Читать онлайн Музыка в ее смехе

Глава 1

Какое чудо быть живым: уметь дышать, видеть, слышать, чувствовать, двигаться. Прохладные гладкие клавиши, как изваяние искусства, как скульптура, оживающая под пальцами мастера. Легко опускаю пальцы на белые полосы. Инструмент отзывается, как послушный зверек. Ноты сменяют друг друга, пальцы скачут по гладким ступеням, настроение мелодии то взлетает вверх, то рушится вниз.

Раздается стук в дверь. Этот непрошенный бесцеремонный звук из другого мира возвращает меня в комнату. Муза становится недосягаемой, оставляя меня в гордом одиночестве.

– Заходи, – тяжело вздыхаю я.

В комнате появляется мама. Ее длинные волосы выглядывают из-под полотенца, скрученного в форме чалмы.

– Олечка, прости, что отвлекаю. Я знаю, ты не любишь этого. К тебе гости – Никита пришел.

В душе восторженно трещат цикады. Мама замечает мою радость, поправляет мне волосы. Пытаюсь увернуться, но она успевает сделать по-своему. Выхожу в коридор. Мама следует за мной, как тень. Никита стоит в клетчатой рубашке, где половины разного цвета. Светлые широкие джинсы скрывают его худые ноги. Его любимые заношенные кроссовки уже стоят на полочке.

– Пойдем, – без приветствия хватаю Никиту за руку, невольно подмечая его аккуратные ногти, и увожу в комнату.

– Может, чайку попьете со мной? – предлагает мама.

– Мам, нет. Мы будем заниматься, нас не отвлекать и не мешать!

На душе грустно за нее. Запираю дверь в свою комнату. Никита тут же прилипает своими влажными губами к моим. Забываю обо всем, что меня тревожило. Мои руки поднимаются по его шее, задевают серьгу в ухе и утопают в волосах. Никита лезет под мою футболку и замирает, не нащупав застежки от бюстгальтера. Стаскиваю с него рубашку, подталкиваю к кровати. На фоне голого торса сияет серебристое ожерелье, сделанное будто из проволоки, пружин и миникарабинов. Если бы я не видела такое в ЦУМе, считала бы, что эту фигню он смастерил сам. Никита усаживается удобнее. Я в это время закрываю окно и задергиваю шторы.

– Скоро я буду свободна, словно птица в небесах, – пою я, присаживаюсь сверху.

– Будущая именинница.

Его руки скользят под футболку. Дыхание тут же сбивается.

В этот момент все уходит на второй план. Главное – это его горячее тело, шумные выдохи, единство. Сердце отстукивает ритм жизни и страсти.

Накидываю легкое домашнее платье. Никита бросает в мусорку очередную использованную влажную салфетку и поднимает штаны.

– Я еле дождался этого дня. Как прошли экзамены в музыкалке?

– Все на отлично. Исполнила «Шаг к свободе». Ты его не слышал еще. – Как и все, что я сочинила. Сажусь за пианино. – Хочешь, сыграю?

– В другой раз.

Никита, стоя перед зеркалом, поправляет блондинистые вечно взлохмаченные волосы. Он напоминает мне южноафриканскую овчарку с длинной шерстью. А мама так и не разрешила завести собаку.

– Мне надо по магазинам пройтись. А то скоро без трусов буду ходить.

– Зато будет проще тебя раздевать.

Никита смеется над моей шуткой, целует в губы.

– Я позвоню.

– Побудь еще со мной. Я тебе еще столько всего не рассказала…

– В другой раз.

– Хорошо, – сдаюсь, зная, что, если попросить еще раз, Никита начнет злиться.

Провожаю Никиту в коридор. Слышу, как в соседней комнате работает телевизор. К счастью, в этот раз мама не выбегает проводить. Снова целуемся. Так не хочется, чтобы он уходил! Вот поступлю в универ, мы съедемся, будем жить вместе и просто кайфовать, много обниматься и разговаривать.

Никита скрывается за входной дверью. Мечтательно кружусь в сторону ванной, дабы принять прохладный душ.

Возвращаюсь в комнату, открываю окно. На тумбочке возле кровати стоит фотография, где я обнимаю Никиту со спины или даже вишу на нем, как рюкзак. Представляю, что скоро там будет фотография со свадьбы. Я буду в белом пышном платье. Или мы будем в тематических костюмах в стиле фей или панков.

Представляю розовый ирокез на своей голове и классическую музыку. А потом у нас появятся два карапуза, и мы будем с ними гулять. В сюрреалистичной прострации перемещаюсь на кухню. Чайник горячий. Наливаю чай.

– Как позанимались? – любопытствует мама, появившись бесшумно. – Готова к экзамену по химии?

– Да. Никита все понятно объясняет.

– Как-то вы быстро в этот раз. Какую тему сегодня разбирали? Мне тоже сделай, пожалуйста, чай.

Протягиваю свою кружку маме.

– Мам, там ничего интересного для тебя. Ты же не любишь химию. Вот последний экзамен сдам, и все. Можно будет начать изучать вузовскую программу.

– А если пойдешь в музыкальное училище, то нужна будет только музыка. Вместо зубрежки мы могли бы все вместе играть для Никиты в четыре руки.

– Мама….

Решаю выпить кофе вместо чая. Ставлю чашку в кофемашину и нажимаю необходимые кнопки.

– Ты же такая талантливая! Я слышала мелодии, которые ты сама сочиняешь. Почему ты не хочешь связать свою жизнь с музыкой?

