что съездит в церковь со мной.

Всякий раз, когда я ходила в церковь одна, люди вскользь упоминали, что мне следует привести с собой мужа. Видя, как другие пары вместе посещают мессу, я втайне мечтала, чтобы тот снова начал сопровождать меня. И вот, словно услышав мои мысли, он заявил, что сегодня пойдет со мной.

Муж надел черные хлопковые брюки и голубую полосатую рубашку, которая придавала ему расслабленный вид. Мне всегда нравилось, как он смотрится в полосатой рубашке – стильно и молодо, несмотря на свой возраст. Я гордилась тем, что благодаря моему вкусу он так хорошо выглядит. Пока муж предпочитал повседневную одежду, я любила немного принарядиться. Я выбрала недавно купленные лодочки мятного цвета в качестве яркого акцента в образе. Чтобы не перегружать наряд, я остановилась на простом белом платье.

Сын спустился с сонным выражением лица, одетый в джинсы и толстовку. Он был настолько сонным, что не реагировал на мои попытки причесать его растрепанные волосы.

– Отец тоже со мной собирается в церковь. Поэтому и ты, Сынчжэ, умойся, и поехали.

– Понял, – ответил он и послушно направился в ванную.

Несмотря на то что сегодня я спала дольше обычного, утро складывалось удивительно гладко. После церкви мы решили отправиться в уютное кафе в Пэкхёндоне, чтобы всей семьей спокойно перекусить.

Я открыла шкаф с обувью и остановила взгляд на мятных туфлях. Их цвет идеально подходил для весны. Сделанные из овчины, они были мягкими и удобными, идеальными, чтобы начать день с ощущением свежести. Я уже собиралась закрыть шкаф, когда внимание привлекли коричневые ботинки мужа с грязными подошвами. Конечно, на подошвах обуви для хайкинга могла быть грязь, но я всегда протирала их перед тем, как убрать в шкаф. Ведь я ненавидела неопрятную обувь и грязные полки в шкафу. Я достала из ящика влажную салфетку и быстро убрала грязь.

Церковь была всего в десяти минутах езды от дома. Муж завел машину и ждал меня с сыном в белом «Мерседесе», который блестел после недавней мойки. Когда Сынчжэ устроился на заднем сиденье, муж начал выезжать из гаража. Я, сидя рядом, с тревогой взглянула на ворота.

– Стоило бы установить высокие железные ворота.

Низкие деревянные больше походили на дизайнерский элемент, чем на защитное сооружение.

– Сейчас так уже не делают.

Мне стало неловко за то, что я в очередной раз показала свою тревожность.

– Если поставить такие ворота, наш дом будет слишком выделяться. Это привлечет лишнее внимание. Скажут не «какой хороший дом», а «какие странные люди здесь живут».

Муж переключил передачу и начал разгоняться, но резко затормозил, едва не врезавшись в пыльный красный автомобиль.

– Кто так водит вообще!

Красный автомобиль неожиданно дал задний ход, и столкновение казалось неизбежным. Но машина остановилась, из нее вышла женщина с короткой стрижкой и в длинной юбке. Она сложила руки и склонила голову в знак извинения.

– Простите.

– Ничего страшного. Будьте аккуратнее. – Муж с улыбкой принял ее извинения.

– У меня срочные дела, вот я и торопилась выехать. Ах, вы же по соседству живете? Извините, я все время занята и даже не успела поздороваться. В общем, приношу свои извинения еще раз!

– Все в порядке, будьте осторожны на дороге. – Он закрыл окно и завел машину. Взглянув на женщину в зеркало заднего вида, добавил: – Она, кажется, не в себе. Это наша соседка?

– Да, наверное.

– Чем она занимается?

– Не знаю, я с ней толком не знакома.

После переезда я несколько раз заходила к ней, чтобы поздороваться, но она, очевидно, всегда была занята и редко появлялась дома. Помощница с сильным акцентом этнической кореянки всегда отвечала по домофону, что хозяйки нет дома.

В зеркале заднего вида я заметила, как соседка торопливо возвращается в дом, будто что-то забыла. Муж все бормотал: «Чем же она занимается? Она знает, что ее помощница каждый день курит на балконе?» Я перевела взгляд с женщины на наш дом и увидела у ворот нескольких подозрительных мужчин. Сердце сжалось от тревоги, когда я осознала, что мои опасения оправдались. Двое незнакомцев грубой наружности стояли у наших ворот.

– Дорогой, останови машину! – закричала я, и муж нажал на тормоза.

– Что опять?

– Кто эти люди?