– Чтобы потом, как ты, работать репетитором? Мама, музыка помогает тебе справиться… – запинаюсь на полуслове. – Мне нужна нормальная высокооплачиваемая стабильная работа в будущем.

– Ты можешь достичь большего, чем я. Например, как папа: выступать в разных городах, устраивать турне. Увидеть мир!

Пожимаю плечом и забираю чашку.

– Доченька, подумай, осталось мало времени для подачи документов. Симфонии и фуги ты легко сыграешь, с сольфеджио тоже справишься.

– Мам, перестань. Я уже решила. Институт общей и неорганической химии ждет меня.

Прохожу в свою комнату и замираю с кружкой у окна. Открывается вид на соседнюю многоэтажку. Мама, на удивление, остается на кухне.

У Маргариты, моей лучшей подруги, сегодня экзамен по истории. А потом они собирались к бабушке в Московскую область поехать. Может, и мне с ней напроситься?

Сажусь за пианино. Теплый воздух врывается в комнату вместе с шумом машин. Наигрываю первые ноты нового произведения. Просматриваю свои записи, на чем закончился «Шаг к свободе». Хочется написать продолжение. Но что-то не так.

Закрываю глаза и вспоминаю прикосновения Никиты, его покусывания. Внизу живота тяжелеет. Пальцы сжимаются, разжимаются и ложатся на клавиши. Взгляд будто затуманивается. Любовь пробуждает счастье, а счастье – вдохновение. И вот в голове вновь играет та самая мелодия, которую мне предстоит перенести на бумагу. Муза вернулась.

Может, это будет «На пути к свадьбе»? Подбираю ноты, записываю и вновь продолжаю играть. А в моей голове подыгрывает аккомпанемент.

Глава 2

В семь вечера меня уже клонит в сон. Вроде ничего не сделала, а так устала. В ванной закрылась мама, приходится чистить зубы в туалете в раковине. Замечаю в отражении свой помятый вид. Смахиваю все на скорое приближение месячных. А когда они должны прийти?

Сплевываю пасту и полощу рот. Пытаюсь вспомнить, когда они были в прошлый раз. Еще до экзаменов, это точно. Вытираю лицо полотенцем, возвращаюсь в комнату и залезаю в приложение. Хорошо, что сейчас все считает техника.

Приложение выдаёт десять дней задержки. Ого! Сон отступает под напором адреналина. Пытаюсь отмахнуться. И раньше бывали задержки. Сажусь на кровать, откинувшись спиной на большого медведя, что подарил мне отец, подтягиваю ноги к груди. Я не могу быть беременна! Еще рано!

Подскакиваю на месте, подлетаю к комоду. Как-то раз Маргарита подарила мне тест на беременность. Куда же я его дела?!

Нахожу старый носок, внутри которого прячется неприглядная тонкая упаковка. Выхожу из комнаты. Прячусь в туалете и читаю инструкцию. Нужна баночка.

В ванной затихает вода. Мама может выйти в любой момент. Призадумываюсь: что можно использовать тут, не выходя из комнаты? Под рукой для замены есть только форма под туалетный ершик. Беру его. Достаю ершик. Хорошо, что мама помешана на чистоте. Споласкиваю форму. Вновь зависаю в непонимании: как теперь туда пописать? В итоге кусаю губу с внутренней стороны и выполняю все необходимые манипуляции. Опускаю полоску теста в мочу и жду.

Страх сковывает разум. Картина будущего, где я поступаю в вуз, где Никита кружит меня в белом платье на свадьбе, начинает медленно таять и стекать на пол. Вот я уже сижу с маленьким плачущим обкаканым ребенком в вытянутой старой и грязной одежде – поскольку денег и времени нет – и плачу вместе с ним.

Качаю головой и прогоняю такое будущее. Оставляю тест на ровной поверхности, выливаю содержимое в унитаз и споласкиваю держатель для ершика. Будто никто его и не трогал.

Щелкает соседняя дверь – мама вышла из ванной.

Смотрю на тест – одна синяя полоска пересекает его перпендикулярно. Отрицательный. Но легче почему-то не становится.

Заматываю тест в туалетную бумагу и сую в карман. Выброшу на улице. Руки дрожат. Перебегаю в свою комнату и закрываю дверь. Набираю номер подруги. Маргарита отвечает после четвертого гудка.

– Привет. Ты мне срочно нужна!

– Что случилось? – на заднем фоне слышится удаляющаяся музыка.

– Не по телефону. Ты когда приезжаешь?

– Завтра вечером, наверное. Говори давай!

– Я… – поглядываю на закрытую дверь. – Ты одна? Меня никто больше не слышит?

– Нет. Оль, давай!

– У меня задержка.

Тишина. У меня сводит скулы от волнения. Присаживаюсь на стул.

– И? Сколько дней? Ты думаешь, что беременна?

– Не знаю. Я сделала тест, но он отрицательный.

– Конечно, его же по утрам нужно делать!

– Вот спасибо! – психую я, вскакивая со стула и вышагивая кругами по комнате.

Маргарита смягчается:

– У тебя и раньше бывали задержки, вспомни. Ты последние полгода на них жалуешься, так что забей. – Я представляю, как Маргарита стоит рядом и хлопает меня по плечу, как она всегда это делает. – А есть повод переживать?

– Да.

Снова замираю. По всему телу пробегает дрожь.

– Сколько раз?

– Каждый.

– Вы вообще не предохранялись?!

– Тише ты!

Озираюсь по сторонам. Подхожу к окну и вновь задергиваю штору. Так и кажется, будто в них кто-то осуждающе смотрит на меня.

– Никита не любит с резинками.