Сынчжэ на заднем сиденье тоже поднял взгляд от телефона и оглянулся. Увидев тех мужчин перед нашим домом, муж поставил машину на ручник и вышел.

– Дорогой, не выходи! – я попыталась его удержать, но он уже направлялся к воротам. В этот момент мимо проехала красная машина соседки. Она опустила окно, приветливо улыбнулась и кивнула, но у меня не хватило сил ответить. Мысли были заняты только тем, кто эти люди перед нашим домом. Незнакомцы появились, как только я забеспокоилась о низких воротах. Зловещее предчувствие вернулось.

Мужчины в джемперах, кроссовках и с короткими стрижками выглядели странно в нашем районе.

– В чем дело? – Муж широкими шагами подошел к незнакомцам.

Те, взглянув на нашу машину, непринужденно подошли к нему и начали тихо что-то говорить. Лицо мужа стало серьезным. Разговор затягивался, и тревога снова охватила меня: не случилось ли что-то в клинике, где он работал?

– Дорогой, что происходит? – Когда я вышла из машины и подошла, мужчины сразу заметили меня и прекратили разговор.

– Добрый день, мы из полиции. У нас есть несколько вопросов, – невысокий круглолицый мужчина вытащил бумажник и показал мне полицейское удостоверение.

– У одного моего знакомого проблемы… Мне нужно съездить в полицейский участок, – ответил муж.

– Что случилось? Почему именно ты…

Он посмотрел на мое испуганное лицо и рассмеялся:

– Не волнуйся, это всего лишь допрос свидетеля. Придется тебе самой съездить в церковь. А я как раз хотел впервые за долгое время исповедоваться, – пошутил он и бросил взгляд на Сынчжэ, который смотрел в нашу сторону. – Съезди с сыном, я позвоню. Мне нужно поехать в участок, чтобы узнать детали.

Он быстро взял телефон и кошелек и направился к припаркованному рядом белому «Авантэ» в сопровождении полицейских. Я подумала, что дело серьезнее, чем кажется. Ведь полиция не приезжает без веской причины.

Я села за руль и завела машину. Оглянувшись, увидела, что Сынчжэ испуганно смотрит на меня.

– Все в порядке, папе нужно съездить туда из-за одного знакомого.

– А что случилось с его знакомым?

На этот вопрос у меня не было ответа. Все станет ясно только после возвращения мужа.

– Мам, а нам обязательно ехать в церковь?

– Даже не знаю…

Меня охватила внезапная тревога при мысли о предстоящих разговорах с прихожанами. Они обычно обсуждали пустяки: завтрак, пыль, детей. Мысль о том, что придется поддерживать беседу с ними, пока муж будет на допросе, ужасала меня.

Я развернула машину и поехала домой. Мои мятные лодочки, которые недавно отражали хорошее настроение, вдруг показались мне убогими. Радость от них была слишком мимолетной. Припарковавшись, я собралась выйти, но заметила на коврике под водительским сиденьем следы грязи. На прошлой неделе муж купил горшки с цветами, а пару дней назад тщательно вымыл машину, поэтому земля на коврике показалась мне странной.

Уже собиралась выключить зажигание, но решила проверить последние адреса в навигаторе. Оказалось, что все данные были стерты.

Муж все отрицал, но, возможно, его все-таки не было дома прошлой ночью. Сомнения вновь закрались в душу. Он редко ошибался в своих суждениях и словах. Напротив, все беды обычно случались из-за моих беспочвенных подозрений и неверных выводов. Я понимала, что не могу полностью доверять собственным мыслям.

«Я не могу доверять самой себе».

Следовало полагаться лишь на объективные факты. Я решила проверить записи с камер видеонаблюдения, установленных в гостиной и во дворе, чтобы окончательно во всем разобраться. Я верила словам мужа, что он прошел по гостиной и затем направился в спальню.

Включив ноутбук, начала просмотр записей.

Но объективный вывод сделать не удалось: все записи вплоть до сегодняшнего утра были удалены. Не в силах доверять своим чувствам, я осознала, что единственным человеком, к кому можно обратиться за разъяснениями, остается муж. Но можно ли доверять ему?

Мне показалось, что я заперта в темной комнате, где мрак окутал сознание и лишил ясности мысли.

Как только я увидела тело мужа, то бросилась наверх в лобби больницы, словно пытаясь сбежать оттуда. В шумной толпе незнакомых людей чувствовалось неожиданное облегчение. Телефон не прекращал вибрировать, но я его игнорировала. Больше всего хотелось побыть наедине с собой.