– Оля… – Маргарита явно сдерживает себя. Если бы мы были рядом и одни, то она точно вылила бы все, что у нее на уме. – Приеду завтра на первой же электричке. А ты сходи в магазин, купи тест и еще раз сделай утром.

– Хорошо.

Кладу трубку. Чувствую себя совершенно разбитой. Спать перехотелось. Надеваю кофту и выхожу на улицу. Меня бьет озноб, несмотря на температуру выше двадцати градусов. Солнце кажется холодным, будто на северном полюсе. Выбрасываю использованный тест в мусорку у магазина.

В супермаркете под вечер много людей. Прохожу по рядам: краски для волос, шампуни, гели для душа и мыло. Другой ряд наполнен декоративной косметикой и кремами. Возле кассы раздается детский плач. Из прогулочной коляски, накрытой тонкой тканью, вырывается крик, призывающий маму. Молодая девушка покачивает свободной рукой коляску, а другой – оплачивает покупки. Невольно касаюсь живота. Как живет эта девушка? Замечаю около кассы тесты на беременность.

Мое тело будто стало каменным и неповоротливым. Врезаюсь в корзинку, висящую у женщины на руке.

– Извините, – голос переходит в шёпот.

Хочется провалиться сквозь землю. Как же стыдно! А что будет, если мама узнает? Или увидит?! Беру первый попавшийся тест в коробочке, кладу на стойку. Кассирша, симпатичная девушка с большой грудью, неимоверно медленно пропикивает товар и спрашивает карту магазина. Сжимаю зубы, чтобы не нахамить. Позади меня в очереди останавливается мужчина с упаковкой памперсов. Даже не смотрю на него.

Убираю тест в карман вместе с телефоном и спешу покинуть душный магазин. На спине появилась испарина. Легкий ветерок тут же находит лазейку под футболкой. От этого прикосновения вздрагиваю.

Невольно вспоминаю, как Маргаритина бабушка говорила, что беременность ветром надуло. Это она про их молодую незамужнюю соседку говорила. И, видимо, такое клеймо ждет и меня.

Хотя если замуж выйду, то не будет. Только какая свадьба с животиком? Я представляла это событие торжественным, а не суетным. Я не хочу расписаться в спешке, пока не вино живота. Никита сейчас не работает, я тоже. Нам жить будет не на что. Оба студенты с маленьким ребенком на руках!

Что же делать? Буду как мама – учить музыке обеспеченных ленивых детишек. Лучшие годы жизни пролетят, как пальцы по нотам на третьей части Сонаты для фортепиано номер восемь Людвига ван Бетховена. И пенсии-то у меня не будет…

Врезаюсь в дверной проем подъезда. Столкновение выводит меня из гнетущих размышлений. Нажимаю кнопку лифта и жду. Мы справимся: Никита будет подрабатывать после вуза, а я могу из дома что-то делать. Внутренний голосок уже развивает тему аборта и последствий. Жаль, его нельзя, как на телефоне, просто убавить или вовсе отключить звук.

Закрываю за собой дверь квартиры и скидываю обувь. В коридор выскакивает мама.

– Олечка, давай погуляем вместе. Погода хорошая.

– Я уже погуляла.

Обхожу маму и продолжаю намеченный маршрут. Рука в кармане крепко обхватывает коробочку с тестом на беременность.

– А чего меня не позвала? Помнишь, как в детстве мы с тобой вдвоем гуляли? Чудесное время было.

Я не отвечаю. В то время мамин диагноз не проявлялся так сильно, или я этого не замечала. Мама с небольшой задержкой преследует меня. Видимо, убирает мои кроссовки на полку. Эта пауза позволяет мне спрятать тест в комод.

– Я за папу переживаю. Чужой город, из близких с ним никого. А если с ним что-то случится… – Мама от волнения заламывает руки, глаза бегают по комнате.

Она чуть покачивается, как от головокружения.

– Мама, с папой все хорошо. Он не маленький, и с ним другие музыканты.

Пытаюсь успокоить маму и приобнимаю за плечи.

– Можешь мне поиграть? Меня это успокаивает.

Снимаю кофту и вешаю на спинку кровати.

– Какую мелодию тебе сыграть?

– Моего любимого Баха, прелюдию номер один в до мажор. Почему-то твои пьесы собственного сочинения напоминают мне это произведение в начале.

Вздыхаю и присаживаюсь за инструмент. Поскорей бы папа вернулся. Мама перестанет быть одна и искать общество в моем лице так часто, как это делает сейчас.

Мама с благоговением слушает Баха, закрыв глаза. К счастью, она не смотрит на мои руки, как это бывало раньше. Все-таки учительский дух в ней постепенно гаснет. Уверена, мама может и сама сыграть Иогана Себастьяна и Вольфганга Амадея, но из-за аутофобии – боязни одиночества – ей необходимо, чтобы рядом был кто-то живой и близкий, кому она доверяет. И с каждым годом эта потребность всё сильнее.

Убираю руки с клавиш и закрываю инструмент. Мама не спеша открывает глаза.

– Спасибо.

– Мам, вы с папой долго планировали меня?

Мама удивленно вскидывает брови, но на лице появляется улыбка.

– Милая, ты самая большая радость для нас с папой. Мы были год в браке и тогда в первый раз поехали на море. Там на закате твой отец сказал, что хочет детей. Я вначале испугалась. Ведь мы хотели вместе путешествовать и выступать. Но когда ты родилась, такая маленькая, беззащитная… – Мама на время замолкает, глядя куда-то вверх и влево, а потом продолжает: – Помню, еще в роддоме лежишь ты такая в пеленках, сморщенная, плачешь. Я тебя беру на руки и тоже плачу. Мне тебя даже целовать тогда страшно было, такой ты хрупкой казалась.