– Санын… – я закрыла глаза и услышала тихий голос невестки. – Думаю, нам стоит спуститься. Полиция ждет тебя…

Ее большие глаза покраснели. Я задумалась: плачет ли она из-за смерти моего мужа, из жалости ко мне или просто потому, что это ее естественная реакция?

– Да, надо спуститься.

Невестка подхватила меня под руку, хотя я была вполне способна идти сама. Тяжесть ее тела на моей руке лишь усилила чувство усталости.

Обогнув лобби, я заметила внутри больницы круглосуточный магазин. Люди в халатах стоя ели быстрорастворимую лапшу. Я же ничего не ела со вчерашнего дня. Интересно, неужели невестка считает, что женщина, потерявшая мужа, не может чувствовать голод? Вдруг накатил прилив злости от ее бесполезной заботы.

– Спустись первой. Если я сейчас не поем, мне не хватит сил, как и ребенку в животе.

Заметив мой живот, невестка, наконец, осознала свою оплошность:

– Давай я куплю тебе что-нибудь. Что ты хочешь?

– Не волнуйся. Просто я…

– Может, кашу? Еще здесь неподалеку есть забегаловка с домашней едой.

– Пожалуйста, оставь меня. Я сама разберусь. Просто займись своими делами, – неожиданно для себя я выплеснула накопившийся стресс.

Невестка удивленно замерла. Она обиженно посмотрела на меня, недоумевая, почему я не оценила ее заботу.

Я зашла в магазин, не заботясь ни о чем на свете. Едва оплатив лапшу, немедленно залила ее кипятком и принялась есть. Мне было все равно, что именно я ем. Просто хотеось насладиться одиночеством и едой, какой бы она ни была. Невестка смотрела на меня через стекло, вероятно, думая, что я так странно веду себя из-за шока.

Когда я вернулась в морг, там уже собралась семья мужа. Хотя назвать их семьей было бы преувеличением – скорее, это был постоянный источник проблем.

Муж рос сиротой: у него не было ни родителей, ни братьев, ни сестер. В шесть лет он потерял родителей в автокатастрофе, и единственной опорой для него оставались родственники по линии дяди. Но дядя, занятый своими детьми, всегда считал его обузой.

– Ах ты, лицемерка! – внезапно закричал старший племянник, едва увидев меня.

В резиновых тапочках и сером спортивном костюме он выглядел так, словно только что отошел от компьютерных игр.

– Наконец мужа в гроб загнала, да? – тетка мужа тоже повысила голос.

Рядом с дядей стояла женщина-полицейский в форме. Родственники мужа кричали во все горло, будто хотели привлечь внимание полиции.

– Да как вы смеете! Как можно так говорить? Разве эти слова сейчас уместны? – не сдержалась невестка.

– Эй, осторожнее! Эта плутовка убьет и тебя! – племянник нахватался грубости у своих родителей и теперь обзывал меня «плутовкой».

Во рту еще оставался соленый привкус лапши, и я наслаждалась им, наблюдая за их несдержанным поведением.

Женщина-полицейский, привыкшая к таким сценам, спокойно протянула мне визитку. Там было написано: «Ким Мисук, сержант полицейского участка Западного округа города Хвасон». Офицер была высокой, и ей очень шла форма.

– В ближайшие дни мы проведем вскрытие, чтобы установить точную причину смерти. Похороны можно будет организовать позже. Мы вернем тело как можно быстрее. Если возникнут вопросы по расследованию, свяжитесь со мной.

Дядя мужа подошел к сотруднице полиции и окинул ее оценивающим взглядом:

– А мужчин у вас в отделе не нашлось? Расследование должно проводиться по всем правилам!

– В расследовании участвую не только я. – Она явно не хотела обсуждать неудобные темы и поспешила покинуть помещение. – Мне нужно, чтобы вы проехали со мной в участок и ответили на несколько вопросов о вашем муже.

– Хорошо.

Офицер бросила взгляд на мой живот. Было заметно, что она догадалась о беременности.

– Хорошо себя чувствуете? Если вам тяжело…

– Все в порядке, я должна делать то, что требуется.

Родственники мужа были сильно удивлены моим спокойным ответом. Дядя схватил сотрудницу за руку:

– Послушайте, моя невестка… То есть Санын. Проведите тщательное расследование в отношении нее. Она способна на что угодно, прошу обратить на это внимание.

– Все присутствующие здесь будут допрошены как свидетели, тогда и вы сможете высказать свои замечания, – ответила офицер, освобождая руку и стараясь скрыть неловкость на лице.