Быстро моргаю от подступающих слез, сажусь рядом на кровать и обнимаю маму.

– Я люблю тебя, – говорю и целую ее в щеку.

– И я тебя люблю больше жизни. Ну отдыхай, пойду отцу позвоню. Может, в этот раз он ответит на звонок.

Мама уходит, прикрыв за собой дверь. Ложусь на кровать. От моего приземления большой мишка – мой плюшевый защитник – сползает по стене. Когда он замирает, прижимаюсь к нему спиной. Закрываю глаза. Может, у меня тоже будет как у родителей? Может, если я скажу Никите о беременности, он обрадуется?

Внутренний пессимист стучит в невидимое стекло и просит перестать нести чепуху. Он рисует другое будущее: Никита обнимает меня и целует; коляска, стоящая у лавки, откуда доносится плач ребенка. Счастливое лицо Никиты мрачнеет. Я смотрю на коляску и снова на Никиту, но он еще более мрачный и уже не сидит рядом, а стоит у лавки. Я снова смотрю на коляску и на любимого. Но его уже нет в поле моего зрения. Вскакиваю с кровати, беру телефон, наушники и возвращаюсь под плюшевую защиту. Фредерик Шопен с его известным вальсом увлекает музыкой барабанные перепонки, стремечко… и что там еще у нас в ушах?

Пальцы невольно дергаются, как будто они пустились играть мелодию независимо от всего остального тела. Может, Вещь в «Семейке Адамс» тоже был когда-то музыкантом?

Музыка Шопена меня успокаивает и дарит надежду на светлое будущее.

Может, и правда простая задержка, как это бывало ранее? Однажды два месяца ждала этих дней. Хотя, тогда у меня не было поводов подозревать беременность.

Чем быстрее развивается темп мелодии, тем больше подергивается мое тело. Музыка несет меня к пианино. Убираю наушники. Сажусь за инструмент. Открываю крышку, делаю взмах руками и замираю над клавишами. Шопен в памяти затихает. Наступает тишина.

Нужна мелодия и аккорды. В голове появляется первая музыкальная фраза из соль-соль-ля бемоль-си бемоль. Выбираю первые аккорды. Левой рукой играю фа-до-соль, а правой – ля-бемоль-ми-бемоль-си. За такое арпеджио меня бы отругали в школе. Дома я могу позволить себе вольное исполнение. Аккорды играю отрывками, в разных октавах, как будто это начало какого-то романтического фильма.

Называю произведение «Счастливое будущее». Я полностью отдаюсь романтическому настроению. Представляю свое будущее, где я не беременна, где у меня любимый парень, любимая учеба в вузе с другими помешанными на химии и мне «светит» любимая работа.

Мозг перестает озвучивать названия нот. Лишь мелодия течет в голове. Пальцы перебегают по октавам в поисках нужных нот. Когда мелодия инструмента совпадает с мелодией в голове, я записываю ноты в тетрадь.

Муза прилежно ждет, пока я закончу ставить закорючки и вернусь к клавишам. Заполняю ещё страниц пятнадцать нотами и выдыхаю с облегчением. Эта композиция написана. Проигрываю ее заново. Тело покачивается в такт. Я сливаюсь в единое целое с огромным инструментом. Да, это именно то, что играло ранее в голове.

Медленно возвращаюсь в реальность. За окном почти стемнело. В этот раз меня никто не отвлекал. Улыбаюсь пианино. Как же было хорошо в моменте и в мечтах.

Включаю на телефоне камеру и ставлю его на письменный стол. На экране видно мое отражение через фронтальную камеру. Запись начата. Взмах и пальцы игриво перебирают ноты. Пауза. Новые аккорды. Мелодия набирает обороты, я двигаюсь корпусом и руками в такт над инструментом. Ноты становятся выше, звучание громче. И медленно всё стихает. Перебираю пальцами и вновь выхожу в более низкий тембр.

Замираю. «Счастливое будущее» окончено, как и беззаботная жизнь. Теперь меня ждет непрошенная огромная ответственность и ранняя семейная жизнь.

Закрываю пианино. Выключаю на телефоне камеру. В квартире выключен свет. Видимо, мама легла спать. Хотя вряд ли она уснула бы под мою игру.

Пока закипает чайник, достаю чашку, которую сделала себе сама. Эдакий подарок на окончание учебы, с опережением на полгода. На некогда белой кружке я нарисовала клавиши пианино, а сверху добавила аккорд мажора. Вышло криво и чуть смазано, но я же не художник, поэтому простительно.

Из коридора долетают шаги. Мама в домашнем длинном халате выходит ко мне.

– Олечка, это будет увертюра?

– Не знаю. Пока это отдельное самостоятельное произведение. – «И вряд ли у счастливого будущего будет продолжение». – Я тебе спать мешала, прости.

– Все хорошо. Я не ложилась. Папа звонил. У него самолёт завтра в четыре вечера. К семи-восьми приедет.

– Отлично.

Я искренне радуюсь. Без папы действительно дома пусто. И маме будет легче. Хотя родители снова будут таскать меня в театр на концерты классической музыки или в католическую церковь послушать орган. Церковь…

– Не засиживайся допоздна, – говорит мама. Чем вырывает меня из размышлений. – Завтра нужно выбрать пьесу для поступления.

– Мама, я не собираюсь учится в Гнесинке, где училась ты. Я люблю химию, хочу придумывать и создавать новое и поступлю….

Обрываю речь на полуслове. Знакомое чувство заставляет меня сорваться с места и закрыться в туалете. Снимаю трусы в надежде увидеть естественное проявление месячных, но там ничего нет. Протираю себя бумагой – чисто. Неужели показалось? В отчаяние бью кулаком о стену. Бетон и плитка скрадывают звуки. А вот боль волной проносится от костяшек по всей руке.

– Олечка, с тобой все в порядке? – мама уже стучит в дверь.

– Все хорошо.

Зажмуриваю и расслабляю глаза. Включаю воду и умываюсь. Главное, не реветь при маме.

– Может, врача вызвать? Тебе плохо?

Выхожу за дверь. Мама взволнованно осматривает мое лицо, убирает за уши волосы, что намокли при умывании.

– Просто долго терпела. После написания музыки забыла, что хотела сходить в туалет, и чуть не описалась.

Улыбаюсь и направляюсь к себе в комнату. Мама усмехается.

– Пишешь такую замечательную музыку, а забываешь сходить в туалет и смыть за собой. Кстати, уже не первый раз.

Мама шагает в туалет, но я резко протискиваюсь между ней и косяком. Мы немного врезаемся.

– Я сама.

Нажимаю на слив, выключаю свет и снова иду к себе в комнату. На ходу тихо выдыхаю. Если бы зашла она, то увидела бы, что я не ходила в туалет, и тогда начались бы новые расспросы.

Кутаюсь в толстое одеяло. Несмотря на летнюю жару, меня снова бьет озноб.

Списываю задержку на простуду. Утешаю себя и пытаюсь поверить в это.

Пальцы поднимают телефон на уровень лица. Вопрос «Что делать?» быстро сменяется желанием найти какой-нибудь фильм, чтобы отвлечься. Натыкаюсь на кинокартину «Божий дар». Описание гласит, что семнадцатилетняя девушка Лера сталкивается с неожиданной беременностью. Она рассталась с парнем, а на носу экзамены. Перед Лерой стоит выбор: сделать аборт или же сохранить ребенка. Параллельно развивается другая история семейной пары, которая уже десять лет не может завести ребенка из-за ошибок в молодости. Решаю посмотреть из-за Леры.

В моменте, где подруга Леры толкает плечом Дениса – того самого парня, от которого героиня беременна, – узнаю мою Маргариту. Маргарита может и пощечину влепить незнакомому наглецу, и за словом не постоять, если кто-то назовет ее неполным именем. Правильно, она уже семь лет занимается единоборствами.

Лера – героиня фильма – моя ровесница, но у нее есть крестная, которой она рассказывает о беременности. Выбор Леры очевиден с первых сцен фильма – аборт. Ведь она еще и жить-то не начала. И я склоняюсь к тому же. Жизнь в Москве дает мне больше осознанности, но вряд ли я готова к ребенку.

В моментах еле сдерживаю слезы. Когда мама читает письмо, утыкаюсь лицом в большого мишку. Я лишь слышу текст письма. Осознавая, к какому решению пришла Лера, восхищаясь ее храбростью и реву, не обращая внимания на начавшиеся титры. Наступает тишина. Мои всхлипы и поскуливание тихим эхом разносятся по комнате.

Глаза больно открывать. В темноте комнаты моргаю и снова шмыгаю. Сон накрывает волнами, как океан. Я будто проваливаюсь в темноту, но тут же пугаюсь и просыпаюсь, оказавшись снова на поверхности. И так несколько раз. Это утомляет. В итоге ухожу на дно сонного океана, и на время все успокаивается.

Глава 3

Встреча с подругой, как извержение вулкана – то, чего ты ждал и опасался. Обнимаю Маргариту на пороге своей квартиры:

– Мама уехала на частные уроки в Барвиху. Мы одни.

Она резко отстраняется и смотрит серьезным взглядом:

– Делала тест?

– Положительный.

Маргарита хлопает меня по плечу, затем подтягивает к себе и заключает в объятия. Пару мгновений мы стоим так.

Отступаю, давая место разуться подруге.

– Сочувствую. Как ты?

– В шоке. К счастью, мама торопилась и не заметила ничего. – Шагаю первая к себе в комнату, Маргарита следом. – Я вчера посмотрела фильм, «Божий дар» называется. Там тоже девушка в семнадцать лет забеременела. Так ее крестная дала ей макет эмбриона разрезать. Крестная сказала, что так будут ее малыша разрезать и доставать по частям… Я плакала. Не хочу, чтобы с моим ребенком такое было. Да вообще с любым! Он же уже живой и может чувствовать!

– Биолог проснулся, – хмыкает Маргарита. – Та героиня в итоге разрезала макет?

– Нет. Она сохранила ребенка. Написала маме письмо, где сначала запугала ее раком, а потом сообщила, что просто беременна. Парень ее вернулся, и они поженились.

– Это кино, Оля. Реальность другая.

– А вдруг Никита тоже все поймет. – Сажусь на банкетку около пианино.

– Ты собираешься за него замуж?! Да он сам ещё дитё, какие ему дети? – Маргарита кладет руку на мое плечо и смотрит сверху вниз. – Ты решила оставить ребенка? А как же поступление? Красивые студенты? Ты же так хотела изучать науку.

Опускаю голову. Как же тяжело!

– Я могу поступить куда хотела, взять академический отпуск и потом вернуться через год.

– Ага, так твои родители и побежали сидеть с малышом. Отец в разъездах с оркестром по стране, а мама учит богатеньких оболтусов.