Дядю трясло так, что казалось, он вот-вот упадет. Племянник поспешил его поддержать. Когда их взгляды встретились с моим, они отступили, изумленно уставившись. Только тогда я поняла, что смотрела на них с насмешливой улыбкой.

Как долго я уже здесь? Вместе с двумя следователями мы сидели в зацементированном со всех сторон помещении. Мучительная жажда, физическое и умственное истощение не давали мне покоя.

– Тяжело, не правда ли? Просто расскажите нам о фактах, это не займет много времени, – сказал лейтенант Юн Чхангын, тот самый, кто сообщил о смерти мужа.

Его строгое выражение лица вызывало у меня уверенность. Он производил впечатление человека с твердыми убеждениями, способного понимать других и принимать решения на основе собственного мировоззрения. Если получится стать понятной ему, он, без сомнения, поверит мне.

– Во сколько вы вчера вышли с мужем из дома?

– Кажется, около семи вечера. Муж упомянул, что должен быть на месте к одиннадцати, поэтому мы выехали пораньше. Я попросила его отвезти меня к маме.

– Во сколько добрались до дома матери?

– Это я хорошо помню. Когда я поднялась в квартиру, по телевизору в гостиной шел девятичасовой выпуск новостей KBS.

– Девятичасовой выпуск новостей?

– Да, там говорили о высокой явке избирателей на предварительном голосовании. – Я рассказывала следователям свое алиби, хотя они даже не спросили.

– Почему вы решили навестить мать именно в этот день?

– Я купила маме полезные добавки для восстановления здоровья. К тому же муж направлялся к водохранилищу поблизости. И еще я не люблю оставаться одна дома и поехала к маме, потому что в последнее время меня мучили боли в области таза. Муж планировал отвезти меня домой на следующий день.

– Часто бываете в доме матери? – следователь продолжал расспрашивать обо мне, а не о муже.

– Нет, просто в тот день как раз муж ехал на водохранилище Кисан, недалеко от дома мамы.

– Вы когда-нибудь бывали на этом водохранилище с мужем?

– Да, когда мы еще не были женаты. В наших краях не так много мест для свиданий, так что это был приятный способ насладиться свежим воздухом.

– А после свадьбы?

– Нет, после свадьбы не ездили. Мы живем в Инчхоне, поэтому нет нужды ехать в Хвасон, чтобы подышать свежим воздухом.

Следователь перелистывал страницы папки с документами. Жажда становилась почти невыносимой.

– Можно мне воды?

Следователь уставился на меня:

– Мы почти закончили. Сегодня утром, когда врач осматривал тело вашего мужа, он нашел на его ребрах и спине синяки. Вы не знаете, откуда они?

– Что? Какие синяки? Я ничего не знаю об этом. – Я понятия не имела о синяках. Следователь быстро оценил выражение моего лица.

– Какими были ваши отношения?

– Самые обычные.

– Синяки старые, значит, у вас давно не было интимной близости, – его слова прозвучали оскорбительно, как грубое вторжение в личное пространство.

– Я беременна. В последнее время мы были особенно осторожны, поэтому спали в разных комнатах. Муж ворочается во сне, и я боялась, что он случайно заденет мой живот.

Только тогда следователь взглянул на мой живот, а я сделала вид, что мне тяжело. Он даже не позволил мне выпить стакан воды, как будто создавал ощущение допроса с пристрастием. Жажда, нетерпение и желание скорее закончить заставляли меня говорить даже то, что не требовалось. Я не могла дождаться, когда выберусь отсюда.

– Ваш муж хотел детей?

– Конечно. Он отчаянно хотел ребенка…

Когда вопросы коснулись наших с мужем отношений, я утратила уверенность в ответах.

– Прошу прощения.

– В чем дело?

– Врач, с которым муж собирался встретиться в тот день…

Следователь с интересом посмотрел на меня.

– Должно быть, тут не обошлось без откатов. Муж не умеет ловить рыбу. В тот день он собирался с врачом на ночную рыбалку, чтобы обсудить профессиональные вопросы.

Следователь слегка кивнул, подтверждая свои догадки.

– Но Ким Юнбом… Значит, вы не знаете, что его уволили с работы?

Эта новость была для меня полной неожиданностью. До вчерашнего дня муж каждое утро надевал костюм и уходил на работу.

– Его уволили?

– Ах, вы не в курсе? Это произошло около месяца назад.

Мне казалось, что этот следователь, который впервые увидел мужа уже мертвым, знает о нем больше меня.