– Как раз мама уже будет не одна, и ей будет спокойнее.

Маргарита садится на мою кровать и вздыхает.

– Оля, ты говорила, у твоей мамы постепенно прогрессирует. Не в обиду, но ты уверена, что ей стоит доверить совершенно беспомощное существо?

– Не знаю, – мне снова хочется плакать от беспомощности, страха и жалости к себе.

– Я надеюсь, родителям ничего не говорила?

– Нет.

Разворачиваюсь к инструменты лицом. Маргарита молчит, ожидая от меня действия. Она всегда относится с пониманием к моему написанию музыки. Было время, я ее учила играть, но мы оставили эту затею.

Маргарита прочищает горло, внимательно следя за моими руками.

– Допустим, ты оставишь ребенка. Ты знаешь, что тебя ждёт? – Встречаемся взглядом с Маргаритой. – Роды – это же очень больно.

– Я думала об этом все утро. Может, посмотрим в интернете? Там наверняка должны быть видео. Я одна не хочу такое смотреть.

– Это будет пострашнее «Проклятия», – усмехается Маргарита, потирая руки.

Садимся за письменный стол. Легко поднимаю металлическую крышку ноутбука, экран освещает приветственная надпись. Заходим в интернет. Никогда бы не подумала, что так много контента про роды.

Первое выбранное нами видео было компьютерной графикой, имитирующей роды.

– Там же все рвется! – в ужасе вопит Маргарита.

– Не знала, что ребенок ещё разворачивается в процессе… – Наклоняю голову вслед за поворотом имитации младенца.

Далее включаем видео о кесаревом сечении. Тут наступает моя очередь ужасаться:

– Оно стреляет! – кричу я при первом надрезе и тычу пальцем в экран. – Воды выплескиваются!

Такие стрессы мы решили запить чаем с шоколадкой. Шокированно шагаю на кухню.

– Ты все еще хочешь рожать? – спрашивает Маргарита, насыпая в чай три ложки сахара.

– Это лучше, чем его убивать.

– Ты вечный пацифист. То не можешь паука прибить, хотя комаров лупишь только так. То готова родить, лишь бы не делать больно тому, кто еще ничего не соображает.

Молчу. Порой мне кажется, будто я уже возраста моей мамы, ну или где-то близко к этому.

– Оля, если Никита предложит тебе жениться, я буду за вас рада, но думаю, что он сбежит, как только узнает о беременности.

– Он в любом случае все узнает рано или поздно. Лучше я ему сама скажу, чем он решит, что я где-то нагуляла.

– А если скажешь, то таких мыслей у него точно не будет!

Маргарита усмехается, обходит стол и обнимает меня. Тяжело вздыхаю. Пока пьем чай, разговоры затихают. Ощущаю непривычную неуверенность в себе, в своем будущем.

– Может, погуляем? Экзамен только в понедельник, – забираю со стола кружки, погружаю их в посудомойку.

Маргарита согласно угукает. Шагаю по коридору, обдумывая, куда пойти.

– Давай сходим в Нескучный сад? Там так хорошо. Слышно, как колышутся деревья и трепещат листья.

– Перед кем? – Маргарита следует за мной в комнату.

– Нет. Это трепещут. А я говорю трепещат – болтыхаются в воздухе, создавая звуки.

– Нет такого слова. Одиннадцать лет в школе, в двух школах! А русский язык так и не выучила.

– Зато я знаю язык музыки.

– Только какой толк, если ты не собираешься развивать свои способности дальше?

Поджимаю губы. Туше. Достаю из шкафа легкое платье. Маргарита поглядывает на мои записи новой симфонии.

– Ну, я продолжу писать музыку. База-то у меня есть. А дальше учиться ни к чему.

– Ага, не учи ученого, типа?

Маргарита поправляет волосы у зеркала. Пристраиваюсь рядом, причесываюсь и наношу на губы почти бесцветный блеск.

– Эх, и почему у всех в моей семье нос картошкой? – неожиданно вслух проговаривает Маргарита.

Поворачиваюсь к ней, чтобы видеть ее не через отражение.

– Ты чего? У тебя нормальный нос. Идеальный для твоего лица.

– Спасибо, – хмыкает она. – Вот у тебя прямой маленький, хорошенький.

– Зато у тебя губы пухлые, а не как у меня – две ниточки.

– Ой, бывает и тоньше твоих.

– И носы бывают больше твоих! Плюс кривые и волосатые внутри.

– Все перестань, фу, – смеется Маргарита.

Мы выходим на улицу и проходим через такой привычный двор. Волнительная мысль трогает мой разум. Меньше чем через год я буду тут гулять с коляской.

Мы проходим мимо лавочек. Там сидит бабушка в ярко-красной блузке и длинной юбке. Даже обувь и шляпка соответствуют по цвету. Вчера я ее видела в синем амплуа. Видимо, сегодня другое настроение. Или, может, она как в Таиланде: у каждого дня недели свой цвет?

«Куда такие молодые рожают! Мозгов совсем нет. Им бы жить и жить, а они…» – звучит в голове ворчание модной бабки, которое мне предстоит слышать каждый день через девять месяцев. Маргарита не замечает моих душевных переживаний. Выходим к шумной трассе. Проходим мимо института общей и неорганической химии им. Н. С. Курнакова, куда я мечтаю поступить учиться. Остался самый важный экзамен, и потом я приду сюда с документами. Буду учиться недалеко от дома. Не знаю, хорошо это или нет. Смогу больше времени поспать, а не тратить его впустую на перемещение из точки А в точку Б. И маме будет спокойнее. А если появится малыш, то будет проще во время сессии, если поступлю на заочку.