Муж лгал мне. Он продолжал оплачивать счета, как будто недавно получил зарплату. В гостиной до сих пор стояли коробки с лекарствами, которые нужно было вернуть обратно компании после возврата денег.

– У него были проблемы на работе?

– Даже не знаю. Муж часто жаловался, что ему сложно общаться с врачами. Он не пил алкоголь, но все равно ходил на застолья и даже убирал за пьяными.

– Вчера тоже говорил, что ему тяжело?

– Нет. Вчера он говорил только о ребенке в моем животе, о том, каким хотел бы видеть его. Что-то в этом роде…

У меня разболелась голова, началось головокружение. Я издала тихий стон.

– Может, сделаем перерыв?

– Давайте продолжим в другой раз? Я немного устала.

Казалось, следователь, внимательно следил за каждым моим словом и движением.

– Как скажете.

Юн Чхангын кивнул офицеру за своей спиной, и тот открыл дверь душной бетонной комнаты.

– Но… – когда я поднялась, следователь окликнул меня. – Вы не спросили, как умер ваш муж.

На мгновение показалось, что я вот-вот рухну обратно на стул.

– Мне сказали, что его машина упала в водохранилище и нужно еще провести расследование.

– Да, это так. Мы будем держать родственников погибшего в курсе.

Выходя из комнаты, я почувствовала на себе взгляд следователя, который старался не упустить из виду даже мою удаляющуюся фигуру. Я подумала, что на этом этапе каждый может быть подозреваемым, и восприняла этот взгляд как должное.

Когда я вышла из полицейского участка, солнце уже садилось. Было ощущение, что меня допрашивали с пристрастием, а не просто брали показания. В жизни не всегда все идет по плану. Ведь мир редко бывает на стороне аутсайдеров. При первом признаке слабости окружающие, подобно диким зверям, готовы наброситься и растерзать тебя. Мне нужно проявлять больше решимости и силы.

Я села в такси, которое остановилось перед полицейским участком.

– Мне в Инчхон, квартал Сипчондон.

– В Инчхон?

Поездка из Хвасона в Инчхон обойдется примерно в пятьдесят-шестьдесят тысяч вон. Я сказала полицейским, что собираюсь к семье, но на самом деле мне нужно было поехать домой в Инчхон. Я и не подозревала о том, что мужа уволили с работы, хоть готовилась к разным сценариям, секреты мужа оказались неожиданностью.

– Тяжелый день, наверно… Держитесь, я постараюсь довезти вас домой в целости и сохранности. – Таксист обернулся и тепло улыбнулся мне.

Сегодня я так и не смогла нормально поесть. Все оказалось гораздо сложнее, чем я думала. Невозможно было поверить, что они собираются провести вскрытие… Я понимала, что это неизбежно, но все равно нервничала после подписания согласия.

Когда такси тронулось, меня стало клонить в сон. До дома был час пути, если не будет пробок. Я решила воспользоваться этим временем и немного отдохнуть. Закрыв глаза, подумала о том, что дома меня ждет много нерешенных дел и важных размышлений.

Глава 3

12 апреля 2016 года, вторник

Муж провел все воскресенье на допросе в полиции, но, когда вернулся домой, ни словом не обмолвился. На мои расспросы отмахнулся, сказав, что это был пустяк, обычная формальность из-за проблемы знакомого. Меня тревожил его визит в полицейский участок, но муж упорно избегал прямого ответа.

10 апреля, два часа ночи. Вызов мужу все еще был в моей истории звонков. Если бы в доме зазвонил его телефон, я бы обязательно его услышала. Дома тот никогда не ставил его на вибрацию, предпочитая резкий рингтон и максимальную громкость. У него было профессиональное навязчивое представление о том, что может поступить срочный звонок из клиники или от пациента. Когда он отправлялся на рыбалку и ставил телефон на беззвучный режим, оставлял его рядом с удочкой, чтобы всегда видеть экран.

Я не помыла посуду после завтрака и пропустила обед, лежа на диване с закрытыми глазами. В голове крутились мысли, которые я не могла объяснить. Где же был муж в ночь на 10 апреля? Если он был дома в тот день, как утверждал, и это все лишь плод моего воображения, как тогда объяснить стертые записи с камер видеонаблюдения и данные навигатора?

Телефон зазвонил в тот момент, когда сложенные пластами мысли начинали рушиться. Звонила классная руководительница Сынчжэ. Это был ее первый звонок с тех пор, как я побывала на родительском собрании в марте.

– Я бы хотела обсудить кое-что по поводу Сынчжэ. У вас сегодня есть время?

– Сегодня? – переспросила я, почувствовав ее решимость, сквозь которую прорывалось желание выполнить свой долг.

– Да, мне бы очень хотелось переговорить с вами как можно скорее. К тому же, думаю, Сынчжэ придется уйти с уроков пораньше.

– Почему? Он заболел?

Сердце ушло в пятки. Появилось ужасное чувство тревоги: а не наказана ли я за собственные странные подозрения?

– Нет-нет. Но мне бы хотелось обсудить это лично, если у вас найдется минутка.

Страх внезапно придал мне бодрости, прояснив замученный разум. Как только я положила трубку, без колебаний встала, выбрала черную плиссированную юбку и блузку в цветочек. Собрав длинные волосы в аккуратный пучок, я отправилась к школе Сынчжэ, что была всего в десяти минутах ходьбы.

В учительской сидели лишь несколько преподавателей, у которых не было занятий. Рабочее место классной руководительницы Сынчжэ находилось прямо у двери. Рядом стояли кулер для воды и копировальный аппарат, а на столе громоздились стопки документов и книг, создавая ощущение легкого хаоса. Учительница, погруженная в работу за компьютером, даже не заметила, как я подошла.

– Добрый день.

Только после этих слов она отвлеклась и подняла взгляд:

– Ах, это вы?

Учительница с короткой стрижкой и в очках была одета в простую футболку и джинсы, напоминая бодрую студентку. Молодая женщина, всего двадцати семи лет, недавно окончила университет. На родительском собрании другие мамы жаловались, что учительница математики и классная руководительница слишком молода. Однако ее молодость, на мой взгляд, компенсировалась избытком энтузиазма.

– Так, с чего бы начать… Минутку. – Она встала, двигаясь так же беспорядочно, как выглядел ее рабочий стол.

Пройдя в тапочках к одному из углов учительской, она открыла небольшую дверь с табличкой «Кабинет для консультаций».

– Вы не могли бы подождать здесь?

Помещение оказалось тесным – стол едва помещался внутри. В углу лежали кипы детских справочников, что создавало ощущение, будто кабинет используется как склад. Вскоре учительница вернулась с двумя банками энергетика:

– Это вам. В школе и угостить-то нечем.

– Спасибо. А почему Сынчжэ должен раньше уйти с уроков? – я сразу перешла к делу.

Учительница села напротив и глубоко вздохнула, словно нервничала больше меня.

– Дело в том, что… Скажите, как он ведет себя дома? Делится ли тем, что происходит в школе?

– Не особо, но иногда что-то рассказывает.

Кажется, прошло несколько месяцев с тех пор, как я последний раз разговаривала с Сынчжэ по-настоящему. Однако гордость не позволяла в этом признаться. Чувство дистанции с собственным ребенком, несмотря на то что я не работала, казалось подтверждением несостоятельности как матери.

Когда он был в начальной школе, всегда ходил за мной по пятам, мило щебеча о чем-то. Но в средней заметно изменился: стал замкнутым и не говорил без крайней необходимости. Мне не раз говорили, что второй год средней школы особенно трудный. Как это часто бывает, в этот период он начал проявлять признаки бунтарства. Я утешала себя мыслью, что это всего лишь этап взросления и со временем он вновь станет тем же милым мальчиком.

– А что такое? В школе что-то случилось?

– Сынчжэ… В школе он не очень общителен. Мне приходится несколько раз переспрашивать и уговаривать его, чтобы мальчик заговорил. Но он очень способный. Как вы, наверное, заметили, особенно силен в математике. В будущем сможет представлять школу на олимпиадах, ведь он один из лучших.

Сынчжэ не проходил дополнительного обучения, но числа привлекали его с самого детства.

– К тому же он высокий и похож на вас, поэтому пользуется популярностью у девочек. Знаете, как это бывает – девочкам нравятся красивые и молчаливые мальчики.

– Но все-таки, почему вы вызвали меня сегодня?

Меня начала беспокоить ее многословность. Казалось, она делала комплименты перед тем, как перейти к чему-то неприятному.

– У Сынчжэ возникла проблема…

Слово «проблема» заставило меня занервничать:

– Проблема?

– Да, девочке из своего класса он… – учительница выглядела так, будто подбирала слова, – показал свой мужской орган.

– Что? – Я не понимала, что она говорит.

– Сегодня одной девочке из класса… Она ушла домой в слезах. Ее мать пожаловалась в школу, и мы с завучем сделали Сынчжэ выговор… Мне показалось, что вы тоже должны знать об этом и поговорить с ним дома.

Я одновременно считала ее слова абсурдными и чувствовала стыд.