Гул машин и рокот двигателей неустанно повторяется. Проходим мимо невзрачных домов. Первый этаж привычно занимает коммерция: обои, ламинат, детская одежда. На другой стороне дороги за забором дразнится сад.

– Как у бабушки дела? – завожу разговор.

– Отлично. Бегает быстрее тебя. – Маргарита поглядывает на меня. – Я не шучу. Видела бы ты, с какой скоростью она поливала! Бегала с полными ведрами по огороду, пока папа ее не выгнал. Даже тогда она не легла спать, как нормальные престарелые люди, а испекла нам пирогов.

– И где пироги?

Розовые здания сменяют желтые. Доходим до очередного бутика. Напротив, во дворе, Музей Собаки.

– Родители должны были привезти. Приходи вечерком в гости. Я постараюсь спрятать парочку для тебя.

– Главное, прячь их не в себе, – шучу я.

Только вот реальность подавляет мою улыбку.

Погружаемся в подземный переход. Люди идут в два направления, обсуждает что-то. Девчонки впереди нас резко и громко начинают хохотать. Одинокий парень торопится куда-то, закрывшись от этого мира наушниками.

Выходим на солнце, поворачиваем направо и продолжаем путь в тени деревьев по направлению к Москва-реке. Справа, если идти вдоль набережной, будет Причал Парк Горького. А рядом с ним Театр музыки и драмы. Часть детства неотрывно связана с той сценой. Как мы с родителями играли там. Представляли, будто всей семьей выступаем перед публикой.

Мы же направляемся в другую сторону.

– Как хорошо летом. Наконец-то тепло. – Маргарита делает глубокий вдох. – Но в деревне у бабушки лучше. Там и воздух другой. Надо будет тебя к ней отвезти, для оздоровления.

– Вот спасибо. А потом выросший животик свалим на пирожки и жареную картошку в масле.

Проходим мимо моей школы номер шестьсот тридцать, Минералогического музея. Далее справа на баскетбольной площадке молоденькие парни без футболок играют с мячом. Замедляем с Маргаритой шаг. Она подталкивает меня локтем, жадно поглядывая на ребят. Спортивные, пока еще бледные, парни с азартом бегают друг за другом. Один ударяет мяч о покрытие, остальные пытаются либо его отнять, либо помешать отнять.

Подмечаю, что мне будто не интересно смотреть на них. Я почти семейная, с ребенком. Но пока не замужняя.

За баскетбольной площадкой начинается посадка. Дети и взрослые собрались у одного дерева. Видимо, белочка пришла. Сворачиваем на широкую вытоптанную тропу.

– Значит, ты думаешь, Никита бросит меня, когда узнает о ребенке?

Спускаемся с возвышенности и выходим к двум рекам: бетонной под названием «дорога» и настоящей Москва-реке. Возле статуэтки скрюченной девушки стоят рабочие в форме и оранжевых жилетках. Видимо, снова собираются делать какой-то ремонт.

– Не знаю. – Маргарита запинается, вздыхает и, по традиции, режет правду-матку: – Он трус и слюнтяй. Даже если он сделает тебе предложение, муж из него так себе. Надо будет и о ребенке думать: кормить, поить, убирать и за ним так же.

– Люди с появлением ответственности меняются.

– Если они принимают эту ответственность! Оля, ты, главное, знай, что бы ни случилось, я всегда с тобой. Буду помогать тебе: с малышом погулять, пирожки буду привозить.

– Спасибо.

Маргарита хлопает меня по плечу. Улыбаюсь подруге. К счастью, я не одна с этой проблемой.

Возле искусственного водоема играет ребятня. Крики детей звонкие, как до-диез пятой октавы. Воздух наполнен свежестью и ароматом свежескошенной травы. Сердце екает, а фантазия рисует, как тут будет бегать мой малыш.

Отходим дальше по тропе. Крики детей удаляются.

– Когда скажешь Никите о беременности?

Отрываю взгляд от своих кроссовок, замечаю впереди каменный мост с толстой аркой из красного кирпича.

– Сегодня. Чем раньше все решится, тем лучше. К тому же и ему нужно будет время осмыслить услышанное.

– Если он умеет мыслить…

Не комментирую слова подруги. Набираю номер Никиты и предлагаю встретиться. Обговариваем место, сбрасываю вызов и убираю телефон обратно в карман.

– Может, поехать с тобой? Тебе сейчас нельзя волноваться, это вредно для ребенка. А я, если что, Никиту одной правой успокою.

– Ваша драка не поможет.

– Никто о драке не говорит. Я же не буду вести себя как он: цепляться за волосы и пытаться их выдрать. Я легонечко в челюсть или в нос, если он попытается тебя обидеть.

– Он не такой…

– Ага, – хмыкает Маргарита и умолкает.

Наверное, она вспомнила тот случай, когда он на пляже орал на меня при всех, что я его мазнула солнцезащитным кремом по спине. Он терпеть не может крем на теле.

Проходим мимо желтого здания Минералогического музея, выходим из сада в привычный шумный город. Жизнь в постоянном движении с неповторим саундтреком городских джунглей. Родной Ленинский проспект. Поворачиваем к третьему кольцу к метро. Меня колотит от волнения.

Шум поезда разносится от туннеля к выходу, ударяясь о толстые стены. Маргарита обнимает меня и запрыгивает в вагон в последний момент. А мне в другую сторону. У меня есть полчаса пути, чтобы обдумать, как сообщить Никите новость, какая может быть реакция и что я ему отвечу, если он сделает предложение.