– Это случилось впервые. Наверное, ему было любопытно, и мы собираемся списать это на розыгрыш. Но в наши дни это деликатный вопрос. Если такое повторится, мы не сможем опять закрыть на это глаза. – Было ощущение, что учительница, которая сначала показалась мне милой сестренкой, угрожает. Словно намекала, что если это повторится, ответственность ляжет на меня.

– Но Сынчжэ…

Я сидела, как провинившаяся ученица, и не могла поднять голову.

– Когда Сынчжэ разговаривал об этом с завучем, он сказал, что хочет умереть.

– Что?

– Уверена, он сказал это, чтобы оправдаться. Но, возможно, стоит обратиться в центр помощи подросткам или в специализированное учреждение… Тем более что его отец – врач.

Я не могла поверить, что сын высказал преподавателю свои мысли о смерти. Стало стыдно, будто все мои беды были выставлены напоказ. Полные тревоги советы учительницы обрушились на меня невыносимой тяжестью, и я долго не могла прийти в себя.

Учительница проводила меня в медпункт, где сидел Сынчжэ. Не встречаясь с ним взглядом, я забрала сына и вышла из школы.

Чувство, которое я испытывала к нему, следовавшему за мной следом, было предательством. Все усилия, вложенные в его рождение и воспитание, казались тщетными и причиняли мне боль.

– Это неправда, – он догнал меня и заговорил первым.

– Неправда?

– Она влюбилась и бегала за мной.

– И что дальше?

Он посмотрел на меня с разочарованием, понимая, что оправдание не сработало:

– Я же говорю, что это все ложь!

– Тогда следовало сказать правду. Теперь из тебя делают плохого. Ты действительно ни в чем не виноват, правда?

– Да.

– Точно?

– Конечно.

– А передо мной ты тоже не виноват?

Сын посмотрел на меня, но не ответил. В его глазах блестели слезы. Плачет ли он от несправедливости или чувства вины, я не могла понять. Я просто обняла его и заплакала вместе с ним. Я плакала не от жалости и не потому, что хотела извиниться. С тех пор как услышала, что сын произнес: «Я хочу умереть», ждала момента, чтобы расплакаться. Как собака Павлова, я всегда реагировала на слово «смерть» слезами.

В апреле 2000 года, когда мне было двадцать три года, внезапно умерла моя любимая сестра. Я чувствовала себя виноватой в ее смерти. Я попросила ее пожить в моей квартире два дня и три ночи, чтобы присмотреть за кошкой, пока отдыхала в Гонконге с будущим мужем. Сестра любезно согласилась помочь. Казалось, она устала от постоянного прислуживания нашей матери с ее перепадами настроения и, наконец, получила возможность отдохнуть и насладиться личным пространством.

В то время я была обычной студенткой факультета английского языка и литературы. Сестра была старше меня на четыре года и работала в компании, производящей спортивные товары – коврики для йоги и фитболы. Ее зарплата составляла полтора миллиона вон, и она давала мне треть этой суммы на карманные расходы. Не знаю, какая гордыня во мне взыграла, но захотелось собственного пространства, и я без всяких угрызений совести сняла квартиру-студию за четыреста тысяч вон в месяц.

Здание с квартирами в университетском городке было новым и полностью готовым к заселению. Цены на жилье были высоки, но мне удалось снять квартиру относительно недорого, так как она находилась на первом этаже. На окнах были установлены защитные решетки, и теперь я задумываюсь, не помешали ли они сестре выбраться через окно.

У меня появился мобильный телефон, и я всегда носила его с собой, но за границей не включала роуминг. Просто положила его выключенным в сумку. Вернувшись, включила телефон в аэропорту и увидела пропущенный звонок и сообщение от мамы. Она писала, что не может дозвониться до сестры. Не придав этому значения, я перекусила гамбургером с будущим мужем недалеко от аэропорта и отправилась домой. Я с нетерпением представляла, как сестра обрадуется набору косметики, в который входили разные оттенки теней для век и помада. Она никогда не покупала косметику из-за бережливости, и я была уверена, что подарок ей понравится.

Но как только я открыла дверь квартиры, то поняла, что подарок уже не нужен. Сестра лежала на полу мертвая, с открытыми глазами, словно в недоумении.

Следователь сообщил, что она была задушена после того, как подверглась сексуальному насилию. Преступник так и не был пойман. По словам полиции, он увидел ее на улице, проследил за ней и напал. Было сказано только, что преступник не был ей знаком. Золотое кольцо на пальце сестры и платиновая цепочка с кулоном фирмы «Агата» на шее исчезли. Кольцо было семейной реликвией, такое же, как и у всех членов семьи. Цепочка с кулоном в форме щенка была единственной роскошью, которую она позволила себе купить на собственные деньги.

Это дело оказалось им не по силам. В итоге преступника так и не поймали. Мой нынешний муж постоянно ходил в полицейский участок, держал нас в курсе расследования и принимал все возможные меры.

Его активные действия внушали мне доверие. Вскоре после этого я вышла за него замуж, надеясь, что это поможет мне забыть о смерти сестры. Позже я решила, что рождение и воспитание ребенка помогут мне двигаться вперед. Но до сих пор оплакивала сестру и не могла смириться с утратой. Если бы я не поехала в ту поездку, она бы не умерла… Сожаление преследовало меня неотступно.

Я преклонила колени перед статуей Девы Марии:

– Всевышний, радующийся спасению людей, молим о Твоем милосердии для нашей братии, с которой вместе служим Тебе, любим друг друга и идем по пути спасения. Услышь нашу молитву и даруй нашей братии вечное счастье в Царствии Небесном.

Поздно вечером я услышала, как муж вернулся домой. Он достал из почтового ящика рекламные брошюры и начал изучать, где завтра будут проходить парламентские выборы. Такие обычные его действия начали раздражать меня.

– Давай завтра с утра пойдем голосовать. Вот бы оппозиция победила, – предложил тот.

Муж не был типичным сторонником оппозиции. Несколько лет назад голосовал за правящую партию, но недавно поддержал оппозицию, объяснив это недовольством действиями власти. Он считал себя разумным человеком с умеренными взглядами.

– Дорогая, проголосуй за второй номер, хорошо?

Я промолчала, и он почувствовал напряжение, посмотрел на меня и заметил свечу перед статуей Девы Марии в гостиной.

– Ты… плачешь?

Муж подошел ко мне, сидящей в углу, и заставил поднять голову. Я уже не плакала. Слезы высохли, и от этого щипало края глаз.

– Что опять? В чем дело?

– Ничего страшного, я просто молилась за сестру.

– Да, наверное, так и было, – ответил он, словно потерял надежду.

Это разозлило меня:

– Что значит «наверное, так и было»? Не говори со мной так!

– Прости, прости. Кстати, через две недели… – Муж взглянул на календарь. – Давай возьмем Сынчжэ, твою маму, и все вместе съездим на могилу свояченицы.

– Не лги мне.

– Что? – На его лице отразилось непонимание.

– Ты ездил в полицейский участок в воскресенье… из-за моей сестры, да? Я знаю, что сейчас они собирают ДНК насильников, чтобы поймать тех, кто совершил давние преступления.

– Ах… А я уж напрягся. Нет, дело не в этом.

– Тогда почему ты мне ничего не рассказываешь? Почему тебя вызвали в полицию? Что случилось? Почему записи с камер видеонаблюдения за девятое апреля стерты?

Внезапно на лице мужа появилась жестокая улыбка, которая тут же сменилась хмурым выражением и сочувствующим взглядом. Это было мое самое нелюбимое выражение лица.

– Просто тебе не нужно этого знать. Поэтому я и не рассказал.

Когда я посмотрела на него с неприязнью, он продолжил:

– Умер работник фармацевтической компании, которая сотрудничала с нашей клиникой. Похоже, это самоубийство… Поэтому меня и вызвали на допрос.

– А почему именно тебя?

– В прошлую субботу мы собирались поехать на рыбалку вместе. Но, как ты знаешь, я отменил поездку и был дома.

– Человек, с которым ты собирался на рыбалку, умер?

– Да, тот самый, который приходил к нам домой и напугал тебя…

– Тот, кто принес тебе рыболовную сумку? Он мертв?

Муж кивнул.

– Я не хотел рассказывать тебе о смерти знакомого… или еще о чем-то печальном.

– Мог бы просто сказать. Зачем это скрывать? Разве я стала бы из-за него переживать?

Он внимательно посмотрел на меня:

– Мне кажется, осторожность никогда не повредит. Как я мог сказать тебе о смерти, когда ты и так уже давно слышишь странные звуки и чувствуешь неприятный запах в доме?

– А как он умер? Если это самоубийство, то повесился, видимо?

– Нет, он утонул в машине в водохранилище. Когда его нашли, рычаг переключения передач был в положении «вперед».

– Как такое могло случиться… Очень жаль его.

– Жаль, да. Ему было лет тридцать.

– Дорогой… Но я не настолько разбита, чтобы реагировать на смерть человека, которого почти не знала.