Глава 4

Стою у новомодного дома с консьержем и частной территорией. Современные детские площадки зонированы для разных возрастов. В тени дома не так жарко, хотя тело подрагивает от волнения. Маленькая девочка весело крутит педали трехколесного маленького велосипеда. За ней, уткнувшись в телефон, по велодорожке следует мама.

Звучит сигнал домофона. Оборачиваюсь. Из подъезда выходит сутулый худой дед, хотя одетый очень-таки даже стильно. Его костлявая рука опирается на трость. Ловлю себя на мысли, что это дурной знак. Неосознанно качаю головой. Дверь не успевает закрыться, как оттуда появляется Никита в футболке не просто оверсайз, а на пять размеров больше его самого.

– Привет, – Никита берет меня за руку и уводит от подъезда. – Как погуляли?

– Отлично. Нам надо поговорить.

Ощущаю, как его тело напрягается и тут же расслабляется.

– О чем?

– Я… Какие у тебя планы на ближайшие годы?

Никита усмехается. Он привычно обхватывает меня одно рукой за плечи, будто я его друган. Мы проходим через калитку и покидаем зону дорогого двора с такими же заоблачными ценами на жилье и автомобилями на парковке. Поворачиваем к пешеходному переходу, чтобы уйти в старые многоэтажки, в наш любимый двор, где всегда тень и, на удивление, нет ни одной бабушки. Там вообще редко ходят люди.

– К чему такие вопросы? Я живу сегодняшним днем. Или ты хочешь мне что-то предложить?

– Руку и сердце должен предлагать ты, а не я, – пытаюсь отшутиться и проверить почву.

– Чего? Ну ты и загнула. У нас же и так все круто. Какие-то бумажки не изменят наше счастье.

В его глазах искрится озорной огонек и беззаботность. Вдруг меня пугает мысль, что я не так хорошо его знаю. За год отношений он так и не раскрылся мне по-настоящему. Позади нас медленно подкатывается машина к стоп-линии. Невольно вздрагиваю. Никита что-то говорит, но в ушах стоит писк, который мешает разобрать слова.

Очередной двор остается позади. Писк стихает. Никита рассказывает, какой сериал смотрел всю ночь. Он уже забыл о нашем разговоре, а я пытаюсь расшевелить свой язык.

– Второй сезон тоже есть. Сегодня начну просмотр, – долетают до меня обрывки фраз.

Двор, куда не проникают солнечные лучи, совсем маленький. Там уместились лишь пара поломанных лавок и дорожки с напоминанием, что когда-то там был асфальт. Садимся на лавку. Точнее, это делает Никита. Он легко ловит меня на последнем шаге и сажает себе на колени. Его лицо утыкается в мою футболку в районе груди. Я невольно вздрагиваю.

– Ты такая красивая, – говорит Никита с каким-то загадочным взором.

– Никита, я… не просто так спросила о будущем. – В горле резко пересыхает. – Я хотела сказать тебе…

В метро я столько раз мысленно произнесла фразу, что беременна, в разных словосочетаниях и интонациях, но так и не выбрала подходящий вариант. Прерывисто вздыхаю и, оставшись без воздуха в легких, выдаю:

– У нас будет ребенок.

Слежу за его взглядом. Никита тут же улыбается, поглаживая мою спину.

– Обязательно, когда-нибудь. А пока потренируемся в зачатии.

Его руки залезают под футболку. Я будто задеревенела. Горячие пальцы достигают застежки бюстгальтера.

– Никита, – хватаюсь за его предплечья. – Я серьезно!

Какое-то время он продолжает на меня смотреть, только улыбка медленно растворяется с лица. Меня колотит мелкая дрожь. Никита стряхивает меня с коленей. Отчего я совершенно не грациозно и, чуть не упав, поднимаюсь на ноги.

– Оля, что за шутки?! Ты думаешь, это смешно?

В его глазах отчетливо клубится страх.

– Я не шучу… – пищу тоненьким голоском.

Никита молчит. Хочу сделать шаг назад, но тело не двигается.

– Что ты тут делаешь? Иди на аборт! Я не буду отцом в девятнадцать! – Лицо Никиты замирает, затем с каждым мгновением все больше перекашивается от злости. – Или ты хочешь пойти в полицию?!

– Что? – теряю нить его мысли и теперь лишь наблюдаю за реакцией.

Мне кажется, будто все происходит не со мной. Как будто я смотрю фильм и нечаянно проматываю, отчего теперь не понимаю, почему актер кричит на главную героиню. Звуки переходят в помехи, шумы и писк.

– Учти, если ты напишешь на меня заяву, я тебе всю жизнь испорчу. Ты очень пожалеешь, что вообще залетела. И с чего вообще это мой ребенок?!

Чем больше Никита кричит на весь пустой двор, тем больше мне кажется, что я становлюсь крошечной. Ноги подкашиваются, опускаюсь на корточки. Мои всхлипы на время заставляют Никиту замолчать. Я слышу, как он рядом ходит из стороны в сторону.

– Олечка, сделай аборт. Все будет как прежде. Мы же классно проводили время. Нас ждет будущее…

Никита обнимает меня, целует волосы, помогает мне подняться и сесть на лавку.

Немного прихожу в себя. Я снова слышу шум машин с дороги. Стая голубей резко срывается и громко хлопает крыльями, создавая хаотичный ритм, улетает на крышу здания. Из-за угла дома подглядывает солнце. Моргаю. Никита поворачивает мое лицо, вытирает слезы.